Бесплатный фрагмент - Слабый снег не прекратится

Елена Басалаева
Слабый снег не прекратится

Рассказы

Аннотация

Жизнь — это невероятно сложная или всё-таки простая штука? Зависит от настроя людей, которые ищут ответы на важные вопросы и делают шаги навстречу друг другу. Рассказы о жизни и любви помогают поверить, что жизнь наладится, несмотря на трудности, и дарят надежду.

#русскаяЛитература, #современнаяЛитература, #женскаяПроза, #книгиОЛюбви, #женскиеСудьбы, #житейскиеИстории, #поискСчастья, #сборникРассказов, #авторскийСборник

18+

Художник Гога Тандашвили

© Басалаева Е. М., 2023

Публикуется в авторской редакции

Корректор Л. Ройтман

Телефон

Тестя Вадик не любил. Не за что было любить: сутулый, седой, весь какой-то выцветший Ольгин папаша имел привычку заглядывать на ужин раз, а то и два раза в неделю. Сидел за столом подолгу, от добавки никогда не отказывался, как и от второй чашки чаю с пирожком. Потом ещё смотрел телек. А пользы при этом от него не было никакой. Разве что с внучкой гулял иногда во дворе, да и то без особого энтузиазма, только если попросить. Больше халявных ужинов и чаепитий Юрий Григорьевич, бывший инженер, любил, наверное, только рассуждения о стране — о том, как продали и разворовали промышленность и, соответственно, о том, как раньше всё отлично работало на радость трудовому человеку. Вадик эти дремучие рассуждения слушал с брезгливостью. Сколько можно? Давно пора понять, что никому наверху мы не сдались, и нужны никогда не будем.

Но всё-таки Вадик терпел вечерние приходы тестя. Даже старался сохранять дружелюбие. Причина тому была одна — квартира. Обшарпанная, заваленная всяким барахлом вроде книжек и журналов «Наука и техника», но относительно просторная, двухкомнатная. Маше, дочке, пригодится. Не век же Юрий Григорич будет жить. А если ещё ребёнка родить, так хата не лишняя и подавно. На крайний случай сдавать пригодится.

Больше всего Вадика напрягало то, что Юрий Григорьевич являлся внезапно — непонятно было, когда его ждать, когда не ждать. Изрядно устав от подобных сюрпризов, Вадик раскошелился на сотовый телефон и вручил его тестю аккурат в день рождения. Телефон был не слишком навороченный, но и не совсем примитивный. Тестю, во всяком случае, понравился. Тот даже похвалил: хорошо, мол, в руке лежит. В руке… А сколько в нём приложух разных, даже не заметил. У Вадика родители тоже были, конечно, немолодые, но в современных технологиях ориентировались всяко получше тестя: тот вообще динозавр динозавром. Отсталый человек.

Пару дней после вручения подарка Вадик не вспоминал про Юрия Григорьевича, а потом ему пришла мысль: не сходить ли в выходные с Ольгой в кафешку? Сто лет уже никуда не выбирались, чтобы нормально посидеть. Можно даже винцо с шашлычком заказать. А дед пускай с внучкой побудет.

Вадик отыскал в списке номер, ожидая, что старик поломается слегка, да и согласится, и заранее предвкушая неплохой вечер в полутьме летнего кафе, лёгкую музыку и приятное чувство пустоты в голове, освобождённой хоть на время от повседневных мелочных забот.

— Алло, Юрий Григорич? — по-хозяйски уточнил Вадик, услышав, что вызов принят.

К его удивлению, в трубке отозвалась какая-то баба:

— Алло, шлушаю.

— Вы кто? — сухо осведомился Вадим.

— Та это ше я! — ответила баба. Голос у неё был какой-то шершавый, пришёптывающий — нерусская, что ли?..

Вадик чувствовал, что уже начинает злиться, и вдохнул поглубже, чтобы успокоиться. Всё ясно, конечно. Сколько он говорил этому динозавру, чтоб не шлялся пешком, чтобы садился на автобус?! Всё равно не послушал. Пошёл по Копыловскому мосту — прогуляться, блин, через исторический район. Однажды полтинник так выронил, а тут сотовый. Засмотрелся там на поезда, ну, сотик и выпал из кармана. А эта стерва рядом бежала и, конечно, своего счастья не упустила.

— Это чей у вас телефон? — закипал Вадим.

— Щей, щей! Конефено, мой! — отвечала наглая баба.

— Говорите, где вы его взяли! Это телефон моего родственника. Где вы его нашли?

На том конце отозвались удивлённо:

— Ну, што ш ты говоришь? Какие родштвенники? Это ш мой телефон.

В трубке словно что-то зашуршало: нерусская воровка тихо засмеялась.

Вадик стиснул зубы. Надо, надо таких учить. Забрала телефон у старикана и смеётся. Совести нет.

— Значит, так. Записывай быстренько мой номер, и вечером чтоб телефон у меня был. Без дураков.

— А ешли не привежу? — прошуршало опять в трубке.

Вадик даже головой покачал. Ну и наглая баба. Вадику стало жаль тестя. Надо же быть таким… Слово-то приличное не подобрать. Купил ему, как белому человеку, телефон — и то посеял. Телефон жалко. И Григорича тоже. И кого больше, непонятно.

— Слышь сюда, делай что говорю, а то найду тебя, и хуже будет, — жёстко проговорил Вадим. — Телефон отдашь. Адрес записывай, куда ехать.

На том конце опять послышался глухой шум — то ли смех, то ли вздох:

— Щё ты, Вадик… Што ты жлишьшя-то опять? Надо отдать — отдам. Шё я, адреш не жнаю…

— Во-во, отдавай, — мрачно согласился Вадим и тут только понял: откуда баба знает его имя?

— Ты кто? — спросил он растерянно, совсем по-детски.

— Щеловек. Юрий зовут.

— Григорич? — удивился Вадик. — А почему у тебя голос бабский? Как старуха какая-то… Или узбечка.

На пару секунд повисло молчание: потом уже до Вадика дошло, что тесть, видно, обиделся.

— Я вам перезвоню, — коротко объявил Вадим, сбросил вызов и снова набрал Ольгиного отца.

— Алло? Слышно?

— Слышно, — устало отозвался тесть обычным голосом.

— Вот теперь нормально… А почему раньше-то так странно говорил?

— А я знаю?! Программа, наверное, какая-то стоит, она мне голос и переделала. Кнопку случайно нажал… Из старика в старуху превратился, — засмеялся тесть.

— А… Есть такая программа, голос модулирует, — сообразил наконец Вадим.

— А я-то думаю: что это Вадик дуркует? Надо телефон отдать — ты скажи, отдам. Ольге лучше подаришь.

— Да нет. Вы пользуйтесь, — смущённо отказался Вадим. — Я это. Чё звоню-то. Может, придёте сегодня вечером с Машей посидеть? Часов в семь. Мы бы с Ольгой в кафешку сгоняли.

— Приду, — легко согласился тесть. — Ты только мне на телефоне эту программу удали. А то другой раз позвонишь — опять напугаю.

Пропавший мальчик

Настала уже среда, шла третья неделя после каникул, когда учительница математики Ольга Евгеньевна Левицкая забеспокоилась: у неё в классе пропал мальчик.

Уже с восьмого ноября, с первого дня новой четверти мальчик по имени Миша не появлялся в классе. Ольга Евгеньевна напрягала память, пытаясь сообразить: писал ли ей Миша в Вайбере, а, может, по СМС, что заболел, или она сама додумала эту причину его отсутствия как самую вероятную? В последнюю пару лет память иной раз стала подводить Ольгу Евгеньевну. Работая в школе с девяносто второго года, она вплоть до самых недавних пор легко удерживала в уме не только фамилии учеников, имена-отчества их родителей и номера кабинетов коллег, но и разнообразные увлечения подопечных, особенности их семей и даты детских дней рождения. Теперь же стройная система накопленных в сознании Ольги Евгеньевны фактов и впечатлений о школьниках и школе начала понемногу рассыпаться. Она уже не могла уверенно сказать, ездил ли Коля Ш. в 2002 году на Николаевскую сопку или остался дома, была ли Дина У. на выпускном или сразу после экзаменов уехала с родителями в Петербург. Эта начинающаяся расплывчатость воспоминаний очень не нравилась Ольге Евгеньевне, потому что она, как математик, во всём любила точность.

Ладно бы там дела давно минувших дней, но тут-то всё случилось буквально две недели назад. Говорил Миша о своей болезни или нет? Пожалуй, не говорил: среди звонков нет пропущенных ни от него, ни от его матери. В конце концов, это не так важно. Важнее узнать, когда он придёт в школу.

Ольга Евгеньевна нашла номер Миши и нажала кнопку вызова.

— Абонент недоступен, — с неуместной весёлостью отозвались на том конце провода.

Слегка заволновавшись, Ольга Евгеньевна нервным жестом откинула чёлку и набрала Мишину мать. Отцовского номера у неё не было: по сведениям соцпаспорта, отец жил отдельно и в воспитании ребёнка особенного участия не принимал.

— Абонент отключён, — сообщили на сей раз сдержанно и сухо.

«Уже вечер, специально отключили, может», — попыталась убедить себя Ольга Евгеньевна, но на сердце у неё стало неспокойно.

На следующий день в самом начале урока она спросила своих подопечных-шестиклассников:

— Ребята! Вы давно видели Мишу? Кто общался с ним?

Пропавший Миша учился на четвёрки, но всегда был замкнутым, необщительным ребёнком и часто сидел на перемене один, что-то рисуя в тетради. Ольга Евгеньевна делала попытки пообщаться с мальчишкой, но он тут же захлопывал тетрадку и уходил. От консультации психолога мать отказалась. Какие-то контакты с Мишкой поддерживали только двое детей — рассудительный миролюбивый Никита и бойкая девочка Лиля.

— Мы его не видели давно! — уверенно сказал Никита, а Лиля энергично помотала головой в знак согласия.

Остальным ученикам и вовсе было нечего сказать. Есть ли Миша, был ли Миша, будет ли Миша — им казалось одинаково всё равно, и гораздо больше они думали о том, будет ли сегодня самостоятельная: в элжуре её прописали, но на последнем уроке математичка про это не говорила.

Ольга Евгеньевна проводить самостоятельную не стала. Едва дождавшись окончания уроков, она тут же стала искать в истории звонков номер Мишиной матери. Неласковый голос опять рапортовал ей о том, что с абонентом поговорить не удастся. Номер самого Мишки тоже был по-прежнему недоступен. Ольга Евгеньевна догадалась зайти в Вайбер: у матери последним днём посещения значилось девятое ноября, у Миши — восьмое.

— Пропали! — тревожно прошептала Ольга Евгеньевна. — Может, авария какая случилась…

Воображение Ольги Евгеньевны стало рисовать ей жуткие в своей явственной зримости картины: вот Мишка с мамой садятся в машину (в такси, конечно, откуда своё авто у одинокой матери?); вот машину заносит на крутом повороте и она врезается в грузовик; вот мелькают огоньки скорой помощи…

Дома Ольга Евгеньевна выпила пятнадцать капель корвалола. Немного успокоившись, она стала говорить себе, что, может быть, не всё так плохо, и этот самый Мишка просто на каникулах укатил в какую-нибудь глухую деревню к двоюродной бабушке, да и застрял там без связи. Как раз пошли первые морозы, перестал ходить паром, и глупый мальчишка со своей мамашей так и остались в Богом забытой деревне, откуда не выбраться теперь до самого ледостава. И со связью там, конечно, беда — иначе бы позвонили ведь, не заставляли так беспокоиться…

Наутро она снова решила поспрашивать детей, теперь уже на перемене. К Никите с Лилей присоединилась ещё Сонечка — хрупкая, застенчивая девочка с тонкими, будто у фарфоровой куколки, чертами лица.

— Давно вы, ребята, общались с Мишей? — опять спросила Ольга Евгеньевна.

— Да мы не так что сильно общаемся с ним… Он картинки прикольные рисует, иногда показывает нам, — пожал плечами Никита.

— Он хороший, конфетами делится, — похвалили Мишу девчонки.

— Но родители у него строгие, — заметил Никита. — Ничего ему не разрешают. Ни на компьютере играть, ни гулять вечером. Даже на день рождения не разрешили никого пригласить.

Ольга Евгеньевна уточнила:

— Родители, говоришь? У него же только мама.

— Нет, у него и папа какой-то есть! Я его видела. Худой такой, — сказала Лиля.

Ольга Евгеньевна нахмурилась. Худой папа, конечно, лучше, чем никакого. Однако давно ли он появился? Выходит, мать нашла сожителя. Дело, понятно, хозяйское, но как он влияет на ребёнка? И уж не к его ли родне поехал Мишка и теперь не может вернуться? А вдруг в той деревне карантин? Вон сейчас какая сложная эпидемиологическая ситуация…

После обеда Ольга Евгеньевна отправилась в кабинет социальных педагогов. Одна из них, полная и с виду добродушная Татьяна Геннадьевна, в прошлом была учителем физкультуры, сейчас преподавала на ставку ОБЖ, вела юнармейский класс и отлично умела стрелять из винтовки. Другая, Илона Борисовна, несколько лет служила в детской комнате полиции, но, устав от этой тяжёлой работы, устроилась пусть не на хлебное, но спокойное место в средней школе.

— Здравствуйте. У меня пропал мальчик, — с порога изложила свою проблему Ольга Евгеньевна.

Татьяна Геннадьевна, нехотя оторвавшись от компьютера, жестом пригласила сесть:

— Рассказывайте.

Ольга Евгеньевна потеребила пояс:

— С восьмого ноября не вышел на занятия. Я считала — болен, мама присылала смску. Ну, а тут время идёт, пять дней я на больничном была с горлом, выхожу — а его нет. Номера недоступны.

— Всё понятно, — глубокомысленно заметила соцпедагог. — Семья благополучная?

— Не очень, как видно, — вздохнула Ольга Евгеньевна. — Мать жила с ребёнком одна, сейчас сожителя нашла. Дети в классе говорят — обращаются с Мишей плохо, к компьютеру он не подходит, день рождения не праздновали…

Татьяна Геннадьевна возмущённо тряхнула гривой пышных волос:

— И вы ещё молчали! Да там семью, может, надо ставить на учёт! Звоните опять этой ваше маме. И если ответит, пусть немедленно в школу. Скажите, директор вызывает, есть вопросы.

— А если не ответит?

— Тогда завтра пойдём домой к ним. Табель подготовьте, оценки мальчика за первую четверть, пустые клетки за вторую четверть. Распечатайте, чтоб были видны Н-ки, что сейчас его нет! И характеристику составьте. Заверим завтра у директора. И пойдём искать вашего мальчика, куда деваться! Может, там эти горе-родители уже алко-наркопритон устроили, ребёнка держат взаперти, а мы бездействуем!

— А что вы, не верите? — высказалась вторая соцпедагог, хотя Ольга Евгеньевна готова была поверить всему. — Вот тоже в одном году девочка была. Сигнал поступил, что бьют… Так оказалось, там родители такой шалман устроили дома! Пили не просыхая. А девчонка с виду приличная была!

Ольга Евгеньевна ушла в свой кабинет делать документы — характеристику и табель. В рассказ Илоны Борисовны о дочери алкоголиков ей верилось охотно. Она могла бы рассказать истории даже пострашнее. В девяностые годы её учеников-девятиклассников пару раз забирали из вытрезвителя. В начале двухтысячных семью одного мальчика ограбили наркоманы, и все родители в классе скинулись на помощь пострадавшим, кто сколько мог. А совсем недавно, три года назад, одна неплохая, правда, слабенькая в учёбе девочка по имени Олеся стала прогуливать школу. Вначале она говорила, что сидит с младшими братьями, но скоро обман раскрылся, и Ольга Евгеньевна пришла к ним домой, никого не предупреждая. Всё закончилось слезами раскаявшейся Олеси, которая, оказывается, вместо уроков была на ипподроме — очень полюбила лошадей. Родители охали, шумели, но в конце концов пообещали дочери купить абонемент на ипподром и взяли с неё клятву, что больше прогуливать занятия она не будет. Особенно математику. И ведь не прогуливала — ну, кроме физкультуры пару раз в месяц.

Сонечка, Никита и Лиля на следующий день уже сами поинтересовались, как там Миша.

— Сегодня пойдём его искать, — пообещала им Ольга Евгеньевна.

В кабинете соцпедагогов её уже поджидали.

— Характеристику заверили? — критически посмотрела на свежесделанные документы Татьяна Геннадьевна. — Ну ладно. Подождите меня тут, сейчас я по юнармии табличку отправлю отчитаться, и пойдём.

Ольга Евгеньевна ждала минуту, две, пять… Размотала шарф, расстегнула пальто. Волнение уступило место скуке. Учительница зашла в Вайбер, машинально набрала номер Мишкиной матери. Включила громкую связь. Внезапный долгий гудок заставил её напрячь слух.

— Слушайте, мать вроде на связи появилась! — воскликнула Ольга Евгеньевна.

Илона Борисовна выключила гудящий радиатор, чтобы создать полнейшую тишину.

Трубку сняли, но в хаосе шорохов и бульканий человеческого голоса было не разобрать.

— Где вы с Мишей? — прокричала Ольга Евгеньевна бурлящему океану звуков.

Татьяна Геннадьевна судорожно потыкала пальцем в телефон, делая знак, что надо писать, а не кричать.

«Где вы?! Потеряла Мишу!! С 8 числа нет!» — не приученная к смайликам Ольга Евгеньевна выражала свои эмоции обилием восклицательных знаков.

Через несколько секунд ей пришёл ответ:

«Извините, что не сказали. Мы уехали в длительный отпуск. Сейчас находимся в Мексике».

— Ну что? — поинтересовалась Илона Борисовна, поёживаясь от сквозняка возле окна.

— В Мексике они, — ошеломлённо проговорила Ольга Евгеньевна.

— Где? — в голос переспросили обе соцпедагогини.

Ольга Евгеньевна повторила.

— Может, врёт она, — усмехнулась Илона Борисовна. — Видала я таких фантазёров. Мать у той девчонки, где шалман был в гостинке, тоже говорила: на море мы поедем скоро, сейчас у нас временные трудности, тоси-боси…

— Так она только говорила, а эти вправду поехали, — не согласилась Татьяна Геннадьевна. — Откуда деньги у людей, вот что меня поражает! Тут работаешь на две ставки, и с классным руководством, и со всякими северными надбавками, и дальше Чёрного моря не уедешь никогда, да и на то целый год собирать. А эти — в Мексику!

— Да говорю я вам, врёт она, — стояла на своём Илона Борисовна. — Дома просто закрылись и сидят. Напишите-ка ей, пусть фото пришлёт.

Через пару минут Мишина мама прислала фотографию, где она, улыбающаяся, стояла рядом с сыном на фоне молочно-белых гостиничных стен.

— Ну что там, Мексика на фото? — усмехнулась Татьяна Геннадьевна.

Ольга Евгеньевна дала ей посмотреть.

— Хостел какой-то… Ну-ка, пусть ещё ракурс другой снимет.

— Из окна, из окна! — подсказала Илона Борисовна.

«Видишь ты», — неуместно вспомнились учительнице математики строчки из песни про миллион алых роз.

Мишкина мать прислала фото из окна: в тёмно-синем сумраке среди смазанных городских огней виднелся смутный силуэт высокой пальмы.

— Ну, что? Наши края?! — заранее торжествующе воскликнула Илона Борисовна. — Я этих горячих мексиканцев на участке навидалась — во!

— Не наши, — уверенно покачала головой Ольга Евгеньевна.

Татьяна Геннадьевна в раздумье постучала карандашом по столу.

— А, может, это Фотошоп? Пусть она ещё фото билетов вышлет.

Через минуту загрузился снимок лежащих на чёрном билетов, где местом отправления значился Estambul. Ольга Евгеньевна молча показала их соцпедагогам.

— Хм, хм… — пожевала губами пышноволосая Татьяна Геннадьевна. — Живут же люди. Из Турции да в Америку! Напишите, что так не делается! В другой раз чтобы предупреждали хоть. Заявление вообще-то надо писать!

— Это понятно…

Ольга Евгеньевна взяла шапку и, не прощаясь, вышла из кабинета.

На улице падал мелкий снежок. В Мексике сейчас, наверное, тепло… Пальмы круглый год растут. Пальмы там не то, что местные — торчат в кадках, сухие, пожелтевшие, нелепые. Там пышные, вместо ёлки на новый год. Есть у мексиканцев новый год? Наверное, нет. У них что-то другое. Другая жизнь. Показывали когда-то давно… «Богатые тоже плачут». Хотя не все там богатые… Некоторые ещё бедней, чем мы. Зачем туда поехал Мишка? Почему не сказал?

Ольга Евгеньевна сморгнула набежавшие слёзы. Сколько лет она работала в этой школе, сколько навидалась и наслушалась — страшного и смешного! И не боялась никаких дел. Бегала за спортивную площадку ловить курящих старшеклассников. Отчитывалась директору за попавших в вытрезвитель пацанов. Получала от него же похвалу за этот выпуск, когда ребята закончили одиннадцатый класс. Делала ремонт в классе — вместе с родителями красила стулья, стены. Родители благодарили за данные их детям знания. Ездила четыре года назад на форум защищать честь школы. Нигде не ударила в грязь лицом. Была для всех уважаемым человеком. И вдруг такое… Вроде не напились, не подрались, даже не разругались, но просто промолчали… Уехали и не сказали.

На следующий день Ольга Евгеньевна зашла в свой класс. Вопреки ожиданиям, дети встретили её заинтересованными лицами и тут же забросали вопросами:

— Как там Миша? Нашёлся? Скоро придёт?

Ольга Евгеньевна отошла к доске, сделала усмиряющий жест рукой, дождалась всеобщей тишины и нарочито интригующим тоном стала рассказывать:

— Собрались мы сегодня Мишу искать. Домой к нему, думаем, надо идти. Ну, пропал ведь! А тут раз — мама его звонит! Оказалось, что Миша у нас в Мексике!

Ровно две секунды ребята молчали, а потом невысокий, светлоголовый Филиппенко изумлённо проговорил:

— Так вы что, в Мексику к нему съездили?

— Ага! Перед уроками, быстренько! — съюморил хитроглазый Яшин.

— Как же он там живёт? — обеспокоенно прошептала фарфороволицая Сонечка.

«Как, как. Кто бы знал», — успела подумать про себя Ольга Евгеньевна.

И вдруг экран её телефона замигал. Нажав на новые сообщения Вайбера, Ольга Евгеньевна прочитала: «Извините, связи не было. Мы попали здесь в карантин. Как только отпустят, возвращаемся обратно».

— Ребята, — чуть дрогнувшим голосом сказала Ольга Евгеньевна. — Миша вам привет передаёт и говорит, что как только их из карантина отпустят, так он к вам.

— А может, лучше мы к нему? — с лукавой улыбкой предложил Яшин.

— А вы позвоните ему, напишите — вот он вас и пригласит… Так. Достаём двойные листочки. Самостоятельная работа.

Педагогический приём

— Перейдём к главному. Какой у вас опыт работы? — глядя на Яну поверх очков, спросила директриса.

Яна боялась этого вопроса, хотя скрывать тут было нечего: почти пятнадцать лет она проработала журналисткой — вначале в омской газете, потом на омском же телевидении. И муж, и подруги считали её профессию творческой, интересной, гордились тем, что Яна умеет брать интервью у самых влиятельных людей области и вхожа в любой кабинет. Однако сама Яна, хотя и была благодарна газете, а особенно телеканалу за то, что научили её уверенности, всегда чувствовала в журналистике что-то нечистое, чего следовало бы если не стыдиться, то, по крайней мере, не подчёркивать. Чтобы «накопать» нужную информацию, приходилось улыбаться неприятным людям, переиначивать слова интервьюеров так, чтобы в тексте было побольше перца. От подробностей махинаций местных чиновников становилось не по себе, а ведь полагалось делать вид, что ничего не знаешь, чтобы тебе не начали портить жизнь. За несколько лет Яна порядком устала говорить не то, что думала, а что ждала от неё редакция, и сидеть за компом по ночам. Когда они с семьёй переехали в Красноярск, идея устроиться в школу пришла как-то сама собой. Почему бы и нет? И к двум дочкам поближе, и занятость, надо полагать, меньше.

— У вас богатый опыт — это прекрасно, — вопреки Яниным ожиданиям, похвалила её директриса, холёная пожилая дама в белом брючном костюме. — Сейчас грядут перемены, в школу приходят люди без специального педагогического образования, но интересные, знающие. Такие нам нужны… Понимаете?

Яна только хотела открыть рот, чтобы ответить, как она хорошо всё понимает, но директриса пока что не дала ей вставить слово:

— Ещё прекрасно, что вы априори человек свой, прописаны рядом, у вас здесь учится двое детей. Значит, вы кровно заинтересованы в сотрудничестве с нами… Я, конечно, вас беру, но с условием: будете учиться и развиваться. Специальные знания всё-таки тоже нужны. Вы ведь понимаете, что в ближайший год нужно будет научиться многому? Разным приёмам и так далее…

— Понимаю, — ответила Яна, убирая от лица мешавшие длинные волосы. — Буду учиться. Осваивать приёмы.

— Вот и отлично, — опять сухо похвалила её директриса и, выкатившись на дорогом кожаном кресле из-за стола, по-хозяйски окликнула секретаршу:

— Ира, оформляй приказ.

***

На следующий день Яна уже принесла в кабинет свою методичку, распечатки вводных уроков и даже подаренную когда-то на день рождения кружку с мотивирующей надписью «Ты должен верить в себя, даже когда в тебе сомневается весь мир».

— Уверенность, — это главное, — подтвердила хозяйка класса и по совместительству наставница Яны Наталья Петровна. — Ты должна излучать её, распространять от себя, как радиацию. И всё будет. Больше ничего не надо.

— А приёмы? — недоверчиво спросила Яна.

— Приёмы — дело наживное.

Семиклашки встретили Яну приветливо. Особенно девочки. На первой же перемене две самые смелые из них подошли и спросили, где Яна покупала такие красивые золотые туфли.

— В Торговом квартале, — ответила она с таким чувством собственного достоинства, будто привезла их если не из Парижа, то, по крайней мере, из Москвы.

В другом седьмом классе девочкам понравились Янины бусы, а мальчикам — рассказ о том, как их новая учительница два года назад ездила записывать интервью с омским мэром.

— Молодец! Ты уже их заинтересовала, — одобряла Яну Наталья Петровна.

Однако с пятым классом дела обстояли не так хорошо. Первые два или три урока пятиклашки сидели смирно — присматривались. А потом начали выдавать фокусы. Один демонстративно запускал видео на телефоне — то включит на несколько секунд, то выключит. Другой поинтересовался Яниной зарплатой, третья — мужем и детьми. Но всех переплюнул Степанов Гоша, задавший наиболее оригинальный вопрос:

— А вы не жалеете, что пришли работать сюда?

Яна так ошалела от этой прямолинейности, которую никак не ждала от одиннадцатилетнего ребёнка, что не сразу нашла достойный ответ и ограничилась какой-то банальной фразой про нужность всех профессий.

— Уверенность, — напомнила ей Наталья Петровна.

— С этими не помогает! — разводила руками Яна. — Тут точно нужны педагогические приёмы. Я говорю, а один залезает в телефон, другой постоянно ест, ещё одна прямо на уроке делает селфи! Как будто специально…

Наталья Петровна задумчиво постучала ручкой о тетрадь:

— Не без того… Да, тут правда нужны приёмы. Технологии критического мышления знаешь? Вот, у меня в шкафу лежат в файлике…

Яна добросовестно прошерстила объёмную распечатку. На ближайших уроках были опробованы таблица «Знаю — узнал — хочу узнать», дерево ассоциаций, «Верю — не верю», мозговой штурм.

Ученики вроде бы делали задания, даже для вида спрятали телефоны — кто в пенал, кто в полку под партой. Но молчали. А Яне хотелось хотя бы маленькой похвалы в благодарность за потраченное на подготовку к урокам время.

— Ну как? Понравился урок? — не выдержав, спросила Яна в конце очередного педагогического марафона.

— Да как всегда, — отозвался мальчишка с едой.

— В начальной школе поинтересней было, — поддакнула ему белобрысая девочка, любительница делать селфи.

Яна видела несколько доброжелательных лиц, но эти ребята молчали. Она призналась себе, что очень нуждается в ободряющих словах, и вновь пришла к Наталье Петровне за советом.

— Попробуй работу в парах. Ещё лучше — в группах. Дети это любят, — уверенно изрекла наставница.

Всё воскресенье Яна провела за составлением викторины по сказкам и древнерусской литературе. Муж кормился остатками вчерашней еды, дочки очень кстати были отправлены в гости к родственникам. К вечеру супруг осторожно спросил:

— Может, видео какое глянем? Да и ужинать пора.

— Пельмени в морозилке, — непререкаемым тоном ответила Яна. — Кстати, о еде. Если пойдёшь в магазин — купи маленькие шоколадки. Восемь… нет, десять штук. Такие малюсенькие. Мне нужно в школу на призы.

Муж удивлённо вскинул брови:

— Это что за поворот?

— Это педагогический приём, — снисходительно пояснила Яна. — Иди, иди.

***

Пятиклашки разделились на группы с трудом. Одну милую, тихую девочку никто не хотел брать. Двоих мальчиков, наоборот, разрывали на части. Началась ругань, на глазах Яны переходившая в драку. Первой жертвой пал стул — у него сломалось сиденье. Опрокинулось мусорное ведро.

— Сели! Сели, я сказала!

Яне кое-как удалось рассадить всех по местам, но викторина решалась плохо. Народ возмущался:

— Что это за задания?! Они не из учебника!

— Ну, это же на смекалку… Я хотела, чтобы вам было интересно, — стала оправдываться Яна.

— Мы такого не знаем, — заявил мальчик с едой и принялся жевать соломку.

Остальные полезли в телефоны.

— Ребят, вы что! Убрать всё! Это самим нужно делать. Это задания на смекалку… — Яна чувствовала, как теряет управление, будто неопытный пилот, совершивший роковую ошибку.

— В учебнике этого нет, значит, спрашивать нельзя. Не имеете права, — холодно ответил Гоша Степанов.

Первым желанием Яны было одарить этого Гошу парой «ласковых» слов, но журналистская выдержка позволила высокомерно-снисходительно улыбнуться и сделать вид, что всё в порядке.

— Что ж! — воскликнула она, придя в себя. — Хотите по учебнику — будем. Без всяких деревьев, фишбоунов, викторин. Без ничего.

Две недели прошли в целом неплохо. Яна с самого начала занятия открывала журнал, гоняла всех по домашнему заданию, грузила упражнениями, а в случае особо наглых выходок делала страшные глаза и стучала учебником по столу. Порядок вроде бы установился, но очередная реплика мальчика Лёши. Гошиного закадычного приятеля, пробудила уснувший было червь сомнений в Яниной душе:

— Не люблю я русский. Скучно всё так. Неинтересно.

— А что, в начальной школе было интересно? — запальчиво спросила Яна.

Лёша задумался на пару секунд, а потом с вызовом ответил:

— Да.

Остальные многозначительно закивали, заулыбались.

***

Наталья Петровна в этот раз не задавала лишних вопросов:

— Наверное, первая учительница у них была такая… компьютеризованная… Попробуй разные ИКТ. Есть, например, электронная тетрадь. Есть разные онлайн-викторины…

— Викторины я уже делала, — возразила Яна.

— То простые, а это онлайн! — поспорила Наталья Петровна. — Сейчас вон из каждого утюга кричат, что надо всё оцифровывать. Мы, старое поколение, уйдём, а вы уже будете с подростками на одной волне, на цифровой… «Пликерц» ещё попробуй.

— Кого? — не поняла Яна.

— Да штука такая… Раздаёшь детям карточки с QR-кодами, называешь вопросы. Они разной стороной карточки поворачивают. А ты ходишь и телефоном всех сканируешь.

— Так они же друг на друга смотреть будут!

— Ну и что… Зато цифровизация. Вот попробуй-ка. Потом ещё на конференции выступишь…

В седьмых классах «Пликерц» и правда прошёл неплохо, и это дало Яне сил ещё на одну попытку в пятом. Но радоваться было рано.

— Народ! — деловито обратился ко всем Гоша. — Покажите, какие у вас ответы?

Он встал и совершенно спокойно подошёл сначала к одному, потом к другому однокласснику.

— Гоша! — закричала Яна и попыталась схватить его за рукав. — Гоша, сядь!

Спустя несоколько секунд Гоша азартно бегал по кабинету под восхищённый смех белобрысенькой девочки. На втором круге Яна сделала глубокий вдох, повернулась к доске и как можно более холодным тоном объявила:

— Закрываем учебники. Самостоятельная работа.

— В смысле?! — взвизгнула белобрысенькая.

По классу прошёлся недовольный гул.

— В коромысле, — бросила Яна. — Не хотите по-хорошему — будет по-плохому. Вы пробудили во мне древнее зло, — мрачно пошутила она фразой из «Властелина колец», но так как шутки никто не понял, пояснила на другом примере. — Я теперь стану злой, как Круэлла.

— Ого! Орать сильно будете? А двойки ставить? — прищурил глаза Лёшка.

— Не знаю, не знаю. Бойтесь за свои жизни, — сказала Яна даже не совсем в шутку.

***

Осень из ярко-золотой превратилась сначала в рыжую, потом в пепельно-серую. К пяти часам вечера день тихо истлевал, оставляя о себе напоминание в виде серебристой широкой полосы на небосводе. Деревья в школьном дворе стояли бедные, сиротливые, и только высокие рябины украшали броские, похожие на серьги, алые кисти.

Яна продержалась одну четверть и стала привыкать к школьной рутине. Её дочерям-второклашкам в школе нравилось. Девчонки всегда могли подбежать к ней на перемене, и вообще она оставалась в курсе всех их учебных и неучебных дел.

На приёмы Яна хотела уже было махнуть рукой, но во время каникул её отправили в другую школу на конференцию. Там солидный дяденька говорил про новые госстандарты, развитие мышления, про то, что учитель должен шагать в ногу со временем.

— Если вы прогрессивный педагог, то нельзя больше работать по-старому! Начинайте работать по-новому! — звал всех в прекрасное педагогическое далёко солидный лектор в сером пиджаке.

Яне хотелось чувствовать себя прогрессивным педагогом, и на одном из уроков в новой четверти они распечатала для пятиклашек кроссворды. Чем не развитие мысли?

Но кроссвордом ученики занимались недолго. Некоторые просто отложили его в сторону, уткнувшись в телефоны, а группа Гоши, Лёхи и двух их товарищей достала колоду карт и самым недвусмысленным образом принялась их тасовать.

— Да вы совсем обалдели?! — возмутилась Яна, подойдя вплотную к пацанам. — Кто это вам сказал, что на уроке в пятом — в пятом, ёлки-палки, классе, можно играть в карты? Я раньше ябедничать не собиралась, но теперь пожалуюсь вашей классной!

— А докладную напишете? — спросил один из мальчишек.

Яна пожала плечами:

— Зачем? Просто поговорю.

— Тогда не страшно, — отозвался Лёха.

Яна схватила со стола несколько карт и хотела кинуть их в мусорку, но, опасаясь быть обвинённой в порче имущества, взяла вместо них упаковку. — Смотрите, что я вам сейчас сделаю!

Она разорвала упаковку напололам и бросила обрывки на пол.

— Вот вам приём… — сказала она в притихшем классе. — Совсем обнаглели.

Слёзы подступали у неё к глазам. Было обиднее, чем когда редакция зарубала хороший материал и не хотела брать его в эфир.

***

— Слушай, в конце концов, можно от этого класса отказаться, а нормальные оставить, — резонно посоветовал вечером муж.

— Дотерплю год, — поразмыслив, решила Яна.

На следующий день к дней подошли две скромные девочки-пятиклассницы.

— Что вы хотели? — сухо спросила их Яна, заранее ожидая, что речь пойдёт про исправление оценок.

— Мы хотели сказать… — замялась одна из них, маленького роста. — Вы очень хороший учитель.

— Вы нам понятно объясняете. Не уходите от нас, пожалуйста, — поддержала её вторая, повыше. — А то мы недавно слышали, как вы в коридоре кому-то говорили, что хотите от нашего класса уйти.

— Я ещё подумаю. Может быть, и останусь… — Яна на всякий случай не показывала, что просьба девчонок ей приятна.

— Хорошо бы, — сказала маленькая девочка. — Мне вообще у вас на уроках нравится.

— А ваши мальчики говорили, что первая учительница интересней, — вырвалось у Яны. — Она, может, приёмы, подходы какие-то знала…

— Да она истеричка была, — грустно усмехнулась девочка повыше. — Наши пацаны как начнут телефоны доставать, она как заорёт на них: «Убрали! Я кому сказала, убрали?!» Тетради в нас швыряла. Гошка у неё тоже не работал, по классу ходил. Она в него тетрадь кинет да говорит: «Ты ещё будешь надо мной издеваться?! Будешь?!» Плакала иногда. А Лёха на партах слова матерные писал. Она всё тоже орала: кто да кто это. А им только интересно, как она психует.

— Господи… — прошептала Яна. — Мне ведь этого никто не говорил.

— И классной нашей, математи… ну, учителю математики, тоже не говорили. Она и спрашивает: «Где же вас понабрали, таких одарённых?» А в началке у нас в принципе неплохая девушка была. Конфетами нас с Женькой угошала. Только вот нервная очень. Молодая ещё совсем! Но она так часто психовала, что её уже не жалко было. А вас нам было бы жалко, если бы наши пацаны с Веркой вас тоже бы так довели.

— Ага, — согласилась маленькая девочка. — Но вы как-то не доводитесь. Стойкая! Это для школы хорошо.

Яна покачала головой:

— А что же вашей этой молодой… никто не помогал? Завуч?

— Завуч приходила как-то, наругала её, сказала, что с детьми обращаться не умеет, Ну, и всё.

— Вы с нами оставайтесь, — мягко вернулась к прежней теме девочка повыше. — Мы с Женькой вам будем помогать.

Яна нехотя улыбнулась:

— Да, помогайте, мои хорошие… Только я одного не поняла: почему ваши одноклассники говорят, что в началке всё-таки интересно было?

Маленькая девочка фыркнула:

— Так вот это и интересно! Приходишь — а каждый день какое-нибудь шоу. Круто же… Вы знайте: Лёха — он родителей боится, а Гоша — докладных. А у Верки мать вообще медсестрой здесь работает, на неё всегда можно пожаловаться, если что… Вы нас спрашивайте — мы уже пятый год здесь, а вы только первый.

— Вот уж да, — согласилась Яна. — Знаете все приёмы.

Гены

1

Двадцать девять лет Ольга прожила, не зная родного отца и даже не пытаясь его искать. У неё были мама, отчим, бабушка с дедом, двоюродная сестра, позже появились муж и сын, и всех их Ольге вполне хватало для того, чтобы не страдать от отсутствия отца и особенно не интересоваться его судьбой. Были, конечно, вопросы о папе, естественное детское любопытство, но оно, кажется, вполне удовлетворялось скупым маминым рассказом о том, что кровный отец уехал в другой город и живёт далеко-далеко.

Только иногда бабушка, делая с маленькой Олей уроки, начинала ворчать на её рассеянность и невнятно намекала, что это «не в мать, не в мать». Тёмные прямые мамины волосы тоже были не похожи на Ольгины каштановые локоны. Но такие вещи, хотя время от времени всплывали, казались чем-то незначащим, вроде воспоминаний о прошлых жизнях, какие приписывает себе множество людей. А то, что мать и её родня были сплошь технари, в то время как Ольга любила литературу и пошла на библиотечное дело, казалось обыкновенной игрой случайностей.

Может быть, так продолжалось бы и дальше, но совсем близко к юбилею лучшая подруга, Ленка, которой тоже должен был скоро стукнуть тридцатник, заманила Ольгу на семинар из пяти серий. Семинар назывался «Секреты женского успеха» и вызвал у Ленки искренний восторг.

— Я на йоге два купона взяла, как раз думаю, в следующие разы пойду с тобой. Пришла на первое, вводное занятие, оно бесплатно. Тренер начинающий, берёт недорого… Поговорили — отпад! О том, что для достижения успеха и благополучия надо менять круг общения. Влиться в среду энергичных, целеустремлённых людей! — Ленка яростно терзала в пальцах белую соломинку. — Заряжаться от них силой! Вообще там говорили про то, что мы тоньше, чем мужики… Лучше настроены на эти… на энергии Вселенной. Только нужно научиться это всё ловить. Иначе так и погрязнем в бытовухе! Вон, полжизни уже прошло — надо расти дальше, надо что-то менять!

Ольга рассеянно кивала, прихлёбывая остывший кофе. Что-то поменять в жизни ей хотелось каждую пятницу, когда в школе проходила планёрка и её, заведующую библиотеки, отчитывала за какую-нибудь ошибку в документах сварливая директриса. К тому же сопротивляться Ленке было трудно: с детских лет в их тесной дружбе верховодила именно она, а Ольга повсюду за ней тянулась. В школьные годы Ленка приобщила Ольгу к лыжным прогулкам. Потом стала таскать по квартирникам, на одном из которых Ольга познакомилась со своим будущим мужем. Когда детям обеих подруг (мальчишки появились на свет с разницей всего в четыре месяца) исполнилось по году, уговорила записаться на плавание и развивашки. Были в списке Ленкиных увлечений и кулинария, и поездки по святым местам. И вот теперь наступил черёд книжек по саморазвитию, которые, по уверению Ленки, обязательно стоило дополнить очными семинарами.

Начинающий женский тренер оказалась дамой средних лет, приятной полноты, одетой в каком-то сельском стиле — длинная расшитая тесьмой крепдешиновая юбка, блузка с вырезом лодочкой, красные туфли на низком квадратном каблуке. Кроме Ленки и Ольги, в креслах сидели ещё четыре женщины — все уже немолодые, одна и вовсе явно за шестьдесят. Но не успела Ольга мысленно попенять подруге на то, что та притащила её в какой-то пенсионерский кружок, как тренерша, ласково улыбнувшись, зашелестела, будто берёзка на ветру:

— Дорогие девочки! Усядьтесь поудобнее, расслабьтесь, настройтесь на хорошее… Вот, вот, умницы… Для тех, кто не был в прошлый раз, коротко повторю: мы с вами будем учиться взаимодействовать с миром, со Вселенной, и понимать, как это прекрасно — быть женщиной. Главное — это осознание того, что своей жизнью можно управлять. Получать от мира всё, что хочется вам.

«Уж наверное, не совсем всё», — с сомнением подумалось Ольге.

Но тренер, будто подслушав её мысли, уверенно продолжала:

— Буквально всё, чего вы желаете. Будь это успешная карьера или удачное замужество, причём одно будет гармонично сочетаться с другим. Останется время и для хобби, самореализации.

Последние слова заставили Ольгу взбодриться и слушать внимательней. Она со школьных лет писала стихи, не забросила это занятие даже после рождения ребёнка, но печаталась всего пару раз в местной газете и вообще стеснялась своего увлечения, хотя в то же время мечтала о том, что её будут читать не только доброжелательно настроенные коллеги, но и кто-нибудь ещё.

— Сегодня, дорогие девочки, мы с вами вернёмся в своё детство, — елейно улыбнулась тренерша. — Потому что от детства зависит очень, очень многое… В те времена, когда вы были маленькими, беззаботными, когда главными людьми в вашей жизни, вашими добрыми волшебниками были два человека — папа и мама… Давайте сегодня вспомним их, поблагодарим их за всё, что они для нас сделали! Закройте глаза, — тренерша прикрыла веки, и стали видны её густые наращенные ресницы, — и представьте их: маму и папу.

Ольга робко подняла руку.

— А если не родной отец, а отчим, это ничего?

Тренерша остановилась и замерла, будто не поняла вопроса, а, осознав, что ей говорят, сделала такое горестное лицо, что Ольга даже испугалась и сочла нужным объяснить:

— У меня отчим был, в позапрошлом году умер, царство ему небесное. Он меня…

— Это не то, не то! — перебила тренерша, сохраняя наисерьёзнейшее выражение лица, и пошла сыпать серьёзными словами. — Другие люди, конечно, могут принести позитивные изменения в нашу жизнь, но родители — это, девочки мои… это совершенно, совершенно другое. Без папы вы стоите на одной ноге. Это наши гены! Наша связь с поколениями предков. Отец — это сила, энергия, мощь, это успех в социальной жизни. Отношения с отцом напрямую влияют на наше материальное положение! Мужская линия, мужской канал — это денежная энергия! И наиболее важны в этом плане именно отношения с родным отцом, который дал вам жизнь. Понимаете?

— Понимаю, — невольно согласилась Ольга, вспомнив, как директриса пригрозила лишением премии за нехватку учебников русского на следующий год.

— Прекрасно! Вам задание на следующий раз: обязательно найти отца, позвонить ему, написать, — одним словом, максимально постараться восстановить с ним связь! Остальных тоже касается! Понятно?

— Понятно, — со вздохом отозвалась Ольга. — Только я не знаю, как его искать. С самого детства не общались. И воспитывал меня другой человек, кстати, хороший…

Тренерша посмотрела на Ольгу, словно на неразумного ребёнка:

— Вот когда вы найдёте своего родителя, когда поговорите о нём с вашей мамой о том, как они встретились, полюбили друг друга, почему потом разошлись, когда вы от всей души поблагодарите отца за всё, то увидите, как станет меняться ваша жизнь. Наступит гармония в душе, начнут раскрываться таланты… Вы сами всё увидите. Ну, а теперь закрываем глаза и продолжим медитировать.

2

Мать, всегда скупая на слова, сообщила и без того известные сведения:

— Я с ним рассталась почти сразу, как ты родилась. Я же тебе говорила. Он уехал в другой город, первое время писал письма, присылал деньги. Потом, года через два, перестал. У него там появилась другая семья. А потом я встретила дядю Лёшу… Можно подумать, ты этого всего не знаешь. Спасибо бабушке, помогала мне с тобой маленькой. Вот кого надо помнить и благодарить.

Ольга слышала всё это много раз, но теперь мамина немногословность её раздражала:

— Ну как уехал-то? Другую нашёл?

— Другую нашёл.

— Влюбился?

— Похоже на то, — мама явно не хотела говорить на эту тему.

— И тебя… бросил?

— И меня бросил, — подтвердила мать скупо, будто в справке.

— .Ясно, — Ольга не умела настаивать на своём и почти смирилась с тем, что больше информации получить не сможет. — Дай мне фотку его, пожалуйста. Я помню, у тебя маленькая хранится.

Мать открыла один из тяжёлых семейных альбомов и, перелистнув несколько страниц, достала крохотное фото на водительское удостоверение. Глубоко вздохнув, она пригладила фото пальцем и неожиданно заговорила о бывшем возлюбленном:

— Шутить он любил… И всё глупо. То на новый год ходил соседей поздравлять, то на балкон лазил, сирени мне нарвал. Петь любил. Кораблик однажды сделал из дерева…

— Как интересно! — воскликнула Ольга.

— Это фокусы всё, — насупилась мать и тут же прервала воспоминания. — Зря ты его хочешь найти. Если бы он был приличный человек, он бы хоть раз сюда приехал. У него ведь, кроме тебя, ещё старший ребёнок тут, от первого брака. Валера зовут.

Ольга не верила своим ушам:

— Ещё ребёнок?.. Почему ты мне раньше это не говорила?

— Ты не спрашивала, — резонно ответила мать. — И вообще, не о чем тут разговаривать. Было и прошло. Это чужие люди. Если хочешь, забери фото и успокойся.

Мысли об отце не выходили у Ольги из головы всю дорогу до дома. Она сама удивлялась тому, что столько лет не задумывалась о нём. Кто он? Что за человек? Мать наверняка сгущает краски. Может быть, случилась какая-нибудь глупая ссора… Или отец вовсе не знал о том, что будет ребёнок?

За последнюю мысль Ольга зацепилась особенно охотно. Гордый и молчаливый нрав её мамы позволял допустить подобное. Ярко полыхали в памяти слова тренерши: «Без отца вы стоите на одной ноге!» Ведь, пожалуй, это действительно так. Вот у Ленки есть отец — вполне приличный человек, и она, хотя тоже жалуется на жизнь, поездила с ним по стране, да и сейчас отдыхает каждый год в Сочи. Отец наполняет уверенностью — так, кажется, говорили на тренинге… А покойный дядя Лёша не наполнял — сам проработал всю жизнь простым монтажником, ни к чему не стремился. Даже за здоровьем своим не следил, потому и умер так рано…

Ольга хотела начать поиски прямо сразу, только переступив порог квартиры, но надо было готовить ужин, заниматься ребёнком. Назавтра подтянулись рабочие дела, и в конце концов она решила дождаться ближайшего выходного, чтобы не надо было никуда торопиться. Удобно расположившись за компьютером, Ольга открыла страницу «Вконтакте» и начала поиски. Набрала отцовские имя и фамилию, выбрала город. Появился длинный список. Ещё никогда Ольга не задумывалась о том, какое благо человечеству принесли соцсети: раньше ведь в таких случаях, как у неё, родственников искали через радио, через письма, муторно и долго…

Она крутила вниз колёсико мышки. Отцовская фамилия была распространённой, и на странице сразу отобразилась длинная цепь фотографий и надписей. Никого подходящего среди них не находилось. Ольга разгладила ногтем залом на крохотном фото, вгляделась в малознакомые до сих пор черты. На неё смотрел мужчина с правильным овалом лица, высоким лбом, чуть улыбающимися крупными губами, широкими дугами бровей. Ольга вспоминала чеканные, полные уверенности слова тренера, и всё больше укреплялась в мысли, что именно из-за отсутствия отца ей сейчас живётся так тяжко и скучно. В самом деле, что у неё есть? Вечно болеющий ребёнок, каторжная шестидневка с редкими подарками в виде нерабочих суббот, тесная двушка, старая мужнина «Приора», которую он никак не может поменять на машину получше. Суета и тревога. Фото отца — полного сил, ещё совсем молодого человека, было будто окном, ведущим в другую, более счастливую жизнь.