Придуманная жизнь

От автора

Сколько себя помню, я всегда хотела писать книги. В детстве изумлялась мастерству писателей, часто недоумевая: «Откуда писатель знает, о чём думают и говорят действующие лица? Кто запомнил все их мысли и разговоры?» — и т. п. Пришло время, я в этом разобралась, написала свои книжки. Тема их — любовь. Но не только и не столько сама любовь, сколько поступки людей любящих или изображающих это чувство.

Я получила много откликов после выхода в свет сборников рассказов «Лорд» (2000 г.) и «Аккорды-акварели» (2003 г.). Почти всё, написанное мною позже, находится на моём личном литературном сайте (http://feirina.narod.ru). Часть произведений опубликована в ряде журналов и коллективных сборников.

Некоторые коллеги по писательскому цеху советовали мне изменить название «Придуманная жизнь» на какое-либо другое: мол, это совсем не коммерческое. Но ведь мой роман я писала именно под этим названием. Произведение это «совсем не коммерческое», а, скорее, смысловое.

Спасибо всем, кто читает мои рассказы и новеллы, всем, кто прочтёт этот роман. Буду рада получить отклики по электронному адресу: feirina@yandex.ru

Желаю всем светлой и счастливой любви, достижения целей и уверенности. Пусть у вас всё всегда будет хорошо.

Ваша Ирина Федичева

Об авторе

Ирина Викторовна Федичева (Лазутина) родилась в Читинской области, в семье советского офицера. Её дошкольное детство прошло у бабушки по материнской линии Агафьи Герасимовны Ковешниковой в селе Селитренном Харабалинского района Астраханской области. С семи лет постоянно живёт в городе Брянске. Более тридцати лет работала корреспондентом, ответственным секретарём, редактором в средствах массовой информации Брянской области. Художественную прозу о любви пишет давно. Её работы — это медленное чтение в тишине для тонкоорганизованных людей, способных думать и вдумываться, чувствовать и сочувствовать, переживать и сопереживать. Вероятно, и поэтому тоже трудно не согласиться с личными убеждениями Ирины Викторовны в том, что, какой бы стороной ни поворачивались к человеку события его жизни, он должен (в первую очередь для себя) помнить, что за облаками всегда есть солнце, и всё поправимо кроме смерти, а если обстоятельства изменить невозможно, то следует учиться в них жить. Автор уверена: каждый из нас способен хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть сделать окружающий его мир чище и красивее, а своих близких — счастливее.

Часть первая.
Серебряный туман

В детстве и юности все хотят поскорее стать взрослыми. В детстве и юности мало кто подозревает о «полосатости» судьбы, а мечты и реальность кажутся одним и тем же. В детстве и юности слёзы высыхают быстро, легко преодолеваются невзгоды. Детство и юность строят самые надёжные воздушные замки на песке.

Глава первая

Тоненькая девушка, почти девочка-подросток, накинув на плечи лёгкую кружевную шаль, пристроившись около окна, о чём-то задумалась. Невесомый ветерок лениво заигрывает с тюлевой занавеской. Солнце за горизонтом досматривает последние сны. Спят дом и уставшие за долгий праздничный вечер родители. Дремлют деревья в саду.

Лето. Тепло и спокойно. Мир не подозревает о мечтах девочки со странным именем Октябрина.

«Сиреневый туман над нами проплывает, над тамбуром горит прощальная звезда…» В предрассветный час транзисторный приёмник едва слышно выплёскивал из эфира вполне подходившие к моменту грустные слова. Мелодия и эмоции последних суток давно прогнали сон.

Ещё час назад они всем классом мечтали, обещали, желали, прощали, прощались. Верили словам, в непременную удачу, в счастливую звезду. И вот выпускной вечер остался за парадными школьными дверьми. Наверное, одноклассники сейчас отдыхают. А может быть, им тоже не до сна?

Впрочем… Что ей за дело теперь до них! Каждый в классе был сам по себе. И врозь, и вместе. Не конфликтовали и не дружили. За десять лет учёбы между ними так и не возникло настоящей дружбы. Люди-одиночки, случайно оказавшиеся вместе. Почти в полном составе, переступив десять лет назад порог новенькой школы первоклассниками, они наконец-то добрались до выпускного дня с его заветными аттестатами. И вот теперь каждый ступает на свою дорогу.

Осторожно, чтобы ненароком не потревожить родительский сон, девушка открывает шире створки окна. Новый день тайным заговорщиком пробирается в комнату. «Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда…»

Трогательная девочка с прямыми длинными тёмно-каштановыми волосами. Через окно в сад она пытается разглядеть своё будущее.

А в саду колышется июнь.

— Мир! Я сделаю тебя добрее! — шёпотом восклицает девочка.– Хочу, чтобы ты изменился, стал лучше, чтобы люди полюбили жизнь и друг друга.

Песня закончилась. Грустные слова о прошедшей любви. А вот у девочки любовь не кончится никогда!

Юность максималистично-самонадеянна. В юности, наверное, каждый уверен: именно его печали и горести обойдут стороной. Это у других полно забот и хлопот. Это другие мучатся ими, нагружают друзей, родственников, ноют, хнычут. И старость приходит к другим.

И смерти не бывает.

Глава вторая

Слегка озябнув, Октябрина юркнула под одеяло и сразу же уснула.

Впереди большой долгий день, когда почти нет ночи, когда одна заря спешит поздороваться с другой.

И уже завтра Октябрина повезёт документы в университет. Она мечтает об учёбе в столице, хочет быть журналисткой — дальние поездки, встречи с людьми. А потом — подпись под газетным материалом. И все удивляются: складно, интересно, захватывающе! Как удалось! В их школе она одна целый год готовилась к поступлению на самый престижный факультет страны. Там жуткий конкурс! Но надо пробовать!.. Надо стучаться, добиваться. Что такое человек без мечты? Пустое место, оболочка, одушевлённое равнодушие.

Но документы она повезёт завтра. А сегодня у неё свидание!

                                             ***

…Ах, как было светло! Танцевальная веранда в парке — прародительница будущих дискотек. Красивые взрослые девушки. Уверенные парни. Скорее бы туда, за высоченные прутья! Но строгие родители Октябрины не допускали и мысли о «танцульках».

— Танцы?! Это ужас! — мама всплёскивала руками.

Наверное, она никогда не была молодой. Да ведь она и сейчас далека от старости. Только-только входит в средний возраст… Мама прирождённая актриса. Никогда не знаешь, искренны её эмоции или разыграны ею для какого-то, одной ей известного, «порядка». Мама подносит к глазам платочек, нервно капает в кружевную стопочку сердечное снадобье, прикрывает холодные глаза.

— Ещё чего! Танцы! Приличная девушка! Как не стыдно! Куда тебя тянет! Нужно учиться! Ты должна дать слово: пока не окончишь институт, ни о каких ухажёрах думать не будешь!

Мама точно вбивала огромные гвозди в неокрепшую душу девочки: приказывала, настаивала, заставляла. Она словно боролась с личностью дочери, её ранней самостоятельностью, с её чувством собственного достоинства.

В старших классах, летом, в каникулы девочка убегала вместе с подружками в парк на танцы, куда пускали только взрослых, самостоятельных с виду молодых людей. Строгие билетёрши чуть ли не требовали паспорт.

Сначала подружки издалека разглядывали пары за фигурной оградой. А на пороге десятого Октябрина решилась, трепеща, пройти на ярко освещённую танцверанду.

«Сиреневый туман…» — местный певец старался, как мог.

Первые танцы в парке. Девочки с начёсанными чёлочками, дрожь в коленках. Ах, эти тогдашние девочки в коротких юбочках! Их не страшит будущее. Ведь живут они в лучшей стране, которая всегда позаботится о них, поддержит и поможет встать на ноги.

Это было всего-то год назад. Книжная девочка, наконец-то и она очутилась на презираемом мамой сверкающем «блюде»! Асфальтированный клочок земли. Там таяли и одевались в панцири сердца, решались судьбы, приключались личные драмы.

Октябрина прошла через пост билетёра, как через государственную границу, отошла подальше и замерла. Да может ли существовать это самое «подальше» в ярком свете фонарей? Парни словно не замечали её. Хотелось плакать. Не шевелясь, глядя в одну точку, девушка обдумывала план незаметного отступления в сторону дома. Главное — не выдать себя, никому не показать разочарования собой. Больше сюда — ни ногой! Куда ей, голенастой пигалице, до этих томных избалованных вниманием парней красавиц! Не так уж и далеко они ушли от неё по возрасту, а… какие-то они другие. Стать бы ей хотя бы немного похожей на них!

Октябрина уже почти решилась сбежать, как кто-то бесцеремонно и крепко сжал её ладонь. Она испуганно подняла глаза:

— Ой!

— Что «ой!»? — передразнил симпатичный и статный парень.

Певец и гитарист, он был мечтой многих завсегдатайш веранды. «Сиреневый туман… над нами… про-плы-ва-а-а-ет…», — кажется, солист ансамбля страдает всерьёз!

С того вечера настроение Октябрины на долгие месяцы и годы погрузилось в тот самый придуманный чьей-то загрустившей фантазией «туман». Чепуха какая-то. Кто видел туман сиреневого цвета? И вообще… Что это такое — туман? Сырость, портящая прическу. В энциклопедии и того хуже: «Туман, в общем смысле — аэрозоль с капельножидкой дисперсной фазой (ну и формулировочки!) … Образуется из перенасыщенных паров в результате конденсации… Туман… это скопление водяных капелек или ледяных кристаллов в приземном слое, значительно сокращающее дальность видимости…» Вот так-то! Не больше и не меньше. «Сокращает дальность видимости», — хорошо бы не забыть!

Неотразимый молодой человек о своей работе никому не рассказывал, лишь многозначительно улыбался и уводил разговор в сторону, если кто-то пытался ею поинтересоваться. Изредка парень позволял себе безобидные «закидоны» вроде игры в парковом ансамбле или хозяйско-панибратского знакомства, например, с ней, почти девчонкой.

Не потому ли он, к его удивлению, охотно почти до утра бродит с нею по городу, на равных разговаривает. Какая она интересная, эта тростинка с зеленоватыми глазами! Удивлённо слушая её рассуждения, он с удовольствием поддерживал разговор. Ишь, умница-разумница! С ней почему-то не тянет в отдалённые аллеи, не приходит в голову предложить ей часика полтора «отдохнуть» в квартире друга.

Вадим, так звали нового знакомого, потрогал ключи, прихваченные на всякий случай. Он неплохо разбирается в психологии женщин — молодых и не очень. Ему двадцать пять. И он — человек цели.

                                           ***

…Уже шестой день девушка сидела взаперти. Под домашний арест её отправил отец. Нарушив после танцев допустимые сроки возвращения, она предстала под утро перед плачущей мамой и разъярённым папой. «Вытерплю!» — думала Октябрина, вспоминая минувший вечер. За всё приходится расплачиваться. И за счастье — тоже! После танцев в неё вселились неописуемый восторг и радость, вошло ощущение новой жизни — неведомой ранее, спрятанной за крепкими замками родного дома.

Наверное, девочки влюбляются иначе, чем мальчики. Но он — не мальчик! Ему скоро двадцать шесть! Говорят, он избалован вниманием женщин. Но он такой необыкновенный! Если б было можно, Октябрина никогда не расставалась бы с ним.

Телефонного звонка она не ждала — её не позвали бы к телефону. Ждать звонка было бессмысленно. Проводив её почти до дому (дальше Октябрина не разрешила), новый знакомый сказал, что днём уезжает. Она же кое-как объяснила родителям своё поздне-раннее возвращение: заговорилась с подружками, не заметила, как перестал работать городской транспорт, шла пешком. Тогда мама зашлась в рыданиях:

— Как так! Одна! По тёмному городу! Могли и обидеть! Мало ли хулиганов! Нужно было взять денег для такси.

Такси! Откуда могла знать Октябрина, какой стороной к ней повернётся минувший вечер! Она же не предполагала задерживаться. Ну а теперь, как уж получилось.

Знала бы мама: до тех пор, пока Октябрина будет рядом с ним, её никто не обидит. Вспомнив его руки, Октябрина улыбнулась: такие нежные. А плечи! Крепкие, широкие! За ними хочется спрятаться.

Наверное, в тот вечер в ней заговорила женщина.

Знала бы мама, с кем познакомилась её дочь. А если бы узнал папа? Не миновать скандала, как пить дать! Папа не привык к противоречиям и говорит один раз. С папой нельзя спорить. Ему нужно повиноваться. Он не хочет слышать ни о каких «женихах»!

Октябрина зажмурилась. Нет! Она ничего не расскажет родителям. Ведь это её жизнь! Пусть будет, как будет!

Молодой человек по пути домой думал о девочке с остреньким носиком и острым умом. Чистая девочка. Такие в большинстве своем отличницы, зубрилы и зануды. А эта — живая, разговорчивая, забавная. Только вот… непросто быть рядом с такими девочками. Потом они превращаются в очень правильных женщин, с чувствами которых приходится считаться! И это осложняет жизнь.

«И что это я думаю о ней?» — удивлялся молодой человек.

У него, носившего красивое и незаезженное имя Вадим, было всё для беспроблемного будущего: образование, здоровье, красивая мужественная внешность, спортивное телосложение, перспективы серьёзного карьерного роста. Он быстро шёл в гору, был на хорошем счету у начальства, безукоризненно выполняя его затейливые поручения вроде игры в бесшабашного массовика-затейника, музыканта и любимца женщин.

В ближайшее время он уезжал на учёбу в столичную академию. А там… Всё возможно. К примеру, возвращение в родной город со значительным повышением. Но есть и другой путь: пробиться на самый верх. Главное сейчас — правильное поведение. Заманчиво оказаться наверху в молодые годы. Здесь уж не до любви, не до дружбы, не… не до чего. Или — или! Но он попробует сохранить эту девочку. Надо подумать, надо выбрать правильное решение. Но как же хочется попасть туда! Там — всё! Перспективы, связи, деньги, власть, изобилие! Ради них он готов отказаться от всего личного. Хоть сейчас! Хоть и навсегда! А что? Одному жить тоже неплохо. Во всяком случае, хлопот намного меньше. И отвечаешь только сам за себя. Такая карьера дорогого стоит. И только круглый идиот этого не понимает. Или безнадёжный… идеалист. Что в данном варианте практически одно и то же. Ну что здесь непонятного! Всё ясно, как белый день.

Ведь там — уже коммунизм, возможностью наступления которого когда-нибудь одурманивают головы таким вот девочкам, миллионам девочек, мальчиков, стариков и всем остальным преданным стране согражданам. Но выбор граждан — это не его выбор. То есть, его это не касается. Пусть живут сами, как получается или как могут. До них ему нет никакого дела. У него другие планы! Он пробьётся! Сейчас он почти обременён семьёй — для карьерного роста. Официальную церемонию пока удаётся оттягивать под благовидными предлогами. И он понимает: ни к чему заводить романчик с неизвестной девчонкой. «Но она мне понравилась. Окончит школу. Поступит учиться… Хорошая девочка из хорошей семьи. Чистая душа. Я обучу её правилам всех „игр“, без знания которых ничего добиться невозможно. Чем раньше она поймёт это, тем понятливее станет относиться ко многим явлениям реальности. Её нельзя потерять. Из неё можно вылепить хорошую жену для того, кто стремится наверх!»

В тот вечер Вадим не узнавал себя.

Он хорошо осознаёт, что не вправе думать о любви. Кандидатуры для недолгого личного общения в его серьёзном ведомстве тщательно рассматриваются, их подбирают заранее. Довольно привлекательные девушки. С ними обеспечено приятное время без последствий.

И ему подыскали вероятную жену. Его не привлекала женитьба. Но карьера важнее. Без правильного брака её не выстроить.

«А что, если?.. — мысль сначала обдала холодом, потом бросила в жар. — А что, если доложить об этой девочке? Через год она окончит школу. Потом…» — Вадим отогнал вариант как неосуществимый.

Кто знает, не поспешил ли отмахнуться, не осложнил ли своё настоящее, не ошибся ли… «Погода» в его ведомстве начала потихоньку, незаметно, пока малоощутимо, меняться. И, кто знает, вариант девочки как будущей жены мог пройти. Но как говорить о ней, едва познакомившись? Сочтут несерьёзным. Как-то такое повернётся потом! Как-то аукнется! Уж лучше далеко не заходить в этом знакомстве, но и пока не отказываться от него. Очень хорошая и добрая девочка — настроение и радость.

Пребывая в почти безмятежно-романтическом настроении Вадим добрался до дому. Он поставил рядом с кроватью будильник и выключился на два часа.

Глава третья

Всё это происходило чуть больше года назад. Поступив в академию, Вадим легко учился и сумел-таки не обременить себя браком. Начальство отнеслось к его доводам с пониманием, рекомендуя на некоторое неограниченное обязательствами время заниматься только учёбой. Оно делало на Вадима ставку. Что ж… Пусть пока… до поры до времени… руки у парня останутся развязанными.

                                           ***

…День набирал силу. Октябрина спала. Снился Вадим. Он нежно обнимал её загорелые плечи, целовал волосы. В радостном волнении девушка проснулась. Комнату заливало солнце. Кажется, сегодня произойдёт что-то хорошее… очень хорошее. Ах, да! Вечером ей разрешено прогуляться!

Поразительно, но родители отпускали Октябрину в столицу без сопровождения! Она было подумала, что они признали её право на взрослость. Но они всего лишь решили попробовать хотя бы немного ослабить воспитательные вожжи. Да и мамина институтская подруга, у которой Октябрина поселится, жила рядом с вокзалом, на который прибывал поезд. Даже транспорт не требовался, чтобы добраться до её дома. Октябрина с мамой не раз бывали у неё в гостях.

Та-а-а-к! Значит, в столицу одной отправляться можно, а в родном городе, видите ли, нельзя задержаться вне дома и лишней минуты! Теперь надо суметь не насторожить родителей, набраться терпения, не нервировать их пустяками. Но как всё предусмотреть, как отличить, к чему готовиться? Больше года она скрывала тайну. Если бы родители знали о Вадиме, об их девятилетней разнице в возрасте, — а в юности это очень много — то… Ей было бы, ой, как непросто. Родители считались с общественным мнением, которое не поощряло многое, тем более дружбу с молодым человеком с большим возрастным отрывом.

Октябрина пряталась в мысли о Вадиме всякий раз, как только на её личном небосклоне появлялось даже незначительное облачко. Она постепенно привыкла к тому, что Вадим решает, как ей поступить в том или ином случае.

Сегодня в четыре дня она отправится якобы в библиотеку. Она и в самом деле туда зайдёт — никакой преднамеренной лжи. Потом ей можно погулять с девочками, а если девочки надумают гулять подольше…

— Непременно, мамочка! — кивала послушная дочь.

Долго ли попросить кого-либо подтвердить наличие исключительно девичьей компании! Зато сегодня они с Вадимом собираются от души наговориться!

— Только обязательно позвони! — примирительно увещевала мама.

Тоненькая девочка, открытая душа… Тысячи девушек со свойственной юности безгрешностью каждодневно начинают свой взрослый путь по планете.

Вадим не успевал вернуться к выпускному вечеру Октябрины ровно на день, предупредив её об этом по телефону. Да и что бы изменил его приезд? Зато сегодня, ближе к вечеру, у них свидание в парке с той самой танцевальной верандой, где он без дальних мыслей ухватил её за руку. И вот всё ещё держит.

«Вадим… — с этим именем в час дня Октябрина проснулась, чувствуя себя совсем не так, как раньше. — Мне не хочется в библиотеку. Мне не нравится ложь. Легче вообразить какую-нибудь историю, сфантазировать сюжет, поселиться в нём и там жить, реально находясь здесь. Но когда надо придумать что-либо в оправдание… Это не по мне! Сегодня же попрошу Вадима расставить всё по местам. Я окончила школу. Пора делать родителей союзниками», — размышляла Октябрина, собираясь в «библиотеку».

Она крутилась перед зеркалом, примеряла одежду, выбирая, в чём лучше показаться на глаза Вадиму. Вещей у неё было немного. Только самое необходимое. Мама категорически возражала против «погружения в «тряпки». Мода, видите ли! Всё это отвлекает от дел, моды эти самые, песни на непонятных языках… Запад, это чужеродное влияние, не пойдёт на пользу нашей здравомыслящей молодежи… Поменьше информации надо давать «оттуда»… Мода… У них своё, у нас — наше. Они нам не указ. Чисто, аккуратно — вот и вся «мода»! Сама же мама строго следила за своими красотой и одеждой.

                                          ***

«А вчера…» — вчера в это время завершались предвыпускные хлопоты.

Однако вчера было давно. И хорошо. Октябрина не могла дождаться окончания уроков, избавления от школьной формы и вообще! Класс был недружным. Даже странно, что вчера они вдруг объединились.

Наконец, в который раз оглядев себя в зеркале, Октябрина осталась довольна собой. Пора!

«Какие красивые у тебя волосы», — сказал вчера на вечере кто-то из одноклассников. Сговорились, что ли! То и дело осыпают комплиментами, чего раньше не было. Совсем недавно она бы краснела-бледнела. А сейчас! Гордая осанка. Уверенные движения. Вот что делает с человеком любовь.

Год, в котором у неё был Вадим, не прошёл для неё незаметно. Вадим исподволь успел многое сделать для формирования личности Октябрины. Считая себя давно сложившимся человеком, которому не нужны поучительные нотации, девушка порой думала, что она родилась взрослой.

Внутренне независимая, она редко гуляла с подругами по улицам, почти не бывала на школьных вечерах — мешала неуверенность в себе, взращённая в семье. Её часто одергивали: не пой! И она не пела даже на уроках пения. Её упрекали: ходишь вперевалку, как утка! И она сжималась, прошмыгивая мимо всех как можно незаметнее. Она не «так» танцевала и оставалась для родителей, в основном для мамы, неуклюжим недоразумением. Октябрина не понимала, что происходит и сама себя жалела, часто плакала.

Её чувство внутреннего достоинства страдало. И как могла, она протестовала против несправедливых оценок себя близки людьми. А её «не такой» характер противился любой сторонней попытке изменения его.

Так кто же все эти годы окружал девочку? Почему зачастую ей хотелось исчезнуть, спрятаться, уехать на поиски своего совершенного мира? Быть может, такая счастливая земля где-то есть?

Октябрина глядела в окно полупустого летнего троллейбуса, думая о Вадиме. Они не встречаются открыто, жаль. Но по-другому нельзя, так сказал Вадим. Она вытерпит. Будет ждать. Ей пока семнадцать. А на Октябрьскую исполнится восемнадцать. Возрастом гражданской зрелости называет этот рубеж папа.

Октябрина гордилась датой своего рождения — в день главного праздника большой и великой страны. Имя тоже в честь него. Так захотел папа.

Ну почему в их доме так холодно? Почему не хочется откровенничать с мамой? Почему мама выговаривает ей за любую мелочь так, словно дочь подсудимая, а мама — главный судия всего и всех! И очень хочется плакать после всех этих незаслуженных ею проработок. Быть может, мама не любит её, разумом понимая несуразность ситуации? Может быть, мама ищет любой повод, чтобы оправдать нелюбовь мелкими придирками и, якобы, «шутками»? А если Октябрина плачет из-за этих «шуток-подначек», значит, она капризная и нервная девчонка, лишённая чувства юмора, ей давно пора брать пример с других, вежливых и послушных, девочек.

Может быть, мама — слабый человек? А папа? Как понять его? Папа молчал, глядя на происходящее в доме исподлобья, и почему-то почти никогда ни во что не вмешивался. Он как бы отгораживался от жены и дочери, предоставляя возможность им самим разбираться в непонятных ему женских столкновениях. Папа хотел иметь сына. Ну а мама, по его вроде бы шутливым словам, которые случайно долетели до ушей дочери, наперекор ему добилась своего. Мама всегда и всё делала наперекор папе. И папа ни в чём не уступал маме. Может быть, они все эти годы придерживались каких-то негласных правил только им известной игры? Крайне редко девочка ловила на себе мимолётный сочувствующий папин взгляд. Ей тут же хотелось прижаться к отцу, чтобы он приласкал, погладил по голове. Но папин взгляд, ускользнув, прятался в холодных глазах и, кажется, ничего не выражал. Да и был ли он? Октябрина уходила в свою комнату. Разыгрывала «в лицах» истории из жизни кукол, которые были её почти живыми подружками. Они, придуманные и оживляемые ею люди, всё понимали, советуя, как жить дальше, веселили хозяйку, радовали и жалели её.

Подолгу находясь среди своих «сочинений», незаметно для родителей, но ощутимо для себя, Октябрина научилась под другим углом зрения понимать и принимать мир. Внутри ведь она давно была взрослой. Параллельно с родителями и учителями она воспитывала себя сама и, очень похоже, преуспела в этом. Она всё могла объяснить взрослым о себе. Да вот только никто из них её знаниями не интересовался.

После родительского воспитательного часа Октябрина чувствовала себя униженной несправедливыми оценками. Ну какая же она «недобросовестная неряха», если она не такая! Почему-то им не по душе её фантазии, смех, шутки. Она чему-то мешает? В чём-то виноватая, она явно здесь лишняя. Наверное, ей нужно превратиться в нечто бессловесное — тогда в доме всегда будет тихо и спокойно. И никто не нарушит скрытой ненависти родителей друг к другу. Октябрине всегда было зябко после «проработок». Она согревалась под одеялом, свернувшись калачиком. И даже не догадывалась, что такое состояние называется хроническим стрессом. Пройдёт время, она разберётся, что к чему было, есть и будет… Ей давным-давно, классе в третьем или четвёртом, захотелось окончить школу, сбежать куда-нибудь подальше отсюда, хотя дом свой она любила. Здесь были потаённые уголки, где жили придуманные ею сказочно-реальные герои. Она бы хотела возвращаться сюда иногда, на короткое время, а лучше — невидимкой. Пожить в комнате с окном в сад; проснуться ни свет ни заря; встретить солнце на утренней заре; поздороваться с миром и — улучшать его, улучшать. Улучшать, хотя бы для того, чтобы не было в нём одиноко горюющих детей, которые затем превращаются во взрослых людей-одиночек.

Год общения с Вадимом, в основном через звонки и письма, переменил Октябрину. Она выговаривалась в письмах ему и вроде как частично облегчала свой внутренний груз. Он отвечал без намёка на морализаторство или профессиональное превосходство. Вроде и не было разницы в годах. Они сохранили свою «конспирацию». Письма «до востребования» на удалённые от дома почтовые отделения, домашний тайник. Октябрину и через улетевшие десятилетия там всегда будут ждать его письма, перечитать которые она и не захочет, и не сможет, и даже надолго забудет о них. «А ведь это был роман в письмах», — такая мысль возникнет через много лет. И уйдёт в никуда.

Очень красивая в новом пёстром платьице с юбкой солнце-клёш, предназначенном для лета в столице, Октябрина выглядела повзрослевшей. Встречные парни восхищённо провожали её взглядами. Вот и славно! Пусть, пусть родной город ею любуется. Когда-нибудь он поверит и в её мечты. Тоненькая девушка, почти девочка, рассматривала себя в стёклах витрин. Такой должно повезти в жизни.

Однако красивым и умным женщинам нередко приходится непросто порой даже в простейших ситуациях, а ведь жизнь не перепишешь, не продублируешь, не начнёшь заново.

Сдав на абонемент прочитанные книги, девушка вскочила в троллейбус. Минут через двадцать в аллее парка она увидела Вадима.

Глава четвёртая

Со стороны — обычная деловая встреча. Конспирация! Смешное слово. Игра, как в детстве. Если бы! Сейчас сложнее. Обо всех знакомствах Вадим сразу же должен был сообщать начальственным инстанциям. Об Октябрине молчит почти год. Неизвестно, чем это ему обернётся. Так что лучше уж ничего до поры до времени не объяснять.

Вадим не думал, а, скорее, не хотел думать о последствиях такого утаивания. Возможно, из-за молодости, или недооценки необходимости всегда своевременно просматривать цепочку возможных событий и их ответвлений, или из-за нежелания постоянно думать наперёд, взвешивать, что из чего может получиться, что с чем способно состыковаться или не сложиться. Это удел искусных интриганов. А он и был интриганом по своей сути, но в силу возраста ему недоставало опыта, а характер его пока не зачерствел.

Может быть, именно потому Вадим дорожил этой девочкой. Но он знал и то, что она находилась в стороне от главной дороги его судьбы. И только что-то из ряда вон выходящее могло их соединить. Ради неё он пока не планировал рисковать ни будущим своим, ни карьерой, практически ничем. Если же он действительно планирует Октябрину в своей судьбе, то надо повести дело так, чтобы сложились в одну нить все тонкие нити их знакомства и дружбы. И тогда, возможно, придёт пора думать об обоюдном будущем. Молодой человек не раз размышлял, каким образом в удобный для себя момент скажет начальству об Октябрине. Дело за малым: она должна учиться в столичном вузе. Она стремится стать журналисткой? Хорошее дело. У неё есть все шансы на поступление. Боится иностранного? Он готов помочь. С иностранными языками у него отлично!

— У тебя не очень хорошее настроение? — спросила Октябрина, вглядываясь в лицо Вадима.

— С чего ты взяла? — удивился тот.

— По глазам вижу, — озаботилась Октябрина.

— Что же ты видишь? — уточнил Вадим.

— Тревогу. Даже не вижу — чувствую, — насторожилась Октябрина. — Что-то неприятное?

— Не беспокойся. Всё в порядке, — отчеканил Вадим, непререкаемым тоном ставя жёсткий барьер между вопросами и ответами.

Тем не менее, причина для тревоги была. Не далее как вчера начальство завело с ним первый серьёзный разговор о семейных узах. И даже, что не было для Вадима неожиданностью, предложило на выбор несколько кандидатур для знакомства. С принятием решения его не торопили, но он и сам понимал, что оттягивать с ответом дальше не в его пользу. Личные пожелания потенциального жениха, конечно, примут во внимание — не крепостное право. Нужно, очень нужно, чтобы Октябрина поступила на факультет. Ни о какой другой профессии она не желает слышать! Вадим же не хотел бы слышать ни о ком другом. Оттягивая время, он надеялся на изменение обстоятельств, на что-то такое, что поможет ему.

Они бродили по отдалённым аллеям. Старые липы с буро-чёрной корой стволов смыкались кронами и почти не пропускали к земле предвечерние солнечные лучи.

— Знаешь, что? — остановился Вадим. — Раз уж так выпало и у нас образовалось свободное время, поедем за город, а? Быстренько, перебежками, по одному к электричке. Там осмотримся и таким же макаром — в лес.

Октябрина молчала. Слова Вадима царапнули настроение: что он там напридумывал? Какие-то перебежки, маскировки. Игра в войну, что ли? Но она — сторонница мирной жизни, домашней, размеренной, с детьми, игрушками, мужем-каменной стеной.

— Ну что, ты согласна? — повторил Вадим. — Давай часика два подышим лесом? Я прихватил расписание электричек, скоро придёт одна из них. Держи! — Вадим положил в тёплую ладонь девушки двадцать копеек одной монеткой. Она засмеялась:

— Хорошо! Пусть будет по-твоему!

— То-то же! Привыкай! В доме всё должен решать мужчина!

— Что решать? В каком доме?

— Потом скажу. В лесу. Всё, рассредоточиваемся. Купишь билет — иди во второй вагон с конца, садись в середину. Я позже подойду.

Вадим ускорил шаг и ушёл вперёд. Октябрина проводила его грустным и восхищённым взглядом. Потом она пересекла дорогу, поднялась на пешеходный мост через железнодорожные пути. От высоты захватило дух.

Впереди голубым парусом маячила стройная высокая фигура Вадима. Он широко и уверенно шагал по мосту раскованно-независимой походкой не обременённого заботами человека. Этакий шалтай-болтай! Кому на ум придёт заподозрить в нём того, кем он был на самом деле? А кем он уже был, блестяще окончив первый курс академии? Учился он без труда, с интересом ко всем предметам. За год здорово продвинулись оба иностранных языка. Вадим готовил себя к постоянной серьёзной работе. Всего одна «закавычка» мешала ему: существование девочки, которую он любил всем сердцем и без которой, думалось ему, он себя не представлял. И в то же время готов был поступиться ею, если того потребуют обстоятельства. Теперь Вадим жалел о том, что тогда же, после первых двух дней знакомства, не сказал о ней начальству, получив в итоге множество непоследовательностей в клубке происходящего. Что ж, казнись не казнись, — не сделанного не исправить. Нужно обдумать, как быть сегодня, проработать ближайшую перспективу и предположить отдалённую перспективу. Тогда не придал значения, а сейчас нужно детально выдумывать версию якобы только что случившегося знакомства. Он-то готов. А как среагирует Октябрина? Она умница. Но как же ему не хочется лжи, особенно связанной с ней.

Хорошо зная окрестности города, Вадим выбрал для встречи тихое малолюдное местечко. Ехать недалеко и недолго, всего-то минут пятнадцать. «В лесу и поговорим», — думая так, Вадим опустил в билетный автомат монету в обмен на небольшой светлый прямоугольник. Равнодушно окинул взглядом кассовый зал. На жёстком сиденье пристроилась Октябрина. Её скучающий вид ввёл бы в заблуждение любого Пинкертона. Девушка явно никого не ожидала и, видимо, направлялась то ли на дачу, то ли в деревню.

Вокзальный диктор объявил о приближении электрички. Октябрина как бы нехотя поднялась, небрежной походкой поплелась к предпоследнему вагону. «Ну и актриса! — изумлялся Вадим. — Ей бы в театральный! Явные способности».

Электричка загудела, набрала скорость. В вагоне было почти пусто. Войдя в него, Октябрина прикрыла глаза. Короткую юбочку колыхнуло сквозняком. Она обеими руками оправила подол, села на скамейку. В вагоне перешёптывались две интеллигентного вида очень пожилые женщины.

Минуты через две, резко дернув дверь, вошёл Вадим — разбитной, высокомерный. Старушки испуганно переглянулись. Вадим заговорщицки им подмигнул. Уселся напротив Октябрины.

— Привет, милашка! Куда путь держишь?.. А?.. Что молчим?.. — развязность и наглость парня поневоле напрягли Октябрину.

— Скажи что-нибудь, — почти не шевеля губами, попросил Вадим, — покажи, что испугалась.

— Отстаньте, — старательно подыграла Октябрина.

— А чего это «отстаньте»? — повышал голос Вадим. — Гордая? Понятно! Не хочешь знакомиться? Или маленькая ещё? С мальчиками мама не разрешает дружить? Боишься меня. Да? Где выходишь-то?

Октябрина как могла изображала испуг и самозащиту.

— Ладно, живи пока, я вернусь! — кривовато и многозначительно усмехнулся «приставала». И тут он «заметил» притихших попутчиц. Строго глянул в их сторону:

— Все живите — пока! Адью!

Вразвалочку Вадим направился в последний вагон.

Через пять минут Октябрина выпрыгнула на нужной остановке. Не заставил себя ждать и Вадим. Электричка в несколько секунд скрылась за лесным поворотом. Кажется, их никто не видел. Метрах в ста, правда, Вадим приметил невысокую фигурку какого-то, должно быть, местного жителя. Они сбежали с насыпи, оказавшись за полосой отвода, в молодом ельнике.

Глава пятая

Тихо. Пахнет травой и набирающим силу летом. Скрывшись под кронами деревьев, молодые люди остановились. Вадим нежно приблизил Октябрину к себе. Её сердечко билось, точно у перепуганного цыплёнка.

Вадим заглянул в глаза девушки. Стал целовать лицо, руки, волосы.

Сильный, молодой, здоровый, он не разрешил себе ничего большего. Всё будет, позже, когда осуществится разработанный им план. Когда то, что они сейчас обсудят, станет их общей жизнью.

Углубившись в лес, они расположились на крохотной полянке среди крепеньких ёлочек. Разговаривая шёпотом, детально обсудили возможную жизнь в столице.

— Поняла теперь, кто в нашем будущем доме хозяин? — шутливо, но строго спросил Вадим.

Ему ответили сияющие глаза Октябрины.

Вадим намерен уладить формальности с женитьбой, как только девушке исполнится восемнадцать — осталось всего ничего. Инужно поступить учиться. Тогда всё будет намного легче.

Пролетели два часа. Снова пора на электричку. Игра-реальность увлекла Октябрину. Вроде бы продумано всё до мелочей. Если что-то пойдёт не по их плану, то ориентироваться станут на ходу. На всякий случай они придумали несколько условных знаков.

— Помни, завтра в поезде будем «знакомиться», — наставлял Вадим «ученицу». — Важно создать правильное впечатление. Неважно, кто окажется рядом. Создадим иллюзию знакомства невзначай. А потом я, немного джентльмен, немного приставала, немного капризный комсомольский воспитанник — увяжусь за тобой у всех на глазах. Запомнила, как ты реагируешь?

— Да. Я играю маменькину дочку, охочую до новых впечатлений.

— Повторим. Как ты это делаешь?

— Сначала отворачиваюсь, жеманюсь, краешком глаза наблюдаю за тобой. Я тебя не приближаю и не отталкиваю.

— Отлично. Теорию освоила. Может, попрактикуемся? Немного времени у нас есть… Давай-ка попробуем. Ты устраиваешься у окна. Вагон будет сидячим. Там кресла, как в самолёте. Я нарочно брал такие билеты — чтобы наше случайное знакомство подтвердило, если что, как можно больше свидетелей. Подстраховаться никогда не мешает. Сама знаешь, какая у нас общественная обстановка… Ухо надо держать востро и никому не доверять. Никогда и никому до конца не доверяй. Даже мне — это тебе моя памятка на жизнь. Запомни её навсегда.

Вадим инструктировал Октябрину. Повторения, которое «мать учения», не потребовалось.

— Ты, часом, в драмкружке не занималась? — подивился Вадим. Октябрина отрицательно покачала головой.– Мне кажется, ты неправильно выбираешь профессию. Тебе нужно в театральный. Или к нам. А может, и впрямь к нам тебя перекинуть?

— Как это — «перекинуть»? — не поняла Октябрина.

— Не волнуйся. Пошутил, — отговорился Вадим, понимая и неудачность шутки, и то, что тогда-то уж точно ему её не видать.

А это постоянное чувство тревоги, боязнь за близкого человека! Совсем другое дело, если жена оговорена начальством и становится непременным и обязательным деловым партнёром. В такой ситуации ставка делается не на чувства — доминирует психологическая совместимость. Она и определяет длительность партнёрства. Примеров хватает, есть немало таких семей, где и дети родились.

— Давай, милая, ещё немного порепетируем?

Октябрина с готовностью изобразила прощание с родителями на перроне: грустное лицо, в голосе лёгкое волнение. Вот и поезд отходит. Она пробирается к своему месту. Рядом — пустое кресло.

— Представила? — строго спросил молодой человек.

Октябрина кивнула

— Разрешите? — входил в роль Вадим. — О! Какая девушка! В столицу? — ленивый тон, слегка развязные манеры…

— Садитесь, — «разрешила» Октябрина, отворачиваясь к «окну».

— Такая красивая девушка, а разговаривать не хочет? — репетиция заигрывания продолжалась.

— Не приставайте. Я не обязана с вами знакомиться.

— Почему это? Уж не замужем ли вы? Не-е-ет… Не похоже. Тогда в чём дело? Мне нравятся красивые девушки. А вы очень даже миленькая.

— Я не разговариваю с незнакомыми мужчинами, — капризничала голосом Октябрина.

— Так уж? Неужели не нравлюсь?.. Продолжай, продолжай входить в роль, — наставлял Вадим. –Мы с тобой играем. Мы вернулись в детство. Помнишь, ты рассказывала об играх с куклами?

— То ку-у-у-к-лы, — протянула Октябрина. — А то ты! Давай о чём-нибудь другом поговорим. Скоро электричка, и до завтрашнего вечера я тебя не увижу. Сам говоришь — конспирация. Мне тебя всегда не хватает. Знаешь, мне хочется ощущать себя женщиной. Наверное, я устала быть ребёнком.

— Ты чувствуешь себя ребёнком? Или тебе внушают, что ты — ребёнок? По мне — так ты давно сложившийся человек. И даже незаурядная личность… в будущем… Если не погрязнешь в семье и быте. И мне тебя тоже не хватает. Хочу тебя обнимать, целовать, просыпаться рядом. Хочу, чтобы у нас родились дети, трое! — Вадим обнял Октябрину. — Ну и имечко тебе родители навыдумывали, ласково не назовёшь — а полностью, так получается официальщина. Ок-тяб-ри-на!.. Октябрина! Прямо наш революционный праздник! Парад! Равнение на середину! — Вадим и шутил, и варьировал уменьшительные производные от имени девушки. Новое не получалось. — Придумал! Ты будешь для меня Риной. Ринушкой. Если привыкну… Ничего, а?

— Ничего. В детстве я себя называла Окой. — Ока. О-ка! Понятно?

— Как-как? Повтори-ка!

— Ока. Не как река. А с ударением на первом слоге. Мама и сейчас изредка так меня называет.

— Ох, ты, моя Окочка… Нет. Я тебя буду называть по-своему. Придумаю, как.

Вот и лесу конец…

— Дальше иди без меня. Осмотрюсь, — строго сказал Вадим.

Октябрина медленно шла к железнодорожной платформе, минут через семь должна прибыть электричка, которую ожидало несколько человек.

— Из деревни, что ль? — вопросительно глядя на Октябрину, обратился к ней какой-то мужичонка.

Октябрина неопределенно кивнула.

— Внучка чья?

Октябрина вновь кивнула.

— Что скрытничаешь? Чья ж будешь-то? Я в округе знаю, почитай, всех, — не унимался незнакомец.– Чтой-то тебя не припомню? Аль не внучка? Чай, городская? Чего ж тогда по лесу шастаешь? Одна-то? Не ровён час приключится неладное… Глянь-ка! Не твой ли хахаль ползёт? Еле на ногах держится… Твой, да?