Бесплатный фрагмент - Реальность человека 19 века

Австралия

Общество

Многие века старый мир терпел бездеятельное общество ради его мелких заслуг перед изящными искусствами (которым же и покровительствовал), перед торговлей (который поддерживал), и изяществом (бывшим едва ли не целью старого мира). Однако новый мир преклоняется лишь перед мужеством, самоотречением, работой, перед сознанием исполненного долга и терпит только такое общество, которое может гордиться своим участием в прогрессе страны.

Тем не менее, в Австралии, обязанной мужественным пионерам, с изборожденными морщинами лицами от работы и страданий, с руками, сожженными солнцем, своим существованием и будущим, вы встретите господ, которые хвастаются тем, что они и пальцем не дотрагиваются до дела, паразитов, которые превосходят бездельников старого мира и в жизни которых нет другой цели, кроме как достигнуть права принадлежать к известному обществу, к известному свету, к тому или другому набору…

Господа эти, наследовавшие богатства, добытые тяжким трудом и жизнью, полной отречения, считают позорным для себя выпить стакан превосходного местного вина. Они отказывались слушать знаменитую певицу Мельба, потому что она уроженка Австралии, когда она была на родине, а теперь охотно заплатят по сто франков за кресло, чтобы услышать эту певицу в Мельбурне или Сиднее, так как эта дива стала европейской.

Общество колоний ровно ничего не имеет оригинального, оно довольствуется копированием лицемерия и всех сумасбродств старого британского общества. Здесь, на юге, вы встретите продажность, обожание золотого тельца и так далее, или лицемерие в еще более чудовищных масштабах, чем в Англии, и я могу гарантировать, что скверно сшитое платье скорее закроет вам здесь двери общества, чем сомнительная репутация, и вам простят много ошибок, если вы, пожимая руку хозяйки дома, подымите локоть до высоты подбородка… идеал австралийской светской ловкости… А женщины, женщины здесь с их наборами платьев и аксессуаров… Я помню двух дам, с которыми познакомился в Мельбурне, а потом встретился в Аделаиде, куда они переехали.

— Ну, как вам кажется Аделаида? — спросил я.

— О! мы еще не совсем устроились и мало еще получили визитов, но, очевидно, что мы будем здесь иметь возможность пользоваться лучшим обществом… Знаете, сущность жизни, это быть в избранном обществе в правильном наборе!

Этот фарс разыгрывается и в самых ничтожных городишках, — там также имеется свой свет… В городишке с двумя тысячами жителей я познакомился с дамой, в разговоре с которой упомянул, что в Сиднее был знаком с бывшей жительницей их города, и, назвав ее, спросил:

— Вы, конечно, знакомы с нею?

— Да! — отвечала она, как бы разыскивая в памяти это имя, — по имени я ее знаю, но… мы принадлежим к разным обществам!

Эта избранная колонистка была супругой местного мастера жестяных дел…

— Эти лавочницы становятся нетерпимыми, они всюду пролезают! — говорила мне другая дама, отец которой был огородником в предместье Мельбурна.

Дамы этого курьезного общества рекламируют себя похуже продавцов мази для наращивания волос… Когда они дают обед, вечер или бал, ими рассылаются пригласительные билеты в газеты, дабы репортеры могли видеть и описать в деталях их торжественный прием. Таким образом в Австралийских газетах вы находите целые столбцы, посвященные туалетам, именам гостей на таком-то обеде или вечере и меню этих обедов.

Их портреты в декольте с подписанными именами выставляются в витринах фотографов. Увидав подобное в Париже, француз, наверное, спросил бы: «почему же нет адреса?».

В каждом большом Австралийском городе существует от шести до десяти так называемых светских газет и журналов, которые живут снобством, этим противным английским чудачеством.

Бог нам простит, мы имеем другие недостатки и пороки, быть может, но даже лютые наши враги не скажут, что мы культивируем это чудачество и что во Франции изобилуют эти якобы светские журналы. Нас не интересует знать, что «Мисс Браун в среду танцевала у мисс Робинсон», а «Мадам А… была великолепной, в ее розовом платье на обеде у Мадам В…»

Наши женщины, слава Богу, и более скромны, и более серьезны. Не только во Франции не позволять им афишировать свои портреты в витринах фотографов, но даже в салоне (на художественной выставке) вы не увидите в каталогах имен тех дам, чьи портреты, кисти знаменитых Bounat или I. Durant, выставлены здесь… На бульварах, правда, вы увидите выставленные портреты актрис с их именами, но это дело другое, — театральная профессия требует рекламы.

Снобство не самая характерная черта австралийцев: она принадлежит англосаксонской расе и лишь чрезмерно развилась в колониях, — вы встретите эту черту в Англии, Канаде, в С. Штатах, везде, где говорят на английском языке и везде в этих странах светские журналы изобилуют.

В особенности курьезно н занимательно то, что эти журналы англосаксонского общества приняли на себя тон цензурного поведения и каждый из них изображает собою еженедельного Ювенала, льстя своим абонентам, давая отчеты о всем том, что происходить в их домах, сопровождая все это такими деталями, от которых покраснела бы хозяйка дома, уважающая себя.

Признаюсь, мне надоело слышать о скромности англосаксонских женщин, которую возносят до небес. У меня уши вянут. На базарах, устраиваемых в Англии и ее колониях, с целью сбора денег на покупку органа для церкви или устройства колокольни, я видел дам и девиц, державших себя назойливее торговок…

В больших Австралийских городах я видел много женщин, в полном смысле слова, красавиц, прекрасно сложенных, с формами не слишком развитыми, но здесь я видел столь фривольных женщин, что это трудно себе представить. Балы, обеды, вечера, посещение садов и теннисных лужаек, вот цель, и единственное занятие их жизни. Оригинальности ни малейшей. Разговор их не имеет ни материала, ни интереса, ни естественности. Общественная жизнь не имеет ни изысканной элегантности, ни полной остроумия жизненности Парижа, ни интеллектуального воодушевления Нью-Йорка или Бостона. Это скука, замаскированная весельем. Мужчины говорят о финансах, шерсти и овцах, женщины говорят о скандалах, сплетничают и спорят о том, принадлежит ли мадам такая-то к свету или нет.

В Гобарте (в Тасмании) еженедельная газетка, узнав, что я много лет был профессором в Высшей школе св. Павла в Лондоне, вздумала меня оскорбить, назвав «аncien pion»: «бывший классный надзиратель» (вместе с тем «старая пешка»). Такое оскорбление больнее тем, кто его произносит, чем кому оно адресовано. Это единственное, что я не понял… Альфонс Доде в «тридцать лет в Париже» хвастается тем, что он был классным надзирателем, я бы мог также этим гордиться… если бы был им. Бедный идиот! Жалкий Сноб!

Поместите двух англичан на необитаемом острове и через некоторое время один из них заявит, что дед его был намного важнее деда его компаньона, он образует аристократию на острове, и, быть может, начнет издавать светский журнал, который будет описывать его факты и дела.

Большая часть этого светского общества, в англосаксонских странах в особенности, проводит почти все свое время в отыскивании предков и фабрикации генеалогических деревьев, корни которых должны брать начало по меньшей мере в средних веках. Австралийцы этого не делают… как и все представители рода человеческого, они тоже имеют предков, но… многие из них предпочли бы их не иметь. Происхождение их из Нового Южного Уэльса или Тасмании такое чувствительный вопрос, которого касаться не следует. Вольтер сказал, что человек должен быть очень заботливым в выборе себе предков, австралийцы же не следуют этой мудрой рекомендации, ибо, как известно, первые колонисты Нового Уэльса и Тасмании были каторжниками… Таким образом, австралийцы в генеалогии своей интересуются лишь двумя предшествовавшими им поколениями.

Тем не менее, не следует забывать, что 60—70 лет тому назад Англия отправляла в каторгу в Австралию, нередко положительно честных людей за преступления, который ныне наказываются арестом на несколько дней, или штрафом в несколько шиллингов. Несмотря на это, факт остается фактом.

Сиднейская аристократия основалась вся в окрестностях города, на холмах, господствующих над красивейшим рейдом в мире. Эти элегантные городки называются Поттс поинт, Дарлин поинт и т. д.

Дарлин поинт (дорогая стрелка) — это место шикарное… Как раз напротив расположен остров Кокату, где помещались в прежнее время предки этих аристократов — каторжники, — это место чувствительное.

Ботани Бей (знаменитое место каторги) не существует уже давно, — вместо него имеются Элизабет-Бей, Роза-Бей и другие изысканные кварталы, где живут люди, радушия которых я никогда не забуду.

Решим попросту, что австралийцы не имеют предков совсем… Мы приближаемся к столетию, когда людей будут судить по их заслугам, а не по их предкам… даже в Англии.

Так как я говорил, что встречал в колониях прекрасных людей, любезных и образованных, насколько может этого желать наилучшее Европейское общество — я надеюсь, что глава эта не будет принята скверно. И вы, милостивые государыни, читая главу эту там, в Сиднее, или в Мельбурне, не принимайте ничего по своему адресу, так как, конечно, я не вас описывал…

Джон Булль и его колонии

О«Релль Макс. Пер. с англ. Л. А. Богдановича

Туземцы

На закате навстречу нам шла группа из двух десятков черных туземцев, которые, видимо по привычке, несли охапку копий и других орудий. Я дал одному из молодых людей шиллинг, что шел впереди, и туземцы стали метать дротики чтобы меня развлечь. Они все частично одеты, а некоторые немного могли говорить по-английски: их лица были добродушны и приятны, и казались не такими, как обычно изображались. В своем искусстве они были изумительны.

Шляпу, подвесив на высоте 30 ярдов, они пробили дротиком с быстротой стрелы, пущенной из лука профессиональным лучником. При выслеживании животных или людей они показывали прекрасную прозорливость, и я слышал некоторые их замечания, которые показывают их особую остроту ума. Тем не менее, они не желают обрабатывать землю, строить дома и вести оседлый образ жизни, или даже взять на себя заботу ухаживать за стадом овец, если бы им их дали.

Количество коренного населения быстро уменьшалось. За всю поездку, за исключением некоторых мальчиков, воспитанных англичанами, я видел только одну-другую группу туземцев. Это снижение, несомненно, связано с ввозом спиртных напитков, европейских болезней (даже достаточно мягкие из них, например, корь, могут быть очень губительными) и постепенным исчезновением диких животных.

Где бы ни появлялись европейцы, смерть, кажется, преследует коренное население. Мы можем посмотреть на обширную территорию Америки, Полинезии, мыса Доброй Надежды и Австралии, и мы видим тот же результат.

От такого места, как Голубые горы, я ожидал увидеть цепь гор, пересекающих страну, а вместо этого увидел лишь равнину под уклоном, несколько подымавшуюся над низиной возле побережья. С этого склона открывается вид на обширные леса на востоке, деревья мощные и высокие.

Перед поездкой сюда меня интересовали три вещи: состояние высших классов общества, положение осужденных, и уровень жизни, достаточная для того, чтобы люди эмигрировали сюда. Разумеется, после столь короткого визита, мое мнение почти ничего не будет стоить, но и не высказаться будет такой же ошибкой, как неправильное суждение. В целом, состояние общества меня разочаровало, если исходить из того, что я услышал и увидел. Община разделяется на враждующие партии практически по каждому вопросу. Среди тех, кто имеет высокий статус, многие живут в таком открытом распутстве, что уважающие себя люди не могут с ними общаться.

Между детьми разбогатевших каторжников и свободным поселенцами присутствует постоянное соперничество, и первые рассматривают честных людей как незваных гостей. Все население, как бедные, так и богатые, стремится разбогатеть. Среди высших слоев населения овцеводство и шерсть являются постоянным предметом разговоров. Есть многие недостатки в семейной жизни, главное из которых, по сути, жизнь в окружении слуг-преступников. Насколько это должно быть отвратительно, когда Вас обслуживает слуга, который еще вчера был высечен, по вашим же словам, за пустяковый проступок. Женщины в прислуге еще хуже, дети выучиваются от них самым отвратительным выражениям, и повезет, если не таким же мыслям.

С другой стороны, частный капитал приносит здесь куда большую прибыль без всяких хлопот, не в пример Англии, и, постаравшись, разбогатеть можно.

Предметы роскоши имеются в изобилии, и они немного дороже, чем в Англии, а большинство продуктов стоят дешевле.

Климат великолепный и совершенно здоровый, но, на мой взгляд, его прелести теряются в непривлекательности страны. В целом, как место для наказания, страна едва ли подходит, как реальная система исправления она провалилась, возможно, как и любая другая система; но как средство заставлять людей выглядеть внешне честно — превратить бродяг, бесполезных в одной сфере, в активных граждан в другой сфере, и таким образом создать новую великолепную страну, великий центр цивилизации, она преуспела в большой степени, возможно, не уступающей себе равной в истории.

На другой день я поднялся на гору Веллингтон, на этот раз я с собой взял гида, поскольку в предыдущий раз я не смог подняться самостоятельно, здесь очень густой лес. Однако, наш гид оказался очень глупым, он повел нас к южной и влажной стороне леса, где растительность более густая, и где сложность восхождения, от большого количества гнилых стволов, была почти такой же сложной, как и на гору на Огненной Земле или в Чилое. Прежде чем мы достигли вершины, прошло пять с половиной часов упорного труда.

Во многих частях леса эвкалипты выросли до огромных размеров и образовали благородный лес. В некоторых самых влажных оврагах папоротники произрастали необычно сильно, я видел, как один из них был высотой минимум двадцать футов до основания листьев и был в обхвате ровно шесть футов. Листья, образующие что-то вроде элегантных зонтиков, отбрасывали тень мрачного оттенка, похожего на первый час ночи.

Вершина горы широкая и плоская, состояла из огромных угловатых масс голого зеленого камня. Ее высота составляет 3100 футов над уровнем моря. Была великолепная ясная погода, и мы наслаждались прекрасным видом, на севере страна состояла во многом из покрытых лесом гор, выстой, примерно, как и гора Веллингтон, на которой мы стояли, и с такими же очертаниями; на юге виднелась четкая береговая линия, со множествами заливов.

История натуралиста в кругосветном путешествии. Дневники исследований естественной истории и геологии стран, посещенные во время кругосветного плавания на «Бигле», корабле Ее Величества

Чарльз Дарвин

Динго

Среди животных выделяется местный вид собак — динго. Глядя на них в зоопарках или зоопарках тяжело себя заставить поверить, что они дикие животные. Однако они настолько дики, что редко когда получается их одомашнить. Такой трюк изредка бывает успешным с черными динго, которых взяли в возрасте нескольких дней отроду.

Но как правило, даже тогда люди терпят неудачу.

Во время попыток их приручения было обнаружено, что природа со временем будет возобладать над самым тщательным одомашниванием, и динго вернется в лес, проявит родные привычки.

Лисы всегда выглядят как, будто они напакостили; у волков будто вообще нет совести, и они ничего не хотят, так как это может оказаться для них ужасным. Динго же выглядят так, будто совесть им и вовсе не нужна, они такие невинные, совершенно чистые в своих намерениях, такие ласковые. Посмотрите на него, и поймите, не является ли это его фальшивым характером, поскольку его лицо обеспокоено. И все же среди лицемерных мошенников, он, безусловно, первый из трех. Он хитрее лисы. Его набеги на овец и птиц австралийского фермера настолько велики, что правительство некоторых из колоний предлагает тридцать шиллингов (около 7 долларов США) за скальп.

Известно, что один или два динго убивают до сорока овец за ночь.

Похоже, что убийство доставляет им удовольствие, потому что они очень редко едят своих жертв. Они настолько хитры, что почти бесполезно ставить для них ловушки. Их обоняние настолько острое, что люди, которые пытаются подложить отравленное мясо, вынуждены делать это вилкой, иначе они не дотронутся до него, если на нем есть запах человека. Вы не сможете обмануть их, особенно там, где белый человек успел показать себя врагом.

Он не лает, а его крик похож на шакалий. Некоторые утверждают, что динго и шакал являются одним видом, однако это еще не доказано.

Некоторые утверждают, что динго не уроженец Австралии, потому что не сумчатый, как все пушные звери Австралии. Те, кто знаком с естественной историей острова-континента, считают их местными, и поэтому вопрос должен быть изучен.

Сэр Томас Митчелл, говоря о делах и попытках туземцев приручить скот, говорит, что местные женщины часто кормят их, одновременно занимающихся детьми, и нет ничего необычного, если вы видите женщину с ребенком на одной груди и молодой собакой на другом.

Эта доброта по отношению к тем, кого они пытаются одомашнить, не мешает им убивать диких динго при любом удобном случае.

Когда динго попадается в ловушку, его убивают, бросают в огонь и устраивают пения. Затем его вытаскивают и запекают в печи из камней. Туша покрывается корой, либо травой и землей. После двух или более часов готовки его можно есть.

Г-н Керр говорит: «Австралийский динго не желает быть смелым. Когда его поймают, он нападет на человека и покажет всю ярость сторожевого пса. Он не похож на овчарку, но похож на лису, а в ярости имеет волчий характер. Взрослый, довольно сытый динго имеет рост около двух футов и длину два фута шесть дюймов. Его голова похожа на голову лисы, уши прямые, но не длинные. Цвет варьируется от желтовато-коричневого до рыжевато-коричневого, становится светлее к животу, а кончик его хвоста, как правило, белый. У него есть привычка переворачивать голову через плечо, когда смотрит на возможного врага, похоже на лису».

Возвращаясь к вопросу о том, считать ли динго уроженцем Австралии: во время погружения в воду около Тауэр-Хилла в западной части Виктории были найдены не только кости и черепа динго на глубине многих футов под поверхностью, но и под сине-желтой глиной. А на озере Тимбун были найдены кости дикой собаки с костями тасманского дьявола (sarcophilus ursinus), ныне вымерших на большой земле, и найденных только в Тасмании.

Вне всякого сомнения, когда-то динго был современником ныне вымершего сумчатого льва, который в былые времена бродил по лесам Австралии.

Мне рассказали забавную историю, в которой фигурировал динго, и я предлагаю ее на случай, если она покажется вам полезной. В одном из городов Нового Южного Уэльса был восторженный читатель Библии, который утверждал, что в нашей повседневной жизни нет ничего, что не было описано или проиллюстрировано каким-либо отрывком из Библии. Его друзья подшучивали над этим, но его нельзя было поколебать.

Однажды он пришел на пляж, чтобы искупаться в море, и принес с собой бутерброд, который он обернул (чтобы избежать высыхания под палящим солнцем) в свою рубашку и убрал одежду в пакет, затем спустился на несколько десятков метров к берегу и, сняв свои штаны, окунулся. Пока он плавал, динго спустился с куста на холме, и унюхав еду, вытащил ее. Когда он вышел из воды, то не нашел часть своей и смог лишь прикрыть самые нужные места. Он громко голосил, пока, наконец, кто-то пришел к нему на помощь.

Когда он рассказал об этом случае некоторым своим друзьям, они сказали:

— Теперь, Джон, ты не сможешь найти отрывка из Библии для этого случая.

— О, — сказал он, — я думаю, что должно быть.

Ему ответили, что это совершенно невозможно, в Библии не может быть ничего подобного.

— Ну, — сказал он, — дай мне немного подумать. О, я нашел.

Ашер шел вдоль берега и предвкушал фиаско друга.

— Песнь Деворы, в Книге Судей, — ответил Джон.

В Австралию и домой

Лукас Дэниел Вэннорман

Заметки из экспедиций

Впечатления ранних путешественников

Собственно говоря, Австралия является островом, но настолько крупным, что его нельзя сравнить с любым другим островом на земном шаре, и поэтому, чтобы дать верное представление о нем, он классифицируется как континент. Протяженностью от 115 до 153 градусов восточной долготы, и от 10 до 17 градусов южной широты, Австралия составляет в среднем 2700 миль в длину и 1800 в ширину; словно сбалансированная в своем полушарии, Австралия размещается под экваториальным жаром с одной стороны, и освежающей прохладу умеренного пояса с другой стороны.

На первый взгляд можно посчитать, что этот обширный участок земли должен обладать более чем обычными преимуществами; что его реки будут пропорциональны его размеру; и что здесь будет в изобилии средств производства для тропических и умеренных регионов. Такое мнение распространено у тех, кто только впервые коснулся южных берегов, но не у тех, кто за несколько дней отошел от великолепия и разнообразия растительности, да восхитительной мягкости климата.

Однако, то место, что показалось капитану Куку и сэру Джозефу Бэнксу раем, было брошено ранними поселенцами как непригодное для жизни; также страна в основном была нужна для достижения оптимистичных идей тех выдающихся деятелей, что до сих пор изучали местность по мере сил.

Продукт колоний

Основным продуктом наших австралийских колоний, но в особенности Нового Южного Уэльса, климат и почва которого особенно подходят, является тонкая шерсть. Не может быть никаких сомнений в том, что рост этого направления в основном способствовал процветанию вышеупомянутой колонии и Земли Ван Димена.

В конце прошлого века шерсть завозилась в Англию из Испании и Германии, а несколько лет назад стала завозиться только из Испании. В самом деле, долгое время после своего появления немецкая шерсть не пользовалась популярностью на лондонском рынке; можно предположить, что не пройдет много лет, прежде чем возросший импорт шерсти из наших собственных владений в южном полушарии сделает нас в отношении этого товара независимыми от любой другой части мира. Успехи современной навигации таковы, что затраты на отправку шерсти на рынок из Нового Южного Уэльса меньше, чем из любой части Европы.

Например, стоимость испанской и немецкой шерсти от 4 до 4,3 пенсов за фунт, тогда как после затрат на отправку и доставку из Нового Южного Уэльса и Земли Ван-Димена стоимость шерсти не превышает 3,3 пенсов, и в нее включены сборы за пользование доком и посадку, фрахт, страхование, брокерские услуги и комиссионные.

Китовый промысел

Из всех предприятий торговцев из Сиднея нет такого, куда бы люди вступали с большим энтузиазмом, чем в промысел Южного моря.

Местная ситуация в Порт-Джексоне дает им преимущество перед английскими и американскими купцами, так как расстояние между ними и областью их влияния обязательно должно сильно им мешать; в то время как суда, которые выплывают из Сиднея по китобойному маршруту, прибывают без потерь времени на свои участки и возвращаются либо за свежими припасами, либо для устранения повреждений. Дух, с которым колониальная молодежь занималась этим авантюрным и трудолюбивым делом, заслуживает высокой оценки.

Получаемая ими прибыль не настолько велика, как можно предположить, или, как минимум, не такая, чтобы на нее рассчитывать как на основной доход (на самом деле, у меня есть все основания полагать, что это не так). Но масштабы промысла в равной степени говорят об энергии и о настойчивости заинтересованных сторон в судебном преследовании их коммерческих предприятий. Это позволило им оборудовать заслуживающую доверия колониальную морскую пехоту и придало большое значение их торговым интересам в метрополии.

В 1831 году количество мяса кашалота и мазута, добытых рыбным промыслом, экспортируемым из Нового Южного Уэльса, составило 2 307 тонн, и, по оценкам, вместе со шкурами и китовой костью стоило 107 971 фунтов стерлингов.

Валовой объем всего прочего экспорта в течение этого года не превышал 107 697 фунтов стерлингов. Из этого экспорта следующие были самыми значительными: Древесина 7 410 фунтов стерлингов; масло и сыр 2 376; кора мимозы 40; шкуры 7 333; лошади 7 302; соль 5 184; шерсть 66 112. К вышеуказанному не относится 61 000 фунтов стерлингов экспорта для различных портов и островов в южных морях.

Охотничья команда туземцев

Во время путешествия по лесу нас удивил отряд туземных охотников. При встрече Мистер Хьюм и я двигались впереди нашей группы, и у него был только пистолет. Мы двигались тихо, и какое-то время их не замечали.

Трое их сидело на земле под деревом, а двое других сидели на одной из нижних веток и срезали мед. Четверо из них убежали, только завидев нас, но пятый, в шапке с перьями эму, какое-то время стоял, глядя на нас, а затем специально рухнул с дерева на землю. Я направился к нему, но прежде, чем успел я подойти к кусту, куда он свалился, туземец бросился прочь. Я боялся, что он ушел собирать свое племя, и с этими мыслями быстро поехал назад за своим оружием, чтобы поддержать мистера Хьюма.

Когда я вернулся назад, выяснилось, что туземец добрался туда раньше. Он стоял в двадцати шагах от мистера Хьюма, пытавшегося объяснить, кто он тако, и, увидев мое приближение, он сразу же нацелил свое копье на мистера Хьюма как ближайшего. После чего мистер Хьюм снял карабин с плеча и показал его, но, похоже, мое появление поразило туземца, и он опустил свое оружие только когда я остановился.

Он явно принял человека и лошадь за одно животное, и пока мистер Хьюм сохранял свою позицию, туземец оставался напряженным; но когда туземец увидел, что он спешился, отойдя от изумления туземец воткнул копье в землю и бесстрашно подошел. Мы с легкостью объяснили, что искали воду, и тогда он указал на запад, дав понять, что мы должны получить желаемое там.

Он объяснил все откровенно и мужественно, без малейшего смущения, и, когда наша группа прошла вперед, он отступил, чтобы избежать животных, ни сколько их не смущаясь. Я уверен, что он очень смел; я оставил его с самыми благоприятными впечатлениями о встрече, не без надежды, что он последует за нами.

Две экспедиции вглубь южной Австралии Чарльз Стюрт

Отношения с аборигенами

Сейчас на этом острове совсем мало свободных аборигенов (если таковые есть вообще), и их никогда не встретить в колонизированных районах. Мистер Робинсон (которого обычно зовут Черный Робинсон) выделился тем, что оказал большую услугу колонии излавливая и арестовывая туземцев, не используя грубой силы. Он фаталист и исходит из того, что может подвергать себя опасности, и ему ничто не может навредить до определенного дня.

Обычно его сопровождала женщина по имени Черная Молл, в привлекающем к себе наряде с разноцветными лентами, которую остроумно называли приманкой для уток Робинсона. Я видел толпу туземцев (как их называют колонизаторы) из девяти или десяти человек разных возрастов, полов и размеров, привезенных Мистером Робинсоном в Лонсестон, перед их депортацией на остров Флиндерс в проливе Басса, который был выделен для их места жительства; и для безопасности они содержались в тюрьме до отправки.

Я сопровождал мистера Робинсона чтобы увидеть их. Они только получили немного одежды в состоянии на выброс, предназначенной для осужденных, и Молл (или Мэри) взяла на себя ответственность одеть их; но оказалось, что она не очень привыкла к такой работе, так как, надевая трусы на молодого аборигена лет двадцати, она перепутала перед с задом и застегнула их с другой стороны. Они были очень смущены тем, что их впервые в жизни заковали в платье; выглядело это плохо, что делало их горе еще более очевидным. Тем не менее, Мэри увидела свою ошибку, и исправила ее немедленно, что слегка успокоило аборигена.

Эти бедные создания были скорее жертвами, чем виновными; хотя в первом поселении колонии они совершали убийства, тем не менее, это было вызвано варварским поведением скотоводов, пришедших еще до колонистов. Мне достоверно известно, что скотоводы имели привычку кастрировать местных мужчин, получая тем самым неоспоримую власть над их женщинами, и много конфликтов со смертельным исходом происходило главным образом из-за этого.

Я полагаю, что нет пастухов и скотоводов, которые могли бы приходить в не колонизированные места, или туда, где они могут вступить в контакт с местными жителями, не будучи женатыми мужчинами и не взяв своих жен с собой, которые могли бы предотвратить непреодолимые противоречия.

Некоторых туземцев мы поймали при попытке совершить убийство людей, чьи законы, обычаи и язык они совершенно не знали. Один из них, будучи приговоренным к повешению, благодаря человечности и святости полковника Артура позволил священнослужителю подготовить его к смерти. Бедняга мог сказать несколько слов на английском, и когда он захотел помолиться, священнослужитель ответил довольно естественно: он сказал ему (повторяю своими словами), что он слишком боится кровавого страха чтобы молиться; он уверял, что его жизнь и так слишком сложна, просил повесить белого человека, потому что белый любит это, а черный совсем не любит быть повешенным. Он встретил свою судьбу достойно.

В другой раз один из детей природы был приговорен к порке за мелкое преступление. Священнослужитель, обычный помощник на подобных наказаниях, был прислан, чтобы прочитать ему лекцию перед наказанием. Восприятие справедливости у бедняги оказалось таковым, что он был твердо уверен, что не имеет права быть наказанным двумя способами за мелкое преступление, и он сказал сопровождающему: «Если ты поучаешь — поучай, а если ты порешь, то пори! Но не поучай и пори одновременно!»

Полковник Артур задумал великодушно изгнать всех туземцев на полуостров в восточной части острова, поймав их всех одновременно, так сказать, в сети. Для этого он призвал вооруженные силы колонии и колонистов, способных держать оружие. Эта маленькая армия была размером в четыре с половиной тысячи людей: они образовали полукруг, где каждый взаимодействует с соседом по правую и левую руку, сужая расстояние между собой с тех пор, как они выдвинулись, и сотрясая кусты, чтобы спугнуть чернокожих, словно мальчишки в лесу весной пугают птиц для охотника.

Шелковые нити были протянуты через перешеек, от куста до куста, чтобы было понятно, когда чернокожие перешли на полуостров, правда, в тот момент никто не рассчитывал, что кенгуру в этом районе может порвать нить также, как и аборигены. В результате этой великой экспедиции они поймали одну старую негритянку, а военные силы Его Величества понесли потери в виде одного человека, раненного копьем туземца, так что результаты оказались почти равными. Так закончилась знаменитая черная война, которая стоила стране 27 тысяч футов стерлингов, и стала единственным военным подвигом полковника Артура; но, похоже, этого оказалось достаточно, чтобы получить статус рыцаря и правителя Верхней Канады после двенадцати лет губернаторства на Земле Ван-Димена и шести лет суперинтендантства в Гондурасе!

Шесть лет пребывания в австралийских провинциях

Уильям Манн, Эск Уильям Манн, Уиллард Фиске

Малайзия

Кракатау

Утром 26 августа 1883 года пароход «Генерал-губернатор Лáудон», которым управлял капитан Линдеман, отплыл в Батавию с заходом в порты Суматры: Телок-Бетонг, Кроэ, Бенкойлен, Паданг и Ачех.

Пассажиры были всех категорий. Были на борту и европейские, и местные солдаты, направляемые для пополнения гарнизонов на Западном побережье Суматры и Ачеха. Основную часть пассажиров составляли 300 изгнанников, которых везли в квартал принудительного труда в Паданге.

Погода была чистой, не было ни малейшего ветра, море было синим, многочисленные острова в Яванском море радостно выделялись своими зелеными деревьями над узкой морщинистой поверхностью воды.

…

Тяжело написать что-то впечатляющее об этом событии. Неожиданно то, что предстает перед глазами, гигантские масштабы опустошения, затрудняют восприятие. Возможно, лучше всего произошедшее можно сравнить с неожиданным изменением декораций, которое происходит по мановению волшебной палочки феи, только в колоссальном масштабе и с осознанием того, что это реальность, что тысячи людей погибают в один короткий миг, что произошло обрушение острова, и что наблюдатель находится в непосредственной смертельной опасности. Если обобщить всё это, можно получить какое-то представление, но все равно такое описание далеко от реальности.

«Лаудон» пережил приливную волну, которая уничтожила город Телок-Бетонг. Все присутствующие на «Лаудоне» были подвергнуты смертельной опасности, в первую очередь пассажиры, которые направлялись в Телок-Бетонг, но которые сошли на берег, потому что к берегу не ходили лодки. Обычно по маршруту «Вестбута» из Батавии в Ачех корабли не заплывают в порт Анжеры.

В этот раз «Лаудон» сделал исключение, потому что там нужно было получить груз, который следовало доставить на остров Боджо. Если бы не это, мы бы прибыли в Телок-Бетонг несколькими часами ранее, и наверняка смогли бы отправить пассажиров на берег. Какова была бы их судьба в таком случае?

В области вулкана

Рудольф Адриан ван Сандик

Бауд хорошо говорил по-французски и, между прочим, рассказал нам следующие подробности о страшном извержении вулкана Кракатау в 1883 году. Он тогда находился в Батавии, где внезапно, в два часа дня, наступила ночная мгла, продолжавшаяся до пяти вечера. По какой-то причине газ (в уличных фонарях, — прим. ред.) не мог быть тотчас зажжен, так что город довольно продолжительное время был погружен в полную темноту. Удручающее впечатление этой темноты среди дня усиливалось землетрясением и гулом, похожим на сильную пушечную стрельбу.

Реклю так описывает это извержение, не имеющее себе подобного в истории земного шара: «Не так давно еще вершина Кракатау в 2830 футов вышины служила руководительным пунктом (возможно, речь идет о высотном ориентире, аналогичном маяку, — прим. ред.) для моряков, проходящих через Сундский пролив. Последнее извержение этого вулкана, известное по преданиям, но давно забытое туземцами, было в 1680 г. В мае 1883 года вулкан вдруг проснулся; на одном из его западных скатов земля разверзлась и оттуда показалось пламя, послышались взрывы и удары, сопровождавшиеся дождем пепла и дыма. Первое время это извержение никого не пугало, так как оно ничем не отличалось от вулканических проявлений, так часто наблюдаемых в различных местностях Инсулинды (Малайского архипелага, — прим. ред.): жители Батавии отправлялись в экскурсии на необитаемый остров Кракатау чтобы полюбоваться вблизи интересным зрелищем, и даже подходили к самому краю кратера. Но после трех месяцев подземного гула вдруг последовал ужасный взрыв и в несколько часов вся география Сундского пролива преобразилась.

В Батавии, отстоявшей на 115 верст от места происшествия, шум был так силен, что его приписывали извержению какого-нибудь близко находящегося вулкана и в волнении ожидали, что откроется под ними земля. Залпы, вроде артиллерийских, были слышны во всех морях Сунды и южного Китая, в Бенгальском заливе и в половине Индийского океана, и всюду слышавшие в недоумении спрашивали друг друга: не происходит ли где поблизости громадного морского сражения?

Сотрясение всколыхнуло воздушное пространство на огромное протяжение, по расчетам, на четырнадцатую часть земного шара; есть предположение даже, что подземные удары, слышанные на антиподах Кракатау, на американском острове Кайман-Брэ, происходили от того же очага извержения. Пепел, выкинутый конусообразно на 23 версты вверх и 35 версты в ширину, спустился густым слоем вокруг острова, раскинувшегося на части; на расстоянии 13.5 верст, слой пепла достигал 22,5 вершков; в 135 верстах, в средней части Суматры, его выпало до полутора вершка, а на 1080 верст, в Индийском океане, вся поверхность покрылась мелким пепельным порошком.

Количество веществ, выкинутых в виде пепла и камней исчислено в 18 миллиардов кубических метров; морем доносило пепел до берегов Мадагаскара.

Если же допустить, что необычный сумрачный свет, наблюдавшийся в течении осенних месяцев 1883 г. в Европе, были последствиями извержения Кракатау, то это доказывает, что вся атмосфера до крайних пределов воздушного пространства, на всей окружности нашей планеты была наполнена тонкой вулканической пылью. По свидетельству наблюдателей море на всей земной периферии испытало сотрясение от этого извержения, и огромная масса воды, вытесненная рухнувшим в море островом, громадной волной обошла весь земной шар, дойдя в тринадцать часов до мыса Доброй Надежды.

Когда же воздух очистился и стало возможно проникнуть в Сундский пролив, то наблюдатели встретили ужасную картина разрушения. Города Андьер и Тваринги на Яванском побережье, Бенуварг и Телок-Бетонг на Суматре исчезли совсем; многочисленные деревни, рассыпанные по берегам обоих островов, пропали бесследно; множество лесов кокосовых пальм сравнялись с землей. Морская волна в 14—17 саженей высотой ударилась о берег, унося с собой все препятствия и образуя новые бухты и заливы; более сорока тысяч человек погибло в течение нескольких часов или от морской волны, или от потоков дождя и грязи, выпавших с неба.

Единственным оставшимся в живых человеком во всем проливе был сторож маяка, построенного на изолированной скале в 19 саженях от места извержения; волна дошла до фонаря маяка, но в темноте он этого даже не заметил. От острова Кракатау сохранился только южный вулкан; вся же остальная часть, т.е. две трети острова, занимавшая пространство приблизительно в 181 квадратную версту, была снесена, и на ее месте образовалась морская бездна, в которой лот (прибор для измерения глубины, — прим. ред.) на глубине 985 футов не достиг дна. Но если в некоторых местах море скрыло землю, то взамен этого сформировались новые поверхности из пепла и камней; остров Верлатень увеличился почти вдвое; в других местах с глубины моря появились горы в 229 и более футов высоты.

Некоторые острова, как например, Себери, покрытый до того лесами и деревьями, изменил свой внешний вид и состоял теперь из беловатых каменных конусов. Вокруг этих островов море было покрыто плавучей массой пемзы, мешавшей свободному движению судов. С течением времени пролив очистился от этих плавучих масс, но подводный кратер Кракатау не изменился. Недавние наблюдения, произведенные в этом месте, показали, что этот кратер существовал ещё раньше извержения и что западная часть Кракатау образовалась недавно.

В стране вулканов

О. А. Щербатова

Грязь, асфальт и пемза — вот что сопровождало извержение вулкана Кракатау. По своему опыту могу сказать, град из пемзы или дождь из тяжелой золы относительно приятны по сравнению с ужасными грязевыми ливнями, которые сопровождали извержение Кракатау. Однако, это было справедливо только для тех мест, где пепел не светился от температуры, а фрагменты пемзы были размером не больше куриного яйца.

В конце концов, после бомбардировки кусками пемзы размером с кулак, и сильных ожогов от горячего асфальта, мы увидели, что жители Катимбанга нашли спасение в холодном мутном дожде.

Однако, как мы были благодарны, что находились на борту «Лáудона», который послужил отличным укрытием!

…

В момент, когда Кракатау взорвался и вспыхнул, появилось густое облако пепла, быстро закрывшее собой солнце. Темнота продолжалась, мы видели, менее одного дня, а область темноты преимущественно определялась берегами Сундского пролива. Она не простиралась далеко от нее, и заняла всего несколько часов.

В одном отношении извержение Кракатау не имеет равных: никогда прежде человечество не было свидетелем взрывов, настолько мощных, как 27 августа в 10 часов. Причиной этой силы является расположение вулкана на небольшом острове и легкость, с которой большое количество морской воды попадало в вулканический очаг.

В области вулкана

Рудольф Адриан ван Сандик

Батавия

Батавия (Джакарта), бывшая когда-то морским портом, с течением времени, благодаря постепенному повышению берега, удалялась все дальше от моря, и теперь находится от него верстах в двух. До последнего десятилетия только самые мелкие суда и баржи смогли зайти в Батавию через каналы, соединявшие этот город с морем; все же остальные суда вынуждены оставаться на открытом рейде, который пусть и защищен от ветров многочисленными островами, но все же неудобен для загрузки и выгрузки.

Приехав в Батавию, мы со станции поехали в экипаже, запряженным парой крошечных лошадок, которыми управлял молодой кучер, одетый в саронг и кабай — одежду местных жителей — и на голове которого поверх тюрбана был черный кожаный цилиндр с кокардой, что придавало в высшей степени комичный вид. Из-за множества каналов Батавия похожа на голландские города, хотя этому сходству мешает большая оживленность улиц и толпы туземцев, между которыми замечалось особенно много китайцев.

Нынешняя Батавия делится на четыре части, каждой из которых присвоено особое название. Первая, собственно говоря, настоящая Батавия, самая древняя, и посвящена исключительно торговле; ее отличают узкие улицы и высокие дома с далеко выступающими крышами и балконами, что напоминает старинные города Голландии. Здесь сосредотачиваются банки, конторы, агентства и проч.; днем улицы переполнены экипажами, телегами, пешеходами и всеми признаками деятельной деловой жизни; вечером же они пустые: европейцы уезжают в свои виллы в районах Мольтевреден, Вельтевреден или Мейстер Корнелис, туземцы — в свои кампонги. По установленному здесь обычаю публичные здания и частные конторы открыты с десяти часов утра и до пяти вечера чтобы дать возможность служащим придаваться моциону на открытом воздухе в прохладное время дня, т.е. рано утром и вечером.

Вокруг торговых кварталов раскинулся китайский кампонг, имеющий своеобразный, не лишенный привлекательности характер; крыши домов украшены разными карнизами, преимущественно с драконами, а фасады украшены оригинальной мозаикой, похожей на майолику. Кампонг с раннего утра до поздней ночи оживляется пестрой толпой туземцев; тут деятельность трудолюбивых, работящих китайцев не прерывается ни в течение полуденного зноя, ни в течение утренней и вечерней прохлады.

Пригород Моленвлит соединяет два вышеназванных предместья с третьей, центральной, и самой красивой частью Батавии, носящей название Вельтевреден, где находятся публичные здания, гостиницы, лучшие магазины и дома европейцев. Вельтевреден одновременно и город и парк, в котором собрано большинство тропических растений, замечательных яркостью зелени, красотой цветов, величавостью роста или причудливостью растительности, например, равеналы, пальмы, гигантские фикусы, кротоны и пр.

Дома с широкими портиками ослепительной белизны, ионическими колоннами и мраморными полами выглядывают из оправы зеленых деревьев; сады и дворы пестреют от густолиственных кустарников и разноколерных цветов, а обширные скверы покрыты ярко-зелеными газонами и широкими аллеями, обсаженные великолепными деревьями, дышат прохладой, столь необходимой в этой жаркой стране.

Дороги, посыпанные красным песком, служат контрастом всему этому обилию зелени, а двигающиеся по ним туземцы своими легкими бумажными или шелковыми одеяниями нежных цветов и грациозных форм придают еще больше красоты окружающей обстановке.

В Вельтевредене много прекрасных зданий, большинство которых группируется вокруг двух больших площадей Кенингсплайн и Ватерлоо-Плайн. Первый окружен четырьмя великолепными аллеями тамариндовых деревьев, образующими грациозную арку мелколиственной зелени, разнообразящуюся тут и там величавыми фикусами, этими характерными гигантами яванской флоры. Ватерлоо-Плайн с двух сторон обстроен домами офицеров, а с третьей находится Конкордия, военный клуб и бывший дворец генерала-губернатора Дэнделс, в котором помещаются теперь различные правительственные департаменты. Напротив дворца поставлена статуя основателю Нидерландской Ост-Индской империи Яну Питерсзоону Куну.

Посреди же Ватерлоо-Плайн возвышается футов на сорок монументальная колонна с бельгийским львом на вершине. На основании этой колонны находится любопытная надпись на латыни следующего содержания: «Вечной памяти того знаменитого дня 20 июня 1815 года, когда, благодаря стойкости и искусству бельгийцев и их знаменитого генерала Вильгельма Фридриха Георгия Людовика принца Люксембургского, после страшной битвы на полях Ватерлоо, батальоны французов были разбиты и рассеяны во все стороны и водворен всеобщий мир». Как видно из надписи, истина слегка извращена, так как победа при Ватерлоо приписывается исключительно бельгийцам. Четвертая часть Батавии простирается к югу и называется Майстер Корнелис.

После чая мы поехали в Кенингсплайн, служащий модным местом вечерней прогулки. Вся Батавия здесь гуляла, не обременяясь излишними шляпами и перчатками, и даже многие мужчины ходили с непокрытыми головами. Обычай выходить после заката солнца без головного убора сначала поражает своей новизной, но, если вникнуть в причину его, то следует признать, что он весьма целесообразен, и, действительно, к чему согревать голову, защищая ее от солнца, которого уже нет? Другой обычай на Яве отдавать визиты по вечерам, а не днем, также очень разумен. В тех случаях, когда в каком-либо доме принимают, портик или балкон ярко освещается, тем означая, что гости могут войти; если же света нет, то никто и не думает заходить, зная, что или хозяев нет дома, или что они желают остаться одни.

В стране вулканов

О. А. Щербатова

Сингапур

На каждом шагу приставали к нам малайские лодки с ананасами, с кокосами и обезьянами; даже некрасивые малайцы, полуобнаженные, в чалмах, как-то гармонировали и с лодками своими, и с окружающей их местностью. Мы шли вдоль берега Явы и по ночам становились на якорь. Я вставал до восхода солнца, которое на моих глазах будило здешнюю красавицу-природу; просыпалось население лесов и воды, невиданные птицы перелетали между деревьями, раздавались неслыханные голоса, солнце освещало незнакомую, роскошную зелень.

Вместе с первыми его лучами, целые флотилии приморского населения малайцев неслись к Суматре или в море, на рыбную ловлю. Слева, почти на каждой версте, открывался новый островок, один красивее другого; этот поднимается вдали туманною пирамидой до облаков, за ни другой, как старый запущенный сад, темнеет группами столетних деревьев, третий красуется, как корзина с цветами, среди неподвижных, нежащихся вод; но эти столетние деревья были не простые, а те самые, за которые мы платим большие деньги: черное дерево, баобаб, красильное и проч.

Здесь многие ходят голыми. Их формы тела кажутся вычеканенными из бронзы, и цветом таким же. На некоторых накинуты красиво драпирующиеся красные платки, белые чалмы, тростниковые шляпы. Все пестро, живописно среди этих прекрасных берегов и очаровательной местности. Это морское население иногда изменяет своим мирным привычкам, и тогда жители его становятся страшными морскими разбойниками, вооружаясь намазанными ядом крисами (национальными кинжалами с асимметричной, часто волнообразной, формой клинка, — прим. ред.).

Удивительно быстро развитие Сингапура. Англии нужен был коммерческий пункт, там, где Голландия и Испания почти исключительно владели коммуникациями, и хоть и плохо, но все-таки почти одни пользовались сокровищами края. А едва ли найдется в мире более счастливый уголок земли, как эти острова, порезанные бесчисленными проливами и омываемые несколькими морями — Малайским, Явайским и Китайским.

Острова эти изобилуют всем, что только может произвести природа прекрасного и поражающего чувства. Земля из недр своим дает драгоценные камни и золото; море прибивает к берегам драгоценную амбру; из трещин дерева вытекает камфора и бензоя (росной ладан); летучие ароматические масла пронизывают кору многих растений; многие плоды и цветы дают те пряности, за которые велись кровопролитные войны, и которыми обогатилась некогда Голландия.

Здесь больше пятидесяти видов вкуснейших плодов, между которыми первый из всех, мангостан, может, кажется, удовлетворить самый избалованный вкус. Здесь родина бесчисленного множества цветов. Леса наполнены лучшими деревьями необыкновенных размеров, как например, знаменитое тиковое дерево, и многими видами пальм, поднимающих высоко своим стройные колонны, осененные вечно-зеленными, перистыми верхушками. Даже остатки жизни, раковины, блестят здесь чудными красками и дают знаменитый на всем Востоке жемчуг сооло. Рыбы, бабочки, птицы соперничают между собой красотой форм и блеском одежды. Из птиц, облитая разноцветным золотом и пурпуром утренней зари, райская птица не даром носит свое имя.

Прежде на здешнем рейде бывало много китайских джонок; теперь стояло их не больше трех, и те, казалось, стояли без всякого дела, смотря драконами, украшающими их мачты, в разные стороны. Зато мелкие китайские лодки с кормой из разрезных балок так и кишат в заливе и на небольшой речке Сингапуре. Река эта протекает посередине города и отделяет китайских квартал от европейского. Лодкой управляет один человек, стоя и гребя, при этом правая рука задействует левое весло, а левая — правое. Реки почти не видно за множеством этих лодок. Большая часть лодок крыта тростниковой крышей и служит постоянным жилищем для хозяев. На каждой можно найти, как в наших столичных садках, котелок, подогреваемый на углях, шкаф с домашними божками и весь подручный скарб несложного хозяйства.

Эта флотилия, отличающаяся целым лесом мачт и реев, на которых болтаются всевозможные паруса — белые, холстинные (или бумажные), кожаные, тростниковые — имеет вид целого городка, живописного, пестрого и очень занимательного картинами оригинальных групп и разными сценами. Тут, на палубе, почти голые, воскового цвета, лимфатические китайцы уселись на корточках около котла с вареным рисом и работают проворно двумя палочками вместо ножей, ложек и вилок; на другой палубе увидите толстого китайца, важно и с великим достоинством совершающего свой туалет; другой, худой и тощий, с выражением лица наших горничных, расчесывает ему косу. Там один из сыновей Небесной Империи совершает какую-то некрасивую операцию в ухе; наконец, можно досмотреться до таких натуральных сцен, о которых нельзя и рассказывать; жаль только, что нет возможности долго любоваться картинами этого китайского Риальто: спертый, удушливый запах кокосового и кунжутного масла, которыми, кажется, пропитаны стены домов, и разные другие запахи гонят отсюда непривычного европейца.

Работа некоторых вещей так отчетлива, что, казалось, нет цены, которая бы определила этот удивительный труд, а между тем, за несколько долларов вы покупаете вещь, на которую потрачено бог знает сколько времени и труда. У китайцев труд, кажется, ничего не стоит. Огромная конкуренция и всеобщая бедность сбивают у них цену на изделия. Особенно хороши мозаичные ящички из перламутра, слоновой кости и серебра. Привозили нам и разных птиц, блестящих разноцветными перьями и хвостами. Сингапур богат попугаями, которых здесь несколько пород: белые (какаду), зеленые и розовые (лориевые). Последние самые дорогие: они большие музыканты, запоминают наизусть целые музыкальные пьесы и поют их с отчетливостью оперного певца.