Бесплатный фрагмент - Проза и стихи

Проза

Плафоны

Это был феерический день, когда со мной произошло именно то, чего я ни коим образом не ожидала. Конечно, я знала, что жизнь непредсказуемая штука, время от времени подкидывающая нам всякие всячины, чтобы скучно уж точно не жилось. Именно поэтому я всегда мысленно готовила себя к различным вариантам исходов событий, которые меня могут ожидать в дальнейшем, при осуществлении планов.

Будучи дальновидным человеком, я всегда продумывала всё наперед, тщательнейшим образом прокручивая в голове последствия и все ветви алгоритма моей жизни. Так было всегда, а особенно — последние полгода, когда мне крайне необходимо было в стократ тщательнее продумывать каждое своё действие. Из уверенной в себе леди я превратилась в дёрганого невротика, шарахающегося от любого звонка или SMS, которые поступали на мой телефон, особенно в присутствии мужа. Хотя наш пятилетний брак и был на грани провала, я всё еще чувствовала себя обязанной держаться за последние ниточки брачного полотна, а, следовательно, и чувствовать ответственность за отношения, и ощущать жалящие чувства совести и вины.

Каждому из нас всегда чего-то будет не хватать в любых отношениях. Пять лет, десять лет, сто лет брака, два месяца — и вот уже в задворках вашего сознания блуждает одиноким призраком мысль: а раньше было всё по-другому, чего-то не хватает. Как женщина, я с ностальгией вспоминала нежные свидания, ароматные букеты сирени, тихие вечерние прогулки в парке. Я вспоминала каждый рассвет, каждый закат, и как мне дорого было это всё, и как же этого мне теперь не хватало. Рано или поздно это ощущение должно было появиться, это нормально. Потому что ничего вечного не бывает, я это всегда понимала. Но что-то внутри меня тревожно твердило: «неужели этого никогда больше не будет, Дженни? Неужто ты стареешь, и муж твой потерял свою былую прыть? И не будет больше никогда этого ощущения лёгкости, когда осознаёшь, что влюбилась, когда и земля из-под ног уходит, и сердце так звонко бьётся? И не будет романтики, и не будет больше всех этих радостей встреч, томительных ожиданий новых свиданий, и не будет этих ваших загадочности и таинственности, какие бывают только вначале, когда вы, как две книги, ещё не прочитаны до конца друг другом?»

Пугающе звучит, не правда ли? Вот и меня тогда испугала такая перспектива недоромантики. И в момент полного отчаяния, когда я практически смирилась с участью женщины, волочащей на себе все прелести быта, что всегда забывают приправить капелькой радости, щепотками страсти и нежности, ароматом приятных неожиданностей, появился он — мужчина, который являлся ко мне во снах, где я была снова счастлива, желанна, где снова была та атмосфера любви и комфорта, где я откровенно нравилась и мне об этом всяческим образом давали знать. Сны имеют свойство переходить в реальность.
Так и случилось со мной. Но случилось в тот период жизни, когда мои рука и сердце были заняты другим мужчиной, с которым вот уже пять лет я делю свои жилплощадь, кровать, еду, плиту и холодильник.

До чего же несправедлива жизнь. Где же ты был раньше, дорогой мой Джиан, когда я была свободной птицей? Почему судьба решила нас познакомить именно тогда, когда я, совсем как крыса, прячусь от мужа, о существовании которого ты и не догадываешься? Почему я покрываюсь гусиной кожей каждый раз, как продумываю план своих дел, чтобы выкроить хотя бы часа два для наших с тобой встреч?

О, Джиан, мой голубоглазый любитель французских булок, которые я готовлю по воскресеньям, прежде, чем приехать к тебе, чтобы снова насладиться нашими невинными прогулками в загородных садах, и выражением твоего лица, когда ты вкушаешь хрустящие изделия, пару часов назад с любовью испеченные мной… О, Джиан, мой высокий и подтянутый мужчина, вернувший мне веру в себя, давая возможность снова ощутить влюблённость и дрожание сердца в груди. О, Джиан, мой милый Джиан, подаривший мне сказку, готовый прожить со мной всю жизнь, видящий меня своей судьбой. О, Джиан, обманутый мной мужчина, не догадывающийся о моём предательстве.

Зона комфорта и привычка не позволяли мне на протяжении шести месяцев расставить все точки в отношениях с моим законным мужем — Николя. Он славный парень, стройный и высокий, с очаровательным пятнышком на левой щеке, которым, кажется, он и влюбил меня при первой же встрече. Но быт за всю историю своего существования испортил слишком большой процент отношений, чтобы еще оставалась уверенность в том, что именно наш брак выстоит перед этим бытом. Возможно, мы просто вымотались, как это принято говорить простым языком.

Возможно, наша любовь утихла, залегла на дно, не желая подниматься, чтобы вдохнуть еще хотя бы немного воздуха для того, чтобы продержаться на поверхности до конца нашего существования. Видимо, конец нашего существования, как пары, наступил много раньше, чем этого следовало ожидать. Вам знакомо то чувство, когда тот, кто вчера был вами обожаемым и любимым, сегодня становится причиной плохого настроения?

Вы находите всё больше и больше негативных черт в его поведении, внешне вам кажется он уже не таким милым. Порой даже появляются мысли: «боже, это его-то я полюбила?» Вы можете ужинать за одним столом, готовить вместе обед или смотреть кино, вы можете вместе ходить по магазинам, и вас даже со стороны будут считать прекрасной парой, делать комплименты, в ответ на которые вы будете мило улыбаться и протяжно готовить что-то типа «спаси-и-и-и-бо!» Но никто из этих льстецов никогда не заглянет к вам в душу, не увидит той боли, которую вы переживаете в момент этой короткой благодарности. А ведь именно внутри творится весь хаос, натягивая нервы, как струны. Кажется, сейчас они порвутся от натяжения, и всё полетит к чертям. Вы можете спать в одной кровати, между вами физически может быть расстояние в полметра, а по ощущениям — целая пропасть, от которой веет холодом. Пропасть растёт. И вы это ощущаете, но боитесь что-то предпринять.

Так было и со мной. И, действительно, что-либо предпринимать мы оба боялись. Были разговоры по душам, взаимные рекомендации. Всё, как у людей, культурно, не опускаясь до уровня рычащих друг на друга животных. Но, как оказалось, всё остыло и уже нечего разогревать. Топливо сгорело, мы слишком быстро его потратили, мы его не сберегли.

И тогда стали мы жить по инерции. По инерции были друзьями, супругами, любовниками, советниками друг для друга. В какой-то момент нам даже начинало казаться, что это какой-то особенный вид любви, но это оказалось не так. Мы делали только хуже, мы загоняли себя ещё дальше. Мы запустили ситуацию до такого состояния, что теперь привыкли к этому холоду в отношениях и уже не представляли себе их без равнодушия, пресности и вялости.

Страх перед неизвестностью самый главный страх каждого из нас, кто хотя бы раз задумывался о кардинальных изменениях своего жизненного распорядка. Мы привыкаем, как оказалось, не только к хорошему. Даже негативные стороны нашего существования способны вызвать зависимость. И зависимость эта будет мучительной.

Я долго продумывала свой уход от Николя, размышляла о том, как мне будет пусто без него, как изменится до неузнаваемости моя жизнь. Вдруг, я буду скучать и больше не смогу никогда забыть его, или переключиться на другого человека, который даже в сотню раз больше будет меня любить и уважать? Вдруг та жизнь, на которую я желаю променять этот пресный, привычный во всех смыслах брак, окажется сомнительным удовольствием, и я захочу убежать абы куда, но обратно в зону комфорта, обжитую пятью годами, доступ будет закрыт?

Размышляла я также и о том, какими словами я начну беседу с Николя. Какое время суток выбрать? Ранее утро, когда он, едва открывший глаза, ещё не точно помнит и имени своего? Обеденный перерыв, когда он только и успевает, что закинуть в рот чашку кофе с небольшим бутербродом? Вряд ли он найдёт времени на такой разговор со мной, и уж тем более по телефону.

— Давай поговорим вечером, Дженни, у меня полно дел. — скажет он торопливо, как обычно.

А вечером снова не найдётся времени, потому что будет ужин, после которого долгое время, почти до самого укладывания в постель, он будет требовать тишины. Он скажет мне что-то вроде этого:

— Дженни, сегодня был тяжёлый день, мне хотелось бы побыть одному.

И мне ничего не останется больше, как уступить ему и тут. Просторный дом с бесчисленным количеством комнат, среди которых — райский островок Николя, его убежище, именуемое личным кабинетом. Ключи от которого есть только у него. Вход туда запрещен круглосуточно, даже для уборки.

Именно там он и проводит всё своё время после ужина, и часть своих выходных, если их проводит не за пределами нашего дома. В эти самые выходные дни, когда у него практически нет причин для отказа, можно выкроить удачное время для беседы. Должна сказать честно, шансов начать такой разговор было у меня немало. Однако смелости хватало лишь на пару вступительных фраз.

— Николя, тебе не кажется иногда, что нам пора…

— Пора что?

— Пора снять плафоны и почистить их от пыли?

Его взгляд становился тревожным каждый раз, как я начинала с такой опаской говорить о каких-то безобидных плафонах.

— Да, Дженни, мне тоже кажется, что нам пора.

Время от времени думалось, что всё он прекрасно понимает. Но тоже боится, как и я. Перемены всегда сложно принять, и думать о них иногда бывает очень сложно. Но оба мы чувствовали, говоря о плафонах, что ни о каких не о плафонах мы ведём речь. — Вот и я говорю, пора нам, — я старалась говорить так, чтобы мой голос был слышен сквозь отчётливые удары сердца, которое билось слишком громко.

Ох, уж эти плафоны, о них так волнительно бывает говорить. В этот феерический день был запланирован важный шаг в нашей с Джианом жизни. Интеллигентный мужчина, чьей Судьбой я была названа, звал меня в дом к своей матушке отужинать. Такой шаг был невероятно важен для меня, и пробуждал во мне всё ярче гамму чувств, которые я уже испытывала ранее, но не с такой силой.

Я чувствовала волнение, ответственность перед всеми этими людьми, с которыми спустя всего лишь пару часов я предстану в роли одной-единственной их сына, Джиана. Который тоже, как думается всем, является одним и единственным для меня.

Моя совесть съедала меня изнутри, но отказываться от такой важной встречи я не смела. К тому же во мне проснулась уверенность в том, что я точно смогу расставить все точки в отношениях с Николя. Я возьму свою волю в кулак и заставлю себя объясниться перед ним. Я скажу ему, что всё кончено, как только доберусь домой после встречи с матерью моего любимого Джиана.

Начинался этот день благосклонно для меня. Мне не нужно было искать глупую причину, чтобы отлучиться вечером. Ведь у Николя тоже сегодня была запланирована встреча с коллегами по офису. Я была счастлива, тем не менее всё равно сообщила ему, что мне нужно будет навестить чахнущую подругу на том конце нашего города. И что я ещё не знаю точного времени моего возвращения домой.

Всё шло так, как я и планировала. В кои-то веки я смогла добиться идеального внешнего вида. У меня получилось хорошо подготовиться к встрече с женщиной, перед которой не хотелось бы упасть в грязь лицом. Я нашла в себе силы успокоиться и даже прорепетировать некоторые элементы своего поведения, дабы выглядеть более уверенной и придерживаться стиля «я лучшая сторона той, какая я есть». Всё шло по плану. Николя завёл своё авто и поспешил на встречу к коллегам. У меня оставался всего лишь час для того, чтобы одеться и отправиться на мероприятие, которое прямо сегодня изменит мою жизнь и потрепет мои нервишки. А кому такие мероприятия нервишки не трепали, скажите?

Джиан, успокаивая меня, всегда говорил о том, что мне не о чем беспокоиться. Его мать замечательная женщина почтенного возраста, который обязывает её быть сентиментальной и ранимой, добродушной и гостеприимной хозяйкой. Чей дом пропитан ароматом самых простых, незамысловатых блюд. Ох, уж эти интеллигенты и присущие им манеры преуменьшать значимость тех вещей, чьё величие всё равно, как ни скрывай, бросается в глаза. К тому же в этот вечер, как мне обещал мой любимый, не мне одной придётся чувствовать себя волнительно.

Всё дело в том, что Николь, его родная сестра, сегодня также знакомит их матушку со своим ухажером. Скучать не придётся, подумала я, сидя в прихожей на кушетке возле выхода. Я вдохнула побольше воздуха, задержала дыхание и на выдохе принялась вставать, чтобы через пару минут уже запирать на ключ входную дверь и отправляться в путь.

За время моего пути, меня посещало то чувство вины, то чувство совести, то чувство, что всё это не просто так, и что я на верном пути, просто немного запуталась. Я знала, что поступала не по-честному, я обманывала сразу трёх людей: Николя, Джиана и себя. Что-то останавливало меня, не давало мне приближаться к тому дому, где через короткое время я окажусь в окружении новых людей, желающих со мной ознакомиться. Но мне казалось, что это говорило во мне волнение, без которого не обходится ни одно подобное мероприятие.

И, как ни странно, чем ближе я приближалась к месту назначения, тем меньше беспокойств причиняли мне мысли о том, что ожидает меня сегодня там. Более того, я была счастлива. Я была счастлива одной только мыслью: начинается моя новая жизнь. Осталось лишь попрощаться со старой.

Встретили меня с ощутимой радостью. В глазах Джиана светился огонёк счастья и не было предела моему удовольствию наблюдать за тем, как он бережно ухаживал за мной всё начало этого вечера, как изысканно он представил меня своей матери. Дом изнутри был обшит светлыми деревянными панелями, всем своим видом источающими дороговизну. В большом зале по всей площади полы были покрыты элитными коврами, а стены, куда ни погляди, украшены широкоформатными картинами, явно купленными из первых рук самих мастеров.

Где-то внутри меня закричала паника. Вот уж, действительно, скромная женщина, живущая по минимуму. Как же неловко я себя ощущала, среди этих исполинских дверных проёмов, высоких потолков и широких люстр, похожих на паникадила в церквях. Дом был просторен, огромен и в нём легко было заблудиться тому, кто здесь бывает не так часто, как хозяйка. Возможно, на то и был расчёт.

— Проходите к столу, дети мои, — прозвучал немолодой голос матери, — с минуты на минуту прибудут Николь и её кавалер, подождём их и начнём, пожалуй.

Мы помогли матушке Анне присесть на своё кресло во главе стола, а сами расположились по левую сторону от неё, занимая свои места на высоких стульях, каркас которых был выполнен из массива гевеи, а сами сиденья из крупноузорчатой жаккардовой ткани. На столе находилось не так уж и много угощений, но все они гармонировали друг с другом, и их сочетание даже визуально выглядело величественно и неподражаемо.

Спустя десять минут послышались шаги у зала, в дверях появилась высокая женщина богатырских размеров, какие были присущи всем её родным, находящимся со мной за столом. Той женщиной была Николь.

— Всем здравствуйте! Прошу любить и жаловать.

Она о чём-то ещё продолжала говорить, но меня это, по большому счёту и не волновало уже. В дверях появилась стройная фигура мужчины, чьё лицо сверкало счастливым волнением, глаза — радостью, а на левой щеке красовалось очаровательное пятнышко. Пятнышко, в которое я когда-то была влюблена.

— Ник…

Чуть было не выкрикнула я его имя, но после опомнилась и решила выкрутиться из ситуации.

— Николь! Как я рада знакомству с тобой! — максимально нервно и неискренне я подошла и заключила в родственные крепкие объятия незнакомую мне женщину.

Все присутствующие поочерёдно посмотрели друг на друга, нахмурив брови.

— Я тоже очень рада, — отодвигая меня в сторону от себя сказала Николь, — но ты даже не представилась.

— Меня зовут, — я замешкалась, и, не отводя головы в сторону, посмотрела на Николя, который стоял чуть левее от Николь, — меня зовут Дженни.

— Очень приятно, Дженни. Знакомься, это — Николя, мой кавалер.

Крутилось у меня в голове, пока я стояла в немом ступоре: «ка-ва-лер. Ты — кавалер? Да ты сегодня спал в одной кровати со мной, и завтракали мы за одним столиком!»

— Я Дженни, очень приятно, — наконец вымолвила я.

— Николя. Очень приятно.

После этого мы пожали друг другу руки, трясущиеся от страха, он ещё некоторое время побеседовал с матерью Анной, с Джианом, постоянно поворачиваясь ко мне, моргая своими напуганными глазами. Нашего напряжения невозможно было не заметить. Наверное, и он тоже знаком с ней полгода, как и я с Джианом. Наверняка! Вот тебе и «поеду на встречу с коллегами, поеду на встречу с коллегами!» Ага, с коллегами. Неожиданная встреча.

Я, конечно, ожидала разные варианты того, как мой обман может разоблачиться. Мне казалась наиболее реалистичной ситуация, при которой Николя заявляет о том, что знает о моём романе за его спиной. Но такие обстоятельства, что произошли с нами в этот день, я даже и представить не могла. Шокирована ли я была такой встречей? Да. Что же теперь делать? Не знала. Но и мыслей о попытках нормализовать наши отношения в браке теперь и быть не могло. Наоборот, появилось сильное желание прямо сейчас разорвать на части любые контракты и документы, что связывали нас с ним, и пожелать друг другу удачи.

Было мерзко и противно, хотя с другой стороны я перестала ощущать это давящее чувство совести. Оба были виноваты, оба грешны, оба в одинаковых условиях.

Единственное, что нас связывало с Николя — наш общий обман, который никоим образом не должен был раскрыться. Это нас одновременно и сплотило, и отдалило ещё больше друг от друга.
Не могу не отметить, что где-то в глубине души мне стало легче. Я сделала всё, что могла, и теперь дело за малым. Назад дороги нет, осталось лишь завершить наши отношения с Николя. Страха уже нет, всё почти встало на свои места.

С каким напряжением мы сидели за столом, это нужно было видеть. Пережёванная пища застревала в горле, её сложно было проглотить. Настолько это горло было напряжено. Сердце трепыхалось в груди, дрожали руки, дыхание становилось сбивчивым.

— Да не волнуйся ты так, Дженни, — бережно коснулась моей руки рука матери Джиана, — на тебе лица нет, расслабься!

Напротив меня с точно таким же лицом восседал мой муж.

— Николя, и тебе не помешало бы расслабиться! Вы что, сговорились с Дженни? — продолжала шутить мать.

Все вокруг смеялись. Но наш с Николя смех отличался наигранностью, неискренностью. Казалось, мы смеялись даже громче, чем нужно было бы в этой ситуации. Дольше, чем все остальные. И это придавало лишней неловкости моменту.

Вечер подходил к концу. Во дворе дома, прежде чем мы попрощались, ко мне подошла Анна.

— Ты знаешь, Дженни, — она отвела меня в сторону от толпы прощающихся в полутьме гостей, — в тебе есть что-то необычное…

Ну, конечно, в тот момент у меня взмокли руки. Первое, что могла родить моя фантазия, это — «мой обман раскрыт, я выдала себя и Николя, всё кончено, пора бежать, как стыдно!»

— Что же? — с натянутой улыбкой поинтересовалась я. — Ты, словно не с этой планеты. В тебе есть что-то неуловимое, неосязаемое. В тебе оно есть, ты необычный человек, Дженни. Но не ты одна такая, я это чувствую. Однажды, ты это поймёшь. Но тебе не стоит беспокоиться, я говорю об этом в хорошем смысле! Ты другая, на твоём лице есть печаль, как и в твоих глазах. Я чувствую, что ты чем-то обеспокоена. И ты всегда можешь положиться на меня, на моё плечо, рассказав о своих бедах и печалях. — Мать Джиана заключила в обоих своих руках мою правую руку. — Когда тебе нужна будет моя поддержка, всегда рада видеть тебя в своём доме. Когда тебе нужна будет моя помощь, я жду тебя.

Вот такого развития событий я не ожидала. Я поблагодарила Анну, затем она удалилась в свой дом, попрощавшись с гостями на пороге. Я медленно, загруженная мыслями, подходила к крыльцу.

— Дженни, что тебе говорила мама? — спросил у меня Джиан.

— Она, — немного отвлечённо ответила я, не желая говорить обо всём, что сказала мне Анна, — говорила о том, что рада была со мной познакомиться.

— И всё?

— Д-да, и всё.

Джиан слегка улыбнулся.

— Тогда, скажи мне, — он медленно поднял мою руку, — откуда у тебя это кольцо?

На безымянном пальце правой руки красовалось необычайной красоты кольцо. На его верхней части, где обычно располагаются камни, едва виднелась выгравированная надпись «И не уйдёшь, и не обманешь, и не отступишь, и не предашь…». Надпись прерывалась этими словами, продолжение было стёрто. Я была удивлена.

Растеряно я озиралась по сторонам, смотрела в глаза Джиану, который, в общем-то, был не очень-то поражён. Неужели он знал об этом? Это был их общий план? Или это какой-то знак? Хороший ли это знак? И, будь этот знак недобрым, стал бы Джиан улыбаться мне в глаза, видя на моём пальце это кольцо?

— Ты удивлена, Дженни, но тебе стоит понять одну вещь, — говорил мне Джиан, провожая меня до такси, — моя мама видит в тебе что-то необычное, она видит твою грусть и пытается тебе помочь. Кольцо, которое ты сегодня получила, это тоже… своеобразная помощь…

— Ничего не понимаю. — Знаю, Дженни, знаю. Но тоже чувствую, что ты запуталась, и это как-то должно тебе помочь.

— Я даже не почувствовала, как она на меня его надела! — Я знаю!

Когда мы уже подошли к машине, Джиан схватил меня за плечи, повернул к себе и сказал:

— Что бы ни происходило, пусть происходит так, как нужно. Договорились?

— Но…

— Договорились? — требовательнее зазвучал его голос в темноте.

Я видела два встревоженных глаза напротив меня. Такие вещи не говорят просто так. Обычно их говорят, когда надвигается какое-то безумие. Я была встревожена ещё больше.

— Договорились, — вымолвила я.

Затем мы попрощались, я села в машину. Прежде чем мы тронулись, я увидела во тьме ещё два глаза, наполненных тоской. Два знакомых глаза Николя. Взглядом он провожал, уезжающий вдаль автомобиль, который через полчаса доставит меня домой. В дом, в котором мы сегодня ещё увидимся с ним, и о чём-то будет беседовать, беседовать, беседовать… А, быть может, наше время пройдёт безмолвно оттого, что нечего больше сказать, всё сказано без слов сегодня в доме матушки Анны.

Я ехала домой, исполненная грусти. То и дело я рассматривала кольцо. Вчитывалась в слова.

«И не уйдёшь…»
Куда? Откуда? От кого? Зачем?
«И не обманешь…»
Уже обманула… Всех вас обманула, и продолжаю обманывать. «И не отступишь, и не предашь…»

И слова обрываются. Свободное место позволяет дописать еще пару строк, но их нет. Хотя, кажется, они тут были.
Кольцо я убрала в укромное место в спальне — в верхний ящик своего комода как только приехала домой.

Мне нужно было прийти в себя после всех этих встрясок. Долгое время я пробыла в ванной, смывая с себя прошедший день, что принёс мне гамму впечатлений: хороших, плохих и загадочных. Николя приехал позже, когда я допивала чашку чая на кухне. Он молча переоделся, суетливо повозился возле своего комода, а затем пришел на кухню. Я не спешила уходить, несмотря на опустошенную чашку у себя в руках.

— Налью чаю. Тебе добавить? — поинтересовался он.

«Когда ты в последний раз такое у меня спрашивал, Николя? Что с тобой?» — хотелось мне сказать. Но вместо этого я лишь кивнула. Чаю мне не хотелось, но почему-то я согласилась на чашку. Осознавая, что ещё минут семь мы проведём в молчании вдвоём. Прямо здесь, на кухне.

— Сегодня… — протяжно начал он.

— Давай не будем, — остановила его я.

— Давай не будем.

Спустя минуту тишины кто-то из нас подумал: «видимо, действительно, настала пора поснимать плафоны». Возможно, это мы оба подумали одновременно.

Всю ночь мы то и дело подливали друг другу чаю, заваривали новый чай, и снова его подливали. Мы то молчали, то без умолку рассуждали о том, как нам дальше себя вести, что теперь делать. Мы даже вспоминали наши приключения, что произошли с нами за эти пять лет, мы о многом разговаривали. Мы даже смеялись, и не стеснялись иногда пустить слезу. Пожалуй, единственная тема, которой мы не касались, был минувший день. День, который открыл глаза на правду. День, который расставил всё по своим местам.

Мне не было жалко пережитых лет. Наоборот, мне доставляло радость вспоминать минувшие года. Я восхищалась выдержкой, относительным спокойствием наших отношений. Но плафоны… Ох, уж эти чёртовы плафоны. Со временем так затемняют свет, так тускло из-за них, так они надоедают. Однажды они могут настолько сильно надоесть, что ты меняешь не плафоны, а целую жилплощадь. Лишь бы их не видеть больше.

Спустя полгода очень многое поменялось в моей жизни. Мы с Николя продали дом своим знакомым, расторгли брак, разбежались по разным уголкам нашего города. Этот город был единственным элементом нашей жизни, который ещё как-то связывал нас. Это единственное, что было нашим общим. В моей жизни с Джианом становилось всё только лучше, если посмотреть со стороны: мы налаживали нашу совместную жизнь, планировали свадьбу и выглядели, как идеальная пара. С его матерью у нас сложились доверительные отношения. Каждые два дня я ездила к ней в дом, мы беседовали с ней вечерами, созванивались и обсуждали множество повседневных вопросов, которые сменялись вопросами, не относящимися к обыденности и быту, а, скорее, к философии.

Мудрая женщина учила меня многому, и никогда не смела спрашивать лишнего, чем и заслужила моё уважение. Она, пожалуй, заменяла мне всех моих родственников. Она была в сотню раз ближе ко мне, чем любой из них. Казалось, Анна знала меня уже много-много лет, и всегда давала понять, что она рядом, и я могу положиться на неё. Она была мудра до мозга костей, но, как подобает приличной женщине, никогда не кичилась этим.

Мы говорили с ней обо всём. Но как-то так выходило, что мы ни разу не затронули тему моих предыдущих личных отношений. То ли из вежливости она избегала подобных вопросов, то ли… Иногда создавалось впечатление, что она обо всём этом знает, но молчит. Сама я не поднимала об этом разговор. Всё происходило тихо, мирно и без лишних встрясок. Я стала регулярно носить её кольцо, а она была в восторге от этого. Её глаза о чём-то говорили мне в те моменты, когда она замечала это золотое изделие на моей руке. И мне тотчас вспоминались её слова:

— Однажды момент настанет, Дженни, и ты всё поймёшь, — часто говорила она, нежно обнимая меня.

Что я должна буду понять, я не задумывалась. Но слова её звучали так, словно всё, что меня ожидает впереди, пойдёт лишь на благо всем нам. Иногда полезно довериться словам мудрого человека в своей жизни, забыв о суете. Мать слабела с каждым днём. Время забирало её жизненные силы, но глаза её сверкали былой уверенностью в будущем и настоящем, а также и любовью ко мне. Я ценила Анну и всячески её поддерживала. Мы все её поддерживали.

Как-то так получилось, что постепенное ухудшение состояния матери сплотило нас всех. Николь и Николя, Джиан и я объединились в неразрывный квартет, регулярно обитающий возле лежащей в своей кровати матушки Анны. Ранее мы не часто виделись с Николя, и предпочитали друг друга не встречать в повседневной жизни. О состоянии матери заботились больше сего я и Николя. Джиан и Николь почему-то старались держать на дистанции от неё, и это не могло не казаться странным.

За некоторое время до своей кончины Анна позвала к себе меня.

— Дженни, я хочу тебе о чём-то сказать, — её ослабевший голос доносился до меня, вызывая слёзы на моих глазах, — порой в нашей жизни должны происходить перемены. Новое приходит на смену старому, что-то должно уходить из наших жизней. Я думаю, ты меня понимаешь, Дженни. Дорогая моя, не печалься об этом, тебя ждёт ещё слишком много изменений в твоей жизни, так же как и в жизни… Николя.