Повести и рассказы
КОНДРАТЮК
Глава 1
Март 1969 года
США. Штат Алабама, город Хантсвилл,
центр ракетостроения и производства
ракетного топлива
В то утро всё не заладилось. Началось с того, что накануне Пол засиделся до полуночи в офисе за расчётами, потом долго добирался, совсем уж поздно завалился спать; и хоть утром будильник сработал, однако Пол его не услышал. Правда, во сне ему приснился угрожающе звеневший будильник. Поэтому он долго и мучительно силился открыть глаза. Наконец ему это удалось. Он очнулся и несколько минут пытался сообразить, зачем и для чего проснулся. А когда вспомнил, глянул на часы, резко вскочил, принялся приводить себя в порядок и одеваться. Уже перед выходом из квартиры зазвонил телефон. Но Пол не стал поднимать трубку, чтобы избежать оправданий. Выскочил из дому. Подбежал к своему «Форду». Как назло, заклинило замок. Кое-как открыл. Сел за руль. Но и тут его ожидал очередной затык. Машина не заводилась. Пол со злостью ударил двумя руками по баранке, вылез из машины, закрыл её и встал на краю тротуара с поднятой рукой. Наконец возле него с лёгким визгом остановилось жёлтое такси. Пол запрыгнул на заднее сидение, назвал адрес и с облегчением выдохнув, откинулся на спинку. Но уже через несколько минут его постигло очередное препятствие. На перекрёстке образовалась пробка.
А в это время в просторном кабинете управления национального агентства космических исследований НАСА лениво и немногословно шло совещание.
— Может, ещё раз позвоним? — Глянув на часы, предложил один из присутствующих.
Сидящий во главе стола неспешно протянул руку к аппарату, но телефон зазвонил сам. Человек поднял трубку.
— Здесь Браун.
— Ну что решили?
— Пока ничего, господин генерал.
— Какая проблема? Не нашли согласия?
— На совещание не явился эксперт. Ждём его.
— Домой звонили?
— Звонили. Никто не берёт трубку.
— Ещё раз позвоните.
— Звонили уже дважды. Тишина.
— А что он так незаменим? Без него никак? Может, обойдётесь как-то? А вдруг у него очередной форс-мажор? Умерла тётя или ушла жена?
— Да, всё может быть. Все мы люди. Подождём ещё. Никто из нас не застрахован от форс-мажорных обстоятельств, а порой и просто быта. Подождём ещё час. Мало ли что… Очень хочется найти обоюдное согласие, а главное — надёжное и верное решение.
Генерал опустил трубку.
Браун набрал номер и приложил трубку к левому уху. Но тщетно. Из трубки шли протяжные гудки.
— Дома нет. Похоже на то, что он выехал сюда. Наверное, где-то застрял.
— Как поступим, господа? — Оглядев присутствующих, предложил один из них.
— Давайте проведём предварительное голосование. Вообще-то Пол Ховард никогда не отличался пунктуальностью. — Предложил один из участников совещания.
— Давайте, — как-то без оптимизма поддержал его Браун. — Кто за вариант под номером один?
Несколько человек подняли руки.
— Пять, — невесело и обречённо объявил Браун.
— Кто за проект номер два?
— Тоже пять, — так же без энтузиазма и совсем уже мрачно произнёс участник совещания Джон Хубболт.
— Неожиданный результат, — в унисон ему сказал Браун. — Как поступим?
— Что делать. С учётом вашего авторства одного из вариантов примем ваш. Деваться некуда, — сказал Хубболт.
В этот момент зазвонил телефон.
— Браун.
— Это врач. К нам в тяжёлом состоянии поступил господин Пол Ховард. Он попросил связаться с вами. Передаю ему трубку.
Из трубки прозвучал голос Пола.
— Только вариант… Только… номер два…
— Хорошо, хорошо. Мы всё поняли. Вы где, Пол? Что с вами?
Из трубки послышался голос доктора.
— Пол Ховард попал в дорожную аварию.
— Как его самочувствие? — спросил Браун.
— Будет жить. Есть все основания.
— Спасибо, — ответил Браун и опустил трубку. — Ну вот, наконец-то обозначилась определённость. Значит, принимаем второй вариант.
Вновь зазвонил телефон.
— Браун.
— Какие новости?
— Отозвался ожидаемый эксперт.
— И что?
— На первое место выходит второй вариант.
— Значит, Жорж Кондратюк?
— Да, господин генерал. Выходит, что принимаем расчёты Жоржа Кондратюка.
— Ну, что ж, поздравьте этого русского.
— Да, поздравлять то уже некого.
— То есть?
— Да умер он. Семнадцать лет назад.
— От чего?
— Цирроз печени.
— Чисто русская болезнь. Что ж, поставьте ему на могилу по русскому обычаю бутылку русской водки или хотя бы виски.
— Непременно, господин генерал. По такому случаю я поставил бы не только бутылку виски, но и пять бутылок самого лучшего французского коньяка, если б только был уверен, что он тот, за кого себя выдавал.
— Что вы имеете ввиду, Вернер?
— Да в том то и дело, что за несколько лет нашего с ним знакомства, меня всегда преследовало подозрение, что он выдавал себя за того, кем на самом деле не был.
— Неужели агент?
— Вряд ли, ведь он был из военнопленных. К нам на завод в Пенемюнде он попал из Бухенвальда.
Глава 2
Остров Узедом, Пенемюнде,
Завод по производству ФАУ «Дора»
Октябрь 1942
В кабинет руководителя предприятия вошёл помощник гауптман СС. Он щелкнул каблуками, вскинул руку в нацистском приветствии и доложил:
— Господин штурмбанфюрер, поступило донесение из администрации концлагеря «Дора-Миттельбау».
— Ну что там ещё, Зандер? Читайте.
— «Господину штурмбанфюреру СС Вернеру фон Брауну. От начальника концлагеря „Бухенвальд“. Один из военнопленных назвался инженером-конструктором и сопроводил своё заявление авторской брошюрой и тетрадью с черновыми записями», — Гауптман положил рядом с письмом брошюру и тетрадь.
Глава предприятия и генеральный конструктор оружия возмездия «Вундерваффе» тридцатилетний штурмбанфюрер Вернер фон Браун с лёгкой тенью брезгливости взял в руки брошюру, оглядел её. Неторопливо раскрыл её и принялся перелистывать. Выражение его лица изменялось с каждой страницей. Русского языка он не понимал, но математике и чертежам его уже учить не надо, в них он разбирался прекрасно. Перелистав брошюру, он поднял глаза на помощника.
— Передайте Ранке, чтобы этого военнопленного доставили сюда. А вот это всё отдайте переводчику, пусть отложит всё и сегодня же сосредоточится на скорейшем переводе всего этого.
Начальник концлагеря, получив письмо от Брауна, вызвал помощника и распорядился:
— Найди обер-капо и передай ему, чтобы военнопленного номер ноль два одиннадцать сорок шесть немедленно доставили сюда.
Вечером того же дня военнопленного доставили в кабинет штурмбанфюрера Вернера фон Брауна.
— Итак, ваше имя и фамилия.
— Меня зовут Юрий Кондратюк. Я помощник командира взвода второй роты, первого батальона, тысяча двести восемьдесят первого полка, сто десятой стрелковой дивизии, тридцать третьей армии.
— Ваше звание и должность в НКВД и разведуправлении?
— В сороковом году я пытался устроиться в данное учреждение, но меня не взяли, так как мой отец бывший служащий и недостаточно благонадёжный, а у меня не было соответствующих знаний для сотрудничества с данной структурой. И потом, я инженер, в разведке понимаю мало, если не сказать, не смыслю ничего. Но даже с моими пониманиями в конспирологии я считаю, что засылка агента через плен и концентрационный лагерь явно проигрышный вариант.
— Это ваш реферат? — Браун показал брошюру.
— Да, это моя монография.
— Вас точно зовут Юрий Кондратюк?
— Да, я Юрий Кондратюк.
— А что у вас написано на запястьи левой руки?
— БШ.
— Что это означает?
— Беата Шикульская.
— Кто такая?
— Студентка института благородных девиц.
— Где она?
— После гражданской войны не встречал.
— Где успели поработать?
— В проектно-конструкторском бюро тюремного типа.
— Сколько лет вы работали над этой темой?
— Мечтать о покорении космоса начал ещё в ранней юности. Более серьёзно задумался над этой проблемой в старших классах гимназии. Но вплотную приступил к расчётам уже во время учёбы в политехническом институте. Опубликовал в двадцать девятом году.
— В каком году окончили институт?
— Ни в каком.
— То есть?
— Помешала первая мировая война. В семнадцатом году меня призвали в армию. Я служил младшим офицером на фронте.
— После войны учились?
— Да.
— Что заканчивали?
— Рабфак.
— Что это такое?
— Тот же институт, но на ступень ниже.
— Хотите работать у меня?
Пленный вскинул плечами.
— Я не знаю, чем вы занимаетесь. Но мне бы хотелось применить свои знания и умения, претворить замыслы в жизнь, приблизиться к своей мечте. Очень хочется побывать на Луне, на Марсе, на Венере.
— Вы уверены, что это возможно?
— Ну, а почему нет? Конечно, пока идёт война, это вряд ли возможно, но войны рано или поздно заканчиваются, наступает мир и появляется возможность осуществить цивилизационные проекты.
— Вот, возьмите лист бумаги, папку и карандаш. Изобразите в аксонометрии предмет, на котором вы сидели. И укажите все параметры на глаз.
Кондратюк окинул взглядом табурет и принялся за эскиз. А Вернер фон Браун вальяжно откинулся на спинку стула и закурил. Через пять минут пленный подал немцу лист.
— Замечательно, — оценил работу Браун. — А сейчас подойдите к доске. Отведите занавеску. Посмотрите, что изображено мелом на доске. Сотрите всё и начертите в трёх проекциях свой летательный аппарат.
Кондратюк подошёл к доске. Откинул занавеску. Вгляделся в изображение ракеты. Взял тряпку и вытер доску. Затем взял мел, довольно быстро нарисовал все три вида.
Вернер фон Браун энергично вышел из-за стола и остановился у доски, разглядывая вид с торца, где был круг, разделённый на три сектора по сто двадцать градусов, а по внешней стороне в мостах пересечения радиусов с окружностью были наведены три круга меньшего диаметра.
— Вы можете объяснить это? — немец ткнул пальцем в малую окружность.
— Это ракетные двигатели, — ответил пленный.
— Вы пишите в своей монографии о водородно-кислородной смеси в качестве топлива. Вы уверены, что эта смесь способна оторвать аппарат от земли, преодолеть гравитацию и вывести его на орбиту?
— Нет. Я думаю, что первые три ступени будут работать на твёрдом топливе.
— Интересно. Вы разработали траекторию полёта на Луну и деталировку высадки на её поверхность. Вы считаете, такой вариант единственно верным?
— Именно так. Этот вариант обеспечит не только высадку, но и возврат экипажа на Землю.
— Очень интересно. Вы помните фигуру, которую стёрли?
— Я так понял, вы занимаетесь разработкой и конструированием ракетной техники военного назначения.
— Совершенно верно. Вы согласны работать с нами?
— Да. Попробовал бы я отказаться. У меня выбор невелик. Конечно, согласен. Во всяком случае, эта работа даст нам неоценимый опыт так необходимый в будущем.
— Хорошо. Подождите там, — Браун показал пленнику на дверь. Затем обернулся к помощнику, жестом подозвал его и вполголоса сказал ему. — Поселите его в одном из лучших блоков в отдельную комнату с телефоном. Приведите его в порядок, переоденьте в цивильный костюм, обеспечьте документами по полной форме. Короче, поставьте на самый, самый полный пансион. Да… И ещё… Устройте ему проверку. Небольшую. На всякий случай. Стандартную.
— Слушаюсь, господин майор. Вы его подозреваете? Вряд ли любая засылка агента возможна таким путём — плен… Бухенвальд…
— Я тоже думаю, что это скорее нонсенс. Но кому больше нужен отчёт? Мне? А может вам?
— Вы провидец, как любой большой учёный, господин майор. Но я вас услышал и понял. Всё будет сделано в лучшем виде.
— Не сомневаюсь.
Глава 3
Поезд «Рига — Берлин»
В купе один Кондратюк. Дверь открывается. Заглядывает проводник.
— Что прикажете? Чай или кофе?
— Кофе настоящий?
— Эрзац. Война, господин дипломат.
— Ладно. Хорошо. Пусть будет. Давайте.
— Обедать будете в вагоне-ресторане или прикажете подать сюда? — Проводник положил на столик меню.
— Я ближе к вечеру загляну туда.
Проводник скрылся. Через минуту он заглянул в купе, поставил на столик чашку с эрзац-кофе.
— Господин дипломат, аргентинский заводчик из соседнего купе посылает вам коньяк. — Он поставил рядом с чашкой бутылку коньяка.
— Так пусть зайдёт, — сказал Кондратюк.
— Как прикажете, — кивнул проводник и вновь исчез.
— Разрешите? — в купе заглянул сосед.
— Пожалуйста. Прошу вас, — ответил Кондратюк.
— Нуньенс. Альфредо Нуньенс. Поставщик аргентинского кофе в рейх, — представился сосед.
— Кондратюк. Инженер. Присаживайтесь.
— Благодарю. Простите. Кондратюк? Кондратюк. Вы не англосакс и не американец.
— Русский.
— Русский? Здесь? Как это возможно? Такое признание многого стоит.
— Эмигрант. Эпохи русской революции и гражданской войны.
— Вы инженер. Наверное, трудитесь у Вернера фон Брауна?
— Это кто?
— Вы не знаете?
— Понятия не имею.
— Что вы, он известен любому дворнику.
— Вот как. И чем же он известен этот ваш… Э… Эрнест… Простите, как вы сказали?
— Вернер фон Браун. Разработчик нового оружия возмездия. Но тем не менее, чем бы вы ни занимались, и кто бы вы ни были на самом деле, вот вам моя визитка, если вдруг возникнет сложная ситуация, и вы ощутите необходимость во мне, звоните. У меня есть каналы выхода не только на Америку или Англию, но даже в Россию. Буду рад помочь. Давайте выпьем.
— Благодарю вас, я не пью.
— Как? Неужели? Совсем?
— Совсем.
— Однако. А вы уверены, что вы русский?
— А чего бы мне врать. Вы не Бисмарк. Я — не Черчилль. Значит, я русский.
— Однако… Ну всё равно рад был познакомиться. А мне пора выходить. И всё же на прощанье разрешите оставить вам визитку с моими контактами. Могу быть вам полезен. Войны заканчиваются. Иногда удачно. А когда-то и нет. У меня есть выходы на англичан, на американцев, даже на русских. Бизнес. Вот визитка. Я выхожу. До свидания.
— Благодарю вас. Счастливого пути.
— Я тоже был рад познакомиться. Спасибо. Прощайте.
Кондратюк вышел на перрон Берлинского вокзала. По адресу пошёл пешком, чтобы хоть немного познакомиться с Берлином. Добрался до министерства вооружения. Вошёл в здание. Подошёл к окну приёма документов. Отдал пакет.
— Не уходите. Подождите, пожалуйста, здесь. Через полчаса вас позовут, — сказала ему немолодая женщина в окне.
Он отошёл от окна и уселся на банкетку в фойэ. На столике лежали газеты. Он взял одну из них. Через несколько минут к нему подошёл военный и пригласил проследовать за ним.
Они прошли по коридору. Вошли в кабинет. Ему вручили пакет и попросили расписаться в журнале.
— Ваш поезд отправляется через сорок минут. Вот билет. У входа вас ожидает машина. Вас доставят на вокзал. Передавайте привет господину Вернеру фон Брауну. Счастливого пути.
Кондратюк вышел из здания. Увидел машину. Водитель открыл дверь и пригласил его внутрь. Через несколько минут они остановились у вокзала. Кондратюк вошёл в вагон. Поезд отправился в обратное направление.
Он миновал КПП. Вошёл в административный блок. Подошёл к двери.
— Мне нужен господин майор, — сказал он секретарше.
— Он на испытательном полигоне, — она подняла телефонную трубку, набрала номер. — Господин обер-лейтенант, здесь Кондратюк. Хорошо, — она опустила трубку на аппарат. — Зайдите к обер-лейтенанту.
— Угу. Яволь.
Он проследовал к кабинету обер-лейтенанта, но тот сам вышел навстречу ему.
— Господин обер-лейтенант, вот вам документы из департамента вооружения.
— Здравствуйте. С возвращением, — он вскрыл пакет и развернул лист. — Отлично. Идите отдыхайте. Ждите вызова.
— Вот визитка от попутчика и его коньяк.
— Замечательно. Коньяк можете оставить себе.
— Я не пью. Спасибо.
— Вот как. Это неожиданно. Отлично. Отдыхайте.
Кондратюк ушёл к себе. Принял душ. Переоделся. Зазвонил телефон.
— Кондратюк.
— Вас ожидает господин штурмбанфюрер.
Он вошёл в кабинет директора.
— Хайль Гитлер!
— Добрый вечер. Присаживайтесь. Я рад за вас. Вы привезли хорошую весть. Наш проект поддержан, деньги отпущены, — Вернер взял в руки визитку. Прочитал. — Альфредо Нуньенс. Не пробовали позвонить?
— Во-первых, некогда было даже подумать. Во-вторых, за всю неделю я ещё не увидел ни одного телефона дальней связи. В-третьих, скорее он будет полезнее вам. Правда, чем он может нас заинтересовать? Кофе с коньяком? Какие-то каналы с выходом на Россию, Англию, Америку? Никакого отношения к тому, чем занимаемся мы. Бред.
— И то верно. Ладно, забудем. Короче, решением специальной комиссии департамента вооружения рейха вы допущены к работе над нашими проектами. С завтрашнего дня вы работаете в третьем отделе. Отдыхайте.
Кондратюк ушёл к себе. Разделся и забрался в постель.
Глава 4
Петроград, 1917
В университетской аудитории закончилась лекция. Профессор объявил:
— На сегодня, господа студенты, все свободны. Я прошу Александра Шаргея задержаться и подойти ко мне.
Студенты покинули помещение. Профессор, держа в руке тетрадь, сказал Александру:
— Я внимательно изучил ваш реферат. Мне он показался очень интересным. Но есть в нём весьма и весьма слабое место. Это вопиющая несвоевременность. Три года войны с Германией уже отбросили экономику страны на три десятка лет назад. Но даже если через тридцать лет произойдёт восстановление, должно пройти ещё сто тридцать чтобы государство приблизилось к идее освоения космоса. Но в монархическом государстве в тесном союзе с церковью никакое освоение космоса не станет возможным.
— Но почему, ведь существует же астрономия?
— Правильно. Верно. Существует. Но не забывайте, что астрономия — пассивный метод изучения космоса именно при помощи оптики. Вы же предлагаете активное изучение при помощи ракетной техники. Вы представляете, какой поднимется гвалт со стороны Синода, ведь вы вознамерились вторгнутся в епархию Всевышнего. Поостерегитесь. Иначе в лучшем случае вам не миновать ссылки в Казахстан. Есть там аул под названием Бай… Байка… Тьфу ты! Забыл… Байкаул… А, вспомнил, Байконур. Туда ссылаются все, кто мечтает о полётах на Луну и на Марс. Эта идея серьёзнее свержения царя и Синода. Байконур и переводится на русский как «звёздная сказка».
— Так царя вроде бы свергли. Уже вон Временное правительство…
— Да, царя свергли. А правительство то временное. Временное. Того и гляди, что придёт военное. Да и Синод остался. Он никуда не делся и не денется.
— Ходит слух, что господин Керенский разрешил избрать Патриарха. Может, тогда…
— Ну и что? Не будьте столь наивным, Александр. Что может измениться от этого? Того и гляди закроют обсерваторию. Шансы для вас оказаться в Байконуре возрастут. Не боитесь попасть в этот аул?
— Не боюсь.
— Ох, Шаргей, Шаргей. В таком случае вам точно пора на фронт. Сегодня утром в нашем институте побывал представитель военного ведомства. У ректора было совещание. Мы пытались отстоять наших студентов. Но тщетно.
— Я один такой счастливец?
— Нет. Не один. С вами идут Манжовский и Шуревич. На фронте, в рядах наших войск остро не хватает офицеров. Вас включили в призывной список. Сейчас пройдёте ускоренный курс. Вас произведут в прапорщики. А там — фронт. Вам надо сегодня же явиться в военный департамент. Иначе любое промедление будет ими превратно истолковано. Военные не любят шутить. Но не потеряйте свой реферат. И берегите голову. Не лезьте на рожон. Сохраните себя для лучших времён. В нынешней России кроме ссылки вы ничего хорошего не добьётесь. Но будем надеяться на лучшее. Прощайте.
Однако, перед тем как отправиться в военный департамент, Александр забежал к Виктории.
— У меня неприятная новость, — начал он объяснение. — Всё рушится.
— Как? Что-то стряслось? — насторожилась она.
— Меня призывают на фронт. Я сейчас же должен явиться в военный департамент, — выпалил он.
— Это худо, очень плохо, хуже некуда, но ты береги себя, старайся не высовываться лишний раз. А я буду тебя ждать.
— Дождись меня, — он схватил её и прижал к себе, чего до этого никогда не делал, и не в силах был отпустить её.
Так они стояли несколько минут, пока её не окликнули. Он разжал руки.
— Всё. Я побегу, а то ещё запишут в дезертиры. До свидания.
— До свидания. Береги себя.
Глава 5
Новочеркасск
— Разрешите, господин полковник? Прапорщик Шаргей Александр. Прибыл для дальнейшего прохождения службы.
— Замечательно. Дроздовский. Полковник Дроздовский. Доброволец?
— Да… Неделю назад был произведён в прапорщики. Сказали явиться сюда к вам. Вот добрался.
— Один?
— Со мной ещё два прапорщика, вместе учились в политехе, потом вместе проходили военную подготовку, следом получали погоны и служили на кавказском фронте — Манжовский и Шуревич.
— Ну, вот и прекрасно. Мы тут сформировали Добровольческую Армию. Значит, все мы здесь добровольцы. Откуда? Какой институт или университет? Медицина? Философия?
— Петербургский политехнический. Механическое отделение.
— Техническая интеллигенция. Уважаю. Это не то, что филолухи. Хотя Пушкина тоже люблю. Как там у него? Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…
— Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог, — поддержал его Шаргей.
— Его пример другим наука… — продолжил Дроздовский.
— Но, боже мой, какая скука…
— С больным сидеть и день и ночь, не отходя ни шагу прочь!
— Какое низкое коварство полуживого забавлять…
— Ему подушки поправлять…
— Печально подносить лекарство…
— Вздыхать и думать про себя: «Когда же чёрт возьмёт тебя!»
— Сразу перехожу на вторую главу. Так думал молодой повеса… О нет, довольно, эдак я вас переутомлю. Но вы молодец, прапорщик. И ведь вот и наша верховная власть занемогла. Прямо, как тот пушкинский дядя. И уважения хочет. И крови требует. Да вы скидывайте шинель. Присаживайтесь. Вы же, наверное, дня три не евши. А уже вечер. Донн ну щак жур нотр пэн котидьен.
— О, господин полковник, у вас можно подучиться французскому. Я хоть не силён во французском, как вы, но «Отче наш» узнаю. Хлеб наш насущный даждь нам днесь.
— Ну, не велика моя заслуга, коль в родительском доме все говорили на французском. А чем занимались в политехе? Что-то уже разрабатывали? Новую винтовку или артустановку? Кстати, вы выпьете со мной? — спросил полковник, занеся бутылку с самогоном над его кружкой.
— Нет, нет, спасибо. Не пью. А по вашему вопросу… Да, занимался изобретательством. Точнее, разрабатывал одну тему.
— Непьющий человек вызывает подозрение. Но неволить — грех. Да, так я вас слушаю. Мне очень интересно. Прошу изложить самую суть вашей идеи популярно и вкратце.
— Есть идея выхода за пределы земного притяжения. Слетать на Луну. На Марс.
— Ну, это вы хватили, прапорщик. В киргизах не приходилось погостить? Есть у них там один аул с интересным названием.
— Вы, про Байконур? Не бывал. Но слыхал.
— А шанс, доложу я вам, есть. И вполне реальный. Я, знаете ли, почитывал Жюля Верна. Однако, он фантаст. Откровенный. Без фиги в кармане. Но, вы то, похоже, претендуете на иную роль. Ну, а если рассуждать с позиции государственника, то я не вижу в этом государственной необходимости. Какая от этого научная, военная, финансовая или иная выгода? Опротестовать наличие Создателя? Да, никакой русский царь будь то Николай, Михаил, Константин, Алексей или ещё кто-либо из Романовых не пойдёт на этот шаг без согласия Синода. Правда, царя как будто отменили. Надеюсь временно. Однако, Синод никто не отменял. Да это и невозможно. Синод — это тоже власть. Даже повыше царя будет. Цари менялись, а Синод оставался даже в отсутствие Патриарха. И он точно не даст добро на такие эксперименты. Не даст. Ни в какую. Да и как нам без веры в Бога. А ваша идея далеко идущая. Очень далеко… И очень опасная. М-да… Озадачили вы меня. Но мы вас не выдадим. Так что не расстраивайтесь. К тому же, война не только калечит, но ещё и лечит. Ну, вот мы и перекусили. Отдыхайте. Завтра выступаем на станицу Юрьевскую. А потом на Меченосскую.
— Где прикажете остановиться на ночлег?
— В соседней комнате.
— Слушаюсь. Покойной ночи.
Проводить полк в поход прибыл Деникин.
— Дроздовцы! Сегодня мы выступаем в поход на Москву. Мы сформировали армию профессионалов. Мы намерены освободить Россию от большевиков. Они посмели заключить позорный и пораженческий договор с немцами. Большевики наши враги. Они намерены уровнять всех и вся. Они намерены разорить наши имения и дома. Они намерены сделать общими женщин. У них нет ничего святого. Они безбожники и уголовники. Они опаснее немцев и румын. Поэтому мы выступаем не на запад, а на север. На Москву! Пленных не брать. Содержать негде и кормить нечем, — Деникин снял фуражку, достал носовой платок, вытер лоб и шею. Затем протёр внутри фуражку. Вновь надел её и обернулся к полковнику Дроздовскому: — Мы выступаем несколько преждевременно. У нас слабая финансовая и техническая готовность. Но фактор времени крайне важный. Постарайтесь в пути, по мере продвижения пополнять казну.
— Каким образом, Антон Иванович?
— Ну, дорогой Михаил Гордеевич, не будьте простаком. Каким, каким… Самым примитивным. Военным. Реквизиции и проскрипции. Наши западные союзники готовы нам помочь в обмен на золото в любом виде, даже на церковные ценности.
— Письменный приказ будет?
— Нет. Но, уверяю вас, это не моя инициатива. На военном совете сам Лавр Георгиевич озвучил пожелание представителей Антанты. Что делать — война. Это суровая необходимость. Других источников пополнения военной казны у нас нет. И пока не предвидятся. Все банки на той стороне. Ну, в добрый час. Командуйте, полковник. Вы первый в списке на генеральские регалии.
— Слушаюсь, — ответил Дроздов и скомандовал: — Полк! Направо! Шагом марш! Запевай!
Полк, почти целиком состоящий из офицеров, затянул свою строевую песню, написанную штабс-капитаном Петром Баториным и юным барабанщиком полкового оркестра Дмитрием Покрассом:
Из Румынии походом
Шёл Дроздовский славный полк,
Во спасение народа,
Исполняя тяжкий долг.
Этих дней не смолкнет слава,
Не померкнет никогда,
Офицерские заставы
Занимали города!
Но на подступах к станице Юрьевской полк Дроздовского встретился с пулемётным огнём. Только после полного окружения удалось ворваться в станицу. В плен были взяты жители станицы.
— Юрьевцы. Вы оказали сопротивление уже тем, что приютили большевиков. Из-за вашей недальновидности мы потеряли две сотни наших бойцов-рыцарей, защитников монархии, православия и отечества. Всех пленённых и раненных поставить сюда. Я должен видеть всех.
Через оцепление на середину площади вывели двоих пленных и троих раненных. Полковник прошёл мимо короткого строя пленных и остановился напротив одного из раненных.
— Фамилия?
Пленный молчал.
— Фамилия! — повысил голос Дроздовский.
— Это вновь прибывший вчера прапорщик Манжовский, — доложил рядом идущий командир роты капитан Шумилин.
— Манжовский? Вчера прибыл? С Шаргеем? — переспросил Дроздовский.
— Так точно.
— Так это же что получается? Не понял. Предатель? Вчера прибыл? Прапорщик Шаргей!
— Я здесь, господин полковник, — отозвался Шаргей.
— Вы большевистский агент?
— Никак нет, господин полковник.
— Но ваш сослуживец предатель. Объяснитесь.
— Для меня это полная неожиданность, господин полковник.
— А где второй ваш кавказский сослуживец?
— Не могу знать, господин полковник. Я ночевал в соседней от вас комнате.
— Капитан Шумилин, объяснитесь!
— На утренней поверке и на марше были все. Видно, когда мы маневрировали они совершили побег.
— Та-а-а-к… Дожились… В наших рядах лазутчики. Прапорщик Шаргей!
— Я здесь, господин полковник.
— Вы резидент?
— Никак нет, господин полковник.
— Чем оправдаетесь? В чём ваше алиби?
Шаргей молчал, не зная, что ответить.
— Отвечайте!
— Я в полном неведении, господин полковник. Нечего не могу сказать. Для меня это большая неожиданность. Они оба предали не только вас, но и меня.
— Капитан Шумилин, проверьте его винтовку.
Капитан взял винтовку из рук Шаргея. Заглянул в ствол. Понюхал.
— Чисто, господин полковник.
— Шаргей, мы потеряли две сотни бойцов. Две сотни. А вы не сделали ни одного выстрела. Вы немедленно должны реабилитироваться.
— Я готов.
— Всех пятерых повесить! — приказал Дроздовский.
Кровь отхлынула с лица Шаргея. Он ощутил тяжесть во всём теле. Офицеры подхватили всех пятерых и подвели к виселице. Поставили на длинную скамью. Накинули на шеи петли.
— Шаргей!
— Я здесь, господин полковник.
— Выбить скамью.
Шаргей был в ступоре.
— Выбить скамью! — повторил Дроздовский.
Прапорщик шагнул к виселице и тотчас встретился с пятью парами глаз приговорённых.
— Выбить скамью! — угрожающе повторил Дроздовский, расстёгивая кобуру нагана.
Александр опустил глаза, толкнул ногой скамью и тотчас отвернулся.
— Юрьевцы! Станичники! Кто желает вступить в наше войско? — обратился полковник к станичникам.
— А за что биться будем и с кем? — спросил старик.
— За веру, царя и отечество! — ответил полковник.
— А чего за веру биться? Вера, она и есть вера. Она в душе. Её оттудова не выбьешь. И у нас туточки бусурманов нет. Большевики вона разрешили Патриарха избрать. За царя? Так нет его уже. Николай глуп. Не давал добро на Патриарха. Мишка-княжич брат царя шибко пугливый. Побоялся быть царём. А мальчонка, Алёшка, что с него? Какой ён царь? Хворый и есть хворый. А за отечество надо биться с румынами, да с немцами. Это ведь надо туда идти. За солнцем. А большевики, что большевики… У нас их отродясь не было. Да они в царей и не стреляли. За землю надо биться. Так ты ж её не дашь. Ты же сам помещик. Не дашь, не дашь. А большевики вон, сказали, землю крестьянам. Не, не… не пойдём за тобой.
— Большевики пострашнее татар будут. Станичники, идёмте к нам! — Но никто не вышел вперёд. Тогда полковник продолжил: — Всех мужчин станицы от сорока до шестидесяти лет подвергнуть порке. Остальных… От восемнадцати до сорока — мобилизовать. Утром выступаем на Меченосскую. Чтобы все были в строю как штыки.
— Господин полковник, а кому сколько шомполов? — спросил капитан Шумилин.
— Никого не обижайте, всем по двадцать.
— А тут у них ещё два инородца, местный Геллер и залётный Веллер. Этим сколько всыпать?
— Геллеру сорок, а Веллеру пятьдесят, — ответил Дроздовский.
Глава 6
Ледовый поход
Морозным утром после общего построения под бравурные звуки полкового оркестра воинское подразделение полковника Дроздовского покинуло станицу Юрьевскую и взяло курс на станицу Меченосскую с песней:
Шли Дроздовцы твёрдым шагом
Враг под натиском бежал.
Под трёхцветным русским флагом
Славу полк себе стяжал!
Этих дней не смолкнет слава,
Не померкнет никогда.
Офицерские заставы
Занимали города!
В Меченосской дроздовцев ждала удача. Станицу взяли почти без боя. Правда, неудачу потерпел сам полковник — был ранен в ногу. Тотчас же полковника уложили на стол, и полковой лекарь принялся за операцию.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.