Предисловие
Эта книга о последствиях инцеста и сексуального насилия в жизни детей и взрослых. В ней я рассказываю об особенностях работы психолога с такими клиентами.
Мне кажется важным говорить об этом, хотя тема, несомненно, крайне тяжелая. Но закрывать глаза на то, что это происходит, страшно, ведь наши дети могут пострадать, как когда-то мы. Многие родители создают инцестуальный климат в семье по незнанию. Они искренне любят своих детей и не желают причинить им вред. И это еще одна причина, почему я считаю, что нужно рассказывать об этом.
Книга полна упоминаний о сексуальном и физическом насилии, инцесте, жестокости, суицидальных мыслях, мало переносимых переживаниях. Все это может вызвать у вас сильные и тяжелые чувства. Если и вы пережили изнасилование или инцест, у вас могут подняться воспоминания и ощущения того времени. Если это произойдет, лучше обсудите их с психологом. Он сможет оказать вам профессиональную помощь.
Эта книга — сплав художественных образов и историй с психологическим анализом этой травмы и путей к исцелению. Я поделилась своим опытом работы с клиентами, пострадавшими от сексуального насилия и инцеста. Постаралась выделить особенности и феномены этой сферы. Это мои наблюдения и мысли, я не претендую на всеобъемлющее видение темы или всестороннее ее описание.
Я бережно соблюдаю конфиденциальность, поэтому все истории в этой книге являются моим художественным вымыслом. Это сплав, обобщенный опыт почти пятнадцатилетней работы. Все персонажи вымышлены, а совпадения случайны. Я представляла себе терапевтическую группу для людей, пострадавших от сексуального насилия, записывала их впечатления и переживания. Участники таких групп нередко хотят остаться анонимными, поэтому в тексте часто нет имен.
Каждый закавыченный пример — это цитаты разных людей. Если подряд идёт несколько цитат, то это как будто участники терапевтической группы для переживших инцест и сексуальное насилие, рассказывают один за другим.
В тексте я часто пишу «отец» или «дядя» в роли насильника, но вместо них можно подставить любого родственника (мать, дедушку, бабушку, брата, сестру, отчима, тетю, мачеху), так же как пострадать от инцеста может ребенок любого пола. Статистика такова, что чаще всего отцы (или отчимы) насилуют дочерей, поэтому я брала этот пример как основной. В инцесте не так важно, какого пола педофил и жертва, последствия будут примерно одни и те же.
Благодарности
Писать эту книгу мне было невероятно трудно. Я обдумывала ее, изучала нюансы, собирала материал. Болела, делала перерывы, снова собираясь с духом. Я бы точно не справилась, если бы не помощь многих людей.
Андрей Ананьев, мой муж, неизменно поддерживал меня и включался в работу над книгой на всех ее этапах. Я безмерно ему благодарна и признательна.
Мой терапевт терпеливо сносила все мои метания и колебания, находила слова поддержки, чтобы я ни решала, оказывала ценнейшую консультативную помощь, я глубоко и горячо ей благодарна.
И еще я хотела бы поблагодарить свою интервизорскую группу, где коллеги горячо меня поддерживали и вносили свой ценный вклад. Им я задавала вопросы, рассказывала о своих сложностях и тупиках. Они вдохновили меня дописать эту книгу до конца.
Я так же благодарна моим френдам в социальных сетях, друзьям и коллегам, которые ставили лайки и писали мне комментарии. Поддержка и обратная связь всех этих людей убедили меня, что эта книга нужна, ценна и полезна.
Я благодарю каждого из вас от всего сердца, ведь без вас мне не достало бы сил завершить этот труд.
Я также благодарна редакторам издательства "Ридеро" за ценные советы и комментарии.
Часть первая. Исследуем инцест
«Рассказывание историй лечит.
Если ты можешь рассказать хорошую историю,
ты можешь быть исцелен».
Харуки Мураками
из интервью М. Немцову
«Блюз простого человека»
Пролог
После инцеста и сексуального насилия моя изувеченная душа помертвела от боли и горя. Разбилась на осколки. Близость для меня превратилась в пирог с ягодами и толченым стеклом. Слилась с болью и безысходностью. Годами мы с терапевтом выбирали осколочки, отделяя насилие от любви. Как золотоискатели встреча за встречей промывали мудреный сплав любви и насилия, близости и боли.
Когда мне попадались доверенные люди, от которых я ожидала встретить понимание и поддержку, я рассказывала им историю о насилии. И встречала от них не стыжение и обвинение, а сопереживание мне и ярость на насильника. Их волны любви и сочувствия омывали рану, и она заживала.
Много лет я складывала обратно свою душу из осколков, карабкаясь из бездны молчания.
Безмолвие убивает, а рассказ исцеляет. Но жертвы насилия скованы стыдом, заклеймены позором. Балансируют на краю мрака в плену страха. Их неслышный крик страдания несется сквозь вечность.
Истории о насилии становятся для них мостом сквозь бесконечную ночь, где на той стороне тишины их ждут сестры. И пусть не все могут начать свою исповедь словами «я не хочу молчать». Для начала достаточно внутреннего согласия и знания, что вы — не одни.
Сложности психологов в работе
Тема инцеста и сексуального насилия может сильно пугать психологов, сталкивающихся с ней в практике. Некоторым даже сложно произнести слово «инцест», обращаясь к клиенту. Им кажется, что это слишком страшное слово, которое может разрушить и без того хрупкий душевный мир человека напротив.
Кому-то не хватает знаний и умения с этим работать. Кто-то впадает в ступор, оцепенение, как будто пережитый клиентом опыт сексуального насилия — это инвалидность и тупик, непонятно, как с этим можно жить.
Другие, наоборот, застревают на этой теме. Клиент упомянул вскользь, а психолог не может выбросить из головы. Или при каждом удобном случае напоминает клиенту, что о пережитом насилии важно говорить, подталкивают к обсуждению. Клиенты часто испытывают сильное сопротивление рассказывать о подобном опыте. Могут отказываться, говоря, что им это не актуально. А психолог продолжает настаивать, называя подобное нежелание клиента «вытеснением» или «отрицанием».
Почему же так сложно поднимать эту тему?
Она будит в психологе воспоминания о собственном опыте насилия и беспомощности. Люди, пережившие насилие, подавляют бурю тяжелейших чувств. Все они ощущаются в поле как предгрозовая туча, наэлектризованный воздух.
Это также встреча со своей сексуальностью, табуированными желаниями, запретными влечениями. Обычно все подобное надежно вытеснено в бессознательное.
В этой книге я попыталась описать переживания тех, кто столкнулся с инцестом и сексуальным насилием, передать свой взгляд на то, как с ними работать.
Снаружи такие клиенты могут выглядеть тихими, молчаливыми, забитыми, стеснительными, неуверенными, робкими. Говорить об обычных проблемах, словно бы ничего ужасного не случилось. Они скрывают свое постыдное клеймо. Нередко психолог узнает о том, что клиент был изнасилован спустя несколько месяцев, а то и лет терапии.
Что же происходит у них внутри? Приподнимем завесу тайны. Рассказывают женщины, пострадавшие от инцеста и сексуального насилия:
История Ольги
«Что такое инцест? Инцест — насилие, пронизанное любовью, стыдом и ужасом. Подавленная, глубоко затаившаяся ярость. Невыносимая боль и горькие злые слезы, кровь и слизь. Отвращение, омерзение, тошнота. Черный омут, зловонная трясина. Бессилие, отчаяние, обреченность.
Вина. Самообвинение и самонаказание. Приговор. Это череда непрекращающихся воспроизводимых травм — снова и снова — насилие. Насилие любовью. Насилие едой. Насилие словом, действием, пренебрежением. Физическое, сексуальное, психологическое.
И самое страшное слово. Инцест.
Инцест — это домогающийся отец. Сначала, когда мне было пять, а потом — тринадцать. И это самое страшное. Потому что тогда насилие склеивается с любовью. И их потом почти невозможно разделить.
Тогда я поняла, что за любовь буду наказана. Что за тепло и ласку и удовольствие нужно заплатить страшную цену. Жуткую. Разрушительную.
Я жаждала любви отца. Его признания, похвалы, восхищения, ласки. Ведь он — первый мужчина в моей жизни, мой идеал, образец, кумир. Прекрасен и недоступен. Умен, все знает и умеет, хорош собой. Неотразим. И очень любит меня.
Я сама не понимала этого, не признавала, но в глубине души хотела его соблазнить. Мне было важно проверить свое очарование, обаяние, сексуальность, соблазнительность. В пять лет я училась кокетничать, умильно прислоняться головкой, вертеться на коленях, обнимать его за шею и нежно целовать:
— Папочка, ты самый лучший. Я люблю тебя больше всех! Я хочу быть только с тобой!
В пятнадцать я надевала короткие юбки и обтягивающие топики, пробовала краситься, душиться, прохаживаться волнующей походкой. Мои волосы каждую неделю были нового цвета. А юбка своей длиной (или уже шириной?) могла соперничать с поясом.
Я мечтала о поклонниках, мальчике из параллельного класса, текущей поп-звезде, кумире нового молодежного сериала, и главном хулигане школы. Мне снились поцелуи, объятия и секс.
«Плохой» парень из моей школы. Первые ласки. Дрожащие прикосновения, от которых замирает дыхание. А сердце готово выскочить из груди, так судорожно бьется.
Кто устоит перед свежестью молодости? Перед тонкими, грациозными формами? Да, отцу было тяжело. Мало кто может с этим справиться. Признать, что его возбуждает и притягивает собственная дочь? Невозможно.
Он вел себя по-разному. Сначала пытался искоренить во мне — распускающейся девушке — женственность и сексуальность:
— Вот намазалась-то! В таком виде ты на улицу не пойдешь. Ты что, шлюха? Перед соседями стыдно! В приличной семье растешь.
— Немедленно умойся. От тебя воняет. Что, французские духи? Мала еще на панель-то идти!
— Юбка должна быть ниже колен! Блузка до горла и застегнута на все пуговицы. Немедленно переоденься.
Потом отцу стало тяжелее справляться со своим влечением ко мне. Его взгляд становился масляным, похотливым. Руки так и тянулись к моим новообретенным формам. Приветственные объятия затягивались. Поцелуи перешли с щек на губы. Он норовил приобнять, прижать, потрогать.
И, наконец, он сорвался:
— Ты ведь любишь папочку? Я с твоей мамой так несчастен. Она меня совсем не понимает, не то, что ты. Ты — мой ангел, моя душа, моя единственная любовь. Ты же знаешь, тебя я люблю больше жизни. Ты все для меня. Ну, не плачь, иди лучше, обними папочку. Поцелуй меня… Сними маечку, ты так разгорячена. Не останавливай меня. Тебе же приятно, моя сладкая? Я сделаю тебе еще приятнее. Потерпи, боль скоро пройдет. А наслаждение останется. Ты ведь любишь папочку? Ты ведь не хочешь папочку расстроить? Ты ведь не такая, как твоя мать?»
Чудовищно думать, что отцы совращают своих дочерей. Не хочется даже допускать такую мысль. Но я знаю, что они это делают. А еще отчимы, учителя, спортивные тренеры, начальники, священники, психологи и психотерапевты.
Потому что помимо родных отцов есть символические. Юная девушка еще не опирается на себя, она все еще ребенок. И любая авторитетная фигура — учитель, наставник, тренер, кто-то, старше ее, обладающая над ней властью, к которой возникает доверие, близость, становится для нее трансферентным отцом. И травма от такого насилия не менее страшна, чем, если насилует собственный отец. Ее труднее всего залечить.
Потому что это манипуляция и использование. Это предательство. Доверия, близости, веры.
Очень мало кто может оставаться отцом, то есть говорить ей, прямо словами или посланием: «Я люблю тебя. И всегда буду любить. Я всегда буду с тобой. Но секс между нами невозможен. У меня есть женщина, это твоя мать. Ты можешь злиться на меня, быть в ярости, отвергать. Но это так. Между нами невозможен секс. Я все равно останусь с тобой».
Девочка, изнасилованная близким человеком, которого она больше всего любит и кому так доверяет, испытывает хаос чувств. Она горда, что смогла его добиться. Считает себя соблазнительной, сексуальной, красивой, неотразимой. Торжествует победу, ведь выиграла почти невозможное — конкуренцию с матерью. Ей льстит доверие отца и его близость.
Но одновременно она испытывает бесконечный парализующий ужас. Непереносимый и не имеющий конца и края стыд. Вину и ощущение, что она сделала что-то ужасное. Теперь небо упадет на землю. Земля разверзнется, и геенна огненная поглотит ее. Она испытывает отвращение, ее физически рвет и выворачивает снова и снова. Боль раздирает ей сердце и все внутренности. Боль предательства, унижения, стыда, обиды, подавленного гнева. Она совершила нечто ужасное. Ей нет прощения. Теперь она никогда не будет чистой, запятнанная несмываемым позором. Она ужасно виновата. Так нельзя поступать!
И в самой глубине души то, в чем она никогда никому не признается. Желание, чтобы это продолжалось. Потому что отцовская любовь, внимание и признание жизненно необходимы! И если он не может просто любить, не насилуя, любоваться без похоти, восторгаться без подтекста, то пусть любит, как может, пусть насилует, но только не уходит.
Ольга говорила себе:
«Ты плохая девочка. Ты очень-очень нехорошая девочка. Грязная, испорченная девчонка. Ты должна быть наказана. И ты будешь наказана».
«Я не заслуживаю любви. Я, наверное, совершила что-то ужасное, раз он так со мной поступил. Я грязная. Отвратительная. Омерзительная. Я очень виновата. Я заслуживаю наказания».
Круг замыкался. Ольга рассказывала, что насилие приходило в ее жизнь опять и снова. Новый дружок матери. Учитель в школе. Школьный психолог. Все подружки ходят по этой улице вечером и ничего. Она пошла, и ее изнасиловала банда подростков.
Все подружки находят себе нормальных парней, а ей попался садист. А на вид был такой тихий, милый, умный. Очки носил. Наверное, в книжках он вычитал те ужасающие отвратительные пытки, которым подвергал ее, заперев в подвале. Его возбуждали ее крики, стоны и кровь.
Она не могла уйти от него, отказать им. Не могла постоять за себя, защитить. Заорать, ударить в ответ, защищаться до потери пульса, сознания, жизни. Ей это даже не приходило в голову. Паралич и полное отупение воли и чувств. Так знакомо с детства.
Как отказать отцу? Потерять его расположение, близость, доверие, любовь?! Немыслимо! Невозможно! Терпеть, молчать, плакать в подушку, если позволит себе. Ольга мучила себя:
«Я заслуживаю этого. Ведь я такая грязная, испорченная, ужасная. Меня должны наказать».
«За любовь есть цена. Она непомерна высока. Эта цена — насилие. Я не могу просто быть счастливой. Не могу получать удовольствие. Это грех. Это страшно. Любовь — это насилие и боль. Любовь — это насилие над собой и наказание».
Так рождается цепочка: любовь и удовольствие равно боль, стыд, наказание, насилие. И даже если девушке попадется нормальный парень, она, с детства усвоив эту связь, будет насиловать себя сама:
— Пусть мне больно, потерплю чуть-чуть, надо, чтобы он кончил, а то еще уйдет от меня.
— Пусть я не хочу сейчас секса, он же хочет, надо потерпеть.
— Пусть я ненавижу его прикосновения, не могу же я одна остаться.
— Мне было так хорошо. Это страшно. Значит, сейчас мне будет больно и стыдно.
И если этого не происходит, девушка устраивает себе это сама. Ольга «случайно» сильно порезалась ножом, готовя бутерброды. Часто испытывала непереносимую боль и стыд в ситуациях, которые другие даже бы не заметили.
Когда же у нее появился молодой человек, у нее возникло множество проблем в интимной жизни. Атрофировалась всяческая чувствительность, и она не могла достичь оргазма. Внутри все зажималось, пересыхало, деревенело и стекленело. Она имитировала оргазм. Испытывая боль, ужас и стыд.
Не выдержав этого насилия над собой, она отказалась от секса и даже от отношений. Близость пугала ее до потери сознания. Ведь она означала насилие. Если не от близкого человека, то по отношению к себе. У нее начались разные женские заболевания. Операции, врачи, процедуры. И единственное проникновение, которое ей осталось — инструмент для УЗИ гинеколога, холодный и жесткий.
Она уже не жила. Женщина в ней умирала, ежедневно истекая кровью. Она поставила жирный крест на своей жизни. Как можно стать матерью, ведь для этого придется пройти через секс, а это насилие. Ей никогда не стать женой, ведь муж захочет секса.
Одно время Ольга пыталась одеваться, как подросток, не желая вырастать, чтобы не привлекать внимания мужчин. Выглядеть «серой мышью», тихой, незаметной, молча сидеть в уголке. Превратиться в «своего парня», «только дружба», «всегда на связи».
Затем стала носить мешковатую одежду, вела себя грубо и резко, отталкивая от себя потенциальных партнеров.
Но все это время она безмерно боялась стать тем, кто она есть — Женщиной.
Чтобы защитить себя от насилия и сказать ему «стоп!», нужно разозлиться, впасть в бешеную ярость по отношению к насильнику, возненавидеть его. Прекратить череду воспроизводимых травм можно, пройдя через стыд и боль, поверив, что не было твоей вины в случившемся. Но есть теперь ответственность за то, что я делаю с последствиями.
Потому что чаще всего насилие, совершенное близкими любимыми дорогими людьми, приводит к тому, что девушка начинает насиловать себя сама. Это становится настолько привычным, что она этого даже не замечает.
— Что значит «не хочется?» Надо! Должна! Обленилась?! Избаловалась?!
— Терпи, сквозь зубы, но делай.
— Ешь, что не любишь. Носи, что не нравится. Спи, с кем не хочешь. Работай, где ненавидишь.
— А главное: терпи, молчи, не жалуйся, не плачь, не протестуй.
Легче разозлиться на насильника, если это чужак в подворотне, злой, отвратительный, откровенный урод, извращенец, сволочь. Но как возненавидеть и отвергнуть собственного отца — неважно, родного или символического? Это так трудно, что почти невозможно. Как отказаться от него, его любви, участия, внимания, заботы, нежности, поддержки? Ведь он значит так много! Столько дает! Или это сплошная иллюзия?
И поэтому получается:
«Боюсь насилия — значит — хочу насилия.
Люблю отца — значит — ненавижу отца.
И хочу, и боюсь — одновременно и бессознательно.
И люблю, и ненавижу в одно и то же время».
Это страшно слышать. На это жутко смотреть. Но жить с этим еще страшнее. Можно пытаться вытеснить, забыть, не думать, но оно все равно есть. И никуда не девается.
Если вы психолог, психотерапевт, будьте уверены, среди ваших клиентов встретятся, пережившие насилие в том или ином виде. Если вы клиент, скорее всего, оно уже было или продолжает быть. Если вы девочка, девушка, женщина, вы встречались с насилием. Если вы живете в России, то часто.
Виды насилия
Что такое насилие? Это намеренное применение физической силы или власти, чтобы заставить жертву подчиниться своей воле, в результате чего жертве наносятся психологические травмы, телесные повреждения вплоть до смертельных, и разнообразный ущерб.
Прежде чем подробно описывать работу с последствиями сексуального насилия, я считаю важным упомянуть и другие виды насилия. Выделяют несколько основных групп:
Физическое насилие
Физическое насилие — причинение умышленного вреда, ущерба или боли путем физического воздействия на тело другого человека. В результате него возникают телесные страдания, повреждения, увечья и травмы. Насильниками могут быть как взрослые, так и дети, также как и жертвами.
Например:
— Муж напивается и избивает жену.
— Жена обжигает его раскаленной сковородкой.
— Мать дает затрещины, пощечины, подзатыльники ребенку.
— Отец порет ремнем, таскает за уши, сильно толкает сына, так что ребенок падает и ушибается.
— Учитель бьет детей по рукам линейкой.
— Подростки дерутся во дворе.
— Старший брат щиплет младшую сестру, та его кусает в ответ.
— Подросток ударяет мать.
Эмоциональное насилие
Эмоциональное насилие (также называемое психологическим или моральным) — это умышленное негативное воздействие на психику другого человека. От физического отливается отсутствием телесного взаимодействия. К психологическому насилию относятся:
— вербальная агрессия — грубые, обидные, уничижительные слова, крик;
— невербальная агрессия — демонстративное закатывание глаз, цоканье языком, поднятие бровей, выражение на лице скепсиса, презрения или сомнения в способностях другого;
— ограничение человека в общении с людьми, выборе досуга, внешнего вида;
— манипуляции с целью вызвать у другого чувства страха, вины, стыда, тревоги, ревности;
— токсичные слова и действия, приводящие к подрыванию самооценки другого: критика, обесценивание, оскорбления, запугивание. Все эти приемы используют так называемые абьюзеры.
К психологическому насилию также относят следующие действия: газлайтинг и виктимблейминг.
Газлайтинг — это использование тонких психологических приемов для создания у жертвы иллюзии, что с ней что-то не так: она сходит с ума или больна, расшатывание ее веры в себя, подрыв самооценки. Газлайтеры противоречат окружающей реальности, убеждая жертв в своей правоте. Например, отрицают слова и поступки, свидетелем которых была жертва:
— Этого не было. Тебе просто показалось. Что ты придумываешь?! Какая чушь!
— Я этого не говорил! Ты меня не так поняла.
Виктимблейминг — это перекладывание ответственности за насилие с насильника на жертву:
— Она была вызывающе одета.
— Она сама этого хотела. На самом деле ей нравилось, она извращенка, похотливая сучка.
— Зачем она пошла ночь в темный переулок? Сама виновата.
— А что же она годами не уходила с четырьмя детьми от мужа-пьяницы, избивавшего ее?
Пищевое насилие
Пищевое насилие — это принуждение к еде человека, который не хочет и отказывается. Чаще всего от пищевого насилия страдают дети, но, бывает, и взрослые:
— Вы почему не едите? Я же старалась, готовила, что теперь, выкидывать? У нас свиней нет.
— Тебе нужно больше кушать, ты такой худенький, бледный.
— Как это ты наелся? Всего две ложки съел!
— Доешь — пара ложек всего осталась, куда их девать? Тарелка должна быть чистой.
— Надо доесть, хотя и не вкусно, заказал же в ресторане, дорого, денег жалко.
Пищевое насилие страшно тем, что от еды человек отказаться не может. Мы спокойно проживем без сигарет, алкоголя и наркотиков, можем меньше работать, но питаться нам необходимо. Поэтому жертвы пищевого насилия мучаются потом всю жизнь, пока не разберутся с последствиями на психотерапии.
Кроме того, еда неразрывно связана с радостью и удовольствием. Младенец утешается и ощущает любовь, получая молоко из материнской груди. Смешивая любовь и радость с насилием в детстве, родители закладывают крайне разрушительные основы для ребенка в будущем: он будет склонен выбирать отношения с абьюзерами и манипуляторами, так как любовь и радость для него теперь неразрывно связаны с болью, отвращением и насилием.
Сексуальное насилие
Сексуальным насилием является любое использование тела жертвы для удовлетворения сексуальных потребностей насильника. К сексуализированному насилию относят:
— прямое изнасилование — насильственное проникновение внутрь вульвы, рта или ануса жертвы пенисом, руками или другими частями тела, а также предметами;
— попытка изнасилования, домогательства — прикосновения сексуального характера к половым органам (пенису, вульве) и интимным зонам (анусу, мошонке, рту, губам, груди, соскам, ягодицам, внутренней поверхности бедер);
— демонстрация собственных половых органов, вживую или на фото, видео, фотографирование обнаженной жертвы;
— создание инцестуального климата (размывание понятия нормы, разнообразные нарушения границ ребенка).
Ключевым моментом здесь является принуждение жертвы — оно может быть прямым (насильственные действия) — или косвенным (шантаж, манипуляции, угрозы, давление).
Зависимая роль (ребенок, ученик, подчиненный, младший) изначально исключает добровольное согласие, так как позиции не равны, у старшего больше власти, сил, знаний, он влияет на судьбу или жизнь зависимого.
Истинное равноправное согласие должно быть полностью добровольным, выраженным словами, осознанным, безопасным. Человек должен ясно понимать, что он (или с ним) собирается делать, каковы будут последствия. Он должен быть уверен, что может отказаться или прекратить в любой момент, за что не последует никакого вреда или плохих последствий ни его отношениям с партнером, ни его телу, ни здоровью, ни психике, ни материальному благополучию.
Инцест и сексуальное насилие
Инцестом и сексуальным насилием является любое использование тела ребенка для удовлетворения сексуальных потребностей взрослого. Инцест — это частный случай сексуального насилия, совершенного родственниками или символическими родительскими фигурами.
Это может быть половый акт, когда мужчина засовывает пенис в вагину, анус, рот ребенка. Также сюда относятся:
— взрослые обнажаются перед детьми;
— взрослые обнажают детей с сексуальными мотивами (не для осмотра врача или купания);
— взрослые трогают руками, ртом или другими предметами интимные зоны детей: вагину, пенис, мошонку, ягодицы, анус, грудь, соски, губы (не в медицинских целях);
— делают ребенка свидетелем полового акта взрослых;
— смотрят в присутствии ребенка порнографические фильмы или журналы;
— принуждают ребенка трогать половые органы взрослого;
— принуждают ребенка вступать в сексуальные отношения с кем-то, от кого он зависит, кто обладает над ним властью: родители, учителя, няни, воспитатели, родственники, начальники, священники, психологи;
— принуждают ребенка к половому акту (генитальному, вагинальному, оральному, анальному);
К инцестуозному поведению и домогательствам также относят:
— засовывать глубоко в глаза, горло, вагину или анус ребенка пальцев взрослого;
— мыть ребенка старше 3—4 лет, касаясь его половых органов;
— показывать детям обнаженных взрослых на нудистских пляжах, в голых банях;
— переодеваться при детях или ходить голыми перед детьми;
— обсуждать с детьми свою половую жизнь;
— рассказывать ребенку о своих половых актах, любовниках;
— принуждать ребенка обнажаться без медицинской необходимости или стыдить его за отказ это делать.
У инцеста и сексуального насилия много видов и граней. Чем раньше оно началось и чем дольше длилось, тем глубже и острее будет травма. Хуже всего пришлось тем, кого растлили еще во младенчестве. И тем, кого развращали с проникновением, насиловали полноценным половым актом.
Также насилие может быть однократным или серийным — случаи в семьях обычно серийные. Это значит, что насильник не ограничивается одним разом, а продолжает домогаться и насиловать ребёнка снова и снова.
Сексуальное насилие бывает с проникновением, когда насильник вводит свой половой орган в вагину, анус или рот жертвы. Также оно может быть без сексуального акта, например, прикосновение к интимным частям тела ребенка, демонстрация ребёнку обнаженных людей или сцен секса и другие формы инцестуозного поведения.
Также на степень глубины травмы влияет возраст ребёнка: чем раньше произошёл инцидент насилия, тем глубже травма.
Дети, которых регулярно насиловали в младенческом возрасте, обычно сходят с ума. Страдают от шизофрении, диссоциативного расстройства идентичности, или пограничного расстройства личности, тяжело адаптируются к жизни.
Также они сами могут стать сексуальными маньяками или педофилами. Для них непереносимо чувство унижения и беспомощности, которые они испытывали в детстве, будучи жертвами насилия. Поэтому они идентифицирует себя с тем, кто сильнее, и сам может насиловать, и становятся агрессорами.
«Сильнее всего увечит инцест. После него я убеждена, что, если со мной так можно — значит, я это заслужила. Если это возможно делать со мной — значит, я недостойна ничего хорошего. Любовь, забота, целомудренные объятия и ласки — не для меня. Я навсегда потеряла невинность. Способность воспринимать мир чистым, без сексуальных примесей. Способность доверять людям — знакомым, и незнакомым».
Инцест прямой или символический
Инцест может быть прямой, если он происходит между родственниками по крови или по браку. Отец, отчим, дядя, дедушка, старший брат, мать, мачеха, тетя, бабушка, старшая сестра, насилующие или растлевающие ребенка.
«Я ненавидела ночи, когда мать уходила на дежурство. Это означало, что я останусь одна с отчимом, и он обязательно придет ко мне в постель. Ужас, боль, унижение, отвращение, страх. „Пикнешь матери — выкинет тебя на улицу“.»
Инцест называется символическим, если в роли насильника выступает переносная (трансферентная) родительская фигура — это кто-то, кто временно заменяет родителя для ребёнка в каких-то функциях. Например, опекун, воспитатель, учитель, тренер, психолог, начальник или священник.
Это кто-то, кто обладает властью над ребёнком, может влиять на его жизнь. Часто это тот, к кому ребёнок привязан, верит и доверяет. Эти роли никогда не равны. Всегда в таких парах старший обладает большим жизненным опытом, знаниями и пользуется этим, чтобы эксплуатировать ребёнка, сексуально удовлетворяя себя. Ребёнок в таких отношениях всегда уязвим, так как его успех, здоровье, благополучие или жизнь зависит от символического родителя. И здесь вопрос о равенстве не стоит изначально, поэтому ни о каком добровольном согласии не может идти речи. Это всегда использование и принуждение, даже если ребёнок сам признается в любви и предлагает сексуальные услуги взрослому. Он делает это вынуждено из-за страха потерять отношения или привязанность, крохи внимания и любви, которые получал.
«В приюте я больше всего был привязан к одному воспитателю, самому тихому и доброму. Он никогда не бил меня, как другие, не поносил, не загружал непосильной работой. Я мечтал, чтобы он меня усыновил, пока однажды он не застал меня плачущим в кладовке. Он опустился на пол рядом со мной и положил мою голову себе на колени. Он гладил меня по голове и приговаривал ласковым голосом: „Ты хороший, я знаю, ты мне нравишься“. „И вы мне нравитесь“, — робко ответил я. „Все причиняют тебе боль. Но я хочу сделать тебе приятно. А ты сделаешь приятно мне“, — сказал он неожиданно охрипшим голосом, а его рука, гладившая мою спину, спустилась ниже и нырнула в мои трусы. Я не мог пошевелиться, душа онемела. Я знал, как называлось то, что он делал со мной потом — секс. Я только не знал, что и с детьми так можно».
Но ни один ребёнок добровольно не захотел бы и не согласился бы, чтобы его насиловали и сексуально эксплуатировали. Каждый ребёнок предпочёл бы, чтобы его любили невинно, сохраняя его интимные границы. Но часто у детей нет выбора, и, если они хотят получить тепло, внимание и ощущение своей особенности и исключительности, они платят за это использованием своего тела и повреждением психики.
Инцест через соблазнение или через насилие
Инцест и сексуальное насилие бывают через соблазнение или через насилие. И чаще они происходят через соблазнение.
Педофилы редко жестоко насилуют своих жертв, хотя такое случается. Отец или дядя зажимает рот ребенку, срывает с него трусы и засовывает свой член.
Но чаще насильник сначала соблазняет жертву. стараясь выбирать одиноких, не уверенных в себе, печальных, застенчивых, беспризорных, одиноких детей. Обычно у их жертв мало или нет друзей и нет близких доверительных отношений с родителями.
Педофил долго плетет сеть, прикидываясь другом или любящим заинтересованным лицом, втирается в доверие. Начинает привязывать к себе жертву, говоря ей нежные слова, делая подарки, осыпая комплиментами. Он убеждает ребёнка, что тот особенный, что насильник его любит, что он не такой, как все. Постепенно завоевывая любовь и доверие, педофил начинает сексуально эксплуатировать ребёнка, начиная с малого и постепенно увеличивая свои притязания. Принуждают к сексу, когда уверены, что ребенок не расскажет о насилии, либо из страха потерять отношения с единственным «любящим» человеком, либо под угрозой смерти или вреда близким. К словам любви добавляются угрозы. Педофил уверяет ребенка, что, если тот расскажет о насилии, ему никто не поверит. Его застыдят и накажут, сочтут плохим и грязным. Угрожает, что, если ребенок откроет эту тайну родителям, те его бросят. Будут презирать и ненавидеть, не будут больше любить. С ним случится что-то плохое. Насильники всегда убеждают жертв, что интимные отношения с педофилами нужно держать в секрете, и продолжают насилие.
Они беззастенчиво манипулируют стыдом и страхом:
— Тебе никто не поверит. Такие вещи делают только очень плохие грязные девочки. От тебя все отвернутся. Мама бросит тебя. Мама умрет, если ты ей расскажешь. Я убью тебя, если ты кому-то скажешь. Ты останешься совсем одна, тебе никто не поможет.
— Только я тебя люблю. Я — твой единственный друг. Ты — не такая, как другие мои ученицы. Они — маленькие и глупые. Никто не поймет нашу любовь. Это наш секрет, его нельзя рассказывать, я очень сильно расстроюсь. Это мне очень навредит. Нашу любовь не поймут и осудят. Меня лишат работы, посадят в тюрьму.
Это одна из причин, почему дети не рассказывают о насилии, и оно может длиться годами.
Насильниками детей, пострадавших от инцеста, чаще всего являются те, кого дети знают и кому доверяли: родственники или опекающие взрослые. Это могут быть родители, дедушки или бабушки, дяди или тети, старшие братья или сестры, отчимы, мачехи и другие члены семьи. Опекающие взрослые — это те, кто временно выполняет функции родителя или присматривающего за ребенком: няни, воспитатели, учителя, тренера, соседи, врачи, священники, психологи, начальники.
И чаще всего жертвы инцеста и сексуального насилия не осознают в полной мере, какой ущерб был им нанесен, и как это называется. Когда они слышат слова «сексуальное насилие» им представляется нападение злобного мужика в подворотне, зажимающего рот и срывающего одежду. И поглаживание учителя по коленке, распахнутый плащ эксгибициониста, приставание в транспорте, поцелуи в губы тети, дедушка, который не отпускает уже немаленькую внучку с колен, купание на нудистском пляже — не кажутся такими уж страшными по сравнению с этим. Хотя все это — инцест и сексуальное насилие.
Инцест между взрослым и ребенком
Часто инцест происходит в семье, причём сочетания могут быть самыми разными: как взрослые люди мужского пола с детьми женского пола, так и наоборот, или своего пола — это не имеет особого значения.
Бывает, что тёти ласкают племянников, а дедушки — внучек. Отцы насилуют дочерей или сыновей, или матери спят с дочерями или сыновьями в одной кровати. Это может быть любой взрослый и любой ребёнок любого пола.
Но что имеет значение всегда — это то, что взрослые эксплуатируют ребёнка, удовлетворяя свои сексуальные или эротические потребности. И ребёнок всегда чувствует, что происходит что-то не то.
Это не обязательно сексуальный акт, это могут быть интимные ласки, прикосновение к половым органам, или незаметные попытки. Например, дядя сажают племянницу себе на колени, заставляя её ёрзать по своей промежности. Или голый дедушка купается с внучкой в одной ванной, трогая ее под водой. Или тётя целует и гладит племянника, пока её рука забирается к нему в трусы, поцелуи в губы с языком.
Это использование может длиться годами и может быть смазано. При этом дети могут быть привязаны к этим своим родственникам и одновременно любить их, и испытывать ужас с отвращением. Трудно одновременно ощущать, что с ними делают что-то противоестественное, хотя вроде бы любят. Невозможно отказаться от любви, несмотря на злоупотребление взрослыми своей властью. Хочется, чтобы родные любили невинно, не нарушая интимных границ. Просто целовали, обнимали, не касаясь интимных зон, не раздевая ребёнка, не раздеваясь сами, не ходили голые по дому.
Детям трудно сказать, где грань, хотя они её чувствуют. Часто им трудно объяснить другим родным, что происходит что-то не то. У них нет правильных слов, они не понимают, как передать происходящее. Они могут не знать названий половых органов или стесняться их произносить, если в семье это транслируется как что-то стыдное.
— Я не хочу ездить к дедушке.
— Но ведь он тебя так любит.
— Дедушка меня целует, мне это не нравится.
— Ты должна терпеть, ведь дедушка любит тебя, нельзя его обижать.
Когда же дети говорят прямым текстом о сексуальных домогательствах, родители все равно часто это игнорируют.
— Ты все придумал.
— Как тебе не стыдно так плохо говорить про дядю!
Часто родители и супруги являются тайными пособниками и сообщниками. Знают или подозревают о том, что делает педофил, но не вмешиваются из страха или нежелания потерять брак. Это преступление, соучастие, предательство своего ребенка.
Дети и затем выросшие из них взрослые могут долго не осознавать, что то, что делали с ним в детстве, является инцестом или сексуальным насилием. Если не было сексуального акта с проникновением, они думают, что это мало что значит. Но это не так. Любые нарушения интимных границ и сексуализированные взаимодействия являются сексуальным насилием и инцестом, если происходят между родственниками.
Инцест между подростком и ребенком
Также ещё чаще, чем между взрослыми и детьми, связанными родственными узами, инцест и сексуальное насилие происходят между старшими и младшими детьми.
Подростки, ощущающие сильное сексуальное желание и влечение, часто используют младших сиблингов, как объекты для удовлетворения сексуальных потребностей. Они могут также соблазнять и уговаривать, предлагать поиграть в доктора и в другие игры, предполагающие обнажение. Раздевать и трогать интимные органы младших якобы в игре.
И все же в подавляющем большинстве случаев это насилие или принуждение младшего. Они заставляют малышей себя орально удовлетворять или используя их тела для самоудовлетворения. Они могут угрожать, что убьют младшего, что все расскажут родителям, и детей накажут, будут ненавидеть и испытывать к ним отвращение.
Часто дети боятся рассказывать взрослым, так как думают, что они теперь грязные, испорченные, потому что делали плохие вещи. Или боятся угроз
— Почему ты не рассказал сразу? Тебе это самому нравилось? Ты сам такой развратный?
Здесь также родители часто являются вольными или невольными пособниками насильника, когда укладывают детей разного пола и возраста в одну кровать, даже если младшие просят этого не делать. Или оставляют их наедине, несмотря на протесты младших.
— Ты должен его любить, ведь это твой двоюродный брат.
— Мы едем к ним в гости, они наши родственники, нам негде больше ночевать.
Детей не слушают и не слышат, даже когда они просят о помощи. Но чаще всего в таких семьях детям даже не приходит мысль пожаловаться. Они знают из детского опыта, что никто не поможет, их только обвинят, будут ругать, стыдить и наказывать.
Часто они не рассказывают о насилии ни в детстве, ни во взрослом возрасте, и семья продолжает общаться в полном составе. И пережившие инцеста встречаются на семейных праздниках со своими насильниками, испытывая ужас, отвращение, стыд и парализующую немоту.
Ответственность всегда лежит на старшем подростке или взрослом. Младшие дети никогда и ни в чем не виноваты и не могут быть обвинены в том, что им это нравилось, они это выбирали, или не рассказали.
Они могут молчать по самым разным причинам: от ужаса, стыда, отвращения и страха. Но никогда и ничего не могут сделать дети, чтобы заслужить сексуальное насилие или чтобы их обвинили, что они его спровоцировали. Как бы ни вёл себя ребёнок, как бы ни одевался, что бы ни говорил, отвечает за инцест взрослый или старший подросток.
Чтобы ни предлагал ребенок, взрослый всегда может не насиловать, не нарушать интимных сексуальных границ ребёнка.
Инцест на равных — между сиблингами
Даже чаще, чем инцест между родителями и детьми, случается согласованный, так же называется «по обоюдному согласию», инцест — между братьями и сестрами. Обычно это подростки из неблагополучных семей, где родители — алкоголики, наркоманы или сумасшедшие. Также это происходит в семьях, где смазаны границы, в богемном кругу. И в семьях, где взрослые не уделяют подросткам внимания, они заброшены и предоставлены сами себе.
Дети могут играть в доктора или во взрослых, раздеваясь и трогая друг друга, исследуя свое тело и сексуальность. Могут быть изолированы от внешнего мира и замкнуты в своей семье. Могут путать братскую любовь и сексуальную тягу.
Инцест по обоюдному согласию происходит, когда два подростка, связанных родственными узами, испытывают взаимное влечение, запретную любовь. Детей в таких союзах мучает ужас, стыд и вина. Интуитивно они чувствуют, что нарушают табу, знают, что их ждет разлука, позор и наказание, если их связь раскроется. Здесь может не быть элемента насилия или принуждения, но психологический вред от таких отношений велик.
Подростки осознают, что то, что они делают — плохо и противоестественно. Инцест табуирован во всех культурах, так как это влечение существует, но оно приводит к психологическим проблемам у потомков и участников, и к вырождению рода, рождаются дети с различными психическими и физическими отклонениями в таких союзах.
Кроме того, такие дети путают сестринскую или братскую привязанность с сексуальным влечением, которое стоит направлять на других людей вне своей семьи. Но в замкнутости семейной системы или изолированности, оторванности от общества у них обычно нет возможности развивать интимные отношения вне семьи.
«Я любила его сильнее, чем кого-либо на свете. Он был не просто красивым умным парнем, он был моей душой, второй половинкой. Я всегда это знала. Мы столько пережили вместе, мы выстояли только благодаря тому, что были рядом. Я не выжила бы без него, а он — без меня. И меня тянуло к нему с непреодолимой силой. Я жаждала ласкать его, целовать, слиться в одно целое. Меня останавливало только чувство, что это неправильно, так нельзя, ведь он — мой брат. Мне было страшно поддаться чувствам, но и отказаться от него я не могла. Это разрывало мое сердце, сводило с ума».
Типы психологических защит
Следствием травмы сексуального насилия чаще всего бывают следующие типы психологических защит: вытеснение, расщепление, отрицание, диссоциация, психосоматика.
Вытеснение — человек не помнит, не считает важным, не придает значения травмирующим инцидентам, обесценивает или искренне не понимает, что произошло:
— Да, отец мыл меня, тщательнее всего в промежности, когда мне было десять лет, а что такого?
— Мы до сих пор с матерью спим в одной кровати, это теплее и не так одиноко, а что, этого нельзя делать? Никогда об этом не задумывался.
— Я не помню себя в детстве, но вообще оно было очень счастливым.
Расщепление — личность делится на две или больше частей, каждая из субличностей проявляется автономно от других, человек не связывает свои поступки и мысли воедино:
— Девушка считает себя пуританкой, ни с кем не встречается, боится людей, параллельно работает в онлайн секс услугах, раздевается и мастурбирует перед камерой.
— Женщина верна своему мужу и очень строга к себе, но регулярно тайно влюбляется и вожделеет других мужчин.
Отрицание — человек не только не проживает случившееся с ним, но и отрицает это:
— Он не алкоголик, выпивает только за компанию или по праздникам.
— Подумаешь, выкидыш, смерти нет, это все глупости, надо просто думать о хорошем.
— Не надо копать проблемы, надо просто любить окружающих.
Диссоциация — человек воспринимает происходящее с ним травмирующее событие словно со стороны, будто оно происходит не с ним, а с его частью или кем-то выдуманным. Рассказывает механистично, без эмоций, о чудовищных вещах.
— Я стараюсь об этом не думать.
— У меня нет чувств по поводу инцеста в детстве, я не хочу переживать этот ужас снова.
— Это не я хочу изменить мужу, а шлюха во мне. Я ее ненавижу, она мне всю жизнь портит!
Психосоматика — когда человек не может пережить травмирующее событие, у него нет ресурсов проживать все эмоции, подключается тело, и он начинает страдать разнообразными хроническими недугами, вылечить которые врачи не могут.
Часть вторая. Погружаемся в бурю чувств
История Светланы
Другая клиентка Светлана несколько раз в жизни подвергалась нападениям педофилов:
«В семь лет на меня на пляже напал педофил. Только чудо спасло меня от изнасилования и смерти. Счастье, что кто-то шел мимо и спугнул его, он почти ничего не успел сделать, только зажал мне рот рукой и залез в трусы.
Но психологическую травму я получила на всю жизнь. Я не рассказала родителям, они еще ругали меня, что я потерялась. Я много лет была уверена, что он меня чем-то заразил, вроде проказы, (я тогда зачитывалась Джеком Лондоном) и вот-вот со мной случится что-то плохое.
Сейчас у меня растет дочь. И я дрожу от мысли, что она может попасть к педофилу. Я сталкивалась с ними и позже, мимолетные встречи, каждую из которых я помню в подробностях. Это страшно. И потому хочется обесценить — а что такого? Мелочь же? Но последствия всего этого я чувствую до сих пор, каждый день.
Что я могу ответить тем, кто считает, что ничего страшного в приставании к детям или женщинам нет? Подумаешь, недотрога, за попу ее потрогали, нежная какая. Да, нежная. И особенно уязвима детская психика.
Я уже взрослая, я шесть лет в психотерапии. Но все равно мне тревожно и страшно оказываться в ситуациях, где я завишу от мужчины — например, когда я была беременна или с новорожденными детьми.
Бессонница мучает меня годами, я ничего не могу с ней поделать. Чего я только не перепробовала. Я просыпаюсь в пять утра и лежу, а сердце стискивает стальной кулак, напряжение в голове, напряжение во всем теле. Я всегда слишком часто дышу. Я никогда не расслабляюсь.
И вечный контроль — моя мука, мой крест. Я не могу спокойно собрать вещи в поездку, надо все продумать, все предусмотреть. Понятно, что можно купить на месте, если что-то забыл. Но дело не в этом, а в потере контроля. Если я потеряю контроль, я могу пропустить нападение педофила.
Я слежу за своими детьми как орлица. Едва я теряю их из виду, у меня тут же паника — а если их поймал извращенец!
Педофилов очень много, они среди нас. 80% из них — хорошие знакомые детей. Воспитатели, друзья семьи, тренеры, дальние родственники, отчимы, отцы. Они их заманивают, приручают, соблазняют вниманием, подарками, лестью. Есть форумы, где они делятся способами совращения и объяснениями, почему это нормально. И в последнее время их стало гораздо больше.
Они охотятся за детьми, сидят на лавочках на детских площадках, притворяясь отцами. Следят за поликлиниками, пляжами, школами.
Я не выпускаю из виду детей. Но сколько сил мне это стоит, какого огромного напряжения! Бдить все время, не расслабляясь ни на секунду, как же это тяжко!
Я молюсь, чтобы моих детей миновала судьба — и они никогда не столкнулись с педофилами».
В детстве, сталкиваясь с педофилами, Светлана чувствовала, что от них исходит нечто опасное, ядовитое, огромное и безумно разрушительное, что она не могла осмыслить. Ребенком она, конечно, еще не знала слов «порочное», «токсичное» или «извращенное». Сексуальное влечение к детям.
Света рассказывала, что не любит ходить одна по улицам и никогда не делает этого в темноте. А если приходится, то напрягается и спешит. Ей страшно заходить в лифт с незнакомцем. Оставаться наедине с начальником в его кабинете. Оказываться в ситуациях, где она зависит от мужчины.
Внешне очень привлекательная, Светлана боится быть красивой. Ее пугает откровенная сексуальность: глубокие вырезы, красные платья, каблуки, алая помада, яркий макияж. Она старается одеваться в свободную одежду, чтобы не было видно фигуры. Не красится. Хочет быть максимально незаметной в толпе. Спрятаться, чтобы избежать приставаний.
До встречи с мужем Света путешествовала одна. Гуляла только днем по людным улицам. И как же ее бесило, что в каждой стране: Кипр, Хорватия, Израиль мужчины считали своим долгом к ней подкатить.
— Hi! Девушка, почему вы одна? Муж есть? Давайте встретимся?
«Вы всерьез считаете, что вы мне интересны? Что вам нужно от меня? Просто оставьте меня в покое!», — думала она.
Как Света боялась, напрягалась, злилась. Мечтала скорее состариться и стать расплывшейся, морщинистой, седой, чтобы они перестали ее замечать. Чтобы она могла спокойно гулять по другим городам и странам и наслаждаться поездкой.
Но одновременно с этим Светлана очень страдает. Ей хочется мужского внимания, восхищения, комплиментов. Она мечтает плясать на площади, чтобы юбки развевались, браслеты звенели, волосы плыли по ветру. Пылать жаром, соблазнять, очаровывать. Ловить мужские взгляды. Быть желанной, быть любимой. Но в безопасности.
Ей хочется быть женственной. Но слишком страшно. И она плачет, что какая-то огромная часть взрослой женской жизни проходит мимо нее. А она теряет что-то важное, существенное.
Свету сломали слишком рано. Сексуальных подтекстов и влечения к ней было слишком много, когда она еще не была готова иметь с этим дело. Невинный ребенок. И теперь ей непросто разлепить сексуальность и борьбу, свободу и вызов, страсть и насилие. И поэтому она перестраховывается.
Переживания людей, пострадавших от инцеста и сексуального насилия
Шок
Шок — первое чувство, которое испытывает ребенок, подвергающийся сексуальному насилию или инцесту. Первый акт насилия, взлома границ, навсегда меняет его картину мира. Если раньше он считал, что у него есть части тела, которые никто не видит и не трогает, то теперь он понимает, что неприкосновенных зон нет. Если раньше он доверял отцу, матери или какому-то родственнику или знакомому и ощущал себя в безопасности, то теперь он знает, что он больше не будет чувствовать себя в безопасности нигде и ни с кем. Он навсегда утрачивает невинность, доверие к миру. С ним совершают противоестественные вещи, плохие, которые, как он считал, творят только грязные люди. И так поступает с ним его любимый папа или мама, тетя или дедушка. Это невозможно уместить в голове: если папа меня любит, и я хороший, то почему же он делает со мной то, от чего мне одновременно приятно, но ещё и стыдно, страшно, больно и жутко?!
Это настолько непереносимые для психики переживания, что чаще всего чувства отключаются. Люди рассказывают, что после насилия они переставали чувствовать свое тело. В момент насилия взлетали над телом и как бы сверху наблюдали за тем, что происходит. После насилия больше не узнавали себя в зеркале. Или не могли адекватно ощущать и видеть свое тело. Как будто контакт с телом прерывается, настолько невозможно переварить акт насилия. Это телесные переживания вторжения и разрушения и заражения изнутри всего себя на всех уровнях. Границы взламываются на уровне и тела, и эмоций, и психики. Шок помогает как-то пережить первые страшные минуты.
«Я больше не та девочка, которой всегда была. Ее убили, уничтожили. Я не знаю, кто я и какая я. Я не вижу себя в отражении в зеркале, не узнаю свое лицо. Я потеряла себя и не знаю, как вновь обрести. Я всплываю, взлетаю, уношусь прочь из оскверненного тела. Я улетаю через окно, чтобы не слышать его пыхтения, не видеть резких ритмичных толчков на неподвижной распростертой детской фигурке».
«Гигантская черная волна ужаса поднялась в моем сознании и погребла меня под собой. Я забыла, как дышать, кислород не поступал в мои легкие. Я не могла издать ни звука, хотя душа моя истекала надрывным криком нечеловеческой боли».
«Я была не в силах освободиться от его жесткой хватки, его тяжелое тело придавило меня. Я впала в ступор и не могла издать ни звука. Но сердце исходило безмолвным страданием. Следы от его вторжения жгли мою кожу разъедающим огнем».
«Образ моего тела сильно искажен. Я не нравлюсь себе в зеркале и на фотографиях. Считаю себя толстой или отвратительной. Окружающие, впрочем, уверяют в обратном. Врачи называют худенькой, истощенной. Некоторые мужчины дают понять, что я для них привлекательна. Женщины говорят, что я красивая».
Оцепенение
Одновременно с шоком часто переживается оцепенение. Идут очень разнонаправленные, противоположные сигналы:
— Папа меня любит. Папа не может причинить мне вред. Но папа делает мне плохо и больно, как это возможно?!
— Мама должна меня защищать, но она делает со мной плохие, грязные вещи. Наверно, я плохой.
Непонятно, что делать. Хочется убежать, прекратить это, остановить родителя. Но это невозможно, так как риск потерять отношения с любимым дорогим человеком слишком страшен.
— Если я откажу папе, он больше не будет меня любить.
— Если я расскажу маме, что делал со мной дедушка, мама мне не поверит. Мама меня накажет, дедушка рассердится, и мне будет только хуже.
Невозможно защищать себя, невозможно остановить насилие, и ребёнок замирает в оцепенении.
«Это другой мир, куда могу попасть только я. Он маленький, там ничего нет: ни людей, ни зверей. Только серая пропасть. В том мире я стою недалеко от края пропасти шириной около четырех метров. Вижу ее скалистый край прямо передо мной и противоположный. Из расщелины идет серый туман. Я не вижу дна, только края, часть стены напротив и клубящееся марево. Но я знаю, что пропасть очень глубокая. На дне острые камни, о которые, если упасть, разобьешься насмерть. Между ними бежит ледяная вода. Все вокруг серое, непроглядное. В этом мире нет звуков, звенящая тишина. Нет цветов, только серая сырая пелена.
И я стою перед краем пропасти, смотрю на мглу, стелющуюся передо мной. И меня затягивает туда, манит, гипнотизирует. Мне хочется шагнуть в нее, но я стою на месте, окаменев. Не в силах ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Во мне нарастает бездонный ужас.
Там нет ни синего неба, ни яркого теплого солнца, ни свежего ветра. Но там также нет ни мыслей, ни воспоминаний, ни боли, которые они могут принести. Только гипнотизирующий ужас.
Когда боль становилась непереносимой, единственным спасением была эта пропасть. Не дающая думать или переживать, заполняющая все своим первозданным ужасом. Инцест, насилие — для меня равносильно смерти. Уничтожению меня, моего мира». *
Немота
Немота также очень часто встречается у раненых инцестом. Стыдно говорить об этом, жутко вспоминать. Забываются слова, язык прилипает к небу, голова становится пустой, звенящей. Тяжелая, горячая, ватная плита пригвождает к земле, не давая двигаться.
«Я не могу закричать. Мне не защититься. Я парализован смертельным ужасом. Мне делают больно и плохо, моё тело разрушают. У меня течёт кровь, я чувствую, как разрываются ткани внутри меня. Я хочу крикнуть, но не могу. Либо от страха, что меня убьют, и будет хуже. Либо от шока: я не могу поверить, что со мной это происходит. Что папа делает это со мной. И я также не могу никому об этом рассказать. Мне слишком стыдно, страшно, противно. Это невозможно описать словами. У меня нет слов, чтобы об этом рассказать. Я не могу признаться в таком мерзком поступке. Мама точно не будет меня любить. Мама отвернётся от меня, оттолкнет. Мама бросит меня. Мне стыдно. Я не хочу переживать это снова. Я не хочу об этом вспоминать. Я постараюсь забыть и не думать об этом».
Вина
Одним из самых частых чувств людей, столкнувшихся с инцестом и сексуальным насилием, является вина. Ее провоцируют и активно навязывают насильники, но и самому ребенку проще винить себя, чем взрослого:
«Я плохой. Мама и папа не могут быть плохими. Раз они это допустили, раз папа делает это со мной, значит, это я дурной. Я заслужил, раз со мной так можно. Моё тело ничего не значит. Мои чувства, мои желания не имеет никакого значения. Я должен молчать и слушаться, чтобы меня не убили, чтобы от меня не избавились. Я навсегда опорочен. Я грязный, мерзкий, отвратительный. Меня нужно наказать. Никто не будет меня любить, если узнает, что со мной сделали. Все отвернуться от меня. Все покинут меня. Это я виноват. Наверное, не надо было так смотреть или говорить. Я что-то сделал не так. Я согласился. Я не остановил его. Я не сказал никому. Я это заслужил, теперь меня наказывают. Я виноват. Не знаю, в чем. Но мне никогда не искупить своей вины».
Вина у людей, перенесших сексуальное насилие, возникает не только в отношениях с насильником, но и во всех сферах жизни. Инцест подрывает уверенность в себе, поэтому и в учебе, и на работе, и в семье женщина чувствует себя недостаточно хорошей, не дотягивающей до некой планки нормальных, достойных уважения людей. Она винит себя, что мало заботится о детях, недодает мужу секса, склонна к одиночеству, печали и замкнутости.
«Ох, я вечно чувствовала себя виноватой за все. И мне всегда казалось, что я надоедаю людям. Что они еле меня терпят. Мне нужно было очень-очень стараться, чтобы заслужить хорошее отношение. Я называла это „комплекс вины перед человечеством“. Не могла связно объяснить, за что я так провинилась, перед кем, как могла бы искупить свою вину. Я и не задавалась такими вопросами. Просто знала, что я всегда виновата во всем». *
Стыд
Инцест переполнен стыдом. Обнажаться перед взрослым. Другой видит самые сокровенные уголки детского тела, которое ребенок всегда считал неприкосновенными. И не только смотрит, но трогает, причиняет боль, делает странные, неприятные, непонятные вещи.
Дети знают, что так делают только взрослые друг с другом. У детей это вызывает естественное отвращение, им неприятно смотреть, как кто-то целуется взасос. Тем более, противно ощущать чужой мокрый скользкий язык у себя во рту или на теле. И так стыдно, что невозможно об этом рассказать.
Интуитивно дети ощущают, что с ними сделали что-то противоестественное, неправильное, что теперь их сломали или испортили. Они не знают, как это исправить и винят во всем себя.
Они переживают сильнейший стыд и телом, и душой. На теле остаются невидимые глазу раны. Душа корчится в муках, искореженная, обесчещенная.
«Я не помню, какой я была до инцеста. Кажется, тогда я еще умела смеяться. Насилие убило во мне радость. Теперь я — жалкая, обезображенная, обескровленная. Влачу безотрадное существование. Прощай, беззаботность, легкость, вера в добро. Эти сказки — для хороших детей. А я — плохая, ведь со мной так поступил самый родной и близкий человек. Почему? Все просто. Я это заслужила. Я больше не личность, не человек, я — грязная скомканная пустая обертка. Выброшенная за ненадобностью».
Отвращение
Отвращение тесно сплетено с чувством стыда. С телом ребенка совершили отвратительные действия. С ним делали противные природе вещи. Теперь оно запятнано, и это отвратительно.
Отвращение — естественная реакция на инцест. И дело не только в том, что инцест — это табу, он противен самой нашей природе, так как ведет к отклонениям и вырождению. Когда детям говорят о физической близости их родителей, их непроизвольной реакцией будет нежелание об этом слышать или видеть.
— Фу! Не надо про это! — восклицают они.
Нам не хочется думать о том, что наши родители занимаются сексом. Природа защищает от инцеста, например, тем, что запах пота подростка особенно неприятен именно его родителям, чтобы отбить желание вступить в интимную связь со своим ребенком — близким молодым красивым любимым человеком.
Отвращение часто выражается тошнотой. Иногда это физическая рвота, порой клиенты жалуются на тошноту, подступающую к горлу при воспоминаниях. Это символическая попытка психики исторгнуть из себя инородный объект — как член, так и опыт насилия. Кроме того, насилие чрезвычайно ядовито, токсично для психики, поэтому и симптомы могут быть схожими с отравлением.
«Мне безумно стыдно. Я отвратителен. Мне не отмыться. Мне не искупить этого греха. Со мной делали что-то очень плохое, грязное, что делают только взрослые. Дети такого делать не должны. Они не должны об этом знать. Но я узнал. Теперь я испорчен, я развращен. Мне стыдно называть половые органы их названиями. Мой язык отказывается называть то, что делал со мной отец. Неужели взрослые делают это друг с другом? Это чудовищно. Как бы я хотел все это забыть! Это больно, противно, отвратительно. Я омерзителен. Никто теперь меня такого не полюбит».
Ощущение использованности
При инцесте личность ребенка вообще не уважается и не учитывается. Насильник использует его тело для самоудовлетворения. Это то, что чрезвычайно глубоко ранит душу ребенка. Вред и ущерб огромны, но это совершенно не берется в расчет. Переживания ребенка настолько не важны для педофила, что и ребенку потом очень сложно восстановить самоуважение.
Перенесшие инцест рассказывают, что больше всего им хотелось бы услышать от родителей признание, что это было. Насилие случилось, инцест произошел. Что они не сошли с ума, не выдумали, они действительно пострадали. Их страдания и боль были настоящими, и они их не заслужили. В случившейся с ними беде не было их вины.
Когда им в этом отказывают, они ощущают себя недостойными.
«Я — тот, кого можно насиловать, унижать, использовать. Издеваться, попирать, мучить. Я не заслуживаю ни правды, ни справедливости, ни честности. Это нормально — так со мной обращаться. Я не стою извинений или сожалений».
«Все мои привязанности плохо заканчивались. Тетка — эксплуатировала, обманом и хитростью заставляла меня выполнять множество поручений по дому. Как я, до смерти жаждущая привязаться, полюбить, получить хотя бы кроху тепла, поверила ей. И как жестоко вскоре разочаровалась.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.