Бесплатный фрагмент - Смерть одного города

ГЛАВА 1. Бунт

Алексей потирал ушибленную коленку и смотрел вслед толпе. Люди направлялись к главной площади города. Молча. Словно на траурную демонстрацию. В сущности, так оно и было.

Три дня назад официальная пресса региона опубликовала постановление Правительства России, согласно которому в течение полугода жителей всех населенных пунктов, имеющих статус «моногород», следует расселить по необъятной территории страны — от Калининграда до Дальнего Востока. Куда будут размещать переселенцев? Конечно же, для начала в общежития, а там, как говорится, посмотрим. Еще не вечер — придумаем что-нибудь, обязательно. В список «запрещенных» городов попала и Инта — маленький шахтерский городок у самого Северного полярного круга.

И люди взбунтовались. Слишком уж долго они терпели произвол как местных, так и государственных царьков. И вот, дожили — их выгоняют из родного города, и только лишь потому, что эти города экономически не выгодны московских правителям. Региональные власти попытались встать на защиту уже закрывающихся городов, но что они могли сделать? Они вынуждены подчиниться нормативным актам вышестоящего руководства, и никакие апелляции не помогут.

Народ вышел на улицу. Сам. Стихийно. Без указа и наводки «провокаторов» и «лидеров». Объяснялось все до невозможности просто: народ устал быть вечным козлом отпущения при желании очередного «из грязи — в князи» купить какой-то там по счету «Лексус» или бунгало на Мальдивских островах. По крайней мере, горожане свою акцию протеста объясняли именно с такой позиции.

Поток людей казался нескончаемым: толпами они шли со всех концов города на площадь Ленина к зданию городской администрации с требованием защитить их права и отстоять у города право на существование. Хотя, не следует кривить душой, никто в это не верил. Но это была последняя возможность заявить о себе, показать, что люди на самом деле живы, и вообще-то народ, согласно бездействующей российской Конституции, является властью в собственной стране. Пусть и формально, на бумаге, но все же.

К площади шли все: женщины и мужчины, дети и старики. Все, кто хотел изменить ситуацию в лучшую сторону. Алексей тоже был в их рядах, рядом с матерью. Но вот в них врезалась другая толпа, мальчика оттеснили, откинули к какому-то дому. И вот он сидит на асфальте, хорошо хоть не затоптанный. Он попытался найти взглядом маму, но свою затею быстро отбросил — в таком людском массиве найти определенного человека весьма проблематично.

Алексей остался предоставленным самому себе. Он тяжело вздохнул и пошел по «течению» толпы. Наконец, с грехом пополам, он добрался до искомого пункта назначения. Центральная площадь города представляла собой конгломерат руин и баррикад, точь-в-точь как в Москве тысяча девятьсот девяносто первого года. Сам памятнику великому вождю пролетариата снесен! Когда успели? Еще накануне он мирно стоял на своем постаменте! Несколько скамеек выставлены в виде оградительных щитов. Откуда-то взялся перевернутый автобус, как мельком прочитал на табличке Алексей, сто первого маршрута. В общем, наступили хаос и беспредел. На месте памятника Ульянову-Ленину высилась импровизированная сцена, на ней стоял человек, лицом обращенный к городской администрации.

— … Мы против такого произвола! — кричал он в рупор. Акция протеста была в самом разгаре. — Хватит из народа делать быдло! Хватит из нас делать стадо баранов! Почему мы должны уезжать из нашего родного города?! Где представитель власти по правам человека? Где он?

Толпа вытолкала вперед пожилого человека.

— А вот и наш дорогой Андрей Карлович! — радостно вскричал митингующий. — Что вы скажете, родимый? Когда у нас к народу повернутся лицом, а не другими частями тела? Отвечайте!

Андрей Карлович что-то промычал. Сзади его толкнули.

— Громче! Лицом к народу! — донеслось из толпы.

Несколько пар рук подхватили уполномоченного по правам человека и вознесли на сцену. Кто-то вложил ему в руку мегафон.

— Говорите, милейший! — надрывался активист. — Ответьте народу, когда с ним будут считаться? Почему все эти цари, — он ткнул пальцем в здание городской администрации, — живут в десятки раз лучше, чем народ? Когда, наконец, с нами будут считаться? — кричал он, не давая оппоненту вставить хоть слово.

И вот он выдохся. Андрей Карлович промямлил:

— Но ведь есть постановление Правительства…

— Мы это и без вас знаем, Андрей Карлович! — перебил его активист. — Вы нам суть расскажите. Вот вы кто по должности?

— Уполномоченный по правам человека…

— Вот и защитите нас, нас — людей, а не свое начальство и кошелек! — прокричал кто-то из толпы.

На сцену влез еще один горожанин, лет сорока, по осанке — бывший военный.

— Скажите, уважаемый Андрей Карлович, почему я должен уезжать из своего города? Ехать неизвестно куда? У меня трое детей, — кричал горожанин без рупора, но слышно было многим, — у города теперь, как никогда, большие перспективы. И что? Что, я спрашиваю! Куда мне ехать? Куда идти работать? Как мне прокормить семью?

— Но постановление… — начал было чиновник.

— Да идите вы к чертям со своим постановлением! — оборвал его первый митингующий, наведя рупор Андрею Карловичу прямо в лицо. — Есть в этом мире не только юридические законы, но и мораль! Мораль! Слышишь меня, чиновник! Мораль!

Он резко оттолкнул уполномоченного по правам человека так, что тот слетел со сцены, от травм его спасла толпа, подхватившая его на руки. Где-то вдалеке приглушенно прозвучало: «Бей их!», но настолько активных мер, к счастью, никто не принял. Чиновника грубо втиснули в толпу и не церемонясь выжали наружу — чтобы не мешал.

— Мы продолжим свои призывы! — пообещал первый активист, обращаясь к пустым окнам администрации. — Это наша земля! Это наш дом! И мы не сдадимся!

Митинг закончился. Люди начали расходиться по своим делам. И в ту же минуту на площади началось представление поэффектнее. Видя, что людей стало меньше, в ситуацию вмешались представители правопорядка. Они хватали всех подряд: женщин, мужчин, стариков, детей — дабы хоть как-то исполнить свою задачу по нейтрализации особо буйных активистов и, может быть, получить премию за прекрасно выполненную работу. А что! Представителей городской власти не было, на площади только протестующие. А поскольку они — народец юридически неграмотный, можно под шумок влепить чуть ли не каждому второму «административку» за нарушения при проведении пикетов и митингов. А когда, наконец, разберутся, можно отбрехаться: на все воля вышестоящего начальства, мол, выполняли приказ и только.

Но «народец» оказался не из робкого десятка. На предательски настроенных бойцов ОМОНа кинулись все, кто был рядом. Кто-то спасал ребенка и жену, кто-то — друга, кто-то — пожилую мать. А кому-то и вовсе уже давно наскучило жить без драки — таких всегда найдется в избытке, только свистни.

В милиционеров полетели камни. Где их взяли на относительно чистой площади — загадка, вероятно, принесли с собой. Несколько омоновцев не успели прикрыться щитами и получили увесистые удары булыжниками по лицу и голове. Остальные, прикрываясь щитами, выхватили оружие со снарядами со слезоточивым газом. Раздались несколько выстрелов, площадь окутал туман. Люди стали задыхаться, повалились на землю, прикрывая лицо одеждой.

Милиционеры воспряли духом, бросились в лобовую атаку, но неожиданно опять натолкнулись на яростное сопротивление. В руках пикетчики держали палки, камни, с корнями выдранные детали разбитого автобуса. Они набросились на омоновцев коршунами, слепо размахивая импровизированным оружием, нанося окружающим серьезные травмы.

Так продолжалось минут десять — пятнадцать, пока к площади не прибыло подкрепление на пожарных машинах. Новые участники инцидента развернули брандспойты и принялись поливать митингующих водой под большим напором. Первые ряды снесло назад, люди барахтались в лужах, едва ли не захлебываясь. На асфальте лежали затоптанные, у кто-то была разбита голова, кто-то и вовсе лежал в луже собственной крови.

Неожиданно раздалась автоматная очередь. Люди замерли. Омоновцы наоборот принялись хватать каждого и волочить к машинам. Никто уже не оказывал сопротивления: слезоточивый газ, раны и высокий напор воды свое дело сделали. А еще инстинкт самосохранения — никто не хотел поймать шальную пулю.

Алексей, все это время благоразумно просидевший под сценой, попытался вылезти и ретироваться, но кто-то из бдительных милиционеров схватил его за локоть.

— Куда, щенок! — прокричал страж правопорядка и откинул мальчика своему напарнику. — В машину его!

— Отпустите! — прохрипел Алексей, морщась от боли — омоновец выкрутил ему руку так, что невольно навернулись слезы и стало тяжело говорить.

— Пошел! — прикрикнул милиционер и ударил мальчика дубинкой по затылку.

Алексей закричал, упал на асфальт, но грубые руки подхватили его и потащили к милицейскому «УАЗу». Пощупать голову у Алексея возможности не было — руки были крепко заломлены за спину — но он ясно чувствовал, что на затылке сочится кровь. Мальчика принял еще один милиционер, быстро обыскал, ничего не нашел и бесцеремонно втолкнул его в салон машины.

— Не рыпайся, щенок, — пресек он все попытки сопротивления, выставив против мальчика пистолет. — Пристрелю как тварь!

Алексей со стоном откинулся спиной к стенке салона, вскрикнул — затылок пронзила молния боли — и потерял сознание. Очнулся он уже в Дежурной части милиции.

* * *

— Подъем! — прокричали чуть не над ухом и больно пнули в бок. — Подымайся!

Алексей открыл глаза — над ним стоял милиционер с автоматов наперевес. Судя по погонам — младший сержант.

— Очнулся! — удовлетворенно сказал кому-то милиционер.

— Раз очухался, значит, и говорить будет, — произнес появившийся из ниоткуда пожилой сотрудник милиции с майорскими звездочками.

Младший сержант рывком поднял мальчика с пола и усадил его на стул. Майор сел напротив.

— Ну как, пацан, навоевался? Напротестовался?

Алексей непонимающе смотрел на него, борясь с болью. Затылок ныл, кровь уже не текла, но шишка болела и судя по всему продолжала расти.

— Ты глазами-то не хлопай, — посоветовал младший сержант. — Облегчи душу.

— Погоди, сержант, — прервал его майор. — Мальчик, наверное, не до конца понимает, что ему светит ой как много! Участие в несанкционированном митинге — раз! — принялся он загибать пальцы. — Участие в массовых беспорядках — два! Сопротивление работникам милиции — три! Нанесение телесных повреждений представителям власти — четыре! Сопротивление при задержании — пять! Лет двадцать «строгача» по совокупности, не меньше.

Глаза Алексея расширились от ужаса.

— Я… ни в… чем не… виноват… — с несколько приемов прошептал он — разговаривать в полный голос сил не было, при этом чувствовал мальчик себя настолько скверно, что готов был снова упасть в обморок.

Милиционеры рассмеялись.

— Не виноват он! — воскликнул майор. — Все вы так: сначала массовые беспорядки устраиваете, а потом — не виноват, не знаю, меня там не было! Как шакалы позорные. Хоть бы раз за свои поступки по-мужски ответили.

Майор встал, жестом подозвал снующего рядом медика.

— Оказать ему помощь, — медик кивнул, — а ты, — повернулся он к младшему сержанту, — отведешь его потом в мой кабинет. Допрошу его лично.

Не глядя ни на кого, он вышел в коридор.

Над мальчиком склонился медик, осторожно осмотрел рану. Кровь действительно уже не текла, на затылке выросла огромная гуля размером с картошину.

— Болит?

Алексей кивнул.

— Потерпи, сейчас будет немного больно, но вскоре пройдет.

— Он там не окочурится? — лениво поинтересовался младший сержант, уже перевесивший автомат за спину. — А то нам его показания во как нужны!

— Ироды! — равнодушно бросил медик, не глядя на милиционера. — Над вами бы так поглумиться…

— Что!.. — взревел младший сержант. — Ты на кого голос повышаешь!

Медик промолчал, продолжая обрабатывать рану. Милиционер тоже не стал накаливать ситуацию.

— Вставай, — сказал медик Алексею. — Голова кружится? Идти можешь?

Алексей сделал пару шагом.

— Вроде, да…

— Вот и иди, — ответил медик, направляясь к другому пострадавшему.

— За мной! — приказал младший сержант. — И не вздумай бежать.

Бежать мальчик не собирался. Он молча поплелся за конвоиром по лестнице на второй этаж. Наконец, дошли до нужного кабинета.

— Стой здесь. — Милиционер постучал в дверь. — Товарищ майор, пацана привел.

— Заводи, — милостиво разрешил хозяин кабинета. — Сам можешь идти.

Дверь за Алексеем закрылась.

— Садись, юнец, — майор жестом указал на стул.

Мальчик сел.

— Как тебя зовут? Сколько лет?

— Большаков Алексей Павлович, — уже более уверенным голосом ответил задержанный — боль потихоньку отступала, — двенадцать лет.

Майор удивленно поднял голову.

— Двенадцать?! Тогда какого лешего тебя понесло на площадь? Тебе-то что не хватало?

— Просто пошел, — ответил Алексей. — Интересно было.

— Ну и как, понравилось?

Мальчик скривил лицо.

— Лажа!

Майор усмехнулся:

— В том-то и дело, что лажа. И вот ты теперь фактически одной ногой на нарах. Удовлетворил любопытство?

— Да что я сделал! — вскричал Алексей.

— Ты много чего сделал, — махнул рукой майор. — Может, и не двадцать лет ты себе накинул, но десятку точно заработал. Где живешь? Номер телефона?

Алексей продиктовал адрес и телефон.

— Сейчас, малец, мы вызовем твою мамку и очень сильно огорчим ее. Каково ей будет знать, что ее малолетний сынок — чуть ли не особо опасный преступник!

— Не надо! — испугался мальчик.

— Надо! — металлическим голосом произнес майор. — Ты думал, что мы в игрушки играем? Вы, твари, переворот решили устроить! На власть покусились! Панику в городе посеяли! А вас еще по головке погладить? Давить вас как крыс нужно, чтобы впредь неповадно было! И если ты мне еще раз подобным образом свой поганый рот откроешь, я тебе особый допрос устрою! Понял, щенок!

Алексей широко раскрыл глаза, но сил хватило только чтобы кивнуть.

— Вот так! — удовлетворенно произнес майор, поднял трубку телефона. — Как мать зовут?

— Валерия Андреевна…

— Пусть будет Валерия Андреевна, — невпопад ответил милиционер, набрал номер. — Алло? Валерия Андреевна? Здравствуйте, вас беспокоит майор милиции Лапков Сергей Ильич. Вы о сегодняшних событиях в курсе?.. В курсе, отлично. Так вот, мы задержали вашего сына Алексея. Он подозревается в ряде правонарушений, как административных, так и уголовных. Нужно, чтобы вы подъехали… Да, сейчас… Да, срочно… Значит, так, Валерия Андреевна, в течение часа я направляю запрос в суд об аресте вашего сына. Если вам наплевать на его судьбу, занимайтесь своими делами и дальше… Ага, будете. Ждем-с.

Майор положил трубку и выразительно посмотрел на Алексея. Смотрел молча, несколько минут. Мальчик смотрел в ответ. Первым не выдержал майор — отвернулся. Достал сигареты.

— Куришь?

— Не-а, — покачал головой Алексей.

— Молодец, — одобрил Лапков. — Хотя сегодня это редкое явление — чтобы такие молокососы да не курили…

Он отошел к окну, подкурил сигарету.

— Что мне будет? — поинтересовался Алексей.

— Да ничего не будет, — отмахнулся Лапков. — Постращали мы тебя, чтоб больше в такие дела лез. Тебя ведь откуда выволокли?

— Из-под сцены.

— То есть ты никак не мог ни камнями швыряться, ни дубинами махать. Сейчас мать придет, так ей и объясним: держите своего сынка на привязи, следите за ним во все глаза.

Мальчик шумно вздохнул.

— Ты уж извини нас, — продолжил майор, — сам видишь, все на взводе. Вижу, что пацан ты серьезный, в машинки уже не играешь. Знаешь, чем весь этот протест закончился? Семь убитых и тридцать четыре раненых. Нам троих наших сотрудников хоронить теперь. У них остались жены, дети.

— Но ведь и ваши сотрудники тоже виноваты… — вставил свое слово мальчик.

— Виноваты, — согласился Лапков. — Виноваты, что сразу не пресекли эту акцию. Они вмешались когда? Когда все были на эмоциональном взрыве и то — в конце акции. Вот и поднялась буча. Служебная проверка уже началась.

В дверь постучали.

— Войдите! — приказал майор.

В проеме показался давешний младший сержант.

— Сергей Ильич, мама парня пришла.

— Пригласи.

В кабинет не вошла — вбежала молодая женщина возраста около тридцати лет. Подбежала к сыну, обняла. Лапков не мешал — пусть все идет своим чередом. Наконец, Валерия Андреевна успокоилась, села рядом.

— Что с моим сыном? — прямо спросила она.

— Вот он сидит, — указал на Алексея Лапков. — Жив-здоров. Или вы о его дальнейшей судьбе?

— Прекратите издеваться!..

— Спокойно, гражданка. Лучше поясните, как ваш сын оказался на площади в столь щекотливых обстоятельствах? Как он туда вообще попал?

— Мы шли вместе, потом в толпе потерялись.

— И вы там были?! — искренне удивился майор. — Однако! Что ВЫ там делали? Посмотрите на себя! Красивая интеллигентная женщина. Вам подобало бы в кино сниматься, а не на баррикадах геройствовать! Жанна Д`Арк интинского разлива!

— Это мой город… — начала Большакова, но Лапков ее ворчливо перебил:

— «Это мой город, это моя земля!». Уже сотню раз за два часа наслушался. Что-нибудь новое бы придумали. Инта — тоже мой город! Я здесь родился, только три года не было, когда в армии служил. Так что ж, мне тоже автобусы перевернуть и стекла в домах повышибать в знак протеста?

Лапков замолчал. Алексей вообще вжался в стул, стараясь никак не привлекать к себе даже малейшего внимания — мало ли. Валерия Андреевна теребила в руках ремешок сумочки, взгляд опустила.

— Итак, — после длительного молчания произнес майор, — по проведенной нами проверке по факту участия вашего сына в антисоциальных событиях, мы пришли к выводу, что наши сотрудники превысили свои полномочия, задержав Алексея Большакова незаконно и нанеся ему телесные повреждения средней тяжести. Виновные в этих преступлениях уже разжалованы, привлечены к дисциплинарной ответственности, в отношении них возбуждены уголовные дела.

Лапков встал.

— Как исполняющий обязанности начальника интинской милиции я приношу извинения за действия своих бывших подчиненных. Обещаю, что они будут справедливо наказаны. Вы вправе требовать возмещение морального вреда через суд как от непосредственно виновных, так и от нашего Отдела в целом. Я вас больше не задерживаю.

— Спасибо, — прошептала Большакова.

Лапков кивнул.

— Идите. И следите за вашим сыном. Не хотелось бы, чтобы он еще раз вляпался во что-то нехорошее. Сержант!

В кабинет заглянул конвоир.

— Проводи их до выхода. Они свободны.

Сержант кивнул. Валерия Андреевна прошла к двери, остановилась, что-то хотела сказать, но передумала.

— До свидания, — сказал Алексей.

— Нет уж, Алеша — усмехнулся Лапков, — лучше уж прощай.

ГЛАВА 2. Поиск решения

В то самое время, когда на площади митинговали горожане, в поселке Абезь (несколько десятков километров севернее Инты) руководители городской власти проводили совещание. Место это было выбрано не случайно — поселок был тихим, помех никаких быть не должно. О митинге руководители города и округа знали и заранее отправили всех сотрудников администрации в отгул, чтобы ненароком не попали в «мясорубку» оголтелой толпы.

Совещание открыл глава городского округа Владимир Миронович Старков.

— Уважаемые коллеги, ситуация складывается для нашего города весьма неблагоприятная. Как вы все знаете, несколько дней назад Правительство Российской Федерации выпустило постановление, согласно которому все населенные пункты, к которым применимо определение «моногород», рекомендовано закрыть. Наш город попадает под эту категорию тоже. И сейчас наша задача не столько апеллировать в вышестоящие инстанции и ведомства, сколько не допустить в городе социального взрыва.

Уже сейчас на центральной площади города проходит акция протеста против данного правительственного документа. И мы должны быть готовы, что акции будут продолжаться, пока население не смирится со сложившейся ситуацией.

Также меня беспокоит и дальнейшая судьба интинцев. Необходимо отслеживать до конца процесс предоставления всем без исключения нашим землякам жилья. Необходимо поддержать их в поиске рабочих мест, устроить детей в школы и детсады. У кого какие будут предложения? Начнем с вас, Александр Егорович.

Заместитель руководителя горадминистрации по экономическим вопросам Бирюков встал за трибуну.

— С моей стороны я могу предложить интинцам следующие меры поддержки. Необходимо, чтобы все собственники жилья продали нашей администрации свои квартиры. В этом случае у них будут на руках немалые суммы, которые им пригодятся для дальнейшей жизни в другом городе. В связи с этим мы должны запросить республику о дополнительном финансировании.

— Чем это может помочь? — поинтересовался Старков.

— На первых порах, — объяснил Бирюков, — все наши жители будут размещены в общежития. Имеющиеся у них деньги, вырученные от продажи этого жилья, помогут им — не понадобится много времени, чтобы накопить на собственное жилье.

— Тогда уточнение, — поднял руку руководитель администрации Максим Севастьянович Беликов. — Цены на жилье в нашем городе и, предположим, в той же Вологде или Московской области сильно разнятся. И если у нас однокомнатная квартира стоит порядка ста — ста пятидесяти тысяч, то в Вологде, я знаю, абсолютно равноценное жилье стоит около полумиллиона. Про трехкомнатные квартиры я даже и не говорю. Не слишком, мне кажется, удачное разрешение проблемы.

— Этот момент учтен, — кивнул Бирюков. — Я предлагаю покупать у граждан жилье не по номинальной стоимости, а по удвоенной цене. То есть, — Александр Егорович развернул местную газету с объявлениями, — предположим, кто-то семья продает нам двухкомнатную квартиру. Ее реальная стоимость, например, полмиллиона рублей. Он продает нам в два раза дороже — за миллион. А вот как раз в Кирове, — Бирюков ткнул пальцем в газету, — та же «двушка» стоит девятьсот пятьдесят тысяч. Даже если на первых порах семья при адаптации на новом месте и потратит определенную сумму имеющихся у нее денег, пусть тысяч пятьдесят, накопить на новую квартиру будет не так напряжно.

— И республика даст нам такие средства? — не успокаивался Максим Севастьянович. — Не забывайте, что в нашем регионе закрывается не только Инта. Та же Воркута в разы крупнее Инты. Республиканская казна опустеет уже через месяц.

— А если попробовать запросить помощь у самого главы российского Правительства? — предложила замруководителя администрации по социальным вопросам Людмила Викторовна Тонкова. — Если постановление издали в Москве, то пусть необходимые для этого средства выделяет федеральный бюджет.

Старков покачал головой.

— У меня вчера состоялся телефонный разговор с Главой Коми. Москва готова выделить субъектам страны только средства, направленные на переселение граждан, плюс суммы, равные трехмесячному доходу переселенцев на прежней работе.

— Тогда они все вынуждены будут жить в общежитиях, не имея возможности приобрести свое собственное жилье.

— Ипотека — не выход?

— Для ипотеки, — сказал Бирюков, — необходимо предоставить в том числе и справку о заработной плате. Но пока переселенец устроится на работу, ему нужно будет отработать определенное время, чтобы получить такую справку. Нет, это тоже не панацея.

— Садитесь, Александр Егорович, — Старков перевел взгляд на Тонкову. — Мы слушаем ваши предложения, Людмила Викторовна.

Тонкова прошла к трибуне.

— Мне было поручено проработать способы социальной поддержки интинцев в других города, в частности, помочь с поиском работы трудоспособных граждан и определить детей в школы и дошкольные учреждения. На данный момент уже есть договоренность с руководством около пятидесяти городов в Кировской, Архангельской, Ростовской, Омской областях и Красноярского крае. Уже сейчас на некоторых крупных предприятиях Вологодской и Омской областей есть вакантные места.

— Что это за предприятия?

— Это и государственные структуры, и частные учреждения. Например, в Омской области сразу в шести городах готовы принять на работу работников торговли, а также некоторых юридических ведомств — милиции, Отдела судебных приставов и прокуратуры. Только в двух регионах мы уже сейчас можем трудоустроить две с половиной тысячи человек. С руководителями других субъектов Российской Федерации переговоры продолжаются. Их главы, конечно, пытаются демонстрировать активную деятельность, но мне кажется, что следует подключить к решению этой проблемы Главу нашей республики.

— Хорошо, — кивнул Старков, — я свяжусь с Владиславом Максимовичем. Эта часть проблемы ясна. Что у нас с детьми?

— С детьми у нас все в порядке. В девяти регионах, куда будут переселены интинцы, наших детей без лишней суеты определят в образовательные учреждения всех видов.

— А не получится ли так, что ребенок будет жить в одном конце города, а учиться в другом?

— Может такое случиться, — подтвердила Тонкова, — однако нами изучено расположение всех учебных заведений и общежитий тех городов. И при поселении определенной семьи в конкретное общежитие мы обязательно проконтролируем, чтобы ребенку не пришлось пересекать весь город, добираясь до школы или детского сада.

— У меня есть вопрос, — поднял руку Бирюков. — Останутся ли у жителей нашего города на новом месте жительства все льготы и надбавки, которые им были положены здесь?

— Нет, — ответила Людмила Викторовна. — Ни один интинец больше не будет жить в районе Крайнего Севера или в приравненной к нему местности. При регистрации на новом месте жительства их социальное обеспечение будет строиться в соответствии с федеральным и местным региональным законодательством.

— Это справедливо?

— Абсолютно, — кивнула Тонкова. — Четыре тысячи человек уезжают в Ростовскую область. Почему государство должно начислять им «северные», если они теперь жители южного региона?

— И как я понимаю, — вставил слово Старков, — пенсионный возраст у них тоже изменится?

— Да. В России, согласно трудовому законодательству, мужчины выходят на пенсию в возрасте шестидесяти лет, женщины — в пятьдесят пять лет. Поэтому те наши граждане, кто моложе этого возраста, вынуждены будут устроиться на работу. Пенсия до общероссийского пенсионного возрастного порога им начисляться не будет.

— Плохо, но закон — есть закон. — Старков обвел взглядом собравшихся. — Кто у нас следующий по регламенту?

— Я, — встал со своего места руководитель местного отделения всероссийской партии «Российское пространство» Петр Всеволодович Ситник.

— Прошу, — Старков пригласил его к трибуне.

— Мы, как партия власти, — начал свой доклад Ситник, — будем отслеживать судьбу каждого бывшего интинца вплоть до того момента, когда и взрослый, и ребенок будут устроены на новом месте жительства. Кроме того, мы возьмем под свой контроль и весь процесс подготовки наших горожан к переселению. Однако предупреждаем сразу — только на нас надеяться не нужно, каждый должен выполнить свою работу до конца. Мы готовы оказать помощь любому представителю исполнительной власти, но в том случае, когда мы убедимся, что сделано было все, что возможно.

— Петр Всеволодович, — обратился к нему Владимир Миронович, — возьмите под свой контроль проблему трудоустройства интинцев в оставшихся регионах.

— Я помогу, — пообещал Ситник. — Я подключу наше партийное руководство республики в лице Родиона Злотникова. Возможно, через партию нам удастся решить проблему в кратчайшие сроки. Людмила Викторовна, нам необходим полный список профессий и должностей всех интинцев и их суммарное количество.

— В течение трех дней мы документ подготовим, — ответила Тонкова. — В список указывать тех граждан, для которых рабочие места уже есть?

— Да, их тоже включите. Нужно быть готовым к тому, что руководители этих предприятий в последний момент откажутся принимать их на работу, и тысячи людей останутся ни с чем. Такое бывало.

— И еще один момент, Петр Всеволодович, — не вставая с места сказал Бирюков. — Как нам быть с муниципальным имуществом? На балансе муниципалитета немало всего, что дорого стоит. Необходимо найти покупателей, вдруг удастся таким образом пополнить казну города.

— Нет, — покачал головой Ситник, — с этой проблемой справляйтесь сами. Мы, как политическая партия, не имеем права вот так напрямую вмешиваться в экономику муниципалитетов. Хотя я, наверное, могу вам помочь с некоторыми покупателями, например, при реализации шахтного оборудования.

— А больше нам и продавать нечего, — усмехнулся Бирюков.

— Итак, коллеги, — подвел итог совещания Старков. — Что мы решаем? Первое: поддерживаем программу массового переселения интинцев, контролируем их судьбу в течение трех месяцев с момента их отъезда в другой регион. Второе: осуществляем им финансовую помощь по мере необходимости. И третье: эффективно реализуем муниципальное имущество с последующим равномерным распределением вырученных финансовых средств на всех переселенцев. Дополнения есть?

Дополнений не было. Совещание объявили закрытым. В этот же момент зазвонил мобильный телефон Старкова.

— Слушаю… да… что?! — он отключил связь. — Коллеги, в городе массовые беспорядки…

* * *

Вернувшись в город, Старков первым делом направился в прокуратуру. И не зря — у прокурора города Александра Романовича Карпова в кабинете уже сидел руководитель интинского Управления ФСБ Илья Саврасов.

— Здравствуйте, Владимир Миронович, — хозяин кабинета, как раз находившийся у самой двери, пожал ему руку. — Проходите, присаживайтесь. В курсе о последних событиях?

Старков сдержанно кивнул.

— Тогда продолжу, — Карпов прошел к своему креслу. — Итак, последствия акции протеста: семь убитых, в том числе трое — сотрудники милиции, тридцать четыре человека ранены, семнадцать из них в реанимации, остальные госпитализированы в травмпункт. Двадцать шесть человек задержаны представителями милиции, из них пятеро — несовершеннолетние. Илья Андреевич, что вы можете добавить?

— Мы провели свою проверку события на центральной площади города и пришли к следующему выводу, пока предварительному. На площади Ленина прошла незаконная акция протеста, организаторы собрали под свои знамена до пяти тысяч человек, толпа собралась стихийно. Между тем, каких-либо экстремистских действий со стороны протестующих не прозвучало, они всего лишь выражали недовольство против известного всем нам постановления Правительства и только. Однако после акции, когда люди уже начали расходиться — опять же подчеркиваю, без каких-либо резких замечаний, лозунгов и действий — сотрудники милиции, которые около часа ни во что не вмешивались, решили вдруг проявить инициативу и бросились на толпу. Люди дали отпор. Последствия мы знаем.

— Ваши предложения?

— Людей за незаконный митинг мы наказать не можем, кроме явных лидеров, зачинщиков. Информации о нем интинцам никто не предоставлял, объявления не развешивал. Получается, что люди просто шли мимо, увидели интересное, остановились посмотреть, послушать. Необходимо искать самих организаторов мероприятия. Что касается, скажем прямо, бойни, то необходимо наказать ее участников как с одной, так и с другой стороны, особенно представителей милиции. Они могли еще за час до этого взять инициативу в свои руки, а не по окончании да еще после столь пламенной речи лидеров пикета.

— Найти их всех сможете? — спросил Карпов, имея в виду лидеров пикета.

— Шанс есть — на площади, к счастью, не пострадала техника видеофиксации. В любом случае портреты зачинщиков акции протеста у нас будут.

— А по милиционерам?

— Я уже разговаривал с Лапковым. Он мне сообщил, что привлек к дисциплинарной ответственности восемнадцать своих сотрудников, в отношении еще десяти сотрудников проводится служебная проверка.

— У меня такие же данные, — Карпов задумчиво откинулся на спинку кресла. — Владимир Миронович, что у вас есть нам сообщить?

Старков откашлялся.

— Полтора часа назад мы — администрация города, представители Совета округа и политических партий — обсудили проблему принудительного переселения интинцев в другие регионы. Некоторые подвижки есть, например, уже точно все несовершеннолетние будут устроены образовательные учреждения. Можно с уверенностью говорить, что уже сейчас до двадцати процентов трудоспособного населения нашего города могут быть трудоустроены в шести-семи регионах. В остальном же придумать мы можем много интересного, но все, как всегда, упирается в деньги.

— И вариантов нет?

— Есть один — сбыт шахтного оборудования. По крайней мере, мы можем получить дополнительно в казну до ста миллиардов рублей. У нас есть полгода, попробуем найти покупателей. К решению этого вопроса обещало подключиться «Российское пространство», надеемся, что получится.

— А если попробовать обратиться к благотворительным организациям? — предложил Саврасов.

— У нас в стране полторы сотни «моногородов», из которых переселяют до семнадцати миллионов человек — больше, чем население Москвы. Благотворители уже после третьего города по миру пойдут.

— Мы уж ничем не можем в этом деле помочь, — развел руками Карпов. — Сами понимаете.

— Понимаю, — кивнул Старков.

На столе Карпова замигал селектор. Тот нажал «вызов».

— Слушаю.

— Александр Романович, — прозвучал голос секретаря, — к вам на прием Сергей Лапков.

— Легок на помине. Пусть войдет.

Лапков вошел, со всеми поздоровался, сел рядом со Старковым.

— Очень хорошо, что вы подошли, Сергей Ильич. Слушаем вас.

— На статистике убитых и раненых останавливаться не буду. О своих сотрудниках я уже сообщал Илье Андреевичу, он должен был эту информацию озвучить. — Саврасов в подтверждение кивнул. — Что касается дальнейших действий, то я предлагаю усилить патрулирование на улицах втрое, возможности есть. Усилению подвергнутся службы ППС, ДПС, участковых. Кроме того, я попробую договориться с нашими охранными структурами о выделении штатных единиц в государственные учреждения на случай различных провокационных действий. Уверен, что такое случиться может. И конечно — обязательный паспортный режим. Плюс, — он повернулся к Старкову, — Владимир Миронович, я подготовлю необходимый документ об оснащении всех общественных мест города и помещений государственных учреждений системой видеонаблюдения.

— Предложения дельные, — согласился Карпов. — Владимир Миронович, необходимо в ближайшее время встретиться с населением напрямую, попробовать объяснить ситуацию, совместно с интинцами обсудить пути решения.

— Я уже об этом думал. Возможно, уже на следующей неделе мы действительно проведем такую встречу в здании администрации. Необходимо чуть-чуть подождать — за прошедшие дни мы все равно ничего дельного интинцам пока предложить не можем.

— Значит, подождем. Есть у кого что еще добавить?

Все молчали.

— Тогда, — Карпов снова стал из-за стола, — совещание окончено. Просьба всем без исключения — продолжать мозговой штурм, пытаться найти все возможные пути выхода из сложившейся кризисной ситуации. А к представителям правоохранительных органов — как можно скорее установить личности лидеров акции протеста. Чем раньше это случится, тем скорее мы сможем влиять на события и предотвратить новые трагедии.

ГЛАВА 3. Разговор на кухне

Алексей ужинал, точнее — пытался. После таких событий кусок в горло не лез. Он с деятельным видом ковырялся вилкой в тарелке, однако мысли его были далеко — на площади. Перед глазами до сих пор вставали картины, как люди размахивали импровизированным оружием, травмируя и милиционеров, и других интинцев, просто попавших под горячую руку. И как милиционеры яростно, с ожесточением били всех направо и налево дубинками, нанося дерущимся серьезные увечья. А события в отделении милиции и вовсе не забыть. Алексей впервые попал в подобную ситуацию и до сих пор содрогался, вспоминая любой эпизод — когда очнулся в Дежурной части или сидел на допросе у майора.

Алексея передернуло. На кухню вошла мама.

— Аппетита нет?

Мальчик молча пожал плечами.

— Еще бы, — кивнула женщина. — Страшно было?

— Было, — подтвердил Алексей. — Мама, — он посмотрел матери в глаза, — что происходит?

Валерия Андреевна отвернулась к окну, несколько секунд смотрела на улицу. Алексей терпеливо ждал.

— Что происходит? — наконец произнесла женщина. — А то, сынок, что нас выгоняют из нашего родного города. Я родилась здесь, выросла, ходила в школу, устроилась на работу. Здесь у меня много друзей, знакомых. И теперь меня этого лишают. Лишают те, кто мою жизнь не строил, те, кто меня даже не знает. И таких, как я, — миллионы. Женщины, старики, дети — все оказались заложниками системы! Страшной, безжалостной, человекофобной! — под конец тирады распалилась она.

Она замолчала, снова отвернулась к окну.

— Посмотри на улицу, — продолжила женщина. — Видишь свой двор? Ты знаешь в нем каждую песчинку. Каждый метр тебе знаком, с каждым его участком у тебя свои особые воспоминания: играл в футбол, дрался с соседом, играл в ножички. Через полгода у тебя больше этого не будет. Теперь ты не знаешь, каким будет новый двор, с кем ты будешь играть, а с кем подерешься. И вряд ли тебя это устраивает.

— А куда мы поедем?

Валерия Андреевна ушла в комнату, вернулась с неким документом.

— Направляют нас в Котлас. Уехать мы должны через четыре месяца. Поселят нас в общежитии.

— Работа у тебя будет?

Мама пожала плечами.

— Не знаю. Да и кому я там нужна.

Мальчик вздохнул, снова было начал ковырять макароны, но отвлекся.

— А из наших друзей никто туда не едет?

— Я пока не слышала, — вновь пожала плечами женщина. — Может, кто и будет.

В дверь позвонили.

— Ладно, сынок, доедать будешь? — Алексей покачал головой. — Тогда иди к себе.

Алексей вылез из-за стола, взял тарелку с собой.

— Может быть, потом доем.

Валерия Андреевна кивнула, пошла открывать. В квартиру вошла пожилая женщина с тяжелым пакетом в руках.

— Привет, дорогая! — воскликнула она. — Как ты?

— Да ничего, вроде, — Валерия Андреевна пригласила гостью на кухню. — Заходи, чайком угощу.

Двоюродную сестру мамы Наталью Лазаревну Владимирову, Алексей терпеть не мог. Эта женщина, вечно комплексующая по поводу пары седых волосков, до того довела свою шевелюру рыжей краской, что стала походить на клоуна. Да и характер у нее, мягко скажем, прескверный. Она была готова влезть в любую дырку, постоянно вмешивалась во все дела, даже ее не касающиеся. И все она измеряла в деньгах.

Алексей припомнил, как тетя Наташа пыталась уговорить мать бросить свою работу в поликлинике, где та по праву считалась первоклассным кардиологом, и стать продавцом в центральном «Универмаге». Зарплата больше, — пыталась тетка уверить маму. С трудом удалось от нее отбиться.

Мальчик прислушался к кухне — оттуда слышался монотонное бубнение тетки. Алексей приоткрыл дверь и стал прислушиваться к разговору.

— Да правильно, что нас отсюда выселяют! — восторженно воскликнула Наталья Лазаревна, большими глотками поглощая чай. — Ну, посуди сама, что нам здесь ждать? С работой напряженка, высших учебных заведений никаких. Молодежь вся разъезжается. Город и так естественным образом опустошается. Так лучше, что его закрывают хотя бы по приказу.

Валерия Андреевна молча села за стол, налила чай себе. Владимирова продолжала:

— А теперь ты будешь в другом городе, побольше и поперспективнее нашего. Будет тебе достойная работа, нормальная жизнь.

— Нормальная жизнь, говоришь? — хозяйка отодвинула чашку, уставилась на гостью. — А то, что это мой дом и я имею на это право, — это ничего не значит? Здесь у меня есть все. Что будет там?

— Да все будет, — махнула рукой Наталья Лазаревна, — вот увидишь. Еще такой жизнью заживешь, что сама себе позавидуешь.

Валерия Андреевна ударила кулаком по столу. Владимирова поперхнулась и выронила чашку из рук.

— Ты чего?!

— Ничего! Если у тебя здесь ничего нет, если ты свою жизнь не устроила, то это не значит, что у других ничего нет! Понятно?

Владимирова принялась оттирать платье от чая.

— Ах вот ты о чем! Подковырнуть решила? Да, у меня нет работы, второй год найти не могу, так что же, в укор мне это ставить?!

— Тебе предлагали отличное место, — ехидно заметила Валерия Андреевна. — Чего ж отказалась?

— Отличное?! Да меня пытались поломойкой в магазин засунуть! Нет, лучше без работы ходить.

— Твое право, — подала плечами хозяйка. — Зато при деньгах была бы. Зарплата-то повыше пособия будет.

— А я не хочу работать уборщицей! — заявила гостья. — Не мое это!

— Ага, ты достойна большего!

— И что?

— А то, дорогая сестричка, что не место красит человека. Можно и уборщицей достичь успехов.

Наталья Лазаревна фыркнула.

— Ты хотя бы врач. У тебя и репутация соответствующая. А я?

— А ты, если мне память не изменяет, по образованию экономист. На любом предприятии могла работу бухгалтера найти.

Владимирова вздохнула, но не ответила. Большакова тоже замолчала, вытирая лужу со стола. Наталья Лазаревна встала.

— Засиделась я у тебя, дома дел много.

Валерия Андреевна кивнула.

— Провожать не надо, — донеслось из прихожей. Хлопнула дверь.

Большакова села за стол, подперев лицо руками. Ей хотелось рыдать от безысходности. Но больше — от злости на Наталью. Это ж надо — правильно, что город закрывают! Нет, понятно — ее здесь ничего не держит. Ни работы, ни семьи. Захудалая квартирка в «хрущевке». Да хоть сейчас уезжай!

В кухню вошел Алексей, обнял маму. Женщина прижала сына к себе.

— Я не хочу уезжать, — прошептал мальчик. — Зачем все это?

Женщина заминкой ответила:

— Чтобы достойные дяди смогли лишний раз отдохнуть с размахом за границей. Или купить себе очередную модную машину.

— Ненавижу их! — заявил Алексей, сильнее прижимаясь к матери. — Всех ненавижу!

— А вот это неправильно, — наставительно ответила Валерия Андреевна. — Нельзя жить с ненавистью.

— Почему? Их что, нужно любить?

— Нет, конечно. Любить их не стоит, но и сжигать сердце злобой — верный признак стать никчемным человеком. Да, можешь злиться, обижаться, ненавидеть, но никогда не делай это смыслом жизни. Никогда! — Валерия Андреевна тяжело вздохнула.

Алексей снова ушел к себе. На улице потемнело, вот-вот собирался пойти дождь. В комнате царил полумрак. Не включая свет, Алексей забрался с ногами на подоконник. Последние месяцы он наблюдает до боли родные пейзажи за окном. Вот песочница, где он в детстве лепил кулички, а потом, когда чуть подрос, пытался выстроить целый замок. А рядом качели, с которых он, семилетний мальчик, упал и больно ушиб коленки. Рядом стояла скамейка, которую каждое лето занимали пожилые люди со всего дома. Все родное! Все милое сердцу! И теперь этого всего не будет!

Мальчик перевел взгляд на окна дома напротив. Вон, на четвертом этаже, светится окно Сашки Баранова. Они познакомились года четыре назад, когда Саша с родителями переехал сюда с Восточного микрорайона. Вместе они играли, а не было идеи для игры — просто бродили по району, болтая ни о чем или делясь новостями.

А в соседнем подъезде на первом этаже — вон, на кухне свет горит, ужинают — живет Лена Плотникова. Они учатся вместе с первого класса. Красивая девочка! Алексей влюбился в нее с первого взгляда! Правда, взаимностью Лена не отвечала, но зато с ней можно дружить — всегда поможет, если что, не то что некоторые девчонки в классе.

И теперь их раскидают во всей стране. Надо будет у них поинтересоваться, куда их переселяют. Может, окажутся рядом? Или вовсе в один город попадут? Вот будет здорово!

Мысли Алексея перескочили на воспоминания об отце. Папа, как же тебя не хватает!

Павел Большаков погиб на шахте три года назад, когда маленький Алеша только-только пошел в третий класс. Тогда, в день шахтера, в городе открыли новую шахту «Приполярная», оборудованную на месте некогда существовавшей «Западной». Открытие, как в таких случаях водится, проводилось с шиком, размахом. На мероприятии присутствовали гости из Сыктывкара и даже из Москвы. Да и повод к такому фурору был походящий — эта шахта появилась после двадцатилетней политической вакханалии в городе. И вот, около тысячи людей получили новые рабочие места!

Среди них был и Павел Большаков, до этого около двух лет просидевший без работы, перебиваясь однодневными заработками — от грузчика у частных предпринимателей до прихалтуривающего в частном ЖЭКе плотника. Денег, конечно, зарабатывал мало, но всегда старался, чтобы семья не жила одним куском хлеба. И вот настоящее везение — бывший шахтер «Интинской» после существенного сокращения численности работников, опять же в целях «оптимизации затрат», стал одним из, так сказать, пионеров нового предприятия, дающего надежду городу и всем его жителям!

Радость длилась недолго — всего пару недель. И опять свою страшную роль сыграло человеческое «авось». Что-то не досчитали, что-то не измерили строители шахты, но в одном районе концентрация метана превысила разумные пределы. Внезапно вспыхнуло как при ядерном взрыве. Сотряслась даже земная поверхность. Жители города не могли поверить, что их город — сейсмоопасный! Такого просто не может быть! Никогда!

Увы, если бы это было просто землетрясение может, и было бы легче. В одно мгновение взрыв убил семьдесят три человека. Не выжил никто. И среди них — счастливый, как и все его коллеги, «пионер» шахты «Приполярная» Павел Большаков.

Спасатели разбирали завалы еще недели три. В шахту они смогли спуститься только на третий день после инцидента — до тех пор существовала угроза нового взрыва, специальная аппаратура указывала, что в воздухе содержится огромное количество метана. Рисковать не хотел никто.

Когда появилась возможность вытащить мертвых людей на поверхность, у шахты спасателями и родственники погибших был организован палаточный городок. Все с замиранием встречали тела погибших, ожидая, что на этот раз подняли именно их родного человека. Сотрудникам милиции приходилось даже оттеснять от спасателей, вытаскивающих из шахты очередной труп, горем убитых жен, матерей, детей.

Там одиннадцать дней прожила и Валерия Андреевна. В тот день тело ее мужа вынесли на поверхность последним — Павла завалило породой, образовав над ним могилу высотой до полутора метров. Глядя на мертвого мужа Валерия Андреевна сначала просто молча смотрела, а потом с рыданием кинулась к телу. Спасатели ей не мешали — они все понимали.

Тело Большакова уже увезли в морг, а Валерия Андреевна по-прежнему стояла на коленях посреди палаточного городка и невидящим взглядом смотрела на то место, где до того лежало тело ее мертвого мужа. Бригадиру с помощником не сразу удалось довести ее до палатки — женщина сопротивлялась, требовала ей не мешать прощаться с супругом. Спасатели даже подумали, что вдова от горя сошла с ума. Но через несколько минут истерика кончилась, женщина обмякла и позволила донести ее до палатки. Ни разу не просыпаясь, в одной позе она пролежала до утра, чтобы, очнувшись, осознать, что теперь она одна. Одна! С маленьким ребенком на руках!

Хоронили погибших спустя неделю после окончания спасательных работ. Всех сразу — семьдесят трех человек. На три дня в городе был объявлен траур. А новую шахту решили закрыть до выяснения всех обстоятельств гибели рабочих. Правда, идти туда уже не хотел никто — работники спешно закидывали директора заявлениями об увольнении. «Пусть я как грузчик буду получать семь — восемь тысяч, но останусь жив», — говорили мужчины. И может быть, они были правы?..

Воспоминания оборвала вошедшая в комнату мама. Нашла сына за шторой.

— Грустишь?

— Ага, — кивнул Алексей. — Папу вспомнил.

— Я тоже его часто вспоминаю, — Валерия Андреевна незаметно смахнула слезу. — Мне тоже его не хватает. — Она закусила губу, чтобы не расплакаться, но Алексей это понял.

— Мама, — он перевел разговор на другую тему, — а ты когда-нибудь была в Котласе?

— Нет, не было необходимости.

— Мы же его на поезде проезжаем?

— Да, на каждом поезде. Помнишь, четыре года назад ездили в Москву? Тогда мы очень долго стояли, несколько часов.

— А почему?

— Там меняют тепловоз, добирают необходимое количество топлива. Да и сама станция расположена так, что через нее проезжает огромное количество пассажирских и товарных поездов. Вот и получается, что наш поезд, чтобы не случилось какой-нибудь катастрофы, пропускает остальных.

— Вокзал у них красивый.

— Да, строители в те времена постарались. Значит, хотят, чтобы гости города, да и просто пассажиры, начинали восхищаться уже сразу, с железнодорожной станции.

— А почему у нас такой… невзрачный, что ли?

— Ну, — пожала плечами мама, — это уже вопрос не к нам. Может, тогда власти города решили, что именно такой вокзал будет приемлемым для нашего города. Теперь это уже загадка истории.

Алексей зевнул.

— Спать хочешь?

— Очень, — признался мальчик.

— Ложись. Натерпелся сегодня всякого. Уроки хоть сделал?

— Да, я тебе говорил.

— Забыла, — махнула рукой Валерия Андреевна. — Сама намаялась. Не надо было тебя с собой брать.

— Чего уж теперь, — философски заметил Алексей.

— И не говори.

Вдвоем они расстелили кровать. Алексей улегся.

— Спи, — мама поцеловала сына в лоб. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — в ответ пожелал мальчик, закрывая глаза.

Заснул он сразу. И приснилось ему, что он в парке гуляет с родителями. Им весело…

ГЛАВА 4. Селектор

Утро выдалось для Старкова поистине сумасшедшим. Уже в половине девятого утра позвонил лично Глава Республики Коми Гималаев и поинтересовался событиями в Инте. Нет, он был в курсе всего, что происходило в городе, но дополнительно желал знать, что в данном случае собираются предпринять власти. Владимир Миронович как мог пытался объяснить вышестоящему начальству, что ситуация более-менее под контролем: правоохранительные органы ищут зачинщиков митинга, виновных в массовых беспорядках; при этом как граждане, так и сотрудники милиции уже наказаны и привлечены к разного рода ответственности.

Удовлетворил ли его ответ Гималаева, Старков не понял, но, судя по тону Главы РК, Старков почувствовал, что в сложившейся ситуации тот требует от руководства города намного большего, чем есть сейчас. Да, и Старков готов был в этом признаться, до сих пор не было сделано ничего. Не успели еще.

Старков уже собрался вызвать к себе Бирюкова и Беликова, чтобы обсудить проблему поиска покупателей шахтного оборудования, но планы нарушил секретарь, сообщив, что Гималаев в одиннадцать утра собирается проводить селекторное совещание с главами городских округов Инты, Воркуты и Усинска. Старков распорядился, чтобы к этому времени к нему вызвали Беликова и Бирюкова, а также пригласили Карпова и Лапкова. Тонкову, которая должна была созвониться с коллегами из Котласа и обсудить проблему трудоустройства врачей, решил пока не трогать — пусть работает спокойно. Людмила Викторовна обещала сообщить о результатах лично — Старков попросил секретаря пропускать ее немедленно в любое время.

Сам же Владимир Миронович собирался съездить на шахту «Интинская». Руководство предприятия уже было предупреждено, что часть оборудования необходимо выставлять на продажу как можно скорее. Сам Старков хотел воочию осмотреть возможный товар.

Планы нарушили снова — на этот раз Тонкова с докладом. Старков пригласил ее сесть.

— Какие результаты?

— Руководитель администрации Котласа согласился принять на работу сто пятьдесят медицинских работников. В данный момент они заканчивают строительство новой больницы, естественно даже при ранних договорах с другими специалистами, штат учреждения необходимо будет доукомплектовывать. Таким образом, в Котлас могут переехать сто пятьдесят медиков — семьдесят врачей и восемьдесят медицинских кадров низшей категории, то есть медсестры, фельдшеры. Было обещано, что на станцию «Скорой помощи» удастся трудоустроить до пятнадцати работников. Но пока это предварительно, власти города проведут переговоры с представителями медицинских учреждений.

— Отлично. Необходимо получить официальное подтверждение властей Котласа и руководителей учреждений, что они готовы принять интинцев. Мы не можем рисковать.

— Обязательно, — кивнула Людмила Викторовна. — Когда подтверждение будет получено, я передам списки «Российскому пространству».

— Сколько человек у нас остается, скажем так, без работы? Сколько интинцев еще не удалось устроить?

— По моим данным, до двадцати тысяч. Необходимо будет провести совещания со всеми учреждениями города, чтобы уточнить эту цифру.

— Спросить бы у самих горожан, — задумчиво произнес Владимир Миронович. — Но это получится только после того, как мы все же сможем их убедить, что переселение необходимо.

— Вопросы ко мне еще будут? — нетерпеливо спросила Тонкова. — Мне должны перезвонить из Саратовской области.

— Нет, спасибо, Людмила Викторовна. Будут результаты, докладывайте немедленно, в любое время.

Тонкова кивнула и покинула кабинет. Старков же созвонился с директором шахты и договорился о встрече через час. Тот пообещал приготовить все необходимое.

По дороге в микрорайон Южный Владимир Миронович еще раз просмотрел документы, касающиеся продажи жилых помещений интинцев муниципалитету, их накануне прислали из Сыктывкара — свой вариант проработало Министерство финансов региона. Выходило, что Инта может надеяться на такое развитие событий, но в этом случае власти должны быть готовы, что дефицит городского бюджета даже с учетом реализации промышленного оборудования составит ни много ни мало полтора миллиарда рублей. То есть, если эту сумму перевести на стоимость тех же однокомнатных квартир, то компенсацию не получат пятнадцать тысяч собственников жилья! Если учесть только стоимость трехкомнатных квартир, в минусе останутся три тысячи продавцов. А это чревато очередным социальным взрывом. Да, с одной стороны и республика, и федеральное правительство выплатят пособие каждому. Но тогда в этом случае может случиться так, что одни уедут чуть ли не с полумиллионом в кармане, а другим достанется всего тысяч сто от силы.

Старков вздохнул, спрятал документы. Мысли вернулись к событиям на площади. Необходимо в кратчайшие сроки установить организаторов акции протеста, чтобы и впредь они народ не баламутили. Да, с одной стороны ситуация накалена уже самим появлением пресловутого постановления. Старков сам скрипя зубами читал его, понимая, что Инта вот-вот уже начала выходить из кризиса, как в Москве решили город ликвидировать вообще. Что же там случилось, если содержать малюсенький городок стало не выгодно? А с другой стороны уже ничего не сделаешь, так решило даже не региональное — федеральное правительство. Жаловаться, биться об стену, взывать к разуму бесполезно. И теперь самое главное — не подливать масла в огонь. Обстановка и так накалена донельзя, но находятся умники, которые спешат посеять смуту и панику. Кому во всей этой истории поверят простые люди? Властям, которые решили выгнать их неизвестно куда? Или кучке провокаторов, бросающим в толпу модные лозунги, заставляя горожан слепым стадом двигаться в ошибочном направлении? То-то и оно!

Автомобиль уже свернул к Предшахтной, как Старков заметил, что в заброшенным несколько десятков лет назад здании кирпичного завода копошатся трое.

— Останови, — попросил он водителя.

— Опасно, Владимир Миронович, — не согласился тот. — Может, милицию вызвать?

— Вариант, — кивнул Старков.

Он набрал на мобильнике «020».

— Милиция слушает, дежурный старший лейтенант Пирогов.