18+
Сборник стихов 2004—2014

Объем: 66 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Когда я перестал писать стихи?

Когда всё прояснилось, когда накал стих,

когда перестал сажать себя на выдуманный пьедестал,

когда устаканился баланс стихий,

когда слушать мир стало важнее,

чем конденсировать его во фразы.

Когда сама жизнь питает больше,

Чем подслащённая плитка Fazer с пятью чайными ложками сахара.

Когда раньше светил фонарём в душу и от ужаса ахал,

Но больше не ахаю.

Когда всё, что просится, — это Басё, а не Стивен Кинг…

В общем, вот тогда я и перестал писать стихи.


***

Сегодня утром я проснулся и спросил себя:

«Когда было, чтобы меня не было?

Всегда ли я был собой?»

Можно подумать, что такой вопрос — гипербола,

Но гипербола эта влечет сбой

Накатанной мысли:

«Наверное, вот прямо сейчас — я,

а как же минуту назад?»

Полез на шкаф, достал свои детские фотографии,

Вот я что-то на старой кухне

Пытаюсь гостям показать;

Вот я на тель-авивской набережной

Жую шоколадные вафли;

Вот по деревянной горке скатываюсь в парке Ленина…

Ну, так это же всё — мои опыты?

Откуда тогда начинается моё измерение —

С осознавания? С рождения? С зачатия?

Или, быть может, даже еще и до того?

Не знаю… Но и начала своего не знаю тоже.

Убираю фотографии обратно в альбом и на шкаф.

Возможно, задам себе этот вопрос потом, чуть позже,

Но вообще-то, ответ у меня уже в руках.


***

Позади, перед взором, — облако неизвестности,

Перемноженное на память.

Впереди, перед сердцем, — пропасть в тумане,

Куда падать.

Я не корю себя, якорю себя

В мысли, во взгляде, в широчайшей мышце,

Иначе взлечу.

Я — легче лёгкого, хотя в моих стихах тяжесть слышится.

Иду к врачу.

Тот говорит: «У вас странное строение тела,

Нехарактерное для млекопитающих.

Скорее, у вас строение тела,

Характерное для в воздухе тающих».

Не знаю, что это за звери-животные,

Облака неизвестности без программы и участи,

Но да, я, похоже, из класса пустотных,

Из отряда воздушно-капельных сущностей,

Из семейства тех, у кого нет семейства,

Из рода тех, кто просто есть и течёт.

За окном ночь и оранжевые фонари,

В чашке иньчжэнь, и в этом весь мой гамбургский счёт.


***

Вос­по­ми­на­ний, Маго­маев поёт, обма­нуть нельзя.

Ничего не ута­ишь на финаль­ном аккорде.

То, о чём и близ­кому не рас­ска­зать

На базар­ной пло­щади при всем чест­но́м народе,

Про­сится вылиться, не в слова, так в ноты;

Вос­по­ми­на­ния раз­ные, как в ручье камни.

Совсем выпав­шие из созна­ния иные годы

Чем-то ска­зоч­ным всё-таки оста­ются с нами,

Чем-то маги­че­ским. Я ли то был,

Или кто-то отлич­ный и давно про­шед­ший?

Дыры в памяти, кото­рые я пустым зашто­пал,

Дру­зья, при­вычки, раз­го­воры, женщины,

Места, радо­сти, печали, глу­по­сти —

В жестя­ной коробке раз­но­цвет­ный бисер.

Насо­би­рать побольше, чтобы ничего не упу­стил,

Успел соста­вить из этих белых рисин

Осмыс­лен­ный узор. Да только толку?

Вос­по­ми­на­ний, конечно, обма­нуть нельзя:

Выста­вив в ряд на бес­ко­неч­ную полку,

Лен­той запра­вив в круг­ло­су­точ­ный кинозал,

Пере­би­рать и выстра­и­вать, чего-то даже сты­диться.

Вих­рем крý­жится всё, что хра­нит память.

Такие чужие мне­ния, такие род­ные лица

Сжи­рает без­жа­лостно шаль­ное пламя,

А в цен­тре цик­лона — тишь да гладь,

Бла­го­дать и покой внутри, хотя вокруг — горю.

Оста­ётся лишь вынуть из груди и про­шеп­тать:

Гос­поди, за всё, что было, — благодарю.


***

С каждой ночью мы ближе и одновременно дальше…

Радость в сердце и ниже, да безо всякой фальши

В животе вызревает, в груди прорастает семя,

И рёбра взрываются, высвобождая пение,

Как второе дыхание для повешенного на ветер.

Много историй есть разных на свете:

Кто-то ложится, когда встаёт кто-то;

Кто-то по вечерам волнуется за кого-то;

Я — боюсь, мне тревожно и больно, впрочем,

Я опять очень мало спал этой ночью. Досыпаю в кресле.

«Love me, tender», — как просил Пресли.

Сердце бьется, ты помнишь! Танцуй же под этот бит…

Я дремлю в кресле, но сердце моё не спит,

А слушает душу, та шепчет:

«Вспомни, ты всегда был рекою»,

И я прошу:

«Love me, tender, love me, sweet, and never let me go».


Китайский джаз

Так нежно, так тонко, так вскрикивать страстно.

Твоя орхидея наполнилась краской.

Так рано, так странно, так пристально-ясно,

Но — «Ах!»:

Моих откровений расчетливый мастер,

Глазастый создатель искристых соблазнов,

Такая нагая, стекая атласно,

Уже примостилась в ногах.

Руки ускользающий шепот по коже

Тугим перестуком, волнами не может

Прозрачность касаний тревожить — о, Боже!

Так медленно жалящий ток

Мешает уснуть, растекаясь по телу,

Я жарко потею, спускаясь к пределу.

Реальность дивана — смотри! — поредела,

Пока я тобой не истёк.

Так тихо, спокойно, так страсть обручальна.

Так я бесконечен, так ты безначальна,

Накину халат и иду ставить чайник.

Играет китайский джаз.

Ты просто лежишь, называя растения,

Словно Ева в саду, асинхронная времени.

И уже наяву — мы единое целое

В этом славном «здесь и сейчас».


***

Два божества в отдельном мифе

Единым телом мажут нежность,

Но разделяет неизбежность,

Как две струны на ровном грифе

Тугим аккордам слитно вторят,

Рефреном бьются раз за разом,

Что в этот год в тебе отказан,

Что разделяет нас не море —

Десятки тысяч расстояний

Квадратных метров влажной суши.

Погрязший в чуши важной сути

Десятков строк своих посланий,

Я понимаю, как мне нужен

Твоих холмов сионских трепет,

Долин ярдэнских сочный ветер,

Безудержный огонь соцветий,

И, растревоженный, разбужен.


***

То скользко, то слякотно, то небо серое;

То тучи, то дождь, то ледяная паутина ветра.

В метро лица сонные словно Богом отксерены.

И вдруг — взрыв света!

Кольцо ретро,

Серое пальто приталенное,

Глаза волшебные, с такой застенчивой хитринкой лисьей…

Темнота вокруг расступается,

Беру тебя за руку —

И попадаю в сказочное московское закулисье,

Где Пречистенка, Ордынка, Остоженка и Покровка

Искрятся sparkling, переливаются жемчужно.

Плотность церквей и часовен на квадратный метр

Зашкаливает. Итальянский ужин:

Крем-суп божественен (от такого не отказался бы и сам Христос!)

Моё богохульство тебе режет слух…

А ночью — вино из горлышка, без попыток найти подходящий тост;

А ночью — трагикомедия, снимаемая для этих двух

Таких ярких солнц (и ещё нескольких соседей-горцев).

Кстати, застенчивая нежность очень тебе идёт,

Как и эта улыбка из-под полуприкрытых глаз, солнце.

Всё это похоже на вальс в плотной дымке, хлопóк — смена партнеров,

И вот тебя уже не разглядеть в тумане.

Уехала к своему нынешнему Димке

Из снежной Москвы на скоростном «Сапсане».

И вдруг снова слякотно, промозгло, сыро и серо…

И вдруг снова тучи и снег валит ледяной пылью,

И Магомаев на repeat’е в сердце стучит,

как громовой кастет.

Выбросил свечи, в комнате больше не пахнет ванилью,

И стало темно,

Как будто во всём городе с твоим отъездом

отключили свет.


***

Где же они, эти ворота из фильма?

Где же они — тут, что ли, где трамвай?

Москва, пазлом собранная безо всякого стиля,

Торкает сильнее, чем за гаражами трава.

Но я и так уже словно пьяный,

Беру тебя за руку — и течёт Поток,

Сквозь лисью нору иду к сердечному океану,

В ковчег для двоих, когда вокруг потоп.

Что же ты вдруг никак уснуть не можешь

И смеешься в голос, будто сходила за гаражи?

Вспоминаю, как шли давеча по Варварке или Остоженке,

Спорили про то, как ребенку рассказать, откуда берется жизнь.

Вспоминаю, и анекдоты не лезут в голову.

Давай лучше еще выпьем вина в кровати!

Мой стойкий солдатик совсем растаял в каплю олова,

В полусне, в полузыби, в предрассветной вате.

Пора. Есть конец у любой сказки.

Но мы объемней, чем знаки на бумаге, объемней, чем слова и ноты.

Москва, спасибо тебе за лисичкины глазки,

Лисичка, спасибо тебе за те ворота,

Не за Покровские, конечно, а за ворота из души в душу;

За то, что со мной идёшь сквозь этот кризис.

Спасибо тебе за желание и за заботу,

И спасибо за близость.


***

Прости меня, любовь моя, что я остался нем,

Что я не смог всех чувств своих тебе преподнести.

Прости меня, любовь моя, что ты осталась с тем;

За выбор мой, за выбор свой прости меня, прости.

Живи, лети, любовь моя! Танцуй, душа, и пой!

Кто знает, может быть, когда-то нам и будет по пути.

Желаю я тебе расти, пускай и не со мной;

Ну а пока, любовь моя, живи, душа, лети.


***

Мохнокрылая моя, дивнокожая,

В прихожую, пирожное дожуя,

Пальцем дверь осторожно.

Торжественно пришлая,

Крышами

Прическа черепичная.

Прожита

Брусничная

Кожица

На блюдца торце,

Мышью вокруг мышцы,

Проседью позади знаменосца.

Мохнокрылая моя, темноочая,

От портвейна и до чая,

потчуя

лица многоточиями,

кормящая

тощего,

моя непропащая,

моя роскошная.

Мохнокрылая, семисердечная,

Черное с белым

Как фиолетовое с вечным,

Точная

Предтечей львиной,

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.