Бесплатный фрагмент - Сказка про царя Сухмана, про жену его Милану, про Змеёвича (про Змея) и соседа их Кощея

Предисловие

В этой книге собрано несколько былин написанных в стихотворной форме. Былина — это яркий образец фольклорного творчества, свойственный славянскому этносу. Само название былины говорит о том, что это то, что некогда было «былью». В настоящее время, былины можно рассматривать, как одну из форм законсервированной информации о прошлом. Это своеобразный репортаж из глубины веков к нашей современности. Разумеется, что всё это облечено в своеобразную поэтическую форму, с определённой дозой поэтического вымысла и определённых временных наслоений, но тем не менее, это не что иное, как посыл из глубокой древности в наши дни.

Именно это и побудило меня использовать некоторые былины, как подстрочники для создания современных поэтических произведений о древности. Разумеется, взяты были не все былины. В эту подборку попали только те былины, которые чем-то поразили меня ещё в детстве. Или наоборот, по какой-то причине они были пропущены в своё время, а теперь оказались чем-то вроде откровения, а может и недоумения, как например, былина — «Вавило и скоморохи».

Первая былина — это Вольга и Микула. Она была первой былиной в системе ещё советского школьного образования. Поэтому, наверное, она и запомнилась больше других. В ней меня поразила архаичность повествования и твёрдая уверенность в незыблемости и основательности всего того, что связано с землёй. Когда даже рафинированные в своей военной культуре богатыри, оказываются беспомощными в сравнении с обычным крестьянином. Такова и вторая былина Святогор и Микула, но она меня поразила ещё большей древностью, несмотря на повествование о том, что Святогор Илью Муромца в кармане носил. Скорее всего — это последнее замечание, есть одно из последующих наслоений на древний сюжет потому, что в действительности между этими героями лежит большой временной интервал, возможно и не одно тысячелетие.

Следующая былина — «Добрыня и Змей». Это одна из наиболее ярких страниц былинного эпоса. Это былина, в которой богатырь показан наиболее близко к обыденному, человеческому образу. Вот, например, Вольга и Святогор — это скорее богатыри-схемы, чем люди, а Добрыня — нет. Здесь он — более живой, более человекоподобен (если можно так выразиться). Этим данная былина выгодно отличается от других былин и тем же самым она и интересна.

Былина о «Садко» интересна тем, что она наверное одна из наиболее близких к нашему времени повестей, в которой чётко прослеживаются следы существования новгородской республики. Несмотря на сказочный сюжет в ней нет следов глубокой древности.

И в этом она больше похожа на жизнеописание реального человека, фантазией сочинителя ввергнутого в сказочные пертурбации.

Былина о Дюке Степановиче, одна из наиболее интересных былин. Она одна из немногих, что более всего и подходит под определение — былина. В ней нет практически сказочных явлений и действий. Исключение составляют разве что ловкое проскакивание Дюка через вражеские заставы на пути из Галича в Киев, да история со сбором меченных стрел с ярлычками, которые собирал орёл для Ильи Муромца. Во всём остальном — здесь описание вполне реальных событий. И вот тут интерес вызывают две темы. Одна из которых — это явное соперничество галицких и киевских земель, что само по себе не является новостью. А вот другая новость является действительно новостью, на которую учёным следовало бы обратить внимание. Во время беседы Дюка Степановича с каликами перехожими, последние заявили, что идут в Галич и уточнили, что идут они — в Индию богатую. Тут следует сказать, что именно из этих мест (пространство между Чёрным и Балтийским морями), по утверждению практически всех серьёзных учёных (кто занимался Синдикой), в III тысячелетии до нашей эры вышли индийские племена и направились страну Джамбу Двипа (современную Индию). То есть «инды» вышли отсюда и понесли с собой название «Индия». Которого в стране Джамбу Двипа не было. Вот и получается, что в былине о Дюке Степановиче запечатлена древняя память примерно 5000 летней давности. Сама былина конечно имеет не более чем 1000 летний возраст, но вот память, зафиксированная в ней, гораздо древнее.

Былина «Вавило и скоморохи» заинтересовала скорее всего, своей необычностью. Во-первых, она не имеет ничего общего с богатырским эпосом. Богатырей, как таковых, здесь вообще нет. По своей структуре и содержанию, это вообще, что-то среднее между скоморошьими, религиозно назидательными притчами, и морально-этическими сентенциями, с оттенками воинствующей религиозности. А ещё в ней есть какая-то невероятная смесь не просто древности, а вообще архаики (например, стада быков, выпивающие воды потопа вызванного колдовством), со сравнительно недавними временами (олицетворением которых являются христианские святые — Козьма и Демьян). В общем, это какая-то довольно странная и довольно необычная былина.

И наконец последняя полусказка, полубылина «Про царя Сухмана, про жену его Милану, про Змеёвича (про Змея) и соседа их Кощея». Сказка хорошая, весёлая, написанная вашим покорным слугой. Предисловие к ней приведено непосредственно перед самой сказкой.

Ф. Антонов

Вольга и Микула

Святослав-богатырь долго жил на земле—

Девяносто с лихвой, но преставился.

Жизнь свою он провёл в богатырском седле,

Срок пришел и он к богу отправился.

Сын его малолетний остался один,

В колыбели беспечно забавился.

Мамки-няньки растили младенца-Вольгу,

Чтобы вырос и громко прославился.

Стал Вольга подрастать, в игры ловко играть,

Рос весёлым, не ведая хмурости,

Молодецкую стать стал уже набирать,

Захотелось ему много мудрости —

Рыбой-щукой ходить, серым волком бродить,

Рыскать всюду, не ведая трудности.

А потом стал Вольга и дружину сбирать —

Тридцать молодцев, но без единого.

Двадцать девять бойцов, удалых храбрецов,

Сам Вольга был, для счету былинного,

Три-десятым бойцом да таким молодцом —

Боевого борения славного,

Что ему в этом не было равного!

Так и стал он, средь равных, таким удальцом,

Что его все признали за главного!

Был еще у Вольги дядя — киевский князь.

Подарил ему как-то три города —

Первый Гуровец был,

Был Орехов второй.

В третьем тоже, от пят и до ворота,

Все крестьянами были. Пахали поля.

Так и звался тот город — Крестьяновцем,

И дарила им хлеб золотая земля.

В общем, все они были — крестьяновцы.

Вот поехал Вольга дань свою собирать,

Со своей богатырской дружиною.

В поле выехал, видит в том поле мужик

Пашет землю сохою старинною.

Понукает кобылку, кобылка идет,

Борозду методично проводит,

Пашет будто бы песню какую поет,

Землю к севу в порядок приводит.

Захотелось Вольге оратая догнать,

Он коня в след ратаю пускает,

Два дня гонится! Тщетно! Не может догнать,

Наконец-то его догоняет:

«Бог те в помощь, ратаюшко! Поле вспахать!

И крестьянствовать дальше на поле».

«Ну, спасибо, Вольга! А куда ж ты идёшь?

Со своею дружиною вольной?»

Отвечает Вольга: «За получкой иду!

За урочной положенной платой

К городам Гурчевцу и Ореховцу,

После пойду и к Крестьяновцу…»

«Я на кудлатой,

На соловой кобылке вот этой своей,

Был намедне в том Гурче. Скупался!

Много соли привёз — два по сорок пудов.

Ну, скажу тебе, страху набрался!

Ведь живут там разбойники! Деньги берут.

За проезд — подорожные просят!

Я им всем заплатил, крепкой палкой своей,

До сих пор там отметины носят!

Тот, кто стоя стоял, — после сидя сидел,

Потому, что стоять нету мочи.

А кто сидя сидел, — нынче лежа лежит.

Больше брать подорожных не хочет!

«Слушай, пахарь умелый! Поедем со мной!

Ты поможешь с моею заботой!

Ты, я вижу, — напарник надёжный такой.

И не будет отказа в работе.

И с оплатой не будет! Что скажешь ты мне?

Что тебе эти — труд и забота…?

Тот бросает соху в борозде, средь полей.

И — к Вольге, на шальную работу!

Но отъехав от места с версту, с небольшим,

Невзначай, как-то так, вспоминает,

Что оставил соху средь степи, в борозде

И к Вольге свою речь обращает:

«Ты послал бы Вольга трёх своих удальцов,

Пусть они наконечники снимут.

Омеши-наконечники — ценность у нас!

А соху осторожно поднимут,

От земли отряхнут (не сочтя за труды!)

Да в ракитовый куст и закинут».

Посылает Вольга трёх могучих ребят.

Но они и подвинуть не могут.

Он десяток туда. Но одна суета.

Эти тоже ничем не помогут!

Вся дружина собралась и к сошке идет —

Крутят, вертят, но сошка — ни с места!

Пахарь сошку одною рукою берет,

От земли кое-как отряхает,

А другою омеши из сошки берёт,

В общем просто из гнёзд вынимает.

А потом, размахнувшись, в пол-силы, с плеча,

Как игрушкою, будто играя,

Без натуги, свободно (и не сгоряча) —

В куст ракитовый молча бросает.

«Дармоеды, однако, они у тебя», —

Земледелец Вольге замечает.

Снова сели они на рысистых коней,

Дальше, только лишь в сказке бывает —

У крестьянина рысью кобылка идет,

Остальные же, не поспевают.

Стал Вольга колпаком, то есть шлемом хлестать,

Стал покрикивать — не догоняют,

Ты постой-ка, постой!

Он кричит мужику:

«Придержи! Наши не поспевают!

Если б эта кобылка была бы конём,

За неё бы пять сотенок дали».

«Я её сосунком, за пять сотенок брал.

За пять сотен её и отдали!

А теперь, коль была бы кобылка конём,

Ей цены бы наверно не склали!

И пытает Вольга, восхищенно дивясь,

«Как зовут тебя, мирный селянин?»

Отвечает ему этот пахарь-мужик:

«Да я весь, по натуре, — крестьянин!

Я вот ржи напашу да в скирды намечу,

С поля выволочу, дома вымолочу!

Потом пива наварю — мужиков всех угощу.

Загуляют мужики — запоют на ужинки!

Тут и станут плясать, и меня величать,

Разговаривать и приговаривать,

Под осенние звоны малиновы.

И Микулой зовут Селяниновам.

Святогор и Микула

Святогор богатырь утром выехал в степь,

Посмотреть на границы владения,

Въехал он на курган, как степной атаман:

Посмотреть, нет ли где нападения.

Смотрит — путник идет, сумку с лямкой несет.

Кто таков? Не лихой ли пришелец?

Он пускает коня, чтоб догнать у плетня —

Видно новый в селе земледелец!

Но пришелец тот крепкий — идёт и идёт,

Сумку с лямкою не оставляет!

Святогор за ним гонится, выступил пот!

Но за путником не поспевает!

«Стой прохожий!» — кричит Святогор богатырь,

И коня плёткой крепко стегает,

Путник ношу привычную ровно несёт

Наконец свою лямку снимает

И стоит неподвижно — дозорного ждёт.

Наконец, Святогор подъезжает.

«Что несёшь ты, прохожий?

Что в сумке твоей?»

Отвечает: «Несу свою тяжесть!

Что досталась нам всем от родимой земли.

Хочешь взять? Подними!»

«Эка важность!» — говорит Святогор.

И слезает с коня.

Попытался поднять. Но с натуги —

Даже потом облился, кровавым при том,

Мышцы вздулись, как крепкие дуги.

Ноги в землю по щиколоть тяжко ушли,

Весь он мощною силой налился!

Только сумку не смог оторвать от земли.

Груз ему так и не покорился.

«Как же звать-то тебя, незнакомец лихой?

Как с тобою помериться силой?»

«Оторви, хоть на волос, суму от земли —

Будем братьями мы до могилы».

«Хочешь знать, богатырь,

Как зовут меня все?

Как меня мужики величают?

Ну так слушай тогда: я вот поле вспашу,

Рожь посею, а в осень — сбираю.

Ну, а после жнивья, пива я наварю

И как только в нём хмель отыграет,

Позову мужиков! А потом угощу!

Мужички мои и загуляют!

И начнут тогда все меня звать-величать!

И Микулой меня называют!

А ещё — Селяниновым! Я землероб!

Потому так вот и величают.

А ведь был Святогор — богатырь удалой,

Илью Муромца — прятал в кармане!

Но вот сумку Микулы так и не поднял.

И не смог протащить на аркане.

Конь не смог одолеть.

(Тут не в помощь и плеть!).

А крестьяне те тяготы носят.

И по жизни своей непременно несут.

Да и помощь при этом не просят.

Так вот, с ними рождаются, с ними живут.

А ещё и гуляют! И песни поют!

Добрыня и Змей

Породила мать Добрыню,

Вырастила молодцом

Стал Добрынюшка Никитич

Богатырским удальцом.

Стал Добрынюшка Никитич

В чисто поле выезжать,

Стал он злобных и коварных

Змей-змеёнышей топтать.

Раз Добрыня возвратился,

В дом свой каменный пришёл

И как верный сын послушный

К родной матушке зашёл.

Говорила мать родная:

«Ой, любимое дитя!

Ой, молоденький Добрыня,

Не живи ты, так, — шутя!

Ты б не ездил в чисто поле,

К Сорочинским тем горам,

Не топтал бы лютых змеев,

Не ходил бы к их норам.

И не лазь ты в эти норы!

Пленных не освобождай!

И к Пучай-реке не езди.

Велика река Пучай.

И свирепая, и быстра,

И коня там не купай,

Да и сам там не купайся,

Сгинешь ты в реке-Пучай.

В той реке текут две струйки.

Быстро первая течет.

И вторая тоже быстра,

Но ещё огнем сечёт.

Но молоденький Добрыня

Не послушал свою мать,

Он пошёл в свои палаты.

Снаряжаться, так сказать!

А потом пошёл в конюшню,

Выбрать для себя коня,

И одел свои доспехи,

Взял и палицу из пня,

Из дубового, с шипами

Из металла.

На коня

Одел сбрую дорогую,

Лук и стрелы, взял и меч,

Чтоб при случае отсечь

Голову врага лихого,

Из раздолья из степного,

Коль наедет невзначай,

Там, вблизи реки Пучай.

Не потешиться же грех!

Когда веришь в свой успех!

И поехал в чисто поле.

День до вечера скакал.

Захотелось на раздолье

Испытать змеиных скал!

К тем горам змеиным съездить,

Сорочинцев навестить.

Ну так — так тому и быть!

Он коня направил к югу.

Да! Поездочка — не к другу!

Дождь и ветер! День за днём…

Не везде тебе приём

Ласковый и с угощеньем,

В тех, далёких посещеньях,

Стычки мелкие не в счёт,

Солнце жаркое печёт.

Глядь, неделя уж проходит,

Днём по солнцу путь проводит,

Ночью месяц свет точит,

Острый меч да крепкий щит…

Так добрался к сорочинцам…

Тут война — как закипит!

И пошёл он полем ездить!

Ездил вдоль и поперёк,

День до вечера сражался,

И уже был виден прок.

И побил врагов бессчётно,

Потоптав змеёву рать,

Но заметил вдруг Добрыня —

Конь стал сильно припадать.

Стал его конь богатырский,

На ноги свои хромать.

И Добрынюшка подумал:

«Видно хватит их бодать!»

И оставил горевать

То змеиное отродье…

И с тех пор пошла в народе

О Добрынюшке молва —

Честь и добрая хвала!

Он закончил свою битву,

Повернул коня назад

И поехал в Киев-град.

День и ночь обратно ехал,

Через бури и дожди,

И неделя пролетела…

(Тут не скажешь: «Подожди»! ).

Днём по солнцу управлялся,

Ночью месяц свет давал,

(Когда на небе бывал).

А когда и так — по звёздам.

Это молодцу — почёт!

Долго ль, коротко ль… Но вскоре,

Перед ним — Пучай течёт.

Путь к реке ведёт Добрыню.

Сходит с верного коня

И решил он искупаться.

Жарко! Середина дня!

Сбросил он с себя одежду

И разделся до нага,

И пошел купаться в реку.

Правда, не успел с разбегу

Окунуться с головой,

Как поднялся бабий вой.

Принесло девчат с деревни

Полоскать своё бельё.

(Чисто сельское житьё!)

Смотрят — голый у реки,

Загорелись огоньки…

И потеха закипела.

Те девчата смотрят смело

И хохочут, только дай:

«Ой-ё-ё! Да, ай-яй-яй!»

«В нашей славненькой Пучай…»

«Добры молодцы нагие

Не купаются вот так!»

«Да откуда ж ты, мастак?»

«В белом тоненьком белье

Плавать молодцы должны!»

«А вот так вот — не должны!»

Отвечает им Добрыня:

«Вы, голубушки мои,

Беломойки, портомойки,

Делайте дела свои.

Отошли б себе в сторонку

И работали б тихонько.

Ваше дело — полоскать.

Нечего тут гоготать!»

Так сказал им и пошёл,

Струйку первую прошёл,

А за ней прошёл вторую,

В речку бурную зашёл

А потом, нырять пошёл.

Вдруг в округе зашумело,

Гром ударил! Загудело!

Свет небесный потемнел —

Змей Горыныч налетел.

А о том, как это было,

Рассказала нам молва.

Стал Горыныч насмехаться,

Говорить свои слова:

«Что Добрыня? Доигрался?

Ну теперь-то, — чуешь страх?

И конечно догадался —

Ты теперь в моих руках!

Сделаю, что захочу:

В плен позорный захвачу!

Посажу тебя в тюрьму

Дань, как водится, возьму.

Гонор дерзкий твой сломаю!

Не пытайся! Я всё знаю!

Ты здесь впрямь — в моих руках!

Чуешь, молодец, свой страх?»

И дыхнул в Добрыню жаром —

Окатило, как пожаром!

И Добрыня вспомнил мать:

«Не води коня купать

Да и сам ты не купайся

(Страх один!) В Пучай-реке!

Когда будешь вдалеке».

И Добрыня в миг нырнул,

В миг Пучайну пронырнул,

Убегая от огня,

Бросив сбрую и коня.

Вынырнул на правый берег,

Чтобы не попасть впросак,

Смотрит, на песке чернеет

Земли греческой колпак.

То есть шлем. Берёт Добрыня,

Этот греческий колпак,

И с размаху лупит Змея

Прямо в лоб. Да ловко так:

Подлетает лютый Змей —

В лоб удар!

«Ой-ёй! Не бей!»

«Ты не бей меня, Добрыня!

Мы давай заключим мир:

Не сходиться, не браниться!

Ты почти что мой кумир

В богатырском нашем деле,

Да и воин ты умелый.

Так давай с тобой дружить,

В мире и в покое жить!

Крови попусту не лить!»

Отпустил Добрыня — Змея,

Сели рядом не робея,

И уклали договор,

И закончили свой спор.

Богатырь домой уехал.

Змей Горыныч улетел,

Но не в горы к сарацинам,

В город Киев полетел.

Налетел, нахулиганил,

И погромом угрожал,

И племянницу Забаву

В плен, в наложницы, забрал.

А Добрыня приезжает,

Кормит доброго коня,

Мать конечно обнимает,

Ничего не говоря.

А потом доспехи прочь,

Наряжается — точь в точь,