Бесплатный фрагмент - Проклятые души: кровь, мозги и рок-н-ролл

Внимание!

Здесь написано небольшое предисловие от автора, которое было бы неплохо прочитать тем, кто вознамерится чем-либо оскорбиться и от этого затаить обиду на него.

Уважаемый читатель.

Данное предисловие попало в эту книгу лишь по причине того, что необходимо заранее предупредить тебя — весь нижеследующий текст носит исключительно юмористический характер и не несёт в себе цели оскорбить чувства верующих, а также чувства чувственных людей, чьи чувствительные чувства могут быть оскорблены. Просьба не рассматривать данную книгу как пропаганду, либо призыв к каким-либо действиям, которые могут доставить неудобства различным людям (вашим соседям, например). Не ищите в данном наборе букв идею, смысл или посыл, так как если вы найдёте в ней что-нибудь подобное, то это сильно удивит самого автора, никогда не подозревавшего ни о каких идеях, смыслах или посылах в собственном, если можно так выразиться, произведении. Здесь же предисловию следует закончиться, а истории пора бы уже начаться.

«Был ли это просто случай или совпадение? Не думаю. Волею судьбы, нам многое довелось увидеть и волею этой же взбалмошной суки, много чего мы ещё увидим».

Бенедикт Дрейфус

Пролог

Как всегда, неприятности начались со взрыва.

Взрывы вообще любят устраивать неприятности. Возможно, подобная предрасположенность к созданию неприятностей заложена у них где-то на генетическом уровне. Недалеко от того гена, который отвечает за причинение боли и разрушений.

Услышав жуткий грохот и догадавшись, что что-то взорвалось, Арделия Лорц вскочила с кровати и побежала к окну. Ну как вскочила, скорее заставила своё старческое тело совершать перемещения в пространстве чуть быстрее обычного. Как-никак, а миссис Лорц была уже в достаточно почтенном возрасте, и состояние её здоровья не могло позволить себе такой роскоши как вскакивание с кровати. Кое-как встав на ноги и надев свои любимые тапочки с заячьими мордочками (приличные дамы тапочек с мордочками других животных не носят), миссис Лорц молниеносным шарканьем отправилась к окну.

Окно же открыло ей удивительную картину: немного ниже по улице Бахмана, горел дом под номером 666. Не сказать, что пожар как-то удивил миссис Лорц. За свою жизнь она повидала множество пожаров, поэтому вид горящего здания не был чем-то интересным для неё. Гораздо больший интерес вызывали те, кто окружили дом по периметру. Если зрение не подводило миссис Лорц, то можно было сделать вывод, что дом окружили монахини. Только вот одеяние этих монахинь не позволяло уверенно утверждать, что это были настоящие монахини. Можно сказать, что в одеянии этих девушек было слишком много обтягивающего фигуру латекса, каблуков и макияжа. К своему стыду, миссис Лорц уже видела девушек, одетых подобным образом, однако фильмы с участием таких актрис вряд ли можно было назвать хоть немного религиозными. Хотя, как утверждают некоторые, всё зависит от точки зрения.

Другим же интересным моментом было то, что так называемые «монахини» были вооружены огнестрельным оружием. «Тем самым, которое может убивать», — подумала миссис Лорц. Это было уже интереснее. Пожар и чересчур уж откровенно одетые монахини, к тому же вооружённые огнестрельным оружием. Это же звучало прямо как идеальное вступление для интересной истории!

К сожалению, миссис Лорц так и не узнала ни начала, ни тем более конца этой истории. Потому как в погоне за интересными происшествиями, было бы неплохо смотреть себе под ноги. Возможно, поступи именно так, Арделия Лорц не споткнулась бы на веранде и при падении не сломала бы себе шею.

Глава 1
Для разогрева аппетита

Часы показывали девятнадцать сорок, и Дэниел Моллой уже начинал волноваться. «Ну и где же его черти носят?» — выругался он про себя. Моллой никогда не отличался терпением и уж тем более осторожностью в вопросе своих журналистских расследований. Собственно, именно эти недостатки его характера и являлись причиной того, что он сейчас находился в небольшом городке под названием Спрингвуд и занимался весьма сомнительной в своей ценности и правдоподобности историей. Если бы он был хоть немного осторожнее в своих попытках разоблачить очередную знаменитость, то возможно история его жизни протекала бы в совсем другом направлении и упоминание его имени в кругу профессиональных журналистов не вызывало бы столь открытое презрение.

Былые деньки, когда пресса называла Дэниела Моллоя «Разрушителем Колосов» уже остались позади, как собственно и баснословные гонорары, которые редакторы различных журналов с радость выплачивали ему за любую «грязную» подробность о жизни какой-нибудь новоявленной актрисы или певицы. Как считал сам Моллой, главной обязанностью великого журналиста было донести правду до народа, до простых людей. Но по какому-то совершенно необъяснимому, и самое главное стабильному, стечению обстоятельств, правда, которую приносил редактору Дэниел Моллой, была всегда связана с информацией о том, кто из знаменитостей с кем спит, кто изменяет своей второй половинке, кто кому каким родственником приходится, кто уже давненько не захаживал в церковь, кто является любителем запрещенных препаратов и поклонником спиртных напитков и всё прочее в таком же духе. Справедливости ради, нужно отметить, что у Моллоя действительно был талант доставать нужную ему информацию практически из ниоткуда. Решив сделать военную карьеру, он вполне вероятно был бы превосходным шпионом, но солдатский образ жизни никогда не казался ему заманчивым или же интересным. Ремесло же журналиста напротив, казалось ему единственным путем в его жизни, пойдя по которому он может достичь величия. Однако к величию этот путь его не привел, напротив, из-за своих бестактных выходок и вмешательств в личную жизнь многих знаменитостей, Моллой постоянно получал нескончаемые повестки в суд.

Суд, как известно, дело не самое приятное, и тот факт, что Моллой всегда выступал исключительно в роли ответчика, совсем не красил его репутацию. С течением времени количество повесток и исков росло, однако Дэниел Моллой считал, что рано или поздно все эти звёзды-однодневки и те, кому уже давно пора стоило бы покинуть сцену, попросту сдадутся перед ним и покорно продолжат снабжать его столь необходимыми ему сенсациями. Но, как и большинство вещей в этом мире, все эти судебные разбирательства требовали весьма нескромных денежных инвестиций, немалую часть которых получали многочисленные адвокаты Моллоя, так как нередко ему было предъявлено сразу несколько исков от людей, чью честь, как они считали, он опорочил. Иногда даже доходило до смешного: на Моллоя подвали в суд люди, которых он никогда в жизни не видел, и чья личная жизнь, даже если она и стала бы достоянием общественности, никому не была бы интересна. И, тем не менее, с течением времени его финансовое состояние лишь ухудшалось вследствие того, что даже его адвокаты не могли найти законного оправдания его вызывающим поступкам. В какой-то очень неприятный для него момент, Моллой обнаружил, что на его банковском счету не осталось ни единого цента, а это означало, что отныне он не сможет оплачивать свору своих адвокатов и не сможет выплачивать денежные компенсации тем личностям, которым посчастливилось выиграть дело в суде.

И словно этого было мало, количество исков против Моллоя резко возросло после того как новость о его внезапном, но совершенно закономерном банкротстве, стала самой обсуждаемой темой в светских кругах. Как будто бы издеваясь над банкротом, многие знаменитости которым он успел в своё время насолить, выдвигали против него иски на столь малые для них же самих суммы, что они даже не заметили, если бы подобные суммы неожиданно пропали бы из их кармана. Подобные иски были своего рода насмешкой над поверженным противником и Моллой прекрасно это понимал. Так же он понимал и то, что даже столь ничтожные суммы являются для него неподъемной ношей и в ближайшем будущем его статьи будут интересовать разве что представителей жёлтой прессы, чьи заголовки звучат примерно как «Она изменила ему с инопланетянином, который оказался братом его сестры», или «Мой муж — призрак, и оставляет за собой немытую посуду и эктоплазму». Для него подобная перспектива была сродни личному оскорблению и являлась первым тревожным звоночком о том, что, по всей видимости, где-то на пути к величию он свернул не туда.

Моллой начал копаться в карманах своего пиджака, пытаясь отыскать пачку сигарет. Вдыхая и выдыхая сигаретный дым, он смотрел на выцветшую фотографию, которую уже довольно продолжительное время таскал с собой. На пожелтевшей, и явно более старой, чем сам Моллой фотографии были изображены три человека на сцене, а позади них — многотысячная толпа, которая вскинула руки, и которой не было видно конца. Эти трое, стоящие на сцене, глядели в объектив фотоаппарата и улыбались. Но, несмотря на их явное добродушие, выглядели они весьма жутковато. Одному из них на вид было не больше двадцати лет, его короткие волосы были аккуратно зализаны набок, он был высок и очень бледен, что было заметно даже на столь сильно потрепанной временем фотографии. Второй же, который выглядел гораздо старше, был обычного роста, телосложения атлета и обладал пышной, кудрявой шевелюрой и не менее пышной бородой. Третий парень выглядел так, как будто бы ему была необходима срочная медицинская помощь. На нём был патлатый парик, кожа его выглядела полностью обезвоженной, в улыбке не хватало пары зубов, а у глаз отсутствовали зрачки. Да и вообще, этот парень, казалось, вот-вот развалится на части. Конечно, возможно это просто фотография так сильно испортилась, и на самом деле ребята выглядели гораздо лучше на момент снимка.

Моллой перевернул фотографию и на обратной стороне прочёл надпись, выведенную каллиграфическим почерком и которую он читал уже множество раз: «Моей дорогой Энн. Я скоро вернусь. С любовью, Саймон». Перекинув сигарету из одного уголка рта в другой, Моллой взглянул на пустующую улицу. Однако улица уже не пустовала, по ней шёл, а точнее неспешно ковылял, достаточно странного вида человек. Странность его заключалась не только в походке, но и во внешнем виде этого человека. Казалось, что в его коже не осталось и капли влаги, а его челюсть была неестественно вывихнута вбок. На его голове не было ни единого волоска, но по причине ужасающей сухости кожи, лысина этого человека не выглядело гладким как куриное яйцо, а скорее напоминала какой-то фрукт, кожица которого съежилась из-за того, что он не был съеден вовремя. Ну и довершением всей этой нелицеприятной картины было то, что у хромавшего человека отсутствовали зрачки в глазах. Передвигалась эта угрюмого вида фигура в сторону того самого дома, напротив которого стоял кадиллак «Эльдорадо», с сидящим внутри Дэниелом Моллоем. Взобравшись по прогнившим ступенькам на крыльцо дома, весьма жуткого вида человек открыл входную дверь и медленным шагом зашел внутрь.

Моллой поспешно потушил сигарету, выбросил её в окно, спрятал фотографию во внутренний карман пиджака и быстро обдумал план своих действий. Подбодрив самого себя пару раз, Моллой вышел из машины и направился к дому под номером 666 на улице Бахмана. Дом этот ничем от остальных домов на этой улице, да и во всём городе, не отличался. Ну, разве что следили за ним похуже. Взобравшись на крыльцо и не найдя звонка, Моллой не сильно, но весьма настойчиво постучал в дверь. Казалось, что в доме никак не отреагировали на его стук, но как только он решил постучать ещё раз, да как можно более настойчивее, дверь в дом распахнулась.

Человеку на пороге было лет двадцать, он был высок, невероятно бледен и улыбался белоснежной улыбкой. И судя по одежде, мода последних ста лет прошла как-то мимо него.

— Добрый вечер, — голос парня можно было бы описать как пустой и холодный, словно эхо, которое отскакивает от металлических стен большого зала и никак не найдёт себе место.

— Добрый, добрый, — небрежно бросил Моллой. — Вы позволите зайти?

— Что простите?

— Я спрашиваю, могу ли я зайти? Ну так как?

— Вы вообще кто такой? — С лица парня уже успела исчезнуть доброжелательная улыбка вследствие весьма наглого поведения его собеседника. — И что вам нужно?

— Ладно. Тогда начнём заново. Меня зовут Дэниел Моллой. А вы, как я полагаю, Саймон Бельмонт?

Ужасно бледный парень по имени Саймон и по фамилии Бельмонт утвердительно кивнул.

— У меня для вас весточка от старого друга, — продолжил Моллой.

Парень стоял на месте и, по всей видимости, не собирался пускать журналиста в дом, а также собирался закончить их разговор в самое ближайшее время. Но Моллой никогда не получил бы свою известность если бы не знал за какие верёвочки человеческой души необходимо дёргать чтобы добиться своего.

— Это по поводу Энн, — произнёс он вполголоса. — Если вы конечно ещё помните её.

Ход этот был сделан вслепую и Моллой мог лишь надеяться, что он сработает, хотя как он и сам понимал, шансов на это было немного. Бледное лицо человека в дверях абсолютно ничего не выражало, но немного погодя сказало:

— Что ж, тогда проходите.

Прямо в яблочко. Именно то чего добивался Моллой. В принципе теперь все его теории подтвердились и у него оставался лишь один вопрос ко всей этой истории, которую он так жадно принялся расследовать. Но время этого вопроса ещё не подошло и потому он молча следовал за парнем. Когда они оказались в гостиной, Моллой присел на диван, закинул ноги на журнальный столик и выжидающе посмотрел на бледного парня.

— Так что там насчёт Энн? — спросил Саймон Бельмонт.

— Боюсь, что об Энн я мало что могу вам рассказать. Да и нахожусь я здесь по совсем другой причине. И кстати, то о чём я хотел бы с вами поговорить касается и ваших друзей тоже.

Моллой достал из одного кармана своего пиджака небольшую записную книжку и очки.

— Если я не ошибаюсь… — сказал он, раскрывая книжку и надевая очки, — Уилл Рэндал и Роберт… — здесь он немного замялся, так как к собственному удивлению не смог разобрать свой же почерк. — Прошу прощения, не могу разобрать. Джомби? Гомби? Извиняюсь, но думаю, вы поняли кого я имею ввиду. Вы не могли бы позвать их? Мне кажется им этот разговор покажется очень интересным.

Парень негромко крикнул:

— Роб, старина, подойди сюда, пожалуйста.

Спустя какое-то время из кухни, что была рядом с гостиной, послышалось шарканье, и через минуту в комнату вошёл тот самый человек, которого Моллой видел на улице буквально десять минут назад. Вблизи он выглядел ещё более жутко и было видно, что у него совершенно точно имеются проблемы с кожей.

— Роб, — произнёс бледный, — этот человек хочет с нами поговорить насчёт чего-то очень важного.

Человек по имени Роб не произнёс ни слова и сел в кресло напротив дивана. Моллой заметил, что челюсть этого самого Роба теперь была на том самом месте, на котором ей и полагалось быть, а не причудливо торчала вбок.

— Я полагаю, не хватает еще одного человека…

— Мистер Рэндал сейчас занят, — резко перебил журналиста бледный. — Можете начинать рассказывать. Уверен, он присоединится к нам позже.

— Как скажете мой друг, как скажете, — такая резкость возмутила Моллоя. — То о чём я хотел бы вам рассказать, произошло в 1969 году на фестивале Вудсток. А точнее семнадцатого августа того года. А если быть ещё точнее, то это событие произошло между тремя тридцатью и шестью тридцатью ночи, между выступлениями Джо Кокера и «Кантри Джо и Рыба».

Моллой достал пачку сигарет и вопросительно взглянул на парня по имени Саймон.

— Вы позволите?

— В этом доме не курят, — спокойно ответил бледный.

— Я настаиваю, — с наглой ухмылкой сказал Моллой.

Закурив сигарету и выдохнув сигаретный дым в потолок, он продолжил свой рассказ:

— Наверное, я должен пояснить вам, что такое Вудсток, а то как я погляжу вы слишком молодо выглядите чтобы иметь представление о том, что это такое. Да что там, я сам родился только через десять лет после этого события. Вудсток — это, наверное, крупнейший музыкальный фестиваль в истории. Там было примерно полмиллиона человек и огромное количество знаменитых исполнителей. Играли там в основном…

— Мы знаем, что такое Вудсток, — вновь перебил бледный.

— Что ж, это многое облегчает, — усмехнулся Моллой. — Тогда перейдём к самому интересному. В тот период времени, о котором я упомянул ранее, а именно как раз после того как Джо Кокер закончил своё выступление, началась небольшая гроза. Так как никто из приглашённых музыкантов выступать под проливным дождём не собирался, организаторы мероприятия решили устроить небольшой перерыв на время грозы. Да и толпа, которая начала медленно расходиться, ясно давала понять, что не испытывает сильного желания стоять и мокнуть под открытым небом. Казалось бы, ничем не примечательное событие, не правда ли?

Пепел с сигареты упал прямо на ворсистый белый ковер, лежавший на полу гостиной. Моллой уставился на кучку пепла и совершенно спокойным тоном произнёс:

— Прошу прощения, вы не могли бы принести пепельницу, а не то боюсь…

Договорить он не смог, потому, как только он повернул голову в сторону своих слушателей, то увидел, что на журнальном столике, мирно покоилась самая обыкновенная и столь необходимая в тот самый момент пепельница. Конечно, в этом нет ничего удивительного, ведь журнальные столики для того и были созданы чтобы на них раскладывали различные вещицы. Но в данном случае удивительным было то, что в момент рассказа Моллоя о Вудстоке, никакой пепельницы на столике не было. Можно решить, что журналист просто не заметил её, но Моллой был абсолютно уверен в том, что буквально минуту назад этой злосчастной пепельницы не было и в помине.

— Я попросил бы оставлять пепел в пепельнице, — сказал пустым голосом бледный.

— Конечно, вы правы, — журналистская жилка вновь взяла верх и отогнала все сомнения насчёт пепельницы. — Собственно, когда люди хотели уже бежать и искать укрытие от непогоды, они услышали как кто-то начал играть на сцене. Троица выступавших называла себя «Проклятые Души». Никто не знал, что это были за люди и откуда они взялись. Даже сами организаторы понятия не имели кем были эти так называемых «Проклятые Души» и о том, как они пробрались на сцену. Но толпа слушала их, словно заворожённая и всем внезапно стало наплевать на дождь и холод. Концерт этих выскочек длился почти три часа. Три часа неконтролируемого безумия. Дальше же наша история пошла по закономерному пути — «Проклятые Души» стали звёздами первой величины и уже буквально через год они выпустили свою первую пластинку, которая сделала их известными на весь наш грешный мир. Студии желали заключить контракт с ними, именитые гитаристы выстраивались в очередь, чтобы играть в группе на правах сессионных участников, билеты на концерты распродавались в течение суток, фанаты были готовы разбивать друг другу лица ради их автографа. Эти парни взлетели на вершину музыкального олимпа. И тем удивительнее, что группа исчезла уже в семьдесят третьем году. Заметьте, я сказал исчезла, а не распалась или ушла на покой. «Проклятые Души» именно что исчезли, испарились. Никто не мог их найти, не было никаких зацепок и никакой информации о том, откуда они вообще взялись. Ещё несколько лет журналисты и фанаты строили невероятные теории о похищении группы правительством, членами тайного ордена, инопланетянами в конце концов. Никто не знает куда исчезли «Проклятые Души».

Моллой затушил сигарету в пепельнице, достал из внутреннего кармана пиджака старую фотографию, адресованную некой Энн, и бросил её на столик. Надо сказать, что благодаря своему многолетнему опыту, фотографии он бросал на столы весьма эффектно.

— И вот спустя почти полвека, я нашёл их.

Парень с больной кожей вопросительно посмотрел на бледного, который вообще никак не отреагировал на последние слова журналиста, и начал рассматривать фотографию. Моллой же терпеливо выжидал хоть какой-нибудь реакции. Он прекрасно знал, что реакция должна была последовать. И он не ошибся.

— Мне кажется это какое-то недоразумение… — начал было бледный, но Моллой не дал ему договорить.

— Не надо скармливать мне это дерьмо с недоразумениями, я о них столько в своей жизни наслышался. Я прекрасно знаю, что на фотографии те самые «Проклятые Души». И нужно быть слепым, чтобы не заметить ваше сходство с ними. А на зрение я пока что не жалуюсь. Я не просто уверен — я знаю, что вы и есть «Проклятые Души». Думали, вас никто не найдёт? Ну так чёрта с два! Мне вот только одно интересно — какую такую дрянь вы себе колите, что практически не изменились?

Такая откровенная наглость и храбрость Моллоя против двух, а в его теории трёх, мужчин объяснялась не только чертами его характера, но и наличием кольта с четырёхдюймовым стволом, который ожидал своего часа в надетой на лодыжку кобуре.

— Я думаю, нам всё же необходим мистер Рэндал, так как нам предстоит очень долгое и подробно объясняющее ваше исчезновение интервью.

— Вы правы, — без колебаний ответил парень по фамилии Бельмонт.

Эта была победа, полная и безоговорочная.

«Поздравляю Моллой. Ты смог схватить за яйца этих засранцев» — преждевременно обрадовался Дэниел Моллой.

Глава 2
Ужин имени Дэниела Моллоя

Стоило Саймону открыть дверцу духовки, как кухня тут же утонула в аромате готового мяса. Схватив голыми руками раскалённый противень, Саймон достал из духовки причину возникновения этого аромата, которая представляла из себя большой кусок запечённого мяса. После того как Саймон переложил этот кусок на тарелку, он убрал противень и достал из холодильника что-то, напоминающее всем своим видом орех. Только вот орех этот был больше кулака взрослого человека. Положив орех на тарелку и поставив её на стол, Саймон прокричал:

— Ужин готов!

Саймон вновь открыл холодильник, достал оттуда пластиковую канистру и перелил часть её содержимого в большой, даже очень большой, бокал. Подобные бокалы весьма популярны на различных мероприятиях, восхваляющих алкоголь, и среди тех людей, чьи руки немногим меньше лотка лопаты. Налил он в этот бокал что-то очень похожее на вишневый, а кто-то сказал бы, что на томатный, сок, но единственное что можно было точно сказать об этой жидкости — она была красной или даже бордовой и немного вязкой.

Поставив канистру обратно в холодильник, Саймон взял бокал и сел за стол так чтобы видеть проход на кухню. Спешить ему было некуда, и он терпеливо ожидал остальных.

Наконец, когда в проходе появились Уилл с Робом, Саймон сказал:

— Джентльмены, сегодня у нас маленький праздник. Мы давно уже не находили столь любимых нашими желудками ингредиентов для наших блюд. Но сегодня нам благоволила удача. Поэтому давайте не будем оттягивать столь радостный акт чревоугодия. Прошу к столу!

Какое-то время не было слышно ничего кроме чавканья и хруста мелких костей. В отличие от Уилла и Роба, Саймон ничего не ел, а лишь попивал своё подозрительное пойло из бокала.

Когда же темпы поедания пищи снизились, и челюсти Уилла уже не так быстро перемалывали попадающиеся кости, Саймон решил начать разговор.

— Я тут прочел его записи и узнал кое-что интересное, — после этих слов он достал из-под стола небольшую записную книжку, — занимательное чтиво я вам скажу.

— И что же там может быть занимательного? — с набитым ртом спросил Уилл.

— Ну, например, то, что старуха Лорц считает тебя отвратительным ублюдком.

— Che cosa?!

От возмущения и неожиданности данного известия, Уилл чуть было не подавился очередной костяшкой в мясе. Он выхватил книжку из рук Саймона и начинал её листать.

— Там где-то в середине заметка, — подсказал Саймон.

Это была правда, от осознания которой Уилл ещё больше невзлюбил людей. Миссис Лорц, бывшая библиотекарша центральной городской библиотеки Спрингвуда, была, как говорится, «божьим одуванчиком» и частенько заглядывала в лавку Уилла за какой-нибудь безделушкой или просто поболтать. Женщиной она была старой и одинокой, поэтому Уилл испытывал к ней некое подобие жалости и даже несколько раз помогал ей с ремонтом её дома. Но к его великому разочарованию, в книжке, кривым почерком Дэниела Моллоя, было написано следующее: «Расспрашивал одну из местных — Арделию Лорц. В отличие от остальных жителей, она явно не в восторге от этих трёх. Особенно негативно отозвалась об Уилле Рэндале, назвав его отвратительным ублюдком и мелким жуликом. Говорит, чтобы я держался от него подальше, а то он вроде как заразный».

— Strega! — не удержался Уилл.

— Тише, тише, — произнёс Саймон и сделал глоток из бокала. — Зато это объясняет, почему все предыдущие мужья этой миловидной старушки кончали самоубийством.

— Мозги… — отозвался Роб.

— Вот именно, — согласился с ним Саймон. — Тем более что если верить этим записям, то большая часть жителей Спрингвуда относится к нам вполне дружелюбно.

— Когда я встречу её в следующий раз, на месте сожру, — не унимался Уилл.

— А вот этого нам не нужно, ты и так уже натворил дел.

Уилл прищурив глаза, с недоумением посмотрел на Саймона.

— Что значит «я»?

— А кто голову ему одним ударом снёс? — Саймон кивком указал на мясо на тарелке.

— In primo luogo, questo idiota запачкал своим пеплом ковёр в гостиной. Хотя это твоя вина, потому что ты вообще разрешил ему курить в доме.

— Я не разрешал, — начал оправдываться Саймон, — этот самодовольный хлыщ сам закурил.

Роб оторвался от своей трапезы и сказал:

— Мозги…

— Вот видишь, я не виноват в том, что ковёр испачкали.

— Va bene, ma in secondo luogo, ты чёртов кретин, сам навёл его на нас, — с раздражением, словно ему занозу загнали под ноготь, продолжал Уилл. — Какого чёрта ты всем раздаёшь свои фотографии, да ещё и подписываешь их?

— Мы были молоды, и я был влюблен.

— Мы не были молоды, и ты каждые пять лет находишь новый объект воздыхания.

— Эй, — Саймон был задет за живое, в метафорическом, конечно, смысле, — не трогай прекрасное. Любовь — это столь непостоянное чувство, сколь и прекрасное. А если ты своим животным мозгом не можешь понять этого, то мне тебя жаль. И потом, всё вышло как нельзя лучше — нас не обнаружили, и мы можем устроить себе небольшой праздник животов. Если ты боишься, что его кто-то будет искать, то не переживай. Я уже распробовал кровь и знаю, что никаких родственников и любовниц у него не было. Бедный идиот всю жизнь рылся в грязном белье и потому остался один. Так что с ним нет никаких проблем.

Уилл почесал за ухом, отчего с его головы посыпалось несколько волосков.

— Va bene, — сказал он. — Но у нас всё равно остаётся одна проблема.

— Мозги… — сказал Роб, уже доевший свой ужин.

— Кардинал Анджело, — согласился Уилл.

— А что здесь такого? — Саймон отпил ещё немного из бокала. — Скоро утро, вот ты пойдёшь и объяснишь ему ситуацию. Скажешь, мол, извините, так вот получилось, ради сохранения великой тайны пришлось прибегнуть к таким мерам. И что-нибудь добавь про то, что он был плохим человеком. Скажи, что я распробовал его. Хотя нет, не говори этого. Эту информация ему знать ни к чему.

— Perché io?

— Я собираюсь вздремнуть попозже, а Робу скоро идти на работу. Ты же свою лавку можешь открыть позже. И к тому же, вы с ним неплохо ладите.

— Да, но только до тех пор, пока это не касается убийства людей.

— Я не смогу нормально всё объяснить, а если в церковь заявится Роб, то представь, как на него все будут пялиться. Без обид Роб, ты отлично выглядишь, но с церковным интерьером сочетаешься плохо.

— Мозги… — согласился насчёт своего отличного вида Роб.

— Baciami il culo! — не уступал Уилл.

— Тогда старина, вот тебе главный довод — ты открутил ему голову, ты и объясняешься. Как тебе такой довод? На мой взгляд, весьма убедительный.

Уилл тяжело вздохнул.

— С таким доводом трудно поспорить, — выдавил он из себя.

— Вот и отлично, — подвёл итог Саймон.

— Мозги… — вспомнил Роб.

— Машина? Какая машина?

— Мозги…

— И правда, — сказал Уилл, — нам нужно избавиться от его машины. Люди могут начать задавать вопросы, какого чёрта возле нас круглые сутки стоит этот кадиллак. Да и вид из окна он портит. У кого-нибудь есть предложения как с ней поступить?

— Мы можем сбросить её с обрыва в озеро, как это обычно делают в фильмах, — предложил Саймон. — Машина утонет и никаких следов не останется.

— Bravo genio! Только позволь тебе напомнить, что в Спрингвуде и его окрестностях нет никаких озёр, и тем более нет никаких обрывов. Здесь одни луга, да поля. Конечно ты можешь попытаться утопить её в пруду центрального парка, но думаю это привлечёт слишком много внимания, да и утки не обрадуются этому ржавому ведру.

— У тебя скверное чувство юмора Уилл. Давай тогда просто поставим её в гараж, он в любом случае пустует.

— Мы не можем хранить её там вечно.

— Мозги…

Уилл и Саймон посмотрели на Роба.

— Мозги… — сказал он.

— Откуда у тебя такие связи? — недоумевал Уилл.

— Мозги…

— Хорошо, не хочешь не рассказывай. Но ты доверяешь ему?

— Мозги…

— Двадцатка за молчание? — Саймон сомневался насчёт этой идеи. — Мне это кажется подозрительно дешёвым. Да и не стал бы я доверять парню по кличке «Бифштекс». Нет, только не с такой кличкой.

— Ну, кличка меня не смущает, меня интересует…

— Подожди-ка, — перебил Саймон Уилла, — ты действительно можешь положиться на парня с кличкой «Бифштекс»?

— Да, а что тут такого?

— Его называют «Бифштекс», Уилл. «Бифштекс». Я не думаю, что стоит доверять нашу судьбу парню с подобной кличкой. Тем более за двадцатку.

— Мозги…

— Это никоим образом не меняет сути Роб.

— Вы только посмотрите на него, «Бифштекс» его не устраивает. Что тебе не нравится в этой кличке?

— Видимо парень полная тряпка, раз из него сделали бифштекс.

— Что значит «сделали бифштекс»? Что за чушь ты несёшь? Может он просто любит бифштекс и ест его на завтрак, обед и ужин. Или у него ожог на пол морды. Тебе-то откуда знать?

— У него есть ожоги на лице?

— Мозги… — ответил Роб.

— Вот видишь, — сказал Саймон.

— Ну а какая кличка тебя бы устроила, позволь узнать, если это не тайна конечно.

Саймон допил все, что оставалось в бокале. Его зрачки весьма сильно расширились, отчего глаза приобрели довольно-таки неестественный вид.

— Конечно. Например «Молот».

— «Martello»?

— Да. Или вот «Кинжал», «Пуля», «Волк». Много вариантов на самом деле.

— Много вариантов говоришь? Ну, так вот что я тебе скажу — мы здесь не на ярмарке, чтобы выбирать парней со странными кличками. И если Роб говорит, что эта «отбивная», может нам помочь, значит этот кусок мяса и будет нам помогать. А если тебе не нравится его прозвище, то можешь накинуть ему ещё десятку сверху, чтобы он его поменял на что-то более поэтичное.

Уилл перевёл взгляд на Роба.

— Понятия не имею в каких кругах ты вертишься, но если ты говоришь, что этот парень сможет всё уладить, то я тебе поверю. Когда мы займёмся этим?

— Мозги…

— Вечером так вечером, — сказал Уилл и начал доедать остатки своего мяса.

Обстановка за столом была несколько напряжённой, можно даже сказать слишком напряжённой. Разговор больше уже не завязывался и от былого ощущения маленького праздника по поводу ужина со столь редкими для ребят блюдами уже не осталось и следа. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Саймон поднял записную книжку Моллоя и начал её листать.

— Зашел сегодня в лавку, — как бы невзначай начал читать он. — Что могу сказать о ней? Чистая, но в то же время завалена всяким хламом. На антиквариат не тянет. Встретил Уилла Рэндала. Ростом с меня, крепкого телосложения. Настолько огромных лап, по-другому назвать его руки не получается, я ещё не видел. Пытался продать мне кольт и утверждал, что он принадлежал Джону Данбару. Осмотрел пушку. Волосатый уродец солгал, кольту лет десять-пятнадцать, не больше. Это он.

— Как знал, что нужно было треснуть его, может убрался бы тогда из города, — сказал Уилл.

Саймон перелистнул несколько страниц и начал читать другую запись, сделанную на несколько дней позже.

— Ходил в единственный в этом вонючем городишке гипермаркет. Издалека увидел одного из них, того у которого странная кожа и глаза без зрачков. Выглядит он паршиво. Ходит туда-сюда и со всеми болтает. Похоже, все здесь уже привыкли к нему. Горожане здороваются с ним, разговаривают о всякой чепухе. Мне даже удалось перекинуться с ним парой слов. На удивление он не такой уж и плохой парень, пускай и выглядит он словно ходячий труп не первой свежести.

Саймон взглянул на Роба.

— Двойную игру ведешь «не такой уж и плохой парень»?

Роб пожал плечами.

— Мозги…

— Ага, конечно. Рассказывай мне тут.

Саймон вновь начал листать страницы и найдя ещё кое-что интересное, начал читать.

— Ненавижу этот город. Спрингвуд является…

— Подожди-ка, не спеши, — заговорил Уилл. — E tu?

— Меня? Ты о чём?

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Что написал этот болван в своей книжонке о тебе? Я не поверю, что он не начеркал пару строк о тебе. Che cosa ha scritto?

— Ничего особенного, там всего пара предложений, — ответил Саймон и попытался читать дальше, но Уилл не собирался отставать от него.

— Ты нас обдурить не пытайся, zanzara. Давай, показывай эту пару предложений, мне не терпится взглянуть на них. Не стесняйся, здесь все свои.

— Слушай, там нет ничего интересного…

— Саймон.

— … просто парочка предложений о том, где я работаю…

— Саймон, чтобы тебя черти сожрали, дай сюда эту книгу.

— … и больше ничего.

Уилл выжидающе смотрел на Саймона, и взгляд этот был не из приятных.

— Саймон, дай мне эту книжку, — медленным и не терпящим отказа голосом, сказал Уилл.

Конечно Саймон не хотел отдавать книгу и мог бы ещё какое-то время сопротивляться, но подобные действия с его стороны могли привести к ссоре с Уиллом, а ссориться с ним было мягко говоря неразумно. Саймон всё ещё помнит о том, как однажды целый месяц жил на улице за то, что всего-навсего сжёг кухню в одном из их старых домов. Поэтому чтобы лишний раз не ссориться, он небрежно кинул записную книжку в сторону Уилла.

Уилл с нарочито серьёзным лицом, с каким совершаются исключительно несерьёзные дела, открыл книжку и быстро изучил её содержимое. Затем немного откашлявшись, и попытавшись изобразить дикторский баритон, прочитал:

— Итак, нашёл сегодня последнего из них. Этот Саймон Бельмонт целыми днями шатается по городу без дела. В жизни не видел настолько прилизанного и ухоженного мужика. Выглядит он как идеал любой сопливой, безмозглой школьницы. Худой, накрашен сильнее любой бабы, и похож на гомика. Ногти у него в милю длиной. А от запаха его одеколона, которым от него несёт за милю, меня чуть ли не вывернуло. Одевается этот хлыщ так, словно прямиком из 20-х годов к нам попал. Вообще из этих троих, он у меня вызывает наибольшее отвращение.

Уилл закончил читать и посмотрел на Саймона, который усердно делал вид, что всё его внимание сосредоточено на пустом бокале.

— Действительно, — неспешно протянул Уилл, — всего пара предложений. Видимо это всё на что был способен его так называемый «журналистский талант». Хотя если подумать, то некоторые из тех, кто тебя знают, могли бы сказать, что этот писака хоть и не совсем точно представил тебя, но всё же смог передать саму суть…

— Да, да, как смешно, — спокойно сказал Саймон.

— Non sto ridendo, — ответил Уилл, но выражение его лица настойчиво сообщало всему миру об обратном. — И так понятно, что этот Моллой совсем ничего не смыслит в том, как хорошо выглядеть.

— Мозги… — сказал Роб, и после этих слов губы Уилла, не смогли больше сдерживаться и расплылись в разоблачающей его улыбке.

— Ну знаете господа, — с усмешкой сказал Саймон, — в отличие от некоторых, я не разваливаюсь на части, мне не нужна посторонняя помощь, чтобы вправить челюсть, у меня нет блох, я не линяю и не вою ночами на луну, мешая спать соседям. Лично меня устраивает, что я не выгляжу как ходячий труп или ходячий комок волос.

— О, ну это было грубо, Саймон, — совершенно спокойно и всё ещё улыбаясь, сказал Уилл.

— Мозги… — согласился Роб.

— Простите меня конечно, но мне плевать.

Саймон встал из-за стола, открыл холодильник, достал канистру и наполнил свой бокал.

— Может, хватит уже? У тебя зрачки уже размером с луну. Я понимаю, что человеческая кровь в этом городе редкость, но она и крепче чем животная.

Саймон ничего не ответил, лишь молча наполнил свой бокал. Сделав несколько глотков, он сказал:

— Знаешь, тогда я был другим. До того как всё это…

— Cazzata! Иди ты в задницу со своими воспоминаниями, — сказал Уилл и, встав из-за стола, вышел из кухни. — Каждый раз одно и то же, затрахал уже…

Саймон стоял у стола и размышлял над тем, каким бы способом он мог выразить своё недовольство тем, что Уилл не пожелал слушать его историю и столь бесцеремонно удалился из кухни. Однако человеческая кровь уже добралась до мозга Саймона, и он не смог придумать ничего более оригинального, чем выкрикнуть:

— Ну и иди! Мы с Робом…

Никто не узнает, чем должно было окончиться предложение Саймона, потому как когда он повернулся в сторону Роба, то увидел, что самого Роба за столом уже не было. Более того, этот полусгнивший труп даже посуду за собой успел помыть. После неудачной попытки уложить эти простейшие факты в своей голове, Саймон сел на стул, залпом выпил все, что было в его бокале и с неразборчиво произнесёнными словами: «Да кому они нужны», заснул крепким сном вампира, перебравшего человеческой крови.

Глава 3
Малыш Билли и тайные переговоры

Уилл вдыхал абсолютно все ароматы, которые только мог учуять его нос. И ему было совершенно не важно были ли эти ароматы приятными или отталкивающими. Он вдыхал и запахи цветов, и запахи проходящих мимо людей. Он втягивал в себя выхлопные газы от машин и даже обнюхал пробегавшую мимо дворнягу. А когда он подошёл к церкви на пресечении улиц Симмонс и Мэтисон, Уилл в течение пятнадцати минут стоял на одном месте и вдыхал запах свежей краски, которой буквально вчера вечером было покрашено здание.

Причиной столь нетипичного для Уилла поведения, стало то, что утром, буквально через несколько часов после весьма вкусного ужина имени Дэниела Моллоя, нос Уилла почуял один из мерзейших запахов из всех, какие он когда-либо чуял. Таким невыносимым и вполне убийственным для человека запахом обладала только одна единственная вещь — переваренная вампиром кровь. Для человека подобный аромат весьма смертелен, а для оборотней, которые где-то на подсознательном уровне род кровососущий не слишком-то жалуют, этот смрад и вовсе является наиболее отвратительной вещью на всём белом свете.

Проснувшись от столь мерзкого запаха, Уилл спустился вниз и зашёл на кухню. Его взору предстала весьма неприятная картина, на которой все стены кухни, а также пол и потолок, были покрыты кровью, которая уже успела засохнуть. Посередине, возле кухонного стола, Роб пытался перевернуть на спину спящего Саймона, который не собирался ни переворачиваться, ни просыпаться. Столь грубое поведение не то чтобы рассердило Уилла. Уилл был в бешенстве. Он подошёл к Робу, оттолкнул его одной рукой, а другой перевернул Саймона на спину.

— Мозги… — только и успел сказать Роб, прежде чем кулак Уилла встретился с лицом Саймона.

— А! Что происходит? — заверещал Саймон.

— Что происходит? Ничего особенного, — ответил Уилл. — Просто я хочу избавиться от своего носа и между делом разорвать тебя на части, и только-то.

— Мозги… — вновь повторил Роб.

— Мне тоже так кажется. А ты что думаешь?

— Чего вы на меня набросились? — всё ещё недоумевал Саймон. — И извини за столь похабное выражение, но какого чёрта ты бьёшь меня по лицу?

— Посмотри вокруг и скажи мне: что ты видишь?

Саймон с потерянным видом посмотрел на Уилла, затем на Роба, а потом он увидел на стенах то, что всего пару часов назад являлось содержимым его желудка. И к чести Саймона, нужно отметить, что в тот момент он испытал некое подобие чувства стыда. Не настоящий стыд от содеянного конечно. На такое он не был способен. Но чувство это всё же было немного похоже на стыд. Хотя возможно ему было просто жаль, что такое количество натуральной человеческой крови было использовано в качестве краски для стен.

Как выяснилось в ходе дальнейшего разговора, Саймон ещё и спал на полу. Что же здесь такого необычного? Дело в том, что вампиры спят, как правило, повиснув вниз головой, так как в результате сна в любых других позах они каким-то странным и неведомым образом не только не высыпаются, но их ещё может и стошнить если они рискнули перекусить перед сном. Что собственно и произошло с Саймоном в тот день.

Теперь же, стоя перед церковью и вдыхая запах краски, Уилл с облегчением чувствовал, что его нос понемногу забывает о том кошмарном происшествии, которое произошло утром. Когда же этот отвратительный запах наконец-то покинул его ноздри, Уилл обвёл взглядом здание церкви, вздохнул так, словно за дверьми его ожидала разъярённая толпа с серебряными вилами, и вошёл внутрь.

Церковь святой Вероники, была самой большой и самой посещаемой церковью в Спрингвуде. Скорее всего, факт этот был связан не столько с тем, насколько набожны были жители Спрингвуда, а с тем, что церковь святой Вероники являлась единственной церковью во всём городе. Однако этот факт нисколько не смущал местных жителей, которые с гордостью в голосе сообщали каждому приезжему о том, что церковь святой Вероники самая большая и посещаемая церковь в Спрингвуде. Но надо сказать, что зачастую церковь являлась самым последним местом, которое могло заинтересовать приезжих туристов. Хотя, честно говоря, Спрингвуд никогда и не пользовался хотя бы самой малой популярностью у туристов. В городе даже и десятка памятников не набралось бы, и это при том, что половина из них представляла собой самые обыкновенные, но достаточно большие валуны.

Изнутри церковь святой Вероники выглядела точно так же, как и любая другая церковь. За исключением пары витражей и названия, она ничем не отличалась, скажем, от церкви святого Франциска или от церкви святого Клавдия. Высокие потолки, множество скамеек, какие-то люди в богатых одеяниях, распевающие мало кому понятные песнопения, и конечно множество свечей и распятий. Собственно, всё это и составляло большинство убранства церкви.

Несмотря на столь раннее утро, в церкви уже обретался примерно десяток прихожан. Несколько священников ходили туда-сюда, разговаривали с людьми и временами отдавали распоряжения маленьким хористами, которые сновали тут и там. Прихожане на Уилла не обратили никого внимания, что не сильно его и огорчало. В церкви он появлялся редко, но даже такая частота посещения этого места казалась ему чересчур уж высокой. Он сел на последнюю скамейку в ряду и стал ожидать, когда кто-нибудь из священников обратит на него внимание. Долго ждать не пришлось. Один из священников, закончив разговаривать с парочкой прихожан, заметил Уилла и чуть заметно ему кивнул. И как только Уилл кивнул в ответ, священник развернулся и ушёл во внутренние комнаты церкви.

— Кхе-кхе, — прокашлялся кто-то рядом.

Уилл повернулся и обнаружил, что на скамейке сидит уже не только он один, но ещё и какой-то мальчуган из хористов, одетый в традиционное для хористов одеяние и держащий в руках пустой канделябр. Уилл отвернулся от него и продолжал ждать возвращения священника.

— Кхе-кхе, — повторил тот же самый голос.

Уилл никак не отреагировал. Однако голос попался настойчивый, и после пятого совершенно ненастойчивого покашливания, Уилл не выдержал и, повернувшись к мальчику, спросил:

— С тобой всё в порядке?

— Да, всё хорошо, спасибо что спросили, — ответил мальчишка и широко заулыбался. — Просто пылинка в горло попала, ничего страшного.

— Угу, — Уилл попытался закончить только что начавшийся и уже успевший ему надоесть разговор.

— Меня Билли зовут, а вас как? — и не думал умолкать голос.

— Мистер Рэндал.

— Приятно познакомиться мистер Рэндал.

Мальчик сидел и улыбался, что немного раздражало Уилла. Уилл старался не обращать на него внимания, но мальчишка не отрывал от него взгляда и продолжал улыбаться.

— Что-то не так?

— Вы не сказали, что вам тоже приятно познакомиться со мной, мистер Рэндал.

— Что ж, приятно познакомиться парень.

— Я Билли.

— Что?

— Меня зовут Билли сэр, — уточнил Билли.

— Ах да, точно, Билли.

— Вы не подумайте мистер Рэндал. Я не считаю вас невежливым, просто я считаю, что все люди должны быть очень вежливыми друг с другом. Ведь вежливость одна из основ для благопристойного поведения, ведь если никто ни с кем не будет вежливым, то, что же с миром-то станет? Я стараюсь быть вежливым со всеми, даже отец Сильвестр говорит, что я самый вежливый во всём хоре, а может быть даже во всём городе.

Уилл начал озираться по сторонам, в надежде увидеть тех, от кого отбился этот самый вежливый во всём городе мальчик.

— Кстати, а я вас что-то не припомню, хотя я всех прихожан этой церкви знаю, — продолжал Билли. — Вы, наверное, редко в церковь ходите, так ведь, мистер Рэндал? Не подумайте, что я вас в чём-то обвиняю, но в церковь надо ходить как можно чаще, да сэр. Церковь-то второй дом для каждого порядочного человека, а вы не похожи на человека непорядочного. Вот мой отец ходит сюда каждый день после работы и слушает как я пою.

К сожалению Уилла, никто из священников или прихожан, не испытывал потребности к тому, чтобы прервать его разговор с Билли. Хотя это больше походило на монолог Билли.

— Я пою хорошо, даже отец Томас говорит, что я очень хорошо пою. Он говорит, что когда я пою, люди в церкви ощущают как на них спускается благодать, а я вам скажу сэр, что не каждый хорист умеет так петь. Все священники говорят, что у меня талант, и моя мама так говорит и мой отец. А мой отец врать не будет, да и мама. И священники тоже врать не будут, они же ведь святые люди.

Уилл чувствовал, что тонул на корабле.

— Вот когда я вырасту, — и не думал останавливаться Билли, — я стану священником в этом городе, и все будут приходить сюда ко мне, а я буду проводить службу и отпускать грехи. Ведь человека нужно прощать, а то как же тогда? Некоторые говорят, что связать свою жизнь с церковью — это нелёгкое испытание. Я так не думаю. Я считаю, что связать свою жизнь с церковью, это самое правильное, что может сделать человек в своей жизни. Ведь только церковь может лечить людские души, только…

Наконец-то спасение, в лице того самого кивающего священника, двигалось прямо в сторону Уилла. В жизни частенько случаются тяжёлые времена, и в тот самый момент для Уилла настали времена полегче. Священник подошёл к нему, наклонился к его уху и, не обращая внимания на мальчишку, сказал:

— Он готов вас принять.

Эти слова звучали, словно слова любви для влюблённых, словно слова об излечении для смертельно больного, словно слово «амнистия» для пожизненно заключённых.

Уилл подпрыгнул со скамьи и направился в сторону внутренних покоев церкви. Но тяжёлое время по имени Билли и не думало сдаваться. Оно неотступно следовало за Уиллом, держа в руках свой пустой канделябр.

— А ещё священники говорят, что те, кто редко ходят в церковь, могут не получить прощения. А ведь прощение-то от церкви всем нужно, ведь так мистер Рэндал? Ведь непрощенный церковью человек, он и не человек толком-то, а так лишь что-то похожее на человека. Я вот думаю, что церквей нам побольше бы в городе построить. Город-то не маленький, а наша церковь всех жителей не уместит, когда они все решат прощения просить. Вот если бы…

— Мальчик, иди в жопу, — не выдержав, ответил Уилл и пошёл дальше.

Канделябр с грохотом ударился об пол, а лицо Билли выражало самое искреннее недоумение, какое только могло выражать лицо десятилетнего мальчика-хориста.

Во внутренних комнатах царил полумрак, который был немного разбавлен редко стоящими свечами. Толстые занавески не пропускали ни одного лучика солнечного света сквозь витражи. Нос Уилла насчитал в воздухе примерно четыре различных благовония, которые были совершенно не совместимы с его точки зрения, но образовывали возвышенный аромат с точки зрения прихожан и священнослужителей.

Уилл подошёл к исповедальне, которая стояла прямо напротив него, и зашёл внутрь. Он сел на скамью и постучал в окошко.

— Padre, perdonami perché ho peccato, — произнёс Уилл.

— В чём же грех твой, сын мой? — спросил голос с другой стороны окошка.

— Мы были обнаружены святой отец, и нам не оставалось ничего другого, кроме как…

— Защитить правду.

— Да, святой отец. Нам пришлось защитить правду.

— Кто он? — спросил голос.

— Журналист. Он зарабатывал на жизнь тем, что обличал личную жизнь многих известных людей. Его звали Дэниел Моллой.

— Он был съеден вами?

— Нет, что вы, — честно соврал Уилл. — Мы лишили его жизни без лишних мучений.

— Кто-нибудь знал этого Моллоя в городе? Кто-то может его искать?

— Нет, у него не было ни семьи, ни друзей. Саймон распробовал его.

Уилл тут же прихлопнул себе рот. Дверца в окошке отодвинулась и в нём показалось лицо кардинала Анджело.

— Распробовал говоришь? Уилл, что это значит? Он был съеден?

— Я не то имел в виду… — начал оправдываться Уилл.

— А что же ты тогда имел в виду? Вы что же там, забылись совсем? Не отворачивайся Уилл, смотри мне в глаза.

Уилл посмотрел на кардинала Анджело. Глаза этого достопочтенного старца обычно излучали лучи добра и понимания. Однако сейчас в этих глазах не набралось бы и чайной ложки этой самой доброты. И уж тем более понимания.

— Как ты не понимаешь, что, совершая подобное, вы можете опуститься до уровня тех чудовищ, с которыми так отчаянно сражается наш Орден. Я этого не желаю и во имя нашей дружбы я никогда не сообщу о вас. Но если вы будете и впредь так поступать, то станете настоящими монстрами. Что вообще за история у вас там произошла с этим журналистом?

— Он выследил нас. Саймон в своё время разбрасывался нашими фотографиями и этот Моллой каким-то образом сумел нас найти.

— Спустя столько лет? Вы что же, не могли ему объяснить, что это какая-то ошибка? Неужели была такая необходимость его убивать?

— Видите ли, я не сдержался…

— Что ты такое говоришь? Неужели ты и впрямь становишься чудовищем? Очнись же Уилл!

— Просто он стряхивал пепел прямо на ковёр. На тот самый, который у нас в гостиной, вы нам подарили его в прошлом году.

С лица кардинала Анджело резко сошли злоба и недовольство.

— Персидский? С витиеватой вышивкой и ворсом до щиколоток? Что ж, в таком случае, вынужден надеяться, что бедный ублюдок избежал лёгкой смерти.

Уилл облегчённо вздохнул. При этом он постарался, чтобы звуки этого вздоха не были слышны ушам кардинала.

— Ты не подумай, я ни в коем разе не оправдываю тебя Уилл. — Кардинал сделал небольшую паузу для большего эффекта. — Но раз этот тип был настолько нахален, что позволил себе испортить мой подарок вам… Что ж в таком случае он, скорее всего, получил по заслугам.

— Несомненно, святой отец, — решил в обязательном порядке согласиться Уилл.

Кардинал порылся в карманах своего одеяния, достал оттуда платок и высморкался. Несмотря на все старания кардинала Анджело, направленные на уменьшение шума от этого действия, прихожане и священники в передней части церкви отчётливо услышали известие о том, что его нос был успешно избавлен от всех лишних вещей, какие только могут быть лишними в носу.

— Прости меня, аллергия на шерсть, сам понимаешь.

— Ничего страшного, — ответил источник аллергии по имени Уилл, чья линька длилась уже несколько недель.

— Как сам-то поживаешь?

— Неплохо святой отец. По крайней мере, жаловаться не на что.

— А как ребята?

— Tutto è buono. Живём как-то.

— Как дела в лавке? Клиенты-то есть?

— Ну, с лавкой не так всё просто. Городок-то у вас не особо популярен среди туристов, а местным я уже распродал все, что хоть каким-то образом имеет отношение к истории этого места. Новых клиентов нет, а старым мои товары и не нужны. Даже не знаю. Не приносит лавка уже прибыли.

Кардинал Анджело о чём-то задумался, или, по крайней мере, сделал вид, что о чём-то задумался. Спустя минуту раздумий, или же фальшивых раздумий, он сказал:

— У тебя же там много всяких диковинок имеется?

— Ох, вы и не представляете, сколько там разного хла… — Уилл вовремя осёкся, — то есть товара. Самые разные вещи, для самых разных целей.

— Видишь ли, мне нужно что-нибудь необычное. У жёнушки моей благоверной, день рожденья вскоре намечается. Вот я и хотел бы узнать, что такого интересного у тебя есть.

— Да чего только нет, — взревел Уилл. — Платья, которые принадлежали самой Дейзи Бьюкинен. Картины, написанные кистью великого Бэзила Холлуорда. Кольцо, которое барон Майнстер преподнёс своей возлюбленной Марианне. Туфли, потерянные…

— Не спеши так Уилл, — остановил его кардинал. — Известными именами можешь не разбрасываться, я всё равно об этих людях никогда не слышал. Мне нужен подарок, который всем своим видом говорил бы: «Мы всегда будем вместе». Звучит немного приторно, но думаю, суть ты уловил.

Уилл крепко задумался. На самом деле, в его лавке было полно предметов, которые вполне уверено подходили к фразе «Мы всегда будем вместе». Проблема была лишь в том, что прямое назначение большинства этих предметов совершенно ясно давало понять, что этому самому «всегда» в самое ближайшее время придет конец. Револьвер с двойным стволом, чтобы навсегда упокоить себя и свою любимую. Двойная петля для повешенья, чтобы не оставлять своего возлюбленного в одиночестве. Яд, который словно Ромео и Джульетта, возлюбленные должны передать друг другу посредством страстного поцелуя. Все эти вещи, могут служить доказательством того, насколько сильным может быть такое возвышенное чувство, как любовь между двумя людьми. Или, по крайней мере, любовь одного человека, который явно не хочет покидать этот мир без своей второй половинки, даже если вторая половинка не совсем согласна с намерением первой покинуть мир живых.

— Даже не знаю, — сказал Уилл. — Так сразу и не вспомню. Вещичек-то подобных у меня хватает, да только смысл у них недвусмысленный.

— Что значит «недвусмысленный»?

— Не думаю, что некоторые из этих вещей подойдут к вашему празднику. Скажем так, они вряд ли будут хорошо сочетаться с атмосферой праздника. Точнее, они совершенно точно не будут сочетаться с атмосферой праздника.

— Жаль, жаль… — посетовал кардинал.

— Да вы не переживайте так. Приходите ко мне во вторник. Я закрою лавку на пару часов, и вы сможете осмотреть все, что у меня имеется.

— Правда? Что ж, в таком случае Уилл, жди меня во вторник.

— Спасибо святой отец.

Уилл встал со скамьи и направился к выходу из исповедальни. Когда он был уже у выхода, кардинал Анджело окликнул его:

— Уилл!

— Да?

— Скажи мне Уилл. А ковёр, ковёр-то испорчен?

— Si, — решил снова честно соврать Уилл.

Глава 4
Милые дамы

В далекие времена, которые современное человечество высокомерно называет «древними», если пещерному человеку был необходим огонь, то он терпеливо выжидал, когда молния смилостивится над ним и ударит в какое-нибудь не самое удачливое дерево. В Древней Греции, ежели человек благородный хотел вина испить собственного производства, то помимо суеты под названием «виноделие», человек этот сталкивался с тем, что ждать пока сок винограда сможет соответствовать самым базовым представлениям о хорошем вине, приходилось не менее одиннадцати лет. Если в средние века человек желал сувениров из стран заграничных, то он мог лишь ждать и надеяться, что хоть кто-то из его многочисленных родственников привезет ему подобные сувениры из увлекательной туристической прогулки под названием «Крестовый поход». Таким образом, вся история человечества тонко намекала, что человечество ничего само решать не вправе, и всё что оно может делать, так это сидеть и ждать злосчастного удара молнии.

Однако в какой-то момент человечество возомнило себя выше законов времени, и с резвостью малолетнего мальчишки-хулигана, нанесло удар, который чуть было не отправил в нокаут само понятие времени как такого. Уставшее всё время ждать человечество бросило вызов самому времени, создав поистине монструозную, масштабную, комплексную во всех возможных понятиях экосистему, способную снабжать своих создателей чем угодно в любое время суток, без перерывов и выходных. И даже в праздники.

Универмаг Спрингвуда не был самым большим универмагом в городе. Почему-то в отличие от случая с церковью святой Вероники, жители города прекрасно понимали, что универмаг Спрингвуда не может быть самым большим в городе, так как он был единственным универмагом в городе. Ведь для того чтобы быть самым большим, необходимо наличие чего-то такого же по своему предназначению, но не настолько же большого по своим размерам. У единственного (не самого большого) универмага Спрингвуда даже не было названия. Все горожане его так и называли — Универмаг Спрингвуда.

Когда в Универмаге Спрингвуда в качестве нового работника появился Роб, многих застала врасплох его неординарная внешность и немного странная манера излагать свои мысли. Нет, выглядел, конечно же, Роб всегда великолепно, однако лишь в том случае если принять за великолепие вид обезвоженной кожи, отсутствие зрачков, отваливающиеся конечности, да и в целом вид, который настойчиво давал понять, что для его хозяина давно уже уготовлено место на кладбище. Смягчить впечатление от внешности Роба не помогала и его привычка проглатывать слова при разговоре, в результате чего его собеседники из всего им сказанного, зачастую слышали лишь что-то о каких-то мозгах. К счастью, по какой-то необъяснимой даже для самого Роба прихоти судьбы, большинство людей вполне нормально понимали его, хотя порой и отмечали про себя, что его словарный запас не может впечатлить своим размером.

И всё же, со временем Роб стал настоящим любимчиком среди персонала Универмага Спрингвуда. Его потрясающие способности к выслушиванию чужих жалоб и претензий не были оставлены без внимания ни одним работником универмага. Все сотрудники рассказывали Робу о своей нелегкой судьбе, об усталости от всей этой мирской суеты, и о том, что кто-то из клиентов каждый четверг отпивает молоко из пакетов в холодильнике, а затем ставит эти пакеты обратно. И каждый вопрошающий неизменно получал подбадривающее и оптимистичное: «Мозги…».

А затем в универмаге Спрингвуда появилась Джулия. Она была легка, воздушна, мимолётна. Проще говоря, она была живым воплощением такого понятия, как красота, не стеснённая никакими интеллектуальными рамками. Если бы сердце Роба было бы способно биться подобно живому, то оно выпрыгивало бы из его груди каждый раз, когда он видел, как страстно и изящно Джулия пробивает чеки на кассе. Даже её имя вызывало у него восторг. «Джулия, Джулия, Джулия…» не раз проносилось в его насквозь прогнившем черепе. Хотя не исключено, что мысли эти звучали как «Мозги, мозги, мозги…», так как нельзя сказать точно в какой форме и с помощью каких слов Роб формирует свои мысли. Собственно, его отношение к Джулии можно было выразить следующей метафорой: если бы на планете остались бы только Джулия и кто-то очень-очень близкий Робу, а сам Роб проголодался бы, то он, несомненно, съел бы их обоих, но поедая Джулию, он переживал бы за неё не меньше, чем за кого-то очень-очень близкого.

И вот, буквально несколько часов спустя после утренних разборок Саймона и Уилла, Роб стоял неподалеку от касс и наблюдал за Джулией. Удивительно, но за всё время работы в универмаге, они с Джулией лишь несколько раз кинули в сторону друг друга невзрачное «привет». Точнее, Роб как-то собравшись с духом, предпринял неудачную попытку кинуть в сторону Джулии самое невзрачное из всех невзрачных «привет». Даже другие сотрудники считали странным, что Джулия была единственной, кто ещё не плакался в жилетку Роба. На самом деле разгадка того каким образом сложилась подобная ситуация была проста: большая часть мозга Джулии, а точнее та его часть которая отвечает за мыслительную деятельность, спокойно спала вечным сном и даже не думала пробуждаться в ближайшую вечность. Так что, если человек даже и пары слов не произнесёт в её сторону, Джулия не сможет отличить его от простой табуретки. Хотя возможен и такой вариант развития событий, при котором Джулия будет вполне уверенна в том, что общается с разговаривающей табуреткой.

И вот настал тот момент, когда очередь у кассы исчезла, а Джулия дала своим мыслительным процессам небольшой отгул. Набравшись храбрости и подбодрив себя парочкой не особо воодушевляющих мыслей, Роб направился прямиком к ней. В этот день он собирался раз и навсегда выяснить, что же это такое происходит между ним и Джулией. Хотя с точки зрения Джулии, между ней и Робом не происходило ровным счётом абсолютно ничего, так как она как минимум даже не подозревала о его существовании.

— Мозги…

Джулия продолжала читать свой журнал и не подавала никаких признаков жизни.

— Мозги…

Джулии показалось, что ветер расшумелся. Вопросом, откуда может появиться ветер в универмаге, она не задавалась.

— Мозги…

Теперь Джулия была точно уверена, что это не ветер. Она оторвала взгляд от журнала и увидела Роба, стоящего возле её стойки. Мозг Джулии тут же принялся работать по давно выученному шаблону.

— Добрый день. Добро пожаловать в Универмаг Спрингвуда. Вы можете…

— Мозги… — прервал её Роб.

— Ой, извини. Я просто раньше тебя здесь не видела. Ты новенький, да?

— Мозги…

— Серьёзно? Да ты даже дольше меня здесь работаешь. А я-то здесь почти три месяца работаю. Мне казалось, я всех знаю в этом универмаге. Ты точно не новенький?

Как бы не была подозрительна и убедительна Джулия, Роб был совершенно точно уверен в том, что он не новенький.

— Ну как скажешь, — она явно не верила, что он не новенький. — Ты кстати как-то нездорово выглядишь. Болеешь что ли?

— Мозги…

И как это часто бывает, в самый ответственный момент только-только разгорающегося романа, произошёл конфуз, способный испортить всё первое впечатление и не оставляющий второй попытки для произведения впечатлений. В случае с обычными людьми, подобными конфузами могут быть: внезапное отсутствие тем для разговоров, внезапная паника, внезапно нахлынувший приступ аллергии, внезапно возникший третий член беседы, и, конечно же, внезапно случившееся землетрясение. Но Роб не был обычным человеком, а потому у него просто отвалилась левая рука. Скорее всего, из-за волнения. Радовало хотя бы то, что голова была на месте.

— Ой, у тебя что-то упало.

Они оба наклонились, и в этот момент их глаза встретились, а руки соприкоснулись. Точнее, рука Джулии коснулась отвалившейся руки Роба, а Роб коснулся правой рукой своей левой руки. Выглядит подобное ещё страннее, чем звучит.

— Мозги… — смущённо сказал он.

Большинство комплиментов, которые Джулия слышала в жизни, по смыслу и звучанию не сильно отличались от фразы: «У тебя классный бампер, детка». Именно поэтому столь искренний и возвышенный комплимент Роба был для неё новым открытием в жизни, после которого слово «бампер» потеряло для неё всё свое притягательное очарование.

— Ох, — всё ещё не придя в себя и прижимая к груди левую руку Роба, сказала Джулия. — Мне ещё никто и ничего подобного не говорил. Как тебя зовут?

— Мозги…

— Я Джулия. Приятно познакомиться Роб.

— Мозги…

— Я смотрю, ты у нас ещё тот Дон Круассан, — кокетливо улыбнулась Джулия.

Весь их дальнейший разговор был не самым интересным и грамотно сконструированным монологом Джулии о том, что она простая девушка, которая прикладывает все усилия к тому, чтобы выбраться из Спрингвуда и отправиться покорять мировой кинематограф в качестве очень известной и очень востребованной актрисы. Ради достижения своей мечты, она даже время от времени устраивается на работу, что является для Джулии самым настоящим самопожертвованием. Никак не меньше. Однако злой рок всё никак не дарил ей тот самый шанс, который выпадает раз в жизни и который меняет абсолютно всё, включая саму жизнь. Но, как считала Джулия, такая целеустремлённая и талантливая девушка как она, сможет достигнуть успеха в столь несправедливом мире.

К чести Роба, нужно отметить, что он совсем не слушал девушку. Точнее слушал, но совсем чуть-чуть, и только для того чтобы не потерять общий смысл и посыл. Всё то время, что Джулия самозабвенно рассказывала о себе и о своих несбыточных планах на будущее, Роб просто стоял и влюблялся в неё всё больше и больше. И ничего он уже больше не хотел, ведь в тот момент он был счастлив.

А вот клиенты в очереди были не очень счастливы, так как хотели как можно быстрее расплатиться за товар и убраться из универмага, однако к их сожалению, рассказ Джулии был не самым коротким рассказом на свете.

В то самое время, когда менеджер Универмага Спрингвуда спасался бегством от толпы разъярённых и уставших ожидать своей очереди клиентов, Саймон вошёл в угрюмое и поражающее своей безликостью здание. Здание это принадлежало одной крупной фармацевтической компании, подобные которой, по мнению продюсеров Голливуда, повинны в нескончаемом количестве зомби-апокалипсисов. Хотя, к примеру, тот же Роб был ходячим доказательством ошибочности их суждений.

Холл этого угрюмого и поражающего своей безликостью здания был ещё более угрюмым и совершенно безликим. В общем, холл как холл. Совершенно обычный и ничем не примечательный холл. К секретарше у входа Саймон подходить не стал, так как прекрасно знал, какой кабинет ему нужен, и на каком этаже этот кабинет располагается. Нужен ему был кабинет под номером семьсот тринадцать, который как нетрудно догадаться располагался на седьмом этаже, на который можно было попасть либо по лестнице, либо воспользовавшись услугами столь удобно размещенного в здании лифта. За свою долгую жизнь Саймон так и не выработал естественную для любого современного человека привычку доверять лифтам, а потому решил прибегнуть к услугам столь же удобно расположенной в здании лестницы.

Поднявшись на нужный этаж, Саймон быстрым шагом прошёл коридор и направился к кабинету под номером семьсот тринадцать, на двери которого висела табличка с надписью «А. Купер Старший консультант по вопросам перевозки и доставки». Саймон постучал, и приятный, хоть и немного куда-то спешивший женский голос ответил:

— Входите, не заперто.

В кабинете, за офисным столом, сидела симпатичная женщина, которая разговаривала по телефону, заполняла какие-то бумаги, что-то печатала на компьютере, выпивала кофе и в тоже время жестом руки приглашала Саймона зайти в кабинет.

— Да сэр, я понимаю, что нам нужно успеть до вторника, — она прикрыла телефон рукой. — Саймон, я же просила не приходить так рано. Теперь сиди и жди.

Женщина вернулась к своему разговору, предоставив Саймона самому себе.

Он не любил офисы. Он не любил всё, что было связано с офисами. Он не любил всю эту офисную суматоху, столь привычную для её участников. Ему не нравился нескончаемый звон телефонов. Его раздражал непрекращающийся стук по клавишам клавиатуры. Его нервировал вечно кряхтящий и плюющийся чернилами копировальный автомат. Но наиболее ненавистным Саймону в офисах предметом был самый обыкновенный кулер с водой. Наподобие того, который стоял в коридоре недалеко от лестницы. Ведь вокруг этого изобретения дьявола вечно собирались шабаши, на которых каждый недоумок имел возможность обременить всех присутствующих унылыми подробностями своей никому не интересной жизни. Действительно, кулер с водой является ярчайшим примером того как работает настоящая демократия в её первозданном виде. Каждый выслушает, какую машину купил Боб. Все послушают жалобы Джо на жену. И конечно, все также узнают куда собралась Кэтрин на этих выходных. И каждый взявший пластиковый стакан имеет свой голос, и каждое слово, сказанное у кулера с водой, будет услышано всеми. Но, в конце концов, вода в кулере закончится и все вернутся к своей работе. Кроме Боба, который здесь не работает.

Но возможно Саймон не любил офисы лишь по той причине, что они являлись нагромождением всей этой, столь чуждой ему, современной техники и электроники. С новоявленными изобретениями человечества Саймон дружить не спешил. К примеру, изучение всех основ такого понятия как «интернет» под чутким руководством Роба заняло у Саймона примерно два года. На обучение же работы с так называемым «интернетом» ушло ещё четыре года. И не сказать, что результаты обучения были поражающие.

— Саймон, ты чего?

Саймон отвлёкся от своих размышлений о столь ненавистных ему офисах и увидел, что женщина уже успела накинуть пальто и перекинуть сумочку через плечо, что было весьма очевидным сигналом того, что она, наконец, закончила все свои дела.

— Алиса, вечно я тебя должен ждать, — пробурчал он.

— Ну извини, ты вечно приходишь раньше, чем начинается мой обед, — Саймон попытался её поцеловать, но она отпрянула. — Эй, я тебе говорила, что здесь мы такими вещами не занимаемся. И вообще, нам нужно серьёзно поговорить.

Они выбрали уютное кафе, которое находилось как раз напротив безликого и угрюмого здания из которого они вышли. Кафе называлось «Прекрасный вид» и, учитывая то, какого плана открывался вид, можно сделать вывод о том, что с чувством юмора у владельца этого кафе было всё в порядке.

Их официанта звали Дастин, и надо сказать, он был отличным парнем. На выходных он бесплатно работал в детском приюте, показывая детишкам фокусы и выступая в костюме клоуна. Он уже несколько лет являлся почётным донором Спрингвуда, и его кровь спасла не одну жизнь. Своих собак, а у него их было три, он подобрал на улице и спас от голодной смерти. Ни одна старушка у дороги не оставалась непереведенной, если рядом был Дастин. Он как минимум раз в неделю звонил своим родителям и говорил им, как сильно он их любит. И он никогда ничего не требовал за свою доброту и помощь. Вот таким был Дастин. И пускай он не сыграл никакой роли в жизни Саймона или Алисы, но это тем не менее не отменяет того факта, что Дастин был отличным парнем.

Дастин принял их заказ и удалился на кухню.

— Что, опять ничего не будешь? — спросила Алиса, после того как Саймон в очередной раз ничего себе не заказал кроме стакана воды. — Да ладно тебе, прекрати скромничать. Если у тебя нет денег, то так и скажи. Не волнуйся, я заплачу. У меня в молодости тоже не всегда была лишняя монета.

— Нет, я просто не голоден.

— И зачем же ты тогда пришёл на обед?

— Чтобы увидеть тебя, — Саймон коснулся её руки.

— Вот оно как, — Алиса тяжело вздохнула. — Саймон, нам надо поговорить об этом.

— О чём?

— О нас с тобой. О наших отношениях. И о том, что их, наверное, пора закончить.

Саймон смотрел на неё ничего не понимающими глазами. Если бы он был человеком, то возможно даже моргнул бы от недоумения.

— Прости? — переспросил он. — Закончить наши отношения?

— Слушай, это всё как-то неправильно. Мы не подходим друг другу. Это очевидно.

— Возможно, я тот ещё лопух и не замечаю очевидного, но почему мы не подходим друг другу?

— Есть такая штука как возраст. И у нас с тобой слишком большая разница в нём. Саймон, я слишком взрослая для тебя, а ты слишком юн для меня. Это неправильно.

— Да какая разница в возрасте? Подумаешь, ты старше меня на пару лет, ну и что с того?

— Саймон, я серьёзно, — и выражение глаз Алисы явственно давало понять, что она говорит предельно серьёзно. — Мне тридцать шесть лет, а тебе сколько? Двадцать?

— Двадцать три, — солгал Саймон.

— Вот видишь, ты даже не выглядишь на двадцать три. Наши отношения окончатся ничем.

— А как же моя любовь к тебе?

Алиса усмехнулась.

— Ну какая любовь? Ты ещё совсем ребёнок и не можешь знать, что такое любовь. Я знаю, что это такое, поверь мне. Хочешь, расскажу? Любовь, о которой ты вычитал в книжках, и которую ты видел в фильмах — это всего лишь жвачка. Сначала она вкусная, но со временем вкус исчезает, и ты продолжаешь по привычке жевать этот злосчастный кусок резины. Я знаю, что такое любовь.

— Не кажется ли тебе, что ты перегибаешь? В смысле, сравнивать любовь со жвачкой — это как-то странно. Да к тому же я не люблю жвачку. Вечно в зубах застревает. Бестолковое изобретение.

— Ох, Саймон, — Алиса прикрыла лицо ладонью.

— В чём вообще проблема-то?

— В том, что ты мне в сыновья годишься. Если конечно я была бы ещё той потаскухой в юности.

Алиса подперла подбородок руками и посмотрела на Саймона.

— А может в этом всё дело? Ты ведь говорил, что рос без родителей. Может поэтому тебя так тянет ко мне? Потому что в твоём представлении я могу заменить тебе мать? А, Саймон?

— К счастью в таком ключе, я о тебе никогда не думал, — Саймону начинала надоедать эта, надо сказать весьма посредственная и дешёвая, драма, основанная на конфликте из ниоткуда. — Милая, я не совсем понимаю, что тебя не устраивает. Женщины твоего возраста выстраивались бы в очередь…

— Моего возраста? — не поняла Алиса. — Какого возраста?

— Ты же сама сказала, что ты слишком стара для меня, — Саймон наивно не замечал того пожара, причиной которого он стал, и как исправный поджигатель, продолжал подкидывать дровишек в огонь. — Разве не так?

— Я сказала, что у нас слишком большая разница в возрасте, а не то, что я старая. То есть ты считаешь меня старой?

— Подожди, я не это имел в виду. Я хотел сказать, что такие женщины как ты…

— Какие «такие как я»?

К сожалению, за более чем век своего существования, Саймон так и не научился вовремя прикусывать свой язык, который иногда ему стоило не только прикусывать, но и вырывать с корнем изо рта.

Алиса встала из-за стола, надела пальто и схватила сумочку.

— Надеюсь ты доволен, Саймон Бельмонт. Спасибо за эти полгода, но раз уж ты решил, что я слишком стара для тебя, то я уступлю дорогу молодому поколению. Да, нам старым женщинам не привыкать к конкуренции со стороны молоденьких. Пожалуйста, развлекайся и ни в чём себе не отказывай. И я дам тебе совет напоследок — двадцатые уже давно не в моде, так что можешь выкинуть свой костюм и эту дурацкую соломенную шляпу. Прощай, скотина.

Последние слова были произнесены достаточно громко для того чтобы быть услышанными всеми посетителями кафе. Алиса вышла из кафе, а Саймон…

— Она называется канотье, — ответил он, не совсем понимая, что же только что произошло.

Глава 5
Чайки и рыбы

Ещё одно прекрасное утро. Ещё один прекрасный день.

Он вышел из своего укрытия танцующей походкой, радуясь звукам волн, разбивающихся о скалы. Многие из его сородичей уже проснулись и вовсю занимались добычей завтрака. Он не спешил, потому как хотел насладиться этим мгновением. Рыбы в океане полно, она никуда не уплывёт. А вот жизнь его коротковата. Ему было уже четыре года. Возраст, в котором каждая уважающая себя чайка начинает задумываться о потомстве. Ведь не всю же жизнь летать над океаном и рыбу есть. Правда, для начала нужно было задуматься о приличном гнезде. Его личная расщелина была, конечно, хороша, но детей в таком месте не взрастить. Нужно было обустраивать гнездо. Но это всё потом. Сейчас он расправил крылья и бросился вниз, к бушующим волнам.

Он летал над океаном и высматривал добычу. Жирную, брыкающуюся, и совсем не довольную тем, что её собираются съесть, добычу. Внезапно, что-то блеснуло под ним и, повинуясь первобытным инстинктам, доставшимся ему от дедушки, он нырнул в воду. Его клюв схватил нечто холодное и очень разочарованное в жизни. Вопрос с завтраком снимался с повестки дня. Но когда он хотел взлететь, то понял, что его кто-то схватил. Он почувствовал, что его силой вытаскивают из воды и когда взглянул на своего похитителя, то понял, что это его самого собираются съесть на завтрак. Ведь он был обычной рыбёшкой, которая почему-то всерьёз рассуждала о необходимости постройки приличного гнезда. Что ж, теперь он понимал разочарование того, кого он пытался съесть.

А затем, почувствовав острую боль в груди, он проснулся.

Кардинал Анджело сдавленно простонал. Мало того, что такой чудесной сон о лёгкой и свободной жизни чайки превратился в полнейшую чепуху с разочарованной в жизни рыбой в главной роли, так ещё и в его груди что-то пыхтело и надрывалось. Он аккуратно, стараясь не разбудить свою любимую жёнушку, сел на край кровати и начал ощупывать свою грудь. Ничего особенного, за исключением странной боли, в ней не было. Можно было даже сказать, что это была образцово-показательная грудь семидесятидвухлетнего мужчины, у которого что-то в ней болит. Кардинал всё щупал и щупал, пытаясь определить, что же у него болит. Хорошие новости — болела не сама грудь, а какой-то орган под ней. Кардинал стал щупать ещё усерднее. Новости ещё лучше — с правой стороны груди ничего не болит, значит, болит где-то в другом месте. Скорее всего, болело слева. Кардинал сосредоточился и напрягся. Сомнений быть не могло. Болел какой-то орган в области груди, и болел он с левой стороны.

Когда-то, очень давно в молодости, кардинал Анджело учился на врача, и надо сказать, учился весьма неплохо. Однако память та ещё дамочка, и просто так рассказывать, что же находится у него под грудью слева, она не собиралась. Зато, он почему-то вспомнил, что в детстве потерял своего любимого плюшевого мишку и очень сильно расстроился из-за этого. Мама пообещала, что к тому моменту, когда они уедут из дома, она найдёт его. Но она так и не нашла его. Ещё он вспомнил свой первый поход в школу, вспомнил своих друзей, многих из которых уже не было в живых. Он вспомнил отцовские рассказы о войне, вспомнил как они любили кататься по городу на машине. А дальше, словно калейдоскоп: окончание школы, университет, монастырь, Лас Вегас и незаконнорождённые детишки, Орден, Спрингвуд, жена и вполне законнорождённые детишки.

И наконец-то, память сжалилась над ним и тихонько шепнула ему на ушко. И как только он мог забыть. Сердце.

Упав на пол и испуская последний вздох, кардинал Анджело подумал: «Ну, хоть с подарком возиться не придётся».

Глава 6
Просто похороны

Хотелось бы сказать, что в день похорон шёл дождь, и сама природа оплакивала смерть кардинала Анджело. Но, по всей видимости, природе было начхать на неизвестно какого по счёту умершего человечишку, который мог пригодиться ей исключительно в роли компоста. Такой вывод можно было сделать из того, что день похорон выдался не пасмурным и хмурым, как подавляющее большинство дней в Спрингвуде, а не по-осеннему тёплый и солнечный. Можно сказать, что в такие дни нужно не мёртвых хоронить, а жить полной жизнью.

Уилл с самого утра молчал и ни с кем не разговаривал. Днём, когда они уже были в машине, Саймон, сидевший на заднем сидении и сжимающий в руках чёрный зонт, решил подбодрить его.

— Хороший он был человек. Так ведь, Роб?

Роб, сидя за рулём, согласно кивнул.

— А ты как считаешь Уилл? Ты ведь его дольше нас знал.

Уилл продолжал невозмутимо молчать и пялиться в окно. Но Саймон и не думал сдаваться.

— Вообще, я думаю, что это хорошая смерть. Спокойная, без лишних нервов, без суматохи. Просто умер и всё. Мне кажется, нам стоило бы порадоваться за него.

— Мозги…

— А что тут такого? Мы вроде как все тут к смерти приученные. Я, к примеру, был бы не против умереть в постели, а не быть сбитым машиной. Или поездом. Или застреленным. Или…

— Мозги… — резко ответил Роб.

Саймон замолчал, ещё сильнее прижал к переносице свои солнцезащитные очки, скрестил руки и, подражая Уиллу, уставился в окно.

К моменту их приезда, в церкви уже собралось полно народу. Как и подобает традициям мероприятий подобных похоронам, собравшиеся у церкви в вопросах своего внешнего вида отдавали предпочтение строгим костюмам в весьма тёмных, можно даже сказать мрачных, тонах. Также, традиции требовали, чтобы каждый участник похорон обязательно ходил с самым что ни на есть печальным и скорбным выражением лица, что, впрочем, удавалось не всем тем, кто пришёл проститься с кардиналом. К примеру, по лицам некоторых людей нельзя было точно сказать, скорбят ли они по усопшему или же у них банальное несварение желудка. Однако к счастью, никто не проверяет искренность людей на подобных мероприятиях, поэтому, как правило, от пришедших требуется лишь одобрение прижизненной деятельности виновника торжества и пару кивков в знак согласия с другими участниками данных похорон.

Пока Роб искал место для парковки, Уилл и Саймон зашли в церковь.

Гроб был открыт и каждый желавший попрощаться с кардиналом Анджело, так сказать лицом к лицу, мог спокойно подойти и сделать это. Уилл с Саймоном встали в очередь к гробу, так как желавших попрощаться оказалось на удивление немало. В большинстве своём прощания этих людей заключались в весьма неуверенном кивке со стороны мужчин, и довольно жалобном всхлипывании со стороны женщин.

— Он выглядит счастливым, — сказал Саймон, когда они добрались до гроба.

Вряд ли лицо кардинала выражало счастье, однако выглядел он и в правду неплохо. Можно даже сказать, что выглядел кардинал Анджело очень свежим и помолодевшим.

Уилл продолжал молча смотреть на гроб.

— Хорошо, возможно он не такой уж и счастливый. По правде говоря, я не особо разбираюсь в вопросах мимики мёртвый людей. Как-то не увлекался подобными темами.

Они ещё немного постояли и помолчали, выдерживая необходимую в подобных мероприятиях длительность молчания.

— Ну всё, нам пора идти садиться.

Саймон похлопал Уилла по плечу и направился к скамьям. Но спустя несколько шагов, он понял, что Уилл и не думал следовать за ним, а продолжал молча стоять возле гроба.

— Уилл, ты задерживаешь очередь, — тихо сказал Саймон.

Уилл не отрывал взгляда от лица кардинала.

— Figlio di putana, — наконец-то соизволил заговорить он. — Посмотри на лицо этого засранца. Помер и валяется теперь здесь словно король.

— Ты что такое говоришь? Не забывай где мы.

— Я прекрасно понимаю где мы. Мы на похоронах чёртового эгоиста, который внезапно решил помереть. Будь он жив, я сам бы его прикончил. Вот будь любезен, объясни мне, на кой чёрт ему приспичило сдохнуть?

Очередь, до ушей которой, по всей видимости, долетели обрывки слов Уилла, начала понемногу шикать и ворчать. А, как известно, шикующие и ворчащие очереди по своей природе редко приводят к чему-то хорошему, и частенько становятся причиной чего-то очень нехорошего.

— Уилл, прекращай давай, — сквозь зубы и как можно тише сказал Саймон.

— Мозги? — спросил подбежавший, вернее приковылявший, Роб.

— Наш ходячий комок шерсти решил устроить скандал.

— Нет, ну вы только посмотрите на него, — не унимался Уилл. — Лежит с таким лицом, как будто он и ни при чём. Pezzo di merda!

— Уилл, прояви уважение. Он же умер.

— Вы тоже. Да только шума от вас больше, чем от живых.

— Мозги…

— Роб прав. Мы понимаем, что он был твоим другом, и ты переживаешь из-за него, но всё же…

— Non mi importa di lui. Я о нас думаю. Этот засранец просто взял и помер, совершенно не подумав о нас. Vecchio schifoso, я вот тебя сейчас как шандарахну, чтоб впредь неповадно было такое выкидывать.

Приложив все свои усилия, Роб и Саймон не позволили Уиллу никого шандарахать и отвели его к скамьям. Всё это произошло как раз вовремя, потому как шикующая и ворчащая очередь, повинуясь своему определению как очереди, с которой в открытом бою желательно не сталкиваться, уже начинала собирать силы, чтобы пробиться к гробу кардинала и покарать виновных в образовании самой очереди.

И вот, когда все уже начали рассаживаться по своим местам в преддверии долгих и торжественных речей о том, каким хорошим человеком был кардинал Анджело, Уилл всем своим нутром почувствовал на себе весьма неприятный, и явно не особо дружественный взгляд. Его затылок начал кричать тревогу, надеясь привлечь внимание своего обладателя, к тому факту, что какой-то весьма наглый подлец уставился на него. Уилл обернулся и увидел весьма интересного персонажа. Самым что ни на есть хамским и пристальным взглядом, на него смотрел старик.

Старик этот стоял возле входа в церковь и был одет так, словно он только что сбежал со съёмок фильма в жанре вестерна, где играл роль какого-нибудь шерифа, которому не суждено было дожить до следующего рассвета. Обут он был в высокие сапоги со шпорами, способными заколоть до смерти какое-нибудь несчастное животное наподобие лошади. На нём был сшитый точно по талии превосходный чёрный пиджак. На голове же его, покрытой седыми волосами, покоилась большая, чёрная ковбойская шляпа с широкими полями. А по римскому воротнику, обвивающему его шею, можно было предположить, что старик имел прямое отношение к церковным делам. В целом, выглядел этот человек впечатляюще и стильно, хоть и одет он был немного неподходяще для похорон.

Уиллу же не нравился взгляд, которым одаривал его незнакомец. Взгляд этот был не просто подозрителен, а очень даже подозрителен. Подобный взгляд всегда сразу обвиняет во всех смертных грехах и никогда не оставляет даже малейшей возможности для оправдания. А у Уилла, за его долгую жизнь, грешков накопилось немало. Он присел между Саймоном и Робом и легонько ткнул локтём в бок последнего.

— Мозги… — возмутился Роб.

— Ты знаешь того старика, который стоит у дверей?

Роб обернулся, посмотрел на незнакомца в ковбойском наряде и ответил:

— Мозги…

— Вот и я не припоминаю такого. Не нравится мне он. Глаз с нас не сводит. Да и выглядит очень уж странно. Как думаешь, может он один из них?

— Мозги?

— Si, из Ордена.

— Мозги… — не согласился Роб.

— И всё же он какой-то подозрительный. Точно не из Спрингвуда. Не по себе мне что-то. Даже не учуять чем от него несёт. Слишком много запахов. Такое ощущение, что каждый в этом здании посчитал своим долгом пролить на себя ведро духов.

— Мозги…

— Как знаешь, я лишь поделился своими мыслями.

— Что у вас там? — внезапно встрял в разговор Саймон. — Опять за моей спиной что-то надумываете?

— Non adesso.

— Как же, ты всегда так говоришь, когда от меня хочешь отвязаться. А ну рассказывайте.

— Мозги…

— Какой незнакомец? — вампир начал крутить головой и озираться по сторонам. — Где? В шляпе? Ковбой?

— Саймон заткнись и прекрати вертеться, — зарычал Уилл.

— Вот тот подозрительный и явно враждебно настроенный тип у дверей? Старик как старик. А то, что он подозрительный и явно враждебно настроен, так это все старики такие. Им только дай повод высказать миру своё недовольство, не заткнёшь потом.

— А что с нарядом?

— А что с ним не так? Мало ли какой стиль одежды он предпочитает. Или может он просто очень консервативен в вопросах своего внешнего вида. Радуйся, что он не пытается здесь установить флаг конфедератов. Или, что ещё более вероятно, он просто выживший из ума старик. Маразматик, который увидел большое скопление людей и прибежал посмотреть, что здесь такого творится.

— Мозги…

— Тут нечего стыдиться. Многие из пожилых людей со временем трогаются умом и становятся сумасшедшими, которые только и ждут возможности…

— Ши! — тихо шикнул Уилл.

— Не шикай на меня!

— Stai zitto. Речь начинается.

И правда, за трибуной уже стоял один из святых отцов и начинал свой долгий монолог о неисповедимых путях, разложении современного общества, проблемах отсутствия веры и под конец совсем немного тёплых слов о кардинале. Следом за священником, к трибуне подошла жена кардинала Анджело. Это была милая старушка, которая всегда с добротой относилась даже к самому последнему мерзавцу. Во время её речи, на Уилла внезапно накатили воспоминания о ковре. Персидском, с витиеватой вышивкой и ворсом до щиколоток. Ведь по факту, все, что осталось у ребят от кардинала Анджело, который несколько лет позволял им спокойно жить в Спрингвуде и не бояться, что их обнаружит Орден, так это ковёр. Да, конечно вышивка у него была хороша и определённо витиевата, а ворс мог бы доставать и до колен, если бы по ковру ходили люди далеко не самого высокого роста или дети. Но всё же это был лишь ковёр и только. Более того, этот ковёр уже даже успели прожечь в одном месте. Виновник, конечно же, поплатился, и хоть кара его была несоразмерна преступлению, тем не менее, утешения это Уиллу не придавало. «Ну, хоть ковёр остался, и то неплохо», — всё же заключил он.

Пока Уилл предавался пространственным воспоминаниям о всяких коврах, Саймон подсчитывал оставшиеся запасы человеческой крови. Дэниел Моллой был не самым крупным и здоровым человек, поэтому и крови в нём было не особо много. При этом сам Саймон весьма расточительно обращался с кровью покойного журналиста, позволяя себе несколько лишних бокалов в день. В общем, пил он гораздо больше необходимого. «Значит, всё-таки придётся разбавлять, — с горечью решил Саймон. — Ненавижу разбавлять. И почему мне так не везёт на журналистов? За столько времени выпал шанс напиться человеческой крови и что в итоге? Нет, чтобы попался хороший, так и пышущий здоровьем бугай. Так нет же, какой-то задохлик, который к тому же постоянно дымил как паровоз. Спасибо тебе, госпожа фортуна. Всё-таки разбавлять».

Следуя примеру своих друзей, Роб также погрузился в раздумья. Думал он, скорее всего о мозгах, но не в том понимании, в каком о них думают люди, и вряд ли в том виде, в каком о них думают среднестатистические зомби из фильмов и книг. Мозги, о которых он думал, скорее всего, были для Роба в первую очередь средством самовыражения и лишь во вторую, а хотя, скорее всего в третью, неплохим завтраком, обедом и ужином. Из всего этого можно заключить лишь один вывод — вряд ли кто-то из людей может себе представить и понять о чём думает Роб.

Похороны прошли тихо, мирно и без происшествий, которые могли испортить гнетущее впечатление от подобных мероприятий. За исключением момента, когда одна женщина решила показать всем собравшимся, что она в высшей степени огорчена таким неприятным происшествием, и упала в обморок во время погребения. В остальном же, можно сказать, что кардинал Анджело был спокойно погребен, как и полагается самому обычному человеку, который умудрился прожить эту жизнь.

Когда они вернулись домой, солнце, покидавшее небо в рутинной для него спешке, тонко намекало, что дело идёт к вечеру. Уилл уселся на диван в гостиной и вздохнул.

— Ну и что это такое было? — послышался голос Саймона из кухни.

— Ты о чём?

— Обо всём. О том, как ты собирался наброситься на покойника. О том, как ты всё не сводил глаз с того старика в шляпе. О том, как ты ворчал и гневно озирался по сторонам на протяжении всех похорон.

— Che cazzo vuoi?

Уилл услышал, как открылась и захлопнулась дверца холодильника.

— Да в принципе ничего. Я конечно не великий математик, но вроде бы до полнолуния ещё нескоро, а ты уже весь как на иголках. И чего ты так недоволен? Шерсть чешется? Так ты сам говорил, что всего неделю осталось терпеть твою шерсть по всему дому.

— Плохо всё это.

— Конечно плохо. Везде эта проклятая шерсть, хоть шубы начинай шить.

— Я не о том.

— А о чём же тогда?

— Мозги… — ответил за Уилла, и отметил сильный загар вампира, только что вошедший в дом Роб.

— А Орден-то тут причём? — всё ещё не понимал Саймон.

— Теперь, когда Анджело нет в живых, Орден может прислать кого-нибудь вместо него. И я сомневаюсь, что мы сможем договориться с этим кем-то.

— Так, а в чём проблема? Сидим тихо, копим денежки и сваливаем, как только накопим достаточно. Поедем в другой город, другой штат, другую страну. Увидим другие места, познакомимся с новыми людьми, заведём новых друзей. Ничего страшного, нас выследить не смогут. Тут половина города за нас поручится.

— Ты не понимаешь, Орден так просто не провести. Они найдут нас очень быстро.

— Мозги…

— Hai ragione, — согласился Уилл. — Но когда и куда?

Тут в гостиную вернулся Саймон с полным бокалом в руке.

— Ты, sanguisuga, может хватит уже напиваться? Как не приду домой, так у тебя уже глаза больше, чем у инопланетян из этих тупых передач по телевизору. Я тебя скоро бить начну.

— Успокойся, это не совсем чистая кровь. Это коктейль. Я назвал его «Взболтанный Моллой». Как вам ирония?

Если верить лицам Роба и Уилла, иронию они не оценили. Как и чувство юмора Саймона.

— Предлагаю его выселить. Кто «за»?

— А завтра точно не полнолуние? — парировал Саймон. — Если судить по твоему поведению, то завтра до луны можно будет дотянуться, встав на цыпочки.

— Мозги…

— Я вообще не понимаю, чего так бояться Ордена, ведь ты же уже сталкивался с ними Уилл. Ты ведь сам рассказывал, как дал им отпор. Поправь меня, если ошибаюсь.

— Поправлю. Дал я им отпор лишь по той причине, что напали они на меня когда полная луна висела в небе. Конечно, тогда у них не было шансов, но даже в такой ситуации они умудрились меня задеть. Я потом неделю не мог разогнуться.

— Ну вот, видишь старина? Значит нам нечего бояться.

— Мозги?

— Если они решили напасть на оборотня в полнолуние, то они полные кретины. А с кучкой кретинов мы как-нибудь справимся.

— No, — сухо проговорил Уилл. — Анджело мне многое поведал. Поверь Саймон, они куда опаснее, чем кажутся. Это слепые люди, которые не видят препятствий для того чтобы отсечь тебе голову.

— Да успокойтесь друзья мои. Кто будет искать монстров в таких глухих и затхлых городишках как Спрингвуд? Только самый распоследний идиот.

Глава 7
Кольт Божий

Абрахам Мур, кардинал Ордена святого Константина, провёл рукой по дубовому столу.

— Знаешь, что они мне сказали? — обратился он к монахине, стоявшей у дверей кабинета. — Сказали, что отродья дьявольские не будут прятаться в маленьких городах наподобие Спрингвуда. Сказали, что чудища ищут пристанища в больших городах, потому, что там много людей и там проще скрыться. Ты веришь в это Анна?

Монахиня, которую, по всей видимости, звали Анной, тихо ответила:

— Я считаю, что они слепы, святой отец.

Абрахам взглянул на раскиданные документы на столе. Здесь были все записи, какие нашли в этом кабинете и доме кардинала Анджело. В куче бумаг и тетрадок были и бухгалтерские отчёты, и рапорты для Ордена, и различные документы организационного характера. Но самое главное то, что здесь же лежали личные записи покойного кардинала о его жизни в Спрингвуде.

— Как ты думаешь, кардинал Анджело был хорошим человеком? — спросил Абрахам спустя пару минут неловкого молчания. Надо сказать, «неловкого» для Анны.

— Я видела, как о нём отзывались люди на его похоронах. И видела глаза его жены. Так что я думаю да.

— Но был ли он достойным членом нашего Ордена?

Девушка молчала. И как ей следовало ответить? Она прекрасно понимала, что Абрахам Мур очень уж любил вести весьма странные и непонятно к чему ведущие беседы. Эта привычка, по её мнению, присуща всем служителям святого дела, но Мур достиг в этом плане просто недосягаемых вершин, по сравнению с которыми Эверест лишь небольшой холмик.

Абрахам сел в кресло, в котором некогда сидел кардинал Анджело, и пафосным басом продолжил свой монолог:

— И увидел я зверя, что на прощании присутствовал. Зверь тот был ужасен, и смертью из пасти его разило. Ждал он луны полной, дабы силой тёмной завладеть и жизней людей лишить. Был со зверем рядом дух дьявольский, кровью упивавшийся. Дух тот был хитёр, осторожен, а выглядел девственно юным. И видел я с ними мертвеца, чьё тело не было погребено, и чья душа давно отошла в мир иной. Умирал он на глазах, сама природа противилась ему и не принимала существования его. Видел я созданий ночи, видел я проклятые души, кои спасти уже нельзя было. И уразумел я, что среди братьев и сестер моих, подлый змей завёлся.

Абрахам умолк и вновь погрузился в раздумья. Анна, которая вовсе не желала ещё минут пять стоять в ожидании хоть сколько-нибудь внятных распоряжений, тихонько кашлянула.

— Что? — словно только проснувшись, спросил Абрахам.

— Вы ведь вызвали меня не просто так?

— Конечно нет, — кардинал по всей видимости всё ещё не пришёл в себя. — Ты должна будешь, вместе со своими сёстрами, стать моими глазами и ушами в этом городе. Я хочу всё знать об этом месте и о его жителях.

Анна слегка наклонилась. Она уже знала, что Абрахам Мур учуял Зло и готов начать охоту на это самое Зло. Именно так, с большой буквы, так как кардинал никогда не разменивался на зло, которое начиналось бы с буквы поменьше. А ей с сёстрами в этой охоте отводилась скромная роль группы поддержки, которая выполняла всю грязную работу.

— И Анна, — сказал напоследок Абрахам Мур, которого завистники когда-то прозвали «Кольтом Божьим», — не дай себя обмануть. В отдалённых от цивилизации местах, подобных этому городу, прячутся чудовища исключительной силы и мощи. Те, кто способны извратить и изуродовать души людские. Монстры, чей один только вид отвратный и ужасающий может свести человека с ума.

Глава 8
Странные дела в доме 666

Роб ещё раз повернулся возле зеркала. Выглядел он конечно, как и всегда великолепно, но в его насквозь прогнивший череп закралась наглая и упрямая мысль, что его образу не хватает какой-то пустяковой и совершенно незаметной детали, которая, тем не менее, могла бы эффектно подчеркнуть торжественность его одеяния.

— Мозги? — спросил он у стоявшего рядом Саймона.

— Не знаю, я вообще думаю, что пиджак здесь лишний. Возможно, в наше время приличный джентльмен и не мог позволить себе выйти на улицу без пиджака, но сейчас немного другое время. К тому же Джулия вряд ли оценит столь элегантный вид.

— А ты сделай дырки на брюках, сейчас так модно, — сказал Уилл, который сидел в кресле и читал книгу под названием «Жеводанский зверь и другие приключения Жана Шастеля». — Будешь ходить и светить своими костьми. Сейчас все так делают. И ладно бы они свои старые штаны рвали, так нет же, покупают сразу с дырками. А вы видели те дырки? Сквозь них космический шаттл пролетел бы и даже краёв не задел бы.

— Дырки мы делать не будем.

— Мозги?

— Уверен, — ответил Саймон.

Роб взглянул на своё отражение. Нет, костюм Саймона был хорош, тут не поспоришь. Он выглядел строгим в тех местах, в которых строгость необходима каждому приличному человеку, и в то же время выглядел развязно в тех местах, в которых излишняя строгость могла бы помешать человеку неприличному. Костюм был элегантного чёрного цвета, и производил впечатление, что подобные костюмы нельзя одевать, если у вас нет при себе лицензии на убийство.

Однако проблема костюма заключалась в том, что старательный портной, когда шил этот шикарный наряд, явно подгонял его под человека, у которого должен иметься стандартный слой человеческих мышц на скелете. А у Роба мышц было не то чтобы много, но явно меньше чем у подавляющего большинства людей на земле. Можно даже сказать, что самые худые люди планеты Земля, могли бы позавидовать стройности Роба. По этой причине костюм не то что свисал с него, он как бы просто висел на мёртвом и тощем теле. Примерно так висит флаг на флагштоке в безветренные дни.

— Мозги…

— Ну да, немного большеват, кто ж спорит, — спорил Саймон. — Но не на много. Чуть-чуть подвернуть в некоторых местах и всё отлично. Ну, или, по крайней мере, будет выглядеть как будто отлично.

Выглядело явно не отлично.

— А позволь задать тебе вопрос. Вот Джулия, тебе не кажется нескольким странным, что она.… Как бы сказать…

— Мозги?

— Нет, я не это имею в виду.

— Он имеет в виду, — отозвался оторвавшийся от книги Уилл, — что это весьма иронично. Любитель мозгов на тарелочке, приправленных соусами и специями, связывается с девушкой, у которой, по всей видимости, не хватает пары полушарий.

— Мозги…

— Non sto dicendo lei è stupido. Просто, на мой взгляд, она не самая умная.

— Мозги…

— Как скажешь, я умолкаю, — оборотень вновь уткнулся в книжку.

— Мозги? — обратился Роб к Саймону.

— А что с Алисой? Вроде всё так же…

— Мозги…

— Ну да, накричала и ушла. Но я не думаю, что это была ссора. Скорее всего, недопонимание. Да, недопонимание. Точно. Наверное. Может быть.

— Мозги?

— Не знаю. Что-то говорила про возраст и что мы не подходим друг другу. Понятия не имею, что она имела в виду. Неужели я действительно выгляжу на двадцать?

Роб пожал плечами.

— Уилл! Скажи старина, я похож на двадцатилетнего парня?

Уилл смял газету, встал с кресла и подошёл к ним.

— Давай сыграем в игру под названием «Logica», — начал он. — Во сколько лет тебя превратили в вампира?

— Это-то тут причём?

— Просто ответь.

— Предложим в двадцать три. И что с того?

— А то, pirla, что ты и выглядишь на двадцать-двадцать пять лет. Хотя я не дал бы тебе и десяти, зная об уровне твоего интеллекта.

— А твоего мнения никто и не спрашивал, олух невоспитанный, — обиженно выпалил Саймон и ушёл на кухню, дабы взбодрить себя бокальчиком «Взболтанного Моллоя». — И вообще, вот впадёшь ты опять в свою спячку зимой, а мы с Робом просто возьмём и выкинем тебя на улицу, чтобы тебя в живодёрню забрали.

Уилл осуждающе покачал головой и взглянул на своего разлагающегося друга в костюме. И действительно, всё ещё не хватало какой-то детали в образе Роба.

— Сravatta?

— Мозги…

— Галстук ни в коем случае не одевать, — послышался голос Саймона на кухне. — В таком стиле галстуки неприемлемы.

Уилл скривил лицо и продолжил:

— Так ты решил, куда вы пойдёте? Присмотрел что-нибудь?

— Мозги…

— Отличный выбор, — вновь из кухни встрял в разговор голос Саймон. — Я обожаю этот кинотеатр. Даже так скажу, мне кажется кинотеатр «Лугоши» лучший кинотеатр в Спрингвуде.

— Наверное, потому что это единственный кинотеатр в Спрингвуде.

— Не скажи. В этом городе два кинотеатра.

— И второй уже лет десять как закрыт, — сказал Уилл. — У него ещё название странное было, в честь немца какого-то. «Мурнау», что ли? Да, не суть. Суть в том, что мы ещё не приехали сюда, а его уже закрыли и отдали под снос.

— Правда? Что ж совсем не жалко. Мне он всё равно не нравился.

— Так ты там и не был ни разу.

— Потому и не был, что он мне не нравился. Я уверен, что там было отвратное обслуживание, а попкорн на вкус как резина. Да, мне совершенно не жаль, что его снесли.

Уилл и Роб переглянулись.

— Мозги…, — попытался оправдать Саймона Роб.

— Chi nasce asino non può morire cavallo, — заключил Уилл.

Кинотеатр «Лугоши» действительно был лучшим кинотеатром Спрингвуда. Не в последнюю очередь из-за фактов озвученных Уиллом. Обслуживание там было как минимум не отвратным, а попкорн не удалось бы жевать дольше пяти секунд, что уже могло бы служить неплохой рекомендацией, если прислушиваться к мнению Саймона. Хотя всё же то обстоятельство, что «Лугоши» является единственным действующим кинотеатром Спрингвуда, сыграло решающую роль в решении Роба устроить свидание с Джулией именно там.

Как и всякий приличный мужчина, Роб пришёл на место встречи немного раньше. Джулия же, к её чести, как и любая приличная девушка, опоздала на пару часов. Но когда они подошли к кинотеатру, возник неожиданный вопрос, связанный с выбором фильма, которому было суждено положить начало прекрасным и странным отношениям. На счастье Роба, Джулия не являлась искушённой киноманокой, а потому ответственность за выбор фильма падала на его костлявые плечи. И вот тут он оказался меж двух огней. С одной стороны, в кинотеатре показывали восемнадцатый эпизод известной космической саги о приключениях молодых и избранных фехтовальщиков в не самой близкой галактике. Сага это была весьма интересна и очень захватывающа, особенна та её часть, которая касалась взрывов и больших взрывов. Помимо взрывов, были, конечно, в этом фильме ещё и разговоры, но взрывы всё же были на порядок лучше. С другой же стороны, в прокат вышел ремейк переосмысления ремейка, который был снят по фильму, который в свою очередь был снят по книге, которая в свою очередь была написана по переосмыслению ремейка классического фильма эпохи немого кино. В своё время чёрно-белый и молчаливый оригинал этого фильма весьма понравился Робу, и он был бы не против услышать о чём же всё-таки шла речь в том фильме. Спустя несколько минут раздумий, победителем в этой неравной борьбе вышел восемнадцатый эпизод о космических событиях не очень мирного характера. Всё же, как трезво расценил Роб, большое количество разговоров и малое взрывов, скорее всего, утомит Джулию.

В итоге, нужно сказать, что фильм вышел неплохим. Это был, конечно, не шедевр, но весьма качественное кино, которое умело развлекать и держать в напряжении. Ну а взрывы там и вовсе были великолепны. Жаль лишь, что Роб и Джулия ничего этого не оценили, так как спустя примерно пятнадцать минут фильма они решили, что у них есть более интересные дела, чем просмотр этого самого фильма. В конце концов, когда стрелка часов перевалила за полночь, влюблённая парочка каким-то чудесным и совершенно классическим образом очутилась в месте, подозрительно похожем на спальню Роба. Ну а следующее интересное событие в жизни всех трёх жильцов дома под номером 666 на улице Бахмана, произошло, когда, если верить древним египтянам, Ра выезжал с востока, дабы осветить землю (т.е. утром).

В то утро, Уилл спускался в кухню с намерением порадовать себя завтраком из парочки хорошо прожаренных стейков. Хороший завтрак, как он считал, является гарантией того, что наступивший день пройдёт чуточку лучше, чем мог бы. Уилл совсем не удивился когда увидел Саймона, сидящего за столом и пристально вглядывающегося в экран ноутбука. Что ни говори, а у вампирского бытия были свои небольшие плюсы, которым оборотни могли даже немного позавидовать. Например, Саймону хватало и пары часов, чтобы чувствовать себя выспавшимся, в то время как Уилл дрыхнул не менее шести часов в сутки.

— С добрым утром тебя старина, — поприветствовал Саймон.

— Да где уж там доброе, если я только проснулся и уже наблюдаю твою слащавую физиономию.

— К твоему сведенью, человечество придумало такие штуки, которые называются расчёсками. Я настоятельно тебе советовал бы с ними ознакомиться. С твоими кудрями, тебе это пойдёт на пользу. Заодно и шерсть не разносил бы по дому.

— Ха, ха, — неискренне усмехнулся Уилл и начал делать себе кофе. — И давно ты проснулся?

— Давно. Даже умудрился застать наших голубков, когда они вернулись домой.

— Роб привёл её домой?

— Да, около часа ночи. Я же, как истинный джентльмен и друг, даже в тень попытался уйти, чтобы Джулия не смущалась.

— В тень, при твоём-то питании? Ты ж вроде накормленный уже давно ходишь.

— Да, и поэтому мне повезло, что она была явно навеселе. Иначе она увидела бы пропавший студень, который очень сильно смахивает на меня.

— Так они…

— Наверху, в комнате Роба.

Уилл налил себе кофе, отпил немного, понял, что нормальным кофеваром ему всё же не суждено стать, и полез в холодильник за мясом. Саймон начал неловко ёрзать на стуле.

— Слушай, а тебе никогда не было интересно…, — начал он и замолк.

— Чего интересно? — спросил Уилл, ставя сковородку на печь.

— Ну как это у него получается?

— Che cosa?

— Ну, это. В смысле Роб, он же зомби. А зомби они мёртвые. Как и все их части тела.

Какое-то время мысль о мёртвых частях тела Роба доходила до сознания Уилла.

— А, ты об этом, — сказал он. — Как наш вечно шаркающий друг умудряется девок радовать? Non ho idea. Никогда не считал это достойной темой для размышления. Ну, что-то делает он там, ну и пусть.

— И всё же, как? Он ведь ничего не чувствует.

— Может почувствовать, что мы суём нос не в своё дело.

— Но мне ведь просто интересно. Как это всё происходит? Может какие-то специальные упражнения?

— Certamente! Каждое утро он смотрит передачу про то, как восстановить работу определённых органов для определённых целей. Иду я как-то утром в лавку, вижу его, размахивающего руками и ногами, и спрашиваю, что он такое делает. А он отвечает, что это специальные упражнения для людей, которые не до конца умерли. Для зомби, короче.

— Ты меня извини старина, но всё же с чувством юмора у тебя проблемы.

Уилл кинул стейки на сковороду и добавил немного специй.

— Perchè lo chiedi?

— Да интересно просто стало. Ладно ты-то живой, вот и бегаешь по соседским собакам, но Роб.

— Эй, это было в полнолуние. Я себя тогда не контролировал. И вообще, мне казалось, мы закрыли эту тему. И потом, часто ли встречаются салюки? Я лично подобную породу встречал нечасто. У неё был такой красивый голос…

Уилл не смог рассказать, что ещё хорошего было в соседской собаке, потому как на втором этаже послышались звуки, очень похожие на звуки сулящие неприятности. Было слышно, как что-то ударяется, падает, подпрыгивает, разбивается и ещё примерно десяток звуков, которые не внушали доверия.

Саймон посмотрел на Уилла. Уилл посмотрел на потолок.

— Что это ещё за чертовщина? — спросил он у потолка.

Вслед за этими словами, наверху упало что-то тяжелее книжки или вазы, и Саймон с Уиллом тут же побежали к лестнице на второй этаж. Когда они подходили к двери в комнату Роба, звуки и не думали утихать. Напротив, мелодия, сопровождающая непонятные действия, которые происходили в комнате Роба, была дополнена шипением, чавканьем и неким подобием беззвучного крика.

Уилл взглянул на Саймона и спросил:

— Готов?

— К чему?

— Senza cervello! — вскрикнул Уилл и ударом ноги вынес дверь в комнату.

Они забежали внутрь, и перед их взором предстал Роб, который всем своим видом демонстрировал миру, что ещё не все части его тела отсохли, хоть и были изрядно потрёпаны временем. Мертвец, видимо весьма смущённый столь внезапным появлением в его комнате двух мужчин, схватил с кровати простыни и скрыл ими всё, что требовалось скрыть, дабы не смущать внезапных гостей.

— Что у тебя здесь творится? — спросил Уилл.

— Мозги…

— Какое к чёрту «постучаться»? Мы услышали какой-то шум и…

Тут Уилл умолк и начал осматривать комнату. Если есть возможность засунуть ураган в бутылку, а потом выпустить его, то Роб явно нашёл такую бутылку. Беспорядком называют полнейший хаос, который проявляется в весьма неупорядоченном расположении вещей в помещении. Однако в комнате Роба хаос проявлял себя во всём, даже в таких мелочах, как разнесённая в щепки мебель и разбитое всё то, что может быть разбитым.

— Я, конечно, тоже не в восторге от планировки в этой комнате, — сказал Саймон, — но, по-моему, ты немного перегнул.

— Мозги…

— А где Джулия?

В этот самый момент послышались стоны и вздохи, которые услышал Уилл и на источник которых посмотрел Саймон. Стоны издавала вышибленная Уиллом дверь, которая от удара отлетела в угол комнаты. Точнее, стоны издавало то, что находилось под дверью. Надо сказать, что Роб чувствовал себя очень неуютно и даже как-то стыдливо, и ощущения эти усиливались с каждым шагом Уилла по направлению к двери. Когда Уилл добрался к чему-то стонущему и вздыхающему, он осторожно приподнял дверь и увидел…

— Ma stai scherzando? — скорее не спросил, а утверждал Уилл.

То, что находилось под дверью, а точнее было ею придавлено, сильно смахивало на довольно-таки привлекательный, хоть и недельной давности труп Джулии. Только труп почему-то живой и всем своим поведением доказывающий, что на кладбище ему ещё рановато. Внешний же вид этой личности говорил об обратном.

— Это… — начал Саймон.

— …Джулия, — докончил Уилл.

Он убрал дверь с того, чем стала Джулия и повернулся к Робу.

— Sei pazzo?! Какого чёрта ты её превратил в это?

Словарный запас Роба резко сократился в столь неприятной ситуации.

— Мозги…

— О, и это всё что ты можешь сказать? Извини мой друг, мозгами ты не отделаешься! Что у тебя тут произошло? Sei stupido? Ой, прости, я забыл, что у тебя череп уже пару столетий как прогнил, видать мозги постигла та же участь.

— Мозги… — обиженно сказал Роб.

— Ты меня извини старина, но тут я соглашусь с Уиллом. Это уже действительно перебор.

— Перебор? Это не перебор, это сраная катастрофа! Cazzo! Cazzo!

Та самая катастрофа, о которой говорил Уилл, и которая когда-то была Джулией, а теперь стала немного мёртвой, но всё той же Джулией, совершенно не знала чем себя занять. Крики её не сильно волновали, а вот размышления о еде заняли её мысли. Те персоны, что были в одной с ней комнате, не источали приятного аромата обычной человеческой плоти. Поэтому поняв, что она знатно проголодалась, Джулия направилась к выходу, чтобы найти, кем можно было бы перекусить. К сожалению, с ориентацией в пространстве, у девушки были некоторые проблемы.

— А, по-моему, она ничуть не изменилась, — сказал Саймон, смотря на Джулию, которая с упорством достойного лучшего применения, пыталась пройти сквозь стену. — Может, сможем вернуть её в универмаг? Может никто и не заметит?

Уилл взглянул на него очень недоброжелательным взглядом. Таким взглядом, который прямо-таки нахально не желал добра. А затем Уилл вздохнул, посмотрел на укутавшегося в простыню Роба и спросил:

— Come potrebbe accadere? И только попробуй мне сказать, что это всё из-за того, что ты не предохранялся.

Как оказалось, причина была совсем не в том, что Роб забыл зайти в магазин вчера вечером. Во всём была виновата жгучая страсть Роба, которая заставила его быть неосторожным в своих поступках. Откуда в таком мёртвом и дряхлом теле может быть какая-то «жгучая страсть» лучше не спрашивать.

— Как я понимаю, — сказал Уилл после объяснений Роба, — её проблемы с интеллектом немного усугубились?

— Мозги… — подтвердил Роб.

— Значит перед нами самый что ни наесть стандартный зомби, изготовленный словно по шаблону. И, к сожалению, в отличие от тебя, совершенно не разбирающийся в правилах поведения в людском социуме.

— Мозги…