По тоненькому лезвию ножа

Собираю молодость

Собираю молодость

Раскатились мои годы, словно по полу горох,

Затаились по векам да по эпохам.

Я просеиваю в мыслях пыль исхоженных дорог

И собрать пытаюсь молодость по крохам.

Иногда в воспоминаньях среди серой шелухи

Я встречаю жемчуга и самоцветы.

Драгоценные находки прячу бережно в стихи,

Заворачиваю в песни и сонеты.

***

Из белоснежной ватманской бумаги

Как в детстве вырезаем паруса,

Из ниток вяжем шкоты и бакштаги

И строим из дощечек корпуса.

И, загадав заветное желанье,

Мы в плаванье пускаем корабли

И смотрим вслед им, затаив дыханье,

Пока они не скроются вдали.

Жизнь

Промчалась жизнь экспресс-составом,

Как будто не жил.

Лишь седины искрится саван

Ледово-снежный.

Считать года — так жил не мало,

А что осталось?

Вагон болячек, что к финалу

Нам дарит старость.

Бывало, вкалывал до пота

И… не бывало.

Но ни чинов не заработал,

Ни капитала.

Особняка нет на Рублёвке,

Шато в Тулузе,

Зато квартира есть в «хрущёвке»,

Совместный узел.

Шесть соток — дача в Подмосковье

На речке Рузе.

Вот так-то, смейтесь на здоровье —

Пред вами лузер.

А впрочем, нет! Поставим крестик

И в дебет тоже.

С женой полвека жили вместе!

Другим — дай Боже.

А дети-внуки! Это, братцы,

Не плюс — плюсище!

Он разных минусов дурацких

Заменит тыщи.

Да, было в жизни всяко-разно…

Добро и худо.

Но костерить её напрасно

Пока не буду.

Проходят годы…

Анне

Проходят годы, мы с тобой стареем…

Обидно, что чем дальше, тем скорее,

Уж свадьба отзвенела серебром.

И есть уже проблемы со здоровьем,

Но живо чувство, что зовут любовью,

И, значит, мы не зря с тобой живём.

И, значит, мы не зря с тобой живём.

Всё видели на жизненной дороге,

Но рано подводить ещё итоги,

И дальше нам по ней идти вдвоём.

Пусть многое не так, как мы мечтали,

Зато какого сына воспитали!

И, значит, мы не зря с тобой живём.

И, значит, мы не зря с тобой живём.

Осталась половина за спиною

Из срока, что нам выделен судьбою.

Да стоит ли теперь грустить о нём?

Идём вперёд, друг другу помогая

И чувством нашим близких согревая,

И, значит, мы не зря с тобой живём.

И, значит, мы не зря с тобой живём.

Ровеснику

А. Молягову

Опять, дружище, возраст шлёт привет,

Хотя в стихах мымачо, а не клячи,

На деле всё немножечко иначе,

И молодиться, в общем, смысла нет.

Да, жизнь, что полинейке раньше шла,

Теперь петляет, словно по лекалу.

Опять вчера давлениескакало,

«Мотор» шалит… Такие, брат, дела.

Пора смириться, чтоспина болит,

И, вопрекипривычному укладу,

Нам, перед тем каквстать с дивана, надо

Проверить, как «живёт» радикулит.

Но всё-таки не стоитвешать нос,

Ведь мы с тобой — упорные ребята,

Нас списывать сосчёта рановато,

И лишний год наплечи — не вопрос.

Есть, для когопожить ещё сто лет,

Кому писать стихи ипесни — тоже.

Поэтому докажеммолодёжи,

Что главный нашсонет пока не спет.

Венок сонетов

                    I

Воспоминанья спать мне не дают,

Кружатся надо мною, словно птицы,

Садятся на закрытые ресницы,

О прожитом настойчиво поют.

Я повторяю пройденный маршрут.

Когда ночами долгими не спится,

В тиши листаю памяти страницы,

Закладки оставляя там и тут.

Когда метель бушует за стеклом,

Я согреваюсь внутренним теплом,

Как будто вновь повеяло весною.

И отблески давно минувших дней —

Следы далёкой юности моей,

Едва глаза закрою, предо мною.

                    II

Едва глаза закрою, предо мною

Как будто в кадрах старого кино

Проходит всё, что было так давно,

Окутывая ласковой волною.

Я знаю, многим кажется порою,

Что прошлое наивно и смешно.

А для меня здесь главное одно —

В нём мы когда-то встретились с тобою.

Давно у фильма знаю я сюжет,

Но вновь смотрю уже с вершины лет,

Как радости сменяются бедою,

А вслед беде надежды оживут…

И образы знакомые плывут

Неспешной, бесконечной чередою.

                    III

Неспешной, бесконечной чередою

Плывут воспоминаний облака —

То мальчик в бескозырке моряка,

То взрослый с шевелюрою седою.

Ребёнок рядом с мамой молодою,

Увидевши отца издалека,

Бежит к нему вприпрыжку с бугорка,

Поросшего зелёной лебедою.

А здесь уже подростком угловатым

Спешу к моим товарищам-ребятам

В беседку, наш излюбленный приют,

Где пели под гитару мы часами.

И с песнями тех лет перед глазами

Отрывки из минувшего встают.

                    IV

Отрывки из минувшего встают,

Точнее не встают, а расцветают,

Искрятся, всеми красками играют,

А после в небе тают как салют.

Они о быт разбиться не дают,

От повседневной скуки отвлекают,

Как будто надо мною раскрывают

Спасительный, надёжный парашют.

Картинка детства: мыльною водою

Я чёрные глаза усердно мою,

Иначе, мол, цыгане украдут.

А вот уже склонясь над партой низко,

Пишу любимой девочке записку…

Калейдоскоп событий, дней, минут.

                    V

Калейдоскоп событий, дней, минут…

Здесь всё смешалось — счастье и несчастье.

В моём кино кипят такие страсти,

Куда там знаменитый Голливуд!

Вот я спокоен словно старый пруд.

А здесь уже у ревности во власти,

И сердце разрывается на части,

Задетое предательством иуд.

Я помню — лето, озеро, луна,

Лежу в траве, а рядышком она

К плечу прижалась нежною щекою.

Она ушла, но часто в полусне

Опять приходит вечером ко мне

И в тишине полночного покоя.

                    VI

И в тишине полночного покоя,

И в суматохе солнечного дня

Не отпускает прошлое меня,

Удерживает цепкою рукою.

Сейчас твердят о времени «застоя»,

Что люди жили вяло, без огня,

Что жизнь была не жизнь, а западня.

Но всё это, поверьте мне — пустое.

Коль молодость пришлась на те года,

То что вам до застоя, господа?

И для меня то время — золотое!

И я готов поднять бокал вина

И залпом осушить его до дна,

Забыв о настоящем, за былое!

                    VII

Забыв о настоящем, за былое

Как старый, умудрённый аксакал

Я первым поднимаю мой бокал

С молдавскою янтарной марсалою.

Кто много лет оставил за спиною,

Кто в этой жизни что-то повидал,

Поддержит тост, что я сейчас сказал,

И выпьет за компанию со мною.

Да, было всё: хорошее, плохое…

Но мне не нужно мнение чужое,

Одни — казнят, другие — вознесут.

И за мои грехи, пока не поздно,

Я, в памяти копаясь скрупулёзно,

Сам для себя устраиваю суд.

                    VIII

Сам для себя устраиваю суд,

И все мои прошедшие деянья

Оцениваю с пристальным вниманьем,

Взвалив на плечи этот тяжкий труд.

Ах, как они, порой, меня гнетут —

Допросы, приговоры, оправданья…

Но знаю — не уйти от покаянья,

Не сбросить этот внутренний хомут.

Ни публики, ни прессы, ни присяжных.

По правде говоря, не так и важно,

Какая будет выбрана статья.

Мне в кодексе копаться нет резона,

По совести сужу, не по закону.

Ответчик, адвокат, истец, судья.

                    IX

Ответчик, адвокат, истец, судья…

И все в одном лице, помилуй, Боже!

Вот кресло подо мною вместо ложа,

А вот уже и жёсткая скамья.

Скрываюсь днём за ширмой бытия,

Но по ночам всегда одно и то же:

Опять допрос, опять мороз по коже,

Опять под микроскопом жизнь моя.

Я помню, как обидел больно друга,

Медвежью оказав ему услугу,

И с той поры мы больше не друзья.

Забыть бы о былом, как говорится,

Но от себя не спрятаться, не скрыться.

На месте прокурора буду я.

                    X

На месте прокурора буду я,

Бесстрастный, неподкупный, беспощадный.

И самому мне станет неповадно

Оправдываться с помощью вранья.

Здесь бесполезны слёзы в три ручья,

Лишь правда, как она ни безотрадна.

А так бывает трудно и досадно

Копаться в старом ворохе белья.

Иной заметит: «Что за ерунда?

Солгал? Слукавил? Экая беда!

Подумаешь, какие преступленья!»

Но всё-таки, что там ни говори,

Я знаю то, что жжёт меня внутри.

Единственный свидетель обвиненья.

                    XI

Единственный свидетель обвиненья,

Я помню, перед кем я виноват,

Кого обидел много лет назад,

Не попросив впоследствии прощенья.

Грехи свои считать — одно мученье,

Но думать тяжелее во сто крат

О том, кто был сначала мне как брат,

А после предавал без сожаленья.

Я долго размышлял не без причины

И знаю, где — лицо, а где — личина,

Кто — друг мне настоящий, кто мне — враг.

Но много тайн осталось за плечами,

Поэтому бессонными ночами

Тревожу лет прошедших саркофаг.

                    XII

Тревожу лет прошедших саркофаг.

Вы спросите: «Зачем тебе всё это?»,

И я не дам логичного ответа.

Непросто объясниться в двух словах,

Как иногда накатывает страх

И не даёт уснуть мне до рассвета,

Что на меня обижен кто-то где-то,

И перед кем-то я ещё в долгах.

Покорный зову совести-Фемиды —

«Отдать долги и искупить обиды!»,

Я собираю свой ареопаг.

И в мыслях прохожу всю жизнь упрямо,

И, взвешивая с точностью до грамма,

Оцениваю честно каждый шаг.

                    XIII

Оцениваю честно каждый шаг.

К чему хитрить перед самим собою?

Иду вперёд проверенной тропою

И обхожу обманчивый зигзаг.

Мне жалко тех безумных бедолаг,

Что спорить вознамерились с судьбою.

Я был таким. Теперь сдаюсь без боя

И сразу поднимаю белый флаг.

Как ни старайся скрыть свои грехи

За ворохом словесной шелухи,

Всё выплывет наружу без сомненья.

Поэтому ночами, не спеша,

Я режу по живому без ножа,

Вытаскивая время из забвенья.

                    XIV

Вытаскивая время из забвенья,

Распутываю памяти клубок.

Лечу как оторвавшийся листок

По ветру в неизвестном направленьи.

Открытия, находки и прозренья,

А за витком ещё один виток.

Меня уносит бешеный поток,

И не найти от этого спасенья.

Добился в этой жизни я чего-то.

Всё вроде есть — квартира и работа,

Прекрасная семья, покой, уют.

Друзей полно, коллеги уважают.

Одно лишь… только вечер наступает,

Воспоминанья спать мне не дают.

              Акромагистрал

Воспоминанья спать мне не дают.

Едва глаза закрою, предо мною

Неспешной, бесконечной чередою

Отрывки из минувшего встают.

Калейдоскоп событий, дней, минут…

И в тишине полночного покоя,

Забыв о настоящем, за былое

Сам для себя устраиваю суд.

Ответчик, адвокат, истец, судья,

На месте прокурора буду я,

Единственный свидетель обвиненья.

Тревожу лет прошедших саркофаг,

Оцениваю честно каждый шаг,

Вытаскивая время из забвенья.

Медвежонок

Мишка коричневый в красной футболке,

Мордочка зверя, глаза человека.

Вытерта шёрстка на плюшевой холке.

Вот и тебе скоро стукнет полвека.

Что ж ты на полке сидишь одиноко?

Встань, отряхни свою шубку от пыли.

Помнишь, как раньше, в «прекрасном далёко»

Вместе играли и вместе шалили?

Не покемон неизвестной породы,

Мой медвежонок, российский «зверюга»

Был не игрушкой мне в детские годы,

А настоящим и преданным другом.

Время проходит, не зная возврата.

Маленький мальчик зовёт меня — папа.

И на прогулку, как сам я когда-то,

Тянет медведя за мягкую лапу.

А календарь всё листает страницы,

Вновь у игрушек период забвений.

Бедный Топтыгин на полке томится,

Ждёт терпеливо витка поколений.

Скоро у сына родится сынишка.

Значит, к нему перейдёт по наследству

Наш нестареющий плюшевый мишка,

Как эстафета фамильного детства.

Ты уже не придёшь…

Маме

Ты уже не придёшь. В этот мир не бывает возврата.

Не обнимешь меня и не скажешь мне: «Здравствуй, сынок!»

И напрасно верчу вечерами я диск аппарата.

До тебя не дойдёт никогда телефонный звонок.

Ты уже не придёшь. И я больше тебя не увижу.

Только снимки в альбоме, да фото на белой стене.

Лишь теперь осознал — для меня в жизни не было ближе

Человека, чем ты. Появляйся хотя бы во сне.

Ты уже не придёшь. И сейчас я жалею о многом.

Почему для тебя не слагал я при жизни стихи?

Дорогая моя, умоляю — прости, ради Бога!

Помолись за меня, отпусти, если можешь, грехи.

Ты уже не придёшь. Это горе ничем не исправить.

Боль утраты со временем стихнет, но в сердце моём

Будет жить о тебе, мама, светлая вечная память,

И сыновья любовь пламенеть негасимым огнём.

Господь выбирает лучших

Ванюше…

Ты сейчас несомненно рядом

С тем, кем призван в святую рать.

А иначе зачем же надо

Так безвременно умирать?

Кто-то скажет — несчастный случай,

Кто-то скажет, что жребий лих,

Но Господь выбирает лучших,

Значит место твоё средь них.

Забирает к себе до срока

Тех, кто более всех готов,

Чтоб на небо уйти высóко,

Где сияет Чертог Христов.

Завершились для вас мученья,

Чаша досуха испита.

Там даруется вам Прощенье,

И откроются в Рай врата.

Уплывают родные лица,

Слёзы светлые льют из глаз…

Мы здесь будем за вас молиться

И пожизненно помнить вас.

Первый день

Под Новый Год, как повелось,

«За нашу жизнь!» — дежурный тост,

Бокалов звон, веселье, запах ели.

Но вот уйдёт последний гость,

Взгрустнём о том, что не сбылось,

И вспомним то, что сделать не успели.

Ах, как мы в юности круты!

Сжигали за собой мосты,

Как будто жизней не одна, а девять.

Какие чувства и мечты

Погибли в пене суеты!

И ничего потом нельзя поделать.

За-ради призрачных идей

Мы подгоняли лошадей,

Направив бег от верного маршрута.

И часто явный прохиндей

Мог за собой увлечь людей,

Ведь человек доверчив почему-то.

Под шелест крыл календарей

С годами стали мы мудрей.

Теперь нас сбить с пути не так-то просто.

Не признаём поводырей,

Их гоним в шею из дверей.

Слетает прочь засохшая короста.

И тратить жизнь на дребедень

Нам жалко силы, да и лень.

В конце концов, мы — люди, а не слизни.

А людям свет милей, чем тень,

И мы встречаем каждый день

Как первый день остатка нашей жизни.

Канатоходцы

По тоненькому лезвию ножа,

По жёрдочке, по ниточке, по краю,

Любовь, как балансир, в руках держа,

Над жизненною пропастью шагаю.

Всего один неосторожный шаг

И безвозвратно вниз могу упасть я.

Ступаю аккуратно, чуть дыша,

Надеясь на сноровку и на счастье.

Качается натянутая нить,

И манит пропасть искусами фальши.

Тут главное — любовь не уронить,

Ведь без неё идти нет смысла дальше.

Пусть в пятки обрывается душа,

Пусть нитка больно вспарывает кожу,

Любовь несу в руках, как малыша,

Она в пути не раз ещё поможет.

А рядом тоже острые края

И нити, словно струны мегалиры,

По ним идут враги, идут друзья,

Сжимая крепко чувства-балансиры.

Здесь можно встретить ненависть и месть,

Любовь, тоску, надежду и тревогу.

Один вцепился крепко в шест-протест,

Другой с собою зависть взял в дорогу.

Вот где-то — слышу — колокол звонит.

По ком? Не знаю, видно у кого-то

Исчерпан данный времени лимит,

И отзвучала кодовая нота.

Нам ножницы судьбы не обмануть,

В урочный час обрежут нити людям.

И отправляясь в свой последний путь,

Нести в руках какое чувство будем?

Следующий — ты…

Живешь, кружась в извечном хороводе,

Забыв о главном в шорах суеты.

И лишь когда родители уходят,

Вдруг понимаешь: следующий — ты!

Я остаюсь…

Давно я житель городской,

Привык к столичному комфорту,

И «прелесть» дачи под Москвой

Во мне рождает отклик «К чёрту!»

Но по ночам моя душа

Летит из каменной высотки

Туда, где шорох камыша

И аромат рыбацкой лодки.

Где в речке чистая вода,

Где утром тихие рассветы

И где асфальтом никогда

Дороги не были одеты.

Где в пышной зелени садов

Белеют мазаные хаты,

Где по полям среди цветов

Мальчишкой бегал я когда-то.

И как же хочется порой

От всех забот в купе закрыться

И укатить в тот край родной,

Чтоб снова в детстве очутиться.

Но это, право, не всерьёз,

А просто так, души стремленье.

Я ж знаю — город там подрос

На месте старого селенья.

Да, дважды в реку не войти,

Законы строги в этом мире.

Закрыты в прошлое пути…

Я остаюсь в своей квартире.

Глубинка

«Никогда я не был на Босфоре…»

С. Есенин

Никогда я не был за границей,

Лишь внутри страны командировки.

Был «невыездным», как говорится.

Вечные у нас перестраховки.

Месяц невесомый

Выплыл из-за сопки.

В синеве джинсовой

Звёздочки-заклёпки.

В речку оседает

Облако седое.

Ветерок ласкает

Ароматом хвои.

Царствует в природе

Лёгкая истома.

Здесь я на свободе.

Настоящий. Дома.

И в лесной глубинке

Всё так сердцу любо:

От простой былинки

До громады-дуба.

Здесь, в тиши святого

Вечного покоя,

Можно хоть немного

Быть самим собою.

Дышишь полной грудью

И душа открыта.

Хорошо в безлюдье

Отдохнуть от быта,

На замшелом камне

Из ручья напиться…

Ну и на фига мне

Ваша заграница?

Игра

По обратному склону горы

Под угрозою схода лавины,

Осторожно спускаюсь с вершины,

Приближаясь к финалу игры.

А хотелось бы вновь к вышине,

Забираться, но правила строги:

И привал запрещён на дороге,

А возврат невозможен вдвойне.

Вот, опять опустился на год,

Ничего уже тут не попишешь…

И чем ниже, тем скорости выше.

Снова правило — «Время, вперёд!»

Мой романтик в начале пути

Стал прагматиком вдруг в миттельшпиле.

Дай мне, Боже, последние мили

Маразматиком вниз не сойти.

Альпинисты не зря говорят —

Спуск бывает подъёма опасней,

Да и силы всё меньше в запасе,

Но нельзя повернуться назад.

Зубы стиснув покрепче, держись!

Никому не положены скидки,

Нужно делать всё с первой попытки,

Призовую не выпросишь жизнь.

Кто бы в эту игру ни играл,

Помесь экшена, гонки и квеста,

Не дойдёт до победного места,

В ней всегда неизбежный финал.

Не сочтите, прошу, за клише,

Но хочу, когда грянет «Game over!»,

Чтоб меня мои внуки при слове

Вспоминали с улыбкой в душе.

Деды и внуки

А. Молягову

Должен светлым быть дед, чтобы в жизни потомки

Целью выбрали свет, а не мглу и потёмки.

Нам ли, брат, горевать, что же станется с нами?

Внуки есть, чтоб поднять, подхватить наше знамя!

Провести корабли, не нарвавшись на рифы,

Там, где мы не смогли, выбрать нужные рифмы.

В круговерти стихий вкус победы изведав,

Ярко вспыхнут стихи под фамилией дедов.

Скучно…

По склону жизни снежным комом

Года летят.

Ничто не ново, всё знакомо

Сто лет назад.

Январский снег кружится плавно,

Как в айс-ревю.

Такой же вальс совсем недавно…

Да, дежавю.

Промозглым ветром вдруг подуло.

Февраль… опять!

А мне от скуки сводит скулы

И тянет спать.

Промчит весна, как скорый поезд,

Пойди, поймай!

Лишь только год добавит в возраст

Привычно май.

Июнь, июль… в часах песочных

Гора песка.

Я это видел, помню точно.

И вновь тоска.

А за июлем будет август,

Цепной процесс…

Как говорил когда-то Фауст:

— Мне скучно, бес!

Вернул сентябрь сезон осенний

И дождь с утра.

Какое ж, к чёрту, настроенье?!

Опять хандра.

Пришел октябрь, раскрасив листья,

Что твой павлин.

А в голове всё те же мысли,

Всё тот же сплин.

Ещё два месяца дремоты,

Зевотных мук,

И Новый Год стучит в ворота —

Знакомый стук.

Он к нам примчался в вихре снежном

Под бубенцы.

Такой же «новый», как и прежний,

Как близнецы.

И память о минувшем годе —

Лишь боль в висках.

Снежинки в вальсе хороводят,

Январь, тоска.

Детство

Волчьего солнца оскаленный клык,

Россыпь монеток на крепе.

Кажется, в каждую пору проник

Хмель засыпающей степи.

А под копытами пыль да песок,

Песню о скором ночлеге

Голосом скриплым поёт колесо

Старой казачьей телеги.

Из ковыля слышен стрёкот цикад.

Вроде не так уж и много…

Только ведь тянет вернуться назад,

Прочь из московского смога.

Хочешь уйти от пустой суеты?

Вырвись (надёжное средство!)

В край чистоты, простоты, красоты.

Он называется Детство.

Картинка из детства

Почитай, полвека пролетело,

В памяти и досить у меня —

С дядькой на рыбалку, было дело,

Собрались поехать на два дня.

Плыли на моторке вверх по Дону,

В бардачке с провизией рюкзак.

Сколько до Багаевки? Не помню,

Но поесть… Казак — всегда казак!

Гордо задирала нос «казанка»,

Тарахтела старая «Москва»,

А на мне фуражка-капитанка,

А над нами неба синева.

Видно, в ту далёкую субботу

Осерчал маленько рыбий бог.

Полпути проехали всего-то,

Как мотор закашлял и заглох.

Островок среди донских просторов,

На песке разостланный брезент,

А на нём детали от мотора,

Ветошь и нехитрый инструмент.

Ну, короче, «двигатель баркаса»

Починял до ночи адмирал,

Кэп ловил себельку с чикомасом,

Загорал, купался и играл.

К цели не доехали, однако

На добычу дал Господь добро —

Ночью мы наощупь драли раков,

Натаскали целое ведро.

А под утро с дядькой из палатки

Вылезали мокрые, дрожа.

Затопила берег и манатки

Мимо проходившая баржа.

Утром сны досматривали в лодке…

Ну, мотор, родимый, выручай!

Адмирал махнул чекушку водки,

Капитану можно только чай.

Вот в обед чихнулось, завелося,

С ветерком вернулись, на ура!…

Я сквозь лет серебряную проседь

Вижу это будто бы вчера.

Имена

Наверное сегодня многим странно

Назвать детей героями романа,

Но мы же в прошлом веке рождены.

Другие времена, другое имя…

Мы именами яркими своими

«Евгению Онегину» должны.

Два имени Евгений и Татьяна

В литературном мареве тумана,

Как маяки, приветливо горят.

Два имени Татьяна и Евгений

Для новых, нас сменивших поколений

Уже навряд ли что-то говорят.

Две карты из пасьянсного расклада,

Мы рады — нам досталось то, что надо,

И Пушкин — наш с сестрёнкою кумир.

Спасибо маме с папой за поэта,

Мы стать могли Ромео и Джульеттой,

Когда бы в их сердцах царил Шекспир.

Песни 60-х

Сижу подчас и вспоминаю,

Что пелось сорок лет назад?

Высоцкий, «Beatles» и Магомаев —

Пожалуй, весь триумвират.

Конечно, были Окуджава,

Кобзон и Пьеха, и Дин Рид,

И Адамо, но всё же славой

Кто тройку верхнюю затмит?

О «Rolling Stones» не забыли?

А как не вспомнить, наконец,

Людмилу Зыкину и Хиля,

И ту же Ольгу Воронец?

Гуляев, Мондрус, Юрий Визбор…

Их песни в памяти храним.

Однако сердцем сделан выбор —

Битлы, Высоцкий и Муслим.

Песни нашего двора

Услышав струн негромкий перебор,

Щемящие, волнующие звуки,

Я сразу вспоминаю старый двор,

Где сам когда-то взял гитару в руки.

Сто лет прошло, а будто бы вчера…

Как быстро это время пролетело!

Мы пели песни нашего двора,

Аккорды подбирая неумело.

          Из-за пары распущенных кос,

          Что пленили своей красотой,

          С оборванцем подрался матрос,

          Подбиваемый шумной толпой.

Зажму на черном грифе «ля-минор» —

«Блатной» аккорд. Я помню, как до боли

Стирал подушки пальцев, и с тех пор

На них остались твердые мозоли.

Знакомый бой сбивается слегка.

Непросто вспоминать его сначала.

Но вот пошла уверенней рука,

И старая «восьмерка» зазвучала.

          Мерно качаясь вдали,

          Объят предрассветною мглой,

          Караван Шапера Али-Али

          Шагает в свой край родной.

Мы пели о войне, о лагерях,

О драках воровских, кроваво-страшных,

О дальних и таинственных морях

И о любви девчонок бесшабашных.

Охрипших голосов неверный строй

По кругу мы портвейном поправляли,

И песни наши позднею порой

Уснуть соседям долго не давали.

          В нашу гавань заходили корабли,

          Большие корабли из океана.

          В таверне веселились моряки

          И пили за здоровье капитана.

Мелодии наивны и просты,

И тексты далеки от идеала,

Но сколько в них народной чистоты,

Романтики, эмоций и накала!

Ах, эти песни старого двора!

Как жаль, что их не слышат наши внуки.

Поэтому в иные вечера

Я вновь беру свою гитару в руки.

          В белом платье с пояском

          Я запомнил образ твой.

          По обрыву босиком

          Бегали мы с тобой.

                    Разве напрасной любовь была?

                    Разве напрасно луна плыла?

                    Разве с тобою встречались зря?

                    Нет, все забыть нельзя!

***

Ау, семидесятые!

Откликнитесь, сокурсники!

Куда же вы попрятались,

Родного вуза узники?

Как лодочки бумажные

Ушли в просторы вечные

И юность бесшабашная,

И молодость беспечная.

Сгорели синим пламенем

Дипломы с рефератами,

Зато остались в памяти

Дурачества с ребятами.