Альтруистка
Она была самой красивой девушкой в 10-ом классе. Высокая, стройная, с голубыми глазами и длинной, толстой косой, — очень модной в то время, — Лариса была любимицей всей школы. Ею восхищались учителя — за способности и прилежание, старшеклассники — за красоту и открытость характера, учащиеся младших классов — за отзывчивость и доброту. Самой главной особенностью её характера была постоянная готовность прийти на помощь близким и чужим людям в любое время дня и ночи.
— Это же надо!.. — искренне удивлялся директор школы. — Лариса воистину Чудо Природы! Сколько достоинств в одной личности! И красота, и доброта, и порядочность, и человеколюбие. И многое другое. А ведь круглая сирота! Столько пережила за последние годы! Могла бы ожесточиться.
— Знаете, Виктор Михайлович… — задумчиво произнесла завуч Зоя Петровна. — А мне, честно говоря, нашу Ларисочку жалко. И не только потому, что сирота. А потому, что у неё отсутствует личная защищённость. Она — стопроцентная альтруистка! Живёт только ради других, забывая совершенно про себя. И полное отсутствие эгоизма!
— Но разве это плохо? — удивился директор.
— А что в этом хорошего?.. — вмешался в разговор пожилой физрук. — Отсутствие собственного эгоизма нередко порождает чужой эгоизм! Хотите примеры? Пожалуйста!.. За ними не надо далеко ходить. Наш педколлектив уже давно пестует собственный эгоизм на альтруизме Ларисы. Да, она комсорг школы — прекрасный комсорг! Но это не даёт нам права перекладывать на её плечи чуть ли не все мероприятия по внеклассной работе.
— Ну что Вы, Александр Васильевич! — удивилась завуч. — Да, Ларисочка очень нам помогает. Но…
— Вот именно, что «Но»!.. Но мы даём ей только директивные указания: провести, обеспечить, помочь, разъяснить, поговорить, уговорить… Приходит в школу часто раньше многих из нас, а уходит позже. А ведь живёт со старой бабушкой, за которой тоже нужен уход. Вчера мне их соседка целый час рассказывала восторженно о Ларисе. В том числе и о том, что всё делает по дому сама — и стирает, и варит, и бабушке уколы делает. И что в доме, и во дворе у неё порядок. И что почти каждые сутки она ложится спать в 12 ночи, а то и позже, встаёт же — в 5 утра! Подумайте только! А мы ещё и в школе перепоручаем ей свои дела.
В учительской наступило неловкое молчание. Затем молоденькая учительница английского языка робко возразила:
— Но может, Александр Васильевич, такая нагрузка помогает ей отвлечься от нерадостных мыслей о своём сиротстве. Позволяет почувствовать себя нужной товарищам, окружающим. И таким образом самоутвердиться.
— Даже так!.. — удивился физрук. — А я-то думаю, почему Вы, Ольга Викторовна, так часто, как классный руководитель Ларисы, перекладываете свои прямые обязанности на плечи нашего комсорга! Оказывается только из самых высоких гуманистических соображений!
— Ну, зачем Вы так, Александр Васильевич! — упрекнул физрука директор.
Физрук, собираясь выйти из учительской, остановился возле двери:
— Вот и я о том же, Виктор Михайлович. Зачем… мы так поступаем в адрес Ларисы?!
После ухода физрука наступило неловкое молчание. Молоденькая учительница английского языка нервно листала какую-то книжку. Директор молча стоял у окна, повернувшись широкой спиной к коллегам.
— А ведь Александр Васильевич во многом прав… — грустно покачала головой завуч. — Опутали мы Ларису общественными нагрузками со всех сторон.
После уроков Ларису Смолину вызвали к директору школы.
— Садись, Ларисочка… — директор усадил комсорга на кожаный диван в своём кабинете. — Ну, рассказывай как дела? Как бабушка?
— Спасибо, Виктор Михайлович. На этой неделе она чувствует себя уже лучше. Даже давление не так скачет.
— Вот и хорошо! Сколько лет твоей бабушке?
— 64 недавно исполнилось.
Директор бессильно развёл руками.
— Возраст берёт своё! Мне 52 года, а тоже гипертоник. Без таблеток не могу… Ларисочка! Я тебя вызвал вот по какому делу. Понимаешь… Мы сегодня в учительской честно признались себе в том, что перегружаем тебя общественными поручениями, а у тебя ведь выпускной год! Нужно серьёзно готовиться к экзаменам, — и выпускным, и вступительным. Ведь ты в мединститут мечтала поступить, верно?
— — Да… — печально улыбнулась Лариса.
— А там ведь конкурс большой. Я, знаешь, о чём подумал. Может, комсоргом школы изберём кого-нибудь из девятиклассников?
Заметив, как побледнела девушка, директор поспешил добавить:
— Нет, нет!.. Ты не подумай, что имеем к тебе какие-то претензии. Ты — наш лучший комсорг за всего годы моей работы в школе! А это почти 30 лет! Дело только в одном — в чрезмерной нагрузке на твой организм. И физической, и психологической. И дома, и в школе. Перед поступлением в институт тебе нужно набраться сил.
— Я не буду поступать в институт… — тихо сказала Лариса.
— Почему? — удивился директор.
— Я не могу оставить бабушку одну.
***
Лариса была комсоргом до последнего дня своей учёбы в школе. На выпускном Вечере её торжественно вручили золотую медаль отличницы и Почетную Грамоту от ЦК ВЛКСМ СССР. Девушка поступила в местное медучилище, на фельдшерское отделение. И с первых дней учёбы стала активно участвовать в общественной жизни училища. Более того, испытывая проблему с деньгами, она через месяц, стала на полставки подрабатывать техработницей в общежитии училища. Через полгода её избрали комсоргом училища, личного времени у девушки не осталось совсем.
— Послушай, дорогая моя!.. — ругала её лучшая подруга Валя. — А когда будешь уделять внимание своей личной жизни?
— Валюша! Да у нас вся жизнь впереди! — отшучивалась Лариса.
— Ну, ну… Многие так думают. Только потом удивляются «И когда только годы жизни успели промелькнуть?!» На тебя Димка уже сколько месяцев засматривается, а ты… Какой парень! Я о таком даже мечтать не смею!
Дима Ковалёв, бывший одноклассник Ларисы и Вали, действительно был видным парнем, за которым тайно вздыхали немало девчонок. Прекрасный спортсмен, неоднократный победитель областных соревнований по спортивной гимнастике, он тоже жил вдвоём со своей бабушкой, так как его родители уехали на работу за рубеж. Лариса нравилась Диме ещё со школы, но из-за своих скромности и нерешительности, он так и не сделал никаких попыток сблизиться с девушкой.
Годы учёбы в училище прошли очень быстро. За месяц до окончания училища у Ларисы умерла бабушка. Девушка очень сильно переживала утрату последнего родного человека. Дима, уже мастер спорта по спортивной гимнастики, вернувшись из очередных соревнований, набрался смелости и признался, наконец-то, в своей любви.
— Я тебя тоже люблю, Дима… — послышалось в ответ. — И тоже со школы.
— Так в чём дело?.. — обрадовался Дима. — Давай поженимся!
— Сейчас нельзя. Вот когда отмечу бабушке год, тогда и поговорим об этом.
Прошло более года со дня смерти бабушки, но свадьба так и не состоялась. Лариса днём работала в пригородном селе фельдшером, а по вечерам запоем читала книги, посвящённые медицине. Немало пожилых людей из районного городка, где жила Лариса, приезжали к ней на приём в село или даже приходили домой. И никто и никогда не получал отказа в помощи.
— Это не человек, а просто ангел! — отзывались о Ларисе её пациенты. — Людей успешно лечит не только лекарствами, но и словом, и лаской своей. Куда до неё многим врачам с высшим образованием! Этот талант у неё — от Бога!
Дима уже был мастером спорта международного класса, ездил на соревнования по всему миру. Интенсивно также готовился к предстоящей Олимпиаде. Главный тренер сборной страны видел в нём одного из претендентов на медали. Парень сохранил к Ларисе свои чувства, и с нетерпением ждал того момента, когда после Олимпиады обязательно женится на любимой. Ведь на последней встрече с ним она так и сказала:
— Дима!.. Я никуда от тебя не денусь. Столько тебя ждала!.. Подожду ещё немножко. А ты должен добиться своей заветной мечты и стать призёром Олимпиады.
Но на Олимпиаду Диме не суждено было попасть. На одной из тренировок, выполняя сложное упражнение на перекладине, он сорвался и повредил позвоночник. Более года его лечили в столице, но результаты оказались безутешными. В родной городок Дима вернулся инвалидом первой группы, неспособным самостоятельно передвигаться. К тому времени умерла его бабушка, а родители успели расторгнуть брак. Мать, выйдя вскоре замуж, осталась работать за рубежом, изредка высылая сыну деньги. Отец, после развода вернулся домой, стал сильно пить и вскоре затерялся на просторах страны.
Лариса более месяца приходила ежедневно к Диме, чтобы помочь во многих его проблемах. Вскоре она забрала его к себе.
— Вот мы, родной мой, и стали мужем и женой!.. И поверь мне, я очень счастлива! И абсолютно уверена в том, что ты встанешь на ноги! Поверь в это и ты!..
Более десяти лет Лариса боролась за своё счастье и счастье своего мужа. Обращалась за помощью к медицинским светилам, бралась за любую работу, чтобы хоть как-то решить денежные проблемы, возила мужа к специалистам нетрадиционной медицины, изучала и сама применяла для лечения мужа новые альтернативные методы лечения. Поменяла, ради денег, свой добротный дом в городе на старенький домик в селе, где работала, мотивируя мужу своё решение тем, что меньше будет тратить времени на дорогу к месту работы. Но всё оказалось напрасным. Однако Лариса не сдавалась и ни разу не позволила себе проявить слабость в присутствии мужа. Зато всё чаще и чаще, выйдя глухой ночью во двор своего нового жилья, она тихо плакала, закрыв лицо руками. Ей было бесконечно жалко своего любимого, физические и психические страдания которого, усиливались с каждым днём. Он уже давно не мог спать без приёма болеутоляющих и снотворных таблеток. И, со временем, дозы приходилось увеличивать.
Диму не забывали его товарищи по большому спорту. Часто приезжали в гости, оказывали посильную материальную помощь. А однажды чуть не уговорили Ларису отвезти Диму в специальное закрытое лечебное заведение для знаменитых спортсменов, ставшими инвалидами, защищая честь Родины. Но когда Лариса узнала, что это заведение является всего лишь Домом для инвалидов, пусть и несколько элитарным и с приличным бюджетом, но, ни о каком эффективном лечении там не может быть и речи, то категорически отказалась везти туда мужа.
— Извините меня, но ему со мной будет лучше! И мне тоже!..
И напрасно уговаривали её друзья мужа, но Лариса осталась непреклонной.
— Поверьте мне… Когда мы с Димой рядом — это придаёт нам больше и сил, и надежды, и уверенности. А врозь мы быстро оба пропадём.
И слушавшие эти слова, нисколько не сомневались в их искренности. Но друзья также знали и о другом, — о невыносимых душевных страданиях своего друга и товарища от того, что он стал невольным виновником страданий любимого человека. И никакие возражения друзей не могли убедить его в обратном.
За два месяца до Нового Года, и за три недели до 15-летия совместной жизни, Дима совершил непоправимое. Днём, когда жена была на работе, он сознательно принял многократную дозу снотворного. Жене он оставил записку со следующим содержанием: «Любимая, спасибо тебе за всё! Будь счастлива и прости». Уже после похорон друзья Димы сознались Ларисе в том, что именно он просил их поместить его в Дом для инвалидов, и что невыносимо страдал, глядя на её самоотверженность.
— Понимаете… Он Вас очень любил! И хотел, чтобы Вы были счастливы! Вот и решился на крайнюю меру…
Лариса только после 40 дней вышла на работу, но была какой-то заторможенной. По ночам она часто плакала и повторяла одно и тоже: «Димочка!.. Ну, зачем ты это сделал? Ведь я была счастлива с тобой! Счастлива своей любовью к тебе. Счастлива своим желанием разделить с тобой все горести и беды. Как же я теперь без тебя?..».
Друзья, коллеги и соседи более двух месяцев опасались за её психическое состояние. Но однажды главным врачом больницы был найден выход. Он, с разрешения вышестоящего начальства, ввёл в штатное расписание больницы новую должность — старшего фельдшера, ответственного за профилактику здоровья участников Великой отечественной войны. Такое решение дало блестящие результаты. Лариса с головой окунулась в новое дело. Её родными и близкими стали теперь около сотни участников войны. И на всех она находила время, слова утешения, нежность и душевность. Её имя и добрые дела многократно упоминалось в средствах массовой информации. Это благодарные её пациенты проявляли личную инициативу и старались отдать должное женщине-альтруистке.
— Ты представляешь!.. — говорил как-то за ужином в ресторане главврач районной больницы своему давнему другу, мэру городка. — Не перестаю удивляться Ларисе Николаевне! Душевной щедрости — на всех в городе хватит! А умница какая! В институте не училась, а самообразованием такие премудрости общей терапии постигла, что, веришь ли, сам порой боюсь попасть впросак в разговоре с ней на медицинские темы. А какие познания в болезнях позвоночника! Изучила его вдоль и поперек во время болезни мужа. Год назад профессор Алимов, главный вертебролог области, говорил мне: «Ваша красавица имеет такие познания в лечении болезней позвоночника, которых нет у некоторых моих подчинённых с учёными степенями!.. Если бы моя воля — сразу бы ей доктора наук дал! Без всякой защиты диссертации!..». И этот говорил очень требовательный учёный! А красавица, действительно, какая! Уже пятый десяток разменяла, пережила сколько, а лицо и фигура её просто поражают. Парадокс какой-то! Совершенно не заботится о своей внешности, в отличие от многих своих коллег такого же возраста, но выглядит как модель!..
— Саша!.. — мэр пристально посмотрел на друга. — Я уже не первый раз слышу от тебя такие восторги в адрес Ларисы Николаевны. И не пойму одного. Ты уже три года как состоишь в разводе со своей женой. Детей нет. Возраст примерно такой же как и у Ларисы Николаевны. Она тебе очень симпатична. Скажи, что тебе мешает жениться на ней?
Главврач секунд десять молча теребил салфетку в руках, затем тихо сказал:
— — Я, Коля, тебе не признавался… Но теперь скажу. Уже дважды предлагал ей свою руку. Но она очень деликатно давала понять, что ради памяти мужа, она не может позволить себе такой поступок. И никогда не позволит.
— А ты будь настойчивее!
— О какой настойчивости ты говоришь!.. Я уже полгода чуть ли не каждый вечер предлагаю подвести её после работы с города в село, но она каждый раз отказывается, ссылаясь, что ей нужно ещё зайти к кому-то из ветеранов. И заходит! И половину зарплаты своей тратит на ветеранов, отказывая себе во многом. Я своими предложениями подвезти лишь невольно способствую этим визитам и затратам. Нет, Саша! Лариса — однолюб, но она же и безмежная альтруистка! Дай Бог, ей здоровья и счастья!..
Просьба и пожелания главврача в адрес любимой им женщины, к сожалению, не были услышаны Богом. После развала Советского Союза Лариса Николаевна стала часто болеть. Достигнув пенсионного возраста, она сразу же подала заявление на увольнение, несмотря на просьбы коллег и главного врача ещё поработать. Уединившись в селе, много времени стала уделять своему огороду, однако через год её всё реже и реже стали видеть не только в городе или в селе, но даже и на огороде. Своих старых друзей, товарищей и знакомых она стали избегать, не отвечала даже на звонки.
Через пару лет в районной газете появилась короткое соболезнование о её смерти. На похоронах было много народа, особенно ветеранов войны и труда. Многие, плакали, не стесняясь слёз. Главврач больницы и мэр города сказали речи, от которых количество плачущих увеличилось в несколько раз.
На следующий день, городок и пригородное село, в котором жила последние годы Лариса Николаевна, жили своей прежней жизнью — были новые заботы, проблемы и темы для разговоров. Только главврач больницы три дня не выходил на работу и в одиночестве лежал в своей холостяцкой квартире, глядя на большое фото Ларисы Николаевны, стоящее на книжной полке. Это фото подарил ему мэр города. Оно было копией того фото, что до сих пор висело на районной Доске Почета в центре городка.
Отмечая в узком кругу 9-й день со дня смерти своей давней подруги, её бывшая одноклассница Валентина горько плакала:
— Такие как Лариса, царство ей небесное, родятся одна на миллион. И раз на сотню лет! Всю свою жизнь посвятила людям! А на звонки последний месяц не отвечала по простой причине — стеснялась своей бедности!.. Приеду, бывало к ней, а в доме нет самого необходимого из продуктов. А она шутит: «Аппетита совсем нет…». Пенсии на лекарство не хватало, а она ещё умудрялась оплачивать все счета за газ, за воду и электричество. Даже в последние дни думала не о себе, а о других, не хотела никому быть в тягость!.. Ни чиновникам из собеса, ни друзьям, ни соседям. А мы!.. Мы привыкли пользоваться её безмежной добротой!.. Были вечно заняты только своими проблемами. Такого человека не уберегли!.. Грех какой себе на душу положили… Царство тебе небесное, подруга! И прости нас, если можешь…
Чудо
Они стали друзьями, когда ещё учились в одном университете. Сейчас оба в нем преподавали. Один — основы информатики, другой — философию. Студенты, да и коллеги, за спиной, звали одного Компом — сокращённо от слова компьютер, а другого Cенекой. Обоим уже было за 50, и оба оставались убеждёнными холостяками. Их сходство во внешнем виде, в характере, в образе жизни, в привычках было просто поражающим. Оба профессора были небольшого роста, крепкого телосложения, с солидным брюшком. Оба носили очки, бородку и потёртые джинсы. Оба были неисправимыми оптимистами и спорщиками.
Даже их однокомнатные квартиры располагались в одном и том же подъезде, только на разных этажах. У Компа — на первом, у Сенеки — на девятом, последнем. Впрочем, и квартиры друзей были похожи друг на друга. И не только планировкой, но и меблировкой — было самое необходимое. И всюду книги, книги, книги… На книжных полках, на подоконниках, на полу… А по углам — многолетняя паутина.
Только в одном друзья были несхожи. Копм верил в Бога, а Сенека был атеистом. Но именно вокруг этого различия в мировоззрении двух друзей и замкнулся, на долгие годы, их круг жизненных интересов. Они спорили между собой всегда и везде. На работе, на улице, в метро, в гостях друг у друга. Спорили и днём, и ночью. Для них было обычным делом сделать телефонный звонок в 2—3 часа ночи и сказать:
— Коллега! Я нашёл в твоих рассуждениях следующие логические ошибки. Вот послушай…
И это «слушание», через минуту, перерастало в очередной спор. Порой, до самого утра и даже дольше. О такой уникальности двух друзей знали в университете все — и руководство, и коллеги, и студенты. Но воспринимали эту уникальность по-разному. Руководство — с ужасом, потому что эта уникальность вносила хаос в учебный процесс. Даже ректору было известно немало случаев, когда друзья не приходили на лекции или отпускали с лекций студентов раньше, с единственной целью — досказать недосказанное, доспорить недоспоренное. Десятки таких случаев были известны и проректорам, и деканам, и зав. кафедрами. Было и такое, когда друзья, даже во время приёма экзаменов, покидали аудитории, чтобы доспорить и доказать свою правоту, забывая про студентов и экзамены.
Коллеги к этой уникальности относились осторожно-снисходительно. Осторожно потому, что всегда существовала вероятность втягивания в спор и невольное испытание собственной компетенции.
— Вот послушайте, что говорит этот человек! — останавливал, например, Сенека, идущего на занятия преподавателя. — Он смеет ссылаться на слова самого Эйнштейна о том, что наука без религии неполноценна, а религия без науки слепа! Но разве можно вообще сравнивать науку с религией?! Ведь Эйнштейн имел в виду совсем иное!..
И остановленный вынужден был или быстро удалиться, сославшись на занятость, или же принять участие в споре. Впрочем, многие предпочитали первое. Снисходительность позволяла коллегам чувствовать себя мудрее, опытнее и добрее.
— Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало! — иронизировали одни.
— И на старуху бывает проруха! — говорили другие.
— Нам бы их проблемы! — слышалось от третьих.
Зато студенты были в восторге от этой уникальности профессоров. Она, эта уникальность предоставляла студентам массу удобств и возможностей. И на лекциях, и, особенно, на экзаменах. Предоставляла возможности уходить с лекций или вообще не ходить на них, списывать на экзаменах, получать удовлетворительные оценки, не зная даже элементарного. И для этого надо было всего лишь немногое: надо было в нужное время задать нужный вопрос, касающийся, разумеется, сложных отношений науки с религией, и религии с наукой. К примеру, хотя бы такой:
— Извините, профессор… Может это и не к месту. Но недавно прочитал такое высказывание: «Наука — это наука! А религия — это религия! Не надо путать курицу с яйцом!..». Только я не пойму, кто курица? Наука или религия?..
А дальше поведение обоих профессоров было предсказуемым. Оба забывали обо всём на свете и начинали экспрессивно доказывать задавшему вопрос абсурдность таких сравнений. Доказывать, не видя и не слыша ничего вокруг. Ни того, как студенты уходят с лекции, или же играют в преферанс на «галёрке». Ни того, как списывают со шпаргалок, или же получают нужную информацию по мобилкам. Впрочем, удовлетворительную оценку, можно было на экзамене получить и просто так, ничего не делая. Нужно было только кивать головой в знак согласия и изредка повторять фразу: «Вы совершенно правы!». Нужно было только дождаться профессорского:
— Но я, кажется, увлёкся… И рад, что убедил вас. Так какую вам поставить оценку? Если удовлетворительно, то ставлю сразу!
Главным в этой ситуации было — не жадничать и быть скромнее…
***
Вот и сейчас, в квартире Сенеки, продолжался бесконечный спор.
— Серёжа!.. — просил Комп Сенеку, — Ты только вслушайся в изречение Крейга: «Если Бога нет, жизнь можно считать абсурдной. Она не имеет и смысла, ни ценности, ни цели…». Лучше и не скажешь!..
— Абсурднее не скажешь! — иронически усмехался Сенека. — Впрочем, и не надо говорить! Верующим слишком много говорят, но очень мало показывают! А нужно просто увидеть! Хотя бы раз, но увидеть!
— Но почему обязательно увидеть?! В царской России, например, далеко не все подданные видели вживую царя! Но это не мешало людям верить в его существование. И он существовал!
— Ну, Витя, сравнил!.. — разводил руками Сенека. — Ты ведь сам, когда компьютерные программы разрабатываешь, — в конечном итоге, тоже хочешь увидеть на экране, как они работают. Ведь недаром в народе говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
— Согласен… Ведь и Бог — как самый главный программист, разработавший программы жизни всего мира, тоже периодически отслеживает результаты работы своих программ. И Божий Суд — это своеобразное тестирование главной программы всего Человечества. Но, у людей с видением сущего всё не так просто. Чтобы увидеть, нужно вначале прозреть. Понимаешь, прозреть!.. А большинство из нас — не хотят видеть даже очевидного!
— Что ты имеешь в виду?
— Да то, что больших и малых чудес, сотворённых Создателем — великое множество! И дома, и на работе. Везде! Нужно только уметь видеть!
— Ты хочешь сказать… — продолжал усмехаться Сенека, — что и в моей квартире, по воле божьей, могут совершаться чудеса?
— На всё — воля божья, друг мой!
— Ну, хорошо!.. — не унимался Сенека. — Давай проведём эксперимент. Смотри… Вот на тарелке лежит кусок колбасы. Я живу на последнем этаже. Ни кота, ни мышей, ни прочей живности у меня нет. После твоего ухода я даже закрою здесь, на кухне, дверь и форточку. И если, утром, я не обнаружу этот кусок колбасы, то будем считать, что ты прав!
— Сергей, я тебе серьёзно говорю, что…
— И я говорю совершенно серьёзно. По рукам?..
***
— Ты не заболел? — озабоченно допытывался в университете Комп у Сенеки. — Целый день ходишь сам не свой. Бледный. Всё время молчишь…
— Да, нет. Все нормально.
— Тогда продолжим… Хочу сослаться на высказывания академика Велихова. Нашего современника, физика. Он сказал следующее: «Мне абсолютно ясно, что вся деятельность человека — не просто плесень на поверхности маленького земного шарика. Что она в чём-то определяется свыше. Такое понимание и восприятие Бога у меня есть…» Сергей, ты меня слышишь?..
— Слышу… — задумчиво произнёс Сенека. Затем, глубоко вздохнул и добавил, — Знаешь… А колбаса-то исчезла!..