Рок. И посох в песках оружие

***

Память…

Мощнейший инструмент человеческого разума…

Изначальный катализатор мыслительного процесса…

Память…

Автор

Пролог

…Время… Что в понимании человечества есть время? Что в нашем с Вами понимании означает это слово? Это метафизическая величина, берущая начало в учениях древней греческой философии или это совершенно определённая величина, отражённая на циферблате наших с вами часов, которые мы наблюдаем с самого детства? Современная наука охватывает его более объёмно, но и она топчется только на пороге его понимания… Время… Это слово заключает в себе совершенно разные по своим смысловым значениям понятия. И их много, очень много! Всем нам знакомы фразы: «Время пришло» или «Настало время», «Твоё время прошло». Что они означают? Эти фразы говорят нам, что человек рассматривает время, как предмет повседневного обихода, придав ему огранку привычного для нас часового, календарного понимания. Но это не так. Время не может уйти или прийти, и уж тем более настать! Оно есть, всегда и везде! Вопрос в другом — где мы в нем? В прошлом, в настоящем или… Вот! А будет ли это «или»? И каким оно «настанет»?.. Для того чтобы человечеству шагнуть в это «или», нужно хорошо усвоить и не забывать ошибки и уроки прошлого! Своего прошлого…

Часть первая «Инверсия исхода»

Глава 1

…Не добившись успеха в штурме лагеря Гамилькара, который встал на пути оказания помощи Спендию и Авториту, в битве на холмах соляных озёр, заслонившему проход, по которому была возможность вступить в битву, Матос, оставив заслон, якобы штурмующих лагерь отрядов, устремился в открывшийся проход в северном направлении… Этот совет, ему дал в своё время Сергий Коста, но, накануне сражения, его напомнил колдун Корфа, выступив на совете Матоса с военачальниками. Утром, Матосу доложили, что Гамилькар покинул лагерь и его пехота, а потом и конница, устремились на холмы, занимаемые нуммидийскими вождями. Тогда, Матос, собрал совет, почуяв приближающуюся победу:

— Все, к чему мы стремились, в этот долгий год войны, приблизилось и стоит вот за этим лагерем! Нам надо лишь преодолеть несколько проходов меж соляных разливов и ворваться в оставленный лагерь противника!

Эти слова звучали уверенно и не голословно. Армия Матоса насчитывала семьдесят тысяч воинов. Седьмая её часть, состояла из конницы, которую Матос создавал так упорно и долго. Почувствовав себя после этого непобедимым, ливиец жаждал испытать военную удачу! Распустив совет, он вдохновлённый и уверенный, посмотрел на колдуна Корфу, как это делал всегда, после принятия решений. Корфа уже зная, что от него нужно, молча достал бубен и бросил на него кости… Долго рассматривая их, он искоса смотрел на ливийца… Тот, терпеливо ждал слово Духов, которые озвучивает чёрный колдун. Наконец, Корфа оторвался от бубна:

— Не знаю почему, но результат битвы сокрыт от меня! Все в пелене какого-то тумана? Будто бы, он заполнил всю эту долину и сокрыл от меня её итог! Но, зато открыт путь из неё! Ты, после битвы, двинешься на север! В сторону Карфагена!

— Но я двинусь, как победитель? — не выдержал Матос.

— Я вижу, только, что ты непобеждённый! Путь указан! Твой путь, только, не в сторону тумана! Туман у тебя на юге и на западе! На востоке тупик Артодафиса! Путь открыт, только, на север! Если, придётся отступать — путь на север открыт!

Матос напоминал собой статую разочарования. Его лицо удлинилось, подбородок отвис, приоткрыв рот, после паузы размышления, он разочарованно произнёс:

— И, какой мне смысл тебя держать в шатре, если Коста мне сказал об этом ещё перед своим исчезновением из лагеря?..

…Эти слова, вспомнились Матосу, когда он, потеряв большую часть первой штурмовой колонны, которая окропила своей кровью всевозможные ловушки, приготовленные карфагенянами, но, все же, забросав их связками хвороста, приблизилась к первому рву лагеря. Здесь, вскрылась череда ещё секретных траншей, которые проваливались под ногами штурмующих, оставляя на остро заточенных кольях их искалеченные тела… Из лагеря, не прекращался расстрел колонн зажигательными снарядами и ядрами… Они, как и снаряды «скорпионов» косили живую силу Матоса… Шлейфы огненных снарядов висели над заливом озера, падая дальше, на перемычку двух озёр, и ещё дальше её, скрыли от Матоса всю картину штурма, затмив дымом место скопления войск… Подойдя с основными силами к преодолённым ловушкам, Матос уже не ориентировался в том, что происходит впереди… Разбившиеся бочки с «кровью земли», разлившись и полыхая огнём, создали завесу пожара и его чёрный, зловещий дым поселил в сердцах штурмующих сомнение в победе, которое перерастало в оцепенение от вида сгорающих людей… За этим сплошным всполохом огня и дыма, Матос, вдруг, услышал дробь барабанов… Эти барабаны он знал хорошо! Так атаковала пехота «железного корпуса» Гамилькара! Дробь барабанов, отчётливо доносилась с пологих холмов, что были довольно далеко за лагерем Гамилькара!? Звук распространялся поверху и легко достигал боевых порядков Матоса, но это был как раз тот случай, про который говорят: «Глаза видят — да зуб неймёт!»

Из-за дыма и пожарищ, приходили противоречивые донесения. То штурмовая колонна подошла к главному рву лагеря, то она отошла, понеся огромные потери… Гонцы путались в своих донесениях, а войско стояло под непрерывным обстрелом онагров Карфагена… Но тут, раздался громкий гул, исходящий от холмов! Это были трубы! И трубы эти принадлежали Спендию! Видно, он подошёл к месту сражения?! Матос, окрылённый гулом этих труб соратника и союзника, сам повёл в бой свои колонны ливийцев!.. Они преодолели, горящие, залитые «кровью земли» и людской кровью траншеи, преодолели непроглядный, поднимающийся занавес дыма и их глазам, открылась картина совсем другого характера!..

Вся поверхность соляной площадки, до самого лагеря, была изрыта траншеями! Из них торчали заострённые колья, которые негде было обойти! Все это совершенно исключало действия конницы! А, колоннам, приходилось, идти, только по тем местам, где предыдущие штурмующие их соратники, смогли забросать траншеи хворостом. Но хворост уже, к тому времени, горел, а расчёты «скорпионов» и баллист, лагерных укреплений, уже очень хорошо пристрелялись по этим местам… Но, здесь, оказалась вскрыта, ещё одна особенность штурма! Некоторые из траншей, до этого скрытые, после их обнаружения, оказались не только оборудованными кольями, но и забитыми амфорами с «кровью земли» и ей же обильно политыми. Имея отметки, известные только пуннийцам, это место расстреливалось зажигательными снарядами и все это загоралось и полыхало огромным столбом пламени, что заставляло штурмующих, обходить такие места, и идти по пристреленным онаграми участкам! Но, вся эта цепь неблагоприятных «сюрпризов» Льва, открылась, только в процессе штурма! И все это напомнило Матосу слова Косты!

«- Латинянин оказался прав! — думал Матос, — А если бы он, не указал о наличие прохода в горловине ущелья? Гамилькар мог выйти в тыл Спендию! Этот колдун не помогает мне уже! Сомнения в Косте вселил в меня он! Зачем ему это? Вон как движутся колонны! Это заслуга Косты! Он их обучил этому. А где заслуга Корфы? Я совершил ошибку, послушав колдуна! Надо быть с ним настороже! Казнь Поликарпа? Зачем он так ратовал за неё! Ведь, действительно, это был самый дельный из оставшихся военачальников! Теперь, греков не пошлёшь на штурм! Не с кем!»

Неожиданно, с холмов, эхо принесло рёв многотысячной толпы… Оттуда вновь донёсся сигнал труб, звук которых прокатился по долине…

— …а-а-арка! — донеслось с той же стороны. Рёв этого отголоска, как будто специально эхо повторило несколько раз.

Далее все звуки смешались… Трубы, возгласы, топот конницы, какой-то иной шум, все сплелось, скрутилось в неопределённый гул…

«- Там началось главное сражение! — кричало сознание Матоса, — А, мы… мы застряли здесь!»

Он стал нервничать и проявлять неудовольствие, в отношении своих тысячников. Но это не приносило результата. Колонны рассеивались ещё до подхода их ко второму валу и рву перед ним, заполненным солёной водой из озера. Трупы устилали плато перед лагерем…

…Снова с холмов донёсся возглас труб? Но это уже были звуки другого характера! Это были звуки победы! Трубы в лагере, подхватили их возглас и это окончательно, остановило штурм лагеря…

«- Все! Сражение на холмах проиграно! Что со Спендием и Авторитом? Плен? Смерть? Сейчас, наступит наша очередь? — от этой мысли Матос почувствовал, как у него „засосало под ложечкой“, — Уходить! Надо уходить! По маршруту, который указал Коста!»

Матос, немедленно, отдал приказ об отступлении на север.

— Пусть греки, прикрывают наш отход! — распорядился он, после короткого раздумья, — Потом, двигаются за нами! Их Богиня Геката, покажет им наш путь! Похоже, она стала нашей постоянной спутницей! Может так, она отстанет от нас?! Клянусь, своим смирением перед Баал-Хамоном, нам надо совершить ряд жертвоприношений, чтобы умилостивить Богов!

В этот момент к нему подошёл колдун Корфа.

— Ты упоминал о жертвоприношениях, Царь Матос! Это мудрая мысль! Что ты собираешься делать со своими многочисленными пленными пуннами? Мы так и будем их возить с собой? Пора уж, решить их судьбу!

Матос недовольно посмотрел на Корфу.

— Собери их всех! Это мне решать их судьбу, а не тебе, колдун! — его глаза, горели гневом, — Твои советы становятся путанными и туманными, когда дело касается битвы! Но, когда битва уже проиграна, и нам нужны заложники, ты вдруг ратуешь за их смерть?!

Матос повернулся к окружению и сказал:

— Всех забираем с собой! И чтобы не один волос с них не упал, без моего ведома!..

Армия, уйдя за дым, развернулась и двинулась на север, вдоль предгорий. Конница вошла в одно из ущелий, выводящих армию из соляных мест. Матос, двигаясь в середине колонны, все время находился в раздумьях.

«- Почему удача не улыбается нам? — спрашивал он мысленно себя, — На нашей стороне такой численный перевес! Но успеха он нам не приносит? Там на холмах, армии Спендия и Авторита, объединившись, вдвое превышали численность армии Гамилькара! К тому же, часть он вынужден был оставить в лагере, для его обороны! И это не принесло никаких результатов! Спендий мнит себя великим стратегом! Как же! Он нанёс поражения Ганнону несколько раз! Но кого он разбил? Армию, которая привыкла сражаться с неорганизованными армиями Вождей Нуммидии и Ливии. Конечно, ветераны Сицилии Спендия, имели все шансы разгромить эту свору! Но, теперь, уже второй раз, он разбит Львом, которого хвалился распять в Прионе! И даже, демонстративно, подготовил крест для этого. Да! Как бы он, не пригодился ему самому?!»

Матоса пробрала дрожь, при этой мысли. Он, огляделся… Армия брела понуро, веры в победу уже не было…

«- Надо расширять восстание. Поднимать на борьбу рабов! Их огромное количество, работает на плантациях Магнатов города, родов Магонов и Ганнонов! Жалко, Гамилькар совершил обмен с Римом военнопленными! Сейчас, как бы пригодились все эти пленные римляне! Но, надо идти к югу от Карфагена! Именно, там огромные площади плантаций оливы и винограда! Там и восстановим свои потери! Да и Льву, нужно будет метаться по Тунессу! Везде будут враги! Он будет подобен Льву, оказавшемуся в центре горящего сухого тростника! — продолжал размышления Матос, — А самое главное, надо связаться с Римом! С его Сенатом! От моего имени, провозглашённого царя Ливии! С предложением союза! Сделать это нужно, через Наместника Гелы Децима Скрофу! А посольство послать из Утики! Как из города, намного, древнее самого Карфагена и выйти на Председателя совета Магнатов, который хочет власти! Клянусь, силой великана Аргуса, это единственный правильный путь! Путь, который приведёт нас к успеху! Гамилькара в открытой битве не одолеть! Но, здесь, надо найти другие пути к его разуму и воле!»

Матос встряхнул головой, как бы избавляясь, таким образом, от размышлений.

— Корфа! — позвал он.

Корфа молча, появился из-за его спины, вопросительно, глядя на вождя.

— Корфа, — произнёс Матос, после того, как колдун появился на глаза, — надо разузнать судьбу Спендия и Авторита! Пошли гонцов по окрестным городам! Пусть разузнают новости!

— Я, сделаю это, Матос! — Корфа кивнул, в знак своего подчинения и скрылся в отрядах стражи Матоса…

Матос посмотрел ему вслед… Его мысли унеслись в далёкую молодость… Тогда, он и другие молодые ливийцы, прибыли на Сицилию в качестве наёмников и впервые, своими глазами, увидели совершенно другую культуру и народность…

«- Да. Там не пользуются услугами колдунов, так часто как здесь! Хотя, они там есть! Но в Африке, среди черных планов, черных помыслов, черных народностей — они просто необходимы! И у Гамилькара они есть! Несомненно, есть! Ведь, что делает подле него этот смуглый грек, который все про всех знает? Теоптолем?! От одного взгляда в его глаза, становится не по себе!»

Матос вспомнил образ Теоптолема.

«- Ведь, недаром, ходят слухи, что он служил в храме Молоха, в своей молодости? Именно, оттуда его вытащил Гамилькар! Надо, попытаться убить его! Это ослепит Льва! — внезапная, навязчивая мысль, поселилась в голове ливийца, — И почему мне раньше не приходила эта мысль в голову? Есть ещё одна мысль! О ней, тоже, стоит подумать?»

Матос вновь оглядевшись кругом, продолжил размышления… Ему, неожиданно, вспомнился один из сынишек Гамилькара, что находился несколько лет в лагере на горе Эрик. Он вспомнил, как любил его Барка! Как он, выбегал к гавани горы, в группе других детей, когда возвращался его отец, после походов в Южную Италию!..

— Ганнибал… Да, кажется, его звали Ганнибал! — припоминал Матос, — Я, даже, держал его, несколько раз, на руках! Этого отпрыска Баркидов, который, несмотря на свой малолетний возраст, заботился о своём младшем брате Магоне! Сейчас, ему лет восемь!? Он в Карфагене, и его очень любит Барка! — Мысли Матоса закрутились в одной платформе. — Вот, ахиллесова пята Льва! Ослепить и оставить без крепости в сердце! Вот путь, который ведёт к победе надо Львом! Он потерял старшего сына Магона, вместе с матерью! Я, хорошо помню, когда это случилось! Тогда, он даже не выходил из ставки несколько дней! Мы все, тогда, не понимали, что происходит с нашим Стратегом? И, вот, пришла гемиола! Одна единственная, спасшаяся от нападения римской эскадры! А, на ней, привезли этого сынишку и совсем маленького, второго, которого он назвал, тут же Магоном! Я, помню, как он прижимал их к груди, а по его щёкам текли слезы! Эти слезы, даже передались многим, там присутствующим… Но, после этого, все изменилось! Следующие три года латиняне, просто, умывались своей кровью — Гамилькар, сел на галеры! Он, редко это делал до этого! Но, теперь, он, вместе с флотом своего брата Карталона, начал опустошать города Каламбрии, Бруттия, Лукании! Именно, эти провинции латинян почувствовали гнев Баркидов! Их флот, гонял Римские корабли по Тирренскому морю, топя все эскадры! Римляне, и так, заклёванные после разгрома, у Дрепана, прятались в заливах Мессины и Катаны! Гамилькар, полностью, тогда, оставил наземные операции в Сицилии! Он обрушился на Италию! А, операции в Сицилии, ограничились, только обороной нескольких городов и горы Эрик! И, странно, но римляне ничего не могли поделать с ними! В конце концов, и вовсе, оставили попытки овладеть ими. Это было удивительное время! — Матос с удовольствием вспоминал о нем, — Гамилькар, горя мщением за жену и сына, не ограничивал наёмников теми запретами, что были до смерти его близких! И наёмники веселились от души! Были захвачены и разграблены: Фурия, Локры, Кротон. Армия, высадившись, дошла до Метапонта и взяла его штурмом! Город лежал в руинах… Именно, там находилась резиденция бывшего консула Публия Клавдия Пульхра, одного из виновных в нападении на группу торговых кораблей Карфагена с членами семей воюющих в Сицилии воинов! Так мстил Барка! И месть его была безмерной!..»

Матос, лихорадочно, почувствовал, что нащупал нить, которая может вывести из войны непобедимого врага!

«- Этот мальчик, сейчас, в Карфагене! Он, ходит по городу и играет со своими сверстниками! Надо выкрасть его! Это поразит Льва в самое сердце! И, тогда, он пойдёт на все наши условия! Я, видел, с каким трепетом, он относится к своим детям! А этот, проживший с ним на горе три года, особенно, ему дорог!»

Матос, ещё раз, взглянул вслед, исчезнувшего Корфы.

«- Только, об этом, не должен знать, даже, колдун! — Решил он, — Это должен сделать другой человек! И на этот счёт, у меня есть свои мысли!»

Приняв решение, Матос, вернулся из мира размышлений и планирования своих будущих шагов, в мир реальности…

Глава 2

На вторые сутки отступления от разгрома, к Матосу, наконец, прибыли известия о судьбе его соратников по мятежной войне… Матос, ещё спал, когда один из приближенных, голосом из-за ширмы, скрывающую опочивальню Вождя, несколько раз, приглушённо позвал его…

Услышав, сквозь сон, негромкий голос, Матос напрягся, подумав, что опять случилась какая-то непредвиденная ситуация в движении армии. Он неохотно поднялся, перешагнув, через спящих танцовщиц, и, накинув, расшитый золотом халат, вышел из-за ширмы…

— Вести от Спендия и Авторита, Вождь! К тебе просится Корфа!

Впусти, — решил Матос., — Что-нибудь ещё произошло?

Он видел, что тот, мнётся у входа.

— Есть нехорошие новости, Вождь! Греки Поликарпа, что прикрывали наш отход, перешли на сторону Гамилькара!

Лицо Матоса загорелось кровью! Глаза выпучились от злости и налились гневом.

— Клянусь, всеми силами Аида! Теперь, все греки, попадающие к нам в плен, будут подвергаться истязаниям и смерти! Это племя не достойно сострадания и сочувствия! Зови Корфу!

Вошёл колдун. Вместе с ним, вошли люди в запылённых плащах. По всему, было заметна их усталость. Это определялось легко, на глаз! То, маленькое ожидание, что им выпала, сморило их в сон и они трудно воспринимали, происходящее… Видно, дорога, что им пришлось преодолеть, изобиловала опасностями и тревогами, вкупе с трудностями самого пути…

Матос, уже занял своё место и, окружённый своей охраной, ждал новостей.

— Вождь, — начал один из прибывших, — Спендий и Авторит избежали смерти и двигаются на Прион! Поражение в битве вызвало предательство твоего союзника Царя Нараваса! Он перешёл на сторону Льва!..

Корфа посмотрел на Матоса, но тот увлечённый новостями не смотрел на колдуна.

— …Гамилькар, не мстит, пленным и многие, кто знает его по Сицилии, переходят на его сторону. Так, от армии Спендия, отделился тысячник Отон, и перешёл на сторону Льва. Все это пополняет ряды Гамилькара, а наши обескровливает! Взятых в плен и не захотевших воевать, он отпускает с миром! А, между тем обе армии, понесли значительные потери в этой битве — почти половину своего состава!..

Матос почувствовал, как отяжелел его затылок, будто бы его уже прислонили к перекладине креста…

— …У Спендия ранена рука! Это произошло уже в самом конце сражения, когда он прикрывал отход своей конницы! Карфагеняне ворвались в лагерь, чтобы освободить своих пленных! Многих они смогли освободить, но большую часть Спендий успел казнить! Приняв это решение, уже в самом лагере! Убитых увезли с собой! А их тела, распинали на крестах, по пути своего отступления! Спендий и Авторит спрашивают тебя, что ты намерен делать и с кем ещё захочешь заключить союз?!

Лицо Матоса стало каменным от гнева.

— И эти, два побитых пса, смеют ещё злорадствовать надо мной? Надеюсь, теперь спесь, немного, сойдёт с великого стратега Спендия! Должны же чему-то научить полученные подряд два страшных поражения?! А, что же, их латинская лисица, Альба? Не поделилась планом гениального сражения?

Матос, вдруг вспомнил о советнике латинянине, что имел связь с Корфой. Это воспоминание свело его гнев на нет!

— Этого никто не знает?! Он пропал перед битвой и больше не давал о себе ничего знать?..

При этих словах Матос, первый раз, за все время взглянул на Корфу.

— Он не вернулся, с засады, которую устраивал на кого-то, перед самой битвой…

Глаза Матоса, теперь, заблестели явным интересом… Глаза колдуна тоже…

— Спендий, знает только, что отряд того, на кого устраивалась облава, прошёл сквозь неё, оставив только трупы! Дуфф, смеялся до слез, рассказывая это в лагере! После, той засады пропал и Альба! — Рассказчик закончил своё повествование.

— Значит, получается, что теперь нет никаких советников-латинян? Не у меня! И не у Авторита? — Матос повернулся к колдуну, — Ты этого добивался Корфа?

В его взгляде, читалось недоверие, от которого по спине колдуна пробежался холодок. Колдун не сразу нашёлся с ответом:

— Наш Вождь, могучий Матос, не должен сокрушаться по поводу отсутствия советников-латинян. Нужно поразмыслить, что нужно предпринять против политики Гамилькара, коей он разрушает наши ряды? Скоро все ветераны перейдут к Гамилькару, как это сделал и твой греческий арьергард, который ты оставил, прикрывать наш отход! Смерть Поликарпа не вылечила души воинов и посеянные им сомнения в правильности их выбора стороны конфликта, заставили их перейти на другую сторону!

Корфа умело перевёл акцент на другую тему, мучавшую Матоса не меньше первой.

— А тебе известно ли Матос, что в кругу, перешедшего к Гамилькару царя Нараваса, есть некий принц Сифакс? Наследный, прямой царской крови принц, заявил о своём объединении Прибрежной Ливии и многие города его уже поддержали! Гамилькар оказывает ему всякую поддержку, поднимая его авторитет у местной аристократии! Его отец, находящийся в Тапсе, не поддержал наше восстание и отразил наши отряды, оставшись лояльным к Карфагену! Да, мы убрали его, с помощью предательского убийства, но провинция Тапса до сих пор остаётся у нас в тылу, как союзник Карфагена! А Сифакса, они поддержат и своими отрядами, которые там совсем не слабые!..

Матос сверлил взглядом колдуна… Было заметно, что в нем борются несколько мнений… Наконец, в нем победила одна сторона его размышлений и он, не дослушав Корфу, произнёс:

— Ладно, ладно… Ты прав! Но, в данный момент, мне очень бы пригодился совет Сергия Косты! Где он? — Матос увидев, как взгляд Корфы, заметался, смягчился и повернулся к начальнику стражи, — Собери всех ветеранов вокруг моей ставки! Пора пролить кровь пуннов! И приведите всех заложников!..

…Через час, все было готово. И ветераны стояли вокруг шатра Матоса. К Матосу вошёл начальник стражи и кивнул ему, давая знак, что все готово! Матос поднялся, в этот момент, те, кто наблюдал за ним в этот час, заметили, что могучего ливийца качнуло во время подъёма, что выдавало в нём нервозность и колебание в принятом решении… Он, вдруг, вспомнил последний разговор с Наместником Гелы, перед отправкой их в Прион…

«- …Ваша цель собрать вокруг себя, как можно больше силы! Не торопитесь и не вступайте в крупные сражения! — говорил Наместник, — Собирайте, как можно, больше сторонников! А, для этого, не следует проявлять излишнюю жестокость! Спендий, ты организовывайся у Приона! Там больше всего, собрано знакомых тебе по Сицилии, ветеранов! А ты, Матос, двигайся к Сикке и Суссу! Ты, ливиец, и поддержка твоей страны, тебе обеспечена!

— А, кто же будет руководителем восстания? Кто будет руководить осадой Карфагена, когда армии подойдут к его стенам? — нетерпеливо спросил Спендий.

— Тот, кто докажет республике свою преданность и способности к организации! Но, об этом говорить ещё очень рано! Каждый из вас обладает большими способностями! Время определит лидера!»

Матос повторил про себя последние слова Наместника.

«- Время определит лидера! Что он этим хотел сказать? Он чувствовал, что мы будем бороться за право быть лидером? Чувствовал! И специально, разжигал в нас этот костёр! Наместник хитёр! Поэтому, разделил нас и отправил порознь!»

Матос, вновь вернулся к воспоминаниям.

«- Я, решил отправить вас, отдельно, от других! С теми, убывшими вперёд Вас, отправятся и мои люди! Которые позже, могут оказаться и в ваших лагерях!»

Эти слова Наместника, Матос прокручивал в голове несколько раз…

«- Что он хотел этим сказать? И почему, отправил их с Безертой, а не с нами? Не хотел отдавать предпочтение никому, до поры? Похоже! Но, если рассуждать, руководствуясь логикой, то отправляя меня вглубь Ливии, он меня тем самым сохранял от быстрого разгрома, который мог последовать на начальной стадии мятежа! Это очевидно! Спендию он выделил самую боеспособную часть ветеранов, поддержавших мятеж. Это говорит о том, что на него накладывалась другая задача миссии! Он знал, что Спендий способен в одиночку, перехватить власть в свои руки, и поэтому оставил его в прибрежной зоне! Что, кстати, и подтвердилось! Спендий сразу оставил Прион и отправился, захватывая города, в более богатую часть Ливии! Одновременно, отправив ко мне своих убийц!»

Матос поморщился…

«- Доверять Спендию, это как не лечить нарыва на своём теле! — продолжал рассуждать Матос, — Но и без него, пока, обойтись нельзя! Скрофа это понимал! Может он ждал, что из нас выделится вождь сам собой? А, другие, просто признают его? Это утопия, скорее всего, здесь, совсем другой расчёт?!… Расчёт прост! Затянуть войну! Обескровить Карфаген! Именно, поэтому, Спендий в Прионе! А Безерта, должен был быть в Гиппоне! Авторит в Утике! А, я, в Сикке или Суссе! Карфаген в окружении мятежа и огня! Бралась ли в расчёт наша победа? — Матос напрягся от поставленного самому себе вопроса, — Скорее всего, нет! Победить Гамилькара в сражении невозможно! Его можно было только связать войной в Африке, развязав тем самым руки в Сардинии! Вот цель Наместника! Мы лишь пешки в его игре! И, сейчас, когда я, благодаря своему просветлённому колдуну, отказался совсем от услуг его советников, ни моя жизнь, ни жизнь Спендия, ни стоит и римского аса! Что же делать? Теперь, мы оставлены сами себе! И нам надо выживать!»

Матос пошёл к выходу из палатки.

Яркое солнце ударило ему в глаза, …он заслонился от него, подняв руку. Перед шатром стоял Корфа. Матос поглядел на него, сквозь руку.

«- Интересно, а этот не несёт никаких заговоров в своём колдовском просветлении? С уходом Косты, он стал необыкновенно активен?! Надо будет за ним приглядеть!»

Мысли Матоса, снова, вернулись к Наместнику и началу мятежа…

«- Мы высадились в Прионе. И тут же поспорили с кампанцем! Тот, сразу же начал верховодить, и, поэтому, стал распределять роли, будто бы избранный всеми Вождь! Первым взбесился Авторит! Его галлаты не хотели служить наёмникам Италии и Сицилии! Спор продолжался несколько дней, и окончился присоединением Авторита ко мне и нашим уходов вглубь Ливии! Вот, только, не было ли это хорошо спланированным спектаклем? Авторит, признал моё верховенство, но на деле стал заправлять всем! А, на вторую ночь, нашего стояния в Сикке, моя охрана, задержала первых убийц! Кто их послал? Спендий или галлат? И так, повторялось несколько раз! И только с приходом Косты, покушения закончились! Но, начались покушения на него? Значит, он действительно мешал кому-то устранить меня! А, колдун, просто задурил мне голову! Ну, пусть думает, что ему это удалось! А я найду способ самому проверить колдуна! Пусть, пока думает, что подмял меня под свою линию! А, мне надо идти к Утике и Гиппону! Только оттуда я могу вновь связаться с Наместником и открыть ему свой возникший в голове план! А, для этого надо сохранить армию! Назад пути у нас нет! И этим… злодейством… надо армию укрепить!»

Матос, оторвал руку от головы, посмотрел на своих ветеранов, построенных вокруг шатра. Глаза свыклись с лучами. Он, какое-то время постоял, разглядывая заложников…

На камнях лежало шесть крестов. Приготовленных по приказу Матоса. Около них, стояли худые и согнувшиеся члены ставки стратега Ганнона Гиксона. Сам Гиксон стоял, держась ровно. Люди были страшно измучены и, поэтому, лежащие около них кресты, не вызвали у них никаких эмоций. Постоянные мучения и боль, выжали из этих людей все соки. Они были похоже на живых мертвецов, и даже, сам Матос, удивился их виду, потому как не интересовался их содержанием уже около полугода.

— Ну, здравствуй, Гиксон! Давно не виделись! Сегодня пришло время твоего обмена!

Глаза измученного человека, блеснули лучом надежды. Он взглянул на ливийца, но продолжал молчать.

— Что молчишь? Почему не спрашиваешь, на кого или на что, я тебя обменяю? Что, нет сил? Да, я тебе должен сказать, что ты выглядишь не очень! Совсем, не как суффет, который прибыл к нам, чтобы увести на смерть в пески! Ты был, тогда, важным и надменным! Теперь ты один из несчастных этого мира! Видишь, как судьба, может равнять людей? Ни власть, ни богатство, за которые, Вы, так дрожали и боролись, не изменили твою злую судьбу! Да, да! Не смотри, на меня так! Твой взгляд загорелся вопросом! И вот ответ! Твой обмен будет произведён здесь, сейчас!

Матос повернулся к наёмникам.

— Соратники, — обратился к ним Матос, — сегодня тот день, который перечёркивает все то, что было прежде! Война требует жертв, и она их получит! Помните, как Вы, требовали жертв, требуя смерти всех этих людей?! Я, заслонил их от вашего гнева! Тогда, я, думал, что Карфаген одумается и пришлёт ещё денег, за их обмен?! Но, Карфаген прислал армию! Армию безжалостных убийц! Мне, только, что рассказали гонцы, что Гамилькар, отрубил головы всем пленным, после битвы у соляных озёр!

В рядах наёмников, поднялся гомон…

— А, мы сохраняли своих, столько времени?! Что теперь нам делать с ними? — подвёл черту Матос, — Так может, пришло время исправить мою оплошность? Отправить их в Аид?

Матос, отошёл от пленных, проводя рукой к ним, как бы приглашая всех, принять участие в расправе.

— В Аид! В Аид! — подхватила толпа, ринувшись к заложникам, на ходу обнажая мечи.

Через мгновение, Гиксон и его приближенные были окружены оголтелой толпой наёмников… был слышен стон избиения… приглушенные крики, озверевшей своры убийц… Неистовство толпы, достигло своего апогея!..

Когда, рёв утих и злость схлынула с людей, потерявших связь с собственным рассудком, и толпа отхлынула от места казни, в центре лежали бесформенные комки тел… Это все, что осталось от несчастных заложников.

Матос, с удовольствием, смотрел на результат призыва в своей речи! Он вдруг ощутил какое-то необъяснимое удовольствие, от сознания того, что может управлять этой сворой бездушных, живых тел, которые были введены им в это состояние…

— На кресты, то, что осталось от них! — произнёс он, своей страже.

Толпа с рёвом и восторгом, подхватила его слова и, вскоре, на крестах стало болтаться то, «что» раньше называлось людьми… Матос кивнул страже, и та вновь привела новую партию пленных… Над ней также завыл вихрь смерти, исторгая из себя самую лютую злость, что может родиться в человеческой среде, злость озверевшей толпы!

…Матос смотрел на это с чувством удовлетворения. Он ощущал себя Богом! Способным одним словом, спровоцировать свою армию на растерзание любого неугодного… Он поднял голову и посмотрел на крест с Гиксоном и, вдруг, лицо его изменилось!.. То, что он увидел, поразило его и поставило в тупик! Он встряхнул головой, пытаясь избавиться от того, что увидел, но видение его не изменилось! Тогда, он с усилием потёр глаза и, вновь, вгляделся в стоящее перед ним распятие!

…Солнце светило ему в глаза, находясь прямо над крестом… Матос прищурился, всмотревшись в крест ещё раз!.. Перед ним, высился тяжёлый, окровавленный крест распятия, но тело на нем отсутствовало?! … Матос в страхе отступил от него на шаг…

— Ты, что, Вождь? — услышал он голос колдуна Корфы.

Матос, повернулся к нему, приходя в себя. Он взглянул на Корфу, на его раскрашенное колдовской краской лицо, в его бесцветные глаза! И, смотря в зрачки колдуна, медленно приходил в себя, прокручивая в голове увиденное ведение… Немного, успокоившись, он перевёл свой взгляд с глаз колдуна на его лицо и, о ужас! Это было лицо уже не Корфы! Это было лицо Гиксона?!… Матос, отшатнулся от него с обезумевшим взглядом!.. Голова его, внезапно, закружилась, и он свалился у самого подножия креста Гиксона…

Глава 3

Ганнон покинул лагерь Гамилькара. Ещё, вчера, он приказал собраться своей свите и вооружённой охране. Исчезновение дочери, сделало его раздражительным и нетерпеливым к чужому счастью. Он не мог смотреть на дочь Гамилькара Саламбо, не вспоминая свою Лейлу. Наверное, именно поэтому, меж ним и Гамилькаром, вновь пробежала тень. Ганнон стал стремиться к самостоятельным действиям и торопился в Карфаген, где он хотел провести расследование измены Сарафа и, заодно, проинспектировать свою отдохнувшую армию, как Наместник Ливии. Гамилькар, как протектор города, не стал препятствовать ему в этом! Вот именно это, так ранило Ганнона! Что, Гамилькар имея право забрать у него командование армией, унизительно для Ганнона, продолжал терпеть его командование ею! Это унижало его и рассматривалось как насмешка Баркидов! Этим, Барка, якобы, демонстрировал всем, что способен одерживать победы, не смотря на нытье находящегося рядом Ганнона! А его неудовольствие, действительно, определялось каждодневным нытьём! Он, все время, был чем-то недоволен! То, Гамилькар остановился у одного из городов, на очень, как ему казалось долгий срок, вместо того, чтобы преследовать врага! То, неожиданно, выяснялось, что Гамилькар переформировывает совет этого города, в котором остановился пополнить провизию! Для него это означало, только одно — Гамилькар усиливает в провинциях свою партию! То, Гамилькар проводит советы, не пригласив на него Ганнона, тем самым показывая прямое игнорирование ветви рода Ганнонов!.. Каждый день, Ганнон, находил повод и тысячи причин, продемонстрировать своё недовольство! Наконец, терпение Гамилькара, лопнуло, когда Ганнон, пришёл к нему на совет, окружённый своей свитой, которую развернули и отправили восвояси!..

— Что, ты себе позволяешь? — орал Ганнон, войдя в ставку, — Мое положение в армии, равное твоему! Ты выставляешь меня посмешищем, перед моими командирами!

— А, что для тебя важнее? Твоё положение или польза и результат в войне с мятежниками? — повернул к нему голову Гамилькар.

Голос его был спокоен и ровен.

— У нас утечка информации из лагеря! — продолжил Барка, — уже дважды, наши отряды для сбора провизии, были атакованы крупными силами врага?! Их там ждали!

— Ну и что? Ты готов обвинить в нападениях на свои обозы моих людей? Точно также, я, могу обвинить и твоих!? Где доказательства? — тем же голосом, продолжал Ганнон.

— Мне некогда, собирать доказательства! — отвернулся от него Гамилькар, и кивнул Теоптолему, давая тем самым знак сменить тему обсуждения, на менее значимую, — Мне, намного легче, сузить круг посвящённых в свои планы! А, предательство вскроет время! Как, вскрыло оно намерения Сарафа, которому ты доверял больше всех!

Эти слова, уязвили самолюбие суффета до глубины его души, как и не прикрытый кивок своему заместителю о смене темы!

— А, ты, не доверяешь уже и мне!? У которого на этой войне исчезла дочь, из-за нерасторопности твоего трибуна-латинянина!

Именно этот возглас, вывел Гамилькара окончательно. Он, резко обернулся к суффету.

— Придержи язык, Ганнон! Так он заведёт слишком далеко! Не забывай, что находишься в армии наёмников! Антоний, отдал свою жизнь, защищая твою дочь! И она любила его, всем своим чистым сердцем! Я это видел собственными глазами! А, пронзил её мечом, твой доверенный спаситель! Которого, ты, видел своим зятем! Не надо делать лицо, будто бы этого никто не видел и не понимал! Весь Карфаген, говорил об этом! Мне, написал об этом Ганнибал Корт! Я не знал об этом в силу того, что отсутствовал в городе, долгое время! И эти твои планы на судьбу Лейлы, кончились для неё очень плачевно! К моему огромному сожалению, ибо, клянусь светлым взглядом Астарты, я желал ей только добра и счастья!

Ганнон опустил голову, после этих слов Гамилькара. Он, какое-то время, стоял задумавшись.

— Я, надеюсь, ты не обвиняешь меня, в том, что я мог поддерживать мятежника? — спросил Ганнон, уже совсем другим тоном.

— Поддерживать ты его не мог! Об этом никто не говорит. Но, закрывать глаза, на некоторые его попытки изменения политического статуса управления нашего города, ты мог и делал это! Кто поддержал проект, во вхождение в совет Ста Четырёх, представителей совета Магнатов? Не ты ли?! Гамилькон, твой родной брат, послал тебе письмо, где все обстоятельно объяснил, о том, что этот совет создала сама царица Дидона! Что в него, входили лишь прямые потомки ветвей царского рода и не надлежит, превращать его в представительский совет, всех слоёв города! Но, ты не внял словам, даже, собственного брата! И в итоге, в совет попали рода переселенцев, которые прибыли в город пятьдесят — сто лет назад! Какие ценности они могут принести в город, которому восемь с половиной веков? Тобой руководил свой личный интерес! И все эти пляски вокруг тебя, этой Касты Жрецов Молоха? Что может тебя с ними связывать? Что, ты хочешь добиться от их поддержки, и главное, чего хотят они от тебя? Ведь они напрямую были связаны с Сарафом? Помнишь битву у Утинских холмов? Забыл?..

Ганнон опустил голову, не отвечая Протектору города.

— …Отправляйся в Карфаген, Ганнон! Займись делом! Каким, я думаю, ты сам найдёшь? А, если хочешь помочь в войне с мятежниками, то всегда есть тысячи способов сделать это! Ганнибал Корт, собирает армию у Карфагена! Запишись в неё в качестве тысячника! Послужи отчизне не интригами и кознями, а мечом и копьём! Это очистит твой разум и даст возможность, сделать, что-то полезное для города после войны!

Эти слова, о тысячнике в армии Ганнибала Корта, разожгли лютую ненависть к Баркиду, в сердце Ганнона. Лицо Наместника Ливии, налилось желчью и гневом. Дыхание перехватило…