Бесплатный фрагмент - Пёстрая жизнь

Об авторе

Салахов Артур Асхатович, родился в 1962 –м году в семье нефтяников в рабочем посёлке Азнакаево Татарской АССР. Детство и школьные годы Артура Салахова прошли в столице татарских нефтяников — городе Альметьевске. После службы в Советской Армии закончил Казанский финансово-экономический институт и в 1987 году начал трудовую деятельность в Западной Сибири, где проработал до 1994 года на различных должностях в сфере труда и управления персоналом, в органах исполнительной власти, в частным бизнесе. Далее в биографии автора был длительный период работы на Ближнем Востоке и Западной Европе, на Южном и Среднем Урале, в Башкортостане и Казахстане, где он занимался разработкой и реализацией различных социально-экономических проектов регионального, национального и международного масштабов. С 2009 года А. Салахов активно и плодотворно работает в различных проектах Национальной системы квалификаций Российской Федерации в качестве эксперта и проектного управляющего, публикует научно-практические статьи в отраслевых, профсоюзных и научных изданиях. Под редакцией А. А. Салахова в 2010 году вышел сборник публицистических статей и докладов «Региональная система развития профессиональных компетенций и квалификаций Республики Татарстан», а в 2022 в издательстве Ридеро вышла электронная версия сборника публицистики «Трагедия российского образования- краткая история».

Нет смысла описывать содержание собранных рассказов. Проще и правильнее читателю самому познакомиться с автором и ответить на многие вопросы, который он ставит с своих пока не больших произведениях.

Когда я был…

Так и хочется начать рассказ со слов «когда я был маленьким», но тут же вспоминается сцена из кинофильма «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён!» и всякая неохота уподобляться товарищу Дынину требует поиска и применения новых, неординарных форм. А начну-ка я вот с чего:

Когда я не был ещё взрослым, а деревья в нашем дворе вообще не были даже посажены, чтобы называться большими, я записался на секцию бокса. Дело ответственное, в школу мы уже ходим целых три недели и пора бы уже серьёзно задуматься о свободном времени, которое правильнее всего посвятить физическому взрослению и становлению, мышценакачиванию и искусству драться кулаками. Ведь если в детском саду бить было некого в виду сопливости и «малышковатости» контингента, то школа почти сразу показалась лично мне некими джунглями, дающими волю и безнаказанную власть всяким «большим пацанам».

После разогрева и выполнения всяких общеукрепляющих упражнений мне назначили в пару такого же новичка, выдали перчатки размером в две наши «первоклассные» чубчиковые головы. Тренер поставил каждому стойку и дунул в свисток, давая сигнал к началу спарринга. Не долго думая, я ткнул огромной перчаткой своему напарнику в нос, он тут же сел на пятую точку и из его сопатки хлынула кровь…

Ни он, ни я больше в секцию бокса не пошли. Одному не хотелось больше получать по «вывеске», другому не понравилось разбивать чужие шнобели в кровь. Если бы я знал тогда, как это важно уметь в жизни бить по физиономии…

Первую же драку с заносчивым одноклассником Андрюхой Колесниковым за школьным двором я позорно продул, получив кучу безответных оплеух и тумаков. Потом было много разных приключений во дворе, в пионерском лагере, в деревне, куда я ездил иногда на летних каникулах. И с каждым инцидентом я всё чаще с сожалением вспоминал ту секцию бокса, куда сам себе заказал дорогу. Самое страшное было в том, что каждая предполагаемая драка вызывала во мне жуткий мандраж, панику и я начинал мириться с невыносимой мыслью, что во мне маленьком засел слюнявый пердунишка, рискующий вырасти в огромное дрейфло. Было стыдно, неловко перед пацанами и особенно перед девчонками. Где-то в средних классах моё детско-юношеское эго растущего самолюбия взяло верх над малодушием и капитулянтством. Я начал тренировать тело, накачивать мышцы, бегать на лыжах и наконец записался на секцию классической борьбы.

Это действительно классический компромисс, если хотите доказать окружающим, что вы готовитесь стать мужчиной, но при этом не надо никому бить в морду и не получать самому. Тренировались мы три раза в неделю и уже через месяц я начал нащупывать твёрдость мускулатуры, а первые тренировочные схватки сразу вселили в меня уверенность в способности противостоять равному. На уроках физкультуры я не без гордости экспонировал не только накаченные бицепсы и юный атлетический торс, но и умелое выполнение гимнастических упражнений. Со временем мне начали нравиться осторожные оглядывания одноклассниц в мою сторону. Уверенность в своей самодостаточности росла, как и развивалась гормональная активность…

На первое своё свидание я пошёл уже в конце седьмого класса, то есть в пятнадцать лет, когда с головой влюбился в девочку Римму из соседнего квартала, которой исполнилось в том мае всего четырнадцать. Наверное, было смешно наблюдать, как по аллеям городского парка под руку гуляют мальчик и девочка с букетом цветов. Первая любовь скоротечна, но на дальнейшей судьбе человека она обязательно оставляет свой незабываемый привкус. В том числе и привкус крови на губах, когда, преодолевая страх в коленях, бьёшься впервые за свою девчонку с парнями из её района.

Позже с пацанами мы дрались район на район не только ради девочек, но и ради выплеска того самого тестостерона в период гиперактивной неугомонности. Я продолжал мужать, а первые прикосновения к девичьей груди побуждали не останавливать движения руки под трусики взволнованной девочки-подростка, дрожащей в смятении чувств и физических желаний. Гормоны молодого человека не спрашивают паспорт у девушки, но тогда всё обошлось без нарушений уголовного кодекса.

Армия — хорошая школа жизни, но некоторым её лучше пройти заочно. Мне повезло и я преодолел свою армейскую полосу препятствий, как и полагалось парням Советского Союза — в строю. В войсках расцветала «дедовщина» и отслужившие парни пугали нас страшилками первого года службы. С нашим призывом этого не случилось, а все поползновения «черпаков» и «дедов» закончились в первую же ночь, когда в казарму на шум драки прибежал командир дивизиона майор Павлов и обнаружил там с десяток разбитых в кровь унылых физиомордий старослужащих и радостные лица новобранцев. «Тяжела ты армейская служба, и крепка ты армейская дружба».

Женился в первый раз я рано, не выдержав повышенного внимания и штурмового приступа женского пола финансово-экономического института, где парней было по два на студенческую группу, а уж отслуживших в армии и того меньше. В стройотряде после первого курса я потерял невинность с тётей старше меня лет на десять, на втором курсе первый раз в жизни защитил честь девушки, отправив в два нокдауна и один нокаут языкастого придурка, распространявшего грязные сплетни о ней. Дело закончилось свадьбой.

Уезжая с двухлетним сыном и женой после института в Ханты-Мансийский округ я получил напутствие от руководителя своей дипломной работы, знавшего Крайний Север не понаслышке, что все двери в тех краях открываются с маху и ногой. Началась настоящая взрослая жизнь, где биться за право занимать своё удобное место в ней пришлось не только кулаками, но и всей своей сущностью, которая с каждой преградой и преодолением всё больше обволакивалась панцирем твердеющего характера и силы воли. Позже я убедился окончательно, что двери ногой открываются не только на Севере. Жизнь — борьба и не всегда классическая.

Жизнь действительно сплошное противоборство, особенно для человека который сам себе беспрерывно ставит препятствия, а потом энергично и с героизмом их преодолевает. Из меня получился удивительный искатель приключений, умудрявшийся постоянно выдумывать и создавать зачастую безвыходные ситуации на ровном месте. Безвыходные — это мягко сказано. Тупиковые — так будет точнее.

Так в моей жизни были и попытки исключить из института, и краткий карьерный скачок в государственной службе, и неожиданное миллионное обогащение и такое же разорение, и баснословные долги, бандиты с погонями и разборки на «стрелках», и душераздирающие разводы, новые пылкие влюблённости и краткосрочные браки, жизнь и работа на Ближнем Востоке, многозначные бизнес-проекты в Западной Европе и в Средней Азии, социальные инициативы и программы на Большом Урале и в Поволжье; гуманитарные конвои в разгорающийся Донбасс и наконец участие в боевых порядках добровольческих бригад ополчения. Последнее, кстати, случилось, кроме прочего, из-за неудержимого желания в который раз доказать самому себе, что конь ещё с яйцами и они у него медные.

И конечно же дети, родившиеся от разных мам и все по любви, живущие далеко от меня, но так и не ставшие мне чужими. Дети — это не только счастье, но и боль, которую также приходится преодолевать внутри себя.

Когда-то все мы были маленькими, дворы просторными, дома высоченными, а кусты казались деревьями. Жизнь впереди представлялась безбрежным туманным океаном. Блаженство и упоение детством пролетело мгновенно и я, как и все, вступил в реальность, наполненную не только радостью побед и наслаждением успехами, но и горем потерь и разочарований, бедами личного и вселенского масштабов, враждой, ненавистью, завистью, предательством, вынужденным унижением и унижающей нуждой. Всё это требовало умения противостоять и жить в постоянном ожидании столкновения, состоянии соперничества и конфронтации.

Позади поверженные враги и обойдённые горы, оставленные дворцы и руины после баталий, забытый привкус былых побед и обидные разочарования от утраченных надежд. И тем не менее я считаю, что у меня всё получилось, хотя хочется надеяться, что до финиша далековато и впереди много интересного.

Но, не смотря ни на что, мне огорчительно и досадно, что я не попросил прощения у мальчика из детства, которому я разбил лицо в кровь на ринге. Самая невинная и самая первая жертва на пути моего самоутверждения в жизни. А я так и не узнал, как его зовут.

Сын Тукая

В России проживает очень много разных народов, разделённых по своим национальным «квартирам» и автономным «коммуналкам», дружно и добровольно ассимилированных в общую громадную трансконтинентальную нацию, именуемую — россияне. Каждая национальность имеет свою самобытность, искусство, традиции, характерные черты и нравы, не годами, а веками, незаметно вплетаемые в общую пёструю мозаичную палитру страны, раскинувшуюся от некогда прусских берегов Балтийского моря до островов Курильской гряды. Мы — россияне — постоянно познаём друг друга, переводим национальную литературу на общий для всех русский язык, любуемся живописью, орнаментами, архитектурой, посещаем национальные театры, понимая суть спектаклей через наушники-переводчики и слушая музыку без них.

Каждый национальный анклав имеет собственный гуманитарный (как правило, педагогический) университет, где с большим удовольствием и весьма в доступном формате получают высшее образование дети разных народов, но с условием хотя бы умеренного погружения в дебри местной национальной истории, филологии, искусства, литературы, живописи и тому подобной, так сказать… Ну! Вы меня поняли…

Вот точно в такой университет в Казани, имея неплохие лингвистические способности, как-то поступил и как-то учился один мой давний приятель Владислав, он же Владик, он же Славик, он же Влад. Это уж кому и как понравится.

Где-то лет за сто до описываемых событий в Казани проживал, учился и трудился великий сын татарского народа, поэт, журналист, переводчик Габдулла Мухамедгари́фович Тукаев — Габдулла Тукай, которого справедливо называют татарским Пушкиным. Перу этого гения мировой литературы принадлежат не только переводы Александра Сергеевича на татарский язык, но и собственные произведения, на основе которых были в последствии поставлены балеты «Шурале» и «Су анасы», переведены на многие языки мира сказки Тукая, ставшие по сути татарским эпосом — «Кырлай». Но этот наш рассказ не о нём…

Уже ближе к нашему времени в Башкирии родился другой будущий яркий представитель татарской культуры — советский и российский живописец и скульптор, член-корреспондент Академии художеств Российской Федерации, заслуженный художник России и Татарстана Абрек Амирович Абзгильдин, кистью которого были изображены многие персонажи и сюжеты тукаевских произведений. Но и этот человек в нашем рассказе является лишь фоновой фигурой и всё наше внимание мы полностью уделим моему давнему приятелю Владиславу, который, как это обычно бывает в студенческие годы, пришёл сдавать экзамен на очередной сессии. Предмет не был основным на языковом факультете, но, как и любой кирпич в несущей стене дома, слыл важным и необходимым в многоэтажной пирамиде знаний будущего филолога, языковеда и переводчика. Назывался предмет — «Искусствоведение Татарстана».