Бесплатный фрагмент - Праздники «языческой» Руси

Читателю

Понять всю глубину, все грани менявшегося за тысячелетия «языческого» мира практически невозможно. В этом обзоре, опираясь на имеющуюся информацию, мы рассматриваем только последовательность и суть праздников годового круга наших далёких и не очень пра-пра- бабушек и дедушек, благодаря которым мы есть в этом мире. «Вера эта выливалась в определенные акты, обряды, которые пережили официальное язычество князей и дружинников, не стерлись при водворении христианства, живут отчасти и до наших дней» (Шереметева М. Е.: «Земледельческий обряд…» 431, с. 33).

Создать единый «общеславянский» календарь праздников — задача невыполнимая в принципе. Говоря словами А.Н.Афанасьева (1, с. 57), «Мифологія не знаетъ хронологіи; хотя несомнѣнно — сказанія о богахъ слагались постепенно и требовали не малаго времени, но память о старинѣ, доносимая намъ въ устныхъ преданіяхъ и символическихъ обрядахъ, сливаетъ всѣ частности во едино, и разомъ, въ нелегко-разрываемой связи, передаетъ то, что должно было создаваться въ теченіи многихъ и многихъ лѣтъ». Праздники менялись и устанавливались по содержанию и времени их проведения вместе с изменением хозяйственно-бытового уклада жизни, под влиянием иных конфессий и мироввоззрений соседних народов. «Народный календарь каждой отдельной местной традиции (такая традиция в предельном случае может быть представлена всего лишь одним селом или даже частью, „концом“ села) образует систему, в которой каждому празднику соответствует определенный набор обрядовых действий, запретов, примет, поверий, фольклорных текстов и т. д. При сравнительном изучении материала даже на ограниченной территории обнаруживаются различия не только в составе праздников и почитаемых дней… но и в структуре календарного цикла, т.е. в значимости, весомости, ритуальной и мифологической нагрузке отдельных дат и отрезков календаря» (Толстая С. М.: 428, с. 183).

Традиционные духовные воззрения наших предков подобны игрушке — Матрёшке, заполненной предыдущими образами самой себя, где каждая фигура — схожа, но не идентична последующей. В момент сакральных переходов, праздничных дней, эти формы могут внезапно раскрыться одновременно, показывая богатство содержания каждой из них, ведущее в глубь тысячелетий. Но все элементы в конечном итоге соединяются в воплотившем их образе Богини-Матери, Природы, — Рожанице всего сущего.

Морально-нравственные и духовные нормы, которыми руководствуются в народной традиции, никогда не назывались «верой». Это Закон, «законъ отецъ своихъ», единый и для Природы и для человека. «Како азъ приму „инъ законъ?“ — говоритъ Святославъ, — а дружина сему смѣятися начнутъ?» (Касторский М. И., 2, с. 38). Жить по Закону — означает жить по заветам предков, по совести, в ладу с собой и миром, во благо процветания рода. Наших предков в их мировоззрении «язычниками» называли христиане. Старославянское «язычник» (Ѩзычьникъ) — это калька с греч. ἐθνικός (éthnikos от éthnos, «племя, страна, нация»), у евреев есть похожее слово — ‏גוֹי‏ (гой, гойи́м), что значит «иноверцы». То есть в старославянском языке слово «язычник» стало означать «иноверец». Поэтому «язычник» в названии книги взято в кавычки.

Изучение содержания и сакрального смысла древних праздников не стоит на месте. Не исключено, что этот обзор со временем будет дополнен в соответствии с новыми данными.

1. Заклички Весны

Широкий разброс и неопределенность времени начала и окончания Закличек Весны, пения Веснянок, связан с различными климатическими условиями в регионах, а также со сдвигами, наложенными церковными запретами предпасхального поста: «До Благовешення як заспивають, то колись поп прибежыть и ужэ их ви́зьме и бье́ ужэ их, шоб до Благовешення га́лочку спева́ть («галочку» — веснянку)…» (Агапкина Т. А.: «Закликание весны», 3, с. 35). Даже в пределах одного региона в каждом селе свой день Закличек, в основном приуроченных к церковным дням — от Евдокии до Благовещенья. Например, только в Лельчицком районе Гомельской области этот обряд проводится «… 15 февраля на Стреченье (дд. Боровое, Дуброва, Симоничи), 9 марта по ст. стилю на Сороки (д. Липляны), 14 марта (д. Милашевичи), 25 марта на Благовещение» (Новак В. С.: «Традиции весенней обрядности…", 4, с. 212).

Заклички Весны 2025—2035

От Масленицы до прихода Лады. Наиболее благоприятное воскресенье на растущей луне.

2025 10 марта — 4 мая. 9 марта

2026 2 марта — 3 мая. 8 марта

2027 15 марта — 2 мая. 21 марта

2028 28 февраля — 7 мая. 5 марта

2029 26 февраля — 6 мая. 18 марта

2030 11 марта — 5 мая. 17 марта

2031 10 марта — 7 мая. 16 марта

2032 1 марта — 9 мая. 21 марта

2033 13 марта — 8 мая. 3 апреля

2034 6 марта — 7 мая. 2 апреля

2035 26 марта — 6 мая. 15 апреля

Призыв Весны по своей сезонности приурочен к концу зимы и представляет собой целостный обряд, от которого «…уже в XIX веке… осталось, по сути дела, лишь заклинание весны с помощью особых песен-закличек — «веснянок» (Жекулина В. И., Розов А.Н, 5, с. 177).

Это не игра-развлечение, а отражение реального отношения к возможности воздействия на Природу и участия в её кругообороте. «Но, зная, что вслѣдъ за зимою, всегда наступаетъ весна, за зимнимъ безплодіемъ — весеннее произрастаніе, человѣкъ все-таки не былъ увѣренъ въ необходимости, ненарушаемости такой смѣны. Каждый годъ являлось опасеніе, что зима можетъ и не уйти и не уступить своего мѣста веснѣ» (Кедрина Р. Е.: «Обрядъ «крещенія» и «похоронъ кукушки»…", 6, 102). Заклички Весны могут следовать только за проводами предыдущего состояния Великой Богини — Природы в её образе Марены. Геннеп А. (407, с. 24) указал на три составляющие части переходного времени: обряды отделения от прежнего мира (в данном случае — Масленица), обряды, совершаемые в промежуточный период (у нас — Заклички Весны) и обряды включения в новый мир (Возрождение и весеннее Новолетие). «Членение времени с помощью ритуалов предполагает, что, несмотря на естественные изменения, мир остается таким, каким его зафиксировал последний ритуал. Для того чтобы один период (сезон) сменился другим, нужен очередной ритуал. Иными словами, мир не меняется сам по себе, постепенно и спонтанно, как это представляется современному человеку. Поэтому календарный обряд в традиционной культуре вовсе не обязательно следует «за природой». «После совершения обряда какой бы зимней ни была погода, она считается весенней». (Байбурин А. К.: 35, с. 123)

Один из главных признаков приближающейся Весны неразрывно связан с силой Солнца, растапливающего льды и снега. Переломный момент, равноденствие, говорит о его победе над темным временем, и тем самым — о расчищенной, открытой дороге для прихода «Красной Девицы». «Наступление весны отмечается праздниками, посвященными богу Солнца; характерной чертой их обрядности были также магические заклинания о будущем урожае. Весна в песнях-веснянках выступает красной девицей, приезжающей «на сошечке, на бороночке, на бороздочке, на овсяном колосочке, на пшеничном пирожочке» (Лавров Н. Ф.: «Религия и церковь», 7, с. 80). Весна несет с собой обновление, оживление Природы, наполняет силой Человека, освобождая от зимнего холода и страха: «… Нам холодная зима / Надоскучила, / Руки, ноги отморозила» (Аникин В. П., 8, с. 111).

По своему предопределению, Заклички, носящие ритуально-магическое значение, начинаются после масляничных гуляний, а точнее, — после переломного дня — Возрождения, весеннего равноденствия (см. Шереметева М. Е.: «Земледельческий обряд — „закликание весны“…», 431, с. 33).. В некоторых регионах сохранилась «старая» дата весеннего равноденствия — 9 марта, которая до смены календаря также относилась к равноденствию. «Название „со́роки“ — произошло от 40 севастийских мучеников, память которых празднуется православною церковью 9 марта, но самое празднество с 40 мучениками не имеет ничего общего» (Гальковский Н. М., 9, с. 91). (В скобках подчеркнем, что верное произношение не «соро́ки», а «со́роки», в некоторых местностях — «сороки́»). 9 Марта, отмеченное Гальковским Н. М., — это день весеннего равноденствия в старом стиле; в современном — 20 марта. По исследованиям этнографов, фольклористов, именно в день равноденствия — 9/20 Марта уже никакой символики, никаких признаков Масленицы (проводов Зимы, Марены и т.д.) не отмечено. Заклички начинаются после проводов предыдущего образа Великой Богини — Марены. Например, в Смоленской области, — в период послемасленичного поста с привязкой, в основном, к Благовещению: «… весну гукают/гукають на Благовещенье»; …«когда разливалась вода, пели её на улице на куче хвороста. Сядешь и голоснёшь!»; …«весну гукають в пост» (10).

Обрядовые выпечки птиц, обязательные для дня Закличек, позже стали соединять с круглыми лепёшками (хлебцами), магическими снопами, относящимися к другой сакральной дате — Возрождению, дню весеннего равноденствия. Плодородие, символизированное «солнечным крестом» дополнялась, а в последнее время полностью заменялась выпеканием «жаворонков» и «тетерок», которые в других регионах имели свои названия. Так, в районах Приенисейского региона их именовали «куликами», «чибиками», «жаворонками», «уточками» и т. д.

Основной обряд закличек и последующей встречи Весны проводят до того, как плуг коснется Земли: «У белорусов выбранную из девушек «вясноуку» украшали венком, сажали на борону, и парни возили ее по полю, предназначенному под яровые посевы» (Гура А. В.: «Борона», 11, с. 9). Тем самым совершался магический ритуал возрождения женской репродуктивной функции Земли, которая затем станет Матерью урожая. «На Гомельщине «гукать весну» можно было лишь до начала пахоты» (Агапкина Т. А.: «Великопостная обрядность…", 12, с. 85). Максимович М. А. (15) отмечает, что на Украине заклички-веснянки поют даже до Троицы, которая по «плавающей» дате приходится на сроки с 23 мая по 26 июня (современный стиль). Однако текст приведенных им «веснянок» относится к ритуалам вызова дождя, а не призыва Весны. В южнославянских районах заклички весны сопровождаются ритуальными действиями, указывающими на обращение к Земле: «В Софийском окр. (Копривштица) в день 9 марта дети выходили на край села с маленькими каравайчиками и там скатывали их по земле с какой-нибудь могилы со словами: «оттърколи се зима, дотърколи се пролять!» («откатывайся, зима, прикатывайся, весна!») (Агапкина Т. А.: «Великопостная обрядность…", 12, с. 78).

«В обрядах встречи весны в рамках общерусской традиции происходило выпекание „жаворонков“, „грачей“, „скворчиков“ в день Сорока мучеников. В некоторых местностях сохранилось южнорусское название „кулики“. Собственно закликание весны происходило в селениях, где жили переселенцы из Витебской, Смоленской и других белорусских и граничащих с ними великорусских губерний (Архангельское, Усть-Ишим, Колосовка, Соляное), хотя песенок-веснянок сохранилось мало, и обряды зазывания весны трансформировались в детскую игру. Возможно, отголоском закличек явилось разрешение девицам на Благовещенье сидеть на крышах домов и петь песни (Качесово, Архангельское), а также обычай выходить на возвышенности в Радошное воскресенье, как в Тульской, Калужской, Рязанской губерниях и на Кубани. Особенностью празднования Сороков в Западной Сибири явилось украшение карнизов домов еловыми ветвями» (Золотова Т. Н., 13, с. 111, Сибирь).

Использование Ели в ритуалах Закличек несет ту же функцию магического призывания к восстановлению миропорядка в соответствии с Древом Жизни. Из далеких прошлых времен сохранились в Гомельской области ритуалы Закличек с обрядовым деревцем — «ёлочкой», приуроченные где к Сорокам, где к ближайшим к ним датам» (Новак В. С. «Традиции весенней обрядности…", 4, с. 212—215). Важно отметить, что в некоторых местах, с древних времен, для закличек Весны сохранили не птичью, а антропоморфную форму «Жаворонков», часто называемую «Жарапой» и имеющую женский образ. «Жарапу лепют как куклу. Сделают эта как тулавища, а тут прилепют галовку, ат пличей галовки делают ручки. Складывают. Вот эта «жарапа» будит… " (14, с. 417). Корни «Жарапы» — в изначальном управлении Великой Богиней всем происходящим как на Земле так и над ней. «Древнѣйшее зооморфическое представленіе солнца — представленіе его птицею… Воспоминаніе о птицѣ-солнцѣ доселѣ сохраняется въ народныхъ сказкахъ о жаръ-птицѣ…» (Никифоровский М. Д., 16, с. 18).

Здесь необходимо привести замечание В.Я.Проппа: «…обозначение праздника словом «встреча» не совсем точно. Весну не «встречают», а «кличут», «окликают», «гукают», «заклинают», т.е. призывают путем заклятий» (17, с. 41). Веснянкам как жанру присуща тональность величания, соединившегося с формами требовательного заговора. При этом сама Весна представляется не аморфным сезонным временем, а в конкретном, живом образе: «В XIX в. в бывшем Саранском уезде Пензенской губернии, как только начинал сходить снег, крестьянки клали на землю тканые холсты — «точи», клали на них куски пирога, какую-нибудь иную еду. Все оставлялось на ночь с приговором: «Вот тебе, весна, матушка!» (Аникин В. П., 8, с. 113)

Трепетное, повсеместное в славянском мире отношение к выпеченным «жаворонкам» и их дальнейшее использовании в магических ритуалах за десяток столетий со времен древней традиции дошло до нашего времени с изменившимся и малопонятным смысловым значением его основной сути. Например, нашими предками строго соблюдается даже срок исполнения календарных песен, «его нарушение трактовалось как частный случай «неправильного» поведения, поэтому и наказание за него возлагалось на конкретного человека» (Агапкина Т. А., 18, с. 25). В сакральном смысле наказание наступает от потусторонних сил, поэтому «закликальные» песни прекращаются сразу с приходом Весны. Примечательно, что в регионах с суровым климатом заклички Весны иногда сдвигаются «по сезону». «В Восточной Сибири, как вспоминают местные жители, видимо, из-за сурового континентального климата выпекали «птичек весну загукати» к Благовещенью» (Фурсова Е. Ф.: «Календарные обычаи…", 130, с. 171).

Стряпание «птиц» и имитация их прилета осуществляется согласно магии подобия: ускорить их возвращение и наступление весны. Этому способствуют заклинательные формулы («зиму унесите, весну принесите») и действия с обрядовым печеньем — их подбрасывают, размахивают ими на ниточках, кладут на столбы или крыши домов). Поэтому «веснянки» обращались к «жаворонкам», «куликам», и прямо к персонифицированной весне с просьбой принести «и соху, и борону, и зеленую траву».

В кругу славяно-русских народных верований эти действия носят организованный характер и проводятся под жреческим руководством с соответствующими ритуалами. Со времен уничтожения жреческого и волховского сословия сегодня сохранилось практически всё — от текстов до внешнего «оформления», хотя и в измененной форме. Заклинательные песнопения перешли в детские «зазывалки», крыши домов заменили природные возвышенные места. Нет у предков ни «первых», ни «вторых», ни десятых Закличек. Они проводятся в каждом регионе в свое время, после Масленицы и до встречи Весны, в то время, когда ещё лежит снег. Начало Закличек производится на первом обряде, на возвышенном месте — там, где ранее находились Капища и Святилища и затем продолжаются несколько дней, переходя в детскую забаву.

Сохранившиеся в памяти народа обряды Закличек в регионах имеют разные названия, разбросаны по срокам и перемешаны. «Со́роки», «Грачевники», «Кулики» и прочие птичьи названия ритуалов, приуроченных к весеннему равноденствию, отмечались ржаным средокрестьем, и в последующем с ним отождествлялись, меняя название: «Вот «хресты» у нас пекли, «жаворонки» у нас это — пекли их из мака… Да. «Хрестова неделя, — скажут, — надо хресты печи, жаворонков». Да, пикли. Вот так вот тесто разделают [два жгутика поперек] — и всё. Да. А «жаворонка» у нас никто по-моему не делают, как жаворонка. Просто «хрёст» испекут и всё…» (Морозов И. А., 134, с. 244). «Важным моментом для нас в выпекании «крестиков» в Чухломе является соотнесённость «крестов» с «жаворонками», выпекаемыми в других регионах. «В среду кресты пекли. Чтоб совсем уж в середине — эта неделя Средокрестная называлась. А детки бегали тогда по избе и приговаривали:

Крестини-жавороночки,

Прилетите н нам в котомочке,

Сегодня крестики пекут,

Нам по крестику дадут.

Этими крестиками скотину кормили. Чтоб здоровая была» (21, с. 52). Необходимо заметить, что соотнесённость «жаворонков» и «крестиков» пришла в позднейшей традиции, так как ритуальная направленность тех и других была разной. В частности, «кресты» пекли только на каждого члена семьи, индивидуальные, и только на День весеннего равноденствия — Возрождение. «Жаворонков» пекли без счёта и только к закличкам. Смешение двух разных по своей сакральности традиций, приуроченных к разным датам, произошло под влиянием различных запретов и увязываний древних традиций с церковными праздниками. «В Енисейской губернии магия средокрестной недели оказалась потеснена обрядами дня Сорока святых и главное обрядовое значение здесь имело печенье в виде птиц» (Новоселова Н. А., 22, с. 134).

Отметим, что числовое выражение «сорок» прижилось лишь в средние века. Слово, сменившее русское «четыре десяте» или «четыредесят», постепенно закрепилось за традиционно народными ритуальными действиями по причине совпадения с Весенним равноденствием церковного дня сорока Севастийских мучеников (Севастия — территория современной Турции) — 9 марта (или 22 в современном стиле). До XVII вв. число «со́рок» отсутствовало и в церковном значении. Например, в Волоколамском Патерике (рукописный сборник Патриаршей библиотеки) XVII в. отмечено: «… занеже до нынешняго умертвиа пребысть в жизни сей до четыредесят лет…» («О Волоколамском Патерике». Архиепископ Питирим, 23, с. 175). Такое же числовое выражение применялось и к вышеназванным мученикам и церквям в их память: «Церковь святых четыредесят мученик на посаде» («Делопроизводственные документы Патриарших приказов 1-й половины XVII в… 1640/41 г.», И.А.Устинова, 24, с. 22). Или: «И воздвигнуша [игумен с братиею] церковь съ трапезою во имя святыхъ четыредесяти мучениковъ иже въ Севастии» (Пов. пск. Печ. м., 9, к. XVI-н. XVII в., 25, с. 96).

Слово «со́роки», как ритуал встречи равноденствия, связан с «раздеванием» перед весенним Солнцем до нательных рубах — сорочек. Со́рок — слово, родственное слову сорочка, от древнерусского сорочька (старославянское срачица, срака, сракы). «В памятниках ХIII в. уже встречается сорокъ. Исторически это существительное означало «рубаха», «мешок» (ср. современное сорочка)» (26, с. 399). «Со́рок», имевшее другое (не числовое) значение, постепенно вытеснило «четыредесят» и из числового ряда. Снятие верхней одежды, так же как и гашение огня в домашних очагах, имеет магическую направленность: воздействие на активизацию Солнца. И ещё очень долго в день весеннего равноденствия дети бегали по улицам, одетые лишь в сра́кы-со́роки. «День Сорочек» — так можно было бы назвать его сегодня.

Повсеместно, в отрыве от временно́го соответствия, где — на «со́роки́" где — в равноденствие или благовещение, а где — на «плавающее» средокрестие, от Сибири до Балкан пекут только «птиц» — Жаворонков, Куликов, Тетерок и др. Единственным общим ориентиром остается месяц: в марте, как говорят крестьяне, «грач зиму расклевал». Но чаще всего именно на Со́роки закличками и печеными жаворонками призывают приход весны, а с ней прилет птиц и начало лета. «Еще в 1930-е годы дети и девушки, собираясь с утра у овинов, около реки или в лесу и залезая куда-нибудь повыше или раскачиваясь на качелях, подбрасывали своих жаворонков вверх и речитативом исполняли: «Лето! Лето! Лети из-под клети! Нам зима надоела, весь хлеб поела!…»; «Жавората, прилетите! Весну красну принесите!» В южнорусских областях, на Смоленщине и Брянщине веснянки сопровождались неповторимым припевом-гуканьем: «Гу-у-у-у…» — раздавалось от деревни к деревне» (Тульцева Л. А.: «Календарные праздники и обряды», 27, с. 542). В Белгородской области также пекут птиц и выходят с ними на возвышенные места: «В селах Красненского района их называли жаворонками. Вечером их брали и несли на гору, где пели песни и водили карагоды. Песня, которую обязательно пели на Сороки, называется «Жавороночек в темном лесе». В селе Камызино выходили на гору и пели песню: «Прилетел кулик эх из-под моря» (Солодовникова Н. В.: «Обрядовый фольклор…", 28, с. 20). «Жаворонков» из теста лепят разных форм и размеров: сидящими, летящими, с одной и тремя парами крыльев, с одной и двумя парами лап, украшенными зернами пшеницы, горохом, изюмом. Действия, производимые с фигурками «жаворонков», магически способствуют прилету птиц, как вестников Весны. Поэтому их стараются поместить куда-нибудь повыше, для чего залезают на какое-либо возвышение (навозную кучу, крышу сарая или дома, поветь).

И мало можно найти мест, где готовили именно соро́к, которые, как известно, ещё считались и ведьмами-оборотнями. Настолько мало, что они не соотносятся с общеславянскими закличками Весны. Значительное разнообразие названий готовившегося ритуального печенья — «цепушки», «сороки», «журавли», «зужинки», свидетельствует о разбросе локальных традиций, с привязкой к тем или иным видам птиц. Птичья символика направлена к Весне с приглашением «прийти», а изготовление её вестников — выпечкой из хлеба (булочек, галушек) обращена к аграрно-продуцирующей магии, направленной на обеспечение будущего урожая.

2. Возрождение (20—21 Марта)

Весеннее равноденствие. Средикрестье. Перелом.

В этот день возрождается Великая Богиня в её обновленном виде. Богиня, которую встречают, чествуют, потрошат и разбрасывают по полям на Масленицу, чьи отжившие образы-ипостаси жгут, топят и провожают с почестями. Богиня, которая ежегодно возрождается обновленной из самой себя, возрождая весь мир.

Тревожный тон обрядовых прощаний в последний день Масленицы не случаен. Оставшийся период до возрождения Мира из образовавшегося за время зимнего периода хаоса с преобладанием сил тьмы, воспринимается как время повышенной опасности — «плохое время». По этой причине и «перелом», равноденствие, «меженный день» относится к дням, на которые смотрят с тревожным ожиданием. Это день возрождения новой Вселенной в чреве Великой Богини и вместе с ней, с которого начинается разделение и упорядочение мира на верх и низ, небо и землю; восстановление трехчастного миропорядка по образу Древа Жизни. Повсеместно к этому дню относятся с опасением. Любые действия (особенно — хозяйственные работы) могут привести к непредсказуемым последствиям. День «средикрестия», как перекрёстка всемирья, считается таким же «кривым», «косым», как и другие переломные дни годового круга. «В народной памяти сохранились такие характеристики Благовещения, как «не зачинный день», «не начинный день» (Новоселова Н. А., 22, с. 100).

Чтобы постичь глубину древнеславянского мировоззрения, нужно отойти от понимания времени, как линейного отрезка с датами. Представить круг, на котором нет дат лет, дней, нет чисел. Есть только четыре важные точки Солнца и, как частные деления этого «циферблата», — фазы Луны. На этом круге сезоны меняют друг друга и только отсчет лунных фаз с привязкой к солнечным точкам являются ориентирами и во времени и в пространстве.

Поклонение Матери — прародительнице рода, во многих культурах возникло прежде, нежели поклонение Небесному Отцу — Роду. Лишь позже на первые роли все очевиднее выйдут мужские божества, рождаемые в священном браке Духа и Материи — Рода и Великой Богини. Это почитание Праматери не уникально для славянских народов. «По представлении древних греков богини матери, — Кибела, Рея, предшествовали всем другим богам, были древнее их всех. Они матери богов» (Пруссак М.: «Древо жизни», 30, с. 16). Збручский идол и подобные ему являются не единственным материальным подтверждением культа «Бога Богов», возникшего в период отхода от матриархальных основ. По предположению Б.А.Рыбакова, все изображенные на нем божества — суть ипостаси единого верховного бога Рода: «Четырехликий, но единый в своих ипостасях бог смотрит своими ликами (под одной общей шапкой) «на все четыре стороны» (Рыбаков Б. А., 31, с. 247). Учитывая различные церковные «поучения» («Слово о вдуновении духа в человека» и др.), жреческо-волховское сословие славян лишь в последние полтора тысячелетия имело четкую концепцию мироздания, во главе которого стоял Род. Схожее — четырехликое — изваяние Свентовита находилось в Арконе. «Из летописи нашего Нестора видно, что Славяне Русские имели понятие о едином верховном существе, которого по преимуществу называли богом и отличали от Перуна, главного из второстепенных божеств» (Костомаров Н. И., 32, с. 203). Не исключено, что такой взгляд формировался под влиянием набирающего силу христианства.

«Представленіе о Богѣ боговъ или прабогѣ выразились въ договорѣ Игоря съ греками. Именемъ этого единаго Бога клялись славяне русскіе наравнѣ съ именемъ Перуна: «да не имутъ помощи (преступники договора) отъ Бога, ни отъ Перуна; да будетъ клятъ отъ Бога и отъ Перуна» (Знаменский П. В.: «Очерки изъ исторіи славянской мифологіи», 33, с. 31). Высшее мужское начало всемирья — Бог — редко поминается именем «Род», так как в быту, повседневности нам присуще более приближенное, «ощутимое» понимание рода, как совокупности стоящих за нами поколений. Дух Всебога-Рода, воплощенный в душе человека, являясь его сущностью, одновременно связует его духовно со всеми стоящими за ним поколениями предков. Род, как Высший Бог, вездесущь и неразрывен с материальным, рожденным Великой Богиней.

То, что зарождается божественной сущностью Богини — Великой Матери, имевшей изначальный мифологический образ Утки в океане, оживает при наполнении семенем, принадлежащим Роду — Дыханием его Духа. Праматерь-Утка, вода-океан, земля, в нашей мифологии материальны, представлены знакомыми нам образами. Всебог — Род не имеет и не может иметь четких описаний, он — Дух, который един и множественен, многопроявлен во всемирье, где каждый материальный объект Яви наполнен его частью и этим объединяет всё. «Еще во времена глубокой древности люди видели во всех космических процессах и могущественных силах Природы неразрывную гармонию мужского и женского начал, где мужская энергия заключена в идее — семени, а женская энергия проявляется в зарождении и творении. Оба эти начала должны быть соединены в высшей реальности, но именно женское космическое начало представляло собой господствующую силу во Вселенной и занимало доминирующее положение во всех древнейших религиозных системах» (Ромах О. В., Стерликова М. С.: «Генезис культа Богини-Женщины», 64, с. 8). Контакт яиц с землей на весенних праздниках, катание, разбивание, связано с наиболее простой и архаичной формой ритуальных действий, имеющих магический характер. Продуцирующая магия обрядов весеннего равноденствия направлена на вызов плодородия окружающего нас мира и, в первую очередь, — Земли.

Образ Древа Жизни, ещё недавно являвшийся одним из главных символов русской культуры, постепенно «остается в росписи порой только намеком, воспоминанием о своем древнем значении, либо переходит в христианский символ» (Земцова И. В.: «Мировые символы…", 69, с. 6). Там, в глубинах нашего бессознательного, всё мироздание живёт по единым законам высшей божественной силы, образованной дуальностью находящихся в постоянном взаимодействии Мужского и Женского начал, Духа и Материи в религиозном значении.

Дольше всего обрядность этого периода сохранилась в регионах, где охотничье-промысловые виды хозяйственной деятельности преобладали над аграрными. Почитание Солнечной Богини перед весенним равноденствием сохранились в северных регионах, особенно в Каргополе и сёлах по берегам реки Мезень, в виде изготовления обрядовых «тетёрок». Магический смысл её встречи заложен в плетении печений, узор которых имеет две основных разновидности — Солнца и Змея, часто имеющих общий центр. Этот праздник возрождения Всемирья и Матери всего сущего, с постепенной утратой сакрального значения её неотъемлемой части — Змея-Ящера, как хранителя мироздания, сохранил почитание Богини-Женщины, и сейчас в тех же районах считается «бабьим».

Праматери, со временем утрачивающей первостепенную космологическую значимость, постепенно оставлялась только функция божественной коровы, олицетворяющей природные циклы и плодородие. А когда-то и Солнце принадлежало Великой Богине, было её ипостасью. «Антропоморфическій образъ солнца (первон. сълънь или слънь, т.е. солонь, слонь) развился у насъ по преимуществу въ женскомъ полѣ. Но нужно замѣтить, что таже богиня, которая лучами восходящаго солнца прогоняетъ ночную тьму, являлась народной фантазіи и въ битвѣ весеннихъ грозъ, дарующихъ побѣду солнечному свѣту надъ зимними сумерками. Утреннее и весеннее солнце получило характеръ богини-громовннцы, разящей тучи и проливающей дождь» (Никифоровский М. Д., 16, с. 18). На мартовский стиль Новолетия ориентированы и все русские апокрифы — тексты сказаний «О двенадцати Пятницах», на Равноденствие — ритуалы, относящиеся к возрождению. «Старушки при появлении солнца умываются с золота, серебра и красного яйца в надежде разбогатеть и помолодеть, старики расчесывают тогда же свои волосы с причитанием: «Сколько на голове волосков, столько было бы и внучат» (Лепер Е. Р.: «Южновеликорусский летний обряд…", 57, с. 51).

Равноденствие наступает не на Солнце. Равноденствие наступает на Земле, переходящей из своей тёмной ипостаси в светлую. В Каргополье головной убор глиняной «бабы с тетёрками» до настоящего времени представляет собой не кокошник, а солнце: «Еще сегодня помнят мастерицы и точную иконографию архаичных глиняных „баб“: если лепят их с птицами-„тетерками“, то „накладывают“ на голову только широкополую шляпу, которую расписывают, словно солнце: верх покрасят оранжево красным, а на полях наведут полоски — лучи. Женское изображение с головой, увенчанной „солнцем“, встречается и в местной „досельной“ вышивке, и в ткачестве, сохранивших древние славянские образы» (Дурасов Г. П., 34, с. 114). Попутно заметим, что в том же Каргополье кукла-чучело Масленицы тоже имеет совершенно другой вид.

Мир в период масленичных гуляний прежде всего утрачивает свой привычный облик, форму, пространственную организацию. «Старение» мира выражается в том, что исчезают границы, и в первую очередь граница между «своим» и «чужим». «С другой стороны, все пространство наделяется как раз теми признаками, которые присущи только границе. Образно говоря, мир приобретает облик перекрестка» (Байбурин А. К., 35, с. 124). О сакральном значении перекрёстка дорог, как границы миров, нам известно из многочисленных магических ритуалов. Не случайно на весенне равноденствие «…Девушки гадали слушанием на перекрестках („средикрестьях“) дорог о замужестве» (Логинов К. К.: «Русский народный календарь Заонежья», 36, с. 81).

Отрывочные упоминания об уходящих днях «старого года», приуроченные к марту и связанные с опасностью его последних дней, сохранились у южных и западных славян. Наиболее выразительно это проявилось в приуроченности к этой дате так называемых «заемных дней» и легенды о «мартовской старухе» (Кабакова Г. И.: «Структура и география легенды о мартовской старухе», 37, с. 209). Представление о таких днях на рубеже зимы и весны, отраженное в ряде вариантов легенды, по мнению многих исследователей, связано с тем, что эти дни в прошлом маркировали период от старого года к новому. В это «кривое», поворотное время Зимы, от Масленицы до Равноденствия, «займа́вшей» время Лета, выскакивают на лошадях из под земли болгарские и сербские «тодорцы», напоминая живым о стёртой границе межмирья (Агапкина Т. А.: «О тодорцах, русалках…", 38, с. 146).

Сакральный момент солоноворота за последние столетия остался значимым только для быстро редеющего жреческого сословия. Многие ритуалы со временем были «привязаны» нашими предками к ближайшим церковным праздникам. Не только у Русских, но и у других народов «… видимо, к периодам солнцестояния был приурочен целый комплекс обрядовых молений с жертвоприношениями. Однако, как свидетельствуют доступные нам материалы, в конце XIX — начале XX в. система этих представлений выглядела уже разрушенной» (Черных А. В., 39, с. 182).

«Расселение славян на территориях со столь разнообразными природными условиями и сроками сезонных изменений климата сдвинуло с традиционных мест праздник весны. Нельзя не считаться и с деформирующей ролью христианской обрядовости, в частности центрального христианского праздника — пасхи» (Попович М. В., 40, с. 117). Например, пик Закличек Весны — Со́роки, знаменательные ритуальными выпечками, — стали приходиться именно на день Весеннего равноденствия. «В конце 19 века крестьяне акцентировали внимание на связи этого дня с весенним равноденствием: «Въ этотъ день — ночь со́ днёмъ равнятца» (Макаренко А. А., 41, с. 63).

Период наполнения христианских символов «язычискими» смыслами породил двоеверие. По мнению исследователей, активная христианизация крестьянства началась лишь в XV — XVI веках, когда складывались отношения крепостного права. Причем «… процесс христианизации вылился не в изучение христианской догматики и не в постижение внутреннего смысла христианских обрядов, а в переходе на календарную обрядовую систему церкви и соединение с ней всего комплекса многовековых наблюдений аграрного и метеорологического характера» (Власов В. Г.: «Христианизация русских крестьян», 42, с. 14). Добавим: и в переносе на христианских святых качеств славянских Богов и духов.

Примечание: Двоеверие. В этом обзоре будем придерживаться понимания термина «двоеверия» не как одновременного почитания богов разных конфессий, а как синкретизм, вплетение одного в другое. Иными словами, «Как бы то ни было, фактом остается то, что образовавшееся двоеверие представляло собой мировоззренческий синкретизм, в котором ведущая роль принадлежала славянскому язычеству. Оно не только определяло специфику религиозности древнерусского народа, но и серьезнейшим образом видоизменяло важнейшие обрядовые формы и догматические законоположения христианства» (Замалеев А. Ф., Овчинникова Е. А., 80, с. 18).

Всё, что когда-то относилось к «срединному» положению мироздания — весеннему равноденствию, сдвинулось в церковные «евдокеи», «средопостье», «благовещение», внеся в них все магические ритуалы Возрождения, «переломного дня». П.А.Флоренский писал: «Праздник Благовещения, космически, — праздник весеннего равноденствия: хотя в настоящее время празднование Благовещения отстало от равноденствия на 13 дней, но во втором веке равноденствие считалось 24 марта, то есть праздником весны» (Флоренский П. А., 43, с. 542).

Многочисленные «запреты» этого дня говорят о его опасном, пограничном значении в весеннем цикле. Любые действия магически могли повлиять на то, как сложится будущее. Прекращается, останавливается вся деятельность как в социально-бытовых вопросах (особенно работа, связанная с колюще-режущими предметами и с землей), так и в природе (птица гнезда не вьёт). В ритуалах магии, приуроченных к церковному Благовещению, легко обнаруживаются скрытые под слоем веков традиционные народные обряды.

Из-за близости дня Весеннего Равноденствия и следующего за ним Новолетия (месяц на «новце»), а также по причинам, связанным с постепенным исчезновением лунного календаря из обихода наших предков, в церковное Благовещение в некоторых местах перенесли ритуалы, относящиеся не к равноденствию, а к встрече Нового Лета, наступающего (по одному из вариантов) на первом Новце после весеннего равноденствия. Например, у Вепсов «… были характерны приметы и запреты, связанные с «магией первого дня» (Винокурова И. Ю., 44, с. 169).

Отступление: Луна и лунный календарь. Народы в разные эпохи создавали разные календари: вегетативные, лунные, солнечные и лунно-солнечные, в которых согласовывались все три цикла. На Руси календарь в том виде, к которому мы сейчас привыкли (линейный), появился со времен принятия Владимиром христианства. В повседневную жизнь постепенно внедрялось византийское летоисчисление, которое вело отсчёт лет от сотворения мира (за 5508 лет до рождения Христа). Но ещё долго счет времени велся по луне, как и согласованные с её фазами праздники и обряды. Попытка установить соотношение между названиями месяцев византийского (юлианского) календаря со славянскими названиями не имеет общего основания. Каждый рождающийся месяц имел своё Имя. И «жизнь» его продолжалась 29,53059 суток. Таким образом, в народном календаре не могло быть 31 сеченя, лютеня и т. д. Разная продолжительность «именных» и календарных месяцев, а также плавающий календарь луны привели к наложению «…одних и тех же названий к смежным месяцам. Так, „просинцем“ называли декабрь и январь, „сечнем“ — январь и февраль, „березнем“ (и его аналогами) — март и апрель, „кветнем“ („цветнем“) — апрель и май, „травнем“ — апрель и май, „червнем“ — июнь и июль, „вереснем“ („вреснем“) — август и сентябрь, „листопадом“ — октябрь и ноябрь, „груднем“ — ноябрь и декабрь, „студнем“ — ноябрь и декабрь» (Гусев В. Е. О реконструкции праславянского календаря (к проблеме этногенеза славян)), 417, с.135).

Обряды, ритуалы, праздники, ранее точно соответствовавшие сакральным фазам Луны (новолуния, полнолуния, четверти), с переходом на юлианский (а затем григорианский) календарь потеряли связь с сакральным временем, принятом в народной традиции. И сегодня мы можем наблюдать праздники, приуроченные только к церковному календарю. Например, к ежегодному католическому и протестантскому Дню всех святых (All Saints’ Day) — 1 ноября.

Современный сдвиг народных ритуалов, приуроченных к Благовещению, с 25 марта на 7 апреля (при смене стилей) также не верен, так как этот праздник был установлен ещё в первые века христианства 25 марта, именно в день весеннего равноденствия, ровно за 9 месяцев до Рождества Христова (зимнее солнцестояние, декабрь). В свою очередь, и сама история установления даты Рождества банальна: «Учреждение Церковию в 24 д. Декабря высокаго праздника рождения Света миру, Солнца правды, смертию смерть поправшаго, было противоположностию языческим Врумалиям и празднеству Солнца, рождеству Непобедимаго (Natales Invicti sc. Solis), которое отправлялось в Риме 24 и 25 Декабря, и рождения Митры, коему под разными именами покланялись от Днепра до Парижа» (Снегирев И. М., 45, с. 7). Постепенно накапливающееся расхождение юлианского и григорианского календарей, «отдаление» дат от их изначальной привязки к солнечным точкам, привело к отрыву традиционных ритуалов от сакрального времени.

Обратим внимание ещё на одну дату: плавающая середина предпасхального поста, «средокрестье», «преломление», которое в разное время приходится примерно на период с 10 Марта до середины Апреля (в современном стиле). «Средокрестие», как и прочие даты, связанные с церковным календарем, вобрало в себя традиционно-народные обряды и Возрождения (весеннего равноденствия), и Дня Новолетия — первого Новца, следующего за ним. Ещё в XIV веке срединная неделя поста в христианском календаре не имела устойчивого названия: «В Лаврентьевской летописи эта неделя называлась «безымянной»... (Полное собрание Русских летописей. 2-е изд. Л., 1926–1928. Т. I. С. 487). К тому времени в Древней Руси еще окончательно не сложилась структура пасхального года и не закрепились названия за определенными седмицами, хотя некоторые недели уже имели вполне устойчивые названия. Статья 6746 г. во всех новгородских летописях рассказывает о взятии татарами Торжка «мѣсяца марта въ 5, на память святого мученика Никона, въ среду средохрестьную» [Полное собрание русских летописей. М.: Языки Русской культуры, 2000. Т. III., С. 76, 288]. Из источника следует, что 5 марта приходилось на 4-ю седмицу поста. Однако… в 6746/1238 г. Пасха была 4 апреля, поэтому среда Средокрестной недели приходилась не на 5, а на 10 марта, так как Крестопоклонное воскресенье приходилось на 7 марта… Кроме того, 5 марта в 1238 г. не было средой, средой было 3 марта. Месяцесловная отсылка тоже не верна, должно быть «мученика Конона», память которому отмечается 5 марта. В этой датировке целая серия несоответствий и в пасхальном, и в месяцесловном обозначении, и в дне недели» (Иванова Н. П.: «Структура древнерусского пасхального (подвижного) календаря…", 46, с. 94).

Верный вывод из современных попыток увязать разные культы в одной точке, пожалуй, изложен здесь: «Анализ с архаически-мифологических, или языческих, позиций оставляет за скобками христианские смыслы обрядовой образности; обращение собственно к христианской образности Средокрестья зачастую грешит формально-описательным подходом; а сведение вместе этих разных парадигм в синкретически-гибридное состояние (язычески-христианское) скорее свидетельствует о неспособности на адекватном уровне раскрыть семантически выстроенное и целостное культурное явление» (Часовникова А. В.: «Хлеб в традиционной народной обрядности…", 47, с. 12). Например, Никифоровский М. Д., изучавший древние традиции, приводит такую народную оценку этого церковного праздника: «Свѣтлое Воскресеніе = воскресеніе природы дѣйствіемъ Перуна» (16, с. 366).

К настоящему времени сохранился ряд общих черт символизма весеннего равноденствия, восходящих к древним временам — в том числе и к праславянской эпохе. Это здесь, а не на Масленице, завершается «перелом» зимы, после которого набирало силу Лето. Например, локально у словенцев на Средопостие совершается (возможно, заимствованное) символическое «распиливание старухи Коризмы» («Бабы»), сделанной из бревна, которому была придана форма женского тела. Вместо бревна это может быть соломенная кукла или доска с изображенной на ней женской фигурой. Хотя нигде это ритуальное действие и не обозначено сроками равноденствия, но иного магического смысла, кроме победы над Зимой, в этих действиях нет. Как нет иного смысла и в разбивании пустых горшков, оставшихся с Зимы, в бесчинствах и плясках в Польше и Хорватии, в вывозимых за пределы села у Словенцев и на Вологодчине «черепьев» и «горшков».

Метафора переломного момента этого дня, Возрождения, подкрепляется «буквализацией» образа перелома, и представляется как нечто вещественное, при переломе способное издать звук. Так, в Архангельской и Костромской областях «дети ставят на дворе корзины, считая, что при разломе говенья полетят с неба разные лакомства» (48, с. 253). В этот день ожидаемый «перелом» отражается во всех природных явлениях. Особое значение придается внезапным шумам, треску, состоянию воды. В северных районах поговорка «щука хвостом лед разбивает» приурочена не только на «плавающее» средокрестье, но и к фиксированным датам памяти святых около весеннего равноденствия (Бурцев А. А., 49).

С глубокой древности вообще даты праздников и обрядов определялись Жрецами. «У Балтійскихъ Славянъ жрецы <…> могли назначить общественныя празднества для служенія богамъ; <…> Жрецъ по указанію гаданій опредѣляетъ дни празднества въ честь богу…» (Гильфердинг А., 50, c. 200—219). Современные исследования показали, что основные точки солнечного круга фиксировались не «гаданиями», а специальной ориентацией объектов, находящихся в Святилищах.

Все магические ритуалы, приуроченные к Возрождению, проводятся до восхода Солнца и обращены к Богам хтонического «перевёрнутого» мира, полностью подвластного Великой Богине. Например, действия, «обратные» переломному моменту, должны были вызвать укрепление суставов: «Знающія бабы, вставъ до свѣта на хрестци́ [начало четвёртой седмицы Великого поста, именуемой «Крестопоклонной»], и въ потьмахъ, безъ запаски, сѣвъ у порога, прядутъ по два починка, крутя веретено навпаки, т. е. отъ себя (а не къ себѣ, какъ прядутъ обыкновенно), и кладутъ ихъ на́вхрестъ; этою пряжею онѣ перевязываютъ руки или ноги отъ грыжи (ломоты)» (Максимович М. А., 15, с. 468).

Мировое Древо. Великая Богиня. Змей. Граница «верха и низа», «лево и право» с осью — мировым древом, «древом жизни» в центре несёт в себе сакральное значение в традиционных религиях многих народов. Само народное название «средокрестье» свидетельствует об особом проживании этой временной точки, которая представляет собой максимальную концентрацию и сакрализацию символически-образных представлений о середине/половине/средоточии/центре (51). Говоря словами П.А.Флоренского, мир в этот день приобретает образ зерна, в котором заключена вся полнота космического года. Сжатое всемирье заключено в зерне — яйце, в чреве Праматери-Природы. Напомним в этой связи и о далеко не сказочном образе Великого Змея, Ящера. В большинстве устных описаний и изображенный на иконах Змей отображается в виде Дракона — с крыльями, лапами, головой (или несколькими). Несмотря на разные имена (включая Кощей/Кащей и другие), его образ в фольклоре всегда постоянен по своей функциональности. «Одним из значений слова кощей является «змей» (Гаспаров Б. М., 52, с. 205). Негативные черты сказочного Кащея Бессмертного наши предки переложили на христианского Касьяна (Иоанн Кассиан Римлянин), хотя у этого праведника, кроме даты его поминания — 29 февраля в високосный год (и 28.02 в обычный), к которой относятся с опаской, никаких отрицательных моментов в жизнеописании нет.

Замена образа Змея на Кощея произошла сравнительно недавно. Со времен развития аграрного культа, пришедшего на смену промыслово-собирательному и тотемизму, сакральные, не-человеческие образы сил Природы, представленные самой Природой, стали замещаться человекоподобными образами Богов и Духов. Но несмотря на то, что в сказках Змея-Ящера сменил Кащей, сущность его не изменилась. Ящер (Змей) выполняет в космологии две взаимосвязанные функции: он участник разделения и единства Неба и Земли, и он же хранит нижнюю, хтоническую, женскую часть Мироздания, фактически, выступая гарантом его существования (Платов А.: «Три концепта Северной Традиции», 61, с. 16).

Древние славяне не верили в абсолютное зло. «Роль Кощея — охранительная, его цель — поддерживать неизменность существующего порядка вещей. В мифологическом же контексте status quo, который пытается сохранить Кощей, имеет отношение к предыдущим цивилизациям, разрушение которых (через победу над Кощеем, представленного иногда в образе Мирового змея, обвивающего Мировое древо и охраняющего яйцо, в котором свёрнута новая Вселенная) означает зарождение нового мира, новой цивилизации» (Жучкова А. В., Галай К. Н.: «Функциональное значение…", 54, с. 165). В момент равноденствия охранная роль Змея-Кащея заканчивается тем, что он «открывает» самое ценное — яйцо, — как источник зарождения нового мира, образуя верх и низ мироздания. «Змеиный узор почти повсеместен: спирали змей обвивают массивные груди Великой Матери, змеи есть и на сосудах, и на крышках к ним, змеи составляют основу татуировки «рожаниц»… На раннетрипольских статуэтках такая же пара змей изображалась в области живота, где змеи выступали охранительницами чрева, вынашивающего плод» (Рыбаков Б. А.: «Космогония и мифология…", 55, с. 35).

Яйцо, как образ возрождающегося мира, будет присутствовать во многих обрядах народных праздников только в весенний период. «Еще до сихъ поръ у восточныхъ народовъ сохранился обычай — въ мартѣ мѣсяцѣ, при началѣ новаго года, т. е. при весеннемъ возрожденіи природы отъ зимней смерти, биться красными яйцами, ставить ихъ на столѣ и посылать въ даръ къ своимъ друзьямъ» (Афанасьев А. Н.: «Замѣтки о загробной жизни…", 56, отд. 6, с. 24).

Интересное сообщение: «В английской Псалтири святого Альбана (не позже 1123 г.) отношения между персонажами демонстрируют яркую эстафету греха: сидящий на дереве сатана выпускает изо рта змею, змея держит во рту яблоко, яблоко берет Ева» (Антонов Д. И.: «Змей, женщина…", 58, с. 9). Он, часть чрева Великой Богини, участвует в зарождении обновлённого мира из яйца свёрнутой вселенной. Змей-искуситель, прельстивший Адама и Еву в Эдемском саду, начиная с позднего Средневековья, изображался в многочисленных вариациях одного образа — полузмея-полуженщины. Такие фигуры, как минимум с XVI в. были известны и на Руси. Это единство рождающего лона Великой Богини со Змеем именуется по-гречески «hystera», по-славянски: «Дъна». «Hystera», «дъна» — вместе с тем и «мать» и «матица» (Маторин Н. М., 62, с. 56). Многочисленные женские амулеты-змеевики несут в себе связь с началом и концом всего живого. «Одно другому не противоречит, т. к. и рождение, и смерть непосредственно связаны с «иным» миром: в первом случае — человек из него приходит, во втором — в него уходит. В том и в другом событии мифическая покровительница непосредственно участвует — это «сфера ее влияния», одна из ее функций» (Козлова Н. К., 63, с. 165).

Дуб-сундук-заяц-утка-яйцо… Не Смерть таится в яйце, а Жизнь. Священник, протоиерей М.Д.Никифоровский, изучавший народные верования, пишет: «… огненный Змѣй является символомъ жизни, здоровья, плодородія. Какъ и громовникъ, онъ имѣетъ связь съ дождемъ. Дождь, или вода, дающая жизнь природѣ, живая вода вѣ повѣрьяхъ называется змѣиною. Эта вода даетъ людямъ красоту, молодость, здоровье» (16, с. 24).

Роль «спасителя», героя-мужчины появится в сказках позже, с угасанием древнеславянского «матриархата» и с появлением человекоподобного образа Змея (который, кстати, имел оборотнические свойства). Сказочный Герой, разбивший кощеево яйцо в тридесятом царстве, тем самым в глубинной мифологии должен сам стать демиургом космического здания, что исключено его человеческой сущностью. Камень-Алатырь, представленный в заговорах и в пасхальной творожной «бабе», Ящер-Змей, Яйцо, Древо и другие образы сакрального центра функционально дополняют репродуктивную систему Праматери (Денисова И. М., 59) и в каждом конкретном случае ритуальная магия, обращение к тому или иному образу, содержит в себе взывание к силам, относящимся к Великой Богине. Ни в одной сказке любвеобильный Кощей не является насильником. Напротив, он уговаривает похищенных им красавиц вступить в законный брак, выйти за него замуж. Хранить и оберегать, а когда придет время, — содействовать расцвету — вот главная задача Змея (Кощея, Кащея).

Когда некоторые функции Праматери в священном союзе с Родом перешли к небесным — мужским Богам, изменилась и роль Змея-Ящера, хранителя и оберегателя всемирья. Часть небесная — грозы, дожди, тучи — перешли под управление Перуна; стихии воздуха, ураганы и ветры, достанутся Стрибогу; «земные» проблемы возьмет на себя Велес, постоянно присутствующий в Среднем мире, мире живых; вода будет под покровительством Водяного — «Царя морского». Как отметил А. Голан, «Эти факты указывают на то, что змееборец и его противник — одно и то же существо. <…> здесь имело место иное явление: расщепление образа Черного бога на разные божества, являвшиеся персонификацией его разных черт…» (66, с. 212).

А.Н.Афанасьев (1, с. 695) высказал такое же мнение о хтонической природе Велеса: «Первоначально названіе это было не болѣе, какъ одинъ изъ эпитетовъ тучегонителя Перуна (громоноснаго Тура); впослѣдствіи же, при забвеніи его кореннаго значенія, оно обособилось и принято за собственное имя отдѣльнаго божества…". Однако «забвения» не было. Перун, Стрибог, Велес, Водяной, — Боги, принявшие на себя раздельные функции управления стихиями, ранее принадлежавшие Огненному (Водяному, Морскому) Змею и ставшие его сущностями, ближайшими к людям по образу и подобию. Сам же он остался там, где был всегда — с Великой Матерью, её главным хранителем.

Бог Велес — ипостась Змея-Ящера, постоянно находящийся на границе межмирья, может являться в образах Лешего, Медведя, Змея и других. Эпитет «скотий» Бог сохранил в себе древнее значение слова «скот», включающее в себя образ денег или материальных ценностей, имеющих денежный эквивалент: «Начата скотъ събирати от мужа по 4 куны, а от старостъ по 10 гривен, а от бояръ по 18 гривен. И приведоша варягы, и вдаша имъ скотъ, и совокупи Ярославъ воя многы». — ПВЛ, 6526 (1018) г.» (Тихомиров М. Н., 60, с. 167). Не случайно Бог Велес был почитаем купцами и торговыми людьми вообще. Хтонический мир Велеса в ближайшем окружении наших предков представлен лесом во всем многообразии дикой, опасной природы. Именно Лес, «иной» мир, наполнен в русских народных сказках Богами и Духами, с которыми соприкасается герой, переступивший границу мира живых. Там, в затерянных чащобах, он находит вход в пещеру, ведущую в подземное Царство или ступени к вершине горы, скрывающейся за облаками (наследство Ящера-Змея, обитавшего как в подземных пещерах, так и среди туч). «В сицевой печали невернии сии человецы моли слезно своего Волоса, да низведет дождь на землю» («Сказание о построении града Ярославля», 424, с. 188)

Отношение наших древнейших предков к возрождающейся Природе можно было бы назвать (в современном толковании) партеногенезом (однополое, или девственное размножение). Это оттуда, из неолита, идёт поклонение Великой Богине — прародительнице всего живого. Осознание связи мужского и женского (репродуктивное сознание) для зарождения новой жизни пришло не сразу. Но при этом сам процесс зачатия, беременность, роды, вызывали чувства, родственные страху перед связью Женщины с «иным» миром. Яйцеклетка, женское начало «является началом всех вещей, средой всеобщего зачатия и порождения, пространством, внутри которого зарождается Вселенная и жизнь во всех ее проявлениях» (Ромах О. В., Стерликова М. С.: «Генезис культа Богини-Женщины», 64, с. 14) Всё в окружающем нас мире рождено Великой Богиней. Изображение Змея — оберегателя всего, что было, есть и будет, нередко встречается рядом с Мировым Древом, Древом жизни и в свя́зи с Великой Матерью. «Речь идет о религиозной тайне, поскольку она касается происхождения жизни, питания и смерти… Позднее, когда будет изобретен плуг, земледельческий труд уподобится половому акту» (Мирча Элиаде, 65, с. 25).

Хтоническая природа змея является одной из важнейших и древнейших его характеристик. Змей (и замещающие его в мифах, сказках чудовища или антропоморфные «негодяи») выступает как хранитель входа, переправы в подземный мир или самой его сердцевины. Его первые изображения встречаются повсеместно. Например, на камне из Санды — одном из древнейших памятных камней острова Готланд (V –VI века н.э.). Композиция выстроена вертикально; в нижней её части — погребальная ладья с гребцами и некое чудовище над ней, символически изображающие Нижний мир, Мир мертвых. Выше — горизонтальная черта — середина композиции, Средний мир с прорастающим Мировым Древом, его вертикальной осью. И над Мировым Древом — солярные свастические знаки, символизирующие Верхний мир, Мир богов. Никакой «бой», никакая «битва» между небесными и хтоническими Богами невозможна в принципе, так как любая победа будет связана с нарушением табу, хаосом; последствия такого поединка приведут к разрушению привычных связей космоса.

Символы весеннего рождения и возрождения имеют разные временны́е мифологические основы: яйцо — производное хтонического мира, зарождается в чреве Великой Богини и затем, оплодотворенное, наделённое божественным духом Рода, являет возрождение всемирья, как упорядоченного пространства после хаоса, образовавшегося к окончанию зимнего периода, включая Землю и Небо. И в то же время «яйцо — атрибут Змея, бога преисподней» (Голан A., 66, с. 114), опекуна и хранителя ложесн Богини, без которого она не воспроизведёт мир в его единстве противоположностей. «Демиургическое сотрудничество женского и мужского начала составляет основное содержание представления о священном браке, результатом которого становится сотворение актуальной космосистемы» (Евзлин М.: «О космогонической основе…", 67, с. 230).

Кулич, Ттворожная Баба, Яйцо — символы оплодотворения и рождения, относящиеся к весенним обрядам. Единение бинарных противоположностей — Солнечно-небесного (мужского) и Земного (женского) начал дают плоды на возродившемся Мировом Древе. Всё мироздание, Мировое Древо существует на постоянном, никогда не угасающем единении духа Рода и материи, рождаемой Богиней. Одно без другого либо не проявляется в материальном мире, либо мертво без наполнения духом. Яйцо — символ исключительно женского плодородия, начало начал всего живого. Поедание жертвенного кулича и яйца в весенних ритуалах приобщает к плодородной силе, а катание яиц по могилкам на Радунице магически способствует вызову душ предков в согреваемый солнцем мир. Части пищи, освященной в Ярилин день (кулич, яйца, кости животных и птиц, оставшиеся от праздничного обеда) выносятся на засеянные поля, закапываются в землю или разбрасываются, крошатся с той же магической задачей — оплодотворение и произрастание посевов.

Вода. Особое значение в дне Возрождения имеет Вода. В мифологии многих народов космогенез, творение мира и его разделение на части — небо и землю представляется как развитие из мирового яйца или близких ему образов, где Земля открывается, выступает на передний план только через воду. Ритуальная магия обливания водой в день Возрождения должна была вызвать смену состояния ледового покрытия рек и весенние дожди, открыть землю и согреть воду. Так, символичная связь креста с водой обнаруживается в древних геометрических знаках на рушниках: «…зафиксировано троекратное нанесение косого креста на дорогу или дно реки при вызывании дождя» (Дробушевский А. И., Нечаева Г. Г.: «Ромбы «целинные» и «засеянные»…", 70, с. 26). Сохранившийся игровой характер действа, не соотносимый с церковным постом, стал отголоском древнего ритуала, направленного на «открывание», пробуждение спящей Земли и покрытых льдом рек путем внешнего воздействия: символического ударения по поверхности и обрызгивания (обливания) водой. В Нижегородской области известен обычай «ломать говенье»: девушек прикрывают корзинами и обливают водой (71, с. 90). На севере России молодежь обманывает какого-либо подростка, говоря ему: «Сядь под кузов, услышишь, как говенье переломится». Если он верит, его обливают водой. Особенность нахождения «игрока» под внешним, обязательно верхним укрытием, отмечается и в Пермской области: «Под короб с мякиной дети залезут с крестом и ждут…, а когда парнишки прибегут, по коробу треснут. Половина поста пройдет, крест стряпают. Крест, крест — половина поста треск. Коноплю натолкут, теста наделают — крест лепят» (Черных А. В., 72, с. 157). Также, как и позже в день Спаса, для вызывания дождя, увлажнения земли, «посевают» мак на средокрестие в селах Украины: «А на хрестци сѣютъ макъ, хоть бы то по снѣгу, лишь бы можно было вскопать какъ-нибудь землю. Макъ сѣютъ только дѣвчата да молодыя молодицы…» (Максимович М. А., 15, c. 467).

Глубоким символизмом, отсылающим нас к образу Праматери, наполнен сохранившийся обычай, в котором основным объектом ритуального «пробуждения» или «возрождения» являются девушки и женщины. «На крестную бабы ходят, поют, а их обливают водой, чтобы к Пасхе был дождь» (Агапкина Т. А.: «Средопостие», 73, с. 152, Поволжье). «Тетёрочный» день весеннего равноденствия, Возрождение, в Каргополье (Архангельская область) до настоящего времени считается женским праздником. Мужчинам вместе с ними праздновать в этот день не полагается (Дурасов Г. П.: «Народная пища Каргополья…", 74, с. 90). Особое почитание молодых жен (молодух) в день возрождения Великой Богини носит характер ритуальной продуцирующей магии: от них ожидают продолжение рода. «В «тетерочный день» все, кто был с невестиной стороны на свадьбе, обязательно несли молодым гостинцы — тетерки своей стряпни… Угощать присутствующих гостинцами должна была сама молодуха. Она подносила всем по тетерочке, и потом уже за столом оставались одни женщины: «тетерочный день» почитался «бабьим праздником»… (Дурасов Г. П.: «Каргопольские тетерки», 75, с. 28). Отметим: Каргопольские выпечки — «тетёрки» содержат в себе главный элемент — змеиный образ, не относящийся к солнцу, отображающий верчение, кручение, плетение, витье, «…в котором обнаруживается генетическая связь культа змеи с культом женского божества, покровительствующего не только женскому плодородию, но и женским ремеслам, какими являются прядение и ткачество» (С.А.Ситникова: «Реликты змеиного культа…", 77, с. 100). Змеиный образ, имеющий отношение к Прародительнице, был приурочен к дню равноденствия, и сохранился и как «день весеннего появления змей» и как праздник Матери-Сырой-Земли.: Исследователями заговоров отмечаются такие, в которых «… змея отсылается под землю, т.е. в сферу, принадлежащую ей как хтоническому существу… иногда трудно определить, к кому обращен заговор — к земле как покровительнице змеи или к змее, называемой землей» (Завьялова М. В., 78, с. 125). Большинство запретов этого сакрального времени закрепилось в период двоеверия за церковным Благовещением. «Праздник Благовещения приходится на время весеннего равноденствия, а Воздвиженье — осеннего равноденствия. Это — рубежи, когда земля, как отмечалось, «пробуждается ото сна» и «отходит ко сну», к зимней спячке» (Толстые Н. И. и С.М., 79, с. 58). И в том и в другом случае речь идёт о Материнском начале.

Подобное отношение к Благовещению, как к празднику с определенными запретами, наблюдается везде: «Белорусские крестьяне, как и Русские, считают «Благовэшшэння» «великим праздничком», в который запрещаются не только сельскохозяйственные работы на земле и работы, связанные с уборкой мусора, но даже плетение девушками кос, приготовление еды и т. д. Осторожные матери прячут в этот день гребни, чтобы какая-либо из дочерей невзначай не нарушила запрета: девушкам не следует подчеркивать свою девическую сущность заплетением косы из опасения навсегда остаться незамужними. В противном случае она исключает себя из числа тех, кому покровительствует богиня, и обрекает себя на долгое или вечное девичество. «Перед Благовещением расчесывалась, а наутро мать не разрешала — лохматой ходила в школу»… Все сделанное в этот день не имело перспективы, ничто не могло получить развития — например, из снесенного яйца, как представлялось, не выведется цыпленок» (Фурсова Е. Ф.: «Календарные обычаи…", 130, с. 171).

Б.А.Рыбаков, описывая древнее языческое святилище на Благовещенской горе в Брянском полесье (Рыбаков Б. А., 31, с. 155), обратил внимание на особые праздники геродотовских будинов в марте в честь женского Божества, близкого по своей сути к античной Артемиде. От тех времен, от образа Богини-медведицы, слабым отголоском сохранилось лишь описание благовещенских «комоедиц» в одной из Белорусских деревень. Среди тотемных генеалогических легенд народов Западной Европы также распространен вариант о происхождении того или иного рода (чаще всего — феодальных владетелей, королей и т.п.) от медведя или (чаще) медведицы.

Строжайшее табуирование плетения девушками кос, женских хозяйственных работ (а порой и относящихся к мужским) объясняются тем, что в этот день в природе и в человеческом обществе женское начало должно быть «раскрыто». «За всем этим стоит ряд представлений, согласно которым заплетение женских волос, связывание и собирание их в прическу есть знак сдерживания эротической энергии, знак воздержания, в то время как расплетение, распускание и расчесывание символизирует высвобождение этой энергии» (Неклюдов С. Ю.: «О функционально-семантической природе…", 81, с. 212). Помимо этого, и сам гребень, как и многие утилитарные предметы, относится к культовому. Функциональный диапазон его применения связан как с самим носителем гребня, так и с силами Земли (как «расчесывание пряжи»). Его использование в этот день может вызвать прямое магическое воздействие, потревожить окружающий мир. Все замирает перед «моментом открытия земли, пробуждения ее ото сна» (Фурсова Е. Ф.: «Календарные обычаи…", 130, с. 174). Кукушка была наказана одиночеством именно за то, что вопреки запрету, «свила гнездо на Благовещенье». К замужним женщинам запреты, связанные с волосами, не относятся.

В этой связи необходимо обратить внимание и на эротические игры молодежи на гумнах. Любая работа для девушек в этот день запрещается; игры — разрешаются. Календарно увязанный где с церковными «Сорока мучениками», где с «Благовещением» разрешенный день «кувыркания» на гумнах приурочен именно к равноденствию. Особые «молодежные собрания» на соломе в день равноденствия в далёком прошлом имели глубокий сакральный смысл, относящийся одновременно и к посевному зерну (по месту этих игр) и к женскому началу возродившейся Великой Богини. «А на саломи кувыркацца — эта уж разришано была… Парни эти адóнья-ти кувыркали, а кувыркались и девки, и парни, всё. И падиночки, и вдваём кувыркались. Па всяки-ти, кто как, кто каво асилит. Дажи да таво дакувыркались — забиреминили» (Чередникова М. П.: «Благовещение», 14, с. 209, Ульяновская обл.). Ранневесенние «заигрывания» молодежи, достигшей брачного возраста, содержат матримониально-эротическую доминанту, целью которой является последующее заключение брака. Совместные игры, как и ночевки на посиделках, дают возможность набраться определенного интимного опыта обращения с противоположным полом: ласки, объятия, поцелуи являются неотъемлемой составляющей такого общения. На Киевщине среди молодежи была известна «притула», отражающая двойные стандарты в оценке добрачных отношений: с одной стороны, поощрение необходимости общего сна девушки с хлопцем на вечеринках, с другой — прославление девичьей скромности, «честности», культ девственной плевы (Ігнатенко I.: «Жіноче тіло…", 82).

По данным этнографии, эти ритуальные игры на гумне, нередко сопровождавшиеся коитусом, были и в европейской части Руси и в Сибири. «Объ этомъ знаютъ не только окружающіе, но и мѣстные священники, которые на исповѣди, вмѣсто вопроса: „Въ чемъ грѣшенъ?“ — спрашиваютъ: „Не валялся ли, или не валялась ли на соломѣ?“, т.е. не совершалъ ли блуда въ день Сорока Мучениковъ» (Макаренко А. А., 41, с. 62). Только глубокое сопоставление годового жизненного цикла Матери-Земли в космогоническом понимании с жизненным циклом земной Девушки-Женщины, сакральность переходного дня дает объяснение запретам и «дозволениям», относящимся к «бабьему дню». «Марта 25-го, на Благовѣщенье… Встарину говорили, что въ этотъ день Господь благовѣститъ землю и открываетъ ее на сѣянье» (Максимович М. А., 15, с. 466).

Не будем забывать, что вскоре после этого начнутся свадьбы «Красной Горки». И в этом свете не трудно понять раздвоенные чувства родителей молодежи: отпустить чадо на «кувыркание» с непредсказуемыми последствиями или запретить всё, включая осенне-зимние посиделки, с сомнительной возможностью замужества «затворницы». Проблема решалась в пользу желаемого замужества, сакральности этого дня и магии земного плодородия. Даже если для девушки «это» происходило впервые (и до брака), то в далеком прошлом оправдывалось сакральной инициацией в день Великой Богини. «Первое — доля богов и других представителей иного мира, оно не принадлежит человеку» (Байбурин А. К., 35, с. 147). Безусловно, корни таких отношений кроются в глубокой древности. Как выразился иконописец Григорий в челобитной царю (1651 г.), «… дѣвицы дѣвство діаволу отдаютъ» (Каптерев Н. Ф., 83, с. 6). Сакрализация мужа, как первого мужчины, происходила в разных регионах и обществах неравномерно, в ходе исторической эволюции семьи и брака. Право первой ночи «… от магически более сильного впоследствии переходит к социально более сильному и становится средством узурпации супружеских прав» (Пропп В. Я., 84, с. 308).

До последнего времени сохранился ритуал не физического, но духовного расставания девушки с красо́той-девственностью в бане перед свадьбой: «„Банное действо“ является пережитком старинного ритуала бракосочетания невесты с духом бани, баенником, которому она приносила в жертву свою девственность с целью обеспечить себе плодовитость. <…> Необходимо заметить, что обрядовое сочетание девушки с богом или духом, по народному поверию, не лишает ее целомудрия» (Кагаров Б. Г.: «Состав и происхождение свадебной обрядности», 85, с. 171—173). Таким образом, в сакральном плане, девушка расстается со своим девичеством ещё до непосредственной потери девственности.

Часть ритуалов, ранее относившихся к Возрождению, перешла в церковное Средокрестие. Здесь, в весеннем равноденствии, в центре креста, символика которого неисчерпаема, образуется ось мироздания. Повсюду, от Аккады и Вавилона до ацтеков и майя крест — универсальный символ единства жизни и смерти, духа и материи в их нерасторжимой взаимосвязи, как и единство основных полярных начал — мужского и женского. Об обережно-магическом значении равноконечного «языческого» креста в круге и без существует немало свидетельств в традициях по всему миру. «На многих корчагах, горшках, кувшинах и других предметах домашней утвари снизу на дне ставили крест в круге, им освящалась не только посуда, но и пища, в ней приготовленная. Крест вырезали и на деревянных изделиях, например, на бочках, в которых хранили воду, на подойниках» (Воронина Т. А.: «Утварь (XII — XX века)», 27, с. 341). В этой связи всегда важно рассматривать контекст изображения креста, который в каждом конкретном случае отсылает нас в круг строго обозначенных и взаимосвязанных с ним дополнительных символов. «Крест выступает в нескольких ипостасях: с одной стороны, древнейший солярный символ (знак), который в изображениях с ломаными под прямым углом или закруглѐнными концами (так называемая свастика) выступает как символ жизни, неба, вечности движения, с другой стороны, это графема Мирового древа. Позднее крест становится основным, важнейшим символом христианской и католической мировых концессий» (Земцова И. В.: «Мировые символы…", 69, с. 4).

В настоящее время становится актуальна точка зрения, игнорирующая христианское содержание «средокрестного» обряда и считающая, что это отголоски «древнейшей сельскохозяйственной магии», формально приуроченный к середине поста, и столь же формально воспринявший — «по аналогии» — крестообразность печений от «крестопоклонной» недели (Соколова В. К., 86, с. 94—95; Шангина И. И., 87, с. 374). Весь смысл «средокрестия» отчетливо виден в сохранившейся символике и обычаях этого дня. Использование в «переломное время» хлеба, хлебных образов и связанных с ним ритуальных действий с испеченными «крестами» указывает «на восприятие хлеба в каком-то исключительно архаически-мифологическом аспекте, когда «хлеб (преобразованная мука)» — в каком-то своем изначальном статусе — мыслится «своеобразной «жертвой», приносимой предкам» (Часовникова А. В.: «Хлеб в традиционной народной обрядности…", 47, с. 14). Симбиоз древнейшего мировоззрения наших предков и христианского месяцеслова позволил донести средокрестные «хлебные лепёшки» и связанные с ними ритуалы через столетия до наших дней. «Кресты», выпекаемые на хлебе, почти повсеместно имеют загнутые в ту или другую сторону, закрученные в спирали концы. Выше мы уже отметили, что по различным причинам произошли временны́е сдвиги обрядов, смешивались и часто сливались воедино символы, относящиеся к закличкам Весны и к Весеннему Равноденствию. Примером смешения может служить текст такого детского заклинания, приуроченный к закличкам:

«Кресты-пророки, Бегите по дороге, На той дороге Часовня стоит,

В этой-то часовне Воробьи поют, Нам крестов не дают.

Хозяин с хозяюшкой, Пеките кресты, Загибайте хвосты.

Нам, молодцам, Под окошечком, Всем по кресту, По зеленому дубцу» (21, с. 53).

В этой закличке сохранилась сакральность весеннего поворота солнца и упоминание о неком важном месте, к которому стекались закликальщики: «Тексты средокрестных окликаний бассейна Волжско-Костромского Поветлужья говорят о том, что в некие более отдаленные времена, ритуал предназначался не только для исполнения в деревне. Какая-то самая его сокровенная часть исполнялась в иных местах» (Тульцева Л. А.: «Ритуально-возрастная стратификация…", 88, с. 240). И здесь же мы видим упоминание мирового древа — «дубца» в непосредственной связи с испеченным «крестом» — оси мироздания, относящейся к равноденственному перелому.

Кроме индивидуальной средокрестной выпечки украинские, белорусские, русские крестьяне обязательно выпекали несколько крестиков для использования их в обрядах первой вспашки поля и местами — в посевных обрядах. Четыре точки небесного круга соединяются в центре, который является и украшением, и способом гадания на предстоящее «лето». При этом именно пресное тесто (не содержало яиц, молока и сливочного масло) — результат церковных ограничений, наложенных в этот период: «патаму шта тожа был пост» (14, с. 413, Среднее Поволжье). В некоторых местах и кресты и «закличных жаворонков» пекли из дрожжевого теста (там же). В Ульяновской области, как и в некоторых других регионах, утративших сакральность времени «закличек», сохранилась традиция печь «жаворонки» только в весеннее равноденствие: «Жаваронки» тожи ни то што в васкрисенья, а дваццать втарова марта ани вот» (89, с. 530).

Несмотря на позднее наименование испеченного в равноденствие ритуального хлеба «крестом», изначальная его форма была другая: «…в этот день пекли обрядовое печенье хрестец или крестец, напоминавшее о будущем урожае. Оно имело форму круглой лепешки с тринадцатью снопиками (перекладины из теста) на ней. Такое печенье имитировало первую кладку снопов на жниве. Магико-продуцирующая роль этого хлебца как бы усиливалась за счет обрядовых действий с ним: его хранили до весенних работ, потом запахивали или, раскрошив, сеяли по полю, скармливали лошадям, на которых пахали, иногда часть их съедал сам сеятель. Хрестцы пеклись в основном в среднерусском регионе» (Тульцева Л. А.: «Календарные праздники и обряды», 27, с. 542). В поздних формах, при растворении сакральных смыслов, смешение крестов, снопов и жаворонков встречается достаточно часто. «Печенья-кресты по своему внешнему виду очень напоминают сложенные накрест снопы, из которых складывали копы. <…> Испеченные из теста сжатые снопы должны были способствовать успешному завершению всех трудовых процессов хлебопашца — от сева до жатвы» (Творун С. А., 90, с. 60).

Солярно-аграрная символика «средокрестного» хлеба сохранилась на протяжении тысячелетия, изменив только приуроченность по сроку. «В земледельческих районах распространена выпечка в форме круглой лепешки (пышки) с прорезанным или выложенным из равных жгутиков теста прямым/косым крестом. Такая выпечка символически воспроизводит крест внутри круга (так называемый «колёсный крест»). Другой вариант креста в круге: у хлебного креста предварительно «расщеплялись» его концы и попарно соединялись или каждый расщепленный крест разнонаправлено закруглялся, благодаря чему, как записал Павел Флоренский, «крест получался в круге» (Флоренский П., свящ. «Из богословского наследия», 91, с. 231). Колесо, как символ поворота солнца, выпекается только в этот день: «Значимость Средокрестной недели для земледельца подтверждается выпеканием «средокрестного» печенья «наподобие разных земледельческих орудий, например, в виде сохи, косы, бороны» (Некрылова А. Ф., 92, с. 453). В Тульской области на день великомученицы Евдокии (14 марта в совр. стиле), по традиции, делают выпечки «…в виде четырёх скреплённых между собой колёс: «…напекуть жаворят, птушечек наделаеть мать разных, стан-колёса сделаеть, т.е. 4 колеса свернёть из теста (в колесе 3—4 оборота, наподобие улитки с пустым центром)» (Гайсина Ю. В.: «Календарные праздники…", 93, с. 12). В этом примере также проявилось соединение обрядности двух значимых дат — Закличек и Возрождения.

В этнокультурном ареале центральных и западных районов Костромской области и ярославско-костромского пограничья также выпекаются печенье-кресты с загнутыми концами-«хвостами». «При выпекании такой крест приобретал вполне очевидную солярную форму, в том числе и свастического абриса…» (Тульцева Л. А.: «Ритуально-возрастная стратификация…", 88, с. 234). Со временем сакральная суть «центра мира» в испеченном хлебе утрачивалась. Но по принятому обычаю, его продолжают печь в том же виде, но уже приурочивая к церковным датам. Например, Белорусы-переселенцы Восточной Сибири пекут лепёшки, именуемые «крестами» без привязки к крестопоклонной неделе, на Благовещение. В Енисейском крае к Благовещенью выпекают специальные печенья — «лепёшки» особой формы. Символика этой сакральной выпечки, была многозначной, так как ее хранили и использовали в качестве жертвенного подношения в разные календарные даты. «В Благовещенье наша мама работать не разрешала, она встанет, тесто замесит и кресты делала, такие круглые, спекёт и так вот кресты делала на тесте, это благовещенские лепёшки» (Фурсова Е. Ф.: «Календарные обычаи…", 130, с. 171). Специальные круглые «тетёрки» со свастичной символикой, приуроченные к весеннему равноденствию, готовят на Каргополье: «В эту пору пекут здесь хозяйки особое печенье «тетерки» в виде круга, состоящего из трех «околов» — обводов, завитых «по солнышку». В его середине часто выкладывают крест — «солнышко-высоколнышко», в окружении «кудерочков». По словам стряпух, «и у настоящего солнца тоже есть кудерочки». Такое же лучистое солнышко с крестом в центре встречается и в орнаменте прялок, и на местных тканях» (Дурасов Г. П., 34, с. 122).

Печеной лепешке, приготовленной именно в Великдень с магическим знаком «центра» мироздания, придается большое значение, как содержащей в себе сакральный момент рождения нового мира. Эта сила через магические ритуалы переходит во всё, с чем соприкасается. Например, на Тамбовщине в «Егорьев» день корове дают крест, испеченный на Переломе, для того, «чтобы корова была здоровой» (Дубровина С.Ю, 94, с. 89). Средокрестное печенье хранят и до первого весеннего выезда в поле, с ним начинают засевать свои поля и огороды. Ритуал изготовления символичных хлебцов распространен повсеместно. Например, Средокрестье (keskpuha) отмечалось у вепсов, где основной обычай выражается в приготовление круглых ржаных хлебцев (сев., ср. ristliibad; южн. kristliibad) с крестом, сделанным из теста или вырезанным ножом. «Впоследствии хлебцы использовались как магические предметы в обрядах сева и первого выгона скота на пастбища. То же самое весенне-аграрное значение средокрестья придается и в Костромской области: «хозяйственное значение Средокрестья было связано с подготовкой не столько к Пасхе, сколько к весенним полевым работам. Выпекая специальное обрядовое печенье в форме крестов, крестьяне обязательно оставляли его для того, чтобы накормить им скотину в день первого выгона или первой работы в поле (печенье давали лошади, на которой пахали), и для того, чтобы начать с ним сев» (21, с. 26).

Здесь, на переломе времени, в Весеннее Равноденствие, поднимающееся Солнце окончательно набирает силу. Огонь-Сварожич — хтонический, земной, передает свое покровительство над людьми Огню Небесному. Обратное действие — переход огненной силы Рода от небесной к домашнему очагу произойдет в Осеннее Равноденствие. Оба Огня — и Солнца и домашнего Очага отображаются одним символом — равносторонним крестом. «Общепризнано, что изображения в форме креста были известны и широко применялись задолго до принятия христианства. Крест у многих народов был магическим символом орудия для добывания огня, его эмблемой, а впоследствии и эмблемой солнца как «… огня небесного. Таким образом, крест еще в глубокой древности стал очистительным символом, символом воскресения и бессмертия…» (95, с. 178). Прямой или косой крест на ромбовидном или круглом поле имеет только одно значение — момент единения «верха» и «низа», небесного и земного, мужского и женского начала.

«Старые люди говорят, что в день Благовещения, как и в первый день Пасхи, играет солнце перед восходом. Матушки и бабушки посылают впросонках детей своих и внучат посмотреть на это удивительное явление, но они никогда не видят его, а между тем рассказывают всем, как солнце вертелось по небу, каталось, раскидывало лучи, собирало их и вновь играло ими» (Терещенко А. В., 96, с. 456).

Костры, возжигаемые на Возрождение, изначально были приурочены к кануну весеннего Новолетия — лунному Новцу, ближайшему к весеннему равноденствию. Его «плавающее» перемещение, приходящееся в разные годы как на канун Возрождения, так и после него, за столетия в некоторых местах закрепились за церковным Благовещением — в период, закрытый церковным постом. «Ко дню Благовещения, как ко дню Пасхи, обновляют одежду и домашние вещи. Со дня Благовещения считают за грех вздувать огонь, ужинать при огне и спать в избах» (там же). Возжигание Живого огня Новолетия, вычищающего пространство после ушедшего года, таким образом, стало исчезать из традиции. Например, в Олонецком крае, за редким исключением, костры в этот период, включая пасхальный, не возжигались (Абросимова Д. Д.: «Народный календарь обонежья …", 98, с. 44).

В основе благовещенских предписаний лежит космогоническая встреча Мужского и Женского, Неба и Земли, её согревание перед началом пахоты. «В частности, на востоке Балкан весьма популярны паремии, восходящие к мотиву «весенний святой забивает/втыкает в землю головню» (Агапкина Т. А., 97, с. 114). Сексуальные коннотации глагола «втыкать» в этом случае иногда заменяются в фольклоре концептами души, духа и дыхания. Бог разогревает своим дыханием землю или вкладывает в нее свою душу для «пробуждения женщины».

Важным сакральным обрядом, приуроченным к Благовещению, является повсеместный выпуск птиц из клеток на волю, аналогичный ассиро-вавилонскому. Символика обряда многоаспектна и главная особенность весеннего ритуала заключена в том, что он противоположен обряду жертвы, при котором желаемое покупается ценой смерти. Жизнь и свобода возвращаются птице как выкуп за жизнь освободителя. «У всех славян присутствуют представления о раскрытии в этот день границы между мирами и об отпущении на волю душ, а в русской традиции этот пласт верований особо богат» (Никитина А. В.: «Благовещенские обычаи…", 99, с. 225). В этом «празднике душ» соединились и отраженная в мистериях Аттиса точная дата воскресения бога Таммуза — 25 марта. Однако культ божества плодородия Адониса-Таммуза-Думузи-Фаммуза имеет существенное отличие от славянского: открытие плодородного начала у нас относится к Великой Богине, её приходу в мир людей в образе Живы-Весны, который произойдет позже.

До дня Земли её нельзя тревожить от зимнего сна. «Преимущественно у восточных славян широкое развитие получил комплекс представлений о том, что начиная с поздней осени и до определенного момента весной земля «закрыта»: она «спит», «замерла» и т. п., в связи с чем до этого момента ее нельзя «трогать» (рыть, копать, городить заборы, вбивать клинья, а главное — пахать и сеять). День Возрождения во многих регионах считается Днем Земли — днем её пробуждения в изначально девственном виде: «Чаще всего днем, когда земля просыпается и оживает, называют Благовещенье, хотя в целом по разным славянским традициям разброс дат, связанных с этим верованием, достаточно велик: интересующие нас мотивы охватывают период от Сретенья (2.02) до Юрьева дня (23.04)» (Агапкина Т. А.: «Великопостная обрядность…", 12, с. 85). Постоянно встречающееся противоречивая оценка состояния Земли к Благовещению — и «беременная» и «спящая» одновременно (Кабакова Г. И., 100, с. 226) говорит о смешении древнего космогонического мифа о возрождении всемирья с весенним пробуждением Природы. «Земля считается «беременной» до Благовещения, ее нельзя трогать до этого праздника, когда «зэмля рождаеца, кажды корэнчык пуйдзе жывуй» … Или же: «До Благовищення не копаютъ и не тривожать зэмлю, говорятъ, що зэмля спыть. А писля Благовищення говорятъ, що зэмля вжэ встала, и тоди вжэ орють и сиють».

Нередко соответствующие запреты связываются не с точной календарной или солнечно-лунной датой, а с периодом сева и пахоты. В Вологодской губернии, например, в полях и огородах не разрешается «скакать на досках» только после сева. Учитывая вышесказанное, День Земли может определяться только регионально, перед пахотой. Все последующие «даты» противоречат подготовительному состоянию Земли к плодоносящей и рождающей материнской функции.

Основная направленность обрядов, посвященных и Великой Богине и возрождению Мира прослеживается в магии плодородия, направленной на наступающий год и в сопутствующих гаданиях и ритуалах, принятых в тех или иных местах. Центр креста, геометризированный вариант мирового древа (Малахова Т. П.: «Мотивы геометрического орнамента…", 205, с. 210), есть та ось, которая была и всеобщей и индивидуальной для каждого одновременно.

Синкретизм двоеверия позволил нашим предкам найти обоснование для гаданий «по кресту» — «кому что выпадет». Однако индивидуальные гадания по крестам — традиция, относящаяся только к XIX веку, которая затем также переродилась в детскую забаву (Соколова В. К., 86, с. 96). «В Крестовую Среду пекли кресты… какой крест Господь положит, такой и понесешь» (Часовникова, 47, с. 30). Эта поздняя народная традиция гадания возникла из прямой параллели с церковной службой Крестопоклонной недели, где читалось Евангелие от Марка, а именно: «Рече Господь: иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет». Для таких индивидуальных гаданий практически во всех деревнях делали из плотного пресного теста кресты, в которые закладывали символические предметы. «В середину креста клали и уголька, и земельку, и денежек, соли, и пустое, кому что попадёт»… Если попадалась монетка, то это означало богатую жизнь, а соль — «что солоно проживёшь». «Печина» (глина) считалась плохим знаком (Фурсова Е. Ф.: «Русский Север и Западная Сибирь…", 102, с. 345). Вариативность таких гаданий была самой разной и даже противоречивой. Например, если в одном месте запеченный в «крест» церковный крестик означал скорую смерть, то в другом — долгую и счастливую жизнь. Имели «своё» прочтение и другие вкладываемые символы, например, уголь (к печали), кольцо (к браку), монету (к достатку и веселью), куриное перышко («чтобы куры велись»), ржаное зерно («чтобы хлеб уродился»), человеческий волос («чтобы голове легче было»), пустой «крестик» означал «пустую жизнь» и т. д.

Этим гаданием по определенным символам определяли в некоторых местах и первых пахарей и засевальщиков. Считалось, что даже если ребёнку выпадет «от Бога» знак, то он должен хотя бы горсть зёрен бросить во вспаханное поле. Этот «выбор» противоречит исходной древней традиции: «He сюда же ли относится и обряд, когда крестьянин сеет лен без штанов, в одной рубашке, иногда голый? В сущности, он молится матери-земле, он совершает с нею священный брак» (Маторин Н. М., 62, с. 107). Трудно представить себе годовалого ребёнка, «брачующегося» с кормилицей — Землёй, как и мать грудного ребёнка, получившему «засевальный» знак свыше (из описания С. Максимова, 103, с. 270). О таком же позднем гадании на «засевальщика» у русских говорил и Д. К. Зеленин: «Сев должен начать тот, кому достанется крестовик с зернами ржи, даже если это ребенок двух-трех лет» (Зеленин Д. К., 104, с. 79). К действительно символичному по своим последствиям гаданию на равноденственном круглом хлебе, лепёшке в этот сакральный день относился только прогноз урожая на предстоящее лето: «В некоторых областях Украины на средокрестье пытались в последний раз угадать, какой хлеб уродится лучше. … В крестах запекали зерна различных злаков. Считали, что урожай будет на ту культуру, зерно которой при выпечке печенья поднимется вверх» (Творун С. А., 90, с. 60). Некоторые виды девичьих гаданий в этот день, связанных с замужеством, этнографы также относят к заимствованным от других народов (связь с Новолетием) и не имеющим широкого распространения (Шарапов В. Э., 105, с. 7).

Только с этого времени, с Возрождения, постепенно начинают ставить качели и карусели, как элементы симпатической магии, способствующие дальнейшему подъему Солнца. В связи с церковными запретами предпасхального поста на увеселения, отсюда, из весенних праздников, в некоторых селах эти круговые и подъемные «развлечения» несвоевременно переносились в «допускаемые» масляничные гуляния. «На Масленицу качались у нас в деревне. Два столба таких высоких ставим, качаемся…"… В селе Унжа во время качания пели песни «Горох цвятет в три пяры» и «Прилетела ластивка» (106, с. 129). С равноденствия карусели начинают устраивать, как правило, в «холодных» регионах, где всё ещё лежит снег; в «тёплых» ставят качели. «Существовало особое катание — по кругу на ледяной карусели. Как и другие виды кругового движения, оно восходит к обрядовой имитации движения солнца по небосводу и отражает поклонение светилу. В XX веке такой смысл катания уже был известен немногим, и карусели в деревнях устраивали больше по традиции» (106, с. 27). Карусели делают в разных вариантах: жердь с санками на вбитом колу, примороженные к колодцу оглобли, тележное колесо на вмороженном в лёд колу с санками по сторонам, столб — «исполин» с привязанными санками.

Таким образом, день весеннего равноденствия — Возрождение — праздник огромного масштаба, обрядность которого за столетия была сохранена, но включена и разбросана по церковным датам. «С приходом православия межевые ритуально-праздничные циклы календаря, которые изначально, со времен неведомых нам космических мудрецов, были исчислены в соответствии с осевыми астрономическими точками движения Солнца и Луны, наполняются литургическим временем православно-церковного календаря…» (Тульцева Л. А.: «Ритуально-возрастная стратификация…", 88, с. 232).

3. Новолетие весеннее. Овесень. День рода

Весеннее Новолетие 2025—2035

Первый Новец (Новомесячье) после весеннего равноденствия. Возможная дата, воскресенье

2025 1/5 апреля

2026 22 марта

2027 10 апреля

2028 29 марта/1 апреля

2029 16 апреля

2030 7 апреля

2031 26/30 марта

2032 14/18 апреля

2033 3 апреля

2034 23/26 марта

2035 11/15 апреля

День первого весеннего Новца, следующего за весенним равноденствием, означает наступление нового Лета. Дату Новолетия, как начало года в народном представлении, в разное время и у разных народов отсчитывали как по солнцу, так и по луне. «В прошлом на Руси существовало много вариантов новогодий. Так, по источникам определяют, что был Рождественский стиль (новый календарный год наступал с 25 декабря), январский стиль (с 1 января), мартовский стиль (с 1 марта), Благовещенский стиль (новый год — с 25 марта) и др.» (Киприянова Н. В., Зварцев И. А., 107, с. 14). Как отметил А.В.Терещенко, «Время, отъ коего вели годъ, у разныхъ народовъ было тоже различное. Иные считали его отъ 1 марта, другіе отъ весенняго равноденствія, а другіе въ первое полнолуніе, по весеннемъ равноденствіи» (108, с. 10). В. И. Чичеров, споря с именитыми учеными, активно отстаивал позицию, согласно которой Новый год начинался с зимнего солнцестояния (декабрь). Спорить о том, когда изначально у славян наступал «Новый» год имеет смысл разве что для установления «единых» дат тех или иных событий. Везде отсчет велся по-разному. Не менее существенным для нас является то, что со дня Новолетия в весеннем исчислении чествуется пробуждение земных животворящих сил, исходящих от Богини Живы, о чем подробно рассмотрим ниже.

Также, как и «зимняя», точка отсчета «весеннего» нового года в жизни наших предков отмечалась как сакральная переходная дата, определявшая весь предстоящий период. Новец — молодой месяц, появляющийся в некоторые годы после окончания Масленицы, но до весеннего равноденствия, относится к «вставным» как дополнение, выравнивающее лунно-солнечный календарь: «… интеркаляция могла согласовываться и со сроками весеннего и осеннего равноденствий» (Гусев В. Е., 109, с. 141). Последующее «установление» Нового года с 1 марта или 1 сентября (по разным христиаским подсчетам — это даты «сотворения мира»), как и 1 января (от Рождества Христова) носило только точку отсчета очередного года линейного времени, отличавшегося от архаичного — «кругового».

Древнейший солнечно-лунный календарь, отсчитывающий начало нового года с первого новца после зимнего солнцестояния относился к доаграрному периоду жизни наших делёких предков. Вся обрядность строилась вокруг женского Божества — Великой Матери, прародительницы всего живого, отчего особое внимание с сакральным подтекстом уделялось молодым девушкам. Постепенный переход к земледелию сдвинул начало нового года, «привязал» его к весенним полевым работам, однако то же внимание к ним, а особенно — к «молодухам» сохранилось и в масляничных обрядах. Последующее усиление роли мужского начала в жизни общин обусловило выход на первый план мужских Божеств. Переплетение мужского и женского сохранилось на протяжении всего года, на всех праздниках, практически дублируя друг друга в одни и те же важные временны́е моменты.

Декабрьские и весенние обряды и ритуалы имеют схожее сакральное значение преддверия Новолетия. И в декабре-январе, и в марте-апреле они связаны с возрождающимся Солнцем, но весной — с наступлением нового Лета в его аграрно-скотоводческом комплексе. Та же сакральность переходных периодов вызывает желание заглянуть в грядущее через гадания и предсказания и формирует комплекс различных магических обрядов, направленных на благополучный результат всех семейно-бытовых и хозяйственных дел. Но в каждом конкретном переходе ритуалы имеют свои особенности. Например, в декабре-январе тоже разводят костры, как и весной. Но в зимние костры не бросают «всё отжившее», не сжигают в них старые веники и телеги — вся эта утварь относится к оседлому, земледельческому периоду. И если декабрь, как относительно спокойный в аграрно-хозяйственном смысле позволяет проводить время в святочных игрищах, то весной такая возможность представлена в Масляничных гуляниях, предваряющих наступление нового Лета.

Закрепление «языческих» обрядов за Благовещением и «Страстным Четвергом» было связано и с тем, что церковное духовенство активно преследовало тех, кто следил за фазами луны (показывающей время наступления Новолетия) и солнца: «Не слѣдуетъ наблюдать мѣсяцевъ, временъ, дней или лѣтъ, луннаго или солнечнаго теченія: все это ведетъ не къ спасенію, а къ гибели. … Вѣрующіе и поступающіе такъ «да вѣдятъ себѣ вѣры христіанскія и крещенія преступники быти, и яко поганы и отступники и божіи враги» (Симеон Полоцкий, (1629 — 1680), «Слово о суеверии или суечестии» (Гальковский Н. М., 9, с. 308). Различные запреты и предписания, относящиеся в традиции к безлунным ночам — кануну появления Новца, также как и в зимний период, были приурочены к другим — фиксированным датам «На Благовещенье [25 Марта в старом стиле, 7 апреля — в современном] происходят ссоры, скандалы и недоразумения, в этот день нельзя надевать новую одежду, иначе наверняка порвешь или испортишь, день также опасен с точки зрения возможного сглаза (призора), наговора и прочего злого магического воздействия, для предохранения от которого жгли особые костры, через которые скакали, а дымом окуривали одежду, чтобы сделать ее непроницаемой для враждебных сил. Огни жгли и в избах всю ночь накануне этого дня, чтобы лучше уродился лен; в противном случае его выжжет молния: мифологический мотив огненного наказания за нарушение запрета» (Юдин А. В., 112, с. 138).

О наблюдениях за светилами есть много свидетельств, в том числе, например, в астрономической привязке к ориентации капищь и святилищ (Гейштор А., 113, с. 206). Жреческое сословие славян активно взаимодействовало с соседними народами, о чем свидетельствует совпадение праздничных дат, хотя и с учетом условий местных верований и традиций. Уничтожаемые христианскими просветителями, при поддержке княжеских дружин, священные капища по всей Руси мало чем отличались от соседних. Кулёнисское святилище литовцев-аукштайтов действовало вплоть до второй половины XVI в. Все его камни и «столбы» «…имеют «космографическую» ориентацию на соответствующие календарным праздникам точки окружающего горизонта (восход-закат солнца в разные сезонные фазы солнечного года, некоторые созвездия или отдельные звёзды в определённых точках их годовых орбит и т.д.). Таким образом, общий характер святилища определённо был космографически-календарным» (Галиопа В. А.: «К вопросу о реконструкции…", 114, с. 60). Не обходили стороной и точку отсчета Нового Лета. Так, переход от 6880 к 6881 [1372—1373] летописному году Рогожский летописец обозначает следующим образом:»[6880] тое же зимы месяца марта в 1 день преставися князь Еремей, потом того же месяца в 27 день преставися владыка тферьскый Василей. Лета 6881 месяца април [я] 11 день, на память святаго мученика Антипы на страстной недели в понедельник в Новегороде иде Влъхов река въспять по 5 дний» (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 104). Из этого текста видно, что новый, 1373 год начался где-то между 27 марта и 11 апреля. В этом веке, по юлианскому календарю, весеннее равноденствие приходилось на 11—12 марта, причем март (или его первая часть) считался зимним месяцем.

Григорианский календарь был введен только в 1582 году. «Первоначально счет вели от весенних новолуний, однако в летописях преобладает счет несколько иной — от воскресений, предшествующих первому весеннему полнолунию, что вероятнее всего, связано с попытками христианской церкви бороться с языческими празднествами, разыгрывавшимися в момент новолуний» (Журавель А. В.: «Лунно-солнечный календарь на Руси…", 115, с. 210). Даже если произвести смещение в обратную сторону от летописного на 7—10 дней, Новолетие в народной традиции (и появление первого Новца) наступало после весеннего равноденствия. «Весеннее полнолуние в этот год произошло в ночь с четверга на пятницу 7–8 апреля, и потому новогодие однозначно связано именно с вербной неделей 10 апреля» (там же). Также, согласно летописей, 6646 (1138) год начинался с 27 марта (Черепнин Л. В., 116, с. 32), то есть через две недели после весеннего равноденствия, приходившегося на 14 марта.

Анализируя Псковскую летопись, Д. Святский (Астрономия древней Руси), замечает: «…очевидец-простолюдин помнил, что он видел знамение „на третьи новцы“ от начала года, считая последний по старинному, лунному Русскому году от весеннего Новолуния» (Святский Д. О., 117, с. 71). Будем последовательны: «начало» всего нового у славян чаще всего определял Новец, тонкий серп рождавшегося месяца: «…в лунном и лунно-солнечном календарях день смены календарных годов должен находиться как можно ближе к новолунию, поэтому в разные годы новогодие приходится на разные числа» (Киприянова Н. В., Зварцев И. А., 107, с. 14). К примеру, даже после переноса нового года на сентябрь, Русские лопари исчисляли его с дня, «когда впервые покажется мѣсяцъ послѣдній до 29-го Августа» (Харузин Н. И., 118, с. 14). Новолуние, связанное и с солнечным кругом, было знаком наступления Нового года и в разных племенах Древней Греции: «Древние греки отсчитывали год от первого новолуния после летнего или зимнего солнцестояния, от весеннего или осеннего равноденствия» (Златковская Т. Д.: «Исторические корни европейского календаря», 119, с. 27).

У чувашей, по одному из календарей древности, также «…началом года считалось ближайшее к весеннему солнцестоянию (21—22 марта) Новолуние. В эти дни чуваши — язычники проводили обрядовые действия, посвященные проводам старого года (калăм, сĕрен, вирĕм) и встрече года наступающего (мăнкун, кун-çĕр уявĕ)» (120, с. 175). О Новолунии, как точке отсчета нового года, читаем и в первом из сохранившихся обличений Русалий, Календ «и прочаго» в трактовке Патриарха Феодора Вальсамона (ок. 1140 — после 1199), где он пишет, что празднества совершали, чтобы «…обновить луну и положить ей основаніе съ начала этого мѣсяца и думать, что они въ радости проведутъ цѣлый годъ, если въ началѣ его устроятъ празднество» (Правила Святого Вселенского Шестого Собора, Константинопольского, 121, с. 485). Исходя из имеющихся материалов, дата встречи Нового Лета, с которой начиналась весна, — Молодик (Новец), появляющийся после равноденствия. При этом «мартовский» стиль, с учетом сдвигов при смене календарей, стал мартовско-апрельским. «Счисление по «небесным» (лунным) месяцам, действительно, существовало в древней Руси в отличие от «книжных» (календарных) месяцев, но за начало счета, по-видимому, принималось новолуние, как это следует из многих мест летописей <…> На это же указывал еще Татищев в своей «Истории Российской»: «начало же года у нас сперва счислялось от весны, и суще мню согласно с оставшими в идолопоклонстве Сарматы, от новолуния по равноденствии, как доднесь Вотяки, Вогуличи, Черемиса, и прочая, или по сшествии снега в неверных пределах в первое новолуние сходясь молятся и торжествуют» (Святский Д. О., 117, с. 145).

Отсюда, из Мартовского Новолетия, перейдёт сначала в сентябрьский, а затем и в январский Новый год Овесе́нь, — святодень начала Новолетия и встречи Весны. «Авсень, или Овсенъ (Ряз. и др.) старинный Русскій праздникъ. Весь смыслъ его рѣшается словомъ: „Овесень“, то естъ, названіемъ перваго праздника весны, и съ тѣмъ же вмѣстѣ указаніе на день древняго нашего новаго лѣта (года)…» (Макаровъ М. Н., 110, с. 4). Постепенно смысл названий Авсе́нь и Овсе́нь стал теряться, а сопутствующие им весенние обряды и посевальные песни перекочевали сначала в «назначенное» сентябрьское новолетие, а затем в зимние Святки и петровский Новый Год. Написание Овсе́нь через «А» (авсе́нь) связано только с тем, что ударение производится на второй гласной и в произношении О-А смешиваются. «…Сказанный Новогодный канунъ перешелъ къ Генварю отъ Сентября, а къ Сентябрю отъ Марта, на канунѣ котораго старики еще весьма недавно воспоминали свой Овесенъ или свою Веснянку. Но покорность любимымъ Царямъ, особенно Великому Петру, убѣдила Рязанцевъ, вначалѣ праздновать Овесень въ концѣ Сентября, чествовать его какъ праздникъ благодарственный въ окончаніи работъ полевыхъ, а потомъ уже на канунѣ Генваря, на любимый своей Васильевъ Вечеръ» (Макаров М.: «Добавокъ къ заметкамъ моимъ о земляхъ Рязанскихъ», 122, с. 92, Часть IV, смесь). За столетия мартовский «Овесе́нь» превратился в «Овсе́нь», с которым утратилось и слово «Обосе́нь». «Овесенъ добро на красное солнышко, на погодку, а обосень на хлѣбецъ въ припасъ!» (там же). Заметим, что одно из значений приставки об- — доведение действия до естественного предела; в слове «озимые», возникшего из формы о зимѣ — «перед зимой».

Наступление Новолетия по весеннему календарю иногда совпадает с равноденствием (Возрождением) или наступает сразу после него, что отразилось на смешении обрядов и привело к постепенной утрате сакрального смысла каждого из них. «Надобно замѣтить, что весенние обряды разсѣяны между обрядами разныхъ праздниковъ въ честь стихійныхъ божествъ, праздника Коляды, Красной горки, особенно Щедраго вечера. Перенесеніе ихъ на Щедрый вечеръ совершилось очень естественно, когда новый годъ перешелъ съ марта на январь» (Знаменский П. В.: «Очерки изъ исторіи Славянской мифологіи», 111, с. 58).

Именно в этот день, в канун появления Новца, возжигаются костры, в которых сжигается старое, отболевшее и пришедшее в негодность. Период безлуния — опасное время в сакральном значении, наполнено повериями об активизации враждебных человеку сил, их вредоносности, и описанием магических способов защиты от них. Отсюда, из весеннего Новолетия, как мы отметили ранее, был перенесен в церковное Благовещение «языческий» обряд гашения огня в печи. Однако, если по погодным условиям без огня в доме оставаться нельзя, то он всё равно должен быть погашен и затем зажжен снова, но от нового — Живого огня.

Канун Новолетия 2025—2035. Перед встречей Новца, безлунный период.

2025 28 марта — 1 апреля

2026 18 — 22 марта

2027 5 — 10 апреля

2028 25 — 28 марта

2029 12 — 16 апреля

2030 1 — 5 апреля

2031 22—26 марта

2032 9—13 апреля

2033 29 марта-2 апреля

2034 19—23 марта

2035 7—11 апреля

Обережно-очистительные ритуалы подготовки перехода в Новолетие в период двоеверия постепенно утратили связь с Луной и закрепились за «Чистым» (Страшным, Страсным и т.п.) Четвергом. Хотя этот «страшный» четверг не страшнее кануна зимнего Новолетия. Являясь как бы «срединным» днем на неделе, четверг сам по себе не имеет негативной окраски: «Действительно, расспрашивая о четверге, мы сталкивались прежде всего с вербальной актуализацией понятия хороший день: «Четверг — это хороший день, всегда удачно»; «Четверьг — он хороший день, потому как мужик, мужичьи дни — они все хорошие» (Добровольская В. Е.: «Четверг в один узел и горе и радость вяжет…», 123, с. 12). Особое отношение к четвергу сложилось только в период двоеверия (на Страстной неделе (Великой седмице)), когда вспоминаются Тайная вечеря и омовение ног учеников Иисусом Христом.

К четвергу страстной седмицы предки приурочили ритуалы, относящиеся в древности к переходу в Новолетие. Они не были связаны с церковными канонами. Этот четверг в сознании предка почитался как «судьбоносный, начально-конечный» в годовом кругообороте (Некрылова А. Ф.: «Что у людей век, то у Бога один день», 421, с. 117). Он определял границу перехода, разделяя время на «до» и «после». «Многочисленные обряды, соблюдаемые в Великий четверг русскими, заставляют предполагать, что с этим днем совпал прежний день Нового года» (Зеленин Д. К., 130, с. 238).

Именно ожидание появления Молодика (Новца) чаще всего насыщено гаданиями и различными обрядами: «Новолунье у славян отмечалось нередко возжиганием костров или печением особого пирога, девичьим гаданием о будущем, свадьбами, началом новых работ — сева, сажания деревьев, строительства дома и т. п.» (Толстой Н. И., 124, с. 14). Жители некоторых районов румынской Молдовы надевают «мартовскую нить» на шею или на запястье также в первое Новолуние марта (Голант Н. Г.: «Традиция ношения мартовской нити…", 125, с. 124), которое, как мы видим из расхождения календарей, не всегда совпадало именно с мартом. Сохранился обычай хождения по домам при наступлении новолетия, соотнесённого к «великому четвергу», девочек-подростков и у удмуртов, выпрашивающих «разноцветные нитки, которыми обвязывали кисти рук и поясницу всех членов семьи, чтобы те не уставали в дни сенокоса и жатвы» (Христолюбова Л. С.: «Традиционные праздники и развлечения», 126, с. 214). Обратим внимание на то, что ритуальное «выпрашивание» схоже с ритуальным «воровством»: приобретенная вещь, предмет, должны быть получены из пространства «чужого», а в сакральном значении — из иномирья. В свою очередь те, кто отдавал пряжу, нити, направляли её туда-же, в потустороннее, как востребованное пожертвование.

Четверг связан с числом «четыре», делящим пространство и время по вертикали и горизонтали. На связь с четвергом в воззрениях наших предков, как с символикой числа «четыре», указал В.Н.Топоров: «Взять соли в Великий Четверток… так бы ко мне… сбегались бы белые звери, зайцы криволапые и черноухие, со все четыре стороны… Практически в половине всех случаев употребления числа четыре оно относится к сторонам/странам (света), обычно в двух вариантах — «отсылочном» (на все четыре стороны) и «притягивающем» (со всех четырех сторон), т.е. от и к соответственно. Существенно заметить, что такая же картина наблюдается и в других собраниях русских заговоров… Такая исключительность тесной связи числа четыре со сторонами света (кстати, неоднократно называемыми поименно) свидетельствует о важности горизонтальной конструкции в организации пространства, имеющей целью обеспечение ориентации» (Топоров В. Н.: «Числовой код в заговорах…", 127, с. 232). Это число — «четыре» вновь ведет нас к символике Средокрестия — дню Возрождения, весеннему равноденствию.

Канун любого праздника относится к наиболее опасному времени, требующему особой осторожности и совершения обережных действий. «В случае, если значимость праздника была особенно велика, он маркировал собой не только определенный день года, но и день накануне, а иногда отдельные дни недели или всю неделю, на которую приходился» (Панина Ж. А., 128, с. 38, Архангельск.)

Безлунное, «Велесово» время, когда стираются границы «того» и «этого» миров, с периода двоеверия постепенно стало считаться только датой прихода «нечисти». Пространство и время в традиционном представлении материальны. Переход из настоящего в грядущее совершается путем преодоления невидимой границы и что будет «перенесено» в новый день и год, зависит только от самого человека. Очистительно-обережной магией от дома, двора, человека, отсекается всё худое, ставится преграда духам, несущим беды, болезни, несчастья от проникновения в новое Лето. Обращение к Богам с мольбами о ниспослании защиты и благополучия в наступающем году стало исчезать из практик. При этом само слово «нечистая», как эпитет к божествам и духам народной традиции, появилось только с приходом христианства.

В современном стиле «подвижный» четверг страстной недели может приходиться на период между 1 апреля и 5 мая. Две-три сотни лет назад он располагался между серединами марта и апреля (в старом стиле). Ни о какой связи с Перуном (Четверг — «Перунов день») в народной традиции не упоминается. И, напротив, отмечаются четверги, относящиеся к почитанию хтонических, подземных Божеств, имена которых табуировались и менялись в столетиях (Велес, Кащей, Змей-Ящер). «Рядомъ съ четвергами троицкимъ и великимъ народный календарь посвящаетъ Касьяну еще и четвергъ на масляной недѣлѣ. Не явились ли эти три четверга, посвященные Касьяну, наивнымъ дополненіемъ календаря народнаго къ календарю церковному, празднующему Касьяну лишь разъ въ четыре года?» (Мендельсон Я. М.: «Къ повѣрьямъ о св. Касьянѣ», 129, с. 14).

Заметим, что «Касьянов день» приходится на канун 1 марта, то есть 29 февраля в високосные годы или 28 — в обычные. 1 марта — по одному из вариантов христианского вычисления — день Сотворения Мира богом Яхве (Иегова) (420, с. 13). Эта дата в византийскую эру была установлена и как начало новолетий и принесена христианством на Русь вместе с календарём. Приняв фиксированную дату встречи нового Лета, наши далекие предки в период двоеверия заодно и ответственность за «страшное», переломное время перенесли с хтонических Богов и духов на христианского св. Касьяна (Кассиана Римлянина), который, по его житию, никак не относился ни к грозным, ни к опасным силам.

В период безлуния, предшествующего Новцу (а с ним и Новолетию), зафиксированы профилактические, предупредительные, очистительные, апотропейные, имеющие защитную функцию ритуалы, гадания и другие магические практики, ориентированные на помощь со стороны Богов хтонического мира, мира Предков. В заговорах Великого четверга солнце и заря не задействованы. «Напротив, … при исполнении обрядов Великого четверга следовало избегать света зари и солнца» (Новоселова Н. А., 22, с. 173).

В славянском мире канун, подготовка к встрече Новолетия осуществлялась не только в четверг, а и в «чистые» среды, пятницы и субботы. «В Тодорову субботу, Средокрестье, Лазареву субботу и др. дни болгары, сербы и македонцы сжигали во дворах, вблизи домов или в садах мусор (солому, старую одежду и обувь, сухой навоз и пр.» (Агапкина Т. А.: «Костер», 131, с. 621). Очищение жилья, дворовых построек, предполагает их переход через пространственно-временно́й мост из прошлого в будущее. В частности, «побелка жилища справедливо связывается исследователями с «мифологической темой мира-света» и предстает в традиционной культуре «как акт ежегодного воссоздания этого (белого) света». В каждой из сохранившихся славянских традиций — восточной, западной и южной — тема очищения и обновления домашней утвари, разумеется, коррелирующая с «идеологическим» комплексом Великого поста, целиком к нему не сводится и решается везде по-своему (Агапкина Т. А.: «Великопостная обрядность…", 12, с. 82).

О том, что «великочетверговые» обряды относятся к встрече Нового (мартовского) года, делает выводы Криничная Н. А.: «Этот день также связан с представлениями о переходном, «пороговом» времени: с ним в старину совпадало празднование Нового года…» (134, с. 72). К Великому четвергу обязательно моют и чистят весь дом: «рано утром брали воду с трех ручьев и обрызгивали ей дом и хозяйственные постройки» (Крашенинникова Ю. А.: «Локальные традиции…", 135, с. 185); до восхода солнца обходили с молитвами дом, чертили кресты на окнах и дверях. В Псковской области «хозяин обходил дом и все хозяйственные постройки в направлении «на восток» и опрыскивал их водой, в которой была разведена «четверговая соль» (136, с. 36). Как отметила Т.А.Агапкина (137, с. 81): «Впрочем, все эти практики едва ли могут быть признаны собственно великочетверговыми». То же самое можно сказать и о «пятницах», отнесенных со времен двоеверия к сакральным дням, пришедшим на смену почитания Богини Недели (воскресенье). Церковное требование об особом почитании среды и пятницы, с обязательным постом, было известно с давних времен. Причем паства, судя по частым увещеваниям, относилась к этим призывам не всегда с должным вниманием, в связи с чем «в памятнике древнерусской письменности «Домострое» напоминалось, чтобы верующие соблюдали «и среду и пятокъ» (Воронина Т. А.: «Русский праздник…", 88, с. 22).

Обрядность безлунного периода сохранилась и в Коми: «Великий четверг всегда приходится на последнюю фазу убывающей луны, за которой следует первое весеннее Новолуние. Данным обстоятельством мотивируется проведение очистительных и инициальных практик, смысл которых состоит в символическом избавлении от ненужного и обеспечении благополучия человека» (Лобанова Л. С.: «Магия Великого четверга…", 138, с. 103). «Все тревожилось, встряхивалось в доме с целью «разбудить» хозяйство к началу нового календарно-хозяйственного цикла. Имитация различных видов домашних работ, согласно известному закону симпатической магии, как бы обеспечивала их удачное протекание в будущем» (Фурсова Е. Ф.: «Календарные обычаи белорусских переселенцев Сибири», 19, с. 174). Повсеместность наведения порядка и чистоты наполнена действиями, свойственными встрече Нового года: «На этомъ же основаніи и бабы считаютъ своимъ долгомъ мыть ребятъ, а иногда и поросятъ, а также чистить избы. «Если въ чистый четвергъ вымоешь, говорятъ онѣ, — весь годъ чистота въ избѣ водиться будетъ» (Максимов С. В., 103, с. 395).

К очистительным ритуалам перехода в Новолетие относятся окуривание, купание (или омовение), прохождение через огонь и другие. Все ритуалы производятся только до восхода солнца. Одним из сильных оберегов для дома считается его обсыпание по кругу зерном, маком, печной золой: «У нас мама была, покойница, всегда, бывало, под Чистый четверг, в Великую середу вечером, возьмёт маку и золы, обсыпет двор округом. Вот она уже, ведьма, не перейдёт через это и молоко не отберёт, никого» (Афанасьева-Медведева Г. В., 139, с. 50). Разграничение «своего» и «чужого», создание обережной границы между силами тьмы и света, прошлого и будущего, размытой зимним периодом, обозначалось конкретными действиями. За несколько веков момент традиционного перехода, на который указывает рождение новой луны, был рассеян по датам церковного календаря. В результате этого единой даты для схожих обрядов нет, например, даже в одном регионе. Южные и Западные славяне важным моментом в ритуальном очищении пространства, подчеркивающем переход в новое время, считают уничтожение прошлогодней посуды. «В середине поста (на Средокрестье) и в конце его (Великий четверг, пятница, суббота) повсеместно в Польше совершался pogrzeb, wybijanie, wypedzanie, zakopywanie (postu, zuru, polposcia) и некоторые другие ритуалы, состоящие по сути своей именно в уничтожении старой посуды: парни ходили по селу и разбивали горшки с журом (пеплом, гноем, нечистотами), а часто — просто старые горшки. У словаков Венгрии в конце поста молодежь ходила vynasat kysel’, т. е. разбивала горшок с «ки́селем» об землю» (Агапкина Т. А.: «Великопостная обрядность…", 12, с. 83).

Первое весеннее Новолуние, впоследствии сплетённое с предпасхальным четвергом, насыщено ритуальными практиками, направленными на укрепление благосостояния, благополучия, здоровья всей семьи на целый год, способствующими плодородию почвы, плодовитости животных, урожайности растений. «В Заонежье исполнялся комплекс обрядов по «обновлению счастья» — до восхода солнца делали мутовки («рогатки»), заменяли старое помело на новое, сбивали сметану на масло, «искали гнездо» в печи, заготовляли жертвы для водяного, пекли жертвенные пирожки-«четвертушки» на выпуск скота, пересчитывали наличные деньги, перебирали лучшие наряды и т.д… Святили «четверговую» соль для обрядов со скотом и для жертвоприношений водяному. В Толвуйской области совершали обряд протаскивания цыплят в воротца из ножниц для стрижки овец. Иногда рисовали кресты на дверях и окнах от пожара» (Фролова Г. И.: «Обзор литературы…", 36, с. 54).

Сакральная сила переходного момента, в которой переплетены прощлое и будущее, могла быть использована по разному и иногда применялось во вред. Например, «перекрывание» другому человеку пересечения границы Новолетия в обновленном, очищенном виде или с «навешиванием» на него болезней, порчи и т. п. «Магические действия, производимые здесь [Вятка] в Великий четверг, номинировались как ко́лдовать (-ся), де́коваться, означая «производить магические действия с целью нанесения порчи человеку или животному», «производить магические действия, направленные на достижение благополучия, достатка, замужества» (Крашенинникова Ю. А.: «Локальные традиции…", 135, с. 183). Не случайно канун новолетия считался важным днем и для «колдунов» — всех, связанных с сакральным миром: «… в Чистый четверг, который в древности совпадал с началом года, проводились многие обряды, направленные на обеспечение благополучия в новом году, в частности, обряды посвящения колдуна приурочивались к этому дню… Современная «знающая» из Карелии в качестве важнейшего ритуала обновления силы своих магических заговоров рассматривает ежегодные повторения их на заре в день Великого четверга, непременно натощак, не сполоснув рта, не почистив зубы…» (Мазалова Н. Е.: «Возобновление магической силы у русских ритуальных специалистов», 140, с. 124).

Обязательное условие — ночь — со времен двоеверия приобрело окраску времени «нечистой» силы, к которой, однако, продолжали обращаться во всех без исключения магических обрядах. «Четвергов шнурок», ссученный из ниток, спряденных справа налево до рассвета, а затем, после бани или обливания водой, надетый «знающим» на поясницу и запястья человека, способствует благоприятному продолжению человеческой жизни (Криничная Н. А., 134, с. 481). Отметим, что приемы «изнаночных» или «обратных» действий повсеместно присущи именно для взаимодействия с потусторонним, слияния с ним. Например, вывернутая или застегнутая наоборот одежда, «неправильное» переобувание и прочее способствуют тому, что Леший перестает воспринимать человека как чужого в своем мире и снимает шоры блужданий по кругу. Своеобразное «стирание» различий между миром земным и потусторонним в момент магических действий одновременно и завершает, запирает ушедший год, обеспечивая переход человека в новолетие и дает ему дополнительной силы для благополучия и здоровья в наступающем.

Со времени христианизации магические ритуалы обращения к иномирью в благих целях подверглись жесточайшему преследованию, а с дальнейшим утверждением новой религии уже получили новые, осуждающие взгляды окружающих. «Колдуны и колдуньи, должно быть, свидание имеют с нечистой силой, в Великий четверток, в самую полночь. Это бывает почти в каждом селении. Как видали этих колдунов: есть поверье, что всякому человеку непременно нужно принести в великий четверток в свой дом можжевелу из лесу. Посылают своих детей или сами хозяева идут за можжевелом, в то время видят этих колдунов, даже застают на месте сидящими или стоящими и что-то говорят в лесу, а с ними не видят никакого товарища и не знают, с кем и говорят. Поэтому и уверяют, что непременно колдунов бывает свидание в этот день. Например, одну женщину застали в лесу у муравьища, которая кладет куриные яйца в муравьище, не знают, для чего эта женщина и кладет» (Тенишев В. Н., 141, с. 88).

Для защиты от зла, проникающего из иного мира, исполнялись обережные предписания и ритуалы. «Одним из признаков данного типа персонажей является то, что активизация их демонического начала происходит в канун Великого четверга и заставляет их именно в этот период времени вредить другим людям через наведение порчи на скот» (Лобанова Л. С.: «Магия Великого четверга…", 138, с. 106). В ночь Новолуния, в канун Новолетия, по удмуртским повериям, «… по земле гуляли мертвецы, всякая нечисть (жобъес), которые могли наслать болезнь, порчу. Страх перед их вредоносными действиями породил различные магические приемы: с вечера усадьбу очерчивали топором, косой или ножом, на окна и двери клали металлические предметы (шило, нож, топор и т. п.), рисовали дегтем или углем кресты, втыкали ветки можжевельника, терновника, пихты или рябины; дымом можжевельника окуривали избу. В полночь ходили с трещотками, стреляли из ружей, жгли порох, ударяли палками по углам домов» (Христолюбова Л. С. и др.: «Традиционные праздники и развлечения…", 126, с. 214).

Ритуалы обливаний, купаний «на новомесячье», умывание «серебряной водой» перед наступлением Новолетия, перед рассветом, распространены повсеместно: «В великий четверг некоторыя девицы стараются до зари или в зарю, обдаться холодною водою для чести и хороших женихов [Петрозаводск]» (Калашникова Р. Б.: «Священники Плотниковы…", 36, с. 38). Вода в ночь, предшествующую весеннему новолетию, обладает такими же свойствами, как и после окончания Зимних Святок, с рождением месяца в Зимнее Новолетие. В ночь с четверга на пятницу страстной недели 1868 года, пензенский священник Іоаннъ Алгебровъ видел нагих купающихся женщин, несмотря на холод и «слои… плотно сѣвшаго мокраго снѣга». До того, как «… воронъ прилетаетъ купать дѣтей своихъ. Безсомнѣнія часъ этотъ есть часъ полуночи» (І. Алгебровъ: «Нѣсколько словъ о суевѣріи…", 132, с. 351). Невыполнение ритуала очищения — омовения или купания предполагает «перенос» всего негативного в новое Лето и не только не обеспечивает здоровьем на предстоящий год, но и грозит плохими урожаями, падежом скота, эпидемиями и пр. Переход сакральной границы в «чистом» виде человека происходит вместе с изменяющимся, обновляющимся пространством. «У всех славянских народов в один из дней Страстной недели (обычно — в четверг или пятницу) женщины ночью, задолго до восхода солнца, шли к реке или источнику за водой, чтобы набрать ее, пока она «неначата», «нетронута», пока ворон (или другая птица) не искупал в ней своих птенцов, пока солнце не осветило ее своими лучами и пока мир не огласился звуками, принадлежащими человеку» (Агапкина Т. А.: «Глухой», 133, с. 25).

Умывания водой, полученной из иномирья, по своей сакральности подобны «перепеканию» в печи, перерождению через ложесны Великой Богини. «Въ чистый четвергъ купаются отъ чесотки и другихъ накожныхъ сыпей; здоровые же обливаютъ себя и своихъ лошадей холодной водою, или купаются въ прудахъ и рѣкахъ передъ восходомъ солнца, чтобы не касались ихъ болѣзни въ теченіе всего слѣдующаго года» (Афанасьев А. Н., 142, с. 186). «Особыми магическими свойствам наделяется вода, взятая в колодце, реке и т. п. в ночь на Чистый четверг: «На Чистый четверг сходили за водой ночью, а мойся — когда хочешь. А что грязное валяется — у Чистый четверг всё моют. Всё убирать: донцы, ухватья, усё с печки сымають, на улицу выкидывають… ухватья, донцы — это ле (около — Ю.Г.) двора мыли» (Гайсина Ю. В.: «Календарные праздники…", 93, с. 14, Тульская обл.). Утром перед восходом солнца купаются «для здоровья» в Белгородской области. «До петухов» спешат женщины набрать свежей водицы, «пока ворон крыла в ней не обмакнул», чтобы умыться этой водой, детишек искупать, а грязную воду — вылить в нехоженое людьми место» (Жиров М. С., Жирова О. Я.: «Народный календарь…", 143, с. 173). Купания, омовения, умывания в канун Новолетия представители церкви воспринимают именно как обращения к «языческим» Богам в народной традиции. В приказе Святейшего Синода от 1721 года (учредившего инквизицию в каждой российской епархии), сказано: «Къ тому жъ будто бы воспоминаютъ мерзкихъ идоловъ, въ нихъ же былъ нѣкій идолъ купало, ему же на великъ день приносили жертву онымъ купаніемъ» (Сахаров И. П., 144, с. 39).

О том, что обращения направлены к Богам хтонического мира, говорит время обрядов: вода, набранная от полуночи до предрассветного времени, является «живой». Например, у удмуртов «…в четыре часа утра в Великий четверг приносят акшан ву „сумеречную воду“, которая, согласно верованиям, обладает особыми свойствами» (Анисимов Н., 145, с. 97). При контакте с иномирьем в канун любого праздника, «… вечерние и утренние сумерки — временные отрезки, когда потусторонние силы уже открыты для связи, но еще (если вечер) или уже (если утро) не способны причинить вред заговаривающему, т.к. период их особой активности не наступил или уже прошел. Сумеречное время также считается наиболее подходящим моментом для передачи магических слов… Появление солнца знаменует наступление дня, конец ночного времени, т.е. сведение возможности установить контакт с потусторонними силами к нулю» (Панина Т. И., 146, с. 99).

О приурочении «чистого» дня к новомесячью свидетельствует, например, такой ритуал, как утреннее «умывание с серебра». «По материалам В. Магницкого, например, в Уржумском уезде Вятской губернии в этот день «до солнца» все женщины пряли, чтобы не лениться весь год; умывались с «серебра» и умывали детей, чтобы быть весь год белыми и чистыми» (Агапкина Т. А.: «Великопостная обрядность…", 12, с. 78). В русских заговорах опосредованно (через признак «деньги») месяц ассоциируется с серебром, в связи с чем магическим ритуалом обеспечивается «прирост» денег (серебра) вместе с прирастанием месяца: «На Великий Четверг с серебра умывались, деньги считали. Как денежки серебро любят, так бы и меня парнишки любили» (Бланшу К.: «Концепт внешней души…", 127, с. 491). «В этот день также рано утром в рукомойник клали серебряное кольцо и этой водой умывали детей и умывались сами хозяева» (Щанкина Л. Н.: «Традиционные праздники…", 147, с. 308, Сибирь).

Пересчитывание денег, как и другие ритуалы кануна новолетия, проводились повсеместно также только до рассвета. Особую магическую силу придает ритуалу пересчитывание денег на решете или сите: «Для того, чтобы у хозяина дома не оскудѣвало богатство, онъ долженъ былъ въ великій четвергъ до заутрени сосчитать непремѣнно на рѣшетѣ свои деньги» (Попов А., прот.: «Воспоминанія причетническаго сына», 148, с. 14, Вологда). «До Солнышка» в домах встряхивается, перебирается, считается всё — от картошки в подполе до рубах, «чтоб велось»; ни одна значимая вещь не остается хотя бы без прикосновения. «Почти во всѣхъ мѣстахъ нашей обширной губерніи [Вологодской] существуетъ обычай предъ разсвѣтомъ этого же дна (Великаго четверга) считать деньги, чтобы они водились круглый годъ» (Заварин Н. А.: «О суевѣріяхъ и предразсудкахъ…", 149, с. 25).

Сылвенские и луговые марийцы также, но в среду проводят магические обряды очистительной и обережной магии, а также магии «первого дня»: «считали деньги, чтобы они велись в доме; женщины старались прясть, вышивать, вязать. Осуществление этих действий способствовало успеху в соответствующем ремесле в течение года» (Черных А. В., 39, с. 204). По всей Руси все действия домочадцев в этот первый день символически охватывают максимальное количество домашних работ, перенося их магией подобия на весь период Новогодия: «Хозяин с такой же тщательностью выполняет свои обязанности: чистит и кормит животных, переставляет с места на место сельскохозяйственный инвентарь, считает деньги. Цель подобных действий одна — быть уверенным, что у него в течение всего года и деньги будут, и животные не падут, и инвентарь не поломается, и жизнь веселая будет. Взрослые сыновья лапти плетут, плотничают, кожи выделывают; дочери шьют, ткут, прядут — и все с той же целью: заслужить у таинственных сил природы возможность и желание заниматься этими работами в течение года» (Жиров М. С., Жирова О. Я.: «Народный календарь …", 143, с. 173, Белгородская обл.). К наступающему Новолетию приурочивают символическую имитацию и всех главных полевых работ: «…мужчины (и женщины) выходили перед восходом солнца на улицу и изображали пахоту, бороньбу, молотьбу, косьбу и т. д., иногда просто потряхивая орудиями, иногда разыгрывая сцены полевых работ в доме» (Бернштам Т. А., 150, с. 133).

За последние столетия обращения к Месяцу заменились на обращения к дню недели — предпасхальному Четвергу, как некоему существу, в которых просматриваются «языческие» корни, далёкие от христианских канонов: «…чистый четвергъ, который признается не просто днемъ страстной недѣли, а какимъ-то особеннымъ угодникомъ Божіимъ, покровительствующимъ чистотѣ и опрятности» (Максимов С. В., 103, с. 395). Например, считалось, что «угодникъ Божій чистый четвергъ» сохраняет заготовленное в этот день мясо от порчи, «…въ особенности если къ нему обратиться со слѣдующей короткой молитвой: «чистый четвергъ, отъ червей и отъ всякаго гада сохрани и помилуй на долгое время» (Максимов С. В., 103, с. 395). Связь страстного четверга с рождением луны сохранилась в Коми, где он «всегда приходится на последнюю фазу убывающей луны, за которой следует первое весеннее Новолуние. Данным обстоятельством мотивируется проведение очистительных и инициальных практик, смысл которых состоит в символическом избавлении от ненужного и обеспечении благополучия человека» (Лобанова Л. С.: «Магия Великого четверга…", 151, с. 103).

Своеобразие восточнославянского мировоззрения заключается в том, что с древних времён сохранились практически все «слои» почитания божественного, связанные с меняющимися укладами жизни и пересечениями с другими традициями и конфессиями. Эволюция происходила «…не путём полной смены старых форм и замены их новыми, а путём наслаивания нового на сохранённую старую форму. Благодаря этому в народной памяти, в народном быту, фиксируемом этнографами, сохраняются в том или ином виде (иногда в сильно трансформированном) пережитки всех предшествующих эпох вплоть до каменного века» (Рыбаков Б. А., 152, с. 12).

Предки. Домовой. Небольшое отступление. В преддверии Новолетия проводятся обряды, обращенные к Предкам, к корням Мирового Древа. «Аже се роду и рожанице крают хлебы и сиры и мед», — спрашивает Кирик у епископа, и получает ответ: «Бороняше велми» (строго возбраняй)» (Мильков В. В.: «Древнейший список „Вопрошания“ Кирика Новгородца…", 153, с. 255). (Попутно обратим внимание: „Вопрошание“ Кирика Новгородца относится к 1136 году, где Рожаница названа в единственном числе). В этом смысле Род и Рожаница неразрывно слиты с родопочитанием, культом предков, которыми объясняется и вера в судьбу. Показательным в этом плане является обряд имянаречения, продолжавшемся на Руси в княжеской среде и в XI — XIII веках:».. обычай этот мог корениться опять только в языческих представлениях о нерасторжимом единстве живых и умерших родичей…“ (Комарович В. Л.: „Культ рода и земли…", 154, с. 89). Причем имя старались выбирать не ближайшего, а наиболее отдаленного по времени предка, ближайшего к Родоначальнику. Внецерковный посвятительный характер постригов — острижения первых волос и приношение треб не может не предполагать внецерковного же, «языческого», адресата для приношения («трапезы нареченыя роду и рожаницам»).

Несколько ранее ушедшие с масляничным «прощенным» днем, покойные предки содействуют переходу в новое Лето. Чествование предков в канун новолетия не содержит в себе элементов их «пробуждения», которые будут происходить на к Радуницы: «Завершая разговор об обрядах Великого четверга, считаем нужным подчеркнуть неосновательность общепринятого мнения о нем как о сугубо поминальном дне. Установление связи с предками в данном случае не являлось самоцелью, но представляло собой часть единого ритуального комплекса. Поэтому мы не обнаруживаем в этот день характерных для поминок форм поведения…» (Грузнова Е. Б., 155, с. 90). Кроме этого, «отогревание» (подогревание) покойников предполагает, что до этого они должны находиться в неком холодном месте, далеко не соответствующем представлениям об Ирии (или Рае), что указывает на привнесение в традицию «подогревания» в период окончательного перехода на захоронение покойных в земле. В связи с этим возникли и серьёзные противоречия в воззрениях о посмертном месте нахождения душ предков. Ни «отогревание», ни «бани для покойников» для отмывания от земли не относились к народной дохристианской традиции. Основой для этих действий послужил популярный на Руси (в том числе в XVI в.), новозаветный апокриф «Хождение Богородицы по мукам», согласно которому Христос даровал томящимся в аду грешникам отдых от мук на период от Великого четверга до Пятидесятницы. Включение этого «Хождения…» церковью в число отреченных книг «…лишь укрепляла уверенность прихожан в необходимости топления четверговой бани для обитателей потустороннего царства» (Грузнова Е. Б., 155, с. 90). Не ходили на кладбище и не поминали покойных ни на страстной неделе, ни на Пасху старожилы и переселенцы Западной Сибири, где «поминальным днем считалась Радуница, к приходу которой красили яйца, пекли шаньги и «пироги картонные» (с картофелем). К Радунице на иконы вешали полотенца. «На Радуницу придут Родители, чтоб было им утереться» (Фурсова Е. Ф.: «Крестьяне-старожилы…", 156, с. 196).

Перед наступлением Новолетия к предкам, как ближайшим к Богам, обращаются за содействием в переходе, покровительстве в наступающем периоде. В этой связи, в Новолуние, проявляется активность и значимость Домового — посредника между мирами живых и мертвых. «В быличках, бывальщинах, поверьях домашнего духа нередко видят на Страстной неделе, предшествующей Пасхе, и особенно в Великий, или Чистый, четверг» (Криничная Н. А., 134, с. 154). Причем Домовой никогда не представлял угрозы для дома и домочадцев: «Изначально домовой не считается нечистой силой. Он не менее чист, чем позднее сменившие его персонажи народно-христианской мифологии» (там же). В разных регионах, утрачивая преемственность народной традиции в её связи с весенним Новолунием, народ вынужденно «привязывал» эти опасные для дома дни к Благовещению, Семену-Лествичнику, «страстному» четвергу. Но практически везде сохранилось поверие, что в этот период — в конце Марта — начале Апреля Домовому должно быть уделено особое внимание: «Вдруг востоскуется домовой.., и злится так, что готов бы, кажется, весь дом сокрушить: лошадей забьет под ясли, собак перекусает, коров от еды отобьет, утварь всю разбросает, хозяину под ноги подкатывается; бывает с ним такая перемена или потому, что с весною спадает с домового старая шкура…» (Афанасьев А. Н., 157, с. 104). «Домовой в те поры бесится и не узнает своих домашних. С заходом солнца запирают весь домашний скот и птиц, а сами боятся уже подойти и к окну во всю ночь» (Сахаров И. П., 144, с. 19).

Чествование Духа-хранителя осталось к нашему времени единственным напоминанием о некогда большом дне почитания Рода, связующего нас с нашими предками. «Вероятно, четверг был посвящён какому-то архаичному очень важному для людей божеству, поклонение которому связано с поминовением предков, гаданиями на будущее, с судьбой, с прошлым, настоящим и будущим» (Майничева А. Ю.: «Сибирские церкви…", 159, с. 98). За несколько столетий, особенно со сменой календарей, постами и переносами даты «нового года» ритуалы предохранительно-обережной магии постепенно сдвинулись к фиксированным церковным «святым дням» и обрели иную окраску. «Были и особые праздники домового. … 12 апреля, в день Иоанна Лествичника, домовой праздновал наступление весны» (Власова М. Н., 160, с. 98). «Въ Медынскомъ у. Кал. губ. въ чистый четвергъ втыкаютъ на дворѣ можжевельникъ, подъ верею льютъ святую воду, курятъ ладономъ, — все это домовой очень любитъ» (Ушаков Д. В.: «Матеріалы по народнымъ вѣрованіямъ великоруссовъ», 161, с. 154). Такой «разброс» почитания Домового духа — с марта по апрель с привязкой к церковным датам объясняется тем, что в основе их лежит перемещающаяся дата Новолуния около весеннего равноденствия.

Из-за постепенной утраты связи с сакральным временем, противоречивых, взаимоисключающих свидетельств о «днях Домового» этнографы собрали достаточно много. Например, И. П. Калинский (Церковно-народный месяцеслов на Руси, 1877г.) пишет о 1 апреля: «Полагают, что в этот день просыпается домовой и для него нужно обманывать друг друга». Он же, в другом месте, (когда Домовой как бы должен «спать»): «3 Февраля….Полагают, что в эту ночь домовой заезжает лошадей» и «30 Марта….полагают, что в то время домовой начинает беситься до рассвета, как запоют петухи» (162, с. 321—324). Такие же сведения встречаются и у других авторов. Д. К. Зеленин, привнесший много личных домыслов в реальную традицию, полагал, что древнейшее имя домового — мара. По его мнению, оно «родственно древне-верхненемецкому mara, английскому nightmare — „кошмар“, французскому cauchemar <…> Отсюда Русское кикимора, маруха, как нередко называли злых домовых» (Власова М. Н., 160, с. 92). В Псковской области локально Дворового-Домового угощали в день Пасхи: «Разговляютца этай Паскай. Отрежу [т] и дворовому снясу [т] в уголок, штобы скатина б не съела. А при́ду [т] — съедена. В уголок положишь, и вот: Дворави́к-Двораво́й, хозяин Домовой, Вот тебе выпить, закусить, Толька карми маю живо́тнаю» (136, с. 219).

В Пермском крае Домового чествуют с привязкой к четвергу: «Великий четверг «дарили» домового — «суседку», чтобы он хранил скот: «В четверг перед Пасхой дарили хлебушко, денежку или шерсти в узелок, приговаривали: «Суседушко, братанушко, люби мою скотинушку, пой, корми» (Черных А. В., 72, с. 13). В Сибири специально изготовленный хлеб с солью или колобочки в «чистый четверг» спускают в подпол, относят на скотный двор с обращениями к Домовому, «чтобы дедушка-суседушка ел и хранил ихняго скота» (Новоселова Н. А., 22, с. 197). Но угощение домового духа не имеет повсеместной привязки именно к предпасхальному четвергу, как дню недели. «В чистую субботу кладут кусочки хлеба, приговаривают: «Дедушка-суседушка, это тебе гостинец от нас!» И в стайку кладут под матицу… А в подпол под плиты втыкают или в стену. Мама ложила на завалинку в подпол» (Золотова Т. Н., 163, с. 97, Зауралье). При этом состряпанные для домового колобочки (каральки, шанежки) также нужно «скалить навыворот» (жгут из теста катать в направлении к себе). Кроме этого, варят кашку из пшенки (ячневую, пшеничную), ставят на стол, рядом кладут соль и ложку. Именно субботние подношения Домовому имеют традиционные корни, относящиеся к почитанию предков: «По древнему языческому обычаю, субботы считаются по преимуществу днями поминовения, посвящаются воспоминанию об усопших родичах и чествованию их: по народному определению, «в пятницу добрые люди не пряли, в субботу родителей поминали» (Фаминицын А. С., 169, с. 669). Субботние угощения Домового духа сохранились до последнего времени: «Хлеб играл особую роль в умилостивительных обрядах, которые совершались, как правило, в Великий четверг, но в некоторых деревнях домового задабривали и в субботу» (Золотова Т. Н., 163, с. 97).