Бесплатный фрагмент - Шашками изрубили пятнадцать ружейных стволов

От составителя

Идея составления этой хрестоматии появилась, когда я, начав изучать источники, рассказывающие о применении холодного клинкового оружия в боевых действиях периода Кавказской войны, выяснил, что подавляющее большинство из них просто неизвестно современным любителям истории холодного оружия вообще и кавказского холодного оружия в частности. Да и те, которые все-таки более или менее «на слуху», находятся именно «на слуху», т. е. нередко искажаются или трактуются очень вольно.

Результатом этого вольного толкования немногочисленных источников (в основном «Воспоминаний кавказского офицера» Ф. Торнау, чуть позже пересказанных целым рядом историков Кавказской войны, начиная с Н. Дубровина с его «Историей войны и владычества русских на Кавказе») стали многочисленные мифы, созданные на рубеже XX — XXI веков, последователи которых, как и полагается истинно верующим, исключительно упорны в своих заблуждениях (достаточно вспомнить, сколько копий ломалось и ломается до сих пор в дискуссии вокруг мифа о том, что «шашкой рубят, саблей рубятся»).

Окончательно же идея хрестоматии оформилась, когда мне в руки попала книга Д. А. Кинсли «Фехтовальщики Британской империи» c предисловием Мэта Истона, одного из самых известных европейских специалистов в области холодного клинкового оружия: я решил составить сборник, в котором были бы собраны отрывки, рассказывающие о том, как использовалось клинковое оружие в сражениях Кавказской войны.

Упор был сделан на отрывках, которые позволяют представить технику применения оружия, т. е. на конкретных атаках, защитах и их результатах, описания типа «и тут горцы ударили в шашки, в короткое время изрубив весь отряд» были исключены.

В сборник также включены отрывки (к сожалению, очень немногочисленные), содержащие сведения об обучении владению оружием на Кавказе в этот же период, и отрывки, описывающие характерные особенности холодного клинкового оружия Кавказской войны, прежде всего в части его производства (эта часть истории кавказского оружия тоже мифологизирована в довольно высокой степени).

Отрывки были взяты из информации о Кавказской войне, которая публиковалась как во время войны, так и сразу по ее окончании. Львиную ее долю составляют воспоминания участников боевых действий, выходившие в виде статей в периодических изданиях или в виде отдельных книг.

Кроме того, информация по заявленной теме была найдена в статьях ученых, путешествовавших по Кавказу в те времена, а также в официальных донесениях офицерского состава Кавказского корпуса.

Честно сказать, приступая к созданию этой хрестоматии, я не предполагал объема предстоящей работы.

Во-первых, пласт информации по Кавказской войне оказался поистине огромным.

Во-вторых, источники разбросаны (без преувеличения) по сотням томов и на тысячах страниц, которые следовало «профильтровать» в поисках интересующих меня отрывков.

Естественно, я физически не смог изучить все материалы. В лучшем случае я только начал «разработку» этих информационных залежей и всего лишь «приподнял» тему, которая, на мой взгляд, очень слабо отражена в современных работах по оружиеведению. Но, полагаю, отрывки, составившие эту хрестоматию, будут полезны тем, кто интересуется историей холодного клинкового оружия вообще и кавказского оружия в частности, а так же помогут в формировании более объективного взгляда на применение и эффективность этого оружия в бою, а главное, подтолкнут любителей холодного оружия к новым исследованиям в этом направлении.

Каждый источник начинается с новой страницы, указаны автор (если он был указан), наименование произведения, время и место публикации.

Все цитаты взяты максимально корректно, без искажений смысла, при необходимости сопровождаются пояснениями в ссылках. В начале цитаты указана страница, на которой она начинается.

С уважением, Сергей Самгин

Амилахвари И. Из записок князя Амилахвари

Кавказский сборник, т. 26. Тифлис, 1907

С. 14. В один прекрасный день, Георгий вернулся к Бардзиму и, испросив у него прощение, объявил, что отец его остался в Тушетии. Князь доверчиво отнесся к старому слуге; но Георгий возвратился не с добрым намерением, и злая месть грызла его сердце. Он ожидал только случая, когда ему придется стоять на часах в той самой галерее, куда выходило окно из комнаты Бардзима, чтобы привести в исполнение задуманный им план. В замке ложились спать рано. И вот, как только в доме потухли огни и все успокоилось, он тихо пробрался через окно в комнату Бардзима, снял со стены шашку и одним ударом хотел отрубить ему голову. К счастью, конец шашки зацепился за стену и тем ослабил удар на столько, что шашка отрубила Бардзиму только три пальца и нанесла глубокую рану в лицо. Обливаясь кровью, Бардзим схватил ружье и выстрелом поднял тревогу. Весь замок поднялся на ноги, везде засветились огни, все бросилось искать осетин, полагая, что это их дело. «Мне было тогда лет восемь — рассказывал князь Иван Гивич: — и я, перепуганный со сна, выскочил на общую тревогу тоже с ружьем в руках. Мать однакоже тотчас схватила меня и заперла в детскую. Между тем собрались конные и пешие люди. Все бросились в погоню, но нигде не находили следов. Начался уже рассвет, когда наконец встретили в поле одного крестьянина, который на вопрос: не видел ли он осетин? ответил, что осетин он не заметил, но видел Георгия, который весь в крови бежал вон в те кусты. Бросились туда, и один из крестьян, опередивший других, настиг беглеца возле речки. «Не подходи, убью»! крикнул тот и выхватил кинжал. Сильный и ловкий крестьянин схватил его, однако, в охапку и бросил на землю, но Георгий успел нанести ему две смертельные раны в живот. Пока подоспела помощь, убийца скрылся. «Помню, — говорил князь Иван Гивич, — что после этого случая дед совершенно покинул замок и поселился отдельно в саду, в стоявшей там крепкой башне».

С. 21. Вслед за ружейными начались не менее сложные сабельные приемы пешком, мулинеты и в заключение рубка шашкой и уколы пикой по воздуху. В сущности, это была прекрасная гимнастика, но никакого применения к настоящему боевому делу не имела. Разумеется, подобные мысли мне тогда не приходили в голову, и я усердно махал тяжелою шашкою, наравне со всеми, до боли в руке, до онемения плеча.

Фехтованию нас не учили совсем — не было учителей, да, впрочем, мало кто из нас и принадлежал к поклонникам этого рода спорта. После долгого боевого опыта, я убежден и теперь, что фехтование скорее приносит вред нежели пользу кавалерии. Оно основано, главным образом, на уменье защитить себя от удара противника, тогда как вся жизненная сила кавалерии заключается только в одном нападении. Да и как защищаться, когда нападает не один, а двое или трое, и справа и слева? Все эти выпады и выжидание удара хороши в фехтовальном зале, да на учебном плацу, а не в поле, где подобные встречи один на один просто немыслимы. В горячей же кавалерийской свалке всегда победит тот, кто будет рубить с плеча направо и налево, откинув всякую мысль о самозащите. Развивать в людях любовь к оружию и уменье владеть им, как владели наши противники горцы, — можно и должно другими более целесообразными, практическими средствами.

Вообще, многое чему обучались в России, у нас на Кавказе не практиковалось.

С. 85. Утро было туманное, и издали все предметы теряли свой обычный вид, и представлялись чем-то фантастическим. Не проскакали мы и с версту, как различили в стороне какую-то двигавшуюся массу. «Это гонят скот!» закричали драгуны. Впоследствии оказалось, однако, что это был не скот, а большая партия, которая, спешившись и перемешавшись с громадным стадом, вела своих лошадей в поводу. Мы кинулись во весь опор, но едва перерезали им путь, как партия вскочила на коней — и перед нами лицом к лицу очутилось триста-четыреста всадников. Раздумывать уже было некогда, и мы с налета врезались и затонули в толпе неприятелей. Я видел, как Чавчавадзе был окружен, как над головой его сверкали десятки шашек. Один из горцев, обладавший как видно богатырской силой, нанес ему удар по левому плечу. Кованный кавалерийский эполет разлетелся надвое, но лезвие шашки, задержанное металлом, только рассекло плечо. Не будь на нем эполет, которые он не успел снять, возвратившись от Моисеева, горец разрубил бы его пополам. Другой удар, — и князь выпустил поводья: левая рука его была разрублена повыше локтя, и почти в тот же момент пистолетная пуля впилась ему в шею.

С. 105. Огромный буйвол, принадлежавший, кажется, тому же священнику, который встретил нас с двумя стариками, забрел в драгунскую коновязь, перепугал лошадей, и сам перепугался до того, что, как бешенный, начал метаться по лагерю; несколько человек были им опрокинуты. Тогда унтер-офицер моего взвода Василенко бросился к рассвирепевшему животному и одним взмахом шашки снес ему голову Удар сам по себе был богатырский, но теперь, в виду предстоявших событий, которые могли потребовать и силы мышц, и ловкости, и доброй на диво отточенной шашки, обстоятельство это показалось всем почему-то необычайно знаменательным. Отрубленную голову показали князю Бебутову, и он, под тем же настроением, подарил Василенке червонец.

Кавказский сборник, Том 27. Тифлис, 1908

С. 219. Почта, однако, опоздала, а вместо нее, часу в десятом утра, показалась коляска Менгдена, спускавшаяся по крутому косогору. Что произошло затем — неизвестно, так как из трех человек, ехавших в коляске, не осталось в живых никого. Ногайцы, хотя слышали выстрелы, но от страха при имени Трама забились в свои кибитки и выползли из них только тогда, когда горцы исчезли уже с своею добычей. Поздно извещенные, казаки прискакали, спустя два часа после происшествия. Труп Менгдена в сюртуке без эполет и с шашкой через плечо, лежал на самой дороге. Грудь была пробита пулею, в боку виднелась глубокая рана кинжалом; голова была разрублена двумя ударами. Оба пистолета его в богатой азиятской оправе были брошены возле, а рядом лежало и ружье, с выпущенным из правого ствола зарядом. Собака была убита. Денщика Менгдена нашли шагах в пятнадцати от коляски; он вероятно пытался бежать, но был настигнут и изрублен; у него оказалось пять ран кинжалами, и весь череп снесен одним взмахом шашки. Ямщик также лежал с глубокою зияющею раною на лбу; он был еще жив, но не мог уже говорить и через четверть часа умер; тройка была уведена, коляска разграблена, но прекрасное оружие Менгдена не было тронуто. Это всех изумляло, но ключ к разрешению этой загадки, так и не был найден.

С. 240. На однообразном фоне коричневых, черных и желтых черкесок живописно выделялись белые чалмы мюридов, и над ними веял большой зеленый значок, показывавший присутствие самого Шамиля. Передовая партия, человек четыреста, отделилась от главного скопища и, вскачь перерезав нашу дорогу, начала огибать нас с фланга. — «Есаул Усачев, — кричу я на ходу, — не давайте им заскакать нам в тыл». Сотня переменила фронт, а я развернул эскадроны и стал под углом к Кази-Юрту Скоро в тылу загремела перестрелка. Это моздокские казаки, не надеясь устоять в конном строю, спешились и отбивались ружейными залпами. В эту минуту вся неприятельская конница с места ринулась на горсть нашей кавалерии. Впереди неслись значки; земля гудела от топота тысячей копыт, и пронзительное гиканье слышно было даже идущей далеко позади пехоте. Я скомандовал: «марш-марш!», — и нижегородцы, выхватив шашки, понеслись на встречу. Мы врезались в самую середину скопища и буквально в нем затонули. Наши белые кителя только кое-где мелькали в темной обступившей нас массе. Счастие, однако, нам благоприятствовало. Ударом рослых массивных лошадей драгуны сбивали маленьких дагестанских коней и прокладывали себе дорогу направо и налево. Скоро боевые клики смолкли. Слышно было только, как шашки, звеня, ударялись о шашки, как прогремит кое-где одинокий пистолетный выстрел, или пронесется в воздухе слабый стон умирающего… Вот упал командир 3-го эскадрона, поручик Вахвахов, в упор раненый пистолетною пулей в плечо; упал Порожниченко — младший вахмистр моего эскадрона, сраженный пулею в сердце; убит рядовой Пантелеев, буквально перерубленный пополам каким-то богатырем-чеченцем; один за другим падают драгуны; раненых много, но они держатся в седлах и не хотят покинуть боя.

С четверть часа длилась общая свалка. Но вот, к общему удивлению, горцы начинают подаваться назад и, отскочив шагов на двести, останавливаются и открывают огонь с лошадей. Нравственная сила одержала верх над грубою стихийною силою. Но ведь и нравственной мощи есть же граница, есть предел, за который она переходить не может. Мы стояли друг против друга, разделенные лишь небольшим промежутком. Поле между нами, недавно такое красивое и зеленое, теперь залито было кровью, усеяно людскими и конскими трупами. «Вон лежит Порожниченко,» — слышу я шепот в рядах, и драгуны порываются взять его тело. — «Оставить, поднимите после»! кричу я, и, пользуясь минутным перерывом боя, спешу собрать и устроить свои эскадроны. Мне помогает Мирошников; но вдруг он пошатнулся в седле, и на белом кителе его показалась маленькое, едва-едва заметное кровавое пятнышко. Я уже знал, что это значит. — Это рана в грудь, и безусловно смертельная. Я поддержал его и крикнул людей, чтобы отвести за фронт. — «Я сам отъеду, — ответил раненый, — теперь каждый человек дорог». С этими словами он сошел с коня, тихо опустился на землю и, не выпуская повода из рук, тут же скончался. В эту минуту горцы стали подвигаться вперед. Вот-вот начнется новая атака. Мы не спускали с них глаз. Нанести поражение им, конечно, мы не могли, но умереть, защищая свою позицию, было нашим правом. В этот то роковой момент, где-то позади фронта, резко, отрывисто кавалерийская труба прозвучала сигнал отступления. Все невольно вздрогнули. Между тем сигнал подхвачен был трубачом 4-го эскадрона — и в строю произошло замешательство: одни, инстинктивно, сознавая опасность отступления, продолжали стоять, другие, повинуясь сигналу, стали заворачивать лошадей. Если бы ударь неприятеля пришелся в эту минуту — она была бы последнею в нашей жизни. Не помня себя, я дал шпоры коню, налетел на трубача, вырвал из рук его злосчастную трубу и, далеко отшвырнув ее в сторону, крикнул: «Кто смеет трубить отступление? Вперед!» И не видя эскадронного командира, прибавил: «прапорщик Чавчавадзе, командуйте 4-м эскадроном!» Не успел я сказать этих слов, как рухнул на землю вместе с конем, у которого нога оказалась перебитой пулею. Унтер-офицер Свиридов тотчас соскочил с седла и подвел свою лошадь. — «Людей и так мало, садись!» — крикнул я ему и приказал подать чью-то заводную офицерскую лошадь. Все это, разумеется, было делом одного мгновения. Но горцы подметили падение «русского наиба» и, считая меня убитым, ринулись вперед всею массою. Драгуны понеслись на встречу.

Как раз в это время подоспела конная артиллерия, находившаяся при северцах. Она прискакала сюда без всякого прикрытия, вскочила на первый курган и обдала неприятеля картечью. Драгуны и моздокская сотня врезались с фронта. Младший вахмистр Шилов, здоровый, рослый солдат, дорубился до самого знаменщика и одним взмахом шашки перерубил и руку горца, и древко значка. Падавшее полотнище он подхватил налету и высоко поднял над головой, как символ победы. И победа действительно была наша. Горцы повернули назад. Драгуны и казаки насели на бегущих. Я слышал сам, как драгуны кричали казакам не заскакивать вперед, опасаясь в горячке преследования полоснуть по ошибке казака вместо горца.

С. 240. Начальник колонны Алтухов, оценивая важные последствия ачхоевского боя, как говорили. представил меня к георгиевскому кресту. Князь Дондуков с своей стороны поздравил меня с тем же, считая этот вопрос решенным. На деле, однако же, вышло не то, и прежде, чем получить какую-либо награду, мне пришлось предварительно пройти еще через одно испытание. Получена была бумага, в которой Евдокимов выразился резко, что результаты ачхоевского дела могли бы быть полнее, если бы у драгун было исправное оружие. Замечание это он основал на показании лазутчиков, которые видели сами более двухсот чеченцев, вернувшихся из ачхоевского боя с шашечными ранами. Евдокимов поставил это в вину дивизиону, полагая, что эти люди могли быть не только ранены, но изрублены на смерть, — точно в самом деле сотня или две сотни лишних мертвецов могли бы придать более блеска и без того хорошему ачхоевскому делу. Самый факт, что число раненых горцев вдвое превышало число участвовавших в битве драгун, казалось, уже должен бы был сам по себе служить только к увеличению их славы, а между тем мне сделан был выговор, и Евдокимов угрожал даже прислать особого офицера для проверки в полку оружия.

Оружие оставили в том самом виде, в каком оно было в ачхоевском деле и, разумеется, никакого офицера прислано не было.

С. 280. В эту минуту показалась большая партия конных шапсугов. Третий эскадрон, выдвинутый вперед, завязал горячую перестрелку, а между тем отогнанный скот находился уже в безопасности, и я послал поручика Махатадзе с приказанием, чтобы эскадрон отступил. Он поскакал напрямик, через лощину, усеянную густым и частым кустарником, как вдруг выскочили двое шапсугов, из которых один кинулся на него с обнаженной шашкой, а другой выстрелил почти в упор из ружья. Махатадзе моментально срубил обоих и поскакал дальше.

С. 281. Второй набег был сделан мною 17-го августа, и на этот раз мы сожгли несколько пустых аулов, истребили небольшую партию, захваченную где-то в кутанах и привезли с собой четыре тела, из которых одно было обезглавлено. Это был опять богатырский удар Махатадзе.

С. 287. Разгоряченные преследованием, шапсуги не заметили засады и, достигнув кутана, спешились и привязали лошадей к тому же плетню, под которым лежали пластуны. Вдруг прямо в лицо им грянул залп; одни из шапсугов повалились, другие в смятении кинулись к своим лошадям, — но лошади находились уже в руках пластунов, — а тут налетели и наши эскадроны. Сам Граббе и оба французские офицера, оставшиеся при нашем дивизионе, попали в самую середину шашечной свалки. Сорок шапсугов были изрублены, и тела их остались в наших руках, а все остальные бросились в лес и больше из него не показывались. Дальнейшее отступление произведено было без выстрела. Замечательно, что в этой рукопашной схватке ни один драгун ни был ни убит, не ранен, и вся наша потеря заключалась только в одних офицерах: под Махатадзе была изрублена лошадь, молодой прапорщик князь Александр Эристов получил две шашечные раны, а командовавший 3-м эскадронам штабс-капитан Вахвахов, был убит на повал; убит был и знаменитый Ступак, потомок старых запорожцев.

С. 329. Делом убыхов был и следующий эпизод, случившийся на сообщении между Курджипсом и Пшехой. Возвращалась какая-то охотничья команда из 40 человек и близ промежуточного поста, между Ширванской и Дагестанской станицами, попала на засаду. На выстрелы прискакали драгуны, но им пришлось только подобрать сорок изрубленных тел. Из команды не спаслось ни одного человека и некому было рассказать даже о ее борьбе. О ней можно было догадываться лишь потому, что ни один труп не имел на себе менее двух или трех шашечных ран, а некоторые были изрублены буквально на куски.

Анисимов И. Кавказские евреи-горцы

Москва, 1888

С. 17. И вот однажды, по дороге в город Петровск, встречаются враги и шейх опять бросается на еврея. Выведенный из терпения молодой еврей вынимает кинжал и, не дав противнику опомниться, наносит ему удар в живот, после чего тот моментально падает.

С. 72. Даже становится досадно, когда постоянно встречаешь одного и того же субъекта занятого или игрой в шахматы, или перерубанием на пари острым кинжалом нескольких арбузов, поставленных в ряд. Такие забавы в большом ходу в аулах и производятся на площади.

Аноев А. Воспоминания о боевой службе на Кавказе

Оружейный сборник. №4, 1877

С. 409. Подполковник В — ев ясно понял, что явившийся татарин имеет целью высмотреть расположение и числительность нашего отряда, и только лишь под другим предлогом пленные не были приведены на этот раз. А потому, желая пугнуть немного горца, с серьезным видом объявил ему через переводчика, что за несдержанное Шамилем слово, горец должен ответить и потому оставляется у нас в залоге и отправится с нами в крепость. Затем, обратившись к солдатам, крикнул «в ружье». Тавлинец, не ожидая ничего подобного и видя бегущих с разных сторон солдат к своим ружьям, вообразил, что его хотят обезоружить, инстинктивно выхватил свою шашку, приготовляясь защищать свою свободу. Дело, однако, скоро объяснилось и он, несколько сконфуженный, должен был вложить свою шашку опять в ножны.

Антонов В. Эпизоды из Кавказской войны

Исторический вестник. Июнь, 1896

С. 818. Одна из неприятельских пеших групп в числе не более 100 человек, с лихим всадником во главе, лезла на наш центр резче других, она усеяла весь свой путь многочисленными трупами своих собратьев, но ни на минуту не останавливалась и шаг за шагом лезла и перебегала из-под бугра к другому бугру, осыпая нас меткими пулями. Всадник во главе этой группы несколько раз дерзко подскакивал к стрелковой цепи и, сделав выстрел, счастливо избегал наших залпов. Он точно тешился и смеялся над нами. Конь под ним был замечательный и по красоте и по тем прыжкам, которые он выделывал на всем скаку, да и сам лихой всадник выглядел поразительным красавцем…

За этим всадником следовал юноша, по-видимому нукер (слуга), на резвом коне, но к нашим стрелкам не подскакивал, а старался все время прикрываться на пути каким-нибудь местным предметом и зорко следил за своим господином.

— Эй, ты, голопятый грузин, уходи прочь с моей дороги, убью, пощады не дам, я Мортузали, — кричал всадник Палавандову, вертясь на своем коне, как флюгер, и делая воздушные аллюры.

— Побереги свою голову, свиная туша, — отвечал ему Палавандов, тоже гарцуя на коне и грозя всаднику шашкою.

Еще одна минута, и всадники во весь карьер бросились друг на друга.

Пальба в этой собственно местности приостановилась, все с ужасом и нетерпением смотрели на мчавшихся всадников, в ожидании кровавой драмы, которая должна была сию минуту разыграться и кончиться смертью. Зрелище было поразительное, оно освещалось яркими лучами солнца и видно было, как на ладони.

Мортузали, подскакав к сопернику, поднял коня на дыбы и нанес могучий удар шашкой, но не Палавандову, — этот ловко увернулся, спрыгнув с коня, — а по седлу, прорубив его до основания; такой же могучий удар готовился второй, но Палавандов успел предупредить его, рубнув соперника снизу так, что тот свалился с коня, как сноп; повторенный еще удар покончил все расчеты с лихим и отважным Мортузали.

Но опасность для Палавандова еще не миновала: юноша, следивший за своим господином, вихрем летел на выручку и, наскочив на Палавандова, взмахнул шашкою над головою его. Шашка взвизгнула, блеснула в воздухе и, скользнув по всему лезвию сабли Палавандова, отбросилась в сторону; еще момент и пистолетный выстрел князя сорвал юношу с седла.

Бенкендорф К. Воспоминания графа Константина Константиновича Бенкендорфа о Кавказской летней экспедиции 1845 года

Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. Даргинская трагедия. 1845 год. Спб., 2001

С. 315. Я достался в руки наших врагов. Чеченцы вырвали у меня мундир, которым я прикрывал себе лицо, и я неизбежно был бы изрублен, как было изрублено несколько человек раненых рядом со мной, если бы не хладнокровие, мужество и благородное самоотвержение Шеппинга, которому одному и всецело обязан я спасением жизни. Он защитил меня от ударов, которые мне предназначались, и, защищая меня, сам получил три раны. Я имел время собраться с последними силами, подняться с земли, чтоб сделать несколько шагов до края пропасти, куда я и ринулся очертя голову.

…Для меня все ограничилось только шашками и кинжалом. Сильное кровопускание принесло мне пользу, и доктора уверяли, что это меня спасло. На самом деле так как я сильно ослабел от потери крови, то воспаление моего правого плеча, начавшееся от первой моей раны, не только что не усилилось, но прекратилось.

Березин И. Путевые впечатления

Москвитянин. №9, 1884

С. 196. Народонаселение Тарху не превышает ныне пяти тысяч: прежде доходило до десяти, но удаление Шамхала, набег Казы-Муллы и измена некоторых жителей обезлюдили Тарху. Все они Мусульмане и Татарского происхождения, впрочем, расположены больше к независимым Горцам. Носят смесь Горского костюма с Дербентским, чуху с разрезными рукавами и с Черкесскими патронами, на голове Черкесскую шапку, и все без изъятия вооружены кинжалами, включая даже и десятилетних мальчишек, из которых многие таскают кинжал больше себя.

с. 202. Лучшим мастером клинков кинжальных считается Базалай отец, уже покойник; теперь работает сын его, живший сначала в Тарху вместе с Шамхалом, а ныне в Казанищах, но работа его далеко уступает клинкам отца. Не смотря на большой вывоз в Россию базалаевских кинжалов, цена их не увеличивается, потому что в числе настоящих клинков больше половины поддельных. Хороший кинжал стоить до 10 руб. сер. (клинок 4 и 5 руб., ручка 1 руб. и ножны 6 руб.). — Вообще у Горцев оружие выделывается крепкое, но не удобное, за исключением шашек: из ружей надобно стрелять с прицела, пистолеты тяжелы, а кинжалы ни к чему не служат. Первый мастер, начавший делать оружие у Горцев, был родом, говорят, Венециянец, и с тех пор Горцы свое оружие подделывают под его работу и выставляют на нем Венециянское клеймо. Преимущество шашки, по словам рубак, неоспоримо: она режет и саблю, и самого всадника, потому что Горец рубит ею всею силою своею и всею тяжестию. — Не смотря на частое разорение аулов, где делается оружие, выделка его между Горцами не уменьшается: хороший клинок или ствол украшается серебряной отделкой под чернетью. Шашки вообще очень дороги; лучшими считаются сработанные Волчком, Гордою и Терс-Меймуном; есть наследственные шашки цены необыкновенной, особливо для Горца. — В Тарху нельзя найти продажного оружия, но в Андреевом на базаре можно купить хорошие клинки.

Бестужев-Марлинский А. Аммалат-бек

Московский телеграф. No 1—4, 1832

Чуть подняв голову с забережья, весьма крутого, Джембулат высмотрел казака, дремлющего над фитилем, держа в поводу лошадь. Послышав шорох, часовой встрепенулся и устремил беспокойные взоры на реку. Боясь, чтобы тот не заметил его, Джембулат метнул вверх шапку и припал за кряж.

— Проклятая утица! — сказал донец. — Им и ночью масленица: плещутся да летают, словно ведьмы киевские.

Но в это время искры, мелькнувшие в другой стороне, привлекли его внимание.

«Неужто волки? — подумал он. — Бывает, они крепко сверкают глазами».

Но искры посыпались снова, и он обомлел, вспомнив рассказы, что чеченцы дают такие сигналы, управляя ходом своих товарищей. Этот миг изумления и раздумья был мигом его погибели; кинжал, ринутый сильною рукою, свистнул, и пронзенный казак без стона упал на землю. Товарищ его был изрублен сонный, а вырванный шест с бочонком кинули в воду.

Капитан Бекович похвалился, что он отсечет кинжалом голову буйволу, и сейчас привели две пары этих нескладных животных. Держали заклады, спорили, сомневались; капитан улыбался, взмахнул левою рукою огромный кинжал — и рогатая голова покатилась к ногам удивленных зрителей. Но за удивлением родилось желание сделать то же: давай рубить — все напрасно. В свите Алексея Петровича было много силачей и удальцов из русских и азиатцев, — но для этого нужна была не одна сила.

— Дети вы дети, — сказал главнокомандующий и встал, велел принести свою саблю, свой меч, не ударяющий дважды, как говаривал он. Притащили огромную тяжелую саблю, и Алексей Петрович, как ни был уверен в силе своей, но, подобен Улиссу в «Одиссее», намазывающему елеем лук свой, которого никто не мог натянуть, сперва попытал лезвие, раза три махнул саблей в воздухе и потом уже приступил к делу. Закладчики не успели ударить по рукам, как голова буйвола вонзилась рогами в землю. Удар был так быстр и верен, что туловище несколько минут стояло на ногах и потом тихо, тихо рухнуло. Крик изумления вырвался у всех. Алексей Петрович хладнокровно посмотрел, не иззубрилась ли сабля, стоящая несколько тысяч, и подарил ее в знак памяти капитану Бековичу.

— Ну, то-то же, приятель, корми да пои нас хорошенько, так присягу даю и честью моей заверяю, мы не задумаем ни бить тебя, ни бежать от тебя.

— Верю, верю! Люблю, что без шуму дело сладили. Какой ты молодец стал, Аммалат: конь не конь, ружье не ружье, загляденье, да и только! Покажи-ка, друг, кинжал свой? Верно, кубачинская насечка на ножнах?

— Нет, кизлярская, — отвечал Аммалат. покойно растягивая поясок кинжала. — Да клинок-то посмотри: диво! Гвоздь пополам, словно свечу. На этой стороне имя мастера; на, хоть сам читай: Али-уста Казанищский.

И между тем он повертывал обнаженным клинком перед глазами жадного лезгина, который хотел показать, что знает грамоте, и со вниманием разбирал связную надпись…

Но вдруг кинжал сверкнул как молния: Аммалат, улуча миг, рубнул Шемардана по голове со всего размаху, и удар был столь жесток, что кинжал остановился в зубах нижней челюсти. Труп рухнул на траву. Не сводя глаз с Аммалата, я последовал его примеру и положил из пистолета ближнего ко мне разбойника, державшего за узду моего коня. Это было знаком к бегству остальных бездельников, как будто со смертью атамана расторгся узел своры, на которую были они привязаны.

Венюков М. Кавказские воспоминания

Русский архив. 1880, №1. Москва, 1880.

с. 426. На другой день по геймановской дороге потянулась новая колонна в Царскую, за провиантом; но, не отойдя и двух верст, была атакована большой партией горцев, причем много пострадала блестящая команда охотников Кабардинского полка, а один из ее офицеров (Щербачев или Липинский) получил 17 ран сабельными ударами.

Волконский Н. Лезгинская экспедиция (в Дидойское общество) в 1857 году

Кавказский сборник. Т. 1. Тифлис, 1876

С. 371. Среди беглой перестрелки, охватившей весь аул, несколько куринцев, с унтер-офицером во главе, подбежали к одной из сакль, откуда усерднее других расточались чеченские пули, и найдя ее запертою, стали ломать дверь прикладами. После дружных ударов, дверь вылетела вон, и куринцы пустили в саклю несколько пуль. Прошло пять минут, и чеченцы с обнаженными шашками выскочили наружу — большею частию ища спасения в бегстве. Два или три были заколоты на месте, другие бежали к следующим саклям, свободным пока от осады, а один, что по-храбрее, бросился на унтер-офицера. Унтер-офицер подставил ему штык. Чеченец, не теряя присутствия духа, схватил левою рукою за штык и занес над своим врагом шашку, — но в то же мгновение, оставив ружье в левой-же руке, куринец правою рукою, и что было силы, ударил чеченца кулаком в лицо так ловко, что тот, как сноп, свалился на землю. Конечно, прежде чем подняться, он был заколот.

Кавказский сборник. Т. 2. Тифлис, 1877

С. 281. Едва последовал выстрел и едва только мулла думал протянуть руку к другому пистолету, один из гренадер кинулся вперед и вонзил штык в старика до самаго дула. Это произошло так быстро, что Волховской не успел даже остановить его. Мулла свернулся и испустил дух на Коране, обагрив его своею кровью.

С. 300. Издали было видно, как до десяти тушин отделились от своей сотни, продолжавшей рукопашный бой, в карьер обскакали небольшое пространство горы и, сделав единодушный залп из пистолетов, кинулись на неприятельский значок, до половины видневшийся из-за первой покатости хребта. У значка находилось также не более 10 — 12 пеших горцев, которые встретили наших молодцов стойко и с кинжалами наголо. Пока одна-две минуты прошли в фехтованьи, — со стороны тушин, бросив лошадь, выскочил из седла юноша лет семнадцати, волонтер Леон Эпи-швили, подбежал к значконосцу и, занеся над ним шашку, левою рукою ухватился за древко значка. Сильный и мужественный лезгин рванул к себе значок вместе с героем, державшим его посередине. Эпи-швили весь подался на лезгина, но не выпустил древка. Это была борьба Давида с Голиафом. В то время, когда значок накренило назад, и самого Эпи-швили свалило почти на грудь горца, так что ему невозможно было действовать своею шашкою, другой лезгин подбежал сзади к значконосцу, схватил, в свою очередь, значок повыше того места, за которое держался Эпи-швили, и, в одно мгновение сорвав с него полотно, скрылся за хребтом. Все дело продолжалось несколько секунд. Двое товарищей Эпи-швили, из коих один был Давид Шанги-швили, увидев это ратоборство, кинулись на подмогу к юноше. Значконосец, усмотрев их движение, выпустил древко значка и пырнул вперед кинжалом. Эпи-швили, крепко державшийся за древко, отлетел в сторону вместе с ним, лишь только оно неожиданно оказалось свободным, и это обстоятельство спасло его от смерти: лезгин промахнулся, но не теряя присутствия духа, выхватил пистолет и прострелил бедро Шанги-швили. Мгновенно блестнула в воздухе шашка раненаго тушина, и, прежде чем подскочили к нему на выручку его товарищи, лезгин был мертв.

С. 316. Лишь только все утихло — одни из тушин тотчас принялись за пособие своим раненым, a другие — за генеральный обыск шалашей. Из всех их только старик Шате безстрастно вытирал свою шашку и кинжал чохою одного из убитых лезгин.

Волконский Н. 1858 год в Чечне

Кавказский сборник. Т. 3. Тифлис, 1879

С. 495. Не взирая на это, горцы дерзко приближались к авангарду, уже обнажая свои шашки, стремясь на стрелковую роту и прямо под дула орудий. Мгновенно последовали три картечных выстрела с дистанции 70 саж. (3 л.). Однако ожесточение горцев было так велико, что и картечь их не остановила. Напротив того, этот отпор как бы удвоил их решимость, и они, очертя голову, бросились на роту, которую, по-видимому, заранее считали своею жертвою. Навстречу им встряхнулся ряд штыков, стрелки ринулись вперед с привычным боевым кликом — и неприятель исчез в глубине леса.

с. 510. Раздался в двух шагах от цепи отчаянный гик, и до ста человек чеченцев без выстрела ударили в шашки на левый фланг цепи, отрезали ее от резерва и начали крошить направо и налево. Когда затих этот гик, мы все, почти зрители дела, разинули рты и остановились, не зная, что делать…

А в это время в рядах несчастных стрелков происходили ужасные сцены: чеченцы рвали с них сумки, амуницию, отбирали ружья, раздевали их донага и рубили на котлеты. Если бы они не увлеклись поживою, на добычу которой уходило много времени, а ограничились бы только боем — весь левый фланг цепи буквально был бы вырезан. Но жадность, а в особенности стремление завладеть оружием и зарядами, сократили число жертв, павших под ударами неприятельских шашек…

На каждого стрелка приходилось по крайней мере по пяти горцев, которые раздевали, обирали свою жертву и, наконец, убивали ее…

Вся резня и затишье продолжались не более семи минут…

Благодаря алчности горцев, употребивших значительную часть времени на декольтирование наших солдат, потеря наша была, относительно, невелика: 13 изрубленных и 10 человек сильно раненых. Сколько помнится, мы не досчитались у себя четырнадцати ружей.

С. 570. Подбежав к наибскому двору, Мажи без разговора и околичностей всадил кинжал в грудь племянника Амзата вплоть до самой рукоятки и дважды повернул его; в это время Душа, Тата и Шама, за ними их братья — Алхан и Ахмет — управлялись с мюридами.

Волконский Н. 1840, 1841 и 1842 годы на Кавказе

Кавказский сборник. Т. 11. Тифлис, 1887

С. 199. На рассвете 25-го декабря 1840-го года, напав на следы партии, Павлов расположился скрытно за курганами и ждал. Вскоре показалось около 1 ½ сотни черкеевцев, поспешно гнавших отбитое стадо баранов. Благодаря густому туману, неприятель, ничего не подозревая, подошел на ружейный выстрел и наткнулся прямо на милиционеров. Не смутившись неожиданностью, хищники храбро бросились в шашки, но были охвачены с Фланга и тыла казаками. Завязался горячий рукопашный бой؛ горцы дрались отчаянно, но, потеряв изрубленным предводителя, доверенного мюрида и значконосца Шамиля — муллу-Шаман-Магомет-Оглы, обратились в бегство; в наших руках осталось 36 тел, 15 оседланных лошадей и 4600 отбитых баранов. Усталость коней, сделавших около 50-ти верст, помешала Павлову совершенно истребить черкеевцев: он возвратился в Кум-Тер-Кале, потеряв 1-го казака убитым, 2-х офицеров и 5 казаков ранеными и 12 лошадей. Люди эти, за исключением одного, и все лошади имели по несколько шашечных и кинжальных ран — настолько ожесточенна была схватка.

с. 387. Наконец, хорунжий Алейников, видя бесполезность подобной борьбы, полным ходом подлетел к неприятелю и впереди своей команды бросился на абордаж. Одушевление, которым он мгновенно электризовал также и своих подчиненных, не было предела, так как неприятельская галера оказалась нашею азовскою казачьего ладьею №10, которая в минувшем году была взята в плен при нападении на форт Лазарева. Жестоко дрались и горцы, которых было 37 человек, под начальством убыхского князя (из Вардане) Тати Татлестана. Последний знал, кого избрать себе для поединка и, кинувшись на Алейникова, давно и хорошо ему знакомого, с запальчивостью хватил его шашкою по левому плечу; но рука провидения сделала свое непостижимое дело — и у Алейникова был только разрублен эполет до самой проволоки, а Татлестан, получив от него лишь один удар по голове, распростерся у ног своего противника. Другой убых, с уверенностью, что вполне возместит неудачу своего убитого князя, ударил Алейникова сзади шашкою по правому плечу — и, к необычайному удивлению, опять по эполету и без вреда, а за это сам был моментально заколот штыками подпрапорщика Радченко и рядового Власова.

Кавказский сборник. Т. 13. Тифлис, 1889

Б/с. горец схватился одною рукою за штык, удерживая его в своем теле, а другою, в которой была обнаженная шашка, старался ударить Ермакова. Но последний увертывался так ловко, что все насечки принял на себя лишь ствол ружья, а сам он оставался невредим. Соображая, что остальные горцы должны скоро возвратиться, Ермаков сделал отчаянное усилие и выхватил ружье, оставив штык с гайкою в животе убыха.

Гейман В. Воспоминания В. А. Геймана

Кавказский сборник. Т. 3. Тифлис, 1879

С. 332. Вдруг слева ворвалось в колонну человек 20 горцев, все отлично одетые, оружие под серебром, так что их сперва приняли за казаков. Но обман продолжался недолго. Горцы, обнажив шашки, бросились рубить раненых. первого убили полковника Завальевского, нанесли несколько ран графу Бенкендорфу. Защищавший его конной гвардии штабс-ротмистр барон Шенинг получил несколько ран; другим раненым тоже досталось. В куринском полку служил переведенный из гвардии капитан У., довольно плотный мужчина. Будучи легко ранен в ногу, он лежал на носилках, хотя очень удобно мог ехать верхом. Когда произошла суматоха в колонне, У., не дождавшись, пока опустят носилки, вскочил на ноги и такого дал стрекача, что и верхом не догонишь. У. любил похвастать иногда и, владея хорошо словом, резко относился к действиям других, за что был нелюбим товарищами; но после этого случая его жало несколько притупилось. Об этом происшествии на другой день много говорили товарищи, конечно, цитируя смешную его сторону. В этот день для несения раненых нашего полка назначена была 8-я егерская рота, которой командовал штабс-капитан Горяинов. При начале суматохи в обозе все закричали «ура!», но «ура!» от страха жалкое, и бросились в противоположную сторону. Солдаты, которые несли меня, сказав: «ваше благородие, мы вас бросим», опустили носилки на землю. Я попросил поднять меня на ноги — казалось, легче было быть изрубленным стоя. Солдаты, быстро исполнив мою просьбу, бросились, было, вперед к горцам, но когда передний, не успев еще выстрелить, попал под шашки, остальные тотчас ретировались. Это происходило не более, как в пяти шагах от меня. Я стоял, облокотившись о вьючную лошадь; вьюки столпились так, что не было возможности пробраться на правую сторону. Из числа раненых оставался в живых один я. Два горца дорубали уже лежащего солдата, одного их моих носильщиков, о котором говорил выше. Уже я видел, что меня заметили — положение безвыходное; я живо сохранил все в памяти и до сих пор помню даже лица. Заметивший меня горец был в темно-желтого цвета черкеске, большого роста, с крашеной бородою, в оружии под серебром, папаха за поясом, бритая голова, зверское лицо. Помню хорошо, что безвыходное положение и физическое ослабление дали мне полное самообладание: я перекрестился, мысленно сотворил молитву, попрощался с близкими сердцу; мгновенно пробежало все лучшее, прошедшее, сладкие мечты и т. д. Еще мгновение — и конец… Уже крашеная борода сделала шаг вперед и, как бы забавляясь, еще раз черкнула шашкой по лицу изрубленного солдата, павшего под шашечными ударами… В этот момент из-за кустарника, в лесу влево отменяя, гаркнули «ура!», да такое «ура!», от которого дрогнет самый сильный враг. Куринцы, находясь в левой цепи, услышали сквозь чащу, что в обозе неладно: выстрелов вовсе не было, горцы работали шашками. Муромского полка капитан Перепелицын, прикомандированный к куринскому полку для участия в экспедиции, подхватив бывший с ним в резерве взвод, бросился на шум в колонну. В описанный мною момент они гаркнули «ура!» и тут же подняли на штыки незваных гостей.

Гомборский. Воспоминания о Верхне-Абадзехском отряде с 1 сентября 1861 по март 1862 г.

Военный сборник. №9, 1886

С. 131. Прапорщика Белицкаго, котораго стрелки не успели отнести, нашли совершенно раздетаго; платье и часы, бывшие на нем, горцы утащили, нанеся ему, кроме полученной им в колено раны пулею, еще двенадцать шашечных ран по голове и по рукам. Он вскоре умер.

Горчаков Н. Экспедиция в Дарго (1845г.)

Кавказский сборник. Т. 2. Тифлис, 1877.

С. 125. Горцы воспользовались этими обстоятельствами и открыли самое отчаянное и жестокое нападение. Милиционеры, составлявшие левую цепь, были почти все перерезаны; рота куринскаго полка, находившаяся в правой цепи, растянулась, растеряла своих людей и растерялась вообще; в обозе произошел страшный хаос: — горцы врывались в середину его, хватали солдат за перевязи, убивали их, грабили все, что попадалось под руку.

Даль В. Рассказ лезгина Асана о похождениях своих

Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений №298, 1848