Птица Чабос

Пролог

Если Рио-де-Жанейро не приходит к человеку, значит, человек приходит в Рио-де-Жанейро!

— А, собственно, почему нет? — думал Родион Оболенский, сидя в офисе одной Московской туристической фирмы, откинувшись на спинку мягчайшего, как райские облачка кожаного кресла, закинув ногу за ногу и задумчиво листая сверкающий глянцем рекламный проспект с безумно нереальными фотографиями лазурных пляжей и белоснежных как жилища ангелов отелей.

Мечты имеют свойство сбываться. Не всегда, конечно. Но никто еще не встречал человека, который чего-то бы очень сильно хотел, и у него не получилось воплотить в жизнь это самое «чего-то». Все зависит от силы нашего желания.

И если Родион пока не мог войти в город своей мечты сквозь, подобную семицветной радуге, «триумфальную арку победителя», то почему бы ему не попасть туда через увитую бархатным плющом «калитку желаний»? Аккуратненькую такую калиточку с бронзовой задвижкой и кованой ручкой.

Открыть ее, сделать шаг по дорожке из желтого кирпича извивающейся вдоль пальм, похожих на роскошные, окрашенные в изумрудный цвет плюмажи из страусиных перьев, шагнуть навстречу мечте, и сказать: «Здрасьте!»

А заодно спросить:

— Любите ли вы Рио-де-Жанейро так, как люблю его я?

Или, совсем просто:

— Умеете ли вы мечтать?

Беда в том, что некоторые индивидуумы мечтать не умеют. Любое событие, которое хоть как-то выходит за рамки их возможностей кажется им несбыточным, как полет на Луну после сытного завтрака.

Мечта — это такой орган в организме как печень, почки или, там, легкие, например. Некоторые считают, что это бесполезный придаток сердца. Некоторые просто живут с таким мнением, даже не подозревая собственной неполноценности. А вместо мечты у них под сердцем образуется сырая полость, или, проще говоря, пустое мокрое место.

Таких людей всегда можно определить по полинявшему взгляду.

Загляните к ним в глаза и вы увидите пустоту. Поймайте их дыхание и вы почувствуете запах плесени. Прислушайтесь к стуку их сердца и вы поймете, что стучит оно глухо, с противным песочным треском, как прохудившийся барабан.

Стук сердца эхом носится по пустоте и гаснет, запутавшись в заплесневелой паутине сплетенной черным паучком обыденности.

Паутина в полости мечты располагается концентрическими кругами «работа — дом — работа» и люди носятся по этому кругу как сумасшедшие, постепенно скрываясь в коконе повседневности.

Некоторым иногда удается выбраться из кокона и стать пленительно прекрасной бабочкой, вырастить, взлелеять свою мечту, для которой под сердцем всегда, и, несмотря ни на что, остается место. А некоторые сдаются, превращаясь запутавшуюся в сетях, сушеную зеленую муху.

Кто-то сказал, что от долгой продолжительной жизни у людей образуются прожизни. Так вот. Эти прожизни образуются под сердцем, там, где должна жить мечта. Для каждого своя.

Кто-то мечтает купить остров в Адриатическом море. Кто-то — сыграть в большом театре князя Мышкина. Кто-то спит и видит запеченного молочного поросенка фаршированного гречневой кашей. Для кого-то предел мечтаний — рюмка водки перед ужином, «ибо язва, понимаете ли». Кому-то для полного счастья не хватает жены-красавицы. Кто-то мечтает отделаться от своей старой грымзы…

Но качество мечты для всех одинаково. Она непременно сбудется. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через год. Не через год, так когда-нибудь, но всенепременно. У мечты всегда одно качество. И это качество — ВЕРА!

А иначе зачем мечтать?

Часть первая
Дядя Родик

Глава первая

В которой мечта приобретает реальные очертания, начиная от плавно изгибающейся линии бедра.
И в которой выясняется, что миллионеры, тоже люди.

И мечта сказала, приятным тихим, мелодичным женским голоском:

— Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Так, наверное, поют херувимы витая на своих невесомых крылышках в кущах благоухающих нежностью и страстью орхидей за золоченой оградой райского палисадника.

Так среброхвостые русалки околдовывают одинокого несчастного рыбака застигнутого штилем посреди бескрайнего океана.

Так эльфийские принцессы, прячась в зеленой листве, потешаются над юным охотником уснувшем под раскидистым вековым дубом…

— Вам нужна моя помощь?

Родик опустил рекламный проспект на крышку пустого кейса, лежавшего у него на коленях, глядя перед собой в пол, и уткнулся взглядом в изящные, открытые «английские» замшевые туфельки лодочкой, на непостижимо высоком и тонком каблучке. В туфельках обитала парочка очаровательных, точеных женских ножек, как будто только, что вышедших из-под резца Микеланджело или Родена.

Взгляд Родиона скользнул вверх, по резным коленкам и далее по тугому изгибу, округлых бедер, плотно обтянутых зеленой трикотажной юбкой, к тонкой осиной талии перехваченной витым кожаным ремешком, потом выше, по изумительному бюсту сокрытому под плотно облегающей вязаной кофточкой в салатовую и белую поперечную полоску, к острым плечикам, лебединой шейке и обрамленному огненно-рыжим каре миловидному личику.

Это восхождение к своей мечте Родик совершил секунды за три, но ему показалось, что он прошагал целый день, преодолевая ложбинку за ложбинкой и перевал за перевалом.

Именно так в его понимании и должна была выглядеть девушка-мечта.

Каждый раз, когда на холостяцком жизненном пути Родиона попадалась более или менее роскошная женщина, он мучительно пытался представить ту самую заповедную капустную грядку, где, несомненно, удачливые родители находят младенцев, из которых потом вырастают такие неземные создания женского полу.

Но еще труднее ему было вообразить мужчину, достойного греться в ослепительных лучах этого женского очарования. Как ни странно, но по жизни такими мужчинами оказывались люди невзрачные, бесталанные, попросту говоря — серые мышки.

Однажды Родион понял, почему так происходит. Красивая женщина изначально настроена на то, что мужчины перед ней должны преклоняться. А мужчинам сильным, талантливым и красивым качество самопреклонения не свойственно в принципе. Они сами ждут того, что бы перед ними преклонялись. Спины гнут только явные посредственности. Вот и получается, рядом с писаной красавицей почти всегда находится этакий придверный пыльный половичок, о который она в свое время с удовольствием вытерла ножки, и который, в свое время, так удачно перед ней распластался.

— Извините, что заставила вас ждать, — улыбнулась девушка-мечта Родиону, наконец, встретившись с ним взглядом, и в знак извинения махнула перед собой кожаной планшеткой, на которой был укреплен листок анкеты и тонкая шариковая ручка. — Только, что отправила большую семью отдыхать на Кипр. Семейка попалась с претензиями. Но ничего. Вроде бы всех все устроило, — мечта устало вздохнула. — Вы тоже хотите, где-нибудь отдохнуть?

— Хочу, — кивнул Родик и тоже улыбнулся. — Просто мечтаю.

— Это моя работа, — сказала девушка.

— То есть? — спросил Родион.

— Моя работа — воплощать мечты в реальность, — уточнила она.

— Замечательная работа, — согласился Родик.

— Кофе? — спросила девушка, открывая дверцу шкафа-серванта, в котором стояла кофеварка.

— Пожалуй, — кивнул Родион, с интересом и легким восхищением следя за плавными движениями девушки.

— Меня зовут Вероника, — сказала девушка, включив кофеварку и снова повернувшись к Оболенскому. — Я старший менеджер агентства. Наше туристическое агентство одно из самых престижных и старых в Москве. Вы правильно сделали, что остановили свой выбор на нас.

— Родион Оболенский… У вас замечательное имя, — заметил Родион, пропуская мимо ушей саморекламу. — Вера и Ника. Иначе говоря — вера в победу.

— Я знаю, — сказала Вероника, подставляя чашку под журчащую кофейную струю.

— Это судьба, — усмехнулся Родик, чувствуя как ароматный запах кофе распространяется по офису.

— Судьба? — переспросила девушка и, недоумевая, посмотрела на Родиона. — Вы о чем?

— Я о стечении обстоятельств, — сказал Родик. — Моя мечта, наконец, сбудется благодаря прекрасной девушке с не менее прекрасным именем. Ве-ро-ни-ка! — по слогам произнес Родик. — Вера в победу… Замечательно!

— Вы верите в судьбу? — спросила Вероника, поставила на столик перед Родиком чашечку горячего кофе, закрыла сервант и опустилась в кресло рядом с Родионом, прикрыв коленки планшеткой.

— Верю, — ответил Родик, взял в руки чашечку и осторожно сделал маленький глоточек, держа блюдце под донышком. — Хороший кофе! — похвалил он.

— Спасибо, — кивнула Вероника, взяла ручку и несколькими легкими штрихами нарисовала на полях что-то вроде ромашки с тремя лепестками. — Куда вы хотите поехать? Египет? Кипр? Греция? На Кипре сейчас очень даже неплохо… Может быть, что-нибудь более экзотическое? — на полях анкеты у ромашки появилось еще несколько лепестков. — Таиланд? Маврикий? Сейшельские острова?

— Рио-де-Жанейро, — коротко ответил Родик. — Моя мечта — Рио-де-Жанейро.

— Хороший выбор, — кивнула Вероника и, что-то чиркнула в анкете. — Когда вы желаете туда отправится?

Родион пожал плечами и отпил немного кофе.

— Не знаю. Понимаете, Вероника, я так долго этого хотел, что неделя, месяц или полгода для меня значения уже не имеют…

— Ну-у-у… — протянула девушка и мило усмехнулась. — Думаю, что полгода вам ждать не придется. Через неделю мы отправляем чартер в Бразилию. Советую лететь именно этим чартером, потому, что в это время в Рио как раз будет разгар карнавала. Феерическое зрелище! Самая интересная и благодатная пора для туристов. Получите массу незабываемых впечатлений!

— А мулаты будут?

— Мулаты? — Вероника сделала круглые глазки.

— Мулаты, — кивнул Родик. — Как известно, в Рио-де-Жанейро полмиллиона мулатов и все в белых штанах!

— Не знаю как насчет белых штанов, — усмехнулась девушка, но более трети населения Бразилии — мулаты. Возможно часть из них носит белы брюки… А это принципиально? — глазки девушки заискрились смехом.

— Ужасно, — с нарочитой серьезностью ответил Родик. — Если вы мне не организуете хотя бы тысячу мулатов в портках цвета лебединого крыла, то считайте, что потеряли меня как клиента!

— Ну и запросы у вас! — рассмеялась Вероника. — А полсотни малиновых крокодилов, говорящих на иврите вас не устроит?

— Только если они говорят без акцента и брюшко у них в красный горошек с просинью, — категорично заметил Родик. — Хотя, по правде сказать, это слабая альтернатива.

— Что ж, — вздохнула девушка. — Желание клиента — закон для фирмы, — она быстренько сделал пометку в анкете.

— И чего вы там написали в своей бумажке? — с умным видом поинтересовался Родион. — Неужели про мулатов?

— Нет, — покачала головой девушка.

— Тогда про крокодилов? А?

— Тоже нет, — рассмеялась Вероника. — Просто отметила, что у вас имеется неплохое чувство юмора. Это анкета для вашего личного гида. Чтобы ему было легче с вами работать.

— А я-то ду-у-умал, — протянул Родион, изображая разочарование. — А у меня будет собственный гид?

— Это уж как пожелаете. Вы можете путешествовать по Рио с гидом-переводчиком или в группе из трех и более человек… Естественно, от этого зависит цена тура.

— И кто будет моим гидом? Неужели вы? Не смею надеяться. Но очень бы хотелось иметь такого очаровательного гида-переводчика!

— Увы и ах, — Вероника махнула в воздухе авторучкой как дирижер палочкой. — Вашим переводчиком я не смогу стать при всем своем желании… Я не знаю португальского.

— Жаль, — вздохнул Родик.

— Мне тоже, — немножко формально отозвалась девушка. — Вы мне чем-то симпатичны. — Она мельком окинула взглядом Родиона Оболенского.

— Неужели? — Родик посмотрела на девушку и сразу припомнил сорок четвертое правило «взломщика» «Не стоит долго смотреть на солнце и на красавиц. От первого слепнут глаза, от второго сердце.» — Наверное, это вы говорите каждому своему клиенту, не обремененному семейной жизнью.

— Нет, не каждому, — Вероника сделал еще одну пометку в анкете.

— И чего вы там снова про меня пометили для вашего гида?

— Ничего особенного, — пожала плечиками девушка. — То, что вы неженаты.

— Что еще вам нужно обо мне знать?

— Чем вы занимаетесь?

— Я? — Родик вскинул брови.

— Можете не отвечать, — сказала Вероника. — Это анкетирование — чистая условность.

— Почему же, — Родион улыбнулся. — Я отвечу. Я — собиратель.

— Собиратель чего? — девушка широко улыбнулась в ответ. — Народного фольклора?

Родик заметил, что белозубая улыбка девушки имеет небольшой дефект. Верхние резцы немножко сбились в кучку. В детстве она наверняка носила «скобку».

«Ага! — с удовлетворением заметил про себя он. — Как говорил мой друг Костя Остенбакин: „Нет Яна без изъяна!“. Зубки, то у нее не так прекрасны как все остальное. В нашей стране красивые зубки у женщин встречаются гораздо реже, чем красивые ножки. Хотя при современном уровне стоматологии…»

— Народного фольклора? — переспросил Родик. — Нет. Я, скорее, нумизмат, чем фольклорист.

— Нумизмат? — Вы коллекционируете старинные деньги? — с удивлением произнесла девушка. Как интересно! Если не секрет. Это не для анкеты, — поспешила заверить она молодого человека. — В наше время это приносит прибыль?

— Дорогая моя Вероника, — рассмеялся Родик. — Коллекционирование старинных денег, наверное, тоже может приносить прибыль. Но гораздо легче можно повысить свое материальное состояние, коллекционируя деньги современные! Я собиратель современных денег. Или, если вам угодно, коллекционер.

— Очень интересно, — девушка поджала губки и, как бы, с пониманием покачала головой. — Я даже не спрашиваю, где вы их собираете, потому, что вы наверняка мне ответите про то, что «места надо знать» и все такое…

— Да, что вы! — расхохотался Родион. — В нашей стране деньги валяются прямо на тротуаре!

— Ну да, — кивнула девушка. — Может мне бросить к черту эту работу и устроится дворником? По всей видимости, дворники самые богатые люди, потому, что метут тротуары…

— Дворники самые бедные люди, — возразил Родик. — Именно потому, что они метут тротуары, а не подметают с тротуаров деньги. Это два разных принципа.

— Ладно, — отмахнулась Вероника. — Будем считать, что вы просто коммерсант, — она сделала пометку в анкете.

— Я не согласен, — возразил Родион Оболенский. — То чем я занимаюсь — не коммерция. Это искусство! Коммерсанты торгуют табуретками. Я делаю деньги.

— Значит вы финансист?

— Тоже нет. Финансист спекулирует деньгами. Я же их ДЕЛАЮ!

— Вы, еще скажите, что фальшивомонетчик!

— Боже упаси! — Родик всплеснул руками. — Это пошло и чревато! Я делаю деньги законно.

— Тогда вы работник фабрики госзнака?

— Вероника, все-то вы пытаетесь понять буквально! — улыбнулся Родион. — Я делаю деньги благодаря идее. То есть, я в каком-то смысле идейный борец за деньги.

— И какой была ваша последняя идея?

— Последняя? Так… Кое-что из области движимой недвижимости.

— Это как?

— Я продал Луну.

— Луну? — Вероника широко открыла глаза. — Что-то такое припоминаю. В прошлом году… в Петербурге. Некий чудак с большой помпой пытался распродавать участки на Луне. Так это были вы?

— Я.

— Интересно. И у вас получилось?

— Получилось. Идея была неплохая, — пожал плечами Родик.

— Наверное, вы неплохо заработали? — поинтересовалась девушка. — Хотя, конечно, это не мое дело. Просто так. Женское любопытство.

— Ничего, — улыбнулся Родион. — Я понимаю, — сказал он и с весьма обыденной интонацией добавил, как будто речь шла о каком нибудь пустяке. — Я заработал миллион долларов

— Вау! — воскликнула девушка. — Я вижу живого миллионера!

— А вам все больше мертвые попадаются? — съязвил Родик.

— Очень смешно, — с улыбкой заметила Вероника.

— К сожалению, то, что вы видите перед собой не совсем миллионер, а точнее совсем не миллионер. Заработать — еще не значит иметь. Иначе я бы уже был в Рио-де-Жанейро, а не покупал у вас туда тур.

— Правда? Так куда же вы дели целый миллион долларов?

— Я его отдал законному владельцу Луны. Ирония судьбы.

— Обидно, — согласилась Вероника. — Расстаться с такими деньгами… Я бы этого не пережила.

— Ничего страшного, — сказал Родик. — Все еще получится.

— У вас есть новые, как вы говорите, идеи?

— Пока нет. Но они появятся обязательно.

— А сейчас?

— А сейчас я в отпуске и хочу посетить Рио-де-Жанейро. Город своей мечты!

— Что ж, — сказала Вероника. — Вы пришли в нужное место. Какой класс отеля предпочитаете?

— Коньячный!

—???

— Пять звезд. Не меньше, — сказал Родик.

Вероника сделал пометку в анкете.

— У вас будет три отеля в Рио на выбор… — сказала она.

— Замечательно!

— Желаете лететь эконом-классом, бизнес-классом или первым классом?

— Как можно, Вероника!? — воскликнул Родик. — Лететь навстречу мечте эконом-классом по меньшей мере пошло, а по большей мере негуманно по отношению к миллионерам. Я ведь, как вы заметили, миллионер, хотя и не состоявшийся!

Глава вторая

Кто бы чего там не говорил, а самолет не роскошь, а средство передвижения. Преимущественно по воздуху, если не считать тех коротких мгновений, когда воздушная колесница на тонких, по сравнению с ее огромной тушей, можно сказать, рахитических ножках шасси катиться по взлетно-посадочной полосе…

Как поется в песне: «Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор!» И, стало быть, «все выше и выше стремим мы полет наших птиц».

Как театр начинается с вешалки, так самолет начинается со стеклянного, похожего на давно немытый аквариум, предбанника аэропорта, где подобно птичкам-стоматологам в пасти аллигатора тусуются говорливые, вальяжные таксисты — особая каста моторизированных извозчиков приписанных к зданию аэровокзала.

Их задача, убедить вновь прибывшего авиастранника в том, что дорога от аэропорта до города вполне сопоставима по расстоянию с марафонской дистанцией в сорок два километра, да и сама эта дистанция не из легких, так как пролегает по дну скалистых ущелий, негритянских гетто, под палящим солнцем африканской саванны, населенной тиграми, удавами, лицами кавказской национальности и злобными, кровожадными до денег сотрудниками государственной автомобильной инспекции. Каждое из этих препятствий, стало быть, должно оплачивается отдельно, а по возможности комплексно.

Играя на чувствах еще не успевшего отойти от воздушной болезни пассажира, измотанного поиском багажа, и удрученного зрелищем спрессованной в живописный блинчик коробки с бабушкиным фамильным сервизом, «портовые» таксисты заламывают такие цены, что смущенный и покрасневший от стыда Господь Бог тут же затягивает небо над аэропортом тучами и объявляет штормовое предупреждение голосом авиадиспетчера, который, почему-то всегда сообщает об этом тоном проповедующего миссионера.

— Дети мои… Рейс трам-пам-пам такой-то задерживается по метеоусловиям… Бог даст, и погода скоро станет летной…

Это если вы уже прилетели, благополучно миновав все воздушные ямы, грозовые фронты, перепады давления, мужественно вытерпев пролитый на брюки кофе, смирившись с заляпанной соусом рубашку и угрозой захвата самолета террористами.

А если вы только собираетесь подняться на борт белоснежного лайнера готового за несколько перекуров доставить вас хоть на северный полюс, хоть в город Червоноград к теще на пироги с семгой, то вам придется сначала понять, что такое зал ожидания большого аэропорта.

Здесь вам не железная дорога. Здесь все цивильно и чисто как в колонном зале дома союзов. Тут вы не встретите замечательных колоритных бабусек с кошелками наперевес. Здесь сплошь и рядом вас окружают джентльмены и леди, подчеркнуто-вежливые служащие аэропорта в синей униформ с распростертыми крылышками на лацканах, элитные, пластиковые чемоданы на колесиках, заляпанные наклейками с символикой городов мира.

О чемоданах стоит поговорить немного подробней.

Если разобраться досконально, то, что есть, собственно говоря, чемодан? Чемодан есть культурно оформленный ящик с ручкой и замочком для переноса разной утвари принадлежащей своему хозяину — пиджаки, тапочки, брюки и рубашки также органично смотрятся во внутренностях каждого чемодана, как мыло в мыльнице или зубная паста в тюбике.

Любой чемодан гордится своим содержимым. Это легко проверить, если внезапно открыть крышку. Он тут же выставит напоказ аккуратно уложенные вещи хозяина. Смотрите, какой я вместительный и сколько во мне помещается всякого разного!

Это вам не чахоточный бумажник, прячущий от посторонних глаз в своих многочисленных кармашках денежные купюры, визитки, записочки с телефончиками и гвоздик на удачу.

Но не набивайте ваш чемодан слишком сильно, иначе он от натуги, в самый неподходящий момент, высунет наружу язык вашего любимого галстука.

Каждый чемодан — это личность! Если быть точным, упрощенная копия личности своего владельца.

Вот, у багажной стойки стоит черный кожаный кофр средних размеров из формованной кожи отличного качества, безупречный как денди, с округлыми упитанными углами, без единой царапинки и следов дорожной пыли. Многочисленные наклейки на его лоснящихся боках свидетельствуют о том, что перемещается он вслед за хозяином маршрутами престижными — Париж, Вена, Ницца, Стокгольм, Берлин, Амстердам. Каждая наклейка — как золотая веха на пути из страны в страну, из города в город по местам издавна считающимися очагами цивилизации.

Вот огромный, видавший виды, потертый баул-трудяга, со стальными бляхами на углах, накрепко перехваченный алюминиевыми ребрами жесткости — вечный странник, рыцарь железных дорог, паладин авиаперелетов, настолько вместительный, что злые языки окрестили его «мечтой оккупанта». И наклейки на нем будут позаковыристей, с восточными иероглифами и арабской вязью: Каир, Гонконг, Пекин, Бомбей, Токио…

Вот бесформенный, мягкий похожий на чехол от стиральной машины рюкзачище, обшарпанный и штопаный перештопанный. С ним и без наклеек все ясно: Москва, Петербург, Новосибирск, Петрозаводск, Нальчик…

И кофр, и баул и рюкзак можно отнести к особой касте отряда «чемоданоподобных» ибо путешествуют они отдельно от своего владельца в багажных отсеках и на тележках носильщиков.

Особняком стоит «ручная кладь»: Кейсы, Портфели, Корзины, Сумки и, не побоюсь этого слова, Ридикюли. Вот кто не отходит от своего хозяина или хозяйки ни на шаг! Это телохранители путешественника! Всегда рядом и всегда под рукой. В багаж их не сдают и всегда кладут в самое укромное место. Потому, что ручная кладь содержит в себе самое ценное: документы, туалетные принадлежности, смену белья, записную книжку, дорожный детективчик, запасные памперсы, пудреницы, помады, зеркальца, бутерброды, термоса и бутылку водки или там, коньяка, кто что с большей любовью употребляет.

В общем, стоите вы посреди зала ожидания в окружении братьев ваших меньших и впереди у вас длинная дорога.

И что вы себе дальше думаете? Вот так вот просто — «сел — поехал»? Как же! Размечтались!

Самолет самое сложное транспортное средство в смысле погрузки-разгрузки, я уже не говорю о том, что самолет самое сложное транспортное средство в смысле техники.

Каждый мало-мальски технически образованный обыватель понимает, по какому принципу движется, например, велосипед — цепная передача и все такое.

Отдельные, обыватели — счастливые обладатели собственного автомобиля, понимают, из каких таких соображений движутся их Запорожцы, Жигули, Волги и Мерседесы. В одну дырку заливаем бензин, из другой выпускаем выхлопные газы и никак не наоборот. Плюс, там вращающиеся в определенном порядке поршни, шатуны, коленчатые и распределительные валы. Крутящийся момент передается от одного к другому и далее на колеса, как и положено.

Но какая такая сила заставляет подниматься в воздух трехсот восьмидесяти тонный Боинг — 747 представить, а тем более понять, очень сложно. Это вам не шарик гелием надуть из баллончика. Это — небесная механика. Штука, как известно тонкая, глазу невидимая и практически божественная.

Пассажиру остается только одно — глянуть в иллюминатор с высоты десять тысяч метров, полюбоваться бескрайними просторами земли-матушки (Красотища!) и сказать: «Летим!» Потом пожать плечами и еще раз произнести: «А ведь летим, черт возьми!» Хотя, рогатого, в этом случае поминать таки неуместно. До бога уж слишком близко. Во-о-о-он он с облачка на облачко перепрыгивает, с ангелами в теннис играет, понимаешь. Но это только если вы уже выпили достаточно, а если нет, то сидите себе и книжку читайте. И нечего в иллюминатор выглядывать.

Оказались, вы, значит, в здании аэропорта, но никто вас в самолет еще сажать не собирается, несмотря на наличие билета. Будьте добры, пожалуйте на регистрацию! Ибо небесная механика — наука точная, контроля и учета требует. Сколько пассажиров на самолет село, столько с него сойти и должно.

Серьезно, можно сказать — категорично настроенные работники регистрационного терминала взвесят ваши вещички, просветят их рентгенаппаратом на предмет выявления взрывоопасных жидкостей, легкого и тяжелого вооружения, тайников с героином и плутонием двести тридцать девять. Если ничего такого в ваших баулах не обнаружится, то можете смело сдавать ваши пожитки в багаж, потому как в салон самолета разрешается брать только самое необходимое в долгой дороге. Например — ящик пива и кило сушеной тарани.

Ощущая легкое волнение, вы ставите чемоданы на ленту транспортера и с тоской наблюдаете за тем, как они исчезают в черном, похожем на погасшую духовку жерле багажного элеватора. Так, наверное, чувствует себя фронтовой генерал, когда его ударный, взращенный в боях, танковый дивизион перебрасывают на другой фронт, не подчиняющийся его командованию.

Подхватив оставшийся в одиночестве маленький чемоданчик — вашего верного спутника и оруженосца, этакого Санчо Пансо от кожгалантереи, вы покидаете зал ожидания и направляетесь в «накопитель» вместе с другими «осиротевшими», «лишенными наследства» пассажирами вашего рейса.

«Накопитель» — это чистилище аэропорта. Здесь собираются души пассажиров готовых к отправке на небеса. Только вместо лозунга «Оставь надежду всяк сюда входящий» над вратами в поднебесье висит премиленький плакат, с которого вам улыбается неземной красоты девушка в голубой униформе ангелов и такими же ангельскими крылышками на пилотке — «Счастливого полета!»

Пока вы занимаетесь подсчетом собственных прегрешений и составляете в уме завещание, к тамбуру «накопителя» подают вместительную ладью на колесиках, которая должна переправить вас на борт воздушного лайнера через черную асфальтированную гладь летного поля.

Ладья плавно покачивается на железобетонных волнах Стикса. В ладье нет сидячих мест, наверное, для того, что бы путешественник проникся почтением к небесам и ощутил своеобразие и торжественность текущего момента.

Еще немного и перед вам отворятся врата рая, а пока вы имеете возможность наблюдать, как по аэродрому в сиянии желтых мигалок ползают тяжеловесные топливозаправщики, шныряют юркие машинки техслужб, автокары волокут сцепки тележек груженых багажом, самолетные трапы сиротливо бродят между могучими тушами авиалайнеров, как телята жирафов в поисках матери.

На протяжении всего пути от здания аэропорта вы гадаете, какой из притихших на стоянке самолетов скоро примет вас в свое чрево, таинственно мерцающее огнями иллюминаторов. Наконец вас высаживают на землю возле огромного крылатого агрегата при взгляде на который кажется, что, действительно, только божественная сила способна оторвать от земли это стальное сооружение.

Подают трап. Он нежно и трогательно прикасается огромными резиновыми губами к дюралевому брюху самолета и это касание служит сигналом для того, что бы ангелы-стюардессы населяющие летающую колесницу открыли люк и сошли к вам на землю, что бы удостоверится в том, что каждый из пассажиров обладает пропуском в рай — заветной прямоугольной полоской авиабилета. Только после этого вам будет дозволено шагнуть на первую ступеньку лестницы ведущей на небеса.

Глава третья

В которой аппетит приходит вовремя…
А еду как всегда задерживают.
И в которой выясняется, что коней на переправе не меняют, зато меняют самолеты и гидов-переводчиков.

Несмотря на заверения девушки с чудесным именем Вероника, первого класса в чартере «Москва — Рио-де-Жанейро» не оказалось.

Сама Вероника появилась в аэропорту только после того, как довольно многочисленная туристическая группа, к которой был прикреплен Родик, отправляющаяся на карнавал в Рио-де-Жанейро, промариновалась в зале ожидания более двух часов; Кофеварка в местном буфете стала давать сбои и рассержено плеваться раскаленным паром; Количество кофе выпитого новоиспеченными туристами уже можно было измерять литрами; А Боинг-747 обязанный доставить кучку русских путешественников в другое полушарие, по идее, уже как сорок минут должен был находиться в воздухе.

За это время Родион успел изучить почти всех членов своей туристической группы.

Желающих посетить Рио в разгар карнавала, несмотря на дороговизну самого мероприятия, оказалось не так уж мало.

Кого здесь только не было.

Несколько семейных парочек разного возраста с детьми и без оных.

Парочки вели себя довольно неприметно, разговаривали тихие семейные разговоры, зорко следя за своими курсирующими по залу ожидания чадами и бдительно охраняя чемоданы.

С виду молодая, по-видимому довольно обеспеченная, холеная женщина, внешне выглядевшая безупречно и моложаво, лет на двадцать младше своего реального возраста, но эта моложавость, по мнению Родиона, далась ей ценой многочисленных и бесконечных пластических операций.

Женщина сидела в затененном углу кафе, медленно тянула через соломинку мартини со льдом и тремя оливками, изредка украдкой прикасаясь подушечками пальцев к коже лица, словно проверяя, не сдвинулись ли под ней нити золотого армирования.

Родион сразу окрестил ее «Мадам». Несколько раз, намеренно поймав взгляд Родика, она посылала ему едва уловимую многообещающую улыбку. Встретив взгляд Мадам, Родион улыбнулся в ответ и, как бы случайно, посмотрел на юную, сногсшибательную, избалованную солярием и брильянтами, одинокую девицу, с надменным видом, сидевшую за стойкой бара откровенно выставляющую на показ свои женские прелести — стройные ножки, обтянутые стрейчем и упругую грудь под тонким шелком кремовой блузки.

Оценив этот маневр Родиона Мадам одарила его испепеляющим взглядом и, сузив глаза, посмотрела на юную, с ее точки зрения, мягко скажем, «гетеру», при этом, уже без помощи соломинки отхлебнув свой мартини, с таким кислым видом, словно в бокал была налита уксусная кислота.

Рядом с «гетерой», спроваженной своим мужем, а скорее всего отцом, на заокеанский материк, на двух близко сдвинутых высоких табуретках, как голубки на жердочках, сидела парочка похоже одетых молодых людей щеголеватого вида: безупречное бритье, отполированные до блеска ногти, идеально вычищенные туфли, элегантные костюмчики, со вкусом подобранные галстуки и носки. Молодые люди чуть слышно беседовали, глядя друг другу в губы и изредка, как бы случайно, соприкасаясь коленками.

Целый ряд кресел недалеко от входа в кафе занимала живописная группа стройных юношей и девушек — человек пятнадцать. Ребята довольно весело проводили время, врубив на полную катушку магнитофон, и выплясывая под льющиеся из динамиков задорные звуки барабанов, гитар и труб, ритмичные, чрезвычайно эротичные, латиноамериканские па самой, что ни на есть натуральной, зажигательной самбы. Танцевали они очень артистично и профессионально. Скорее всего, эта группа туристов отправлялась на карнавал в Рио не в качестве зрителей, а как прямые участники феерии танца.

Сумятицы в несколько нервную картину ожидания у моря погоды добавляла стайка детишек разного возраста, копошащаяся согласно закону броуновского движения молекул вокруг пышнотелой, похожей на взъерошенную курицу-наседку женщины. Ее птенчики так и норовили улизнуть из-под теплого крылышка и сотворить, что-нибудь этакое: забраться под стол, залезть гурьбой на багажные весы, подергать за листья стоящую в углу пальму, налепить из бланков таможенных деклараций самолетиков…

Кто-то дернул Родиона снизу за штанину. Родик заглянул под стол и столкнулся нос к носу с белобрысым шестилетним мальчуганом.

— Тсссс! — зашипел малыш, приставив к розовому беззубому рту пальчик. — Тсссс! Не клици! Я сссдессь тайно! — проговорил он, шепелявя и глотая букву «эр». — А то мама-Таня услысыт!

— Ладно, не буду, — шепотом пообещал Родик в ответ. — Чего надо-то? — улыбаясь, поинтересовался он у мальчугана.

Мальчик, стоя на четвереньках, суетливо оглянулся по сторонам и поманил Родика пальцем. Родион пригнулась еще ниже.

— Кофету купи, — требовательным горячим шепотом произнес малыш прямо в ухо Родиону.

— И все?

— Угу.

— Тебя как звать?

— Петя.

— Ну ладно, Петя, — усмехнулся Родик. — Пойдем. — Он встал и пошел к барной стойке.

Малыш, презрев все режимы конспирации, выбрался из-под стола и бодренько так заспешил вслед за Родиком.

— Какую? — спросил его Родион у бара.

— Цупа-Цупс! Лепесиновый! — мальчуган с чистой, искренней, детской непосредственностью не мигая, смотрел снизу вверх на Родика.

— Апельсиновый?

— Угу.

— Нам, пожалуйста, апельсиновый! — Родион повернулся к барменше, которая все это время с ухмылочкой наблюдала за мальчиком и молодым человеком.

Расплатившись, Родик взял конфету кончиками пальцев за палочку и, поворачиваясь, произнес:

— Держи свою конфету, Пеее… — Родион замер на полуслове. — …ееетя… — Перед ним в шеренгу стояло с десяток ребятишек, трогательно протягивая вперед раскрытые ладошки и глядя на доброго дядю честными глазками.

«Ну, аферист! — восхищенно подумал Родион о белобрысом мальчугане. — Далеко пойдет, парень!»

Родион не нашел ничего лучшего как спросить:

— Ну? Который из вас Петя?

— Я!!! — хором ответила шеренга юных конфетолюбов.

— Мда, — Родик, прищурив один, глаз почесал затылок. — Как говорил мой друг Костя Остенбакин: «Проблемка образовалась»…

— А ну, кыш! Кыш, по местам! Я вам где сказала сидеть? — сзади, как наседка на нерадивых птенцов, налетела на детвору мама-Таня. — Извините, ради бога! Она собрала ребят в кучку и закрыла их от Родика, или, скорее, Родика от них, своим телом. — Они такие непоседливые. Вечно, что-нибудь придумают. Я пока младшенькому памперсы меняла, они и разбежались… Ф-ф-ф! — женщина дунула на прилипшую к вспотевшему лбу челку.

Несмотря на полноту, личико мамы-Тани выглядело довольно миловидным.

— Странно, что у такой молодой девушки как вы столько детей, — заметил Родион, вращая конфету в пальцах за палочку. — Это все ваши?

— Да, нет, — смущенно улыбнулась женщина. — Моих тут только один. Петька. А остальные приемные… Нам один банкир путевку выделил как самому лучшему семейному детскому дому. Вот мы и собрались попутешествовать. Интересно ведь. Правда?

— Правда, — кивнул Родион.

— А, ну, кыш-кыш, на место! — Мама-Таня решила, что инцидент исчерпан, и погнала своих пингвинчиков в дальний угол зала ожидания. — Извините, еще раз, — виновато бросила она Родику через плечо.

Родик повернулся к буфетчице.

— Знаете, что? — сказал он. — У вас есть еще целая упаковка таких конфет? — Родик показал конфету на палочке.

— Конечно, — кивнула буфетчица.

— А, ну-ка, давайте ее сюда! — весело проговорил Родион, доставая бумажник из своего кейса.

Спустя пять минут, под всеобщее детское ликование, прямо в зале ожидания аэропорта состоялась торжественная раздача слонов.

— Ну, зачем вы… Не стоило… Они у меня и так избалованные… — краснея и смущаясь бормотала мама-Таня, наблюдая за восторгом своих детишек. — Так! Так! Так! — захлопала она в ладоши привлекая внимание детворы. — Что нужно сказать?

— Спасибо… — послышалась в ответ нестройная разноголосица.

— Нет, не так! — она посмотрела на Родиона. — Извините, как вас зовут?

— Родик.

— Внимание! — она снова хлопнула в ладоши. — Нужно сказать: Спасибо дядя Родик! Раз, два, три! — хлопок в ладоши.

— Спасибо! Дядя! Родик! — на этот раз громким, звенящим хором отозвались ребята.

— А вы тут, оказывается, уже стали популярной личностью! — послышался за спиной Родиона ехидный голос Вероники. — Хм, не думала, что у вас столько племянничков, дядя Родик!

— Здравствуйте, — с улыбкой кивнул Родион, поворачиваясь к девушке. — Так вот получилось.

— Здравствуйте, — с улыбкой кивнула Вероника.

Выглядела она на этот раз еще очаровательней: плотный, вязаный светло-коричневый свитер с высокой горловиной, высокий каблук лайковых полусапожек, кожаные облегающие брюки.

— Господа! — приложив ко рту ладошки рупором, громко сказала она. — Всем, тем, кто приобрел тур на Рио-де-Жанейро у агентства «Атлантис» — просьба подойти ко мне!

Вокруг Вероники собралось человек пятьдесят народу — всего несколько туристических групп. Родион стоял совсем рядом с девушкой, чувствуя, как обворожительно пахнут ее волосы.

— Господа, — произнесла Вероника ровным, спокойным голосом — «Атлантис» приносит вам свои извинения за задержку авиаперелета. Дело в том, что у зафрахтованного нашим агентством Боинга-747 обнаружилась серьезная неисправность, устранить которую в ближайшее время возможным не представляется.

— Все это время я вела переговоры с другими авиакомпаниями и одна из них, «Багратиони-Аэролайн» согласилась предоставить нам аэробус Ил-62 для перелета «Москва — Рио-де-Жанейро» и обратно с промежуточной посадкой во Фритауне, Республика Сьерра-Леоне. К сожалению, на данном самолете отсутствует первый класс. Все те, кто собирался лететь первым классом, будут размещены в бизнес-классе и получат соответствующее возмещение.

— Если кого-то не устраивает это обстоятельство, то тот может разорвать договор с турагентством «Атлантис» и получить обратно свои деньги, — Вероника сделала паузу. — Еще раз приношу свои извинения. В остальном обязательства «Атлантиса» будут выполнены в полном объеме. Кроме того, любой из наших клиентов, в знак моральной компенсации за томительные часы ожидание получит подарок. Каждый из вас сможет купить все, что захочет в баре-ресторане самолета на сумму эквивалентную пятидесяти долларам США на взрослого человека и двадцати пяти на ребенка. У меня все. Еще раз приношу свои извинения от агентства и от себя лично. Начало регистрации через… — девушка элегантно вскинула ручку и посмотрела на свои часики. — Через двадцать семь минут. Спасибо. Со всеми вопросами — ко мне.

У большинства будущих пассажиров весть о том, что посадка на самолет вот-вот состоится, вызвала оживление. Отказываться от поездки никто и не думал, включая Родиона.

— У меня есть вопрос, — «не отходя от кассы» сказал Родик. — Вероника, вы мне обещали личного гида-переводчика. Хотелось бы с ним познакомиться поближе.

Девушка улыбнулась.

— Не знаю, огорчу я вас или обрадую, но ваш личный гид-переводчик заболел и… — она умолкла, хитро глядя на молодого человека.

— И?

— И теперь вашим гидом буду я!

Глава четвертая

В которой рассказывается замечательная история
о маленьком добродушном хомячке,
и почти сказочном принце дальнего плаванья.

Мама называла Веронику Хомка. Папа — Хомочкой. Учителя в школе, естественно за глаза — Хомячком. А одноклассники — Хомяк. Хомяк и все тут. Никакого обидного смысла в это слово не вкладывалось. Хомяк и Хомяк.

— Хомяк, дай списать матру! (В смысле математику.)

— Хомяк, ты сегодня дежуришь!

— Хомяк, займи очередь в буфете!

— Хомяк, линяем с физры!

— Хомяк, приходи сегодня ко мне на день варенья!

— Хомяк, дай стерку!

— Хомяк, давай дружить!

— Хомяк, айда в кино!

— Хомяк! Эй, Хомяк!

Где-то в пятом классе она получила свою первую записку с признанием в любви от невзрачного, волоокого, тихого мальчика по имени Сережа, сидевшего за первой партой у окна. В записке неровными, почему-то печатными буквами было написано:

«Хомяк, я тебя люблю!»

Хомяк и Хомяк. Ничего обидного, потому, что в детстве Вероника натурально выглядела этаким плюшевым симпатичным хомячком. Неподдающаяся никаким гребешкам копна огненно-рыжих волос, полненькое крохотное нескладное, несколько бесформенное, совсем не девчачье тельце. Пухлые щечки. Маленький курносый носик и огромные серые глаза, полные удивления и неподдельной детской искренности. Плюс не снимаемая стоматологическая скобочка из нержавейки, медленно, но верно выпрямляющая верхние резцы выпирающие из-под розовых губок бантиком.

При всей своей кажущейся нескладности и, может быть, даже где-то уродливости Хомочка выглядела весьма обаятельно.

— Ах, какой симпатичный хомячок! — хлопали в ладоши друзья и знакомые родителей. — Какая замечательная девчушка!

— Это наша маленькая Хомочка! — любовно восклицали родители Хомки и улыбались.

Хомка тоже улыбалась, сверкая блестящей скобкой на зубах.

Родители Хомочки, беспредельно влюбленные друг в друга и в свою дочь, считали себя самыми счастливыми людьми на земле. У них был Хомочка — первый и, так сложилось, единственный ребенок.

Появление на свет Хомки им казалось чудом. Считалось, что мать Вероники вообще не может иметь детей и, тем не менее, она забеременела.

Но это еще не все. У нее был настолько узкий таз, что нормальные роды в девяносто девяти случаях из ста должны были закончиться неудачей. Врачи уговаривали ее сделать аборт, но она отказалась в надежде на кесарево.