Созвал всех зверей на праздник, приказал лесным гномам устроить фуршет, а феям — подготовить бальный зал. Позвал светлячков, чтобы освещали залы. Всем работа нашлась, все работали слаженно, и всего за день подготовили корпоратив.

Собрались сотрудники корпорации, потанцевали, поели, а тут к ним выходит сам Царь Зверей, Лев, глава корпорации «Лес», благодарит всех, что пришли, делает всем подарки специфические, а потом спрашивает:

— Не видал ли кто-нибудь из вас, куда ушла Львица, моя Царица?

Все молчат, друг с другом переглядываются, и только маленький бельчонок, пришедший с мамой, вдруг сказал:

— Да, пару дней назад, когда я один в ветвях играл большого дуба, видел Львицу. Шла она очень печальная, брела себе по тропинке, я хотел окликнуть ее, но не посмел. Она же сама унюхала меня и говорит: «Тебе, бельчонок, мои мотивов не понять, но приняла я решение уйти от Царя, всё потому, что не любит он меня. Совсем про меня забыл. Пусть найдет себе другую Царицу. Так ему и передай, коли увидишь».

Расстроился Лев и обиделся на львицу пуще прежнего. Решил, «а и правду другую Царицу себе найду!»

Стал смотреть по сторонам, а медведица с медведем милуется, львица к волку льнет, слониха слона хоботом обняла, бегемотиха с бегемотом общается, жирафиха с жирафов обнимается. Все по парам, только он, Лев, Царь Зверей, один да одинок.

Пытался Лев завести себе секретаря, бобриху, отменный бухгалтер из нее вышел, но — не пара ему.

Чего только Лев ни делал, а без Львицы тошно ему становилось.

Тогда бросил он всё, и пошёл за Львицей, за своей Царицей. Долго шёл, всё принюхивался к следу ее. И дошел наконец до скалы. Смотрит, лежит Царица, жёлтые глаза на солнце щурит, хвостом обмахивается. Красивая, шерсть лоснится, когти на лапах заточены, зубами щелкает, на мух лениво охотится.

Залюбовался Лев, понял, что никто, кроме нее ему пару составить не может. Поднялся на скалу, лёг рядом, потом на бок и на спину, мол, делай со мной что хочет. Она его хвостом по морде, мол, давай, чего пришёл, ухаживай.

Долго лев ушко ей вылизывал, в нос норовил лизнуть, приласкаться к ней, а она огрызалась на него тихонько, рычала, «где тебя, Лев, носило?»

Он же вдруг понял, чего им обоим не хватало — потомства.

Тихо рычала львица, пока лев делал ей львёночка, потом на скале ласкались оба, а большой белый попугай, завидев их издалека, всем зверям из корпорации раструбил, что Царь нашёл Царицу и скоро и Цесаревич будет, а может, и не только.

Когда Лев с Львицей домой вернулись, все были им рады. Гармония воцарилась в корпорации «Лес». А позже и еще один корпоратив устроили, в честь рождения у Царя с Царицей детей, львенка и львицы, и теперь никакого недостатка во внимании со стороны Льва в адрес его семьи не было.

А мораль сей сказки очень проста. Браки должны быть равными, семья — это родители и дети, и там возможна гармония, где есть взаимное уважение, будь то семья или корпорация.

Фея и Король

В одном волшебном лесу жила-была фея, обладавшая удивительной способностью быть в глазах смотрящего на нее самым прекрасным созданием на земле. Но распространялась ее сила только на людей, будь то обычные люди, или маги, колдуны и шаманы.

Фею звали Вей, и казалось, что ей вечно было, есть и будет восемнадцать лет.

Рядом с волшебным лесом с севера располагалось Тридевятое Царство, а с юга — Тридесятое Царство. В лесу ходили слухи, что Король, правящий в Тридевятом Царстве, самый красивый мужчина на земле, а Королева в Тридесятом — его невеста.

Однажды, снова услыхав об этом, Вей решила, что это стоит проверить. Глубокой ночью она пробралась во Дворец к Королю, чтобы взглянуть на него при свете Луны. Ибо Луне Вей доверяла больше, чем Солнцу.

Увидев спящего безмятежным сном младенца Короля, Вей поняла, что влюбилась. Безумно, без памяти, впервые за всю свою долгую жизнь феи из волшебного леса.

И так она возжелала любви Короля, что готова была на всё, чтобы в жены он взял ее, а не Самиру, Королеву Тридесятого Царства.

На утро, вернувшись в свой лес, Вей призвала к себе своего помощника, Волка, и приказала ему устроить всё так, чтобы стая напала на стада, пасущиеся у края волшебного леса, вынудив тем самым Короля со свитой отправиться на охоту.

Всё шло по плану Вей, хотя она видела — Волк не одобрял ее план, и тихим воем пытался переубедить ее. Только фея влюбилась впервые в жизни, и ни в какую не желала отступать от намеченного плана.

Волк вынужден был подчиниться ее воле, и Король со свитой отправился на охоту в ее лес.

Вей же устроила всё так, чтобы лошадь Короля понесла его прочь от свиты, чтобы сбросила седока, и на него напала стая во главе с вожаком.

А дальше всё было делом техники: Король напуган, вокруг рычат голодные звери, и тут появляется Вей, и отгоняет стаю, спасает Надира, и становится для него самой прекрасной женщиной в мире.

Так оно всё и произошло в итоге, Надир, увидев Вей, и одновременно осознавая, что обязан ей жизнью, проникся к ней и благодарностью, и восхищением, ведь он видел перед собой самое прекрасное создание на земле.

Не прошло и дня, как Надир обратился с просьбой к Вей, сопровождать его, жить с ним в замке, стать его женой, Королевой в Тридесятом Царстве. Вей ответила согласием, ее душа ликовала. Стать женой Надира, вот в чём счастье для нее, думала фея, поселившись вместе с Королем.

Их свадьба была назначена на день летнего солнцестояния, до которого оставалось три месяца, и всё государство начало готовиться к свадьбе.

Самира была шокирована новостью, что женой Короля Надира станет не она, но пришлось смириться.

Самира ведь хорошо знала Надира, знала о нем то, что о нем мало кто знал еще, и невесте Короля Самира не стала бы рассказывать ничего.

Свадьба была пышной и прекрасной, веселой и богатой, и стала первым событием в жизни Вей, в котором Волк не принимал участие.

Вей совсем забросила волшебный лес, забыла о своих обязанностях, о тех, кто от нее зависел, и о лучшем друге.

А он тосковал по ней и громко выл при полной Луне, надеясь, что она услышит.

Всё то время, что предшествовало свадьбе, Вей и Надир были совершенно счастливы, но всё изменилось в первую брачную ночь, когда, войдя в палату к мужу, Вей была шокирована тем фактом, что на брачном ложе лежали наручники, повязка, кляп и плети…

— Что это? — в ужасе спросила Вей.

— Всё, что нужно мне, чтобы возбудиться. Раздевайся, надевай повязку, суй себе в рот кляп, ложись на живот, вытянув руки, я прикую их наручниками, и ноги, отхожу тебя плетью, а после этого смогу как следует поиметь!

Что-то чужое, жестокое, и совсем некрасивое смотрело на Вей глазами ее мужа. Но влюбленность Вей в тот момент уже была любовью, и, желая угодить мужу, она подчинилась.

Утром она проснулась в слезах, избитая и изнасилованная любимым мужчиной.

Но это она стерпела, и стала терпеть каждую ночь.

Терпела она и унижения, которым Надир стал подвергать её днем.

Короля забавляла готовность его жены сделать для него что угодно, и днем в замке она была и его кухаркой, и уборщицей, и экономкой, а ночью — его секс-рабыней, его наложницей.

Не только красота Вей стала меркнуть не по дням, а по часам, но фея больше не могла смотреть на себя в зеркало, ибо с каждым унижением, которое она терпела, она начала стремительно стареть, и скоро Надир послал гонцов через волшебный лес к Самире, с просьбой ей стать его женой. При этом Надир не собирался выгонять первую жену. Его она вполне устраивала в качестве рабыни во всех смыслах этого слова.

Но Волк и его стая, прослышав об унижении, которому Надир хотел подвергнуть Вей, напал на свиту Королевы, и спрятал ее саму в пещере, до которой Надиру было не добраться самому.

Услышав о том, что случилось с Самирой, Король собрал свиту, войско, приказал Вей сопровождать его, и отправился на выручку к Самире.

Чары Короля не спали с Вей даже тогда, когда она попала в волшебный лес. И она указала Надиру путь к пещере, догадавшись, где стая удерживает пленницу.

Увидев Волка прямо на своем пути, Надир соскочил с лошади, приказал Вей спешиться тоже и сказал ей:

— Я хочу, чтобы ты убила этого зверя и спасла мою Самиру!

Вей взглянула в янтарные глаза и словно колдовские злые чары спали с нее в тот момент.

Медленно повернувшись к Надиру, она ответила:

— Я не стану этого делать!

— Ах ты непокорная! Ведьма! Ты не станешь? Хорошо! Я твой законный супруг, не станешь же ты мешать мне!

И, схватив острую пику, Король хотел метнуть ее в сердце Волка.

Но пику словно согнуло пополам.

— Только посмей тронуть того, кто любит меня всей душой, живым ты из лесу не выйдешь никогда! — тихо заговорила Вей. — А твоим государством завладеет Самира, и так получит именно то, что она хотела.

Твоя избранница — болотная ведьма! Она видела красоту твоего тела, и она скрыла от сторонних глаз уродство твоей души! Но ты выбрал в жены меня, и после свадьбы показал мне свой истинный лик.

Только вот беда, я уже любила тебя-садиста и морального урода. И так бы и жила рабой, и старилась, пока ни умерла бы с тоски по твоей любви и ласке, кабы ты сейчас ни попытался убить того, чья любовь ко мне чиста и бескорыстна, и так же безгранична, как небеса.

Я была глупа, слепа, но теперь я прозрела и поумнела. Ради кого я готова была потерять себя?!? Ради того, чья «любовь» проявлялась в пытках и унижении.

Ты посмел взять в руку пику и направить в его грудь, где бьется сердце, верное и любящее? Так поплатись за это! И тут нет иной цены, кроме как цена…

— Жизни? — пролепетал перепуганный Надир.

— Нет, свободы. Ты увидишься с Самирой, со своей болотной ведьмой, и если вы продержитесь, не поубивав друг друга, до конца недели, я отпущу вас восвояси живыми.

Надир и оглянуться не успел, как оказался заперт вместе с Самирой.

В тот же вечер он попытался взять ее силой.

В конце недели Вей пришла, как и обещала, и увидела задушенную Самиру, которая, умирая, успела таки вонзить нож в грудь того, кто вполне был ей парой.

Их похоронили на окраине Тридевятого Царства, и на их могиле никогда ничего не росло.

Государства нашли им замену. А Вей больше никогда не покидала волшебный лес, и на бескорыстную, безусловную, искреннюю любовь Волка она ответила полной взаимностью, однажды под полной Луной приняв образ волчицы, и став своему Волку полноценной спутницей.

Лесная фея

Избушка повернулась единственным окном к восходящему солнцу, и его теплые лучи коснулись лица спящей пока еще феи, не разбудив ее.

Волк, спавший у подножия ее постели, поднял морду и тихо зарычал на солнце, не желая, чтобы Яр будили раньше времени. Быть защитницей всех лесов на планете непросто, а Волк всегда вставал на защиту, не только самой Яр, но и ее сна.

Бессмертная и обладающая доброй, отзывчивой душой, Яр почти что вездесуща, и всё-таки не смогла бы справиться со всеми своими обязанностями одна. Ей нужны были помощники, и таковых у нее немало, но есть и самые близкие, не просто помощники, а друзья.

Много лет назад Яр спасла волчонка, чьи родители и стая погибли от рук браконьеров (их Яр жестоко наказала, заманив с помощью болотной феи Цив, обратившейся гризли, на которых тогда шла охота, в топи, откуда им не могло быть исхода), и одарила особым даром, способностью обращаться в человекоподобное создание по своему желанию.

Яр было одиноко, и, кроме верного друга, ей нужен был тот, кто станет ей вечным спутником по жизни. Она звала его Зеев. Зеев много зим и весен уже жил с Яр, и любил ее всей душой, свою спасительницу, свою возлюбленную.

Во всех делах он стал ей незаменимым помощником, и чтил ее более, чем всех остальных обитателей окрестных лесов.

Хотя, как защитница всех лесов, Яр могла практически мгновенно переноситься из места в место, тот лес, откуда она предпочитала начинать свои путешествия, находился в тайге. Тут она чувствовала себе дома, и тут ее всегда ждала Избушка. Не на курьих ножках, как в сказке, а обычная. Вернее, кажущаяся обычной, но обладавшая свойствами, делавшими ее очень необычной в людском представлении.

Кроме Зеева и Избушки у Яр есть и другие помощники, Орел, Ворон, Речная Фея. Есть у нее друзья и помощники и среди людей, которые знают, к кому обратиться, если им понадобится помощь Яр.

Волк щелкнул зубами на солнце, тут же понявшее, что Яр будить не нужно, но через минуту в раскрытое окно Избушки влетел Орел. Зеев сразу понял, что он с новостями. И как ни жалко ему было будить Яр, он ласково лизнул ее, спящую, в ладошку.

Длинные пушистые темные ресницы дрогнули и Яр открыла свои изумрудные глаза.

— Зеев, что-то случилось?

Волк скосил взгляд на Орла и щелкнул зубами.

Яр сразу заметила помощника и спросила:

— Где нужна моя помощь?

Телепат Орел мгновенно показал ей — пылающие леса Австралии, и людей, стягивающих туда всю возможную помощь, но не справляющихся с огненной напастью.

— Скорее на помощь! — воскликнула фея, протянула руки как крылья, взмахнула ими, и Орел, Зеев, она и еще несколько ее помощников очутились в лесу в Австралии, рядом с Мельбурном, и сразу поняла, что огонь распространился на такой территории, что уже угрожает не только лесам, и их обитателям, но и людям, живущим в больших городах.

Подняв лицо высоко к небесам, Яр начала шептать древнее заклинание, призывающее дождь. И не прошло и пяти минут, как на небе над пылающими лесами стали собираться дождевые тучи. Еще пять минут, и мощный тропический ливень обрушился на горящие деревья.

За час ливень потушил весь огонь, и Яр собиралась вернуться домой, в тайгу, когда внезапно услышала, как воет ее Зеев, протяжно, отчаянно ее зовет.

За миг она оказалась рядом с ним, и сразу поняла, что заставило Зеева позвать ее. Слева к волку жалась маленькая девочка с ясными голубыми глазами и темными кудрями, лет шести, не больше. Она вся была грязная, тощая, изможденная, и всё время шептала «help me, please, help me».

Яр понимала языки не только животных, но и людей, и сразу протянула к ребенку руки.

Стоило Яр взять девочку на руки, как мощная связь души ребенка с лесом стала очевидна для Феи-защитницы всех лесов. Эта самая связь побудила Яр поделиться с ребенком даром, который, как подумалось Яр, пригодится малышке: говорить с деревьями, травой, цветами, со всем, что пускает корни в землю, и растет на ней.

— Как тебя зовут? — спросила Яр ребенка.

— ДинДон, — тихо ответила девочка, крепко обхватила Яр за шею тонкими грязными ручонками и зарыдала в голос. Зеев тут же начал лизать ей ноги, и малышка постепенно успокоилась, продолжая цепляться за Яр.

— Я не хочу назад, там очень страшно… там всех убили, — прошептала девочка. Зеев тихо скулил, давая Яр понять, что им стоит забрать ДинДон в Избушку. И фея сама думала также.

Вернувшись, Яр стала заботиться о ДинДон, сшила ей красивое платье, расчесывала кудряшки на ее голове, и скоро привязалась к малышке как к дочери, а Зеев не меньше полюбил ее.

И лишь одна вещь мешала Яр, Зееву и ДинДон — девочки регулярно снились кошмары о том, как какие-то злые люди пришли в их деревню, и убили ее родителей, и не только.

Тогда Зеев и Яр приняли решение, что есть лишь один способ помочь ДинДон — найти тех, кто отнял у нее родителей и покалечил психику, и наказать их.

Но как найти тех, кто разрушил ту деревню?

Яр обладала многими способностями, вплоть до проникновения в мысли другого живого существа, например человека, но иногда подобное вторжение могло повлечь за собой неприятности для того, кто испытывал такое вторжение. Поэтому Яр не хотела добывать информацию у ДинДон подобным образом.

Был и иной вариант, тот, который предложил Зеев: вернуться в Австралию и найти людей, которые могли бы знать что-то о происхождении ДинДон, ведь уничтожение населения целой деревни не могло пройти незамеченным даже в такой большой стране, занимающей полконтинента.

Предложение Зеева было принято Яр, а когда они рассказали девочке о том, как собираются искать виновников трагедии, случившейся в ее жизни, ДинДон попросила их взять её с собой.

Яр колебалась, но Зеев шепнул ей:

— Послушай, ДинДон будет куда проще избавиться от призраков прошлого, если она сама сможет принять участие в нашей с тобой попытке найти тех, кто виноват в гибели ее семьи.

В конце концов, Яр согласилась с его доводами, и Орел и Ворон полетели вперед, разведать всё, что только можно.

Ворон слушал беседы людей, а Орел облетел территорию страны, и скоро нашёл таки пепелище, где раньше точно была деревня.

Ворон же слышал, как один инспектор из Мельбурна рассказывал о чудовищном, вопиющем случае, произошедшем около года назад, как раз во время лесных пожаров.

— Представь себе, Арон, какие-то твари напали на небольшую деревеньку, где жило примерно пятьдесят семей, местные жители, аборигены. Чего надобно было этим уродам, нам так и не удалось пока установить, но одно мы знаем точно: они убивали даже детей…

Арон поёжился и потер руки.

— Слушай, и что, никто не выжил?

— Да говорят, видели горожане ребенка, девочку, бегущую в горящий лес. Ее в итоге искали, но так и не нашли. Кто знает, была ли девочка.

— Ладно, Джимми, держи меня в курсе, если что узнаете, ок?

— Ок. Слушай, Арон, как ты сам-то вообще?

— Да всё норм, амиго. Побегу я, лады?

— Беги.

Инспектор Джеймс Дин философски пожал плечами. С Ароном всегда так, появится из ниоткуда, поболтает две минуты, и был таков.

Но он хороший полицейский, порядочный. На это у Дина имелся нюх.

Но стоило Арону исчезнуть из поля зрения Дина, как он выудил из кармана своих джинсов мобильник, быстро набрал чей-то номер, и сказал в трубку лишь несколько слов:

— Дин считает, там кто-то выжил, девчонка, перепроверьте всё, и молитесь, чтобы и она погибла!

* * *

Зеев и Яр, вместе с ДинДон, появились на одной из улиц Мельбурна, но никто из прохожих не обратил на них особого внимания. Обычная семья, папа, мама, я…

Когда Орел сел на плечо Яр и зашептал ей обо всем, что смог разузнать, а на другое ее плечо сел Ворон, прохожие не замедлили шаг, не стали сворачивать шеи, никто не заметил ничего необычного. И только дети поглядывали на молодую женщину, на плечах которой сидели говорящие птицы, но как-то догадывались, что взрослые птиц не видят, и молчали.

Начать свои поиски Яр и Зеев с ДинДон и их помощниками решили с обследования того самого пепелища, которое обнаружил Орел.

ДинДон сразу узнала то место, и долго горько плакала, глядя на остовы домов, которые пожрал огонь, разведенный, намеренно, руками людей, никого тут не пожалевших, даже маленьких братика и сестренку девочки, о чем ДинДон позже рассказала Яр.

А дальше Ворон посоветовал Яр, Зееву и ДинДон найти инспектора Дина, что и было исполнено.

Девочка сама приняла решение поговорить с инспектором с глазу на глаз, откровенно рассказав ему о том, кто она и попросить его ей помочь.

На время Яр и Зеев стали невидимыми человеческому глазу, и Дин видел перед собой только маленькую девочку, рассказавшую ему о том, откуда она родом, и умолявшую его ей помочь узнать правду, почему же так безжалостно кто-то истребил всех жителей ее деревни.

И Дин рассказал ей всё, что за год ему удалось узнать. Завершив рассказ, он кивнул ДинДон и сказал:

— Сейчас позову сюда одного человечка, он прирожденная ищейка. Его зовут Арон, и я уже упоминал о случившемся в одном разговоре с ним. Подключим его к нашим поискам.

Но стоило Арону войти в офис Дина, а ДинДон — увидеть его, как она начала истошно кричать.

Инспектор подхватил на руки кричащую ДинДон, и стал ласково ее успокаивать, утешать, но ее реакцию на появление полицейского он не сразу связал с тем фактом, что именно появление Арона так напугало девочку.

Арон же, увидев ДинДон на руках инспектора, сразу понял, что «дело пахнет керосином». Девчонке хоть и было год назад лет пять-шесть, но она — опасный свидетель, вполне может сейчас указать на него…

Но ДинДон только плакала, твердила «пожар, пожар» и косилась на Арона.

— Да-да, милая, я знаю, что там был пожар, — пытался утешить девочку инспектор, а ребенок тем временем внезапно совершенно успокоился, ДинДон слезла с рук Джимми, и неожиданно подошла к Арону.

— За что ты убил мою семью? — тихо, так, чтобы не слышал Джимми, спросила она человека, чьё лицо вот уже больше года преследовало ее в кошмарах. — Хочешь, я сейчас всё инспектору расскажу?

Арон еле заметно отрицательно покачал головой и также тихо, как сама ДинДон, ответил ей:

— Не стоит этого делать, а то мало ли что может случиться с тобой и с твоими… приемными родителями до суда. Ведь я был не один, и мы все — всего лишь исполнители чужой воли, наемники…

— Что вы искали? Почему ты лично пытал моего отца? Почему вы потом даже грудничков не пощадили?

— ДинДон, ты еще дитя, но, если хочешь, в обмен на гарантии безопасности я назову твоим приемным папе и маме имена… Определенные имена.

— Может быть, я и скажу тебе «да», — склонив голову задумчиво на бок, произнесла ДинДон, — но сначала ты ответишь — мне, почему вас прислали убить мою семью и всю деревню.

Арон снова еле заметно качнул головой в сторону, а инспектор в этот момент подошел к ним слева и спросил:

— О чем шепчитесь, ребята? Разве вы знакомы?

Арон не успел среагировать, когда ДинДон решительно кивнула.

— Да, я его вспомнила. Его наряд как раз вызвали в деревню, когда начался пожар. Они приехали, и он заметил меня, стал звать, обещал защитить, пытался расспрашивать, но я так испугалась, что убежала. А теперь я его сразу вспомнила.

Джимми на мгновение задумался, а потом спросил:

— Так, а почему ты (обращаясь к ДинДон) начала так истошно кричать, когда увидела Арона?

Девочка не растерялась, и, не отводя пристального взгляда от лица полицейского, ответила, не моргнув глазом:

— Сначала я его не узнала, думала, что это — враг.

Ответ девочки устроил инспектора, ведь психологически это было (бы) совершенно обоснованно, подумал он про себя и кивнул.

— Всё понятно.

И обратился к Арону:

— Арон, по старой памяти о нашей дружбе не под протокол расскажи мне, что там произошло, когда ты приехал с нарядом, что увидели, где ты видел ДинДон, и вообще всё, что сможешь вспомнить. Это очень важно, друг мой.

Арон кивнул, внимательно посмотрел на девочку, и глазами указал ей на дверь. Мол, уходи, по добру по здорову, пока отпускаю.

ДинДон поняла — останется, и Арон убьет обоих, и ее, и инспектора, а вот если уйдет, то расскажет обо всем Зееву и Яр, и они наверняка придумают, как не только вывести на чистую воду Арона, но и узнать у него имена и заказчиков, и остальных исполнителей, и мотив совершенного преступления.

Но также ДинДон понимала, что в этом случае инспектор умрет. А он добрый, отзывчивый.

«Нужно что-то делать», — подумала девочка, и тут за окном она заметила плющ. Быстро подойдя к окну, и открыв его, она коснулась плюща рукой, и прошептала:

— Сообщи маме Яр о том, что нам нужна их с папой Зеевом помощь, шепни траве, что растет у дома, а трава пусть передаст дальше, так мой зов быстро до мамы с папой дойдет.

После чего мгновенно захлопнула окно. Теперь нужно было тянуть время. Как можно дольше удерживать Арона здесь, но так, чтобы он не перешел к активным действиям.

— Арон, — прошептала ДинДон, — прошу тебя, умоляю, расскажи и мне тоже хоть что-нибудь о том, почему погибла моя семья.

Взгляд Арона на нее стал стальным, холодным и жестоким.

— Уверена, малявка, что ты хочешь об этом узнать? Так слушай. Твои родители и все остальные жители вашей деревни занимались незаконной торговлей оружием. Переправляли его из Мельбурна в те места, где начинались вооруженные конфликты, но правоохранительные органы ничего не могли доказать.

Нужно было либо пресечь последнюю поставку, крупнейшую в истории Австралии, либо взять торговцев с товаром…

— И? Вы нашли товар? — спросила ДинДон, холодея от ужаса, хотя в комнате было жарко, но понимая, что ей нужно, чтобы Арон продолжал говорить.

— Почему ты спрашиваешь об этом меня? — спросил он, глядя на девочку с подозрением. — Когда мы приехали, было уже поздно что либо искать, там всё сожгли…

— Зачем ты врёшь теперь, когда так или иначе ты не планируешь оставлять нас с инспектором в живых? Я прекрасно помню, что именно ты пытал моего отца, помню, как кричала мама, а потом ты приказал двоим в форме притащить в комнату детей, а я спряталась в шкафу… Моим трем братьям и сестренке не повезло, их нашли, и ты стал стрелять в них на глазах отца. Он молил тебя о пощаде, а ты… приказал своему помощнику изнасиловать мою мать…

Тогда я вылезла из шкафа и побежала на улицу. Я хотела позвать на помощь, но от увиденного на улице даже голос пропал…

Другие люди выгнали всех жителей деревни на улицу, у них было оружие, они всех связали, в том числе детей, и… начали стрелять…

Инспектор в ужасе посмотрел на ДинДон, а потом перевел взгляд на Арона.

— Скажи, что это неправда.

Арон лишь улыбнулся и достал табельное оружие из кобуры.

— Отчего же, правда! И теперь придется мне убить обоих, а ведь я предоставлял малявке шанс…

И в тот же миг окно неожиданно открылось, и росток плюща вполз в комнату, в мгновение ока оплетя руки и торс Арона так, что тот даже не мог пошевелиться.

В ту же минуту в комнату вошли Яр и Зеев. Зеев бросился к ДинДон, обнял, взял на руки и шептал, что она совершила настоящий подвиг.

А Яр взяла стул, села рядом с плененным врагом и сказала:

— Вот теперь мы поговорим по душам. Итак, говори, имена всех, кто участвовал в казни, и назови заказчика. И лучше не молчи, ведь этот плющ ядовит.

Арон смотрит на Яр словно загипнотизированный, но в ответ лишь шипит:

— Мне же хуже будет, если я заговорю, так что уж лучше ядовитый плющ.

И тут ДинДон тихонечко слезает с рук Зеева, подходит в плотную к Арону, которого накрепко держит плющ, и говорит, глядя прямо в глаза коррумпированного копа:

— Ты пойми, они приказали убить даже детей, а мы оружием не торговали, мы в песочницах играли и на качелях качались. Мы маленькие еще были совсем, а вы не пожалели даже новорожденных. Ну ты же человек! Представь, что это были бы твои дети…

— А я и думаю о своих детях, которых убьют, если я заговорю, и наоборот, буду молчать, и их никто не тронет. Убейте меня если хотите, но…

И в ту же минуту Арон завопил аки свинья. Одна из веток плюща стегнула его по ягодицам, неожиданно оказавшимся совсем ничем не защищенными. Ветка изогнулась снова, но тут же Арон взмолился:

— Ладно, ладно, я назову имя заказчика. И да, дело не только в оружии…

— А в чём еще? — тихо спросила Яр.

— Заказчик… у него есть семья. Но он ходил от жены налево, и как раз в этой деревне было семь его незаконнорожденных. Он же собирался всё оставить законным детям. Поэтому приказал убить всех и сжечь трупы, чтобы генетическую экспертизу провести было невозможно.

— Кто он? — спросила ДинДон. — Назови мне его имя.

— Это крупный австралийский монополист, он владеет сотнями голов баранов и овец, его за глаза прозвали…

— Овцевод! — громко и ясно произнес инспектор. — Так это всё устроил Овцевод! Настоящее чудовище!

В этот же миг зазвонил мобильник инспектора.

— Слушаю. Что? Овцевод переводит капиталы, продает стада и собирается с семьей на Сейшелы? На ПМЖ?

— НЕТ!

В больших темных глазах ДинДон полыхнуло пламя.

Она обратилась к Яр и Зееву:

— Мама, папа, разве зло, бывает, остаётся безнаказанным?

— Так случается, — тихо ответил ей Зеев, — но только не в этом случае.

И на глазах изумленного инспектора и потрясённого Арона, он обратился волком, ДинДон мгновенно забралась к нему на спину и обхватила тонкими ручками его за шею, а Яр раскинула руки как крылья, и мгновенно обратившись журавлём, вылетела в окно, а за нею тут же выпрыгнул гигантский волк.

* * *

Овцевод спокойно завершал свои дела в Мельбурне, будучи уверен, что достать его скоро не сможет уже никто. Да и что сделала бы ему эта девчонка?!? Арон обещал решить эту проблему, а значит, она будет решена. Да и даже если бы она как-то разговорила Арона и он назвал бы ей его имя, его, Овцевода, то ни в одном австралийском суде их не стали бы слушать. Ну убили торговцев оружием с дитями, эка невидаль.

— Загружай чемоданы в багажник, и можешь быть свободен. Дальше я сам, — кивнул Овцевод своему шоферу, которого порекомендовал одному богатому меценату, и тот кивнул, и мгновенно ретировался. Жена и дети ждали в машине, Овцевод в последний раз взглянул на свою виллу (ничего, на Сейшелах он купит им всем что-нибудь еще более грандиозное), и хотел уже сесть за руль, но внезапно прямо перед ним приземлился — журавль, и… тут же обратился в женщину какой-то неземной красоты.

Но не успел Овцевод осознать произошедшее, сзади него раздалось волчье рычание.

Только не этот угрожающий звук по-настоящему напугал его, а звонкий детский голосок:

— Ну здравствуй, папа!

— Ну здравствуй, папа! — повторила ДинДон, всё также обнимая Зеева в обличье волка, и сидя у него на спине. Какой бы смелой девочкой она ни была, сейчас ей было страшно в одиночку встретиться лицом к лицу с монстром, способным приказать вырезать целую деревню, чтобы избавить себя от лишних претендентов на его капитал. — Знаешь, а ведь ты приходил к маме незадолго до того, что натворили нанятые тобой… люди.

ДинДон вынуждена была назвать их «люди», ведь не называть же их «звери», учитывая что звери на такие зверства не способны в принципе.

Сделав небольшую паузу, девочка продолжила говорить:

— Я слышала, как ты предлагал ей денег, советовал сбежать, со мной и с деньгами… Ты сначала хотел дать нам шанс… но мама отказалась принять деньги и бросить папу. Того, кто был мне отцом с самого рождения.

Ведь недостаточно просто провести с женщиной одну ночь, в результате которой она родит. Нужно хотеть ребенка, любить его, когда он родится, заботиться, воспитывать, быть рядом каждый день, а не однажды заявившись с пачкой денег и фальшивым милосердием.

С этого момента я не желаю иметь с тобой ничего общего, и теперь я хочу одного, чтобы ты ответил за совершенное тобой преступление, хоть ты и совершил его чужими руками.

Арон сдал всех, с кем участвовал в казни. И заказчика в том числе.

Пока до Овцевода дошел смысл сказанных слов, прошла минута. В ужасе, словно змея на заклинателя, смотрел он не отрываясь на маленькую девочку, сидящую на спине у громадного волка, и зная, что за спиной стоит журавль, если нужно, готовый забить его мощными крыльями.

— Отпусти мою семью, — еле ворочая языком в пересохшем рту, попросил Овцевод, и его слов почти не было слышно. А в это время из машины вышла его жена, держа на руках малыша, а рядом стояли двое старших детей. Сходство их с ДинДон было очевидно.

Женщина плакала, а потом сказала мужу:

— Разве можно почти десять лет быть чьей-то женой и такой слепой?!? Знать тебя не хочу больше… никогда, слышишь?

И обратилась к ДинДон:

— Я ничего не знала о том, с кем живу на самом деле. Умоляю, позвольте нам уйти.

И девочка ответила на эту просьбу кивком, а слезы из ее глаз мочили волчью шерсть.

Посадив детей обратно в машину, женщина села за руль, дала задний ход, и скоро машины и след простыл.

— Вы теперь меня убьете? — еле выговорил Овцевод.

И тут огонь загорелся в глазах девочки.

— Заставлю ли я маму Яр крылья об тебя марать? Или папу Зеева загрызть тебя? Нет, я не допущу, чтобы из-за тебя они стали убийцами, даже такого монстра, как ты! Хочешь, беги от правосудия, скрывайся, и трясись за свою свободу. Или сдайся и признай свою вину, по закону ответь за то, что сделал. Сядь в тюрьму. Мне всё равно теперь, что ты сделаешь со своей жизнью. Главное, что кошмары сниться мне больше не будут никогда.

Родные, я хочу домой, в Избушку, — добавила она, обращаясь к Яр и к Зееву.

И все трое мгновенно исчезли, стоило журавлю раскинуть крылья.

А Овцевод постоял немного один, достал мобильник, надиктовал на него своё признание, после чего позвонил в полицию и сдался.

Газеты потом писали, что, еще до вынесения приговора в зале суда, Овцевод убил себя в камере предварительного задержания. На стене он нацарапал слова, «дочь, спасибо, что простила мне то, что не прощают никому. И за семью мою спасибо».

* * *

А в Избушке в это время спала ДинДон. Кошмары ее больше не будили.

По ком звонит колокол

В деревне Гадюкино никогда не водились гадюки, а в соседней деревне, Ангелово, еще ни разу не встречали ангелов, и местные жители давно уже забыли, почему их деревни назывались именно так.

И вообще, в этих деревнях давно уже не происходило ничего интересного, захватывающего, необычного.

Скучный деревенский пейзаж разбавляла чёрная мельница (стены мельницы выкрашены в черный цвет, но опять же ничего зловещего в этом не было вовсе, просто у хозяина мельницы не было краски другого цвета), и церковь, тоже вполне обычное небольшое строение, украшенное позолоченным куполом и большим, тяжелым колоколом, который оживал лишь по утрам, до рассвета, когда начинали кричать петухи, и перед самым заходом солнца.

Оживал он благодаря местному звонарю, Деду Ильичу, которого уже много лет иначе и не называли. Он сам уже и не вспоминал, как его полностью звали, и представлялся редким приезжим так, «Дед Ильич».

На самом деле Дед Ильич был не звонарем, а водилой старого трактора. Этому трактору было никак не меньше лет, чем самому Деду Ильичу.

Баранку этого самого трактора Дед Ильич крутил весь световой день, а начинался и заканчивался его день рядом с колоколом, и требовалась недюжинная сила, чтобы колокол начал звонить.

Конечно, бывали в жизни обитателей Гадюкино и Ангелово особые дни, когда колокол оживал снова. Либо венчание знаменовал звон, либо похороны, либо рождение ребенка.

Если повод был радостный, Дед Ильич надевал белый костюм, а если печальный — чёрный.

Никогда колокол не звонил просто так, но из всякого правила бывают исключения. Дед Ильич никогда суеверным не был, но чего он категорически не любил, это пятницу, тринадцатое любого месяца. В такие дни он всё время крестился, и сидел весь день, с полуночи до полуночи, в церкви и читал псалмы.

Так было и в ту пятницу, тринадцатого, пришедшуюся на август месяц. Все жители Гадюкино и Ангелово видели, как Дед Ильич шёл без десяти двенадцать ночи двенадцатого числа в церковь, и закрылся там.

Накануне же того дня случилось в деревнях несчастье, одно, так сказать, на двоих.

Одиннадцатого августа, в среду, первый парень на деревне из Гадюкино сватался к первой красавице Ангелово, и все жители деревень готовились с нетерпением гулять на свадьбе.

Да только не суждено им было погулять и попировать за счёт семей брачующихся.

Все видели, как Андрей с родителями шёл к дому Варвары свататься, и никто не сомневался в том, что Варвара скажет ему «да». Но Варвара, по словам матери ее, вдовы, местной ткачихи, заперлась за час до того у себя в комнате и велела ее не трогать.

Только, услыхав голос Андрея, выбежала Варя из комнаты и как накинется на него с кулаками. Все растерялись, а она давай кричать:

— Ах ты подлый змей, гадюка ты из Гадюкино, ползи назад к себе в логово, изменник!

Андрей крепче девушки, перехватил ее кулачки, и давай допытываться, что случилось.

— Да не изменял я тебе, какая муха тебя укусила?

— Ах ты подлец! Муха меня не кусала! Вчера светила полная Луна, я взяла зеркало, зажгла свечу, и кольцо, что ты подарил, уловила зеркалом лунный луч, положила кольцо в воду…

В воде своё отражение увидеть была должна, на твою верность гадала я. А увидела не себя…

Тут все окружающие замерли в ожидании, хотели узнать, кого же видела Варвара.

— А там на глади водной лицо… ее, твоей зазнобы, Наташки…

— Не смей! — прошипел смертельно побледневший Андрей. — Не смей поминать ее имя всуе, сама знаешь, о мёртвых или хорошо, или ничего, а тем более об утопленнице нельзя…

— А чего ее лицо тогда у меня в воде отразилось? Думаешь о ней до сих пор, да? А ты же просто ей правду сказал, что меня выбрал. Тварь же эта жизнь мою погубить решила, взяла и утопилась…

— Так не твою, а свою жизнь погубила она. И не поминай ты утопленницу лихом, не то потом мне и тебя… хоронить придётся. За тобой ее душа придет, и всё… поминай как звали. Не греши, Варвара, замолчи!

— Тебя спрашиваю, любишь её ещё? — не унималась Варвара.

Андрей взял ее за плечи и тряхнул:

— Перестань, тебя люблю, кто я, извращенец какой, чтоб любить утопленницу… Будешь моей женой?

— Не буду!

Так и ушёл Андрей с родителями ни с чем, сорвалась помолвка. А ровно в полночь в пятницу зазвонил колокол прежде времени.

Громко, заунывно, мерно звонил, а в свете полной Луны все вышедшие на улицу жители деревень видели, что звонарь то, Дед Ильич, прямо перед церквой стоит и в высь глядит, белый весь, даже поседевший, постаревший лет на десять точно, будто видит там, под куполом, беса…

Между собой люди переговаривались, вопрошали друг друга, по ком звонит колокол, а в это время из своего дома выскользнула Варвара и к реке пошла, к тому месту, где год назад утопилась Наталья. Эта Наталья сиротой росла, Дед Ильич ее и вырастил. Всем она была хороша, но с Варварой соперничать не могла, хоть и с детства Андрея любила, а он и не замечал ее.

Тем более, стоило ему увидать Варвару, и вовсе он про Наташу забыл.

Варю он звал не иначе как «ангел мой», а Наташу шугал, смеялся над ней и говорил, «кто ты по сравнению с моей Варварой!»

В деревне поговаривали, что мать Наташи ведьмой была, но никто доподлинно этого не знал. А, узнав, что Андрей и правда Варваре в любви признался, повязала Наташа себе на руку красную нить, и утопилась. Ни записки не оставила, ничего. Похоронили ее за забором, не на кладбище, так самоубийц хоронят.

Год с тех пор прошел, про Наташу только Дед Ильич вспоминал, а тут такое, скандал. Невиданное происшествие для тихих деревень.

Варвару же будто загипнотизировали, она шла к реке, не в силах не идти, хоть и всё тело ее покрывалось липким потом, ее бросало то в жар, то в холод, хотя ночь была теплая, ласковая, совсем еще летняя была.

Дошла Варвара до реки, прислушалась, и слышит… непотребные звуки совсем слышит.

Стоны, ахи, вздохи, будто кто-то с кем-то страстно совокупляется.

Подошла девушка поближе и видит: на траве у самой воды на спине голый лежит Андрей, а на нем голая сидит Наташа и ухмыляется:

— Говорила я, что мой ты, и только моим можешь быть. Давай, покажи всё, на что ты способен, докажи, что ты мужчина! Сказала тебе, отпущу, коли ребеночка мне сегодня сделаешь. Что с того, что мёртвая я. Царь Реки мне слово дал, что забеременею и рожу, и ребенок мой новым Царем станет. Но согласился, чтоб я от тебя зачала, по любви, таково было моё условие. Как от тебя понесу, его женою стану.

— Ах ты ведьма, прислужница Сатаны! — кричал Андрей, на что Наташа рассмеялась и сказала, — Слабак ты, импотент, даже разок трахнуть меня не можешь!

Тут гнев застил разум Андрея, схватил он Наташу, бросил ее на землю на спину, лег на нее, и стал брать ее силою, а она смеется, его подначивает.

— Давай-давай, покажи, что ты мужчина, трахай меня сильнее, насладись своей властью надо мной!

— Молчи, ведьма, молчи!

— А ты мне рот закрой.

И стал Андрей ее целовать, лизать, аж кусать, по волосам гладить, к запаху ее принюхиваться, и уже никак было ни остановиться ему, а колокол как начал звонить, так и звонил не переставая.

Варвара смотрела на любовников и плакала, а потом как кинется к ним, как завопит:

— Зачем он тебе, утопленница! Мой Андрей, у тебя же есть твой Царь Речной!

— Меня поминаешь, смертная? Звала меня, что ли?

— Не звала…, — пролепетала перепуганная Варвара, но было поздно. Царь Речной рассмотрел ее и возжелал с неистовой силою.

Кинулся на нее как зверь лесной, сорвал тонкое платье с юного тела ее, и начал так ублажать, что лес и река оглашались ее стонами.

И долго в свете полной Луны овладевал он ею, пока Наташа развлекалась с отдавшимся ей Андреем. И все время колокол звонил, громко и печально.

На утро недосчитались деревенские ни Варвары, ни Андрея, и так их больше в тех местах не видели. Но Дед Ильич клялся и божился, что видел на исходе пятницы тринадцатого четыре обнаженные фигуры, двух мужчин и двух женщин, веселящихся и резвящихся в воде, пока Луна омывала своим светом их тела.

И до сих пор, говорят, если прийти летом в пятницу тринадцатого, когда светит Луна, на то место у реки, между Гадюкино и Ангелово, сесть тихонько и молчать, то можно услышать девичий смех, а потом стоны, двух женщин, и двух мужчин. А еще говорят, что по ним в такую ночь колокол церковный без воли звонаря звонить будет.

Мечта

У всякого человека есть мечта. Что стоит за этим, сомнительным, утверждением? Мысль о том, что даже у самого богатого и знаменитого есть что-то, чего у него нет. Запутанно? Конечно. А если так: у одного миллиардера денег было куры не клюют, а еще была мечта, научиться летать аки птица, без помощи технических средств. Проще говоря, он хотел быть птицей и парить в небесах, охотиться по ночам, и иметь такое зрение, чтобы во тьме даже мышь полевую, и ту разглядеть. Он мечтал родиться птицей, а родился человеком. Успешным, да, богатым, таким богатым, что однажды купил себе самолет.

А сам так и не полетел. Не птица же, а человек, и мечта осталась его — мечтою.

А одна девушка мечтала хоть один раз в жизни попасть на бал. На настоящий Новогодний Бал.

Напоминает сказку о Золушке? Конечно. Только в отличие от Золушки у девушки был замечательный дом, любящие и небедные родители, и даже прислуга, только феи-крестной не было, но и нужды в ней не было тоже.

И несведущим казалось, что исполнить свою мечту этой девушке было бы очень и очень просто, куда проще, чем миллиардеру, всю жизнь мечтающего быть хищной птицей. Но дело то в том, что им только могло казаться.

В стране, где жила наша героиня, на Бал можно было попасть, получив приглашение. А приглашение всегда присылали на двоих. Для дамы и ее кавалера. Или для кавалера и его дамы. Но у Заиры не было кавалера, и ей строго-настрого было запрещено самой знакомиться с мужчинами. В дом ее родителей ходили свахи, но никто из сватающихся к ней, был Заире не люб.

А Заира представляла себя в белоснежном платье, в вуали, с длинной фатой, в тонких ажурных перчатках, с букетом белых роз в руках, а рядом она представляла себе его, мужчину, с которым проживет всю жизнь, и вот с ним она пойдет на Бал, и они будут танцевать, танцевать всю ночь, и все будут говорить, «Какая прекрасная пара, как он ее любит!»

Бал был ее мечтой, а мужа Заира просто ждала. Год за годом шло время, девушку уже начали называть «молодая женщина», и каждое утро Заира стала просыпаться в своей постели с комом в горле, шаря вокруг, как слепая, пытаясь ухватиться за мужа… которого у нее всё ещё не было. Липкий страх одиночества и страшных слов «Старая дева», которые подруги скоро начнут шептать у нее за спиной, стал преследовать ее ежедневно.

Родителей тоже начала угнетать складывающаяся ситуация, ведь, пока не замужем старшая дочь, нельзя позволить женихам свататься к младшим. И из-за Заиры в девицах сидели шесть ее младших сестер.

Однажды дверь опочивальни девушки открылась с противным скрипом, возместившим, что в ее палату вошёл отец (мать вообще никогда не входила к старшей дочери). Заира в этот момент заплетала цветы в свои косы, готовясь выйти на прогулку.

Повернувшись к отцу, Заира тут же побледнела, ноги ее стали ватными, по спине пробежал противный холодок ужасного предчувствия дурной вести.

— Отец…

— Молчи. Я пришёл объявить тебе своё решение. Первый же, кто станет свататься к тебе сегодня, станет твоим мужем. И твоя мечта сбудется, завтра ты пойдешь на Новогодний Бал. Возрадуйся, дочь моя! Сегодня ты наденешь свое белое платье девственницы и не забудь вуаль.

— А свадьба…

— Свадьба будет утром, завтра, а вечером вы отправитесь на бал…

Глядя на дочь, отец только теперь заметил ее залитое слезами лицо.

— Ты не рада, дочь моя?

— Отец, — простонала Заира, протягивая руки к нему, словно лебединые крылья, — отец, а как же любовь…

— Любовь, девочка, дело наживное. Главное — уважение. Ты должна будешь почитать мужа как главу семьи. С уважением и любовь придет.

Заира сжала руки в кулаки, подняла их к небу, и воскликнула:

— Разве я вещь, чтоб меня продавать?

Казалось, что даже ее волосы начали искриться статическим электричеством.

— Нет, дочь, ты не вещь, но о сестрах и их будущем обязана подумать.

Лицо Заиры исказило мукой, от нее буквально веяло, пахло отчаянием. Солоноватый запах ее слёз наполнил комнату, вытесняя оттуда все иные запахи… и звуки.

— Руки на себя наложу, но так замуж не пойду! — закричала девушка, и бросилась к стеллажу, где на одной из полок лежал кинжал.

Отец вовремя перехватил ее, схватил за руки, толкнул на постель и приказал вбежавшей служанке, — Присмотри за ней.

Раздался звон, в дом вошёл мужчина.

Заира, бившаяся в руках служанки, как попавшая в сети птица, хотела было начать истошно кричать, но в тот момент услышала снизу голос вошедшего. И почему-то в этом голосе узнала Заира свою судьбу: первые же звуки его наполнили душу девушки доселе незнакомой ей радостью, тепло разлилось по ее телу, и на висках заблестела россыпь капелек пота, а губы сами собой приоткрылись, словно жаждали поцелуя. Грудь вздымалась, и всё тело реагировало на этот голос.

Захотелось вырваться из цепких рук служанки и бежать вниз, броситься ему под ноги и держаться за него, как за спасение.

— Заира, — услышала она снова голос отца, — переоденься и спустись к нам, тут мужчина просит твоей руки.

Через полчаса, потупив взор, скрыв лицо вуалью, больше похожая на лебедя, чем на обычную девушку, в платье, неприлично подчеркивающем все достоинства ее фигуры, Заира плыла по лестнице, ощущая на себе взгляд сватающегося мужчины. Платье было легкое, но пот градом тек по ее спине, и хотелось всё сорвать, чтобы предстать перед ним… обнаженной и уязвимой, и у него просить защиты.

— Меня зовут Ассар, я осмелился прийти сюда, и просить Вашей руки, не для своего хозяина, а для себя…

— Так вы — слуга? — возмущенно воскликнул отец Заиры. — Пойдите вон!

— Нет! — закричала девушка. — Нет, ты сам сказал, что отдашь меня первому, кто попросит. Держи своё слово, держи!

— Хорошо, — тихо ответил отец, — так значит так, но знай, на Бал тебе теперь дорога будет закрыта, поняла? Даже твоего мужа не позовут на Новогодний Бал. Твоя мечта заветная не сбудется никогда.

— Моя мечта заветная уже сбылась! — гордо и уверенно ответила Заира.

Лаская Ассара взглядом, она позволила ему сделать тоже самое.

— Я же не о Бале, а о любви мечтала. С любимым мужем я буду завтра танцевать там, где он захочет.

У каждого человека есть мечты. Хоть одна обязательно сбудется. Пусть сбудется так, как у Заиры.

Верные друзья

Алине только исполнилось шесть лет, когда мама сказала ей, что показываться голой перед братом ей больше нельзя. Тогда Алина долго расспрашивала маму, почему то, что еще недавно было можно, теперь строго-настрого запрещено.

Тогда впервые Алина узнала, что ее тело со временем изменится, что тело девушки внешне и внутренне отличается от мужского тела, а также узнала, почему именно…

Мама была осторожна, но запрет нужно было как-то более или менее убедительно объяснить, и в конце концов, Алина смирилась с неизбежным, что теперь в обществе старшего брата придётся думать о том, что можно и что нельзя (до того момента можно было буквально всё).

Олегу тоже запретили делать то, что раньше было допустимо. Например, мыться одновременно с сестрой, или спать в одной постели.

А после одного случая родители приняли волевое решение: отослать Олега из дома, учиться в закрытой элитной школе. Когда Олег приезжал на каникулы, Алину отсылали к бабушке, во Францию, в Ниццу, хотя со стороны случай мог показаться самым что ни на есть невинным: Олег уже учился в школе и сам забирал сестру из детского садика. Однажды Алина выбежала из садика вся в слезах, и пожаловалась старшему брату на одногруппника, больно дернувшего ее за косичку. Олег разобрался с обидчиком сестры, объяснив ему по-пацански, почему нельзя обижать его сестру, после чего обнял Алину, она его, и оба пошли домой. И тут мальчишка, обидевший Алину, стал кричать им в спину: «Тили-тили-теста, жених и невеста». Свидетелями происходящего стали родители Олега и Алины, и сначала оба только посмеялись над ситуацией, а потом услышали, что Олег шепчет сестре: «Я всегда буду рядом с тобой», а Алина отвечает на это: «Хочу, чтобы, когда мы вырастем, ты на мне женился». Отец, услышав перешептывание детей, посмеялся, а вот мать почему-то отреагировала очень остро, сказав вечером мужу, что лучше было бы, если бы можно было разделить детей.

Тогда отец договорился о зачислении Олега в элитный интернат, и попросил свою мать на летние и зимние каникулы забирать Алину к себе, в Ниццу, где у светской львицы на пенсии была своя вилла.

Но такая рокировка не могла продолжаться бесконечно, Алине исполнилось восемнадцать, она приняла решение поступать в Университет (баллов хватало) и это стало вполне легитимным поводом для отказа лететь к бабушке на лето, а доучившийся Олег приехал домой с вещами, и объявил родителям, что, пока ни найдет работу, жить будет дома. Выгонять его казалось обоим родителям кощунством, да и встрече брата с сестрой они не могли больше мешать.

— Положимся на их разумность, — сказал отец матери, зябко потирая руки. — И потом, это всё в прошлом, детская привязанность, они не виделись десять лет, не общались. Я знаю, что у Олега были увлечения… Всё будет хорошо, да?

Но мать в ответ промолчала, будто думала в этот момент о чём-то совсем другом.

Понаблюдав за взрослыми детьми неделю, оба, Наташа и Григорий, успокоились и даже решились вместе уехать в загородный дом, оставив брата с сестрой вдвоем. Алине же только это и было нужно, ведь это родители считали ее одуванчиком, невинным колокольчиком, коим Алина не была. Всякий раз, возвращаясь от бабушки, она рассказывала папе с мамой о том, как мило они с Эвелиной проводили время, гуляя по пляжам Ниццы, как ездили в Париж в Диснейленд и Лувр, как культурно проводили время. Ведь если бы девушка хоть раз рассказала им правду, к Эвелине Наташа и Григорий ее бы не послали больше никогда.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.