16+
Слабоумие и отвага, или Путешествие на планету Чукотка

Бесплатный фрагмент - Слабоумие и отвага, или Путешествие на планету Чукотка

Объем: 210 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

В книге описываются реальные события, произошедшие в августе 2017 года. Сохранены имена и названия. Также намеренно сохранены речевые обороты, используемые в речи местными жителями и отражающие локальные особенности русского языка. Вся информация, представленная в книге, является субъективным мнением и не претендует на научную точность.

Посвящается моим товарищам по этому безумному путешествию: Кривоногову Владимиру (Шухеру), Шалимову Сергею (Шалиму), Калашниковой Наталье, Волковой Марии (Масяне), Малину Ивану, Чиркиной Юлии, Кравченко Алексею (Эхо), Довиденко Анжелике, Миклину Алексею.

* * *

Я пытаюсь наступить на кочку, которая кажется более-менее твёрдой. Пока я поднимаю ногу, мощный порыв ветра сносит меня в сторону, я теряю равновесие, нога соскальзывает, плюхается в болотную жижу, и я падаю на коленки. Тридцатикилограммовый рюкзак вдавливает меня в болото ещё глубже. Пытаюсь подняться, но наступить просто некуда, твёрдой земли здесь нет. Кое-как, сделав резкий рывок, мне удается встать более-менее вертикально. Правая нога отдаёт пронзительной болью. Шевелю ей — вроде не сломана, значит, всё в порядке. Боль можно и потерпеть. Я посреди безбрежного океана тундры, где-то на краю света. Надо мной тяжелое тёмное небо, раскрашенное небрежными мазками густых облаков. Мой взгляд падает на яркую полянку морошки. Еле передвигая ногами, с трудом перешагивая кочки, пробираюсь к ней. Не снимая ни рюкзака, ни флисовой перчатки, нагибаюсь и стаскиваю ягоду за ягодой со стебельков. Они мнутся в моих руках, оставляя на перчатках жирные следы. Как прекрасен вкус этой сладкой маслянистой ягоды! Как хочется задержаться на этой полянке подольше! Поднимаю глаза. Где-то впереди виднеется яркий рюкзак Анжелы. Она оборачивается. Здесь легко заблудиться, и мы всегда стараемся держать идущего сзади в поле зрения. Я уже на себе испытала, как опасно отстать, и я продолжаю свой путь. Со стороны океана дует жёсткий, холодный ветер-северяк, сбивает с ног, превращая каждый шаг в тяжелую физическую работу. Как же хорошо, что сейчас я именно здесь.

Москва. Подготовка

26 июля.

Для меня это путешествие на Край Света, на Чукотку, началось тогда, когда я достала с балкона и поставила перед диваном новый девяностолитровый рюкзак, а рядом с ним начали появляться непривычные для горного туриста вещи: гермомешки, сапоги-забродники по грудь, грозящие занять чуть ли не половину рюкзака, свисток и петарды — отпугивать медведей, рыболовные снасти, накомарник, охотничьи спички. Уже завтра вечером в Москву прилетят ставропольцы, и наша команда начнет собираться.

Сегодня утром мы встретили со ставропольским автобусом коробки с надписью «Ксюша-турист», которые Эхо передал из Ставрополя (чтобы не создавать перевеса при перелете) — в них находилось 25 литров спирта в пятилитровых бутылках. Помогал мне в этом Лёша, один из членов нашей команды. Не поленился встать в пять утра и приехать на автостанцию таскать бутылки. С Лёшей я познакомилась в один из первых своих походов, когда организовывала их для своих московских друзей и договаривалась со ставропольскими инструкторами, чтобы поводили нас по горам. В той компании Лёша с тех пор так и не появлялся, зато поступил в один из московских горных клубов и стал активно тренироваться и ездить на сборы. С нашим вожаком Шухером они знакомы не были. Обычно Шухер не берёт с собой в походы тех, с кем раньше не ходил, особенно в такие сложные, но на этот раз сделал исключение. Дело в том, что Лёшу порекомендовал Ваня, другой член нашей команды, которому Шухер мог доверять на все сто процентов.

В воскресенье мы полетим на Край Света. Уже перечитаны все статьи и заметки, пересмотрены все фильмы о Чукотке, но в действительности я понимаю, что узнать, как там, можно лишь побывав и ощутив Чукотку на своей шкуре. Я знаю, что там очень переменчивая погода, нет дорог, зато есть медведи. Я знаю, что там очень дорогие привычные нам продукты, но рыбы в реках столько, что её можно ловить руками. Я знаю, что по тундре очень тяжело передвигаться по так называемой «кочкЕ», что нам предстоит пробираться по болотам и переходить или даже переплывать реки. Я отдаю себе отчет, что не знаю, никто из нас, по сути, не знает, что ждет впереди, с какими трудностями и опасностями придется столкнуться. Но это путешествие определенно будет непростым и не может пройти бесследно.

Пока есть время, «на берегу», часами сижу перед диваном с разложенными вещами и продумываю, как все упаковать, отделить важное от неважного, основное от запасного. Зная, что почти наверняка рюкзаку придется «поплавать» при переходе многочисленных рек, помимо большого 100-литрового гермомешка для целого рюкзака я беру еще два — на 25 и 5 литров. В средний кладу запасную одежду (носки, перчатки, футболку), блокнот, фонарь, коробок охотничьих спичек, несколько пакетиков растворимой лапши, которую можно съесть и сухой, батончики-мюсли, а также зарядные устройства для фото- и видеотехники. Стараюсь убрать это «запасное» как можно дальше, чтобы оно не перемешивалось с основными вещами, создавая в рюкзаке бардак, и не было растрачено раньше времени. Кладу запасные вещи на дно гермомешка, а основной его объем занимаю спальником и спальным термобельем — таким образом, как бы я ни промокла, я всегда буду уверена, что спать буду в тепле и сухости. Маленький пятилитровый гермомешок я заполняю необходимой мелочью: фонарь, спички, петарды, средства гигиены, ручки, батарейки и аккумуляторы, аптечка (сама я беру только лейкопластырь в рулоне, бинт, обезболивающее и крем «Спасатель», а в остальном надеюсь на нашего доктора Масяню). «Дождевое» — куртку, штаны, плащ и дождевик на рюкзак я кладу во внешние карманы рюкзака, чтобы было удобно достать в любой момент. Наверное, так основательно я собиралась только в свои первые походы лет 10 назад. Но даже собираясь так тщательно, я понимаю, что на деле всё равно всё будет лежать по-другому. Просто такие сборы создают иллюзию того, что я к походу подготовлена. К сожалению, только иллюзию.

Планы пойти на Чукотку появились у Шухера, руководителя нашей команды, ещё несколько лет назад. А конкретный сбор команды и подготовка начались примерно за год. Организационными вопросами занимались руководитель и его заместитель, Шалим. Чукотка — без преувеличения один из самых труднодоступных регионов на планете. Помимо географической удаленности от крупных городов, слабо развитой транспортной системы, добавляются еще проблемы со специальными пропусками. Далась организация этого путешествия очень непросто, и до последнего момента наши планы висели на волоске, о чем мы, рядовые участники, даже и не подозревали. Помимо авиабилетов Москва-Анадырь, которые можно свободно купить через интернет, нам нужны были билеты на внутренний рейс Анадырь — Лаврентия. В марте, как только открылась их продажа, по словам «ЧукотАвиа», их сразу же выкупила администрация, чтобы распространять среди местных жителей. Получилось забронировать только два билета, но выкупить их возможно было только придя в кассу с паспортом в течение 30 дней (что в нашем случае невозможно). Через форумы Шалим нашел местного жителя, некоего Виктора, который согласился помочь, но не смог достать ещё восемь билетов. Виктор посоветовал обратиться к некоему Евгению. Тот запросил за свои услуги 50 тысяч рублей, но также не смог достать десять билетов. Обращения напрямую в государственные учреждения также не принесли результатов. Билеты смог достать человек из администрации, которого Шалим также нашёл на форуме. Следующей проблемой было оформление разрешения на пребывание в ЧАО. Для этого нужна прописка, приглашение родственников, командировка, либо туристическая путёвка. Все турагентства согласились сделать путёвку при условии, если мы выкупим у них тур. А идти можем сами. Туры начинались от 100т.р. и выше. Уже упомянутый Евгений за 3т.р. с человека сделал нам турпутевки и согласовал маршрут с пограничниками. Также он подсказал, что наш маршрут идёт через национальный парк «Берингия», и, если мы не хотим, чтобы пограничники сняли нас с маршрута, мы должны оформить договор с национальным парком. Сотрудник, с которым Шалим начал заключать договор, вскоре уволился. При этом им обязательно нужен был подлинник договора, подписанный синей ручкой. Шалиму пришлось отсылать 4 заказных письма в Провидения, т.к. они терялись. Договор пришлось заключать заново, так как в предыдущем были ошибки. Обязательным условием было наличие спутникового телефона и оружия. Так как время уже поджимало, удалось договориться, что мы идём без ружья, но национальный парк за нас ответственности не несёт. В итоге, всё окончательно утвердилось только в июле, чему предшествовали пять месяцев звонков и переписки с Чукоткой.

И сейчас, когда всё готово, и уже ничто не сможет нам помешать, могу смело заявить: под эгидой ставропольского клуба спортивного туризма «Ратибор» наша команда планирует совершить пеший поход четвертой категории сложности по маршруту: поселок Лаврентия — мыс Скрытый — мыс Краузе — река Куйыматаваам — перевал Эрычвытаран — берег озера Коолен — вершина Гыргынколеэн — река Кооленваам — вершина Чучьын — лагуна Инчоун — рыбацкий поселок Инчоун — мыс Равуквун — коса Уэлен — рыбацкий посёлок Уэлен — лагуна Вторая — река Тарьявеен — мыс Дежнёва — река Энмытагны — река Элейкэй — река Рыбная — озеро Коолен — перевал Эрычвытаран — посёлок Лаврентия.

Все спрашивают меня, зачем мне это всё надо. Я отвечаю, что интересно. Всё равно людям не понять, а тем, кому понять, не будут задавать такой вопрос. Для меня сейчас просто нет другого выхода. Я знаю, что должна поехать. Бывают в жизни вещи, которые ты просто должен сделать. Кому должен? Себе. В моей жизни сейчас непростой период. Скажем так, отсутствие какого-либо периода. Один закончился, а другой никак не начнётся, и вот я болтаюсь где-то в пустоте. Ничего не хочу, ничего не жду. Я надеюсь, что это сумасшедшее, опасное путешествие сможет что-то изменить.

28 июля

Сегодня я проснулась с мыслью о том, что счет дней перед вылетом на Чукотку перешел на «послезавтра» и «завтра». В Москву приехали Шухер, Эхо и Наташа из Ставрополя (они остановились в Москве у Юли и Ивана), а также из Питера приехали Анжела с Масяней, остановившись у своих знакомых в Красногорске. Штабом стала небольшая квартира Юли и Ивана, где и проходили все сборы. В Анадырь, столицу Чукотки, долететь можно только из Москвы, поэтому всем пришлось собираться здесь.

Я никогда не забуду день встречи с командой. С самого утра, как ребенок, которому не терпится, который не может ничем заняться, пока не дождется желаемого, я брожу по квартире с телефоном, еле-еле удерживая себя от того, чтобы позвонить кому-то из ребят. Они прилетели ночью, и, наверное, хотят выспаться. Я жду, когда же они проснутся и позвонят мне… И как только слышу в трубке радостный голос Наташи «Ну что, мы проснулись, тебя ждём!», уже одетая, пулей вылетаю из квартиры.

Я помню тот момент, когда Наташа выбегает из подъезда и бросается мне на шею, такая веселая, в желтой футболке, с растрёпанными кудрявыми волосами. Наташка — весёлая миниатюрная девушка, Шухер ласково называет её «Гномик». Она родилась в городе Светлограде, потом переехала учиться в медицинский институт в Ставрополе, где и познакомилась с Масяней, нашим доктором, и под ее руководством сходила в первый свой поход по Кавказу. Тогда с активной походной жизнью у неё не сложилось, зато из «Гномика» получился врач-реаниматолог. Глядя на эту озорную девчонку, никогда не скажешь, что она много проработала в реанимации и спасла не одну жизнь. Много говорить она об этом не любит, зато когда выпьет, может начать травить врачебные байки. Например, популярностью пользуется история «о том, как Наташа ампутировала пятку», которую она рассказывала нам в палатке в походе по Грузии. Ходить в более сложные походы Наташа стала не так давно, но сразу же проявила себя как отчаянная авантюристка. Я помню первый поход, когда я пересеклась с Наташей — это было пару лет назад в Приэльбрусье, на майском открытии сезона, и там Наташа вместе с ещё двумя экспериментаторами пошла в «голодный поход». Это значит, что они ничего не ели — ради эксперимента. Совсем ничего. И жили в отдельной палатке, чтобы не соблазняться едой. В походе по Грузии в мае того же года мы с Наташей жили в одной палатке и очень сдружились. Постоянно продумывали, что лучше взять с собой на Чукотку. А так как тот май оказался чересчур снежным, мы весь поход проходили в мокрой обуви и по колено в снегу. «Ох, Ксюха, как мы с тобой на Чукотку-то пойдём?» — любила говорить Наташа, когда мы страдали, надевая мокрые обледенелые носки и ботинки и выбираясь из палатки на снег. «Считай, что это тренировка, там будет и мокрее, и холоднее», — отвечала ей я. «Да вы больные просто, — говорил Матвей, наш сосед по палатке, — я ещё понимаю, на сплав, но пешком по тундре… Нет, я лучше в горы…» Так мы и сдружились — в предвкушении совместных испытаний на Крайнем Севере. Ну а перед вылетом из Ставрополя в Москву Наташа отличилась тем, что ещё до начала похода умудрилась покалечиться — пропорола себе ногу шампуром. Но это её ничуть не смутило, и она сама себе наложила швы, откуда и пошла шутка о том, что «медведь нам не страшен, Наташа зашьёт».

— Наташка, ты кучерявая! — я обнимаю подругу, которую не видела с мая, — Химию что ли сделала?

— Ну да, — отвечает Наташа, улыбаясь, — всё равно волосы растрёпанные всё время, а так хоть пусть как будто специально растрёпанные будут!

Поднимаемся в квартиру, там только Эхо — они с Наташей повторяли узлы на веревочках. «Ну здравствуй», — говорит Эхо, улыбаясь, и обнимает меня. Эхо — такое имя ему дали в казачестве — один из самых колоритных персонажей нашей команды. Разговорчивый, общительный, со своим специфическим чувством юмора — каждого члена команды он найдёт, чем подколоть, но совершенно не зло, а наоборот — очень честно и смешно, хотя иногда и перегибая палку. Сам он говорил, что он Эхо — потому что всегда говорит правду. Эхо — многодетный отец, сейчас у него уже четверо детей, которых он очень любит и всё время о них говорит. Как и жену, с которой он перезванивается и переписывается всегда, когда появляется хоть какая-то связь. Эхо любит показывать фотографии своей семьи и дома, который он сам строит. Кроме всего прочего, Эхо — ярый приверженец традиционных культур — где бы мы ни находились, он интересуется местными обычаями, любит общаться с коренным населением, искренне восхищается экспонатами музеев.

— Ксюх, кушать будешь? Там Юля харчо вчера оставила, погреть тебе? — ещё одна яркая черта Наташи — её хозяйственность. Возможно, потому что она выросла в собственном доме с хозяйством, она всегда была первой, кто брался за готовку еды, разделку рыбы, засол икры и замеску теста для лепёшек. Для неё это было совершенно естественно.

Чуть позже подходит Шухер — он встретил из Челябинска Шалима и тоже привез на квартиру. А вот и наши дорогие вожаки! Шухер — бессменный руководитель нашей команды и её неоспоримый лидер. Внешне всегда спокойный, не очень-то разговорчивый, он умудрился притянуть к себе очень большое количество людей не только из родного Ставрополя, но и со всей России. Как-то так умудряется он подбирать людей в свои команды, что атмосфера в них всегда особенная — все очень разные, но очень близкие по духу, могут подкалывать друг друга, иногда даже довольно жестко (например, положив камни в рюкзак), но при этом ты знаешь, что можешь положиться на этих людей. Шухер никогда не держится высокомерно, никогда не доказывает своё положение руководителя, наоборот — он одинаково близок ко всем, но к его словам всегда прислушиваются, и его лидерство в команде абсолютно бесспорно. Он собирает у себя в частном доме «на Яблочке» в Ставрополе целые толпы друзей, всех зовёт в походы, кого-то сначала только в лёгкие, кого-то во все. Кого-то это цепляет, кто-то приживается, кто-то нет. Но всё равно, количество людей, ходящих в походы «с Шухером» с каждым годом становится всё больше и больше. А в 2018 году в мае мы будем праздновать его юбилейный поход — 15 лет.

Шалим, заместитель Шухера в этом походе, — физик из Челябинска, с которым Шухер познакомился в походе на Камчатку. Это были очень сложные экспедиционные походы высокой категории, Шухер с Шалимом шли в параллельных группах, оба не сошлись со своими руководителями (о которых мы регулярно слушаем истории), но зато сошлись друг с другом. И настолько сошлись, что называют друг друга «братка» и в походах неразлучны. Шалим специально подгадывает свои отпуска так, чтобы попасть в поход с Шухером. У него самый большой опыт «не горных» походов — по Уралу, по Камчатке. Шалим больше всех знает о болотах, медведях, рыбе. Говоря о походе на Чукотку, организационная предпоходная работа — дело именно Шалима, о чём я уже писала выше. Шалим немногословен, всегда спокоен, у него всегда «всё нормально», над чем его особенно любит подкалывать Эхо.

Ах, эта неповторимая атмосфера встреч «боевых товарищей» перед походом! Атмосфера предвкушения, азарта, слегка — волнения, которое мы заглушаем шутками над самими собой, над тем, «куда нас несет» и над нашими страхами.

В тот день Шухер еще делает какие-то закупки, а я везу ставропольцев Наташу и Эхо погулять по центру Москвы. Ну а вечером, собравшись на маленькой кухоньке, мы обсуждаем, что нам предстоит, и слушаем рассказы Шалима о походах на Камчатку, где икру едят ведрами, охотятся на куропаток и кроликов, отпугивают медведей. Шалим — самый опытный «медведевед» из нашей команды, и он уверен, что с мишками мы встретимся. Так вышло, что ружья у нас с собой нет. Но это тоже превратилось в шутки на тему того, что реаниматолог Наташа любит шить, и как раз тренировалась, накануне пропоров ногу шампуром и наложив швы самой себе, так что с Наташей в команде медведи нам не страшны. Мы говорим о том, как скоро будем ненавидеть красную рыбу и икру и мечтать о крупах. О том, что раз медведь ночью вытаскивает из палатки крайнего, надо лечь по диагонали, чтобы его запутать. О том, что после похода продадим забродники чукчам, потому что после ТАКОГО похода мы в эти края больше не сунемся, и забродники нам не понадобятся.

— Петарды будем каждый день вокруг лагеря взрывать, чтобы порохом пахло, — говорит Шухер, — медведь будет думать, что там стреляют, и не подойдет.

— Ну, бурый медведь не атакует, единственный зверь, который воспринимает человека как добычу и охотится на него — это белый медведь, — говорит Шалим со знанием дела, — он может выслеживать даже, красться.

— А у нас белые планируются? — спрашиваю я. Ни разу не встречав хищников в природе, я не очень-то представляю себе реальность опасности.

— У нас как раз белые и планируются, — отвечает Шухер, — но Ксюх, давай лучше в зоопарк сходим на белых мишек посмотреть, когда приедем… Ты главное запомни, чтобы убежать от медведя надо знаешь, что делать? Надо бежать не быстрей медведя, а быстрей других туристов.

Все смеются.

Перелёт в Анадырь

30 июля

Итак, мы вылетаем. Позади сборы, расфасовка и упаковка еды: мы заранее сушим продукты (мясо, картошку, морковь, свёклу, капусту) и распределяем их по порциям на каждый прием пищи, упаковываем в пакеты и заматываем скотчем для прочности. Позади распределение вещей по рюкзакам так, чтобы у каждого было 23 кг в багаже и 10 кг — в ручной клади. В аэропорту Внуково мы наконец-то собрались все, все отважные участники этой безумной авантюры: Шухер, Шалим, Эхо, Масяня, Анжела, Ваня, Лёша, Юля и я. Ну, почти все. Наташа летит в тот же день из Домодедово.

Мы вылетаем в 19.30 в воскресенье, летим 9 часов и прилетим в Анадырь в понедельник в 12.30. То есть мы полетим в будущее, туда, где уже сейчас начинается новый день. Наш новый день, он уже ждёт нас, подумать только… Погрузка рюкзаков на такси, Москва провожает дождём — хорошая примета. Ожидание в аэропорту, посадка, взлёт… Ну вот и осталась позади, где-то внизу, Москва с ее вечной суетой, современной цивилизацией, тревогами и придуманными проблемами. Впереди встреча с настоящей дикой природой, настоящими опасностями. Впереди борьба за выживание, как бы пафосно это ни звучало. Все это осознают и прикрываются за шутками о медведях, болотах, бродах. Добровольно покинуть комфортные города и пойти на верный риск могут только люди, которые… А какие? Я долго думала о том, какие люди могут решиться на такую авантюру. Наверное, которые хотят доказать самим себе ценность своей жизни. Ведь перед лицом опасности ты невольно начинаешь бороться, вряд ли кто-то способен спокойно подойти к медведю и сказать ему «ешь меня!», а значит, твоя жизнь все-таки что-то значит для тебя. Просто в городе почувствовать это очень сложно.

Странности начинаются уже во время перелета. Совершенно удивительным образом в тот день ночь так и не наступает, а закат как будто постепенно превращается в восход. Мы летим то над северным берегом нашего материка, то над Ледовитым океаном. Когда нет облаков, можно видеть берег и широченные реки. Несколько часов удаётся поспать, а когда я просыпаюсь, мы уже летим над чукотскими просторами. Они выглядят так, будто торопящийся художник проносил кисть с синей краской над серо-коричневым холстом. Время от времени, когда ему вздумается, он выполнял неаккуратные мазки, капая бесчисленные густые капли озер, трясущейся рукой проводя извилины рек, рассекающих холст, как будто разбрасывающих по полотну кусочки пазла. А временами кажется, что мы летим над шкурой какого-то космического животного, накрывшего планету. Все, что проплывает за окном, очень слабо напоминает знакомые земные ландшафты, и создается впечатление, что мы находимся на космическом корабле и летим в другой мир, другую реальность, другое время.

На подлете к Анадырю становится намного облачнее, а когда мы начинаем снижаться и ныряем в облака, внизу открывается зеленоватая холмистая местность, также испещренная речушками и озерами, а кое-где и снежниками. На улице пасмурно, на асфальте следы дождя. Аэропорт чукотской столицы встречает огромным плакатом с надписью «Здесь начинается день». Мы проходим по рукаву к паспортному контролю. Человек в форме, увидев нас, сразу же говорит: «С вами будет отдельный разговор, ждите». Через некоторое время к нам подходят служащие, начинают расспрашивать, есть ли билеты дальше по маршруту, где собираемся ночевать и т. д. У нас забирают паспорта и отправляют получать багаж. Все затягивается — багаж огромного самолета разгружают всего два грузчика, паспорта тоже возвращают не сразу, и в целом мы ждем около часа. И за это время не раз слышны объявления о задержке каких-то рейсов… Но мы прилетели, и несмотря на многочисленные предупреждения о том, что здесь, на Чукотке, всем правит погода и ничего нельзя планировать, я не допускаю даже мысли о том, что это может коснуться нас и разрушить так тщательно продуманный план путешествия.

Анадырь

Аэропорт Анадыря находится в поселке Угольные Копи, на другом берегу залива, и до самой столицы нужно переправляться по воде. Зимой добраться в город можно только вертолётом или по ледовой переправе. Летом — на катере «Камчатка» или на такси на пароме. Катер отходит еще не скоро, и мы берем машину до самого города за 1000р с человека. Пока мы едем на причал, за окном такси проплывают унылые туманные пейзажи, покосившиеся столбы электропередач, пустынная равнина, яркие пятна иван-чая и какие-то другие желтые, розовые и белые цветы. Смотря на такие пейзажи через мутное окно машины, меня охватывает радостное чувство, похожее на любовь с первого взгляда. Чувство, когда ты встречаешь что-то «своё». Я сразу же понимаю, что это именно то, что мне сейчас нужно, что я здесь и сейчас на своем месте. Мы подъезжаем к причалу и заезжаем на машине на паром. Из окна пахнет свежестью и рыбой, машину мерно покачивает, раздаются крики чаек. А мы тем временем решаем, где жить две ночи до вылета в Лаврентия. Так как все варианты, предложенные водителем, для нас слишком дороги (например, койка в хостеле за 1700р за ночь), решили просто поехать в центр города и искать квартиру у местных. На контрасте со здешней природой, Анадырь — очень яркий город. Дома выкрашены в разные цвета — оранжевый, желтый, красный, зеленый. Это нужно, чтобы зимой в пургу, когда весь город покрывается снегом, ориентироваться в нем, а еще, чтобы жители не страдали депрессией среди такой унылой и серой природы. На торцах многих зданий огромные рисунки с чукотскими реалиями — байдара, медведь, морж, чукчанка, пейзажи тундры с надписью «горизонты души», зевающая девушка с надписью «Не спи, а то замерзнешь. Радио Пурга». Все дома стоят на сваях, потому что на вечной мерзлоте фундамент заложить невозможно. Кажется, что город завис над землей…

Начинается дождь, и мы сбрасываем рюкзаки под какой-то крышей и разделяемся на поиски жилья. На улице не то что бы холодно, здесь скорее осенняя погода средней полосы. В ботинках, плотных штанах, флиске, куртке и шапке — нормально, не холодно. Только сильный ветер и дождь напрягает. Мы с Юлей надеваем дождевики и идем вниз по улице. Масяня, Эхо и Анжела идут в противоположную сторону. Ваня и Лёша остаются сторожить рюкзаки.

С Ваней я познакомилась через общих знакомых на прыжках с парашютом. Это было как раз в пору студенчества, когда я собирала группы из московских друзей и договаривалась с кем-то из ставропольцев, чтобы сводили нас в поход. В один из таких походов попал и Ваня, пригласив с собой Лёшу. Ваня — сильный, спокойный, очень надёжный. Ходит по горам быстро и уверенно, как будто по дорожке в парке. Чаще всего молчит, но всегда имеет своё мнение, которое высказывает редко, но очень метко. Как и шутит всегда очень метко — юмор у Вани очень оригинальный, точный, и всегда в тему. А ещё Ваня — жаворонок, и утром всегда встаёт очень рано и составляет компанию дежурным. Другая заметная особенность — Ваня может пройти весь поход в одних джинсах, просто потому, что ему будет лень надевать другие штаны.

Несколько лет спустя, в мой самый первый поход с Шухером, Ваня взял с собой свою девушку Юлю, которая мало того, что моментально влилась, с первого раза пробежала поход второй категории сложности так, как будто ходила в горы всю жизнь. Шухер окрестил Юлю «Радуга» за то, что у нее была прядь волос, покрашенная в цвета радуги. Как любит говорить Юля, «я не Радуга, я Радуха», с южным акцентом. Прозвище прикрепилось, и многие знают Юлю именно как Радугу, хотя называет её так, по-моему, только Шухер. Следующий поход Юли был уже четвертой категории сложности — такое случается редко. Но Юля действительно одна из самых сильных девушек в команде Шухера. Так получилось, что в последующие года Юля и Ваня попадали именно в самые сложные походы. А до Чукотки был двухлетний перерыв. Юля — энерджайзер. Энергия у неё бьёт через край, она всегда в первых рядах, чтобы куда-то сходить погулять, залезть. Кажется, заряд её батарейки никогда не кончается. Она идёт и поёт песни, и, кстати говоря, очень хорошо поёт — она учится в джазовом колледже. Работает Юля как организатор детских мероприятий, а главное её увлечение — это зумба. Из большой группы танцующих девушек Юля всегда заметнее всех — энергия из Радуги выливается через край. Не удивительно, что ходит Юля хорошо и быстро. Шухер всегда говорит, что Юле и Ване он будет рад в любом походе, независимо от сложности.

Мелкий дождик то прекращается, то становится сильнее. Людей на улице практически нет. Мы с Юлей выходим на площадь около набережной, там спит закрытый детский парк, батуты сдуты, торговые палатки пусты. Оттуда же виднеется самая большая в мире статуя Николая Чудотворца, с распростертыми руками смотрящего в море. Он как бы встречает на чукотской земле одних храбрых моряков и провожает в плавание других. Неподалеку стоит большой деревянный храм — это Свято-Троицкий Кафедральный Собор, крупнейший в мире действующий православный храм, построенный на вечной мерзлоте. Всё вокруг очень интересно, но сейчас нет времени любоваться достопримечательностями Анадыря, и мы идем дальше, заходим на почту и в пару магазинов. Однако для поиска квартиры это ничего не даёт. Люди либо не сдают, либо просят очень дорого. Но тем временем квартиру находит наша вторая «поисковая группа», и в итоге у нас есть жильё на две ночи за 2500р с десяти человек.

— Ну что, пойдёмте пообедаем? — говорит Масяня, когда мы все добрались до квартиры и разбросали по единственной комнате свои рюкзаки. Масяня — главный доктор нашей команды и самый опытный её участник. У Масяни даже больше походного опыта, чем у Шухера, и он часто с ней советуется, и при необходимости всегда оставляет «Масяню за главную». Масяня родом с Кавказа, из Черкесска, в Ставрополе закончила тот же медицинский институт, что и Наташа, и уже в то время водила горные походы по Кавказу. Потом Масяня переехала в Питер и стала работать на Скорой помощи. Даже в походах она всегда носит футболку с надписью «Скорая помощь» на спине. Масяня очень сильная, уверенная, на неё всегда можно положиться. В Питере Масяня регулярно ходит в тренажерку, плавает, ходит в байдарочные походы, по грибы-ягоды и на рыбалку. В нашей команде она определённо главный рыбак — на каждой стоянке первым делом Масяня проверяет, есть ли рыба, и можно ли покидать спиннинг или поставить экран. Внешне Масяня очень миниатюрная и оправдывает свое прозвище, но как говорит Шухер, у неё «первое место по проглотству». Она всегда голодная, всегда готова пойти за добавкой. Конечно, это служит поводом многих шуток, но Масянька никогда не обижается, как и никогда не отказывается лишний раз перекусить. Ну а сытно пообедать после тяжелого перелёта — дело святое.

Сбросив рюкзаки в квартире, мы идем искать, где бы поесть в чукотской столице. Первое кафе на нашем пути просто закрыто (выходной воскресенье и понедельник). На втором висит вывеска с расписанием приемов пищи. Ужин значится с 17.00. Сейчас как раз 17 часов, и мы заходим внутрь. У порога нас встречает курящая женщина, равнодушным взглядом окидывает нас и спрашивает:

— Вы куда? — в её тоне слышится искреннее удивление и даже неприязнь.

— В кафе, — отвечаем мы, не менее удивлённо.

— Так там уже не кормят, — женщина говорит это как нечто само собой разумеющееся, мол «Вы куда пришли, разве не знаете, что в кафе не кормят».

«Странно, — думаю я, — Неужели они не хотят заработать на нас. Вряд ли у них здесь постоянный аншлаг клиентов».

— А где кормят? — спрашивает Масяня.

— А вы сходите в «Пельмешку», — отвечает наша собеседница и объясняет, сколько раз куда надо повернуть, чтобы добраться до этого заведения.

И мы идем искать «Пельмешку». Путешествие между дворами напоминает квест. Забудьте про ровные дорожки и подходы к подъездам, здесь нужно то подняться по лесенке, то пройти по бетонной плите, то снова по лесенке, то по размытой тропинке. Наконец квест пройден, и мы заходим в небольшое помещение. Пройдя мимо пустого гардероба, заходим в зал кафе. Там несколько столов и пустая стойка выдачи еды, как в столовой. За одним из столов сидит полная хмурая женщина, она явно нам не очень рада.

— Вам что надо? — спрашивает она недружелюбно.

— Ну… поесть… — мы, жители больших городов, привыкшие к «сервису» в ресторанах и кафе, несколько шокированы.

— Ну садитесь! — строго приказывает хозяйка заведения, встает со своего места и направляется к нам, — Что будете?

— А что есть? — спрашивает Анжела как можно деликатнее. Хочется, конечно, пельменей, раз уж это «Пельмешка», но мы уже ничему не удивляемся.

— Комплексный обед за 300р.: первое, второе, салат и компот, — отвечает женщина, тяжело вздыхая. Кажется, ей не очень хочется нас кормить.

— А пельмени есть? — застенчиво спрашивает Наташа, не теряя надежду на это блюдо.

— Пельменей нет, — отвечает хозяйка, мол, и как нам в голову вообще могли прийти такие вопросы.

— Ну давайте тогда комплексный обед… — В конце концов, не так важно, чем нас накормят, главное, чтобы это была нормальная горячая еда.

Обед оказывается действительно вкусным, что ни говори. Настоящая советская классика. Салат из помидоров и огурцов, борщ и макароны с котлетой. К слову, когда мы начинаем радостно поглощать обед и хвалить хозяйку, она добреет и даже начинает спрашивать, кто мы, откуда, и как нас занесло на Чукотку.

Пообедав, мы отправляемся в снятую квартиру, раскладываем по всей комнате спальники, кто на диване, кто на полу, и постепенно начинаем засыпать — адаптироваться к местному времени оказывается очень непросто. Просыпаться и выползать из своих углов мы начинаем около девяти вечера по местному времени, и постепенно стекаемся на кухню. Лёжа в своём спальнике, я слышу доносящиеся из кухни голоса: «…сказал, кита вам надо попробовать в Уэлене, угостят нас просто», «…да вон, посмотри в интернете, как китовье мясо называется…", «…короче, говорят, оно вкусное и полезное». Услышав, что обсуждают что-то интересное, я вылезаю из спальника и перебираюсь на кухню. Прищурившись, без линз и очков, я сонно оглядываю ребят. Они такие родные. Сидят за столом, выпивают, смеются.

— О, Крот! — заявляет Эхо сразу же, как я появляюсь в дверях. Все смеются.

— Давай, пролезай к нам, Крот, — говорит Шухер, наш вождь, двигаясь на диване. У него всегда «в тесноте, да не в обиде». Он рад и домой к себе «на Яблочко» толпу друзей созвать, и в трехместной палатке человек десять собрать, и в любой ситуации как угодно ужаться, лишь бы все поместились, лишь бы всем вместе быть.

Уже стемнело, начинается ночь, а мы еще долго сидим вместе на кухне, обсуждая прошедшие и предстоящие приключения. Уж о чём точно можно говорить вечно — так это о походах! А особенно с людьми, которым это близко, и которые не покрутят пальцем у виска, спрашивая: «Как это возможно — неделю без душа?» и «А как вы там в туалет ходите?» Но ночь оказывается недолгой — часа в два ночи начинает светать, а мы потихоньку разбредаемся обратно по своим уголкам и пытаемся уснуть. Всё-таки надо настраивать организм на новое, чукотское время, и новый ритм жизни. Только Шухер с Шалимом ещё до утра сидят на кухне…

1 августа

Сегодня суровая Чукотка радует нас солнцем, что не отменяет холодного промозглого ветра. Но тем не менее, одевшись потеплее (во флиски, куртки и шапки) мы отправляемся гулять по Анадырю.

Анадырь — небольшой портовый город, застроенный пятиэтажными блочными и панельными домами на сваях. Здесь везде снуют и кричат огромные северные чайки. На заливе у причала стоят старые полуразрушенные катера и корабли, на одном из них даже растет трава. Волны неспешно накатывают на каменистый берег. Из воды то и дело высовываются черные головки любопытных усатых тюленей-нерп, они качаются на волнах и наблюдают за гостями. Иногда показываются на поверхности гладкие белые спины дельфинов-белух. На берегу валяется множество рыб с откусанной головой.

Ну а пока мы любуемся новой для нас чукотской фауной, к нам подъезжает машина пограничников. Хотят документы и пропуска. Видимо, понятно по нам, что не местные. Пропусков ни у кого с собой нет, они все хранятся у Шалима, который гулять не пошел. Так что нас сажают в служебную машину и везут на нашу квартиру. Проверяют документы, и вот тут выясняется, что номер моего паспорта не совпадает с номером в пропуске. Оказывается, что я, поменяв паспорт в прошлом году (после того, как он весь промок в предыдущем походе и стал недействителен), прислала Шалиму для оформления пропусков скан старого паспорта. Но мне везет, пограничник оказывается адекватный и верит. Иногда хорошо быть девочкой и уметь делать удивленные круглые глаза, говоря «Оооой…» Но повезет ли также и дальше?

Акклиматизация у всей команды проходит тяжело. Кто-то спит полдня и никак не может перестроиться на местное время, у кого-то болит голова. У меня откололся кусок зуба и расцарапал всю щёку, так что было больно и есть, и говорить, и пришлось поиграть в «сам себе стоматолог» и подпилить осколок пилочкой для ногтей. К тому же я чем-то сильно отравилась (подозреваю, что сомнительными беляшами — их ели все, но все запивали спиртом, а я нет), и практически весь день меня выворачивает наизнанку. Я то сплю, то валяюсь без сил на кресле. Как в таком состоянии полечу завтра на самолёте и пойду в поход — не знаю. Шухер и Шалим так за весь день и не просыпаются — они совсем не спали ночью, и как будто перепутали время суток. С таким режимом они пропускают все прогулки.

В это время девчонки, чувствующие себя получше, гуляют и заводят знакомства. Анжела, конечно же, отправляется налаживать связи с местной школой. Анжела работает в Питере учительницей начальных классов, причём на классе коррекции. Я никогда не встречала таких увлеченных учителей, которые настолько любят свою работу и болеют ей. Анжела всё время говорит о своей школе, фотографируется с её флагом, придумывает, какие поделки сделать с детьми, собирается писать статью о Чукотке для своей школы. Анжела — лучшая подруга Масяни, они всегда вместе, и Шухер называет их вдвоём «гномы», за невысокий рост. Начинала Анжела с байдарочных походов по Карелии и Ленобласти, но потом познакомилась с Масяней и через неё попала в компанию Шухера и стала ходить и в горы тоже. Пару лет назад они вдвоём с Масяней поднялись на Килиманджаро. В походе на Чукотку Шухер впервые доверил Анжеле ответственную должность — должность завхоза. Анжела должна будет распределить все продукты по порциям, записать, кто что несёт (потому что некоторые личности любят забывать, что у них в рюкзаке), и в начале дня говорить каждому, «кто что достаёт» на каждый приём пищи, так чтобы разгрузка рюкзаков проходила равномерно. Мы шутим, что с завхозом ссориться нельзя, а то разгружать не будет. Если вдруг происходят сбои в менёвке (например, планировалась растворимая лапша на газу, но вдруг нашли дрова и можем приготовить полноценный суп), задача Анжелы — адаптироваться к условиям и перераспределить план питания заново. Обычно завхоз и составляет план закупок и менёвку на поход, но в этот раз этим, как и заготовкой сухих овощей, мяса и хлеба занимались девушки из Ставрополя под руководством опытного завхоза.

Так вот, в школе Анадыря, которая летом работает как лагерь, Анжела знакомится с учителями и детьми, рассказывает им о нас и нашем путешествии, и даже договаривается об обмене сувенирами. Одна из учительниц, Фатима, приглашает наших девчонок к себе в гости, где поит чаем и кормит бутербродами с икрой. Музей оказывается закрыт, но наших пропускают и рассказывают много интересного о местных традициях. Например, белого медведя даже в разговоре нельзя называть «белый медведь», а надо говорить «хозяин». Если чукчи что-то предлагают, даже деньги, отказываться нельзя: это дурной тон, и чукча может обидеться. Если какую-то твою вещь похвалили три раза, это значит, ее нужно отдать.

Заканчиваются последние приготовления к путешествию, ребята закупают оставшуюся еду. Вечер проходит в предвкушении предстоящих приключений…

Посёлок Угольные Копи

2 августа

Мы встаём в 5.30 и начинаем собираться. Сегодня мы летим на север, в посёлок Лаврентия, откуда и начнем пеший маршрут. Чувствую я себя после вчерашнего довольно плохо, сил нет совершенно, но я стараюсь выпить чаю и съесть хотя бы одно печенье.

Мы запаковываем рюкзаки и выдвигаемся на причал. На улице тихо и прохладно. Пустынный северный город, кажется, населяют только комары. Море у причала спокойно, и серо-голубое небо отражается на покачивающейся поверхности воды. Кружат чайки, то и дело садясь на воду и вытаскивая рыбу, выныривают и качаются на волнах любопытные нерпы. На противоположном берегу залива проступают из тумана и простираются вдаль невысокие серые холмы с маленькими пятнышками снежников. Мы ждем катер «Камчатка», чтобы переправиться на другой берег залива, в поселок Угольные Копи, где располагается аэропорт. С погодой нам везёт, и местные говорят, что самолеты должны сейчас летать.

К тому времени, как подходит катер, на причале собирается довольно много народу. Катер пришвартовывают, и начинается толкотня, всем нужно успеть, так как это единственный бюджетный способ добраться на противоположный берег. Но катер вмещает только пятьдесят человек, а следующий будет еще не скоро. «Передавайте рюкзаки!» «Не толпитесь вы тут!» «Все наши здесь?» — раздаются крики. Посадка на катер — сплошной хаос. Рюкзаки, сумки, пакеты — все вещи скидывают на палубу, пассажиры тоже все хотят остаться там. «Пролезайте внутрь!!!», — кричат изо всех сил моряки, пытаясь прогнать упрямых пассажиров с палубы. Внутри тоже набивается куча народу, становится очень душно, и учитывая, что я еще не восстановилась после вчерашнего отравления, мне очень скоро становится плохо. «Пойдем выйдем на палубу», — говорит Эхо, оказавшийся рядом, и мы с ним и Наташей начинаем пробираться наверх. Практически вся палуба забита багажом, но мы находим закуток, где можно приютиться с краю, рядом с еще несколькими непослушными пассажирами. Мы стоим втроем, прижавшись к друг другу, застегнув до упора ветровки. Удивительно получается в походах, что соседи по палатке каким-то непонятным образом всегда оказываются рядом, даже вне лагеря, в каких-то других ситуациях тоже. Наверное, происходит своеобразная автоматическая «настройка» друг на друга. Тем временем катер уверенно и быстро рассекает гладь залива. Все тело обдувает свежий морской ветер, выдувая все ненужные, лишние заботы и тревоги. Такому ветру не нужно сопротивляться, пусть продувает всё насквозь.

Рядом с нами стоит высокий, статный священник и смотрит вдаль.

— Благословите на путешествие, батюшка, — говорит Эхо и протягивает сложенные ладони. Мы с Наташей делаем то же самое. Отец благословляет всех нас.

— Куда направляетесь? — спрашивает он.

— Сейчас летим в Лаврентия, а потом в тундру пешком, — отвечает Эхо.

— Ну, Бог вам в помощь в тундре и в вашем путешествии. Смелые вы, не каждый отважится сюда приехать… — говорит священник и отворачивается, продолжая смотреть на воду. Мы молчим и тоже смотрим на воду, на мрачное небо, на невысокие сопки, как будто умиротворённо спящие под колыбельную песню ветра. Проходит какое-то время, священник вновь оборачивается к нам и даёт просвирку.

Чем ближе мы подплываем к Угольным Копям, тем больше нерп выныривает из воды, подплывая к катеру совсем близко, так что можно разглядеть их пучеглазые любопытные мордочки, жирные тельца и пятнистые спины. Когда катер причаливает, все спешат, чуть ли не бегом, на бесплатный автобус до аэропорта. Рядом пассажиров караулят предприимчивые таксисты, убеждающие, что в автобусе уже места нет. Толкаясь, уминаясь, собирая пазл из рюкзаков, но мы всё-таки в полном составе помещаемся в салон. Еще минут пятнадцать давки, и мы в уже знакомом аэропорту. Сваливаем рюкзаки в кучу в центре аэропорта и готовимся ждать объявление о посадке.

И вот тогда в первый раз мы слышим фразу, которая потом станет нашим кошмаром наяву: «Вниманию пассажиров, ожидающих вылета рейса номер сто семнадцать Анадырь — Залив Лаврентия. Вылет рейса задерживается из-за непригодных метеоусловий аэропорта Лаврентия». Это — момент, когда погода первый раз показала нам, кто здесь главный, и далеко не все зависит от того, что мы там себе спланировали. Это — момент, когда Чукотка начинает учить нас терпению.

Я пишу это, сидя на чехле с палаткой посреди аэропорта, облокотившись на груду рюкзаков. Кто-то идет в кафе, кто-то рассматривает сувениры, кто-то спит. А я пишу. Сейчас самое время писать. «Теперь я верю, что ты напишешь книжку, — говорит Анжела, — ты все время со своим блокнотом сидишь!» Кстати говоря, писать дневник, держа в голове идею написать книжку, гораздо сложнее, чем просто писать «для себя». Нужно постоянно быть с открытыми глазами и ушами, записывать все события, все, что происходит вокруг, с кем говорим, о чем говорим. Только сейчас я понимаю, какой это большой труд — работать над книгой.

«…задерживается из-за непригодных метеоусловий взлетно-посадочной полосы аэропорта Лаврентия. Дальнейшая информация будет дана в 12.10»

Ждём дальше…

— У меня в компании все поражаются на меня, все берут шенген и в Италию едут, а меня куда несет… — говорит Эхо.

— А у меня-то как поражаются… Мне даже приходилось врать на работе, куда я в отпуск еду, — подхватывает Шалим, — Раньше говорил, что еду на юг в санаторий «Ратибор». А сейчас привыкли уже.

— Вот чтобы попасть на пик Ленина, — рассказывает Масяня, — надо мне было инсценировать больничный. Я взяла терку обычную, ну и натерла себе руку. А в травмпункте сказала, что с велосипеда упала. Ну а что, на пик Ленина-то хотелось…

Да-да, помню я, как несколько лет назад в Душанбе мы ждали Масяньку с самолёта, и как она приехала с рукой, растёртой до локтя, и впервые рассказала эту историю, как она с боем добывала себе больничный, рискуя потерять работу на Скорой. Тогда ей было всё равно, что будет дальше, лишь бы попасть в поход. В то время, как Анжела от имени Масяни с большим риском продлевала ее больничный, та лезла на свой первый семитысячник. На пик Ленина она взошла, кстати. И махинации с больничным прошли успешно.

Действительно, мы часто сталкиваемся с непониманием со стороны окружающих. Мы все — образованные люди с обыкновенным средним достатком, с обыкновенной работой, у многих есть семьи, есть друзья, есть «городские» интересы. И мы вроде бы «нормальные» люди, но вот тянет нас к бродяжнической жизни. Тянет отказаться от комфорта, и вместо того, чтобы поехать отдыхать в отель со всеми удобствами, нас несёт в совершенно дикие края, что, особенно в случае с Чукоткой, выходит даже намного дороже. За те деньги, которые мы потратили на это путешествие, мы могли бы легко слетать куда-нибудь на Мальдивы. Но мы отказываемся от удобств, едим сушеные продукты, можем неделями не мыться, ходить в мокрой обуви, ставить палатки на снегу и льду, мёрзнуть в них. И мы идём на это абсолютно добровольно, мы сами порой смеёмся над своей странностью и непохожестью на обычных, «нормальных» людей. В походах мы мечтаем о крыше над головой, горячей ванне и сытном обеде. Каждый раз говорим себе «Да что б я да ещё раз….!!!», зная, что ещё не раз. Потому что раз за разом мы возвращаемся к этому бродяжничеству, покидаем комфортную городскую жизнь и идём искать приключения, всё дальше и дальше, не обращая внимания на недоумение и непонимание нашего окружения.

— О, а давай тюленчика нарисуем. Я знаю приблизительно, как они выглядят, — говорит Наташа и начинает рисовать «тюленчика» на руке у Шалима, а тот хоть и делает вид, что сопротивляется, но руку не одергивает, — Вот вы думаете, почему тут нерп так много? А это туристы, которые ждут вылета. Они сначала рисуют тюленчиков, а потом превращаются в них…

Мы коротаем время как можем, а между тем рейс переносят сначала до тринадцати часов, потом до четырнадцати, ну и в конце концов «из-за непригодности метеоусловий взлетно-посадочной полосы поселка Лаврентия» совсем отменяют. То есть переносят на завтра. Я, конечно, еще до поездки много слышала о том, что понятие времени здесь довольно расплывчатое, всем правит изменчивая погода, и особенно это касается транспорта. Вылетов внутренних рейсов можно ждать неделями, как и отплытия паромов и пароходов, которые также неделями могут пережидать шторма в каких-то бухтах, даже не в портах. Но когда читаешь об этом в Москве, где все более-менее по расписанию, и какие-то отклонения от него — скорее исключения, очень сложно представить, что есть места, где отклонения от расписания — это правило, и скорее удивительно, если вдруг что-то случится в точности по намеченному человеком плану.

Нас селят в гостинице «Яранга», в самом поселке Угольные Копи, в десяти минутах на машине или двадцати минутах на автобусе от аэропорта. Мы сразу окрестили её «4D-погружение в советские времена трэш». Мы, конечно, хотим жить все вместе, но свободных номеров нет, нас разделяют и подселяют в уже занятые номера, при этом женщины отдельно от мужчин, потому что «здесь социальная гостиница». Мы очень хотим есть, но на обед мы опоздали на полчаса, и нас уже не могут накормить. Внутреннее убранство гостиницы сразу же напоминает мне корпуса в старых детских лагерях времен девяностых, в которых я регулярно бывала каждое лето. Номера представляют собой небольшие комнаты с четырьмя или шестью шатающимися железными кроватями, некоторые из них двухэтажные, и несколькими тумбочками. В некоторых номерах даже есть стол. Туалет на этаже (хорошо хоть с отдельными кабинками), есть душ, но горячей воды нет. В отличие от администратора, наши соседи по номерам оказываются людьми сговорчивыми, и нам удается поменяться так, что мы живем без чужих людей на соседних кроватях. Не то чтобы мы старались оградиться от других людей, просто наша компания не очень тихая, я бы даже сказала, очень шумная, у нас свои привычки, и любые нормальные люди вряд ли выдержали бы долго наше соседство. А так, в результате обменов, получилась хотя бы «палата девочек» и «палата мальчиков».

Ох уж это томительное ожидание… Настроение у всех унылое и подавленное, к акклиматизации и перестройке на местное время добавилась еще проблема с вылетом. Неизвестно, улетим ли мы завтра при таком раскладе, а дни похода четко рассчитаны. К тому же, вопреки всем советам не брать с Чукотки обратные билеты, они у нас есть — у всех ограниченный отпуск, всем на работу. И вот так, заставляешь себя «радоваться тому, что есть» и «использовать шанс посмотреть Угольные Копи», хотя от этого «шанса» не очень-то радостно. Всем хочется на природу, в тундру. Все так долго ждали этого, и теперь сидят в унылых номерах гостиницы «Яранга».

Сидеть в «палате» становится совсем тоскливо, и мы группками отправляемся исследовать место, куда нас занесло волею если не судьбы, то всемогущей чукотской погоды. Поселок Угольные Копи — это несколько ярких разноцветных домов на сваях и первое впечатление полнейшей разрухи. В посёлке есть единственный памятник — первому военному лётчику-чукче Тимофею Елкову, который погиб в Великой Отечественной Войне. Советская гостиница, несколько магазинов с ценами, какие и в Москве ещё поискать надо: бананы — 405р/кг, огурцы — 510р/кг, яблоки — 245р/кг. Покрытые галькой насыпные дороги через болотистую местность, а кое-где и бетонные дороги-мосты над болотом. Угольный завод, откуда по конвейеру добытый уголь ссыпается в огромную кучу около причала. На каменистом берегу валяется куча дохлой рыбы, погрызанной нерпами и даже целой. Странно, но до сих пор нигде мы не видели рыбных рынков, не говоря уже о рыбных ресторанах (в отличие от южной Европы, где на свежей рыбе и морепродуктах делают весьма успешный бизнес). Да и в магазинах рыбы ровно столько, сколько и у нас. Не продают и местную ягоду, как и блюда из нее — морошковое варенье, например. Зато за большие деньги продают южные фрукты, украинские конфеты «Рошен», китайскую лапшу. Фрукты и сладости мы можем себе здесь позволить в весьма ограниченном количестве. Кажется, живущие здесь люди совершенно не ориентированы на бизнес, и тем более на туристов.

Темнеет здесь не как на юге — резко и вдруг, а небо опускается на землю очень медленно, постепенно обволакивая болота и поселок. Но ночь гостит в этих краях совсем недолго, потому что светать начинает уже часа в два ночи. Тем не менее спать это не мешает. Хоть и спали весь день, уснуть получается быстро. Как и всегда в походах, мне снятся эпизоды московской жизни, далекие и нереальные как фантастика… И, как всегда, я знаю, что буду рада проснуться именно здесь — в палате «пионерлагеря Яранга», на краю света, на далекой Чукотке. Это нельзя сравнить ни с чем — ощущение радости от того, что всё именно так, как есть. И не важно, что всё не по плану. Главное — я на Крайнем Севере. Я — на Чукотке.

3 августа

Мы в нашей «палате девочек» начинаем просыпаться часа в четыре утра. Все мысли и разговоры только о том, как бы вылететь сегодня. Ведь и правда, ждать можно неделями, и тогда все наши планы насмарку. Анжела кипятит чайник, стоящий для всех на тумбочке в коридоре, и вскрывает пачку M&M’s c орехами. Здесь это роскошь. Юля шуршит штанами куда-то по коридору, наверное, в комнату к Ване.

— У меня организм сошел с ума, беда какая-то, — вздыхает Наташа, — я проснулась пол четвертого и не могла уснуть.

— А я в два, — говорит Анжела, — Везет Машке, всю ночь спит. И вообще, мы тут всё время спим, ну что такое. Зомби-поход получается.

— Да ладно, — говорю я, — мы хоть стараемся днем так много не спать, а мужики вообще весь день спят. Шухер с Шалимом вон вообще не встают весь день, еще и ночью спать умудряются. А Лёша молодец, догадался взять с собой планшет и смотрит фильмы.

Ночью шел дождь, но наутро он прекратился. Небо за окном низкое и пасмурное. Как всегда, кричат чайки, на грязных окнах прилипли несколько трупиков комаров, еще несколько живых бьются о стекло. Из окна видны полуразрушенные сооружения, какие-то то ли гаражи, то ли хранилища. Разруха и уныние. Вдалеке виднеется залив и холмы на том берегу. Палата полуразрушенного советского пионерлагеря. Мы как будто попали в другое время и в другое измерение, как будто улетели на другую планету.

Мы с Анжелой и Наташей выходим на улицу и идем по деревянному мосту на сваях, откуда видно весь поселок. Мост тянется от жилых домов посёлка через болотистое поле и реку к угольному заводу. Это место какое-то приглушенное, молчаливое и по-своему очень романтичное. Наверное, у местных есть обычай вечером прогуляться по этому мосту…

— У меня здесь такое странное ощущение, — говорит Наташа, первый раз выехавшая за пределы Кавказа, — это и не лето, и не зима, и не весна, и не Кавказ. Здесь ни на что не похоже. Тут какое-то умиротворение, спокойствие. И вот эти тучи… Для меня это уют.

— А я как сюда попала, — говорит Анжела, — думаю — что это? Где вся цивилизация? А сейчас вижу, вон школа у них круче, чем в Питере. И площадки детские такие новые и крутые у них…

— А мне кажется, что здесь все как-то очень правильно и естественно, — говорю я, — Мне здесь нравится. Не как в Москве.

И вот, встретившись на завтраке с нашими мальчиками, собрав пакеты и сумки (основные рюкзаки мы оставили в камере хранения в аэропорту), мы идем на автобусную остановку. Вместе с людьми, которые едут на работу, садимся в автобус до аэропорта. Располагаемся на уже знакомом месте посреди зала ожидания. И готовимся услышать свой приговор. Сигнал к объявлению — и дыхание замирает, и сердце начинает биться быстрее, вот сейчас мы узнаем…

«Вниманию пассажиров, ожидающих вылета рейса Ад-117 Анадырь — Залив Лаврентия, вылет рейса задерживается из-за непригодных метеоусловий поселка Лаврентий. Дальнейшая информация будет дана в 12.10»

Куча рюкзаков в центре аэропорта. Лежим на рюкзаках, унываем, стухаем постепенно. Кстати говоря, у нашего рейса замечательный код. АД ЗЛА. То есть Анадырь — Залив Лаврентия. Говорящий код.

«… в 13.10»

Шухер и Шалим не выдерживают и идут за пивом в ближайший поселок. Мы с девчонками встаем в кружок и делаем зарядку. Потом танцуем — каждая показывает движения из танцев, которые знает. Эхо лежит на рюкзаках и наблюдает за всем этим. Развлекаем и других ждущих пассажиров. А то скоро начнем физически и морально разлагаться от этого тупого сидения.

«… в 14.10»

Снова валяемся на рюкзаках, спим, читаем… Хорошо, что я взяла книжки. В походе, понятно, не до чтения, да и книжки, как правило, не выживают в постоянной влаге и мнутся при переупаковке рюкзака. Книги я брала как раз для такого случая — если придется чего-то ждать, и собиралась оставить их в заброске в Лаврентия, где мы оставим городскую одежду и другие ненужные вещи. Почему-то именно сюда мне захотелось взять «Солярис», я давно о нём думала, и мне казалось, здесь он будет в тему. Но эта книга оказалась настолько «в тему», что я прочитала её за два дня до вылета из Москвы, и пополнила ею мой немногочисленный список любимых книг. Но тем не менее на Чукотку хотелось взять фантастику. Я взяла «Возвращение со звёзд» Лема, которую еще в Москве отдала Эхо, и «Машину времени» Уэллса. Надо сказать, не пошло ни то, ни другое. Я читаю просто так, лишь бы как-то отвлечься и занять время. Потому что все мысли только об одном.

— Да не улетим мы сегодня никуда, — говорит Шухер, — сказали же, с первого раза никто не улетает. Ну, вчера и сегодня у нас на маршрут не влияют, а потом надо будет уже сокращать…

— Так, мы улетим сегодня, сейчас объявят посадку, — перебиваю его я. Никак не могу поверить, что мы сидим здесь и просто ждем, а могли бы уже второй день быть в походе. И почему-то каждый раз, когда дают сигнал к объявлению, я уверена, что будут объявлять нашу посадку. В таких ситуациях я обычно смотрю на все очень пессимистично, но, наверное, мне настолько хочется в этот поход, что я реально верю, что ещё немного, и мы улетим.

«К сведению пассажиров… Рейс отменен. Дальнейшая информация будет дана 4.08 в 9.00»

Вот так воспитывает нас Чукотка. Прямо сходу начинает воспитывать, не успели на маршрут выйти. Не с бродов начинает, не с вязких болот, а с нудного ожидания. Показывает, кто здесь главный. И это явно не человек.

Снова такси до Угольных Копей, уже знакомая гостиница «Яранга». Здесь отличная погода, дождя нет, и даже не так уж и пасмурно, а вот в Лаврентия, видимо, дела обстоят иначе… Говорят, туман и «непригодность взлетно-посадочной полосы».

— Конечно, — говорит Шалим, — Там небось одна улица, и та — взлетно-посадочная полоса, да и грунтовая наверняка. Понятно, что её размоет легко.

Снова знакомая «палата». Наши постели даже еще не убрали, видимо, и не думали, что мы улетим. И снова спать — коротать время…

После ужина мы с Наташей и Масяней снова идем прогуляться. Небо переливается синими и розовыми цветами, багровеет закат — завтра будет ветер, но нам это на руку — разгонит туман. В реке под дорожкой на сваях стоит рыба на нересте, огромная, каждая килограмм по восемь, и вся, наверняка, с красной икрой. Было бы где ее приготовить… В походе, конечно, все это будет удобнее, чем сейчас.

Вечером все очень вялые, кто спит, кто просто валяется на кроватях. Вот и я лежу на кровати и пишу. Анжела жалуется на комаров.

— Так и записывай, Ксюша, «Анжела бегает по комнате и мочит комаров», — говорит она, — Нет, ну вы прикиньте, мы нашли магазин. Написано: «до 22.00 без перерывов». Где-то без двадцати было, висит табличка «перерыв». Ну, мы подошли через десять минут, а там уже свет выключен, и женщина закрывается, говорит: «Что ж вы раньше не подошли? Одиннадцатый час уже». Мы ей: «Так подходили, было написано, что перерыв». А она: «Так то перерыв на обед был!» В 10 часов вечера. Я в шоке. А вы знали кстати, что пиво только до восьми вечера продают? Что за дыра… И комаров здесь столько, кошмар. Больше, чем на улице.

И правда, магазины и все, что связано со сферой обслуживания, здесь работает очень странно. Продавцы не только не стараются продать и сделать всё, чтобы у них что-то купили, но даже наоборот — часто бывают грубыми и неприветливыми. Здесь ты чувствуешь себя скорее школьником, который пытается купить пиво, а не «клиентом, который всегда прав». Интересно, какие люди будут в поселках? Если мы до них доберемся, конечно…

4 августа

«День сурка». Снова просыпаемся около 4.30. Масяня идет на пробежку. Кипятим чай в общем чайнике. Идем на завтрак. Я с вечера постирала носки, и они не высохли — м-м-м, настоящее ощущение похода, мокрые носки. Всё прямо сходится к тому, чтобы сегодня вылететь. Снова идем на уже знакомую автобусную остановку к 9.00, видим знакомые лица людей, которые на этом автобусе едут на работу в аэропорт.

— Вот если сегодня снова не вылетим, — говорит Шалим, — пойдем на залив, рыбы поймаем, костер пионерский сделаем из веточек.

— А я снова забыла снять на видео нашу гостиницу, — говорю я, — значит, по закону подлости, должны сегодня улететь.

— Но вчера ты тоже забыла, — Иван оглядывается на меня, — так что закон подлости не работает. И вообще, у нас закон подлости не работает по закону подлости…

Собственно, он снова не сработал. Наш рейс переносят на час, потом еще на час, потом ещё на час. Потом выясняется, что в выходные аэропорт не работает, а сегодня как раз пятница. То есть следующий шанс улететь будет только в понедельник, и то не факт, как мы уже поняли. Сказать, что мы расстроились — ничего не сказать. Шухер сидит с картой и продумывает, как можно переделать маршрут с минимальными потерями. Он много лет мечтал об этом походе, а организовывать они с Шалимом начали за год. И организовали, хотя до последнего момента всё висело на волоске и могло сорваться. Сложно передать, сколько усилий им это стоило. И вот, казалось бы, все организационные трудности позади, у нас набралась команда, есть пропуска в погранзону и заповедник, у нас есть билеты на внутренний рейс, которые добыть очень непросто. Мы уже здесь, на Чукотке. И мы не можем выйти на маршрут, всё снова на грани срыва. И что самое ужасное, от нас здесь ничего не зависит. Видимо, Чукотка теперь проверяет, насколько мы уверены в том, что хотим пройти такой сложный маршрут. И чтобы доказать, что нам это действительно надо, и мы не отступимся, мы начинаем продумывать обходные пути, как можно еще попасть в Лаврентия. Собственно, так как попасть туда можно только воздухом или морем, вариантов немного. Первый — договориться с пограничниками, которые регулярно летают туда на вертолете, чтобы взяли нас с собой. Этот вариант отпадает сразу, и не потому что пограничники несговорчивы или удивлены нашей просьбе, а потому что их рейсы расписаны и заняты местными на несколько дней вперед, и для нас там просто уже нет места. Второй вариант — долететь на частном вертолете — тоже сразу же отпадает, так как миллиона у нас просто нет. Третий вариант — теплоход «Капитан Сотников», который отходит во вторник следующей недели и идет до Лаврентия двое суток. Этот вариант ненамного надежнее самолета — местные рассказали, что даже если корабль и выйдет по расписанию, он может попасть в шторм и пережидать его в какой-нибудь бухте больше недели. Как сказал один таксист, «вот попадете в шторм, и узнаете, что такое теплоход».

В любом случае мы вынуждены ждать до вторника. Всё-таки шанс вылететь в понедельник и вторник утром у нас еще есть и, если во вторник до 12 мы не вылетаем — бегом сдавать билеты и садиться на корабль, а там уж как пойдёт. По крайней мере, на пассажирских суднах по северным морям ещё никто из нас не путешествовал. При таком раскладе именно на поход остается всего двенадцать дней. Уверена, Шухер расстроился больше всех, ведь, по сути, весь этот поход, вся эта авантюра — его дело. Неудивительно, что сейчас именно он старается не вешать нос, все время сидит с картой, просчитывая новые и новые варианты, и даже умудряется подбадривать всех остальных. «Ну при таком раскладе на мыс Дежнева мы ещё попадаем, — говорит он, — по короткому маршруту. Но все останутся довольны. Это точно.» Все понимают, что шанс застрять где-то и не вернуться сюда даже к московскому рейсу очень велик, а так как билеты из Москвы мы покупали почти за год, также велик шанс остаться здесь надолго. Мы спрашиваем совета у всех местных, с кем сталкиваемся, и все советуют разное, но большинство склоняются к тому, что самолет даже надежнее, и никакие билеты нам сдавать не надо. В аэропорту мы знакомимся с местным адвокатом Артёмом, который тоже ждет вылета в Лаврентия. Я и в предыдущие дни обращала внимание на этого серьезного молодого человека в рубашке и думала, что же он здесь делает и куда же он может лететь. Тогда я и не догадывалась, что Артём станет для нас хорошим другом и помощником, и столкнёмся мы с ним ещё не раз. А сейчас Артём вместе с Масяней и Анжелой пытаются достучаться до какой-то женщины в аэропорту, «от которой всё зависит», куда-то звонят, что-то выясняют, потому что якобы погода там уже лётная, а самолёт не выпускают по другим причинам. Но все выяснения безрезультатны, и мы снова садимся в такси и едем в «Ярангу».

Как бы то ни было, нам в любом случае предстоит жить в «Яранге» ещё субботу и воскресенье, так как в выходные аэропорт не работает. Здравствуй, дорогая «Яранга»! Эта гостиница, со всей ее вопиющей неуютностью, уже стала как дом, мы к ней привыкли. Я заметила, что начинаю чувствовать себя «дома» везде, где переночую. В квартире ли, в палатке, в купе поезда, в гостинице, даже в зале ожидания в аэропорту. Стоит провести ночь, и место становится «своим». Интересно, почему так получается? Значит ли это, что «дом везде» или наоборот, что «дом нигде»?

После ужина в гостинице мы идем на реку на нашу первую чукотскую рыбалку. Главный рыбак нашей команды — определённо Масяня. Пожалуй, она единственная, кто действительно что-то смыслит в этом и рыбачит также и в межпоходной жизни, в питерских окрестностях. Ну а здесь для неё — настоящее раздолье. Рыбы в реках немерено, она плывет против течения на нерест, и удивительно, сколько сил тратит эта рыба, чтобы добраться до места своей смерти. И как узнаёт она, куда именно нужно плыть? И ведь узнаёт. Кажется, что она стоит на месте, едва-едва продвигаясь вперед, застревая в камнях, так, что спинной плавник полностью виден над водой. Создается впечатление, что ловить ее можно прямо руками. Но на деле это оказывается не так просто: стоять в холодной воде долго невозможно, да и рыба не даёт «взять» себя — если и удаётся дотронуться до нее, она тут же проскальзывает вперед и вырывается из рук. В итоге попытки мои и Эхо поймать рыбу руками не увенчались успехом, и только у Масяни получается поймать «всего» две рыбы на спиннинг, одну из них сразу определили как самца горбуши — по выпирающему из спины горбу, а вторую определить так и не можем. Как опытные бомжи, мы разводим под мостом костёр из досок, которые насобирали в округе, потрошим только что пойманную рыбу и жарим её на костре с солью и перцем. Пожалуй, это самый вкусный ужин с самого начала нашего путешествия, и хоть небольшое, но утешение в ситуации, в которой мы оказались.

Заброшенный город Гудым

5 августа

Сегодня суббота, и нести обычную вахту в аэропорту не нужно — предстоит провести два дня в поселке Угольные Копи. Мы бы, наверное, сошли с ума от скуки, если бы Артём, с которым мы познакомились в аэропорту, не вызвался показать нам интересные места в окрестностях. Оставив вожаков Шухера и Шалима спать в гостинице, мы отправляемся в заброшенный город Гудым, который находится всего в получасе езды на машине от посёлка. В пятидесятые годы прошлого века здесь располагалась секретная база ракетных войск особого назначения. Военные жили здесь с семьями, и поэтому для них был построен целый город — с домами, больницей, школой, и даже торговым центром. Деревянные постройки на сваях сохранились до сих пор, хотя и разграбленные любителями заброшенных мест и сокровищ, которые можно там найти. По обеим сторонам долины реки находятся невысокие сопки, а под ними — многокилометровая система подземных шахт, куда можно свободно войти. Город был покинут жителями в 2000-е годы. Именно поэтому в катакомбах осталось много нового оборудования. Сами катакомбы представляют собой бесконечные мрачные сырые туннели, с рельсами для вагонетки, знаками «опасная зона», «стой» и другими. Конечно, именно туда мы направляемся в первую очередь. Мальчишки любят войнушку.

— Смотрите, сколько предупреждающих знаков, — говорит Артём, освещая стены фонариком.

— О, «опасная зона», — говорит Эхо с неподдельным интересом, направляя фонарик на табличку, — стрелка туда. Значит туда нам и надо. Так, тут перекрёсток. А ну-ка, «выход в-14», надо запомнить.

Громкие голоса гулко отдаются в широких коридорах, со стен стекает вода, пахнет влагой, ржавчиной и старьём. Несколько фонариков едва освещают людей.

— Мне страшно, заберите меня домой! — смеётся Анжела, — Мы как дети подземелья, знаете. Вот мы сейчас идём, и возможно нас преследует медведь, всё возможно…

Вот впереди ворота, Эхо берёт и начинает изо всех сил сдвигать дверь.

— Ну не надо закрываться! — кричит Анжела.

— Ээ, ну ты чего! — я уже не удивляюсь, что могут придумать наши ребята.

— Ну у меня ключи есть, мы откроем, — как ни в чем не бывало заявляет Эхо.

— А теперь признавайтесь, кто из вас зомби? — смеюсь я.

Смех смехом, а в таком месте очень легко представить себя героями стандартного фильма ужасов. Впереди рельсы для вагонетки разделяются надвое и расходятся по двум уходящим вдаль туннелям.

— О, давайте разделимся! — говорю я.

— Нет уж, давайте делиться не будем, пойдёмте направо! — говорит Масяня.

— А что, мальчики налево, девочки направо… — смеётся Эхо.

— Поделимся впечатлениями потом, — настороженно говорит Анжела.

Вдруг какая-то железная труба падает на пол, издав резкий звук.

— Что это было? — говорит Юля.

— Да это Эхо балуется… — отвечаю я.

— Это Эээхоооо… — смеётся Эхо. И конечно, все начинают кричать, проверяя какое здесь гулкое эхо.

— Вы представляете, что над нами несколько метров бетона? — Эхо восхищенно смотрит наверх.

— Тут лабиринт, вам не кажется? — говорю я.

— А кстати да, — говорит Эхо, — между прочим, о птичках, получается тут надо запоминать повороты. Здесь налево надо будет, да, получается?

— О, вагонетка еще одна, — замечает Масяня.

— Это ещё одни ворота, — говорит Эхо, — которые перекрывают зону.

— Я не хочу идти последней! — я пробегаю чуть вперед.

— Аккуратно, под ноги смотрим! — кричит Наташа откуда-то спереди.

— Да, ребят, вот смотрите, аккуратно, — Юля подсвечивает кучу железа на полу.

— Так, а Артём здесь был уже? — Анжела тоже явно неуютно чувствует себя в этом месте и старается скарсить это шутками.

— Так, ну-ка вот сюда подсвети, — говорит Эхо, — Это будет моя комната, хорошо? Занимаем комнаты, народ! Ээхааа!

— О, тут шкафчики для одежды? — Наташа заглядывает в одну из комнат.

— Выбирай! — отвечает ей Эхо.

Бесчисленные разветвления коридоров с комнатами, в которых еще стоит какая-то мебель, разбитая аппаратура, валяются отсыревшие книги и документы. Такое место — рай для историка, даже сложно представить, сколько информации, возможно даже секретной, можно добыть здесь, не прилагая к этому никаких усилий. Для меня же это место выглядит жутко, и мне хочется поскорее уйти. Почему-то есть четкое ощущение, что в этих кабинетах происходило что-то очень плохое, возможно даже жестокое. Похожее ощущение у меня было, когда я посещала концлагерь Заксенхаузен под Берлином. К тому же, все это находится под землей, и того и гляди вдруг захлопнется какая-то дверь, и мы отсюда больше не выберемся, и про нас придумают легенды, которыми будут пугать туристов. Но нам надо залезть везде. Что это, слабоумие и отвага? Или просто слабоумие? К счастью, ходим мы в этом жутком месте недолго, и поворачиваем всегда только направо, чтобы запомнить путь и не заблудиться. Правда, выходим все равно не там, где заходили.

После «посещения достопримечательностей» в нашей «культурной программе» запланирована рыбалка на реке, текущей через эту долину. Спиннинга у нас с собой нет, но это не страшно: Артём сразу же ловит одну горбушу острой деревяшкой, только зайдя в воду, еще по одной ловят руками Наташа и Масяня, ещё одну ножом — Эхо. У меня снова не получается. Хотя я и делаю всё как полагается: медленно подкрадываюсь, выбираю удобное мелкое место, стою жду в холодной воде, держа руки наготове, а когда рыба подплывает, резко хватаю. Иногда у меня получается хотя бы дотронуться до рыбы, но поймать я так и не могу. Но ребята наловили достаточно, и мы обедаем вкуснейшими стейками из красной рыбы, приготовленной на костре, а также чаем из каких-то цветов, которые насобирал наш новый местный друг.

Сопки в окрестностях Угольных Копей

6 августа

С утра мы поехали на сопку во главе с Артёмом. Минут за пятнадцать отъехали от поселка и стали подниматься на холм. В основном по началу шли по болоту. Раньше я представляла, что болота — это топь, в которой вязнешь по горло и тянешь руку, чтобы тебя вытянули на какую-то кочку. По сути, если топи здесь и есть, мы их не встречали. И в тот день под Копями, и на протяжении всего похода, болото — это просто мшистая влажная поверхность, иногда более-менее твердая, иногда жидкая, зависит от растительности, но в любом случае — это отсутствие твердой земли под ногами, что значительно затрудняет передвижение. Сегодня мы не взяли с собой сапоги-забродники и ноги промочили сразу же. Но это не проблема, мокрые ноги — обычное дело в любом походе. Сегодня мы никуда не торопимся (в отличие от похода), по дороге собираем голубику и морошку. Настоящая морошка — красно-оранжевая, на толстой ножке, причем чем желтее, тем спелее. Там же я нашла еще несколько новых видов цветов — я всегда беру с собой блокнотик на случай таких находок. Все цветы сразу складываю туда, а когда они начнут подсыхать — переложу в жестяную коробочку с прослойками акварельной бумаги. Кстати говоря, здесь незнакомые цветы нужно именно искать — в основном бросается в глаза иван-чай, тысячелистник, и еще некоторые цветы, которые растут и у нас. Но если присмотреться, если поискать, можно найти с десяток новых видов, главное только не забыть потом определить, что это за цветы… Вообще, я уже успела понять, что на Чукотке ни на что нельзя смотреть вскользь, поверхностно. Здесь надо всматриваться во всё: в людей, в землю под ногами, в небо, в растения, в воду. Тогда Север начнет приоткрывать свою настоящую красоту. Только тем, кто смотрит внимательно.

Сегодня довольно пасмурно, с океана дует холодный ветер. Когда ноги мокрые, от этого приятного мало… На таком ветру хочется съежиться, но на Чукотке я поняла, что этого делать нельзя. Чтобы найти общий язык с местным ветром, нужно просто расслабиться и перестать от него защищаться, тогда он не доставит особых неудобств. По стланику карликовой березы тоже идти не особо удобно, ноги цепляются и застревают. По ощущениям это похоже на заросли рододендрона на Кавказе. Когда мы поднялись на более-менее защищенное от ветра скалой место, как настоящие опытные бомжи, нашли какую-то ржавую бочку и развели в ней костер. В ржавой консервной банке, найденной где-то здесь же, вскипятили «чай» из мха-ягеля, который собрал по дороге Артём. На вкус он горький, у него своеобразный «вкус болота», но, если добавить сахар, что-то в этом есть. Чуть-чуть отдохнув и согревшись чаем из мха с козинаками, мы идём выше. Там начинаются насыпи камней со следами пребывания человека — мусором и надписями в стиле «здесь был Вася», причем Ваня нашел надпись аж 60-х годов. Видимо, сюда приходит и приходила полюбоваться видами местная молодежь — а полюбоваться действительно есть чем. С вершины сопки виден весь залив, Анадырь на противоположном берегу и Угольные Копи на этом. Маленькие островки цивилизации посреди тундры. Мне сразу понравилась тундра, я ещё не успела от нее устать и натереть ноги резиновыми сапогами, и мне доставляет огромное удовольствие идти по этой мягкой, разнообразной, разноцветной почве. Когда идешь по такой земле, даже если пейзажи вокруг не захватывают, очень интересно просто смотреть под ноги! Такого разнообразия мхов, маленьких цветочков и другой растительности я, пожалуй, еще нигде не видела. Самый заметный из мхов — конечно же ягель, олений мох (тогда я еще не знала, что их есть множество видов) — это белый, кремовый, светло-бежевый мох, представляющий из себя маленькие ветвистые кустики, напоминающие кораллы. Попадается мох красный, ярко-желтый, зеленый, самых разных цветов и фактур. Идешь по мху как по мягкой, влажной, пружинящей подушке, но самые необычные ощущения — это трогать его рукой, как будто гладишь шершавую кожу огромного мягкого животного, которое буквально дышит под прикосновениями и отзывается на них. В местах, где трава повыше, на ветру она стелется по земле, сливаясь в одну гладкую сероватую поверхность, которая колышется и рябит, как море. Бесконечное, колышущееся, строгое, иногда жестокое, живое, настоящее море тундры. Как же хочется наконец-то пойти по ней с рюкзаком за спиной! Как же хочется расставить палатку на мягком ягеле!

Анадырь — Залив Лаврентия

7 августа

Понедельник. Завтрак в гостинице «Яранга», сбор вещей, автобусная остановка, дорога в аэропорт. Знакомые кресла, всё те же места. Табло прилетов и вылетов. «Вниманию пассажиров, ожидающих вылета рейса номер 117 Анадырь — залив Лаврентия. Вылет рейса задерживается из-за непригодных метеоусловий взлетно-посадочной полосы аэропорта Лаврентий. Дальнейшая информация будет дана в 12.00». Всё по старой схеме. Снова не летим. Шухер, Шалим, Масяня и Эхо идут в ближайший поселок за пивом, по уже хоженому маршруту, у них это называется «в беседку». Я иду с ними.

— Да не улетим мы сегодня, — говорит Шухер, — Артём говорил же, если самолет не летит утром, уже понятно, что в этот день не полетит вообще.

— Нет, мы улетим! — говорю я уверенно, — Вот увидишь, сегодня улетим! Надо надеяться! Его же не перенесли на завтра пока, значит шанс есть! Правда, Шалим?

— Конечно, — подтверждает Шалим, — Сегодня обязательно должны улететь. Говорю тебе, Вов, улетим сегодня.

— Эх, никто кроме нас с тобой больше не верит… — вздыхаю я.

— Да я был бы рад, если бы вы оказались правы, но… Я уже не надеюсь, — говорит Шухер.

Мы сидим в круглой беседке во дворе обычного жилого дома. Кто-то гуляет с собакой, кто-то идёт в магазин, кто-то развешивает бельё на балконе. Обычная жизнь. А для нас — приключение, висящее на волоске. Идем обратно в аэропорт. Сейчас должны объявить приговор нашему путешествию. Мы не торопимся, потому что всё же не очень верим в удачный исход. Но мы идём в аэропорт ко времени объявления — а значит, мы всё-таки допускаем, что объявление может нас обрадовать. Я невольно ускоряю шаг. Вдруг у Эхо звонит телефон, и я слышу голос Наташи. Я не слышу, что она говорит, но как только я услышала её голос, я всё поняла. Зачем же ей ещё звонить?

— Мы летим, летим, да??? — кричу я и кидаюсь Эхо на шею. Оборачиваюсь назад, к ребятам, которые идут чуть позади, начинаю прыгать и размахивать руками, крича: «Летим, летим!»

— Давайте быстрее, Натаха сказала, начинается регистрация. Надо поторопиться! — кричит ребятам Эхо.

Я просто не могу уже идти спокойно и бегу изо всех сил в аэропорт. Ребята забирают рюкзаки из камеры хранения и перетаскивают их к стойке регистрации на наш «АД ЗЛА». Я вижу Наташку и обнимаю её, потому что наконец-то, мы наконец-то летим! И всё будет, будет тундра, медведи, броды, будет всё, чего мы боимся и чего безумно хотим, всё, благодаря чему нас считают сумасшедшими, всё это будет уже скоро! Дождались!

На взлетно-посадочной полосе ждёт небольшой Ан-24 с пропеллерами по бокам. Достаю камеру и начинаю снимать, но человек в форме приказывает убрать её. По одному, по лесенке, все 43 пассажира забираются в салон самолета. Несмотря на то, что на посадочных талонах указаны места, здесь «посадка свободная», как говорят местные пассажиры, вошедшие в самолет раньше и сидевшие на наших местах. Кабина пилота отделена от салона шторкой, а на стене горят таблички «Выход», «Застегнуть ремни» и «Не курить», которые напоминают мне атмосферу самолёта, из которого я прыгала с парашютом. Высокий мужчина в форме проходит между кресел, проверяет, что все пассажиры на месте, и мы готовы к взлету. Затем он садится на первое сиденье рядом с нашим Ваней. Наконец пропеллеры завертелись, самолет выезжает на взлетную полосу и взлетает. В отличие от огромных пассажирских лайнеров, в которых ты довольно слабо ощущаешь сам полет, и, если не смотреть в иллюминаторы, создается впечатление, что ты вообще не двигаешься, в небольшом Ан-24 очень четко ощущаешь, что ты — в воздухе, высоко над землей. Людям, которые боятся летать, такой полет был бы очень неприятным впечатлением. Самолет гудит и чуть потрясывается, внизу проплывают реки, которые как дороги рассекают бесконечную, безлесную тундру, которую вскоре накрывает пуховое одеяло облаков. Я отлипаю от окна. Шалим, сидящий рядом со мной, уже вовсю спит. Я закрываю глаза и погружаюсь в свои мысли.

Мы направляемся в Чукотский район Чукотского Автономного Округа (ЧАО). Он считается самым труднодоступным, так как там нет дорог, и всё сообщение только по воздуху или по морю. Чукотский район — самый восточный в России, именно на его территории находится самая восточная материковая точка Евразии — мыс Дежнева, а также самое восточное постоянное поселение России и Евразии — поселок Уэлен. Площадь района составляет 30 000 км2, при населении всего лишь 4500 человек, которые живут в шести посёлках: Лаврентия (центр), Инчоун, Лорино, Нешкан, Уэлен и Энумрино, четыре из которых мы планируем посетить. Живут здесь в основном чукчи и эскимосы. Из-за вечной мерзлоты здесь ничего не растёт, и сельское хозяйство невозможно — жители занимаются традиционными промыслами, в основном морской охотой. Зима здесь длится девять месяцев в году, воздух очень влажный — 80%, а также обычное явление — штормовые ветра.

Как же здорово, что мы наконец-то вылетели! И как хорошо, что мы отдохнули несколько дней перед походом: и погуляли, и выспались, и порыбачили. Из-за того, что мы потеряли дни, в походе наверняка придется идти быстро, а значит рыбалка вряд ли светит, да и вообще придется поднапрячься еще больше, чем рассчитывали изначально. О том, как мы будем отсюда выбираться, думать не хочется. Лишь бы пройти маршрут в целости и сохранности. Мы вылетаем из Анадыря по очень хорошей погоде, по местным меркам даже довольно тепло — градусов 15. И вообще, за неделю, которую мы провели в Анадыре и его окрестностях, дождь был всего пару раз, и то ночью, да и не сильный. Ветер — да, был. Но в целом погода для похода была идеальная. Но мы летим на север, и странно ожидать, что там нам так же повезёт… Когда мы подлетаем к Лаврентия и опускаемся ниже облаков, так, что становится видно местность, у меня снова появляется ощущение инопланетности. Знаете, я вот тут задумалась. Почему-то каждый раз, когда я вижу что-то ошеломляюще красивое, завораживающее, что-то, от чего невозможно глаз оторвать, мне хочется назвать это «неземной красотой», «чем-то с другой планеты». Но почему? Ведь именно такой была наша планета до того, как ее охватил вирус городов и цивилизации, и мы настолько привыкли к бетонным лесам, среди которых живем, к рекам и прудам, заключенным в каменные оковы, к серому небу, испачканному дымом и выхлопными газами, что что-то по-настоящему красивое, что-то Настоящее и Красивое, нам представляется чем-то чужим. Каждый раз, попадая в прекрасную дикую природу и поражаясь ее красоте, которую не под силу воспроизвести ни одному человеку, я ловлю себя на этой мысли. И радуюсь, что такие дикие места, по-настоящему красивые, по-настоящему земные, наши, первозданные — еще сохранились на планете, до них еще не добралась цивилизация, и в них еще даже можно попасть, пусть и с большим трудом. Здесь, на Чукотке, особенно чувствуется эта дикость, первозданность, и, если человек и обитает на этой земле, он живет с ней в гармонии, не разрушая природу и не пытаясь ее покорить. В таких местах чувствуешь себя как нигде свободным.

Я смотрю в пыльное окно иллюминатора нашего маленького самолетика. Бесконечные серо-зелёные сопки, бежевые тундровые поля, иногда разрезаемые нитями рек и пятнами озёр. Ни одного дерева, ни одного дома, ни одной дороги. Кажется, это совершенно нежилая, дикая земля, ещё не освоенная человеком, да и зачем её осваивать на вечной мерзлоте? Вот мы летим над берегом океана, и на длинной косе начинают появляться отдельные небольшие постройки — рыбацкие домики, или лодочные гаражи. А вот и сам посёлок. Как будто выросшие из ниоткуда, появляются дома, дороги между ними, беспорядочно нагроможденные среди безжизненной местности.

Посёлок Лаврентия

Итак, мы приземляемся в Лаврентия. Пасмурно, но дождя нет. Взлетная полоса грунтовая, как и предсказывал Шалим, и неудивительно, что её размыло. Сразу же после посадки в самолет заходят пограничники и проверяют документы. Как и в Анадыре, нам сразу же говорят, что с нами «особый разговор», и просят подождать на выдаче багажа. Собственно, так как аэропорт Лаврентия это деревянный домик, а территория посадки-высадки просто огорожена железным забором, мы просто ждем чуть в стороне от самолета. На территории аэропорта стоят еще несколько небольших самолётов и вертолёты военных. Я начинаю снимать, но мне снова говорят убрать камеру. Багаж подвозят на машине, и все пассажиры просто разбирают свои вещи. К нам подходят военные.

— Документы ваши давайте, — говорит пограничник.

— Вот пропуск, путёвка… — Шалим достаёт коллективный пропуск, остальные протягивают свои паспорта, — Индивидуальные пропуска надо?

— Нет, достаточно этого, — отвечает пограничник, проводя пальцем по фамилиям на документе и сверяя их с нашими паспортами, — Как значит вы пойдете?

— Сегодня здесь переночуем, завтра хотим переправиться через залив до Старого Дежнёво, оттуда до Уэлена, потом до Инчоуна, и назад через Коолен в Лаврентия, — отвечает Шухер.

— Мда… — вздыхает пограничник, — Вы хоть знаете, куда идёте? Местный проводник есть у вас?

— Нет, — отвечает Шухер, — у нас карта и навигатор. Но команда вся опытная, слаженная, не первый раз в таких путешествиях.

— Так тундра это вам… Это вам не где-то ещё… — говорит пограничник, — Ружьё хоть есть?

— Нет ружья, не получилось, — отвечает Шухер, — Будем петардами и свистками отпугивать.

— Бурого вы может и отпугнете, а вот белый вам встретится, и всё. И по тундре пешком ходить… Мда… Значит так. Я к вам позже подъеду, договоримся насчет спутниковой связи. А то знаю я таких, через несколько дней уже просить будете, чтобы вас забрали из тундры, — говорит главный пограничник и отдаёт пропуска — у нас всё правильно оформлено и придраться не к чему, но он явно не хочет выпускать нас на маршрут, — Вы хоть знаете, где здесь ночевать будете?

— Пока нет, — отвечает Шухер, — Сейчас поспрашиваем у местных. Если не найдем ничего, поставим палатки за посёлком где-нибудь.

— Ну ничего, найду вас, — говорит пограничник и уходит.

Это «замечательное» напутствие придало нам уверенности в собственных силах. Да, мы уже давно поняли, что мы ненормальные, но мы не отступимся. Слабоумие и отвага в действии!

После выдачи багажа открывают ворота, и все выходят в поселок. Широкая дорога, небольшие двух- и трехэтажные дома на сваях. Полностью разломанный деревянный «дом творчества». У посёлка странное название — «Лаврентия». На самом деле это название село получило по названию залива — залив Святого Лаврентия. А название заливу дал британский путешественник Джеймс Кук по церковному календарю, в честь Святого Лаврентия. Чукотское название этого места — Кытрын, что значит «сухая галечная коса». Само же село было основано относительно недавно, в 1927 году, как чукотская культбаза для «закрепления советской власти» и объединения различных учреждений региона. Именно в аэропорт Лаврентия в годы Отечественной Войны приземлялись самолёты, доставлявшие грузы из США в СССР. Сейчас, хоть поселение и не выросло из традиционных чукотских, уклад жизни здесь близок к традиционно чукотскому и эскимосскому, до сих пор живут в основном морским зверобойным промыслом. Численность населения поселка Лаврентия — 1290 чел. на 2017 год.

Мы скидываем рюкзаки у магазина напротив аэропорта и начинаем переупаковываться, переодеваться в походное, откладывая ненужные городские вещи, чтобы оставить их где-то здесь.

Стоим около магазина, вокруг валяются наши рюкзаки с бирками, на которых огромными буквами значится «ЗЛА» и более маленькими — «Ад». Все люди, проходящие мимо, здороваются с нами. А мы решаем насущные вопросы. Во-первых, пеший маршрут Шухер всё-таки переделал. Мы должны были идти пешком прямо из Лаврентия, дойти мимо поселков Уэлен и Инчоун до мыса Дежнёва, оттуда еще немного в обратную сторону, и переправиться на лодке через залив обратно в Лаврентия. Но он решил начать маршрут с мыса Дежнёва, главной точки, на которую попасть было принципиально, и оттуда возвращаться пешком до Лаврентия. Буквально, «выбираться из тундры». Никакого общественного транспорта здесь нет. Ни водного, ни воздушного, ни тем более наземного. Поэтому первая задача сейчас — найти того, кто может на лодке забросить нас к посёлку Старое Дежнёво, находящемуся примерно в 3,5 часах хода по морю от Лаврентия. День постепенно клонится к вечеру, и нужно ещё найти, где переночевать. Конечно, у нас есть палатки, которые мы можем разбить в паре километров от поселка, а то и ближе, но никто ночевать в палатках особо не стремится — этого у нас еще будет сполна.

В результате всех «разведок» о нас знает весь поселок, и все, кажется, работают на то, чтобы мы благополучно стартовали. Местные жители здороваются с нами, как со старыми знакомыми, при этом ничего не расспрашивают — как будто и так уже знают, кто мы такие и что здесь делаем. Мимо проходит чукчанка с ребенком, говорит:

— Холодно, что тут стоите, пойдем чаем напою.

— Да нет, что вы, нам тут нормально, — мы начинаем отнекиваться.

— Да вы тут уже долго так, давайте хоть термосы, — местная жительница смотрит на нас, улыбаясь.

— А у нас нет термосов, — отвечаю я.

— Пойдемте, я вам свой дам, потом вернёте, — чукчанка непреклонна в своём желании проявить гостеприимство и помочь нам, — Я тут рядом живу, вот за углом прямо.

— Хорошо, пошли сходим, — говорю я, вспоминая, что для чукчей обидно, когда отказываются от их помощи.

— Ну пойдем, — говорит Эхо, и мы идём за женщиной.

Мы заворачиваем за угол магазина и подходим к ближайшему жилому дому на сваях. Поднимаемся на первый этаж, и женщина открывает дверь и приглашает нас внутрь. Мы оказываемся в обычной квартире, точно такой же, как в любом другом городе. На полу лежат ковры, у стен стоят шкафчики. Пахнет теплом и уютом. В квартире нас встречает муж чукчанки, одетый по-домашнему. Кажется, он ничуть не удивлён необычным гостям, здоровается с нами и провожает на кухню. Пока женщина переодевает ребёнка, её муж сажает нас за круглый стол, наливает горячего чаю, ставит перед нами плошку с вареньем из морошки и голубики.

— Вы откуда сами будете? — спрашивает он.

— Да мы по-разному, со Средней полосы в основном: Москва, Питер, я с Кавказа, со Ставрополя, с Челябинска ещё есть, — отвечает Эхо.

— Путешественники, значит… И как вам Чукотка? — спрашивает хозяин.

— Нравится, — отвечаю я, — Красиво у вас, мы все в первый раз в таких краях. Варенье очень вкусное, спасибо!

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.