Самый полный STOP!!!

От автора

Сей труд начат мною не из жажды писательской славы и не для удовлетворения графоманского зуда. Лавры Соболева и Конецкого не будоражат моего тщеславия. Я в классики не рвусь, я моряк, и как многие мои коллеги люблю потравить байки на досуге. Но рассказывать моряку про моряцкую жизнь всё равно, что солить солёные помидоры. Нужны «свежие уши». И уж коли в Ваших руках оказалась эта книжица, надеюсь, Вы наберётесь терпения и прочтёте её до конца.

Про моряков написано много и многое написано правдиво, но я не буду забивать Вам мозги рассказом о героических буднях тружеников моря. Я постараюсь рассказать весело или не очень о том, что упускали из своих повествований другие авторы. Хочу предупредить сразу, хоть я и веду рассказ от первого лица, не всё описанное происходило со мной или вообще происходило. Однако, заверяю Вас, что даже то, чего не было, вполне могло быть. Кого-то, возможно, возмутят или даже шокируют мои истории, но это и есть часть той настоящей жизни, которую я знаю изнутри. А поводом для мысли о написании этой книжки послужило интервью, которое я давал одной молоденькой девушке из телекомпании (неважно, какой). Она расспрашивала о нашей работе, а в конце попросила рассказать весёлую морскую историю. А я не смог. Постеснялся, да и времена были другие. А теперь осмелился рассказать, не стесняясь и не скромничая. Образно выражаясь, жёсткий диск моего мозга переполнен информацией и её необходимо «слить» на внешние носители. Вот и стала эта книга одним из внешних носителей информации. А что делать с ней, решать Вам.

Имена людей, названия судов и некоторые географические наименования изменены мною намеренно, дабы никого не обидеть. Если же кто-то узнает себя или своих знакомых, ничего страшного. Другие ведь об этом не узнают, а себе можно и не признаваться.

В повторное издание книги вошли несколько новых историй, что-то было исправлено, кое-что добавлено по просьбам читателей, от которых получено множество отзывов.

Ну, вот и всё. Желаю Вам приятного времяпрепровождения за чтением этой книжицы.

Предисловие

Кто на море не бывал,

Тот и жизни не видал.

(моё мнение — Е. Дворкин)

Скажите, дорогой читатель, с Вами бывало такое — прочитаешь что-либо и покоя себе не находишь. Прочитанное так в душу западёт, так в сознание вопьётся, что преследует тебя и день, и два… и много, много дней. И не избавится от прочитанного, чем бы ты не занимался. Сюжеты, герои книги преследуют тебя всюду, ежечасно.

Это как, вдруг, нежданно-негаданно встретишь симпатичную женщину. Глянешь ей вслед, а она улыбнётся тебе доброй, ласковой улыбкой. И кажется, что эта улыбка только тебе принадлежит, только тебе предназначена. И уже поздно вечером, находясь в одиночестве, улыбка эта приходит тебе на память и не даёт тебе уснуть. Так и стоит, стоит перед глазами, лишая тебя покоя…

Вот и со мной произошло то, о чём я и думать то забыл. Я влюбился. Влюбился и потерял покой. Надолго ли? Не знаю. И, не смотря на то, что я места себе не нахожу, голова уже болит от переживаний и чувств, а не хочу я расставаться с ощущениями от прочтения этой книги.

Когда то, в далёких шестидесятых годах прошлого века (подумать только — какой же я старый!), я и сам носил морскую форму и слился с корабельной жизнью. Мне и сегодня не забыть всего того, что преподнёс мне флотский быт. Многое сегодня вспоминается из того; что с радостью, что с грустью. Однако осознание своего возраста давно уже поставило крест на этих воспоминаниях.

Но вот у меня в руках появилась эта замечательная книга. С некоторой настороженностью я перелистывал первые её страницы. Правильно сказал Автор в самом начале своего повествования:

— Рассказывать моряку про моряцкую жизнь всё равно, что солить солёные помидоры.

Вот и я, повидавший во флоте немало, думал:

— Ну чем ещё может удивить меня мореман на закате моей жизни. Тем более что, судя по всему, он моложе меня лет на двадцать.

Но чем дальше и дальше я вчитывался, тем неспокойней становилось у меня на душе. Как будто я вновь, безусым морячком, вхожу по трапу на родное судно, где меня ждут неотложные дела: вахты, ремонтные работы, уборка помещений и, конечно же, друзья.

Друзья, с которыми столовался за одним бачком. Друзья, которые всегда тебе рады. Друзья, с которыми ты делил поровну все невзгоды флотской жизни, флотский сухарь, последнюю сигарету и недопитый стакан водки.

Только женщин мы не делили между собой. Женщина для нас была святее святого. Хотя потом, с возрастом, все мы поняли, что это оказалось несколько не так. Женщине не понять нашей флотской жизни. Как и нам не понять их бездумной изменчивости.

Бог им судья! Нет у нас обиды на них. Боль бывает… А обид нет.

Мы же числили себя морскими бродягами. И не пристало нам долго страдать из-за юбки.

Перелистывая дальше страницы, я как будто сопереживал жизни каждого из её героев. Всё мне было знакомо, по сути, по характеру отношений между людьми, по всяческим флотским коллизиям, которые Автор так вовремя, так к месту описывает очень подробно, откровенно, со знанием дела. Чувствуется, что произведение не надумано, а с первой и до последней страницы суть правды. Правды жёсткой, порой жестокой, но правды.

За это хочется сказать Автору отдельное спасибо.

Книга охватывает большой временной промежуток. От беззаботной курсантской жизни, через ещё только зарождающийся развал социалистических отношений между моряками и «прихватизировавшими» флот делягами, ничего во флоте не смыслящих, до капиталистических отношений работы под иностранными флагами. И здесь некоторый страх за рассказчика наваливается на тебя, когда он, в растерянности, начинает метаться в поисках средств для обеспечения семьи на уровне непотопляемости в жестокие годы развала всего. И флота Российского тоже. Я даже позволил себе давать Автору запоздалые советы в том, что надо было делать. Я сопереживал вместе с Автором в безпутьи, на котором оказалась вся страна. И, понимая, что книга ещё не заканчивается, откладывал недочитанные страницы на завтра. Чтобы утром, на свежую голову, узнать: а как же Герой выберется из охватившего всех безвременья.

И как же с облегчением я вздохнул, когда увидел, что постепенно, не сразу, но жизнь флотская стала принимать моего, потерпевшего крушение на других поприщах, флотского товарища. Как с каждой страницей всё укреплялось и укреплялось его положение на однажды выбранном пути — во флоте. Вот уже и юморные сценки стали проскальзывать в его повествовании. Вот уже и спокойствие почувствовалось в его поведении на мостике «пароходов».

Только к одному не приспособился Герой — к восприятию, как должного, чванства, бюрократии, хапужничества, подлости к своим подчинённым. До последнего дня службы на флоте он сохранил флотскую честь, достоинство, порядочность. Честь ему и хвала. Не многие сумели сохранить себя, пройдя через горнило «рыночных» отношений на пути, которым пошла, не понятно зачем, наша страна.

Если Вам, мой дорогой читатель, взгрустнётся, если Вы, вдруг, заскучаете по порядочным людям, если Вы окажетесь в безвыходном положении — откройте книгу Валерия Юрьевича Железнова «Самый полный Stop!». Откройте и, не торопясь, вдумчиво прочитайте её. И Вы увидите, что не всё ещё потеряно в жизни. Даже если жизни этой самой осталось чуть-чуть.

Спасибо Вам, Валерий Юрьевич, за Вашу книгу.

Евг. Ник. Дворкин-Грошев.

Часть первая

Байки из старого плавучего чемодана

Первая практика

В те далёкие времена, когда наша страна называлась по-другому и правили ею умудрённые партийные старцы, я начинал постигать морскую науку. Второй курс мореходки — это весёлое время: ты уже не салага — первокурсник с единственной «соплёй»нашивка на рукаве, означающая на каком курсе учится курсант на рукаве, но ещё и не озабоченный будущим дипломом, «старичок». В настоящий морской поход нас ещё не выпускали, но практику на судах уже проходили. Разбросали нас малыми группами по разным судёнышкам, которые ходили около берега или вообще от оного не отрывались.

Нам четверым — водолазный бот. Катер этот принадлежал какой-то речной организации и ходил только в её пределах. Да и то, по причине ветхости, редко отрывался от причала. Управлял этим судном экипаж из двух человек. Капитан и механик, оба пенсионеры. От осознания возложенной на них ответственности за воспитание молодого поколения моряков, старички делали серьёзные лица и говорили правильные морские слова. Хотя в душе они наверняка проклинали начальство, приславшее им неизвестно зачем эту обузу в виде четырёх бестолковых «карасей»«карасями» обычно называют молодых или совсем неопытных моряков. Отвечай тут за них. А эти самые «караси» смотрели на серьёзных стариков, их доживающий свой век катер и думали: «Какого хрена мы здесь делаем. Всё это давно должно пойти на переплавку вместе с экипажем». Но раз уж практика, значит нужно что-то делать. Вот мы и делали…. Всё. Мыли, шкрябали, красили и перетаскивали с места на место всё, что не было привинчено. Если снаружи катер ещё как-то смотрелся, то внутри он был в ужасном состоянии. Ремонт не проводился очень давно. Да и зачем тратить деньги на рухлядь, а списать нельзя: время не пришло. Так как мы местные, то жить на этом плавучем хламе нам не приходилось. Мы просто приходили утром и уходили после окончания рабочего дня. Денег нам не платили и, поэтому, работали мы не спеша. Но в те далёкие времена всё же существовала забота о подрастающем поколении и прохождение практики курсантами, было важным делом. Ради этой цели на катер было доставлено некоторое количество краски и решено было заодно подновить катерок. Так, не торопясь, с шуточками и перекурами, мы проработали почти всю практику, а в конце капитан предложил нам сделку: мы быстро красим шкиперскуюкладовая для хранения шкиперского имущества, и он отпускает нас на несколько дней раньше, а в справке указывает полный срок. Тем самым он и от нас избавлялся, и план прохождения нами практики выполнял. Нам эта идея понравилась, тем более что помещение шкиперской было маленькое. Капитан предупредил нас, что бы мы работали по 15 минут и затем вылезали на палубу перекурить. Он-то знал, в чём дело. Но мы считали, что можно всё быстренько покрасить и убраться поскорей. Своих дел не впроворот. Эх, молодость. Пока своих шишек не набьёшь — не поумнеешь, а чужие советы — это пустой звук.

Мы залезли в шкиперскую, а старик удалился по своим делам. Сначала мы просто быстро мазали кисточками по переборкам. Затем как-то незаметно это занятие показалось нам увлекательным и с каждой минутой становилось всё веселей и веселей. Буквально через полчаса это занятие вызывало в нас дикий восторг. Каждый мазок кисти сопровождался взрывом хохота и тирадой непристойных шуточек. Постепенно и как-то незаметно для себя мы перешли от покраски переборок к покраске друг друга. Сначала Андрюха выкрасил суриком мне задницу. Мне же показалось это очень эстетично и, в отместку, я нарисовал ему на плечах погоны, а на рукавах шевроны. Денис же не стал ждать милостей от друзей и начал раскрашивать себя сам. Перемазал всё лицо краской и на полном серьёзе заявил, что он Чингачгук. Мы все дружно поддержали его в этом утверждении.

Четвёртый наш подельник, тоже Валерка, был человеком самым серьёзным из нас. Он смотрел на нас с возмущением и заявил, что мы все идиоты, а не моряки. После этого он показал нам, как должен выглядеть настоящий морской волк. Снял робу и начал рисовать на груди тельняшку. Мы глубоко осознали свою неправоту и с величайшим воодушевлением принялись рисовать на нём якоря, штурвалы, кораблики и всякие разные символы, присущие настоящему морскому волку. Естественно, никто не стеснялся в выражениях, и это ещё больше усиливало наш восторг от происходящего. Вообще, нам было безумно весело и ни о каком перерыве мы слышать не хотели, когда сверху возмущённый голос старика-капитана приказал нам немедленно вылезать на палубу.

Возможно, мы его даже послали в известном направлении, но каким-то образом ему удалось убедить нас вылезти. Оказалось, что подняться по трапу всего на два метра, не так-то просто. Трап этот, сволочь, почему-то упорно не хотел держать наших ног и поручни, заразы, специально выскальзывали из рук. Но юмор помогает нам преодолевать любые трудности. После нескольких попыток, захваченный старческой рукой за шиворот и подталкиваемый в крашеный зад, я был извлечён на свет божий. Стоять на палубе было невозможно. Она качалась и прыгала самым невероятным образом. В ясную солнечную погоду, при полном штиле, у причала разыгрался настоящий шторм. Повалившись на палубу, я совершенно неожиданно сделал открытие: солнце-то голубое, а трава и листья синие. Поделиться с коллегами открытием я не успел, так как мои размышления прервал новый приступ истерического хохота. Это мы смеялись над капитаном, который стоял над нами с растерянным лицом, размахивал руками и матерился на чём свет стоит.

Постепенно смех затихал и все начали успокаиваться. Капитан ушёл, оставив на палубе четыре тела. Тела эти, подышав немного свежим воздухом, начали потихоньку осознавать реальность и обнаружили себя перемазанными краской с ног до головы. Когда возвратилась способность координировано двигаться, мы отправились отмываться соляркой на причал. А потом мылись хозяйственным мылом в воде около причала. Душа рядом не наблюдалось. Кое-как отмыв краску и, воняя соляркой, мы разъехались по домам. Мало того, что в транспорте все шарахались от нас и воротили носы, так ещё и «отходняк» начался. Дома долго пришлось мыться и отстирывать провонявшую соляркой форму.

На следующий день было не подняться. Голова лежала на подушке как «мёртвый» якорь на дне. А термин «токсикомания» вошёл в наш лексикон много позже.

Первый рейс

В свой первый рейс я вышел матросом-практикантом на большом морозильном рыболовном траулере с гордым и грозным названием «Таран».

Надо заметить, что в том государстве, которое называлось по другому, имелся огромный рыболовецкий флот, дававший работу несметному количеству моряков и обеспечивавший рыбной продукцией чуть ли не полмира. Кроме себя. Как это ни парадоксально, но в наших магазинах морепродуктов было мало, и выбор был чрезвычайно беден. Купить что-нибудь вкусное можно было только по блату или с переплатой у спекулянтов. Магическое слово «дефицит» господствовало на необъятных просторах нашей Родины. И это касалось не только морепродуктов, но всего что хотелось бы иметь или кушать простым гражданам этого государства. Стоит, однако, с гордостью заявить, что наш народ не унывал, не голодал и ходил одетым. Дефицитные продукты, импортные шмотки, мебель и аппаратуру добывали с удивительной изобретательностью и настойчивостью.

Путей добычи было несколько. И одним из них были моряки-загранщики. Вопреки «Моральному кодексу строителя Коммунизма» они протаскивали через пограничные и таможенные заслоны некоторое количество импортной «заразы». Всё что привозилось правдами и неправдами, продавалось моментально и с немалой выгодой. Но страна огромная и народу в ней тьма, поэтому победить «дефицит» таким кустарным способом не удавалось.

Моряки, как и все люди, были разные. Одни предпочитали не нарушать нормы и возили только разрешённые товары в дозволенных количествах. Другие, их было меньше, наоборот проявляли чудеса изобретательности, чтобы доставить вожделенный «импорт» советскому человеку, который почему-то упорно предпочитал продукт загнивающего капитализма отечественному. И как ни старалась советская пропаганда уверить нас в том, что мы строим рай на Земле, а весь остальной мир смотрит на нас с завистью из навозной кучи, почти ничего из этого не выходило. Хотя кое-какие усилия не пропали даром. Я вот, например, стремясь к буржуазным материальным ценностям, был уверен, что живу в лучшей стране мира, а тот мудрый старец, с густыми бровями, который еле передвигал ноги под тяжестью наград и титулов, был гениальным вождём. Наивная юность! Хотя и сейчас я с некоторой ностальгией вспоминаю те времена, но воскрешать то государство я бы не хотел. Короче, в той парадоксальной стране жить было весело или, во всяком случае, не скучно.

И вот я, восемнадцатилетний паренёк, прошёл все инстанции визирования. Зазубрено отвечал на все вопросы серьёзных партийных дяденек и был признан благонадёжным советским гражданином, имеющим разрешение на заграничные рейсы. А это значило многое. Это был романтический путь к далёким экзотическим странам и меркантильный путь к заморским дефицитам. Однако не всем моим сокурсникам этот путь был открыт. Некоторые попали на суда, не заходящие в иностранные порты. Я же благополучно получил паспорт моряка и был отправлен на учебно-тренировочное судно, переучиваться на матроса 2 класса. В мореходке я учился по электрической специальности, но рыбакам нужны были матросы, вот нас и послали. На УТСеучебно-тренировочное судно мы должны были освоить смежную специальность, но так как основы морской практики мы проходили в мореходке, повышать наши знания матросского ремесла на практике никто особо не собирался, ибо знали, что в рейс мы идём рыбообработчиками. Мы исправно посещали УТС каждый день в течении месяца и учились… Учились играть в разные карточные игры, пить втихаря портвейн из горлышка и перебивать запах спиртного десятком разных способов. На УТСе я научился пить чистый спирт и не обжигать горло. Много почерпнул я от опытных людей в плане обхождения с женским полом. Очень полезны оказались приёмы общения с начальниками. И много ещё чего нового я узнал за этот месяц. Ну, а что касается матросской профессии, то бывалые моряки сказали, что всё придёт в процессе трудовой деятельности. С тем мы и были выпущены в рейс.

Надо сказать, что матрос 2 класса — это не самое низкое звание. Были ещё матросы без класса. Но это уже люди, не имевшие никакого специального образования, и доверялась им только швабра. А матрос-практикант занимал промежуточное положение между двумя этими низшими ступенями судовой иерархии. Работали как все, но прав не имели почти никаких. А работать пришлось, я вам признаюсь, по ломовому. Восемь через восемь. Восемь часов в рыбьих кишках и чешуе шкеришьразделывать и чистить рыбу, а потом без чувств валишься в койку, продолжая шкерить рыбу даже во сне. Первые вахты на промысле были настоящей каторгой, а сны между ними кошмарами на производственную тему. Недаром говорится: рыбак — дважды моряк. Но как всегда, молодость и оптимизм побеждают все трудности. Восьми часов, между вахтами, постепенно стало хватать не только на сон, но и на кино, книги, карты или просто непринуждённую травлю за кружкой крепкого чая из трёхлитровой банки.

Рейс предстоял долгий — шесть месяцев. Заход в иностранный порт планировался только один. И поэтому устраиваться предстояло основательно и надолго.

Наш «Таран» был старой посудиной, изрядно потрудившейся на благо Министерства рыбного хозяйства. Строили его серийно на одном из военных судостроительных заводов. И проектировали его наверняка конструкторы военных кораблей. А это значит, что получился он прочным и надёжным, но без претензии на комфорт экипажа. Главное — чтобы ходил по морям-океанам и выполнял государственные планы вылова. А сотня человек, которые на нём обитали по полгода, устроятся сами. Вот мы и устраивались.

Каюта была четырёхместная. Жили три практиканта и матрос 1 класса. Вот под руководством этого морского волка мы и начали благоустройство. Прежние жильцы оставили нам раздолбанную и засранную каюту. Ведь никто не собирался задерживаться тут надолго. А почему? А потому что «Таран» слыл местом ссылки провинившихся, но не лишённых визы, моряков. И когда твой собеседник, например, узнавал что тебя послали на «Таран», он обязательно спрашивал: «А за что?». Поэтому мало кто засиживался на нём более одного рейса, а следовательно и отношение к судну было наплевательское.

Первым делом мы отремонтировали дверь, потом починили, как могли, шкафчики и рундукиящик для хранения вещей (надо же где-то хранить вещи). Затем заново перекрасили всю каюту и, как могли, залатали дырявые матрасы. Надо отдать должное нашему старшему товарищу по каюте. Миша оказался рассудительным и знающим человеком. Он показывал как лучше делать ремонт и не издевался над нашим неумением. Короче, нормальный оказался дядька. По возрасту он годился нам в отцы и внушал к себе уважение и доверие. Весь ремонт мы успели закончить ещё до отхода в рейс, иначе жить было бы неуютно.

И вот настал долгожданный день. Наш «Таран» был готов к выходу в море. Лето 1980 года запомнилось мне не только Олимпиадой в Москве и смертью Владимира Высоцкого, но и моим первым выходом в море.

Погода соответствовала торжественности момента. Солнце и на море штиль. Лоцман на борту. Таможня и пограничники закончили досмотр и дали «добро» на выход. Отдали последние концы,швартовные тросы и БМРТ отделился от причала. Буксиры помогли выйти из гавани и отстали. Команда, конечно, по такому случаю, употребляла внутрь отходные литры спиртного. А как же иначе? Если не выпить на дорожку — удачи не будет! Мы, пацаны, ещё так бухать не умели и, приняв на грудь символические соточки, высыпали на верхний мостик понаблюдать как тает в дымке родной порт. Море смеялось, душа пела, мысли летели в будущее. В общем, настроение было прекрасное и всё было ново. Вниз не хотелось, интересно было всё увидеть своими глазами: как сдают лоцмана, как остались позади, стоящие на внешнем рейде суда, как идут встречные суда и как обгоняют попутчики, как они поворачивают и обходят стороной остров, расположившийся у нас на пути.

И вот тут в душу потихоньку стало закрадываться сомнение: а чего же мы-то не поворачиваем? Почему остров медленно, но неотвратимо вырастает из-за горизонта прямо у нас по носу? Наивная простота! Мы же не знали что и как. Мы же верили опытным штурманам и капитану. Они же для нас были как боги непогрешимы. Но оказалось, что один из этих «богов», стоя на вахте, употребил отходной алкоголь в несколько большем количестве, чем это было бы безопасно. Он забылся блаженным сном и наш «Таран», предоставленный сам себе, бесстрашно мчался прямо на остров, намереваясь переехать его пополам. Но этому героическому намерению не суждено было сбыться. На подходе к острову коварно затаились многочисленные банкиздесь означает отмель. Одну мы промахнули сходу, слегка скрежетнув днищем по гальке. Вторая оказалась посерьёзней, и остановила нас. Наш БМРТ ещё рвался вперёд. Корпус дрожал под напором винта, а из-под кормы бурлила мутная вода, выбрасывая гальку и песок. Но вот наконец-то на мостике кто-то очнулся и дал задний ход. После долгих мытарств удалось сняться с мели самостоятельно. Банка оказалась не каменная, а песочная. Струёй размыли песок под днищем и отошли назад. Развернулись и стали выходить на фарватер. По пути зацепили ещё несколько банок, но нигде больше не застопорились. Вышли на фарватер, и пошли дальше как положено. Это происшествие вызвало в нас бурю восторгов и пересудов. Ну, как же!? Первый рейс и сразу такое приключение.

Балтику пересекли без происшествий. Работали, готовились к промыслу. Когда подошли к проливам, выяснилось, что после посадки на мель, в корпусе всё же образовались дырки. В результате, затопили шахту эхолотаприбор для определения глубины моря под килём судна и пробили мазутный танкёмкость в корпусе судна для хранения жидких грузов, но сразу этого никто не заметил. Пока шли через Балтику, мазут потихоньку вытек почти весь, а это значило, что котёл и опреснитель не будут работать в нормальном режиме, то есть, пресной воды нам будет не хватать постоянно. С такими повреждениями нельзя выходить в океан и нас завернули на ремонт. Ремонтировались мы в маленьком городке Светленький на юге Балтики.

Гостеприимный городок принял нас как родных. Наших моряков местные женщины принимали вполне радушно. А местные мужчины охотно пили «на халяву» нашу водку и не возражали против общения с их женщинами. Не считая мелких стычек, стоянка прошла вполне мирно. По причине скудости наших финансовых возможностей, в ход пошло кое-какое судовое имущество и товары из судовой лавочки. Надо же было на что-то угощать новых подруг. Ремонт закончился быстро. Дыры залатали и снова в путь. Вперёд, за рыбными богатствами океана. В Северном море попали в шторм. Тут я впервые на себе узнал значение термина «морская болезнь». Качало — то не очень сильно, но организм, ни разу не бывавший в болтанке, упорно отказывался принимать пищу внутрь. Мало того, он норовил исторгнуть наружу те жалкие крохи, которые удалось-таки запихнуть в желудок. Иногда казалось, что тебя выворачивает наизнанку и кишки от самой жопы вылезут через рот при очередном приступе. Руки дрожат как с похмелья, ноги ватные и тоже предательски трясутся. Короче, чувствуешь себя в полном дерьме и ни на что не способным ничтожеством. Лекарств от морской болезни нет, никакие таблетки не помогают. Лучшее средство — это лежать на свежем воздухе и смотреть на горизонт пока организм, а вернее его вестибулярный аппарат, не адаптируется. Это в идеале, а на рабочем пароходездесь и далее я так называю любое судно вне зависимости от типа двигателяникто не позволит тебе такой роскоши. Работать должны все. И как меня уверяли, работа отвлекает. Хрен там! Нас загнали в трюм, суричитьгрунтовать сурикомпалубу. И с тех пор я знаю, как пахнет морская болезнь. Она пахнет железным суриком на олифе. И ещё скажу, что в закрытом помещении, симптомы морской болезни усиливаются. Ну и получается, что заблевал я большую площадь, чем покрасил. Мои сотоварищи по несчастью были не в лучшем состоянии. Казалось, это издевательство не кончится никогда, и жить хотелось всё меньше и меньше. Но организм у меня оказался вполне нормален и через трое суток я уже жрал всё подряд как бешеный бегемот. Отъедался и восполнял потерянное за эти трое ужасных суток. Всё входило в норму, как и должно было быть. Но это был лишь первый урок, который преподнесло мне Море. Хорошо хоть никто из бывалых не смеялся над нами. Моряки, а особенно рыбаки, народ простой и «обосрать» человека с головы до ног, у них не считается зазорным если есть повод. Но и тут есть некие «табу». Смеяться и злословить над морской болезнью грешно. Все через это прошли и никто не виноват, что наши мозги устроены именно так, а не иначе. Даже самые смелые и сильные люди не могут противостоять Природе и страдают как все. Другое дело, бывали случаи, когда организм упорно не желал привыкать к качке и пять и десять дней. И вот это уже становилось серьёзной проблемой. Таким людям вообще не следовало бы соваться в море, ибо кончится это могло плачевно.

Был и у нас один такой. Боря серо-зелёного цвета валялся в своей кровати, а судовой врач колол ему глюкозу и ещё какую-то дрянь, дабы поддержать организм и компенсировать обезвоживание. После десяти суток из цветущего молодца получился осунувшийся, серый старик и уже было принято решение отправить его домой на первом же встречном советском судне, идущем домой. Но через две недели ему полегчало, дело пошло на поправку, и он попросил оставить его. Казалось бы, этот человек уже никогда больше в море не пойдёт. Ан нет, я встречал его позже и в других рейсах. Он так же болел, ужасно страдал, бросать моря не собирался. Нравилось ему Море.

Это необъяснимый феномен — Море. Оно притягивает к себе навсегда, если не отринуло сразу. Некоторые списывались на берег после первого же рейса и больше в море не ходили, а другие, наоборот, терпели трудности, болели, разводились с жёнами, теряли многое на берегу, но упорно продолжали ходить в море. Никто не знает, почему альпинисты лезут в горы, полярники идут пешком к полюсу, почему лётчиков тянет в небо, а моряков в море. Я и сам не знаю, почему много раз собираясь бросить всё к чёртовой матери и остаться, вновь уходил в море и каждый раз думал, что это последний рейс. Что держит человека в море? Вот загадка. Деньги? — так нет. Бывало, знакомые смеялись надо мной, узнав размер моей зарплаты. Романтика? — может быть, но её очень мало. В основном — тяжёлый, монотонный труд, нервное напряжение и ответственность. Говорят, что духовно близких людей тянет друг к другу. Да, возможно. Если в море ты с кем-то подружился, эта дружба дороже родства. Этих людей помнишь всю жизнь. Но ведь бывает, что в конце рейса видеть не можешь эти опостылевшие морды, а к некоторым неприязнь появляется уже в начале. Это космонавтов подбирают по психологической совместимости, а в море выходят очень разные люди. Отношения складываются по-разному. Всякое случается. И драки с поножовщиной и подлянки втихаря, и злые приколы на виду у всех. Но мне, наверное, повезло. Я чаще встречал хороших людей и всегда старался сглаживать острые углы в общении. Это на берегу ты можешь отвернуться и уйти в другую сторону, а тут податься некуда и просто необходимо уметь ладить с людьми, чтобы выжить. Хотя без исключений не обходится.

В одном поисковом рейсе; это когда не важно, сколько выловишь, главное разведать, где ловить, к нам в экипаж зачислили женщину из института рыболовства. Её задача была исследовать всё, что мы поймаем, описать и составить отчёты о перспективах промышленного лова. Короче, учёный человек. Женщина замужняя с ординарной внешностью. Да на флоте никогда красавиц-то и не было. Красивым и на берегу найдётся тёплое местечко. А и не важна в море особая красота, главное, чтобы она была — эта женщина как таковая. Вышла в море — можешь считать себя красавицей. После долгих месяцев воздержания мужику только дай и будешь королевой. Опять же есть возможность выбора и можно покапризничать, да ещё кое-что потребовать в качестве вознаграждения за минуты блаженства. Одна на десять — двадцать здоровых сильных мужиков. И даже если на берегу на неё никто бы не посмотрел, тут разгораются страсти и рыцарские турниры. Короче, в море женщина имеет неоспоримое право выбора. Это нормально и в порядке вещей. Но вот что бы ни с кем и ни разу — это нонсенс.

Так вот, эта Евгения Сергеевна, женщина, скажем так, немного за тридцать, упёрлась и не желала ни с кем вступать в интимную связь. Уж как её только не обхаживали. Самые завзятые ловеласы «подкатывали яйца» к ней. Но всё тщетно. Ни с рядовыми, ни с комсоставом. Больше половины рейса её пытались уломать по-хорошему. Дело пошло на принцип. Никак! И тогда отвергнутые соискатели объединились в праведном гневе. Стали методично и зло прикалываться над ней. Словом ведь можно обидеть больнее, чем кулаком. Конечно, никто руку на неё не поднимал, но колкости становились больнее изо дня в день. Даже соревнование своеобразное вышло, кто насолит покруче. Подбрасывали в каюту крысу, бросали в суп таракана или муху в компот. Даже умудрились подкрасить ей юбку сзади в кроваво-красный цвет и тому подобные штучки. Бедняжка краснела, бледнела, ужасно обижалась, ходила жаловаться капитану, но всё бесполезно. Сочувствия не наблюдалось. Женская часть экипажа её тоже невзлюбила и презирала: «Корчит из себя целку!». Задолбали её так, что она почти не появлялась из каюты, а вскоре и вообще перестала выходить без особой надобности. Но так как ни туалета, ни умывальника у неё в каюте не было, выходить приходилось. Изощрённая травля всё-таки сделала своё коварное дело. «Крыша поехала» у несчастной окончательно и она залезла в петлю! До конца рейса оставалось немногим более месяца, но видно терпение лопнуло, и жить этот месяц ей показалось незачем. Вся остальная жизнь тоже потеряла смысл. И дело закончилось бы плачевно, если не случайность. Иллюминатор её каюты выходил на палубу, а не за борт, как у многих. Вахтенный матрос, обходя судно, решил изобразить очередную пакость и заглянул в иллюминатор, как раз, в тот момент, когда она прыгнула с кровати. Поиздеваться — это да, но смерти ей никто не желал. Дверь каюты вышибли в секунду и срезали верёвку. Подняли с постели доктора, доложили капитану и старпому. Доктор прибежал в халате, в трусах и босиком. Увидев, что она жива, велел перенести в лазарет. Весть разнеслась по экипажу мгновенно, и настало время опомниться. В глаза друг другу старались не смотреть и как с похмелья осознали, что переборщили. И притом подло. Разборок устраивать не стали. Все были в курсе дела, а конкретных виновников нет. Каждый судил себя по-своему. Рейс срочно прекратили, а доктор лично дежурил в лазарете, опасаясь повторного суицида. Я не знаю, как сложилась её дальнейшая судьба, но думаю, в море она уже никогда не выйдет.

Вот такая мерзкая история. Слышал я байки о подобных случаях, но на моём веку это был единственный случай. Бывали жестокие драки, дрались даже тётки. Но всё это было сдуру, от скуки или по пьянке. За долгие месяцы пребывания в замкнутом коллективе, при монотонной работе, конечно, мозги немного набекрень становятся. Ну, подрались, ну, помирились, но чтобы планомерно и всенародно травить человека — это единичные случаи. Бывали случаи когда «башню сносило напрочь». Люди сходили с ума. Кто на время, а кто и совсем. Но это другое дело. Слабая неустойчивая психика не выдерживает напряжения и ломается. К счастью, в большинстве случаев, находились способы избежать конфликтов, и беды не случалось. Это радует. Морская профессия не самая опасная и погибнуть в море шансов намного меньше, чем разбиться в автокатастрофе или отравиться «палёной» водкой и замёрзнуть под забором. Писаные и не писаные морские законы требуют спасать жизнь человека любыми способами и строго осуждают тех, кто этого не сделает.

Работа на промысле меньше всего располагает к романтике. Пахота по уши в рыбьей чешуе и постоянной сырости. По уши — это в буквальном смысле. Тех, кто покрепче, брали в траловую командукоманда матросов, работающих на верхней палубе при постановке и выборке трала. На палубе нужна физическая сила. Остальных вниз, в рыбцехпроизводственное помещение для обработки улова. Рыбообработчики делились на две бригады. Внутри бригады у каждого была своя специализация. Называлось это по-разному. У нас же были бункерманработает в бункере, куда с палубы подаётся рыба, и отвечает за своевременную подачу её на транспортёры для дальнейшей обработки, головорезыотрубают головы и хвосты, залупальщикивычищают внутренности рыбы, забивкаукладка обработанной рыбы в противни, глазировкапокрытие замороженных брикетов рыбы тонким слоем льда, обвязкаукрепление картонных коробов с рыбой шпагатом и трюмныйукладчик готовой продукции в трюме. Руководил рыбмастер, а следил за качеством и соблюдением технологии технолог. Учились работать по ходу дела. «Старики» показали что да как, и в путь. Десять раз объяснять некогда, что не понял, «догоняй» сам. Рыба — это наши деньги. Мало её поймать, её нужно успеть обработать до следующего подъёма. Поэтому когда поднимали полный трал, перекуривать было некогда. Да ещё вызывали подвахтудополнительная сверхурочная работа в помощь рыбообработчикам, но не более чем на два часа, оплачивалась отдельно из машины и других служб.

Особой силой я не отличался, да и ростом невелик. Вот меня и засунули в бункер. Бункерман отвечает за исправную подачу рыбы из бункера, куда её сливаютнекоторые виды рыб в больших объёмах текут как жидкость тральцыматросы траловой команды, на транспортёры для дальнейшей обработки. Работа ни чем не лучше и не хуже других. Но мне она понравилась. Всё-таки не надо тупо кромсать рыбьи головы или стоять на «залупе», вычищая внутренности.

Тут было хоть какое-то разнообразие. Рыба разная. Одна течёт на конвейер как вода, а другая встаёт колом и её нужно выпихивать изнутри. Закупоренный, с ног до головы, в непромокаемый «рокон»непромокаемая рыбацкая одежда, я нырял в бункер и выталкивал рыбу на конвейер через боковые окна. Без дела не сидел. И когда рыбы на конвейере было полно, помогал головорезам. Правда, у меня была возможность немного «посачковать», если очень устал. Залез в бункер и делаешь вид, что пихаешь рыбу. Обычно ко мне в бункер никто не лез.