18+
Пять недель: дневник онлайн терапии

Бесплатный фрагмент - Пять недель: дневник онлайн терапии

Объем: 136 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Предисловие

Этот дневник был написан во время моей онлайн-терапии. Один раз в неделю, в основном это была суббота, проходили онлайн-сессии. Между сессиями я описывала психологу историю своей прошлой жизни и события текущего момента.

Я публикую этот дневник со светлой мыслью о том, что хотя бы одному человеку чтение моего дневника может принести пользу.

Я фантазирую о тебе, мой читатель. Как ты выглядишь, в какой обстановке читаешь мой дневник. Я хочу рассказать тебе о самом личном, о том, о чем я не рассказывала никогда и никому. Мой психолог — это первый человек, к которому я почувствовала доверие и перед которым смогла раскрыть все карты. Но сейчас я готова поделиться моими чувствами и мыслями только о первых пяти неделях моей терапии.

Я изменила имена героев, но оставила самое важное — искренность и откровенность.

Мои близкие, если вы когда-нибудь прочтете этот дневник… Я хочу сказать… Вы меня не знаете, и это причиняет мне боль. Вы никогда меня не слушали по-настоящему. Вы говорите мне, что плакать нужно только от счастья, что я повзрослею и буду по-другому смотреть на жизнь. Но это пустые слова для меня. От них нет никакой пользы. Вы меня никогда не слышали, от этой боли я и пишу.

Как часто мы коротаем время за пустыми разговорами, упражняясь в юморе. Как часто мы осуждаем и на все имеем свою точку зрения. Как редко мы бываем по-настоящему близки друг с другом. Как редко мы говорим о том, что нас ранит, причиняет боль и страдания, делает уязвимыми. Как редко мы просто слушаем друг друга.

         Человеческое, слишком человеческое.

Ф. Ницше

Неделя 1

Герман, добрый день.

Меня зовут Анна.

Можно записаться к вам на онлайн-консультацию?

У вас есть свободное время в субботу или воскресенье?

Анна, добрый день.

Да, можно на субботу!

В 12:00 вас устроит?

Я скину счет карты.

Хорошо.

Суббота, 12:00

Я сброшу ссылку из Zoom

за 15 минут до начала.

Могу я вам написать письмо,

в котором немного опишу суть проблемы?

Мне кажется, что писать у меня получается лучше, чем говорить.

Да. Супер. Пишите.

Ок, спасибо.

Неделя 2

Добрый день.

В субботу в 11:00 МСК свободно?

Добрый день! Да, свободно.

Суббота, 11:00 МСК. Записываю.

Ок, до встречи.

Я еще не дописала свой рассказ.

Буду скидывать частями.

Я готов к чтению.

Моя семья

Моя бабушка родилась в деревне в 1923 году, за 18 лет до начала войны. Она была старшая в семье, бойкая, активная, следила за младшими братьями и сестрами; защищала их от обидчиков, дралась за них; никогда не обращалась за медицинской помощью, чем очень гордилась; всю жизнь проработала в охране. По ее словам, ее знала каждая собака, и все начальники ее уважали и обращались исключительно по имени и отчеству: Агриппина Никаноровна.

Про военные годы она мало рассказывала. Их семью раскулачили, она помнит голод, как ели траву. Мужчины уходили на фронт — женщины работали за них. Замужем она никогда не была. В 27 лет родила мою маму — Раису. Послевоенные тяжелые годы. Баба Гриппа жила в бараке с моей мамой, в небольшом городке на Урале. Уходя на работу, оставляла ее одну дома. Приходя с работы, часто срывала на ней злость, кричала, нередко била и даже однажды порезала ее ножом. Она никогда не пила и резко осуждала пьющих. Родители же ее часто выпивали.

У моей мамы был большой нос. Однажды учительница в школе при всех сказала, что ее нос семерым рос и одной достался. Было так обидно, мама сбежала с урока и долго просидела одна в сарае. Мамин дедушка лет с семи наливал ей вино, когда она приходила в гости. Какое-то время у мамы был отчим — добродушный и мягкий человек. Непонятно, почему он и моя деспотичная бабка были вместе, но маме он нравился.

В школе мама познакомилась со своим вторым мужем — моим отцом. Но мама моего папы и мама моей мамы каким-то образом были знакомы. Между ними ранее произошел конфликт. Родители отца категорически запретили ему общаться с моей мамой, и они расстались. Мой будущий отец ушел в армию, а после женился на другой женщине.

Моя мама вышла замуж, ее первым мужем стал красивый парень, на год младше ее. У них родились две мои старшие сестры: Алина и Полина. В семье были постоянные ссоры. Молодой папаша оказался не готов к ответственности и укатил на мопеде, который мама незадолго до этого помогла ему купить. Пришлось вернуться жить к бабушке, с которой были очень плохие отношения. Баба Гриппа часто ругалась и впадала в приступы ярости, приходилось уходить из дома, ночевать на вокзале. Но жить было негде — они возвращались. Мама, уходя на работу, оставляла детей с бабкой. Сестры часто убегали из дома от «бабки-тряпки», прятались во дворе до прихода мамы. Спать без постельного белья и укрываться шубами; быть разбуженным, чтобы выпить молока с хлебом в три часа ночи; купаться в кипятке до головной боли и терпеть боль при расчёсывании волос — эти странные методы воспитания вспоминаются как страшный сон.

Мой отец развелся с первой женой. Однажды они с мамой случайно встретились на улице. Стали вместе жить, устроились на завод. Папа дорос до замначальника отдела по проектированию танков. Мама работала водителем электрокара и уборщицей. Когда родилась я, им дали от завода квартиру.

Но отец выпивал. Каждые выходные к нам в гости приходил его начальник. С детства я помню пьяные посиделки. Мама не отставала и пила наравне с мужчинами, после этого всегда ссоры, скандалы, истерики, драки. Мама ревновала папу. Кажется, что он изменил ей с ее подругой.

Однажды, когда мне было года четыре, я видела, как она пыталась повеситься на моих коричневых колготках, полусидя в ванной. Просто колготки обмотала вокруг шеи и тянула. Она кричала в истерике, отец ругался на нее: «Пьяная дура».

И так начинается мое тяжелое детство. Когда мы с сестрами гуляли на улице, а родители пьяные засыпали, закрыв дверь изнутри, то мы садились на санки в подъезде и спали возле двери. Однажды соседка пустила нас на ночь и постелила на полу. Я помню первое сильное переживание стыда за маму. Я гуляла во дворе, когда увидела, что мама с папой возвращаются с речки; она спотыкалась и держалась за папу, чтобы не упасть; у нее были спущены колготки. Было ужасно стыдно. Казалось, что на это смотрят много человек. Нас называли «дети алкашки». А мама говорила, что мы хорошо учимся, и поэтому она гордится тем, какие умные и воспитанные дети у алкашки.

Как только она трезвела, то сразу становилась во всем правильной, строгой, требовательной, устанавливала свой авторитет. Сестры убирали бардак после пьянки, отдраивали квартиру. Дома было пусто, но чисто. Мама принесла из леса ствол березы высотой от пола до потолка, прикрепила к нему кашпо с цветами. Вьюны обвили весь потолок в зале. Мама сама делала поделки и шила.

Помню, как мы праздновали Новый год без нее. Папа был дома. Возможно, что он был немного пьяный, но тихий, добрый. Было непривычно тихо, темно, елка с шарами и сосульками. Никто не скандалил. Возможно, что тогда я впервые почувствовала разницу: как тяжело с ней пьяной и как спокойно без нее.

У меня осталось много воспоминаний о жизни до того, как мои родители развелись. Помню во дворе девочку Лену, она была старше меня на несколько лет. Она позвала меня к своему подъезду и написала мелом на двери слово «ДУРА». Она сказала, что это я дура. Я ушла. Потом она сказала бабкам на скамейке, что это слово написала я. Они ругались на меня и запрещали подходить к их подъезду. Что еще можно ожидать от ребенка алкашки? Помню, как я всматривалась в лицо этой девочки, видела злорадную улыбку и не понимала, зачем она так сделала? Я была растеряна. Почему бабки не понимали, что я тогда еще не умела писать? А она училась в школе!

Лет в пять зимой я гуляла во дворе и ждала папу с работы. Кто-то из елок, брошенных после Нового года рядом с мусорным баком, сделал домик. Пришел играть мой сосед Коля, и мне хотелось, чтоб он был моим мужем. Мы лепили из снега диван и стол.

Меня назвали в честь папиной мамы — бабы Ани. Той самой, которая когда-то запретила отцу встречаться с мамой. Я редко ее видела, но помню, как она умирала. Моя мама была единственной, кто приехал ухаживать за ней до самой смерти, поила с ложечки бульоном, осталась с ней на ночь. Когда она умерла, помыла ее и одела. И это несмотря на то, что баба Аня не приняла маму и не хотела с ней общаться.

Мама рассказывала, что, когда мне было два с половиной года, я заболела двусторонней пневмонией. Состояние было тяжелое. Врачи хотели везти меня в областной центр, но боялись, что не довезут и я умру в дороге. В то время произошла авария, столкнулись два поезда, много человек пострадали. Медики достали самые сильные антибиотики из военных запасов. Мне повезло: эти антибиотики спасли мне жизнь. Это сомнительная история. Не уверена, что я правильно ее запомнила. Но то чувство, с которым мама рассказывала эту историю, я помню. Подчеркивалось, что я везучая, особенная, возможно, даже стою жизни многих людей. Может быть, я все сама надумала. Но эта история стала особым поводом для тихой, молчаливой гордости.

В детсад я ходила очень редко: постоянно болела ОРВИ. Родители днем были на работе. Сестры учились в разные смены, я оставалась с ними. Был период, когда одной уже надо было уходить в школу, а другая еще не пришла после уроков. Около часа я была одна дома, стояла на окне и ждала. Помню, как страшно было повернуться и посмотреть на дверь комнаты. Что-то темное, подвижное, бесформенное могло меня там ждать, могло появиться там, как только я оглянусь. Пока я не смотрю на дверь и не думаю о нем, его не существует. Я не отводила глаз от дороги во дворе и старалась переключить внимание.

Я часто играла с сестрой Полей в куклы. Она сделала из картонной коробки для меня театр и показывала представления; она читала мне сказки и следила за мной во дворе; я рисовала рядом, когда она делала уроки; рисовала в ее тетрадях, когда ее не было дома; я приходила к ней спать, когда не хотелось одной. Но иногда мы ссорились. Когда Поля на меня обижалась или вредничала, я грозила рассказать все маме. Она предлагала поиграть со мной в обмен на молчание. Соглашаясь, я знала, что расскажу. Я хитрила.

Поля хорошо относилась к моему отцу, она старалась заслужить его любовь. Пьяный, вечером он давал ей деньги, а наутро просил дать ему эти деньги в долг.

Старшая Алина была с гордым и независимым характером. Она с ранних лет спорила и шла наперекор мнению родителей. Мама и Алина часто ругались. Я мучила нашу кошку Мурку; один раз отрезала ножницами Мурке усы; таскала ее за хвост и за ноги; гладила против шерсти и крепко обнимала. Алина, защищая кошку, била меня. Отец ругал ее за это. Однажды он ее ударил. После этого мама окончательно решила развестись с ним. Отец потребовал разделить четырехкомнатную квартиру пополам. Она согласилась, лишь бы разъехаться.

Развод

Это случилось в 1991 году. Развал СССР — танки больше не нужны — завод закрыли. Мои родители развелись, разъехались и остались без работы одновременно. Оба начали сильно пить. Бабка приносила нам продукты. Старшая сестра поступила в кулинарный техникум, затем работала где-то в общепите и приносила домой масло, муку. Мы пекли лепёшки.

Было тяжелое время. Мама находила работу то сторожем в детском саду, то уборщицей в школе. Но работала она недолго — уходила в запой дней на 10, пропадала из дома, прогуливала работу, ее увольняли.

Отец первое время надеялся найти работу директором магазина или начальником на производстве, но не мог. Пережив разочарование, он устроился плотником на фабрику мебели. Изредка я приходила к нему на работу. Однажды он захотел выпилить для меня кубики из бруса. Он был выпивший, что-то пошло не так, и он отрубил себе фалангу пальца. Он запаниковал и попросил меня срочно уходить. Было страшно за него. После этого его уволили. Когда мама не пила и дома было что кушать, я, как Красная Шапочка, несла папе литровую банку горячего супа, заботливо обернутую в полотенце. Идти было минут 20. Я успевала принести суп теплым. Папа играл со мной в шашки и обещал научить играть в шахматы. Когда-то он был призером турнира по шахматам. А теперь с соседом ездил на городскую свалку и искал там продукты, выброшенные магазинами. Помню почерневшие бананы. Он сказал мне, что иногда магазины выбрасывают непрезентабельные товары, у которых плохой внешний вид, но они не испорчены. Потом ему дали пенсию по инвалидности.

Летом я гуляла во дворе. Играла с детьми. Мне запомнилась одна девочка, старше меня на несколько лет. Ее отец работал в милиции. Она производила необычное впечатление благополучного ребенка. Это манило к ней. Было очень любопытно, как она живёт. Она играла с нами в игру, командовала нами, мы выполняли ее задания. Поначалу это было весело. Но потом двум другим девочкам стало скучно. А у меня возникло чувство личной преданности, как у солдата на войне. Мне было обидно, что те девочки не хотели дальше играть. А она хвалила меня за то, что я самая послушная. Это приятное чувство, когда у тебя есть человек, которому ты предан.

Школа

Началась школа. Лет с шести я умела читать, писать, складывать и вычитать столбиком. В первом классе учительнице быстро надоело, что я тяну руку на все ее вопросы. Она сказала, что знает, что я все знаю. Она попросила меня не тянуть руку. А если я хочу в туалет, то самой вставать и выходить. Это было неприятно. Знать ответ и молчать. Было скучно сидеть на уроке и ничего не делать. Я наблюдала, как другие тянут руки и отвечают часто неправильно или не могут ответить, когда их спрашивают. Это вызывало во мне чувство моей исключительности, обособленности.

Я стала заносчивой, грубила мальчикам. С двумя мальчиками из класса у меня часто были конфликты. Однажды на продленке в школьном дворе один из них дрался с другими мальчиками и упал. Я проходила мимо и решила воспользоваться случаем — отомстить за обиды. Я ударила его ногой между ног и убежала. Но воспитательница продленки приказала всем мальчикам поймать меня и привести к ней. Меня вели за руки, как преступницу, отчитали: мальчика нельзя бить по яичкам, от этого у него может не быть детей.

Потом мы переехали, и я перешла в другую школу; подружилась с соседкой Жанной; мы стучали друг другу по батареям, вместе копили мелочь на хомячка несколько месяцев; а когда все-таки купили, я показала хомячка своей кошке, она отвернулась, делая вид, что ей безразлично, и неожиданно напала. Хомяк прожил у меня дома несколько часов. Я придумывала свой алфавит. Из окна своей комнаты на втором этаже протянула веревку до ветки дерева над дорожкой. К свободному концу прикрепила игрушку, которую сама сшила. Сидя дома в своей комнате, я опускала игрушку перед людьми, идущими по тропинке. Они пугались, удивлялись, смотрели на окна. Было весело.

Я была специальным агентом, как Малдер и Скалли. Взяла бабкино старое удостоверение охранницы, вклеила свою фотку и написала «ФБР». Мы следили за наркоманами во дворе. Хотели определить схему продажи наркотиков.

Был один агрессивный мальчик во дворе, он стрелял из пистолета пластиковыми пульками по нам. Я пожаловалась маме. Она вышла во двор и отругала его. Это был, наверное, единственный случай, когда она меня защитила. Через некоторое время этот мальчик вместе со своим братом утонули в реке.

Конфликты в школе

В третьем классе я подружилась с одноклассницей Наташей. У нее была хорошая мама, отчим и сестра. Я часто проводила время у нее дома. Мы были очень дружны: две отличницы, вместе ходили на волейбол, сидели за одной партой. Она была красивой, общительной и развитой не по годам, я высокая, рыжая, худая, отличница, из неблагополучной семьи, с кривыми зубами — 100 шансов из 100 на буллинг. Только раньше это называлось загнобить.

Самого крутого мальчика на районе звали Боксер. Его старший брат был чемпионом по боксу. Боксер-младший встречался с Вероникой, крутой девочкой из старших классов. И вот Боксер западает на мою Наташку, пишет ей письма, зовет на свидания. Нам 11 лет. Она умоляет меня идти с ней, потому что ей страшно. Я иду. С ним приходит друг Егор — мальчик маленького роста, неприятный, злой. Наташка с Боксером целуются на лестничной площадке, а мы с Егором как два дурака рядом тусуемся и ждем Ромео и Джульетту. Вероника узнает о том, что Боксер проводил время с нами. В нашем классе училась ее подруга Дана. Вероника и Дана начинают травлю: выцепляют нас после уроков. Но унижают больше меня, чем Наташку. И это особенно обидно, потому что я не хотела с ними связываться. Они говорят, что мы не достойны общаться с Боксером. «Ну ладно Наташа, она красивая. Но ты-то куда лезешь? Лохушка».

Нас травят долго. Егор, Дана и Вероника не дают нам прохода. Один раз Дана и Наташа подрались возле класса. После этого было собрание с родителями. Мама Наташи защищала ее, а моя не пришла. Я пыталась рассказать маме и сестрам. Но никто меня не стал защищать. Учительница с возмущением спросила меня, как мы можем так себя вести? Я единственная была без защиты, я пришла одна без родителей. И она предъявляла мне претензии! Я молчала. Я не ожидала от нее такого!

После этого, придя домой, я возненавидела всех и не хотела ни с кем общаться. Я стала вредной, наглой, злой и неуправляемой. Я делала назло именно то, что они не хотели, чтоб я делала. А ночной энурез у меня был до 14 лет.

Мы так часто были с Наташей вместе, что надоедали друг другу. Иногда мы ссорились, и я чувствовала себя одиноко. Однажды летом мы ночевали у нее на балконе. Вечером было тепло — а под утро холодно. И вдруг она отобрала у меня мою половину одеяла. Я пыталась вернуть, но она так сильно вцепилась, что я ничего не могла поделать. Она не говорила мне ничего. В зале спали ее родители, поэтому я не могла туда пойти погреться. Я встала и смотрела с балкона вдаль. Там, через дорогу, за деревьями, было видно окно моей спальни. Я не понимала, почему она так делает. Она мне не объясняла. Было обидно и холодно. Я долго стояла не шевелясь, может быть, полчаса или час. Она говорила, что я странно себя веду. Было слышно, как проснулась в зале ее мама. Наташа встала и ушла на кухню. После этого я оделась и собралась уходить. В прихожей я увидела ее заколки для волос. Я взяла их и ушла тихо. Я сжимала их в руке от злости. Я выкинула их в лужу возле своего подъезда. Это была моя месть.

Первая неразделенная любовь у меня случилась лет в восемь — мальчик с моего двора. Я помню, он был мне интересен, потому что из хорошей семьи. Я видела заботу о нем мамы и папы. Сердце сильно билось, когда я видела его.

Секция волейбола стала для меня отдушиной. Меня выбрали из-за роста и тренировали. Постепенно начало получаться. Затем пришел новый тренер, ему было лет 25. Парни и старшие девочки были с ним на «ты». А у меня снова возникло чувство личной преданности. Хотелось быть дисциплинированной, бегать строем, когда надо, ответственно выполнять упражнения, хорошо играть. Однажды тренер заступился за меня на тренировке. Старшики смеялись над тем, что я очень худая. А он по-доброму сказал, что все нормально, были б кости, мясо нарастет.

На школьной дискотеке меня на танец неожиданно пригласил Руслан. Было необычно, приятно и мучительно, что он так близко. Раньше я не обращала на него внимание. А после этого танца влюбилась. И это были мучительные несколько лет. Хотя, возможно, увидеть его издалека было единственным хорошим событием за день. Как-то я послала ему рисунок с надписью «я тебя люблю». Потом он догадался, что это я. Было стыдно.

Алина и Поля работали, по вечерам к нам приходили их друзья, устраивали веселые посиделки. Мама часто напивалась, однажды она с Алиной очень сильно поругалась. Алина ушла из дома, и с тех пор я редко ее видела.

Одно время мы сдавали комнату вьетнамцу по имени Ли Тынь. Он ел все со специями и плохо говорил по-русски. Но он был хорошим парнем.

Когда средняя сестра выходила замуж, бабка на свадьбе подарила ей квартиру. Только она подарила ту квартиру, в которой жила сама, и это означало, что она переедет жить к нам. Мы все были в шоке. С ней было тяжело жить. Мама ушла к сожителю. Я иногда ночевала у них. С бабкой у мамы всегда были «контры». Скандалы с битьем посуды, пельменями на полу и салатами на обоях.

Папа

Мой отец разменял свою двушку на однушку с доплатой. У него были какие-то планы. Он спрашивал меня, не хочу ли я молодую маму. Я не поняла, что это значит. Сестре Поле он дал немного денег. В тот день он говорил ей, что хочет, чтоб я была счастлива, чтоб мои глаза всегда блестели от счастья, как сегодня. Но деньги быстро закончились. У него ухудшилось здоровье: сердце и цирроз печени.

Я приходила к нему с ночевкой на выходные. Мне нравилось. Помню запах его квартиры, черный чай с сахаром в граненом стакане был самый вкусный на свете; он делал со мной домашнее задание и всегда повторял, чтоб я не торопилась, провожал меня до остановки. В последние недели перед смертью он был в жуткой депрессии. Он резал газету на маленькие кусочки, был вялый. Потом оказалось, что врач дал ему жить всего три месяца. Я этого не знала. Я помню, как обняла его в последний раз и испугалась своих чувств, от него веяло болезнью и смертью, он был исхудавший, слабый, безжизненный. Я в последний раз посмотрела в его синие бездонные глаза и выбежала из квартиры. Через несколько дней он умер. Стоял на кухне и смотрел в окно, упал, пролежал три дня, пока к нему не пришла двоюродная сестра. Все было в крови. Гроб закрытый. Поминки абсурдные. Грустящих не было. Папина сестра и мама поругались, мы ушли.

Незадолго до смерти он хотел снова жить с нами. Приходил в гости, чтобы поговорить с мамой. Но у мамы был другой. Вспоминая его смерть через несколько лет, я чувствовала, что в последние выходные перед смертью не захотела к нему ехать. Точно не помню, так ли это. Но у меня было чувство вины перед ним. Я не приехала, он, как всегда, ждал меня, смотря в окно на кухне, не дождался, упал и умер. Я переживала, рассказывала эту историю подругам. Я думаю, эта вина перед ним оказала большое влияние на меня. Это зацепка. Возможно, в дальнейшем из-за этого мне хотелось спасать мужчин. Помогать им.

После во сне я летала к нему над ночным городом. Это было очень красиво. Я начала летать во сне, проходить сквозь стены, управлять сюжетом сна. Я легко убегала и улетала от бандитов, которые хотели на меня напасть.

Мама начала получать пенсию по потере кормильца. 600 рублей в месяц. Она не давала мне денег, не покупала мне одежду. Однажды я пришла из школы и увидела, как она перед зеркалом примеряет новую шапку. Я спросила, откуда деньги. Она сказала, что получила пенсию; что это ей платят деньги, а не мне. Мне ничего не купила. Мне было стыдно за ту одежду, в которой я ходила. Я очень хотела новые брюки. Это была очень сильная обида. Предательство. Обман. Подлость. Наглость. Я ненавидела ее.

Потом она купила мне черные брюки в школу. Но почему-то мы выбрали очень широкую модель. Они ужасно сидели на моей худой попе. Наташа мне сказала об этом, и я обиделась на нее. Было стыдно выходить к доске.

Алина помирилась с мамой и иногда приходила к нам в гости. Потом мама и Алина ополчились на сестру Полю за то, что она живёт с мужем и дочерью в бабкиной квартире, а бабка с нами. Мама выгнала бабку от нас к себе в квартиру. Поле пришлось переехать к свекрови. Несколько лет мы не общались с ней вообще.

Дядя Ваня

У меня появился отчим. Мама познакомилась с ним, когда мыла подъезд в том доме, где он снимал квартиру. Он переехал к нам. Он делал ремонты квартир, изготавливал ключи, ремонтировал бамперы машин, выливал памятники из бетона и гранитной крошки, сам делал формы для памятников и много еще чего. На все руки мастер. Он немного походил на моего отца внешне и на Иисуса. Так говорила мама.

Он поговорил со мной. Если мне что-то будет нужно, колготки или тетрадки, то я могу просить, он даст денег. Мама перебивалась с подработки на подработку. Однажды она продавала картошку с грузовика на рынке. Немного выпила. Ей стало жалко бабушек, и она раздала им картошку бесплатно. Ее по-прежнему увольняли отовсюду из-за пьянки. С отчимом они вместе уходили в запой дней на пять-десять. Потом две-четыре недели не пили.

В тот момент я стала психологом. Я чувствовала ее настроение без слов. По мимике, по походке, по осанке, по позе, в которой она стояла. Я видела, что у нее менялся взгляд перед запоем: она не смотрела мне в глаза, отдалялась от меня, придумывала предлоги, чтоб уйти куда-то, к кому-то, где она выпьет. Она была еще трезвая, но я точно знала, что она обречена. Я приду из школы — все будет плохо. Это очень тяжело переживалось. Ощущение неясной нависшей надо мной угрозы, тревога, обреченность.

Единственное, что мне нравилось делать в такие моменты, это учиться. Я брала тетрадь и на чистом белом листочке старательно выводила буквы, писала, решала. Я линейкой рисовала лабиринт на листочке в клетку. Часами и очень аккуратно. Немного огорчало, что я так долго старалась, а проходили лабиринт очень быстро.

В восьмом классе Наташа отдалилась от меня. Начала больше общаться с другой одноклассницей. Очевидно, что у девочек появились новые интересы, мальчики, более взрослое общение. Я же застряла в развитии. Замкнутая, молчаливая, обидчивая, я все время была одна. Дикое одиночество. Когда за весь день произносится пара слов. Общаться не с кем. Ни в школе, ни дома. Это мучительно. Невыносимо. Тяжело.

Мой любимый фильм в то время — это «Крестный отец». Позже я поняла, что Аль Пачино внешне похож на моего отца.

Однажды Наташа села за другую парту к девочке. Я очень некрасиво показала ей свою ревность и обиду. Это было ужасно. Но мы продолжали иногда общаться.

Первый парень

В 15 лет я познакомилась с парнем. Из всех девочек в компании он выбрал меня, и мне это льстило. Он проводил меня до дома. Он был хороший, добрый. Начал приходить ко мне в гости. Моей семье он нравился. А мне было скучно с ним. Но его внимание и общение мне нравилось. Через несколько месяцев его забрали в армию. Я ничего не обещала. Сказала, что буду писать. Он попал в Дагестан. Видел смерти. А я писала ему глупые детские письма. Я была для него тем, ради чего люди хотят выжить и вернуться. А он для меня ничего не значил.

Вскоре после проводов я встретила его маму в автобусе. Она запричитала, что когда Артем вернется, то все будет плохо. Что у них однокомнатная квартира и нам с ним негде жить. А потом у нас пойдут дети. Она меня очень напугала. Я тогда думала, что в жизни больше никогда не буду знакомиться со свекровью. Я хочу замуж за сироту.

Когда через два года он вернулся, я ни с кем не встречалась, но и его испугалась. Он пришёл другим. Потрепанным, слабым. Думаю, что его били и унижали.

Через некоторое время я подружилась с другой одноклассницей — Верой. Несколько лет назад у нее умерла мама. Ее отец работал на севере. Поэтому у Веры были деньги на хорошую одежду. Мы все время были вместе. Нам было весело.

Но потом Вера начала встречаться с нашим одноклассником и выбрала компанию более развитых, наглых, авторитетных девочек. Меня снова предали. Девочки повзрослели, а я нет.

Частный дом

Мы переехали в дом, чтоб забрать к себе больную неходячую бабку, чтобы отчим делал во дворе памятники, чтобы у мамы был огород. Это мой 10—11 класс. Мне нравилось там. Я сделала в своей комнате необычный ремонт, покрасила пол в очень приятный синий цвет. Голубые обои, шторы и красивый яркий синий палас. Это был мой маленький рай. Там я чувствовала, что уже взрослею, хорошею. Я становилась девушкой.

Бабка пролежала перед смертью около восьми месяцев. Мама, выпив, приходила к ней разговаривать «за жизнь». Спрашивала, плакала, обвиняла ее. Когда бабке было больно, мама заливала ей в рот водку. На ее похоронах грустящих не было. Приятные хлопоты.

Все лето я гуляла в нашем огороде, читала произведения Толстого, Достоевского, Пастернака. Когда заканчивала читать четвертый том «Войны и мира», я чуть не плакала. Не хотелось расставаться с героями, уже ставшими родными, семьей.

Мне нравился наш сосед. Он был огромный, некрасивый, молчаливый, замкнутый. Но он жил в большом доме с родителями. Наверное, меня снова привлекал человек из благополучной семьи. Я хотела общаться с его мамой. И моей маме это было неприятно.

Я подружилась с соседкой Мариной. Мы вместе гуляли и много разговаривали. Тогда я заметила, что она красивая, но неуверенная в себе. Соседский мальчик ее обижал. Я пыталась внушить ей, что она очень красивая, что зря она переживает из-за него. Тогда впервые я проявила покровительство, опеку.

На выпускной я не пошла — не было денег на платье и все остальное. Последний звонок отмечали в какой-то забегаловке. Там был последний двоечник и хулиган в школе. Он ко мне хорошо относился: я давала ему списывать. Он был рад меня увидеть в кафе и предложил выпить с ним. Это чувство, когда забитая отличница хочет сблизиться с наглыми, самоуверенными ровесниками и для этого делает что-то плохое, чтоб ее приняли. Я выпила подряд рюмки три водки и больше ничего не помню.

Смутное воспоминание, что меня умывают на колонке и просят очнуться. Они привезли меня домой и сказали моей маме, что встретили меня на улице. Было жуткое похмелье.

Профессиональный лицей

Я очень хотела поступать на истфак. Но диплом после 11 класса не был красный — половина четверок. Поэтому я могла рассчитывать только на платное обучение. Денег нет — надо работать. На семейном совете они решили, что я пойду в лапшу. Я злилась и плакала. Я хотела учиться в институте.

В лапше я сидела на первой парте. Слушала всех преподавателей. Отвечала на всех парах. В журнале не было ни одной клеточки без моих пятёрок. Это было странно, я училась на аппаратчика-оператора. Там еще учились швеи, и они готовили красивые наряды для показа, а меня выбрали в модели. Это было очень классно! Я и еще три модели дефилировали в нарядах по коридорам профессионального лицея. Я была счастлива! Я, как и все девочки тех лет, мечтала стать моделью. Но на модельную школу не было денег.

В лицее я подружилась с одногруппницей Каролиной. Она красивая и хорошо училась. В ее семье росли четверо детей без отца. Мы начали ходить на дискотеки каждую субботу.

Мама и отчим открыли в той комнате, где умерла бабка, катран. Несколько дней в неделю к нам приходили бандиты, играли в карты и платили нам за аренду комнаты. У мамы была обязанность закупить для них заварку, печенье и сгущенку. Они общались, смеялись, иногда спорили. Крики и сигаретный дым проникали в мою комнату, я открывала окна и включала в наушники музыку.

Однажды я услышала их разговор о том, что возле дома в машине заперта проститутка. Они по очереди к ней ходили. А она плакала и просила ее отпустить.

С тех пор я боялась за себя. У меня появилась навязчивая идея — потерять девственность. Не совсем осознанно. Я чувствовала страх за себя и не хотела, чтоб что-то случилось со мной. Я не совсем отдавала себе отчет в том, что меня могут изнасиловать. Я вела себя самоуверенно и внешне не показывала свои страхи. Я высказывала маме, как меня все раздражает.

Однажды друг отчима напился у нас дома и в бреду кричал, что он меня любит. Это было странно. Но через какое-то время я, сама себе не отдавая отчета, смотрела на него соблазняющим взглядом. И только через время это осознала.

Практика на заводе

В конце учебного года у нас началась практика на заводе. Я ехала в лифте, спиной ко мне стоял мужчина. Было какое-то мимолетное головокружительное чувство. Я не видела даже лица, только фигуру и одежду.

Я запала на него. Мне казалось, это очень романтично: влюбиться не глядя. Оказалось, что это начальник цеха, в котором я проходила практику. Я передала ему записку, в котором было написано: «Позвоните мне». Мы с ним встретились. Он сказал, что женат и старше меня лет на 15. Мне тогда было 18 лет. Но мне ничего от него не было нужно. Кроме одного — потерять девственность. Наверное, это первый ужасный, глупый и непоправимый мой поступок. Все вокруг встречались. Занимались сексом. У меня к 18 годам был один роман, продлившийся два месяца, с Артемом. Это одиночество мучило меня ежедневно. Подруга в 11 поцеловалась, в 13 переспала с мальчиком, в 17 встретила будущего мужа. Она уже в 17 нагулялась и хотела ребенка. Она рассказала мне, как смогла от него забеременеть, чтоб не потерять его. Они поженились. Я чувствовала себя одинокой, никому не нужной. Было даже неловко за то, что у меня нет парня в 18 лет.

Мой начальник пригласил меня на квартиру знакомого. Это было ужасно. Глупо. Больно. Неприятно. Быстро. Я отвратительно себя чувствовала. И поняла, что на самом деле хотела любви и романтики. А устроила сама себе ад. И поняла это, когда было поздно. После этого я чувствовала себя на дне, словно я упала в какую-то пропасть. Было так обидно и плохо на душе, что я начала курить.

Я хотела понять, что со мной не так. Почему все так плохо? Начала ходить в книжные магазины. Долго выбирала там книги по психологии. Наткнулась на Камасутру. Первая часть книги была про отношения, про доверие, про то, что в Индии молодые пары после замужества медленно узнают друг друга. Сначала целуются, потом обнимаются, все ближе и ближе. Секс происходит только на 10 день. Вторая часть книги была про позы. Эту часть я не читала. Было отвращение. Мама нашла эту книгу в моей спальне. Я ничего не захотела объяснять. Потом читала Литвака «Психологическое айкидо» и другие его книги. Я много читала популярную психологию. Я считаю, что ее нужно запретить! Она не помогает людям, а только создает видимость улучшений. Либо улучшения временные и незначительные. Разочаровавшись в популярной психологии, человек может так никогда и не узнать, что есть другая, непопулярная психология. Во всех магазинах на видном месте должна стоять книга «Невроз и личностный рост» и другие книги Карен Хорни.

К концу учебного года я перестала учиться. На защиту диплома пришла не подготовившись. Бедная учительница была в шоке. Но она поставила мне 5, думаю, за то, что в ее жизни еще ни у одного человека не было столько пятерок в журнале. Я получила красный диплом.

Я начала искать работу, на завод устроиться не получилось. Один день работы продавцом нижнего белья показал, что я боюсь общаться с женщинами. Я не могу предлагать товар, уговаривать. Я сбежала оттуда.

Казино

В газете я нашла объявление о том, что в казино набирают сотрудников. Обучение на крупье продлилось три месяца. Рулетка и покер. Это было очень интересно и как-то перекликалось с моим любимым «Крестным отцом»: в казино ходили бандиты.

Когда я пришла туда, меня заметили все: высокая, худая, яркие длинные рыжие волосы. Я расцвела и стала красавицей. Наглая и самоуверенная. Начиналась моя взрослая жизнь. Было приятное волнение.

Нас обучал менеджер казино Артур. Парень 23 лет, загадочный, интересный. Мы начали встречаться. Работа была не из легких. Особенно общение в коллективе. Игроки с крупье общались в основном матом. Не все, но большинство. Через несколько месяцев Артур повез меня в город, где он родился, познакомил с отцом. Мне казалось, что у него серьезные планы на наше будущее. Мы были счастливы. Но после возвращения что-то случилось, и он отдалился. Неожиданно я получила от него СМС, что нам надо расстаться. Это было ужасно. Через неделю на празднике для сотрудников он танцевал с другой девушкой. Они выглядели влюбленными. Это было дико больно. Но я никому не показывала свои чувства.

В казино я познакомилась с Анжеликой. Она была лидером, шутила над всеми, часто зло. Она начала подкалывать меня. Это было неприятно, но я отвечала. Иногда смешно. Подкалывала ее. Именно из-за чувства юмора она стала со мной дружить. Начались пьянки-гулянки. Я часто оставалась у нее дома. Мы стали друзьями, как говорится, не разлей вода. Понимали друг друга с полуслова. Но временами я становилась обидчивой. Какое-то слово или шутка могли меня так больно ранить, что я замыкалась в себе и молчала. Я не могла выговорить ни слова. Обида, злость. Я даже не могла понять, что именно я чувствую. «Никогда не знаешь, что именно тебя обидит», — так говорила Анжелика.

Мама и отчим разошлись. Мы переехали в квартиру. Мама все время уходила в запой. Работала на новых работах не больше недели. Я отдавала ей часть зарплаты на квартплату и еду. Два раза в месяц мы ходили с мамой в общественную баню. Это мои самые приятные и теплые воспоминания! Как мы сидим в парной. Мама меня парит, запах березового веника, прохладный душ и теплый сладкий чай.

В то время мы с Анжеликой много пили: пиво, самогонку, водку, самое дешевое вино. Иногда ходили в кафе. Было весело. Но это было веселье как способ заглушить внутреннюю неудовлетворенность от жизни. Дикий смех. Подколы над всеми. Злорадство. Прямолинейность на грани. Критиканство. Мы были теми, с кем никто не хотел связываться. Кто-то дружил с нами. Кто-то предпочитал держаться подальше. Так прошло два года…

                                    * * *

Герман, добрый день.

Анализируя нашу субботнюю сессию, я подумала, что вы мало говорили, больше спрашивали о моем недавнем конфликте на работе, когда у меня был нервный срыв и я в общем чате писала моим сотрудницам оскорбления. Что вы мне дали на сессии — атмосферу принятия, заинтересованность в моих проблемах, доброе общение. Вы слегка обрадовались тому, что одна женщина после конфликта на работе поговорила со мной. Ее доброе отношение ко мне вызвало у меня слезы. Я оплакивала смерть мамы. Такая ваша реакция заставила меня много об этом думать. Значит, моя агрессия на коллектив — это перенос. Эти чувства я испытываю к родителям и, возможно, к старшим сестрам.

Читая Карен Хорни, я запомнила фразу, что только с психоаналитиком человек может вернуться к тем чувствам в детстве и заново их пережить. Еще до того, как у меня появился психоаналитик (то есть вы), я думала, а как же я смогу пережить те чувства, которые я испытываю к родителям? Неужели я переживу их в коллективе? Было волнительно. Но мне очень хотелось во всем разобраться. Возможно, я дала себе мысленно разрешение на аффективные проявления в коллективе. И возможно, тот мой срыв, когда в рабочем чате я всех обвиняла, имеет к этому отношение. Так я думала в понедельник.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.