SOULS

SOULS. Начало

— «Сестра… Алиса. Ты меня слышишь? Ты ведь знаешь, когда тебя нет рядом я всегда говорю с тобой мысленно, всегда рядом душою. Ты веришь, что расстояние — лишь огрызок времени, оно для нас все и ничего. Сегодня такой день: он, как ни странно, идет из прошлого. Жаль, тебя все так же нет рядом, и меня некому защитить, а ты видела — я сильно изменилась… Сестра, сестра… как ты там поживаешь, мне не ведомо; я не знаю, что прячет твое сердце. В то время как любого человека мой взгляд пронзает насквозь, я не могу узнать, кем являешься ты. Но факт остается фактом: ты моя душа, а я — твоя, мы две души в этом бесконечном мире».

ОнниЭтническое корейское обращение к старшей сестре., в вечности пишу тебе письмо. Мечтаю достучаться до тебя. Мечтаю исполнить все твои мечты. Моя душа раздавлена, от того мне тяжело дышать. Страшно жить в мире, где я вынуждена наблюдать человеческую боль, в мире, где не рядом ты, где не знает меня он, где я вдали от семьи моей родной… я просто хочу выбрать счастье. Наступает ночь и весь мой свет собирается в точки под луной. Открыто окно, и я одна в черной квартире. Четвертый этаж и поддувает прохладный летний ветерок, но мне кажется, что его ощущает не кожа, а душа моя, которая все еще не покинула мертвое тело.

Когда падать ниже некуда, я чувствую облегчение, ведь я остаюсь сама с собою в полном одиночестве, а тут очень спокойно — тут больше нечего терять. Здесь, на дне, на много легче оставаться, это уже мой дом. Грязные мысли, грязное тело и я, вместе мы пытаемся спрятать чистое сердце и тщетно. Мне не составит особого труда гнить на земле вечность, если бы не родители, мечты и ты. Когда я снова и снова смотрю на людей, цепляющих своей покоренной вершиной за живое, мои мысли очищаются, а сердце тяжелеет от камней. Я поднимаюсь на ноги, вымывая всю грязь с тела, и душа рвется ввысь. Стоит мне коснуться облаков, как на меня свергаются грозы и молний, и они сжигают мои крылья. Падая с небес мое тело разбивается о скалы в кровь. Дно земли тянет к себе все, что от меня осталось. И так всегда, и так целую вечность. А все почему? Потому, что я никому не нужна, и никто не поможет упрямству моему и стойкости силы. Никто не разгонит темные тучи, никто не подаст руки, когда я срываюсь со скалы, и ничто не меняется, и правила возвращают все на круги своя, без исключений.

— Ты скучаешь по ней? — выглянула из-за двери моя соседка. — Она завтра возвращается к нам.

Соседка говорила о человеке, который считал меня лучшим другом, а я была в глубоком сне и не чувствовала никакой взаимности. Но сейчас я должна ответить. И лишь определенное словно. Будь я человеком так бы и сделала, но нет. Я не человек.

— Я не умею скучать.

На мой несчастный мозг обрушились воспоминания: не так давно еще один человек, для которого я была лучшим другом, задал тот же вопрос, вернувшись из длительной поездки. Его глаза горели, хотя были полны слез, ведь он подхватил простуду в поезде. Я не смогла смотреть в них со стыда, ведь я никогда не изменяю себе. Мой ответ был идентичным.

— А за мамой? — подняла брови соседка, изображая непонимание.

— Я всегда с ней, — мой голос остановился на этих словах.

— А. Тогда понятно.

Соседка замолкла.

Я не замечала ее более.

— «С того момента, как 5 лет назад, моя сестра уехала из дома, я не умею скучать. Я разучилась», — прозвучал ответ моему лучшему другу в голове.

Алиса, в моем сердце нет зла, нет ненависти, мести, но я вижу людей настолько глупых, которые способны посадить во мне семена всего этого. Мне не хотелось бы иметь дел ни с одним из них. В этой низкой дурости у них настолько много опыта, что я не знаю, как их победить. Я не знаю, как их задеть, чтобы они поняли — им пора меняться. Тогда я отвечаю слишком грубо, становлюсь не лучше, чем они.

— Алло?

— Алло.

— Онни! Ну, что?! Тебя отчисляют? — мой голос был неуместно довольным.

— Наверно…

— Меня тоже… — тихо прибавила я.

— Тебя-то за что?! — оживилась теперь она.

— Ты еще спрашиваешь, за что?! За серьезное отношение к учебе, за неистовое желание реализоваться в изучаемой сфере, за великое уважение к университету… ну, впрочем, за то, что и тебя.

— Ха-ха! — рассмеялась она. — Вот ненормальная!

— Весь мир переполнен такими! Ну, а мы с тобой, что будем делать? В деревню, коровам хвосты крутить?

— Зачем? Поедем за границу на заработки.

— Нужны мы там… — сарказм не слезал с моего рта.

— Кто их спросит.

Это был очень очевидный ответ, но меня просто разорвало смехом от того, что я сама не догадалась до него.

— Ха-ха! Действительно! … Алиса? — промолвила я, как приступ истерики исчерпал свои силы.

— А?

— Да, ничего, — подумав, ответила я.

— Что-то случилось?

— «Сестра, почему мой взгляд ничем не убить? Почему я не умираю? Сестра, почему бы им просто не убить меня одним ударом? Мне интересно, откуда моя сила пришла. Почему дух волчицы вселился в меня… Зачем мы идем? Почему все это происходит с нами? Мне интересно… что я должна в этот мир принести? Я чувствую, что я что-то здесь потеряла, оставила ребенка, вроде тебя, и должна обрести его снова». Нет, — ответила я одним словом.

— Все нормально?

— Да.

— Береги себя, — прощальная фраза под конец разговора, печальные тревоги и гудки…

О чем мы молчим сами не знаем, от того и молчим.

Онни. Я живу отчужденной жизнью. Ночью, когда закрываю глаза, когда постель мое любимое место, я вижу былые места в неопределенные времена. Но я не вижу того же, что видит мой сосед по парте ни днем, ни ночью. Порой я становлюсь совсем слепа, но я слышу немые мысли и разные чувства ближних и прохожих; я знаю людей, с которыми меня разделяют моря и океаны, которые сами не знают меня, лишь их души сбегают от человечества в мои сны, и все они, как один, просят помощи.

Внутри меня борьба. Залатали мою память, спрятали под шагами человеческими по Земле, отправили на планету непонятную мне. Я должна что-то здесь совершить. Я чувствую, что человеческая кожа слишком мне мала, зачем я в нее одета? В ней не получится спрятать меня. Я просыпаюсь… когда закрываю глаза, когда постель мое любимое место.

— Ох. Прекрати есть этот мусор! — выбросила я остатки семечек на стол.

Мои глаза следили за черными семенами и ожидая, что они вот-вот сдвинуться с места под влиянием мнимого телекинеза. Я выглядела, наверное, очень беззаботной и спокойной откинувшись на спинку лавочки, но в голове я судорожно вела отсчет, когда семечка встанет и побежит. Мне не пришлось удивляться, поэтому я взбесилась:

— Хватит это жрать! — я собрала все в кучу вместе с кожурой. — Пошли, — я протянула руку, чтобы Алиса отдала мне то, что осталось у нее в руке. Но она, как всегда, оставалась непоколебимой.

— Сейчас. Доем.

— Пошли!

Она убрала кожуру семечек с губ и гладко выдала:

— Доем.

— Уф!

Я громко свались обратно и силой ударилась о спинку лавочки.

За пару секунд я досчитала до десяти, что никогда мне не помогало, и уже была готова испепелить эти 10 цифр от бешенства!

— Знаешь, что мне мама сегодня сказала?

О, вот чего я ждала. Моя злость стала сменяться умиротворением.

— И что же?

— Когда ты выйдешь замуж, я останусь одна.

— Это еще почему?

— От того, что меня никто не интересует и от того, что мне наплевать на это.

— Мм… — меня это лишь улыбнуло. Родители, конечно, имеют зрелый навык подкинуть интересные мысли, до которых еще нужно иметь опыт и старание додуматься. — Я сегодня сказала своей маме, что не выйду замуж. Вот какое совпадение! Так что ты не останешься одна.

— Та! — слабо махнула она рукой. — Мне все равно, что там решит твой муж, — она посмотрела в мои глаза совершенно серьезно, с насущной простотой, словно говорила о давно известных постулатах. — Закроет дверь передо мной — залезу в окно. Знаешь, мне плевать! — ее жестикуляция усиливалась, я заметила оживление в голосе, и даже злость; может это была ревность. — Я не понимаю этого. Что за муж, который вредит своей жене?! Что значит «запрет на встречу с тобой»? Бред. Ничего не выйдет. Но ты же знаешь, я приму того, кого ты назовешь своей половинкой, мне все равно кем он явится, ведь даже являясь убийцей он будет защищать одну тебя. Если все отвернуться от тебя, когда ты попросишь благословения, я приму тебя, помни это. Главное — твои интересы и чувства, главное, что ты с ним счастлива.

— О-го-го! Скажешь тоже! В принципе, могу повторить тебе то же самое. Я согласна с тобой. Вообще, вокруг крутятся странные понятия о браке.

— Да. Я такая, что вообще бы не ставила эти штампы. Эта попытка позариться на мою свободу не пройдет для них успешно.

— Ха-ха! Какая сейчас разница. Наши половинки, где-то скитаются по миру, и чую я, не собираются еще за нами приходить.

— Если таковые имеются. Ну, я говорю о себе.

— Имеются. Я видела их. Я постоянно их вижу.

Под ручей голоса Алисы я собирала каждое ее слово, стараясь не упустить ни одно, но порой она очень медленно рассказывает и моя внимательность желанием-нежеланием рассеивается. В силу моей болезни монотонность повествования только действует мне на нервы, ведь она против меня — на стороне этой приобретенной болезни. Алиса знает о ней, я говорила: «Сестра, иногда я не слышу, хотя слух у меня отличный». Мои уши просто не слушают, разум и душа улетают далеко, не ставя меня в известность, а это становится ясным лишь, когда они возвращаются, когда заканчиваются слова «собеседника». Как мой почерк превратился в непонятный ужас, когда я стала писать бессмысленные вещи, так и разум стал отключаться, защищаясь, когда я стала много слушать опасные бессмыслием вещи. Впрочем, еще есть много предисловий и причин болезни… жаль, но теперь все чаще я не могу ее контролировать и поэтому забыла наше последнее лето, проведенное вместе и это очень огорчает. Теперь я сосуществую с данным моим недостатком и отчаянно борюсь, когда мне это необходимо.

Во дворе цвел май месяц. Что бы ни случилось, люди рождались и умирали, ведь время шло. Чем бы ни дышала я, время летело за горизонт, а я не могла угнаться за ним, нет, никак. Мечтами я бежала по светлому полю, Алиса рядом. В этом сне я знала, что с близкими все хорошо: их жизнь утроена под лозунгом «равновесие и счастье». В том сне мы реализовали свои идеи и стремления, стали большими людьми и не пострадали от этого. В этом сне мы… были живы.

Недавно Алиса впервые в жизни сказала, что мой вид печален, что она заметила это с первой секунды, как увидела мое лицо. Мне хотелось плакать от услышанного, ведь для меня это было равносильно словам: «В этот раз ты проиграла, дорогая, но будет и другая жизнь». В ответ я накинулась на нее с горячими словами: «Никогда мне такого не говори! Это не так! Что бы ни происходило, не говори подобного! Со мной все отлично!». Алиса лишь рассмеялась. Похоже, у нее та же печаль в груди.

По одну сторону трассы обрыв и море. Не замечала, что место, где я бывала так часто столь красиво и волшебно. Находка для творческих людей, и этот момент, когда я здесь точно из фильма. Вода так спокойна и немного пугающая… как и ты. На горизонте, видно, растет цунами, но это лишь оптический обман… как и ты.

Алиса имеет дурной характер все переворачивать вверх дном в моей жизни, когда, казалось бы, я достигла непоколебимой уверенности. Это так мучает, так все усложняет и толкает вперед, но я все же думаю: «Надо ли мне это? Движение мучениями вперед?», — ведь я имею право быть свободной в ночи. Стоять на обрыве и не боятся тебя, не сомневаться в тебе, любовь моя.

Алиса и ты — два противоположных полюса, но почему именно вы и почему разные полюса? В борьбе, кажущейся, вечной, я ответов найти не могу. Зачем Вы оставляете меня между двух огней, если я нужна вам, мне странно.

Лунная дорожка на черной воде напоминает мне о вас двоих, напоминает о жизни, о прекрасном мире, которой сколько не любуйся мне все равно не запомнить, все равно не увидеть. Я отвернусь, пройдет мгновение, и все увиденное обратится в забвение. Останется лишь страшно желанное счастье и грусть. Мне не излечить свою больную память. Не знаю, что хуже — неведение или знание.

Прошло еще несколько недель. Я получала твои консервативные письма на бумаге и понимала, что мир катится к чертям слишком быстро.

Меня мучили сомнения, и душил мир вокруг — я не знала, что мне сделать, чтобы изменилась картина перед глазами. Осознание этой бездны сбивало с ног меня с одного касания. Но мое зрение не дает мне покоя, лишь от этого я все еще дышу.

Я продолжаю наблюдать за людьми, что блистают и гаснут. Конечно, многое из того, что я делаю против правил, но всем известно, что никаких правил никогда не было — о них говорят лишь те, кому они выгодны. Мы проживаем с тобой самую обычную жизнь, когда человек сходит с ума лишь от двух явлений — это мечта и любовь.

Сегодня так же продолжается лето. Для меня это самое загадочное время года — никогда не знаешь, что от него ожидать и кажется, что тебя ждет фантастическое чудо! Но осенью я неизбежно переполнена сожалениями — лето никогда не оправдывает моих ожиданий.

— Глупо, но как легко утонуть в своем же «дерьме». Сны? Они там, а мы здесь. Мне надоело! Хочу жить сейчас в данный момент!

— Слушай, давай я лучше тебе кое-что прочту, — обрывает меня Алиса по ту сторону мобильной связи. —

«Иди вперёд и будь спокоен,

И твёрдо знай, что ты непобедим!

Пусть говорят: «Один в поле не воин»,

Но с верою в душе ты не один!»

— Автор?

— Мне не известен.

— Не стыдно не знать?

— И это ты мне говоришь? Знающая лишь десяток авторов по чистой случайности! Неужели!

— Ладно, ладно!

— И, кстати, я помню, все, что ты говоришь, в отличие от тебя!

— Вылечи в таком случае мой мозг!

— Ага, скорее свой сломаешь. Плюс ко всему я процитирую тебе твои слова: «Мне все равно вспомнят меня через десятки лет после смерти или нет. Плевать, будут ли знать автора книг и рассказов, которые прочли, даже если они мои. Главное — помнят то, о чем читали, видят то, как ими познанное на листах помогло. В таком случае любой писатель и поэт будет жить вечно в сердцах людей и в их поступках».

— И к чему это все сейчас?

— Ох, какое ребячество…

Видит Всевышний, мы должны быть сильнее. Не знаю, что мы здесь и зачем, но есть глаза и сердце, а с ними нужно что-то делать, например, баловать и утомлять. Увязнуть в житейских проблемах — не проблема, проблема — остаться человеком в них. Меня заставляют смотреть, как в них тонут мои родные, в то время как мне совсем ничего не понять. Думаю, весь ход событий вынуждает человека делать то, чего он до этого критического и усталого до смерти момента никогда бы не сделал. Он никогда бы не воровал, никогда не убивал, не продавал себя. Но все эти три действия, поверь, окажутся последним, что ты сотворишь при жизни — дальше мертвая тишина. Не опускайся, будь сильнее. Из любой ситуации есть выход лишь при одном условии — пока ты жив. Живи, чтобы опровергнуть все аксиомы, разрушить все правила, порадовать глаз всем врагам. Скажи ты последнее Алисе, думаю, она бы ответила: «Зачем? Просто живи!», — и в этом есть смысл.

«Раньше ты говорила о многом. Рассуждала о совершенно разном. А сейчас ты постоянно твердишь мне „Свет, свет“. Не скажу, что это плохо, но ты прямо ударилась в религию!» Это твое письмо мне никак не забыть. Плакать ли мне после него или радоваться: свет для меня — победа это либо поражение, еще более близкое воссоединение с тобою либо отдаление… не знаю.

Люблю, когда спонтанно осуществляются давние желания. Как и сейчас это произошло — я последовала зову природы. Компанию мне составил верный друг. Этот человек горит в огне, и моя рука сгорит вместе с ним. Папа был прав, сказав, что какими не были те люди, которые сейчас максимально близки ко мне, будут сопровождать меня всю жизнь. Сейчас я стала это осознавать и мне стыдно, что моя сущность была столь черства и цинична.

— Хорошо, если бы получилось с работой, — сказала она. — Я уже представляю, как мы вместе будем ездить на работу.

Мы поднимались в гору всего около 10 минут, но я уже успела усомниться в верности зова природы и захотеть отмахнуться от мысли «дойти до вершины», словно от назойливой мухи. Меня моя немощность лишь смешит.

— Да, неплохо, — выдохнув, согласилась я.

Друг поднимался, не зная усталости, болезненно кашляя. Она подхватила простуду на работе и пошла со мною в гору, от того что: «Ты убьешь меня, если иначе», — как выразился ее пустой страх передо мной. Иногда мне грустно от того, что я не стою столько, сколько эта девушка на меня ставит правдой — неправдой, верой — не верой.

Мне, казалось, что-то сейчас с грохотом рухнет на мою голову: сказка из Эмирии, брат из «Космоса» или еще чего запредельного… ветер был так силен и добродушен, что мне хотелось улететь с ним. Скажу вам, на вершине слишком красиво, чтобы быть реальностью.

Как все обычно делают, оставаясь наедине с другом, хотя и посреди города такое тоже случается, мы стали орать любимые песни и сходить с ума. Это было замечательно! Я вспоминала много былого, когда мы поступали столь же неотесанно.

Уже упало солнце за горы, и закончился день, но песни в плейлисте — никак нет. В самый неожиданный момент из темноты появились два неуверенных силуэта, но они храбро приближались именно к нам. Мы выключили музыку, я ждала мирового спектакля.

Стало жутко любопытно: вокруг не должно было быть ни одной живой души, тем более такой, которая хотела бы наладить с нами связь. Стало ясно, что перед нами две девочки, которые собственно, своей же тени боятся. Что сказать, это были туристы.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — ответила я, обсматривая их с ног до головы, словно собиралась купить.

— А вы откуда пришли? — спросила одна, а ее руки тем временем медленно перебирались с головы на талию.

Вторая, что в очках, мне казалось, ничего уж не видела со своим проблемным зрением, от чего была более робкой и неразговорчивой. Она все не могла оставить в покое свой светлый шелковый шарф на шее, который запутался в белокурых кудрях, от чего я следила за ее худыми руками и все перебрасывала взгляд с одной странницы на другую, ожидая: «Когда же явится сама опасность?»

— Мы из параллельной вселенной!

— Мы местные, — добавила моя подруга, испепелив меня взглядом.

— Так местные или нет? — переспросила темненькая.

— Нет, мы из Эмирии! — я не сдамся просто так.

— Откуда?

— Да здешние мы! Из поселка! — снова вмешался мой любезнейший друг. — Не слушайте ее!

— Ага… — протянули они в ответ, выпучив глаза. — Ну, мы пойдем. Пришли проверить, кто тут еще, кроме нас гуляет по горам в такое позднее время.

— Ага. Пока, — выдавила я. Как только они отошли на пару метров, поток моей речи не был в силах остановить уже никто. — Странные какие-то. Ночь на дворе. Мало того, что они на чужой местности не боятся бродить по горам вдвоем сейчас, еще и подошли к нам сами, чтобы спросить кто мы. Очень интересные дети пошли нынче. А ты чего?! Не могла мне подыграть?! — я треснула ее по плечу. — Эй! Представь, как бы это прекрасно закончилось! Я бы сказала, что я Туна! Ха-ха! Спросили б, читали ли они «Первую Секунду». Прелесть какая — на ровном месте реклама! Эх, ты!

— Да не собираюсь я поддерживать тебя в этом сумасшествии! И каким образом они должны были ее прочесть, если ты книгу все еще не издала?!

— Что значит, не собираешься?! Я тебе дам! — я побежала на нее с кулаками. Она скукожилась, будто сейчас будет слишком больно, но ведь у меня рука очень легкая! — Вот я бы Туной вдруг стала. А ты кем хотела бы быть?

— Я? Я Ален. Во! Точно! Надо было сказать, что я Ален, — воображаемая досада взяла ее за горло. — «А прекраснейших медовиков не изволите? Мой папа ненормальный, но он сказал, что мы подружимся»!

— Все не так! Не порть мне малину! Ты просто ужасный читатель!

— Ха-ха! Слушай, оставь мне автограф. На будущее, когда его будет нереально достать. Как самому верному читателю, а? Потом продам его.

— Для тебя будет реально. Будешь вип-место занимать на презентации книги, и мой автограф тебе будет не к чему.

— Ого. Круто, — диву далась она, будто и вправду поверила в этот бред.

— «И Алиса. Будет слишком близко. За конференц-столом будет не много стульев. Шесть». Эмирия — это сказка наяву. Она существует лишь для тех, кто видит, кто верит. Подними голову и за облаками создает чудо королева, там же Неистовая пятерка, но там же нет Туны — мои братья потеряли меня…

— Ты сейчас серьезно?

Я увидела испуганные глаза и улыбнулась:

— Какая ты наивная.

Онни, говорят, что мечты обязательно сбываются. Говорят, что есть такое вечное счастье, которое ничем и никем непоколебимо. Случится ли так с нами? Случилось ли? Ведь я живу далеко не там, где нахожусь. Я живу далеко отсюда. Возможно, и не в этом мире. Возможно, это так и есть, ведь мир сновидений и мечтаний — он другой, он не обозначен территорией. Поэтому я не знаю, где его искать и как к нему прийти. Я лишь живу там, и иногда ко мне приходят гости.

— Алло.

— Да. Привет, Алиса.

— Как ты?

— Нормально. Когда приезжаешь?

— Двадцать седьмого.

— Двадцать седьмого в городе будешь или выезжаешь?

— В городе буду. А ты что?

— Тоже двадцать седьмого освобождаюсь.

— Тогда вместе поедем домой! — обрадовалась она.

— Да. Вместе.

— Знаешь. Я снова подала заявку в модельное агентство.

— О! И как?

— Не знаю. Наверное, никак. Я далеко не чувствую себя хорошей моделью. Вообще, не считаю себя моделью. Нужно продолжать худеть и, наконец, всерьез заняться спортом. По параметрам я подхожу только ростом.

— Ты худая! — разнервничалась я, ведь в сотый раз повторяю очевидные вещи. — И красивая.

— Модель не должна быть красивой. Она должна быть особенной. И не худая я, вовсе. По крайней мере для модели, нет. И шрам… я должна быть просто невероятно особенной, чтобы на это закрывали глаза.

— Есть и другой вариант. Он, я бы сказала, фундаментный — это сделать шрам трендом.

— Решила сделать из меня Гарри Потера? — она рассмеялась.

— Нет. Я ничего не решала. Касательно твоей жизни, все решаешь ты.

— Да.

Все, о чем ты думаешь, что познаешь, где бываешь — все это, как никогда реально. Во Вселенной не может не существовать того, что ты смог себе вообразить. Мы не способны думать то, чего нет; все, что прилетает в наши головы — эхо космоса. Однако в нашу жизнь часто вмешивается ложь маленьких существ, недоверие и безверие, а это, как правило хорошим не заканчивается и больно ранит. Поэтому нам легче опровергнуть, списать под логотипом «бред», «ошибочно», дабы больше не болеть. Но кто знал, что эти логотипы — самая большая иллюзия, которую только можно придумать и обмануть слабость утешеньем.

Эй, человек, если ты собираешь жить, то знай, что чем больше ты будешь узнавать нового, тем более простым постигнутое должно быть.

Мы с тобой живем в грозу, во времена сложных перемен. Казалось бы, эти времена всегда сопровождали нашу историю, но я слышу отголоски этой истории о том, что 21 век круто изменит жизнь на Земле, а может и во всей Вселенной.

Знания, которые передавались из поколения в поколения тысячелетиями, стараются сегодня впихнуть в мозг каждому новорожденному человеку, не учитывая одну маленькую деталь — дети не те, кем были вы — они умнее вас уже рождаются. Должно быть, это именно то «де жа вю», о котором ты мне, Алиса, говорила. Должно быть, эти знания они помнят с других человеческих жизней и теперь в сегодняшней новой жизни им не интересно снова это изучать. Как ты мне сказала, что слышишь мой голос, так же и они на подсознании помнят то, о чем уже потенциально знают. Сегодня ребенку интересно совсем иное, но пока не каждому, конечно.

То, что известно всем станет не интересным. Не интересным станет то, что можно, прочитав, вспомнить. Изменятся ценности и современному человеку, которому смертельно не хватает обыкновенного домашнего тепла, где и кем бы его дом не был, не будет дорога еда и то, о чем говорят миллионы — они пойдут туда, где не была ни одна человеческая душа, они полетят за тем новым, что не знал еще никто из людей.

Хотя каждый день на Земле человек делает по крайней мере одно открытие, мы обретем что-то совершенно новое, то, что даст название и начало новой эре невиданных грез. И это будет удивительное путешествие. Не знаю, куда оно всех нас приведет, но выбора нет — нам нужно продолжать идти.

— Что бы ты хотела сделать последним в своей жизни? — спросила Алиса.

— То, что делала всегда: глубоко вдохнуть.

Мне интересно, откуда мы такие беремся, что не можем найти подобных себе или даже немного понятных нам. Мне интересно, как мы оказываемся в таком мире, где всё противоречит нашей сути. Можно предположить, что нас нет. Однако мы есть. Тогда откуда мы беремся такие, что умираем на чужбине?

Я абсолютно другая. Думаю, порой я слишком мягка. Боюсь, существует день, в котором мои принципы не дадут мне выжить в этом ужасно людном мире, а ведь я им не изменю. Не замечая, ты переворачиваешь мою жизнь вверх дном, когда просто задаешь очередной вопрос или говоришь «нет». Я сама никогда не ожидаю подобного действия и не подозреваю, что так ведома тобой.

Будучи одиночкой, ты можешь не знать «что» ранит человека глубоко верующего своей второй половинке. Однажды, я, в сотый раз, убеждая тебя в истинности верований, одержала поражение состоянием в несколько слов: «Ты уверена, что это именно он? И кроме того, я никогда его в глаза не видела! Ты прячешь его, не хочешь знакомить со мной? Подожди… он вообще существует?». Будучи запутанной временем до смерти, ты, не осознавая кинула меня в эту бездну. Я раньше считала, что не существует ситуаций и слов, которые способны раздавить мою веру в него, но я так грубо ошиблась, я была слишком спокойна и уверена, а, следовательно, уязвима…

Как это случилось? Что я потеряла его. Я не знаю. Кто в этом виноват, мне не определить. Я потеряла его из виду… раз и навсегда.

Так случается, что мир рушится, когда, казалось бы, он в твоей власти, в твоих руках; так случается, что этот твой мир рушится прямо в твоих же ладонях, словно именно ты его убиваешь.

Теперь, когда ты говоришь, что я сравнима лишь с волчицей, которая оберегает свое потомство, я задумываюсь над очень многими вопросами, о которых лучше бы помалкивать, поэтому… не должны ли наши пути разойтись, онни?

— Нашей неоспоримой целью становится лишь то, что в недостатке: будь это пустой кошелек, будь это безответная любовь, будь это скучная, без боли, жизнь, и мы обязательно все это настигнем; будем идти, пока, в конце концов, сами себя не погубим. Мы весь этот недостаток переполним с избытком, а потом нам это надоест, наскучит, но окажется, что время прошло, окажется, что неудовлетворенность все равно осталась. А затем… наше сумасшествие выйдет за край. Вскоре от этого, возможно, мы умрем либо нас убьют то ли из-за безрассудности ко всем и всему, то ли о того, что нам не захочется больше оставаться в этом мире.

— Кто ты? — спросила я.

— В таком случае, почему ты слушала меня до конца?

— Потому, что я все еще способна слушать, возможно, слышать.

— Почему не ушла?

— Ты ведь мне не дал уйти!

— Проснись. Это твой сон.

И в этот момент меня из него выкинули. Кто был владельцем этого мужского голоса, я не могу вспомнить, но, мне кажется, он мне до боли знаком.

Я ошибалась в одном, Алиса. Оказалось, мы способны обратить внимание и на то, что нам не нужно, не полезно, не интересно.

В итоге, я с легкостью могу просто все это послать к чертям собачьим и решить, что все последние апокалиптические мысли не мои. Решено. Ну, а если подумать, есть ли мне что ответить этому голосу таинственного странника из моего сна?

Я написала очередное письмо для сестры:

«Знаешь Алиса, в меня въелась страшная привычка играть фильмы наяву. Это порой меня так бесит. Я могу начать паясничать, делать вид, что замедлилось время, драматизировать на ровном месте и даже бессовестно притвориться больной в самый неподходящий момент — ведь все-таки перед моими глазами идет настоящая жизнь, а ни кинолента. Ты виновата. Ты эгоист чистой воды. А я, кстати, всем эгоистам эгоист! Так и знай! Ты и знаешь. Считая, что все, как и ты, не любят показывать боль, обнародовать свои слабые места, ты игнорировала мои пороки и приступы. Но я хотела бы, чтобы ты о них иногда прямо говорила, но этого не происходило никогда. Дабы не навредить, ты оступилась в положениях вещей и сделала неправильный выбор «лучшего и истинного пути моего выздоровления». Ты всегда, судя по себе, ошибаешься в способах помощи. Я стала играть в кино, выдавливать боль на лоб, чтобы ты, наконец, заговорила о ней. Но чем больше ты молчала, тем больше я ненавидела себя.

Я потерянный в мире. Лица мелькают перед глазами, люди и их глаза, их выражение в музыке и одежде, положение, слова, слова, слова… Ко всему на Земле нужно подходить с умом, ибо не просто так нам дана голова. Ты не узнаешь суть моих слов, пока не научишься лавировать между ними. Наша жизнь слишком скользкая, чтобы подчинятся правилам, а нам придется быть очень гибкими, чтобы достойно прожить подаренную человеческую жизнь. И если это конец — я не боюсь умереть, моя совесть чиста. Я не делаю того, о чем буду жалеть. Да, есть люди, на которых я испробовала свои ошибки, за это каждый раз плачу неприятными сюрпризами в свой адрес. И пусть, я это заслужила. Не знаю, что меня ждет, но я уверена — это будет мой выбор. Каждый из нас — единственная бравая автономия на Земле, пойми правильно. Я не обязана быть тобой, а ты — мной, но мы оба должный твердо знать, что наша свобода заканчивается там, где начинаются чужие носы.

Деньги, боль, любовь… я знаю, как с ними справится — не хранить с запасом.

Лилиен.»

Мир, который я знала, рушится прямо у меня на глазах, а точнее я уже вижу руины. Мне страшно, хватит терпеть эту боль.

Мои мысли крадут мелкие воришки — они не в состоянии познавать этот мир самостоятельно. Хотя мне не известно ничего о себе: не знаю, кто выше, кто ниже меня. Знаешь, я потерялась одна и мне даже этого не понять это странное время, может, это и, вправду, конец. Говорят, что людей, которые на днях покинут человеческий мир видно по туманным глазам — они заранее становятся тенью. А я вижу нечто инородное в своих глазах, этот чужой делает из меня страшного зверя: не волка, а оборотня…

…Мне так же странно, когда смертный человек берется отчетливо и резко говорить «да» или «нет» на чьи-то слова, когда они слишком много берут на себя, огрызаясь: «Я в это не верю», «Ты не прав», «Так не бывает», «Все это чепуха». Мне так таинственно, мерзко. Эти люди, лишенные ума, считают, что они бессмертны? Считают себя владыками неба? Раз так смел докажи свои слова чудом.

Я закрыла тетрадь, погасила свет и легла. Недолго меня мучали мысли — я стала засыпать, но вдруг моя кровать затряслась. Что это?

Я открыла глаза, меня саму не трясло, значит, это точно была кровать, возможно, землетрясение? Люстра и не шелохнулась, на тумбочке все лежало мертвым грузом и тут меня ошпарило кипятком…

Пол стоял на месте, и это походило на фильм ужасов. Упала подушка и вот-вот за ней полетит одеяло.

— Выходи! — заорала она, смотря на двери. Я поняла, что страх потери и страх перед существом за дверью сражались во мне не на жизнь, а на смерть, что аж искры летели из глаз в отражении стекла.

Послышался топот, за дверью резко потемнело, и дверь открыла мама:

— Что случилось? — ее испуг был не меньше. Появление мамы показалось мне спасением.

Когда стоишь под ночным небом, создается иллюзия безмолвного спокойствия, но мне кажется, кто-то ждет меня там, кто-то смотрит с родного окна, или я схожу с ума?

Когда стоишь под ночным небом, создается иллюзия счастья.

Когда стоишь под ночным небом, ты веришь, что ты — особенный. Так и есть. Наши возможности безграничны. Говорят, что сегодня можно все.

— Остаться одному означает — свалиться с Марса на Землю. А ведь не зеленного цвета и не с гигантскими глазами, значит — я нормальная.

— НОРМАЛЬНАЯ? — выпучила глаза она. — Нормальная, говоришь?! Зеленная, не зеленная, но ты одинока, а человек создан для того, чтобы быть с кем-то. Твоя жизнь — сплошное самодостаточное уединение — вот это не нормально!

— Ой, идиотка. Ладно, я — пришелец. Что будешь делать?

Она подумала, посмотрела на гору, видимо, вспомнила наше на нее восхождение, засунула руки в карманы и меньшим энтузиазмом заявила:

— Да. Ничего не изменилось.

Я рассмеялась настолько громко, что ее мама выглянула из окна, чтобы удостоверится, что нас никто еще не убил, а это был просто истерических смех, а не крик.

— Нет разницы, — продолжала она в том же духе, — знать, что ты с Марса или не знать — все равно такая же ненормальная что раньше, что и сейчас. Но, черт тебя побери! — вдруг заорала она, что мама снова появилась в прозрачном стекле. — Это слишком интересно, чтобы перестать слушать твои бредни.

— Да, в последнее время я пишу много ненормальных вещей.

— О! — вытянула она лицо. Я предчувствовала гениальное продолжение. — Только не говори, что прошлые работы были адекватными! Ой, не смеши меня!

— А что?

— Нет, ну, посмотрите на нее, — фыркнула она. — Нет! Ты сама-то читала, что там? Реально вместо тебя все это братья-инопланетяне пишут? Или стой… под чем ты была? Потому что уносит тебя не по-детски! — я все думала, откуда она всего этого набралась.

— М-да, в неправильном для тебя обществе ты легко будешь принят за того, кто рожден быть ими осужденным. А люди не имеют определения для меня. Возможно, я смогу постигнуть определение для «человека». Хотя слишком в этом сомневаюсь.

— Кто ж тебя знает… — это был откровенный сарказм.

— Да пошла ты.

Стрелы змеиных улыбок взяли прицелы друг на друга.

И я действительно, оказалась самым большим болтуном в этом мире — я ничего не смогла. Прыгнуть в океан, в котором, знала, что утону, мозгов хватило, а сейчас именно тот момент, когда ты сделал шаг с крыши небоскреба в пустоту и лишь после того как уже пол секунды паришь — ты уже 40 раз пожалел об это своей дурости. Ты оставил все свои мечты, все дорогие чувства позади, в чудесном мире, что гаснет прямо сейчас. Ты оставил все… ради чего и кого старался весь мир — ради тебя, дурака, все происходило, а ты, идиот, оставил бОльшую часть себя так и ничего не поняв.

Вечер. Я знаю, что я дома. Лето. И сердце все болит одиноко. Я знаю, что передо мною сидит хорошо известный мне человек. Добрый, отданный полностью мне, глаза горят, а человек хочет спать, сильное сердце, неуверенный ритм, расслабленная поза на лавочке передо мной и я — один из не многих, кто это видел, вера в мечты и озадаченный взгляд ответом на тогдашние мои сигналы о жизни, но кто этот человек на самом деле? Я лишь помню, что…

— Ты та, которая хотела быть Ален?

— Естественно, я — Ален, — она манерно потянула последнее слово, что заставило засомневаться в ее ответе.

Я вижу, что взгляд слишком свободен и уверен сейчас, его владелец беззаботен лишь на три секунды.

— Почему ты спросила?

— А?

— Почему ты спросила?

— А… просто.

Теперь отвечала не я. Как и не я говорила с мамой, прежде чем оказаться в душе. Я проснулась, когда струя воды, кажись, вот-вот продолбила бы дыру в моей черепушке. О чем я говорю людям? Вопрос в том, кто говорит? Но я знаю, что даже если бы я была в себе, ответы мои не изменились бы и на слог.

Что происходит? Так… так ведь живут все люди, не так ли?

А 19 лет — это много или мало? Это «еще» или «уже»? А вы верите цифрам? Думаю, я не имею права относиться столь критически к этому миру и людям, но какого черта я продолжаю это делать, мне все равно, и надеюсь, подобная глупость не станет причиной моей гибели.

— Ты кто?

Девушка улыбнулась, посмотрев в пол.

— Что? Как ты?

Я не могла выбрать подобающий ответ, ведь я человек передо мной так и не назвался. Я молча наблюдала, как он моет руки с легкими мыслями, пытаясь получить подсказку.

— Эй. Что язык проглотила?

— Кто Вы?

— Что?

— Уф. Не смешно.

— Мама! — позвала я.

— Я тут.

Сзади появилась светлая женщина. Это моя мама, да. Но кто эта девушка? В нашем доме в последнее время много гостей.

— Кто это, мам?

— Это твоя сестра.

Лицо девушки вытянулось, и она уставилась на женщину. Мне показалось это странным.

Вдруг в голове, на белом полотне моего сознания появился редкое явления, сродни воспоминаниям: «Что, если в один день, я приду к тебе, а ты мне: «Кто ты?», — пронеслись слова по мыслям. Нет, нет, это просто слова, а я не помню, о чем вы.

Не пытайся быть умнее жизни. Мечтой для меня оказалось то, что возникало внезапно в моей душе, когда феноменальные лица появлялись прямо передо мной, и исчезало, когда лица уходили прочь. Я не знала, что это, мне было лишь известно, что я хочу этой планки достичь: каждое слово отточено жизнью, каждый звук врезается в лоб, от незнакомого и теплого того лица идет что-то мудрое и важное, что неустанно тянет меня. А что это? Что за это слова? Что в моей голове иногда — я не знаю, не помню, о чем вы.

Не пытайтесь быть умнее жизни. Она сама отшлифует ваши слова, отрегулирует каждый вздох болью, научит зрению и слуху научит, остается лишь быть сильным всегда.

SOULS 2. Нас двое

Любить не запрещено, даже если болен если ты умер, если ты последний идиот на этой планете ты имеешь право любить. Я готова стать кем угодно ради тех, кому отдано сердце, я готова пережить все только не заставляйте меня выбирать между любимыми.

— «Это не очень-то и вкусно, чтобы просить добавки, но вы суете мне данную дрянь при каждом удобном случае».

— Вот, запей водой.

Я выполнила привычную процедуру, закинув под язык таблетки.

Мир в скользких светлых тонах туманился передо мною. Я мало что знала о нем. Мне предстояло осуществить грандиозную экспедицию, и я ждала этого словно маленький ребенок.

— Ты уверена, что хочешь пойти?

— Нужно найти тех, кто мне известен.

— Ты уже знаешь, кого должна найти?

Мое древо жизни казалось тяжелым грузом на груди. Я взяла кулон и силой нажала им на солнечное сплетение — свет большой энергии пронзал и горел во мне. Толстую цепь многие называли грубой, не понимая символики в великой силе сплетения, которое должно удержать свет мира на моей шее. В единстве древо и цепь — было грандиозной системой и равновесием жизни.

— Я знаю, что кто-то есть.

— Это легкомысленно.

Должна ли я учитывать мнение чужого человека?

— Документы готовы?

— Да. Завтра их заберут из посольства.

— Я ухожу завтра. Не говори никому. Я сама скажу.

Мне повезло больше, чем тебе, друг. Я умею фильтровать людей, и вода вокруг меня остается чистой.

Друг, мне повезло больше, чем тебе, так как я тебя могу видеть, а ты меня — нет.

Меня заворожил сказочный вид заката, и я остолбенела. Должно быть он последний для меня в этом месте. Это было так прекрасно, что в очередной раз достала телефон, чтобы пополнить свою тысячную коллекцию еще одной фотографией волшебства, совершенно четко осознавая, что ни один фотоаппарат мира не в состоянии передать то, как вижу я.

— Это… невозможно описать словами.

Я скучаю. Даже, если не знаешь моего лица, прошу, услышь меня. Моя память испепелила все воспоминания, которые сделали меня нездоровой, но знание о твоем существовании просочится сквозь все невзгоды, времена и даже жизни, они в любом случае настигнуть меня, они в любом случае часть меня, лучшая часть.

За ужином я начала говорить первой.

— Я уезжаю. Во имя всего святого примите это с чистой душой не загораживайте мне путь, поддержите меня, — слезы, пропавший аппетит, возмущения, немые протесты и я, среди пучины чуждых мне причин. — Я бесконечно благодарна за все, что вы для меня сделали. Моя жизнь давно потеряла контроль и вышла за грани всякой нормы, поэтому я часто говорю слова, что не понятны людям, они ранят, либо отталкивают и делают меня чужой для всех. Это мое бремя, которое дальше я понесу сама, с вас достаточно этого дурдома. Простите меня, я приняла это решение вместо вас.

Мои слова были обособлены прекрасным мнимым оправданием для меня. Никто не хотел меня отпускать и это было правильным, но мне нужно двигаться дальше, что было неоспоримо. Давно уничтожив все улики, мне только сейчас сообщают, что я не первая, кто покинул дом, но никто понятия не имел, что я знаю обо всем этом лучше любого и без праха забытых улик.

— В эфире новости шоу-бизнеса. Стало известно, что модель Лилиен Мур с момента своего дебюта использовала псевдоним, и настоящее ее имя — Алиса, в чем призналась она в первом за несколько лет интервью. И это едва ли не единственное, что наверняка известно общественности о личной жизни звезды. Кто друзья, кто семья и даже какой страны у нее паспорт не известно ни одному журналисту на Земле. Значит ей, действительно, есть, что скрывать! И всем нам, безусловно, интересно, какие скелеты спрятаны в шкафу Алисы! Первыми узнаете именно вы, наши телезрители! А последней работой топ модели была нашумевшая откровенная фотосессия для глянца… — вульгарная телеведущая шоу действовала мне на нервы своей тупой рожей и жестикуляцией больной женщины.