Роман Мелехин
Сборник рассказов. «Шесть недель».
Шесть недель (история одного бройлера).
Неделя первая.
Из темноты выплыл поток яркого света, и мир наполнился многообразием звуков. Для меня было, наверное, слишком громко. Воспоминания о своей прошлой жизни стирались из памяти с пугающей быстротой. Тело казалось очень маленьким и легким. Вокруг толпились сородичи, освобожденные от скорлупы, которая мелкими и крупными кусками валялась под нами. Значит, теперь я — птенец? Обреченность охватила мое сознание, не давая сосредоточиться больше ни на чем другом.
Естественно, я пропустил момент, когда нас вытащили из огромного ящика на свет Божий. Отчаянно толкаясь, все старались рассмотреть, что происходит снаружи, только мало что видно было. Нас во что-то макнули, чем-то больно кольнули, сверху сбрызнули какой-то жидкостью и запихнули в коробку почище. Таких бедолаг, как я, в ней оказалось много. Было ужасно холодно, и хотелось спрятаться под крыло к мамке. Я не знал, кто это, но очень хотелось…
Все вокруг тряслись, вопили, тоже звали маму, но она все не шла. Каждый советовал другому заткнуться, хотя сам орал, вернее пищал, во все горло. Большие, двигающиеся тени то и дело переносили нашу коробку с одного места на другое. Наконец, нас погрузили в какую-то повозку на колесах и перекинули в ящик, похожий размерами на тот, в котором мы вылупились.
Поездка мне не очень понравилась, трясло просто ужас как. В итоге, нас выгрузили на еще одну повозку и занесли в коробках в теплое помещение, которое поражало своими размерами. От удивления все перестали орать, и я с интересом осмотрелся по сторонам. Жаркий воздух обдувал, казалось, со всех сторон сразу, а резкий неприятный запах раздражал клюв.
Ощущая под лапками нагретую подстилку, я принялся бегать за мелькавшей в зоне видимости большой тенью, смутно чувствуя в ней что-то родное и заботливое. На разостланной по всему помещению бумаге был рассыпан корм. От него очень вкусно пахло, и, повинуясь инстинкту, многие прямо зарывались в нем, отчаянно работая клювом.
Насытившись и слегка разомлев, я замер рядом со своими соседями, тесно прижавшись друг к другу. В принципе, все не так уж плохо, хотелось, правда, немного воды, но это пока терпело. Тем более, самые нетерпеливые сородичи уже примерялись к блестевшим на свету, влажным штукам, висящим неподалеку.
Жить, как оказалось было можно, и жить неплохо. Сон, еда, питье… что еще нужно таким, как мы?
Неделя вторая.
Вчера на некоторое время исчезла вода. Отчаянно толкаясь между сородичей, я тщетно пытался вытянуть хоть каплю жидкости из сухих поилок, но безуспешно. Тут же кто-то крикнул, мол, это конец, нас всех оправят на убой… После чего поднялся еще больший галдеж, но все быстро успокоились, когда погас свет. Тут же потянуло в сон, и я осел на месте, привалившись под подвернувшийся бок соседа.
Дикая жажда подняла меня на ноги. Еще толком не разлепив веки, я со всех ног бросился на вновь заблестевшую влагой поилку. Не обращая внимания на немного странный вкус воды, я напился и с трудом отошел в сторону. Вообще-то, всю неделю вода на вкус менялась от кисловатого до горького, а иногда, ненадолго, была сладковатой.
В помещение зашли двое, таща за собой некую странную конструкцию. Поставили ее на пол и принялись ловить первых попавшихся цыплят. Я оказался в числе пойманных. Внутренне холодея, я молился всем куриным богам сразу: за что!? я ведь еще так молод! Отпустите Христа ради! Ой, о чем это я?.. Было тесно, нас окружили сеткой и согнали в один угол. Смирившись со своей цыплячьей участью, мы стали ждать неизвестного.
Вопреки страшным ожиданиям, ничего смертельного не произошло. Нас по очереди сажали на какую-то скользкую неустойчивую поверхность и, почти тут же, сбрасывали вниз, за сетку. Нелюди какие-то. Обрадовавшись свободе и вообще жизни, я не сразу обратил внимание на болтовню вокруг. Оказывается, эта процедура называлась контрольным взвешиванием. Так, по крайней мере утверждали некоторые цыплята. Не, верить им приходилось, т.к. по их же словам они вылупились раньше всех и разбираются в жизни поболее остальных. Ветераны малолетние…
Несколько дней я маялся странным чувством дискомфорта, в глотке долго еще стоял привкус бурды, которой нас опоили после вынужденного сна. Сколько б я не пытался перебить неприятный осадок большим количеством воды, ничего не выходило. Более — менее привыкнув, я, да и все остальные стали замечать изменившийся вкус корма. Не скажу, что он мне не понравился, а вот спустя некоторое время в общей внешности почти всех моих сородичей стали наблюдаться изменения. Мало того, что мы все подросли нехило, так и оперение на концах крыльев резко побелело. Я завидовал остальным, пока не узнал от соседей, что сам такой же красивый. Эх, жаль, зеркала никакого нет… Впрочем, по ходу, мы действительно все одинаковые. Обидно даже. Никакой индивидуальности, да и ничего интересного нас не ждет дальше, опять ешь, пей, спи… Тьфу ты! Фигня какая-то в голову лезет, я даже не заметил, как в птичнике опять убавился свет. О, НЕТ!
Зарекся я пить эту бурду, но не тут-то было: жажда есть жажда, никуда не денешься. После непродолжительного отдыха и, чтобы отвлечься, я отправился на поиски чего-нибудь новенького. Вот зачем бы, а? Не сиделось на месте… Оказывается, все территории теперь поделены между отдельными группировками, и сунулся я, похоже, не туда, куда надо. На моем пути тут же встали несколько крутых пацанов, которые, судя по виду, действительно вылупились раньше других.
Сообразив, что сейчас не время для геройства и подвигов, я поспешил, так сказать, откланяться. Но не повезло: развернувшись, я наткнулся взглядом на еще одну, явно не дружественную группу. Косясь одним глазом на меня, они недвусмысленно дали понять, что назревает конфликт. Не теряя времени, я принял решение очень быстро слинять, пока все мои перья еще на месте. Стремительно бросившись вперед, мне удалось протиснуться между двумя противниками, растолкать слегка их крыльями, и устремиться прочь. Попробуйте меня теперь поймать, лузеры! Попробовали… получилось… Сильная боль в области спины прервала мою попытку бегства на корню. Ноги сразу стали шататься, и мне пришлось уйти немного вбок, что в итоге и стало спасением. На пути встала кормушка, возле которой лежала мертвая тушка, бывшего недавно еще живым цыпленком. К таким вот «подаркам» я уже привык, они иногда попадались на глаза, что заставляло порой задумываться и о неминуемой смерти. Эти тушки периодически выносились из птичника, но обращать на них внимания… нет, я еще жив. Пока…
Мои противники скопом навалились на кормушку, тем самым пытаясь не дать мне ее обойти, и тут мне опять не повезло. Я угодил клювом прямо в трещину нижней основы кормушки. Чувствуя, как под напирающими преследователями она начала поворачиваться, я заорал во все горло. Получился звук, от которого все бросились врассыпную; я бы тоже испугался, если бы от боли чуть не потерял сознание. Проковыляв за кормушкой несколько шагов, шатаясь и почти ничего не видя вокруг, я рухнул в рыхлую подстилку.
Крови почти не было, проблема заключалась в том, что теперь верхняя часть моего клюва отсутствовала напрочь. Провалявшись несколько часов на полу, я слегка пришел в себя. Чувство голода никто не отменял, поэтому, добравшись до корма, я попытался кое-как насытиться. Получалось плохо, приходилось вставать на цыпочки и загребать корм нижней частью клюва, что не способствовало процессу. Меня постоянно оттирали остальные, недовольно ворча и косясь на мое уродство. Наглотавшись воды, я вновь разомлел и улегся отдыхать. Хватит с меня на сегодня приключений!
Неделя третья.
Ставшее уже привычным отключение света и последующая бурда в поилках прошли хуже, чем обычно. Большую часть цыплят штормило и я чувствовал себя паршивее всего. Мне приходилось с трудом поглощать еду и тянуться к поилкам, так что эти процедуры стали для меня проблемой.
Рассматривая остальных, я стал замечать отличия в росте и общей комплекции, что расстроило меня ещё больше. Переться теперь на чужую территорию не хотелось, другие сородичи косились на мой увечный клюв, обидно при этом кудахтая. Некоторые пытались оттереть меня от кормушек, наверное считая, что всё равно ничего путного из меня уже не выйдет. Обозлённый подобным поведением, я лез в драку при первых же признаках агрессии. Так продолжалось несколько дней. Исхудавший и взъерошенный, я упорно держал оборону возле одной-двух кормушек, и добирался до воды, отчаянно работая крыльями.
Однажды нам повезло: среди однообразных крошек корма стал попадаться вкусный белый порошок. Наперебой крича и возмущаясь, все кидались к кормушкам, чтобы урвать лакомство. Свою долю я, конечно, получил, хоть и в урезанном виде, но это не уберегло меня от очередной беды.
Огромная тень, периодически появлявшаяся в птичнике, и которую все называли Главным Куриным Богом, занялась постройкой некой странной конструкции в одном из углов помещения. Отойдя на некоторое расстояние, мы с интересом рассматривали новинку. Чтоб её…
Сначала я списал свою неудачу на чрезмерное любопытство, а может просто попался случайно под руки Бога, кто знает? В одну секунду я вдруг оказался бесцеремонно схвачен за ноги и перевёрнут вниз головой. Кровь тут же прилила к голове, накатила сонливость, я потерял ориентацию в пространстве, а крылья бессильно повисли.
Очнулся я от удара о пол. Подстилка смягчила приземление, но злость на несправедливость богов не отступала. Оглядевшись вокруг, я заметил нескольких таких же бедолаг, удивлённо склонив голову, разглядывающих друг друга. Мы были заключены в ту же странную конструкцию, окружённую со всех сторон сеткой.
Неделя четвёртая.
Среди попавших в клетку здоровых вообще не наблюдалось. Кроме меня с моим увечным клювом, было ещё несколько уродцев с подобным дефектом. А у одного клюв образовывал подобие креста с загнутой вниз верхней частью. Как он выжил до сих пор — ума не приложу. А ещё был Лысый. Его прозвали так из-за отсутствия большой части перьев около головы. Он утверждал, что подрался с крутыми пацанами из дальних краёв птичника, но ему мало верили. Он долго рассматривал мой клюв с явными следами драки и уважительно качал головой. Мне было всё равно. Беспокоило другое. Присутствующие цыплята были сплошь доходягами. Даже я выглядел лучше. Видимо, из-за постоянной нехватки еды, многие хирели на глазах. Смертность в клетке стремительно возрастала, каждый день выносили «свежие» трупы, а взамен подкидывались новые жильцы.
Провожая взглядом павших товарищей, я каждый раз бросался к кормушкам, стремясь набить желудок как можно больше. Не хотелось помирать раньше времени, а что?.. Помогало мало, то ли из-за общего мрачного настроения, то ли атмосфера давила на всех, но неотвратимость смерти не покидала.
В один из дней я решил всё же сбежать. Сложность заключалась в том, что вариантов было мало. Либо перелететь через сетку, либо подкопаться под неё. В связи с полной невыполнимостью первого варианта, я стал прорабатывать второй. К великой досаде, я обнаружил под подстилкой совершенно твёрдую поверхность, не поддающуюся моим потугам её разгрести. Сточил все когти, прежде чем сдался. Остальные с недоумением глядели на мою работу, комментируя результаты ехидным кудахтаньем. Уроды…
Однажды где-то посредине птичника возник тёмный столб, который постепенно расширялся, и, в конце концов, заполнил всё пространство. Стало темно, душно и сильно резало глаза. Чихая и кашляя, я уполз в самый угол клетки. Там, возле стены, было немного свежее. Через время воздух очистился, я стал видеть лучше, а остальные, потряхивая головами, вернулись к прерванной трапезе. Тупые идиоты… А что, похоже, помимо различных увечий и дефектов, им не повезло ещё и с мозгами.
Бродя вдоль клетки, я обнаружил интересную деталь: один усик твёрдой проволоки слегка отогнулся, и ячейка выглядела шире других. По глупости сразу сунул туда голову и тут же поплатился за торопливость. Видимо, близость свободы окончательно затуманила мозг… Застрял, конечно. Соблюдая осторожность, попытался сдать назад. Не вышло. Переведя дух, собрался с мыслями. Проходившие мимо другой стороны клетки счастливчики сразу развопились, окружив место моего позора. Я пару раз огрызнулся, памятуя о незавидном и невыгодном положении. Кое-кто не выдержал, и клюнул прямо в мой многострадальный клюв. Гад! Выберусь — найду и убью! Ага, выберусь, щазз… От боли и неожиданности я рванулся назад, и оказался освобождённым из плена, правда, с вырванным клоком перьев возле самой головы. Нужно ли говорить, что, увидев меня, Лысый чуть не помер со смеху.
Неделя пятая.
Клюв заживал плохо, а я слабел с каждым днём. Из поилок несколько дней текла такая бурда, что не хотелось пить совсем. В нашем полку всё прибывало. Появился совершенно чёрный парень, что на фоне белых (сравнительно) перьев моих собратьев было очень необычно. Долгое время его разглядывали, как диковинку, а потом, привыкнув, провожали лишь равнодушным взглядом. А он, поняв, видимо, что бить его не будут, расправил крылья и стал проводить политику расовой дискриминации. И-ди-от. Охрипшим голосом он доказывал своё превосходство над другими, и призывал к бунту. Дважды идиот. Скорее всего, его придушат по-тихому; странно, что это не сделали ещё там, на воле.
Я же продолжал работу по расшатыванию злополучного прута. Со страхом наблюдая за тем, как выносят павших, а также совсем уже хилых собратьев, я через силу ел, пил, пытался набрать вес. И усиленно работал. Чёрный иногда проходил мимо, одобрительно кивая головой, но молчал. Когда на тебя совершенно не обращают внимания, трудно призывать к чему-либо. Может, понял что, не знаю, не до него сейчас. Меня не покидало плохое предчувствие. Что-то вот-вот произойдёт, что-то плохое.
Как в воду глядел. Темнота в птичнике всегда приносила очередные неприятности. На этот раз боги решили посетить нашу клетку целой командой. Чёрный сразу стал верещать о конце света, несправедливости. И о том, что его никто в своё время не слушал. В общем, вынесли его одним из первых.
Бежать было бессмысленно, да и некуда. Жаль, что работу свою не закончил… Я повис в очередной раз вниз головой, слабо трепыхаясь в сильных руках. Страшным усилием воли постарался не потерять сознание, пытаясь сфокусировать зрение на происходящем. Где-то вдалеке ослепительно полыхнул свет, сильно резанул по глазам, и я почему-то содрогнулся от ужаса, нутром чувствуя приближающуюся беду. Рядом со мной, в «отключке», болтался Лысый, и желание свободы с новой силой вспыхнуло во мне.
Не знаю, какие боги вмешались, но несущее меня существо вдруг споткнулось. Одна моя нога выскользнула у него из рук, и я изо всех сил взбрыкнул своей тушкой. Искры из глаз от удара о пол, безумная радость от ощущения свободы придало мне сил. Как одержимый я бросился в сторону, благо темнота — воистину друг молодёжи. Чудом мне удалось избежать повторного плена в руках богов, но я, не сбавляя хода, нёсся вперёд, расталкивая всех со своего пути, чуть не снося с ног здоровых, откормленных собратьев. Как остановился — не помню, рухнул вниз без сил и вновь отключился.
Неделя шестая.
Всеобщее внимание и слава всегда приятны. Меня чествовали, как героя. Даже самые ревностные хранители своих территорий уступали мне место возле кормушек, и подталкивали к поилкам, слишком высоко задранным для моего роста. Удивлённо качая головами, ожиревшие и почти неспособные передвигаться особи предлагали своё покровительство. А клетка, из которой я так счастливо избавился, опустела. Лишь несколько цыплят ожидали своей участи, находясь за решёткой. Близко к бывшей тюрьме я не подходил, хоть необъяснимо и тянуло. Дело в том, что ходить по ставшей вдруг топкой подстилке было сложно. Мы все здорово выросли за последнее время; казалось, лениво кудахтающая братия заполнила собой всё пространство.
Я вновь ел, пил, спал и не думал о будущем. Даже мозги заплывали жиром, а тяжесть в животе не располагала к длительным прогулкам. Неожиданную радость я испытал, когда среди однообразных голов с красноватыми гребешками, узрел такую знакомую лысую голову. Он всё-таки выжил! Лысого было почти не узнать, тоже раздобрел на легкодоступных харчах. Кое-как добравшись друг до друга, долго вздыхали, вспоминая свои приключения. Он, как и я оказался тогда на полу. выскользнув из пленивших его рук. Видимо, всё-таки, есть Боги, превыше остальных, что позволили двум увечным избежать преждевременной печальной участи.
Да! Именно преждевременной! Ибо, в один «прекрасный» день Врата распахнулись! Перед этим эпохальным событием, все кормушки были подняты, тем самым лишив нас пропитания. Осталась только вода, которую уже и пить особо не хотелось. «Поднялся галдёж и лай…»
Сгрудившись в кучи, мои собратья дрожали, как от ужаса, предчувствуя неминуемое, так и от холода, змеёй вползшего в помещение. Полный мрак, озарявшийся иногда далёким светом, мелькавшие огромные тени, руки, бесцеремонно хватавшие нас за ноги, и крики, прощальные крики…
Я покидал помещение одним из последних. Меня бросили в коробку рядом с остальными, и в памяти неожиданно всплыл день, когда нас везли сюда. Совсем ещё маленьких, неоперившихся, звавших несуществующую мамку, цыплят. Теперь же, орущая, жирная толпа, отчаянно спасающаяся от холода и яркого света в глубине тёмной коробки, отправлялась в новый путь.
Опять повезло: Лысый, неведомо каким образом, оказался рядом, чтобы скрасить наше путешествие в неведомое. Греясь друг о друга, мы смотрели сквозь решётки на огромный и загадочный мир, мелькавший перед глазами. Во взгляде соседа читалась необъяснимая надежда. Я лишь качал головой, намекая не бесполезность возможных усилий. Может быть, говорил я взглядом, мы встретимся в другой жизни. Кто знает…
Потеряв из виду Лысого на выгрузке, я мрачно взирал на огромное здание, от которого издалека, тянуло смертью. Ну что ж, так тому и быть. Чувства притупились совсем. Как и тогда, в клетке, всем стало всё равно. Какое-то ощущение любопытства у меня немного ещё осталось, и, прежде чем повиснуть вниз головой, я понял, что это — не конец. Ибо не было смысла в этой короткой, но полной приключений жизни. А значит… Многое ещё впереди. С этими мыслями я подъехал на конвейере к большому, исходящему паром чану…
P.S.
В кромешной темноте, озарявшейся лишь светом далёких звёзд, появилось свечение, которое постоянно меняло свои очертания. С немыслимой скоростью передвигаясь в пространстве, душа живого существа судорожно искала какой-нибудь источник жизни в Великой Сущей, чтобы слиться с ним, и продолжить свой путь дальше. Наконец, повинуясь импульсу, душа обратилась искрой, и, стремительно ускоряясь, ринулась навстречу выплывавшему из мрака миру.
Духи Леса.
Строительный городок спал. Спал прораб с мастерами, уютно расположившись в большом вагончике со всеми удобствами, отдыхали многочисленные гастарбайтеры, кто завернувшись в спальный мешок, а кто и, просто накрывшись покрывалом, подставив лицо под сияние звёзд и мягкий свет полной луны, улёгся прямо на траве.
В нескольких метрах от строительной зоны начиналась широкая полоса поистине величественного леса. Западно-сибирская тайга в летнее время являла собой великолепное зрелище: высокие сосны, густые ели с пушистой хвоей перемежались непроходимыми кустами и лианообразными растениями. Ночные запахи не тревожили глубокого сна уставших рабочих.
Огромная территория вырубленного леса уродливо зияла посреди ночного великолепия. То тут, то там изломанные стволы «хозяев тайги» сваленные в беспорядочно разбросанные кучи, окончательно портили пейзаж. Здесь, среди многочисленной техники и стройматериалов пахло уже по-другому. Машинное масло, топливо, разлитое вокруг громоздких машин заметно выделялись среди прочего хаоса.
На самой линии подступающего к стройке леса наметилось движение. Словно стараясь не потревожить ни травинки, на рукотворную поляну выглянуло странного вида существо. Похожее на корявый пень, поросший мхом и прелыми листьями, оно передвигалось совершенно бесшумно. Короткие сучья, которые служили ему подобием ног, аккуратно переступали через разлёгшиеся спящие тела людей. Существо направилось прямиком к самому большому строению — вагончику прораба. Оглянувшись назад, оно едва заметно кивнуло. Из леса тут же мелкими шажками выкатилось с полсотни похожих существ, только ещё меньше ростом. Ковыляя на таких же коротких ножках, они рассыпались по поляне и замерли в ожидании.
Существо слегка склонилось к спящему возле самого входа в вагончик телу. Тонкие, увитые плющом ветки, заменяющие ему руки, приблизились прямо к лицу человека. Лёгкое прикосновение превратило безмятежный сон гастарбайтера в глубокий обморок. Проведя руками по всему телу от шеи до подошв сапог, лесной гость отошёл немного в сторону. Земля слегка вздрогнула, наступившая следом тишина, казалась давящей. Ночные птицы смолкли, насекомые и мелкие грызуны поспешили убраться подальше, а далёкий волчий вой вожака стаи захлебнулся посреди протяжной ноты и испуганно стих.
Из-под утрамбованной сотнями человеческих ног почвы стали подниматься молодые побеги. Они быстро опутывали спящее тело, целиком покрывая его, и продолжая расти вверх. Вскоре небольшой холмик, покрытый крепким дёрном, стал погружаться в землю. Спустя несколько мгновений на месте, где спал живой человек, образовалась полянка, поросшая молодыми побегами высокой травы.
Маленькие подобия лесного существа словно получили мысленный приказ. Деловито подбегая к спящим, они в точности повторяли действия вожака. Огромная строительная площадка за какой-нибудь час превратилась в красивую лесную елань. Ни следов человека, ни даже мелкой детали техники не осталось на поверхности. Земля приняла жертвоприношение. Оставалось лишь ещё одно незаконченное дело.
Главный Дух Леса приблизился к одиноко стоящему вагончику прораба, нелепо теперь выглядевшему посреди обновлённого участка тайги. Бесшумно открыв дверь и грузно, но по-прежнему бесшумно поднявшись внутрь, древнее существо огляделось. Чёрные, полные жизни, бусины пронзительных глаз остановились на столе возле кровати. На столешнице тускло блестела рамка с фотографией. Изображённые на ней люди весело улыбались, обнимая друг друга. Молодая красивая женщина и двое детей-погодок…
На кровати, укрытый одеялом, спал прораб. Здоровый, с заросшим щетиной лицом мужчина устало вздыхал во сне. Чуть поодаль стояли ещё две кровати со спящими людьми. Мастера-лесорубы, не подозревавшие о происходящей вокруг трагедии, наслаждались заслуженным сном.
Прорабу снился лес. Нет, не так. ЛЕС. Огромные, в несколько обхватов деревья, почему-то совершенно незнакомых пород, ошеломительной красоты растения поменьше, мягкая зелёная трава приглашала снять обувь и пройтись босиком. Мужчина вдруг обнаружил себя одетым в длинную полотняную рубаху ниже пояса, и низкие сапоги из нежной телячьей кожи. Неуверенно ступая, он двинулся вперёд, не переставая вертеть вокруг головой. Инстинктивно стараясь не помять высокой травы, прораб неожиданно наткнулся взглядом на мелькнувшую среди деревьев фигуру. Не раздумывая, он двинулся по направлению к самому высокому дереву, по виду напоминающего обычный дуб. Только вот этот дуб был, скорее всего, древнее самого человечества. И именно за ним, он был уверен, настигнет незнакомца.
Дойдя до ствола, мужчина восхищённо поцокал языком, прикидывая возможный обхват. «Да тут половина моей бригады впрячься сможет», — мелькнула мысль. И тут же обожгло:-«Бригада! Люди, план вырубки! Где всё это?!»
Он со страхом огляделся, ища следы развёрнутой стройки, но вокруг был лишь лес. Везде, куда ни кинь взглядом. Сделав несколько глубоких вдохов, прораб расслабился. Красота нетронутых человеком растений завораживала, слегка туманила мозг, заставляя забыть о насущных проблемах. Он вновь залюбовался природой, и не заметил, как из-за дуба вышла молодая женщина, одетая так же, как и он сам.
— Разве не красиво тут? — голос казался журчанием ручья.
Не в силах оторвать взгляда от незнакомки, мужчина смог только кивнуть.
— Тогда зачем вы губите эту красоту?, — васильковые глаза смотрели прямо и выжидающе.
Он что-то промямлил про план, кратчайшие сроки, приказы начальства, но женщина досадливо мотнула головой:
— А тебе вот лично нужно всё вот это? Скажи, — короткий кивок в сторону, и прораб немедленно обернулся.