Нежданка
Нюрка, по прозвищу Нежданка, женка вора Тульского Петрушки, ходила с мужем своим на разбой и много разбойных хитростей переняла она от мужа Петрушки. Лихие разбойники Петрушки да его правой руки Фёдора нападали на Тульских князей, секли их саблями, жгли их усадьбы. Разбойная девка Нежданка с двадцатью ворами, своей ватагой ходила на разбой. Пришли во двор к Овдокиму Козлову и зарезали его, а двор его пограбили и сожгли. Женку и дочь Овдокимки взяли в плен на утеху разбойникам. Гордо восседая в седле буланого коня, Нежданка издевательски глаголила женки Овдокима:
— Ну што, маракушка, челом тебе бью и вольному люду своему отдаю на поругательство. А дочка твоя просто краса, жаль, што так быстро увянет. Запомни моё имя и другим поведай свой страх, штоб они тоже страшились меня.
Нежданка слегка хлестнула Овдокимову женку и крикнула своим ворам:
— Эй, бродяги, вот вам мой подарок, забирайте их на утеху.
Она ткнула сапогом в плечо женке. Та упала на землю и распласталась на ней, так же она поступила и с дочкой женки. Голодная до баб ватага набросились на них, срывая с их тел одежды.
— Да, жаль мне их поруганной чести. А ежели я оказалась бы в лапах того лиходея Козлова, то он бы мухоблуд меня купцам на забаву бросил — жаловалась Нежданка Дмитрию Федорову — он же старец Дионисий.
— Так, матушка атаманша, на всё воля Божья, всё от лукавого вот и страдают те заблудшие души. Не каялись, креста не целовали, вот и расплату за богохульство получили.
— Совет от тебя надобен, отче, хочу я сегодня ещё одну усадьбу потрепать. Человек хороший весточку передал, што на той усадьбе добра так много, што глаз не хватает всё разглядеть. Вот как мои молодцы позабавятся и поедем тогда в гости к князю Рязанцеву.
— Одобряю, матушка атаманша, твой выбор, да только охрана там из людей пришлых, не нашенских. Бог тебе в помощь. Кликай людишек своих, всем-то им ни к чему баловать — пусть силушку на благое дело отдадут.
Нежданка свистнула по разбойному, призывая седлать коней и ехать на разбой. Напали на хоромный двор боярина князя Рязанцева. Разбойники подошли к Ильинским воротам, силою снесли их воровской ватагой, убили караульщиков, да черкесов били и секли саблями. Был там в гостях боярин Трофим Степанович Хрущёв, уличил он Нежданку в убийстве и воровстве, да узнал Ваньку-разбойника, тот являлся ему племянником. Пред атаманшей и духовным отцом Дионисием разбойник Ванька рассёк саблею дядю своего и получил одобрение от Нежданки и отца Дионисия. Добыча и в самом деле была богатая. Сложив всё добро в телеги, отправились к своему стану на реку Ула, что в Водном урочище в глухих лесах и болотах. Путь не близок, но безопасный — глухомань не проходимая. Нежданка бабой была не красавицей, всем своим обликом она больше напоминала мужика, ежели бабу. Мужики даже и не заглядывались на неё, и муж её, вор Петрушка, был так же не красив, был он пойман на Московии и казнён днями ранее. Горе своё Нежданка переживала на лихих и жестоких разбоях, не щадя ни кого, кто вставал на её пути. И стала она атаманшей вольных людей, бежавших к ней из разных мест Руси, после казни мужа. Её шайка насчитывала около сотни разбойного люда. Как-то, сидя у костра, Дионисий давал ей наказ:
— Тебе, атаманша, надо душу очистить от скверны, да плоть от кровушки отмыть слезою. Не ходи в церковь грехи свои замалевать, Бог не простит, а люди осудят и проклянут тебя, а иди в кабак к людям, пей с ними вино, веселись, пой песни и пускай слезу. Только там ты можешь очистить свою душу.
Нежданка послушала совета отца Дионисия, переодевшись в крестьянское платье, тайно выехала в Селиваново в кабак. По грязной улочке телега пробиралась медлено, лошадка вязла в грязи, но всё же упорно пёрла вперёд. Нежданке было не соскочить с телеги, так как она была праздно одета. Людей она с собой не взяла, а на кануне лил дождь, от того такая грязь на улице. Кое как лошадка пробралась к кабаку, возле которого толпились пьяные бабы и мужики. Не обращая на них внимания она проследовала во внутрь кабака. Ей приглянулся столик, за которым сидели четыре бабы, что-то шумно рассуждали, махая руками. Нежданка подошла к ним.
— Позвольте мне к вам за столик присесть?
— Сядай, ежели деньги есть, может нас со знакомством угостишь — предложила рыжая баба, оглядывая Нежданку с ног до головы.
— Да ты, девонька, не стой истуканом, присаживайся — шуткует Еленка.
— Да я с деньгами, а то получится так, что я на чужой каравай рот разеваю — ответила Нежданка незнакомке, заказала две бутылки водки да закуски. Целовальник быстренько обернулся с двумя бутылками водки да закуской, на стол поставил огуречков, мяса копчёного, картошечки тушеной.
— Вот это да, вот так гульнём мы девки ноне! Как же величать тебя, щедрая девица?
— Неждана — ей не хотелось говорить им натоящее имя — пущай знают меня как Неждана. Девки тоже представились, рыжую звали Еленка, маленькая толстенькая Катюха, лопоухую с крючковатым носом звали Таиска, а самая молчаливая была Груня. Разлив водку по чаркам, девки выпили за знакомство.
— Ну что, девицы, давайте што ли за всё хорошее ещё по чарке накатим. Ты-то у кого живёшь, Нежданка, ежели тебя барин в кабак отпустил?
— Так я его и не спрашивала, убегла да и всё, надоела батрачить и гнуть спину на этих упырей. Девки, так хочется свободы, да што б суженного сама выбирала, а не ждать кого дадут. Говорят есть такое село на Руси, где одни бабы живут и выбирают себе мужиков какие им любы. Вот бы в таких местах побывать.
Нежданка не спроста затеяла эту беседу, так она настраивала девок на волю вольную, да на разбойные дела.
— Да и мы-то убегли от своего барина, а жили мы в Костромских краях, да вот встретился нам человек не хороший, обманул нас. Подговорил он нас бежать с ним от нашего барина Кузьмы Степанова, обещал райское место, где все живут свободно, назвал он то место Сибирью. Мы, дуры, у нашей барыни драгоценности утащили, да денег у барина уловчились стащить, всё ему и отдали за нашу свободу. Тепереча наверное нас полиция ищет. А он ещё нас хотел продать здесь другому барину, да тока тог не взял нас без бумаг — вот такую историю поведала Катюха.
— Давайте не будем грустью душу свою бередить. Эх, гульнем на весь околоток! — поднимая очередную чарку, предложила молчаливая Грунька.
— Давайте напьёмся, песен споем да спляшем — поддержала подругу Таиска. И понеслась разудалая песня по кабаку, девки под частушки пустились в пляс. Где-то в уголку заиграла гармошка и балалайка, мужики и девки влились в этот круг с пляскою. Нежданку словно кто-то подхватил и она тоже пустилась в пляс.
— Как же прав был Дионисий, отправив меня в кабак, вот где она Русь. Как же я люблю этих людей-бедолаг, несущих свою нелегкую участь — такая мысль промелькнула у неё, но мыслям не было места, их заглушала песня удалая, да пляска, что песне под стать.
Весь кабак начал братанье меж столов. Девки еще пригубились к чарке и от веселья, как и водится, перешли к бабским слезам, и песни послышались заунывные. Мужики прекратили это заунынье своими частушками и прибаутками. Как они выбирались из кабака ни кто из них этого не помнил. Нежданка еле отыскала свою лошаденку, ей думалось, что эта лошадь её. Кое как отвязав лошадку, взобрались в телегу и поехали в никуда. Девки спали, а лошадь брела сама по себе. Только на утро, когда они очухались, Нежданка поняла, что лошадь не её и телега чужая. Место тоже было ей не знакомо.
— Ну дела, девоньки, куда ж это мы забрели? И лошадь не моя и место не знакомо, лес густой, ни дворов ни людей — свесив с телеги ноги и почёсывая затылок, рассуждала Нежданка.
— А нам так всё равно куда идти, ни дома ни края родного, как птицы вольные — отозвалась рыжая Еленка.
— Так-то оно так, Еленка, не будем же мы сиднями здесь сидеть, надобно куда-то ехать. Давайте дорогу посмотрим, откуда-то лошадь сюда забрела.
Девки пошли лесом, отыскивая путь, по которому пришла лошадь. Но было странным — где эта дорога и как лошадь пришла на маленькую полянку? Катюха залезла в мелкий ельник, ей показалось, что он чуть примят, и не зря полезла в тот ельник, за ним она увидела чуть приметную узкую дорожку, вилявшую средь леса. По дороге давно ни кто не езживал, она заросла травой да мелким кустарником, только один след от их телеги был виден на земле.
— Што, давайте по этой дорожке поедем куда нибудь.
Нежданка вывела лошадь на дорогу, девки разбрелись по краю дороги, но лошадь была нацелена идти вперёд и ни как не хотела идти назад по следу телеги. Ни чего не оставалось, как подчиниться ей и идти вперёд. Усевшись в телегу, девки поехали к новому не известному месту. Версты через две показалась маленькая деревенька. По словам жителей эта лошадка Володяйки Сутырина, местного кузнеца, сам-то он на чужой лошади приехал. Везла она его не в те места, ладно он не сильно был пьян, а то не весть куда бы забрёл. Вот так они и разобрались что да как, поменявшись лошадьми, и отправилась Нежданка к своем стану, благо её лошадь знает путь домой. Она поведала своим новым подругам, кто она есть на самом деле, и ежели они согласны с ней ехать, то их ждёт сладкая, но опасная свобода, но ежели им здесь в деревне остаться, то может их найти полиция и отправить на каторгу за воровство. Девкам Костромским не хотелось идти в разбойницы и тем более на каторгу.
— Што нам делать, Неждана, нам и разбойницами не охото быть и на каторгу идти страшно? — спросила её Грунька.
— Ладно, живите пока здесь, но шагу от сюда не делать, а я позабочусь о вас, грамоту вольную вам выбью. Бывайте, девоньки, до встречи! Нежданка отправилась к себе в разбойничий стан. Она собирала по окрестным селениям народ, который был недоволен боярами. Собрав шайку численностью триста человек, она могла идти с ними на крупные дела, а дело у нее было особо опасным и сложным, так как она решила напасть на самого воеводу. Так-то набегом его не взять, а вот выследить воеводу Одоевского, Стрешнева Петра Евстафьевича, когда он покинет свой терем, можно.
— Сдался тебе воевода, ты сама погибнешь и людей погубишь, эта птица не по нам — внушал ей старец отец Дионисий.
— Не убивать я его хочу, а грамота вольная на девиц нужна, да штоб имена у тех девок были другие.
— Вот те на, грамота ей нужна, так поведай об этом людям своим, что не за золото, ежели что, погибать будут, а за простую бумажку. Ты что, Неждана, разве в толк себе не возьмёшь, что на погибель идёшь? Ладно тебе о тех девках думать, думай о людях своих — Дионисий старался убедительно и сурово с ней разговаривать.
Собрав шайку, Нежданка поведала им свой план и хотела знать кто пойдёт с ней. Сама того не ожидая, и тем более этого не ожидал Дионисий, а вся шайка согласилась идти с ней на разбой. Выслеживали, долго искали подходящии момент и место для нападения. Но что бы в шайке был какой-то интерес к разбою, то они тем временем грабили князей и купцов. Прознали разбойники про воеводу Астраханского, который на Тулу приехал, да в гости в град Одоев заглянул, чтоб ворованную казну припрятать. Остановился боярин у дьячка Клепы, что на окраине посада живёт. Решила Неждана отобрать казну у боярина. Ночью подобралась она со своими разбойниками к избе дьячка Клепы, старенькая, ни чем не приметная избенка и ни кому не в домёк, что там в нутри избы хранится золото.
— Кодя, с Меркушкой проверьте-ка што там деется — выглядывая из-за угла избы, скомандовала атаманша.
Кодя с Меркушкой подобрались к окну и заглянули через слюдовое окно во внутрь избы. Из-за слюды было плохо видно, всё было как в тумане. Так толком не чего они и не разглядели.
— Да што тут канителиться, надо брать нахрапом, покуда те не очухались — ворчал Кодя.
— Ну и впрямь, што это мы канитель разводим? — согласилась с Кодей атаманша, сделала отмаш рукой на нападение.
Воевода с дьяком крепко спали от того и были застигнуты врасплох. Меркушка с товарищами всё обыскали в избе, но ни чего не нашли. Тогда они стали пытать воеводу и дьяка, что бы те выдали им казну.
— Ну што, свиньи, сразу на казну укажите или вас по кускам резать надобно? Тебе-то, воевода, одно выбирать — либо нам казну отдашь, то может и жить останешься, а толи тебя государевы люди пытать будут — а те пострашней нас пытки учиняют, так што глаголь, да побыстрее.
Одноглазый Жгут держал остриё сабли на горле воеводы. Воевода был спокоен, не трясся и не скулил о пощаде, это спокойствие и раздражало Жгута. На горле воеводы начали появляться капельки крови, остриё сабли с каждыми движениями руки Жгута подрезало горло воеводы.
— Нет у меня ни чего, от того, что вы меня убьёте, вам ни чего не достанется — молвил воевода.
Дьяк, от своего молчания, лишился ушей и, только тогда он почуял свою погибель, выдал то место, где была спрятана казна. Меркушка с товарищам раскопали то место и вытащили большой сундук, который был не под силу двоим, тащили его четверо. Сундук был зарыт под полом, сразу и не вразумеешь где бы он мог находиться.
— Сповезло тебе, дружа дьяк Клёпа, а то што без ушей остался, так оно моготь и к лучшему — меньше слышишь, спокойней на душе. Главное, жив остался, а вот воеводе не сповезло — такой расклад сделал Меркушка.
Взломали сундук, разбойников ждала большая удача — он был набит золотом и серебром, украшения, посуда и монеты, отобранные у народа, лежали в том сундуке. Нежданка подошла к воеводе и, наклонившись к его лицу, она прошипела как змея:
— Ну што, пентюх лободырный, не хотел ещё пожить, знать тебе дорога в ад. Прощевай, вымесок — Жгут тут же перерезал воеводе глотку.
— Ну что, братцы, дело сделали пора и честь знать. Дьяка с собой, а избу сжечь. По коням и к стану! — скомандовала атаманша. Возвратившись в стан, Нежданку ждала новость. При встрече с отцом Дионисием, тот говорит ей:
— На к тебе, матушка, сию грамоту вольную на тех девок и низкий тебе поклон от воеводы Стрешнева. Пришлось из своих запасов золотишком его приласкать. Так што он, ежели что надо будет впредь, то за золото всё сделает. Вот такова жадная его натура.
— Отец Дионисий, да что ты их золотом-то балуешь? Надо было мне над ним сабелькой поиграть. Когда ж ты только и успел с воеводой побалакать? А золото возьми из сегодняшнего разбоя, да столь возьми, сколь потратил. Я благодарствую тебе, храни тебя Господи.
— Кабы я один, а то люди твой большое дело делали, я тока словами из уст своих ему истину изрёк. Кабы он по смышлёнее был, то мог себе от разбойников выгоду поиметь, а жадностью сей он могилу себе роет. Ну да ладно, Бог с ним, с воеводой, ты созови народ лихой, да скажи им слова свои добрые — ишь скоко добра они принесли.
Выслушав Дионисия, Нежданка дала клич всем собраться в круг.
— Братья, вы сегодня на славу потрудились, выйдя на разбойную тропу. Низкий вам поклон за вашу преданность и то, что мы не бросаем друг друга в беде. А тепереча поделим нашу добычу по равну и гуляйте дня два.
Шайка с восторгом зашумела, воздавая похвалу атаманше, а после вместе с Нежданой пошли делить добычу. Разбойная душа распахнулась и ушла в загул. На третий день Неждана отправилась в деревню к своим подружкам, вручить им вольную грамоту, которая даст им полную свободу. Костромские девки пристроились удачно в той деревне. Рыжая Еленка охумутала кузнеца Володяйку Сутырина и жили они в Володяйкиной избе. Девки Катюха и Грунька проживали с черносошенными крестьянами, братьями близнецами, Сергием и Дмитрием. Таиске счастья пока не подволило, но сватается к ней конюх Митрошка, а она «красавица», нос свой от него воротит — дескать пахнет он навозом и водкой, а того не ведает, что кто ещё, кроме Митрошки, на неё позарится. А пока что сидит в няньках у местных женок, а те и рады такой няньке, что их мужики на неё не взглянут. Нежданка подъехала к ним вечером, набрав с собой подарков да вина для них. Встреча была не ожиданной и радостной. Гуляли всей деревней несколько дней, такой радушной встречи Нежданка не ожидала. Жизнь в деревне протекала как речка, для кого-то тихая заводь, а для кого и омут, но от бережка к бережку у них всегда был брод на той речке. Димка, мужик Грунькин, жаловался — лошадок у них не хватает, как бы им тяжелых лошадок раздобыть. Обещала Нежданка что нибудь придумать для помощи им. Смотрела Нежданка на счастливых девок и было ей завидно от того, что к ней это счастье бабское так и не пришло. Природа не наделила её красотой, вот и шарахались от неё мужики. Для своих женских утех она заставляла мужиков с ней переспать, выбирала из своей шайки здоровых и молодых. Такова была её разбойная жизнь. По прибытии в стан, Неждана узнала, что к городу Одоеву подошли стрельцы и что полиция рыщет в поисках воров и разбойников. По чьему же навету они прибыли в эти места? Ответ может быть один — воевода Стрешнев их призвал.
— Што скажешь об этом, отец Дионисий, делать-то што тепереча?
— Што сказать, я пока што не знаю, думаю надо отсидеться пока всё не утихнет, а лучше сменить стан, про этот всё равно кто-то знает. Надо сделать не большую вылазку и маленькой группой увести их по ложному пути.
— Наверное я так и поступлю, по твоему совету грабанём мы какого нибудь купца. А стан запасной я уже приглядела, о том стане ни кому не известно, вот туда мы и переберёмся. Надо бы отомстить этому воеводе.
— Ты погодь, Неждана, горячиться, а ежели это не воевода, только зря человека обидим. Навряд ли он отберёт от себя жирный кусок — тут што-то другое, а што, мы постараемся разузнать.
Стрельцы пришли не по их душу, им нужны другие воры, те, которые учинили бунт против царя всея Руси Бориса Фёдоровича. Назвался вор Гришка Отрепьев царём Дмитрием, сыном Ивана Васильевича (Грозного),вот и ловят бояр да воевод помогавших тому вору. Но расслабляться нельзя, надо ухо держать остро, и перебраться на всяк случай в другое место надо.
— Вот такие дела творятся, а нам и дела нет до их разборок, нам бы злата да серебра, а не власть брать да делить. Одного-то вора-воеводу мы порешили, так что я увожу людей на новый стан.
Разбойную шайку Неждана перевела в леса к реке Хвошня, где близко нет жилья. Самые близкие поселения находятся в 15—30 вёрстах от их стана. На новом месте они построили землянки, две рубленые тёплые избы и дворы для лошадей и другой живности. Первый свой набег с этого стана они совершили на купца Михаила Елисеевича Глазова, усадьба которого располагалась в деревне Денисово. В его усадьбе находилось много старинных изделий из золота и серебра. Разбойная шайка напала на усадьбу в ночное время, когда все обитатели спали. Внезапность налёта не дала им оборониться от разбойников. Дворовых крестьян отпустили восвояси, а всех домашних слуг заперли в одной из комнат дома, а с самим купцом решила побеседовать Нежданка.
— Вот скажи мне, купец, чем ты лучше меня? Ты не работаешь, ни чего сам не выращиваешь, а только покупаешь да продаешь, да ещё люди всё за тебя делают, но за это ты им платишь унижением и поркой. Так же и я, всё тоже самое, но я оставляю бедным то, что им принадлежит, а вот здесь принадлежит всё народу, а тебе, барин, ни чего, вот я и отбираю то, што не твоё. Жизнь твоя никчёмная и я могу решить оставить тебе её или забрать себе, так что отдай то, что мы не видим, то што, спрятал от посторонних глаз.
— Ты можешь забрать всё, что есть у меня, я покажу и отдам все свои ценности, только обещай мне, что не тронешь моих родных, жену, детей и тех, кто здесь находится. Можешь и мою жизнь забрать, если она тебе нужна.
Михаило Елисеевич поднялся со стула и пошел показывать Нежданке свои тайники. Разбойники собрали всё добро купца и уложили в телеги.
— Ты же, разбойница, сказала это для людей бедных, а сама себе всё берёшь, а ещё меня стыдила — купец, с укором, высказал Нежданке.
— Зря ты это сказал, купец, я уж было собралась уходить, а ты стал меня в чём-то упрекать. А это кто вокруг меня, не народ што ли? Тебя мы трогать не будем, живи и мучайся, а вот женку твою и дочку, которая постарше, сейчас при тебе мои удальцы портить будут, смотри и наслаждайся. Приступайте, ребятки, к насилию над его семейкой.
— Ты же обещала, меня убей, а семью оставь — кричал купец.
— Не верь разбойникам и ворам, обманут, а ты поверил, вот тебе и расплата за это.
Нежданке нравилась забава, когда разбойники развлекаются с женами и дочерьми её жертв, купцов да бояр. Её задевало то, что она не красавица, не пользуется вниманием у мужиков. И она мстила женкам и дочерям господ.
— Атаманша, может девочку-то не будем трогать, ребёнок же годков восемь не более? — возжалелся один из разбойников.
— Што, жалость появилась, ребёнок говоришь? Нет ни какого ребёнка. Замахнувшись саблей, она хотела порубить девочку, но разбойник Иван перехватил её руку и отвёл от девочки беду.
— Беги, девочка! — крикнул Иван.
Девочка побежала через толпу стоявших на её пути разбойников, но ни кто её не задержал, только слышался её крик она звала — «Мама, мама!» Иван оттолкнул в сторону Нежданку, та, ни чего не говоря, пошла прочь с того места. Иван поднял, лежащую на полу, женку купца.
— Беги за дочкой, сукина баба! — гаркнул Иван и хлестнул её плетью по спине.
Та, сломя голову, понеслась догонять дочку, протискиваясь через толпу разбойников, хватавших её за груди.
— Ну а ты, барин, жди участи от атаманши, я и так из-за вас головы лишусь — Ванька побрёл к стоявшей лошади.
— Ни как смотаться хочешь, спаситель? Откуда столько жалости в тебе, аль жизнь твоя была сладкой? — допрашивала Ваньку Нежданка.
— Жизнь моя была горька, как полынь, если бы у тебя были дети, ты бы знала что такое жалость. Тебе же ни кого не жалко, даже саму себя не жаль. Иди уж отруби голову купцу, а то мучается — Иван вскочил в седло и, наклонившись, попросил Нежданку:
— Уходить пора, задержались мы здесь, кликай народ к отходу.
— И то правду глаголишь, пора нам уходить.
— Братья, уходим от сюда!
Все побежали к телегам и своим лошадям, вся ватага тронулась прочь от этого места. Купец, лежавший на крыльце, сквозь слёзы благодарил разбойника, который спас их семью. Нежданке не давал покоя тот случай с Иваном, который набрался смелости и пошёл против её воли. Она пошла, как всегда, за советом к отцу Дионисию.
— Скажи мне, отче, один из моих людей ослушался меня и поступил по своему, спас мать с дитём, которых я приказала покарать. Што мне с ним делать?
— Ты должна сама решать такие вопросы и у себя искать ответ. Раз ослушался, значит достоин наказания, што б тебе сохранить свою силу перед шайкой. А так, по человечески, он достоин уважения за спасение маленькой жизни.
Таковы слова молвил ей Дионисий. С непонятным советом она отправилась обратно, так и не приняв своего решения с участью того разбойника. Она пошла к речке, уселась на отлогий бережок, над речкой пеленой завис туман. Скоро солнышко зайдёт, как охото встретить зорьку. Где-то на поляне ржали лошади, щипавщие росистую травку, а возле берега в речке квакали лягушки. Ей вспомнилось детство, она так же сидела на бережке вместе с другими детьми, когда их отцы шли по речке с бреднем, ловя для их семей рыбу. В прибрежных кустах пели своим разноголосьем птицы, так было всё по детски красиво и радужно. Сейчас у неё было такое состояние, что на миг она забыла о реальной своей судьбе. Вот и солнышко показало часть себя, по речке алым цветом разлилось солнце, выйдя из-за леса, оно озарило всю округу. Душа словно возрождалась заново, но снова будет день и начнётся разбойная не весёлая жизнь. Нежданка всё думу думала
— Неужто я так и буду золото прятать, надо што-то делать, куда-то его обращать? А вот и в ум не приходит што с ним делать, неужто опять идти за советом к Дионисию? Надоела я ему, словно у самой ума нет, так он, наверное, обо мне думает.
Всякие думы лезли в голову Нежданке. Её думы прервал чей то оклик:
— Атаманша, подь-ка быстренько сюда, народ волнуется — поодаль стоял разбойник Фадей-губастый.
— По што орёшь, как резаный? Што у вас там за беда приключилась?
— Да ты не спрашивай, а поди и глянь што деется. Бунт собирают, свергать тебя будут. А ты «чаво у вас ключится» не у нас, а у тебя это ключится — Фадейка нервно теребил полох рубахи, ожидая когда Нежданка соизволит пойти за ним.
— Пошли, коле так, посмотрим кто воду мутит.
— Сама, не бойсь, догадку имеешь кто это мутит воду? — намекнул ей Фадейка.
— Неужто Ванька на моё место в шайке метит? Я после того набега на купца поджидала, што он будет народ баламутить, но не думала, што так быстро и открыто. Пошли, Фадейка, по слухаем што он вам там мелет.
Нежданка с Фадейкой отправились к тому месту, где собралась вся разбойная шайка. Иван стоял в кругу, размахивая руками, он призывал разбойников изгнать Нежданку из шайки.
— Братья, вы только гляньте на эту бесовскую бабу, в ней же нет сердца. Ладноть купца-боярина наказать, так она и простых бедных крестьян грабит и нам велит то зло делать. Вы-то сами кто есть, вспомните об этом? Неужто у отца или матери на дитя рука поднимется? А эта бесплодная зверюга готова дитя растерзать. Не место ей в нашем кругу. Решайте, братья, сами догадку имеете, што баба к беде, а беда та для нас для всех одна.
Дальше речь Ивана прервала Нежданка, вышедшая к нему в круг:
— Я не буду вас призывать што бы вы остались мне верны и бахвалиться не буду. По нашему закону я должна сразиться с Иваном. Я и этого не сделаю, плювала я на всё — тьфу, тьфу, тьфу. Пущай мелет вам этот пресноплюй о доброй воле, и ежели вы такие лободырные, то идите с ним. А сказ мой таков будет — отсюда я не уйду, это мой стан, еже ли кто со мной останется, то в стане стоять будет, а кто с Иваном, то прошу сойти со стана. Идите ищите себе новую волю, забирайте своё богатство и скатертью дорога. А я пойду, штоб не видеть всего этого, вернусь и гляну кто был верен мне. Прощевайте те, кто уйдёт — зла на вас я не имею, так же и тебе Иван всё прощаю. Пошли, Фадейка, от селе.
Нежданка с Фадейкой направились к речке, шли молча, каждый думал о своём. Нежданке было обидно, что люди, которые клялись идти с ней до самой смертушки, предали её, знать верить ни кому нельзя, прав Дионисий сказавши:
— Не верь ни кому, даже мне, отцу Дионисию, и живи сама по себе.
Первым нарушил молчание Фадейка. Перед тем, как заговорить, он внимательно всматривался в глаза Нежданки, стараясь понять её состояние души. А вдруг от такого потрясения ещё не очухалась, но ему не терпелось узнать что она может сказать обовсём этом. И всё же он, осмелевши, заговорил:
— Как же всё скверно случилось да, атаманша? Вот и надейся на людей, такие могут в опасности бросить или того хуже зарежут. Ты не переживай, я так думаю — есть ещё народ, который с тобой останется.
— Да, не ожидала я такого от Ивана. Конечно думала, что когда-то это должно случиться, вот и случилось. Да што, Фадейка, горе-то горевать, будет нас меньше, оно, может, и лучше. А вот нас и отец Дионисий поджидает, наверное проповедь читать будет. Пошли по быстрее поди-ка заждался.
Дионисий сидел на брёвнышке, что-то чертил на песке сломанной веточкой. Завидев подходящих к нему Нежданку и Фадейку, привстал с брёвнышка и сразу же заговорил:
— Ты, Нежданка, не серчай, тому видимо и должно было случиться. Одно ты правильно сделала, што не учинила кровавую бойню, не пошла на поводу своих помыслов. А так тебя не в чем попрекнуть, если только что нарушила устав воровской, ты же должна была убить его, что б доказать свою власть над всеми. Ладно, об этом тепереча не будем думать. Сколько людей осталось, со столькими будем дальше ходить на разбой.
— Благодарствую, отец Дионисий, за поддержку и за праведные слова, да, видимо, так дружба от не дружбы близко живёт.
День подходил к закату, вечерело. Фадейка разжёг костерок, так они и сидели, рассуждая о сегодняшнем и будущем. Фадейка, вздохнув глубоко, лишь произнёс — «Что думу думать о завтрашнем дне, надо жить сегодняшним». После этих слов все почему-то утихли. Дионисий пошёл к стану, оставив на едине Нежданку и Фадейку. К стану они вернулись по утру, было как-то не привычно тихо, лишь поодаль гуляли лошади. Людей не было видно, набегали сразу мысли — а есть ли вообще кто-то в стане. Оказалось люди были, их осталось всего десять человек, остальные ушли за Иваном. С этого началась новая разбойная жизнь Нежданки и её друзей. Тепереча им нужно выбирать разбой по себе, по своим силам и своей смекалке. Богатые усадьбы стали им не посильны, а вот выйти на большую дорогу они ещё могут. Они решили выйти на тракт Одоев-Белёв, где было много проезжающих купеческих обозов. Первой жертвой их разбоя стал Белёвский купец Игнат Верёвкин, ехавший своим обозом из Одоева. Особо богатых товаров у него не было, вёз заморские ткани, вина, сладости, а самое главное, у него в том обозе были ружья, пещали да порох. Не спеша обоз продвигался по наезженному тракту. Игнат да ещё трое его людей расположились на первой телеге, где и были пещали да порох. У них даже не было помысла, что на них могут напасть разбойники, в этих местах, особо на проезжих трактах, отродясь не было разбойного люда и они ехали без опаски. Поваленное дерево поперёк дороги вызвало у кучера Димитки опаску, как не ему знать такие уловки разбойного люда. В своей жизни ему доводилось встречаться с такой уловкой разбойников, Димитка обратил внимание купца Игната на это.
— Глянь-ка, барин, на дерево поперёк дороги, чую тут што-то не ладное, готовьтесь — разбойники нападут, ето их знак, так они проезжего встречают.
— Ты чего это, Димитка, нас баломутишь? Ну упало дерево, так оттащить его надобно. Отколе здесь разбойники возьмутся? Давай собирай людей, убирайте бревно и дальше в путь.
— Я вас, барин, предупредил, а там, как знаете, но ежели что, мы с мужиками в лесу укроемся, нам не гоже жизнь свою за вас губить.
— Да ты это как со мной говоришь, холоп? Вот приедем, я велю тебя выпороть.
— Да нет, барин, не придётся — глянь-ка, тебя пороть пришли.
Димитка мигом нырнул в кусты, только его и других ездовых кучеров и видели. Игнат и его люди остались в окружении разбойников. Нежданка подошла к Игнату, положив ему на плечо саблю, произнесла:
— Всё, барин, приехали, дальше пешочком, ежели тебе повезёт остаться в живых. Товар мы твой забираем, он тебе более ни к чему.
Игнат был перепуган, всё тело его тряслось, он не мог от страха даже слова вымолвить. Атаманша так и стояла возле него, держа саблю на его плече, а тем временем разбойники шерстили обоз купца. Остальные его люди, пять человек, лежали на земле возле телег. К атаманше подошел Фадейка:
— Дай-ка, атаманша, я гляну что в телеге у купца.
Лезвием сабли он приподнял рогожу, закрывавшую товар, под ней он и увидел пещали да порох.
— Вот это добыча, вот так купец, ты нам удружил. Глянь-ка, атаманша, чем мы разжились.
Нежданка заглянула под рогожу, увиденное её обрадовало.
— Давайте перегоняем телеги в лес. А ты што, купец, рот-то раззявил? Денежки вытряхивай из мотни своей, да не вздумай мне сказать, что у тебя их нет, я тогда тебе мотню вместе с яйцами отсеку.
Купец Игнат не хотя достал из мотни денежки — монеты золотые да серебренные и тихо поинтересовался у атаманши:
— А ты, разбойница, жизнь-то мне сохранишь, али как?
— Вот именно, как.
Отходя от Игната Нежданка провела лезвием сабли по купеческой шее. Тот медленно опрокинулся навзничь, кровь брызнула фонтаном из его шеи. То же самое она проделала и с теми, кто лежал на земле. Глядя на кровавую расправу атаманши, Фадейка произнёс.
— Зачем снова кровь?
— А ты што думал, я жалостливой стала? Нежданка махала саблей так, словно хотела порубать и товарищей своих. Словно бес в неё вселился. Образумил её Дионисий, он всё это время находился в лесочке и то, что Нежданка порубала купца и его людей, ему до селе не было ведомо. Посмотрев на побойще, Дионисей был зол на Нежданку. Тем временем разбойники отогнали телеги с дороги в лес. В лесу вырыли могилки и сносили туда тела ни в чём не повинных торговых людей. Дионисий сурово смотрел в глаза Нежданке, которая стояла прижавшись к стволу ели и плакала, толи от жалости, толи от обиды.
— Подними очи свои, Нежданка, неужто тебе разум затмила злоба? Ты по што не винных людей лишила жизни? Ты кто, Бог или судья? Кем бы они не были, но не разобравшись казнить всех подряд это не человечно. Ты словно на покос вышла и давай косить недокос. Я лучше с сумой пойду милостыню просить, чем видеть эти злодействия. Так что я ухожу из твоего стана, прям сейчас и пойду к людям, может и замолю за тебя твой грех. Ты грабь, ежели тебе это по нраву, только людей не убивай. Ты умрёшь в адских муках и останешься одна.
— Какие добродушные слова ты мне высказал, отец Дионисий. Ты, наверное, забылся кто ты на самом деле? Ты вор и разбойник Дмитрий Федоров, после ставший старцем Дионисием. А тепереча и Бога вспомнил и жалость к людям, ишь ты какой праведник нашёлся. Ступай, кто тебя держит, и близко к нашему стану не подходи.
— Что ж, другого ответа я и не ожидал от тебя услышать, это твоя благодарность за всё, что я для тебя сделал. Так что прощевай, Нежданка.
Дионисий отвернулся от неё и пошагал по дороге в сторону Белёва. Стоявшие рядом с ними Фадейка и Илья-малой были в каком-то недоумение от того, что слышали и от того, как себя повела Нежданка. Илья-малой окликнул Дионисия:
— Отец Дионисий, погодь малость, не спеши, дождись меня — я с тобой. Дионисий остановился на окрик, приглядываясь к идущему к нему человеку, узнавши его сказал:
— Илья, ты хоть понимаешь что такое странствие? Это надо просить милостыню и спать под каждым кустом в любую непогоду. Ты ж ещё молод, может другую судьбу себе изберёшь?
— Нет, отец Дионисий, я избрал свою судьбу и она ведёт меня с тобой.
— Что ж, Илья, это твой выбор. Тогда в путь. Двое путников шли в неизвестность. Отойдя с версту от того места, Илья спохватился, приостановился и обратился к Дионисию:
— Позволь, отче, сходить до своего места, где моя доля спрятана и взять её.
— Я не против, Илья, твоей доли и того, чтобы ты её взял. Но послушай мой совет, ты молод и не будешь вечно странствовать. Ежели ты щас возьмёшь свою долю, то не будет у тебя уверенности, что ты её сохранишь, поскольку дальнейшая твоя жизнь тебе не известна. Так что ты оставь свою долю там, где она припрятана, а после она тебя спасёт. Узнай себя и жизнь дальнейшую свою, ты всегда будешь уверен, что у тебя есть богатство и ты не пропадёшь. Так что решай.
— Ты прав, отче, пошли дальше.
И они снова отправились в путь. Разбойники позвали Нежданку:
— Атаманша, всё готово, можно съезжать от селе побыстрее, покуда кто нибудь на тракт не выехал — Фадей дернул её за рукав.
— Очнись, атаманша, надо ехать, пошли побыстрее от селе.
Она послушно пошла за ним. По пути Фадейка заговори с ней:
— Ты што вытворяешь, зачем Дионисия прогнала? Люди ему верят, ищут у него защиты, а ты своей гордыней вырыла себе могилу. Я от гнева своих товарищей тебя не смогу уберечь.
— Я его не прогоняла, он сам ушёл, ты же сам всё слышал, он сам сказал то, что уходит. Я не могу его держать насильно.
— Он же ждал, што ты попросишь его остаться, но ты этого не сделала, а наоборот, нагрубила ему.
Один из разбойников спохватился отца Дионисия.
— Братцы, а где ж отец Дионисий, што-то не видать его? И Илья-малой пропал, надо бы подождать их.
Среди разбойников послышался гомон, но их успокоил Фадейка:
— Братцы, всё хорошо, Дионисий с Ильей отправились вперед нас по тропе, так што встретим их у себя в стане.
Разбойники согласились со словами Фадейки, приняв его слова за правду. Нежданка так и сидела в телеге, не поднимая головы, боясь встретиться глазами со своими товарищами. Она молчала, даже на какие-то слова Фадейки она отвечала кивком головы. Они подходили всё ближе к стану. На лошадях с телегами было не пробраться к стану и им пришлось перегружать товар с телег в укромное место. Набрав с собой заморских вин и вкусной еды, разбойники пошли на отдых к стану. Настроения в этот вечер ни у кого не было. Прошедший разбой их огорчал, и то, что до сих пор не было отца Дионисея и Ильи-малого наводило на не хорошие мысли. (Вдруг тут что-то не так и атаманша хочет от них по одному избавиться?) Первым своё предположение и решение высказал разбойник по кличке Горб:
— Братцы, ведаю я, что атаманша замышляет погубить нас. Вы же видали как она порубала тех людей, и Дионисия с Ильей она тоже порешила. Надо бежать от этой змеи, дождёмся, когда она уснёт, повяжем её и Фадея, выпытаем у нее, где она хранит своё добро, да и кончим эту сучку вместе с Фадеем.
Так разбойники и порешили сделать. Ночью, когда Нежданка и Фадей заснули, разбойники, разделившись, напали на атаманшу и Фадея. Нежданка сопротивлялась, но трое мужиков всё же скрутили её, а вот с Фадейкой пришлось повозиться пятерым разбойникам, тот сопротивлялся упорно, не давая повязать себя. Ему было не устоять перед разбойниками и им удалось повязать его.
— Ты, Фадейка, нас прощевай, не во злобе мы тебя вяжем, а так што б не нужных дел против нас не учинил. А вот с тобой, атаманша, у нас другой разговор будет.
Горб рукою приподнял её наклонённую голову и, глядя в её сонные карие глаза, добавил:
— А тепереча слушай меня, если ты жить хочешь, делай что мы тебе скажем. Укажи нам свой тайник и мы оставим тебя в живых, а сами уйдем от селе, а коли не укажешь место, тогда тебя ждет погибель. Ты, атаманша, стала на голову больна, людей не слушаешь, делаешь так, как велит тебе твой разум, а не сердце. Нам лишняя кровь ни к чему, так што давай-ка, веди нас к своему тайнику.
Горб с товарищем взяли её под руки и подняли с земли. Нежданка, выслушав Горба, ответила ему:
— Вы остались со мной, не ушли с Иваном и я вам поверила, а тепереча вы предаёте меня. Богатства захотели, мало вам своего? Я вас не обижала, всё делили поровну. Чем вы сейчас лучше меня, всё думаете што вы благородные разбойники, которые просто грабят но не трогают людей? А вы думали о том, ежели те люди вас поймают, какая тогда вас ждёт участь? Они не будут рассуждать милосердны вы были к жертве или нет, а просто возьмут и отсекут вам головы. Подумай, Горб, куда ты ведёшь людей, вам всё равно нет места среди крестьян и купцов. Лес — ваш дом и разбой — ваша работа.
В их разговор вмешался Фадейка:
— Ни как я в толк не возьму ваш спор. Што вам всем нужно? Одному чужой доли, другой власти над всеми, вы все просто сброд, который не знает куда и зачем идёт. Отвязывайте меня и я уйду от вас так, как ушли Дионисий и Илья-малой.
— Знать не мы одни в тебе, атаманша, начали сомневаться. Раз отец Дионисий тебя покинул, знать дела твои плохи, вот даже Фадей во всём стал сомневаться. Мы тебя, Фадей, развяжем и уйдем от селе. Ладно, не надо нам её доли, пущай с ней всё остаётся. Вот только мы заберем всё то, что было общим, и оставайтесь вы на пару. Фадей, а она знатная невеста, главное своей красатой очарует каждого — Горб и товарищи его рассмеялись. Развязав Фадея, разбойники пошли собираться в путь, лишь Горб напомнил ему: — «Не забудь подружку свою отвязать, оно глядишь удобней под кустом кувыркаться будет». Фадей на их усмешки не отреагировал, промолчал что б не накалять обстановку. Горб с товарищами укладывали добро в телеги. Фадей побрёл в сторону, где была привязана Нежданка, он молча стал распутывать верёвки, нож ему не дали. «Мало ли что у него на уме» — подумал Горб. Верёвка была завязана крепко и ему даже пришлось развязывать её зубами. Нежданка нервно дёргалась, бубня себе под нос ругательства.
— Сволочи, вымески поганые, всех порешу, волкам скормлю.
— Очнись, атаманша, тебе жизнь подарили, не вздумай вслух эти слова произнести. Я тебе добра желаю и они тоже, просто ты немного не той дорогой пошла, свернула в сторонку.
Фадей тепереча сомневался — а развязывть ли её сейчас, может дождаться когда шайка уйдёт со стана. Так он и поступил, прекратил развязывать атаманшу, а та ещё пуще прежнего стала бушевать извиваться как змея. Фадейка успокаивал её.
— Нежданка, успокойся, сейчас все уйдут и я тебя развяжу, а тепереча потерпи малость, это ж для твоего блага.
Нежданка послушала Фадея и успокоилась. Фадей подошёл к Горбу и, как бы по приятельски, спросил его:
— Горб, поведай правду, от чего вы так на атаманшу взъелись? Я не верю што это от того, што она зарезала тех людей.
— Правду говоришь, поведать тебе, Фадей, поведаю, ты разбойник знатный, тебя все уважают, но только не ходи с ней рядом, не пятнай себя её грязью. Я тебе коротко поведаю таков сказ, а этот сказ поведал мне Дионисей. Она была женкой боярина Купенина Арсения Дмитриевича, который в то время был посадским воеводой в Одоеве. Купец имел много лесных и земельных вотчин — Жебань, Крапивна, Хвонина, Краинка, Агеево. У купца было много крепостных крестьян, а распоряжалась этими душами его жена, купчиха Нюрка Купенина. Приезжая в посадские вотчины, она начинала издеваться над крестьянами. Напившись до пьяна, она велела посадским мужикам предстать пред ней голыми, для отбора идти им с ней в баню. Отоброные молодые и крепкие мужики шли с ней в баню для любовных утех. После того как эти утехи ей надоедали, она велела своим слугам сворить ей яиц. Эти слова для крепостных мужиков были приговором. Она сама лично отрезала мужикам яйца, а после бросада их псам. Редко кто выживал после этой казни, в основном все истекали кровью. Их тела она запрещала предавать земле, а отвозили в лес на корм зверью. Ещё любила лицезреть на любовные утехи крепостных девок-лезбиянок и сама была не прочь занятся с ними той утехой. Повинных крестьян секла плетью, отсекала им руки. Крестьяне убегали, но их ловили и живьём варили в кипятке. После того как на ту усадьбу напали разбойники и разграбили её, а над крепостными девками надругались, атаман той разбойнои шайки Петрушка завладел боярыней Нюркой, да она особо и не сопротивлялась. Так она и попала к разбойникам, что бы завладеть всем богатством шайки и атамана, и сдала всю шайку вместе с атаманам стотскому. Только отцу Дионисию удалось избежать той участи при условий, что он будет для неё в новой шайке глазами и ушами. Всё спрятанное богатства тех разбойников и атамана она присвоила себе. Дионисий выслеживал кто куда прятает свою долю и доносил ей о том, что говорят в стане — вот почему они так часто уединялись. Вот такую историю поведал нам перед уходом отец Дионисий. Его исповедь мы выслушали и простили его, а наши тайники тоже оказались пусты, и если Иван и его люди заглянут в свои тайники, то удивятся, что в них нет ни чего. Дионисий поведал, где она хранит то богатство — это у её Костромских подруг в не большой деревушке, название как-то в беседе не упоминалось, но мы знаем туда путь и возьмем всё богатство. Мы уверенны в том, что девки Костромские об этом не знают, даже не ведают где оно это золото спрятано. Мы подумали что ты с ней за одно, а сейчас видно, что и ты не с ней, так что пошли с нами.
— Вот это историю ты мне поведал, Горб, я даже поседел от такого сказа. Неужто ты её в живых оставишь?
— Да нет, братец, ей приготовлена другая мучительная участь. После того как мы уидём, вон видишь того уродца, что на камне-валуне сидит, это палач, у этого пытки по страшнее будут и, главное, она будет умирать долго и мучительно и нам этого лучше не видеть.
— А как ты узнаешь, что он её казнил.
— Он голову её принесёт, вот так мы решили с ней поступить.
— Правильно решили, а тепереча посмотри, Горб, как она извивается, наверное поняла, что про неё сказ глаголем. А я, Горб, не удивлён — с такой мордой только и быть палачём, а они вон с тем чем-то похожи, как брат с сестрой. Давайте-ка быстрее в путь отправляться, а то молодец заждался, не терпится ему побаловаться с этой девицей. Дай я только на прощание ей последнее слово скажу.
— Да валяй, прощайся с красавицей.
Фадейка подошёл к Нежданке и тихо ей шепнул на ушко:
— Прощевай краса-девица купчиха Купенина, челом тебе бьют все невинно тобой убиенные, а вон там твой ангел хранитель к тебе прилетел. Хороших вам утешных игр.
Фадей погладил её по голове и пошёл в сторону собравшейся в путь шайки. Горб подошёл к палачу и что-то ему сказал, тот в ответ кивнул головой. Шайка тронулась в путь к той деревушке, где хранилось золото. После их ухода, палач принялся наслаждаться утешной игрой с Нежданкой. К деревне подъехали на трёх подводах — Горб, Фадейка, Касьян и Сашко. Представились как из соседнего посада приехавшие к кузнецу, им указали кузню Володьки. Горб пошёл один на разговор с кузнецом, а потом все поехали на подводах к избе кузнеца. Разбойники встретились с Еленкой, расспросили где часто видели Нежданку у них в деревне. Еленка свела их к Таиске, которая видела как Нежданка с каким-то мужиком приезжала на двух подводах к заброшенной чёртовой меленке (туда местные боятся ходить, будто бы там чёрт муку мелет) а Нежданка знала эту сказку. Таисья поведала как месяц назад видела будто чёрт с попадьёй муку грузят в телеги. В лунном свете Таиске показалось, что ей знакома та попадья, больно уж она на Нежданку схожа лицом. Напужавшись, Таиска спряталась у себя в избе и молилась до самой зорьки. Таиска указала место, где находится та чёртова меленка. Разбойники вечером отправились к той меленке и не напрасно, всё золото было спрятано там. Золота было ровно столько, что оно поместилось в их подводы. На прощание разбойники поблагодарили Таиску и Еленку — дали им золота, да и на тех их подруг дали, да столько дали, чтоб они не знали более ни какой нужды, а сами отправились на новый свой стан. Решили они разделить золото и начать свою жизнь заново среди людей. С таким богатством можно стать кем пожелаешь, а в стане они будут поджидать палача с головой Нежданки. В тот день, когда пришёл палач, лил холодный дождь, день был серым. Палач бросил к ногам собравшейся на поляне шайки разбойников рогожу, в которой была голова Нежданки. Вот так и закончилась жизнь разбойницы Нежданки. Дионисий долго ходил по разным краям, его мучала совесть и презрение к самому себе. Жизнь свою он провёл старцем Дионисием в Оптина-Пустыне в монастыре, замаливая свои грехи.
• Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут.
Соломонида
Соломониде Коржуновой жизнь казалась никчёмной, то муж пропойца стязал её вожжой, то разный люд поносил бранной речью. Ей хотелось пожить в радости и без забот, но такая жизнь была только в её мечтах. Савелка Коржунов, муж её, хоть и был пропойца, но руки у него росли от куда надо и всяк посадский человек приходил к нему за помощью — то колодец выкопать, то сруб срубить (по плотницки он был горазд мастерить),от того и спился, что бражкой да самогоном угощали его за работу. Были они черносошенные крестьяне, имели земельный удел, на полях росли пшеница да лён. Соломонида занималась ещё и пошивом одежды, да и все земельные работы ложились на её хрупкие плечи. У них был сын Филька 20 лет от роду, бугай бугаём, но ленивый. Сидя вечерами за пряжей, Соломонида думала:
— А может и впрямь бросить их, пусть как хотят живут, податься в Сибирские края, сказывают, что жизнь тамошняя уж больно хороша. Жили они в Свиногорьевском посаде, где изгибом пролив Воложка соединялся с рекой Камой, а было то место устьем рек Вятки и Камы. Посад Свиногорский был ни чем не примечателен, но к нему частенько подходили купеческие суда, которые останавливались на отдых. Встреча Соломониды и купца Микитки Пушникова была случайной. Микитке подсказали избу плотника Савелки, которого он искал для мелкого ремонта своей ладьи. Подойдя к Савелкиной избе, купцу на встречу вышел сам хозяин в рваной рубахе, с самокруткой в зубах, потрепав себе волосы, спросил пришлого человека, глядя на него ещё не протрезвевшими глазами:
— Что надобно тебе, мил человек? — голос охрип от пьянки.
— Так вот, люди сказывали, что ты плотницких дел мастер, может поможешь мне на судне ремонт небольшой сделать?
— Так што не помочь, за всегда сделаю, тока вот больной я ноне.Рука топор не держит, да ишо вон женка, змеюка, над ухом шипит. Вот я и сказываю тебе про то, што живая водица мне надобна.
— Да ты, мужик, об этом не горюй, опохмелю и работа у тебя будет спориться. Неужто я тебе не сочувствую — за всегда живой воды найдём.
— Вот это другой сказ, ты туточки погодь малость, я щас соберусь да и пойдем.
Савелка как-то сразу оживел, засуетился, пошёл в избу за инструментом. Внутри избы послышался шум-гам, что-то падало с грохотом на пол. Из избы выскочила зарёванная баба, волосы её были растрёпанны, под глазом был огромный синяк. Микитка был в недоумении от того, что увидел.
— Эко как тебя мужинёк-то воспитывает, что это ему шлея под хвост попала? Ты б ему коромыслом в ответ, а то вон вас бьют, а вы и рады.
— А ты што ещё за хренов указчик? Не бойсь тоже женку свою колышматишь, а туточки про коромысло запел? Волю взяли, по закону дурному живёте. Тот чёрт безмозглый, протопоп Сельверст, с похмелья нацарапал сей закон, кажись тоже свою протопопку вожжой перекрещивал с молитвой на устах. Чего зенки вытаращил, похмелять приперся этого дурня? Так я вас вот дрыном по башкам безмозглым как отхожу!
Баба не на шутку схватилась за лежащий рядом кол, подняв его над собой, со всей своей злобой пошла на Микитку. Тот не на шутку струхнул — что у бабы дуры на уме с такой-то злобы.
— Ты это, баба, брось, я-то при чём, мужика своего бей.
Пятясь назад, махая пред собою руками, словно отгоняя пчёл, Микитка, споткнувшись, рухнул ничком на земь. Над ним завис дрын, сжатый в злобных бабьих руках.
— Конец мне — промелькнуло в Микиткином сознании.
Он слышал как поносил бранными словами Савелка свою бабу. Дрын резко промелькнул над его головой, раздался тихий хлопок и, тот бранившийся мужик, рухнул на крыльце.
— Вот сам же сказал коромыслам шлёпни, а под руками только дрын оказался. Што развалился? Вставай уж, ишь как напужался, побледнел. Давай подмогну подняться.
Соломонида протянула руку Микитке, тот подал ей свою. Соломонида потянула его на себя, Микитка привстав, потянулся к ней и от резкого рывка он припал к груди Соломониды. Что-то ёкнуло в её груди, сама того не понимая и не хотя понимать, она припала губами к его губам — получился лёгкий поцелуй. Соломонида резко отпрянула от Микитки и побежала во двор. Микитка ей в догонку крикнул:
— Приходи вечером к ладье на пристань, спроси Пушникова.
То ли она слышала его слова, то ли нет. Муж её, Савелка, стал очухиваться от удара. Обхватив руками голову, он сидел на крыльце, поджав под себя ноги.
— Ну ты как, мастер, работать-то сможешь или как?
Сомнения охватили Микитку — сможет ли от такого удара, да еще с похмелья Савелка что-то делать, но его сомнения развеял сам Савелка:
— Да ни чё, могу, давай-ка поспешим, пока баба-дура на прочь не зашибла.
И они вместе побрели к проливу, где пришвартовалась ладья Микитки Пушникова. Так хотелось ему увидеть ту бабу вновь, что-то запала она ему в сердце.
— И что, вот так ты её и колотишь каждый день? — поинтересовался Микитка.
— Да нет, трезвый не трогаю, а вот как во хмелю, так меня какая-то злоба одолевает и вот на женке её и срываю. Трезвый-то редко бываю, так што, видимо, часто ей достаётся.
— А ты што же свою не бьёшь?
— Померла она год назад, болела сильно. А знаешь, вот может не поверишь, но не бил — ругать, ругал, а бить, не бил. Она аж на меня обижалась всё говорила: — «Хоть бы раз для приличья кулаком ударил, а то я уж думаю, наверное не любишь». Вот так она думала: — «Бьёт, значит любит». Вот и думай после этого как хошь, я-то не бил её, но любил.
— Да неужто так бывает? Чудно как-то. Мы-то не привыкши так жить. Это твоё судно? — Савелка, глядя на ладью, спросил Микитку.
— Оно самое, я тебе сейчас покажу что делать надо, но прежде, как и обещал, опохмелю тебя. Вон как тебя трясёт, да ещё такой удар по башке получил.
Савелка с трудом пропихнул чарочку с водкой. Первая пошла плоховато, всё рвалась в обратную, зато вторая пролетела как надо.
— Ну вот, другое дело, можно и к работе приступать — взбодрённым голосом произнёс Савелка. Микитка показал ему что надо сделать, через несколько часов вся работа была сделана. Мастер он, конечно, от Бога — золотые руки, но иногда эти руки не ту работу делают и не тот инструмент держат. Расплатившись с Савелкой, Микитка посоветовал ему:
— Не пей водку и женку свою не бей.
Савелка ни чего ему не пообещал, а молча побрёл к своей избе. Микитка не терял надежды встретиться с Соломонидой, а та готовилась к свиданию с Микиткой, надела самое нарядное платье, придала лицу румянца, синяк подбелила, накрасила губы. Вид её на купца для неё был значимым, в её мыслях было всё перемешано — от любовных утех до коварства. Савелка так и не возвращался, наверное в кабаке засиделся.
— Так-так, надо не медля идти к купцу, пока выпала такая удача, а там посмотрим што дальше будет. Щас мне его охмурить надобно, и тогда держись, купец, настанет твой последний час. Не хрен их жалеть, надо от них всё брать, а после бить и бить.
С такими не добрыми мыслями она и отправилась к купцу Микитке. Он, словно поджидал её, собрал богатый стол, заставленный всякими заморскими сладостями и другими закусками, на столе стояли заморские вина. Соломонида пришла к вечеру, от чего купец Микитка был счастлив. Он был очарован её красотой, пред его взором предстала совсем другая девица, не та, что была тогда у избы. Эта была изящна, красива и манеры её были не похожи на крестьянские. Они провели замечательный любовный вечер, а там и ночь пролетела в любовных ласках. На утро ей не хотелось возвращаться в свою избу. Заметив её не желание возвращаться домой, Микитка предложил ей уехать с ним.
— Как же, Микитка, я уеду с тобой? Я замужняя жена, мне никто даже развод не даст, ты ж знаешь, только муж может подать на развод, мужикам закон писан, а для нас его нет. Может я смогу его убедить дать мне развод, ты же подождёшь?
— Конечно подожду, сколько надо, столько и буду ждать тебя. Это правда, нас не обвенчают, коли ты будешь замужем. Эти его слова были приговором им обоим, Савелке и Микитки.
— Когда ты приедешь, я за это время всё улажу.
— Жди меня через деньков пять, я приеду за тобой, может к этому времени ты договоришься с мужем. Может нам и повезёт быть вместе.
— Как же не повезёт, ещё как повезёт! Я такой случай не упущу от себя. Тепереча надо всё аккуратненько со всеми решить. Ну, муженёк милый, начну с тебя.
Соломонида планировала свои злодеяния, у ней даже на лице появилась улыбка. Распрощавшись с Микиткой, она отправилась домой. Савелка так дома и не появлялся, видимо по кругу завернул, снова забрёл в кабак. Филька тоже не пойми где пропадал.
— Похоже что наши семейные дела плохи — на поля нос не показывали, у меня ни што не шьётся. Так скоро мужики мои и по миру пойдут, а я уж постараюсь к купцу прибиться. Вот бы только милого сыскать да разобраться с ним по быстрому.
Такие мысли лезли ей в голову. Приближался вечер, Соломонида отправилась искать мужа, но не спрашивать, видел кто его, а именно искать, так, чтоб не привлекать к себе внимания. Нашла она его на берегу пролива, спящим в пьяном беспамятстве, это-то для неё было хорошо, что лежал он рядом с водой, осталось только скатить его туда да подержать минутки две, и всё — утонул муженёк по пьянке и нет ни каких подозрений. Оглянувшись по сторонам для верности, она ещё раз сделала обход территории, только после этих предосторожностей она и скатила в воду Савелку. Тот даже и не дёрнулся, только что-то бормотал. Когда он полностью погрузился в воду, взболтнул пару раз ногами и пустил пузыри, она, для верности, прижала его и подержала несколько минут, и, как не бывало, она пошла домой. На следующий день тело утопшего Савелки нашли рыбаки в проливе. Вот так волею судьбы она и стала вдовой. Так как кроме жены и сына у него из родных больше никого не было, то всё по наследству оставалось им. Схоронив Савелку, Филька заявил ей:
— Ты, мама, как хочешь, а я продам свою половину — хватит, насытился этой жизнью, может на те деньги другим ремеслом займусь.
— Ежели насытился, то можешь в стрельцы податься, там жалование хорошее дают, одежду, питание и лошадь в придачу. Дурень, надо девушку искать и продолжать вести хозяйство, которое мы с отцом так с трудом создали, а ты деньги, деньги — что тебе их толку давать, ты не знаешь как их с умом потратить. Всё спустишь в кабаках, с девками оставишь. Ты же ни какому ремеслу не обучен, даже батьку своего не слушал, когда он тебя пытался к своему делу приучить.
— Тебе не решать за меня, мама, я себе хозяин. Вот ты сама как жить будешь? Не велико и богатство тебе досталось, кто позарится на нищую вдову? — слова его были злобными и с каким-то намёком.
— Ты тоже за меня не волнуйся, как нибудь да проживу и одна.
— Што-то он не доброе задумал, пожалуй хочет и меня за батькой отправить, вот же гадёныш. Хочет всё себе заграбастать, значит надо ухо остро держать. Ладно, тепереча дождаться надо купца и мотать с этой сторонушки.Руки отпускать пока не стоит и бросать всё на произвол судьбы нельзя. Мало ли, тот купец думает — позабавился и всё на этом. Соломонида продолжала вести хозяйство. Пшеница и лён уродились отменные и урожай обещает быть хорошим. Только вот Фильку она на полях и в других хозяйствах не видела и дома он бывал редко. Соломонида получила судную грамоту на наследство. Льняное поле переходило в счёт государства за долги, остальное делилось по согласию наследников. По судной грамоте было установлено следующие — дом и хоз постройки переходили сыну, а всё остальное имущество получала жена. Филька сразу поставил вопрос так:
— Давай-ка, мама, решим с наследством и делу конец. Мы же можем решить всё полюбовно и мирно. Уступи мне поля, а остальное бери себе, а то скоро урожай собирать, как бы беды не случилось.
— Што-то не мирно получается, угрожаешь мне сожжением урожая? Жирный кусок хочешь проглотить, смотри только не подавись. Будет всё так, как в грамоте указано.
— Ну смотри, мама, я тебя предупредил, пеняй на себя.
В этот же день Соломонида направилась к местному купцу Даниле Петровичу Прикамскому, человеку влиятельному по Вятской волости, и предложила ему купить её земли и то, что на этих землях находится. Рассмотрев судную грамоту на наследство, Данила Петрович внимательно прочитал всю запись и решил:
— Соломонида, я пожалуй соглашусь с твоим предложением, так как подать и за все судные издержки у тебя взяты полем льна, то я принимаю твоё предложение о продаже. Когда тебе будет угодно всё оформить? Надо всё посмотреть и дать оценку.
— Да хоть щас, у меня нет ни каких не отложных дел.
— Вот и хорошо, тогда я дам распоряжение, что б привезли стряпчего, возьмём с собой приказчика, а пока что отведай чаю с печением да с конфетою.
— Благодарствую, неприменно отведаю.
Соломонида попила чаю с заморской конфетой. Прикамский дал распоряжение заложить лошадей, послать за стряпчим сию же минуту и позвать приказчика. Где-то через пол часа всё было готово к поездке и они отправились на земельные угодья Соломониды. Посмотрев все угодья, купец предложил, всё подсчитав, составить купчую на 500рублёв. Соломонида не стала торговаться, ей было важно избавиться от земли, пока беда не нагрянула. Стряпчий всё оформил, купец Д. П. Прикамский с Соломонидой подписали купчую, осталось только поставить печать в Приказной избе. Они тут же поехали скреплять купчую печатью, в присутствии стряпчего и самого посадского наместника, купец передал Соломониде 500 рублёв, но она предупредила всех, что сын её, Филька, грозился поджечь поля. Была назначена охрана из десятских и полиции. Соломонида хотела предупредить Фильку о том, что она продала землю, чтоб уберечь его от тюрьмы, (как ни как сын родной и единственный ей его, не путёвого, было жаль),но он так с того разговора и не был дома. Вроде всё миновало, тепереча осталось ждать Микитку, который прибыл в их Свиногорье на восьмой день. Микитка был удивлён от того, что услышал от Соломониды, и передал ей своё скорбное сочувствие по поводу смерти её мужа. В душе он, конечно, был рад, что наконец-то сможет повенчаться с Соломонидой и увезти её из этих мест на новую землю. Тепереча они не прятались и ходили свободно и уже на второй день собирались в путь. Всё её имущество погрузили на ладью. Про деньги от продажи земельных угодий Соломонида молчала. Филька появился проститься с матерью, просился взять его с собой, но он бы мешал планом Соломониды — и так она чуть не пострадала из-за него.
— Так что поживи один, сыночек, да пострадай как следует — этого она ему в слух не высказала, но так подумала.
Ладья с товаром и двадцатью гребцами направилась по Каме. Соломониде не терпелось поскорее обвенчаться, но торопить события не стоит, иначе у Микитки возникнет не хорошее предчувствие. Всё казалось прекрасным — и то, что она наконец-то свободна, и эта прекрасная река, и её удивительно красивые берега. Соломонида начинала нервничать — много было на их пути сёл и деревень с церковными приходами, а Микитка даже намёка не давал на венчание, стал меньше уделять ей внимания, всё рылся в каких-то бумагах, что-то чертил на карте. А дни всё шли и шли, а они всё идут по реке и не понятно, когда этот путь закончится. Дошли они до селения Вятское, в котором и остановились на несколько дней. Для Соломониды наконец-то выпало счастье, Микитка предложил ей обвенчаться и скрепить их брак печатью. Соломонида ещё не знала, что находится в вотчине Микитки Пушникова, что всё это принадлежит ему, от тото местные житили так почтенно ему кланялись при встрече. Микитка приподнёс ей дорогие подарки и свадебное платье для венчания. Церемония венчания прошла замечательно, было много гостей, а после венчания в приказной избе свой брак они скрепили печатью. Соломонида от беспредельной радости витала в облаках счастья. Она думала не о счастливой семейной жизни, а о том, как бы по быстрее избавиться от Микитки, но придётся потерпеть и подождать месяца два три, так потом будет легче и без подозрений избавиться от купца. Вроде и человек он не плохой, подарил ей новую жизнь, проложил дорогу к счастью, но ей не было его жаль так же, как и мужа Савёлку. Она бы и сына уничтожила, если бы вовремя не продала землю, Филька был на волосок от смерти. Всё шло хорошо, торговля Микитки приносила им большую прибыль, и земли пахотные дали большой урожай — мельницы не успевали перемалывать зерно. Продавали зерном и мукой, рыбный промысел тоже приносил доход, держалось стадо дойных и мясных коров, много было лошадей. Над всем этим хозяйством следила Соломонида. Быстро пролетело лето и уже конец осени. Соломонида старалась завоевать у местного населения расположение к себе. Она помогала всем, чем могла и всем, кто обращался к ней со своей просьбой. Посадские крестьяне шли на поклон не к Микитке, а к ней, Соломониде, ей удалось расположить людей к себе, от того и злился Микитка, что она много средств переводит на никчёмных холопов, в своей злобе он не раз повторял обидные для неё слова.
— Если им, холопам, суждено сдохнуть, то на то воля Божья, их на Руси много и на каждого есть и будет замена. Вот что ты делаешь? — упрекал он её — Ты думаешь раз им помогаешь, то они тебя на руках носить будут? Да ни чего подобного, они тебя поднимут на этих руках и бросят в яму. По всей Руси крестьянские бунты, бояр да воевод жгут вместе с их семьями в их же дворах, а всё от чего — да от того, что пряником медовым угощали, а надо было плетью пороть, чтоб страх и боль ведали, а не пряник медовый. Ты вот, женушка моя, ответь-ка мне — когда твой Савелка тебя хлестал, ты была покорна и не перечила ему, а как только увидела пряник медовый, то потянулась к нему, вот тогда-то ты от сладости и схватила дрын и вдарила им по башке Савелке. Вот так же о они сделают с тобой и со мной. А я смотрю то-то ты расслабилась, забыла, наверное, своё место? Я тебе пряник, а ты меня кнутом? С этого часу ты не должна заниматься ни какими делами, косающимися меня, будешь с прялкой сидеть.
— Я как-то не пойму, неужто человек может так быстро измениться? Был такой почтительный, ласковый, в любви признавался, не мог дождаться венчания. И вот кого же я вижу? Даже слов не подобрать как назвать тебя. Ты думаешь, заперев меня, люди полюбят твой кнут и забудут пряник. Жена твоя бедолага тоже, наверное, у окна пряла пряжу, а потом потянулась к прянику, но наткнулась на кнут?
— Я тебя выслушал. Да, я ждал этого венчания и думал беру в жены достойную себе, хоть и не богатую, но всё же с каким-то приданым, ты провела меня вокруг пальца. Я слышу от купцов, что ты земельку свою продала и молчишь. Так вот мне и не понятно — мы семья или так соседи? Денежки где должны быть? Правильно — у мужа. Да, вот что ещё, что б ты совсем-то не расслабилась, меня просили, ежели ты мне надоешь, то за тебя хорошую цену дадут — рассмеявшись и глядя ей в глаза, произнёс Микитка.
— Ну, сука, всё, конец тебе и твоему купечеству, людей не буду на бунт подстрекать, иначе всех погублю — сама справлюсь.
Соломонида выжидала момента расправы над Микиткой. Тепереча люди посадские стали редко видеть Соломониду на мельницах и в рыбацкой слободе. Не пускали их к ней, даже появляться рядом с купеческим домом им строго запрещалось. Люди поняли не ладное, то, что это не по её воле так распорядились, а по воле купца — ни кто в этом не сомневался. Соломониде удалось предупредить людей, чтоб не затевали бунт, а вели себя как ни в чём не бывало. Микитка с другими купцами отправился на охоту в здешние леса. Взяв с собою свору борзых, оседлав лошадей, купцы отправились в охотничье угодье Пушникова. Дождавшись когда охотники скроются из виду, Соломонида следом за ними оседлала лошадь, взяла ружьё и поехала следом за ними. Охотники расположились на небольшой полянке, где уже всё было готово к их встрече — накрыта самобранка, костерок, самовар. Охотники, перед выходом в лес, отведали водочки, потрепались меж собой и ждали, когда загонщики дадут им сигнал приступить к охоте. Для начала они пустили борзых, следом за ними пошли и сами. Соломонида кралась за ними, прячась за деревья и бугорками, прижимаясь к промёрзлой и сырой земле. Где на корячках, где ползком, она упорно пробиралась к своей цели. Борзые где-то далеко, с лаем, загоняли зверя. Загонщиков было слышно ближе, они как-то по своему шумели. По видимому зверь приближался, потому что охотники насторожились и вскинули ружья на прицел. Соломонида тоже выбирала момент — надо было так выстрелить, как будто кто-то из друзей его завалил, да так, что бы выстрелы совпали. Она стрелять умела, это муж покойный Савелка обучил её и вот пригодилось. Послышался хруст замерзшего ковыля, охотники были в напряжениим и ждали кто же на них выскочит. И не напрасно было их волнение, на них на четверых шёл здоровенный кабан. Больше их волновалась Соломонида, у неё на прицеле другой кабан, по свирепей того, из леса. — «Только бы не промахнуться и осечки ружьё не дало, да выстрел бы совпал». Микитка как раз стоял в сторонке от всех, а те трое стояли за деревьями. По возне кабана можно было определить, что он бежал на Микитку. Вот и всё, прогремели выстрелы, кабан, пробежав ещё несколько метров, уткнулся рылом в землю. Следом за кабаном повалился и Микитка. Ни чего не понимающие товарищи подбежали к Микитке, на полушубке виднелось алое пятно и след от пули в области сердца.
— Мать твою, вот, как сердце чуяло, что эта охота добром не кончится. Один из товарищей орал бранными словами, размахивая руками. Пока переполох, Соломонида тем же способом отползла от того места, быстренько вскочила на лошадку и помчалась прочь с этого места. Лошадка мчалась, подбрасывая в седле всадницу, которой было так легко на душе. В лесу купцы не знали что делать — винить кого-то не было смысла, мало ли чья пуля не туда пролетела.
— Бориска, ты давай отведи в сторону загонщиков, а мы с Васюткой будем избавляться от тела.
— Слышь, Савва, куда его денем-то? Наверняка кто-то нас видел, та же женка. Может подстроим как убийство, напоим холопа, сунем ему в руки ружьё, пущай на него думают, а мы раньше его ушли, пока кабана тащили, а он, как бы, борзых поджидал.
— Молодец, а может и получится, как ты советуешь. Давай мужика и дело делаем.
Мужика уже полупьяного искать особо и не пришлось, добавили ему ещё водочки тот и повалился. Под руки его и на то выбранное место, подальше от этого, а то, что всё здесь в крови — так кабана завалили. Оттащили Микитку на место, где уже лежал пьяный мужик, положили его в расстоянии почти на выстрел.
— Васют, а где ему ружьё возьмём, из чего он стрелял?
— Так они по-началу дрались, мужик этот напал сзади на Микитку, как бы следил за ним. И начал бить ему морду.
Васютка начал колышматить лицо уже трупа.
— Ну, а Микитка тоже по началу дал ему по морде, а после, в не равной борьбе, выхватил нож и пырнул его. Этот холоп успел вырвать у него ружьё и отползая, раненым, выстрелил в него. А теперь помоги и мы всё это на деле проделаем. Давай этого бедолагу сначала к Микитки подтащим, потом его ножом пырнём бедолагу, оттащим на место — будет след крови, а нож Микитке в руку вложим.
Так они всё и проделали. Для порядку выстрелили из ружья, чтоб на выстрел все сбежались. Сделав выстрел, Савва закричал:
— Какого лешего, кто стреляет? Что там у вас, зверя забили? Давай-ка, Васютка, дуем к остальным.
Прибежав к загонщикам, они спросили, рядом стоящего их товарища, Бориску:
— Бориска, что тут у вас? Кто стрелял?
— Так, барин, вон от туда стреляли — один из загонщиков указал на то место, где и лежали Микитка да тот бедолага. Все побежали на то место и застали картину, что Микитку убил крестьянин Митрофан Смолин (так его опознали загонщики),а после выпитого за упокой души обоих убиенных, мужики вспомнили, что Митрофан грозился убить купца, забрали трофеи — не пропадать же кабану. Тела убиенных погрузили в телегу к загонщикам, собрали борзых и поехали извещать жену Микитки о его смерти. Горя ни кто не испытывал, ни кому не было жаль купца, только мужики горевали за убиенного Митрофана.
Соломонида тем временем ехала по берегу реки, ружьё она выкинула в реку, а сама направлялась в рыбацкую слободу проведать рыбаков, да и все подозрения от себя отвести. Она ещё не знала что там произошло и то, что о ней ни кто и ни когда не узнает.
— Благодетельница наша пожаловала, как же мы тебя, барыня, долго не видели. Говорят в заперти сидела, правда ли это, матушка?
— Правда, Матрёна, мой купец меня за прялку усадил, вот на охоту уехал, а я убежала из темницы да сразу к вам — узнать как вы поживаете.
— Да что ты, матушка, какая жизнь? Перебиваемся, как можем. Барин твой нам хлеба не даёт, говорит, что мы рыбы мало выловили.
— Я распоряжусь, дадут вам хлеба, вот пока возьми денег, купишь на мельнице муки, здесь на всех хватит. Ну ладно, оставайтесь с Богом. Мне пора, а то купец мой скоро возратится с охоты.
— И тебя, матушка, благослови Господи.
— Матрёна, не называйте меня матушкой — што я вам, попадья? Называйте меня по имени, а если вам его не выговорить, зовите барыня.
Дома её поджидали друзья Микитки, ныне убиенного, и сообщили ей горькую новость о смерти её мужа. Соломонида сразу в слёзы, закатила истерику. Савва ей сочувствие выразил и тихо прошептал:
— Соломонида, мы вот что хотели бы тебе сказать, там такое произошло — в общем, один из мужиков загонщиков был зол на него вот и пристрелил твоего Микитку. Нам не хотелось, что бы о нас чего-то говорили, так что скажи, что ты нас не видела, спала, придумай что-нибудь. Мы, если что, тебе всегда поможем. Скажи, что он один собирался на зайца.
— Савва, так вас, наверное, загонщики видели, может ещё кто?
— Загонщики не видели, даже нас и не узнают, мы им денег столько дали, что, если надо, они и себя не вспомнят. А так вроде нас ни кто не видел.
— Хорошо, тогда и я вас не узнаю, ежели что. Только с похоронами мне помогите. Кто же чего подумает — вы же ему друзья.
— Поможем, всё устроим, как надо, так что ни о чём не беспокойся.
Схоронили Микитку на второй день, полиция так ни в чём и не разбиралась, для них и так было всё понятно. Соломонида, по истечении времени, стала владелицей всего состояния Микиты Пушникова по наследству, так как других наследников у него не было. Прожив год в своей вотчине в Вятском, Соломониду потянуло на новые приключения. Ей вновь была нужна жертва, но жертва по богаче, нежели Микитка Пушников, но так просто, без выгоды, жениха не найдёшь. Жених, прежде всего, интересовался приданым своей избранницы, если её состояние достаточно большое, то и шансов у ней становилось больше. Пока она думала-гадала, гость, купец-молодец, сам пожаловал в её сети. Соломонида спокойненько пила брусничный чай, отвлёк её стук в дверь. Поставив блюдце на стол, она пригласила стучащего:
— Войди, сей стучащий человек, только с доброй вестью.
Дверь приоткрылась, в щелочке появилось личико Матрены:
— Барыня, гость к нам прибыл, мимо проплывал, глаголит на кокой-то огонёк заглянул. Да не пойми што мелет.
— Интересно, што это за гость таков замолотый. Я сейчас сама к нему выйду, вот только приукрашусь малость. Стой, Матрёнка, молод или стар человек то тот?
— Что молод не ведаю, но не стар, так себе — не то не сё.
— Ну ты и ляпнула, не то не сё, как будто чёрт из омута.
Соломонида вышла пришедшему на встречу. Пред ней стоял среднего ростика, с лица красивый, в шапке и армяке, подпоясанном атласным кушаком, из под которого выпирало брюшко.
— Чей будешь, мил человек, в гости к нам или по делу?
— Филипка Леденцов, купец с Вологды, вот иду с товаром с Перьми Великой. Получается, что гость, если в гости позовёте, а коль у вас что-то есть предложить, то тогда и по делу.
— А я Соломонида Пушникова, вдова погибшего купца Микитки Пушникова. Приглашаю вас в гости, милости просим — Соломонида провела размашисто рукой, приглашая гостя к себе в дом. Соломонида дала время гостю снять верхнюю одежду, потом пригласила за стол. Накормила гостя, как она говорила — что Бог послал. Послал Бог картошечки тушеной с солёными грибками, окорочек, рыбка жареная, студень, да хлеб ржаной да пшеничный и водочка, после неё у них началась беседа. Соломонида, во время беседы, как бы так спроста, для настроения, подливала гостю водочки. Она жаловалась на судьбу свою бабскую, на одиночество, как ей одной, без мужика, трудно вести такое большое хозяйство. Филипка пьян-пьян, а прислушивался к речам Соломониды, мотал себе на ус. Да что-то в пьяной голове свербило, покою не давало, лезли какие-то мысли о этой барыне.
— Я, это, вот што спросить хотела у тебя, Филипп. Женат ли ты, может семью имеешь? Ты только не подумай, что я к тебе присватываюсь. Больно уж ты мне приглянулся, статный такой и видно, что хозяин хороший.
Соломонида видит, что не охото купцу о себе рассказывать. Выпив ещё чарочку, не хотя, Филипка начал говорить о себе:
— Я как-то не охочь вести речи о себе, чем меньше о дальнем человеке знаешь, тем оно и спокойней живётся. Вот ты, Соломонида, спросила о моей семье. А за чем тебе это знать, спросил бы я тебя? Но ты сама ответила на мой вопрос — сосвататься хотел, поскольку без мужика тебе трудно живётся. Ты, конечно, баба кровь с молоком, да что скрывать, ты мне тоже приглянулась. Ну да ладно, про сватавство пока что рано вести беседу. Вот что я скажу про себя — я одинок, женку мою татары в неволю угнали, пока я на поле брани сражался, детей мы с ней не нажили.
У каждого из них был друг на друга свой замысел. Соломонида понимала:
— Хитрит купец, метит паршивец на мои владения, но ничего, я вот щас у его людей поспрашиваю, что он за птица? — так она размышляла о Филиппе. Как бы замять этот разговор, Соломонида предложила купцу отдохнуть, на что тот согласился, водка начала его смаривать. После того как Филипп уснул на мягкой перине, укрывшись атласным одеялом, она пошла выпытывать у его людей его жизнь. Люди купца разместились на постоялом дворе, его люди тоже гуляли, что и было на руку Соломониде. Не сразу ей пришлось разговорить его людей, но, когда она поставила им бадью водки, то языки у них сразу развязались. Оказалось, что купец был женат, что есть у него сын-наследник, да имеет он большое богатство. Как она поняла — он хочет заловить её в свой сети.
— Надо спроваживать такого гостя, не по зубам он мне. Жаль, что его богатство к моим рукам не прилипнет.
Соломонида была расстроена таким не везением.
— Ещё ублажала гадёныша, ладно хоть в постель к нему не нырнула — укоряла она себя.
— Матрёнка, поди-ка сюда! Работа для тебя есть.
— Бегу, барыня, что прикажите? — запыхавшись от бега, промолвила Матрёна.
— Ты вот что, поди-ка на постоялый двор, тихонечко загляни спят ли купеческие люди, ежели спят, то возьми от них бадью с водкой и принеси сюда. Может черти не всё вылакали, а то я с дуру расщедрилась, бадью водки им на стол поставила.
— Ну так што, я тогды побегла? — Матрёнка, развернувшись, побежала к постоялому двору. Минут через двадцать она возвратилась с бадьей водки, отпито было совсем не много, видимо до этого им хватило.
— Давай-ка, Матрёнка, выпьем по чарочке, а то что-то на душе тошно.
— Так как же, барыня, я да с вами водку пить — кто я а кто вы?
— Не мели, Матрёнка, кто я,а я такой же была, как ты. Давай, наливай-ка лучше.
Выпив с Матрёнкой по чарочке водки, Соломонида начала той жаловаться на купца, как она пред ним лебезила, а толку ни какого. И нет ей бабьего счастья, даже жениха путного не сыскать.
— Да чё его искать-то, барыня, вон в Камбурке купец Аркадка Буянов — денег, куры не клюют, земли скоко пашенной, да всяко разного ещё добра, да деревень в его владении — Алыбай, Исак, Карманово. Во так тока староват, годков 60,но зато ни жены, ни детей и родня не объявляется. Это мне Маруська растрепала, та девка, что у его служит. Вот надо кого тебе, барыня, захомутать.
Матрёнка разошлась не на шутку, сама себе наливала, сама по себе и болтала. Соломониду эта новость о купце подцепила за живое, потому она и не одёргивала Матрёнку, мол пусть побольше поболтает. Матрёнка и болтала, что не болтать, когда есть водка и стол от закуски ломится.
— Слушай, барыня, а ещё Маруська трепалась, дескоть барин тот как-то обмолвился — не плохо бы хозяйку в дом привести. Мол одинок он и даже не с кем словечком перемолвиться. А я што-то про тебя барыня и не вспомнил, как в чужую душу-то влезешь? Мы-то все думали, што к тебе сватается Митроха Соболев, купец из Соколово, он как-то на медни приезжал.