Бесплатный фрагмент - Роман «Черный рыцарь. Путь воина»

Глава 1.
«Хельмут едет в Меерсбург»

Когда известные события

Близ Ротенбурга

И в Ротенбурге происходили,

Герой наш — Хельмут де Эжен

Был далеко и ничего не знал —

Леса баварские молчание хранили.

Не мог, конечно,

Наш герой подозревать,

Какие сложные, трагичные события

Его и Эльзу будут в Ротенбурге ожидать.

Мы помним, что Виконт де Эжен

Отправился служить.

Но увлечение историей с сожжением

Нам не позволило узнать —

Как довелось все это время

Герою нашему сражаться, уцелеть и жить.

А, может, даже выживать.

Виконт де Эжен, конечно, тоже не слыхал,

Как его Эльзу Ротенбург сжигал.

---

По временам по тем сожжение —

Событие довольно рядовое.

Ведь в городах людей сжигали.

Казнили каждый день по одному, по двое,

А иногда даже по трое.

Никто об этом и никого

Не торопился уж, конечно, извещать.

Откуда ж было эти новости

Герою нашему узнать?

И о коварстве герцога

Не мог наш Хельмут

Пока что рассуждать.

Да если б только

Знал он о случившемся,

То никакая сила

Его на месте не смогла бы

Насильно удержать.

Однако, провидению это,

Как видим, не угодно было.

И в Меерсбург дорога Хельмута

Настойчиво, неотвратимо уводила.

Близ Меерсбурга, как венец для скал,

Воинственной архитектуры образец

Красивый и массивный замок

Фон Ульрихов стоял.

Он и похож был на венец.

Фон Ульрихи — древнейший род,

Который в этом замке жил,

Да и сейчас, пожалуй, что,

В Баварии средь бюргеров живет.

Пять башен замка, как зубцы короны,

Опорою для стен служили замку —

Одновременно крепости массивной

И также родового дома.

На Боденское озеро с восточной стороны

Из замка вид красивый открывался.

А с западной, от Ундерштадта,

Подъемный мост над рвом с водой,

При случае и на ночь поднимался.

И замок сразу в крепость превращался,

Которую никто бы штурмом взять не смог.

Как сильно б он не постарался.

Курфюрст фон Анривиль

Однажды попытался.

Но, как легенда древняя гласит —

Не только армии своей лишился,

Но также и без головы остался.

В те времена еще фон Ульрихи —

Фон Меер фамилию носили.

В честь их династии и город Меерсбургом

Еще при Карле 1 провозгласили.

Победою над Анривилем

Фон Меер Ульрих грамотно руководил.

Он старшим сыном

У курфюрста Меерсбурга был.

Тщеславен был он,

Воинственен, высокомерен.

И славой, и почетом себя покрыть

Он был намерен.

Но только он мечтал, чтоб честь побед

Не всему роду доставалась.

Чтоб слава и заслуги все

За ним одним, за Ульрихом лишь

Всецело признавалась.

Победа над курфюрстом Анривилем

Шанс Ульриху дала

Вести по-своему свои дела.

Отец, курфюрст фон Меер, как раз почил.

Сын — Ульрих стал главою рода и,

Самовольно, себя курфюрстом

В Меерсбурге провозгласил.

Свой род отныне он велел —

«Фон Ульрих», не иначе, именовать.

Его боялись и уважали,

С ним согласились

Простые горожане и, даже знать.

Правитель нынешний —

Вильгельм фон Ульрих

Праправнуком тому фон Ульриху

По-родственному приходился.

На пращура он был похож,

Воинственен и горд не в меру,

И также заносился.

Ни прадед, ни Вильгельм

Ни императора, ни папу Римского

Над собой не признавали.

Они имели армию, со всеми воевали.

А войны то и дело в Европе затевали.

Вильгельм фон Ульрих в Меерсбурге

Свой Орден рыцарский создал.

Любил волков, их уважал,

В честь них и Орден этот называл.

Вот к этому военачальнику

Герой наш Хельмут и направлялся,

Поскольку в Меерсбурге под его командой

Служить теперь он собирался.

Глава 2.
«Виконт де Эжен знакомится
с Магистром Ордена»

Проехав Ундерштадт,

герой наш Хельмут

От нижней к верхней части

Города добрался.

Пред ним был мощный

Замок на скале,

А ряд фахверковых домов

Уже намного сзади,

У подножия горы остался.

В каком он будет Ордене служить

Виконт де Эжен, конечно, знал.

Но вот чего пока не понимал —

В уютный и спокойный городок он попадал.

Не может быть, чтоб здесь такие

Люди проживали, которые

У пол-Европы и страх и ужас,

При их упоминании вызывали.

Хотя, ну не в пещере же им,

В самом деле, обитать?

«Что ж, поживем — увидим»,

Подумал Хельмут,

«И все сумеем разузнать».

Проехал Хельмут по мосту,

У запертых ворот остановился.

Начальник караульной стражи

Через окошечко в воротах

На рыцаря внимательно воззрился:

«Кто вы такой? Что привело вас

В здешние края?»

Ответил Хельмут: «Из Ротенбурга

Нынче утром прибыл я.

Извольте, сударь, доложить —

Виконт де Эжен к Магистру Ульриху явился,

Чтоб в Ордене его служить».

Прошло немного времени,

Ворота отворили, на территорию

Виконта де Эжена пропустили.

Никто, на замок глядя,

Не мог бы догадаться —

Что за стенами его грозными

Могло скрываться.

Лужайки, цветники, газоны?

А, может, клумбы и вазоны?

Отнюдь! Весь двор огромный

Собою представлял

Площадку, приспособленную

Для тренировок —

Под небом «рыцарский спортзал».

Процессом тренировок командор

Штильмайер руководил.

Штильмайер Иоганн —

Один из опытных военачальников.

Он свято «Ордену волков»

И Ульриху служил.

Все упражнения, которые

Виконт де Эжен

Походу разглядел, он знал прекрасно.

Ведь мы помним,

Как он великолепно

Оружием владел.

Приемы все и упражнения

Чуть не с пеленок

Герой наш изучал.

Его учитель — граф де Ларош

Приемам этим обучал.

Виконт поднялся на крыльцо,

В огромный зал вошел,

Где он курфюрста Меерсбурга,

Магистра Ордена волков — Вильгельма

Фон Ульриха нашел.

Вильгельм фон Ульрих

Был не огромен,

Но, все-таки, велик.

Он был не молод,

И, все же, не старик.

Был бородат, широк в плечах.

Суровый взгляд из-под бровей,

Уверенность в речах.

Магистр Ульрих и

Комтур фон Штольц

Бумаги у камина разбирали.

И те из них, что были

Не достойны их внимания,

Огню безжалостному предавали.

«По мне», — заметил Ульрих,

«Всех жалобщиков на костер!

Презренное нытье достало!»

«Да, в самом деле?» -удивился Штольц,

«Как казначей, вам,

Ваша светлость, говорю,

Что от дохода Ордену

Отказываться не пристало».

«Да что там за доход? Лишь крохи.

Ну, неужели в Ордене у нас

Дела так плохи?»

«Не плохи, ваша светлость.

Но ведь из малого обычно

Огромное слагается.

И от работы мелкой

Отказываться нам

Совсем не полагается.

За покровительство

И за вмешательство

Хотят нам многие платить.

И будет не разумно нам сук,

Который прочно мы занимаем,

Своей же собственной

Рукой пилить».

«Да, Фердинанд, вы, безусловно правы.

И пост Великого комтура

Вы занимаете по праву.

Пускай молодчики мои

На мелких стычках тренируются.

А кто еще не понял нашей силы,

Пускай со стороны на них любуется.

Однако же, хотелось бы мне

В дело настоящее ввязаться,

А то успели кони

Наши застояться.

Хотелось бы мне честь и славу

Для Ордена завоевать,

И куш при этом, пожирней

Себе урвать».

«Об этом, ваша светлость», — заметил Штольц,

«Я собирался вам сказать.

Средь прочих писем есть

Интересных два, которые

Вам не мешало б

На досуге прочитать.»

Тут только магистр Ульрих

Внимание обратил,

Что в комнате кроме него

С комтуром Штольцем,

Еще ведь кто-то был.

«А, юноша, — сказал

Вильгельм фон Ульрих, —

Мне о прибытии вашем

Только доложили.

Я рад любому новому мечу,

Лишь только б у меня

Ребята бравые служили.

Я вижу, вы отлично сложены.

И выправка и стать.

Об этом после, а сперва

Скажите, как вас звать».

Учтиво Хельмут поклонился и проговорил,

Как его в детстве отец, граф де Эжен,

Старательно учил:

«Виконт де Эжен, Эрдена де Эжена сын.

Из Ротенбурга нынче утром

Прибыл я, мой господин».

«Хорош! Ну, прямо молодец.

А как вас величали

И ваша мать, и ваш отец?»

«Я матери и дня не знал.

Отец же меня — Хельмут называл».

«Каков вы в деле, нам

Предстоит еще узнать.

Но вам здесь тоже

Надо многое понять.

На службу поступаете вы в Орден,

Которым я руковожу.

Я, как магистр Ордена,

Вильгельм фон Ульрих,

Не терплю ни трусости,

Ни лжи, ни лицемерия.

За это никого не пощажу.

Себя должны вы, юноша,

За время службы в Ордене,

Конечно, славою покрыть.

Но и об Ордене вам надо

При этом не позабыть.

Все ваши действия и поступки

От Ордена не отделимы ни на шаг.

Так было издавна и с каждым,

И оставаться будет только так.

Себе же славу вы завоюете свою,

Дай бог, чтоб не убили вас

В каком-нибудь бою.

Теперь представлю вам —

Комтур Великий

Фердинанд фон Штольц,

Мой заместитель и

Моя правая рука.

Он с остальными вас лично

Познакомит завтра.

Идите отдыхать пока».

В день первый новобранцу

Дозволяли в замке

В одной из комнат

На ночлег остановиться.

В дальнейшем рыцарь

Был обязан в Ундерштадте,

В одном из домиков

Фахверковых селиться.

Рекомендательные письма,

Которые герой наш

С собой из дома брал,

Он, выходя из комнаты,

Комтуру передал.

Когда виконт де Эжен ушел,

Магистр Ульрих произнес:

«Пока остался не решенным

Один вопрос —

Чем этот юноша в Ротенбурге

Так герцогу изволил насолить,

Что он велел его убить?

По виду он не дебошир,

И не сказать, что он смутьян.

Какой-то есть у юноши изъян.

Однако, мне важнее —

Как может он мечем владеть.

На это сможем мы

На тренировке завтра посмотреть».

Глава 3.
«Хельмут знакомится
с будущими друзьями»

Та комната, которую

В одной из башен замка

Виконту Хельмуту определили,

Два маленьких окна имела,

Которые на Боденское озеро выходили.

Такой красивый вид на озеро и лес

Из башни замка открывался,

Что рыцарь наш,

Хоть мужественным был,

И, все ж, сентиментально

Красотой залюбовался.

Он думал -как бы хорошо

Здесь с Эльзою гулялось.

Она так любит лес, что вместе с ним

Всей этой красотою любовалась.

Как безмятежен лес, который

По берегам стоит.

И гладь озерная, как зеркало

Спокойствие хранит.

Природе невдомек людские

Распри, войны, споры.

Ручей ведь не ругается

В лесу с камнями,

Ведя свои неведомые разговоры.

Но вряд ли этой тишиной

Удастся долго любоваться.

Воинственен у Ордена настрой

И редкий миг, когда

Он без войны мог оказаться.

И Хельмут продолжал

Той любоваться красотой,

Которая ему давала шанс

Об Эльзе думать, наедине с собой.

Когда стемнело, то Хельмута

К столу позвали.

Проследуем за ним, посмотрим, что

У рыцарей на ужин подавали.

Богатые сановные вельможи,

Ремесленники, мастеровые

И их детишки тоже,

Сеньоры важные, а также менестрели…

Кто б ни был, все, представьте, ели.

Конечно, кухня в средние века

От нашей сильно отличалась.

Но ели, все-таки всегда — мы люди.

У людей всегда так полагалось.

И кто находит средневековое застолье

Примитивным и простым,

Ну, что ж, прошу к столу,

Пойдемте вместе поглядим.

В то время трапеза вечерняя

Решающей была.

На завтрак ели мало,

Днем звали разные дела.

А на ночь плотные столы

Такие накрывали,

Что некоторые, из любителей

Поесть сытнее

Так еле-еле до конца

Обычно «доживали».

Герой наш Хельмут

В трапезный явился зал.

Ну, собственно, туда,

Куда идти помощник

Сенешаля подсказал.

Просторный зал для трапезы

Людьми заполнен был,

И гул стоял такой,

Что плохо было слышно —

Кто и кому о чем-то говорил.

Очаг огромный в центре зала,

И в потолке над очагом

Для дыма очага отверстие зияло.

Котел над очагом

Такой большой держали —

С похлебкою для всех

Присутствующих в зале.

Был адский жар под тем котлом

Такой, на тех углях,

Что рядом трех оленей

Жарили на вертелах.

Разгоряченности собравшимся добавлял

Веселый, старый, добрый эль,

Который каждый и без меры

В бокал свой добавлял.

Случись аббату в этом зале

Вдруг появиться, он мог бы

Очень сильно удивиться,

А также очень сильно разозлиться.

Чревоугодием бы это все назвал.

Да только кто б его сюда позвал?

«Да, много здесь народу», —

Подумал Хельмут, — «Тут даже тесно».

И, все-таки, нашел он

За столом пустое место.

«Хм, недолго место пустовало…», —

Тут рядом с Хельмутом

«Гора косматая» сказала.

«Я занял чье-то место?

Прошу меня простить, ведь я не знал», —

На это наш герой сказал.

«То место — нашего Роланда, но

За него не стал бы я переживать.

Его на днях успел Господь прибрать.

А вот куда мы с вами попадаем —

В ад или в рай, мы этого пока не знаем», —

В ответ «косматый» проговорил,

И эль из кружки пригубил.

Однако, так он это произнес,

Что вызвал встречный Хельмута вопрос:

«Он погиб?»

«Его католики убили. На что уж божьи люди…

И бога чтят, и заповеди знают.

Но, если это надо им, то

Не гнушаются и убивают».

«Ну, Карл, не стоит в кучу все валить», —

«Косматого» тут попытался

Какой-то рыжий сбоку перебить, —

«Он сам проблемы на себя навлек.

Да только вряд ли извлечет

Теперь из этого урок».

«Эдгард», — воскликнул Карл «косматый»,

«Что хочешь ты сказать —

Что его можно было убивать?»

«Ты сам», — ему Эдгард ответил,

«Вступился б за сестру, коль начал бы

Роланд к ней приставать.

Теперь же наш приятель

В других краях, в которых

Мне б не хотелось скоро побывать».

Не унимался Карл: «Своим вниманием

Той девушке оказывал он честь…»

«Ты это ее братьям расскажи», —

Ответил Эдгард, —

«Которые осуществили месть».

«Как бы то ни было», — заметил Карл,

«Роланда нам не воскресить.

Однако же, у нас есть новый рыцарь,

Который будет в Ордене служить?

Поведайте нам, сударь, как вас звать,

Какого племени вы, роду?»

«Да-да», — добавил Эдгард, —

«Поведайте народу, пока еще

Мы не перепились и можем

что-то понимать».

Поднялся наш герой,

Присутствующим поклонился,

И имя произнес он так,

Чтоб поняли — он именем

Своим гордился:

«Я — Хельмут де Эжен,

Сын графа де Эжен.

Из Ротенбурга родом я.

Надеюсь, что и вы теперь

Мне не откажете

Назвать себя, мои друзья».

Поднялся тот «косматый»,

Которого здесь Карлом называли,

И громогласно так сказал,

Что было слышно во всем зале:

«Барон фон Рейн».

Он Хельмуту при этом поклонился

И дал понять, что тоже

Именем своим гордился.

И каждый, кто затем вставал —

И кланялся и имя называл.

Маркиз фон Леер,

Граф фон Шимман,

Князь Рольф —

Известный нам уже Эдгард,

Любой из них такому новому

Приятелю, как Хельмут,

Конечно, был бы рад.

Порой по поведению молодца

Воочию видно воспитание отца.

Был Хельмут выдержан,

Воспитан, обучен этикету.

Спасибо графу де Эжену —

Его отцу, да и

Его учителю за это.

Напомним, что его учителем

Граф де Ларош с рождения был.

И юношу военному искусству

И этикету обучил.

Таким граф де Ларош

Спокойным и учтивым был,

Таким быть Хельмута

Он научил.

«Каким оружием владеете?», —

Спросил у Хельмута

Маркиз фон Леер.

«Любым оружием

Владею я прекрасно», —

Ответил наш герой.

«Прекрасно так, что

Может быть опасно?» —

Фон Шимман подхватил ответ такой, _

«Вам раньше приходилось убивать?»

Виконт де Эжен ответил честно:

«Нет, только на турнирах

В Ротенбурге выступать».

И тут опять Карл подхватил.

Как немец истинный, барон фон Рейн,

Весьма прямолинеен был:

«Дружище, тогда вы скажете,

Что вы оружием владеете,

Когда на поле боя выжить

Вы не единожды сумеете.

Когда устанет бегать

За вами смерть,

Резонно заключив —

«Его не одолеть»».

«Ну, ну,», — вмешался Эдгард, —

«Не стоит нам виконта

Раньше времени пугать.

Как он оружием владеет —

Увидеть завтра каждый

Сам сумеет, кто протрезвеет,

Пока же дайте парню

Спокойно отдыхать».

Глава 4.
«Первая тренировка»

На утро следующего дня,

после того, как завтрак

легкий состоялся,

отряд из рыцарей,

и опытных и новобранцев

на тренировку в замке

во дворе собрался.

В начале Иоганн Штильмайер,

как помним, Командор,

завел, с собравшимися

на большой площадке,

весьма серьезный разговор:

«Забудьте ваши титулы,

все ваши звания.

Все это лишь не нужные

и неуместные названия.

Отныне будут каждого

«Сэр рыцарь!» величать,

и в добавление лишь имя,

без указания фамилии называть.

Вы в светском мире все

чего-то стоите и вес имеете.

А здесь тогда вас уважают,

когда оружием вы владеете.

Когда вы пользу Ордену приносите,

тогда вы и себе почет

и уважение испросите.

Сейчас же меня будет

интересовать —

как вы умеете

оружие в руках держать.

Вам надлежит на пары

между собою разделиться,

и потрудиться, парни,

потрудиться».

В соперники герою нашему

в тот день Эдгард достался.

С Эдгардом Хельмут целый день

на палках тренировался.

Эдгард достаточно был молод,

физически силен,

красив он был и строен —

сложен, как Апполон.

Уже три года этот рыцарь

в Ордене служил.

Почет и славу он себе

достойно заслужил.

И Хельмуту, конечно,

безмерно повезло,

что именно Эдгард покажет

ему военное ремесло.

Конечно, можно лишь

на турнирах мечем махать.

Совсем иное дело

в бою реальном побывать.

Когда вокруг гуляет смерть,

и сложно за врагом

своим смотреть,

тут надо так мечем владеть,

чтоб не красиво выступить,

а просто уцелеть.

Хоть на турнирах разные

приемы применялись,

но очень часто, все-таки,

приемы от военных отличались.

Хорош был граф Ларош,

как Хельмута учитель.

Благодаря его стараниям

смог Хельмут и оружие

и ратное искусство полюбить.

Но здесь он понял,

что еще есть многое,

чему его друзья-соратники

способны научить.

Герой наш ощутил,

что он туда попал,

куда бы, если б знал заранее,

специально бы попасть мечтал.

Конечно, Хельмут ведь

и сам не промах был.

И Эдгард, как соперник,

это сразу оценил.

Защита, наступление,

отход и уклонение.

---

И нападение, и оборона —

все получается, поскольку

все знакомо.

И все достоинства его,

как и успехи в поединках,

были, конечно же, замечены.

А некоторые ловкие приемы,

вдобавок, и овациями встречены.

Лишь Командор Штильмайер

ни слова не говорил.

Но он за Хельмутом

внимательно следил.

За ужином все

Хельмута хвалили,

и о его успехах

громко говорили.

Он новичок,

но он не испугался.

На равных

с опытным Эдгардом

он бился и тренировался.

А Хельмут тот вопрос

друзьям задал,

который, ему с утра

покоя не давал:

«Так почему же имя

должен я скрывать?

Без титула и без фамилии

меня здесь станут называть.

Я должен славу

роду принести.

И имя своего отца

хотел бы гордо я

всегда нести».

Барон фон Рейн-

«Косматый» Карл,

немного усмехнувшись,

виконту де Эжену

так сказал:

«Вот, потому что вы

отца настойчиво

изволите вспоминать —

придется вам отныне

фамилию покрепче забывать.

Когда вы где-то имя называете,

свой титул и родных —

вы подставляете в тот миг

себя и, безусловно, их.

---

Сегодня вы нам показали,

что сильный воин вы и,

может статься, что

в бою открытом

вас не сумеет кто-то

честно победить…»

Немногословный граф фон Шимман

не удержался Карла перебить:

«Тогда через родных

решат вам отомстить…»

Барон фон Рейн, однако, продолжал,

и кубок свой наполненный

двумя руками он держал:

«Мы не должны, поймите,

тех слабых мест иметь,

которые позволят

врагам нас одолеть».

Эдгард старался

общий тон смягчить,

и деликатней как-то говорить:

«Дружище, все мы титулованы,

ведь все мы знать.

Но там — за стенами, в народе,

наемниками нас привыкли

люди называть.

---

Такое ремесло, чего уж там

мне правду от тебя скрывать.

Ты, как и я (это заметно)

без поединков и без оружия

не можешь жить.

Но этот эпизод, ну, то есть

служба в Ордене —

он не украсит историю семьи.

И будет лучше, может быть,

его совсем забыть.

Между собой мы имена

свои все знаем,

и титулы, порой,

в общении применяем.

Все остальные должны нас

«Сэр рыцарь!» называть,

или по имени, которое,

ты пожелаешь сам избрать».

Был Хельмут удивлен:

«Как имя новое избрать?

Мне дорого мое, которое

мне при рождении давала мать».

Маркиз фон Леер

тут в разговор вмешался:

---

«Скорей не имя, а прозвище,

мой друг,

чтоб каждый встречи

с вами опасался,

кто ранее встречался,

иль слышал имя вдруг».

Прибор столовый Хельмут отложил,

и, глядя на маркиза, он спросил:

«Так, стало быть, у вас у каждого

такие прозвища здесь есть?

Раз мы теперь друзья,

то назовите мне их,

окажите такую честь».

«Я вам их назову — немудрено назвать.

А вы попробуйте-ка лучше угадать,

кому из ваших нынешних друзей

какое имя может

в точности принадлежать», —

сказал на это Хельмуту маркиз, —

«Есть «Дикий вепрь»,

и «Хитрый лис»,

есть «Меч возмездия»,

и «Меч разящий».

Других имен пока

не буду называть.

Достаточно имен людей,

перед тобой сидящих».

Своих друзей окинув взглядом,

сказал герой наш:

«Ну, здесь гадать не надо.

Положим, Эдгард — «Хитрый лис»,

А «Дикий вепрь» — это Карл…»

«Пока все верно говоришь», —

Маркиз фон Леер ему сказал.

««Разящий меч» — маркиз фон Леер,

А Мартин, безусловно, — «Возмездия меч».

По-моему, все очевидно и здесь

не будет долгой речь».

«И это верно называешь ты.

С такою проницательностью

давно здесь не встречались мы», —

Маркиз фон Леер удивлен.

Сказать по правде — Зигмунд восхищен.

За те два дня, которые

герой наш в Ордене провел,

он очень много приобрел.

Но, главное, обрел друзей,

и понимающих людей.

А это будет поважней.

Глава 5.
«Рождение нового имени»

Итак, виконт де Эжен

был вовлечен весьма успешно

в рыцарский процесс.

Всегда имел он

к этому стремление,

и проявлял свой интерес.

Пора настала ему мужать —

решения самостоятельные

необходимо принимать.

Друзья, которые виконту

в попутчики достались,

во всем ему, конечно же,

помочь старались.

Граф Мартин Шимман

в Ундерштадте отыскал

такой хороший дом,

чтоб Хельмуту удобно было

жить в доме том.

Удобства, я так думаю,

что это та позиция,

которая для рыцаря

не так важна, как, например,

хорошая амуниция.

Удобства женщинам нужней,

они им кажутся важней.

Мужчина-рыцарь, мужчина-воин

бывает и костром в лесу

подчас доволен.

Удобство в том у дома

найденного заключалось,

что кузница в нем

весьма удачно размещалась.

Для рыцаря с оружием,

к тому же на коне —

приобретение полезное,

конечно же, вполне.

Дом кузнеца, вдобавок,

от замка близко располагался —

при случае до замка б

Хельмут быстро добирался.

Тут следует нам допустить

еще такое рассуждение —

читатель может быть

ее искушен в вопросе,

и требуется пояснение.

Кто на себя доспехи

и латы надевает,

тот не всегда ведь,

если честно, рыцарем бывает.

Хотя, конечно, по привычке

людей в доспехах рыцарями называют.

Но рыцарь, все же, тот, кого по правилам

при акколаде посвящают.

Обряд не прост, к нему

готовятся заблаговременно, заранее.

Вот тот, кто посвящен,

тот и получит рыцарское звание.

Он присягнет, и именем его

отныне новым нарекут.

Да, кстати, а Хельмута

на церемонии на этой

как же назовут?

Все прозвища друзей

Виконт де Эжен узнал.

Себе же имя он

пока что не избрал.

В раздумьях над вопросом этим

он третий день уж находился,

как раз, когда забавный

с ним случай приключился.

Шли тренировки в замке

день и ночь. Я не оговорился.

Могли ждать рыцарей

ночные вылазки и опыт бы

им, безусловно, пригодился.

Их командор Штильмайер

так гонял. Казалось,

шанса выжить им не оставлял.

По одному между собой дрались,

по двое, и по трое.

И в одиночных поединках

и сразу всей толпою.

Один против двоих, троих сражались.

И с палками, и на мечах,

и с копьями, и голыми руками

без остановки упражнялись.

Метали крючья — и на стены

по веревкам поднимались,

и с факелами, и

средь полной темноты являлись.

И пешие дрались, и на коне,

у стен сражались замка и на стене.

Измученные и уставшие бойцы

от командора слышали всегда в конце:

«Все. Отдыхайте, молодцы».

Штильмайера все рыцари

боялись и уважали.

Однако, все же,

языки свои «чесали»:

«Суров старик, как-будто,

сделан он из стали…»

«Да говорят, что камень

вместо сердца у него,

любить и понимать он не готов…»

«Вы б видели, как убивает

на поле боя он своих врагов…»

«По мне, так лучше командир такой,

чем размазня. Вы как хотите,

а старикана уважаю я…»

Штильмайер Иоганн —

был старше средних лет.

Однако же, был крепок и силен,

хитер и опытен, как воин,

и командиром слыл прекрасным он.

И если уж кого-то обучал,

то воинов достойных

в результате получал.

Зачем фон Ульрих приказал

Штильмайеру осаду замка

своего тренировать, об этом,

мой читатель дорогой,

узнаем после мы с тобой —

не будем все-таки

вперед телеги забегать.

Пока же, все усталые вояки,

на отдых разъезжались.

И каждый на ночлег, где жили,

туда и добирались.

Жил Хельмут в доме кузнеца,

под крышей комнату снимал.

Отдельный вход. По лестнице

на верх идти в доспехах тяжело —

он в кузнице, внизу их оставлял.

Надеть доспехи нелегко

и нелегко их снять.

Тут самому не справиться

и надо оруженосца звать.

Оруженосцем Хельмут взял

к себе на службу

сына кузнеца —

проворного такого молодца.

Ганс правда шустрый малый был —

не зря его отец хвалил.

Помог он Хельмуту доспехи снять,

и стал на лавку, в угол прибирать,

туда, где «некое тряпье» лежало.

«Тряпье» вдруг подскочило и побежало.

«Oh, mein Gott, спасите — черт.

Der Teuffel hier — сам дьявол здесь.

Он за грехи задумал меня съесть…», —

мальчишка правда испугался.

А Хельмут наш не растерялся,

схватил он это чудище,

от коего Ганс заметался.

А дьяволом сын кузнеца

(но младший) оказался.

«Скорей не дьявола я вижу,

а дьяволенка», — сказал,

Заулыбавшись, Хельмут,

на сажей перепачканном лице,

увидев яркие глаза ребенка.

«Кто ты такой? Не вздумай лгать.

Ты должен правду мне сказать».

Вступился Ганс за брата:

«Милорд, прошу вас не сердиться.

Ведь это Отто, мой брат.

Его я с дури не узнал, и сам,

признаться, виноват».

Виконт де Эжен мальчишку отпустил.

На Ганса глядя, он проговорил:

«Я не сержусь, болван.

Ну, кто тебе сказал?

Твой брат меня не сильно напугал.

Скорее я немного повеселился».

Затем он снова к младшему

из братьев обратился:

«Скажи, а для чего ты в кузнице

вот в этом виде находился?»

Был Отто мальчик худенький,

Лет около восьми, но

он не стал, однако, лепетать.

А начал на вопросы

довольно смело отвечать:

«Отец велел прибраться в кузнице.

Я прибираться стал,

да, видимо, устал,

поэтому и задремал.

Ганс разбудил меня,

когда доспехи загремели.

Я с перепугу сам-то

разобрался еле-еле».

«Ну, ладно», — Хельмут заключил,

мы, слава Богу, разобрались.

Всем спать! И помолитесь

перед сном, чтоб черти больше

в дом не забирались».

Хоть эта вся история

веселою была, но

Хельмута она на мысль

такую навела —

все видели мальчишку

в одежде черной,

и черное лицо все в саже.

Все удивились и бояться стали.

А если б это рыцарь был —

доспехи черной стали,

Внезапный, черный, быстрый?

Вот что б тогда, увидевшие,

про рыцаря сказали?

Привыкли люди видеть рыцарей

в «серебряных» доспехах,

блестящих, чтоб от лучей от солнечных

они огнем сверкали.

А Хельмут будет выделяться

черным цветом,

и всех приучит,

чтобы его, увидев,

«Сэр Черный рыцарь!» —

люди называли.

Вот так из шутки имя появилось,

которое его прославит.

А, может, он его…

И он под этим именем

в истории свой след оставит.

Глава 6.
«Что-то намечается»

Летели дни за днями в Меерсбурге.

Так быстро, словно листья осенью

с порывом ветра шлейфом разлетались.

Герои наши этого не замечали —

и день, и ночь они

в искусстве ратном тренировались.

Зима неумолимо наступала.

Чистейшим белым саваном

она уже всю землю покрывала.

Зима не вдруг случается,

а, все же, постепенно.

И снег на землю ляжет,

и Боденское озеро

замерзнет непременно.

Пока же только снег упал,

собою грязь скрывая.

А Боденское озеро блестит,

всю мрачность неба отражая.

С восточной башни замка

окрестности обозревая,

барон фон Рейн сказал друзьям,

стоящим рядом с ним:

«Даже зима, смотрите, наступает.

а мы все в замке прозябаем».

Маркиз фон Леер барона Рейна

по плечу похлопал:

«Дружище, Карл, совсем неплохо.

Похвально в бой стремиться.

Вы полагаете, что пополнение

для этого уже годится?»

«Косматый» Карл, как немец,

говорил прямолинейно

и несколько сурово: «По-моему,

вся армия уже готова.

На Хельмута смотря,

с уверенностью я могу сказать —

врагам при встрече с ним

скорей всего не совладать».

Граф Шимман поддержал друзей:

«Мы засиделись в вотчине своей.

Уверенность я вашу

не могу не разделять.

По-моему, пора уже нам

какую-нибудь вылазку затевать».

Эдгард фон Рольф, конечно,

тоже слово вставил. Мечтательно

он в тон друзьям своим добавил:

«Похоже, что и без нас

Магистр что-то затевает.

Не зря же командор

всех день и ночь гоняет».

Один виконт де Эжен

задумчиво молчал,

И князь Эдгард фон Рольф,

его, в плече толкнув,

сказал: «Приятель, ты всем нам

за это время другом стал.

Дай бог, чтоб наша дружба

с годами крепкою была.

Лишь только б смерть

в бою кого не забрала.

Тебя ждет скоро испытание.

Нет, не турнир, не состязание.

Все испытания Штильмайер назначает.

И кто проходит их, того

Магистр Ульрих сам лично

в рыцари на акколаде посвящает.

Я верю, что ты справишься.

Но, все же, не робей —

мы будем рядом, и ты

держись своих друзей».

Его за руку взяв, виконт де Эжен сказал:

«Спасибо за поддержку,

она мне пригодится.

Знакомством с вами

и вашей дружбой

отныне буду я гордится.

Что до того, что всех

нас ожидает…

Терпение, и каждый

для себя ответ узнает.

Я думаю — поход нам

скоро предстоит,

осада крепости иль замка.

Такого же как этот,

где Орден наш сейчас стоит».

Эдгард протянутую руку сжал,

в ответ он Хельмуту сказал:

«Мы проницательности вашей

в день нашего знакомства удивлялись.

Будем надеяться, чтобы слова сегодняшние

пророческими оказались».

Слова, которые виконт сказал,

почти пророческими были.

Никто из них тогда не знал,

а мы с тобой, читатель мой,

немного позабыли.

Забыли мы про разговор, который

в начале повествования состоялся.

Когда Комтур с Магистром

письма разбирали, тот разговор

двух писем таинственных касался.

Пока все это время

весь гарнизон тренировался,

тот разговор про письма

не только состоялся.

Комтур с Магистром

между собой все обсудили,

и план для нападения составили,

и план тот утвердили.

Понятно, что бойцам

не стали план тот раскрывать.

Но именно по плану

их начали тренировать.

Конечно, вся команда,

как Хельмут догадалась,

что вылазка большая намечалась.

Не зря же стали их тренировать —

придется крепость им,

такую же, как замок в Меерсбурге,

на приступ брать.

А вот где крепость та стоит —

об этом им пока никто не говорит.

Такая доля их солдатская —

команды выполнять.

Про планы будут

Комтур с Магистром рассуждать.

Наступит время и до рыцарей

всю информацию доведут.

И мы с тобой, читатель мой,

опять же тут как тут.

Но я-то знаю всю историю,

само-собой,

и поделюсь, читатель,

ей с тобой.

Мы помни — было два письма.

А кто их написал?

Одно из них — старейшина,

который еврейскую общину

в Вильневе возглавлял.

Другое — человек фон Штольца.

Его Комтур в общину

для подтверждения

информации отправлял.

Там исторически общиной

евреи проживали.

Их по привычке во всех грехах

при случае удобном обвиняли.

И на кострах, как ведьм

и колдунов сжигали,

и в озере Женевском

топили много раз.

Их герцоги Савойские

все время притесняли.

А вот теперь уже

совсем достали…

Об этом в этих письмах

трагичный был рассказ.

Желая, чтоб все это прекратилось,

еврейская община в Орден обратилась.

Решив за это щедро заплатить,

лишь только б не растерзанными быть.

Глава 7.
«Испытания рыцаря»

Оставим разговоры про поход,

но лишь на время.

И в Меерсбурге есть пока дела.

Еще успеем вставить

ногу в стремя,

и закусить покрепче удила.

Как правильно на башне рассуждали —

конец учебы явно близок был,

его уже все ждали.

И командор Штильмайер, наконец,

тот день назвал,

когда увидят все финал.

Финальные испытания

для тех лишь назначаются,

кто в рыцари готовится.

И кто проходит их,

те в рыцари магистром

и посвящаются.

Копье метать, стрелять из арбалета —

все это рыцарям понятно,

привычно и знакомо это.

А вот последнее испытание

всегда загадкою бывает,

и Командор его всегда

в момент последний назначает.

Задания все преодолел

виконт де Эжен успешно,

легко и даже несколько небрежно.

Со стороны друзья

за этим наблюдали,

и волновались, и переживали.

Князь Эдгард Рольф

старался предположить,

какую хитрость нынче Командор

изволит новобранцам предложить.

Задание им Командор Штильмайер

выдал сложное, и, все-таки,

для опытных наездников

вполне возможное.

Задание такое — в доспехах, на коне,

держа копье и щит наизготовку,

проехать меж столбами

нужно настолько ловко,

чтоб равновесия не потерять.

Конем нельзя руками управлять.

Вся хитрость этого задания

в том заключается —

ногами всадника конь управляется.

Пришпоривает он его,

коленями движенье задает —

вот конь и движется вперед.

Виконту помогая на коня взобраться,

сказал Эдгард: «Не стоит волноваться.

Ты справишься — ногами

аккуратно управляй, не торопись.

И равновесия, смотри, не потеряй».

Про испытание гадали все,

и Хельмут тоже.

Но ведь его и раньше тренировали.

Хотя бы взять графа де Лароша.

Поэтому герой наш

блестяще справился с задачей.

Проехал, не упал.

А как могло бы быть иначе?

Итак, средь прочих,

виконт де Эжен закончил

свое начальное обучение.

И наступило время ему готовиться

к обряду рыцарского посвящения.

День накануне посвящения

виконт де Эжен в раздумьях

и молитве проводил.

Друзья оставили его в покое,

никто к нему не приходил.

То, что случится завтра — посвящение,

событием не рядовым является.

Не каждый день дамуазо,

закончив обучение, средь равных

рыцарем провозглашается.

Это рубеж определенный, веха

в развитии из мальчика мужчины.

И становлении личности,

как человека.

Поэтому подумать надо много.

Ждут завтра изменения,

начнется в жизни новая

и, безусловно, трудная дорога.

Про Эльзу также Хельмут думал.

И дня не проходило,

чтоб он ее не вспоминал.

Но что же делать, раз Господь

его служить послал?

И божий промысел во всем

герой наш находил.

Он свято верил в это и себя

он в этом крепко убедил.

С тех пор, как имя «Черный рыцарь»,

виконт де Эжен себе избрал,

кузнец, в чьем доме Хельмут жил,

ему доспехи черные ковал.

Уж скоро долгожданный

тот момент настанет,

когда герой наш в новом образе

пред Орденом предстанет.

О нем узнают всюду, но прежде

в Меерсбурге, тут.

И именем — «Сэр Черный рыцарь!»

отныне и навеки нарекут.

Виконт де Эжен помылся,

надел рубашку и пояс подвязал.

Он не придумал эти все обычаи,

но он их четко соблюдал.

Кузнец Герд Мюллер

доспехи утром подал,

и меч наточенный принес.

Сказал: «Милорд, заказ ваш выполнен.

Но, если вы позволите, то

у меня остался один вопрос…

Я для себя хочу на память знать,

как вы изволили свой меч назвать?»

Ответил Хельмут удивленно:

«Я о таком, признаться, знал.

Но своему мечу я имя не давал.

Не думал как-то я об этом.

Гер Мюллер думает, что это

рыцарским не соответствует заветам?»

Ответил Мюллер: «Увы, милорд,

Простите, но это так.

И я считаю, что это вовсе не пустяк.

Отличный меч, достойный

всяческих похвал.

Надеюсь, вам известно —

кто этот меч ковал?»

Виконт в ответ сказал:

«Наш Ротенбургский оружейник, Жак Армат.

Он это чудо создавал».

Герд Мюллер приосанился,

свой подбородок вверх поднял,

и мысль свою он продолжал:

«Хочу вам слово я свое сказать,

а дальше вам уж самому решать.

Ваш меч — ваш друг, и ваш собрат.

Ваш крест, когда

вам надо помолиться.

Как оружейник вам скажу,

и как кузнец — мечу хорошему

без имени быть не годится.

Как много есть мечей безвестных,

об этом думать мне не интересно.

Не много было, все-таки,

в истории мечей, чтоб имя

собственное, как человек носили.

Они владельцу придавали сил,

и славу ратную на поле приносили».

«Ты прав, кузнец», — заметил Хельмут,

«Твою я мудрость признаю.

И натиску такому твоему,

пожалуй, даже уступлю.

Пусть меч отныне носит

имя — «Ариньяк»!

Барон известен был своею храбростью,

и был вояка из вояк».

«Да», — поддержал его кузнец,

«Барон известный был человек.

Он славился веселым нравом,

ратной силой и вспоминают его люди

из века в век».

На двух руках наш Хельмут

свой меч поднял, торжественно

и громко он сказал:

«Ну, так на том я и заключаю —

Меч «Ариньяком» свой нарекаю!»

Глава 8.
«День посвящения в рыцари»

В огромном зале в Меерсбургском замке

обряды посвящения проходили.

Желающих присутствовать

собралось очень много.

И, все же, стены замка

всех в себя вместили.

Дамуазо, которые обряда ждали,

в доспехах, но без шлемов

отдельно в стороне стояли.

И знаков нет на них,

чтоб к Ордену они принадлежали.

Плащи для посвящаемых

с эмблемой Ордена

готовые уже лежали.

Конечно, Хельмут среди прочих

явно выделялся.

Ведь цвет его доспехов —

черный, не как у всех

серебряным являлся.

И рыцари, и зрители

его заметили и оценили.

И взглядами восторженными,

а кто-то и завистливыми

его в избытке наградили.

Магистр Ульрих тоже

доспехи Хельмута достойно оценил.

К Комтуру наклонившись, он проговорил:

«Каков он, все же —

я вам говорил, в нем что-то есть…»

Комтур немедленно добавил:

«И потому он с нами здесь».

Итак, обряд начался.

К магистру каждый подходил.

И каждого, по-очереди

Магистр в рыцари сегодня посвятил.

И Хельмута черед настал,

он пред магистром на колени встал.

И меч над Хельмутом,

как прежде над другими,

над головою занесли.

И, плеч касаясь, слова присяги

торжественно и громко произнесли —

про верность Ордену и службу в нем,

про руку твердую и сердце рыцаря,

горящее живым огнем.

Затем магистр его обнял,

удар короткий юноше по шее дал,

сказал: «Будь храбр, рыцарь мой.

Надеюсь, выиграть я не один

с тобою трудный бой».

Удар по шее, который

все посвящаемые получали —

он был единственный, да и последний,

который без ответа оставляли.

На все же остальные вызовы

был должен рыцарь неизменно отвечать,

чтоб честь свою и Ордена

как трус не замарать.

Ну, что ж, свершилось —

всех, кто достоин, сегодня в рыцари,

публично посвятили.

Фанфары зазвучали —

их звуки над лесами и над горами

Вокруг озера поплыли.

А что же дальше?

Ну стоит ли гадать?

Конечно, стали отмечать.

Был пир — всех новых рыцарей

с их посвящением поздравляли,

и подвиги былые вспоминали,

и о походах новых рассуждали.

«Теперь-то», — Карл фон Рейн сказал, —

«Покинем мы свой замок и этот зал.

Мы засиделись здесь в глуши

среди лесов и скал.

Не вижу я причины нам

здесь больше оставаться —

все новобранцы закончили тренироваться.

достойное мы получили пополнение…»

Мартин фон Шимман друга поддержал:

«На этот счет и я такого мнения».

Гуляли шумно в этот день,

как рыцари всегда гуляли.

Вино из бочек по бокалам,

и через край бокалов

мез меры разливали.

«Так значит ты теперь —

«Сэр Черный рыцарь»? —

фон Леер Хельмута спросил.

«Хотел бы я, поверь, узреть,

как испугаются тебя враги,

какими будут на тебя глазами,

наверняка, испуганно смотреть».

«Он не один будет сражаться.

Должны мы вместе, как пальцы в кулаке,

как волки в волчьей стае всегда держаться», —

тут отозвался князь Эдгард фон Рольф,

«Ich bin ein boser wolf,

Und jeder ist nicht

Weniger ein wolf.

Однако, стаей мы сильны,

поддерживать друг друга

все время мы должны».

Похлопал граф фон Шимман

виконта де Эжена по плечу:

«Тебе я тоже кое-что

Сейчас сказать хочу.

Прекрасные доспехи, и имя

к ним подходит безупречно.

Ты станешь устрашением

наших врагов, но помни —

все преходяще, а наша дружба…

Да, наша дружба вечна.

От клятвы и до гробовой доски…»

И тут опять барон фон Рейн вмешался:

«Подохнешь с вами от тоски.

Пора уже нам песню запевать,

пока еще мы можем,

хоть что-то понимать…»

И Зигмунд песню затянул,

весь шум за песней потонул.

Вокруг все песню подхватили,

поскольку знали и любили:

«С давних времен люди ведут

войну на своих врагов.

врагами считают они и нас —

серых лесных волков.

Припев: Мы — волки свободной стаи.

И в стае законы есть.

Они непреложны, все знают —

гордость, свобода, честь.

Волчье право — вечно быть первым,

волчья доля — вечно сражаться,

волчья сила — стальные нервы,

волчья гордость — никого не бояться.

Припев: Мы — волки свободной стаи.

И в стае законы есть.

Они непреложны, все знают —

гордость, свобода, честь.

Волк никогда не предаст своих,

как бы сильно он не устал.

Но если однажды случится это,

тогда он не волк, а шакал.

Припев: Мы — волки свободной стаи,

И в стае законы есть.

Они непреложны, все знают —

гордость, свобода, честь.

Волчьи законы — стая едина,

волчья доблесть — до последнего драться,

волчья стая — непобедима,

если ты волк — никогда не сдаваться.

Припев: Мы — волки свободной стаи.

И в стае законы есть.

Они непреложны, все знают —

гордость, свобода, честь».

И Карл фон Рейн со всеми

дружно подпевал.

Когда все смолкло,

он друзьям сказал:

«Друзья, слова прекрасны ваши.

Но песню я для вас

сейчас свою спою.

Барон, все знают, человек веселый,

И песни я веселые люблю:

В поход отправился Эдгард,

походу каждому он рад.

Он с боем крепости берет,

где дева славная живет.

Осаду выдержат едва ли,

те, кто Эдгарда увидали.

А-ха-ха, ха-ха, ха-ха.

Была девица неплоха.

От друга Мартин не отстал,

на приступ тоже крепость брал.

Барона Сакского жена

была в момент побеждена.

К жене барон заторопился,

в дверях рогами зацепился».

Карл Рейн так всех развеселил,

Припев с ним каждый повторил:

«А-ха-ха, ха-ха, ха-ха.

Была девица неплоха».

На лавку встав одной ногой,

Карл Рейн поет куплет другой:

«Винишко Зигмунд уважает,

кабак он местный посещает.

С женой хозяина не прочь

он проболтать и день, и ночь.

И все гадают — от чего,

Похожи дети на него?»

Припев вновь каждый подхватил,

гул голосов под потолком поплыл:

«А-ха-ха, ха-ха, ха-ха.

Была девица неплоха».

Барон фон Рейн петь продолжал,

гремела песня на весь зал:

«Все знают, как могу я драться —

я день и ночь готов сражаться.

Но где бы мне не находиться,

есть у меня своя девица.

Ах, эти грешные дела,

мне сына каждая дала.

Барончиков своих отряд

представить скоро буду рад».

Все кружки разом поднимают,

Опять барону подпевают:

«А-ха-ха, ха-ха, ха-ха.

Была девица неплоха.»

Когда вокруг народ угомонился,

с вопросом Хельмут к Эдгарду обратился:

«А что, у Карла правда дети есть?

Иль он для шутки так поет?»

Эдгард сказал: «Да черт его,

бродягу эдакого разберет.

Однако, мне доподлинно известно,

что в каждом месте, где мы были,

у Карла девушка живет».

И так гуляли-веселились,

под утро только расходились.

Во время пира Магистр, и Комтур,

и командор на рыцарей глядели.

Они, конечно, тоже пили-ели.

Но меж собою аккуратно обсуждали

тех новых рыцарей, кого они

совсем недавно на службу взяли.

И Командор о каждом что-то говорил.

Кого ругал, но чаще, все-таки хвалил.

Смотря на Хельмута, Комтур сказал:

«А этот явно любит выделяться…»

Его магистр Ульрих перебил:

«Вот потому, что в Ротенбурге выделялся,

поэтому и в Меерсбурге оказался».

«Однако, он достойно

на занятиях сражался…» —

вмешался тут же Командор,

желая поскорей направить

в иное русло этот разговор.

Было заметно, что этот рыцарь

Командору явно нравится,

И как он выглядит,

и как во всем старается.

«Ну, что ж», — немного разговор их

Магистр Ульрих подытожил, —

«Мои бойцы мне нравятся.

Я думаю, с задачей взять

Шильонский замок эти ребята,

конечно справятся.

Не знаю — также ль весело,

как могут они песни распевать,

но справятся безоговорочно.

Однако, поживем — увидим,

а на бобах не будем мы гадать».

Глава 9.
«Мечты у каждого свои»

Итак, решение было принято.

Шильонский замок будет

на приступ Орден брать.

Еврейская община им обещает

за это щедрый куш отдать.

Еще бы — евреев сильно притесняют,

родных и близких истязают.

Народу много в казематах

в Шильонском замке заточили,

как-будто герцоги Савойские

патент от Люцифера на это получили.

Как-будто соглашение такое есть,

что Сатана на свете правит том,

а герцоги Савойские на этом — здесь.

Конечно, рыцари узнали,

куда готовили их тщательно,

в какой поход их собирали.

Тут некоторые стали возмущаться:

«Мы что, теперь евреев будем защищать?»

Другие отвечали им на это:

«Какая разница, с кого нам деньги брать».

«По-мне», — сказал барон фон Рейн, —

«Хоть с дьяволом сражаться,

лишь только б здесь

без дела не болтаться».

Маркиз фон Леер барона подбодрил,

и так ему проговорил:

«Тебе как раз, мой друг, такая

возможность предоставляется.

По слухам, Савойский герцог —

сам Люцифером и является».

А Мартин Шимман с виконтом де Эженом

решил про лошадей поговорить.

Сказал он как-то за обедом:

«Дружище, Хельмут, я предлагаю

коня тебе другого прикупить».

На это Хельмут отозвался:

«Зачем? Есть конь хороший у меня.

В другом пока я не нуждался».

Но Мартин продолжал:

«Конечно, это так, у всех у нас

вестфальской и ганноверской

породы кони, но ты знаешь…

Ты на своем гнедом коне,

в своих доспехах черных,

как ворон на дубу, без веток

на обозрении общем восседаешь».

Вспылил тут Хельмут: «О чем ты?

И как тебя понять?»

«А дело в том», — сказал спокойно Мартин, —

«Я предлагаю тебе коня

под цвет доспехов подобрать.

Есть конь отменный,

он стоит твоего внимания.

Но он безумно дорог, об этом

хочу предупредить тебя заранее».

Заулыбался Хельмут: «Мой друг,

ведь конь же не дороже денег.

Не может же такого быть.

Я так богат — могу себе позволить

любую лошадь, при желании, купить.

Какой породы лошадь ты

купить мне предлагаешь?

Неужто — Шайра…»

Теперь уже граф Шимман рассмеялся:

«Ой, не гадай, мой друг —

Ты все равно не угадаешь.

Что если это Фриз?»

Был Хельмут явно удивлен:

«Фриз? Ты, Мартин, на до мной

Нарочно издеваешься?

Как ты, моей мечты не зная,

сейчас так метко ее касаешься?

Ведь я же с детства о таком

коне загадочном мечтал.

О нем я слышал много, но

до сих пор его нигде

ни у кого я не встречал.

Скорей коня мне этого,

скорее покажи. И где,

в какой конюшне он стоит —

немедля, слышишь, расскажи».

А Мартин потрепал заботливо

виконта де Эжена по плечу:

«Ну-ну, мой друг, остынь немного.

Чтоб ты от радости такой

сошел с ума — совсем я не хочу.

Тут городишко есть один неподалеку,

Маркдорфом называется.

Вот там твой конь тебя,

поверь мне, терпеливо дожидается».

На следующее утро коней седлали,

в Маркдорф друзья помчались,

где Хельмуту коня заветного

приобрести намеревались.

Граф Мартин Шимман, который

виконту де Эжену другом стал,

того заслуживает обстоятельства,

чтоб я отдельно про него сказал.

Он был расчетлив и хозяйственен,

был предприимчив и умен.

И многими еще достоинствами,

кроме умения махать мечем,

был Мартин также наделен.

Про точный возраст Мартина

я достоверно не могу сказать.

Конечно, больше, чем двадцать два,

но точно меньше, чем двадцать пять.

Однако, опытен он был,

как будто много лет уже прожил.

И славу воинскую ратную,

себе давно он заслужил.

Рост средний, но весьма

широк в плечах, и мускулист,

Как будто он атлет,

иль, может, цирковой артист.

Открытое лицо и гордый профиль —

арийский, в общем-то типаж.

Усы, в комплекте с модною бородкой,

так дополняли антураж.

Был Мартин тверд и честен,

и за свои слова так отвечал,

что каждый, кто его хоть раз

однажды встретил, тот знал,

что будет так, как он сказал.

Дорогой Мартин Шимман

виконту де Эжену рассказал,

Что для похода лошадь запасную

себе приобрести желал.

В Маркдорфе, все об этом знали,

хороших лошадей обычно продавали.

Торговец Петер Кнауф этим занимался.

он в лошадях прилично разбирался.

Коня увидев черного, чудесного,

граф Шимман хотел уж было

его себе приобрести.

Но он подумал, что для Хельмута,

в его доспехах черных,

конь может лучше подойти.

И Мартин продавцу дал слово,

что не позднее дня второго

богатого он покупателя доставит.

А если нет, то продавец

хорошего коня себе оставит.

И продавец, и граф знакомы были

давно, не первый год.

Торговец Петер Кнауф знал,

что будет так, как граф сказал,

раз слово он свое дает.

К тому же Мартин Шимман

хорошим покупателем являлся,

и Петер Кнауф со словом графа,

конечно же, считался.

Поэтому граф Шимман и не волновался,

когда он к дому Кнауфа

с виконтом де Эженом,

ведя спокойную беседу,

неспешною рысью приближался.

Дом Кнауфа и все его конюшни

в Маркдорфе на окраине располагались.

Наши друзья без приключений

и без проблем до них добрались.

Увидев дом торговца, граф Шимман

виконту сделал знак — коня остановить.

Он указал на трех коней, привязанных:

«Боюсь, мой друг, что нас успели

с покупкой нашей опередить…»

Наш Хельмут удивился: «На чем, скажи,

основаны такие опасения?»

Ответил Мартин: «Я узнаю этих коней.

Я видел в Ордене их, и это без сомнения».

На это Хельмут задумчиво сказал:

«Так, стало быть, хозяева известны?»

«Три фрайхера из Гессенских предместий», —

сказал граф Шимман, с коня слезая, —

«Все трое наглецы, давно об этом

весь Орден знает. С любым они

найдут, о чем позадираться.

Мне б не хотелось с ними

сегодня здесь встречаться.

Фон Шоттен, Бернд фон Гессен,

и Вендель Лих.

И, кстати, Бернд фон Гессен,

пожалуй, самый вредный среди них».

С коня слезая, Хельмут проговорил

так жестко, как будто узел разрубил:

«Какой нам смысл здесь гадать?

Мне наплевать — как всех их звать.

Раз мы коня решили покупать,

зайдем же в дом — там сможем все узнать».

Но голоса со стороны конюшни раздавались.

Поэтому туда, в итоге, друзья и направлялись.

Перед конюшнею они остановились

и оба в слух мгновенно обратились.

А разговор в то время

там не простой происходил.

И самым шумным, похоже, правда

Бернд Гессен был.

Три человека вооруженных

пытались Кнауфа настойчиво убедить

Коня какого-то им, только им,

и за любые деньги уступить.

Но Петер Кнауф весьма достойно

весь этот натиск отражал.

Ведь он на слово графа

Мартина фон Шиммана

свое же слово честное давал.

Отказывался он коня продать,

имен стараясь, впрочем, тех господ,

кому был конь обещан,

никоим образом не называть.

В тот миг, когда накал их разговора

совсем уже критичным становился,

граф Мартин Шимман, в сопровождении

виконта де Эжена, в конюшне

внезапно на пороге появился.

Как только Бернд фон Гессен

вошедших увидал, развел он руки

и так сказал: «Какая встреча, господа!

Что привело вас в этот день сюда?»

«Наверное, то же, что и вас —

коня хотим купить себе сейчас», —

сказал граф Шимман и голову

в поклоне он учтиво наклонил.

Поклон таким же образом за другом

и Хельмут повторил.

Иоган фон Шоттен выступил вперед и произнес:

«Я думаю, что это не вопрос.

Коня купить себе не мудрено.

У Кнауфа коней всегда полно».

«Однако», — граф сказал,

«Мне приглянулся этот конь…»

«Да, граф, вы правы», — ответил Лих,

«Конь знатный, прям-таки огонь…»

«Боюсь вас, все-таки, немного разочаровать», —

не стал Бернд Гессен иронии скрывать, —

«коня вот этого хочу себе забрать.

Мы раньше вас смогли здесь появиться.

Осталось только нам с хозяином

в цене договориться».

А Петер Кнауф смиренно отвечал:

«Я не могу вам, господа продать коня.

И, кстати, это именно тот господин,

кому назад тому два дня

вот этого коня я обещал».

Все это время красивый,

черный конь стоял и фыркал,

как будто места он в конюшне

себе не находил.

А Хельмут, до сих пор молчавший,

с красавца глаз ни на одну

секунду не сводил.

«Ну, обещать — не значит дать», —

заметил Гессен, — «по правилам торговли

залог ведь надо оставлять».

На что ответил Мартин Шимман:

«Я, прежде чем сегодня

в конюшне этой появился,

два дня назад коня вот этого

достойно смог оценить.

И словом графа Шиммана я поручился,

что до заката нынешнего дня

приеду этого коня купить».

Тут рассмеялся Бернд фон Гессен:

«Что слово? Ведь его нельзя узреть.

По-моему, важнее в доме у торговца

монетой хорошенько прозвенеть…»

Граф Мартин Шимман терпеливо отвечал,

хоть видно было, что уже он закипал:

«Быть может, фрайхера такое

положение вещей устроит.

А я — граф Мартин фон Шимман,

И мое слово в этом мире,

Поверьте, уж чего-то стоит».

«Позвольте, друг мой, вас перебить.

Тут начинают вам грубить.

Я на друзей не позволяю нападать,

как и коня не собираюсь уступать», —

виконт де Эжен не смог уже смолчать.

Он вышел из-за графа, желая

самому нападки отбивать, —

Конь этот был обещан мне,

и словом граф за это поручился.

А слова графа, полагаю,

достаточно вполне.

И я не просто так здесь появился».

«Ах, вот как дело обстоит?

У нас тут новый выскочка стоит», —

Бернд Гессен мгновенно обратил

на Хельмута свой взор, —

«В таком ключе решили вы

Вести свой разговор?

Я так смотрю, вы любите повыделяться?

Но почему, ответьте мне,

решили вы, что конь чудесный

Вам, только вам должен достаться?»

Еще раз повторю вам, господа,

когда залог никто не оставляет,

то правом равным каждый обладает.

Кто платит больше, тот и заберет

себе коня.

Такое предложении у меня.

Эй, Кнауф, ты десять шиллингов

Мне цену называл?

Я б за коня тебе пятнадцать дал».

Виконт де Эжен парировал удар:

«Тебе, наглец, не собираюсь уступать.

Я за коня могу и двадцать дать!»

А Петер Кнауф незаметно руки потирал —

Ему не важно, кто выйдет

победителем из спора.

Он понял, что получит

от сделки неплохой себе навар».

Торги желая продолжать,

Бернд Гессен говорит:

«Дам двадцать пять!»

«Дам тридцать!» — Хельмут говорит,

«Хочу тебе, сказать, что на любую сумму,

Которую ты дашь, всегда я буду

На пять, но больше предлагать…»

Глаза в глаз соперники глядят.

И до каких же цифр продолжать

Они свой спор хотят?

«Довольно оскорблений!» —

К ногам фон Гессена

перчатка графская летит, —

«я спор ненужный прекращаю.

На поединок, сударь, я — граф

Шимман, как наглеца вас вызываю».

«Позвольте», — Хельмут говорит.

И вслед за Мартина перчаткой,

Перчатка Хельмута летит, —

«Этот наглец меня уже

не меньше оскорблял.

И он «достоин», чтоб его

виконт де Эжен примерно наказал».

Три фрайхера немедленно

схватились за свои мечи,

поскольку тоже были молоды,

да и изрядно горячи.

А Иоганн фон Шоттен, до этого молчавший,

тут тоже слово решил свое сказать:

«Тогда и нам придется, господа,

ваш вызов смелый принимать.

Мы с Лихом вступимся за друга —

ответ достойный сумеем дать!»

«Тогда закончим этот разговор», —

сказал граф Мартин Шимман, —

«в позицию, немедленно, во двор!»

Глава 10.
«Как разрешить спор»

В тот миг, когда пять рыцарей,

рассерженных друг другом,

для поединка конюшню покидали,

торговец Кнауф сильно переживал,

его свои вопросы волновали:

«Вот как бы покупатели мои

друг друга ненароком не поубивали.

Сначала деньги бы мне

за коня сполна отдали,

А после бы и отношения

между собою выясняли.

Чуть только замаячили впереди

хорошие деньжата.

Какие, все-таки, у Ульриха

Горячие, неугомонные ребята».

Уже позиции они заняли,

три воина напротив двух стояли.

И все мечи свои держали так,

чтоб отразить мгновенно

и не одну, а сразу множество атак,

хоть в очередь, а хоть одновременно.

Невдалеке три всадника неспешных показались.

Когда они заметили, что поединок намечается,

коней пришпорили своих,

и явно побыстрей помчались.

Карл Рейн, когда друзей узнал,

с коня мгновенно соскочил и прорычал,

заметив, предстоит не равный бой:

«Друзья, я с вами. Скажи те поскорей —

который мой!»

Он меч огромный свой достал,

в позицию с друзьями рядом встал.

Один Эдгард меж всеми оказался.

Он явно биться здесь ни с кем

не собирался.

Он и меча-то не достал,

Зато князь Рольф так всем сказал:

«Остановитесь, господа!

Что за причина драться?

Быть может, стоит прежде

Во всем нам разобраться?»

Тут Петер Кнауф подбежал к Эдгарду:

«Милорд, как своевременно ваше явление.

Ведь это же для нас сейчас спасение.

Тут, знаете ли, недоразумение…»

«Не мямли», — князь фон Рольф ему сказал, —

«а говори немедленно все по-порядку».

«Вот эти господа», — и Петер Кнауф указал

На Берндта с Хельмутом, —

«не поделили меж собой лошадку».

«Лошадку?» — торговца Хельмут перебил,

И с жаром он заговорил:

«Эдгард, да это — Фриз!

Имей ты даже дюжину коней,

За блажь ты посчитаешь такою лошадью владеть,

Иль, может, за каприз.

Как хочешь, можешь это называть,

а я сочту за счастье такою лошадью

всецело, безраздельно обладать.

Ты посмотри, каков он —

этот чудесный конь.

Горяч и черен, словно ночь,

и шерсть лоснится, словно дьявольский огонь

по ней гуляет.

И всякий, кто на ходу его увидит,

рассудок потеряет…»

Читатель мой, момент настал,

чтобы коня я описал.

Высок и статен, черен, ярок.

Не конь — божественный подарок.

Роскошной гривы вороной

не видывал никто такой.

И щетки на его ногах,

как будто был он в сапогах.

Бока атласом отливают,

под кожей мускулы гуляют.

Он пар ноздрями выдает,

и снег с землей копытом бьет.

Заворожено я б, как все,

мог долго б на него смотреть.

Увы, не мне таким конем владеть.

Князь Эдгард первым заговорил:

«Бесспорно, господа, конь

Великолепен, он прекрасен.

Теперь предмет мне спора ясен.

Вы посмотрите на него — какая стать!

Не вы должны купить коня такого,

а конь вас должен выбирать».

К Эдгарду Хельмут обратился:

«Ты зря меня остановил,

Я б Бернда Гессена, наверняка бы победил…»

Сказал на это Эдгард, как отрезал:

«Ты б победил! Но этот «подвиг»

Командор наш наврядли б оценил.

Пред выступлением в поход

грызется в Ордене народ…»

Не унимался Хельмут: «Конь должен быть

лишь только мой…»

Ему ответил Эдгард:

«Послушай-ка, мой дорогой.

В судьбу ты веришь свято,

и в божье провидение.

Так прояви сейчас терпение,

и потрудись услышать мое мнение.

С конем таким тебе Господь

сегодня встречу даровал, и,

стало быть, достоин ты,

чтобы конем ты этим обладал.

Коню дай выбрать —

подойди, и с ним поговори.

Чудесную породу знаю эту.

Что будет дальше — сам смотри».

Слова Эдгарда с Хельмутом

собравшиеся не слыхали.

Пока разглядывали все коня,

друзья в полголоса, хотя и с жаром,

между собою рассуждали.

Затем Эдгард ко всем участникам

намного громче обратился,

и предложением своим он с ними поделился:

«Раз эти двое без помощи не могут

в вопросе разобраться,

с конем придется им считаться.

Кого сей конь хозяином признает,

тот сам, в итоге, безоговорочно,

хозяином его и станет.

И первым Бернду Гессену позволим

судьбу мы испытать,

поскольку раньше Хельмута

коня сумел он увидать».

Никто с Эдгардом спорить не решился.

Бернд Гессен весь в лице преобразился,

убрал он меч немедля свой,

решив — «ну, конь теперь уж мой».

Однако, конь его не подпустил,

он ноздри раздувал и головой водил.

Он гривой пышною махал.

Казалось, волю дай —

он человека б растоптал.

Бернд несколько попыток сделал,

но все без результатно.

Конь не пускал его. Всем это

очевидно было и понятно.

И Гессен отступил, на Хельмута глядя,

ехидства явно не скрывая:

«Пусть человек ваш счастья попытает.

Быть может, даже хорошо,

что этого коня я не купил,

раз он к себе не подпускает.

Смотрите, чтобы вас

он ненароком не убил».

И Хельмут понял, что шанс настал.

Он в ножны Ариньяка — свой меч убрал.

К коню направился виконт де Эжен

неторопливо и спокойно.

И от его спокойных действий

конь успокоился невольно.

Внимательно он человека изучал,

А Хельмут наш стоял напротив —

он ничего не делал, лишь молчал.

Тут Хельмут подошёл поближе,

конь не пошевелился.

Ему на шею Хельмут руку положил,

и рыцарю конь подчинился.

Виконт де Эжен ко лбу коня

лоб прислонил,

и говорил с конем он тихо,

и говорил.

Рукой за гриву ласково трепал,

а слов, которые он говорил,

никто не различал.

Затем герой наш оседлал коня

опять своей рукой,

сел, и отметил опытного седока

конь крепкою спиной.

Проехал Хельмут на коне

и на дыбы поднял.

Послушно подчинялся конь,

и было видно всем —

конь рыцаря бесспорно принимал.

Виконт де Эжен снял кошелёк,

который на боку держал.

Он протянул его торговцу,

и так ему сказал :

«Мне о цене коня теперь

ни слова ты не говори.

Возьми вот этот кошелёк,

и деньги, что в нем есть,

ты все себе бери».

«Милорд», — воскликнул Петер Кнауф, —

«здесь столько денег, что

хватит на коней таких троих…»

«Я видел бы троих — купил бы и троих.

За этого за одного не жалко

мне столько золотых», —

ответил Хельмут, с коня слезая, —

«Как Мартина благодарить — не знаю.

Дружище, Мартин, подскажи,

как мне тебя благодарить?»

«В бою сумей меня прикрыть.

Такой достаточно мне благодарности твоей.

Иной не жду я от своих друзей», —

такой ответ граф Шимман

виконту де Эжену дал.

Иного, впрочем, от него

никто не ожидал.

«Как ты коня решил назвать?» —

маркиз фон Леер подошёл,

чтоб свой вопрос задать.

«Да, я придумал», — ответил Хельмут, —

«и я не стану это от друзей скрывать.

Коня Роландом стану называть».

Друзья, конечно, это оценили —

так звали рыцаря — их друга,

которого, перед приездом Хельмута,

как помним мы, враги убили.

А что же фрайхеры?

О них мы ненароком позабыли.

Но эти парни злобу затаили.

И пусть мечи свои

они уже убрали,

язык — не меч, его сложней убрать.

Не каждый может

поражение своё, тем более,

перед чужими признавать.

Бернд Гессен подошёл и Хельмуту сказал:

«Ты нынче на коне, в прямом

и переносном смысле,

ведь конь тебя признал.

Но я, при том, заметь,

совсем не проиграл.

Наш спор до тех пор будет

продолжаться,

пока мы за мечи свои

способны будем хоть чуть-чуть,

хоть, кровью истекая, но держаться.

С тобой мы не сразились,

значит я не проиграл.

И новой встречи, запомни

я б ещё желал».

«Да будет так!» — виконт

де Эжен сказал, —

«я не желаю, чтоб ты проиграл.

Но ты, похоже, свой путь избрал.

И каждый должен отвечать

за то, что он сказал.

Пусть поединок наш отложен,

но конь способен бегать,

пока он не стреножен.

И будет день, и будет срок —

я дам тебе ответ,

получишь ты урок».

Затем герой наш на коня вскочил.

конь на дыбы поднялся.

В сопровождении друзей

виконт де Эжен обратно

в Меерсбург умчался.

Глава 11.
«Неожиданное пополнение»

Зима брала свои права

настойчиво и смело.

А как иначе? Ведь морозить —

ее прямое дело.

Она хотела все укрыть

пуховым одеялом.

И сыпала повсюду снег,

как-будто его мало.

Природа до весны ложилась спать.

Природа — да! А рыцари?

Они Вильнев решили брать.

Затем Монтре, потом Шильон…

Шильон был вообще

Вильгельмом Ульрихом приговорен.

Предгорья Альп снега

в свои объятия взяли.

И города, и мелкие деревни

в снегах пушистых утопали.

Могучий Рейн уж не бежал —

он встал. И водами своими

он Боденское озеро

не наполнял.

Быть может где-то

он подо льдом бежал.

А сверху были снег и лед.

Да, лед на озере лежал.

Как прочный панцирь,

как крепкие доспехи.

«По льду теперь мы можем

перемещаться без помехи», —

Вильгельм фон Ульрих замечал.

Надеялся он, что

и на Женевском озере

такой же прочный лед,

как и на Боденском

надежно встал.

Однако, это было заблуждение,

о коем Ульрих пока не знал.

Поход готовили, его уже

откладывать не стали.

Магистр Ульрих как раз

рассчитывал на то, чтоб

зимний холод, да и лед

на озере Женевском

союзниками в этом деле стали.

Тут надо ясность для читателей внести,

и историческую справку привести.

С тех самых пор, когда события,

происходящие в романе,

имели место быть,

до наших дней, когда Парнаса боги

меня талантом авторским

решили наградить,

все исторические хроники

нам говорят о том, что

озеро Женевское едва ль пять раз,

когда покрылось льдом.

Усердно помолившись богу,

Магистр двинул Орден свой в дорогу.

Поход в Вильнев ничем особенным

для нас не отличался.

И вскоре весь отряд

отъявленных головорезов

у стен Вильнева оказался.

Отряд шестьсот насчитывал бойцов,

отнюдь не мальчиков наивных

или неопытных юнцов.

Оружие не просто так они

в руках своих держали.

Тут были те, кто на турнирах

или в боях реальных побеждали.

Шестьсот бойцов и каждого (почти)

оруженосец сопровождал.

В итоге, весь отряд

под тысячу людей

примерно составлял.

Наш Хельмут Ганса Мюллера

с собою прихватил.

Сын старший кузнеца,

как помним мы, хорошим

оруженосцем господину был.

Ганс господину помогал

доспехи надевать.

Но битв пока что не было,

и не было нужды

чинить доспехи и латать.

Еще Ганс за конем ходил —

Роланда чистил он, кормил,

гулять отдельно выводил.

Все инструменты, молоточки

и щетки для ухода за конем

в обозе Ганс хранил.

Читатель мой внимательный,

тебе настало время рассказать

про случай презабавный, который

причиной будущих событий

смог незаметно стать.

Два дня уже у стен Вильнева

Магистр с Орденом стояли.

Верхушка Ордена была в Вильневе,

а остальные — кто по домам,

а кто в палатках проживали.

Команда Хельмута с друзьями,

быстрее всех кабак в Вильневе разыскали.

Они все комнаты у старого еврея,

владельца кабака заняли.

Друзья шутили: «Савойский герцог

нас немного подождет.

Пускай сперва хозяин наш

нам куропаток пожирнее принесет.

И местного вина пускай

побольше нам нальет —

про виноградники Вильнева

не даром слава добрая идет».

Покуда господа шутили, развлекались,

оруженосцы их и слуги

все за дела по рангу принимались.

К повозке Ганс направился,

чтоб щетку взять. Он собирался

Роланду гриву расчесать.

И каково же было Ганса удивление,

когда он брата у повозки увидал.

Был это Отто, без сомнения:

«Ты как, скажи, сюда попал?», —

парнишка охнул и вскричал.

Мальчишка восьмилетний, Отто,

нисколько брата не боялся.

Поэтому, его перед собой увидев,

ничуть при встрече с ним не засмущался:

«Я так хотел в поход военный

отправиться со всеми…

Меня отец бы не пустил.

Однако, я в повозке спрятался

и шанс такой не упустил…»

Ответил Ганс: «Я должен

все господину Хельмуту про это доложить.

Его лишь право, брат мой,

судьбу твою, в итоге, разрешить».

Когда виконту де Эжену

оруженосец новость сообщил,

он удивление у господина вызвал,

как и у всех его друзей, поскольку

Черный рыцарь не один в то время был.

«Вот это плут!», «Вот так хитрец!»,

«Хитер, чертенок!», «Да, молодец!», —

все засмеялись и каждый

свое успел сказать.

А вот виконт де Эжен нахмурился,

и Гансу брата он велел позвать.

Увидев мальчика, виконт сказал

хоть строго, но не зло:

«Ну, Отто Мюллер — шалопай,

поди сюда и на вопросы отвечай!

Какого черта тебя

в повозку нашу занесло?»

И мальчик с жаром рассказал —

«Как о походе он мечтал.

Какой мальчишка б не желал,

чтоб конь его по полю мчал,

и он в доспехах на коне…»

Мечты достойные (по-мне),

а уж в то время, так вполне.

Карл Рейн мальчишку в спину ткнул,

и вставить свое слово не преминул:

«Послушай господина своего,

его слова заслуживают, несомненно,

внимания, мальчишка, твоего».

А Хельмут размышлял — и как же быть?

К отцу мальчишку отправлять?

Иль самому здесь наподдать?

Конечно, можно наказать…

В итоге все равно с собою брать.

Кузнец наверняка был разозлен,

что Отто, его младший сын,

без разрешения покинул отчий дом:

«Пусть только он домой вернется —

он тумаков моих дождется…»

Негодовал кузнец, но толку чуть —

и след давно простыл мальчишки,

да и угрозами-то как его вернуть?

Был Хельмут сам довольно молод —

недавно только было восемнадцать лет.

Он знал, как тяжело бывает парню,

когда поблизости отца родного нет.

Его порою и сейчас за возраст

«мальчишкой» кто-то называл,

пока двуручный меч и крепость кулаков

поближе для себя не узнавал.

В те годы (это не сейчас)

быстрей намного юноши мужали,

и многие на деле доказали —

они не зря оружие в руки брали.

За ворот куртки Отто взяв,

его поближе Хельмут притянул.

И мальчику в глаза, свои сощурив,

виконт де Эжен спокойно заглянул.

Потом сказал слова такие,

какие и отец бы не сказал:

«Ах, Отто, Отто… Что же ты наделал?»

и за вихры мальчишку потрепал.

«Что с тобой делать — ума не приложу.

Но и домой тебя отправить

я способов пока не нахожу.

Ты, безусловно, заслуживаешь наказание.

придется на досуге мне заняться

твоим, чертенок, воспитанием.

Пока же ты в распоряжение

к родному брату, Гансу, поступаешь.

Помощником оруженосца будешь,

и эту службу лучше ты узнаешь».

«А я бы взялся», — Карл фон Рейн заметил, —

«его бы ратному искусству поучить.

Он парень шустрый, еще увидите

какого воина удастся получить».

«Что ж, так и быть», — сказал виконт де Эжен,

«Эй, Ганс, скажи хозяину — еще вина нам приносить,

у нас в отряде новый воин —

его нам надо «причастить».

Над шуткой Хельмута друзья загоготали,

и дальше пировать все стали.

Глава 12.
«Про воспитание детей»

Про воспитание детей

доселе не писал еще статей.

Благодаря роману своему,

роль просветителя себе возьму.

Так счастливо для Отто его шалость

сегодня, без сомнения, обернулась.

Судьба ему благоволила.

Отнюдь не боком к мальчику

Фортуна нынче повернулась.

Сколь многих нынешних юнцов

судьба не балует в своей заботе.

Хотелось бы иметь в семье отцов,

но мать одна. И та все время на работе.

С кого пример мальчишке брать —

характер свой тренировать?

Кто правильно юнцу покажет —

как нож, топор для дела взять?

Отец у Отто был кузнец. Он передал

и старшему, и младшему все то, что знал.

Конечно, все, что он успел.

Пока в поход их случай не забрал.

Был Ганс постарше, он что-то да умел.

А Отто в восемь юных лет

от жизни взять не многое успел.

Он был не глуп, а просто мал —

постарше был бы, больше б знал.

И что сейчас? Отца нет рядом.

Под чьим он будет надежным взглядом?

Брат Ганс и сам настолько мал,

чтоб Отто он «отцом» бы стал.

Ганс мог за братом присмотреть,

по-братски подбодрить.

Но Отто ведь не Роланд, то есть не конь,

чтобы расчесывать его густую гриву,

подковы подбивать — за ним ходить.

И воспитание детей — не слезы вытирать.

Ганс Мюллер был не «тряпка»,

чтобы для брата «жилеткой» стать.

А мудрости житейской, где набраться,

чтобы по жизни парню не растеряться?

Благодаря отцу, Ганс многое умел.

Но опыт на дороге не валяется,

с годами он приобретается.

Пусть кто бы как ускорить не хотел.

Судьба детей средневековья

от нынешних во многом отличалась.

Не все до года даже доживали,

и это нормою считалось.

Детей лет до шести-семи

подчас обузою считали,

когда расходы в семье росли,

а вот доходы не прибывали.

Детей в работники куда-нибудь сдавали,

при случае их даже продавали.

Но иногда болезненных и слабых

в лес отводили, на съедение оставляли.

И право первого решения отец имел.

Судьбу ребенка без отца

никто решить бы не посмел.

Дитя оставят в этом доме жить,

если решит отец на руки взять,

лицо водою окропить.

Внимания больше детям уделяли,

когда семи лет дети достигали.

Ведь пара рук в хозяйстве

лишней не считалась.

Работу требовали, как со взрослых,

а говорить и думать не полагалось.

Могли мальчишку в ученики отдать,

чтоб по прошествии учебы

ремесленником смог он стать.

Себе чужих при этом принимали,

и собственному ремеслу их обучали.

Кузнец из Меерсбурга своих детей

не собирался в обучение отдавать.

Он сам хороший мастер был,

мечтал наследникам свой опыт передать.

Возможно, так бы все и шло —

своим известным чередом.

Но тут судьба послала Хельмута —

он к Мюллерам явился в дом.

Был Отто рыцарями восхищен,

а брату он завидовал к тому же.

Его в поход с собою рыцарь брал,

оруженосец рыцарю был нужен.

Оруженосцами обычно брали

детей фамилий знатных и родов,

кого на обучение рыцарю давали,

кто и по возрасту, да и физически,

к военной службе был готов.

При существующем устройстве общества,

и, заручившись правилами, и устоями,

а также рыцарскими уложениями,

не мог кузнец в военную стезю

своих детей отдать, поскольку

он социальное имел другое положение.

Однако, Орден постоянно воевал

и, значит, требовалось пополнение.

Поэтому, в отличие от прочих,

а в этом Ордене порою были нарушения.

Раз рыцарь хочет этого парнишку

в оруженосцы взять — пускай берет.

Магистр Ордена противоречий в том

искать не будет, поэтому никто их не найдет.

Детей фамилий знатных

чуть не с пеленок обучали.

До семи лет в семье, а дальше

на двор сеньора их пажами брали.

Так до четырнадцати лет они служили,

в четырнадцать в оруженосцы переходили.

Затем и в рыцари могли их посвятить,

коль успевали они право заслужить.

Лет с девяти, а то и раньше,

учили мальчиков на лошади сидеть.

Учили палкой драться, как мечем,

Учили и мечем владеть.

Лошадка поспокойней, копье полегче,

меч деревянный, небольшой.

Однако, было все по-настоящему,

все это не было игрой.

И упражнения такие мальчикам давались,

с какими и мужчины тренировались,

чтоб навыки их укреплялись,

чтоб сила, ловкость развивались.

Граф де Эжен родного сына

в дом господина своего не отдавал.

Жил Хельмут в замке родовом,

и службы пажеской не знал.

Он также не был оруженосцем,

и ни за кем оружие не носил.

Граф де Ларош владеть оружием

и верховой езде его учил.

Граф Франсуа Ларош для Хельмута де Эжена

отцом ведь крестным приходился.

И крестник слушался его беспрекословно,

и с прилежанием у крестного учился.

Не всем такая привилегия давалась-

детей своих самостоятельно учить.

Лишь самые древнейшие фамилии

могли такое право получить.

К двенадцати годам виконт де Эжен

на лошади уверенно держался,

стрелял без промаха из лука в цель,

и палками без страха дрался.

А в восемнадцать лет, как помним,

на первом он турнире выступал,

и, проявив свои способности уверенно,

победу он достойно завоевал.

И вот мальчишка перед ним,

ему хозяин он и господин.

Придется Отто с собою брать,

и обучить, и воспитать —

отцом ведь в чем-то придется стать.

Барон Карл Рейн его учить берется,

и, без сомнения, успеха он добьется.

Но, кроме воинских умений,

из Отто надо человека воспитать —

домой теперь вернется он не скоро,

нельзя мальчишку без внимания оставлять.

Система обучения рыцаря включала:

литературу, музыку и этикет.

Так самого учили Хельмута когда-то

на протяжение многих детских лет.

«Все это лишнее пока (пока в походе).

пусть лучше брату помогает.

А там уже, как будет время,

его отряд наш воспитает…», —

Так Хельмут по дороге рассуждал,

когда к конюшне утром он шагал.

Застал он Отто за работой,

тот лошадей в яслях поил.

«Я вижу — ты уже стараешься?» —

виконт де Эжен проговорил.

Ведро поставив, мальчик подбежал

и господину поклонился:

«Я, господин мой, с петухами встал,

и с первыми лучами здесь трудился».

«Не торопись хвалиться никогда

ни малым делом, ни большим.

Ты просто делай дело — я увижу.

Я добр, хотя бываю строг

(бываю и таким),

но я не злой. Поверь, тебя напрасно

никогда я не обижу.

Еще хочу тебе сказать —

учись побольше старших слушать,

и меньше их перебивать.

Задания все выполняй старательно,

как-будто дали их тебе отец и мать.

И не реви! Ты слышишь? Никогда!

Пусть кто бы что обидно не сказал.

Хотя, я вижу — ты не из таких,

А был бы хлюпиком, тебя бы я не взял.

Закончишь здесь, беги к барону —

барон фон Рейн хотел тебя учить.

Его не бойся. Внешне он суровый,

стараться будешь — сможешь угодить.

Да, кстати, это вся твоя одежда,

в которой ты из дома убежал?

Твой хук продует здешними ветрами.

Боюсь я — как бы ты не захворал.

Я подыщу тебе теплее одеяние.

Пока же выполняй мои задания».

Виконт де Эжен с конюшни удалился.

А за его спиной мальчишка поклонился.

Глава 13.
«Зима — сильный враг»

Да, Хельмут де Эжен был прав —

зима в свои права вступила.

И каждому, кто б плохо одевался,

такой оплошности она бы не простила.

Сам Хельмут был тепло одет —

на нем был пурпуэн,

он был простеган и оторочен мехом.

А сверху хук — накидка шерстяная.

Мог холода герой наш переносить с успехом.

Зима, тот враг, которого

сильней, пожалуй, чем мечей боялись.

Недаром в зимние военные походы

обычно рыцари не отправлялись.

Проблемы с проживанием,

и трудности с перемещением…

В то время зимы были снежными,

а снег, конечно же, мешал

тяжелым рыцарям при их движении.

Все это знал Вильгельм фон Ульрих,

конечно, знал.

Но он надеялся, что на Женевском озере

надежным панцирем лед встал.

А озеро к ногам Вильгельма бросило

с презрением барашки хладных вод,

как бы давая знак — «по льду Магистр

на вряд ли в этот раз пройдет».

Как он разочарован был…

Зима проделками такими

должна была бы остудить

воинственный Магистра пыл.

Не тут-то было — Вильгельм фон Ульрих,

как тигр в клетке, рвал и метал.

Он не привык проигрывать,

и не хотел, чтоб кто-нибудь сказал,

что эту битву из-за воды он проиграл.

Ему его Комтур сказал:

«Тот свою битву не проиграл,

кто эту битву не начинал…»

«Ты предлагаешь отступить?» —

не дал ему Магистр договорить,

«Позору этому не быть.

Ни одного нет замка в этих землях,

который не могли б мы захватить».

«Шильонский замок непреступен,

он окружен водой,

и нам с воды к нему не подобраться.

и нет у нас метательных машин,

чтоб мы его могли разрушить попытаться…»

«Нам нет нужды сей замок разрушать.

Задача наша в этот раз —

людей захваченных освобождать.

К евреям я симпатии не питаю,

но за живых нам пленников

заплатят больше, как я полагаю», —

Магистр Ордена «Волков»

всегда все громко и открыто говорил.

Хоть этот разговор сейчас

в доме старейшины общины проходил.

Вильгельм фон Ульрих был уверен

и в своей силе собственной,

и в силе рыцарей — своих людей.

Поэтому не сомневался, что заплатит

ему сполна старейшина-еврей.

Он также был уверен — Шильонский замок,

Савойских герцогов оплот,

с наскока им удастся одолеть,

поскольку лед будет стоять на озере,

вокруг он замок в кольцо возьмет.

Савойские вельможи никогда

умением военным не отличались.

Они сильны были в политике,

и интриганами являлись.

Пока зима на стороне

Савойских герцогов была.

А Ордену «Волков» она мешала завершить

задуманные темные дела.

Не так-то просто тяжелым рыцарям

такую крепость, окруженную водой,

да и среди зимы атаковать.

Решили перекрыть окрестные дороги —

в осаду непреступный замок взять.

«Коли дороги на Монтре, через Вильнев

и до Вейто держать,

то мы отрежем все подводы с провиантом,

и голода, тем, кто остался в замке,

уж не удастся избежать.

Тогда останется немного подождать,

когда решатся замок сами нам отдать», —

Магистр это твердо заключил,

и выставить отряды заграждения

на оговоренной дороге поручил.

Два раза Хельмут и его друзья

в отряде заградительном стояли.

Они телеги с провиантом не пускали.

Людей обратно отправляли, а продукты

в свой Орден тут же забирали.

Прошло пять дней, как приказал

Магистр замок осадить,

и перекрыть к нему дороги —

провизии доставку прекратить.

Не просто так — «пришли и осадили»,

ведь замок рыцари не окружили.

Его в кольцо они не взяли,

в день первый перед замком на холме

всем Орденом они стояли.

Вооруженных не могли из замка

людей в таком количестве не замечать.

Савойский герцог приказал:

«Закрыть ворота понадежней,

на расстояние выстрела из лука

непрошенных «гостей» не подпускать».

Гонца от Ордена отправили с посланием

и требованием евреев отпустить.

В противном случае обещали

без сожаления замок захватить.

Филипп второй Савойский, герцог

такой ответ им приказал писать:

«Вас в эти земли не приглашали,

поэтому и в замок мы

не станем вас впускать.

Германских бешеных собак

и палкой мало бы побить.

Свои вопросы мы без вас

способны как-нибудь решить.

Наш замок непреступен,

и вам его никак не взять.

Попробуете сунуться — не далее моста

останетесь навечно вы лежать».

В оценке ситуации Филипп второй

был прав. Прав, несомненно.

Все, что в письме он написал,

написано ведь было верно.

Наемников всегда везде

за бешенных собак считали.

Они туда всегда являлись,

куда их вряд ли приглашали.

Германцы много воевали,

Савойю часто притесняли.

Никто не рад был видеть их

на землях обжитых своих.

А что до замка, то действительно

лишь по мосту в него возможно

вовнутрь попадать.

И при осаде неприятеля из лука

его не трудно обстрелять.

Со всех других сторон, мы уже знаем,

был замок окружен водой.

И в нем себя уверенно, конечно, чувствовал

Савойский герцог Филипп второй.

И так уже пять дней,

как каждый при своем остался —

Вильгельм фон Ульрих выжидал,

Савойский герцог в замке укрывался.

А, между тем, мороз крепчал,

январь ведь тоже не сдавался.

Глава 14.
«Старейшина в сомнениях,
а рыцари в раздумьях»

Мороз был сильный и все крепчал,

и ветер в трубах завывал.

Как этот ветер, Ицхак Карвин

сперва роптал, потом стенал.

Ицхак Карвин старейшиной являлся.

К Вильгельму Ульриху с вопросом

не первый раз он обращался:

«Ну, что же вы не стали

Шильонский замок штурмовать?

Там наши люди, они в опасности,

ведь герцог может их пытать…»

Вильгельм фон Ульрих не любил,

когда с ним так вот кто-то говорил.

Он грозно на Ицхака посмотрел —

он был горяч и за секунду свирепел:

«Что ты мне хочешь предложить —

на смерть моих людей отправить?

Чтоб под Шильоном головы им всем сложить?

Их смертью твоих людей от пыток не избавить.

Нам остается сидеть и ждать,

пока там станут голодать,

и сами замок нам предложат,

который мы без боя сможем взять».

Разочарованный, Ицхак Карвин ушел,

опять он понимания не нашел.

Уж слишком долго ждут наемники,

«момента ждут они, не наступают…»

А в это время в замке, в подземельях

несчастные евреи погибают.

Ведь замком этим надо завладеть

не с целью на его богатствах разбогатеть.

Там «богом избранный народ»

(заметьте, что не я это сказал)

от притеснений герцога

Савойского страдал.

Наемников ведь для того и нанимали,

чтобы они людей освобождали.

Не просто их богатства замка ждали.

Хотя, этот момент оговорили —

чтобы захваченные в замке ценности

они к оплате от общины присовокупили.

Во все века евреев притесняли.

Во всех грехах, порой надуманных,

их, не стесняясь, обвиняли.

И даже если в происшествии каком-то

виновных нет — евреи точно виноваты…

Другой и не искали след.

И в этот раз всех жителей общины,

которые в Вильневе жили,

в начавшейся холере обвинили.

Они ведь, дескать, воду отравили.

Схватили многих, в замок отвели,

чтоб в подземелиях признания добиться.

Сперва община думала за жизни откупиться.

Но герцог не спешил, чтоб цену приподнять.

Он также не желал от мысли отступиться —

кого-нибудь казнить. Уж очень он любил

пытать всех пленников, «карать».

Ущербный внешне человек,

кого Господь природной красотою обделил,

привык на людях вымещать

он злость свою — ее в избытке получил.

Когда известно стало, что кроме выкупа,

а казни все равно не избежать,

тогда старейшина решился

наемников для помощи нанять.

Наемники не дешево, конечно, обходились.

Они за деньги, а не за идею,

не ради блага человечества трудились.

А малое количество не стоило и приглашать,

когда им надо было штурмом

Шильонский замок брать.

И вот теперь они живут в Вильневе.

А дело с мертвой точки не сдвигается.

И, между тем, их всех надо кормить.

И лошади их тоже не воздухом питаются.

Опять же проживание, расходы на дрова…

Всех кур уже в округе истребили.

Ицхак Карвин терпел пока все это…

Родного сына, среди прочих, заточили.

В какой уж раз нам про морозы

приходится, читатель, говорить.

А что поделаешь, мороз крепчал,

и явно людям не хотел он уступить.

Зима была суровым испытанием

в те времена для всех людей.

Не многие до Пасхи доживали семьи

не понеся в семье потерь.

Проблемы с пропитанием были,

уже к весне запасы подъедали.

Хотя, конечно, мясо запасали, его солили,

но часто, все же, голодали.

Чтобы скотину не кормить,

ее по осени обычно забивали.

И только куры, если их не съели,

одни среди двора гуляли.

И с отоплением вопросы были —

в домах по-черному топили.

При этом дров так много нажигали.

А вот каминами не все располагали.

Очаг по центру комнаты мог быть,

и приходилось постоянно его топить.

Но в доме все равно был холод,

чего уж там про замки говорить.

В такой вот обстановке рыцари

уж скоро как неделю проживали.

И терпеливые могли бы еще ждать.

Такие же, как Карл фон Рейн, считали,

что они время зря теряли.

Был за окном морозный вечер,

огонь в камине весело трещал,

в подсвечниках горели свечи.

И разговор этот в том доме проходил,

который для себя Карл Рейн определил:

«Нам надо было с ходу замок брать,

а не гонца с посланием посылать.

Какого черта мы им рассказали,

что пленников пришли освобождать?

Понятно это даже Отто,

хоть он еще совсем мальчишка —

сопернику мы подарили время,

ему досталась передышка.

Когда б мы для визита своего

причину похитрей назвали,

то пили б в замке грог,

и, празднуя победу, пировали».

Барон фон Рейн порою так смешно ворчал,

что граф фон Шимман ему шуткой отвечал:

«Ну-да, ну-да, Филипп второй бы

ни за что б не догадался —

зачем в его владениях

отряд людей вооруженных оказался».

Князь Рольф не менее был на язык остер,

своих «дровишек» кинул он в «костер»:

«Отряд, заметьте, вооруженный до зубов,

почти под тысячу человек.

Случайно мимо проходил зимой

и просто попросился на ночлег».

Друзья над шутками такими загоготали,

но вряд ли бы они барона Рейна

хоть как-нибудь теперь проняли:

«А я вам говорю, быстрее надо все решать —

прийти, и за рога теленка взять…»

Обычно Зигмунд фон Леер немного говорил,

и, все-таки «рога на голове теленка»

он тоже по достоинству оценил:

«Барон, понятно это даже Отто,

хоть он еще совсем ребенок,

рогов не носит на голове теленок».

И дружный смех мужской опять

с такою силой прозвучал,

что даже пламени, танцующие языки,

в камине в стороны он закачал.

Чтоб Карла как-то подбодрить,

с ним начал Хельмут говорить:

«Грех жаловаться, Карл, дружище.

Ну, наше ль дело, это все решать?

Сказал Магистр — «замок взять в осаду…»,

ну, значит, будем его в осаду брать.

И сколько надо, будем ждать,

пока начнут там в замке голодать».

Когда он дрался, барона Рейна

так трудно было удержать.

Еще трудней, когда он начинал ворчать:

«Пока Филипп Савойский проголодается,

у нас самих тут провианта не останется.

Запас еды, я думаю, достаточный у них,

чтоб выдержать осаду и не такую.

Я сам готов хоть что-то предпринять,

но только не сидеть и замерзать.

И вам смешно сейчас, да только не шучу я».

Виконт де Эжен барона Рейна

как все друзья любил.

Он, руку на плечо кладя товарищу,

по-дружески ему проговорил:

«Наш уважаемый барон,

нам это тоже видно ясно —

теряем время мы напрасно.

Но только если плана нет…

Его у вас ведь нет?

То бесполезно здесь ругаться громогласно.

У вас хоть дело есть — ученика учить,

а нам в который раз сидеть — мечи точить.

Что ученик ваш, он старается?»

«Да, у него недурно получается», —

Карл, это говоря, в лице немного изменился.

И на мальчишку посмотрел,

который у огня возился, —

«Пока мы заниматься с палками решили.

Горшки вот только у хозяина побили.

Он прямо создан для того,

чтобы отменным воякой стать.

Он не боится ничего и никого,

ну, прямо мне под стать.

Пожалуй, я его бы даже усыновил,

если папаша Мюллер мне его бы уступил.

Он, как и я, не любит долго рассуждать.

Задумал дело — надо сразу делать,

пока не начали мешать.

И если б долго думал он и собирался,

в повозке бы не спрятался тогда,

и с нами здесь не оказался».

Маркиз фон Леер спокойно произнес

всех мучивший один вопрос:

«Вот я все думаю — нам трудно сразу

Шильонский замок захватить.

Найти нам надо способ

ворота замка лишь открыть.

Но как нам это сделать?

Как нам предателя среди

его защитников искать?

Как бы попасть нам в замок,

среди защитников места занять?

Чтобы потом открыть ворота

и замок захватить…

Да, это сложная задача.

И как ее осуществить?»

На том друзья и разошлись,

отправились все отдыхать.

Им в заградительный отряд

с утра необходимо было заступать.

Глава 15.
«Родился план»

Друзья расстались, отправились все спать,

поскольку им на службу поутру вставать.

А в головах у них слова из разговора

не прекращали до утра звучать:

«…Нам стать защитниками замка…

…Среди защитников места занять…»

Проникнуть надо как-то в замок.

Лишь мост их путь, но под прицелом,

конечно, держит его враг.

Довольно сложная задача.

Без хитрости, похоже, здесь никак.

И Хельмут тоже размышлял,

и Эльзу часто вспоминал.

Его любимая бы это все переживала,

Поскольку близко к сердцу принимала

людское горе и страдания.

Нельзя не понимать без содрогания,

что рядом в замке здесь людей пытают.

Их мучают, их истязают.

Ведь не на поле бранном они сражаются.

А люди беззащитные людьми вооруженными

всем истязаниям подвергаются.

Был Хельмут не испорчен еще войной.

Желал он подвигов и битв,

стремился поскорее в бой.

Но он по воспитанию своему не представлял,

как он бы с безоружным воевал.

В тот день отрядом у дороги на Вейто стояли,

и путь, желающим проехать, преграждали.

Простые люди не всегда вникали

в события военные, перемещения солдат,

кто прав в каких делах, кто виноват.

В положенные дни были обязаны

торговцы в замок свои товары доставлять.

Кто за долги, кто за монету звонкую,

но только замок без внимания не оставлять.

Не все еще в округе знали,

что вражеские рыцари сейчас

Шильонский замок окружали.

Поэтому везли товар свой без опасений —

в успехе дела не было сомнений.

Намного больше приходилось переживать —

товары в замок не доставить, и тем

немилость герцога «завоевать».

Товары разные торговцы доставляли.

Продуктам и дровам, особенно зимой,

особое значение придавали.

Средь разных дрог, телег и шарабанов

повозка крупная стояла.

Она размерами своими

внимание рыцарей, конечно, привлекала.

Эдгард фон Рольф спросил у возчика:

«Что ты везешь в ней, человек?»

«Дрова. Что я могу еще возить?

Я, ваша светлость, дровосек», —

ответил человек и низко поклонился,

потом на рыцаря, спросившего воззрился.

«Хороший у тебя запасец дров…»

«Да, ваша светлость, такие холода стоят.

Нам в замок, чтоб господ не заморозить,

возить побольше дров теперь велят…»

Эдгард фон Рольф сказал на это дровосеку:

«Поставь повозку в стороне,

а после подойди ко мне».

В глазах у князя огонек задорный

тут начал весело светиться —

возникла мысль, которой он

хотел с друзьями сразу поделиться.

А Хельмут с Мартином как раз

к нему поближе подходили.

«Что это за повозка?», «Ты для чего ее оставил?» —

приятеля они спросили.

Эдгард друзьям на это, улыбаясь, говорит:

«Я, думаю, судьба нам нынче благоволит».

Переглянулись Мартин с Хельмутом:

«Похоже, друг наш решение знает.

его, надеемся, он не скрывает».

«Конечно, от друзей не стану я скрывать.

Но рыцарские нам доспехи

придется на костюмы дровосеков поменять.

Под видом дровосеков мы в замок

без проблемы попадаем, а там уже…»

«В воротах сразу погибаем», —

не дал Эдгарду Мартин Шимман договорить, —

«Нас распознают и, естественно, решат убить.

Пять дровосеков и одна телега дров.

ты сам поверить в это был бы готов?»

Тут возчик из Вейто обратно подошел.

«Скажи, а ты бы для меня второй

такой повозки не нашел?» —

Виконт де Эжен похлопал дровосека по плечу, —

«Тебе я за повозки заплачу».

«Я, ваша светлость, живу сам не богато,

и зарабатываю колкой дров.

Возьму повозку я у брата,

я вам помочь уже готов».

«Да, это хорошо, что не пришлось

тебя нам силой убеждать.

Ты ж понимаешь, что мы можем и заколоть.

Скажи-ка лучше, как тебя нам звать».

«Я — Якоб Штольц, а брата Хеймо величают.

Живем в Вейто, в Шильонский замок

дрова мы поставляем.

Доход пусть не большой, но на еду хватает.

Хотя, конечно, комендант Шильона обижает.

Он прошлый раз сказал мне —

гнилые я дрова ему привез.

А где гнилые, где?

Вы сами посмотрите, хоть обыщите воз».

«Ну-ну, не горячись. Я что-то не разобрал,

как коменданта ты назвал?»

Тут дровосек немного удивился:

«Я не успел еще сказать…»

«Дружище, ты мне должен доверять.

Я для того сюда явился,

чтоб всех обидчиков карать.

Не важно — малый грех или большой,

надежно встану за твоей спиной».

Напуган сильно дровосек,

он лишь сейчас внимание обратил —

какой из рыцарей с ним говорил.

К нему «дружище» обратился тот рыцарь,

что в черные доспехи облачился.

В доспехах черных он был грозен,

но, в то же время, спокоен и серьезен.

Он не стремится обижать —

«Пришел он, чтоб обидчиков карать».

Дрова у Якоба не забирает,

он их с повозкой покупает…

И дровосек решился рассказать,

что Хансом Беобахтеном

в Шильоне коменданта звать,

что жаден комендант не в меру,

и про его особую манеру —

все деньги за любой товар напополам делить,

вот только герцогу о том не говорить.

Все выслушали рыцари и Хельмут

узнал, что он хотел.

Он привезти до вечера вторую,

дровами полную повозку повелел.

Друзья не сразу поняли,

но Хельмут мыслью поделился —

тем планом, что при виде

повозки дров родился:

«Хотели вы предателя — я вам его нашел.

Пускай не в замке он, а здесь,

но, согласитесь, тоже хорошо.

Мне эту мысль с повозкой

наш шустрый Отто подсказал —

как он сбежал из дома и частью

команды нашей стал».

Эдгард фон Рольф был явно удивлен,

поэтому вопрос задал свой первым он:

«Как ты предполагаешь повозки эти применить?

Дрова доставить в замок?

Но я об этом и пытался говорить».

«Не обижайся, друг», — ответил Хельмут,

«твой план попробуем мы изменить.

Только мы будем не дровосеками —

придется нам «дровами» быть.

Нас провезут через ворота

внутри повозок, среди дров.

Сейчас доставят нам вторую

из двух повозок, и план готов».

«Но сколько ты планируешь народу

на это дело взять?

Не много нас войдет в повозки.

И дров ведь надо сверху накидать».

«В повозке каждой по четыре человека,

и без доспехов. Кольчуга лишь одна.

Внутри нам сделают такую комнату,

чтобы средь дров была бы не видна…»

Граф Мартин Шимман виконта де Эжена

тут быстро перебил.

Своим вопросом он и Эдгарда опередил:

«Постой, постой, раз по четыре, то

стало быть, должно быть восемь.

Но нас-то пятеро. Кого возьмем с собой,

кого попросим?

И не считаешь ли необходимым

Магистру и Комтуру рассказать?»

Вопрос серьезный и, конечно,

был должен Хельмут отвечать:

«Э, нет. Боюсь, что нас Магистр

решит за самовольство наказать.

Пусть это будет позже —

ведь победителей не судят.

Никто нас не посмеет обвинять,

что мы решение сами задумали принять.

Когда мы дело провернем,

то до Магистра сразу доведем».

Граф Мартин Шимман вновь вопрос задал:

«Нас пятеро. Про трех других ты так и не сказал».

Ответил Хельмут: «Да-да, спасибо,

друг мой, за понимание.

Ценю к моим словам твое внимание.

Мы фрайхеров с собой возьмем —

Фон Гессена, фон Лиха и этого,

Ну, как его? Ну, их приятеля…»

Барон фон Рейн тут прискакал.

Услышав разговор друзей,

в своей манере он сказал:

«Вот это ты загнул сейчас,

ну, прямо замечательно.

Позвать тех фрайхеров, которые хотели

тебя в Маркдорфе за коня убить?

Мой друг, когда же ты успел

так голову-то застудить?»

Сказал на это Хельмут: «Нам смелые бойцы важны,

а трусы вовсе не нужны.

Мы им предложим, и если вдруг

от вылазки они откажутся,

то, несомненно, трусами окажутся.

Но я уверен — они не смогут отказать,

чтоб их не стали трусами считать.

Есть наглость в них, и смелость,

есть сила, есть бравада.

Таких «безбашенных» и смелых

для этого нам дела надо.

А после пусть попробуют мне говорить,

что у них есть еще желание

меня по-прежнему убить.

Нас дело ратное должно объединить,

друзей мы сможем новых получить».

Все рыцари переглянулись,

и каждый понимал, что Хельмут хорошо

и правильно, конечно же, сказал.

Не зря виконт де Эжен их командиром стал.

Глава 16.
«Троянский конь»

Конечно, Хельмут, верно угадал —

никто из фрайхеров

такому предложению не отказал.

У Хельмута собрались рыцари

и долго говорили,

пока детали все их плана

подробно, досконально не обсудили.

Пока детали у камина обсуждали,

внутри повозок убежища сооружали.

Оруженосцы молотками до вечера стучали.

Для сохранения тайны всей затеи

других помощников уж не искали.

Решили к вечеру, попозже отправляться,

чтоб к замку в темноте добраться.

Расчет здесь был на то, что вечером

дрова с телег не станут разбирать,

оставят до утра. И рыцарей, внутри сидящих,

тогда не смогут увидать.

Трем новым спутникам своим

еще не знали, как доверять,

А Бернд фон Гессен, в силу характера,

себя уж начал проявлять:

«Кто повезет наши повозки?

кому свою судьбу должны вверять?»

«Конечно, Штольцы — Якоб с Хеймо», —

ответил князь фон Леер, —

«Им лучше всех дорогу и коменданта знать.

А есть другое предложение?»

«Есть прежде у меня сомнение», —

Бернд твердо произнес, —

«И это вот какой вопрос —

Einmal verraten, zweimal verraten.

Кто раз предал — предаст опять.

Нельзя на это дело нам

предателя с собою брать».

Достойно Хельмут оценил

все то, что Бернд проговорил:

«Твои слова по сердцу мне,

и плану соответствуют они вполне.

Я сам об этом уже думал,

и вот, что я могу сказать —

мальчишек надо нам с собою

на это дело взять.

Юнцов никто не будет подозревать.

Мальчишки несмышленые, чего с них взять?

Я подскажу, что коменданту

Ганс Мюллер будет отвечать.

А Отто скажется глухонемым,

и должен будет лишь молчать».

Барон фон Рейн был явно против,

он не хотел мальчишкой рисковать:

«Ты хочешь мальчика с собою взять?

Нам надо ли его так подставлять?»

Ответил Хельмут другу:

«Пусть думают, что мал и глуп он.

Такого точно не станут подозревать».

Сказал граф Мартин Хельмуту,

его в сторонку отведя:

«Я все еще волнуюсь за тебя —

Считаешь, можем фрайхерам мы доверять?»

Ответил Хельмут, похлопав друга по плечу:

«Считаю можно доверять тому,

кто про предательство мог так сказать.

И, более того, еще сказать хочу —

в повозке с ними впереди поеду я.

И если что-нибудь пойдет вдруг

не по задуманному плану,

вы нас прикроете, я верю в это,

мои надежные друзья».

Настал момент, отправились в дорогу.

Все перед этим помолились богу.

По четверо в повозки сели.

И без доспехов, кольчуги только легкие

все под одежду на себя надели.

Щиты с собою тоже рыцари не брали.

Вооружение их короткие мечи

династии капетингов составляли.

Тихонько выехали за ворота,

и в зимней темноте мгновенно растворились.

Внутри клетей, засыпанных дровами,

все воины до срока затаились.

Подъехали к мосту. Повозки остановили.

К воротам Ганс пошел, чтоб постучать,

чтобы повозки пропустили.

Его окрикнули: «Стой, кто идет?»

Ответил Ганс: «Ганс — дровосек,

от Штольца Якоба дрова везет».

Да, дровосека Штольца в замке знали.

Но герцог приказал закрыть ворота,

чтоб никого не пропускали.

Без коменданта ни один вопрос

солдаты не могли самостоятельно решать.

Решили Ханса Беобахтена позвать.

Распоряжение герцога не могли,

обороняющие замок, не выполнять.

Но вот уже неделя, как идет осада —

дороги перекрыты, и в Шильон

дрова и те не могут доставлять.

Был зимний вечер. Ханс Беобахтен

пока что не ложился спать.

Он первым человеком, после герцога,

являлся в этом замке.

За слуг, за провиант и даже за дрова —

за все был должен отвечать.

И коменданта удивило очень,

что кто-то за недельную осаду

впервые постучался в замок,

к тому же почти ночью.

В окошечко в воротах посмотрев,

Ханс Беобахтен был снова удивлен —

он паренька увидел молодого.

Тот даже не был вооружен.

Придирчиво — с ног и до головы,

глаза прищурив, Беобахтен посмотрел.

Спросил сурово он парнишку:

«Кто ты такой? Чего хотел?»

Ответил парень: «Я — Ганс, я — дровосек,

помощник Штольцев — Якоба и Хеймо.

Мы вам дрова доставили…»

«Кто это мы?» — не понял Беобахтен.

«Там брат со мною — Отто.

Повозки мы перед мостом поставили.

Вам дядя Якоб кланяться велел,

сказал прощения просить

за те дрова — гнилые, которые

он в прошлый раз…»

«Пытался мне всучить?» — не дал мальчишке

комендант договорить. —

«А где он сам и почему тебя послал?»

«Мне кажется — он в плен попал.

Поехал основной дорогой, там, где рыцари.

А нас он через лес послал.

Нас Якоб с Хеймо строго предупредили,

чтоб о делах мы с Хансом Беобахтеном,

ну, то есть с вами, только с комендантом,

ни с кем другим, лишь с вами говорили».

Сурово комендант спросил:

«Как ты узнал, что это я?

Пронырливая хитрая ты свинья?»

Ганс Беобахтену отвечал,

как ему Хельмут подсказал:

«Сказали — ключ вы золотой

на шее носите на золотой цепочке…»

«Довольно», — тут Ганса Беобахтен перебил,

«пора поставить точку».

И комендант охране приказал,

чтобы солдат ворота открывал.

А в свете факелов ключ на цепочке

У Ханса Беобахтена сверкал.

Глава 17.
«Ночь штурма»

«Повозки в глубине двора поставьте,

и до утра их там оставьте.

Я утром посмотрю, чтобы при свете

солнечном товар ваш оценить,

и сколько вам платить решить.

Пока же в комнату прислуги

вы для ночлега отправляйтесь,

вас там накормят. Там и оставайтесь», —

распоряжения такие комендант

успел приезжим дать,

пока по лестнице он поднимался —

пошел он спать.

Повозки в глубине двора стояли.

Сидели воины в них тихо и выжидали.

Ловили чутко звуки в тишине,

всем им знакомые вполне.

Что рыцари в засаде ждали?

Они сидели и часы считали.

Перед поездкой все договорились

чтоб смену караула в полночь не пропустить.

Читатели меня должны спросить —

откуда моим героям было знать,

что в полночь будут караул менять?

Действительно, откуда они знали?

Не знали, правда, ваша. Предполагали.

Ведь чаще так бывало —

одна охранников команда

другую в полночь подменяла.

И до утра должна была стоять —

ворота замка и башни над вратами охранять.

Сколь ни ответственно задание, такое,

как в карауле на посту стоять,

но дело-то житейское, все — люди.

Конечно, хочется всем спать.

И ночь — морозна и тиха, сморит подчас.

Про это думали наши герои,

в повозках спрятавшись сейчас.

А им как раз нельзя уснуть,

держаться надо как-нибудь.

Средь ночи было тихо в замке,

как может тихо быть лишь на погосте.

Хозяева и не подозревали,

что в доме уже были гости.

Все выбрались тихонько, словно мыши

и под стеною затаились.

Их было восемь. Только восемь.

И было б плохо, если б замыслы раскрылись.

Еще в Вильневе предполагали разделиться —

два человека в башню левую, два — в правую.

А четверо должны быть у ворот,

и там, как следует, трудиться.

Воротами хотели все заняться,

но жребий брошен был —

ему друзья решили подчиняться.

Ворота — Хельмут, Мартин, Иоган, Эдгард

должны были занять.

А башни по бокам ворот — Карл с Берндом,

и Зигмунд с Венделем атаковать.

Все распластались, словно плющ на стенке.

Как тени поползли к стоящим у ворот.

Удар меча — осел охранник на коленки.

Все! Началось! Теперь только вперед!

Охраннику рукою Мартин рот закрыл,

под панцирь сбоку меч вонзил.

Второму Иоган мечем по шее резанул,

И, в спину, пнув, к стене толкнул.

Все быстро сделано, а главное, что тихо —

ведь нападающим не нужна шумиха.

На группы вся команда разделилась,

и внутрь башен устремилась.

Карл с Берндом в башню левую метнулись.

За дверью сразу же они

с охранником, спускавшимся, столкнулись.

Услышал что-то он, решился посмотреть.

Напрасно, там ожидала его смерть.

Карл мощно снес его к стене,

в живот коленом пнул,

затем нагнул его вперед и

к Бернду подтолкнул.

Фон Гессен принял это «подношение»,

и меч вонзил без промедления.

Сопернику рукой в перчатке

он рот успел зажать,

чтоб стон никто не смог бы услыхать.

Шильонского защитника вдвоем

Бернд с Карлом подхватили

и осторожно, чтобы больше не шуметь,

на лестнице в сторонку положили.

В соседней башне, в то же время,

не менее интересные события происходили.

Там лестница наверх вела,

а рядом комната охранников была.

И в этом помещении, кто на посту

пока что не стоял,

тот пил и ел, спал — отдыхал.

Вот в эту комнату виконт де Эжен

с друзьями и планировал ворваться,

чтоб разом с, находящимися там,

на месте разобраться.

А Зигмунд с Венделем пока

стремились на площадку верхнюю добраться,

чтобы охранниками второй башни,

стоявшими на ней, заняться.

Была их лестница пуста,

а на площадке верхней, на их башне,

два воина в тот час стояли.

Как выманить солдат оттуда,

чтобы они тревогу не подняли?

Покашлял Вендель в сторону

и рот рукой не прекрывал.

«Ганс, посмотри — кто там идет!» —

один из воинов другому приказал.

Шагнул Ганс в темноту, он не подозревал,

что там его соперник поджидал.

Подножку Вендель ему дал Ганс полетел…

В объятия Зигмунда, конечно…

никто ведь шума не хотел.

И Зигмунд сжал его руками,

и шепотом сказал: «Ни звука,

чтоб убивать тебя бы я не стал».

А Вендель за навершие меча уже

несчастного воителя держал.

Связали Гансу руки за спиной,

и к горлу меч приставили.

Приятеля по имени позвать

к себе они заставили.

Как только пленник своего приятеля

по имени позвал,

так тут же рукава кусок

для Ганса кляпом стал.

И с Фрицем, как и с Гансом,

все тоже повторили —

подножка, кляп в «объятиях»…

Без трупов башню правую освободили.

А в это время в комнату охраны

четыре воина вломились.

Они не знали, что там сейчас

охранников двенадцать находились.

Да даже если б они это знали,

то планы врядли бы свои меняли.

Герои наши были так сильны

в своем желании замок захватить,

что их в азарте было не остановить.

У всех, кто в помещении был,

конечно, было удивление —

такое вероломное вторжение.

Секунды замешательства хватило,

чтоб сила четырех бойцов

силу двенадцати превосходила.

Эдгард и Мартин по два удара быстрых —

налево, вправо вбок мечи вонзили…

Четыре раненых охранника, упав на пол,

в крови от боли возопили.

А Хельмут с Иоганом, толкая дверь назад,

чтобы закрыть, к своим соперникам,

Сидящим за столом, метнулись.

Секунда и мечи соперников сомкнулись.

Огромный Иоган левым кулаком

соперника в лицо ударил,

Рукою правой — навершием меча

по голове охраннику добавил.

Без чувств защитник на пол повалился,

а Хельмут в это время над своим «трудился».

Викон де Эжен два раза с ним

свой меч скрестил,

пнул лавку в ноги этому вояке и,

покачнувшегося, к стенке

мгновенно пригвоздил.

И в следующий миг все встали в ряд —

мечи наизготовку, у всех глаза горят.

Охранники своей командой,

мечи достав, у стенки дальней

шесть человек стояли.

На нападающих они с опаскою взирали —

лишь за мгновение пол команды потеряли.

Молчание всеобщее нарушая,

сказал всем Хельмут де Эжен:

«Я предлагаю сдаться вам,

команда нас большая.

Захвачен замок. Вас не хотим мы убивать.

Свое признайте поражение, иначе

судьбу лежащих здесь придется вам повторять».

Двух пленников перед собой толкая,

ввалились Зигмунд с Венделем,

дверь за собою быстро закрывая.

И Хельмут приказал друзьям:

«Связать их всех, и рты заткнуть,

чтобы не крикнули чего-нибудь».

Тут Бернд и Карл к друзьям явились.

Сказал им Мартин Шимман:

«Что-то долго вы возились…»

Ответил недовольно Бернд:

«С последним вышла заморочка».

Добавил Карл: «Ну, не хотел он умирать.

И, все-таки, поставили мы точку».

Разоружили всех, доспехи сняли,

заткнули рты и накрепко связали.

Потом доспехи на себя,

табарды герцога Савойского надели.

И стали точь как в точь они

охранниками замка — все, как хотели.

Лишь Карлу с Иоганом доспехов не хватило.

Доспехов много лишних было.

Размер вот только было не подобрать.

Пришлось двум великанам на себя

табарды только надевать.

И Хельмут строго приказал,

чтоб каждый пост свой занимал:

«Забрала опустить и не болтать,

чтобы ничем себя не выдавать.

Сейчас нам предстоит расстаться —

я должен в Орден поскорее мчаться,

Магистру надо об успехе доложить.

Друзья, увидимся мы с вами,

еще людей нам надо освободить».

И Хельмут за ворота выбрался,

калитка, тихо скрипнув, затворилась.

Тень нашего героя в темноте

через секунду, словно тайна, растворилась.

Глава 18.
«Магистр узнает о захвате ворот»

Ночь тайны многие скрывает,

их терпеливо сохраняет…

До самого утра.

Но первый луч разбудит день,

и превратится тайна в тень…

Всегда игра.

Еще когда повозки снаряжали,

к одной из них лошадку привязали.

В лесу должна была она стоять,

и Хельмута средь ночи ждать.

На ней он должен был обратно

в Вильнев скакать,

и новость о захвате замковых ворот

Магистру передать.

Как тень, как призрак мост Шильонский

герой наш наконец преодолел.

В лесу ему спокойней было,

на лошадь он вскочил, к Магистру полетел.

Магистр Ордена Вильгельм фон Ульрих

старейшины дом занимал.

К нему стремился Хельмут,

и лошадь что есть силы подгонял.

Естественно, что в три часа Магистр спал.

он в это время никого не ждал.

Вид запыхавшегося Хельмута

слуг у Магистра прежде напугал.

С трудом пришлось герою нашему

слуг в том уговорить,

чтобы они решились Вильгельма Ульриха

пойти и разбудить.

А также, чтобы за Комтуром,

за маршалами отправлялись,

чтоб все сейчас же в доме

Магистра Ордена собрались.

Не мог Магистр взять в толк никак —

кто и зачем его будить посмел.

Он или враг, или дурак,

иль бесконечно смел.

Вид запыхавшегося и взволнованного

Виконта де Эжена, не мог не удивить.

Но именно вот этот человек решился

Вильгельма Ульриха будить.

Так, стало быть, он должен сам

что происходит объяснить.

«Мой господин, прошу меня простить,

что сон ваш смею перебить —

столь важная на то причина,

и не отложные дела.

Команда рыцарей из Ордена

ворота замка только что взяла».

Вскричал Магистр в удивлении,

по комнате ходить стал в возбуждении:

«Немыслимо! Но как это возможно?»

А Хельмут продолжал: