Бесплатный фрагмент - Случайный взгляд

Ловушка для мух

Я просто шёл мимо.

Он же стоял под навесом автобусной остановки у перекрёстка двух улиц, пристально смотрел на меня и улыбался.

Я попробовал отвести взгляд и не смог. Попробовал остановиться, но ноги сами сделали ещё несколько шагов и я оказался рядом с ним.

— Нужно поговорить, — сказал он.

— О чём?

Он пожал плечами и задал вопрос:

— Вам нравятся мухи?

Что на это ответить? — Человек был явно не в себе, но он был не просто человек. Каким-то невероятным образом заставил к себе подойти и испугал меня до жути.

Да, я испугался, хотя никогда не считал себя трусом.

Испугался сильно, но не столько его безумия, сколько нелепости ситуации и того, что в этой ситуации кто-то легко может манипулировать мной.

— При чём тут мухи? — машинально спросил я.

— Они ни при чём, — ответил незнакомец. — Мерзкие твари, летают просто так, жужжат, отвлекают, разносят всякую дрянь на своих липких лапках и никакого толку от них нет. — Лично мне они не нравятся.

Наркоман, решил я. — Как я сразу не догадался? — Странный взгляд, улыбка, дурацкие вопросы. Лучше молчать, понял я. Или нет, лучше просто молча уйти.

На тот момент моя догадка вытеснила всё остальное, и я забыл, что он заставил меня остановиться и смотреть на него не отрываясь.

Я снова попробовал отвести от него взгляд и сделать шаг в сторону, но у меня ничего не вышло — тело отказывалось воспринимать команды.

Новая волна страха накрыла меня.

Всё было непросто.

— Что вы делаете со мной? — с дрожью в голосе, выкрикнул я. — Как …?

— Вот вы пытаетесь уйти, — почти заискивающе ответил незнакомец. — А между тем я пытаюсь вам помочь.

— Мне не нужна помощь!

— Ошибаетесь, — ответил он. — Вы в зеркало давно смотрелись? — На вас же лица нет. — Тусклый потерянный взгляд, а под ним неуверенность и страх.

Тут он почти угадал, чувствовал я себя не очень, но это не давало ему никакого права вмешиваться в мою личную жизнь.

— И что? — Вам то, что за дело? — почти с вызовом, постепенно приходя в себя, спросил я.

— О…, уже лучше. Некоторая энергия на дне сосуда имеется. Я заставил вас выплеснуть её наружу, а значит, мы уже встретились не зря, — с некоторой иронией, снова тупо улыбаясь, ответил он.

Точно ненормальный, подумал я. — Возомнил себя неизвестно кем. Издевается и эти дурацкие разглагольствования про мух.

— Про мух я заговорил чтобы немного вас расшевелить, — ответил он. — И хотя, как я уже говорил, мухи совершенно не причём, могу помочь и с этим.

Он сунул руку в карман, достал бумажный цилиндрик и протянул его мне.

— Берите, при ловле мух исключительно полезная вещь, — сказал он.

Я, ничего уже не соображая, взял. «Мухолов», прочитал я надпись на цилиндре.

— Это не просто лента, — сказал незнакомец. — Я немного поработал над ней и теперь это настоящая ловушка для мух. С виду то же самое, но по сути совершенно иной принцип работы.

— Обычная лента, — продолжал рассказывать он, — зависит от случайного выбора. Иными словами, если муха на неё сядет, то уже никуда не полетит. В моей же ленте элемент случайности исключён. Если в радиусе десяти метров есть муха — лента единственное место, на которое она сядет.

— Вы продаёте ленты для ловли мух? — спросил я.

Он рассмеялся.

— Деньги меня не интересуют, и я ничего не продаю, — ответил он. — А это — он махнул рукой на цилиндрик, который я всё ещё держал в руке — так…, маленький экспромт. Можно сказать, просто к слову пришлось, раз уж я имел неосторожность обратить на мух ваше внимание.

Точно псих, подумал я. — Вот ведь попался и что всё-таки ему нужно от меня?

— Что вы всё псих, да псих, — добавил он, явно читая мои мысли. — Говорили про вредных насекомых и вот вам, пожалуйста, пользуйтесь. Я в здравом уме. Стою и пытаюсь до вас достучаться. Плавно подвожу к цели нашей встречи.

Я машинально сунул его подарок в карман, снова чувствуя себя неуверенно.

— И не надо пугаться, — сказал незнакомец. — Ничего плохого я вам не сделаю. Мне нужно только чтобы вы успокоились и просто доверились мне.

Я промолчал, стараясь, как он и говорил успокоиться, но получалось не очень.

— Сейчас я сниму с вас своё воздействие, — добавил он. — Но будет одна маленькая просьба — никуда не убегать, тем более, что бежать-то особо и некуда.

Он снова улыбнулся.

А я, наконец, смог отвести от него взгляд и посмотреть по сторонам.

Улица была абсолютно пуста — никого — ни машин, ни пешеходов.

Этого просто не может быть, думал я. — Середина рабочего дня, кто-то обязательно должен был куда-то идти или ехать. Да, что я…, так не бывает даже ночью…

Теперь мне стало казаться, что с ума сошёл я.

— Я убрал всё лишнее из нашего круга восприятия, — сказал незнакомец. — У нас конфиденциальный разговор и никто не должен мешать. И хватит уже трястись. Вы тоже абсолютно нормальный и причин для беспокойства нет. Подумаешь, все исчезли, тоже мне невидаль. Может быть, никого и не было. Давайте присядем — он указал на лавку под навесом остановки — поговорим, а я попробую всё объяснить.

Я кивнул головой, считая, что у меня всё равно не осталось другого выбора, как слепо следовать за ним.

Я сел рядом с ним на неудобную лавку.

Еще раз взглянул на пустынную улицу. Посмотрел на незнакомца.

Что он за человек, думал я, что он делает со мной? Где я оказался?

Он не мешал разглядывать себя. Молча сидел вполоборота, изображал задумчивость и снова улыбался. — Неопределённого возраста, без особых примет, в неброской одежде. Короткая стрижка, худощавый, острые черты лица, седина на висках. — С виду самый обычный человек, ничем не отличающийся от других.

— Чувствую, что вы почти готовы, — сказал незнакомец, поворачивая ко мне голову. — Относительный покой достигнут, ваш страх не стремится перейти в панику, находится в пределах допустимого и вы стали достаточно восприимчивы.

Удивительно, но он был прав.

Страх почти исчез, осталось лёгкое беспокойство. А учитывая ситуацию, в которой я оказался — это было невероятно.

— Нет ничего невероятного, — ответил незнакомец. — У страха, как, например, у звука, тоже есть свой барьер. Пересекаешь его и страх остаётся позади. Мы, в некотором роде, движемся быстрее любого страха.

Я снова посмотрел на пустынную улицу. О каком движении он говорит? — думал я, мне казалось, что вокруг всё застыло.

— Не берите в голову. Для этих парадоксов вы ещё не готовы.

— А что мы здесь делаем? — спросил я, не решаясь спрашивать, зачем он ко мне прицепился.

Он хитро взглянул на меня.

— Бьёте в самую точку. Правильно. Самый главный вопрос: Зачем и почему именно вы? — Признаюсь честно, у меня не было выбора. Время на исходе. Я потратил несколько дней объективного времени пока не попался хоть кто-то мало-мальски подходящий по параметрам. Мне казалось, что требования просты, но оказалось, что это не совсем так. Мне требовался достаточно объёмный сосуд, но в силу каких-либо обстоятельств, пустой или почти пустой, нужна была необходимая восприимчивость и возраст претендента до 25 лет. Дело в том, что я стараюсь вложить в сосуд свои знания, а их не вычерпаешь за несколько лет. И я должен был быть уверен, что…

— Хватит! — не выдержал я, оборвав его на полуслове. Страх перед этим человеком исчез полностью и появилась не свойственная мне решительность и злость. — Перестаньте молоть всякую чушь. Что это ещё за сосуд?

— Сосуд вашей души, если говорить по-простому. В первом приближении…

— А вы уверены, что я согласен наполнять его непонятным мне дерьмом? — снова перебил его я.

Незнакомец улыбнулся и пристально посмотрел на меня.

— А ведь я в вас не ошибся, — сказал он. — Только вот последний параметр — возраст, но вы успеете…

— Не нужно уходить в сторону, — опять перебил его я. — Ответьте лучше на вопрос — Вам ведь нужно, чтобы этот, так называемый, сосуд был открыт или вскрыть принудительно тоже не проблема?

Он немного замешкался.

Улыбка в первый раз за время нашего знакомства полностью сошла с его лица. Сурово и даже враждебно он посмотрел на меня. Мне даже показалось, что его глаза на мгновение вспыхнули.

Я выдержал этот его взгляд.

— Никто не смеет разговаривать со мной так, — ответил он, чеканя каждую букву. Чувствовалось, что он сдерживается с трудом. — Никто не смеет меня перебивать.

Я догадывался, что если захочет, он легко уничтожит меня, как знал и то, что зачем-то я очень ему нужен.

— Вы не ответили, — спокойно заметил я.

— Да, — сказал он, как ни в чём не бывало, совершенно спокойно. — Не ответил. И, честно говоря, мог бы и не отвечать, но вам скажу. Вы оказались чуть сильнее, чем я предполагал. Что это означает? — Только то, что хотя вы и не можете контролировать силы своей души, это ведёт к интересному рефлексу. В минуту смертельной опасности или серьёзной угрозы ваша душа не сжимается, закрываясь наглухо, как у многих, а напротив — распахивается, открывая свои резервы. Вот тут вас можно легко подловить и вложить в ваш сосуд всё, что захочешь.

— Не предполагал, что всё так плохо, — пробурчал я себе под нос.

— Это вовсе не плохо. Это даёт и мне и вам дополнительные преимущества. Что касается меня, то я предпочитаю чтобы всё было правильно. А порядок такой — краткий обзор, ваше согласие, передача информации. Всегда лучше, чтобы претендент согласился на эту процедуру добровольно. Бывают и отторжения.

Мы помолчали.

Незнакомец не торопил, но время от времени поглядывал на меня с хитрой улыбкой.

— Ладно, — первым не выдержал я. — Давайте, что там у вас — Краткий обзор?

— Вот и хорошо, — засуетился он, — даже и не знаю с чего лучше начать. Краткий то он краткий, но информации достаточно. Вы что-нибудь знаете об изменённом сознании?

— Это то, о чём Кастанеда писал?

— И да, и нет одновременно. У Карлоса, насколько я помню, изменённое состояние сознания служит для возможности восприятия безмолвного знания, для которого в реальном мире и в обычном сознании, аналогий нет. Дальше, путём многолетней борьбы с самим собой, по теории Кастанеды, которую он почерпнул у своего учителя Дона Хуана — эти аналогии создаются. Затем человек, продвинувшийся по пути знания, уже и в реальном мире может использовать то, чему научился.

У меня то же самое, но есть существенное отличие. Я предлагаю вам не сами знания, которые ещё нужно осмыслить и понять, и не где-нибудь, а в изменённом состоянии сознания. Я предлагаю вам сразу аналогии. Я всё оптимизировал и усовершенствовал. Новейшая технология совершенствования сознания. Ускоренный курс. — Минуя два первых этапа, вы сразу получаете готовый продукт — множество способов, позволяющих усилием воли, манипулировать материей и не только.

Как вам такое предложение?

— Вы, наверное, раньше продажами занимались? — спросил я.

— Было дело. Реклама на телевидении и в интернет.

— Как вас сюда-то занесло?

— Тут всё просто. Так же, как и вы шёл по улице и наткнулся на случайный взгляд.

— И что теперь?

— Трудно. Сами знаете, привычка — вторая натура. А теперь ни рекламы, ни торговли. Можно конечно пойти поработать, но нет никакого смысла. — Деньги не нужны. — Я и так могу позволить себе, что угодно просто щёлкнув пальцами. Амбиции — тоже не вариант. — Я и так круче всех, кого знаю. Что остаётся? — Самосовершенствование, но это смертная тоска.

— Мне кажется, вы лукавите, — не согласился я. — Имея такие возможности, тосковать невозможно. Мир открыт для вас. Можно…, да, что угодно можно и не приходится думать, как и где заработать. Да, что там…, вообще, не приходится думать о деньгах.

— Да, этих проблем у меня нет, — сказал незнакомец. — Но вы мне понравились и я вам скажу правду. — Всё приедается. — Попрыгал по планете, куда только не телепортировался — надоело. Хотел всегда чёрной икры, так чтобы столовой ложкой. — Сделал себе ведро. — Обожрался, теперь видеть её не могу. Всегда мечтал о Бентли, теперь этих Бентли могу завести хоть десять штук, но зачем. Катаюсь, правда, иногда, но всё не то. — Статус не волнует, на машине повышенный риск, да и смысла нет, если можешь в любой момент, в любую точку пространства переместиться мгновенно.

— Всё равно это лучше, чем перебиваться с хлеба на воду…, — попытался возразить я, но он меня перебил.

— Лучше! Откуда вам знать, что лучше! — почти закричал он. Чем-то я его зацепил. — Стремиться некуда. Самосовершенствование — полная лажа. Когда открыты все человеческие возможности — да, есть куда двигаться — предела нет, а бесконечность иногда зовёт и манит, и во времени почти не ограничен, но только на фиг надо. Ещё шаг и вообще человеком быть перестану. Если хотите знать, женщину полюбить не могу — секс, пожалуйста, сколько угодно, а полюбить нет. В моём теперешнем состоянии духовная близость уже невозможна. Я же их вижу насквозь — вся их нежность, вся привязанность, перемешана с мелочными желаниями, они и сами не понимают, сколько в них лжи. Чуть приглядишься, с души воротит.

— Мне кажется, вы ошибаетесь.

— Тоже мне знаток женских сердец. Что ты запоёшь, когда сможешь читать их, как открытую книгу? — Предлагаю попробовать. — Ну, так как, согласен?

— Согласен с чем?

Он раздражённо взглянул на меня.

— Не хочется тебя обижать, — ответил он, стараясь убрать из голоса нервозность. — Но твой вопрос, мягко говоря, неуместен. Мне от тебя требуется согласие. — Помнишь три простых правила: краткий обзор, затем твоё согласие и только после этого передача информации. А ты спрашиваешь, с чем тебе соглашаться после того, как я битый час распинаюсь….

— Если тебе хреново, так и скажи, а свою злость лучше сохрани для непонятой тобой очередной подружки, — перебил его я, делая акцент на слове «тебе», терпеть не могу фамильярности.

Он всё понял.

Усмехнулся мне и сразу успокоился.

— Ладно, брат, извини, считай, что познакомились, — сказал он.

— А я и не сержусь, у самого нервы на пределе. Ладно, проехали.

— Ну, так ты как?

— Как? — Согласен, конечно.

— Вот и хорошо, тогда давай…. Увидимся на той стороне, — ответил он, отворачиваясь от меня.

— Подожди, а как же информация? — заволновался я.

— Ах, это. Ты извини, я уже — это …, все перекачал. Твой сосуд полон. Ещё в самом начале, когда ты немного вспылил и распахнул свою душу.

— А как же твои правила, последовательность…?

— Схитрил, никак не избавится от прошлых привычек. Ностальгия, будь она неладна. Сам же знаешь, торгашам полностью верить нельзя. Но теперь порядок, все формальности соблюдены.

— А как же возможности?

— Об этом не волнуйся. Здесь всё честно. Работай над собой и всё проявится, а годы борьбы, я, как и обещал, учитывая твой возраст, немножко подсократил, убрав сразу два этапа.

Мы немного помолчали.

Затем он встал.

— Всё, мне пора, — сказал он. — Давай пять.

Я тоже встал и пожал его руку.

Он развернулся, сделал шаг в сторону и исчез.

Это впечатляло.

Неужели и я так смогу, подумал я.

Посмотрел по сторонам. — Город оставался безжизненным.

Вышел из-под навеса остановки, вошёл под него снова — ничего не изменилось.

Вот попал, подумал я, но страха не было. Я знал, что незнакомец вложил в меня тайное знание, которое позволяет, кроме всего прочего, выбраться и отсюда. Оставалось просто его найти в глубине себя.

Я сел на лавку и закрыл глаза.

Расслабился и сконцентрировался на нужной мысли.

Несколько минут ничего не происходило, затем я почувствовал толчок в правое плечо и открыл глаза.

— Просыпайтесь молодой человек, автобус…, — сказал пожилой человек, стоящий рядом.

— Спасибо, я никуда не еду, — ответил я.

Город ожил снова.

Пешеходы, машины, суета. Всё, как положено в середине буднего дня.

Получилось! — обрадовался я в первый момент.

Это был сон? — огорчился я во второй.

Подтверждения ни тому, ни другому найти не удавалось.

Я посмотрел на часы — 15—45.

Ну и что? — подумал я. — Я не смотрел на часы, когда встретил незнакомца. Вроде было часа два, но я не был уверен.

С другой стороны, думал я, какой мне был смысл садиться на лавку остановки и спать, если до квартиры было пройти всего два квартала.

Тоже не аргумент, тут же опроверг себя я. — В последнее время я делал и не такие глупости, погружаясь в себя.

«Мухолов», вспомнил я, цилиндрик липкой ленты, которую незнакомец подарил мне в начале нашей встречи.

Я сунул руку в карман — он был там.

Достал его.

Да, так и есть — маленький цилиндр с надписью: «Мухолов. Липкая лента».

Вот оно доказательство, понял я. — Конечно, никому его не предъявишь. Что необычного может быть в липкой ленте для ловли мух? Но лично мне, думал я, другого и не надо. Этого вполне достаточно. Простой маленький цилиндр — неопровержимое доказательство встречи с незнакомцем.

Захотелось его проверить.

Я устремился домой.

Как он говорил? — вспоминал я. — Если в радиусе десяти метров будет муха, единственное место, куда она сядет, это его «Мухолов».

Дома, сняв верхнюю одежду, я сразу прошёл на кухню.

Распечатал цилиндр.

Повесил липкую ленту на окно.

И ничего.

В квартире в радиусе десяти метров не было ни одной мухи.

Стоял октябрь, было уже прохладно, а в это время года с мухами не очень.

Ладно, подумал я, важно то, что я помню, как он подарил мне этот «Мухолов», а значит было и всё остальное.

Спустя несколько дней на липкую ленту приклеилась одинокая муха.

Радовало меня то, что я не слышал, как она летала по квартире.

Ещё через неделю на липкой ленте появились ещё две.

В ноябре, так и не почувствовав в себе никаких изменений, я вспомнил, что в день встречи с незнакомцем, одел свою тёплую куртку впервые после весны. Вспомнил и то, что весной, где-то в конце апреля, я покупал липкую ленту для ловли мух.

Как называлась та лента, и сколько цилиндриков было, я не помнил, но та, весенняя лента, не имела никакого отношения к той, что оставил мне незнакомец, а значит, сверхъестественные способности, подаренные им, рано или поздно обязательно проявятся.

Дырка в асфальте

Как она образовалась, не знает никто.

Словно по волшебству, в приличном ещё дорожном покрытии подъездной дорожки у дома №13 по проспекту имени «Тринадцати героев», образовалась маленькая выбоина неправильной формы — сто на сто миллиметров шириной и глубиной тоже сто…

В первый момент её никто не заметил.

Колёса автомобилей проскакивали над ней, не вызывая серьёзных неудобств, пешеходы не ходили по проезжей части в этом месте, а дорожным рабочим, как и работникам различных служб ЖКХ, было вообще не до того — хватало других важных дел, посерьёзнее, чем какая-то незначительная дырка в асфальте.

В большинстве подобных случаев такое их отношение можно было считать вполне оправданным. Действительно маленькая выбоина, каких на наших дорогах сотни тысяч — не разорвёшься, заделывая каждую из них.

Пусть сначала станет побольше, считали они, тогда затраты на её заделку станут целесообразными, тем более, что со временем она может и сама забиться грязью, станет невидна и делать ничего не придётся.

Но это был не тот случай.

Проблема с выбоиной в подъездной дорожке не желала рассасываться сама по себе, она желала перейти из разряда незначительных проблем, в более серьёзную категорию и этот процесс развивался стремительно.

Не прошло и трёх дней, как она стала значительно шире и углубилась миллиметров до двухсот.

Хорошо, что на подъездной дорожке нельзя было разогнаться — мешали припаркованные у тротуара автомобили и поворот, находящийся от выбоины сравнительно недалеко. Но и на маленькой скорости несколько автомобилей, неудачно попавших колесом в эту дыру, переехали её со страшным грохотом, отбив о её кромки всё, что только можно было отбить. Чудом не получили при этом серьёзных повреждений. Задержались на мгновение, осознавая случившееся и, ругаясь сквозь окна матом, недовольно урча мотором, уехали дальше.

На четвёртый день ситуация ухудшилась и этот день, как назло, оказался субботой.

В пять утра Сидоров Василий Петрович, загрузив в свой джип «Тойота» рыболовные снасти, отъехал со своего парковочного места, держа путь к тайным, известным только ему одному местам, обещавшим отменный улов.

Мимо выбоины в асфальте он проехать не мог.

Он увидел её — зияющий провал уже в метр шириной и глубиной миллиметров триста-четыреста.

— Хрен остановишь, — прошептал он.

Подключил полный привод и на пониженной передаче съехал в образовавшуюся яму передним колесом.

Ничего страшного не произошло.

Он чуть прибавил газу и переднее колесо, цепляясь за кромки провала, выбралось на плотное покрытие дороги.

— И никаких проблем, — снова прошептал Василий Петрович.

— Молодец, — добавил он, обращаясь к своему автомобилю, слегка поглаживая руль правой рукой. — Давай повторим манёвр.

Проехав немного вперёд, автомобиль Василия Петровича, медленно, насколько это было возможным, съехал в яму задним колесом. Главное не сесть на брюхо, подумал Василий Петрович, и, видимо, сглазил.

Автомобиль резко просел, словно, под колесом в провале исчезла всякая опора. Но джип, он и есть джип, для его движения не требуется опирание всех колёс. У трёх колёс автомобиля сцепление с дорогой сохранялось и это оказалось достаточным.

Василий Петрович, как и в первый раз, слегка прибавил газу и, чиркнув брюхом автомобиля о рваную кромку асфальта, вылез из ямы, разворотив её ещё больше.

Проехал вперёд метров пять, остановился, вышел из машины, вернулся назад посмотреть на провал.

То, что он увидел, не шло ни в какое сравнение с тем, что он видел до того, как его переехал — он стал значительно глубже и шире. На дне этой ямищи, назвать этот провал по-другому было уже нельзя — метра полтора глубиной и шириной больше двух — просматривался известковый щебень вперемешку с грунтом и кусками асфальта — в основном просматривался. В правом нижнем углу ямы зияла чернота.

Похоже, какая-то труба, обмазанная битумом, оголилась, или, вообще, дыра в преисподнюю, подумал Василий Петрович.

— Всё-таки я мудак, — нервно, чуть громче, чем следовало, сказал он себе. — Если бы там прорвало теплотрассу, провалился бы к чертям и сварился заживо….

Но он ошибался.

Не было в провале никакой теплотрассы, пар из него тоже не поднимался, а значит, дело было в чём-то другом.

Разбираться в этом Василию Петровичу было некогда.

Он ещё раз взглянул на разрушения, оставленные после себя. — Яма и есть яма, подумал он, но мало ли на свете таких ям — хотя и слишком большая для подъездной дорожки и обратно к дому тут уже не проедешь, придётся в объезд, но ….

Мелькнула мысль вызвать кого-нибудь, сообщить… и ушла. Он вспомнил, куда едет и ему не захотелось тратить на эту яму ни минуты.

Вызовут и без меня — времени на это нет, решил он.

Следить нужно за дорогами — делают всё кое-как, а страдают обычные люди … — мысленно упрекнул он непонятно кого, снимая с себя ответственность.

Вернулся к автомобилю, сел в него и уехал на рыбалку.

Он не знал, что за его действиями пристально наблюдали.

Когда он на своём автомобиле скрылся из глаз, человек, наблюдавший за ним, отвернулся от окна и, шаркая стоптанными тапками-шлёпанцами, прошёл вглубь квартиры.

Этим человеком была одинокая старушка, Прасковья Ивановна, из 43-й квартиры, расположенной на первом этаже тринадцатого дома. А окна этой квартиры выходили прямиком на провал.

Прасковья Ивановна просыпалась рано.

Делать ей было особенно нечего и с утра до поздней ночи, всё своё время она проводила у окна. Ни одно событие во дворе не оставалось незамеченным. Некоторые думали, что она, вообще, никогда не спит.

Не пропустила она и Василия Петровича.

Угол зрения (первый этаж всё-таки располагался низко) и куст сирени под окном, разросшийся в последнее время, не позволяли в полной мере оценить происходящее, но Прасковье Ивановне помешать не могли. — Она видела, как её сосед из последней парадной — этот «жулик» Васька — разворотил на своём джипе полдороги и слышала, что он при этом сказал, заглядывая в провал.

— Точно мудак, — ворчала старушка, шаркая по квартире, пробираясь к телефону. — Повредил теплотрассу, набедокурил и уехал, а тут, разбирайся, кто хочешь.

Прасковья Ивановна, по дороге к телефону заглянула в ванную комнату и включила горячую воду. — Напор был слабым.

— Вот мерзавец! — выкрикнула она. — Уже падает напор.

Она нервно закрутила кран обратно.

Ну, держись Васенька, допрыгался на своём джипе, сейчас я тебе устрою, зло подумала она.

Ложный вызов.

В аварийной службе все мирно спали.

Примерно к четырём часам утра бригада отработала все заявки за прошедшие сутки — новых, к счастью, не поступало, и до окончания смены можно было немного вздремнуть, но вмешалась судьба.

В 5—46 в кабинете дежурного раздался звонок.

Дежурный по смене встрепенулся, прогоняя сон, поднял трубку и почти бодрым голосом ответил:

— Аварийная служба, Степанов, слушаю…

— Теплотрассу прорвало…, уже падает напор! Васька на своём джипе полдороги разворотил. Приезжайте…! — нервно кричала трубка женским голосом.

— Вы, пожалуйста, успокойтесь, — ответил дежурный. — Бригада уже выезжает. Диктуйте адрес…

Степанов Николай Кузьмич, работал в аварийной службе не первый год. Принял тысячи звонков и наслушался всякого.

Он прекрасно понимал, что звонок Прасковьи Ивановны, скорее всего бред пожилой женщины. — Прорыв теплотрассы дело серьёзное, думал он. — Множество людей остаются без горячей воды — оборвали бы телефон…. А тут одинокий звонок.

Кроме того, рассуждал он — по адресу, что она продиктовала, напротив её окна — нет, и никогда не было никакой теплотрассы — она проходит с противоположной стороны дома.

И, самое главное…, думал он, не поступало никакого сигнала о снижении давления и с распределительного узла.

Выходит, ложный вызов, размышлял он. — Получалось, что да, но смутное беспокойство и чувство, что всё не так просто, не покидало Николая Кузьмича. Он действительно был опытным работником и его профессиональное чутьё почти никогда его не подводило.

Отправлю бригаду, решил он. — Пусть прокатятся, посмотрят, что там да, как. Выспались уже, а до конца смены времени хватит.

Бригада выехала через пятнадцать минут, а ещё через десять прибыла на место происшествия.

Водитель в некотором отдалении от провала нашёл парковочное место, и не прошло и минуты, как пять профессиональных рабочих аварийной службы во главе со своим бригадиром Фёдором Семёновичем, стояли на краю глубокой ямы в подъездной дорожке у тринадцатого дома и вглядывались в её глубину.

С тех пор, как Василий Петрович покинул это место, прошло не более часа и почти ничего не изменилось. Разве что в правом нижнем углу провала пятно черноты стало немного отчётливей.

Фёдору Семёновичу, тоже показалось, что это какая-то труба, оголившаяся из-под земли.

Он вернулся к машине и взял схему расположения коммуникаций этого микрорайона.

На схеме никакой трубы не было.

— Хрень какая-то, — пробурчал он и достал сотовый телефон.

Набрал номер дежурного.

— Что там Семёныч? — устало спросила трубка.

— Ерунда какая-то, — ответил бригадир. — Яма больше двух метров в поперечнике, глубиной метра полтора — провал в грунте, но причины провала непонятны. Воды нет — ни грунтовой, ни какой-то ещё. На дне провала похоже оголилась труба. Пока неясно, что за труба — не теплотрасса точно — на схеме нет. Может быть, старая ливнёвка или канализация — сходу не определишь — виден только фрагмент поверхности чёрного цвета.

— Понял Семёныч, — сказал дежурный, — Пусть спустится кто-то вниз и попробует определить её принадлежность. Только аккуратно. Я пока посмотрю в архиве, но вряд ли что-то найду — новый микрорайон, а до него там вообще ничего не было…. Как закончите, поставьте ограждение вокруг ямы…. Этот провал похоже проблема не наша, но оставлять его как есть нельзя — свалится кто-то, замучаешься виноватых искать.

— Сделаем, Николай Кузьмич, — сказал бригадир.

— Как сделаете, возвращайтесь на базу. Всё. Конец связи.

Дежурный отключился. Трубка звякнула сигналом отбоя. Фёдор Семёнович нажал кнопку отключения телефона, сунул его в карман и вернулся к провалу.

Бригада в полном составе была всё ещё там.

— Похоже, зря Семёныч приехали, — сказал помощник бригадира, увидев подошедшего начальника. — Оголившаяся труба без повреждений, прорыва воды нет, провал грунта не по нашей части. Нужно дорожников вызывать. И…

— Это не тебе решать, — оборвал, его бригадир. — Ставим временное ограждение вокруг ямы. В машине должно быть восемь секций. Там же возьмите ломик, лопату и лестницу. Спусти кого-то вниз очистить трубу — пробуем найти маркировку. Не забудь монтажный пояс, каску и верёвку. Без страховки вниз не спускаться.

— Семёныч, яма полтора метра глубиной, какая страховка? — попробовал возразить помощник.

— Ладно, — ответил Фёдор Семёнович, — но тогда вниз полезешь сам.

— Понял, — обречённо сказал помощник, — Давай, Семёныч, хоть фургон к яме подгоним, всё меньше таскать и верёвку будет к чему привязать.

Бригадир огляделся вокруг и кивнул головой. Эти аргументы помощника показались ему разумными. Подъезд к дому всё равно перегораживал провал, а страховочную верёвку закрепить и правда, было не к чему.

6—30 утра, суббота, всё тоже место.

— Что там? — спросил бригадир у рабочего на дне провала.

— Бетонная труба большого диаметра, обмазанная битумом. Никаких маркировок нет.

— Насколько большого?

— Пока непонятно. Уходит за кромки провала с одной стороны и, похоже, под грунтом в провале тоже она. Чтобы понять нужно её откопать.

— Копай, но аккуратно. Почувствуешь подвижки грунта — сразу наверх.

— Понял.

А я вот ни черта не понял, подумал бригадир. — Если верить в то, что он говорит, то выходит, что труба под провалом имеет диаметр минимум три метра. Откуда тут такая труба, а главное, зачем? — Объяснить невозможно.

Ещё через пятнадцать минут стало понятно, что рабочий был прав.

Он очистил половину основания ямы, в которой стоял, и на всей её ширине открылась бетонная поверхность, покрытая битумом. Поверхность имела небольшое закругление, что позволяло предположить, что это всё-таки труба.

— Ни хрена себе, — сказал Фёдор Семёныч. — Если бы я ничего не соображал, то подумал бы, что мы откопали шахту Метро.

— Может быть, бомбоубежище? — спросил помощник.

— Под подъездной дорогой и ни на одной схеме нет? — скептически спросил бригадир.

— А что тогда?

— Чёрт его знает. Придётся, видимо, спуститься посмотреть самому.

— Что дальше Семёныч? — спросил рабочий из ямы.

— Ничего. Вылезай оттуда, — ответил ему бригадир.

— И непонятно почему просел грунт, — задумчиво добавил Фёдор Семёнович своему помощнику.

— Точно, — ответил тот, — если под грунтом сплошная бетонная поверхность — просаживаться некуда.

— Погоди вылезать, — передумал Семёныч, обращаясь к рабочему. — Возьми ломик и попробуй пошевелить грунт с левого края…. — Там может быть дыра в бетоне, — добавил он, — расклинило грунтом, и мы его пока не видим. — Только помаленьку и….

Продолжить он не успел. Он хотел дать команду рабочему проверить свою страховку — ему показалось, что тот отстегнул от верёвки свой монтажный пояс, но не успел.

Всё произошло слишком быстро.

Пока Фёдор Семёнович говорил, рабочий уже взял свой лом и успел ударить им в грунт с левого края ямы.

Раз, два…

Третьего раза не потребовалось. После второго удара, грунт в месте удара резко провалился вниз, а ещё через мгновение провалилась и бетонная поверхность, на которой стоял рабочий.

Фёдор Семёнович ошибался — рабочий был пристёгнут, но это его не спасло. За доли секунды провал расширился до 20 метров и под землю ушёл аварийный фургон со страховкой, Фёдор Семёнович с помощником и все остальные рабочие их бригады, выставляющие вокруг провала ограждение. Также под землю провалились шесть припаркованных у тротуара автомобилей и куст сирени у окна Прасковьи Ивановны вместе с приличным куском тротуара, газона и отмостки вдоль дома.

Сам дом №13 устоял, оголился только его фундамент.

Прасковья Ивановна всё видела. Она, как ответственный часовой всегда находилась на своём посту. Она за свою долгую жизнь навидалась всякого, но даже для неё это было слишком.

— Натворил Васька бед, — прошептала она, глядя в образовавшийся провал, подступивший прямо к стене её дома. Там, в его глубине кроме черноты ничего не было видно.

Наверное, нужно позвонить, решила она. — Куда нужно звонить она толком не представляла — это была её подсознательная реакция.

Как в бреду она встала со своего стула, отвернулась от окна и шаркающей походкой поплелась в прихожую к телефону.

Машинально заглянула в ванную комнату и открыла кран с горячей водой. Вода, как ни странно, пошла и напор, к её удивлению, был нормальным.

7—40. Аварийная служба.

Что-то Фёдор Семёнович задерживается, думал Николай Кузьмич. — Смена скоро заканчивается, а их нет, и не перезванивают. — Может что-то случилось?

Он достал сотовый телефон, собираясь позвонить, но его опередил стационарный…

— Степанов, дежурный по смене, слушаю, — ответил он.

— Здравствуйте, это опять я, Прасковья Ивановна, — неуверенно и каким-то заискивающим голосом пропела трубка и замолчала.

— Да…, слушаю вас, Прасковья Ивановна, что у вас случилось.

— Не знаю, как и сказать…, вода бежит нормально и теплотрасса не при чём…, но в остальном….

Трубка опять замолчала.

— Что, Прасковья Ивановна? Что в остальном? — Говорите!

— Чернота… Яма… Всё провалилось… Сиреневый куст и тот…. Я давно хотела его срубить — мешал смотреть, а он сам…. Аварийная машина и другие…, все провалились и люди — шесть человек …. Ставили ограждение, а теперь их нет… и дороги нет — чернота, яма…. Приезжайте.

Гудки отбоя.

Прасковья Ивановна, повесила трубку.

— Бред какой-то, — выругался Николай Кузьмич и тоже повесил трубку. Из путаного сообщения невменяемой старушки ему было трудно сделать заключение о случившемся.

Он снова достал сотовый телефон и набрал номер Фёдора Степановича.

— Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети, — ответил автомат.

Позвонил его помощнику — тот же результат.

Порылся в своём блокноте, нашёл ещё два номера рабочих из бригады Фёдора Семёновича, позвонил и им. — Ничего не изменилось. Всё тот же ответ. — Все вне зоны действия сети.

Аномалия какая-то, думал дежурный. Проблема с сотовой связью? — Возможно, но маловероятно — Семёныч оттуда звонил.

Что тогда?

Николай Кузьмич посмотрел на часы — 7—52. — До конца смены оставалось 8 минут — Передам пост и заеду по дороге домой к этому дому, решил он. — Заодно и к Прасковье Ивановне загляну — нужно объяснить этой женщине, что нельзя дёргать специальные службы по любому незначительному поводу.

Через пятнадцать минут, Николай Кузьмич, передав дежурство по смене, вышел из здания аварийной службы.

Семёныч так и не перезвонил.

Повторные попытки дозвониться до бригады не увенчались успехом. Странное, путаное сообщение Прасковьи Ивановны не шло из его головы.

И что я себя накручиваю, думал он, садясь в свой автомобиль. — Если верить всем звонкам подряд — с ума можно сойти. Старушка была явно не в себе, мало ли, что она увидела. — Всё провалилось…. Это, как понимать? — Землетрясений вроде бы не было, прорыва теплотрассы тоже. — Куда проваливаться? — Некуда.

Напутала что-то старушка, решил он. — А Семёныч с бригадой, застрял где-то по дороге — сломался фургон и вполне возможно, в том месте не ловит телефон.

Но это было слабым объяснением, и успокоить себя Николаю Кузьмичу не удалось. Внутреннее чутьё подсказывало, что это, скорее всего, не так.

Ладно, остановил он поток своих мыслей — нечего гадать, скоро сам всё увижу.

Он уже проехал большую часть расстояния. До злополучного дома оставалось всего несколько километров пути и несколько минут времени.

И что я за идиот, внезапно подумал он, глядя сквозь лобовое стекло на свой город. — Он был прекрасен — начиналось замечательное субботнее утро, стояла весна. Улицы были свободны, и ехать по ним на машине доставляло удовольствие.

Смена закончилась, впереди у меня двое суток выходных, думал он, а я еду куда-то с безумными старушками беседовать и Семёныча искать. А у него тоже смена уже закончилась, а ещё раньше, чем она закончилась, он со своей бригадой поехал на своём фургоне в магазин водку покупать и отключил телефон, чтобы избежать ненужных разговоров. Я тут с ума схожу, а он уже, возможно, вернулся на базу.

Вряд ли, конечно…, — передумал он. — Фёдор Семёнович, человек ответственный, да и звонил я не только ему. И отключать сотовые телефоны на аварийном выезде… это уже слишком… — Что-то случилось …. Надо ехать проверять.

Впереди показался нужный перекрёсток с дорогой, ведущей вглубь квартала.

Одновременно с этим, навстречу Николаю Кузьмичу, мигая синими проблесковыми огнями, на большой скорости выехала колонна из пяти машин МЧС. Почти не сбавляя скорости, машины свернули на ту же дорогу, что была нужна и ему, и устремились дальше.

Неужели тоже к тринадцатому …? — испугавшись не на шутку, подумал Николай Кузьмич.

Вопрос был неуместен, подсознательно он уже знал, что да. Сознательно, он почти перестал понимать происходящее и на автопилоте свернул следом за машинами МЧС.

Провал.

События ускорились.

Вялое течение жизни с её предположениями и сомнениями резко сменило направление и превратилось в бурлящий поток. Все сомнения, как щепки с поверхности воды вынесло на новом жизненном повороте на пустынный берег.

Прав был Николай Кузьмич, думая, что он идиот. — Глупо было самому бросаться в это бурлящее месиво. Нельзя быть настолько ответственным, настолько не жалеть себя, пытаясь решать самому, все возникающие проблемы…. — Кончился рабочий день — передал дела по цепочке — иди домой. Служебное расписание придумали умные люди и пытаться его менять не стоит….

Николай Кузьмич, так не мог.

Кончился рабочий день или нет, но он чувствовал ответственность за бригаду Семёныча, ведь именно он дал им такое задание. Перед Прасковьей Ивановной тоже были взяты некоторые обязательства. — Когда он первый раз разговаривал с ней по телефону, то обнадёжил её и она, какой бы невменяемой не казалась — на него рассчитывала.

Да и не была она невменяемой, думал он. — Вон, как всё закрутилось. МЧС — пять машин, а Семёныч до сих пор не проявился. Что там произошло? — Одному Богу известно.

Он ехал и ехал вглубь квартала, изводя себя ненужными рассуждениями — ехал медленно, пытаясь сохранить своё душевное равновесие среди жизненных потоков, бурлящих вокруг него, пытающихся это его равновесие пошатнуть.

Повернуть назад было ещё можно, но невидимая сила неумолимо толкала его вперёд. Он уже был подхвачен ею и мысли свернуть — сбежать от неведомых проблем — не возникло.

Впереди у тротуара показалась первая машина МЧС — грузовой фургон с проблесковыми огнями на крыше. Вокруг фургона уже суетились люди в камуфляже. — Ставили поперёк дороги ограждение, выставляли посты…

Машина Николая Кузьмича была остановлена.

Человек в защитной форме с цепким суровым взглядом, рацией на поясе и автоматом «Калашникова» наперевес, подошёл к машине и жестом приказал опустить окно.

Николай Кузьмич подчинился.

— Дальше проезда нет. Разворачивайтесь.

— Но мне нужно…

— Запретная зона. Проезд закрыт до дальнейших распоряжений. Немедленно уезжайте!

— Но у меня там аварийная бригада. Выехала к тринадцатому дому на задание…

Человек внимательно посмотрел на Николая Кузьмича и определил его дальнейшую судьбу. Снял с пояса рацию и сказал:

— Первый, я третий. Тут у меня человек, возможно, причастный к происшедшему.

— Понял третий. Давай его сюда, в командный пункт, — ответила рация.

— Паркуйтесь! — приказал третий, Николаю Кузьмичу.

Именно в этот момент сила, толкающая Николая Кузьмича, завладела им полностью — все пути к отступлению оказались отрезаны, а он стал игрушкой в руках судьбы.

Он припарковался и вышел из машины.

— Следуйте за мной! — скомандовал человек в камуфляже.

— Смирнов! — выкрикнул он кому-то из своих подчинённых. — Пока меня не будет, остаёшься за старшего.

Они прошли сквозь ограждение, углубились в запретную зону и словно попали в другой мир.

В нём царила нездоровая суета.

Люди в камуфляже перемещались от дома к дому от подъезда к подъезду. Входили, выходили, сопровождали гражданских. Провожали их до автомобилей. Те, в свою очередь, несли чемоданы, сумки, какие-то тюки. Грузили их в багажники машин. Сами грузились в эти автомобили семьями и в спешке уезжали. Другие просто шли с вещами навстречу Николаю Кузьмичу.

— Что здесь происходит? — спросил он у сопровождающего.

— Эвакуация, — односложно ответил тот.

— А по какому поводу?

— По приказу верховного главнокомандующего!!!

У Николая Кузьмича пропала охота спрашивать. — Сам не знает или не хочет говорить, подумал он, а если и знает — не скажет всё равно — причины и впрямь, видно, серьёзные.

Они же тем временем шли и шли.

Николай Кузьмич насчитал уже шесть машин-фургонов МЧС и три легковых автомобиля, с логотипом этой же службы на борту. И это только на этой подъездной дороге, удивился он, сколько же их на других?

Он не выдержал и всё-таки сказал:

— Серьёзную операцию проводите, я уже шесть ваших фургонов насчитал и…

— Ты бы лучше последствия своей операции просчитывал, отправляя людей сюда…! — зло ответил человек в камуфляже. — Может быть, и нам свою не пришлось бы проводить.

Николай Кузьмич от неожиданности потерял дар речи и не нашёлся, что ответить.

— То, что я сейчас скажу, — добавил сопровождающий, — закрытая информация и сообщаю я её только для того, чтобы ты понял насколько всё серьёзно. — Сейчас здесь тридцать отделений МЧС у каждого единица техники, плюс две вертушки, плюс спецтехника, плюс штабные — человек десять. Планируется подключение регулярной армии до 1000 человек, для внешнего оцепления. — Зачем я тебе это говорю? — А затем, что я очень сильно подозреваю, что во всём, что здесь происходит ты и виноват. — Если окажется, что нет — лично извинюсь. — Если да — лично расстреляю.

— Я-то здесь причём?

— Не понял ещё? — Послал людей подъездную дорогу у тринадцатого дома ковырять, а теперь дураком прикидываешься? — А там всё и началось. — У нас свидетель есть, чудом жив остался!

— Какой свидетель?

— Прасковья Ивановна, пенсионерка, звонила тебе два раза. — Ты же Степанов, дежурный по смене аварийной службы?

Николай Кузьмич обречённо кивнул головой.

— Значит, правильно говорю. — Вышла она бедолага из парадной на провал посмотреть, а обратно зайти в дом не смогла. — На проспекте «Тринадцати Героев» её и нашли в полубессознательном состоянии. — Оно и понятно, стресс. — Она мне всё и поведала, пока я её в командный пункт сопровождал. — Найдите, говорит, Степанова из аварийной службы — это его люди подъездную дорогу расковыряли — вызвали обрушение.

— Нашли, кого слушать…. — Ерунда какая-то….

— Может быть и ерунда… — разберёмся. Старушка и правда, не в себе. Всё про какого-то Ваську на джипе вспоминала — он у неё на первом месте среди виноватых.

— Что ещё за Васька?

— Сами не знаем пока — ищем.

— Можете не искать! Никакими джипами не вызвать серьёзных разрушений дорожных покрытий, если, конечно, в дороге не было скрытых дефектов. Впрочем, как невозможно вызвать и просадки грунтов, проверяя маркировку оголившейся трубы. — Именно этим мои люди на подъездной дороге и занимались.

— Умный очень… — инженер…. А если были дефекты?

— И что за дефекты? — с некоторым вызовом спросил Николай Кузьмич.

— Я не обязан тебе ничего говорить, но пока идём — делать всё равно нечего — слушай. Только в обморок не падай — неохота тебя на себе тащить. Так вот, дефектов этих там было достаточно …. Это и подземный запечатанный тоннель, ведущий к секретному законсервированному химзаводу, замковый камень которого, твои рабочие вышибли ломом к чертям.

Это и розлив химических веществ на том же секретном заводе, которые, без доступа воздуха были неактивны, а с доступом — начали превращать всё в дерьмо.

Ещё есть и такое понятие, как энтропия, которую ещё теорией хаоса зовут…. — Был тут до тебя один профессор, сейчас в штабе показания даёт. — Кричал, как ненормальный про какое-то «зерно энтропии» и что теперь нам всем конец.

— Никогда не слышал про такое зерно…

— Я тоже, а он уверял, что бардак вокруг нас — это и есть энтропия…. И когда этого бардака становится много, он уже не может оставаться рассредоточенным — он самопроизвольно может концентрироваться в «зерно» — типа сгустка тьмы или мрака — называй, как хочешь.

— Чушь! — в волнении выкрикнул Николай Кузьмич. — Не бывает такого, а твой профессор просто псих.

— Честно говоря, я тоже так думаю, — усмехнулся сопровождающий. — Но рассказывал он красиво. — Говорил, что такое «зерно» совсем небольшое — полупрозрачная серая сфера до ста миллиметров в диаметре, обладающая огромным разрушительным эффектом. Мол, если положить такую сферу в небольшую ямку на поверхности земли… или — не помню точно, как он говорил — она сама сконцентрируется в ямке…, — человек в камуфляже почесал затылок и сделал задумчивое выражение лица. — Что-то упустил я этот момент, ну, да ладно, неважно, короче — если это «зерно» окажется в яме, нам всем за несколько суток наступит полный пи… ц.

— Хрень! — оборвал его Николай Кузьмич, чуть резче, чем следовало. — Не могу слушать такую муру….

— А тебе и не надо слушать! — зло и делая акцент на каждом слоге, выпалил сопровождающий. — Тебе нужно свою невиновность доказать!

Николаю Кузьмичу, надоел этот разговор, он повернулся к человеку в камуфляже в пол-оборота и каким-то уставшим голосом сказал:

— Не надо мне ничего доказывать — я ни в чём не виноват. Мне нужно попасть к дому номер тринадцать.

Сопровождающий нервно рассмеялся.

— Нет больше такого дома, — ответил он. — И четырнадцатого и пятнадцатого нет. Шестнадцатый пока держится, но думаю, продержится недолго. Слава Богу, успели эвакуировать его жильцов.

— А эти три?

— Тринадцатый, четырнадцатый и пятнадцатый …? — Всех, кто был в них — начисто …, кроме Прасковьи Ивановны. — Не успели приехать…, спасти…

— А Семёныч?

— Кто такой Семёныч?

— Бригадир аварийной службы — Фёдор Семёнович и пять человек рабочих с ним?

— А…, эти…. — Они были первыми.

В этот момент, Николай Кузьмич, потерял нить происходящего и перестал мыслить адекватно. Сопровождающий его человек, рассказал настолько много, что большая часть сказанного осталась за границами здравого смысла. И Николай Кузьмич, цепляясь за полученную информацию, тоже покинул эти границы.

Странная злость накатила на него, и он почти возненавидел человека в камуфляжной форме.

— А откуда такое пренебрежение? Надел камуфляж, автомат поперёк пуза повесил и считаешь, что можно вот так небрежно рассуждать о жизни и смерти хороших людей? — зло и вызывающе спросил он.

— Ты чего Степанов, совсем страх потерял?

— Какой к чёрту страх? Расстреляешь меня, а командир твой — забыл? — Тебе меня нужно в штаб доставить для допроса. — Сука! — Эти… Ты хоть знал, что за человек Семёныч был, чтобы так говорить? Нам с тобой до него три года раком…

— Ты, Степанов…

— Я тебе не Степанов, а Николай Кузьмич и не тыкай мне урод… — за Фёдора я тебя сам в блин раскатаю. — Крайних нашёл. Люди приехали аварию устранять — по моему приказу приехали, а напоролись непонятно на что — погибли, если, конечно, тебе можно верить… — Как герои погибли…, а ты — Эти…

— Ладно, Кузьмич, не кипятись, я тоже друзей терял, понимаю, но и ты меня понять должен, смотри, что произошло, — сопровождающий кивнул куда-то вперёд.

Николай Кузьмич невольно последовал за его взглядом.

В первый момент он ничего не увидел.

Несколько редких деревьев маленького сквера, оказавшихся перед ним, рассеяли его внимание, но приглядевшись…

— Этого не может быть, — прошептал он.

Но оно было.

За сквером просматривалась рваная кромка зелёного газона, а сразу за ней — чернота провала. Дальше, метрах в пятистах провал заканчивался, но на границе провала сразу два пятиэтажных дома — целых, и от этого картина выглядела ещё страшней, сползли одним краем за границу образовавшейся пропасти, а вторым, смотрели почти вертикально вверх.

Николай Кузьмич, сделал несколько шагов вперёд и почувствовал, как кто-то железной хваткой придержал его под локоть.

— К краю не стоит подходить, — сказал человек в камуфляже.

— Но я должен это увидеть.

— Ты видел достаточно, а под кромкой — пустоты. Провал постоянно расширяется. Дома — он кивнул через черноту — это уже номер двенадцать и одиннадцать, шестнадцатого уже нет.

— А люди?

— Их мы уже эвакуировали.

— Да, что это, вообще, такое…?

— Никто толком не знает — такого нигде и никогда раньше не было.

— А что на дне провала?

— А дна нет…

— ???

— Вернее, до дна никто не добрался. Смотришь — просто густая тьма, иногда, какой-то туман. Две группы спустились — пропали. Пробовали вертолёт — вообще странно — спускался нормально, потом резко исчез звук от двигателя, через секунду оборвалась радиосвязь, а ещё через мгновение он скрылся из виду. — Ни взрыва, ничего — просто исчез.

— И что делать?

— Для начала сходим в штаб — там нас ждут. Объяснишь командиру кто ты, что за бригада и зачем была тобой отправлена. — Лично мне уже и так всё понятно, но в штабе задача другая. — Они ищут причину катастрофы или того, кто эту причину спровоцировал.

— Да…, тут чёрт ногу сломит…

— Согласен! Но руководству нужен виновный. — С ним всё сразу станет выглядеть проще — будет с кого спросить — возможно, появятся пути решения проблемы.

— Ясно ….

— Ты же, Кузьмич, не виноват? — Не давал людям задание взрывчатку заложить или там, кислотой какой, бетонные трубы протравливать?

— Н-е-е-т… — бригада просто приехала для выяснения обстоятельств.

— Спрашиваю не из праздного любопытства — в штабе рассматривается и такая версия… — насчёт кислоты…. Про взрывчатку — это я от себя добавил. Взрыва никто не слышал, но учитывая эксперимент с вертолётом — яма, как-то гасит звуки, а значит, взрывчатка — возможна.

Николай Кузьмич промолчал.

— Ладно, пойдём дальше…, не бойся, выкрутимся…. Кстати, меня Дмитрием зовут.

— Николай.

— Да, знаю уже, — усмехнулся Дмитрий, — но всё равно приятно.

Он протянул Николаю руку и тот её крепко пожал.

— И прости меня — был неправ, — добавил Дмитрий.

— Ничего, мы все на нервах, — сказал Николай.

— Пойдём, познакомлю тебя с командиром.

— Это обязательно?

— Если не хочешь оказаться следующей жертвой провала, — усмехнулся Дмитрий, — то да.

— Тогда пошли.

— Нам сюда, — кивнул в правую сторону, Дмитрий.

Они повернули направо, но успели сделать только шаг…

На этом их движение и закончилось.

Дальше степень энтропии снова возросла скачком, образовав сразу два новых «зерна» и провал поглотил и их, и весь город.

Через сутки хаос поглотил полконтинента, а через двое, как и предрекал профессор, исчезла в нём и вся планета Земля.

Дальше планеты дело не пошло.

Для распространения энтропии, пустоты недостаточно, для неё всё-таки нужна плотная поверхность и хотя бы одна маленькая дырка на ней.

Скачок напряжения

Я попрощался, сел в машину и уехал.

Все вопросы были заданы, ответы получены и в этом месте мне было делать нечего.

Место — участок земли в пятьдесят соток, в престижном районе Ленинградской области с недостроенным загородным домом.

Туда, по рекомендации моего хорошего знакомого, меня вызывали в помощь заказчику — женщине средних лет, очень влиятельной особе, избавившейся от предыдущих подрядчиков, искавшей новых, чтобы определиться с перечнем работ под окончание строительства.

За несколько часов, осмотрев всё своим опытным взглядом, я выдал заключение — пунктов двадцать основных работ и бесконечное количество вспомогательных. Определился с возможными сроками работ. Назвал предварительную стоимость, которая нисколько её не удивила.

Обменялся с заказчиком координатами. Взял тайм-аут в несколько дней для детальной проработки, распрощался и уехал с твёрдой уверенностью в том, что в этом месте меня не ждёт ничего хорошего.

Почему я решил, что работа, которую мне предложили, ничего кроме неприятностей мне не принесёт? — Думать по-другому я уже просто не мог. В последнее время всё, что я делал, независимо от моих усилий, получалось не лучшим образом — не везло. И ожидание новых неприятностей уже вошло в привычку.

Кроме того я был не первым подрядчиком, оказавшимся там. И никакие супер рекомендации не гарантировали, что меня не постигнет участь моих предшественников.

Заключу договор, думал я, получу минимальный аванс, выполню по договору всё самое сложное, а потом меня выгоняет с треском, не заплатив больше ни копейки. И я ничего не смогу с этим сделать даже если работу, на которую я подрядился, выполню великолепно.

С частным заказчиком такое случается — не нравится и всё. И, как правило, на этом действительно всё — влиятельный клиент может позволить себе многое, а спорить с ним вредно для здоровья. — Что ему не нравится тоже лучше не выяснять. Даже если ему не нравлюсь лично я, и к работе это отношения не имеет — ничего изменить нельзя. Самое правильное и простое в этой ситуации — молча уйти пока не стало ещё хуже.

Я с этим сталкивался, пробовал это изменить и сильно на этом обжёгся. С тех пор, а прошло уже более пяти лет, я зарёкся — с частными клиентами никаких работ.

Но жизнь штука сложная, зарекайся, не зарекайся, сложится так, что ничего другого не останется. Заставит делать ещё и не такое. — Собачья жизнь.

Асфальтовые дорожки между частными домами вывели меня к «Нижнему» шоссе. Я свернул влево, прибавил газу и устремился в сторону Санкт-Петербурга.

Шоссе с идеальным покрытием извилистой лентой вело меня мимо особняков, похожих на маленькие дворцы, выскакивала время от времени на берег Финского залива, открывая замечательные виды.

Мне всегда нравилось бывать здесь. — Уникальное место. — Чистейший морской воздух, корабельные сосны, местами песчаный, местами каменистый берег залива и тёмные прохладные невысокие волны до самого горизонта. — Мощь и скрытый потенциал. — Энергия этих мест способна наполнить своей силой любого.

Но, видимо, не меня и только не в этот раз.

В этот день я был закрыт для любого воздействия — закрыт и напряжён, погружён в себя, почти не воспринимал окружающего…

Почему происходит так? — думал я. — Трудно сказать. — Действия и поступки кажутся правильными, никому не желаешь зла. Многое делаешь для своих близких. Стараешься быть внимательным мужем, любящим отцом, не жалеешь для родных ни денег, ни времени, ни самого себя. Пашешь как ненормальный. Вещи — пожалуйста, поездка на курорт — без проблем. Всем всегда что-то надо. Пытаешься это дать, не считаясь с собой. А результат …? — Прямо противоположный ожидаемому. — Чуть стало трудней и уже никому не нужен — жена злится, дети смотрят косо, отвыкли от трудностей и не желают разделять их со мной.

Правда, я и сам не желаю разделять их ни с кем. — В этом я не вижу смысла. — Никто из моих близких не в состоянии мне помочь — грузить их своими проблемами и некрасиво и неразумно — всё равно я должен справиться с ними сам. — Справиться, изменить ситуацию, вернуть всё обратно, поменять знак с минуса на плюс. А для этого нужно ни много, ни мало — отказаться от своих принципов, забыть о своих давних решениях и попытаться получить работу у частного клиента. — Амбициозной и очень влиятельной женщины, которой я не понравлюсь по определению.

Глупо рассчитывать на другое.

Каким бы специалистом я не был, я буду тратить её деньги, я стану её затратной частью, а это не нравится никому. Даже, если она готова к затратам — в ценах она, скорее всего, не разбирается, а значит, будет считать, что моя работа стоит дешевле, чем я ей озвучил, будет ждать от меня подвоха, не сможет мне доверять. Очень редкие люди способны объективно оценивать других, ценить их труд.

Недоверие, как раковая опухоль станет развиваться — сначала медленно, незаметно — затем, всё быстрей и быстрей, пока не заполнит собой всё.

Последнее время, думал я, всё, что происходит со мной, развивается именно так — неприятности растут, множатся…

Нельзя работать с частным клиентом, в который уже раз решил для себя я. — Нельзя, но бывает, что деваться некуда. — Мне очень нужна эта работа…. И чтобы выжить, просто необходим хотя бы минимальный аванс. — Именно сейчас — тянуть нельзя — пока меня воспринимают нормально, пока я ещё похож на человека, умеющего решать проблемы, пока я ещё выгляжу как специалист.

— Да, … аванс необходим, — громко сказал я, пытаясь настроить себя на нужный лад. — Получить эту работу жизненно важно, следует постараться это сделать. А там, будь что будет…

— Нет, … не так, — поправил я себя. — Всё будет хорошо, а закончится замечательно, по-другому думать не годится. Нужно надеяться на лучшее иначе не получится ничего.

Я ехал и ехал, неизбежно приближаясь к Петербургу, к своему офису, к принятию ненавистного для меня решения. — Напряжение росло.

С правой стороны мелькнула синяя табличка «Ушково», перечёркнутая красной полосой.

Значит я уже в Зеленогорске, подумал я. — До конечной точки моего маршрута оставалось примерно час пути, семьдесят километров расстояния, на преодоление которых, у меня уже не осталось сил.

Нужно остановиться, понял я, пока внутренние противоречия не прикончили меня окончательно.

Шоссе, петляя, в который уже раз вынырнуло из соснового леса, и перед моими глазами предстал песчаный берег — невысокие волны до горизонта, каменная коса, уходящая под прямым углом, вглубь залива. — Летнее кафе с открытой террасой, расположенное на этой косе, за столиками которой, на удивление никого не было.

Я припарковался и устремился туда.

Свежий морской ветер, налетая порывами, немного остудил меня и привёл в чувства. Я слегка успокоился и понял, что очень хочу есть.

Ещё бы, подумал я, время обеда давно закончилось, дальняя дорога отняла порядочно сил, а тут ещё эти мои переживания. — Невесёлые и далеко не беспочвенные, как это ни печально, решил я.

Я сел за крайний столик лицом к воде. Шум прибоя и движение волн убаюкивали, приводя в порядок мои расшатавшиеся нервы. Я почти заснул…

— Чего изволите? — вывел меня из оцепенения голос.

— Если можно, дайте меню.

— В этом нет никакого смысла. Время… — официант посмотрел на часы — пятнадцать тридцать. Комплексные обеды закончились. Шеф повар появится после семнадцати. Могу предложить только салаты на выбор: «оливье», «греческий» и наш фирменный «капитанский». — Это такие кусочки трески горячего копчения…, — начал было объяснять он, но наткнувшись на мой недовольный взгляд, забыл про объяснения. — Ещё есть свежая выпечка, чай, кофе — будний день, извините, — закончил он и развёл в стороны руки, показывая, что больше ничего не может для меня сделать.

Я даже не удивился. — Этого следовало ожидать, думал я. — Всё, абсолютно всё вокруг меня разваливается и идёт через одно место. Вот и сейчас из десятка кафе на берегу я выбрал именно то, где нечего заказать.

— Ладно, — сказал я. — Давайте ваш фирменный «Капитанский», два куска чёрного хлеба и кофе «эспрессо».

Официант ушёл.

Я смотрел на волны и чёрная тоска было оставившая меня, вернулась снова и с каждым новым ударом прибоя о каменную косу всё глубже и глубже погружала меня в пучину безумия.

— Даже дома…, шептал я, почти не контролируя себя. — Невыносимо. — Говорил же ей, потерпи…, трудно сейчас. А она …«Ты мужик, вот и крутись…", как с ней разговаривать. Дети, вторя ей…

— Не нужен, не нужен никому…, — словно в бреду шептал я. … Сам себе не нужен такой…

Нет…, невозможно терпеть, думал я.

— Здравствуйте, — услышал я женский голос, возвращаясь к действительности.

Я поднял глаза и наткнулся на заинтересованный взгляд симпатичной блондинки лет тридцати. На ней почти ничего не было — две полоски ткани купальника, прикрывающие только самые интимные места, а прозрачная шёлковая накидка, не могли скрыть всё остальное.

Нужно признать, что её фигура выглядела очень соблазнительно, но только она всё равно просчиталась. — Она не могла меня заинтересовать, мне было не до неё. Я довёл себя до состояния, когда молодая симпатичная женщина воспринималась мной, как внешний раздражитель. — Ещё один раздражитель — один из многих — последний раздражитель в ряду моего безумия.

Я с ненавистью посмотрел на неё.

Она, поймав мой взгляд, невольно отшатнулась.

Я резко поднялся со своего места. Находиться рядом с кем бы то ни было в тот момент стало для меня невыносимо.

— Оставьте вы меня все в покое! — выкрикнул я ей в лицо.

Сделал шаг в сторону ограждения террасы. Перелез через него. Спустился на каменистую поверхность косы, и оглянулся.

На террасе я увидел женщину в накидке, от которой только что сбежал и к которой, за несколько прошедших секунд, присоединился официант.

Эти двое явно были заодно. Они смотрели на меня и о чём-то перешёптывались.

— Ваш заказ мужчина! — крикнул мне официант.

— Да пошли вы всё! — крикнул я в ответ.

Развернулся и бегом устремился к кромке косы. — Туда, где метров через сто, она упиралась в волны Финского залива.

Осточертело всё — ненавистно и бессмысленно, думал я. — Ничто уже не имеет значения. — Даже если мне удастся выкрутиться, в моей жизни не осталось ничего важного. — Я и сам для этой жизни уже неважен. — Уже не за что цепляться и не держит уже больше ничего.

Я бежал, а тёмные волны стремительно приближались. Раздался телефонный звонок. — Не стану отвечать, решил я, снимая на ходу свою куртку, отбрасывая её в сторону, вместе с звеневшим в её кармане, телефоном.

Я не совсем понимал куда и зачем бегу.

Сейчас, вспоминая тот эпизод, мне даже сложно представить, что я бежал свести счёты с жизнью — наверняка это было не так. Но, тем не менее, я целенаправленно бежал — бежал, чтобы броситься в Финский залив и раствориться в его необъятной бесконечности.

Я бежал, и никто — ни официант, ни милая, почти обнажённая его девушка-напарница, ни кто-то другой, не пытались меня остановить.

Если подумать — ничего удивительного в этом нет.

Ну, бежит человек топиться — и что? — Нужно ему помешать? — А как же свобода выбора и прочие институты? — Какое мы имеем право, вмешиваться в личную жизнь кого бы там ни было?

Другое дело — не заплатил за обед и пошёл топиться. — Тут уже другой коленкор, тут можно и спасти? — Пусть сначала заплатит, а уж потом, делает что ему угодно.

Но погони за мной, как я уже заметил — не было.

Да и куда я мог деться с косы? — На сушу я мог выбраться только через кафе. А в море без лодки далеко не уплывёшь.

В любом случае, бежать за мной было некому. — У официанта и его подруги — местной проститутки, а она в тот момент, представлялась мне именно так — была другая работа, а выбивать деньги из несговорчивых клиентов должен был кто-то другой.

И я бежал. — Бежал, постепенно теряя силы и остатки непонятной мне самому решимости, задыхаясь от быстрого бега.

Курить надо бросать, мелькнула мысль.

Вот добегу, а дальше что? — всплыл в сознании вопрос.

— А брошусь прямо с косы в воду и хрен с ним! — крикнул я громко, наверное, чтобы те, кто остались в кафе, тоже услышали.

Коса постепенно сужалась. — От десяти метров ширины, в месте, где я взял старт, осталось не более трёх.

На утоптанной песчаной дорожке, по мере моего продвижения, стали появляться выступающие, гладкие камни.

Бежать становилось трудней.

Я несколько раз споткнулся, один раз чуть не упал, но даже и не думал останавливаться — до дальней кромки косы оставалось совсем немного.

Нужно ускориться, решил я. — Там, на кромке, я смогу оттолкнуться сильнее и мне удастся прыгнуть дальше.

Зачем мне было это надо? — В тот момент я даже не думал. Просто таким было моё решение. — Решение, основанное на странном желании броситься в воду. — Утопиться? — Не думаю, но безумие толкало меня вперёд.

До края косы оставалось несколько метров — дальше моим глазам открывались, шипящие недовольно от моего приближения, волны прибоя.

Собрав остатки сил, я прибавил ещё. В два прыжка оказался на кромке, оттолкнулся что было сил, и выстрелил вперёд.

Пролетел несколько метров горизонтально, а затем стал падать вниз.

Падать было невысоко — не более трёх метров, но я просчитался.

Край косы, не обрывался вертикально вниз на эти три метра, как я рассчитывал. — Да…, он обрывался, это-то и ввело меня в заблуждение, но только не на три, а на два метра. Дальше каменистая поверхность, полого, уходила под воду.

Волны с периодичностью метронома накатывали на эту поверхность, ударялись в кромку косы, с которой я только что прыгнул, и скатывались обратно.

За доли секунды своего полёта, я смог оценить своё положение.

Эта оценка не сулила мне ничего хорошего.

Получалось так, что моё приземление произойдёт именно тогда, когда волны откатятся обратно в залив.

Расчёт оказался верным.

Я приземлился на скользкие камни, когда над ними абсолютно не было воды, не смог удержать равновесие — пятка правой ноги, опережая меня, проскользнула на камне.

Я продолжил падение и со всего размаха сел на каменистую поверхность, больно ударившись копчиком. — Проехался на заднице вперёд, непроизвольно выгнулся от острой боли и поймал затылком свой второй камень.

Затем, меня накрыло набежавшей волной.

Может быть, на короткое время, я терял сознание. — Установить это теперь не представляется возможным, но следующее, что я помню, это, как моё, превратившееся в комок боли тело, болталось в волнах прибоя, под обрывом косы.

Я лежал на спине, лицом к небу, а волны таскали меня по скользким камням — вперёд и назад.

Превозмогая боль, и дождавшись, когда волны откатятся снова, я попытался встать.

Это у меня получилось не сразу.

Первый раз я успел встать на четвереньки, но был опрокинут обратно на спину набежавшей волной. Сообразив, что нужно двигаться быстрее, во второй раз, я почти успел встать, но мои ноги, плохо меня слушались, я поскользнулся, и снова был сбит волной. В третий раз, мне удалось встать и ухватиться за кромку обрыва. Очередная волна ударила мне в ноги, поднялась почти до моей груди, и откатилась назад, пытаясь утащить меня с собой, но я удержался.

Один раз, другой, третий.

Я понимал, что долго в таком положении мне не устоять и самостоятельно выбраться на поверхность косы вряд ли получится.

Я чувствовал, что пальцы на моих руках немеют.

Да…, с тупым безразличием, подумал я. — Скоро я перестану их чувствовать, руки соскользнут, и я снова окажусь в полной власти волн.

Эта мысль не вызвала во мне никаких эмоций.

Я словно смотрел на себя со стороны.

Наверное, я и в самом деле, сильно ударился головой, чувства притупились и собственная судьба стала мне безразлична.

Плевать, решил я. — Когда я не смогу удерживать себя в таком положении, я больше сопротивляться не буду. Пусть эти волны утащат меня куда-нибудь. А то стою, как придурок у обрыва с поднятыми руками. — Надоело уже.

Видимо, от сотрясения я, действительно, плохо соображал, мне и в голову не могло прийти, что стоит мне разжать пальцы рук и оказаться во власти стихии, как я, с очень большой вероятностью, могу погибнуть.

Но в тот момент мне действительно было всё равно.

Я почти ничего не воспринимал вокруг.

Наверное поэтому я не сразу услышал голос:

— Хватайтесь…! Хватайтесь скорей!

Я поднял голову, посмотрел вверх и увидел руки, протянутые мне навстречу.

Две руки, которые не принадлежали одному человеку.

Это были руки разных людей.

Скорее всего, глядя на них, думал я, одна принадлежит мужчине, а другая женщине.

Я поднял свой взгляд выше.

Там за кромкой обрыва, на меня, действительно, смотрели две пары глаз — официанта из кафе и его подруги в прозрачной накидке.

Руки принадлежали им.

Эти люди мне не нравились.

И я достаточно зло крикнул им:

— Что вам опять нужно от меня? — Оставьте вы меня в покое.

Они, в недоумении переглянулись и официант сказал:

— Не валяйте дурака. Хватайтесь за руки и мы вас вытащим. — Хватайтесь скорее, пока ещё не поздно. Если вас смоет, мы не сможем вам помочь.

Я представил всю нелепость своего положения. — Мокрый до нитки, стою под обрывом, не имея возможности сделать шаг. — Беспомощный и совершенно не контролирующий ситуацию, как дурак, цепляющийся за кромку обрыва и не желающий принимать чью либо помощь.

Нужно было что-то менять.

Я отодвинул подальше своё безумие и ухватился за руку официанта.

Волна, в который уже раз, ударила меня по ногам, окатив прохладной водой спину. Немного приподняла над поверхностью, на которой я стоял, и мне удалось ухватиться за руку женщины.

Они общими усилиями удерживали меня, а я висел полностью в их власти. Чувствовалось, что им тяжело, но они упорно тащили меня наверх. Я пытался им помогать, отталкиваясь от выступающих из стены камней.

— На счёт три, — услышал я команду мужчины. — Через несколько секунд снова накатит волна и немного вас подтолкнёт. — Я скажу три, а вы, в этот момент, отталкивайтесь ногами, что есть сил.

— Раз, два, три.

Усилие, приложенное к моим рукам, возросло, моя правая нога удачно встала на приличный уступ. Я собрал остатки своих сил и оттолкнулся от него что было мочи. Одновременно с этим, волна, ударила и подтолкнула меня. И я, как пробка из бутылки шампанского, вылетел вверх и приземлился на камни, присыпанные песком, за кромкой обрыва.

Я снова ударился, но боль уже не была острой, а может быть, я уже привык к боли, ведь у меня на моём теле не осталось ни одного живого места.

Хорошо меня отделал Мировой океан, пока я болтался в кромке прибоя, с печальной улыбкой подумал я.

Я лежал ничком вниз, за кромкой обрыва и пытался прийти в себя.

Отдышавшись, я перевернулся на спину и открыл глаза.

Прямо надо мной было пронзительно синее небо, чуть ниже, на полпути к горизонту сияло жёлтое Солнце, не слепящее под острым углом, моих глаз.

Тёплый ветер с залива, ласково трепал мою одежду и нежно обдувал лицо. — Было даже приятно.

Я прислушался к себе и улыбнулся. — Мне показалось, что моё безумие кончилось.

Может быть, оно и не ушло совсем, думал я. — Но, в данный момент куда-то бежать в отчаянии уже не требовалось. Да и не было больше никакого отчаяния, понял я.

— Жизнь продолжается, — мысленно сказал я себе. — А в этой жизни остались дела.

Вспомнился неотвеченный вызов по мобильному телефону. — Я сам выбросил свою куртку, когда бежал к обрыву, а телефон находился в ней.

— Чёрт…, — невольно вырвалось у меня.

Кроме телефона, в той куртке остались документы, а кроме документов и телефона — деньги — наличные и несколько банковских карт, — нервничая, вспомнил я. — Где теперь моя куртка? — Что на меня нашло?

Было необходимо, как можно быстрей возвращаться к действительности.

Я посмотрел налево и встретился взглядом с блондинкой, лежащей рядом со мной на спине.

Видимо, ей тоже требовалось немного отдохнуть после экстренного спасения меня.

Она улыбалась.

— Глупо всё получилось, извините, — начал я. — И спасибо вам…

— Вижу, что вам значительно лучше, — ответила она, не дав мне закончить фразу. — Купание явно пошло вам на пользу.

Она немного заинтриговала меня. Этих слов я от неё не ожидал и сходу не нашёлся чем ей ответить.

— А благодарить нужно Василия, — продолжала она. — Это была его идея вас спасти. — Его можно понять. — Не так уж он много зарабатывает, чтобы платить ещё и за ваш обед.

Я удивился ещё больше.

— Лично я за свободу выбора, — добавила она. — Ну, бежит куда-то человек, пусть бежит, когда добежит, всё равно поймёт, что бежать было некуда. Я и Васе, там, на террасе сказала:

— Пусть бежит, с деньгами если что — разберёмся.

— Да уж, знаем мы, — услышал я голос справа и повернул голову. — С вами Ирина Павловна разберёшься. — Придёт время зарплату получать, удержите по полной программе, — сказал официант, лежащий на спине справа от меня.

Женщина рассмеялась.

Я снова повернул голову к ней, чувствуя, что здравый смысл снова ускользает от меня.

— Не слушайте его, — сказала она, обращаясь ко мне. — На самом деле, я очень добрая. Такую начальницу ещё поискать нужно.

— Да я, Ирина Павловна, ничего плохого сказать не хотел, наоборот…, — оправдывался Василий.

— Ладно, лежи уж там, знаю я тебя как облупленного — одни деньги на уме.

— Вы Ирина Павловна не так меня поняли…

— Понимать тут нечего. Я всегда говорю — будь прежде всего внимательным к клиенту. Вот я, хоть и владелец кафе, но ничего…, выхожу поздороваться, проявить участие. Проявляю личную заинтересованность. А ты?

— А что я…, я тоже…

— Что тоже? — Делаешь всё небрежно, почти нехотя…

Я слушал их разговор в пол уха. Прислушиваться было нельзя. Странная сила, резонируя с их голосом, увеличивала свою амплитуду и воздействовала на меня с каждой секундой сильней. Я чувствовал, ещё немного и я опять побегу. Но только на этот раз, как верно заметила Ирина Павловна — бежать больше некуда. А раз так, значит, на этот раз я сойду с ума.

— Хватит! — закричал я, не в силах сдерживаться.

Голоса на мгновение стихли, но уже через секунду я услышал строгий голос Ирины Павловны:

— Вы не имеете никакого права здесь кричать, и я не привыкла, чтобы со мной так разговаривали.

— Извините, не сдержался, всё это последствие…

— Последствие чего? — перебила она, не дав мне договорить. — Вашего безумия. — Не надо забывать, что вы находитесь в гостях, на моей территории. Эта коса и кафе на ней — моя собственность, не говоря уже о том, что мы вас спасли. К тому же, мы даже ещё не знакомы. Мы с Василием не знаем вашего имени.

— Владимир Сергеевич, — ответил я. — И ради бога, извините, я и в самом деле был несколько не сдержан. Накопилось всякого, вот и прорвалось. Вы совершенно не причём, и я не имею никакого права вымещать на вас…

— Вот именно…, — снова перебила она. — Хорошо, что вы это понимаете Владимир. Приятно было познакомиться. И я, как радушная хозяйка, приглашаю вас на обед в своё кафе.

— С удовольствием, — автоматически, ответил я и тут же почувствовал насколько странным, учитывая обстоятельства, выглядит это её предложение и насколько я сам не готов к званым обедам.

Пригревшись на солнце и переключившись на разговоры с этими людьми, я совершенно забыл в каком состоянии и как здесь оказался.

— Кушать подано! — почти в ухо прокричал мне Василий и рассмеялся. — Ваш обед давно на столе…

— Ну…, Васенька, не надо иронии, — сказала она. — Нужно накормить Владимира Сергеевича нашим фирменным обедом. — Надеюсь, пока мы тут кувыркались, Степан Фёдорович уже подъехал.

— Я всё понимаю, Ирина Павловна, фирменные блюда…, шеф повар приготовит другой обед, а кто будет платить за этот…, — возмутился официант.

— Не занудствуй Василий, я тебе уже всё объяснила. — Нужно быть внимательней к клиенту, а с деньгами мы разберёмся.

— Знаю я, как вы разбираетесь…, — недовольно, в полголоса ворчал Василий.

Мы возвращались по каменистой косе назад.

Я, к своему удивлению, мог идти самостоятельно.

Василий быстрым шагом ушёл вперёд, видимо, спешил дать указания шеф повару по организации званого обеда. Мы же с Ириной Павловной под ручку ковыляли следом.

По пути между двумя крупными валунами нашлась моя куртка.

Мне повезло, что её не сдуло в залив.

Быстро проверив карманы, я убедился, что документы и мой портмоне на месте и достал сотовый телефон.

— Срочный звонок? — спросила Ирина Павловна.

— Звонить никому не требуется, — ответил я. — Но когда я бежал, кто-то пытался связаться со мной. Хочу проверить насколько это важно.

Я вывел телефон из спящего режима и увидел, что не отвеченных вызовов, на самом деле, три.

Первой звонила жена.

Вторым звонил мой друг, тот, который порекомендовал меня частному клиенту, но этот звонок я уже услышать не мог, куртку на тот момент я уже выбросил. Соответственно, я не мог услышать и третий. — Последний неотвеченный вызов от частного клиента — той самой амбициозной женщины, с которой я встречался несколько часов назад.

Это конец, — подумал я. — Этой женщине звонить мне было незачем. Мы обсудили с ней практически всё и расстались совсем недавно. — Звонить она могла только по одной причине. И причина эта очевидна. — Она могла звонить сама только для того, чтобы получить маленькое удовольствие и лично сообщить, что не нуждается в моих услугах. — Чем-то я ей не понравился.

И это закономерно, — думал я, — эти люди за километр чувствуют неудачников и никогда не станут связываться с ними, стараясь избежать ненужных проблем.

Наверное, я изменился в лице, потому что лицо Ирины Павловны изменилось тоже.

— Что-то случилось Владимир, — спросила она.

— Полный п****ц, — невольно вырвалось у меня.

Она нисколько не смутилась и сказала:

— Это эмоции и нет таких проблем, которые невозможно было бы решить. Или почти нет. В любом случае, видимо, сначала стоит позвонить?

В целом, она, скорее всего, была права. В моём случае — это был бесполезный совет. — Позвонить чтобы выслушать по телефону то, что я уже понял и так. — Нет…, не сейчас, думал я. — Конечно позвонить стоило, но только чуть позже. — Нервы успокоятся, я начну сомневаться, придумаю другую причину звонка и всё-таки попробую позвонить, надеясь на лучшее…

И почему я выбросил свою куртку и не ответил на звонок сразу? — сокрушался я. — Мог бы уже спокойно утопиться, пока был к этому готов и избавился бы разом от всех проблем.

Видя, что я не собираюсь отвечать, Ирина Павловна, добавила:

— Не переживайте Владимир, справиться можно со многим. Расскажите мне в чём проблема и, возможно, я сумею Вам помочь.

Она снова удивила меня. — Неужели ей настолько одиноко или скучно, думал я, что она готова принимать участие в таком …, я не смог подобрать для себя нужного определения, как я.

— Ирина Павловна! Вам-то, зачем это надо! — воскликнул я.

Она на минуту замолчала — то ли подбирая слова, то ли обидевшись. — Симпатичная женщина с идеальной фигурой, далеко не глупая, владелец кафе в престижном месте, неплохо обеспеченная, пытающаяся принять участие в каком-то оборванце. — Именно так я и выглядел тогда… И я действительно её не понимал.

— Знаете Володя…, — задумчиво сказала она. — Хотела поговорить с вами об этом за обедом, но видимо, придётся сейчас. — Возможно, вам покажется это странным…

Она снова на мгновение замолчала, не зная, как правильно продолжить.

— Вы верите в предопределение судьбы? — неожиданно спросила она.

Конечно я верил.

Иначе как ещё можно было объяснить ситуацию, в которой я оказался. — Я никогда бездельником не был, вкалывал, как проклятый, каждый день. Многие считали меня неплохим специалистом, я и сам считал себя именно таким. Мне нравилось то, что я делаю. Я умел и знал, как нужно работать и до недавнего времени у меня всё получалось. Но в последние несколько месяцев обстоятельства складывались так, что…

Я не стал ей отвечать.

Её вопрос, как и мой возможный ответ, лежали вне плоскости моих жизненно важных интересов.

— А вот я верю, — сказала она. — Не стану утомлять вас ненужными подробностями, но сложилось так, что в тот момент, когда вы перелезли через ограждение и побежали по косе, мне принесли мой гороскоп. — Несколько дней назад я заказала его у очень известного астролога. — Там сказано, что сегодня в моей жизни появится человек, который изменит мою жизнь и с которым я смогу быть очень счастлива.

— Я посмотрела на вашу удаляющуюся спину и сразу поняла, что этот человек — Вы.

От неожиданности я на мгновение забыл о своих проблемах и, не сумев сдержаться, расхохотался в полный голос.

Я даже остановился и загнулся от смеха пополам.

Я смеялся до коликов в животе, почти задыхаясь, от этого смеха.

Слова Ирины Павловны были ни при чём.

Вернее, они настолько не вязались с моим представлением о порядке вещей, что послужили причиной моего первоначального смеха, но они не были настолько смешны, чтобы я мог смеяться так.

Мой смех был похож на истерику, на прорвавшийся гнойник, на приступ лихорадки. И я хохотал и хохотал, и никак не мог остановиться.

Она смотрела на меня с неприязнью, не понимая причин моего состояния.

— Я сказала что-то смешное? — Объясните, давайте посмеёмся вместе.

— Простите Ирина Павловна, — сказал я, давясь от смеха. — То, что вы сказали несколько неожиданно, но не настолько смешно…

— А насколько?

— Ну, посудите сами, — ответил я, почти справившись со своим весельем. — Появляется случайный человек, можно сказать псих, совершает непонятные поступки: бросается в воду прямо в одежде, отвечает неадекватно, полон нерешённых проблем.

— Да, — продолжил я, — могу согласиться — это эксцентрично и если принять за аксиому, что этот человек не сумасшедший, то возможно, его действия кому-то и понравятся… Но вот сделать кого-то счастливым? — Очень сильно сомневаюсь, что такой человек на это способен.

— Что же касается меня, — добавил я. — Ко всему прочему, я ещё и женат. — Вы, Ирина Павловна, поймите меня правильно, вы очень привлекательная женщина и мне очень лестно, что, видимо, я чем-то понравился вам, но если вы ищете серьёзные отношения, то это точно не ко мне.

Она молчала, опустив голову, не глядя на меня.

В тот момент, она мне показалась маленькой потерянной девочкой. — Человеком, у которого отняли последнюю надежду.

Мне стало жаль её.

— Не расстраивайтесь, — сказал я, пытаясь хоть как-то её утешить. — И не верьте вы этим гороскопам, там ещё и не то понапишут.

Она печально посмотрела на меня.

— Мне нечему больше верить Володя. Нечему и некому. — Ладно, пойдёмте обедать.

И взяв меня снова под руку, увлекла за собой.

Где-то полчаса спустя я снова сидел на террасе кафе. Сидел за столиком один. На мне были одеты синие холщовые шорты, разукрашенные пальмами, зелёная футболка с портретом какой-то рок звезды на груди и пляжные шлёпанцы.

Эта одежда, не вполне подходящая мне по размеру, нашлась в подсобных помещениях кафе и принадлежала то ли бывшему мужу, то ли брату Ирины Павловны. Мою одежду она забрала в стирку, оставив мне только мою летнюю куртку.

Честно говоря, выбравшись на террасу кафе, я собирался, извинившись ещё один раз, просто уехать домой.

— Нет, Володя, — сказала Ирина Павловна. — Обед никто не отменял. И вообще, я вас спасла и вы теперь мой должник. — Отвертеться не получится.

Она была права, я и в самом деле был обязан ей. И я её понимал. — Она свято верила своему астрологу. И хотя мои логические построения выглядели очень убедительно, она страховалась, решив продержать меня в своём кафе до конца дня или до момента пока здесь не появится ещё кто-нибудь для неё более подходящий…

Я сидел и украдкой разглядывал посетителей кафе.

Время неуклонно двигалось к вечеру и посетителей становилось больше.

Ирина Павловна время от времени появлялась на террасе, подходила, следуя своим правилам, к каждому из новых посетителей, приветливо улыбалась мне и снова убегала по своим делам.

Постепенно мне становилось скучно, я не видел никакого смысла находиться в этом кафе.

Чувство голода у меня присутствовало, но слишком длительное ожидание способно убить любой аппетит.

Что я здесь делаю? — думал я. — У меня куча нерешённых проблем, а я сижу в этом кафе на пляже и жду неизвестно чего.

— Извините Володя, — сказала Ирина Павловна.

Я, задумавшись, даже не заметил, как она подошла.

— Совсем замоталась, бросила вас одного…, а вам и так досталось…, бедненький…

И она нежно погладила мою руку, лежащую на столе.

Ответить я не успел.

— Ирина Павловна…, — раздалось из глубины зала, к которому примыкала терраса.

— Ну вот, спокойно поговорить нам не дадут, — сказала она. — Нужно идти.

И она исчезла опять.

Интересная женщина, — подумал я. — И самое главное, судя по всему, я ей не безразличен. Эх…, в другой ситуации, в другое время и в другом месте, я мог бы и не устоять, и…

— Ваш кофе — эспрессо, если я правильно помню.

Я снова задумался и не заметил, как ко мне подошёл Василий и оборвал поток моих грустных мыслей.

— Ирина Павловна, заказала его для вас, — добавил он, увидев мой удивлённый взгляд.

— Спасибо, — ответил я.

Кофе, и в самом деле, хотелось, а Ирина Павловна добавила к своей привлекательности ещё несколько очков.

Я положил в чашку два кусочка сахара, медленно их размешал, сделал один маленький глоток, смакуя свой любимый напиток.

Кофе был приготовлен великолепно.

Я приподнял чашку, пытаясь сделать ещё глоток. — Зазвонил телефон.

Я поставил чашку на место, мысленно выругавшись.

Звонил мой друг и это могло быть интересным.

Момент истины, подумал я с грустной улыбкой. — Сейчас он расскажет почему моя жизнь кончена.

— Привет Володя, — услышал я жизнерадостный голос в трубке. — Исчез, на звонки не отвечаешь.

Я машинально переключил в телефоне окно и посмотрел на время его предыдущего звонка.

Прошло почти два часа.

— Извини, но не мог говорить, собирался перезвонить, но ты опередил, — ответил я мрачно.

— Ладно старик, ерунда, ничего сверхсрочного. Эльвира Николаевна просила меня тебе перезвонить.

Я живо представил заказчика — серьёзную и влиятельную женщину, у которой я сегодня утром определял фронт работ.

И которая, я мысленно улыбнулся, через несколько часов с треском вышибла меня с этого объекта. И теперь…

Мой друг между тем продолжал:

— Так вот, Володя, Эльвира Николаевна завтра вечером улетает за границу. — Неожиданная поездка на месяц. — Просила передать, что она обдумала твоё предложение, готова начать работы, и самое главное, готова проплатить аванс. — Не хочет терять целый месяц, пока будет в отъезде. — Как тебе новость?

Новость была замечательная, а учитывая, что я уже почти поставил на этой работе крест — сногсшибательная.

Это возвращало меня к жизни.

Видимо, кому-то на небе я всё ещё не был безразличен.

И я улыбнулся.

— Володя…, ты как там…, живой…, отзовись, — раздалось из трубки телефона.

Я был более чем просто живой, но задумавшись, я совсем забыл, что разговариваю по телефону.

— Да, здесь я, здесь, задумался только, слишком уж это оказалось неожиданным.

— Так ты что, не готов к этой работе? — волнуясь, спросил мой друг.

— Нет…, нет, — поспешил ответить я, — конечно готов. Но после твоего звонка всё несколько ускорилось и придётся перераспределить своё время.

— Хорошо, — ответил он, успокаиваясь. — Давай, перераспределяй… И завтра с десяти до двенадцати будь добр приехать к Эльвире Николаевне. — И ещё, Володя, я тебя очень прошу — не подведи меня. Я за тебя поручился, а с этими людьми, сам знаешь — шутки плохи. Если что и тебе и мне голову оторвут.

— Не волнуйся, всё будет хорошо. И спасибо тебе, — ответил я.

— Спасибо не булькает, — шутя, ответил он. — Мы ещё вернёмся к этому вопросу.

— В любой момент, — согласился я.

Мы попрощались.

А я почувствовал — буквально физически почувствовал, как напряжение вне меня и у меня внутри, стремительно падает и сходит на нет.

Когда оно стало равно нулю, ко мне снова подошла Ирина Павловна.

— Как вы Володя? — Ожидание, наверное, замучило вас окончательно? — спросила она.

Я молча пожал плечами.

— Потерпите ещё немного. Шеф повар сказал, что наш обед скоро будет готов.

— А что это всё-таки за обед?

— Никаких вопросов, когда будет готово, увидите — вам понравится, — ответила она, лукаво улыбаясь и грозя мне своим пальчиком. — Пока это секрет. Скажу только, что это наше фирменное блюдо, в меню его нет и предлагается оно далеко не всем гостям.

И она убежала снова.

Позвонила жена.

— Ты где дорогой? — Когда тебя ждать?

— Даже и не знаю, но рано не получится это точно…, — задумчиво ответил я.

Лотерея

«Вся наша жизнь — игра».

И она делится на составляющие её маленькие игры — азартные и не очень, интересные и так себе… И самое меньшее, что можно проиграть или выиграть в них — деньги, а самое большее…

Был у меня хороший друг.

Именно…, до недавнего времени был, а теперь его уже не стало.

Нет…, он не умер, надеюсь, что нет, но для меня он потерян навсегда.

Виной тому — игра.

Вернее, если быть точным — сама по себе игра ни при чём, скорее…

Но всё по порядку.

Обычный день, я возвращался с работы домой.

— Володя…, — услышал я голос за своей спиной.

Я обернулся.

— Серёга, — невольно вырвалось у меня. И я расплылся в счастливой улыбке. — Ты как здесь? Давно вернулся?

Надо сказать, что Сергей мой старинный приятель. Когда-то мы сидели с ним за одной партой, были лучшими друзьями и не виделись уже несколько лет. — Он после окончания института всё время пропадал в командировках.

— Да…, вот вернулся…, — печальным голосом ответил он. — Несколько дней уже в городе.

— А что не позвонил? И откуда такая тоска? Что-то случилось?

— А чего радоваться? — не меняя интонации, ответил он. — Командировку прервали внезапно — прекратилось финансирование. Как следствие, задержки по зарплате — может быть её вообще не будет. — Похоже, что моя контора закрывается. — Жена подала на развод, а ещё раньше все наши сбережения странным образом закончились.

В результате, я остался один, без работы и без денег. Не удивлюсь, если через пару месяцев останусь и без квартиры. — Светка отберёт и её через суд.

— Ну, во-первых, ты не один, — ответил я. — Можешь рассчитывать на меня. Во-вторых, Света никогда такого не сделает. Я её хорошо знаю, ещё со школы. — Добрая и отзывчивая женщина. Мне кажется, что на такое она не способна.

— Несколько недель назад я тоже так думал, — сказал Сергей. — Но эта добрая и отзывчивая женщина оказалась порядочной сукой. — Перевела куда-то все деньги с нашего общего счёта — сделала это по-тихому — ни намёка с её стороны, ни тени подозрения с моей и сообщила, что жить со мной не собирается.

— Представляешь, в какой я ситуации? — добавил он. — Живёшь рядом с человеком, он ходит вокруг тебя, улыбается, всё у вас хорошо, а потом в одночасье — бац…, на тебе… — Удар под дых …, подлый и неожиданный.

— Ничего себе, — ответил я. — Трудно даже поверить, но ведь должна же быть какая-то причина?

— Возможно, причина и есть, — ответил он. — В последнее время наши отношения и в самом деле, были не очень… Да, что там…, не было уже никаких отношений — кончились и всё так или иначе шло к разводу, но так поступать всё равно нельзя. Обо всём можно и нужно договариваться. Мы же с ней не враги чтобы делать друг другу подлости?

— Не знаю, что тебе и ответить, — сказал я.

А сам вспомнил.

Его слова вытолкнули мои воспоминания из глубины сознания.

Я вспомнил то, что он мне рассказывал сам. — Тогда я пропустил эти его рассказы мимо ушей. Меня всегда очень слабо интересовали чьи-то личные отношения. — Понять их почти невозможно, советы давать бесполезно, а вмешиваться вообще нельзя.

Такие разговоры я, как правило, прекращал…

Но Серёга был моим другом и я его слушал — иногда поддакивал, но не прислушивался.

А он говорил…

Рассказывал мне перед последней своей командировкой о подозрениях насчёт своей жены. А я примерно так же, как и сегодня, ему отвечал, что в это трудно поверить. — Отвечал просто так, просто чтобы не обидеть, видя, что для него это важно, но не придавая ни его, не своим словам особого значения.

Выслушал, ответил и забыл.

А ещё раньше, вспомнил я, он рассказывал о своих похождениях — бесконечной череде любовных романов в командировках.