Бесплатный фрагмент - Щегол Саба

Щегол Саба. Кольцевание птиц

Зима в этом году выдалась морозная. Может быть, солнце сильно занято

— например, читает газету и пьёт репейный чай с семенами — и поэтому никак

не может посветить своими лучиками? Так делает папа щегленка Сабы, когда не

может с ним поиграть. А ещё грустнее Сабе оттого, что папа и мама целыми

днями ищут семена сосны и ели, чтобы было чем покормиться.

— Солнышко, солнышко, выходи! — крикнул Саба в надежде, что солнышко от-

ветит. Но солнце как будто специально закрылось в своей комнате и играет на

фортепьяно, изучает новую мелодию. Мама Сабы так делает, закрывается в ком-

нате и разучивает новую мелодию, а потом великолепно её исполняет. «А может,

солнышку грустно, потому что с ним никто не может поиграть?» — подумал ще-

гол Саба.

Он взглянул на висевшие возле окна лыжи. Еще подумал немножко. И решил

завтра на рассвете отправиться на лыжах в гости к солнцу, чтобы сделать солн-

це своим другом и никогда, никогда, ни за какие коврижки, ни при каких условиях не

отпускать своего лучшего друга. Друзей у Сабы не было: как можно найти друзей,

если никуда не ходить?

На рассвете Саба проснулся рано-ранехонько. Надел свою любимую синюю

шапку, которую связала мама, и отправился на лыжах в путь к Великой Ели. Так

все птицы называли самое большое хвойное дерево в лесу. Папа рассказывал, что

можно встать на макушку этой ели и посмотреть, чем занимается солнце в эту

минуту. А ещё можно загадать желание, и оно непременно сбудется. Но только

одно желание, самое заветное. Папа говорил, что, когда он был маленьким, гово-

рил с солнцем и загадал то самое сокровенное желание. Оно сбылось.

На улице стоял сильный мороз, пурга замела все дорожки. Саба с полузакры-

тыми от ветра глазами на ощупь пробирался сквозь сильный ветер. Ветер то

утихал, то вновь резвился с таким задором, словно ему, ветру, поставили «пя-

терку“ в школе. „А может, действительно, ветер выучил стих и рассказал его на

«отлично»?» — задумался на мгновение Саба.

Лыжи скользили быстро и уверенно. По торчащим макушкам елок и деревьев

щегол легко ориентировался в лесу. «Хорошо, что я не полетел, а именно на лыжах

помчался к своему лучшему другу, солнцу!» — подумал Саба.

Потом он с грустью вспомнил о своём дедушке. Дедушка у Сабы был смелым и

отважным. Его знал весь лес. Однажды, в лютую метель, дедушка взлетел ввысь,

вьюга его подхватила и унесла далеко-далеко. Больше дедушку никто не видел.

Перья Сабы промерзли до такой степени, что стали напоминать торчащие

иголки ежа. Щегол всё дальше и дальше отдалялся от дома.

«Наверное, мне сегодня влетит от папы!» — Саба вздрогнул. Ещё никогда ма-

ленький щегол не улетал так далеко от дома.

Чтобы весело было идти на лыжах, Саба стал придумывать стишок:

— Утром Саба потянулся,

Звонкой трелью разминулся…

Как вдруг… кубарем покатился с горы, да так лихо, как будто кто-то под-

ставил подножку. «Честное птичье слово, кто-то подставил подножку. Я бы ни-

когда не упал, как девчонка, меня папа учил быть сильным, ловким и быстрым

птенцом!» — Саба не успел подумать до конца эту мысль, как ещё быстрее пока-

тился, словно шарик, с горы и было уже не до мыслей, возникающих в голове. Саба

постепенно становился снеговиком, превращаясь в большой снежный ком, как вдруг

бааах…! Бух!

Ком разлетелся, и Саба оказался перед монументальной статуей в виде Во-

роны.

«Ох, ну и привидится же такое», — успокаивая себя, подумал Саба. — «Птички

в моей голове что-то разлетались в разные стороны». В глазах двоилось. Щегол не

успел прийти в себя, как ворона вдруг ожила и сказала пронзительным, смеющим-

ся голосом:

— Ну, приветули… мм… Хахатули!

Сабе стало так страшно, что он сжался в твердеющий комок, напоминаю-

щий апельсиновую корку, жалобно съежился, как одуванчик, с которого только что

сдули белый пушистый шарик и остался один голый ствол.

Щегленок так заморгал своими черными глазками, как будто ещё не по-

нял, что произошло. Но внутри себя он уже готовился к действиям, как учила его

мама. Мама говорила: «Если тебя напугает другая птица, нужно представить

или увидеть у этой птицы что-то такое, от чего должно стать смешно». Разгля-

дывая ворону более внимательно, Саба увидел на ее клюве свисающую сосульку. Ему

вдруг захотелось оторвать и лизнуть её. От этого Сабе стало весело, и он громко

засмеялся, да так красиво, что на этот смех слетелось много других птиц.

Конечно, после такого веселья можно и расслабиться. Но теперь вороне уже

было не до веселья. Ворона хотела с глазу на глаз, в одиночестве, поговорить с

этим вкусным пушистым комочком, а может, и съесть его. А тут слетелись — и

снегирек тут как тут, и чиж, и этот дятел, и клёст.

«Ну надо же, все так злобно косятся на меня, как будто я уже съела этого

глупого птаха и вот сижу тут, понимаешь ли, облизываю косточки», — подумала

ворона, да так смачно представила, как она облизывает эти косточки и вкушает

птинчатенку, что у нее потекли слюни. Слюни потекли так обильно, что вскоре

под клювом застыла уже не одна сосулька, а целая гора. А буквально через пару

минут ворона превратилась в огромную ледяную глыбу.

Помочь ей освободиться от своих слюней никто не хотел. Из-за своенравного

характера этой задиристой и надоедливой вороны не только маленьким птицам

— даже филину с ней соседствовать не хотелось.

Дядюшка филин рассказывал, как ворона садилась ему на голову и гундела

свои несмешные истории. Вот одна из них: будто бы ворона назвала себя царицей

леса из-за того, что выдернула перо у орла и вставила себе в голову. Ну не глупость?

Пусть теперь в ледяной глыбе сидит, пока солнце не растопит её. Сабе стало

немножко жалко ворону, но он, недолго думая, встрепенулся, отряхнулся, попра-

вил шапочку на голове.

«Уф, лыжи хоть целые», — Саба внимательно рассмотрел свои беговые лыжи,

очень обрадовался, что они оказались крепкими. Все птицы смотрели на Сабу и

задавались вопросом — что маленькая птичка делает в заснеженном лесу одна?

— Еду к Великой Ели! — словно прочитав мысли птиц, прокричал во весь голос

Саба, так, что даже снег осыпался от эха с верхушек деревьев.

Только щегол немного отъехал от места происшествия, как вдруг заметил

неподалеку почти невидимые сети. И в них в этих сетях, словно рыба, запуталась

маленькая синичка. Как и у всех птиц, у Сабы было очень острое зрение. Он видел

каждую черточку синички, даже розовый цвет шапочки смог различить. Синичка

висела вверх тормашками и звала на помощь.

В первую секунду Саба чуть было не ринулся спасать птичку-невеличку. Но — в

кустах показался человек. И всё живое в лесу замерло. Сабе казалось, это мгнове-

ние будет длиться вечность. Весь лес притих, все наблюдали, как человек аккурат-

но вынул птицу из распутанных сетей. Теперь главное — больше никому не попасть-

ся в эти злосчастные сети.

У Сабы потекли слезы. Они падали вниз, как маленькие хрусталики. Такую

пустоту и растерянность щегол не ощущал давно. Человек уходил всё дальше и

дальше и уносил с собой синичку, а когда он скрылся из вида, к Сабе подлетел от-

важный чиж Чик.

— Не бойся, это наш егерь, дядя Миша. Он просто наденет кольцо синичке и

отпустит её, — объяснил он.

— Кольцо? — переспросил щегол.

Да-да, кольцо, как у меня! — Чик протянул свою лапку Сабе с важным видом,

словно хвастая. Саба увидел красивое серое колечко, с выгравированными цифрами

и буквами.

— Тебе, наверное, неудобно? — спросил Саба.

— Удобно! Кольцо ведь из алюминия и легкое, я уже привык к нему! — с гордо-

стью отвечал чиж.

Тут подлетел клест Санька и рассказал свою историю.

— Это наш дядя Миша такой добрый. Кормит нас семенами да семечками.

А вон там, за темной опушкой, уже другое угодье, там так сладко не поживешь.

Однажды и я запутался в таких сетях. Думал, окольцуют и выпустят, а меня

вместо этого браконьеры в клетку посадили и увезли в город. Потом продали ка-

ким-то людям. Они думали я им буду петь, а я специально не пел. Сидел и плакал

целыми днями в маленькой клетке, — клест замолк на минуту.

— А потом заболел и меня решили выпустить, кому нужна больная птица.

Так оказался снова на воле. Теперь очень аккуратно летаю, стараюсь смотреть

внимательно, — уже с веселым видом чирикал Саня.

— Да уж, жутковато! — Саба вздрогнул. Он обнял Чика и Саньку. Вспомнил,

что направлялся к Великой Ели, чтобы подняться к солнцу. Но его всё же волновала

судьба синички, и щегленок решил отправиться вслед за синичкой, к домику дяди

Миши.

«Нужно отследить и посмотреть, убедиться, что синичка будет на свобо-

де!» — уже без лыж летел Саба. Он просто забыл о своих маленьких лыжах, да это

и понятно. Щегол изо всех сил хотел помочь этой маленькой пташке. А вот и до-

мик егеря дяди Миши. Саба подлетел поближе к окну и стал наблюдать.

Дядя Миша тихо ходил по комнате и всё время улыбался, словно зная, что

щегол смотрит на него внимательно своим зорким глазом.

— Да выпущу, сейчас выпущу! — словно читая мысли Сабы, проговорил дядя

Миша, ласково и убедительно. И действительно, егерь открыл свой огромный жур-

нал, записал дату и цифры.

— Ну вот, если ты, моя хорошая, окажешься в Финляндии или где-нибудь ещё,

то сразу сообщат мне, если поймают. Сообщат о твоей миграции, — заулыбался

ещё сильнее дядя Миша.

«Уф, столько непонятных слов!» — напряженно и сердито подумал Саба. Ког-

да колечко было на ножке, егерь открыл маленькое окошечко, что находилось на

уровне стола, и выпустил синичку. Всё произошло так быстро и неожиданно, даже

Саба не успел сглотнуть слюнку, как синичка оказалась возле него. На ее лапке кра-

совалось колечко с буквами и цифрами: RU21 и ещё какие-то буквы. «Может, это

2021 год», — подумал щегол. — А, впрочем, спрошу у папы». Посмотрел на синичку и

решил проводить её до дома.

— Ну как ты? Как тебя зовут? — спросил Саба.

— Меня зовут Сара. Меня, наверное, давно ищет мама. И у меня сильно болит

горлышко. Мне кажется, я заболела, — прохрипела синичка, теряя сознание. «Она

провисела на холоде очень долго», — подумал Саба и сердце его сжалось.

— Где ты живешь? — сажая на свои маленькие крылышки Сару, спросил Саба.

— Возле Великой Ели, — успела сказать Сара и упала в обморок.

Очнувшись, Сара увидела свою маму — она тихонько плакала. Увидела, что

сама она лежит в своей теплой кроватке. Мама налила ей тыквенный чай, кото-

рый уже давно остыл.

— Где Саба? — спросила Сара.

— Полетел вверх, к солнцу! — тихо сказала мама. Сара подумала: «Как хоро-

шо!» — и в тот же миг ощутила неприятную скованность в лапке. Посмотрела и

увидела кольцо.

— Как же мне хочется его снять, как же мне неудобно, — сказала Сара груст-

ным голосом.

А в это самое время Саба летел ввысь, к самой макушке Великой Ели. Чем

дальше он удалялся от земли, тем жарче ему становилось. Ель, словно мудрая

высокая гора с вековыми ветвями, специально указывала направление. Великая

Ель в лесу — самая авторитетная. В пургу и метель укроет и обогреет своими иголочками слабого. Голодного накормит семенами да шишками. Страннику укажет

дорогу. А хитрого и жадного может наказать, уколоть — мало не покажется.

Саба сравнивал почему-то эту Великую Ель с пупком птенца в яйце. Он вспом-

нил рассказ мамы, что, когда он был в яйце, то питался через канатик пуповины.

А когда вылупился, то пупок зарос и стал незаметным. Саба летел и думал об

этом пупке и ничего больше в голову ему не приходило. Почему он так сравнил — да

просто все говорят про эту Великую Ель, а найти в лесу её могут не все. Она так

незаметна для многих, как пупок у птицы, но всё же есть, стоит цела-целехонька.

Да такая красивая и пушистая.

Саба вдруг закричал изо всех сил:

— Здравствуй, Ель!

Ему так захотелось пожелать крепкого здоровья этому могучему хвойно-

му дереву. Ведь в слове «Здравствуй!» спряталось изначальное слово «здоровье».

Мама говорила: если ты здороваешься со всеми, значит, ты всем желаешь здоро-

вья, и, в первую очередь, здоровья самому себе. Ель немножко приклонилась и за-

шелестела, словно играя на флейте красивую мелодию своими нежными иголоч-

ками. Саба почувствовал свежий, теплый, приятный запах хвои. В его маленьком

птичьем тельце появилось столько сил и движущей энергии, что это придавало

ещё больше веры в себя. Вот последний взмах крылом — и щегол оказался на самой

верхушке заветной Великой Ели.

Солнце оказалось перед ним, точь-в-точь, как рассказывал папа. Не передать

словами то восхищение, что испытывал щегол. Все цвета радуги переливались пе-

ред ним лучами света. Такого спокойствия и свободы Саба не испытывал никогда.

Как будто он попал в другое измерение, в другой мир. Мир, полный любви и заботы.

— Здравствуй, Саба! — солнце заговорило первым.