Бесплатный фрагмент - RFC

Глава первая: вступительный экзамен

Вы когда-нибудь думали о том, что надо всё разрушить? Разрушить весь современный порядок, всю нынешнюю мораль, дабы идти дальше. Дабы достичь великих высот развития. Дабы изменить этот мир и создать рай на земле. Наверняка такое было. И, читая какую-нибудь очередную книжку про победу весёлых и умных революционеров над дряхлыми, обрюзгшими консерваторами, вы думали: «Вот бы что-нибудь такое произошло в реальности…»

Во-первых — подобное происходило в мировой истории не раз и не два, и удавалось это только людям с невероятной целеустремлённостью и силой характера, которые были готовы на что угодно, ради своей цели. «Что угодно» включает в себя: самую чудовищную ложь, воровство, преследование ни в чём неповинных людей, предательство, пытки и наблюдение за тем, как полностью ломается человек, убийство друзей…

Во-вторых, надо быть готовым страдать. По-настоящему. Терпеть ту боль, которую вы никогда не могли себе представить, чувствовать себя юродивым, больным на голову, изгоем для всех. Ведь мир не позволит изменить себя просто так. И осознавать главное: ваши шансы на успех — один на миллион.

Но даже если вы пришли к победе через весь этот ад… Кто сказал, что возглавит мировой процесс именно ваша идеология? Всегда найдутся те, кто воспользуются вашим непосильным трудом, дабы пропихнуть свою гниль, типа фашизма, нацизма или чего-нибудь ещё подобного, наверх. Волею судеб я оказался свидетелем революции… Одной из самых страшных и кровавых страниц в новой мировой истории. Возможно, скоро меня найдут. И перед смертью, я хочу, чтобы люди поняли, насколько страшными могут быть долгожданные перемены.

…

Я работаю частным детективом. Не сказать, что я, подобно Шерлоку Холмсу, расследую сложнейшие многоходовые преступления, затеянные элегантными джентльменами, дабы потешить своё чувство важности и показать превосходство перед законом. Нет, обычно я разбирался с банальной бытовухой, когда дело не передавалось полиции исключительно из страха самим быть посаженными далеко и надолго. Допустим, человек вместе с партнером провезли контрабанду, разделив затрату поровну, а партнер, через некоторое время, пропал в неизвестном направлении со всеми деньгами и товаром. Вот тут-то уголовник, понимая весь леденящий ужас ситуации, и то, что с ним станет, не найди он денег, обращается ко мне за помощью. А я что? Я не думаю о морали и законности. Я хочу есть.

Или же предводитель городских попрошаек, обнаруживает, что кто-то целенаправленно спаивает его подручных, и поручает за неплохие деньги мне найти мне эту персону. Я, естественно, сначала пытаюсь чуть-чуть завысить свой гонорар, но его друзья-бандиты похрустыванием костяшек намекают на то, кто с кем договаривается. Поэтому приходится мириться с десятью тысячами. Но могло быть и хуже.

После аванса, я начинаю общаться с бомжами, вдыхать их смрад, как физический, так и моральный. Постепенно сам начинаю подкармливать их водочкой, постоянно испытывая желание вместо этанола подсунуть метанол. Но работа есть работа. Затем, когда я уже пользуюсь большим почётом, они сами радостно сдают мне своего благодетеля. И моя цель достигнута.

С чего же началась эта история… Ах, да!

Однажды, мне позвонила сильно обеспокоенная женщина средних лет. С дрожью в голосе, она бормотала что-то о секте, в которую завербовали её драгоценного сыночка. Просила меня, чтобы я разобрался — чем они там занимаются, в безопасности ли он? Я тут же начал записывать информацию, надеясь на сравнительно приятное и быстрое дело. И, поначалу, я не обратил внимание на пару важных деталей.

Собираются «сектанты» в понедельник утром на побережье старой реки. Одно это уже не было похоже на типичных свидетелей Иеговы, баптистов или Кришнаитов. Скорее, на какое-нибудь религиозно-экстремистское движение.

Но тогда я лишь вежливо выслушал, первым делом назвал свою цену, и, с лёгкой ухмылкой на лице, дал обещание, что всё сделаю. Работа была плевая. Повесив трубку, я с удовольствием затянулся сигареткой и принялся размышлять, постепенно погружаясь в облако ядовитых смол и собственных самовлюбленных мечтаний: «Делов-то… Найду, немного поугрожаю их главному авторитету судом… Всё наладится… Вот вытащу мелкого придурка, и получу целых двадцать пять тысяч за это…» — затянувшись ещё раз, на этот раз чуть ли не до фильтра, я с удовольствием подумал — «Нажрусь, как свинья…» Серые стены моей мелкой съёмной квартиры сливались с цветом дыма, заставляя меня на секунды отбросить привычный приступ клаустрофобии.

На следующий день, рано утром, я вышел из дому и потопал к побережью. На улице было темно, хоть глаз выколи, а вкупе с моим скверным зрением, весь город превращался в тёмный, непроглядный туман. Благо, разум уже успел составить привычный маршрут и отправить меня в место назначения самым оптимальным путём. Зубы стучали от холода, подошва чуть ли не каждую минуту поскальзывалась на грязном льду, в котором отчётливо были видны вмерзшие окурки и смятые банки от пива. А свою пачку я спросонья дома оставил. Приходилось идти даже без фальшивой теплоты дыма.

Нога скользит, и я кубарем падаю на асфальт. Нос разбит. Больно.

Выругавшись, я продолжаю брести по тёмному туману, ориентируясь по вывескам магазинов. Здесь продуктовый, здесь строительный, там похоронное бюро, дальше снова продуктовый. Когда я выхожу к мосту, моё тело уже дрожит от холода. Унылая грязь ночного города сменяется на лунные блики гигантского зеркала реки. Я ухмыляюсь, думая про себя:” Ну и где там эти горе сектанты собрались?» Глянув вниз, подмечаю несколько тёмных, сгорбившихся точек на берегу. «Похоже, они» — подумал я. Но из-за плохого зрения меня терзали сомнения: «…Хотя, с другой стороны, это может быть просто кучка мешков с мусором, которые какие-то не хорошие люди бросили вниз. Мои клиенты, сами по себе, мусор, поэтому разницу заметить трудно» — усмехнувшись над бессмысленной остротой, я подметил движение. Зрение меня не обмануло. Это люди.

Приготовившись вести себя незаметно, я начал потихонечку спускаться вниз по лестнице. Мои ноги были одеты в специальную легкую обувь, которая практически не стучала и, при должном старании, была абсолютно бесшумной. За это приходилось расплачиваться тем, что мои ступни медленно прожаривались на холодном ветре, превращаясь к концу прогулки в обледенелые куски мяса, которые, казалось, могли развалиться на части при малейшем ударе.

Вниз и вниз, я всё чётче различаю фигуры вдали. Мне становится видно, что одеты они как-то странно. Я прищуриваюсь. Точно! На каждом абсолютно одинаковая одежда. И это даже не униформа. Но больные глаза не позволяют удовлетворить любопытство разума.

Ветер, с каждой секундой моего спуска, всё сильнее режет меня. Для полного счастья не хватает снега. Когда мои ноги касаются, наконец, тротуара, до меня доносится голос. Молодой голос. Сильный голос. Меня он сразу чем-то привлёк, после чего я сделал логичный вывод, что обладатель сего чудного тембра и есть главный авторитет в этой секте. Спрятавшись за основание лестницы, я стал внимать его потоку мыслей.

— … новичков! Первое правило нашего братства — истина не должна достаться свиньям! Второе правило — общество обманывает вас, так почему же не врать обществу? Третье правило — есть МЫ, а есть ОНИ, и МЫ. НЕ. РАВНЫ. ЭТИМ. СВИНЬЯМ! А теперь… — Он остановился ненадолго, а затем ткнул пальцем в случайного человека. — Ты, да ты! Придумай матерное четверостишье о своём величие! — Человек опешил, но, через секунду, начал лихорадочно ёрзать из стороны в сторону, пытаясь вызвать тем самым какой-то мыслительный процесс внутри. Боже мой, ну что за детские игры!

— Я — … ****** сурово, Но суть моя… Живёт *****… Ведь… Ведь — Он слегка запнулся, а затем с какой-то неожиданной уверенностью в голосе закончил. — Я для ******* *******! — Я не стал дальше слушать весёлые упражнения в области лингвистики. В конце концов, итак имею слишком много сомнительного удовольствие слушать подобное, но в худшей форме, каждый день.

Слегка отойдя в сторону, я попытался оценить то зрелище, что предстало передо мной. Оценка получалась весьма и весьма благоприятной. Конечно, мне хотелось думать, что всё весело и безопасно. А как иначе?

«Это больше похоже на тренинги личностного роста, чем на секту — Я пригляделся, на этот раз с большим углом обзора, на внешность верных баранов, с любовью выслушивающих наставления их лидера. Теперь мне стало понятно, почему именно их одеяния выглядели так неестественно. Этл не были балахоны, или же ритуальные одеяния послушников, которые можно было ожидать в такой ситуации. На всех была одинаковая повседневная одежда. Зелёная толстовка, джинсы, и тёмная куртка. Ходили они с непокрытой головой. Я улыбнулся. На удивление, мне даже понравилась эта „секта“. — По виду участников, больше походит на собрание мальчишек для весёлых розыгрышей и потех. А одежда одинаковая, чтобы взрослые не догадались — кто это был. Чёрт, а может это и не секта вовсе? Может, как любая мать гиперопекающая своего сына, ей просто сложно смириться хоть с какой-то самостоятельность своего отпрыска. — Я вздохнул. — Жаль, если придётся вытаскивать ребёнка той женщины отсюда. Не думаю, что подобная деятельность может привести к серьёзным последствиям. А малец лишится радости. Эх… Но, с другой стороны, просто так к частным детективам не обращаются. Это тоже надо учитывать.»

Тем временем, внизу начало твориться что-то ещё более бессмысленное и странное. Глава секты начал подходить к каждому из своих «детей», внимательно всматриваясь в детали одежды. Так… Ослу понятно, что это ритуал, обладающей неясной для меня ценностью. Мне становилось всё любопытнее и любопытнее. На секунду, я даже забыл о холодном ветре, который, казалось, уже дует изнутри.

Высовываю свой нос всё ближе и ближе. Всё равно они меня не заметят — слишком увлечены разглядыванием собственной одежды. Я вижу, что Главный дергает каждого за куртку, а затем… Ничего. Главный просто остановился и начал слегка покачивать головой. Может, в этом есть какой-то глубокий смысл?..

Но не успел я обдумать ситуацию и понять, что же происходит, как меня обхватили чьи-то сильные руки. Окинув взглядом конечности, в плену которых я оказался, мне тут же стало ясно, что эти строительные краны могут легко переломать меня, как кучу гнилого влажного хвороста. Хоть ничего и не оторвётся, но всё, что можно, будет вывернуто наизнанку и десять раз перекручено. Наилучшим решением, в такой ситуации, было оставаться тихим, спокойным и не рыпаться. У меня, к моему стыду, за время работы детективом, так и не выработалась профессиональная сноровка и сила. В основном, я работал аналитически и действовал наблюдением и хитростью. А использовать грубую силу считал слишком пошлым и неблагородным занятием. Вот теперь и расплачиваюсь.

Добрые люди, чьи лица постоянно ускользали от меня, пошли к месту собрания секты. Я старался выбиваться вперёд, проявлять инициативу, словом, вести себя, как ребёнок шедший под руку с родителями, а не заложник обезумевших сектантов, вознамерившихся… Стоп. А я ведь так и не узнал ничего о них, кроме того, что «свиньи» не имеют право знать истину. Судя по всему, они конспирируют свои ритуалы от обычных людей. Придётся внедряться изнутри…

О чём меня и просила поначалу моя клиентка, но я решил, что такое дело можно решить, особо не заморачиваясь. В сложившейся ситуации видна некая ирония, но в данный момент юмор был последним, о чём я волновался.

Контуры просвечиваются сквозь привычный туман моей близорукости, заставляя удивленно ахнуть. Все эти люди… Как бы помягче сказать… Не блистали модельной внешностью. В подавляющем большинстве, они выглядели, подобно типичным волосатым нёрдам, которые яро увлечены настолками, фэнтези и аниме сериалами про девочек-волшебниц. Боже мой… Если представить сколько презрения и высокомерного пренебрежения со стороны прекрасного пола они получали, то становится ясно, почему сея секта образовалась. «Меня девочка не любит» — один из самых мощных толчков к началу подрывной деятельности и терроризма. А уж как это развивает у человека эскапизм… Страшно даже представить.

— Маленькая свинка нас подслушивала… — На меня обернулся глава. Из-за одинаковой одежды и роста, я не мог определить, кто здесь является альфой. Только голос и внешние манеры могли выдать мне этот субъект. Поздновато я понял, что надо было брать очки…

Но вместо лица, излучающего божью благодать и просветление, я вынужден был глядеть на анонимность. Вернее сказать, на металлическую маску, с небольшими тёмными прорезями для глаз и клапанами для дыхания. Когда глава снова заговорил, я наконец-то понял, почему его голос казался мне таким мощным. Эта маска увеличивает громкость и понижает высоту голоса, из-за чего глава звучит, как настоящий император. Понятно. Он не хочет показывать своё истинное лицо. Оно может оказаться ничём не отличимым от лица большинства собравшихся здесь неудачников. А это уничтожит всю магию.

— Ты подслушивал наше собрание, возможно, даже услышал некоторые моменты нашего кодекса… Ты видел лица моих братьев, ты знаешь — где мы собираемся… — Некоторое время его фигура неподвижно стояла, раскачиваясь из стороны в сторону, словно боксер, разминающийся перед самым решающим поединком в своей жизни. — Ты не волк… Это ясно сразу, но промышляешь чем-то подобным за большие деньги… В тебе нет его благородства и верности, жалкий слуга, ты не волк, а просто услужливый пёсик. — Его голос не излучал особых эмоций. Он просто подчёркивал нужные слова для внимательного слушателя. Которым был каждый, кто вынужден смотреть на него. — Но, учитывая твои габариты, твои способности давать отпор… Ха, ты скорее щенок, чем псина! Щенок наглый, думающий, что имеет право вынюхивать всё подряд… Братья! — Он отвернулся от меня, напоследок махнув рукой, словно говоря, что иметь дело со мной бессмысленно. — Давайте повторим то, что делают с лишними щенками! — Я почувствовал, что дело пахнет жаренным. После этих слов, ко мне тут же стали подступать люди с промытыми мозгами. Обычно, в глазах маменькиных сынков, ботаников и подобных личностей всегда сквозит какая-то неуверенность и брезгливость, которая подчёркивают их нежелание иметь дело с этим мерзким внешним миром. Действуют они крайне неохотно, выполняют любое поручение быстро и некачественно, дабы от них, наконец, отстали.

Но эти люди подступали ко мне медленно, при этом, сразу же заключив в плотное кольцо, дабы я не мог никуда убежать. Ноги начали слегка подкашиваться. Коленки принялись тихонько ощупывать холодный бетон. Организм в панике выводит из себя все возможные жидкости: пот, слёзы.

«Стоп — внезапно осознал я. — Они же физически не подготовлены! Точно, они не способны быстро реагировать!» — я решаю воспользоваться этим шансом. Резкий прыжок сопровождается хрустом голеней, перетекающим в сдержанный крик. Мои ноги едва касаются земли. Внутри всё сжимаются от ощущения триумфа перед этим сборищем неудачников. Слегка повернув шею в сторону, я чувствую, как гравитация действует сильнее, чем обычно, придавливая меня к земле. Тут же сотни острых колышков вонзаются во все мои болевые точки, заставляя обратиться в некое подобие марионетки, способной двигаться лишь по определённым изгибам. Они победили. Я проиграл. Чёрт.

— Щенок подумал, что мои братья не способны дать отпором! — Раздался торжествующий хрип Главного. — Как это смешно. — Но его голос не нёс с собой ни одну частичку веселья. Пафосный, избитый, но до сих пор работающий приём. Браво. — Ты такой же, как все, щенок. Таких, как ты, очень много. Много щенят, понимаешь. А лишних животных вашего рода у настоящих людей принято топить! — До меня дошло, что они собираются со мной сделать. Чёрт, только не так! Я лежал, весь скрючившись, молясь известным мне богам, чтобы не погибнуть на дне реки из-за собрания каких-то мальчишек, которые не могут определиться с целью в этой жизни. Если подумать, то даже на пороге смерти я ищу метафоры и сравнения для описания ситуации вокруг. Забавно.

Меня быстро подхватывают клешни погибели. Сектанты берут меня, скорчившегося от боли, и быстренько связывают старым вонючим тряпьём. Оно сжимает мою кожу, до крови натирая некоторые места. Я окидываю взглядом пейзаж, который, судя по всему, станет краем погибели. Смутные изгибы, далекий гул голосов быстро сменяются абсолютной темнотой. Мне завязали глаза. Некоторое время ничего не происходит. Ничего. Абсолютная пустота. Я чувствую, как бешено стучит моё сердце, как начинает оно болеть от такой нагрузки. Пальцы окоченели. Кожа горит ледяным огнём. Эти последние вспышки моих ощущений, эти финальные аккорды боли и страха. Именно этим я должен закончить мою жизнь? Не уснув тихо в постели, не выпив мой любимый ядовитый сок, не погрузившись в облака дурманящего дыма — нет. Испытывая боль — тупую, бессмысленную боль, которая не зависит от моего желания. Которая не была моим выбором.

— Щенок, ты думаешь, что я заставляю своих людей тебя топить? Что для каждого из них это шок, который станет затем причиной многочисленных истерик и нервных срывов? Ты ошибаешься. Запомни, для нас умертвить тебя — как выбросить мусор, ха… В твоей жизни нет ничего исключительного и никогда не было. И то, как ты умрёшь, будет таким же, как и то, как ты живёшь. — Его голос режет тишину. Без снисхождения и жалости он так же режет и моё самолюбие. — Ладно, здесь мы закончили. Кидайте его.

Я чувствую, как постепенно поднимаюсь ввысь над ситуацией. Лёгкое покачивание рук, нёсших меня, успокаивает. Будто бы я младенец, которого заботливая мать тихонько качает в колыбели. Ещё бы кто-нибудь спел мне на прощание…

Колебание затихли. А затем начали становиться более мощными и резкими. Я понимаю — «это» сейчас будет. Нет ни волнения, ни страха. Лишь смутное желание быстрого и безболезненного конца. И чувство… Обиды.

Последний рывок выпускает меня в воздух. В это прекрасное чистое пространство, где можно быть по-настоящему свободным. Но затем меня обнимают тяжелые руки речной богини. Она сжимает мои лёгкие, давя на руки, ноги и живот, заставляя прекратить всякое движение. Её холодные потоки ласково касаются моей кожи, заставляя онеметь. А затем расслабиться и принять, как должное, свою участь…

Ведь, в конце концов, моя смерть настигла бы меня, как бы я не пытался умчаться от неё на пароходе жизненных перипетий. Но желанное успокоение не приходило. Потому что в свои последние секунды, я понимал:” С другой стороны, а не оказался ли прав глава этих сектантов, назвавший меня щенком? Нет, этого не может быть, я не жалкое, ни на что не способное ничтожество. Нужно это показать! Но ведь я даже не пытаюсь сейчас сопротивляться своей участи… Именно так и ведут себя безвольные щенки, не способные к самостоятельным действиям. Они просто ждут того, что какая-то сильная хозяйская рука вытащит их из беды. Или смиряются со своей судьбой.

Нет… Нет… Я не щенок… Я не жалкое ничтожество, не способное действовать. Я человек! Я буду бороться!»

Мои руки и ноги горят от невыносимой боли, которая ещё недавно сковывала меня. Сейчас, она яростно дергает меня за ниточки, заставляя отыгрывать её безумный сценарий. Я мельтешу из стороны в сторону, вырываясь из безжалостных объятий речных потоков. Воздух в лёгких заканчивается в одно мгновение от таких толчков, из-за чего меня переполняет тошнотворное сладостное бессилие. Но, инстинктивно, моё туловище выполняет последний рывок наверх, в небо. Мне кажется, что это мой полёт в райскую высь. Но тяжесть ветра, мгновенно заполнившего мои лёгкие, тут же разбивает это представление. Я дышу. Дышу тяжело, постоянно захлёбываясь. Пытаюсь не глотать кусочки жидкого льда. Мой рот переполнен ими. Я чувствую, как немеют десна. Как зубы крошатся в безумных стычках самих с собой. Воздух не даёт покоя. Его злость заставляет плакать и вопить, но даже этой мизерной возможности у меня нет.

Тьма. Холод. Боль. Усталость. Смех?.. Кто-то смеялся вдали. Я слышу его голос.

— Ты всё ещё щенок! Но должен при… — Остаток фразы потонул в липком тумане, опускающимся на моё сознание. Последнее, что я сумел сделать — выкрикнуть во всю возможную силу, сплюнув перед этим жидкий лёд.

— Ты тоже смертный! — Не знаю — почему именно эта фраза пришла мне тогда в голову. Но, через секунду, я потерял сознание, как мне показалась, раз и навсегда.

…

Моё пробуждение сопровождалось огнём. Я чувствовал невыносимый жар по всему телу. Казалось, будто бы меня проворачивали из стороны в сторону, чтобы как можно большая часть тушки была прожарена. А разве не должен я сейчас орать от жуткой непереносимой боли?

— … — Но вместо мозговыносящего «ААААААА!» я мог лишь невразумительно мычать о всей несправедливости людской судьбы. Что-то было внутри моего рта. Это довольно мерзко, если подумать. Я даже не знаю, что хуже. То, что я весь горю снаружи и изнутри или то, что я не могу высказать своё важное мнение на этот счёт. Я глубоко призадумался о том, что человек, часто, куда больше нуждается в том, чтобы высказаться о проблеме, чем её решать.

— Хммм… — Тут же мою голову поразил сильный удар чем-то тяжелым и, вероятно, конусообразным. Интересно, а почему я смог угадать это — даже не видя этот предмет? — Хм… — Мне прилетело ещё сильнее, чем прошлый раз. Это ясно показывало, что мыслить сейчас не надо. До моего сознания донесся знакомый мне низкий и искаженный голос.

— Думать вредно, шавка. — Я почувствовал холод рядом. Само присутствие этой персоны почему-то успокаивало меня и заставляло прекратить всякое действие. Хотелось просто слушать.

Какой-то бред. Я же очень плохо поддаюсь под влияния харизматиков. Значит, дело не только в голосе. Такой эффект достигается благодаря определённому набору специфических веществ, воздействующих на нервную систему. Это и объясняет, почему сектанты так преданы своему главе и готовы убивать невинных людей ради него. Впрочем, вполне вероятно, что такое может делать с ними сама идея и все мои догадки просто бред угасающего сознания больного наркомана-шизофреника, который только что чуть было, не принял достойную себе судьбу.

— Ммм…? — Я хотел спросить главу о том, почему он меня спас. Мне казалось, что, исходя из контекста, вполне очевидно, что именно я хотел спросить. Но очевидно это было только мне.

— Я не понимаю — что ты там лаешь, псина… Выражайся чётче, лай громче, авось я дам тебе косточку погрызть, если постараешься. — Я не чувствовал злости. Просто не мог её никак испытывать. Нет, скорее всего, в его успехе виноваты именно определённого рода наркотические вещества, заставляющие лишаться человека своей подлинной натуры, переставать испытывать некоторые эмоции, которые дают способность… Нет, не мыслить. Иметь поводы, чтобы мыслить про него. Похоже, у меня эта возможность скоро пропадёт. Чтож, надо как можно скорее сделать нужные выводы и сохранить их в памяти, перед тем, как я окончательно пропаду в улётном кайфе почитания авторитета.

«Первое — это авторитарная секта. Второе — она имеет далеко идущие цели, судя по тому, что умеют её участники. Третье — меня тоже сюда завербуют, причём, скорее всего, с угрозой для моей жизни и жизни близких мне людей… Слава богу, таких людей практически нет, так что они угрожают всего лишь моему ничтожному существованию. Четвёртое — мне нужно разрушить эту секту (желательно) и вытащить одного из участников прочь отсюда. И ещё… Ещё… А какая разница? Зачем об этом думать? Главное помнить те четыре пункта — они же типа важные… Да?»

С моих глаз была снята вся мишура, и теперь я мог видеть мир в подлинном его величие. Сверху вниз меня удостаивал своим божественным взором «Главный». Я чувствовал, что не могу его называть никаким другим словом, кроме этого. Его одеяния были универсальны. Каждый мог носить подобное и это ещё раз показывает то, что он — Бог. Он воплощенное совершенство. Анонимус. Маска, которая ничего не выражает, кроме вечного созерцания… Она и была лицом. Лицом, которое выражало всё несовершенство мира и при этом его поразительную красоту.

— Кто ты? — И после такой радости, один лишь вопрос терзал меня. Так как уста мои были освобождены от первородной цензуры, я мог, наконец, задавать вопросы. Ответом мне было дыхание. Дыхание самой смерти. Я почувствовал, как холодный металл нежно ласкает мою шею. Это был «главный». Его рука. Его нож. Но в этом не было жестокости или какой-либо угрозы. Нет, он просто показывал то, что я в его руках. И его мудрая воля определит сейчас — жить мне или нет

— Я — это ты, которым ты всегда хотел бы быть. Воплощение всех твоих истинных желаний, всех твоих скрытых пороков, которые ты так тщетно скрываешь. — Его слова были истиной в последней инстанции. Я не мог даже обсуждать их, не то, что не соглашаться. Я резко кивнул, после чего перестал чувствовать смерть рядом с шеей. — Ты согласен со мной, но видишь ли ты истинную суть моих слов? Понимаешь ли то, с чем ты так опрометчиво согласился?.. Нет, ты это совершенно не понимаешь. — Мои глаза, между тем, наконец, сфокусировались на том месте, где я находился. Здесь было темно и сыро, несмотря на то, что практически всё было освящено тусклым светом. А ещё это помещение было огромным. До меня просто не могли докатиться волны фотонов, отражающиеся от его стен. Даже предельной скорости во вселенной не хватало, чтобы измерить величину этого места. Хотя… Погодите. Разве, свет — это не частица? Я уже не помню.

— Главный! — Я чувствовал страх из-за того, что мне приходилось и дальше обращать на себя его внимание. Он стоял на месте, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Я решил попробовать узнать то, что меня так интересовало. — Куда ты меня привёл и зачем?

— Псина, ты ведь сам знаешь ответ на этот вопрос. Не трать моё время, его и так осталось очень мало. Лучше иди со мной и увидишь что-то важное. — Я послушно пошёл за ним в этом бесконечном сыром подвале. Но в голове моей что-то назойливо жужжало, не позволяя полностью переключить своё внимание на божественную суть. Я бы ударился лбом об стенку, чтобы выбить из себя всю эту гниль и ересь, но, к сожалению, в этом мире сейчас не было никаких физических ограничений. Даже удариться нельзя. Настолько всё продуманно «главным». Он не хотел видеть здесь боли и страданий. Лишь первородное очищение.

Главный шёл вперед, и напевал себе под нос какую-то старую песенку. Что-то там про дурачка, который ходит по лесу и всё никак не может найти того, кто будет глупее его. Я слушал и понимал, что я и есть этот самый дурачок. Мне даже начало казаться, что вокруг меня листья шумят, что где-то впереди пахнет блинами. И это меня невероятно испугало. Я громко закричал и попытался убежать, но вместо того, чтобы удаляться от меня, фигура «Главного» становилась всё больше и больше, а его песня заполняла всего меня изнутри. Глаза пылали от боли. Мир накрыла темнота.

…

Через пятнадцать минут, всё закончилось. Я наконец-то мог видеть мир своими глазами. Моё тело больше не находилось в бесконечном подвале. Я лежал на обрызганном коврике, находившемся посреди небольшой комнаты, уставленной полуразвалившимися шкафами, которые были наполнены многочисленными вместилищами тайных знаний. Пройдясь по названиям, я усмехнулся. Чуть более чем половина этих тайных знаний и загадочных старых томов представляли собой банальные справочники и словари. Как будто кто-то решил устроить здесь место по утилизации макулатуры. Или же пытался произвести впечатление образованного человека.

Поднявшись, я почувствовал, как моё тело яростно сигнализирует о том, что неплохо бы ещё часика три полежать. Но оставаться в таком помещение, мне казалось весьма глупым поступком. В конце концов, последними событиями, которые сейчас тускло мерцали в моей больной голове, были похождения по невнятным психоделическим пейзажам, созданным, находившемся в наркотически опьянении, сознанием. Я помахал головой.

Под моим командованием, ноги начали медленно ковылять. Дойдя до двери, я почувствовал какой-то подвох во всём происходящим. Что-то тут не так… Но так как явно обнаружить сговор против меня я не имел никакой возможности, приходилось действовать, отдавая себе отчёт в том, что скоро со мной произойдут плохие вещи. Глаза слезились от боли и усталости. Я резко толкнул дверь, заставив её слететь с петель.

Это был лес. Самая чаща. Ни одной тропинки рядом. А на улице метель. И только сейчас я понял, что даже вместо моей, пускай и не слишком хорошей одежды, на мне висели старые лохмотья, напоминающие рваные тряпки. «Это какое-то испытание на прочность?» — я рассмеялся. Если всё действительно так, то уж я смогу его пройти. И не в такой нищете приходилось выживать.

Я тут же метнулся обратно в дом, лихорадочно ища какие-нибудь вещи, которые могли помочь мне хоть немного согреться. Ничего не было. Придётся выживать в той экипировке, которая мне была выдана по началу задания. А, учитывая её качество, она больше походила на издёвку.

Оказавшись на улице, я с ужасом осознал, что всё происходит по-настоящему. Нет здесь никакой литературности. Никто не придёт мне на помощь в самый последний момент.

Я улыбался. Такая постановка вопроса доставляла удовольствие. В такие моменты, я чувствовал себя по-настоящему живым. Когда нужно бороться, когда приходиться всеми силами рваться, чтобы выжить. И, главное, когда есть неожиданность. Предсказанный риск — не есть настоящий риск. Я это понял ещё в детстве.

Недавно произошедшее риском считать нельзя, ведь даже минимальной возможности выстоять или же умереть у меня не было. Спасение было изначально запланированным шагом. Я ухмыльнулся. Всё в этой секте происходило по определённому жесткому сценарию. Может, я даже видел фильм с подобными событиями. Может, даже я не смогу тут бесславно погибнуть?

Но ветер быстро убедил меня в нелепости этой идеи. Его аргументы были сильны, а стиль изложения предельно ясен и лаконичен. Решив не тратить больше времени, я начинаю свой победоносный поход. Ноги в поношенных ботинках проламывают ледяные крепости. И хоть ветер рвёт мою броню, и хоть глаза слезятся от невыносимой боли, я не останавливаюсь. Мчусь сквозь толщу препятствий, как корабль сквозь воду. Время ускоряется с каждым шагом. Калейдоскопом проносятся мимо бесконечные ряды берёз, осин и сосен, смешиваясь в фрактальные узоры. Ноги то и дело натыкаются на мелкие сучки, пеньки и бренные остатки давно умерших деревьев, которые подобно партизанам в тылу, всё время пытаются меня остановить.

Постепенно узоры распадаются на отдельные линии и фигуры. Лесные партизаны становятся всё более редкими, но от того всё более жестокими. Моё кожа теряет мягкость, становясь похожей на старую кору. Веки предательски падают, закрывая окна обзора во внешний мир. Стало понятно, что резким рывком вырваться не получилось. Но силы уже потрачены. Хрупкое убежище оставлено вдали. Тело изнывает от холода, усталости и морального разочарования. Резкий эмоциональный подъём уничтожил все мои шансы выбраться… Я вздрогнул. Это был провал. Ну почему я всегда так легко могу делать логичные рациональные выводы, а действую при этом импульсивно и непродуманно?

Продолжая бесцельно брести, я замечаю, что где-то вдали маячит что-то смахивающее на тропинку. Может, это просто случайное преломление света в березовой роще. Некая иллюзия, созданная природой, чтобы подразнить меня. Но даже такой шанс нужно использовать. В этом и смысл борьбы. Цепляться даже за то, что не дает никакой гарантии твоей победы. Я продвигаюсь сквозь толщу собственной усталости, снега и пелены, застилавшей глаза.

Идти вперёд совсем не хочется. Больно. Холодно. Бессмысленно. Я вижу что-то вдали, но выход ли это из ситуации? Спасение ли? Ха, смешно. Эти сектанты… Они ведь оторвали меня от моей законы комфорта, выкинули на мороз с неясной целью, чуть было не утопили, а теперь ждут, что я к ним присоединюсь… И самое худшее — это лишь мои догадки, которые могут резко расходиться с реальностью. Я ни в чём не могу быть стопроцентно уверен.

Всё ближе и ближе. Я чувствую, что вместо ног у меня теперь словно лом. Тупая, не сгибающаяся железяка. Но спасение впереди оказалось правдивым. Это действительно тропинка. Плевать — куда она там ведёт. Плевать — где я сам оказался. Главное, что мне есть куда идти. Я могу выжить.

Холодный пар вырывается из глотки. Хочется дышать. Теперь мне действительно хочется дышать. Несмотря на то, что каждый глоток воздуха даётся с болью, несмотря на то, что во рту уже чувствуется вкус крови. Я дышу, как собака. Ха, а ведь теперь моё сравнение с щенком имеет смысл. Вот только у щенка теперь есть зубы. И он готов кусать.

Правая нога касается начала тропинки. Промерзшая почва хрустит под моей ступней. Звук причиняет боль. Всё причиняет боль. Похоже, мой организм доведён до такой кондиции, что любое чувство теперь всего лишь один из видов страдания. Даже нос, чувствуя свежей лесной воздух, претерпевает тяжкое испытание. Плохо. Полный кризис. А я ведь только начинаю идти к выходу.

Ненадолго остановив своё тело, я оглядываюсь вокруг. Боль переносится в уставшие мышцы рук и ног. Да каких там рук и ног — всего тела! Но теперь у меня есть некоторое время поразмыслить. Наконец-то собрать себя. И рвануться прочь.

«Сегодня был воистину тяжелый день. Казалось бы, лёгкая слежка за сектантами обернулась попыткой утопления, нахождением в наркотическом бреду и промыванием мозгов, а после испытанием на жизнь.» — Я хотел смеяться. Господи, ведь как всё это до ужаса абсурдно! Расскажешь — не поверят!

Всё. Хватит. Я бегу. На некотором, небольшом по длительности, моменте я сумел дистанцироваться от физических страданий и просто бежать. Мир вокруг исчез. Казалось, что я поезд, мчащийся по рельсам. Я не знаю — куда и зачем я еду, но не могу сойти с пути.

И вот станция. Я вижу впереди людей. Они ждали мой поезд. И среди них стоял «Главный». Несмотря на то, что на нём та же непроницаемая темнота, мне кажется, что он злорадно улыбается. Вот сволочь.

Резкая остановка. Я падаю на землю, раздирая себе кожу в клочья. Вокруг меня тут же смыкается кольцо из людей, потерявших собственное мышление. Но эти марионетки меня сейчас не интересуют.

Глаза слипаются. Смотреть на всё это слишком больно. Я слышу топот ног, слышу перешёптывание между собой безвольных кукол. Все они общаются одними и теми же словами и фразами. Нет своих мыслей, нет своих идей. Ничего личного, ничего, что можно запомнить. Серая однобокость их языка почему-то крайне веселит меня. Болевой шок. Скорее всего, моя адекватность сейчас начнёт падать. Всё-таки бытие определяет сознание. Солипсисты были не правы.

— Итак, наш щенок теперь может смело называться цепным псом… Чтож, ты успешно прошел детский возраст и теперь готов идти дальше… В такую сложную и, ха, тяжелую взрослую жизнь. — Его голос. Его манеры, которые столь бездарно копируют Его последователи. Его аура величия. Искаженный низкий голос и железная маска. Мне начинает казаться, что он действительно что-то инородное для нашего мира, что-то божественное…

Краем глаза я зацепляюсь за его ноги. Грязные ботинки, через которые слегка просвечивают чистые, белые носки. Очень длинные носки. Забавно. Его величие для меня в миг было уничтожено одним фактом того, что он, как и все смертные, носит специальные куски ткани, чтобы ножкам было не так холодно.

— Братья, отнесите его на начальную остановку. — Опять локальные понятия. Порой мне кажется, что скоро все общение людское превратится в обмен разного рода забытыми сокращениями и аббревиатурами. К сожалению, мои мысли по этому поводу так и не успели прийти к какому-то ни было логичному завершению. Мокрая ткань, прижатая к носу. Хлороформ. Приятный сон.

…

Мне показалось, что я спал очень недолго. Буквально на пару минут прилёг. А затем встал и осмотрелся. Побережье реки. Куча мусора, людей и прочего. Поднявшись на ноги, я обнаружил, что был прикрыт газеткой, как бродяга, потерявший всякую надежду на обретения дома. Потому люди воспринимали меня, как неприятный, но при этом совершенно обыденный элемент пейзажа. Чёрт, а я уже было подумал, что толпа сейчас окружит меня и начнет выспрашивать — кто я, что со мной случилось и тому подобное. Нет, важно ведь сейчас совершенно другое… О чем я вообще думаю? Надо бежать!

Мои ноги несут меня прочь от сюда. Но я резко останавливаюсь, краем глаза заметив небольшой свёрток, лежавший рядом с газетой. Тут же я незаметно, словно бы боясь слежки, подошёл к свёртку, надеясь на то, что там будет что-то важное. Дрожащими пальцами разворачиваю, надеясь увидеть какую-то надежду, какую-то зацепку. Шелест бумаги раздражает мои уши. Я чувствую на себе презрительные взгляды прохожих. Без хорошего костюмчика, в тех лохмотьях, оставленных мне сектантами, я для них грязь под ногами. Тупая, ненужная грязь.

Пальцы касаются чего-то металлического. Нож? Неужели, они оставили мне оружие убийства? Скорее всего, он оставлен здесь окровавленный. И прямо сейчас я запачкал его своими пальцами. Какое низкое коварство! Впрочем, именно такого и стоило ждать от чёртовых сумасшедших.

Руки дрожали. Меня пробивал пот. Стоит лишь чуть-чуть двинуть рукой и вся толпа, гуляющая здесь, лицезреет орудие убийства в моих руках. Идиоту ясно, что это не сулит моей дальнейшей судьбе ничего хорошего. Секунда. Две. Три. Четыре. Пять.

Время течёт невыносимо медленно, но всё-таки я вынимаю руку, в которой оказывается… Мои ключи от дома. Связка паролей для разблокировки железного механизма. А если подумать, то довольно мило с их стороны оставить мне ключи, ведь я их стопроцентно потерял…

Я продолжаю рыться, уже не боясь того, что наткнусь там на какой-либо компромат на свою персону. Мой телефон… Естественно, уже не рабочий. Всё-таки его ритуальное утопление удалось куда лучше моего, ха! Пачка сигарет… Странно, что она не промокла. И… Всё… Больше мои руки ничего не радует.

Собрав все эти вещи в охапку, я стремглав устремляюсь в свою квартиру. По личным ощущениям прошло не слишком много времени. Но может быть моё отсутствие длилось куда дольше? Может, под воздействием веществ «Главного» я потерял счёт времени? Мои ноги не знали ответы на эти вопросы. Но они гнали меня прямо к ним, не заморачиваясь на какое-то там осмысление и попытки понять — что же произошло?

Я резко врываюсь внутрь подъезда. «А может меня уже выселили из квартиры? За то время, пока я отсутствовал могло всё произойти. Меня могли выселить из квартиры, ограбить, могли завести на меня уголовное дело… “ — моя голова разрывается от ужасных предположений.

Каждая ступенька даётся с большим трудом. Я будто бы отрабатываю каждый свой шаг вверх на рудниках. Ноги, не привыкшие иметь контакт непосредственно с бетонными лестницами, постоянно поскальзываются. Хочется замедлиться, хочется не идти вперёд. Чтобы не видеть проблем. Чтобы ничего не делать. Может быть, в конце концов, спокойное и стабильное существование в качестве бездомного, будет куда лучше бурных попыток наладить собственную жизнь?

Тёмная, металлическая дверь, на которой мелом было написано сто двадцать семь. Замок всё тот же. Значит, крайние меры приняты не были. Ключ прокручивает старый, заржавелый механизм, и я с удовольствием врываюсь в столь давно невиданное мной убежище.

— Похоже, всё в порядке… А почему нет? — Собственный голос, лихорадочно шепчущий какой-то бред, выводит меня из оцепенения. Я снова нахожусь в начальной точке. Вот только…

Медленно ковыляю в ванную. Оказавшись там, я смотрю в зеркало. Какое-то жалкое, испуганное существо находится по ту сторону. С огромной щетиной, красными глазами, всё в лохмотьях и обрывках, и, самое главное, потерянное существо. Похоже, не стоило мне лезть туда, куда не следует. Эти сектанты сумели показать мне всю власть, которую они имели надо мной. Наверное, таков был их посыл. Они хотели сказать, что раз сотворили со мной такое… Заставили чувствовать смерть рядом… Значит, они могут в любой момент повторить эти экзекуции… Тем более, теперь им известен мой адрес, а, значит, я в полной власти этого загадочного Главного…

— Хе-хе… Хе-хе-хе… ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! — Я разрываюсь от смеха. Боже мой, ну что за идиоты! Мой зеркальный двойник также смеётся, от чего мне кажется, что в дом пробрался какой-то сумасшедший нищий оборванец.

Разве им не очевидно, что я запомнил парочку лиц? Разве не ясно, что я в любом случае продолжу свою деятельность? Рано или поздно все их делишки вскроются, пускай даже и без моего участья. И что тогда будет со всей этой гнилой мистикой? Что будет с атмосферой власти и тайных оккультных знаний, а?

— А? — Я уже начинаю повторять вслух свои мысли. Но мне при этом всё равно кажется, что голос, звучащий в квартире не мой. Это — не я.

— Это — не я. — Вот опять. Мои мысли пытаются. Остаётся лишь немного, чтобы перейти грань, за которой идёт полная деградация мышления и вырождение. Надо остановиться. Надо. Остановиться.

Я рву в клочья те лохмотья, в которые был одет. Яростно. Быстро. Сотней мелких движений избавляюсь от всего того старого тряпья, которое тяготило мою кожу. Теперь моя плоть обнажена. Осталось лишь омыться, чтобы стать новым человеком.

Рука судорожно нащупывают кран. Дрожащие пальцы не могут с первого раза прокрутить его вниз. Но, надавив, я чувствую, как по руке льются потоки горячей воды. Немного подкрутить тут, немного там. И я уже лежу в полусонном бреду в постепенно заполняющийся ванной. Мне хочется плакать. Наконец-то! Чёртов холод! Мне было так холодно всё это поганое время. Так холодно!

Постепенно, я погружаюсь в оцепенение. Это состояние совершенно не походит на сон, в его привычном понимании. Я просто теряю контроль над своим телом. Даже закрыть кран мне удается только с пятой попытки. Да и то, это небольшое движение отдаётся очень неприятными мурашками по всему телу.

Где-то на два часа я выпадаю из мира. Телу был нужен отдых и обновление. Я смыл с себя всю грязь и кровь. Медленно поднявшись, я вынул затычку. Стоп, а когда я успел её засунуть? Да всё равно.

Вытеревшись, я направился к своему непритязательному кирпичику, который именовался в этом доме шкафом. Сыграв в весёлую лотерею по выбору одежды наугад, я обнаружил себя лежащим в кресле, судорожно ищущим пачку сигарет. Рука остервенело цеплялась за каждую детальку обстановки: пустынный подоконник, пухлые следственные тетрадки, слегка трескающиеся при каждом прикосновение, смятые упаковки от чипсов и прочей постоянно поедаемой закуски, которые каждый раз принимались мной за эту долбанную пачку. В конце концов, пальцы поймали то, что им было так нужно. Я с удовольствием обнаружил, что моя домашняя зажигалка лежит рядом, подобно заботливой сестре этого дешевого яда. Она тоже может дешево убивать.

Первая затяжка не принесла никакого эффекта. Словно бы и вовсе ничего не закуривал. А вот вторая пошла лучше. Третья ещё и…

В конце концов, я обнаружил себя, выкурившим десять сигарет за один присест. Для меня это, можно сказать, своеобразный рекорд.

Просто каждая новая палочка давала мне небольшое ускорение к мыслительному процессу. И я очень долго думал об этом деле.

«Целесообразно ли вообще продолжать в нём участвовать. Какие-то сектанты, какие-то угрозы моей жизни и смертельные испытания. Вставать против отдельных уголовников это одно дело. А вот идти на целое общество… Где есть люди, которые без сожаления тебя уничтожат, и даже не подумают о каком-то там наказании со стороны закона.

Если рассуждать объективно, то действовать против них вполне возможно. Достаточно не идти таким тупым наскоком, который был в этот раз. Выбрать более незаметный, хоть и менее эффективный метод слежки. Тем более, как минимум один человек, состоящий там, мне известен. Установить незаметную слежку за ним, чтобы выяснить новое время и место их встреч. Всё-таки вряд ли они настолько тупы, чтобы сходиться там же, где и раньше. Впрочем, может Главный понадеется на такой мой вывод, и проведёт очередной свой «шабаш» опять на побережье… Ну, время у меня пока что есть, так что сходить лишний раз мне не помешает.

Конечно, надо учесть, что тот парнишка скорее всего видел меня. Поэтому во время слежки придётся немного сменить свой образ. Мне не привыкать. Очевидно, что он не настолько умён, чтобы сразу раскрыть факт слежки, иначе бы не участвовал в этой секте.

Не лишним будет документировать абсолютно всё происходящее со мной. Именно в форме отчётов, которые, в случае чего, будут мгновенно переданы полиции, через пару моих старых знакомых. Козырь в рукаве никогда не мешает. Как минимум одну личность я уже могу выдать. Я точно уверен, что мальчонка был среди тех, кто выкидывал меня в реку.

Очевидно, что развалить эту деструктивную секту будет не так просто. Потребуется какой-нибудь вопиющий компромат или показания двух и более свидетелей, не приходящихся друг другу родственниками или друзьями. Чтож, проблема также автоматически решена.

Остаётся под вопросом лишь метод наблюдения, когда я узнаю, где эти черти собираются. Насколько я выяснил на своём личном опыте — у них точно есть какая-то внешняя охрана, которая задерживает всех недоброжелателей и прочих любопытных. Как же преодолеть это кольцо?

Первое, что приходит в голову — точно установить границы. На первый раз придётся не заходить далеко и действовать крайне осторожно…. “ — Я больше не могу думать из-за адской боли во рту.

Горло теперь больше походило на полигон для боевых действий, если судить по ощущениям. Увы, но мысли потеряли кристальную ясность, на то время, пока я бегал на кухню за водой. Несмотря на то, что она была фактически из-под крана, мне вода показалась чуть ли не родниковой. После того, как я жадно выпил пол литра, стало хорошо. Похоже, я снова в норме.

Теперь остаётся позвонить клиенту, дабы наконец-то обозначить то, что мне удалось узнать. Её номер был записан на бумаге, как и вся информация этого дела. Я снова усаживаюсь в кресло, беру в руки домашний телефон (не такая уж и бесполезная штука, оказывается), мои пальцы мгновенно преобразуют письменный код в цифровой и…

— Алло, это опять компания «Пульс»? — Лёгкое волнительное дребезжание. Она была на нервах.

— Алла Петровна, это я — Аркадий. — Очередное выдуманное имя. Никогда не сообщайте своему клиенту настоящее, ибо это чревато.

— Аркадий! Да где же вы это пропадали?! Я до вас три дня не могла дозвониться! Вам не стыдно так издеваться над старой, больной женщиной? — Она продолжала некоторое время жаловаться мне на жизнь, как это любят делать люди её возраста. Сначала, я хотел дать ей выговориться… Но, через пятнадцать минут непрерывных причитаний, пришлось остановить «старую больную женщину».

— Алла Петровна! Ну в самом деле! Дайте то хоть слово вставить! — Я звучал как можно более жалобно и пристыжено, хоть и достаточно громко.

— … в то время, как вы все жируете на моём горе! А, что? Давайте — рассказывайте. — Я прокашлялся. Табак даёт о себе узнать. Мой голос уже начал превращаться в жалобный хрип медведя, больного раком лёгких.

— В общем, я проследил за этой сектой, как вы и просили. Ну, что я могу сказать… Всё пошло не по плану. Они обнаружили меня. Их было очень много. Они были очень сильными и абсолютно безжалостными. Это были страшные люди… Они схватили и… И… Попытались утопить меня в реке.– Драматическая пауза. Дешёвый эффект. Но Алла Петровна всегда ведётся на подобные приёмы.

— Батюшки, вы серьёзно? –Несмотря на её восприимчивость к интонациям, крупицы недоверия сквозят в голосе.

— Я предельно серьёзно. Ваш сын… — Она затрепетала. Я слышал волнительное дыхание Аллы Петровны. В сущности, этой женщине было совершенно плевать на меня и мою судьбу. А вот когда дело идёт о её драгоценном сыночке…

Я не винил её за такой эгоизм по отношению ко мне. В конце концов, моя работа — расследовать всякого рода преступления и рисковать своей дешевой шкуркой ради чужой выгоды. Она ведь знает, что я, зачастую, имею дело только с уголовниками и подобными маргинальными личностями.

— Что с моим Андрюшей? — А ведь, на самом деле, я не видел его там. Вернее сказать, просто не успел хорошенько рассмотреть узоры на каждой из расписных куколок «Главного». Поэтому стопроцентной уверенности быть не может. Как в том, что он был среди тех, кто убивал, так и в том, что его среди них не было.

— Вы знаете… Ваш сын, несмотря на всю мойку мозгов, проявил себя достойно…. — Женщина с надеждой затаила дыхание. — Он не был среди тех, кто топил меня. — Ложь. Сознательная ложь во благо. Но стыдиться такой лжи бессмысленно. В конце концов, правда настолько незначительна, что вряд ли когда-нибудь всплывёт наружу.

— Ой, спасибо вам! Вы мне прямо камень с души убрали! Чтобы мой Андрюша мог кого-нибудь обидеть… Вы знаете, он конечно странный мальчик — тихий и угрюмый, но внутри он такой добрый. И… — Называть двадцати трёх летнего парня — «мальчиком». Это многое говорит об этой семье. Можно понять, как его завлекли туда. Желание независимости вкупе с отсутствием умения жить самостоятельно… Ха, да это просто идеальный материал для всяческих сект, политических партий и прочих граждан с активной гражданской позицией.

— В общем, понятно. Я бы хотел вас кое о чём попросить… — Она тут же вздохнула. Такие люди всегда чувствуют, когда разговор пойдёт о деньгах. С одной стороны, обирать бедную женщину это жуткое и аморальное преступление, которое не простительно никому и ни по какой причине… А с другой — я не идиот. И моя работа определённо будет стоить больше, чем мне обещали изначально. — Как вы поняли, вытащить вашего сына из этой секты представляется весьма и весьма проблематичным, так что я хотел бы получить небольшой аванс. Скажем, в размере… — Прозвучала сумма. После чего, на некоторое время водрузилось молчание. Плохое молчание. Холодное и вязкое.

— Хорошо, я вам заплачу. — Вот и отлично.

— Алла Петровна, я всегда знал, что могу с вами работать. Занесёте мне всё завтра, хорошо? Ах да, ещё одно, чуть не забыл. — Забывать о таких вещах ни в коем случае нельзя. — Каждую неделю я буду передавать вам тетрадь с полной информацией о ходе расследования. Ни в коем случае не показывайте эти тетради вашему сыну, понятно? Вы должны понимать, что он с промытыми…

— Да! А что мне с этими писульками надо будет сделать? — Я усмехнулся.

— В том случае, если я не выйду на связь на протяжение трёх дней… Передайте все материалы полиции, и как можно быстрей. — Естественно, я буду передавать всё, что накопаю не только Алле Петровне. Как минимум, парочка хороших приятелей, которые готовы предать всё происходящее огласке, у меня есть. И именно у них будет полная информация по всему. А Алла Петровна скорее запасной план. В таком деле нужна осторожность. Подлинная осторожность и предусмотрительность.

— Хорошо, Аркадий, до скорого. — Я повесил трубку. В случае чего, у меня хватит денег, чтобы повеселиться напоследок. А ведь большего по жизни мне и не надо. Но я надеюсь выйти сухим из воды.