Бесплатный фрагмент - Прованс и другие истории

Моим детям, которые выросли

под провансальским солнцем

Пролог

Лиза уже сбилась со счета, который круг она совершает с коляской перед зданием жандармерии Сен-Тропе. Той самой, прославленной, благодаря фильмам с участием великого комика Луи де Фюнеса. На город уже спускались сумерки, и больше всего на свете ей хотелось, чтобы малыш поскорее заснул, и они с Полем смогли бы спокойно насладиться романтическим ужином. Во Франции Лиза часто видела в ресторанах пары с ребенком, мирно спящим в коляске и никак не нарушающим родительскую идиллию. В их же семье каждая попытка выйти куда-то с детьми заканчивалась как сегодня — долгими прогулками с коляской в безуспешной попытке убаюкать малышей.

В этот час в Сен-Тропе было почти невозможно найти уединенное место. Повсюду стоял шум, бутики были еще открыты, красиво одетые люди выходили к ужину, и только эта крошечная площадь перед жандармерией оставалась пуста. Из своего укрытия Лиза видела блистательных бразильянок в длинных платьях из тонкой струящейся ткани и с глубокими декольте в сопровождении столь же безукоризненно одетых кавалеров. Она наблюдала за русскими красотками в широкополых белых шляпах, которые цокали своими острыми шпильками и сверкали пряжками роскошных сумочек. За мужчинами в стиле мачо из Сен-Тропе, которому соответствовали три обязательных компонента — светлая рубашка casual, яркие брюки (днем их сменяют бермуды) и южный загар. Все эти люди были такими свежими, такими раскрепощенными, для них все только начиналось и веяло предвкушением шикарного вечера.

Лизе бы так хотелось сейчас отправиться в красивый прибрежный отель, принять тонизирующий душ, надеть туфли на высоких каблуках и красивое платье, глотнуть ледяного шампанского на балконе, окинуть взглядом оживленную улицу и отправиться покорять ночь. Когда-то в прошлой жизни она жила вечеринками. Возможность смешаться с веселой нарядной толпой давала ей это приятное чувство приобщенности к чему-то жизненно важному и ненадолго притупляла гложащее где-то глубоко внутри одиночество. Ведь в душе она только и мечтала о наступлении такого дня, как этот. Дня, когда ее жизнь будет заполнена не пустыми развлечениями, а вот этим притулившимся в коляске сладким комочком.

А вот теперь она мечтала просто поесть в тишине и расправить спину.

— Я купил сэндвичи, пойдем, поедим на берегу, а дети посмотрят на яхты?

К ней подошел высокий шатен в темно-серой футболке и очках в роговой оправе. Он держал за руку маленького мальчика. Это был Поль, который до сих пор гулял с сыном, чтобы тот как можно больше утомился и потом хорошо спал.

Лиза согласилась, ведь дети о сне и не помышляли. Все четверо отправились в сторону порта Сен-Тропе, где чуть позже они расположились на пристани. Волны плескались о каменный берег, раскачивая сияющие яхты, вокруг гудели переполненные портовые ресторанчики.

— Плохая была идея сюда приехать, — вздохнула Лиза. — Здесь сплошные соблазны и напоминания о том, что наша молодость прошла.

Поль нежно завел ей за ухо упавшую на лицо пшеничную прядь.

— Ну, ничего, завтра закажем пиццу с доставкой прямо на пляж.

Лиза с теплотой посмотрела на мужа и взяла за руку.

— Вот что значит, когда переезжаешь на новое место и ничего о нем не знаешь. А ведь наверняка Прованс полон прекрасных тихих уголков, не таких туристических. Но мне действительно очень нравится пляж Пампелон. Море такое чистое, и дно такое мягкое. Просто идеальное место для детей.

— Только не в августе, когда у всей страны отпуска. Зато нам не надо стоять в многочасовых пробках, чтобы попасть на юг. Наш дом уже здесь…

◊ ◊ ◊

Лиза привыкла жить на чемоданах. Привыкла к постоянным переездам, и не только в разные квартиры, но и в разные города и страны. Порой ей казалось, что это превратилось уже в какую-то манию — когда она долго находилась на одном месте, ей становилось скучно. Ведь мир такой большой, а дорога так и манит.

Наверное, поэтому подсознательно она никогда не позволяла себе обрастать вещами, чтобы не лишать свою жизнь мобильности. Она не привозила из поездок сувениры, не покупала статуэтки и картины, легко расставалась с морально устаревшими вещами, даря им вторую жизнь, отдавая в чужие руки. В этом были свои плюсы — она всегда была «налегке» и могла спокойно переезжать с места на место. Но, с другой стороны, она не могла купить себе, например, красивый столовый сервиз, оставляя это маленькое удовольствие на то время, когда у нее появится собственный дом. Дом, где она, наконец, останется надолго. Тогда бы она уж точно смогла обставить его по своему усмотрению, не боясь, что скоро все это снова нужно будет расфасовывать по картонным коробкам. Лиза надеялась, что это произойдет именно в этот переезд.

Поменять город — это как сбросить старую шкуру. Стать эдаким «пассажиром без багажа», подобно герою романа Жана-Кристофа Гранже, который неоднократно переживает диссоциативное бегство и меняет личности, а с ними и место жительства, а заодно и всю жизнь.

Лиза тоже представляла, что проживает свои разные жизни, превращаясь в разные личности, в соответствии с важными временными этапами, которые влияли на ее становление. Первая личность — это была двадцатилетняя москвичка, которая, несмотря на все свои таланты, хорошую работу, прекрасных друзей и наполненную жизнь, была неуверена в себе и пыталась заполнить внутреннюю пустоту отношениями, пусть даже заведомо обреченными на неудачу. Вторая личность — парижанка на пороге тридцатилетия, которая еще не до конца стала частью нового города, но уже многому у него научилась. Это была некая промежуточная личность, формируемая на стыке двух культур и разных менталитетов, берущая лучшее от того и от другого. Ее новая третья личность — жена и мама. Рождение ребенка как будто позволило ей открыть в себе новые грани, она ощущала себя на пике женственности, более зрелой и уверенной в себе. Материнство даже стало для нее неким символом очищения, возможно, шедшим от образа матери в религии. Она ощущала себя словно сбросившей груз былых ошибок и неудач.

В то же самое время, она чувствовала, что ее внутренний судья не дремлет, дав ей лишь временную поблажку за очередное достижение, и он снова заявит о себе при любой ошибке, а она вновь провалится в эту мистическую черную дыру в собственной душе. Ведь ее ждала новая личность — жена и мама двоих малышей. Выдержит ли она такое испытание? А главное, выдержит ли его их пара?

Лиза в последний раз выходит на балкон их парижской квартиры и смотрит вдаль на едва уловимый силуэт Эйфелевой башни. Ее пальцы скользят по влажным ресницам, она быстро берет сумку, запирает дверь и выходит на улицу, где ее уже ждет хозяин квартиры для передачи ключей.

Лизе уже было хорошо знакомо то чувство, когда оставляешь все, что когда-то любил, и с головой бросаешься в омут неизвестности. Поэтому пришедшая к ней грусть была лишь минутной слабостью. Горькой лирикой уходящего прошлого. Коротким оплакиванием того, чего не вернешь никакой тоской. И через минуту она уже улыбалась открывшему свои двери будущему.

Они переезжали на юг…

Лиза и Поль выбрали Прованс как наиболее благоприятную среду обитания для их пополнившейся семьи, воспользовавшись возможностями удаленной работы. Поль лишь изредка должен был появляться в своем парижском офисе, но имел цель найти другую работу уже на месте, а Лиза получила заказ на серию статей о Провансе от одного российского туристического журнала, редактором которого была ее университетская подруга.

Как и в прошлый раз, когда она переезжала из Москвы в Париж, она никак не готовилась к переезду. Не читала путеводителей о Провансе или чужих отзывов. Ей не хотелось, чтобы что-то повлияло на ее собственные впечатления, которыми бы она потом могла делиться со своими читателями. Хотелось начать с чистого листа, на котором жизнь сама выведет нужный рисунок. По этой причине она не знала даже таких, казалось бы, простых вещей, как время и место цветения лаванды.

Ей было уже хорошо знакомо то чувство, когда приезжаешь на новое место, и все вокруг кажется таким незнакомым. Когда теряешься и не понимаешь, куда идти, не знаешь, где купить вкусный хлеб или где делают хороший кофе. Но в то же самое время само это ощущение открытия, узнавания, знакомства с новым городом, новым регионом, с его особенностями и причудами, с его магазинами и кафе, привычками его жителей — оно так воодушевляло! Ведь это как с новым другом — тебе хочется проводить с ним вместе как можно больше времени, чтобы узнать о нем все-все-все…

Начиная писать свои статьи о Провансе, Лиза мечтала о том, чтобы они получились живыми и оригинальными, и чтобы отражали именно ее впечатления и эмоции. Ведь сколько уже всего написано о французской культуре, гастрономии и искусстве жить…

Теперь она должна была регулярно посылать в журнал свои «путевые заметки». Но вот с чего начать? Чтобы это было интересно и для тех читателей, кто хорошо знает Францию, и для тех, кто никогда там не был. Пожалуй, она начнет свой рассказ с того, что изменилось для нее после переезда, и чем жизнь в Провансе отличается от жизни в Париже…

Глава 1 
Париж vs Прованс

Статья Лизы о Провансе

Слова «Прованс» и «провинция» из уст парижанина практически неотличимы для уха иностранца. Хотя, в сущности, для парижан все, что находится за пределами столицы, является провинцией. Но название современного Прованса — это и есть трансформация слова «провинция». Бывшая Трансальпийская Галлия, которая была интегрирована с римской провинцией Нарбоннской Галлией, в древнеримской литературе называлась «Наша провинция» (Provincia Nostra) или просто «Провинция» (Provincia).

Что же это вообще за Прованс и где его границы? Для Франции характерно огромное количество сложных административных делений территории: департаменты, регионы, коммуны и т. п. Согласно этому делению, Прованс не является административной территориальной единицей. Это, скорее, историческая область, историко-культурное наследие, как те же Шампань, Бургундия или Гасконь, но с естественными границами в виде реки Роны на западе, Средиземного моря на юге и Альп на севере. Главный город тут — Марсель. Когда-то Лазурный берег был частью этой исторической области, но он приобрел свою особую самостоятельную идентичность с тех пор, как в конце XIX века писатель Стефан Льежар придумал этот эпитет, вдохновившись потрясающей красотой бухты городка Йер (поэтому именно Йер и соседний Тулон часто считаются границей между Провансом и Лазурным берегом).

Париж и Марсель — давние конкуренты, как Москва и Питер, и в каждом городе есть свои стереотипы в отношении другого.

Например, парижане часто шутят над «провинциальным» стилем и поведением южан. Самые распространенные клише тут — девушки в Марселе шумные, ярко накрашенные и даже вульгарные, а провансальцы медлительные, болтливые и постоянно пьют пастис (традиционную анисовую настойку, для производства которой, между прочим, требуется не только анис, но и еще около полусотни растений и пряностей типа кориандра, петрушки, ромашки, лакрицы и т.д.). Потешаются парижане и над местным «провинциальным» акцентом (парижское вальяжное «пютан» у жителей Прованса превращается в «пютэнь», как будто и не ругательство вовсе).

Южане, в свою очередь, считают столичных жителей высокомерными и недружелюбными, их акцент чересчур манерным, а сам Париж — городом серым, шумным и полным стресса.

Но шутки — шутками, а парижане с удовольствием приезжают на юг на каникулы (у многих здесь «дачи»), и многие в душé были бы даже не прочь насовсем переехать в этот солнечный регион, где стрекотание цикад ласкает слух, а шум волн — душу. Удается это, тем не менее, далеко не многим, ведь юг обладает конкурентным преимуществом, и в плане экологии, и в плане жилья. Многих южан же, наоборот, манит Париж обилием рабочих мест на все вкусы и цвета дипломов, ну и, конечно же, невероятными столичными зарплатами.

Иностранные туристы часто отмечают у южан их дружелюбие, в противоположность столичным жителям, от которых у некоторых приезжих даже развивается некий «парижский синдром». И хотя по-настоящему открытыми и дружелюбными являются жители французского севера, провансальцы с готовностью поддерживают этот образ эдаких «людей солнца». Да и, казалось бы, разве может быть по-другому, когда триста дней в году, просыпаясь утром, неизменно видишь в окне кусочек чистого голубого неба, а потом выходишь на улицу, где теплые лучи ласкают кожу, а ветра приносят морскую свежесть. Ты довольно жмуришься на солнце, и все проблемы куда-то отступают.

В чем тут дело, то ли в расслабляющем воздействии солнца, то ли в вежливости, усваиваемой французами с молоком матери, но провансальцы действительно с виду кажутся очень открытыми, и разговорчивости у них не отнять. Они легко завязывают беседу даже со случайным встречным, громко здороваются и прощаются с водителями автобусов, улыбаются прохожим, обожают заглядывать в коляски и умиляться сидящим там малышам.

Но это не просто банальная вежливость или любопытство. Это часть южного образа жизни, когда жизнь течет медленнее, и общение — это своеобразный способ еще немного остановить время и замедлить повседневную спешку. Переехавшим в Прованс нужно быть готовыми к тому, что будет сложно проскочить незамеченным, ведь обязательно найдется кто-то, с кем нужно будет перекинуться парой слов или хотя бы поздороваться. Парижанам придется отучаться не только от столичной торопливости и холодности, но и отказаться от многих вещей столичного гардероба, научиться непринужденной беседе, пониманию местного юмора, конечно, специфического, но добродушного. А на более глобальном уровне — освоить искусство наслаждения моментом, а также начать ценить простой человеческий контакт.

Однако, несмотря на славу солнечного и радушного региона, многим южанам свойственен вполне себе парижский снобизм. К примеру, так говорят о жителях города Экс-ан-Прованс (именно этот город достиг расцвета в XII веке и до Великой французской революции был столицей Прованса).

Если Марсель — город для всех, то Экс — город буржуазный. Здесь повсюду можно встретить роскошные магазины и рестораны, старинные частные особняки, декоративные фонтаны, элегантных женщин, напоминающих своим стилем парижанок. По обилию кафе, бутиков и модников, особой атмосфере и ценам на жилье многие сравнивают исторический центр города с богемным столичным кварталом Марэ. Экс также похож на один из тех тихих очаровательных парижских кварталов, скрытых от глаз туристов (например, в 15-м округе), где местные жители любят проводить выходные, не выезжая за его пределы. Все продавцы тебя знают и приветствуют широкой улыбкой, вокруг много магазинов и семейных ресторанчиков. Субботним утром ты отправляешься на местный рынок, а потом обедаешь в любимой «брассерии» (своеобразном кафе, где упор делается на домашней французской кухне). Там за соседним столиком несколько завсегдатаев-пенсионерок в платьях «мини» пьют шампанское, смеются и излучают молодой задор. Здесь ты свой.

Кстати, название Экса (Aix) происходит от латинского «aquae sextiae», что значит Воды Секстия — был такой римский консул Гай Секстий Кальвин, которому империя в 123 году до н.э. поручила навести порядок в Провансе. Как известно, чистоплотные римляне очень любили термальные источники, так вот этот консул сначала всех, кого надо, победил, а потом основал римские бани. А заодно — и город рядом с ними.

А вот слово «буржуазный» в отношении нынешнего Экса, как и в отношении Парижа, часто употребляют не в значении социального класса, а именно замкнутого круга, состоятельной прослойки, где люди высокомерны, живут с ощущением некоего культурного превосходства. В реальности это значит, что если вы не «свой», с вами будут максимально дружелюбны, но не поспешат открывать двери. Например, вам будет совсем не сложно завести разговор с мамой на детской площадке. Она расскажет вам все о своих увлечениях помимо двоих детей — йога, кулинария, дизайн интерьеров, даст контакт своей маникюрши и даже не забудет взять ваш телефон и пригласить как-нибудь в гости на полдник. И… никогда не перезвонит.

Так что хороший климат не является залогом радушия и дружелюбия. Зато развивает у местных жителей и вновь прибывших другую особенность — метеозависимость.

Эту черту очень емко описал в своей ставшей международным бестселлером книге «Год в Провансе» (1989) англичанин Питер Мейл: «По праву рождения они (провансальцы) уверены, что каждый день обязан быть солнечным, и, если он таковым не оказывается, у них моментально портится настроение. Дождь они воспринимают как личное оскорбление и в кафе громко выражают друг другу соболезнования, скорбно качают головами, с отвращением обходят лужи и подозрительно поглядывают на небо».

Действительно, избалованные постоянным солнцем, провансальцы в холодные и дождливые дни чуть ли ни впадают в депрессию. И особенно, если эти дождливые дни совпадают с солнечными днями в Париже (в большинстве случаев, расстановка сил на метеокарте все же в пользу юга, поэтому его жители могут спать спокойно).

С конца июня температура достигает тридцати, а иногда даже и сорока градусов.

Жюль Верн в свое время удачно пошутил: «Жара хороша, в особенности зимой, но на что она сдалась нам летом?» Конечно же, многие тяжело переносят сильную жару. В основном это выражается в ощущении перманентной усталости, даже если ты не проводишь день непосредственно на солнце. Поэтому единственный способ для жителей Прованса дожить до вечера — это экономить силы, то есть всячески избегать спешки и стрессовых ситуаций. Этим и объясняется привычка провансальцев все делать медленно и часто отвлекаться на разговоры, и это вовсе не является какой-то природной ленью.

Кстати, уже упомянутый Питер Мейл так связал жару и пастис: «Не могу вообразить, что пастис можно пить в фулэмском пабе или в баре Нью-Йорка, или еще где-нибудь, где погода требует наличия на ногах носков. Не тот вкус. Солнце и тепло — необходимые условия. И иллюзия, что часы остановились. В общем, Прованс».

Иногда, правда, в мирное течение жарких провансальских дней врывается еще одно специфическое для Прованса природное явление — мистраль. Этот сильный ветер может бушевать несколько дней и достигать 150 км/ч, после чего температура воды в море может упасть аж на десять градусов. О мистрале ходят легенды, говорят, что он провоцирует мигрени и ссоры.

Александр Дюма называл мистраль «одним из трех бичей Прованса», подразумевая, что два других — это река Дюранс, часто меняющая ширину своего русла, и парламент. Ирвинг Стоун в романе о Винсенте Ван Гоге «Жажда жизни» (1934) писал: «Мистраль, словно бич, обрушивается на город и не стихает двести дней в году». (Ван Гог некоторое время жил в провансальском городе Арль, где теперь можно совершить туристический маршрут по местам, связанным с ним). А в «Дневнике» Евгения Гришковца можно прочитать про мистраль, что «разогнал белоснежные яхты по бухтам и укромным якорным стоянкам, сдул загорающих и купающихся из прибоя, засыпал дорожки и улицы хвоей и шишками с огромных деревьев, и в целом задул огонь буйной июльской жизни».

Скорее всего, дело не в каких-то особенных будоражащих свойствах этого ветра, а в общей склонности провансальцев впадать в тоскливое состояние при плохой погоде. И они регулярно перед долгой прогулкой или пикником на пляже изучают прогноз погоды, направление ветра и тут же меняют свои планы, если день не окрашен «в зелёный».

Итак, климат является, пожалуй, одним из главных отличий между Парижем и Провансом. Но также существенно и то, что в Провансе вы не встретите того настоящего парижского шика и энергии. Даже в Эксе, несмотряна его буржуазный имидж, гораздо меньше развлечений, здесь сложно найти места для «branché» публики. В городе, где дома цвета солнца, а оконные ставни цвета неба, жизнь в основном проходит на улице и сосредоточена вокруг фонтанов. Это как источник освежающей прохлады и влаги, у которого люди собираются на уличных верандах кафе, а шум воды, звон бокалов, приглушенные беседы и легкое стрекотание цикад расплываются в воздухе сладкой негой. В этом, наверное, и есть особый провансалький шарм.

И если после переезда из Парижа в Прованс жизнь здесь может поначалу показаться скучной, а случайные кадры с видами Парижа в новостях будут вызывать ностальгию и щемящую тоску, то через несколько лет, вернувшись в столицу, вы рискуете испытать культурный шок иного характера. Вам захочется спрятаться от толпы и шума и скорее вернуться в свою тихую гавань, на свежий воздух, на море и к природе, к неторопливым расслабленным людям. Но что самое хорошее во всем этом — ничто не мешает наслаждаться одновременно и прелестями столичной жизни, и приморской. И Марселем, и Парижем. Одновременно. Благо между ними всего три часа на скоростном поезде TGV.

Глава 2 
Она

Лиза всегда считала бурные проявления любовных страстей прерогативой молодости. Когда сердце разрывается от сомнений, от неуверенности и непреодолимого желания обладания, и все это подогревается надрывными мелодиями, подобно «can’t live, if living is without you». Когда любовь мыслится именно такой — неспокойной и мучительной. Любовь — вулкан, любовь — постоянное балансирование между высшей точкой наслаждения и страданием.

Как написал Ги де Мопассан в своем романе «Монт-Ориоль» (1887): «Счастлив только тот, у кого ощущения так остры, что причиняют боль, кто воспринимает их как потрясения и наслаждается ими, как изысканным лакомством».

И что же происходит, когда жизнь, наконец, становится спокойной и размеренной, когда твой партнер — вот он, всегда рядом и не дает поводов для переживаний и слез. Что же остается от любви?

Часто гуляя с коляской и с мужем под ручку, воплощая собой свой недавний жизненный идеал, Лиза украдкой поглядывала на молодые пары, у которых явно все только начинается. Их руки сплетены, как будто в попытке удержать друг друга и то еще такое хрупкое чувство между ними. В их глазах столько обожания и счастья… В такие моменты оживала какая-то струна внутри нее, что-то из ранней молодости. Хотелось взбунтоваться, добавить в их спокойную супружескую жизнь немного перца, спровоцировать партнера на проявления чувств. Но все быстро успокаивалось, ведь зрелое «я» сдерживает подобные порывы.

Иногда, это надо признать, та молодая половина все же вырывалась наружу и прибегала к всевозможным уловкам. Например, ходила вокруг Поля с немым укором, а то и вовсе заболевала, показывая тем самым, что ей нужна забота. Но, похоже, она в очередной раз не прошла по Станиславскому, ведь все привыкли, что Лиза сильная женщина, хозяйка дома. И приходилось вновь уступить место зрелой половине, которая встает с кровати по первой необходимости и идет кормить и укладывать детей.

Порой Лиза пыталась вызвать Поля на серьезный разговор. Но между ней и спортивным каналом пролегла необъятная пропасть, а ее слова, словно ничего не значащие шумы, рассеивались в комментаторской болтовне. А может быть, она уже сама превратилась в некий фон, подобно тому виртуальному телеведущему, и ее никто не воспринимает всерьез?

Но ведь удобного времени никогда не будет. Начать разговор в хорошем настроении — значит его испортить, в плохом — значит сделать его еще хуже. Что же делать? Проявлять чудеса телепатии и попытаться раскусить интроверта и понять, что у него внутри? Но что же тогда остается от любви, если нет явных проявлений? Если не знать, что они муж и жена, кто по их виду догадается? Как хочется верить, что вы делите крышу над головой не потому, что сошлись на условиях выгодного партнерства. В конце концов, многие пары экономят свое время и нервы по формуле «неделя через неделю». А все потому, что между вами все же есть это пресловутое чувство…

Лиза впервые стала допускать мысль, что способна жить одна. В своих видениях она часто садилась в машину, никому не сказав ни слова и отключив телефон, и уезжала к морю… Селилась в небольшой милый прибрежный отельчик, открывала настежь большие окна, за которыми простиралась морская синева, и, подставив лицо горячим лучам, наслаждалась шумом волн, упиваясь тишиной и свободой. А потом, как герой Бреда Питта в фильме его тогда еще жены Анджелины Джоли «Лазурный берег» (2015), садилась за письменный стол, старинное дерево которого нежно касался развивающийся на ветру тюль занавесок, и в этой упоительной тишине и идиллии черпала вдохновение для своих текстов. Ну, или как тот же герой фильма, набиралась этого вдохновения в гостиничном баре…

Да, она могла бы жить одна. Но ведь не к этому она стремилась!

Раньше они никогда не ругались. Ей даже казалось, что это и было их своеобразным секретом отношений. Поначалу она опасалась, что Поль окажется тем человеком, который будет придираться к ней по всяким бытовым мелочам, критиковать ее привычки. Но всех все устраивало. Они просто наслаждались спокойствием и гармонией.

Она полюбила своего мужа за то, что с ним было легко. Она любила эту его легкость в отношении к жизни, к быту, к другим людям. Она никогда прежде не встречала человека, который не позволял себе ни одного плохого или осуждающего слова в адрес кого-то другого. И это был не просто самоконтроль, это был образ мыслей. Она полюбила его за то, что, собираясь в путешествие на машине, они могли ехать, куда глаза глядят, без четкого плана и маршрута, их желания всегда были спонтанны, но удивительным образом всегда совпадали. За то, что, как и она, он не привязывался к вещам. Больше всего на свете он любил спокойствие и наслаждение моментом, и ради него он мог отказаться от материальных благ.

Но в какой-то момент все изменилось. Лизу вдруг стал раздражать «творческий беспорядок» на столе, пресловутые незакрытые тюбики зубной пасты, выпадающая из всех карманов мелочь, брошенные посреди комнаты ботинки. Поль тоже вдруг стал к ней придираться по хозяйственным делам — готовка, уборка, глажка, что-то где-то всегда не так идеально, как хотелось бы. Хотя она точно знала, что гораздо дальше продвинулась в хозяйственном плане, чем в начале их отношений.

С какого момента он превратился в ворчуна, который ходит по квартире и недовольно комментирует ее действия? Откуда взялся тот, кто все время норовит выявить очередной недочет в воспитании? Но ведь дети никогда не ведут себя идеально, всегда будут какие-то капризы, драки, непослушание, сто тысяч «почему»… Понятно, что оба навзводе, и в таком состоянии они вряд ли могут помочь друг другу, но почему просто нельзя оставить ее в покое и не делать еще хуже.

Наверное, начало этому положили дни, когда на необходимость осваивать неведомую доселе роль «родителя» наложилось постоянное пребывание вместе в замкнутом пространстве квартиры, когда они переехали и стали вместе работать из дома, вдали от семьи и друзей. Отсутствие личного пространства, одна и та же рутина изо дня в день, хронический недосып… Тогда, наверное, и пошатнулось его состояние «дзен».

У философа Эриха Фромма она как-то прочитала, что любовь — это давать, а не брать. Она знала о трудностях мужа и поддерживала его, как могла. Но ей хотелось заботы. Не помощи по хозяйству или с детьми, а именно заботы о ней самой. Простого человеческого сочувствия и внимания. Приготовить чай, обнять, сказать какие-то добрые слова.

Вот опять она выбрала не то время для разговоров с Полем. Опять сорвалась… Хлопнув дверью спальни, она легла на диван и закрыла лицо руками. Зачем опять наступать на те же грабли? Но пути назад нет. Они опять заснут каждый на своей половине кровати. Если он не понимает ее потребностей, то она будет отвечать ему тем же — игнорировать и отказывать в близости. Вечная история… Да и вообще, единственное, чего ей хочется после тяжелого дня, коснувшись подушки, это уйти с головой в вымышленный мир книг и фильмов.

Проснувшись наутро, они обнимутся, как будто оправившись от дурного сна, спишут все на шалящие нервы и договорятся больше не ругаться. Но ее фраза, которой часто заканчивались ссоры: «Зачем ты со мной? Ты вообще меня любишь?» — она так и останется без ответа…

А знает ли он этот ответ?

Глава 3 
У Сезанна не было
PR-менеджера

Статья Лизы о Провансе

Прованс — это невероятные и разнообразные ландшафты. Море, реки, озера, хвойные и дубовые леса, цветочные поля, горные массивы. В окрестностях Экс-ан-Прованса величественно возвышается гора Сент-Виктуар — муза художника-постимпрессиониста Поля Сезанна. Этот известный провансалец не уставал восхищаться природным богатством своего родного края, и особенно видами на гору Сент-Виктуар, оставив более восьми десятков картин с ее изображением.

Современным жителям Прованса посчастливилось любоваться видами на эту гору в том же виде, в каком они открывались когда-то Полю Сезанну — никакие следы нынешней цивилизации не нарушают обзор. Для многих провансальцев вид на Сент-Виктуар является одним из важных критериев в выборе дома, критерий этот во много раз увеличивает цену на жилье, например, цены на некоторые прелестные виллы в частном секторе недалеко от смотровой площадки «Terrain des Peintres», где трудился Сезанн, превышают миллион евро.

Жители Прованса обожают горные прогулки, ведь это не только захватывающие виды, но и возможность вдохнуть целебный аромат хвои и собрать провансальские травы, чтобы потом добавлять их к разным блюдам или заваривать целебные чаи. Например, прогулки в районе Карьеров Бибемус. Когда-то здесь добывали камень, из которого созданы многочисленные монументы в Экс-ан-Провансе. Во времена Сезанна карьеры были заброшены, художник арендовал там маленькую постройку, где он отдыхал после работы над картинами и хранил свои полотна.

Гуляя по горным тропинкам, невольно представляешь себя на месте художника, почти всю свою жизнь обреченного на безвестность и одиночество, каждое утро совершающего свое паломничество по давно протоптанной тропе между хвойных деревьев и скал в сторону смотровой площадки, чтобы разложить свой мольберт и краски и начать создавать прекрасное. Страдал ли он от своего уединения или, наоборот, находил в этом счастье и успокоение и не променял бы ни на какие мирские блага возможность вот так творить в гармонии с природой?

«Живопись с натуры, — говорил Сезанн, — это не копирование предмета, а наглядное изображение собственных ощущений». Хочется верить, что его картины свидетельствуют именно о гармонии в его душе.

Художник, картины которого входят в список самых дорогих в мире, при жизни не заработал своим творчеством ни сантима, и от нищеты его спасло только наследство отца. Что это, несправедливость, несносный характер, который отмечали современники, или может быть, он просто не умел «продавать» себя, в отличие, например, от своего лучшего друга Эмиля Золя, который, будучи человеком из очень бедной семьи, но чрезвычайно общительным и умеющим завязывать нужные связи, довольно быстро разбогател на книгах?

Как бы Сезанну, наверное, не помешал тогда хороший PR-менеджер или агент…

Сезанн и Золя — две такие разные судьбы. Трогательная история жизни и отношений двух гениев, выросших в Экс-ан-Провансе (Золя родился в Париже, но его отец получил контракт на строительство канала в Эксе и перевез туда свою семью), и их драматический разрыв прекрасно показаны в фильме «Сезанн и я» (2016), режиссера Даниэль Томпсон.

После кончины матери Сезанн был вынужден продать семейное поместье в Жас-де-Буффан, чтобы выплатить долги, а сам перебрался в квартиру на улице Бульгон в Экс-ан-Провансе. В 1901 году он купил небольшой участок земли на холме Лов на окраине города и обустроил там студию, где работал вплоть до самой смерти.

Говорят, именно его «муза» и убила художника. Осенним днем 1906 года, когда Сезанн по привычке расположил свой мольберт с видом на Сент-Виктуар, разразился сильный ураган и ливень. Упрямый художник, тем не менее, продолжил работу. Позже вернувшись в мастерскую, вымокший до нитки и дрожащий от лихорадки, он слег с воспалением легких и умер неделю спустя. Прикованный к постели, он время от времени еще кое-как вставал, чтобы закончить картину…

В Экс-ан-Провансе в честь своего самого знаменитого жителя названо все, что только можно, а мастерская художника, где теперь расположен его музей, привлекает туристов со всего мира. В этом идиллическом месте, сидя на лавочке в саду перед мастерской, в которой сохранилась рабочая обстановка художника, и наблюдая преломление света сквозь кроны деревьев, еще раз проникаешься всем сердцем историей этого человека, который, несмотря на критику и постоянные сомнения в своем таланте, продолжал творить — до последнего дня.

Знал бы только он тогда о своей будущей славе…

Глава 4 
Искусство еды

Статья Лизы о Провансе

Сколько уже советов по правильному питанию (как у французов!) мы получили. Но, описывая Прованс, тему еды обойти просто невозможно…

До недавних пор посетители города Экс-ан-Прованс могли почувствовать себя на месте Поля Сезанна и выпить кофе в одном из самых старинных ресторанов, основанном в 1792 году, в том самом, где когда-то бывал художник и многие другие известные личности (Стендаль, Андре Моруа, Эдит Пиаф…). Это «Les deux garçons» («Два парня»). Теперь же это легендарное место заколочено досками. Одним холодным утром 2019 года, в самый разгар рождественской ярмарки, стены ресторана охватило пламя. В тот день, когда синие лампы сирен слились с огнями детских каруселей, свидетели пожара не только оплакивали окончание целой эпохи, но и поговаривали о причинах пожара, далеких от простой случайности. Дело в том, что перед пожаром ресторан не работал уже несколько месяцев: Арбитражный суд принял решение о его закрытии, и несколько организаций боролись за правообладание.

Вообще в Провансе смена одних заведений другими — довольно частое явление. Иногда гуляя по Эксу после долгого перерыва, можно заметить совершенно новые магазинчики и кафе, или просто опустевшие помещения, в которых ведутся ремонтные работы. Мелкие коммерсанты здесь живут по большей части за счет туризма, и вне сезона часто можно наблюдать продавцов, тоскующих в пустых магазинах.

Зато всегда бурлят жизнью провансальские рынки. Красочные ряды овощей и фруктов, сыров, мясных изделий и изделий из оливок, бережно выращенных или приготовленных местными фермерами, перемежаются с лотками с блюдами на вынос, где представлены всевозможные мировые кухни — азиатская лапша, марокканский кус-кус, испанская паэлья. Все это непрерывно подогревается на огромных сковородах и раскладывается в коробочки порциями. Здесь всегда чудесно пахнет свежими травами и курочкой гриль, любимым блюдом выходного дня. Французы обожают блюда для всей семьи, которые каждый может класть в свою тарелку из общего, так сказать, котла. Для французов делиться друг с другом едой — это как делиться любовью.

Больше всего ценятся провансальцами сезонные продукты, которыми так богат Прованс. Осенью — это всевозможные разновидности тыквы и шпинат. Зимой — яблоки и мандарины. Весной — клубника, спаржа, дыни и артишоки. Летом — черешня, персики и кабачки. Особая гордость Прованса — желтые кабачки, легкие и сладковатые на вкус, которые, словно маленькие солнышки, разложены в деревянных ящиках вместе с круглыми и продолговатыми цукини.

Самый большой деликатес осеннего рынка — это грибы. Цена за кило лисичек может шокировать человека, привыкшего собирать их в лесу на даче в Подмосковье — 35 евро за кило. В Провансе тоже можно собирать грибы, но все не так просто. Нужно не только знать места, но и уметь разбираться в грибах. К тому же, грибной ассортимент Прованса может отличаться от грибов центральной полосы России, и иногда действительно сложно понять, какие из них являются съедобными. Судя по табличкам на грибных стендах на рынке, грибы часто привозят из других концов Франции, чем, скорее всего, и объясняется высокая цена. Скажем, белые грибы могут приехать из центральной части Франции — департамента Коррез, который благодаря популярной песне стал символом малой родины, которую так ценит и гордится каждый француз, даже уехав в большой город. «J’ai la Corrèze en cathéter» –поется в песне, и любой француз может сказать то же и о своем родном городе или регионе.

Рынок — это не только поход за продуктами. Это ритуал. Это одно из главных местных развлечений. Субботним утром жители Прованса вооружаются соломенными корзинами и спускаются в центр города, где их ждет не только продуктовый рынок, но еще и цветочный, вещевой, сувенирный, выставка и продажа картин. Гуляя между стендами, они вдыхают витающие в воздухе ароматы, общаются и, конечно же, дегустируют. Козий сыр из Альп Верхнего Прованса, знаменитые кавайонские дыни и яблоки, клубника из Карпентра, сочные помидоры «Сердце буйвола», конфитюр из провансальской Венеции — Иль-сюр-ля-Сорг. Многочисленные тапенады (пасты из зеленых или черных оливок), пасты из анчоусов, чеснока, вяленых помидоров, артишоков и баклажанов, которые жители Прованса намазывают на хрустящие кусочки багета во время аперитива.

В этой приверженности своему региону и своему производителю, в этом традиционном времяпровождении выходного дня живет какое-то типично провансальское спокойствие и стабильность. Умение наслаждаться жизнью и каждым ее мгновением. В этом и есть французский art de vivre и art de manger.

На этом празднике живота не хватает разве что бокала местного вина. Но за этим удовольствием уже нужно отправиться в одно из кафе, которые окружают рыночную площадь и уже манят своими круглыми начищенными до блеска столиками, а местные жители спешат занять первую линию, чтобы насладиться газетой и утренним кофе, макая в него хрустящий круассан. Пожалуй, перед этими стойко укоренившимися привычками французов меркнут все территориальные различия.

Суббота в центре города — это настоящее Вавилонское столпотворение. Свадьбы, туристы, рынки, церковные службы… На узких улочках машины, туристические поезда и электрокары образовывают настоящую пробку, ожидая, пока толпа немного рассеется и даст проехать. Водители бесшумных электрокаров вынуждены неустанно напоминать о себе сигналами. Чашки кофе на террасах плавно «перетекают» в бокал вина. После полудня, когда все стенды пустеют, рыночная площадь заполняется столиками и плетеными стульчиками, которые стоят так плотно друг к другу, что отличить их принадлежность к тому или иному кафе можно только по цвету.

При этом если вернуться в город в это же время в воскресенье, можно поразиться контрасту. Город как будто вымирает. Воскресенье во Франции, а особенно в провинции — семейный день, когда люди наслаждаются сытным семейным обедом, долгой сиестой, тихой семейной прогулкой на природе и хорошим вечерним фильмом. На этот день редко планируются какие-то встречи и вечеринки. В воскресенье люди даже забывают про телефон — кому-то звонить или проявлять активность в соцсетях в этот день считается моветоном. И уж, боже упаси, во время трапезы. Франция превращается в страну-автоответчик. Большинство заведений в этот день закрыто. Так же, впрочем, как и в понедельник.

Жители Прованса очень гордятся своим регионом и местными продуктами. Поэтому провансальские блюда — это овощи, мясо, оливки и дары Средиземного моря. Главный секрет местной кухни не в знании каких-то особых рецептов, а в самих продуктах. Ну и, конечно, в умении сохранить и подчеркнуть их качество и свежесть. Только чистый вкус. Только brut.

Поэтому для провансальцев очень важно придерживаться основных принципов приготовления продуктов, а также использования «assaisonnement». Овощи, мясо, рыбу, грибы они готовят буквально несколько минут, чтобы не переварить и не пережарить, и именно так сохранить натуральный вкус продукта. Блюда из овощей в основном называются «сотэ» — по технике приготовления (дословно от слова «sauter», что переводится как «прыгать»). Это обжарка маленьких кусочков на сковородке в масле на сильном огне с подбрасыванием («подпрыгиванием»), в результате чего на продукте образовывается золотистая корочка. Или «поэле» — томление овощей в глубокой сковородке под крышкой на медленном огне, для более мягкой консистенции. Часто они вообще едят овощи сырыми (шампиньоны, кабачки, морковь). В качестве гарнира картошке, рису и макаронам они предпочитают овощи — зеленый горошек, брокколи, кабачок, зеленую фасоль с чесноком, салат, авокадо в лимонном соке. Ну и, конечно же, «рататуй». В качестве закуски для аперитива гостям часто предлагается порезанная на длинные ломтики свежая морковь, огурцы и порей, которые можно макать в различные соусы. В ресторанах вообще салат предлагают в качестве полноценного гарнира, наравне с картошкой фри. Возможно, в этом и кроется секрет стройных фигур француженок.

На сайтах школ можно найти не только дневное детское меню в школьной столовой, но и идеи для мамы, что приготовить вечером для сбалансированного питания ее малыша. Маме предлагается давать ребенку мясо и рыбу на обед и овощи на ужин. В этом разделе часто можно встретить всевозможные блюда из овощей: поэле из киноа с шампиньонами, сотэ из тыквы, фондю из лука-порея, клафути с кабачками. Очень популярны супы-пюре из овощей, «киши» (на готовое тесто выкладываются всевозможные ингредиенты и заливаются взбитыми яйцами) и макаронные изделия, приготовленные по принципу «ризотто» (макароны не варятся в воде, а тушатся в бульоне в глубокой сковородке с овощами, сыром и сливками).

Для провансальцев, как и для всех французов, очень важна правильная заправка продуктов. Специям из пакетиков они предпочитают свежие травы. Они покупают на рынке горшочки с базиликом или мятой, которые потом высаживают на балконе, или перевязанные в букетики лавровые листы с веточками тимьяна и розмарина (так называемый «букет гарни») или собирают травы сами на природе. Травы наполняют кухню чарующими ароматами и делают самое обычное блюдо провансальским. Например, картофель местная хозяйка порежет на четыре части, разложит на противне, обильно польет оливковым маслом, обязательно добавит веточку розмарина и поставит запекать в духовку. Травы не только добавляют пикантную ноту блюдам, но и обладают целебными свойствами. Тимьян издавна используется при кашле и в качестве успокоительного. Вместо банальных бульонных кубиков провансальские хозяйки готовят настоящий куриный бульон с овощами и травами, а потом замораживают его в формах для льда и используют для приготовления риса или макарон. Для салата они любят знаменитую заправку «винегрет» — в одной ложке яблочного уксуса растворяется щепотка соли и перца, добавляются две ложки оливкового масла и иногда — горчица и мелко нарезанный лук-шалот.

Когда провансальская хозяйка приглашает на трапезу, вежливый гость будет совершенно искренне интересоваться, как приготовлено блюдо, а довольный хозяин — раскрывать свой арсенал секретных ингредиентов и методик. Например, если в меню излюбленное французами зимнее блюдо «Пот-о-Фё» (так называется одно из самых популярных горячих блюд традиционной французской кухни, которое представляет собой практически два блюда в одном: мясной бульон и сваренную в нем говядину с овощами и приправами), первая часть трапезы будет посвящена рассказу хозяйки о том, как с утра она ездила к мяснику и тщательным образом выбирала мясо, ведь именно от его выбора и качества зависит вкус блюда.

Нужно как минимум три типа мяса разной жирности и текстуры, к примеру, ребрышки или мясо на косточке для придания жирности бульону, мясо средней жирности (рулька) и маложирное мясо (вырезка) для тушения. Потом она будет рассказывать, как несколько часов тушила мясо в большой кастрюле с добавлением гвоздики, провансальских трав и овощей (морковь, репа, картофель, лук, сельдерей, лук-порей). После этого вступления, после которого у гостей уже начинают течь слюнки, хозяйка с гордостью воодружает кастрюлю на стол, гости будут вдыхать божественные ароматы, дегустировать и расхваливать кулинарку, которая вложила всю душу в это блюдо. Описание процесса готовки, выбора продуктов, рецепта, обсуждение и одобрение блюда — это целая традиция, целое таинство. На это никому не жалко ни времени, ни слов, ни эмоций…

Принять еду у хозяина, вне зависимости от своих вкусовых предпочтений, важная часть французской вежливости и поведения в обществе. Философия, на которой растут французские дети. Лучше взять предложенный кусочек и не доесть его, чем отказаться вообще, или, не дай бог, сказать, что вы такое не едите.

И если кому-то кажется нелепым обсуждать съеденное за обедом, то после жизни во Франции это станет для него действительно интересным и важным. Вот уж верно сказано почти два века назад французским филисофом и кулинаром Жаном-Антельмом Брийя-Савареном: «Получать удовольствие от еды можно в любом возрасте, при любых обстоятельствах, в любой стране и каждый день» («Физиология вкуса, или трансцендентная кулинария…», 1825)

Глава 5 
Он

Если бы Поль мог обладать какой-то суперспособностью, то он бы выбрал возможность отключать окружающий шум. «Щелк» по кнопке «mute» невидимого пульта. Мир в движении, но звук отключен. Как в немом кино.

Интроверт, погруженный в свой внутренний мир, он всегда любил тишину. Наверное, неслучайно его любимым хобби стало подводное плавание. Лишь там он мог оказаться в полной тишине, наедине с самим собой. Или, например, поездка на машине была для него одним из самых медитативных моментов, когда монотонный шум мотора и бегущий впереди серый асфальт, помогали ему уходить в свои мысли. Многие принимали его отстраненность за умение слушать, а его умение контролировать эмоции — за спокойствие. Но он лишь пытался оградить себя от ненужных выбросов адреналина в кровь — такова первобытная способность мужчины, помогавшая древним людям спасаться от хищников. Но эмоции никуда не уходили, а лишь собирались в плотный клубок где-то в районе желудка.

Вместе с Лизой и детьми ему редко удавалось побыть в тишине. Когда они ехали в машине, в противоположность ему, Лиза как будто наоборот всячески старалась от этой тишины избавиться. Вот опять она завела какой-то разговор.

«Щелк».

— К тебе прямо надо записываться на прием заранее, да еще и предоставить список тем, которые тебе интересны. Правда, учитывая, что это только мотоцикл и футбол, то получается, что у меня вообще нет шансов…

«Щелк», «щелк», «щелк».

Иногда он ненавидел Лизу за производимый ею шум. Когда Поль слышал ее громкий голос, усиленный криками детей, которые с задних кресел машины то норовили дернуть его за волосы, то вылезти в окно, он снова начинал ощущать этот комок.

— Ты знаешь, что дети лучше реагируют на спокойный и уверенный тон родителя? — частенько напоминал он Лизе.

— Я уже заметила, когда ты занимаешься с детьми, насколько хватает твоего спокойного уверенного тона.

Его жизнь как будто поделилась надвое. До рождения детей и после. Родительство оказалось одним из самых счастливых состояний, но и самым серьезным испытанием. Прежде всего, для их пары. Если раньше у них была полная свобода, то теперь нужно было думать постоянно о ком-то, кроме себя. Планировать заранее. Это словосочетание вообще вгоняло его в легкое состояние паники.

Если раньше она смотрела на мужа с обожанием, восхищалась его достижениями, дарила ему постоянную заботу и тепло, то теперь он отступил на второй план. Он старался, как мог, помогать ей с детьми и по хозяйству в надежде снова увидеть этот взгляд. Или хотя бы, чтобы она расправила нахмуренный лоб и улыбнулась. Но, казалось, что она даже не замечает его усилий.

Раньше доказательством любви была ее страсть, а теперь, ложась в кровать, она сразу возводила между ними стену, беря в руки книгу.

Любила ли она его вообще? Ему казалось, что отсутствие былого желания с ее стороны — это верный признак того, что любви нет.

— Может быть, если бы ты больше проявляла инициативу, все бы было нормально, — иногда пытался он донести до нее свои тревоги.

— А может быть, если бы ты хоть немного мне показывал свои чувства и говорил комплименты, то у меня и желание бы возникало чаще? Все мужчины мира этим успешно пользуются.

— То есть главное проявление любви для тебя — это комплименты?

— А, по-твоему, меня должна возбуждать твоя постоянная критика?

И почему женщинам так важны слова? Для него красота Лизы была очевидным фактом, не требующем регулярного подтверждения. То ли дело поступки. Например, приготовить что-то оригинальное, устроить маленький праздник желудка, посвященный ей одной.

Она готовила с любовью к еде, а он готовил с любовью к ней.

Как любой француз, он был очень чувствителен в вопросах еды, а накормить свою женщину — это было для него одним из самых главных способов проявления чувств. Подобно Жаку, герою милой романтической комедии «Париж подождет» (2016), неподражаемому в своем умении получать удовольствие от настоящего момента и относиться ко всему с юмором и легкостью, соблазняющему свою даму, предлагая ей отведать всевозможные местные блюда с его сакраментальным «Пойдем поедим? Ужин полезен для души»… И для Поля совместная трапеза была своеобразным языком любви.

«Главный секретный ингредиент любого блюда — это любовь!» — говорил он.

Как и для многих французов, предпочтения в еде и, так сказать, поведение за столом, были для него показателем характера его дамы. Женщине, которой сложно угодить в еде, сложно угодить и в других сферах. С той, которая капризна в еде, вполне может быть сложно и по жизни. Он ценил Лизу за ее умение понимать этот кулинарный язык любви. Поэтому, когда они ссорились, Поль, будучи человеком немногословным, часто готовил что-то особенное, как будто в знак примирения.

Так, например, однажды он решил порадовать Лизу и приготовить «оссобуко» — телятину на косточке, тушеную в вине. После похода в мясную лавку и «Николя» (так называется сеть винных магазинов), где консультант подобрал ему красное вино, подходящее именно к этому блюду, он долго колдовал на кухне, пока не вынес к столу дышащее ароматами блюдо с пылу с жару. Для Лизы эти несколько часов прошли гораздо более прозаично, а ужин вообще застал ее в самом эпицентре детского кризиса. За столом дети вертелись, почти ничего не съели и убежали играть. Лиза была напряжена, ела быстро и как будто даже не чувствовала вкус.

— Если бы мы раньше сели за стол, они не были бы так возбуждены, — сквозь зубы сказала она.

— Ну, не хотят они есть — и не надо. Стоит ли так переживать?

— С твоим спокойствием они вообще питались бы одним шоколадом.

— Ну, многие дети…

— Многие дети, многие жены… Пусть тебе друзья расскажут, какие у них замечательные жены и идеальные матери!

— Ну, уж точно они не сходят с ума, как ты!

— Тогда найди себе другую!

Она встала из-за стола и удалилась быстрым шагом. Перед Полем остались три недоеденных тарелки…

Глава 6 
Прованс как в кино

Статья Лизы о Провансе