Бесплатный фрагмент - ПУЛ

Ч. 1 ВОЗЛОЖЕНИЕ МИССИИ

1. Старшина второй статьи

Лето, июль, жара с самого утра. В переполненном автобусе духота. Бедные пассажиры стараются пробраться ближе к раскрытым окнам и люкам, чтобы хоть немного ветерком обдувало. Тополиный пух, словно затягиваемый пылесосом, стремительно влетает во все отверстия салона и сразу прилипает к потным, раскрасневшимся лицам, лезет в глаза, щекочет носы.

Выйдя из автобуса, Паша с таким огромным удовольствием вздохнул полной грудью, словно вынырнул с большой глубины. Брючины прилипли к ляжкам, как приклеенные. Светлая рубашка измялась, а на груди и подмышками промокла от пота так, что хоть выжимай. Только немного постояв в тени старого тополя он поспешил на работу.

— Привет, Михалыч! Фу, ну и жарища с утра. В автобус еле влез, опять на целых восемь минут опоздал.

В прохладном кабинете старого каменного здания Государственной инспекции электросвязи Паша и его шеф, Валентин Михайлович, начинали рабочий день как обычно, вынимая из своих письменных столов папки с документами, перекладывая их с места на место, создавая друг перед другом видимость активной деятельности. Через полчаса, наработавшись вдоволь, они устраивали перекур с чаепитием, после чего до обеда клевали носами в эти самые папки от безделья, отрываясь от такого напряжённого труда лишь на редкие телефонные звонки.

До самого получения диплома об окончании радиофака университета Паша Лиднёв даже представить себе не мог, что будет работать инспектором электросвязи. Ему нравилась радиотехника, электроника, кибернетика. Мечтал конструировать и изобретать сложные приборы, трудиться в каком-нибудь НИИ, но за этот год уже так втянулся в инспекторскую работу, что напрочь забыл и даже думать перестал о своей мечте.

Его шеф, мужчина лет пятидесяти, широкоплечий, низкого роста, с крупным лицом, на котором резко вырисовывались мощные челюсти, всегда приходил на работу в чёрном костюме, даже в такую страшную жару. Костюм был старый, заношенный. На локтях пиджака и на коленях брюк материя была засалена до блеска. Но главной безвкусицей в его внешнем виде, при таком строгом смокинге, была тёмная рубашка в клеточку, которая физически не могла застегнуться на верхнюю пуговицу, потому что крупная голова её хозяина вылезала из широких плеч где-то около мочек ушей. На месте предполагаемой шеи был повязан старомодный, серый в полоску галстук, огромный узел которого подпирал квадратный подбородок.

Михайлович носил парик с чёрными, как у цыгана, волосами. Это постижерное изделие было ему явно мало и частенько смещалось на бок.

Как-то раз, когда шеф заснул после обеда за письменным столом, парик свалился с его головы на пол от вибрации при громком храпе. Паша увидел абсолютно лысый череп шефа, весь покрытый страшными, уродливыми шрамами. От удивления аж рот раскрыл.

«Ба-а! Это чё за фигня? Пытал его кто-то, что ли? Весь скальп испортили», — недоумевал он, сразу вспомнив героев приключенческих романов Майн Рида и Фенимора Купера.

Ходили слухи, что Михайлович никогда не был женат и не имел детей. Сам шеф не распространялся о себе, и о его прошлом все знали лишь понаслышке. Однажды, когда тот выходил в туалет, Паша увидел на его столе оставленное удостоверение, непохожее на обычное, как у всех инспекторов. Действуя по-шпионски, быстренько раскрыл корочки и остолбенел от удивления. Услышав за дверью шаги, едва успел добежать и сесть за свой стол. Это было удостоверение внештатного оперативного сотрудника КГБ…

Виктор Сергеевич, начальник инспекции, высокий, худощавый мужчина средних лет, был совсем нестрогим. Иногда можно было подумать, что Витёк, как его называли за глаза все инспекторы, был абсолютно безразличен к тому, кто и чем в этом государственном учреждении занимается в рабочее время. Босс даже смог пробить своим работникам, сидевшим на мизерных инженерских окладах, рабочие сетки, чтобы зарплаты были побольше. За эти ценные качества начальник нравился всем служащим инспекции.

Паша хоть и числился по должности старшим электромехаником, но ничего общего ни с электричеством, ни с механикой у него по работе не было. Их группа по борьбе с незаконно действующими передатчиками, зашифрованная инициальной аббревиатурой ГБНДП, состояла всего из трёх человек — Михайловича, Паши и шофера УАЗика, Валерки — бывшего милиционера, отработавшего в этой силовой структуре положенный срок договора, уже женатого молодого человека, всего на пару лет постарше Паши.

Крыша УАЗика была специально изготовлена из толстой фанеры и покрыта брезентом, чтобы рамочная антенна радиопеленгатора не экранировалась металлом. Со стороны никто бы и не подумал, что это спецмашина-пеленгатор. Обыкновенный УАЗик, много таких по дорогам ездит.

Радиохулиганы, собирающие свои нелегальные радиопередатчики из попавшихся под руку радиодеталей, сильно мешали связи судам и самолетам, выходя в эфир с очень широкой полосой пропускания при достаточно мощных, до ста ватт, передатчиках. Почти ежедневно появлялось новое хулиганьё, нарушающее законы радиосвязи, переговариваясь по телефонии с такими же нарушителями из других областей, применяя нецензурную лексику, крутя на заезженных магнитофонах низкопробную музыку. Поэтому в каждом областном центре в штате Госинспекций электросвязи были такие группы ГБНДП.

— Ну что, сыщики, работёнка вам подвалила, — обрадовал Витёк, заходя в кабинет группы. — Выходит в эфир под позывным «Матрос второй статьи», уже целую неделю вещает. В будни — вечером на пару часов, а в субботу и воскресенье — с утра и до вечера. Северо-восток, посёлок Сява, на самой границе области. Промежуточные волны, частота гуляет, широкая полоса, мощность передатчика — около ста ватт. Голос грубый, через каждое слово мат, иногда прослушиваются женские голоса. Полагаю, нужно выезжать в пятницу на все выходные, чтобы брать наверняка. Михалыч, сегодня четверг, успеете подготовиться? Проверьте снаряжение, подготовьте машину. Ну, в общем, как всегда. Оформляйте командировочные, и вперёд…

Проверить снаряжение, значит, каждому подготовить свою личную высокочувствительную спец радиоаппаратуру, благодаря которой прохожие даже не догадывались, что Михайлович и Паша не просто прогуливаются, а ловят «шпионов». Вся аппаратура встроена в одежду — простая антенна продевалась в штанины, рамочная крепилась на спине под рубашкой, сам пеленгатор пристёгивался на животе, как большая пряжка, только микро капсуль к вороту прикреплён. Есть такой вид спорта, «Охота на лис» называется. Вот это именно то, чем и занимались на своей работе Паша с шефом.

— Михалыч, не знаю, как ты, а я даже рад, мне как раз отгулы нужны. В следующую среду на свадьбу к другу иду, — улыбаясь, выразил своё отношение к распоряжению начальства Павел.

— Да? Ну тогда и я на среду возьму. Брюхо у меня что-то болеть стало. Не пойму даже, где именно. Весь ливер ноет, и кишки, как змеи, клубком заворачиваются. Уеду куда-нибудь к чёртовой матери от этого городского шума. На Керженец поеду, на бережку с удочкой посижу. Давай тогда так, я аппаратуру проверяю, а ты езжай в контору, оформляй командировочные. И на Валерку тоже, сейчас я в гараж ему позвоню. После обеда сразу и езжай, — отозвался Михайлович на Пашину реплику.

— Ну-у, Михалыч, до обеда-то ещё целых три часа. Давай лучше я сам к Валерке в гараж заеду, — предложил Паша, наверняка зная покладистость своего непосредственного начальника.

— Ну езжай, если не лень, — махнул рукой в ответ шеф.

— Ладно! Давай тогда свои документы, и я погнал. Так я уж с концами тогда на сегодня, не так ли?

— Так ли, так ли. Давай, гони…

***

…В пятницу с утра Валерка уже чего-то копошился в своей машине, открыв капот. Его УАЗику сто лет в обед. Радиатор подтекал, масло брызгало из-под крышки движка, карбюратор засорялся то и дело, а ехать было далековато, триста с лишним километров по бездорожью.

Уже десятый час, а Михайловича всё нет и нет. Паша тоже бегал вокруг УАЗика. Его рабочее место находилось сзади, у пульта управления пеленгатором. Сидение жёсткое, низкое, маленькое, без спинки, даже ноги нельзя было протянуть. Обустраивал его постоянно, подкладывая поролон под зад и спину.

— Паша, тебя Витёк зовёт, зайди к нему, — крикнула с крыльца электроВаля, секретарша начальника инспекции…

— Михалыч в больнице, ночью на скорой увезли, аппендицит у него, — объявил босс. — Придётся тебе без своего шефа ехать. Места в поселковой гостинице вам с Валеркой уже забронированы, участковый предупреждён, ждёт. Надо взять этого флотского старшину, всю плешь уже проел. Ты уж постарайся, — скорее просил, чем приказывал Витёк. — Да, вот ещё что… если быстро его возьмёшь, и время останется… там где-то, в тех краях как раз уже третью неделю включается очень мощный источник радиопомех на УКВ диапазоне. Очень мощный. Полоса широкая, чуть ли не четверть диапазона занимает. Такое ощущение, будто это сразу восемь несущих частот включаются, близких друг от друга. И что интересно, хаотично — нет никакой маломальской системы по времени выхода в эфир. То пять минут поработает, а потом замолчит надолго, а может и несколько часов без перерыва пахать. В этом посёлке никаких заводов и фабрик нет, две пилорамы только. Глушь несусветная, рядом дремучие леса, как тайга. Откуда там взялась такая мощь? Возьми все необходимые приборы. Твоя задача — только приблизительно определить место, основную частоту и другие параметры, какие сможешь. И вот что ещё странно, этот источник излучает только несущие частоты, а модуляции ни на одной из них нет. Такая огромная мощность и никакой информации… Ерунда какая-то. Если найдёшь источник, не уничтожай его, это приказ сверху. Ну давай, удачи, — пожал босс Паше руку…

***

В 17.20 в посёлок Сява въехал старенький УАЗик и остановился возле пилорамы, на воротах которой висел замок. Рабочий день и очередная рабочая неделя закончились.

— Тормозни здесь, Валер, я пеленг возьму. Он уже в эфире, музыку крутит. Потом встанем около вон той четырёхэтажки, а последний пеленг я уже из гостиницы возьму, — распорядился новоиспечённый шеф. — Сейчас отдохнём полчасика, чайку попьём, а потом нам с тобой, Валера, надо будет по посёлку прогуляться. Тебе придётся компанию мне составить…

— … А вот и наш матрос. Видишь, антенна длинная, во всю длину огорода, а спуск от неё в сарай входит? Там они и сидят, родимые. Вон деваха пьяная оттуда выбежала, весело там у них. Можем его хоть прямо сейчас брать, и нательный пеленгатор даже не потребуется. Но мы, пожалуй, сегодняшний вечер им своим присутствием омрачать не будем. Нам первым делом нужно на почту зайти, командировочные отметить. В магазин ещё заскочить, пока не закрылся, а то у нас на завтрак ничего пожевать нет. К участковому надо заглянуть, познакомиться. Никуда этот матрос теперь от нас не денется, всё на спец магнитофон записывается, нам от контрразведки в наследство достался, — высказал свои планы Павел…

— … Ты чё, Паха, не спишь? Время-то второй час, — проснувшись среди ночи, спросил Валера. — Чё ты эту бандуру свою опять слушаешь? Сам же сказал, что моряк уже у нас в кармане. Если с утра его возьмём, то после обеда домой приедем. Целое воскресенье будем дома сидеть, а числиться в командировке, — высказывал он свои мечты, приняв сидячее положение на своей кровати в их двухместном гостиничном номере. — Хочу тебя попросить, не мог бы ты на этот день мне дверцы машины не опломбировать? Тёще надо унитаз, раковину и гардины новые из магазина перевезти. А то машина есть, а за транспортировку платить придётся.

— Прекрасно тебя понимаю, друг, тёща — это святое. Только вряд ли мы скоро уедем отсюда.

— Это ещё почему? — удивлённо спросил водитель.

— Ты в чудеса веришь? Вот и я раньше не верил. Смотри, видишь, какой мощный сигнал в эфире? — указал ему Паша на индикатор. — Ничего техногенного в округе нет, в тьмутаракань какую-то заехали, а моща прёт, как от какой-нибудь атомной станции, аж приборы зашкаливают. Совсем рядом где-то, километрах в тридцати от нас. И что самое главное — никакой модуляции.

— И чё это значит? — подойдя к столу, спросил Валера, почёсывая затылок.

— Это значит, что передатчик работает на всю мощь, а полезной информации никому никакой не передаёт. Завтра возьмём морского волка и сразу поедем искать…

***

…«Старшина второй статьи» оказался молодым парнем, отслужившим не так давно в армии, где его немного натаскали по радиотехническому делу. На гражданке парень, видимо, заскучал и решил на всю деревню показать свою крутость. Молодёжь в посёлке слушала его вещание на своих приёмниках. Он даже не понял, как его вычислили, и чего такого преступного он вообще совершил.

— Ну, что будем делать с ним? — спросил у Паши капитан милиции, участковый посёлка Сява.

— Придётся конфисковать всё, что есть в доме, относящееся к радиотехническим средствам. Валера, иди в огород, обрежь и смотай антенну. Ты, адмирал, сматывай свои удочки и грузи всё в УАЗик, а мы с капитаном пройдём в дом, посмотрим, что ещё у вас там серьёзного имеется, — командовал ситуацией Паша…

— … Не имеете права. Эта радиола мне ещё от родителей досталась, а на этот телевизор мы с мужем три года копили, он ещё в армии был. Менты поганые, — верещала мать радиохулигана.

— Вот прочитайте, пожалуйста, протокол и распишитесь. Думаю, на первый раз мы не будем отбирать телевизор. Не так ли, капитан? — подмигнул Паша, обратившись к участковому.

— Надеюсь, что они всё поняли, и больше этого не повторится, — правильно расценив Пашин жест, ответил милиционер…

— … Ну вот, Валера, одно дело сделали. Поедем теперь в гостиницу, попьём чайку и начнём искать то, не знаю что…

2. На холме

Они уже третий час кружили по бездорожью вокруг двух небольших холмов, с которых, по расчётам Паши, как раз и исходил этот сигнал. Холмы окружал густой лес, и проехать к ним было совершенно невозможно. Паша пытался взять пеленг на источник по минимуму сигнала с нескольких точек, но у него ничего не получалось, сигнал был очень мощным.

— Ну чё, шеф, куда теперь? — спросил Валера, вытирая ладонью пот со лба.

— Впервые такую невидаль наблюдаю. Сигнал такой мощный, что пеленг даже приблизительно не возьмёшь. Надо как-то загрубить чувствительность прибора, — ответил Паша скорее себе, чем водителю.

— Загрубить? Ну так груби, в чём проблема? — предложил напарник несколько нервным тоном. Видно было, что он уже порядочно устал буксовать и выруливать по бездорожью.

— Прибор не наш, я его в отделе по борьбе с телепомехами взял, испортить боюсь. Дай своё мятое оцинкованное ведро, выкинь из него все эти промасленные тряпки. Положим прибор на дно ведра, и будет у нас хоть какой-то экран от электромагнитных волн.

Чтобы не терять из виду холмы, Паше для ориентации приходилось дважды залезать на высокие сосны, из-за чего вся его рабочая куртка была испачкана липкой смолой, а руки он даже бензином не смог отмыть по-хорошему. Наконец, включив оба моста, Валера кое-как переехал полукилометровую лесную болотину с буреломом, и они выехали на огромную поляну с этими холмами. Оба холма были высотой с пятиэтажку, стояли относительно друг друга буквой «Г». Первый был чуть длиннее, являясь как бы ножкой этой буквы.

— Нельзя ли как-то ближе к холмам подъехать? Не застрянь только, отсюда тебя никто не вытащит, если что. Дальше я пешком пойду, — оценивая обстановку, командовал Паша

— Оно тебе надо? Плюнь на фиг, — начал уговаривать его шофер просто так, на всякий случай, без всякой надежды. — Скажешь потом, что приборы не соответствуют.

— Да мне уже самому интересно стало. А тебе нет? Давай, поехали…

— Чё-то боюсь я дальше ехать, мандраж какой-то пробивает, — остановил машину Валера.

— И ты тоже это чувствуешь? Ладно, останавливайся здесь. Со мной пойдёшь или в машине посидишь? — спросил новоявленный командир, сам объятый волнением не меньше шофера.

— Чё-то, Паш, чем ближе мы подъезжали, тем больше на меня бздун нападал. Может, ну ё на фиг, этот твой источник? Пусть старший инженер группы по борьбе с телепомехами со своей бандой сам приезжает и ищет. Я даже из машины вылезти боюсь, — прогнусавил водитель.

— Ладно, сиди тут, не теряй меня из виду только. Кто знает, что может случиться?..

***

…До ближайшего холма, более длинного, было метров пятьсот. Паша пошёл сначала быстрым шагом, но, не дойдя и половины пути, его обуял такой сильный страх, что ноги сами отказывались идти.

«Чертовщина какая-то. Что за штуковина там засела? — упав в траву, размышлял Паша. — Сердце колотится, того гляди выпрыгнет. Ни птиц, ни жучков-паучков никаких нет. Надо в защите сюда приезжать, экранироваться от такого мощного электромагнитного поля чем-нибудь. Странно как-то это излучение на всё живое действует, панический ужас внушает. А тишина-то какая! Ни комар, ни мушка не пискнет».

Он закурил, лёжа на траве, чтобы немного успокоиться.

«А чего я боюсь-то, собственно? Что такого может здесь быть? Обыкновенное аномальное явление. То-то и оно, что аномальное. Чего можно ожидать от этого природного феномена? Может, не стоит мне героя-то из себя корчить?»

Пока он так рассуждал, излучение вдруг прекратилось, стрелка прибора упала до ноля.

«Нате вам, пожалуйста, отключился. Хм, и чувство страха разом пропало, — Паша с минуту топтался на месте, не решаясь идти ни к холмам, ни к машине. — И мухи сразу появились. Вот и гадай теперь, когда эта аномалия снова включится. Пойти, разве, на холм забраться, раз уж сюда приехали. Может, чего интересного там увижу, — раздумывая, он заметил, как из своего УАЗика вылез Валерка и уселся на травку возле машины. — Холмы как холмы, ничего особенного. Интересно, почему здесь деревья не растут? Лес начинается только за полкилометра от этих холмов, — поднимался он по пологому склону, продолжая взвешивать ситуацию. — Камни какие-то непонятные. Везде земля — песок голимый, в лесу одни сосны да ели, а здесь камни почему-то. Кругляшики какие-то, а не камни», — поднял он один камешек величиной с теннисный мячик и машинально зачем-то сунул в карман.

Чем выше он поднимался, тем ниже была трава. Всё кругом поросло мхом и редкими кустиками. На самом верху распласталась почти ровная площадка, шириной метров в пятьдесят, сплошь заваленная булыжниками.

«Что это за камни, интересно? Минералы какие-то, что ли?».

Заметив посередине этой площадки небольшую яму среди кучи камней, похожую на воронку глубиной по пояс, он стал расшвыривать булыжники по сторонам.

«Интересно, может, на дне чего найду?»

Раскидав больше сотни булыжников, углубив яму выше своего роста, он весь употел.

«Зачем я это делаю? Камни, как камни. Не до центра же Земли их откидывать? А больше тут и нет ничего».

Он обошёл всю площадку по периметру, заглядывая вниз. Рассмотрел в бинокль площадку соседнего холма — там даже камней не было. Не найдя ничего интересного, снова вернулся к своей яме, снял рюкзак и закурил, усевшись на булыжник.

«Ну и чего тепрь? Надо ехать домой. Примерное место я выяснил. Точную частоту сигнала по этому прибору не определить — слишком чувствительный, аж стрелки зашкаливают. Сидеть и ждать тут у моря погоды? Сюда надо специально приезжать, всей толпой, а чего меня, дурака, одного-то посылать? Так Витьку и скажу, что источник, мол, вырубился. Скажу, что ждал, пока терпение не лопнуло».

Паша швырнул в яму окурок, поднял первый попавшийся булыжник.

«Лёгкие все какие-то, килограммов по пять всего. На продолговатые дыни похожи, сорта Амал, только цвет коричневый».

Он попробовал его разбить, сильно стукнув о другой камень, но тот отскочил, даже осколка не отломилось. Поднял ещё один и с силой бросил на дно ямы. Послышался только глухой звук, но камень остался целым.

«Крепкие какие, не разобьёшь», — удивился он.

Хотел было уже идти к Валере, как вдруг на дне ямы заметил какое-то слабое свечение. Взглянув на прибор, собираясь убрать его в рюкзак, заметил, что стрелка немного отклонилась.

«Ба-а, кажется, опять эта чертовщина начинается. И спрятаться уже некуда. Вот попался, как кур в ощип».

Свечение на дне ямы становилось всё ярче и ярче. Паша не мог оторвать взгляда, стоял, как заколдованный на полусогнутых ногах и смотрел в самую глубь ямы, раскрыв рот. Заметил, что и внутри других булыжников, лежащих вокруг, что-то начало светиться тусклым светло-голубым цветом. Яркость нарастала, Паша аж оцепенел от страха, замер на месте, боясь пошевелиться. Когда яркость стала максимальной, внутри каждого булыжника это свечение начало пульсировать, словно сердце в груди.

— Не бойся! Мы не причиним тебе вреда…

Бедного Пашу обуял ужас. Не мог понять, кто и откуда с ним разговаривает. Ему показалось, что за площадкой холма вдруг выросла стена густой тьмы до самого неба. Камни пульсировали так ярко, что у него глаза резало. Не слышал, а чувствовал, буквально внутри своей головы ощущал, воспринимал информацию, поступающую из глубины ямы. Площадка была завалена светящимися булыжниками так, что вступить было некуда. Приготовился было убегать напролом по этим камням, но ноги отказали от страха и ужаса. Стал кричать в яму, словно чумной.

— Я? Я боюсь? С чего бы мне бояться каких-то булыжников?

«Боже, милостивый! Уж не схожу ли я с ума? — взмолился он. — На камни орать начал».

— Что это ещё за аномалия здесь? Кто вы такие тут? — кричал он в яму.

— Ничего не бойся! Мы всего лишь участвуем в зарождении будущей цивилизации.

— Какая ещё будущая цивилизация? Выключайте, давайте, свой передатчик, а нето мы приедем скоро и взорвём всё у вас здесь к чёртовой матери.

— Идёт процесс материализации энергии. В два часа ночи перекачаем остатки добытой энергии из этих яиц. Скоро покинем этот район навсегда.

— Какой ещё энергии? Какая материализация? Чего это у вас везде свет пульсирует? Куда передатчик запрятали? — продолжал он сыпать вопросами, крича в яму, покраснев от натуги и страха. — Почему весь диапазон заняли? Почему сразу восемь несущих частот излучаете? И вообще, объясните толком, что это ещё за будущая цивилизация у вас тут?

Паша принимал сообщения не отдельными словами, а целым пакетом информации, вложенным в сознание помимо его воли. Не было колебаний воздуха с частотой звука, воспринимаемых ухом. В его мозг, как на магнитный носитель, намагничивались все данные, смысл которых он уже понимал в словах.

«Не-е, я точно чокнулся. С камнями какими-то разговариваю, угрожаю».

Из камня, что лежал в самом низу, вдруг начал выдуваться ярко светящийся шар. Расширившись до объёма баскетбольного мяча, он плавно оторвался от булыжника, поднялся и завис прямо перед Пашиным лицом. Насмерть перепуганный парень почувствовал, будто у него волосы на голове начали дыбом вставать. Он принял эту плазму за шаровую молнию, стоял не шелохнувшись, как вкопанный, боясь даже моргнуть. Никакого теплового излучения он не ощущал, словно тонкая оболочка шара каким-то образом не позволяла выпускать наружу тепло огненной плазмы. За каких-то пару минут Паша получил от этой физической субстанции такую объёмную информацию, что от удивления даже не успел её переварить.

— Анализировать будешь потом, а пока тебе нужно понять единственное. Скоро у вас начнётся атомная война. Она неизбежна, это лишь дело времени. Вы, как примитивные животные с начальным развитием разума, являетесь всего лишь переходной стадией к высокоразвитой цивилизации, представители которой уже смогут жить в условиях созданной вами радиации. Они будут способны перемещаться в пространстве со скоростями, близкими к скорости света, беречь и заботиться о природе планеты, превращать любые виды энергии и материализовывать её во все формы материи. Это будет последняя цивилизация, и она проживёт на Земле до полного угасания Солнца. Мы как раз и являемся посредниками между вашей и этой будущей цивилизацией.

— Что за чушь? Какая война? — начал возмущаться Паша, когда шаровая молния снова вернулась в булыжник. — Не будет у нас никакой войны, не дождётесь. Мы ещё миллионы лет жить будем.

— Живите сколько хотите, вас никто не торопит. Наоборот, мы стараемся оттянуть этот момент как можно дальше во времени. Ты смелый парень. Эти восемь несущих частот при смешивании выдают общий сигнал, вызывающий у людей животный страх и ужас. Это сделано для того, чтобы к нам никто близко не смог подойти. У некоторых даже разрыв сердца случался. Лично на тебя мы возлагаем особую миссию спасения вашей цивилизации. Сделай это своей целью жизни, мы будем всячески направлять и помогать тебе в её исполнении. Выполнив эту миссию, ты будешь полностью счастлив. Придёт твоё время, запомни это! Расщепив атом, ваша цивилизация подписала себе смертный приговор. Рано или поздно, это всё равно случится, вас заменят другие. А теперь уходи, даём тебе полчаса времени. В два часа ночи мы покинем это место навсегда. Прощай!

— Погодите, погодите, не уходите. Давайте вы лучше на Валерку эту миссию возложите, а? Или на моего начальника, Виктора Сергеевича? Он может хоть завтра к вам приехать.

Паша понял, что обращался уже действительно к камням, свечение внутри которых внезапно прекратилось.

«Чё это было? Глюки? Скажи кому, не поверят, за шизика примут»…

***

— Боже мой, Паша, что с тобой? Господи! Ты же весь седой, как лунь. Чё случилось-то?

— Со мной? Ничего не случилось. С чего ты взял? Заводи давай, поехали в гостиницу.

— Как ничего? Посмотрись-ка в зеркало, ни одного ж чёрного волоса на голове не осталось.

— Да? А ну-ка, дай погляжусь… Эх ай-яй, вот это фокусы! -удивился парень. — Там так жутко было, просто кошмар, до сих пор мурашки по спине бегают. Со страха, наверное, поседел. Здесь аномальная зона какая-то. Я вон на тот холм залез, пока излучения не было. А когда источник снова заработал, на меня там такой ужас напал, чуть с ума не сошёл. Даже галлюцинации какие-то начались.

— Представляю, я в машине сидел и то чуть в штаны не обделался. А чё ты там орал? Разговаривал с кем-то, а? — приставал с вопросами шофер.

— Ничего я не орал. С кем я мог там разговаривать? С камнями? Там одни булыжники валяются. Пойдём, поднимемся ещё раз, если хочешь убедиться.

— Не-е, спасибо, не хочу. Ну дык чё тогда? Домой будем собираться? — сразу оживился помощник.

— Выезжать будем ночью. В два часа ещё раз сюда заедем, на это же место. Надо мне убедиться кое в чём. Часок постоим и поедем, к утру дома будем.

— Ну вот, а я размечтался. А в чём ты убедиться-то хочешь?

— В том, что они сдержат своё обещание. Этот сигнал должен замолчать навсегда, — задумчиво ответил Паша.

— Кто это они? Чё-то ты темнишь, — с подозрением спросил Валера.

— Ладно, извини. Никак от кошмара этого отойти не могу. Ночью всё ясно будет, а сейчас давай съездим в гостиницу, перекусить надо. Ты в баньке попариться не хочешь, нас же участковый приглашал?! А я бы с удовольствием сходил, чтобы страхи все из себя выпарить…

***

— … Так, половина второго. Ближе подъехать не можешь? — спросил Павел, когда они ночью приехали на старое место.

— Не-е, не могу. Меня здесь уже всего колотун бьёт. Боюсь, со страху и машину-то не заведу.

— Ладно, давай здесь стоять. Выключай двигатель, фары гаси! Через двадцать минут всё должно закончиться…

На вершине холма показались мигающие, ярко светящиеся шары. Через некоторое время они замкнулись в кольцо, поднялись и зависли метрах в тридцати над площадкой. Из центра кольца бил мощный луч света, ощупывающий поверхность под собой. УАЗик стоял в полукилометре, справа от буквы «Г», ближе к середине холма, являющегося как бы рукояткой этой кочерги. Паша с Валерой могли хорошо разглядеть, как эти шары, похожие на шаровые молнии, отрывались от земли, поднимались метров на тридцать и начинали двигаться по кругу вокруг ярко светящегося огромного ядра в центре, который поглощал эти маленькие шарики, становясь всё толще и ярче.

— Паша, ты видишь? Боже мой! Глазам своим не верю… Ты куда рванул? Стой, дурак, там же опасно…

Как только это огромное огненное ядро поглотило последний шар, сигнал пропал, и парни перестали ощущать страх. Выскочив из машины, Паша быстро побежал к холму, спотыкаясь о кочки. Падая в траву и снова вскакивая, он кричал: «Подождите! У меня один из ваших в кармане остался…»

Ещё метров сто не добежав до холма, к нему, оторвавшись от центрального ядра, подлетел один маленький шар, в точности похожий на тот, с которым Павел общался днём.

— Пропадёт же без вас, — вынул он из кармана каменный шарик, который подобрал днём, и бросил в сторону шаровой молнии.

— Спасибо, но это просто камень. Помни о своей миссии! Не бойся, у тебя всё получится, мы всегда поможем, — получил Паша информацию прямо в мозг.

В этот момент к Павлу подбежал запыхавшийся водитель с искажённым от ужаса лицом. Шар тут же подлетел и слился с ядром, который резко поднялся и стремительно исчез в ночном звёздном небе, оставляя за собой короткий огненный хвост.

— Паша! Павлуха! Это чё, НЛО было, или чё? Видал? Пара секунд, и уже не видно, уже в космосе, наверное. А я раньше не верил. Значит, они всё-таки существуют.

— Кто они? Ты чего, крыша едет, что ли?

— Как это кто? Инопланетяне эти, — смотрел водитель на Павла с недоумением. — А ты чё, с ними прямо вот так вот разговаривал? Ну, сегодня днём.

— Успокойся, Валера, я ничего не видел.

— То есть, как это не видел? Я даже слышал, как они нам счастья пожелали. Не видел он, главное. Ты чё, брат?

— Всё, поехали домой. Никто ничего не видел, ясно тебе?! И не вздумай ляпнуть кому-нибудь об этом. Я ничего не видел, а тебе никто не поверит. В психушку попасть хочешь? Всё, забыли! Я вздремлю чуток, а ты не гони. Тут такие дороги, только на танках ездить.

— Да понял я всё, не дурак…

3. Разговор с боссом

В понедельник с утра начальник позвал Павла в свой кабинет.

— Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Вот отчёт по «Старшине второй статьи», вот протоколы, изъятый передатчик я уже на наш стеллаж убрал, а по источнику на УКВ диапазоне, к сожалению, ничего. Очень большая мощность, а приборы слишком чувствительные, минимума сигнала не нащупать. Примерное место могу показать на карте. Это километрах в тридцати пяти от Сявы, километрах в восьми от трассы, у самого леса.

Начальник инспекции разложил на столе карту.

— Где-то вот здесь… Посередине огромной поляны находятся два холма, расположенные буквой «Г» друг к другу, — докладывал Павел. — Полагаю, работа велась на вершине того, что длиннее. В три часа дня сигнал прекратился. До 23.00 следили на диапазоне, но сигнала больше так и не было. В воскресенье, как проснулись, снова следили на УКВ до 16.00, передатчик больше не включался. Так что, извините…

— Ну что ж, молодец, Павел, больше и сказать нечего, асом становишься. А теперь давай рассказывай, почему ты так резко вдруг седым стал?

— Не знаю. Проснулся, в зеркало глянул — весь седой. Сам не пойму.

— Угу… «поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся — гипс!». Так не бывает, Паша. Давай, давай, рассказывай.

— Почему не бывает? Раз со мной случилось, значит бывает, — Паша упорно сопротивлялся, хотя и чувствовал, что это становится уже бесполезным.

— Кому ты хочешь мозги компостировать? Я всё знаю, мне уже Валерка рассказал. Не надо было мне тебя туда одного посылать, но кто ж знал?

— Да? И чего же, интересно, он мог такого рассказать? Он же ничего не видел.

— Ну, кое-что всё-таки видел. Давай, Паша, не тяни, рассказывай, — не отставал начальник инспекции, — Мне что, очную ставку тебе с Валеркой устроить? Мы что, чужие с тобой? Я тебя в это дело втянул, а ты даже ничего не хочешь мне рассказать.

— Извините, но я не могу сообщить это даже вам.

— Да? И почему же? А кому бы смог?

— Может, Михалычу бы и рассказал, только он в больнице.

— Вы что, так сильно с ним дружите? А я-то думал, что у Михалыча и друзей даже нет.

— Дело не в дружбе. У него документ один есть, я однажды нечаянно увидел. Обладателю такого документа я бы, может быть, и открылся.

— Ему можешь и рассказать, но больше никому. Понял? На-ка, мой посмотри. Ты такой документ имеешь в виду?..

— Виктор Сергеевич, и вы тоже? У нас что в инспекции, все, кроме меня, внештатные сотрудники?

— Нет, не все. Ну давай теперь всё по порядку рассказывай. Погоди!.. Валя, принеси нам с Пашей по чашечке кофе, пожалуйста!.. Закуривай, если хочешь…

***

— …Что, нас с Валеркой теперь в психушку запихают, да? — спросил он у босса после подробного рассказа, утаив только эпизод с возложением на него особой миссии. — Но я же своими глазами видел, Виктор Сергеевич. Может, это аномалия на меня так подействовала?

— Никто никуда вас не запихает, не бойся. Не вы первые, кто наблюдал подобные чудеса, — успокаивал Пашу босс. — Ты лучше объясни мне поточнее, как вы общались? Что-то до меня не дошло.

— Не знаю какие слова подобрать, чтобы это лучше объяснить, — ёрзая на стуле, пытался понятнее выразиться Паша. — Вот мы, люди, всегда свои мысли обличаем в слова. Я сужу по себе, по-другому, наверное, мыслить нельзя. Все мысли и чувства мы определяем в словесной форме. Не осмысливаем и не проговариваем словами только свои рефлексы. Я же не думаю, что мне пора вдыхать или выдыхать воздух. Мысль можно выразить и неправильно, подобрав не совсем точные слова. Чтобы подобрать верные слова для выражения своей мысли, как и собеседнику для её правильного приёма, потребуется время, чтобы обработать полученную информацию, переварить её, проанализировать, разложить логически по полочкам, сравнивая всё новое с похожим тем, что уже есть в памяти. Там же всё было иначе. Сначала я кричал, а потом стал задавать вопросы мысленно, не в словесной форме, а образно. Задавал не один вопрос, а сразу кучу, без какой-либо последовательности и очерёдности. Меня, как эгоиста, в первую очередь интересовало лично своё. Задавал им такие вопросы, как например: «Что со мной? Не сошёл ли я с ума? Что вообще происходит? Кто вы? Не причините ли вы мне вреда?». Понимаешь? И все эти мои вопросы как бы слились в один. Я передавал их как одну единую мысль, одним импульсом. И приём информации от них был в такой же сжатой форме, без какой-либо последовательности. Причём, объём информации был таким огромным, что кажется, мне и недели бы не хватило, чтобы её всю переварить. Если бы ты, например, у меня спросил, не помню ли я химическую формулу воды, а я бы мгновенно ответил информацией, объёмом с учебник по неорганической химии, да ещё плюс всей информацией, что накопило человечество на сегодняшний день по неорганике со всеми формулами, гипотезами и вероятными перспективами развития химии. Фу-у, ну ты хоть маленечко меня понимаешь?

— Кое-что улавливаю, только мне непонятно, как ты смог проанализировать такой большой объём полученной информации?

— А я и не пытался даже её анализировать. Просто выбирал из всего этого объёма только то, что интересовало лично меня, моё эго. Всё остальное откидывал или переносил в долгую память. Возможно, часть этой информации у меня уже исказилась, что-то я ещё вчера неправильно понял, а что-то совсем стёрлось. Вот вы — коммунист, я пока — только кандидат в члены, — увлечённо рассказывая, переходил Паша с «вы» на «ты» и обратно. — Нас учат, что Бога нет. Не знаю, как ты, а я, лично, всего лишь притворяюсь атеистом. Не могу вот так запросто отвергнуть многовековую веру людей. Если хочешь знать, я даже боюсь вступать в партию, Бога прогневать боюсь. Короче, я их прямо-напрямо спросил, без всяких обиняков, не являются ли они представителями Бога, раз участвуют в создании такой высшей материи.

— Ну, и?.. Каков был ответ? — с некоторым недоверием, удивлением и настороженностью одновременно, отведя глаза в сторону, спросил Виктор Сергеевич.

— Они как-то хитро уклонились от конкретного ответа. Сказали, что, мол, и мы, люди, и вся земная природа тоже являемся Его представителями.

— Не-не, так не пойдёт, давай конкретнее. Что они тебе сообщили, и как ты всё это понял? Можешь ты нормально высказывать словами свои мысли, в конце-то концов? Только воду в ступе толчёшь, и всё. Ничего же непонятно. Кстати, хоть ты и поседел ради такого дела, но больше премии в размере месячного оклада у меня для тебя награды нет. Сейчас я позвоню в одно место, сам понимаешь куда. Потом мы туда поедем, и ты должен будешь там рассказать всё, что и мне, только более подробно. И Валерку с собой захватим. Ты уж извини, я ведь тебя на понт взял. Валерка мне ничего не рассказывал, я его сегодня ещё даже не видел. Не беспокойся, всё будет сделано так, будто он первым проболтался. Спрашивать там вас будут поодиночке, поэтому врать или выдумывать что-либо не советую. Возможно, нам всем ещё сегодня придётся слетать на вертолете на тот холм. А сейчас давай рассказывай всё мне. И не вздумай ничего утаивать. С такой тайной в одиночку, без поддержки собратьев по разуму, долго не проживёшь — чокнешься.

— Не так-то просто такое словами выразить. Не знаю, что-то такое щёлкнуло, включилось в моем сознании, как телевизор, и я, не издавая звуков, мог говорить. Вернее, не говорить, а передавать свою информацию и принимать её от них. Понимаешь, это общение… как бы это объяснить-то получше? Его можно сравнить с телепатическим общением, только оно было больше похоже на электромагнитное излучение, будто мы настроились на одну несущую частоту, и модулировали её информацией своих мыслей. Может быть, на ультракоротких волнах, а может, частота была ещё выше.

— Так в каком же конкретно диапазоне вы общались? Это же не пустячок какой-то.

— Нет, не на УКВ, конечно. Не знаю. Я не спрашивал, а сами они сообщить не удосужились.

— Ну вот, о самом-то главном и не спросил. Если лично тебе было неинтересно с ними общаться, то мог бы подумать и о других людях. Ладно, дальше поехали.

— Извините, Виктор Сергеевич. Знаете, как-то не сообразил. Не до этого было, перепугался весь. Так вот… наши мысли, как речь, модулировались на этой частоте, и я мог передавать и принимать информацию одновременно. Но от очень высокого умственного, психического или какого-то ещё напряжения я почему-то быстро уставал, и до сих пор отойти не могу. В голове одна путаница, мешанина какая-то.

— Наплевать мне на твою мешанину. Вспомни хотя бы самое главное и вырази мысль понятными словами. Ты что, не человек уже, что ли?

— Да говорю же, нельзя это словами точно передать. Могу только пересказать, как я сам всё понял, — раскраснелся сразу Павел на нервной почве

— О-о, Господи! Ну давай, пересказывай, не тяни только.

— Короче… вот сожрал я, например, кусок мяса и приобрёл энергию, — утирая ладонью пот со лба, продолжал рассказывать Паша. — Заимел энергию и начинаю тратить силу для колки дров колуном или забивания гвоздей молотком в стену. Правильно? Человек, как всем известно, не может не мыслить, причём делает это постоянно. Неплохо бы ещё подсчитать, сколько энергии у меня уходит на мыслительную работу, на обуздание своих духовных чувств и эмоций, а сколько на ещё большее затупление этого колуна с обогревом окружающего воздуха своим разгорячённым телом от такой физической работы. Вот эта моя мысль и является частью преобразованной энергии съеденного мной мяса. А энергия, как мы знаем, никуда не исчезает бесследно и не появляется из ниоткуда, а лишь переходит из одного вида в другой. И она, эта мысль-энергия, в моей башке надолго не застряла. Чего бы это ей там вечно торчать? Преобразовалась и вся перешла в энерго-биологическое пространство. Они называли его как-то по-другому, но до меня не доходило. Переспрашивал несколько раз, что это за пространство такое. И тогда они назвали его энерго-биологическим. Только чисто для того, чтобы я мог хоть как-то себе его представить.

— И как же, интересно, ты его себе теперь представляешь?

— Честно говоря, плохо представляю, потому что мало чего понял. Как тебе вот такая гипотеза, что везде вокруг нас, в каждой молекуле, и даже где-то, может быть, во всём космосе, имеется ещё один вид материи — всемирный разум?! Давай попытаемся устроить мозговой штурм. Можно допускать, предлагать и выдвигать всякие предположения и гипотезы, порой даже кажущиеся безумными, и которые всё равно нельзя проверить. Их можно либо принять, либо отвергнуть. Кто-то из великих однажды сказал, что когда в какой-то области знаний заходишь в тупик, и начинаются сомнения, то границу этих сомнений может преступить лишь слепая вера. Многие люди, например, склонны верить, что после смерти душа остаётся жить на небесах. Но что такое душа? Чёткого определения этому понятию нет. Это не только чувства и эмоции, но ещё и накопленный жизненным опытом разум. Почему бы не предположить, что и мысли, и этот разум, причём не отдельного человека, а всех живших до сего дня людей, объединенных в одно целое, являются особым видом материи? Значит, мысль — это тоже какой-то вид энергии. И почему бы не назвать мысли всех людей всеобщим разумом или биоэнергетическим полем? Или энерго-биологическим пространством? Для более полного определения я бы назвал его биоэнергетическим информационным полем. Можешь считать меня сумасшедшим, но я теперь искренне верю в существование такого поля. Оно абсолютно материально, как гравитационное, электромагнитное и прочие поля, принятые наукой. Его, как и электромагнитное, можно также возбуждать на определённой частоте. В этом информационном поле есть все знания об устройстве Мира. Каждый человек может возбудить это поле и, настроившись на свою волну, получать нужную информацию.

Например, Архимед, в отличии, скажем, от Менделеева, пришёл к своим выводам путём наблюдения. Он наблюдал закономерности и приобретал информацию. Потом, как умный человек, выпрыгнув из своей ванны с криком «Эврика», он просто сделал правильный логический вывод. У Менделеева же возможности наблюдать не было. Он раскладывал свои пасьянсы и всё время думал и думал о своей таблице. Логика здесь бесполезна, нужен дар предчувствия или благодарное послание сверху. По моему мнению, он как раз настраивался на нужную частоту и возбуждал информационное поле, а ночью вдруг проснулся, принял, как сомнамбула, желаемую информацию, записал её на клочке бумаги и снова лёг спать. А потом даже в пустые клеточки своей таблицы вставил элементы, которые ещё не были открыты в то время, и дал им свойственные характеристики.

И у Эйнштейна тоже не было информации, чтобы утверждать, что пространство-время из-за гравитации искривляется. Что скорости, выше скорости света в вакууме не бывает, и что луч света тоже искривляется под действием гравитационных сил. Конечно, были и до него люди, которые бились над этой проблемой и оставили ему кое-какие наработки, но не было экспериментов, наблюдений, а только одни предположения и догадки. Как же можно было додуматься до всего этого, если не получить нужную информацию от информационного поля? В математическом виде он сам не мог понять свою Теорию относительности. Она же вся построена на теоретических измышлениях. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Все полезные для человечества мысли умерших давно зафиксированы в учебниках по физике, — ответил босс с некоторой иронией. — Ты ж говоришь об энергии. Поле полем, а энергия — это всё-таки энергия. Какая же энергия в этом поле заключается?

— Ты что, совсем тупой… Ой, извините, Виктор Сергеевич, само как-то с языка сорвалось. Не хотел, честное слово, увлёкся.

— Ладно, проехали, вещай дальше.

— Если это поле информационное, то его энергией, надо полагать, является разум…

Они ещё целый час разговаривали, спорили, чего-то доказывая друг другу, порой доходя до крика. ЭлектроВаля несколько раз заглядывала к ним в кабинет с беспокойным выражением лица, предлагая ещё по чашечке кофе.

— Ладно, Паша, времени у нас с тобой уже совсем не осталось. Давай тогда так сделаем — ты там про это поле ничего пока не рассказывай. И вообще, старайся отвечать на их вопросы только однозначно, типа «да, нет, не знаю и может быть», а то действительно они тебя там могут понять не совсем правильно. Потом мы с тобой вдвоём разберёмся с этой темой как следует. Хорошо?

— Согласен! Одного не понимаю, почему они делают вывод, что человечество рано или поздно погибнет от радиации? — пытался Паша узнать ответ на свой самый главный вопрос.

— Ну-у, это-то как раз понять несложно, главное — понять правильно. Прогресс остановить нельзя, сам знаешь. Мы, люди, сами уже яму себе выкопали, осталось только в неё лечь. А ты что, не согласен с их выводами? Они, к сожалению, правы, это дело времени. Пока всё ещё идёт гонка, наращивание ядерного потенциала, но всему есть предел — когда-нибудь нарастим по максимуму. Рано или поздно, но найдётся такой дурак или камикадзе — «божественный ветер», который всё-таки нажмёт на красную кнопочку и обозначит конец нашей цивилизации. Человеческий фактор, как говорится. Грустно, печально, но факт! Зато я очень рад, что они не проявляют никаких вражеских намерений по отношению к нам, счастья даже желают. Они ж, если б захотели, могли тебя в пар превратить, а ты им ещё взрывом угрожал. Ладно, Паша, иди пока к себе, я позову…

— … Привет, Паш. Слушай, я должен извиниться перед тобой. Меня Витёк раскрутил, как последнего лоха, — извинялся водитель. — Пришлось всё ему выложить про нас с тобой.

— Не бери близко к сердцу, Валера. Он меня первого как первоклашку вокруг пальца обвёл. Скоро нас с тобой в КГБ на Воробьёвку повезут, на допрос. Говори там только правду, чего уж теперь…

4. Серьёзная контора

Паша никогда за свою жизнь не бывал в таких государственных учреждениях, поэтому немного волновался.

— Простому мещанину, как мы с тобой, лучше никогда в таких заведениях не бывать, — увлечённо рассказывал Валерка, корча из себя бывалого. — Никто и никому там не поверит на слово, не проявит к тебе уважения, будь ты хоть лауреатом Нобелевской премии в области науки и техники, в информации которого они сами сильно заинтересованы. Для них ты просто рабочий материал. Будешь молчать или врать, что ещё хуже, начнут бить, а то и пытать.

— Ладно тебе, Валера, страхи-то на меня нагонять. Какое они имеют право меня пытать? Да и за что, собственно? Я же ничего не знаю, у меня просто там галлюцинации начались.

— Вот и расскажешь им про них. До последнего глюка всё расскажешь, иначе не выйдешь оттуда, — сказал как отрезал водила с чувством выполненного долга…

…После того, как Паша по несколько раз всё подробно рассказал, его попросили недолго посидеть в маленькой комнатушке без окон, со столом посередине, одним стулом и дверью, которую закрыли с обратной стороны на ключ. Минут десять Паша смотрел на голые стены и белый потолок. Потом ему надоело их изучать. Он как-то почувствовал, что всё это время за ним кто-то наблюдает, как за подопытным кроликом. Подошёл к гладкой стене и прильнул к ней лбом, приложив ладони к вискам, загораживаясь от света лампы.

— Виктор Сергеевич, а я вас вижу. Мне долго ещё здесь сидеть? — постучал он в стену, увидев босса, указывающего с обратной стороны на него пальцем и что-то объясняющего двум мужчинам в светлых гражданских рубашках, поверх которых на кожаных ремнях у них под мышками висели пистолеты в кобурах. У чекистов отвисли челюсти и захлопали веки глаз. Один из них, видимо, самый главный, быстро опомнился и забежал к Паше в комнату, не обращая на него самого совершенно никакого внимания.

— Всё нормально, ничего не видать. Ну-ка, Степаныч, покривляйся-ка здесь перед нами… Тебя Паша зовут? Я Волков Дмитрий Николаевич, можно просто Дима. Витёк, — обратился он к начальнику инспекции электросвязи, — выйди и встань так, чтобы одновременно видеть и Степаныча, и нас… Ну-ка, скажи, чего он сейчас там перед нами выделывает?

— Улыбается, рукой машет. А сейчас уши себе оттопырил и язык высунул. Вот так, — показал Паша на себе, оттянув руками уши.

Виктор Сергеевич недоумённо пожал плечами и кивнул головой в знак подтверждения.

— Ничего себе, всё правильно. И давно у тебя такие способности? Или это всё после той встречи, из-за которой ты так поседел?

— Не знаю, наверное…

— Эх, ай-яй! А, мужики?! Вот это фокусы! Пойдёмте в кабинет… Ну ты даёшь, парень. Это у нас такое Зеркало Гизелла в стене сделано — стекло с прозрачностью только в одну сторону. А ещё чего-нибудь умеешь? Людей лечить не пробовал? — удивлялся главный.

— Не-е, не пробовал, но больные места вижу, они тепло излучают. Это что-то вроде тепловизора у меня, — всё больше начинал смелеть Паша в этом обществе.

— Да-а? Ну-ка, скажи, например, чего у меня? — спросил второй КГБэшник.

— Как вас зовут? Я вам на ухо это скажу.

— Копылов Евгений, можно просто Женя. Извини, сразу не представился. Ну пойдём, шепни мне…

— Вы меня извините, но я вижу, что у вас геморрой совсем недавно открылся. Даже не знаю, как вы с нами на вертолёте полетите?

— Спасибо, что не при всех сказал. Долечу как-нибудь, не переживай и забудь об этом…

***

— … Ну что, летим? Шеф велел осмотреть там всё. Может, артефакты какие найдём. Шофера твоего не берём, незачем. Степаныч, возьми с водителя УАЗика письменную подписку о неразглашении и отпускай. На МИ-8 полетим, я бойцов с собой возьму, рабсила потребуется. Ты, Витёк, можешь тоже остаться, если дела есть, шеф не настаивает. Ну, а ты, Паша, с нами полетишь, место будешь показывать. Куда ж мы теперь без тебя? К вечеру планирую вернуться, но на всякий случай домой всё-таки позвони, мало ли чего. Скажи, что можешь задержаться в командировке.

— Пожалуй, я тоже с вами, — подумав немного, решил начальник инспекции, — самому очень интересно…

— Вот эти самые булыжники, вон их сколько. Внутри каждого свет пульсировал, — прибыв на место, рассказывал Паша.

— Так, вы двое… замерьте уровень радиации. Женя, возьми троих бойцов, и бегом на соседний холм. Обшмонайте там всё как положено. Радиацию тоже замерьте, фотографируйте, если что-то представит интерес, — командовал Дмитрий. — Так что ты говоришь, Паша? Светились и пульсировали только крупные булыганы? А мелкие? Нам нужны те, которые светились. Будешь показывать, какие грузить на вертолёт. Так мужики, начинаем погрузку!..

Приборы наличие радиации не показали. Паша не ожидал от представителей этой уважаемой государственной фирмы такого человеческого к себе подхода. Думал, что с ним будут обходиться грубо, одними приказаниями. Руки сами сначала готовы были сложиться за спиной, как у арестанта. Ему как-то сразу захотелось принести максимальную пользу своими советами. «Это же из-за меня они такую армию на ноги подняли. Значит, поверили, сумасшедшим не считают».

— Которые возле вот этой ямы валяются, можно сразу брать, они все светились. Я сам эту ямину сделал. А информация поступала из самой глубины.

— Так… стоп, мужики, перекурите малость… А зачем ты эту яму-то сделал, герой? — поинтересовался Дмитрий.

— Не знаю. А чего ещё-то тут было делать? Ничего же нет, кроме этих камней, я всё на этой площадке осмотрел… Виктор Сергеевич, они же сказали, что зарождаются в недрах Земли, правильно? Значит, какая-то огромная сила заставляла эти вылупляющиеся яйца на поверхность вылазить?

— М-да! Похоже, придётся тебе, Дима, копать эту яму до самых недр, если хочешь до истины докопаться, — пошутил начальник инспекции.

— Ну спасибо! Мысль неплохая, конечно, только здесь тогда целого полка мало будет. Ладно, парни, давайте тогда так поступим… Сейчас грузим булыжники, на это уйдёт часа два с лишним. Надо, кстати, на всякий случай немного и маленьких взять, которые не светились. Вертолёт Женя переправляет на выгрузку, потом возвращается за нами. Ну, а мы тем временем копаем вглубь к недрам… Давайте, мужики, начинайте погрузку!.. Уж чего успеем накопать, то и успеем, здесь ведь не угадаешь. Может быть, весь этот холм из одних этих яиц сложен, правильно? А может, через пару метров на тоннель какой-то напоремся. Короче, сегодня без обеда, а может, даже и без ужина обойтись придётся. Ты, Виктор, можешь домой с капитаном лететь, а твой Паша мне ещё понадобиться. Не возражаешь, братишка? До позднего вечера можем здесь заторчать.

— Дим, а вы в каком звании? — поинтересовался Павел.

— Майор, а что?

— Так просто. Молодо выглядите. Я ещё ни разу с майорами КГБ не разговаривал. Может, мне к вам лучше официально обращаться, по-военному?

— Да ладно, ты же гражданский. Как хочешь, так и обращайся…

— Знаете, мне кажется, нам столько много камней не нужно — пяток штук за глаза хватит, — смело выдвинул своё предложение Паша. — Ну давайте разобьём пару штук и посмотрим. В них же нет ничего ценного. Не мне решать, конечно, но если уж брать камни, то хотя бы из самой ямы. Так мы и вглубь малость залазим, и грузим именно те камни, которые светились. Мне парней ваших жалко, до вертолёта целых полкилометра.

— Ничего, они у нас крепкие. А ты опять мудрые вещи предлагаешь, — улыбаясь, проговорил майор. — Закономерность жизни — седой, значит, мудрый!..

— … Что же может отсюда излучать такую мощную электромагнитную волну на всём УКВ диапазоне? Почему именно УКВ? Прежде всего, нужно задаться вопросом, где взять столько энергии, правильно? — задавал Паша себе вопросы вслух в присутствии Виктора Сергеевича и офицеров.

— Ты имеешь чего-то предложить?

— Просто рассуждаю. Может, эту энергию кто-то и как-то закачал в эти булыжники? Не будем пока гадать, кто, как и в каком виде она находилась в этих камнях. Главное, что в них её уже нет, всю высосали до капли. И зачем тогда нам эти булыжники в вертолёте?

— Погоди, погоди, друг. Не могу же я явиться к шефу без артефактов. Хоть что-то я должен привезти, — начал уже советоваться с Пашей старший офицер.

— Да, но не три же тонны?! Вы не боитесь, что ваш шеф о вас плохо подумает?

— Эй, мужики, перекур! — Дмитрий косо посмотрел на Пашу. — Отдохните малость… Слушай, Седина, так дело не годится. Ты уж определись сначала, чё делать, а то больше часа уже тут вошкаемся, и всё псу под хвост. Около двух сотен загрузили. Что мне их, обратно, что ли, сюда таскать?

— Мне кажется, нам нужно искать какой-то особенный камень, непохожий на все остальные. Ведь информацию мне передавали не все, а только один какой-то. Причём, из самой глубины ямы.

— Ну? И чё делать? Командуй давай, раз ты такой седой среди нас, — устало проговорил Дмитрий.

— Нужно, мне кажется, копать вглубь, искать этот особый камень.

— Так, мужики… перекурили? Погрузка закончена, теперь задача такая: вытаскиваем вот из этой ямы булыжники и раскладываем ровненько по всей площадке, пока не докопаемся до одного особого камня, который будет сильно отличаться от всех других. Неважно чем — размерами, цветом, весом или ещё чем-то. Всё поняли? Тогда, начали!..

***

Часа через три вся площадка на вершине холма была завалена булыжниками. Образовалась яма площадью десять на десять метров и глубиной около трёх метров. Вылезать из неё стало трудновато. Начали расчищать площадь дна в ширину.

— Дима, можно вас на минуту?.. Слушайте, ваши ребята очень устали. Вон у того парня грыжа в паху вылезла, я это вижу. Ему нельзя больше тяжести поднимать, — осмелев до наглости, Паша от безделья начал давать советы офицеру.

— Так, Седой, давай сразу с тобой договоримся, в таких вопросах ты мне ничего советовать не должен, ясно тебе? У нас не детский сад. Здесь война идёт, понял?

Паша, конечно, ничего не понял. «Какая война? Мирное же время. Зачем людей истязать, когда любому можно легко замену найти?»

— Воробьёв, ко мне! — скомандовал Дмитрий. Подбежал тот самый парень с грыжей. — Ты как себя чувствуешь, боец?

— Нормально, товарищ майор.

— Ну… видишь? Никаких жалоб, — обратился майор к Павлу. — Иди, работай, сержант!..

— Женя, можно вас на минуту?.. Слушайте, как вы терпите? Вам же срочно в больницу надо. Разве можно так к своему здоровью относиться? Хотите, я сам сейчас Диму попрошу, чтобы он вас на вертолёте отправил?

— Не вздумай! Не-не, Паша, у нас так не принято. Да всё нормально, забудь и даже не думай…

Уже вечерело. Командиры собрались в кучку, о чём-то шептались минут пятнадцать, потом все подошли к Паше.

— Посоветоваться с тобой пришли. Мы, кажется, до чего-то крупного докопались. Иди, глянь. Огромный плоский камень, как гранитная плита цвета голубых глаз блондинки…

— Да-а, похоже, это то самое, что нам нужно. Товарищ майор, разрешите вам наедине пару вопросов задать?..

Не моё дело, конечно, но этот «голубой глаз» мы сегодня всё равно не успеем откопать. Да и весит он столько, что его в вертолёт не загрузишь, тем более, вручную. А размеры? Сюда нужно привезти отбойный молоток с компрессором, лучше даже несколько, и попытаться отколоть от него кусок для исследования. Нам нужен именно этот артефакт. Чем быстрее мы его добудем и доставим экспертам, тем лучше. Когда ваши специалисты исследуют состав этого «голубого глаза», тогда уже будет видно, что с ним делать дальше. Или пусть сами эксперты сюда прилетают и прямо здесь, на месте, всё исследуют.

— Ага, полетят они сюда, как же.

— Мне кажется, нам на сегодня хватит, нужно лететь домой. Время уже восьмой час, скоро темнеть начнёт. До прилёта вертолёта с компрессорами я бы оставил здесь охрану, чтоб никто из местных случайно не сунулся.

— Пожалуй, ты опять прав, Седина. Что-то я увлёкся, — вынужден был согласиться с Пашей майор. — Эй, Гриня, заводи свой геликоптер, домой поехали! А насчёт того, чтобы отколоть от него кусок — это ты зря. Зачем портить артефакт? Перевезём целиком как-нибудь, он же никуда отсюда не денется…

5. Адова дыра

— Как тебя родители такого седого встретили? — сочувственно спросил на следующее утро Виктор Сергеевич, подсев к Паше в салоне вертолёта.

— Плохо. Мать, конечно, сразу заплакала, а отец начал настаивать, чтобы я срочно увольнялся с этой работы. Мне же им даже объяснить ничего нельзя было.

— Надо бы мне как-нибудь к тебе в гости нагрянуть, с твоими родителями познакомиться…

…Вертолёт высадил пассажиров и сразу улетел. У подножья холма, примерно в том месте, где Валерка недавно ставил свой УАЗик, стояли три мощных военных Урала, крытых брезентом. Рядом были установлены четыре большущих палатки, между которыми дымился котёл полевой кухни. После завтрака все снова стали подниматься на вершину холма, чтобы разгребать яму дальше, освобождая от булыжников «голубой глаз», которому, казалось, не было конца ни в длину, ни в ширину, ни в глубину.

Паша от нечего делать решил в одиночку побродить по периметру холмов. По компасу определил, что перекладина «Г» — образного холма смотрит на север, а рукоятка кочерги чётко указывает на восток. Обошёл холмы слева и остановился, глядя в торец малого холма. Что-то немного тревожное памятью отозвалось в сознании. Вспомнив весь свой недавний ужас, решил подняться на вершину, чтобы быть ближе ко всем. Карабкаясь по мягкому мшистому склону, он вдруг провалился по пояс в какую-то яму. Испугался и чуть было не закричал со страха. Взял себя в руки, покурил и стал разгребать вширь эту яму, отрывая с её краёв клочья мха вместе с грунтом. Получился узкий вход вовнутрь холма. Паша заглянул туда, сделав всего пару шагов, и сразу окунулся в кромешную тьму. Шагнул ещё немного, касаясь правой рукой холодной шершавой стены. Ему показалось, что он спускается вниз под уклоном. Сделал ещё пяток шагов, потом ещё и ещё немного. Сердце у него уже готово было выпрыгнуть из груди. Быстро развернулся назад, в надежде увидеть свет, но даже лучика не увидел, кругом стояла такая густая темнота, словно он ослеп. Паше захотелось быстрее убежать из этой дыры. Перед ним впереди на ощупь оказалась довольно крутая гора. Стал быстро карабкаться вверх, и его снова обуял ужас. Наконец, он не выдержал и закричал во всё горло, прося о помощи, но почему-то не смог услышать своего собственного голоса. Изо всех сил карабкался вверх, словно за ним кто-то гнался, желая стянуть назад на самое дно. У него уже начали кончаться силы, когда вдруг показался долгожданный клочок света. Вылезая наружу, его всего трясло от страха. Не обращая внимания на усталость, он пулей вскарабкался на вершину холма и побежал к «голубому глазу», возле которого почему-то топтались только три автоматчика.

— А где все? — спросил Паша, запыхавшись от бега.

— На базу спустились. А ты где был? Тебя все ищут.

Паша лишь махнул рукой и побежал к палаткам.

— Ты где был, чёрт бы тебя побрал? — закричал на него майор. — Мы уже пятый час тебя везде ищем, пацан. Обедать садись! Теперь от меня ни на шаг, чтобы я всегда тебя видел. Ещё раз так пошутишь, у тебя будут очень большие неприятности. Понял, седой мальчишка?

— Как это пятый час? Не может быть, — дрожащим голосом вопрошал Паша. — Я буквально на пятнадцать-двадцать минут отлучился. Там… вон там… я в яму по пояс провалился, — тыкал он трясущимся указательным пальцем в сторону своего зловещего входа в ад. — Еле выбрался оттуда. Там… там…

— Чего там? Дар речи от страха потерял, что ли? — видя ужас в Пашиных глазах, ехидно спрашивал Дмитрий.

— Там… не знаю. Там… нечистая сила какая-то меня не выпускала.

— Какая ещё нечистая сила? Давай ешь быстренько, и пойдём, покажешь.

— Не-не-не, не пойду больше. И вы не ходите, если жизнь дорога. Она всех к себе вглубь затаскивает. Я всего лишь на несколько шагов спустился и только вот сейчас еле-еле выбрался. Там жуть страшная, темно, как в гробу. Орёшь со всей дури, а сам себя не слышишь. Не ходите туда, погибните все. Там… там искривление пространства-времени происходит, мне кажется.

Паша торопился есть гречневую кашу с тушёнкой, набирая полную ложку, но из-за трясучки в руках подносил её ко рту почти пустую.

— А вот это уже интересно. Искривление пространства-времени в земных условиях? Очень интересно! — с ехидцей в интонации влез в разговор капитан, Евгений Степанович…

Дмитрий взял с собой человек семь, оставив Евгения наверху руководить дальнейшими раскопками. Послал старшину принести с базы фонари и верёвки.

— Вот он, этот вход в ад. Я сделал вовнутрь всего пару десятков шагов, а вылезая из этой чёртовой дыры карабкался с пару километров, как мне показалось. Думал, что прошло самое большое минут двадцать, а оказалось — четыре с лишним часа. Два шага всего сделал, и сразу кругом жуткая темнота всё заволокла. И звуков никаких… идёшь, словно оглох и ослеп. Сущий ад какой-то.

— Так… я пойду первым, за мной следом — старшина Крайнов. А за ним кто хочет? Есть желающие? — обратился к толпе майор. — Добровольцев нет? Ладно! Нам хотя бы ещё одного. Верёвкой свяжемся, а ты, старлей, будешь стравливать её. Если два раза дёрну, значит, вытаскивайте нас.

— Могу я третьим пойти, — вызвался молодой лейтенант. — Где фонари? Давайте их сюда!

— Погодите, погодите, — взволновано заговорил Паша. — Зачем вы так усердно на тот свет торопитесь? Давайте сначала всё обдумаем хорошенько…

— Нечего тут думать. Тоже мне, искривление пространства-времени у него, видишь ли. Альберт Эйнштейн выискался, в штаны навалявший, — специально стараясь обидеть, обращался Дмитрий к Павлу, как к ребёнку

— Мы же совсем эти холмы не исследовали, верхушку только, товарищ майор. Если есть вход в эту нечисть, то, может быть, где-то и выход из неё имеется. А? Виктор Сергеевич, скажите хоть вы ему. Чё сразу в пекло-то лезть?

— А ведь Паша опять прав, дело очень серьёзное, — поддакнул босс.

— Ну-у, а я чего говорю? Вот смотрите… эта перекладина от кочерги смотрит точно с севера на юг. Вот вход у нас — прямо с севера. Давайте же поищем выход. На конце рукоятки, например, с восточной стороны.

— Так, сержант Воробьёв, передайте капитану мой приказ. Пусть пока отложит все раскопки и займётся обследованием периметра этого чёртова холма. Всех пусть задействует, только караул возле «голубого глаза» выставит. И чтобы каждый метр был прочёсан! Так… лейтенант и вы двое — остаётесь здесь, будете нас обеспечивать, пока не вылезем. Фиксируйте всё строго по минутам — когда мы вошли, сколько метров верёвки осталось и прочее. Остальным — марш в распоряжение капитана!

6. Философский диалог

Паша с Виктором Сергеевичем уселись неподалёку от входа в эту чёртову пещеру…

— … Они тогда тебе вот так прямо и сказали, что представители новой цивилизации смогут свободно изменять все виды энергии и превращать их в любые формы материи? Но тогда представители этой новой цивилизации уже не могут считаться не только людьми, но даже и частью земной природы. И как у них будет обеспечиваться воспроизводство, интересно?

— Этого я не спрашивал. Говорю же, не до этого было. У меня как раз волосы в это время седели. А зачем им обязательно нужно быть какими-то животными? Зачем размножаться? Если я правильно понимаю, они будут являться всего лишь материализацией энергии разума. Кто-то или что-то, засевшее в этом «голубом глазе», сегодня очень заинтересовано в максимально долгой жизни нашей цивилизации, из которой как раз и черпается вся эта энергия, нужная им. Получается, что главной целью для этих посредников между нами и будущей цивилизацией сейчас является накопление максимального количества нашей энергии-разума. А ты что об этом думаешь?

— Фантастика какая-то, честное слово. Впервые слышу такую гипотезу. Ну хорошо, допустим, а почему же они непосредственно сейчас с нами не живут? Мы что, мешаем им? И куда же они улетели, интересно?

— Откуда же мне знать? Я общался-то с ними всего ничего. Наука говорит, что энергия первична. В ЦЕРНе утверждают, что скоро будет найден бозон — квант поля Хиггса, который позволит пролить свет на практическую возможность перехода чистой энергии в чистую массу. Разве мы не то же самое здесь наблюдаем? Есть какая-то огромная энергия, которая как-то накапливается в недрах земли, а потом спекает почву в камни, принимая их объём. Эти камни при наполнении энергией трясутся с частотой УКВ диапазона, пропихивая друг друга на поверхность. А когда накапливается достаточное её количество, она материализуется в какое-то особое биополе и улетает отсюда. Меня, например, больше интересует, почему эта энергия обладает разумом? Если пространство-время неразрывно связано с энергией, то нужно уже говорить именно — пространство-время-энергия! У нас здесь имеется изменение энергии, причём очень большое. Поэтому, вполне возможно, что именно из-за такого изменения и пространство-время тоже искривляется, правда ведь? — Паша нашёл небольшой клочок голой земли и стал чего-то чертить на нём прутиком.

— Тогда получается, что это самое твоё биополе, есть ничто иное, как души умерших людей, не так ли? Всемирный разум, биоэнергетическое информационное пространство-время, — азартно полемизировал начальник инспекции. — Красивые слова, а на самом деле опять верование в Бога, Аллаха, Будду и прочих. Реинкарнация, посмертное переселение душ в тела младенцев. Это уже далеко не ново и абсолютно бездоказательно.

— Между прочим, сегодня уже и наука Бога отрицать боится. Да, Виктор Сергеевич! Теория Чарльза Дарвина, его труд «Происхождение видов путем естественного отбора» была аксиомой в науке почти полтора века. Конечно, борьба за выживание и естественный отбор остаются актуальными и сейчас. Отрицается главное — происхождение человека от обезьяны. В науке теперь два течения — дарвинизм и креационизм. Креационисты считают, что всё на Земле было создано разумом, неизмеримо превосходящим человеческий. То есть, как утверждает Библия — Богом.

— Знаешь, Паша, к своему стыду, в школе я был далеко не отличником. Если мне учитель говорил, что человек произошел от обезьяны, то я верил в это безоговорочно, своего мнения у меня на этот счёт никогда не было. К тому же, я согласен — теория Дарвина справедлива и не лишена логики. Если плохое, болезнь, например, может передаваться по наследству, то и самое лучшее, наверное, имеет такую возможность. Не знаю, была ли во времена Дарвина генетика. Если и была, то на самом низшем уровне. Я слышал, что и сам Дарвин называл свою теорию лишь предположением, а не истиной в последней инстанции. Сейчас эту теорию отрицают в основном по двум причинам.

Во-первых, планета Земля, по данным современной науки, образовалась четыре с половиной миллиарда лет назад из Солнечной туманности. Ещё через миллиард лет на Земле появилась жизнь. Получается, что три с половиной миллиарда лет, это тот самый срок, за который, по Дарвину, бактерия эволюционизировалась в человека. Генетика и другие науки говорят, что это очень маленький срок.

Где-то читал, что любая самая сложная комбинация аминокислот и других органических соединений — это ещё далеко не живой организм. Можно, конечно, предположить, что когда-то и где-то на Земле возникла некая первая девственница ДНК, которая и послужила началом всему живому. Но и это под большим вопросом, потому что от самой современной ДНК не будет совершенно никакого толка. Она же может функционировать только при наличии белков-ферментов. Как, каким образом? Чисто случайно, при перетурбации отдельных белков такая сложнейшая прародительница ДНК и нужный для её функционирования комплекс белков-ферментов сами по себе возникнуть не могли. Это означает веру в чудо. Процент совпадения практически нулевой, даже и за пять, и за десять миллиардов лет, — рассуждал вслух Виктор Сергеевич. — А во-вторых, душа и сознание. У Дарвина об этом ничего нет. Как за три с половиной миллиарда лет из бактерии может получиться животное с таким высокоразвитым сознанием? Только человек может делать вещи, которых нет у природы. Сознание людей развивается и прогрессирует по объективным причинам. Здесь можно сделать только один вывод — мир кто-то создал, сам он таким создаться не мог. И творцом этого мира является Бог. Поэтому, лично я, тоже, скорее, креационист.

— Вот, это именно то, о чём я вам и талдычу всё это время. Везде и всюду, в космосе, в бесконечной вселенной существует биополе всемирного, вселенского разума. Может быть, это и есть сам Бог?

— Да-а, запутал ты меня, Паша. Честное слово, даже не знаю, что и ответить. Во всяком случае, отрицать ничего не стану, — процедил сквозь зубы босс.

— Я где-то читал, давно правда, — быстро сменил тему Павел, видя неловкость и смущение на лице своего начальника. — В конце восемнадцатого века какой-то граф из Баварии попытался взвесить тепло. Сначала он тщательно уравновесил на весах сосуды с дистиллированной водой и спиртом при комнатной температуре, а потом оставил свой прибор на холоде, чтобы вода замёрзла, а спирт остался жидким. Но, к сожалению, весы остались в равновесии. Тепло оказалось абсолютно невесомым. Но тепло — это всё же физическая категория. В начале двадцатого века один американский врач поставил серию экспериментов по прямому взвешиванию души. На специальных весах он взвешивал умирающего от туберкулеза человека, и в момент смерти весы вышли из равновесия и показали двадцать два грамма. Он выполнил ещё несколько таких измерений и обнаружил посмертную потерю веса где-то от пятнадцати до тридцати пяти граммов. Позднее он ещё неоднократно повторял свой эксперимент на собаках, но уже с нулевым результатом. Всё говорило за то, что человек при жизни обладает вполне материальной, допускающей взвешивание, душой. В то время как животные души не имеют.

— Я тоже читал об этом. Результаты своих экспериментов этот доктор опубликовал сначала в периодике, а затем и в научных изданиях. И выяснилось, что ни одного свидетеля подобных опытов у него не оказалось. Даже свою специальную кровать для взвешивания умерших доктор предъявить не смог. Никаких отчётов, кроме статей, посланных в издания, у него тоже не было. В то время эксперимент был признан фальсификацией и забыт на долгие годы. Других случаев измерения веса души при экспериментах с умершими не было. Просто, мне кажется, людям хочется верить в её материальность. Не думаю, что истинные данные о взвешивании души смогут быть доступны простым обывателям. Во-первых, чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Если учёные определят, что действительно душа материальна и имеет какой-то свой вес, то в связи с конкуренцией в науке, мы ещё долго ничего не услышим, пока в изучении этого дела не будет поставлена точка. И когда ни у нас, ни у Америки не останется чего скрывать друг от друга. А если наука пришла к выводу, что материальность души — это просто миф, то народу об этом тоже не скажут. Вера в душу, в жизнь после смерти и вообще в Бога, плохого никому не принесёт. Может быть, Паша, какой-нибудь потенциальный преступник не станет совершать своё злодеяние, побоявшись попасть из-за этого в ад после смерти.

— Я как-то ещё одну статью читал. В ней один ученый из Литвы говорит, что при определенных условиях душа, ушедшая в мир иной, способна общаться на физическом уровне с другими душами живых людей. Человек на самом деле состоит не из одного, а из нескольких тел. Одно видимое — это физическое тело. Затем есть тонкое тело — витальное. И есть тело самое тонкое — астральное. Это и есть душа. А есть и чрезвычайно тонкое тело — ментальное, где происходят мыслительные процессы. Это — разум человека. Особая сила таится в витальном теле, только мы пока управлять ею не можем. Но иногда она проявляется в наших нечеловеческих способностях. В особых случаях — при пожаре, например, при эмоциональном каком-то порыве. Были случаи, когда человек поднимал вес больше тонны, гнул железо, как пластилин, проходил сквозь огонь, не получив даже ожогов.

— Всё может быть, Паша. Нельзя отрицать того, чего не знаешь. Некоторые люди, например, и сегодня продолжают всерьёз заниматься спиритизмом. Только, мне кажется, и я хочу тебя тоже предупредить, что совать свой нос в совершенно неизведанное, вмешиваться без приглашения в потусторонние миры, совсем не безопасно.

— А между прочим, Виктор Сергеевич, имеется множество документальных фактов, когда дети давали точные описания событий, которые происходили в их прошлых жизнях. В Америке живет доктор Стивенсон, профессор психологии в университете Вирджинии. Он тридцать лет путешествовал по свету и разговаривал с такими детьми. Во многих случаях он проверял эти детали. Им подробно описаны несколько сот таких случаев, но на самом деле их было гораздо больше. Мне запомнился, например, случай, когда в Индии, в середине пятидесятых прошлого столетия, родился мальчик, который не разговаривал до двух лет. Его родители как-то пригласили к себе гостей на обед. После обеда отец попросил мальчика убрать со стола стаканы. Это была вполне обычная просьба, но мальчик впал в ярость. Разбил стаканы и сказал голосом взрослого мужчины: «Я богатый человек и не должен выполнять всякие ничтожные работы! У меня есть много слуг для таких дел». Представляешь, что подумали родители этого двухлетнего мальчика? Потом этот малыш рассказывал различные детали, сообщил своё имя в предыдущей жизни. Сказал, что он был одним из трёх братьев, и они жили в каком-то городе, не помню названия, в сотне с лишним километрах от Дели. Ни сам мальчик, ни его родители не бывали в том городе и не могли получить эту информацию обычным путём. Малыш сказал, что он со своими братьями владел химической компанией и сообщил даже её название. Он сказал, что у него было двое братьев, и младший брат застрелил его. Отец мальчика съездил в этот город, нашёл эту компанию. Отыскал даже вдову застреленного брата, которая была ещё жива. Она очень заинтересовалась, услышав рассказ об этом мальчике, и приехала встретиться с ним. Малыш сообщал различные вещи, точно совпадающие с событиями её жизни. Он помнил даже очень интимные детали. Женщина была так удивлена, что падала в обморок. Позднее и сам мальчик приезжал в тот город. Он смог найти дорогу к дому. Семья решила устроить проверку воспоминаниям мальчика. Они показали ему фотографии различных лиц, имевших отношение к застреленному, и он смог правильно идентифицировать людей на этих фотографиях. Подобных примеров очень много, и все они документально зафиксированы. Выдумки здесь никакой нет. Другое дело, что наука об этом ничего сказать пока не может.

— Ксеноглоссия! Слышал, Паша, когда нибудь о ней? Тоже очень интересная тема. Способность человека говорить на иностранном языке, не изучая его обычным способом. Бывает речитативной и ответной. При речитативной ксеноглоссии человек говорит на иностранном языке, но не понимает значения этих слов. При ответной он понимает разговорный язык. Представляешь, тюкнулся лбом в столб со всей дури, нечаянно живым остался, только мозги сотряслись. Да так, что после этого вдруг на восемнадцати языках заговорил, о которых раньше даже слыхом не слыхивал.

Пожалуйста, вот ещё пример реинкарнации, если угодно. В Тибете монахи-буддисты выбирают Далай-Ламу по реинкарнации. Например, Далай-Лама-14-й, был признан перевоплощением на этот пост в трёхлетнем возрасте от своего предшественника Далай-Ламы-8-го, умершего в 1933 году. Его Святейшество Далай-Лама-14-й родился в 1935 году в бедной многодетной семье в маленькой деревушке. Его нашёл поисковый отряд тибетского правительства. Считается, что Его Святейшество является реинкарнацией каждого из предшествующих тринадцати Далай-Лам Тибета. Первый родился в 1351 году. Нынешний Далай-Лама-14-й опубликовал официальную декларацию, в которой разъяснил, что примет решение по выбору своего преемника, когда ему будет около 90 лет. Он сообщил, что следующий Далай-лама, пятнадцатая по счету реинкарнация тибетского духовного лидера, родится в эмиграции, и даже намекнул, что может выбрать своего преемника уже сейчас, пока сам он ещё жив.

— Да, Виктор Сергеевич, я тоже кое-что об этом слышал, как говорится, краем уха. Помню, очень недоумевал и удивлялся. Почему же молчат учёные? Что говорит об этом наука?

— Ну, Паша, наука не молчит. Она просто ничего доказать не может.

— Так вот же эти случаи реинкарнации. Они же документально подтверждены.

— Чтобы факт был научно доказанным, он должен быть неоднократно подтвержден практикой и опытом. Нужно, чтобы этот опыт мог провести каждый и в любой момент, исключив возможность розыгрыша или мошенничества. Некоторые скептически настроенные учёные предлагают свои альтернативные объяснения. Одно из объяснений — это ясновидение. Но и ясновидение стопроцентным не бывает, даже Ванга ошибалась. Признать реинкарнацию как научно доказанный факт возможности нет. Если не доказано существование самой души, то о реинкарнации и речь молчит.

— Так вот же оно, пожалуйста вам, доказательство судьбы. Родился малыш в бедной семье, и вдруг, в трёхлетнем возрасте становится духовным лидером Тибета. И он как-то знает, что доживет до девяноста лет. Даже знает, в кого переселится его душа после смерти. Чего-то они там знают такого, чего не знаем мы.

— Да, Паша, судьба! Я вот как-то недавно, в мае буквально, зашёл к родителям по пути в гараж. Пока разговаривали за чашкой кофе, начался сильный ливень. А мне надо было обязательно ехать куда-то. Пока дошёл до гаража, весь промок. Выкатил машину, заглушил двигатель, а ключ из замка зажигания не вынул. Пошёл закрывать гараж. Закрыл, подхожу к машине, и не могу открыть дверь. Тыркался, тыркался — никак. Что такое? Опаздываю, дождь хлещет, как из ведра. Вижу через стекло — ключ в замке зажигания торчит, на переднем сидении барсетка с документами и деньгами валяется, а ни одну дверь открыть не могу. Опять открыл гараж, спрятался от дождя. Опаздываю на встречу, отложить нельзя. Если бросить машину и ехать на автобусе — опоздаю так, что лучше и вовсе не ехать. И машину с ключами и документами просто так не бросишь. Промок весь до нитки. Подошёл опять к машине и пнул по дверце со злости. И дверка, бац, и разблокировалась. Потерял ровно пятнадцать минут. Подъезжаю к перекрёстку, мне налево надо было, а там такая страшная авария! У гружёной фуры тормоза отказали, и она прямо на перекрестке на красный, на большой скорости шесть легковушек в груду железа превратила. Видел, может быть, по телевизору много раз показывали? Пять человек насмерть и семеро в тяжелом состоянии. Моя машина второй по счёту перед светофором стояла. И это случилось ровно за пятнадцать минут до моего выезда на этот перекресток. Как тут в судьбу не поверить? Я, лично, не сомневаюсь, что у каждого есть свои ангелы-хранители…

— … Вот смотрите, Виктор Сергеевич, я здесь начал эйнштейновскую формулу энергии преобразовывать, связывая её с пространством-временем, взяв космическое пространство в кубических километрах и относя его в обратной пропорциональности ко времени. Ну, это больше по привычке, как при измерении скорости, например, когда путь делишь на время. Запутался маленько с расчётами, но всё равно получается что-то интересное. Вот смотрите: при откачке воздуха из сосуда, пытаясь получить высокий вакуум, на его внутренних стенках всегда обнаруживаются атомы протия. А что мы имеем на внешней оболочке атмосферы? Не то же ли самое?

— Ах, Паша, ты уже в высшие материи полез…

— Не-не, погодите, это же интересно. Вот смотрите: под действием гравитации, то есть, считай, огромной энергии, как сказал Эйнштейн, пространство-время имеет способность искривляться. А это значит, что оно становится уже не однородным. Вы слышали что-нибудь про амеры — наименьшие и неделимые частицы, образуемые при сгустках пустоты? Не знаю, есть ли здесь какая-нибудь связь между этими амерами и электрон-позитронными парами в космическом пространстве. Может, это тоже самое, а может, и совсем другое. В моих выводах в формуле после сокращений получается что-то совсем невообразимое. Грубо говоря, X килограммов равно Y километров умноженные на Z секунд.

Павел с минуту подождал, давая боссу возможность немного обдумать эту информацию.

— Ерунда какая-то, — усмехнулся босс. — Я ничего не понял, если честно. Что это за физическая величина у тебя получилась, равная произведению километров на секунды? Это же явная белиберда. И на кой тебе нужно голову всякой фигнёй забивать? Все эти квантовые теории и теории относительности я давно забыл, как кошмарный сон, буквально на следующий год после окончания универа. И тебе советую. Нам с тобой ничего такого в будущем не пригодится. И вообще, как ты сам говоришь, мы всё равно скоро всё сдохнем от радионуклидного кошмара.

— Ну-у, в будущее заглянуть пока никому не удалось, — вступил в полемику Павел. — Кто его знает, может быть, наша цивилизация ещё тысячу лет проживёт. Всё равно нам нужно продолжать полноценно жить до самого конца, заботясь о своём будущем. Скоро у нас закончатся запасы углеводородов, а где тогда брать энергию? Атомная очень опасна, да и она всё равно когда-нибудь закончится. Остаётся только бесконечный космос. Нужно научиться как-то из него добывать энергию для наших нужд.

А произведение километров на секунды, если угодно, это, конечно, никакая не физическая величина, а просто формула, доказывающая, что масса может наращиваться не обязательно двигаясь со скоростью света в квадрате. Главное условие, чтобы коэффициенты X, Y и Z были больше ноля. Масса может одинаково наращиваться, двигаясь и сто тысяч километров за три секунды, и сто километров за три тысячи секунд, и всего один километр за триста тысяч секунд. Есть искривление пространства-времени, есть его неравномерность, есть сгустки пустоты, а значит, есть и эти самые амеры, которые совершают перемещение в пространства-времени всего на какие-то миллионные доли микрометра. Да, но они же могут колебаться годами, веками и тысячелетиями. Рано или поздно, но они всё равно когда-то наберут массу, равную массе протия. Набрать большую массу, чем у протия, космос не позволит. Потом эту массу космический вакуум постарается вытолкнуть куда-нибудь подальше от себя, на границу с нашей атмосферой, например. Как в земных условиях природа не терпит пустоты, так и космический вакуум не потерпит внутри себя природных частиц. Получается, что космос сам рождает протий, и нам остаётся только подобрать этот водород. Космос вытолкал на границу с нашей атмосферой уже два с половиной миллиарда тонн водорода. Это ж какая энергия, с ума сойти!

— Ну, не знаю. Нас учили, что этот водород пригнал к нам солнечный ветер, — дебатировал босс. — Взрывные протуберанцы извергаются с громадными скоростями, сотни километров в секунду.

— Всё так, но вряд ли солнечный ветер способен доности этот водород до Юпитера или Сатурна, состоящих в основном из самого этого водорода. Я ни в коем случае не собираюсь убеждать вас в правильности своей концепции, а просто предлагаю рассмотреть и другие варианты. В конце концов, это всего лишь мои фантазии. А насчёт того, что мы с вами никогда по работе не столкнёмся с искривлением пространства-времени, так вот вам, пожалуйста. Разве мы сейчас не это же самое наблюдаем? Есть какая-то огромная энергия, из-за которой, собственно, это самое пространство-время и сподобилось искривляться здесь перед нами.

— Брось, Паша! Не забивай голову всякой ерундой. Даже если ты окажешься прав, ничего ж всё равно не изменится. Давай лучше сменим тему…

7. В дыре

Они философствовали больше часа, сидя на травке в тени, неподалёку от северного входа, охраняемого тремя военными.

— Беги к капитану, пусть скорее сюда подойдёт, — прервал старлей своим криком их разглагольствования на тему о высших материях.

— Что случилось, товарищ старший лейтенант? — спросил Виктор Сергеевич у охраны.

— Да вот, верёвка у нас кончается, совсем чуть-чуть осталось, а сигнала никакого так и не было. Но майор приказа вытаскивать верёвку не отдавал. Даже не знаю, что и делать…

— … Вытаскивайте скорее! Неужели вам даже для этого особый приказ нужен? — ругал прибежавший Евгений молодого старлея. — Быстрее, быстрее давайте!

Вскоре показался конец верёвки с петлёй на конце.

— Как же так? Они что, отвязались? Все двести пятьдесят метров здесь. Вот же она, эта петля, совсем нетронутая. Чёрт знает что, не мог же майор вдруг испариться там?! А, Паша? Что ты думаешь? — с тревогой в голосе спрашивал Евгений.

— Сколько времени прошло? Один час двадцать минут всего, правильно? Паниковать пока рано. Если я сделал туда лишь пару десятков шагов, считая, что потратил на это не более двадцати минут, а вернулся, как оказалось, через четыре с половиной часа, то… вот и подсчитайте, через сколько их ждать? Если, конечно, у них вообще там всё нормально. Обратно им ещё и в гору придётся подниматься.

— Ну спасибо, друг, успокоил малость. Что-то нервы у меня уже сдавать начинают. Тогда вы, старший лейтенант, сидите здесь и ждите. Сейчас я вам рацию сюда подгоню, будете мне докладывать через каждые двадцать минут… Виктор, Паша, чего вам здесь делать? Пойдёмте со мной. Мне кажется, мы на восточном торце тоже на что-то интересное напоролись. Думаю, это как раз тот самый выход из ада. Его сейчас там разгребают… Фу-у, ну и жарища сегодня…

***

Первым в связке шёл майор Волков. За ним, через пару метров, привязался к верёвке сверхсрочник, старшина Крайнов — огромный детина под два метра, мастер спорта по боевому самбо. Последним спускался молодой лейтенант, на лице которого любой мог прочитать сильное волнение и сосредоточенность. Спускались медленно, держась левой стороны, касаясь ладонями холодной глиняной стены и держа в правой мощные фонари. Буквально через пару шагов у всех почему-то эти фонари погасли, и им пришлось двигаться уже в полной темноте на ощупь. Чем глубже они спускались, тем больше их охватывал страх.

Пройдя метров двадцать Волков остановился, чтобы дождаться старшину. Хотел было дёрнуть за верёвку, но её на поясе почему-то не оказалось. «Хм, что за ерунда? — недоумевал он. — Куда она могла деться». Стал ждать компаньонов. Крикнул вверх, но голоса своего не услышал. «Не обманул, значит, этот седой пацан. Хм, самому уже впору бежать отсюда».

Прождал старшину, как ему показалось, около двадцати минут. «Оба, похоже, обосрались с перепугу, — подумал он с укоризной. — Хотя, вряд ли. Крайнов не из пугливых, не в таких переделках бывал. Ладно, буду спускаться один, раз такое дело».

Он прошёл ещё метров двадцать, и ему показалось, что шагает уже по ровной поверхности. Стало трудно дышать, а ужас дошёл до такой степени, что он уже начал бояться сойти с ума, начинались галлюцинации. «Похоже, вверх уже начал подниматься. Или глюки? Как бы не задохнуться в этой чёртовой дыре».

Только он так подумал, продолжая подниматься, выставив руки вперёд, как наткнулся на что-то мягкое. Тут же сверху ему прилетел страшный удар в лицо. Волков кубарем покатился вниз. Быстро вскочив, ничего не понимая, он рванул что было сил в противоположную сторону, касаясь холодной стены уже правой рукой. Не сделав и пары шагов, бедняга врезался лбом во что-то уже более твёрдое, отскочил и плюхнулся на задницу. Снова вскочил и тут же нарвался на мощный кулак, получив молниеносный удар в нижнюю челюсть, уложивший его в глубокий нокаут.

***

Молодой лейтенант, шедший замыкающим, левой рукой скользя по стенке, даже не удивился, когда его фонарь погас. Чисто для проверки окрикнул старшину, идущего впереди, и не услышав своего собственного голоса опять ничуть не испугался. «Предупреждён, значит, вооружён», — подумал он, продолжая спускаться, втянув голову в плечи и немного ускорив шаг. Страх потихоньку нарастал, через некоторое время он почувствовал уже настоящий ужас. Дышать стало тяжелее, в кромешной темноте мерещились черти, и даже время, казалось, остановилось. Левая рука у него немного затекла, он стал спускаться не касаясь стены уже с затаённой мыслью о возвращении. Не пройдя и пяти шагов вдруг споткнулся, упал и кувырком покатился вниз. Врезался с ускорением в противоположную правую стену, сильно стукнувшись об неё коленом. Быстро вскочил, стал растирать ушибленное колено, и тут почувствовал в штанах что-то неладное. «Ё моё, обоссался! Тьфу, чёртова дыра», — ругался он, проклиная всех чертей, чуть не плача от обиды. Предательская мысль о возвращении глодала его сознание, но он взял себя в руки, и, прихрамывая, потихоньку начал снова спускаться, выставив вперёд обе руки. Буквально через минуту нащупал что-то мягкое, липкое, волосатое и противное. «Чёрт проклятый», — мгновенно сообразил он, и со всей дури, забыв о своём ушибленном колене, так двинул им чёрту в рыло, что сам чуть сознание от боли не потерял. Тут же развернулся и вприпрыжку, не обращая внимания на больную коленку, побежал вверх.

8. Чёртова дыра №2

Когда капитан Копылов, Виктор Сергеевич и Паша подошли ко второму входу, он был уже полностью расчищен. Подоспели и остальные группы, доложили, что весь холм-кочергу облазили вдоль и поперёк, ничего интересного не обнаружили.

— Так, время второго обеда… Вы, лейтенант, возьмите себе пару бойцов и охраняйте эту вторую чёртову дыру. Ни в коем случае никому туда не входить! Даже заглядывать не вздумайте. После обеда вас сменят, — распорядился Евгений.

После второго обеда все улеглись на травке в теньке за палатками. Паша с Виктором Сергеевичем тоже прилегли в тени грузовиков. Вскоре подошёл Евгений, прилёг рядом, закурил.

— Половина пятого… Сейчас человек десять пошлю дальше разгребать «голубой глаз». Как думаете, когда можно ожидать возвращения группы майора?

— По моим подсчётам не раньше, чем через сутки, — подумав немного, сообщил Виктор Сергеевич.

— А ты что скажешь, Седина? — спросил Павла Евгений, явно почему-то отдавая предпочтение именно его мнению.

— Я бы вообще воздержался от каких-либо прогнозов. Ни путь, ни скорость неизвестны. Нужно же ещё учитывать и кривизну пространства-времени-энергии, — философски-мечтательно высказался Паша, грызя травинку.

— Может быть, имеет смысл запустить с восточного входа ещё одну группу навстречу майору? — задал вопрос Евгений больше себе, чем Виктору с Пашей.

— Они не обязательно должны будут встретиться. Их дорожки вполне могут и разойтись. Как ты считаешь, Павел? — лёжа на спине, подложив под голову руки, рассуждал начальник инспекции.

— Всё может быть. Разве здесь угадаешь? Я почти уверен лишь в одном. Если войти в этот второй вход, то сразу же придётся шагать немного вверх. Шагая долго вперёд, сможешь быстро возвратиться обратно, сбегая с горки. То есть, хочу сказать, что при заходе с востока всё будет не так, как было со мной, когда я заходил с севера, а наоборот.

— Вполне логично, — согласился босс. — Хотел бы я сам убедиться в этом. Тебе, Евгений, идти нельзя ни в коем случае, мне кажется. Ты же здесь за командира оставлен. Разреши мне, я бы хотел проверить предположение Павла.

— Это очень опасно, Виктор Сергеевич, уверяю вас. И потом… там так страшно, словно в самую преисподню добровольно с дури залазишь. Если только на пару шагов, и сразу назад.

— Разрешу только третьим в связке с двумя первыми. Два шага, не больше. Согласен?

— Даю слово. Мне и двух шагов вполне хватит, чтобы убедиться…

Сменив караулы и расставив людей по рабочим местам, Евгений подошёл к восточному входу.

— Пойду-ка я первым с вами, пожалуй, — объявил вдруг своё решение капитан. — Командовать здесь особо нечем, старлея за себя оставлю.

— Давайте тогда попробуем сначала прикинуть математически, во что это вам выльется, — предложил Паша. — С северного входа я шёл под гору и вернулся обратно по моим представлениям через двадцать минут, хотя на самом деле прошло четыре с половиной часа. Получается примерно двенадцатикратное искажение пространства-времени. Правильно? Чистый путь от северного входа до восточного, если грубо прикинуть, где-то около пятисот метров. Это путь… Скорость спуска группы майора в темноте, практически на ощупь, давайте примем за один километр в час. Тогда их можно ожидать через шесть часов, не раньше. Причём, как с северного, так и с восточного входов наше истинное время прохода тоннеля должно быть примерно одинаковым. Они ушли в час дня, сейчас пять, значит, они вылезут не раньше, чем через пару часов. Теперь давайте вас просчитаем. Если вы углубитесь с такой же скоростью хотя бы на десять минут по вашему представлению, и вам по пути туда придётся подниматься вверх, а обратно спускаться вниз, то… для нас здесь пройдёт всего лишь какие-то минуты. Тогда шагайте ровно десять минут по вашему представлению и тут же возвращайтесь.

— Хорошо! Давайте верёвку, засекайте время, поехали…

С бухты верёвки снялось всего несколько колец — не больше десяти метров. Прошло несколько минут, как группа капитана выскочила из восточного входа. Волосы у всех были такими же седыми, как у Паши. Капитан вынул пистолет, целясь в дыру.

— Стой, капитан, не стреляй! Ты же в Диму попасть можешь. Вдруг они сейчас уже где-то на подходе.

— Гадина, нечисть противная, — ругался Евгений, убирая пистолет в кобуру. — Мы только вошли, только пару шагов сделали — сразу тьма кромешная, — дрожащим голосом рассказывал Евгений. — Я пару десятков шагов в горку сделал, левой рукой за стенку держался… сержанту кричу, чтобы разворачивался назад, а своего голоса не слышу. Повернулся, руками в темноте шарю, а его нет нигде. Хотел верёвку нащупать — и её нет. Ужас обуял. Как только рванул бегом, два шага сделал, и всё — к вам на свет вылез.

— Фу-у! А я, дурак, за стенку не держался, — рассказывал Владимир Сергеевич запыхавшимся голосом, — так хорошо лбом в камень вписался, что аж шишка здоровенная вылезла. Во, видал? Ты опять прав оказался, Паша, на все сто процентов. Только степень ужаса ты мне словами передать не смог. Я ведь сначала тебе не поверил, извини. Но и не жалею нисколько. Наплевать и на седину, и на шишку. Такого экстрима я ещё никогда в жизни не испытывал. До сих пор кажется, что у меня волосы везде дыбом…

9. Голубой глаз

Все пили чай, когда прилетел МИ-8, доставив сменщиков. Сошли несколько офицеров в штатском. Прибывшим наперебой стали рассказывать новости, от которых у тех прямо на глазах от удивления менялись выражения лиц. Никто не мог поверить услышанному, по несколько раз просили пересказать.

— По радиотелефону такое шефу не доложишь, спросить не у кого, а что делать не знаю, — жаловался Евгений. — Если через час они не объявятся, то тебе, Виктор, придётся взять с собой Пашу и лететь к нашему шефу. Доложите ему всё до мельчайших подробностей, а я здесь останусь, до победного буду Димку с группой ждать.

— Хорошо, но тогда мы завтра уже не прилетим, тоже работа ждёт, которую никто за нас не сделает. Михайловича только через четыре дня выпишут, так что, Паша, ты у нас нарасхват. Нет, если, конечно, он вам здесь ещё очень нужен, то можно и потерпеть.

— Да в общем-то он свою работу выполнил сполна, можем теперь и без него обойтись. Спасибо тебе, Седина, большую пользу принёс. Ну, смена, пойдём на холм поднимемся. Покажу, чего мы тут накопали… Видали, какой инкубатор?

Во всю ширину верхней площадки располагался огромный диск, похожий на каменный, по окружности которого равномерно зияли восемь почти одинаковых ровных отверстий, диаметром в толщину булыжников. Эти дырки на пару сантиметров были забиты неуспевшими вылупиться из них яйцами. В центре, радиусом в метр с небольшим, было чётко видно полностью забитое грунтом ровное отверстие, словно его кто-то специально вырезал. Вокруг диска солдатами было уложено большое количество этих самых яиц-булыжников, похожих на продолговатые дыни сорта Амал. «Голубой глаз», как рассказывали очевидцы, когда его поверхность была откопана наполовину, медленно изменил свой голубой цвет на серый и стал больше похожим на металлический. В глубину этот бублик-инкубатор был откопан всего лишь на полметра, и о его истиной высоте ничего пока конкретного сказать было нельзя.

— Ну и агрегат! — удивлялся Паша вместе со всеми. — Получается, что как раз из этих вот дыр яйца и вылуплялись. Действительно инкубатор. Что же это за материал такой?

— Кувалдометром били — не поддаётся, зараза. Магнитом пробовали — не магнитит. Даже вес прикинуть невозможно. Как его транспортировать будем, ума не приложу, — жаловался рядом стоящий сержант.

— Нет ли у вас рулетки случайно, — обратился к нему Павел.

— Есть, конечно. Вот, пожалуйста…

Паша замерил диаметр каждого из восьми отверстий. Они немного различались друг от друга. Он зарисовал и записал все замеры инкубатора себе на листок чистого фирменного бланка госинспекции.

— Я предлагал вашему Волкову кусок от него отбойником отколоть, но он не захотел. Сказал, можем испортить ценный артефакт.

***

Внизу, возле восточного входа, собралась громко кричащая толпа народа. Оказывается, из дыры первым из группы майора вылез молодой лейтенант. Все сразу бросились его встречать, забыв про инкубатор. К четырём седым прибавился ещё один. Толпа радостно по-дружески тискала лейтенанта.

— Не может быть! Неужели больше шести часов прошло? Да мы же всего полчаса в темноте по этому тоннелю бежали…

Было слышно, как, направляясь к лагерю, толпа удивлённо-восторженно кричала: «Двенадцатикратное искривление пространства-времени, с ума сойти… да я даже не успел проголодаться… поседеешь тут, я вон с перепугу даже обоссался, уже высохло, правда»…

… — Рассказывать особо нечего. Страх и ужас всего сковал, боялся с ума спятить, — докладывал летёха о своих приключениях капитану, сидя возле дыры в ожидании майора и старшины. — Споткнулся в темноте, упал, словно рыбкой нырнул, покатился вниз. Коленку сильно зашиб, вон смотри, опухла вся. Очухался уже на правой стороне тоннеля, чувствую — обоссался. Такой ужас обуял, везде черти мерещиться стали, хотел уж было назад рвануть. Только начал опять спускаться, вдруг в живот мне настоящий чёрт с разбега лбом с рожками ткнулся. Хотел, видимо, меня с ног сбить, а рожки-то маленькие у него. Не долго думая, со всей дури пиннул ему ушибленной коленкой в рыло, в самый пятак, похоже, попал. Чё делать? Если дальше спускаться — черти до смерти забьют. Их там, наверное, целое семейство. Решил назад возвращаться. Струсил, командира со старшиной одних бросил. Даже не знаю, живы ли они. Если бы не убежал, тоже бы погиб, и никто бы не узнал как и отчего…

— Сорок минут уже прошло. Чего делать, как быть? — размышлял вслух капитан. — Будем ждать, ничего другого не остаётся. Вдруг кто-то из них живым выберется из этого ада. Позовите сюда нашу медицинскую братию с носилками, пусть тоже тут торчат, на всякий случай.

— Может, вам этот чёрт со страху померещился, — вставил своё острое словцо Виктор Сергеевич. — Нет, не подумайте, что я хочу в чём-то вас обвинить, просто я с детства в чертей не верю. Мы с капитаном тоже только что в таком же аду побывали. Правда, недолго, но поседеть от ужаса успели.

— А кто же ещё там может быть? — возмутился молодой лейтенант. — Там хоть и темень кромешная, но я на ощупь сразу понял, что это именно чёрт — весь волосатый, липкий какой-то, на лбу рога и морда с пятаком. Фу-у, мразь поганая.

Минут через десять из дыры вылез старшина Крайнов, весь грязный, погоны оборваны. Все сразу подбежали к нему, окружили, парни попытались уложить его на носилки.

— Не надо, я не ранен. А где командир? Он разве ещё не вышел? — спросил первым делом старшина, разглядев в толпе молодого лейтенанта.

Старшину усадили на бревно, летёха взахлёб рассказал о своих приключениях. Немного отдышавшись, старшина стал докладывать капитану о своих впечатлениях от посещения тоннеля.

— Я спустился, держась левой стороны, до самого низа. Там, как мне показалось, была уже ровная площадка, а сам тоннель в этом мете сильно расширился. Продолжая касаться стены левой рукой, я почувствовал, что уже не спускаюсь, а наоборот, поднимаюсь вверх. Снова спустился на площадку, стал шарить по стене, надеясь найти какой-нибудь вход или проход. Шарил-шарил, но так ничего и не нашёл — сплошная тупиковая стена. Продолжил движение, стал подниматься, и тут вдруг меня в живот толкнуло что-то волосатое и липкое. Я чуть заикой не стал от такой неожиданности. Произвольно сработал инстинкт самообороны — начал махать кулаками в пустоту в направлении противника. И тут мой кулак напоролся на чью-то морду. Эта нечисть была невысокого роста, мне по грудь, примерно. Аж кулак отбил, попал, похоже, в самое рыло. Думаю, убил. Поднимаясь вверх, продолжил махать кулаками, пока не выдохся. Долго бежал в гору, всё боялся, что меня догонят, но потом понял, что погони нет. Похоже, эта нечисть была одна, и я её, кажется, убил. Надеюсь, майор жив, скоро, наверное, вылезет.

— Ну ты даёшь, Крайнов, самого чёрта кулаком нагшлушняк замочил, — восхищался молодой лейтенант. — Я тоже одного чёрта со всей дури коленом в сопатку двинул. Убить, может, и не убил, но сотрясение мозга он получил всяко. Если у этих тварей вообще мозги есть.

Сидели у входа в тоннель, ожидая возвращения командира. Кто-то притащил чайник с пакетиками заварки. Прошло уже около часа, стало заметно вечереть.

— Может, его черти всей толпой до смерти забили, — сделал предположение молодой лейтенант.

— Не каркай, летёха, — возмутился капитан Копылов. — Не так просто нашего майора в рукопашную завалить, даже в кромешной темноте. Подождём ещё немного. Если что, пойдём ему навстречу, я сам толпу поведу. Кто хочет со мной пойти?

Все сидевшие у входа сразу выразили своё полное согласие, даже Паша с Виктором Сергеевичем рвались в бой.

— Гражданских не берём, пойдут только… летёха, старшина Крайнов и я. Много народа — только толкаться бестолку.

Минут через десять у входа в дыру просунулась разбитая в кровь физиономия майора Волкова. Он, похоже, последние метры от бессилия просто полз по-пластунски. Ещё лёжа на животе майор открыл рот, собираясь, видимо, что-то сказать, но не смог, а просто грустно улыбнулся и потерял сознание. Его быстро уложили на носилки и утащили в лазарет.

У палатки лазарета толпились офицеры. Павел отозвал Виктора Сергеевича, капитана, молодого лейтенанта и старшину Крайнова в сторонку.

— Вы же в темноте своего командира чуть было не угрохали, — шёпотом известил Паша. — Вот вам и черти, товарищи чекисты…

Через полчаса Волков уже вышел из палатки переодетый во всё чистое. На носу был приклеен широкий пластырь.

Уже заметно темнело. Все пили чай, пересказывая в который раз друг другу подробности приключений, когда вдруг увидели, как с холма, громко крича, бежали трое караульных автоматчиков.

«А-а! Она вылазит. Трясётся вся. Бегите в лес, скорее», — кричали они.

Все вскочили и с минуту стояли, как оглушённые, ничего не понимая. На верхушке холма поднялось метров на тридцать ярко светящееся неоновым светом кольцо, бывшее некогда «голубым глазом». Этот свет начал вдруг быстро вращаться по окружности. Из восьми отверстий били в землю ещё более мощные лучи света.

— Улетает! Улететь хочет, зараза… Автомат! Дайте мне автомат! Быстро! — закричал майор. Ему передали автомат. — За мной! Стреляйте, не давайте им уйти. Огонь! — бежал он к холму.

Но никто за ним не последовал, все продолжали стоять на полусогнутых ногах с открытыми ртами, задрав головы, наблюдая, как диск всё больше набирал обороты вращения. Диск инкубатора бесшумно медленно поднимался. Свет из дырок стал заворачиваться через центр вокруг кольца, как обмотка тороидального трансформатора. Дмитрий, не добежав до холма метров пятьдесят, присел на колено. Было хорошо видно, как он направил автомат на НЛО, приготовившись к стрельбе. Моментально из кольца в него ударила стрела молнии. Не успев сделать выстрела, майор рухнул на землю и начал крутиться по земле, извиваясь и крича от боли, обхватив голову руками. Опомнившись, человек пять сразу бросились к нему на помощь.

Из центра диска вылез мощный луч, и за считанные минуты полностью сравнял с землёй весь «Г» — образный холм. НЛО наклонилось на бок и мгновенно улетело в высь в западном направлении, никто даже ахнуть не успел. На месте бывших холмов осталась ровная площадка, над которой парил густой туман. В некоторых местах под слоем тумана почва всё ещё продолжала светиться угасающим тусклым неоновым светом…

***

Возня вокруг этого фантастического случая долго не прекращалась. Пашу ещё больше полугода часто приглашали в эту секретную государственную фирму для дачи показаний в качестве свидетеля. Иногда одного, но чаще с Виктором Сергеевичем. И Валерку тоже ещё раз пять таскали, даже Михайловича один раз вызывали. Как оказалось, картинка следов от поцелуев шаровой молнии на его лысом черепе точь-в-точь совпадала со скальпом майора, Дмитрия Николаевича Волкова, которого по слухам за этот инцидент чуть было не понизили в звании. Досталось и Евгению Степановичу Копылову за своевольное посещение пещеры во время назначения командиром отряда. Паше объявили устную благодарность за помощь…

— Наверное, они, Михалыч, таким клеймом на головах всех плохих дяденек помечают. Меченые мы с тобой теперь — извечные враги шаровых молний, — шутил с самоиронией Волков.

— Скажи спасибо, что у тебя уже двое детей растут. Они своим врагам ещё и холостые патроны для продолжения рода на всю жизнь выдают.

Паша заметил явное изменение в отношении к себе со стороны Дмитрия. Один раз тот не ответил рукопожатием на его протянутую руку, после чего Паша стал только кивать головой Волкову в знак приветствия. На редкие Пашины вопросы он стал отвечать молчаливой презрительной улыбкой. Евгений однажды заметил это Пашино недоумение.

— Не бери в голову, Седина. Дима у нас привык быть всегда лидером. Твоя вина лишь в том, что явился случайным свидетелем опускания лидера головой в дерьмо. Ну да не переживай, тебе с ним детей крестить всё равно не придётся. А как развиваются твои экстрасенсорные способности?

— Ну-у, вспомнил! Я уж и забыл про них. На четвёртый день все способности пропали, как и не бывали. Кстати, помнишь, когда ты хотел стрелять из пистолета в дыру? Я ещё тогда обратил внимание, что тебя там полностью вылечили. Я прав?

— Да, прав. Буквально за десять минут страха по искажённому пространству-времени. Просто колдовство какое-то. А твоему Виктору Сергеевичу за седину там щитовидку полностью излечили. Он перед тобой не хвастался? А ведь на операцию уже было собирался ложиться. Подтверждение житейской мудрости — что ни делается, всё к лучшему…

10. Аспирант

Весной Паша женился на девушке Нине, с которой познакомился ещё на пятом курсе университета. Молодые сразу же переехали жить к Нининой бабушке, в её трёхкомнатную квартиру. Родственники с обоих сторон посчитали такой вариант самым лучшим — и за престарелой бабушкой уход, и тесниться никому не придётся. Как выразился тесть: «Двум хозяйкам, снохе со свекровью, на одной кухне никогда не ужиться, а тёща хороша, лишь когда к ней на блины приезжаешь».

Паша был поздним ребёнком, причём, единственным, последней надеждой на продолжение рода. Его отец, выйдя на пенсию, продолжал работать. Родители Нины были сравнительно молодыми, поэтому Паша сразу предупредил супругу, что ежедневно после работы будет заезжать к своим, чтобы проведать.

Летом, по настоятельному совету Виктора Сергеевича и при его огромной поддержке в виде ходатайства и подписания Павлу отличной характеристики, а также при использовании своих больших связей в городе, Паша поступил в аспирантуру на специальность «Электроника, радиотехника и системы связи» при университете имени Н. И. Лобачевского. Жизнь пошла ровная, без фантастических приключений. Вскоре умер отец Павла. Через пару лет ушла из жизни и его мама. Очень переживала, что не дождалась внуков, которых мечтала понянчить. Немного погодя на личном фронте у Паши с Ниной стали ухудшаться отношения. Причина обычная, родители жены постоянно вмешивались в их дела. В конце концов, вернувшись однажды из одной длительной командировки, Павел застал свою жену с любовником. Нина в своё оправдание назвала истинную причину своего поступка. После медицинского обследования обоих супругов выяснилось, что Павел страдает бесплодием. Вскоре он снова стал холостым.

«Вот она, моя особая миссия. Как Они сказали: „Помни и жди!“ Спасибо, дождался наконец, — горевал Павел. — Хотя, её тоже понять можно. На мою потенцию это никак не повлияло, но кому нужен такой муж-пустышка? Могу теперь пригодиться лишь какой-нибудь вертихвостке в качестве любовника».

К этому времени вместе с двумя коллегами он уже защитил кандидатскую по тематике сверхдлинных волн. Потом перешёл работать в НИИ, где занимался научно-техническими разработками. Увлёкся робототехникой, участвовал в комплексе полунатурных испытаний высокоточных систем автономной навигации беспилотных летательных аппаратов, конструировал и испытывал радиоуправляемые беспилотники.

До Павла дошли слухи, что Нина, его бывшая жена, вскоре после развода снова вышла замуж, и у них было уже двое детей — мальчик и девочка.

Конечно, и у Павла были женщины. Около года он встречался с Ольгой, молодой женщиной, на два года моложе его. Свою трёхкомнатную квартиру, доставшуюся по наследству от родителей, он практически превратил в радиотехническую лабораторию. Не совсем завалена приборами оставалась только кухня и маленькая спальня с раскладным диваном. Поэтому они обычно встречались у Ольги. Она часто звонила ему заранее: «Мне без тебя скучно, приезжай вечерком. Приедешь? Буду ждать!»

Однажды Павел, как обычно, приехал к ней после работы. Оказалось, Ольга была не одна, на кухне сидел её бывший муж. Она раньше немного рассказывала Павлу о трёхлетнем браке с ним. О том, что он бросил её после того, как при родах ей неудачно сделали кесарево сечение, в результате которого ребёночка спасти не удалось, а сама она на всю жизнь осталась неспособной больше рожать.

— Проходи! Вот познакомься, этой мой бывший муж, Николай. А это Павел, мой самый лучший друг, — непривычно растерянно знакомила она мужчин. — Проходи, садись! А мы тут коньяк пьём. Представляешь, Колю жена опять из дома выгнала. Не ценят нынче женщины мужчин.

— Нет-нет, спасибо, я на минутку только. Вот видеомагнитофон твой принёс, отремонтировал. Всё нормально, пашет как зверь. Пойду я. Извините, Николай, что не могу составить компанию. Как-нибудь в другой раз.

Придя домой, Павел сразу достал из холодильника бутылку водки.

«Вот она, моя доля. Моя жизненная миссия, которую я должен выполнить», — дав волю чувствам, выдавливал он из себя пьяную слезу…

— … Алло, Паша. Дорогой мой человек, прости меня. Николай ушёл, помирились они, — звонила Ольга дня через два. — Пойми, он же мне как родной уже, три года вместе прожили. Приезжай сегодня, пожалуйста. Я пирогов напеку. Твоих любимых, с яйцами и луком. Приедешь?

— Извини, Оля, но я больше не приеду. Во-первых, я завтра на полгода уезжаю в командировку, а во-вторых, ты тоже постарайся меня правильно понять. Он тебе навсегда останется как родной, но и я не хочу быть двоюродным.

— Ну и дурак же ты, Паша. Прощай, учёный!..

11. Удивительная способность

Вернувшись поздней осенью из последней экспедиции на научно-исследовательском судне, которая затянулась у Павла почти на год, он сразу ушёл в отпуск. Работая долгое время в тропиках, он никак не мог адаптироваться к родному климату.

«Неужели я всё время жил в таких суровых условиях? Это просто невыносимо, холод собачий. Как только здесь люди живут?» — ворчал он себе под нос, просыпаясь по утрам.

Стал обливаться холодной водой, выходить на кратковременные прогулки, кутаясь поначалу, поддевая трико под брюки. Напяливал тельняшку, а сверху ещё и тёплый свитер, обязательно шерстяные носки на ноги. Приходя с прогулок, продолжал заниматься хатхой-йогой, к которой пристрастился за последние три месяца своего пребывания на научно-исследовательском судне. Среди его коллег из разных НИИ там организовалась целая группа, шестнадцать человек, любителей хатхи. Начиная с ноля, благодаря хорошим учителям, он быстро догнал основную группу, занимающуюся на уровне асаны, третьей ступени хатхи. До пранаямы, четвёртой ступени, он не дошёл, но ему и асаны было достаточно, чтобы постоянно поддерживать себя в тонусе.

На четвёртый день отпуска, Павел уже полностью акклиматизировался, чувствовал себя в зимних условиях, как рыба в воде. Гулял на улице по четыре часа, с наслаждением вдыхая морозный воздух, и даже думать забыл о тропиках.

Однажды, проснувшись утром, он никак не мог понять, отчего вдруг стал ощущать себя таким избыточно счастливым. Ничего особенного в его жизни в последнее время не происходило.

«Может, причина в том, что вчера получил приличную зарплату за четыре месяца? Но вряд ли. Денег у меня и кроме этого осталось ещё достаточно, не знаю даже, на что их тратить. А что же тогда? Может, просто вдоволь выспался за эти дни? — рассуждал он, пытаясь понять причину своего такого необычного состояния, завтракая яичницей с беконом, смакуя каждый кусочек и запивая их глоточками ароматного кофе. — Господи, впору хоть взлететь от счастья. Никогда со мной такого не было».

Он вышел на улицу. Свежий морозный воздух, казалось, с каждым вздохом ещё больше наполнял и без того переполненную чашу счастья. Сияющая улыбка не сходила с лица, расширенные зрачки искрились драгоценными камнями.

«Ах, вот это отчего, оказывается. Зимушка-зима в самом разгаре. И ничего мне для себя уже не нужно — всё есть. И будущее нисколько не пугает. Всё будет хорошо, даже ещё лучше. Обязательно будет!».

Он не понимал куда и зачем идёт, ноги сами выбирали направление. Не заметил, как подошёл к остановке, сел в какой-то автобус.

«Какие лица у людей приятные, просто милые», — удивлялся он.

Все пассажиры сразу заметили его сияющую, жизнерадостную улыбку, но каждый почему-то старался отодвинуться от него подальше, как от дурачка какого-то.

«Ага! Вот молодая мама едет. Замучилась, бедная, возить по поликлиникам своих девочек-двойняшек. Сейчас мы вас вылечим, дюймовочки, раз и навсегда. И больше не нужно будет вашей маме переживать за вас», — улыбаясь, он смотрел на милых девчушек.

— Ах, какие вы обе красивые — все в зелёнке. Кто же это вас так красиво разукрасил, интересно? — шутя обратился он к сестрёнкам. Молодая мама подняла свои грустные глаза на Павла и попыталась улыбнуться. — В детскую поликлинику, значит, едете?! Так-так! А ну-ка, дай мне свою ручку, красавица, — улыбаясь, он вложил маленькую детскую ладошку в свою, как чайную ложечку в сковородку. — Как тебя зовут, милая принцесса? Ира? Раз, два, три! Всё, Ира, вот ты и выздоровела. А теперь ты дай мне свою ладошку.

Вторая девчушка ручонку ему не подала, закапризничала, нахмурив бровки. Павла это ещё больше развеселило.

— Ладно, твоя сестрёнка, Ирочка, уже выздоровела, а ты продолжай болеть тогда. Не дашь, значит? — игриво улыбался Павел. — В таком случае, я… я за тебя замуж не выйду. За твою сестрёнку выйду, а за тебя нет.

Девчушка сразу заулыбалась и подала Павлу ручку.

— А тебя как зовут? Галя? Раз, два, три! Ну вот, Галочка, и ты уже здорова. Можете теперь пересаживаться на другой автобус и ехать обратно домой. Вернётесь уже совсем здоровыми и больше ничем болеть не будете, обещаю. Во всяком случае, даю гарантию до лета.

— Спасибо, добрый доктор Айболит, — улыбалась молодая мама. — Самый такой возраст, всеми болезнями нужно успеть переболеть. Два-три дня в садик сходят, и сразу новая болезнь привяжется. Только вот грипп вылечили, трёх дней не прошло, и на тебе — ветрянка привязалась. Ох, скорее бы выросли…

— Да у вас самой, гляжу, температурка небольшая.

— Вы очень наблюдательны. Да, есть немного, но самой болеть некогда. Ни бабушек, ни дедушек у нас нет. И папа от нас ушёл, к сожалению, два года назад, — застенчиво улыбаясь, проговорила приятная на вид молодая мама.

— Ну что ж? Давайте тогда и вы свою ладошку… Раз, два, три! Гарантия такая же, можете не сомневаться.

— Ах, а ведь и вправду полегчало. Всё прошло, честно. Прекрасно себя чувствую. Вы что, волшебник?

— Пока только учусь, — улыбался Паша. — Ну, милые сестрёнки, пока-пока! Подрастайте скорее. Вырастите, сразу за обеих замуж выйду. И не болейте больше, ладно?! Всего вам доброго, милая женщина! Мне уже выходить, до свидания.

— Как? Постойте, подождите! — удерживая Павла за рукав, взволнованно проговорила женщина. — Даже поблагодарить вас не успела. Я в зубной поликлинике, на Ломоносова, хирургом работаю. Появятся проблемы с зубами, обращайтесь. Моя фамилия Самойлова, спросите Валентину, вам любой скажет. Надеюсь, узнаете меня. Спасибо вам огромное…

Павел сошёл на остановке, и ноги сами привели его на Бугровское кладбище, где были похоронены родители. Снега намело много, даже калитку в ограду было не открыть. Постоял, помолился мысленно, погладил оградку и поехал домой.

На следующий день такое радостное состояние стало у него ещё сильнее, способность видеть болезни людей сама собой почему-то ещё больше возросла. Идти ему было некуда, просто гулял во дворе. Больше всего ему нравилось наблюдать за ребятишками на детской площадке. Их весёлая возня радовала Павла до слёз. Ребята по-страше катались с горки, помладше на качелях, а совсем маленькие копали лопаточками снег. Один мальчик лет десяти неудачно скатился с горки, заплакал от боли и сразу побежал к маме.

— Что случилось? Стукнулся, что ли? — всполошилась мать мальчика. Но тот не мог ничего сказать вразумительного, а только громко плакал, захлёбываясь слезами.

— У него правая рука в плече вывихнулась, я это вижу, — подошёл к ним Павел. — В плечевом суставе образовалась маленькая трещинка, а мышцы резко напряглись и сковали вывих. Ему больно даже рукой пошевелить.

— Ой, Господи! — обернулась к Павлу мама малыша. — Чего ж мне делать-то теперь?

Павел смотрел то на малыша, то на женщину, не решаясь предложить ничего определённого. Вокруг уже образовалась целая толпа сочувствующих.

— В травмпункт везти нужно, — посоветовал Павел. — Мышцы должны расслабиться и снять напряжение, а без новокаина спазм может долго не сойти.

— Как же его везти, если он даже дотронуться до руки не даёт? — перепуганно спросила мать. — Нужно же как-то ещё и переодеться, не в этом же ехать.

Малыш с заплаканными глазами смотрел на Павла с мольбой, словно достоверно знал, что тот может помочь.

— Я могу, конечно, руку вправить, но ему будет немножечко больно. И всё равно вам придётся потом к хирургу обратиться. Дело серьёзное, трещина быстро не зарастёт. Возможно, предложат в гипсе походить с полгода.

Женщина от удивления аж рот раскрыла.

— Иначе на всю жизнь хронический вывих может остаться, — предупредил Павел. — Чуть резко дёрнется, и сразу снова вывихнется. В этом возрасте косточки ещё очень хрупкие, не окрепли.

— Ой, будьте так добры, вправьте, пожалуйста. Мы сейчас же в травмпункт поедем, — попросила женщина чуть не плача.

— В травмпункт тогда ехать будет уже не нужно. Сейчас вправлю, а вы в поликлинику к хирургу идите… Как тебя зовут, герой? Славик?! Не бойся, Славик, сейчас я тебе ручку на место вправлю и будешь как новенький.

Павел расстегнул комбинезон на малыше, подлез рукой ему подмышку и резко надавил, вытолкнув косточку на своё место. Мальчик даже ойкнуть не успел.

— Вот и всё! Было немножко больно, зато всё прошло, — успокаивал он мальчика. — Ты теперь герой, Славик. Настоящий мужчина, — застёгивал он комбинезон на малыше.

Не успела мама малыша поблагодарить Павла, как к нему из толпы сразу обратилась старушка, держащая за ручку девочку лет шести.

— А мою не посмотрите, доктор?! Из поликлиники идём, врач сказала, воспаление тройничного нерва у неё. Таблеток вот всяких навыписывала, а в нашей аптеке и нет ничего.

Павел посмотрел на девочку, потом на бабушку, потом снова на девочку.

— Что-то никакого воспаления не вижу. Где у тебя болит, принцесса? — спросил он у девчушки.

— Ой, да везде у неё болит. И уши, и глаза, и зубы все вдруг сразу заболели, и нос, и даже брови ломит, — ответила за неё бабушка. — Чё делать-то, доктор? Вчера аж на стенку бросалась, орала на весь дом. Сегодня, вроде, малость притихло у неё, хоть боль терпеть может.

— Нет, не вижу. А вот в зубике на верней челюсти справа явно трещинка имеется, — высказал своё мнение Павел, вплотную разглядывая личико девочки. — Зубик молочный, лечить уже бесполезно, лучше удалить. Ну-ка, открой ротик, красавица… Ну вот, сами взгляните… Болит? — спросил он у девчушки. Та только головёнкой кивнула.

— Так чего делать-то нам, доктор? А вдруг опять у неё дёргать начнёт. На неё же смотреть страшно было.

— Сейчас я сниму боль, но только на пару часов. В поликлинике зубной кабинет есть? Тогда сейчас же идите и удаляйте.

Павел зашёл сзади, легонько надавил пальцами девочке на глаза, погладил виски, провёл несколько раз по бровям, постоянно как бы стряхивая со своих кистей рук эту боль, и девочка сразу заулыбалась.

— У вас всего два часа, поспешите!

В толпе сразу образовалась очередь к Павлу, словно на приём к волшебнику. Мамы, папы, бабушки и дедушки наперебой выкрикивали симптомы болезней своих любимчиков. Все называли его доктором, с мольбой смотрели на Павла. За полчаса он успел практически полностью вылечить семерых ребятишек.

— А мово Ваську не посмотришь, дохтур? Второй день хромат, а ко врачу ево не пропрёшь, окаянного, — попросила за внука сердобольная бабушка. — Эй, Васька, подь сюды скорея!.. А я ить тебя знаю, мы соседи, в одном подъезде живём. Мы на втором этаже, аккурат под тобой. И родителей твоих знала, царство им небесное.

— Ничего страшного, просто икряную мышцу потянул, — успокоил её Павел, лишь мельком глянув на мальчугана. — Зачем же вы разрешаете ему на горке кататься? Сейчас я мышцу немного успокою, а дома хотя бы меновазином помажьте и бинт наложите. Пусть пару дней так походит. А на горку его пока не пускайте…

***

Слухи о волшебном докторе быстро разошлись по всему району. К Павлу стали приходить со своими болячками прямо домой. Все предлагали ему денег за лечение. Иногда это были даже огромные деньги по его меркам, но он всегда наотрез отказывался от них.

— Извините, я же совсем не врач. У меня нет никакого медицинского образования, — пытался он объясниться. — Я не имею никакого права лечить людей. Просто вижу больные места, вот и всё. Сам не знаю, почему со мной такое случилось. Извините, но вам лучше сходить к настоящему врачу. В поликлинику обращайтесь.

К нему по-прежнему приходили люди со своими болячками со всего района. С утра и до позднего вечера в подъезде на лестничной площадке, занимая очередь, толпился народ.

— Ну зачем вы пришли? Я же сказал, что не могу лечить, не имею никакого права. Меня же арестовать могут за это.

Тем не менее он никому не мог отказать. Через неделю о его волшебных способностях уже прознали люди из соседних районов. Он совсем забросил свою хатху-йогу, порой некогда было даже пообедать. Уставал физически так, что к вечеру буквально валился с ног. Перед Новым годом Павлу даже пришлось временно снять квартиру в другом районе.

«Фу-у, устал, отдохнуть нужно немного. Здесь хоть выспаться можно нормально. Откуда взялась у меня эта способность видеть больные места у людей и даже излечивать их? Неужели это опять Они, посредники между нашей и будущей цивилизацией? Для чего мне этот дар? Что мне с ним делать?»

До Нового года оставалось три дня. Павлу предстояло отмечать этот замечательный праздник в одиночку. Вспомнил, как весело он справлял на Кубе прошлый новый год со своими друзьями. Судно стояло на рейде напротив небольшого городишки Антилья. Матросы спустили тогда три шлюпа и повезли всех свободных от работ сотрудников на острова. Загорали, купались, ныряли за кораллами и большими ракушками — караколами, хотя температура на Кубе тогда была не выше двадцати пяти.

«Все друзья всё-равно справляют этот праздник в кругу своих семей. Да и друзей у меня почти уже не осталось. Ни семьи, ни друзей».

Ему вдруг так сильно захотелось снова увидеть тех девочек, забавных сестрёнок-двойняшек, которых он вылечил от ветрянки. Павел прекрасно понимал, что переживает самый такой возраст, когда особенно проявляются отцовские чувства, обостряется обыкновенное человеческое желание иметь свою семью, заботиться о жене и детях.

В зубной поликлинике на Ломоносова он узнал адрес Валентины Самойловой. Купил костюм Деда Мороза и с двумя одинаковыми большими куклами и новогодними подарками вечером тридцатого декабря позвонил в дверь Валентины. Хозяйка никого не ждала. Открыв дверь и увидев Деда Мороза очень удивилась, подумав сначала, что кто-то ошибся адресом.

— Вы, очевидно, ошиблись дверью, мы вас не заказывали. Уходите быстрее, пожалуйста. У меня две малышки дома. Увидят вас сейчас, вы уйдёте, а они разревутся. Пожалуйста, быстрее, — прямо-таки выталкивала она Павла за порог.

— А я как раз к вам, — Павел снял шапку и оттянул бороду на резинке. — Не узнаёте, Валентина?..

Получилось здорово. Девчушки были на седьмом небе от счастья. Целый вечер рассказывали стишки Деду Морозу, пели песенки, кружили хороводы. Не хотели отпускать доброго деда до позднего вечера.

— Пора вам спать, девочки. Можете сегодня ложиться со своими куклами, мама возражать не будет. Надеюсь, — посмотрел Павел на Валентину…

— Быстро уснули, умаялись, — заглянула в детскую Валентина, улыбаясь. — Не хочешь остаться?..

12. Террористы

В середине января, в субботу, Павел проснулся на своей съёмной квартире, планируя нанести визит семейству Самойловых. Он уже допивал кофе, когда в дверь позвонили.

«Странно! Кто бы это мог быть?» — недоумевал он.

— Павел Лиднёв? — бесцеремонно прошли в прихожую двое в штатском. — Вам придётся проехать с нами, — приказным тоном сказал один из них.

Павла запихали в машину безо всякого объяснения.

— Что происходит, в конце концов? Объясните! Я что, арестован?

— Заткнись! Сиди молча и не задавай глупых вопросов. Всё узнаешь на месте…

— … Ну, здравствуй, Седой! — улыбаясь, приветствовал Павла майор, Дмитрий Волков. — Давненько не виделись. Как жизнь молодая?

— Волков? Что случилось? За что вы меня арестовали? — возмущался Павел.

— Успокойся, никто тебя пока не арестовывает, — ухмылялась физиономия Волкова. — Помощь твоя нужна, Павел Устимович. Наслышаны о твоих волшебных способностях. Не желаешь ли оказать посильную помощь государственным органам?

— Какая помощь? Вы же прямо из дома меня вырвали. Грубо затолкали в машину безо всякого объяснения. Разве так делают? У меня, между прочим, могут быть какие-то планы на это утро, — продолжал возмущаться Павел.

— Пустяки! Мы забираем тебя всего на несколько дней. Ты должен гордиться нашей дружбой, Седой. Секи сюда, — пригласил майор сесть Павла за стол с компьютером, пододвинув к нему свой стул. — В ближайшие дни в олимпийском комплексе «Лужники» в Москве ожидается много гостей, в том числе и зарубежных. По нашим данным там планируется террористический акт. Ожидается прилёт и самих террористов. Ждём троих, среди которых должна быть одна женщина. В аэропорту их обязательно будет кто-то встречать. Наша задача — вычислить этих долгожданных гостей. Там уже местные опера должны будут проследить за ними и выявить всех участников теракта. От тебя, как от волшебника, требуется лишь ткнуть пальцем в фамилии этих шахидов из списка прилетающих на сегодняшних и завтрашних рейсах. Вот тебе комп, найдёшь здесь все списки на каждый рейс. Садись поудобней и колдуй, я рядом буду. Скоро подойдёт твой друг, Женя Копылов, будете вместе разбираться. Кофе хочешь?

— А? Чего? — опешив от полученной информации, не успев её даже переварить, уставился Павел на майора. — А я-то тут при чём? Где, как я смогу вычислить? Вы что? За кого вообще вы меня принимаете? Как вам такое в голову-то пришло, не понимаю. Это же физически невозможно.

— Для тебя всё возможно, Седой. Напряги мозги… или чего у тебя там сейчас вместо них. Не знаю, жить захочешь — вычислишь. Иначе посажу тебя в Лужниках в ложу для VIP-клиентов и будешь у меня все эти шоу каждый день смотреть. До тошноты на этот цирк насмотришься. Будешь сидеть и дрожать от страха в ожидании взрыва. Кофе хочешь, спрашиваю?

— А? Да! — так ничего и не поняв, кивнул головой Паша. — Мне бы хоть на их фотографии посмотреть. Одна фамилия ничего же не даст.

— Скажи какие, постараюсь добыть. Ради тебя — всё, что хочешь, — продолжал ухмыляться Волков.

— Я же серьёзно. На голые фамилии даже смотреть бесполезно, — заканючил сразу Паша. — Сколько рейсов у нас всего на сегодня? Вы вообще хоть кого-нибудь подозреваете или так, наобум вычислять прикажете?

— Там всё есть у тебя, найдёшь. Столько рож и харь — выбирай, какая тебе больше симпатична, — махнул на него рукой Дмитрий. — Не отвлекай меня больше. Жди Женьку, если сам не в силах найти, он скоро подойдёт. Можешь пока сходить перекусить. Куда пошёл? Жратва в соседней комнате, направо. Уж извини, у нас самообслуживание. Ешь и пей, чего найдёшь… А вот и твой друг. Идите тогда вместе перекусите, а потом сразу за дело…

— … Привет, Паша. А ты совсем не изменился, — приветствовал капитан. — Что, и тебя припахали? Это ненадолго, на два-три дня всего, — успокоил его Евгений. — Твоя комната напротив столовой, моя рядом справа, только вряд ли нам удастся поспать в эти дни.

— Жень, объясни хоть ты, чего конкретно от меня хотят? Волков силком меня сюда привёз, ничего путью объяснить не удосужился. Кого хоть ищем-то?

— А хрен его знает. Сам ничего не понимаю, — признался Копылов. — Всех на уши поставили, а толком ничего не объяснили. Дима и сам ничего не понимает. Будем делать вид, что проявляем бурную деятельность. Может, хоть в Москве чего-нибудь знают? Не бери в голову, как-нибудь всё само рассосётся.

— Как же так? Все знают, что готовится теракт, а никто не понимает, кого ловить. Там же восемьдесят тысяч зрителей. Пойдём уже скорее. Дима сказал, что у вас есть фото подозреваемых.

— Есть, а что толку? Эти рожи уже всему миру известны. Их нигде ни на борт не пропустят, ни с борта не выпустят. Наши, конечно, расставлены, никто из этих харь через наше сито не проскочит, даже с пластическими. На сегодня ещё больше сорока рейсов осталось. Известно только, что прилетят трое, а когда и откуда — остаётся только гадать. Пока всё чисто, сидим, ждём.

— А вы можете по своим каналам достать фото всех прибывающих на сегодня? — спросил Павел без всякой надежды.

— Конечно! Они уже все у тебя в компе. Любуйся сколько хочешь…

Павел начал внимательно изучать фотографии пассажиров, прилетающих в ближайшие рейсы. Просмотрел по несколько раз, но ничего в его сознании даже не шелохнулось. Стал быстро просматривать все рейсы подряд. Через пару часов вдруг воскликнул: «Вот она! Нашёл».

— Кого нашёл? Ну-ка, где? — подбежали сразу Волков с Евгением.

— Вот она, эта баба-террористка. Прилетает сегодня из Питера в 22.40, — радостно возвестил Паша.

— Хм, баба как баба, ничего особенного. Откуда? С чего ты взял, что это она? — удивлённо спросил Волков.

— Откуда, откуда?! Оттуда! Чутьё у меня. От неё же за версту прёт, взглянуть страшно. Неужели вы совсем ничего не чувствуете?

— Хм, Софи Транкваель какая-то. Тридцать четыре года, живёт в Марселе. Так, Паша, хвалить пока не буду, ищи двух других. Просмотрите с Женей повнимательней ещё раз все сегодняшние рейсы и переходите на завтрашние. Я к шефу…

— Ну ты даёшь, Паша! И давно у тебя такой нюх на террористов?

— Перед Новым годом открылся. Сначала даже внимания не обращал, просто радостно как-то на душе становилось, — признался Павел. — Всё как с твоим геморроем тогда, помнишь? Только ещё сильнее стало проявляться. Болезни у людей вижу, даже что-то вылечивать получается. Достаточно больного за руку пару минут подержать или в глаза внимательно посмотреть. Сам удивляюсь, откуда это всё взялось у меня. Боюсь, как бы вдруг прямо сейчас не пропало. Давай лучше я сразу завтрашние рейсы быстренько просмотрю.

— Да, да, конечно. Сейчас, только код введу. Иди пока кофе попей, я быстро.

Ещё даже Волков от шефа не успел прийти, как Паша нашёл по фотографиям двух других террористов.

— Молодец, Седой, умница! Что бы мы без тебя делали? Идём, я тебя пока в твоей комнате запру. Отдохнёшь с полчасика, а я срочно к шефу…

Через пятнадцать минут дверь открыл Волков.

— Идём, на тебя сам наш шеф посмотреть хочет…

За Пашиным столом сидел генерал-майор, сравнительно молодой мужчина обыкновенной наружности.

— Скажи, Седой, как и в чём проявились твои чувства при выборе этой француженки?

— Не могу этого объяснить, товарищ генерал. Просто внутри чего-то такое ёкнуло. Возможно, если бы майор Волков не предупредил заранее, что среди пассажиров будут три террориста, никакой бы реакции и не было вовсе. Но у меня сомнений уже совсем нет, это они, те самые террористы. Фотографии других людей на меня совершенно никак не подействовали, а от взгляда на этих меня сразу словно током шарахнуло.

— И давно у тебя такой дар, интересно?

— Не могу знать, товарищ генерал. Первый раз лет шесть назад появилось. Волков с Копыловым первыми у меня эту способность обнаружили. Потом всё быстро почему-то пропало, а в этот Новый год вдруг опять началось.

— Та самая аномалия близ посёлка Сява, товарищ генерал-майор. Он как раз первым её обнаружил, — прокомментировал Волков.

— Ясно! Это хорошо, что Софья сегодня одна прилетает. В Москве, скорее всего, брать пока никого не будут, только слежка. Тебе, Павел, придётся поехать с нами в Москву. Твои способности могут пригодится на месте. Это ненадолго, дня на два всего. У тебя есть какие-нибудь срочные дела здесь? Тогда готовься, через час вылетаем. Майор, позвони, пусть Павлу срочно сделают корочки внештатного сотрудника.

— Зачем, товарищ генерал? Не хочу я быть вашим внештатным. Помогать не отказываюсь, всегда готов…

— Это почему же?

— Извините, но мне не нравится, как у вас с людьми обращаются. Меня сегодня двое ваших прямо дома схватили. Силком в машину запихали, заткнуться велели. Безо всяких объяснений привезли сюда, чуть ли не волоком на четвёртый этаж затащили, впихнули в этот кабинет, а здесь Волков меня вдруг уже о помощи просит. Никакого желания быть вашим сотрудником не осталось после этого.

— Что за дела, Волков? Я тебя сколько раз предупреждал? Хочешь с волчьим билетом на гражданку уйти? Ещё хоть раз услышу подобное, пеняй на себя. А от наших корочек, Седой, отказываться нельзя, запомни. Ты уже и так наш, а эти корочки тебе ещё ох как пригодятся. Свободен!

Павел нехотя побрёл в свою комнату. Волков показал ему жест — запрокинул голову назад и провёл большим пальцем по горлу, изображая перерезание глотки. В ответ Павел лишь ехидно улыбнулся…

***

В Домодедово группе генерал-майора Дементьева выделили помещение из трёх комнат. Павел в своей комнате повторно просматривал на компьютере фотографии прилетающих за сегодняшние и завтрашние рейсы в аэропорты Внуково и Домодедово.

В половине одиннадцатого к Павлу зашёл Копылов.

— Подъём, Паша, наш уже на посадку пошёл… Я тебя понимаю, конечно, но зря ты сегодня при шефе на Диму наехал. Боюсь, он тебе этого не простит.

— И что? Я до конца жизни, что ли, его наглость терпеть обязан? Со мной никогда так по-хамски никто не обращался. Я что, виноват, что он тогда в Сяве так жидко обвалялся? — оправдывался Павел. — Ты вот почему-то нормальный, а он наглец и карьерист. Удивляюсь, как вы с ним ладите только…

В большом кабинете за столами с мониторами сидело человек десять. Павла посадили за стол рядом с генералом. Сзади них стояли Волков с Копыловым. На монитор было выведено изображение с четырёх видеокамер. На других столах мониторы показывали с других камер наблюдения. На Пашином был виден вход в зал вокзала со стороны аэродрома, центр зала, лента в зоне выдачи багажа сектора прилета и выход из вокзала на улицу…

— Вот она! В чёрной шубе и с пёстрым платком, повязанным на воротник. Видите?

— Так, всем внимание! Объект входит в зал. Чёрная шуба с пёстрым платком, на голове белая меховая шапка, в левой руке дамская сумочка, направляется к ленте выдачи багажа, — циркулярно комментировал шеф наблюдение в микрофон. — Весь багаж успели просветить? — обратился он к Волкову.

— Успели, всё нормально, ничего подозрительного.

— Товарищ генерал, посмотрите на вот этих двоих… один к стене плечом прислонился, справа от объекта, в коричневой кожаной куртке. Видите? — взволнованно спросил Павел. — Другой рядом с объектом, перед ней на три человека стоит, молодой с усиками, со спортивной сумкой на плече. Видите?

— Ну вижу, и что?

— Они с ней, товарищ генерал. Точно с ней, уверяю.

— Почему же ты их на тех фото не узнал? Просмотрел, что ли?

— Никак нет. Их фотографий среди прочих на компе не было, я бы их сразу определил.

— Что за ерунда? Откуда же они взялись? Волков, возьми кого-нибудь из местных и разберись быстро. Перемотайте и проследите за ними по всем камерам. Копылов, тоже с москвичами проверьте, есть ли они в нашей картотеке. Внимание всем! Появились ещё два объекта. Один молодой с усиками…

В комнату вошёл какой-то важный начальник. Как потом узнал Павел, это был генерал-лейтенант из московского УФСБ, руководивший всей операцией…

…Кто операцию по захвату разрабатывал?

— Зам пятого отдела.

— А сам он где?

— На площадке на выходе. Вот он на мониторе, видите? Ключи зажигания на пальце крутит, таксиста изображает.

— Сколько машин у нас на слежке?

— Три, как всегда, чтобы не проколоться. Одна ещё на выезде из аэропорта стоит и четыре на подхвате. Таксисты все наши, шестнадцать человек. В шести рейсовых автобусах тоже наши пассажиры, по три в каждом.

— Так, срочно подготовьте ещё три машины. На случай, если эти двое отдельно от Софьи поедут. Выполнять!..

— Эти двое в нашей картотеке не числятся, товарищ генерал, — докладывал Евгений своему шефу. — Тот молодой с усиками — азербайджанец, двадцать восемь лет, предприниматель, два дня назад из Баку прилетел. Второго пока не установили, работаем…

— Приехали оба в 22.05 на одном такси. Всё это время на вокзале ошиваются. Делают вид, что не знают друг друга. За десять минут до прилёта встали у выхода в порт, никто просто не обратил на них внимания, — докладывал Волков…

— Второй коренной москвич, сорок два года, числится безработным. Местные опера уже выехали по его адресу…

— … Внимание, объект берёт багаж, направляется через зал к выходу. Эти двое без багажа следуют за ней. Никого не трогать, пусть отъезжают.

— Товарищ генерал-полковник, вот этот человек у выхода, посмотрите. Тоже таксиста изображает, ключи зажигания на пальце крутит — он тоже с ними, мне кажется.

— Это который? В чём одет?

— Джинсовая синяя зимняя куртка, на голове коричневая кроличья шапка, в джинсах, стоит в двух метрах от выхода слева, — нервно пропищал Павел.

— Это ещё кто такой? — обернулся генерал на Орлова…

— Это старлей, опер из второго.

— Давно он у нас? Что-то я его не помню.

— Полгода примерно. Не понял, а почему он не на слежке? Как он в таксистах вдруг оказался? — всполошился вдруг полковник.

— Седой, ты точно уверен, что он с ними?

— Точно, генерал-лейтенант. У него на лице пластическая операция сделана, полгода назад, примерно.

— Объект подходит к выходу из вокзала. Никого не трогать, пусть отъезжают…

В половине двенадцатого на четвёртом этаже собралось экстренное совещание.

— Операция проведена успешно, благодарю всех за службу. А за этого старлея ты у меня ответишь по полной, полковник. Досье на него мне на стол. Завтра в десять утра прилетают двое остальных. Будьте готовы и не облажайтесь, пожалуйста. Выполнять! Благодарю всех Нижегородцев за службу. А тебе, Павел Устимович, отдельное спасибо. Если бы не твои экстрасенсорные способности, даже не знаю, что бы мы делали.

— Оно у меня, к сожалению, часа два назад закончилось, товарищ генерал-лейтенант. Полчаса назад хотел просмотреть ещё раз фото пассажиров нашего завтрашнего рейса, но ни на эти две фотографии, ни на Софи Транкваель уже никакой реакции не ощутил.

— Как так? Почему?

— Не могу знать. Просто пропало, и всё. Когда снова появится и появится ли вообще — неизвестно.

— Странно. Ладно тогда. Транкваель уже начала давать показания. Думаю, ваша помощь в дельнейшем не потребуется, сами справимся. Не смею больше задерживать. Забирайте свою группу, генерал-майор, и летите домой. Спасибо ещё раз!..

***

Больше эта секретная контора Павла на трогала. Он уже переехал на свою квартиру и спокойно догуливал остатки отпуска. Его способность видеть болезни после московского случая больше так и не проявлялась, хотя он сам не особо и переживал об этом. В начале февраля отпуск у Павла закончился, его опять посылали в командировку на научно-исследовательское судно.

— Не знаю, как мы дальше без тебя будем. Девчонки уже так привыкли, особенно Иринка, — проснувшись и ещё нежась в постели, лёжа на руке Павла, с грустью в голосе проговорила Валя. — Папой тебя называет. «А когда папа придёт?» — всё время спрашивает. Целых девять месяцев, с ума сойти! Ты уж пиши нам, пожалуйста. Радиограммы хоть резок в месяц присылай, ладно?..

Ч. 2 ГРАБИТЕЛИ

1. Безвредная аномалия

Павел Устимович Лиднёв, несмотря на седые, вьющиеся волосы, особенно подчёркивающие черноту тяжёлых, густых бровей, выглядел молодцевато. Высокий, стройный, подтянутый, с приятным, добрым лицом, располагающим к доверию, невольно притягивающим и обещающим надёжные и тёплые отношения. Женщины часто обращали на него внимание, с интересом разглядывали, самопроизвольно кокетничали и улыбались. Мужчины при общении не видели в нём потенциального врага, и, попроси он любого об одолжении, вряд ли бы кто-то ему отказал. В то же время в его внешности каждый мог подсознательно заметить некую тоску, печаль, одиночество и отрешённость от мира сего.

В последнее время его мучила ностальгия по малой родине. Вдруг нестерпимо захотелось побывать в деревеньке Жужалке, находящейся на севере Ивановской области, где он имел счастье родиться. Родители переехали жить в город Горький, ныне Нижний Новгород, когда ему было всего два годика, и с тех пор он никогда на родной земле не бывал.

В первый же день летнего отпуска Павел поехал разыскивать свою родную деревню. Объездил весь район за Волгой, но, как выяснилось, этой деревни уже давно официально не существовало — догнивали последние три домика. Он остановился в глухой деревушке Колыжино, находившейся рядом, всего в полутора километрах. Никто из её коренных жителей, конечно, не помнил ни его самого, ни его родителей, ни даже деда с бабушкой, которых он и сам никогда не видел — они умерли, когда Паша был ещё грудным ребёнком.

«О-о, какие удивительные места, — восхищался он. — Вот где поистине настоящая природа России. Нужно обязательно побывать здесь, чтобы понять и воочию убедиться, что это самый райский уголок Земли. Такой отдых, что куда там всяким Хургадам и Пхукетам».

За мизерную плату он снимал у одной местной хозяйки частного дома чердак из двух комнат. Первым делом побывал на погосте, в надежде отыскать могилку своих предков. Кладбище оказалось полностью заброшенным, лишь на редких могилах можно было прочесть хоть какую-то надпись. Серые, изрядно подгнившие деревянные кресты с ещё кое-как державшимися на некоторых из них старыми выцветшими фотографиями, стояли покосившись, поросли зелёным мхом — того гляди упадут. Внутри полуразвалившихся оград успели вырасти высокие и толстые деревья.

Павел рано вставал, ходил-бродил по полям, лугам, берегам речушек и озерков, и это было для него самым лучшим средством от ностальгии. Отдыхал там недолго, дней десять всего. Приходил бодрым и радостным ещё до темноты, с приятной усталостью, но почему-то ровно в десять вечера мгновенно засыпал. Чаще на диване с книжкой в руках, а бывало, валился с ног прямо на полу, не дойдя даже до дивана. И что было для него удивительно, ровно через два часа просыпался и не мог понять, почему вдруг заснул. Однажды за завтраком Павел рассказал об этом хозяйке, Ольге Тихоновне, одинокой старушке, лет за семьдесят.

— Ой, милок, прости меня, дурёху старую, совсем забыла тебя предупредить. У нас ведь все на этом пятачке деревни почему-то засыпают, — каялась хозяйка, хлопая себя по бокам заскорузлыми худыми ладошками. — Дрыхнем без задних ног с десяти до двенадцати ночи. Кажын день по два часа без просыпу, от самой весны и до конца лета, — возбуждённо рассказывала она громким шепотом, словно раскрывала великую тайну. — Не только люди, но и коровы, и куры, и кошки с собаками, как убитые шлямают. Лет восемь, почитай, так живём, привыкли уже. Скотину заранее готовим, чтоб не ушиблись, а то ведь падают, где стоят. У меня в прошлом годе петух, сидя на заборе, заснул и брякнулся об камень. Видать, рёбра переломал, в ощип его пришлось. Прости, мил человек, памяти совсем не стало, а ведь хотела давеча предупредить. Ладно хоть без ущербу обошлось, — убирала она со стола, не переставая извиняться. — Ты запомни, если к десяти вечера будешь находиться где-то рядом, то лучше сразу на травку лягай.

— А почему это происходит? — очень удивился Павел.

— Никто, милок, не знает. Приезжали сюды учёные аж из самой Москвы, чего-то измеряли приборами, но так ничего и не сделали, — всё также заговорщески объясняла она. — Сказали, мол, аномалия какая-то, но безвредная — просто засыпаешь и всё. Неудобствы, вестимо, а куды денисси? Аномалия!

— Скажите, а вы не помните случайно Лиднёва Виктора Михайловича? Это дед мой по отцовской линии, здесь где-то похоронен, — спросил Павел, едва сумев переключиться мыслями от только-что полученной секретной информации. — Умер давно, лет сорок назад. Все погосты обошёл — и у вас, и в ближайших деревнях. Лиднёвых много, а дедову могилку так и не нашёл. На некоторых и надписей-то уже не прочитать.

— Не помню, милок, врать не буду, — с сожалением ответила пожилая женщина. — У нас ведь все здесь — либо Лиднёвы, либо Глуховы. В кого ни тыкни, всяк родственником окажется. Я вот Глухова, а сосед мой, через дорогу живёт — Лиднёв Иван Фёдорыч.

Никакой больше информации хозяйка ему дать не могла. Все оставшиеся пять дней отпуска он ходил по деревне в расспросах местного населения. В деревеньке и было-то всего двенадцать домов. Два из них оказались вообще нежилыми, а в остальных обитали одни старики, которые при всём желании ничего полезного сообщить не могли.

Павел был уверен, что эта местная аномалия включается и работает от какого-то искусственного источника ультра- или инфразвукового излучения. Допускал также, что это мог быть и обыкновенный маломощный радиопередатчик, испускающий электромагнитные волны определённой частоты, модулированные каким-то особым видом. Он всерьёз решил найти этот таинственный источник аномалии. Соорудил звуконепроницаемый шлем и ближе к десяти вечера надевал его себе на голову, но всё было тщетно — почивал, как убитый. Съездил в районный центр, купил частотомер, осциллограф и другие приборы, в надежде определить параметры этого излучения. Но уехал домой по окончании отпуска, так и не успев ничего понять.

С тех пор эта загадка не давала ему покоя. Как только выдавалась свободная пара деньков — он туда, к Ольге Тихоновне. Это была тайна, о которой Павел никому, даже своим друзьям и близким, не рассказывал. Дошло уже до того, что купил один из заброшенных домов по соседству с Ольгой Тихоновной.

«Зачем, дурень, купил? В этом доме и жить-то нельзя, дунь — и развалится», — ругал он себя.

Подремонтировал его своими силами, как смог, и устроил на чердаке настоящую лабораторию.

Как оказалось, до него хозяином дома был один московский учёный, чуть ли не академик, который приезжал сюда всего пару раз отдыхать на лето со своим семейством. Павлу казалось странным, что этот учёный был медиком. Почему-то был уверен, что тот обязательно должен быть физиком, раз уж здесь замешены звуковые или радиоволны. После смерти учёного дом унаследовала единственная дочь, которая даже забыла про это своё наследство и с радостью продала его Павлу почти задаром.

«Тьфу! Белиберда какая-то, — возмущался он. — Зря только свой нос сунул, столько времени потратил. Тут и жизни не хватит, чтобы хоть маленько в этой трихомудии разобраться», — ругал себя Павел за потраченное время по изучению темы сна в области медицины.

Днём и ночью он мечтал раскрыть тайну аномалии.

«Это же хлеще гиперболоида инженера Гарина. Какие перспективы открылись бы передо мной — голова кругом, — мечтал он. — А ведь где-то рядышком, скорее всего, прямо в моём доме ровно в двадцать два ноль-ноль включается маломощный генератор, мощности которого хватает только на пять-шесть соседних домов. Что же излучает этот генератор? Какие волны, звуковые или электромагнитные? Надо разобраться. Кровь из носа, но я разберусь, обязательно решу эту задачу. Возможно, даже скоро, — представлял и наслаждался в своих мечтах, как он включает этот генератор, и все, кроме него, засыпают на расстоянии, определённого им радиуса. — Всех заставлю спать, а сам буду бодрствовать. Практически, я властелин Земли, — мечтал он. — Раз этот учёный был медиком, то нельзя исключать, что это как-то связано с гипнозом».

Прочёл всё о гипнозе, что мог найти в Интернете, но никакой связи с этой аномалией не нашёл.

«Что-то упёрся я рогом в одно место и уже не способен от него отойти. Помощник нужен со свежими мозгами», — пришёл он к выводу.

Размышлял над этой тайной постоянно, даже по ночам не мог заснуть.

«Наверняка, эти, что с приборами из Москвы приезжали и дали явлению диагноз безвредной аномалии для местных жителей, тоже уже несколько лет не сидят, сложа руки. Мои конкуренты, причём во много раз сильнее меня — их там много и все специалисты. Хорошо хоть, что больше не суются сюда. Может быть, никто и не ухватился за это чудо? Одно слово — Россия, которую умом не понять!»

Анализируя снова и снова всю собранную информацию, всё чаще стал сомневаться в своих силах.

«Упёрся лбом в бетонную стену. Что же это за излучение такое, которое действует на органы чувств всего живого? Даже непонятно, на какие конкретно органы. Зрение можно сразу из списка исключить. У Ольги Тихоновны коза недавно ослепла, но аномалия на неё действует ничуть не меньше — спит, как убитая, вместе со всеми, — стал он перечислять все органы чувств животных. — Да и сам я что-то ничего особенного к десяти вечера никогда визуально не наблюдал. Так, значит, глаза закрылись. Дальше что? Уши! На краю деревни старик живёт, оглох ещё задолго до этих излучений. А ультра- и инфразвуков мы вообще слышать не способны. Стало быть, ухи отпали тоже. Ну, вкус можно было вычеркнуть ещё в первую очередь, аномалию в рот не впихнёшь. А унюхать? Вроде, ничем не пахло. Уж за эти восемь лет колыжинцы давно бы учуяли, чем эта аномалия пахнет, — постоянно рассуждал он. — Остаётся кожа. Хм! Может, это какое-то радиоактивное излучение? Но нигде ничего не чешется, не зудит. Ни ожогов, ни даже покраснений на коже не появлялось».

С большим трудом, нелегальными путями он достал-таки счётчик Гейгера. Во время излучения радиации не было.

«Всё, тупик! Башка уже вспухла, мозги кипят. Помощник нужен, свежие мозги. Хм, где бы его взять? Кому вообще можно доверить такую страшную тайну?», — рассуждал он.

Перебрав в памяти всех друзей и знакомых, оказалось, что таковых у него и нет вовсе.

«Коля Чупарин, приятель по научно-исследовательскому судну? Но он живёт далеко, аж в Молдавии, — перечислял он всех более-менее близких друзей.

Был у Павла ещё один друг, с детства дружили, но Павел давно с ним не общался и не знал, насколько тот изменился за эти годы, и можно ли ему теперь вообще что-либо доверить.

«Да, пожалуй, придётся рисковать, без помощника не обойтись. Опять заканчивается отпуск, а результаты остаются нулевыми. Через неделю надо возвращаться домой. На будущий год обязательно возьму с собой помощника, — размышлял он перед сном. — Вот уже второй год, как затворник, безвылазно сижу в этой деревне. Может быть, это души моей бабушки с дедушкой ищут связи со мной? Они ведь где-то здесь захоронены. Даже страшно становится, уже не знаешь, на что и подумать. А может, это Они, те самые шаровые молнии, свидетели зарождения новой цивилизации, которые о какой-то особой моей миссии говорили?»

Лаборатория у Павла была серьёзная, позволяла записывать звуковые сигналы сразу на многих частотах, которые он разбросал по всему диапазону от инфра до ультра. Проснувшись и прокручивая на своей аппаратуре все эти частоты, он не видел ни одного маломальского всплеска сигнала ни по амплитуде, ни по частоте, ни по фазе.

«Чудеса да и только! Уже и на длинных волнах следил, даже в средние частоты залезал — ни-че-го», — он просмотрел уже два раза весь звуковой диапазон, пришлось его исключить.

Вскоре появилась ещё одна проблема — любопытные соседи. Уже больше недели Павел практически не спал, только вот эти злосчастные два часа, с двадцати двух до ноля. Готовить умел плохо, да и времени не было. Яйца, кофе, сигареты. Осунулся, оброс щетиной. Никуда не выходил, и свет в окнах у него горел всю ночь. Пришёл однажды с визитом сосед, что жил через дорогу, Иван Фёдорович, одинокий инвалид лет под восемьдесят.

— Доброго здоровьичка, Пал Стимыч, — кланяясь в пояс градусов под сорок, сняв кепку с головы, приветствовал его сосед.

Павлу пришлось угостить и самому выпить с гостем коньяку. «Ладно, хоть на чердак, где у меня лаборатория, не может с одной ногой подняться», — ворчал про себя Павел.

Как-то вечерком глянул в окно: «О-о, костыляет! Повадился, гость дорогой. Коньяк, что ли, ему мой понравился?»

Не успел Иван Фёдорович ещё и порог переступить, как Павел сразу ему бутылку коньяка всучил.

— Извини, Иван Фёдорович, я писатель, книгу пишу. Как раз сейчас вдохновение пришло. Некогда, извини.

Главной задачей было найти способ не засыпать во время генерации. «Да, но как это сделать, не зная вида излучения?»

Чего он только не пробовал — подключал к себе несколько заряженных конденсаторов, которые синхронно через полминуты поочерёдно разряжались на его тело во время сна. Было довольно ощутимо, и он просыпался на какое-то время, на несколько секунд, может быть.

«Нет, этот вариант тоже отпадает. Состояние сомнамбулы радости что-то не доставляет».

Единственное, что более-менее подходило, это обкладка головы льдом. Весь день он намораживал его в допотопном холодильнике, и к десяти вечера накапливалось около трех кило, которые он заворачивал в марлю и надевал себе на голову, как чалму. В сон страшно клонило, но соображать всё-таки было можно. По мере таяния льда эффект терял свою силу. Этих трёх килограммов ему хватало минут на восемь-десять.

«Выходит, что это излучение как-то влияет прямо мне на мозги, — снова рассуждал он. — Ага, а лёд, значит, замораживает мои шевелящиеся извилины, не позволяя находящимся в них нейронам войти в резонанс с частотой излучения. Прекрасно! Значит, приёмником с демодулятором является сама моя башка, в которой булькают мозги с выпрямленными извилинами. Фантастика с мистикой! А-а, ну ё всё на фиг. Нужны более серьёзные исследования, которых в таких условиях не проведёшь!» — пришёл он к выводу.

Но всё равно он упорно продолжал свои опыты, стал экспериментировать на ультракоротких волнах, как наиболее вероятных по дальности действия. Решил экранироваться от генерации электромагнитных волн, соорудив себе клетку из мелкоячеистой металлической сетки рабица, размерами в кубический метр. Сделал дверцу, занёс в свою клетушку маленький стульчик, и ровно без пяти минут десять залез в свой куб, закрыв дверцу. И о чудо, он не заснул ни на минуту, даже позывов не было.

«Вот и добился я, чего хотел», — радовался он, как Архимед, только «Эврика» не кричал.

Но едва успел разобрать и спрятать свою клетку в чулане, завалив её старыми матрацами, как к нему пришли сразу почти все соседи деревни. Ольга Тихоновна предложила поговорить прямо на крыльце, а Иван Фёдорович сразу сел у двери, перегородив всем вход.

— Спасибо тебе, мил человек, спаситель ты наш. Век молиться на тебя будем.

Павел испугался таких слов, чувствуя себя вором с горящей шапкой на голове. Даже заикаться стал.

— А я, а я… а в чём, собственно, дело-то, Ольга Тихоновна? Что случилось? — не умея врать добрым людям, он отворачивался лицом в сторону, густо краснея.

— Как же? Это ведь ты чего-то сделал, что аномалия пропала. Мы все у Ваньки сидели, день рождения его отмечали. К десяти часам у нас только самый разгар начался. Ну мы и решили на травке, прямо у стола, в его огороде прилечь. Ан, а никто и не заснул. И пёс Прометей рядком бегал, хвостом вилял, — радостно улыбаясь, высказывала она за всех соседей эту великую новость.

— Надо же?! — Павел уже не знал, чего и сказать, уставившись глазами в босые ноги визитёрам, — А я… а я ведь здесь не при чём. Лёг по привычке в половине десятого. Заснул, видимо. Вот вы меня и разбудили. Значит, закончилась эта аномалия? Ну и ладно! Хотя лично мне она и не мешала, даже рад был, что из-за неё рано спать ложусь, хоть режим соблюдался.

— А мы-то думали, это ты чего-то сделал. Смотрим, свет у тебя горит, не спишь, значит. Вот и решили зайти, — рассказывала Ольга Тихоновна. Такой её рассказ Павлу показался явным недоверием к своему объяснению.

— Ну, не знаю, не знаю. Я уснул, свет не выключал, думал проснуться ночью и посидеть в саду, подышать чистым воздухом, так сказать, — продолжал он гнуть свою линию.

— Ну, как бы то ни было, а аномалия эта пропала. Десять лет ровно она нас мучила. Я тоже к ней уже так привыкла, что не знаю, как теперь и жить-то без неё, — констатировала пожилая женщина, улыбаясь.

— И не бай, Ольгуня. Как таперячи без аномалии-то? Ко мне Валентина Глухова из соседней Чегановки два раза ночевать приходила, лечилась от бессонницы, в прошлом годе исшо. Так с тех пор, грит, ровно в десять засыпат, как штык. Больше году прошло, как вылечилась, — высказалась ещё одна пожилая аборигенка.

— А пойдёмте ко мне, там за столом и посудачим. Самогонка же киснет, — предложил именинник.

— С днём рождения, Иван Фёдорович! Извините, не знал. Вы идите, я сейчас, через десять минут подойду…

«Что за ерунда? Не мог же я своей клеткой каким-то образом спалить этот генератор, — удивлялся Павел с огорчением. — Почему же он перестал излучать? А я-то обрадовался, что нашёл защиту от излучения. Что же теперь делать? Два с лишним года псу под хвост. Денег угроблено — не сосчитать. Да не в деньгах дело — мечта не сбылась. Неужели всё пропало? Надо хорошенько потом всё обдумать. Соседи ещё тут не вовремя…»

— С днём рождения, Иван Фёдорович! Вот, прими в подарок два пузыря рома. Это настоящий ром, друзья с Кубы привезли. Ты такого, наверное, ещё не пробовал. Только советую вам его холодной водой запивать, пару глотков, а то слизистую обожжёте. Шибко крепкий, зараза.

— А вот мы сейчас это и проверим. Верно, бабоньки?

Всем понравился этот ром. Когда выпивали по второй, уже никто не закашливался. Павел как-то быстро захмелел с голодухи и навалился на закуску.

«Ах, какие вкусные у деда эти жареные грибы с картошкой, ум отъешь!» — восторгался он. Зашёл опять разговор об аномалии.

— Погодите радоваться, может, завтра опять всё продолжится. Может, это мне подарок на день рождения сверху прислали?! — завеселел Пашин однофамилец.

— А я ведь помню, ровно десять лет назад это началось. Как раз в начале августа, когда этот учёный из столицы приезжал со своими дочками. Старшие-то две не родные были. Он сам-то не русский, то ли немец, то ли поляк, фамилию забыла, — разговорилась баба Марфа, к которой подруга из Чегановки лечиться приходила. — Какой-то крупный учёный, поговаривали, головной мозг изучал. Младшая-то у них, родная которая, болела какой-то странной болезнью, почти год не спала ни днём, ни ночью. Уж така худа была, один шкелет. Все думали, помрёт вскоре, никто вылечить не мог, а здеся вот и вылечилась, наш климонт помог. А как они уехали, так у нас эта аномалья и завелась.

«Всё, конец! Излучения прекратились, никто больше не засыпает в десять вечера, а мне через два дня уезжать, — возвращаясь домой, подводил печальные итоги Павел. — Надо упаковать и надёжно запрятать всю дорогостоящую аппаратуру до следующего лета, может, ещё пригодится, — рассуждал он, укладываясь спать. — Теперь всё стало окончательно ясно — это дело рук бывшего хозяина моего дома. Он создал этот генератор, чтобы вылечить свою дочь, и на радостях, видимо, уезжая, забыл его выключить. За оставшиеся два дня найти этот умерший генератор вряд ли удастся. Никакой аккумулятор не продержится без подзарядки столько времени. Да и с подзарядкой-то сомнительно. Скорее всего — солнечная батарея. Весной и летом, пока светит Солнце, она подзаряжала аккумулятор, который хронометрично в двадцать два ноль-ноль, включался и начинал питать излучатель. Надо искать солнечную батарею, — сделал он вывод. — Какой же умный мужик был, этот учёный немец. Можно сказать, опередил время ради спасения своей дочери. Столько лет прошло, а никто ещё не изобрёл ничего подобного. И ведь специально купил дом в такой глуши, чтобы эти излучения не принесли вреда большому количеству людей. В крупном городе это привело бы к большим трагедиям. Скольких людей могло бы быть сшиблено автомобилем, за рулем которого сидел спящий водитель, — рассуждал Павел. — И умер, унеся с собой в могилу своё изобретение. Настоящий святой, не то, что я. Хотя у меня тоже первая мысль была благородная — защищать границы Родины. Вот уж действительно, ни одно живое существо не пересечёт границ этого излучения. Правда, они были бы по-прежнему открыты для ракет с ядерными боеголовками, — рассуждая дальше и глубже о возможностях обладателя такого генератора, он дошёл до эгоизма и гегемонии, стал мечтать о власти. — Почему именно мне, а не кому-либо другому на этом свете, вдруг представилась такая возможность? Кем представилась? Стоит ли мне её упускать? Скажи об этом какому-нибудь представителю власти, и кто знает, сколько я ещё проживу после этого на белом свете? Уберут, как свидетеля. И не только меня, а и всех жителей деревни, и всех, кто что-либо слышал об этом. А потом уберут и самого этого представителя власти. Может быть, я и ошибаюсь, и даже хотелось бы ошибиться на этот счёт, но что-то внутри подсказывает не торопиться раскрывать эту тайну никому. Помнится, ещё в школе учительница рассказывала, как великому архитектору, создавшему собор Василия Блаженного на Красной Площади в Москве, царь Иван Грозный выколол глаза, чтобы тот не смог больше создать ничего лучшего. А меня, такую мелкую букашку, могут просто зачеркнуть, чтобы я случайно не проболтался об этом генераторе. В интересах государства, конечно, но мне от этого легче не будет. Может быть, мне нужно найти его и уничтожить, чтобы вообще никто не смог им воспользоваться? Всё равно рано или поздно его у меня отнимут. А если и не смогут отнять, то я сам, по своей собственной глупости наделаю такой беды для людей, что моё имя будут вспоминать вровень с Иудой, предавшего Христа. Что же делать, как быть? Надо бы сначала внутри себя разобраться. Нет, надо сначала всё-таки найти этот генератор, а потом уж и думать, что с ним делать», — мучился Павел, размышляя ночами.

С утра начал поиск солнечной батареи, которая, как он полагал, должна была находиться где-то на крыше. В открытую лазить по ней побоялся, чтобы не увидели соседи, которые всё время что-то делали на своих огородах. Чердак под крышей был обшит толстой фанерой, а снимать её всю ему и недели бы не хватило. Визуальное обозрение со всех сторон результатов не принесло. Ничего на крыше не блеснуло, как стекло, а солнечная батарея хоть разок, но бликом бы сверкнула. По размерам, как он прикинул, она не могла быть меньше квадратного метра, а такую площадь замаскировать непросто.

Сад и огород у Павла настолько заросли бурьяном и крапивой, что даже до бани, находящейся в конце сада, без специального снаряжения пройти было проблематично. Даже яблок не мог себе нарвать с яблонь. Пришлось в такую жару напяливать на себя двое штанов, резиновые сапоги, а сверху ещё и брезентовую куртку. Вместо рукавиц на руки намотал тряпок и пошёл, как огородное пугало, напролом к бане. Соседи видеть его не могли — трава и крапива в саду были выше человеческого роста. Пока пробирался, весь взмок. И вот, с другого конца бани, на крыше, он всё-таки нашел её.

«Вот она, родимая, блестит, как зеркало. Прямо в середине крыши.»

По проводам уже быстро нашёл и аккумулятор, и сам передатчик. Аккумулятор окончательно умер и разложился. Обыкновенный двенадцати вольтовый мотоциклетный аккумулятор. Меняй его, и аномалия снова воскреснет. Солнечную батарею открутил под крышей и сбросил на мягкую землю так, что она ничуть не пострадала. Пришлось её вместе с часовым механизмом, который был довольно примитивным и громоздким, закопать в земле около бани. Сам генератор в виде небольшого ящичка, весом не более полутора кило, аккуратно перенёс в дом и сразу спрятал в чулане. Павлу нужно было подождать, пока не схлынет волнение. Понаблюдал из окон чердака за соседями в огородах.

«Фу-у! Ну, вроде, операция прошла удачно, никто меня не заметил. Вон Ольга Тихоновна, как ползала на корячках по своим грядкам, сверкая рейтузами, так, видимо, и не поднималась. А вон и Иван Фёдорович продолжает резать яблоки и укладывать их на поленницу для сушки. Им не до меня. Ну и отлично! А я — без пяти минут властелин Земли.»

Сам генератор был полностью запаян в жестяной короб. Снаружи был только разъём для подключения аккумулятора и часового механизма. Павел мог бы быстро собрать электронный таймер и снова запустить генератор от двенадцати вольтового выпрямителя, но тогда бы уснули не только соседи, но и он сам, чего ему совсем не хотелось. На следующий день Павел уезжал домой и впереди у него была уйма времени, чтобы спокойно всё осмыслить и испытать…

2. Саня Давыдов

Вот уже и Новогодние праздники закончились, а Павел всё никак не осмеливался опробовать свой генератор.

«Конечно мой, а чей же ещё? Этого учёного уже нет в живых, а эту коробочку я нашёл в своём собственном саду, на крыше своей собственной бани. Искал её два с половиной года, не доедал, не досыпал, потратил много денег, лишая себя многих удовольствий», — убеждал он сам себя.

Вскрыть кожух генератора не представлялось возможным.

«Этот учёный, наверняка, обязательно всё предусмотрел. Если сейчас начну паяльником освобождать от олова запаянный кожух, сразу сработает какая-нибудь самодельная защита. Может, даже взрыв будет. Кто его знает, чего хитрого придумал этот учёный, чтобы вся требуха внутри просто-напросто перестала работать. И я, скорей всего, уже никогда не смогу ничего восстановить. Напильником счищать — ещё хуже. Может быть, его и кантовать даже нельзя. Здесь нужен рентген или что-то ещё сложнее, — крутил в руках он свою драгоценную коробочку. — Условий разобраться, что там внутри, у меня нет и никогда не будет. Могу только эксплуатировать её, как чёрный ящик, зная, что у него на входе и что на выходе. Если это электромагнитный излучатель, то у него должна быть антенна, но для неё даже гнезда нет. Хотя, это может быть и УКВ излучатель. Тогда маленький хвостик его антенны может находиться внутри кожуха. Увеличить мощность излучения тоже не удастся. Как? За счёт питания? Когда садился аккумулятор, мощность сигнала не менялась, уменьшалось только время работы. Вывод один — нужно экспериментировать, Надо выезжать куда-то в глушь несусветную, где не ступала нога человека. В одиночку — это годы, и денег потребуется миллионы, а где их взять?»

***

— Алло, Саня, привет! Как жизнь?

— Пашка, ты, что ли? Привет, дорогой! Слушай, я сейчас в Москве, на МКАДе. Тут такое движение, блин. Я тебе звонил несколько раз. У тебя что, телефон сменился?

— Да, посеял где-то, а может, стырили. Вот по этому теперь звони. Слушай, ты когда в Нижнем будешь?