Бесплатный фрагмент - Понатворили

Всякий знает рассказ о том,

как кто-то мастерски верещал и хрюкал,

а соперника его, который спрятал настоящую свинью,

безжалостно освистали.

Слушатели были правы — они тонко и прекрасно

разбирались в искусстве.

Обыкновенную свинью они могли услышать и в свинарнике.

Они пришли за другим.

Они явились узнать, как воздействует голос свиньи

на бессмертный дух человека:

как посмеивается человек над свиньей,

что именно считает сутью,

достойной преувеличения.

Словом, они хотели услышать тот визг,

который выразил бы мнение человека о свинье,

а не тот, несравненно низший,

который выражает мнение свиньи о человеке.

Гилберт Кит Честертон

ОБУЗДЫВАЯ СТРАСТИ

Однажды мир облетела отвратительная видеозапись: в Германии, в торговом центре беженец с Ближнего Востока домогается манекена. Если что — в дамском обличье (я имею в виду — чучело, а не мигрант). Вы наверняка заметили, что гадости облетают мир с завидной регулярностью, а доброту приходится культивировать и внедрять, зачастую — при сопровождении хорошо вооруженной охраны. Цивилизованные люди конечно же возмутились: «Какое варварство!»

Между тем гость из далекой униженной страны третьего мира был крайне нежен к предмету своего вожделения; он ласкал манекен так, как даже в кинематографических картинах не делают, и даже говорил искусственной партнерше какие–то слова, полагаю, неоскорбительные.

Германия славится своими фильмами для взрослых и бодрыми старушками, покоряющими просторы планеты в поисках плотских удовольствий. И еще в Европе есть специализированные салоны, в которых можно приобрести недетские игрушки — в том числе и манекены. Но европейцы «делают это» не на людях, ведь надо же оставаться в рамках приличий. Потому–то человек другой культуры и был смешон. Парень, возможно, впервые увидел в публичном месте женское тело — пусть в виде суррогата — и несколько помутился рассудком.

Наше бытие вообще характерно тем, что традиции конфликтуют, отчего и получается культурный шок. Как будто бы в цивилизованных мирах нет извращенцев и прочих лиц с отклонениями и слабостями. Разве хорошо, когда у обнаженных статуй отбивают причинные места либо стыдливо скрывают таковые фиговыми листочками? Было время, в Европе именно это и творили. Это делалось в эпоху, когда там же сжигали людей, заподозренных в колдовстве. Но все меняется — вероятно и мусульмане будут терпимее относиться к изображениям людей. В этом мире возможно всё, не знаю уж, к сожалению или напротив.

Я бы искусство услаждения плоти назвал первейшим и древнейшим. Это животные совокупляются исключительно ради похоти и воспроизводства — у человечества все несколько сложнее. Мы имеем обыкновение увивать наши отношения розами и лилиями, хотя порой — колючей проволокой.

Можно по-разному относиться к представительницам (не будем ханжами: и представителям — тоже) первой древнейшей профессии. Но ведь не зря их порой именуют не только неприличными словами, но и «жрицами любви». А жрец, напомню — представитель особой касты, который, если следовать огрехам этимологии, пожирал то, что обычные люди приносили в жертву.

Издаются еще и книжки на эту тему, чаще всего под названием «Искусство любви» (хотя иногда: «Техника секса»). В такого рода литературе немало внимания уделяется ласкам, иначе говоря, нежности. То есть, специфические книжки (точнее, их авторы) учат обуздывать страсть и дарить близким радостные минуты.

Есть знаменитый литературный памятник, созданный старшим современником Иисуса Христа Публием Овидием Назоном, называется он: «Ars Amatoria». Античность — иной мир, и слово «ars» можно перевести на современный русский как «искусство», «ремесло», «наука», «система правил», «неестественность», «уловка», «изысканность». Да и «amatoria» — скорее не «любовь», а «любовная поэзия». Тем не менее, данное произведение переиздается уже два тысячелетия кряду и остается вполне себе актуальным. На волне популярности своего текста Овидий создал продолжение «Хитросплетений любви», назвав его: «Remedia Amoris» (что–то вроде: «Лекарство от любви»). Если в первом произведении поэт учил женщин и мужчин обольщать друг дружку и возжигать в партнере огнь страсти, вторая посвящена теме избавления от любовного влечения, пробуждении в себе чувства отвращения к партнеру.

И давайте тут уж без «Кама сутры» с ее шестидесяти четырьмя «искусствами», которые суть есть статические позы. Характерно, что искусство плотской любви существовало задолго до изобретения человечеством книжек. Да и ремесло — тоже. Кстати, книгопечатание привело в том числе к появлению «науки страсти нежной», а наука, как мы знаем, дело скучное, основанное на устойчивой повторяемости результатов.

Всякая культура задает ограничения и табу. Например, мы уверены, что интимными делами нужно заниматься в специально отведенных для этого местах, а свои хотелки следует усмирять. Люди, предпочитающие иные варианты, несомненно больны, и никто еще не придумал более эффективного средства, нежели оскопление. А еще есть заповеди, часть которых касается вышеозначенной темы. Но человечество характерно тем, что постоянно нарушает границы. Собственно, отсюда истекает художественная литература.

Теперь — внимание: некультурный человек ласкал модель женщины. Некий человек, видимо, считающий себя культурным, заснял все это безобразие и выложил во Всемирную Паутину для всеобщего доступа. Гражданина (или гражданку), произведшего съемку непотребства и публиковавшего таковую вполне можно причислить к лику представителей второй древнейшей профессии. Журналистов и блогеров тоже не отнесешь к разряду безгрешных, но ведь миллионы простых людей просмотрели пакостное видео! Да, они при этом произнесли: «Какое варварство!», но ведь желтая пресса и другие низкопробные медиаресурсы для того и существуют, чтобы мы в очередной раз заявили: «Экая мерзость!»

Вместе с тем — какой бы контент не публиковался — речь идет об искусстве подачи материала. Искусстве! Пусть и затрагиваются наши низменные чувства. Если же говорить об искусстве плотской любви, здесь–то как раз все (почти) возвышенно. Это солдафон произнесет: «кувыркаться в койке», мы же знаем, что речь идет о высшей гармонии. Хотя некоторым более по душе как раз солдафоны или дурочки, у которых по крайней мере тараканов в голове поменьше.

Повторю чужой пассаж: два процента человечества — думают, три процента — думают, что они думают, а остальные девяносто пять лучше умрут, чем станут думать. Отсюда и проистекает искусство, ведь у всякого искусства число мастеров должно значительно преобладать над количеством потребителей продукта.

Это же касается и сферы услуг. Хотя, говоря о большой и чистой любви, мы вспоминаем не только сеновал, но еще и пары, имеющие всемирно–историческое значение: Рустам и Зухра, Тристан и Изольда, Каренина и Вронский, Ромео и Джульетта, Мастер и Маргарита… список можно продолжить, но все равно речь идет об уникальных случаях. Адам с Евою почему–то на ум не приходят.

Заметьте: любовь большая и чистая отсылает нас к вымышленным персонажам. А маленькая и грязная любовь реальна. И о чем же нам мечтать? Вот здесь–то и укореняются искусства: фантазия, воображение, тяга к недостижимому! Стремление к экспериментам, наконец.

И тайна, конечно же. В том числе и тайна плотской любви, которая так интригует на заре жизни. Вынужден прибегнуть к банальности: первый человек, сравнивший женщину с цветком, был гений; второй — пошляк. Третий — и так прокатит, в конце концов в мире так много банальностей и общих вещей.

Книжки (про секс и вообще) дают лишь общее представление, нюансы же мы постигаем чрез практику. А в пособиях содержится нехорошее зерно, ибо там рисуется образ идеального партнера, под который очень непросто подстроить реального человека. Тем более что межполовые отношения тяготеют к естеству, а учебники есть порождения искусства. Как это коварно не звучит, опытные и чуткие партнеры значительно выигрывают в искусстве любви — я имею в виду, плотской. По счастью, мы еще подвержены эмоциональному влиянию и близость понимаем широко. От чего мыслим и страдаем. Хотя в преданности проигрываем собакам, в чувстве свободы — касаткам, в трудолюбии — кротам, в умиротворении — коровам, а в последовательности — крокодилам. К слову: названия многих животных в человеческом языке являются оскорблениями.

Снова обращусь к вожделенному манекену. А вдруг эта штука была изготовлена столь искусно, что шансов удержаться не было? Спасибо, как говорится, Мастеру (как его, то бишь — папа Карло?). Маловероятно? Это точно.

Огюст Роден. «Амур и Психея». 1905 год. «Эрмитаж», Санкт-Петербург.

Венера завидовала красоте Психеи. Она заставила девушку спуститься в подземные миры за сосудом красоты, на который нельзя было смотреть. Психея не удержалась и посмотрела на сосуд, после чего забылась в волшебном сне. Только поцелуй Амура смог спасти его возлюбленную.

НЕКУЛЬТУРНОЕ ИСКУССТВО И ИСКУССТВЕННАЯ КУЛЬТУРА

Легче всего говорить о доисторических временах, ибо легко интерпретировать и трактовать, иначе говоря, сочинять всякую чухню. Ведь от наших далеких предков не осталось источников, и мы располагаем лишь археологическими данными и дольменами. Артефакт, известный под названием «палеолитическая Венера», можно рассматривать и как предмет культа, и в качестве, извиняйте, порнушки.

По крайней мере, речь все–таки идет о произведениях искусства хотя образ мышления человека каменного века нам совершенно непонятен. Попробуйте вытесать из камня хотя бы примитивную бабу — первобытного человека только зауважаете! Оно конечно, допотопные земляне вида homo sapiens может жили и хорошо, ибо находили общий язык с природой. Но мало — в среднем двадцать пять лет. Хотя, может, чувствовать не спешили.

Принято считать, что всякое искусство — часть культуры. Например, искусствами у нас распоряжаются чиновники из Министерства культуры (заметьте: первое слово у нас пишется с большой буквы, второе удостаивается лишь строчной). В старые добрые времена, когда не было ни то что министерств, а даже государств, различий между культурой и искусством не наблюдалось, тем более что люди скорее всего даже не задумывались о том, что они принадлежат к определенной культуре.

Но, полагаю, первобытные люди знали толк в различных искусствах, коие приравнивались к ремеслам и промыслам, а тако же наукам и религиям. Отмечу один аспект: в те темные времена практиковались ритуальные убийства себе подобных. Человеческие жертвоприношения являлись частью культуры, и тогдашние убийцы не считали, что их времена темные. Людей приносили в жертву, обставляя действо как высокое искусство, хотя я лишь осмеливаюсь фантазировать. Есть гипотеза, что де сами жертвы испытывали глубокое моральное удовлетворение, идя на заклание, но сие еще требует доказательств.

В сатирическом американском мультсериале «Южный парк» есть эпизод, в котором до самоубийства доводят ныне забытую поп–диву Бритни Спирс. Мальчики пытаются ее спасти, но их отлавливают взрослые и терпеливо разъясняют: жертвоприношение необходимо ради хорошего урожая кукурузы, но, поскольку культура теперь стала более утонченной, умертвить непосредственно жертву запрещено, ее сначала возвеличивают, делают из нее суперзвезду, осыпают всеми благами, а потом уже аккуратно доводят до самоубийства, преследуя таковую всюду с целью заснять. Такова традиция.

Всякая культура обладает коварным свойством: вредоносное мы впитываем быстро и легко, а полезное искренне отвергаем. Поэтому в культуре немалое значение имеет фактор воспитания. Противоположность культуре — дикость, а искусству противостоит натуральное естество. Так вот: когда человеческие жертвоприношения были естественным и полезным делом, их облекали в форму искусства. Теперь очень даже искусно бомбят высокоточным оружием непокорные племена, при этом мирные жертвы позиционируя как «неизбежные потери». Достаточно одного выпуска теленовостей, чтобы понять, как красив удар ракеты.

В конце XIX века британский этнограф Эдуард Бернетт Тайлор написал книгу «Первобытная культура», которая ныне считается классикой культурологии. Труд Тайлора, содержащий громадное количество фактического материала, прежде всего посвящен возникновению религий. Если говорить точнее, речь идет об анимизме, вере в существование душ. Согласно теории Тайлора, культура или цивилизация складывается из знаний, верований, искусств, нравственности, законов, обычаев и привычек. Исследователь полагает, что, изучив духовность современных отсталых племен, мы вполне можем представить образ мышления людей каменного века. Впрочем, профессор Кембриджа оговаривается: «Если бы вздумали сравнивать папуасов Новой Каледонии со скопищами европейских нищих и воров, то мы должны были бы с грустью признать, что в нашей собственной среде встречается состояние, которое хуже дикарского». И кстати: если в доме туземцев что–то пропадает, они так и говорят: «Ну, это христиане у здесь побывали…» А об искусстве воровства мы еще поговорим.

К слову, про Овидия. Будучи сосланным на берега Черного моря, римлянин наблюдал упадок греческой колонии Тома, жители которой, будучи под давлением агрессивных сарматов, утратили многие элементы культуры — в том числе и искусства. Греки даже стали носить одежду из звериных шкур, ибо утратили искусство ткачества. То есть Тайлор пытается доказать, что человечество способно не только на прогресс, но и на регресс. Да чего и доказывать–то: просто британец не дожил до фашистской Германии и «дегенеративного искусства».

Из всех искусств Тайлор выделяет прежде всего «волшебное», основанное на толковании разнообразных знаков по принципу ассоциации идей. Отсюда вытекает магия, в которую мы конечно же верим, например, скрывая младенца от чужих людей, как говорится, от дурного глаза. Зачем мы и ныне в доме умершего завешиваем зеркала? Список суеверий бесконечен… напомню аргумент Нильса Бора, которого упрекнули в том, что он повесил подкову на дверь своей лаборатории, тем самым раскрыв свое суеверие: «Мне сказали, что это помогает вне зависимости от того, веришь ты в эту чушь или не очень…»

Волшебные искусства — не только продукты поэтического воззрения на природу. Таковые трансформируются в мнимые науки, в разные периоды развития человечества оказывающие значительно влияние на умы. Одна из таковых — снотолкование — нашла отражение в целом ряде эпизодов Ветхого Завета.

Исходя из того, что искусства оказывают значительное влияние на человеческую психику, следует все же поосторожнее относиться к гадалкам, экстрасенсам и мистикам. Мы же не верим в чудеса, полагая, что во Вселенной есть только одно чудо: сама жизнь. За чем нам молитвы, святые мощи, обереги… разве только мы отдаем дань традициям, на самом же деле верить следует лишь в светлый разум. Я что–то не то сказанул?

Есть теория, согласно которой искусства помогают укрепить связи внутри социальной группы. Эмоциональное воздействие якобы усиливает согласованность действий во имя интересов сообщества. В этом аспекте нынешние группы в социальных сетях существуют по архаичным законам, согласно которых свои — хорошие, чужие — вредные.

Коллекция «Палеолитических Венер».

БЕСПЛАТНО НЕ ТОЛЬКО ПТИЧКИ ПОЮТ

Давайте уточним: из обитателей нашей планеты на искусства горазды не только люди. Оставим сами творения матушки–природы, к которым относимся и мы: все–таки до конца неясно, почему мы пленяемся красотой тех же закатов или горных ландшафтов. Возможно, наши эстетические чувства подстроены под некоторые параметры безмятежного существования. Впрочем, покой нам только снится.

Почему в случае некоторых животных речь идет именно об искусстве: домашние канарейки поют не просто так — их надо обучать, ставя записи лучших представителей вида. Я и сам это делал, держа дома кенара. Речь здесь может идти о культуре пения, которая деградировала бы без участия человека. Без культуры деградирует любое искусство. Отмечу один факт: художники доисторической эпохи не рисовали скабрезных картинок, они оставались культурными людьми. Хотя сцены насилия на стенах пещер все же присутствуют.

По большому счету, искусство — все, что радует и удивляет, помогает отвлечься от рутины дней. Античные греки наслаждались пением лягушек, это было в традиции. Но земноводные вовсе не страдают муками творчества — таково ихнее брачное поведение. А вот некоторые птицы действительно искусны — как в пении, так и строительстве гнезд.

Взять африканских ткачей: у каждой птицы своя техника витья, и они на собственном опыте и наблюдениями за сородичами совершенствуют свое искусство. Иные орнитологи даже утверждают, что у ткачей присутствует интеллект. Впрочем, таковой есть даже у калькулятора, и, как последний умеет только считать, ткач отличается от менее искусных пород птиц исключительно умением вить гнезда.

А вот шалашник: на строительства своего архитектурного шедевра эта гвинейская птичка тратит до полугода, а так же собирает сокровища в виде цветов, ягод, жуков и всяких ярких предметов, красиво раскладывая таковые у входа в свое убежище. Другое дело, что все великообразие творится только для привлечения самки. Избранница, что характерно, откладывает яйца вовсе не в дворце, а рядом, в самом заурядном, зато уютном гнездышке.

Другое дело — что, когда у тебя в доме длительное время проживает кенар, ты воспринимаешь его рулады как белый шум, нам по натуре нашей все приедается. Владельцы попугаев наоборот не рады вокальным способностям своих питомцев, зато всегда стараются обучить таковых произносить что–то членораздельное, и зачастую малоцензурное. Но одно дело ― заявить, что царь ― дурак, а другое — выводы делать. Здесь волей-неволей цензуру введешь.

Люди так же научают обезьян, дельфинов, слонов и лошадей творить всякую живописную мазню. Неспециалист вряд ли отличит творения некогда знаменитого шимпанзе по имени Конго от полотен человека Кандинского. Поклонниками Конго были Пикассо и Миро, работы обезьянки до сих пор стоят бешеных денег. Кстати, Конго настолько пристрастился к живописи, что устраивал истерики, когда у него отбирали холст и краски. Истерил ли Василий Васильевич, когда его лишали творческих причиндалов, мы не знаем. Как минимум, в ряде живых существ мы наблюдаем стремление сделать что–то лучше, чем другие. Например, многие искусно тырят, разоряют чужие убежища, убивают. Сие относится и к людям тоже.

Жоан Миро-и-Ферра. ««Капля росы, падающая с крыла птицы, будит Розали, спящую в тени паутины». 1938 год. Музей искусств Айовского университета, Айова-Сити.

УБИТЬ КРАСИВО

Изготовление тех же каменных орудий — несомненное искусство. Но оно, так сказать, малохудожественное, да и ценителей теперь немного. И все же исследователи полагают, искусство в современном понимании родилось в тот момент, когда наши предки стали украшать свои орудия изображениями. То есть, свои умение и фантазию мастера начали применять не всегда в утилитарных целях (хотя, возможно, знаки и узоры имели магическую функцию).

Это случилось в эпоху кроманьонского человека, приблизительно пятьдесят тысяч лет назад. Учитывая миллионолетнюю историю развития человечества, не так и давно. Вероятно, кроманьонские люди устраивали ритуальные пляски, играли словами и вязали лыко — это тоже во многих смыслах искусство. А еще матери пели своим чадам колыбельные песни, а отцы, скорчив страшные рожи, сыпали проклятиями в адрес врагов. Но, как я уже говорил, документальных тому подтверждений нет. А вот картинки, иначе говоря, визуальная информация до нас дошла.

Итак, кроманьонцы принялись украшать свои копьеметалки фигурами и орнаментами. Так же на стенах пещер безвестные художники стали запечатлевать животных и людей в образах животных. К примеру, в пещере «Три брата» (Франция) найдена вырезанная на каменном своде и окрашенная черной краской фигура, составленная из ног, тела и полового члена человека, хвоста лошади, лап медведя, бороды серны, клюва совы, глаз волка, рогов и ушей оленя. Открыватели сразу нашли ассоциацию с античным богом Паном, но это лишь одна из версий. Возможно, так когда–то одевались жрецы, шаманы, колдуны — или уж не знаю, как их там обзывали. Специалисты отметили: имеет место главный акт искусства: мысленные манипуляции с феноменальным миром, получение из старых элементов нового продукта. А это уже очень–очень сложный творческий процесс.

Нельзя не уточнить: абсолютное большинство произведений первобытного изобразительного искусства создавалось в своеобразных галереях каменного века: труднодоступных местах пещер, куда не проникает свет Божий (то есть, конечно, я подразумевают обычный дневной свет, но, кажется, тогдашние художники прятали свое творчество не только от людских глаз). Вероятно, имело место таинство, которое позже переродилось в мистерии, но, опять же скажу, мы применительно к каменному веку обязаны все время как мантру повторять: может быть.

Рисунки того времени отличаются потрясающей экспрессивностью. Специалисты считают, то кроманьонские художники не только умели мыслить образно, но и обладали способностью воспроизводить увиденное по памяти. А вы ради опыта попытайтесь нарисовать воображаемую лошадь с реалистичными фазами движения! В рисунках на стенах пещер Ласко, Альтамира и других читаются даже эмоции создателей, а ведь они художественных академий не кончали.

Мастерство художников каменного века не дает покоя некоторым нашим современникам, желающим славы. В 1990 году в северной части Испании некий Руис открыл пещеру Субиалде, в которой ученые насчитали аж 102 наскальных изображения. Счастливец был удостоен денежной премии от баскских властей, изображения планировалось скопировать и открыть для туристического осмотра. Однако некоторые специалисты усомнились в подлинности галереи: из напрягло отсутствие кальцитового натека на изображениях, нетрадиционный набор образов, а также манера исполнения. Среди 22 изображений животных были фигуры шерстистого носорога и мамонта, которые крайне редко встречались в ледниковый период в этой части Испании. Окончательный вердикт: фейк, подделка. И все же талантливый молодой жулик попал в историю!

Примечательны подлинные фрески каменного века в ущелье Гасулья, что в той же Испании. Одна из картин рассказывает о том, как одна группа воинов, вооруженная луками и стрелами, теснит другую в жестоком сражении. Фигуры нападающих прописаны необычайно выразительно: в стремительном движении — и никакая сила не способна их остановить. Противник готов обратиться в бегство, раненые корчатся от боли, группа из четырех воинов отчаянно сдерживает напирающую массу… в общем, отличное батальное полотно, созданное талантливым художником. Из него мы как минимум узнаем, что и в те времена люди жили недружно. А еще — переживаем военную драму многотысячелетней давности и сочувствуем пострадавшим.

В наскальной живописи мы можем даже увидеть истоки первобытной анимации: усложняя картинку, древние художники пытались передать движение. К примеру, композиция, известная под именем «Лошадь из Пенаскоса» имеет три головы. Это не психоделический монстр: если в темноте перед ней поводить факелом, то картина оживает — лошадь приветливо кивает головой.

Приблизительно в тоже время, что и живопись, зародилось искусство создания нательных побрякушек, позже выродившееся в ювелирное дело. Обладание блестяшками подчеркивало статус носителя, да, впрочем, и теперь положение в обществе определяется в том числе и коллекцией драгоценностей. Например, одуревшие в своем климаксе шишки вдруг начинают стяжать дорогущие часы.

Вы наверняка заметили: с приходом старости человек утрачивает вкус и напяливает крупные ненужности, тем самым выглядя пошло и смешно. Но такова наша человеческая слабость. В частности, в найденном под Москвой в захоронении 23–тысячелетней давности останки человека богато украшены жемчугом, браслетами, на голову надет обруч, вырезанный из бивня мамонта. Мы не знаем, были ли украшения предметами повседневного ношения, либо так наши предки экипировали покойников, но факт, что соседние захоронения не были столь богаты.

Искусство и обладание всегда идут рука об руку — и еще неизвестно, что более порочно. Как минимум, даже священники падки на недешевые предметы, правда не все выпячивают свой порок. Я знавал одного митрополита (его звали Питирим), который скупал дорогущие фотоаппараты «Лейка». Неизвестно, что стало с коллекцией после того как иерарх отошел ко Господу.

Стоит отметить: в одном и том же обществе искусства могли процветать либо приходить в упадок. Либерально мыслящие ученые полагают, что сие зависело от жесткости режима, но на самом деле при разных методах управления общества некоторые творческие активности могут испытывать небывалый взлет одновременно с деградацией других искусств. При сталинском тоталитарном режиме в СССР, к примеру, процветали архитектура, балет и кинематограф.

Полагаю, успехи и неудачи творцов в данном временном отрезке зависят от множества обстоятельств, а похожих эпох не бывает. В эпоху Возрождения, к примеру, лютовали религиозные фанатики, а в Новом Свете уничтожались индейцы, которых и за людей–то не считали. И, кстати, при взлете живописи в Ренессансе не особо отличились музыканты.

Возьмем один из древнейших городов человечества Чатал–Гуюк (подлинного имени поселения мы не знаем; так называется археологический памятник на юго–востоке современной Турции, который основательно раскопан и изучен). Речь идет о культуре, процветавшей около 10 тысяч лет назад. Как считают ученые, Чатал–Гуюк был центром меновой торговли, поэтому мы по найденным артефактом скорее всего может судить об уровне развития искусств во всей Передней Азии тогдашнего периода.

В первую очередь люди того времени развили искусство изготовления вещей из обсидиана. Месторождения этого стекловидного минерала есть в горах Кавказа, но где жили мастера по его обработке, неизвестно. В Чатал–Гуюке из обсидиана делали посуду, ножи и даже зеркала. Так же археологи нашли много косметических принадлежностей, остатки плетеных циновок и корзин, тканей. По большому счету, речь идет скорее не о произведениях искусства, а об утилитарных вещах. В частности, керамика из Чатал–Гуюка ничем не украшена, даже архаичными узорами: это простейшие сосуды. Когда ближе к концу этой книжки мы с вами будем говорить о художественной школе Баухаус, вы удивитесь, насколько много общего у этого авангардного учреждения с древним Чатал–Гуюком.

О религии древних горожан ученые ничего не знают. В Чатал–Гуюке раскопано множество фигурок, предположительно изображений божеств. Так же найдены статуэтки кабанов и быков, причем, старательно разбитые. Воображаю варваров того времени, считающих, что изображение живого существа — страшный грех; они захватили город и принялись уничтожать все неправильное. Что–то подобное, кажется, творится и в наше время.

Историки особо выделяют т.н. эпоху неолита — именно в этот период были изобретены керамика и ткачество, а так же стали использоваться полудрагоценные камни дирит, нефрит и яшма. Развилась и техника «отжимной ретуши», поднявшаяся до уровня подлинного искусства. В иных уголках планеты расцвет неолита приходился на разное время, но факт, что ни одна из культур не миновала столь плодотворного периода — за исключением ряда племен, оставшихся из–за своей изолированности и по ряду иных причин в первобытном состоянии.

Не премину подчеркнуть, что остановившиеся в своем развитии в неолите народы необычайно развивали искусства стрельбы из лука и метания копий и дротиков. Европейцы, покорявшие просторы Северной Америки, были потрясены тем, как метко и далеко индейцы умели поражать своих жертв из своих «примитивных» орудий. Попробуйте попасть в глаз белки из ружья с расстояния в 100 метров! Индейцы делали это стрелой, выпущенной из лука. А из боевого лука аборигены Америки убивали с расстояния в 400 метров. Вот это искусство! Помноженное, впрочем, на технологию и выучку.

Стоит отметить еще и искусство жить в согласии с природой, основанное на пристальном наблюдении. Таковым обладают представители всех «отсталых» племен, и оно утрачивается с развитием цивилизации. Далее — читайте «Царь–рыбу» Виктора Петровича Астафьева и мотайте на ус.

Наука мало знает и о культуре бадарийцев, народа, жившего восемь тысяч лет назад в долине Нила, то есть, еще до эпохи фараонов. Эти люди каменного века отличались именно развитием искусства. Название «бадарийцы» дали им археологи — по имени современного города, в окрестностях которого раскопаны их поселения — как они себя именовали сами и на каком языке говорили, мы не знаем. Бадарийцы искусно изготавливали топоры, луки, стрелы, выделывали глиняные сосуды. Особенно трогателен найденный в бадарийском захоронении деревянный бумеранг, заботливо украшенный орнаментом из ямок. Прекрасны бадарийские ложки, вырезанные из слоновой кости: их ручки делались в виде скульптурных головок, и, видимо, древние обитатели долины Нила гордо носили их на поясах. Еще они умели делать изящные кубки, напоминающие раскрытую чашечку тюльпана: сосуды так же покрывались узорами. По сути речь идет о том, что на суровом языке эстетов именуется прикладным искусством. Но все ведь зависит от того, как ты приложишься.

Бадарийцы — как женщины, так и мужчины — любили украшать себя ожерельями, которые вешались не только на шею, но еще на руки, ноги и талию. Особенно ценились раковины моллюсков, добывавшиеся скорее всего вдали от Нила, в Красном море. Вдобавок люди той культуры носили кольца и браслеты из слоновой кости. Они применяли затычки–втулки у себя в носу и ушах (как представители некоторых современных африканских племен), а так же обводили глаза ярко–зеленой краской, которую они делали, перетирая малахит. Значительное внимание уделялось прическе, причем длинные волосы, заплетая их в косы, носили и мужчины. Одна характерная особенность: в бадарийских захоронениях нет выделяющихся особенным богатством, из чего ученые заключили: жители Северной Африки тогдашней эпохи носили украшения не для статуса, а для красоты, так сказать, искусства ради. Почти в каждой бадарийской могиле найдена женская статуэтка, живо и точно передающая формы тела.

Пещера Ласко, Франция. Этому рисунку около 18 000 лет.

Считается, что на фреске изображен эпизод некоего мифа, смысл которого утерян. Как минимум, мы можем с достоверностью судить, что в пещере Ласко содержатся подлинники, в то время как в ряде других «галерей каменного века» есть очевидные подделки.

ГЛИНЯНЫЕ ЛЮДИ

Более–менее внятно и без вопиющих фантазий можно говорить о шумерской культуре, начавшей оформляться около 8 тысяч лет назад. В междуречье Тигра и Евфрата изначально образовались двенадцать городов–государств, весьма тесно связанных между собой. Шумеры, пожалуй, первыми научились творить архитектурные шедевры. В центре одного из крупнейших городов того времени Урука возвышался зиккурат, для возведения только нижней части которого (как подсчитали специалисты) полторы тысячи человек должны были непрерывно трудиться пять лет. При шумерских зиккуратах трудились бригады ремесленников, и, надо сказать, мастера создавали произведения, которые и мы можем считать шедеврами. В верхней, недоступной для несвященников башне зиккурата горел неугасимый огонь, а оберегала его целомудренная женщина.

В том числе при зиккуратах возникли коллективы писцов, ведь к тому времени изобрели письменность. Считается, что шумерская грамота старше египетской и последняя многое заимствовала из первой. Так же из шумерской клинописи родились вавилонская и ассирийская письменности. Для нашей темы это не имеет принципиального значения: важнее, когда появились литературные произведения, и об этом мы будем говорить позже. Жаль только свои строения обитатели Междуречья возводили из глины, материала недолговечного — включая и зиккурат Урука. Глиняными были и носители текстов, но их–то как раз до нашего времени сохранилось немало, так что источников историкам хватает.

В Шумере родились астрономия и астрология. Глиняные таблички сохранили даже имя основателя этих наук: Саабеи–бен–Аареса. Шумером приписывается изобретение музыкальных инструментов: свирели, флейты, бубна и арфы. Честь играть на таковых предоставлялась жрецам — как и право исследовать звезды. Шумеры изобрели колесо. Еще они придумали ирригацию, тем самым превратив кишащие москитами болота в прекрасную площадку для земледелия. Шумеры разработали социальную систему, включающую рабовладение. Об этом ученые узнали все из тех же шумерских глиняных табличек. Сначала шумеры порабощали только женщин и детей, ибо брать в плен мужчин было опасно, но вскоре они научились сбивать спесь и с представителей сильной половины покоренных племен. Раба называли «иги–ну–ду» ― «не поднимающий глаз».

Именно шумеры создали (и записали!) миф о Великом Потопе, и только потом таковой заимствовали евреи для своего Пятикнижия. Свою историю шумеры делили на «до потопа» и «после». Об этом рассказывает глиняная табличка, найденная в Ниппуре. В ней не хватает верхней части, в которой, видимо, указана причина бедствия, зато из нижний части мы узнаем, некое божество все же пыталось спасти человечество от полного вымирания, и это ему удалось.

Шемеры создали искусство гравировки металла, чеканки и черни, причем, своих месторождений у них не было и металлы шумеры выменивали в иных краях на ткани, зерно и финики. Особый вид шумерского искусства — глиптика, резьба на печатях, которые в то время была наподобие наших паспортов.

Междуречье (или, как говорят ученые, Двуречье) отличалось политической нестабильностью. Шумер сменяли государства Аккад и Ур, которые пытались доминировать с разной степенью успеха. Сохранению памятников шумерской литературы способствовала храмовая библиотека в городе Ниппур. В большинстве своем это религиозные мифы и легенды, которые в частности повествуют о возникновении цивилизации и земледелия.

Вот шумерский миф о сотворении Мира:».. когда не было ни богов, ни неба, во Вселенной царили лишь Бездна да Праматерь Тиамат. И зародились в недрах хаоса первые боги, они были от Бездны и Тиамат, а звали их Лааму и Лахму, и от них родились круг неба и круг земли, и они же породили великого бога неба Ана…» Поэтично, конечно, хотя перевод весьма приблизительный.

Мифотворцы Шумера создали и сказания о «золотом веке». Но и это не все: шумерские поэты изобрели лирику, а писатели — философскую прозу. А что уж тут говорить про сказание о Гильгамеше, которую считают первым эпическим произведением в истории мировой литературы!

Шумерская статуэтка быка из Эль-Обейда. Медь. Около 2600 г. до н. э.

Филадельфия, Городской музей.

ПОЛЗУЩИЕ К БЕССМЕРТИЮ

О вероятных предтечах египтян эпохи фараонов, людей бадарийской культуры мы уже вспоминали. Это весомый камень в огород тех, кто свято убежден в волшебной природе происхождения самой загадочной из древних цивилизаций. Прежде всего египтяне продвинулись в искусствах архитектуры и мумификации. Еще один аспект: египтяне создаваемые их умельцами изображения не рассматривали, а читали, поэтому мы не вполне осознаем, как понимали искусство жители долины Нила несколько тысячелетий назад. По крайней мере, «примитивность» древнеегипетских визуальных искусств обуславливалась тем, что информация должна была восприниматься целиком и без двусмысленностей.

Поскольку древняя культура долины Нила насыщена документальными источниками, мы даже знаем, как египтяне именовали свою страну: Кеме (Черная — по цвету плодородной земли). На самом деле история Египта полна взлетов и падений, а деление таковой на Додинастический период, Раннее, Древнее, Среднее, Новое и позднее царства весьма условно. В Раннем царстве египтяне, как и шумеры, строили из кирпича–сырца, поэтому сооружения того периода сохранились плохо. Зато — примерно шесть тысяч лет назад — египтяне освоили искусства приготовления стекла и папируса. Но все же наиболее отличились нильские жители своим монументальным зодчеством — и далеко не только гробницами своих полубогов.

Не берусь судить, являются ли пирамиды несомненными архитектурными шедеврами. Возможно, они впечатляют лишь физическим объемом и массой загадок. Как минимум, комплекс пирамид в Гизе наиболее «раскручен», да к тому же этот колосс — единственное из дошедших до нас легендарных чудес античного мира. Участвовать в строительстве считалось у египтян престижной работой, да к тому же люди думали, что таким образом смогут прикоснуться к величайшему благу: бессмертию. Они на их счастье еще не знали, что никакое это на благо.

По замыслу создателей, внешние стороны пирамид отделывались белоснежным известняком и отполировывались так, что в свете солнца сооружение как будто светилось. Но время этот сомнительный эффект не пощадило. Точнее, после завоевания Каира арабами облицовку сняли для строительства сооружений нового мира.

С древнеегипетской религией сложнее всего; пожалуй, во всех этих хитросплетениях с трудом ориентировались даже жрецы, которые проявляли отменные поэтические качества, оставляя на стенах пирамид заклинания о плавании фараона в солнечной ладье к Большому Богу. Согласно египетскому верованию, у человека несколько душ, одно из которых — его имя. Начертанное имя — уже в каком–то смысле бессмертие, но для надежности неплохо было бы и забальзамировать тело.

Пожалуй, первыми творцами планеты Земля, имена которых попали в анналы истории, были зодчие. Надпись, которая высечена по приказу архитектора по имени Инени на одном из храмов XVII века до н.э., гласит: «То, что мне суждено было сотворить, велико. Я искал для потомков и это было мастерством моего сердца. Я буду хвалим за мое знание в грядущие годы теми, которые будут следовать тому, что я совершил». Конечно, здесь дана лишь приблизительная трактовка иероглифического текста.

Монументальное изваяние сфинкса перед пирамидой Хефрена — еще одно древнеегипетское знаковое произведение искусства. Выражение могучего спокойствия уже четыре тысячи лет поражает воображение путешественников. Скульпторы той поры действительно были близки к божественности, чего, к слову, не в силах достичь современные ваятели.

Есть предания о том, что верховные сановники Древнего царства создавали прекрасные сочинения о житейской мудрости, но эти тексты до нас не дошли. Обильные надписи того времени на стенах архитектурных объектов содержат преимущественно восхваления начальства и рассказы о славных военных победах. Впрочем, там есть заклинания, имеющие поэтические свойства и драматизм. Так же по–своему величественна «Книга Мертвых» подробное наставление к бессмертию. Но это все же не литература в нашем понимании, а нечто более универсальное.

Живописец в древнем Египте занимал далеко не низкую позицию. Это мы говорим: «художник», а на языке обитателей долины Нила профессия читалась как «творящий жизнь». И творцам долины Нила действительно удалось обрести бессмертие — по крайней мере, в своих творениях. Многое еще можно сказать об искусстве древнего Египта, но здесь я процитирую стихотворение русского поэта Николая Глазкова:

Смешались краски государств,

Все были армии разбиты…

От древних, Средних, Новых царств

Одни остались пирамиды.

Былую мощь не утвердить…

Но знатокам архитектуры

Никак не надоест твердить:

То памятник былой культуры…

Мы, египтянсие рабы,

Не разбираемся в культуре;

Но говорим без похвальбы:

— То памятники только дури!

Статуя фараона Джосера из Саккара. Фрагмент. Начало 3 тыс. до н. э. Каир. Музей.

НА САМОМ КРАЮ ЗЕМНОГО ДИСКА

Индию можно было бы считать самой таинственной и волшебной страной, если бы не Болливуд с его кинопродукцией. Есть и любители, но в общем и целом индийская культура довольно самозамкнута и слишком консервативна. С другой стороны, древние египетская и шумерская культуры уже мертвы, а индийская — нет.

На самом деле на территории нынешний Индии проживали разные народы с непохожими культурами. Большинство из племен пребывали в диком состоянии, но в поймах рек с плодородной землей появлялись зачатки цивилизации. Что за государство существовало в долине Инда пять тысяч лет назад и почему оно погибло, мы не знаем. Археологи раскопали и изучили два крупных города, которые условно назвали Хараппой и Мохенджо–Даро. Это были поселения земледельцев. В городах имелись системы канализации и водоотведения, а в уютных дворах росли финиковые пальмы. Мастера «протоиндийской культуры» делали прекрасные вещи из бронзы, свинца, золота и серебра, создавали отличную керамику и фигурки людей и животных. Существовала и письменность — но она пока не расшифрована.

Предполагается, что древнее государство пало под натиском арийских племен, но города разрушены не были. Впрочем, селения все равно пришли в упадок и на несколько тысячелетий забыты. Факт, что здесь, в отличие от северо–западной Африки и Ближнего Востока, не произошла полная смена языков и культур.

В частности, в Индии не забыли санскрит. На нем написаны веды: собрание гимнов «Ригведа», коллекция мелодий «Самаведа», присловия при жертвоприношениях «Яджурведа» и заклинания «Атхарваведа».

Священными текстами занимались педставители высшей касты, брахманов. Эти люди еще в древности написали «Упанишады» («Потаенное Учение»), которые суть есть толкования Вед. В этом титаническом тексте много высокой поэзии. Наше русское «ведать» неслучайно: мы тоже имеем арийские корни. Безвестный автор «Ригведы» пишет о сотворении Мира:

Кто воистину ведает? Кто возгласит?

Откуда рождение, откуда творенье?

Потом появились боги, но кто ж знает, откуда…

Зрящий на нас в Высшем Небе —

Только они знают. Или не знают?

Печать из Мохенджо-Даро. 3 тысячелетие до н. э. Протоиндийская письменность до сих пор не дешифрована.

ЗОЛОТЫЕ СНЫ

Ученые доказали, что миф про Адама с Евою не так и лжет, ибо, согласно данным ДНК–анализа у всех нас одна общая праматерь — и это реально жившая женщина. Мифология — не просто фольклор и красивые фантазии, но еще и мировоззрение, причем, пронзающее эпохи и культуры. Еще миф — проверенное тысячелетиями средство управления обществом, правда, не столь эффективное как террор.

Мы чаще всего воспринимаем мифы как произведения искусства — особенно когда они чужие. Для христианина сказания Библии есть священные письмена, хотя по большому счету речь идет о собрании разного рода текстов, включая переработанные и адаптированные мифы. Для буддиста, пантеиста или атеиста та же Библия — сборник литературных, исторических и фольклорных произведений, интересных с точки зрения познания древности.

Культуры, включая и нашу, сплошь основаны на мифологиях, и это не вуалируется. Через мифы мы понимаем себя и природу. Или, что ли, стараемся представить окружающую действительность прекраснее, чем она есть на самом деле. Отсюда наша любовь к сказкам — всяким «Играм престолов», «Звездным войнам» или «Нарниям». Впрочем, в фентези мы как раз уходим в иные реальности, дабы отдохнуть от неиных.

Основателей Рима Ромула и Рема вскормила женщина по имени Лупа, что переводится как «волчица». Но ведь как поэтично, когда от волчицы отрезаются кавычки! Мифотворчество — искусство изысканно врать, при этом держа в фокусе высшую правду. Вот взять миф о «золотом веке» человечества: в разных формах он существовал во всех культурах, но рефреном звучит: человек брал от природы только то, что ему действительно надо, потому и царил на Земле мир. А потом наши предки запутались в своих потребностях, возжелав всё — и сразу. Не говоря уже о наших потребительских аппетитах. Если коротко: мы все равны пред Господом, но некоторые — ровнее.

Самое главное, что мы приобрели, выйдя из «золотого века»: страх. Первобытные люди стояли лицом к лицу с непонятным миром, в котором Солнце ежевечерне куда–то исчезает, с небес бьют молнии, болезни могут очистить от людей целую местность и все в этом роде. Но особенно непостижимо ночное небо с его звездами, Млечным путем и странной Луною. Только человек из всех живых существ обратил взор свой к небесам. Людей когда–то было мало, а до бесконечности простирались неведомые земли. Тайна под ногами, загадки над головой, вопросы внутри тебя… и параллельно наши предки искали красоту. Не измеряли ее — а чувствовали.

Но еще народы снимались с обжитых мест — и двигались дальше, при этом встречая другие племена, а то и города. Легче было кочевникам, но и они знали свои пределы и помнили о происхождении. Даже если шла война, происходил культурный обмен, хотя при этом многие этносы теряли свою самость. Так строились мифологии.

Мифотворчество по большому счету — не искусство вовсе, а сумма попыток понять и выжить. Смысл: вот, что дарит нам миф, и мифы действительно прекрасны — даже ужасные. Полагаю, их создавали гении, имена которых нам неизвестны. Так же и пещерную живопись творили единицы талантливых изобразителей. Если окинуть мысленным взором все живописное наследие каменного века, на поверку его ничтожно мало.

Для того, чтобы миф жил веками или тысячелетиями, нужны носители, а не интерпретаторы. Сотни поколений передавали сказания из уст в уста, и горе тому, кто попытается исковеркать смысл! Но его, этот чёртов смысл, кто–то когда–то ведь создавал. Рабиндранат Тагор некогда высказался так: человек, обладающий богатым и неискушенным воображением, почувствовал на заре цивилизации бесконечную тайну жизни.

Конечно же, это высокое предназначение — задуматься о том, кто ты, откуда и куда тебя несет. Люди, надо отдать им должное, стали делать это очень–очень давно. Правда, далеко не все, причем соотношение задумчивых и не очень, кажется, не меняется. Похоже, таков главный принцип разума: поиск предназначения.

Мифы вживлены в наш язык. Если мы говорим: «Чур не я!» — обращаемся к давно забытому божеству первобытных славян, а то и арьев. Мы с детства впитываем в себя мифологию через сказку, и относительно недавний киноблокбастер «Последний богатырь» построен на архетипичных образах, имеющих тысячелетние корни. Светозар, Кощей, Чудо–Юдо, само собою, Яга — персонажи нам даже слишком знакомы. Белогорье — не просто страна мифическая, но вожделенная для многих поколений богоискателей. И надо сказать, у любого вполне успешного продукта жанра фентези имеется внушительный, как говорят телевизионные деятели, «бекграунд» — в виде наследия из киносказок и умной развлекательной литературы. Даже сказочка о глупом Колобке есть вариация мифа о сотворении и гибели Мира. Таковой, например, разыгрывался в древнеиндийском театре, о котором мы вскорости поговорим.

Мауриц Корнелис Эшер. «Мозаика II. Метаморфозы», 1954 год. Считается, что Эшер — художник, соединивший математику, мифологию и искусство.

ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ?!

Абсолютное большинство художников, сочинителей, музыкальных деятелей и артистов на выходят за границы своей национальной либо религиозной культуры и не становятся общечеловеческими явлениями, причем порой обидно, что их не знают в иных обществах. А современность добавила много дегтя в виде субкультур, которые не то что недружественны, а просто не замечают друг друга.

Еще более коварный факт заявляет о том, что даже всемирно известный автор знаком широким массам только частью своих творений, причем, далеко не все из них имеют характер бессмертных и общечеловеческих. Таков, к примеру трактат Толстого «Что такое искусство?», о существовании которого не подозревают даже соотечественники Льва Николаевича.

Проблема вовсе не в том, что плохо написано (хотя на создание этого текста писатель потратил пятнадцать лет). Широкие массы интересуют иные глобальные вопросы: дозволено ли изменять супругу… реально ли соблазнить монаха… что делать барину, который развратил и бросил чистое, но бедное создание? То есть, наши обычные половые и имущественные проблемы для нас актуальны, а что за зверь какое–то там искусство… да щас все — искусство, даже гениталии, пришпиленные к брусчатке публичного места. Собственно, мы все знаем: подлинное искусство — это магия. То же самое полагали и люди каменного века, правда они еще не знали, что в основе хорошего искусства лежит еще и «химия». Вот и Лев Толстой так не думал.

Свою работу по дискредитации современного искусства (для него, конечно, современного, год написания — 1897–й) граф начинает с иронического описания своего посещения репетиции модного шоу (он его называет «новейшей оперой»), тем самым демонстрируя свою очевидную предвзятость. На самом деле творческую кухню выставлять напоказ не стоит: начальники обращаются с исполнителями как со скотом, последние подыгрывают, что обычное дело закулисья. Бывает и хуже, хотя и с бунтами. Театр вообще невозможен без диктатуры режиссера, а Льву Николаевичу насилие претит, он, видишь ли, не приемлет ложь и условность.

Стоит отметить: в ту пору в моду вошел т.н. декаданс, набирали силу символисты, а в живописи творились всякие «измы». Интересное было время, породившее, кстати, множество гениев. Богатыри, как говорится, не мы. Лев Николаевич констатирует: современное искусство стало индустрией, в которой заняты тысячи и тысячи людей, которые хотят не только кушать. Что же касается бомонда — ему подавай роскошь. Мало им грантов от меценатов и прочих дураков: творцам надобно правительственных вливаний, а деньги эти между тем могли бы пойти на нужды простого народа, которому недостает ни хлеба, ни круассанов. То есть, Толстой демонстрирует свою вопиющую наивность.

Для общества же, согласно убеждению Льва Николаевича, важен следующий вопрос: все ли из того, что выдается за искусство, является Искусством подлинным? При этом граф рисует образ некоего «добросовестного художника», который желает быть уверенным в том, что его искусство имеет общечеловеческий смысл, а не «лабается» в угоду узкой группе заинтересованных в морже лиц. Простите, что я искажаю слова Толстого в сторону сарказма. Если б всю эту «пургу» нес старый маразматик — это одно. Но речь идет о великом писателе, уже при своей жизни слывшем пророком и праведником. Это у нас на Руси про Толстого сочиняли анекдоты типа: «Вставайте, граф — пахать подано!» А за кордоном не сочиняли.

Лев наш Николаевич задается еще одним вопросом: что же такое — красота? Толстой полагает, что подлинное искусство не может без идеала. В ту пору еще не родился Николай Заболоцкий, высказавшийся кратко и в поэтической форме: сосуд не надо путать с огнем, в нем пылающем. Толстой обозревает различные теории эстетики, созданные европейскими «Сольери», в основном — дотошными немцами, после чего заключает: «…каждый день являются новые писатели об эстетике, и в их суждениях та же странная заколдованная неясность и противоречивость».

То же самое в сущности и с определением искусства: его нет, а понятие красоты, которое мы связываем с понятием искусства — довольно натянутая условность. Впрочем, яснополянский мыслитель дает более–менее внятное определение: художник способен посредством своего произведения вызвать у зрителя, читателя, слушателя те же чувства, что он испытывал сам. В том числе, видимо, и отвращения. А художества — лишь частные случаи искусства.

Далее Толстой обрушивается на Бетховена (не на собаку, если что, а на композитора), создававшего, как писатель полагает, художественный бред. Критики восхваляли Бетховена зря, ибо за Людвигом последовали его нелепые апологеты: Вагнер, Брамс, Штраус. Якобы, по Вагнеру, музыка — выражение не чувств, а воли. Так музыкальное искусство из–за культивирования априори мертвой ветви было извращено. Это согласно мнению Толстого.

По прошествии столетия всех вышеназванных композиторов не забыли. А Лев Николаевич, кажется, показал свою неосведомленность в области музыкальной эстетики. Впрочем, здоровое зерно есть в следующем пассаже: «профессиональность художников, критика и школы искусства довели человечество до того, что люди нашего времени совершенно не понимают даже того, что такое искусство, и принимают за чистую монету суррогаты искусства». И по поводу магии: таковая, считает Толстой выражена в высказывании Брюллова, который, поправляя этюд ученика, в нескольких местах чуток мазнул: «Вот, чуть–чуть тронули — и все ожило!» Искусство там, где «чуть–чуть», легкое дуновение.

И все же писателю — даже гениальному вряд ли пристало категорично судить о музыке. И наоборот. Но мне очень нравится вскользь оброненное Толстым: «Искусство — духовный орган человеческой жизни». Ударение в слове «орган» можно поставить как угодно.

Вы кстати, знаете хотя бы одно юмористическое или хотя бы ироничное произведение Льва Толстого? Вас это не напрягает? Оппонент Толстого Федор Достоевский не гнушался юмора с сатирою (взять хотя бы «Село Степанчиково»), а Лев Николаевич несмотря на свое офицерское прошлое смешного избегал. Вот и получилась прямолинейная солдатская эстетическая муштра.

И дозвольте мне «выдать» свое определение (не тварь же я дрожащая): искусство — это всё, что делает нашу жизнь насыщенней. Всё! Пусть оно нам не нравится и порою вызывает чувство неприятия. Духовность в искусстве может быть, либо ― наоборот. В нем, гаде таком, есть место безвкусице и даже отвратительному. Искусство — поле деятельности, в котором вообще нет правил и ограничений, другое дело — обращаем ли мы на то или иное произведение свое драгоценное внимание.

«Лаоокоон и сыновья». I век до н. э. Ватикан, музей Пия-Климента. Про этот археологический объект Готхольд Эфраим Лессинг в 1766 году сочинил целую книгу: «Лаокоон, или о границах живописи и поэзии».

ПОНАПИСАЛИ

Первое, что хотелось бы сказать по поводу генезиса мировой литературы: в слове «писать» следует правильно ставить ударение. Таков огрех русского языка. Второе и последующее: литература немыслима без письменности. Все жанры фольклора, связанные со складыванием слов, являются устными, то есть, передающимися из уст в уста. Да: фольклор — мудрость народная, в сказках, анекдотах и песнях больше мудрости, нежели во всех произведениях мировой литературы. Но поди ее извлеки!

До того как науку фольклористику в 1846 году изобрел англичанин Уильям Томс, представители высших сословий смотрели на творчество смердов с глубоким презрением. Впрочем, к тому времени наш Пушкин уже успел переработать русские сказки, услышанные из уст своей няни Арины Родионовны.

Мое убеждение: у фольклорных произведений есть авторы! Абстрактный «народ» сочинять неспособен — у бытования творений фольклора правило такое неписаное правило: сочинитель есть, но он отступает в тень, помирая с глубоким осознанием того, что жить он будет в устах потомков.

Эпосы разных народов тоже созданы конкретными людьми, и даже более того: таковые продолжают твориться и будоражить наше воображения — взять те же дурацкие повторяющиеся сюжеты про зомби, вампиров и оборотней. Многим не дает покоя слава Гомера, который скорее всего — выдумка. Однако согласитесь: всякие фундаментальные повествования весьма далеки от фольклора (хотя их создатели именно что пасутся на фольклорных мотивах). Хочется даже сказать: литература человечества начинала с эпоса и заканчивается таковым.

Культуры, не знавшие письменности, имели богатое фольклорное наследие. Взять цивилизации обеих Америк, Австралии, Новой Зеландии и прочих отдаленных территорий: что–то фольклористы успели записать, но там, где носителей успели истребить, все бессовестно утрачено, а мифологию канувших в небытие народов мы восстанавливаем по случайно сохранившимся артефактам, тем самым заново выдумывая чужой эпос.

Мы толком не знаем, о чем думали этруски, скифы, хунну — потому что у них не было письменности. А что уж тогда говорить про неандертальцев… Кстати, о скифах. Древнегреческий историк Геродот рассказывает о намерении царя Дария пойти походом в Причерноморье, славившееся в те времена хлебородными землями. Посланец скифов принес правителю персов изображения птицы, мыши, лягушки и пяти стрел. Дарий рассудил: скифы хотят сообщить о том, что с радостью передают персам свои земли, воды и небеса, а свое оружие пред могущественным противником складывают. Скифы здорово накостыляли персидскому авангарду ибо послание гласило: " Если вы не упорхаете вон как птица, не ушмыгнёте прочить как мышь и неупрыгаете как лягушка, вас поразят наши острые стрелы». Все это было бы смешно, если бы не факт: мы имеем единственное, хотя и косвенное свидетельство наличия некоего подобия письменности у скифов. Разве только донские казаки заимствовали скифский герб: оленя, пронзенного стрелой.

Но умение кодировать слова, переводя их в знаки, в текст — еще не исчерпывающее условие для рождения литературы. Необходима культура бытования произведения, включающая авторов, читателей, а так же средства хранения и распространения текстов. Я умышленно не говорю: «книг», ибо данные носители — лишь одна из форм жизни текстов.

Кстати: по традиции искусство и литературу разделяют. Потому что не вся литература — искусство. Слишком часть она становится обыкновенной, банальной макулатурой.

Начало художественной литературы я вижу в Месопотамии (так по–гречески звучит Междуречье). Читая перевод одного текста на глиняной табличке мы восстанавливаем в своем воображении эротическую сценку: парень уговаривает девушку сами понимаете, на что, та вырывается, ибо страшится гнева матери, молодой же человек призывает партнершу обмануть родителей — и они будут вдвоем под Луной вкушать радости жизни:

Я научу тебя, дозволь научить тебя,

О, Инанна хитрейшая, я тебя научу:

«Подруга моя увлекла меня гулять,

Погулять, да под бубен поплясать.

Ах, как песни ее хороши, она распевала их для меня,

Я так веселилась от души, что до рассвета плясала!»

Родимой мамке своей так ты скажи, чего тебе стоит — солги.

Мы же с тобой в лунном сияньи

Будем ласкать–обнимать друг дружку вволю.

Я приготовлю тебе светлое ложе, роскошное ложе, царское ложе,

И будет у нас сладкое время, ах, придет веселье–радость!

Исследователи полагают, что это песня. Примерно то же самое поют и нынешние попсовые исполнители.

Эпос о шумерском герое Гильгамеше так же сохранившийся на глиняных табличках, полон замечательных поэтических фрагментов. Хотя это еще и мифология, из которой мы узнаем о миропонимании древних обитателей нынешнего Ирака. Они представляли Землю островом, плавающем в Мировом Океане, а есть еще Остров Блаженных, которые мы именуем Раем. За далекими горами — медные ворота, которые охраняют люди–скорпионы, и через них проходит Бог–Солнце Шамаш. Туда–то и отправляется Гильгамеш, дабы постичь Великую Тайну. Он действительно открывает невообразимое, но к чему мне здесь пересказывать прекрасный литературный текст, из которого, кстати, многое заимствовали авторы Ветхого Завета.

Библия неравномерна в плане художественной ценности. Конечно же, подлинные литературные шедевры — «Песнь Песней», «Книга Екклесиаста», «Книга Иова» и другие. Даже если оставить в стороне священный характер Библии, очевидно, что тексты писались гениальными людьми. Я бы сказал, нам повезло, что собрание литературных шедевров еврейского народа оказало столь значительное влияние на культуры, исповедующие христианство. Пускай авторство текстов Библии, приписываемое еврейским царям сомнительно; речь все равно идет о художественной литературе, лучшим образцам поэзии, повествовательной прозы и эссеистики.

Совсем в ином ключе развивалась литература древнего Китая. Речь идет о «поэзии лесов и гор, садов и полей», которая жила вместе с пейзажной живописью. «Голос сердца» — вот что такое литература для древнего китайца. Сосредоточие сокровенного — безмолвное Ничто, но в нем обитает Великий Путь (Дао), источник всего сущего. Очень близко китайцы были от современного представления о Вселенной, которая, вероятно, есть всевеликая голограмма. Из пустоты возникают картины природы и наши чувства. Я — часть сущего, так же на миг возникшая из пустоты… для чего? Вот, например, из Ду Фу — стихи о снегопаде:

Стенают в битвах сонмы отлетевших душ.

Их отпевают только плакальщики–старцы.

Над полосой заката сплотились толпы туч.

Неудержимый снег кружит в метельном танце.

В углу горлянка–тыква. Нет зелена вина.

В печурке тлеют угли… да греет ли она?

Давно вдали от мира, и нет вестей совсем,

Тоскую за письмом… кому пишу? Зачем?

С другой стороны, пейзажная лирика в Китае оставалась приблизительно типовой на протяжении тысячелетий. Раз в месяц заглядывать в сборник поэтов Поднебесной — еще куда ни шло. А возьмешься читать подряд — тоскуешь уже на четвертой странице.

И здесь я впервые в этой книжке касаюсь личности автора. Ду Фу — один из самых светлых поэтов Китая, но при этом его судьба глубоко трагична. Воспитанный в духе конфуцианства, подающий большие надежды, он так и не смог осуществить идеал «благородного мужа», потерпев крах на почве государственной службы. Ему пришлось много скитаться по стране, он потерял всех близких, обнищал, и в конце жизни у поэта даже не было дома: он вынужден был жить в лодке, впроголодь и всеми забытым. Согласитесь: узнав детали биографии автора, иначе уже воспринимаешь его творчество. Этот закон взаимоотношения жизни создателя и восприятия его творчества век от века будет действовать все железнее.

Шумерская глиняная табличка со сказанием о Гильгамеше.

XVIII — XVII века до н. э. Британский музей.

ГОВОРЯЩИЕ ЗНАКИ

В древнем Египте писцы (не путать с песцами!) относились к особой жреческой касте и само письмо почиталось за искусство. Писцы владели тайнами передачи знаний; прежде чем войти в группу избранных, претендент годами изучал геометрию, космогонию, черчение, географию, а потом выдерживал строгие экзамены.

Писцы участвовали в торжественных шествиях, неся свитки, линейки и палочки для письма. Эти мероприятия носили религиозный характер. Самим говорящим знакам (греки таковые назвали иероглифами) приписывали магическую силу (вспомним простонародное определение искусства!); они, согласно верованиям египтян, оказывали влияние на людей и ход событий.

Сам носитель письмен, папирус имел ритуальное значение, египтяне его называли «тростником правителей». Это растение росло только в пойме Нила, а река сама по себе считалась божеством. Папирусное убранство имела богиня Хатор, которую изображали в виде священной коровы. Из папируса делали паруса, одежды, веревки, а так же специальную обувь для жрецов (обувь в Египте носили только фараоны, чиновники и жрецы — все остальных ходили босиком). Молодой папирус ели, из него делали сладкий сок. Но главное: папирус помогал хранить передавать информацию.

Технику обработки папируса описал еще Плиний: середину стебля расщепляли специальными иглами на полоски, долго вымачивали, время от времени отбивая молотком, потом внахлест выкладывали на мокрый стол и сдавливали прессом. Просушив на Солнце, листы проклеивали, шлифовали специальными инструментами из слоновой кости, опять отбивали молотком и покрывали специальным раствором, защищающим от растекания чернил. Получался надежный, долговечный материал. Папирусные свитки и ныне откапывают в Египетских пустынях, и таковые передают нам немало удивительных фактов.

Письменность разделилась на иероглифическую (торжественные надписи и молитвы) и иеротическую (скоропись — для делопроизводства). Потом еще появилось и беглое демотическое (в переводе с греческого — народное) письмо. К периоду Среднего царства относятся первые папирусные свитки, несущие знания по математике, медицине, магии. Ученые склонны полагать, что это были учебники.

В одной из гробниц Рамессеума найдена целая библиотека эпохи Среднего Царства. Кроме священных текстов, научных трактатов и учебников там есть, например, свитки «История Синухета» и «Красноречивый поселянин». Это настоящая художественная литература, занимательные рассказы.

«Историю Синухета» иногда называют первым романом в истории человечества. Там рассказывается о некоем придворном, который бежит из воинского стана, опасаясь смуты при первом известии о смерти Аменемхета I. Герой попадает в Сирию, где благодаря своим врожденному уму и природной сметливости (ведь Синухет — славный сын Нила!) добивается высокого положения и богатства. Синухет возвращается в Египет, где его радостно приветствует сын отправившегося в Вечность Аменемхета I, новый фараон Сенусерт I. Как сказали бы теперь, «классическое моралтэ».

В «Истории Синухета» много замечательных поэтических фрагментов. Так автор передает воспоминания своего героя об участии в поединке: «Я метко пальнул в этого гада, стрела моя застряла в шее его. Заорал он и пал ниц. Я добил его своим острым топором и издал радостный клич победы, сидя на спине этого негодяя. И вознес я хвалу Монту!» Приблизительно так в те времена делали карьеру, а Монту — бог войны.

По древнеегипетским текстам неясно, что — проза, а что — поэзия. По всей видимости, в те времена их еще не разделяли и все читали нараспев, ритмично. Мы и теперь любим «музыку слова» — в особенности когда поем далекие от поэзии частушки, отбиваем близкий к поэзии рэп или травим анекдоты.

«Красноречивый поселянин» — поучительный рассказ о крестьянине, который из далекого оазиса отправляется в столицу, чтобы выменять добытые им шкуры животных на хлеб. В дороге его грабят прихвостни одного вредного чиновника. Крестьянин добирается до горе–начальника и принимается стенать, но чиновник не проявляет великодушия. Однако начальнику нравится, как крестьянин умеет складывать слова, строить аргументы и уважительно просить (чуть позже мы узнаем, что искусство риторики породили именно просители) — и он отправляет жалобщика к правителю. Тот, выслушав крестьянина, награждает простолюдина и приказывает наказать грабителя. Как говорится, повесть о добром царе и злых боярах.

Или взять «Поучение Ахтоя сыну своему»: там внушается отвращение ко всем видам труда кроме миссии писца. Вообще поучений в то время сочинялось много, что говорит о популярности дидактической литературы. Стоит отметить: почти все письменно наследство Древнего царства утрачено — в том числе и потому, что тогда еще не научились создавать надежных носителей. Зато эти замечательные произведения сохранились в поздних списках.

Привилегированное положение было и у египетских художников — особенно в период XI — XII династий. Поскольку тогда в моде была красочная роспись гробниц и храмов, ради добычи ярких минералов устраивались даже полувоенные экспедиции в иные земли. Если раньше художники только раскрашивали рельефные изображения, теперь им предоставили творческую свободу. Один живописец оставил на стене такую запись: «Знаю я походку мужского изображения, и поступь женского, положение птицы и скота, осанку победившего единоборца, как глядит око на око, как наполняются страхом лица пленных врагов, как поднимается рука поражающего бегемота, поступь бегущего».

Сфинкс в Гизе. ок. 2575—2465 гг. до н. э. Большой Сфинкс Гизы считается старейшей и крупнейшей монументальной скульптурой в человеческой истории.

В гробницах монархов Среднего царства близ нынешних Бени–Хасана и Дейр–Эль–Бахри счастливец может наблюдать подлинные шедевры живописи, в которых есть пространство, объем, воздух, изящество.

В архитектуре Среднего царства нет гигантизма эпохи пирамид. Жаль, тогда отказались от камня и строили в основном из кирпича–сырца, отчего строения того времени до нас почти не дошли. По сообщениям современников, они были гениально просты. Фараоны того времени поощряли эксперименты. Удивителен т. н. Лабиринт, гробница Аменемхета III: в его постройке было применено много новаций, вызывающих почтительное восхищение даже у сегодняшних зодчих авангардного толка.

Совершенства достигли египетские скульпторы того времени: они научились передавать черты лица и характеры. В скульптурных портретах Сенусерта III и Аменемхета III мы видим реальных людей, с их физическими недостатками и ярко выраженным настроением.

В Египте долгое время процветали и другие, ныне забытые искусства. Все египтяне мужского пола по традиции брили голову, но покрывали таковую париками. Их делали умельцы, используя растительные волокна, которые изощренно завивали. Низшие слои общества довольствовались шапочкой из грубого волокна. Чем длиннее парик — тем выше твое положение в обществе. Женщины тоже носили парики, причем короткие — только представительницы знати.

Еще ― благодаря мастерам по выделке папирусов и писцам ― до нас дошли тексты древнеегипетских сказок. Замечателен цикл «О Хеопсе и чародеях». Конечно же, сказке как фольклорному жанру много тысяч лет, но здесь мы имеем запись, которая является документом. Итак, князки того времени рассказывают могущественному фараону предания о деяниях чародеев, живших до Хеопса. Один де перевернул озеро, чтобы достать побрякушку, оброненную красавицей, другой — коварно покарал неверную своему мужу женщину, а в придачу и ее любовника. Кстати, интересны обстоятельства потери драгоценности: вельможи, забавляясь, заставили своих жен раздеться и в первозданном виде грести в лодке. Цикл заканчивается неожиданно: Хеопс требует, чтобы к нему привели чародея по имени Джеди — и тот предсказывает, что через несколько поколений власть в Египте перейдет к новой династии. Как говорится, на стоит заигрывать с темными силами.

Удивительно эссе периода Среднего царства «Беседа разочарованного со своею душой». Это диалог разуверившегося в злом и бездушном мире человека по сути с самим же собой — только светлым. Душа побеждает, и диссидент того времени снова хочет жить. Мораль: не надо ждать возмещения потерь в загробном мире, все лучшее есть здесь, сейчас. Правда, автор текста учит еще достигать компромисса, ведь наш мир лучше все равно не станет.

Наивысшего расцвета искусства в древнем Египте достигли в период Нового царства. Именно тогда скульптор Тутмос создал статую Нефертити. Поскольку процветали альтернативные культуры — кроме Месопотамии, это Ассирия, Митанни, Хеттское царство — египтяне и конкурировали с ними, и заимствовали у агрессивных соседей все лучшее и прекрасное. Даже простые египтяне стали стремиться к изысканности; в людях Нила развился художественный вкус.

Прежде всего это отразилось на одежде: если раньше она была нехитрой, теперь стала отличаться редким разнообразием. Появились яркие цветные ткани; портные экспериментировали в покрое, разнообразились и парики. Конечно, за модой тянулись прежде всего зажиточные слои общества, но старались не отставать и простолюдины; они тоже стали носить украшения, особенно уделяя внимание бисеру. Искусные ювелиры, радуясь расширению потенциальных потребителей, освоили много новых техник и материалов.

Впрочем, Новое царство проигрывало Среднему в плане литературы. Писцы в основном занимались тем, что тиражировали сочинения Среднего царства, по–видимому, считавшиеся классикой. Из нового появлялись разве что победные оды о взятии очередной вражеской крепости и сдаче в плен какого–ни будь коварного противника. Славословия были высокохудожественными, но несколько однообразными. На самом деле речь идет о декадансе: ценились роскошь, внешний лоск, эффект, а внутреннее содержание отошло на задний план.

Но египтяне этого не знали, тем более что новые военные успехи способствовали расширению территории ― и все вместе шли к светлому будущему. Кстати, привилегию быть забальзамированным и отправится в Вечность получали все более широкие слои общественности, а посему идеология приближения к богам перешла в фазу стагнации. Известно, что уже в те годы богатые гробницы подвергались ограблениям.

От Нового царства, точнее, от времени XIX династии достался нам первый в истории человечества образец литературной критики. Некий учитель в язвительном тоне пишет послание незадачливому сочинителю, проявляющему очевидную неопытность на избранном поприще.

Прекрасная архитектура Нового царства имеет авторство. Храм царицы Хатшепсут строил Сененмут. Великолепный Луксорский храм создавали Гор и Сути. Зодчий Аменхетеп, сын Хапи был после смерти даже обожествлен. В общем и целом подтверждается закономерность: культура не может существовать бесконечно, а на смену даже великой цивилизации приходят какие варвары, которые вначале колошматят наследие побежденных, а после тоже пытаются что–то такое наворотить.

Тутмос. «Нефертити». Середина XIV в. до н. э. Новый музей, Берлин.

«Нефертити» означает: «Прекрасная пришла». Она пришла в этот мир и принесла в него свою невероятную красоту. И мы через три тысячи лет все так же склоняем голову перед ее царственной красотой.

ВАВИЛОНСКОЕ СТОЛПОТВОРЕНИЕ

В Месопотамию (Междуречье) после славных шумеров пришла иная цивилизация, много заимствовавшая у своих предтеч. Царство Шумера и Аккада пало под натиском варваров — в данном случае кочевников амореев; с юга цитированную страну разодрали на клочки дикие эламиты. В Междуречье сошлись многие племена. Стали образовываться мелкие княжества, но около четырех тысяч лет назад стал набирать силу тогда еще невеликий город Вавилон.

Первый же сильный правитель построил в своем царстве канал имени себя, который носил название: «Хаммурапи дарует изобилие». Так же Хаммурапи начал реализовывать мудрую политику привлечения на свою сторону соседних княжеств, иначе говоря, выстраивать империю. Становление могущественного царства завершилось после того как Хаммурапи напал на своего самого сильного из союзников, царство Мари, и полностью разорил его, сравняв с землей его столицу. Следом пала и некогда дружественная Ассирия.

И да: «Вавилон» — греческое наименование Бабилима, что означает: Врата Господа. Мощь Вавилона длилась полторы тысячи лет, пока он не был захвачен воинственными и диковатыми персами. Вавилоняне заимствовали письменность у шумер, разве что адаптировав их под аккадский язык. Чтение глиняных «книг» в Вавилоне не было делом интимным: грамотей–декламатор ритмично выкрикивал певучие звуки в кругу собравшихся. Чаще всего — на площадях или в садах богатеях, читалось «Сказание о Гильгамеше», эпос про великого героя Междуречья.

Мы уже отмечали несомненных художественные удачи этого текста. Археологи откопали три варианта «Сказания», и каждый имеет свои отличительные черты. Самым ярким считается версия, названная «О все видавшем»; известен даже ее автор — урукский заклинатель Синликеуннинни. Предполагается, что Гильгамеш (шумерский вариант имени: Бильга Мес — Предок Героя) был реальной исторической личностью, пятым правителем первой династии Урука.

В Вавилоне были популярны драматические поэмы, как правило, изображающие страдания простых людей. Из лирики вавилонян найдена пока только одна глиняная табличка, передающая нам диалог любовников. Он сообщает, что охладел к ней, она же утверждает, что не в обиде — жизнь так переменчива. Воодушевленный кротостью и великодушием партнерши, он к ней возвращается и чувства возгораются вновь. Отметим: речь идет о совершенно светской литературе, в которой есть вера, но нет религии.

Питер Брейгель Старший. «Вавилонская башня». 1563 год. Музей истории искусств, Вена.

ЛЮДИ МОРЯ

Цивилизация бассейна Эгейского моря сначала была, если так можно выразиться, робкой. Греки, заимствовавшие свой алфавит у соседей финикийцев (которые кроме алфавита, искусства мореплавания и фиников ничем особо не отметились), развили культуру, равной которой нет и теперь.

С точки зрения египтян и шумер, островное населения далекого западного мира жило в очевидной дикости. Племена рыбаков и козопасов не проявляли особенных признаков цивилизации, да и земля у них была скудной и неплодородной. Тем более что эти малограмотные люди умудрялись воевать между собой даже на пространствах небольших островов.

На острове Крит около 3700 лет назад племена пришли к союзу. Здесь начали развиваться ремесла и зодчество. Не на последнем месте было и кораблестроение. Если раньше человеческие популяции стремились владеть речными долинами, новые люди овладевали целым морем. Осваивались не только острова, но и побережья разных земель — вплоть до мрачного Черного моря, которое греки именовали понтом Эвксинским, а так же до Геркулесовых столбов, таинственным выходом в Атлантику. Освоенный мир греки называли Ойкуменой. За таковой простирались темные области, в которых обитали всякие нелюди.

Греки любили путешествовать и познавать, но при этом не гнушались военных набегов. Себя греки называли эллинами, а язык их долго не был единым: говорили они на ионийском, эолийском, дарийском и других менее распространенных диалектах. Литературным языком Эллады стал аттический диалект, на котором говорили племена Малой Азии и Аттики.

Греки мужественно переносили природные катастрофы, вновь отстраивая разрушенные хижины и дворцы. Несмотря на разногласия и притязания, оформилось большое содружество Эллады — с единой культурой. Греки с радостью открывали новые земли, налаживали связи с другими народами, торговали керамикой, оружием, ювелирными изделиями — все это они умели прекрасно делать.

Правление на греческих территориях традиционно не концентрировалось в одних руках; были слабые и сильные цари. Самым могущественным был царь Крита Минос. Ежегодно разные области посылали Миносу дань в виде прекрасных юношей и девушек; к примеру, Афины отправляли семь пар. Родилась легенда о том, что жертвы отдаются на съедение чудовищу Минотавру, обитающему в лабиринте, хотя, скорее всего, юноши и девушки служили при дворце либо являлись меновыми единицами при работорговле. По крайней мере, об этом сообщают Аристотель и Плутарх.

Огромный, таинственный, исполненный ловушек мир Ойкумены породил не менее обширный эпос. Мифы древней Греции впоследствии оказали значительное влияние на всю европейскую цивилизацию, по сути явившись основным источником для фантазии художников. Что касается «Илиады»: даже античные авторы утверждают, что в этом эпическом произведении описана реальная война, ведшаяся царем Агамнемомном с троянцами. По крайней мере, Троя и была обнаружена благодаря тексту «Илиады».

Агамнемон был царем Микен, крупным городом на полуострове Пелопонес. О его походах слагалось немало песен — ойм — а исполняли таковые специально подготовленные люди, которых именовали аэдами. Они весьма свободно трактовали исторические события, привнося что–то свежее, более впечатляющее. Конечно же, речь идет о фольклоре, но эллины пошли дальше, преобразив сказание в текст, который, собственно, до нас и дошел. Около трех с половиной тысяч лет назад Крит был завоеван греческим племенем ахейцев, после чего критская культура приходит в упадок. К тому времени в Элладе уже сформировано множество иных культурных центров.

У греков почитались музы — богини искусств и наук; они были дочерями верховного бога Зевса. Гесиод всех их именует «богинями танцев», что подтверждает: хореография в Ойкумене было важнейшим из искусств. Эвтерпа — муза лирической поэзии; Талия покровительствует комедии; Мельпомена — начальница трагедии; Терпсихора управляет танцами; Эрато вдохновляет творцов любовной поэзии; Полигимния шефствует над создателями гимнов; Калиопа рулит эпосом. Греки строили дома для муз: эти храмы назывались мусейонами.

Одна из фресок Кносского дворца на Крите. 1700—1450 гг. до н. э.

Первый дворец-храм в Кноссе был построен ок. 2000—1700 г. до н. э., «раннедворцовый период», на остатках находившегося здесь ранее неолитического поселения. Этот дворец был разрушен землетрясением ок. 1700 г. до н. э.

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ПРОТИВ НАСТАВЛЕНИЙ

Очень интересно рассуждать на темы, в которых ты мало разумеешь. Да — глуповато, зато ты имеешь шанс посмотреть на предмет свежо и непредвзято. Я совершенно не разбираюсь в искусстве театра, но кто мне запретит разобраться? Не будем же мы уподобляться графу Толстому и громить постановочное искусство за лживость! В конце концов, речь идет об одном из древнейших творческих занятий.

Пожалуй, театральное искусство — лишь часть всеобщей культуры представлений. Неплохо бы различить лицедейство, спектакли и мистерии. Первое — игра, возможная в любом месте, именно про нее Шекспир говорил, что де весь мир — театр, а мы как бы актеры. Второе — массовое зрелище, предназначенное для зрителей. Как теперь мы говорим: шоу. Третье — таинство, предназначенное для высшего существа.

Шаман, одевши маску и танцующий в неистовстве — с одной стороны является актером, с другой — связующим звеном между мирами земным и горним. Для устрашения служитель культа еще и обкуривается какой-нибудь гадостью. Современные театральные деятели ставят всякие смелые эксперименты, то смешивая зрителей с артистами, то вводя элемент таинства, то адаптируя старые пьесы под актуальную фактуру. То есть, ищут новые формы. А содержание остается то же: наша жизнь с ее страстями и греховными побуждениями.

А еще в театре есть драматурги и режиссеры. Самая часто исполняемая пьеса — Литургия. Для нехристиан она ничего на значит, зато нехристиане могут оценить красоту действительно замечательно организованного действа. Есть еще один вид пьесы, в которой много лицедейства: свадьба. В каждой культуре свой сценарий соединения мужчины и женщины в брачный союз, и в нем допускается и даже одобряется импровизация.

Вернусь к первоистокам. Считается, что культура представлений появилась, когда человек пожелал приблизиться к богам. Ну, наоборот же! Люди верили, что небожители искренне заинтересованы в происходящем на Земле, а посему их надо задобрить. Походили на театральное действа даже отвратительные обряды жертвоприношения.

Заклинания, песни и танцы: вот чем сопровождались представления наших далеких предков. Это сплачивало группу, помогало верить в общее дело. На плясках и завываниях были основаны представления в любом уголке планеты. Согласно Аристотелю, слово «трагедия» происходит от двух слов: «песнопение» и «козел». Исполнителям (в знак благодарности, а не гнева!) по традиции дарили козла, ведь он являлся символом Диониса, бога жизни, энтузиазма и вечного обновления.

Вероятно, эта традиция была заимствована у египтян: их жрецы задолго до греков устраивали тайные представления в храмах, которые неслучайно делались столь просторными. В египетских трагедиях вспоминали Осириса, растерзанного собственным братом, Исиду, отыскивающую останки своего супруга, дабы собрать оные и вернуть ему жизнь. Раз в год в храм пускали египетский народ — и египтяне наблюдали представление с подобострастием. Только недавно ученые, прочитав тексты из папирусов, установили, что у египтян была пьеса в трех действиях, в которой рассказывалось о боге Горе, отыскивающем и побеждающем убийц своего отца. Там так же танцевали в перерывах, как и в Греции. Это было за тысячу лет до рождения искусства греческой трагедии. Кстати, само слово «театр» переводится с греческого как «зритель».

Театральное представление для греков тоже являлось великим событием. К месту действия стекались со всех концов Ойкумены, а перед началом представления с песнопениями плясали у алтаря Диониса. В более поздний период греческой истории обязанности песен с плясками взял на себя хор, что несколько отдалило зрителей от действа. Греки придумали слово «катарсис» — очищение страданием. Через трагедию они понимали силу Рока. Но еще у них представляли драмы (где боги и люди находили компромиссные решения) и комедии (в которых жизнь показывалась как азартная игра).

Сцена (по–гречески слово звучит: скена) означает «палатка». По всей видимости, до начала постройки своих театров греки давали представления на передвижных подмостках; примерно в таких же палатках давались представления во время празднеств в честь бога Вакха. В больших театрах имелись помещения, в которых размещались разнообразные машины — устройства для быстрой смены декораций и хитрых эффектов (внезапного появления персонажей, полетов, исчезновения и пр.). Отсюда пошло выражение «бог из машины». Кроме театров, греки строили и одеоны — круглые помещения для состязаний певцов.

Греческие представления начинались на восходе солнца, а заканчивались на закате. Полагалось шумно переживать происходящее, ведь участником действа мог считать себя каждый. Актер, переодеваясь, играл несколько ролей, меняя манеру поведения и интонации.

Перенесемся в другую часть земного диска, в Индию. Там тоже существовала культура массовых действ, и весьма древняя. Там даже строили театры, причем, положение для таковых определяли по тем же правилам, что и для храмов, ориентируясь по звездам, Солнцу и Луне. Жрец, а по совместительству архитектор озарял новое здание священным огнем, и с этого момента театр подчинялся Царю Вселенной, являясь моделью мироздания.

Каждое представление начиналось с религиозного ритуала Пурваранга, состоящего из двух частей. Первую зрители не видели, ибо она творилась, будучи сокрыта занавесью. По сути, это было сакральное жертвоприношение, благодаря которому исполнители становились инструментами в руках высших сил. Вторая часть — освящение сцены, которая уже была видимой. Кстати, музыканты в индийском театре — так же как и в европейском — были сокрыты от глаз, они как бы олицетворяли божественную волю. И в современном театре музыкантов прячут в яму — и это неслучайно.

Ритм задавали барабаны, а продолжалась церемония всеобщим песнопением во славу богов. Но это еще не все: жрец разыгрывал уничтожение Древа Жизни, борьбу Вишны–хранителя и Шивы–разрушителя. Барабанный грохот достигал апогея и внезапно стихал. Наступала пустота. Начинался новый космический цикл, в силу вступало Брарати Вритти, Божественное Слово. И начиналось представление.

В индийском театре (его называли Домом Драмы ― почувствуйте созвучие с Дхармой) на равных жили жест, слово и музыка. Как говорили мудрецы, в самом сердце каждого звука есть маленькая дверца, за которой живет божество, хранящее чудо и закон своего звука. Искусство в том и состоит, чтобы вынудить божество раскрыть дверцу и явить себя.

Через театральное представление в каждое зрительское сердце закладывалось зерно божественного. Другое дело — прорастет ли оно. Люди каждый раз выходили из Дома Драмы иными.

Осирис и Исида. Начало II тысячелетия до н. э. Настенная роспись в одной из древнеегипетских гробниц.

Осирис был богом, который некогда правил Египтом в те времена, когда смерть еще не являлась в мир. Люди ничего не знали о грехах; не было ни насилия, ни жадности, ни зависти, ни ненависти, ни прочих раздоров между людьми. Люди говорили между собой на сладком языке поэзии; они всегда были честны и кротки. Осирис любил людей и учил их искусствам земледелия и ирригации, мудрости и законам богов.

НИЧЕГО НЕ ИСЧЕЗАЕТ В НИЧТО

Коли цивилизация не создает предметов искусства либо нечто напоминающее таковое, она пропадает в безвестности. Полагаю, на нашей планете было немало человеческих культур более высокодуховных и нравственных, чем наша. Либо культуртрегеры не заботились созданием артефактов, либо делали их из недолговечных материалов. Они были самодостаточны и, возможно, застали Золотой Век, в котором нет места зависти и корысти. Но мы этого не знаем и скорее всего не узнаем. Хотя — не факт. Есть вероятность, что таки существует глобальное информационное пространство, где все наши ходы записываются, а потому нам предъявят счет.

Археологи любят копаться на древних кладбищах и свалках. Изредка они откапывают нечто невообразимое, но в основном дело касается рутины, способной навести разве что скуку. Чаще всего это черепки вперемешку с остатками еды, или кости. По счастью нам, обывателям, дарована выгодная позиция: мы наблюдаем обработанные результаты исследований, за нас тонны руды отсеяли специально подготовленные люди.

И давайте поблагодарим археологов за то, что они открыли нам, что в истории человечества были искусства, которых теперь не существует. Взять искусство дольменов, которые и откапывать–то не надо. По сути, мы наблюдаем зодчество, помноженное на астрономию, возведенное в степень магии и с подлинными чудесами инженерии. Поражают искусность и трудолюбие людей каменного века, умеющих двигать многотонные камни.

Или взять искусство погребальных урн. Эти гончарные изделия, предназначенные для вечного хранения пепла, создавались обитателями Европы эпохи бронзы. Сейчас конечно тоже делают урны, но мы никогда и не задумывались о том, что и они тоже могут стать произведениями искусства. И когда–то — задумывались.

Есть сведения, что даже наши славянские предки создавали хранилища для праха очень даже интересных форм; их, кстати, не закапывали, а ставили при дорогах на столбах. Осталось и архаичное название: «домина». Такого типа сооружения есть на северных кладбищах (столбы с крышей), разве только назначение таковых несколько изменилось.

Особенно впечатляют древние урны, сделанные в форме именно домов. Во–первых, по ним мы можем представить, как выглядели жилища людей Бронзового века. Во–вторых, поражает разнообразие: каждая урна — уникальное произведение. Известны еще «лицевидные» урны: на них мы видим выпуклые изображения странных существ — и мы не знаем, боги ли это, демоны, портреты ушедших, инопланетяне или что–то иное. По крайней мере, выглядят такие урны весьма экзотично. Интересно, что примерно такие же урны нашел знаменитый Шлиман при раскопках легендарной Трои. На этих раритетах нет рта, зато имеются уши, брови, нос, а крышка сделана в форме шапки.

Еще одно, совсем другое утраченное искусство. Шумеры (еще их называли халдеями) и ассирийцы культивировали особое искусство завивания бород и шевелюр. Жители Месопотамии вообще были помешаны на прическах. Конечно, об этом мы можем судить только по каменным изваяниям, которые не вполне репрезентуют мир Междуречья древних времен. Но и наши картинки в тех же комиксах тоже не вполне адекватно отражают реалии нашего времени. В конце концов, мы знаем, что бороды тех же фараонов и фараонш — накладные. А чем хуже халдеи?

Совершенно удивительно жуткое по нынешним временам искусство украшения черепов. Естественно, человеческих. Как и в случае погребальных урн, речь идет о культе мертвых. Если черепа выставить, к примеру, в музее современного искусства, получится концептуальненько. Разве только нынешние «актуальные» художники горазды на большие извращения, но ведь теперь не палеолит, чтобы уничтожать фантазеров.

Наши предки мыслили несколько иначе, чем мы, точнее, совсем не так. Ими руководила вера не в силу мертвых, а в то, что существуют духи умерших. Нами зачастую руководят желания прославиться и разбогатеть. То есть, наши предшественники на этой планете более поэтически смотрели на такое естественное явление как смерть.

От настоящих голов многие народы перешли к изготовлению масок, и это искусство было развито во всех частях Старого и Нового Света. Сначала маски делались для того, чтобы покрывать лица высокопоставленных умерших (особенно в этом деле поднаторела микенская культура древних греков), но после, видимо, решив, что умершие необязательны, эти изделия перекочевали на лики еще не умерших. Маски знаменовали что угодно, а во многих национальных театрах актеры и сейчас играют в масках. Конечно, приходится отказываться от такого актерского инструмента как мимика, но ведь и мы тоже часто отказываемся от того же, хотя в театре не играем.

Маски — самое массовое из древних изобразительных искусств; нет культуры, обошедшей этот пласт стороною. Даже знаменитый Венецианский карнавал немыслим без масок, которые, все же какие–то депрессивные. Впрочем, искусство карнавальных масок (в том числе и для Хэллоуина) живо, театральных (особенно — в Юго–Восточной Азии) — тоже. А вот ритуальные и погребальные маски цивилизованные общества не практикуют, заменив таковые на макияж.

Еще одно древнее искусство — миниатюризм. Античные писатели сообщают о необыкновенных изделиях мастеров «микротехники»: кораблях величиной с пчелу или гомеровских стихах, выведенных золотыми буквами на кунжутном семени. Золотые филигранные серьги, найденные в кургане на окраине Феодосии, считаются шедевром античной миниатюристики; разглядеть на них детали можно лишь в лупу. И вот вооруженному глазу открывается монументальная композиция: четверка скачущих коней, везущих колесницу, которой правит богиня победы Ника. Лучшие современные ювелиры оказались бессильны воспроизвести эти серьги, и дело не только в «сноровке», которую еще Платон считал недостаточной для создания подлинного произведения искусства. Фантазия, проявленная художником в орнаменте серег и во всей их композиции, передача быстрого движения в крохотных фигурках коней ясно говорят о том, что это творение создавал вдохновенный гений.

Ника Самофракийская (II в. до н. э.) — древнегреческая мраморная скульптура богини Ники, найденная на острове Самотраки на территории святилища кабиров в1863 году. Лувр.

ИГРА КАК ИСКУССТВО, ИСКУССТВО КАК ИГРА

Игра присуща и некоторым представителям животного мира, причем, не только цыплятам, зверятам или еще каким–нибудь щенкам. Но только человек превратил игровую, иначе говоря, имитирующую что–то деятельность в культурный феномен. С другой стороны, игровая индустрия весьма далека от искусства. Однако напомню: играют музыканты и актеры, а то и военные (но не всегда). Есть хорошие игроки и остальные, а так же маэстро и виртуозы. Все — как в любом ином искусстве.

Игры вообще пробуждают положительные эмоции — в особенности когда ты выигрываешь. Есть, правда, такие особи, которые столь заигрываются, что их надо лечить. Ну, это если дело касается азартных игр. А еще у игры есть своя эстетика. Мы действительно получаем искреннее удовольствие, наблюдая телодвижения атлетов или граций (в зависимости от предпочтений), и дело явно не только в переживании за своих. Античные греки оставили нам много изваяний мужчин, занимающихся спортом. Статуи греческих женщин занимаются чем угодно — только не спортом. Эллины вообще старались женщин на спортивные состязания не допускать, видимо, полагая, что не бабское это дело. Да к тому же атлеты выступали нагими, что на самом деле очень даже эстетично.

Характерная особенность всякой игры: это свободная деятельность. Когда по принуждению или обязанности — это уже не игра. Впрочем, у игры есть правила, установленные по согласованию участвующих лиц. Тот человек, который правила по ходу дела пытается менять — человек нехороший.

Древние греки разделяли «агон» и «паидию»: первое — состязание, второе — детская забава. Они обожали состязаться буквально во всем, их культуру ученые даже назвали «агональной». На симпозиях (пьянках) они соревновались в пении, в загадывании загадок, конечно, в том, кто больше нахлебается (причем вино даже не смешивали с водой) и позже всех заснет. Александр Македонский смерть индийского философа Калана отметил гимнастическим и мусическим агоном, в результате чего тридцать пять участников померли в процессе, а шестеро — чуть позже, включая и победителя.

Римская культура наоборот была антиагонистической. Гладиаторы не играли, а убивали друг дружку или зверей по–настоящему. Какая уж тут игра. То же самое — и с корридой в Испании: там не до смеха.

Почему мы любим эллинскую культуру: она жизнерадостная и без комплексов. Хотя порой и бесстыдна. Олимпийские игры — лишь один из эпизодов богатой праздничной повестки жителей Ойкумены. На Панафинейских играх в честь богини Афины (ну и, соответственно, в городе, названном в честь нее) устраивались гонки на колесницах, конные скачки, гимнастические состязания. Перикл ввел в Панафинеи соревнования по игре на кифаре и кларнете, которые устраивались в специально для этого построенном одеоне. На другой день в театре состязались и хоры. Еще через день устраивался забег с факелами, а победившие в отдельных номинациях юноши, мужчины и старики получали в награду по амфоре с маслом. Еще через день — гонки на лодках в Пирее. Ну, а церемония закрытия игр — несение изящного покрова (пеплоса) панафинейской процессией. Пеплос шился самыми умелыми женщинами, а украшали им статую Афины в Парфеноне. За реликвией шли воины в боевом облачении, потом — старцы в белом, следом — сотня специально для этого отобранных самых прекрасных афинских девушек, несущих на головах корзины с жертвоприношениями.

Наиболее прославились игры в честь Зевса в городке Олимпия, в роще под названием Альтис. Собственно, про Олимпиаду мы знаем немало — отмечу только, что в Олимпии состязались в том числе ораторы, поэты, философы и музыканты. А еще в античной Греции, в Дельфах проводились Пифийские игры (в честь Аполлона), которые изначально были исключительно музыкальными, а потом к ним добавили все олимпийские дисциплины. Для Посейдона при Коринфе устраивались Истмийские игры, а для все того же Зевса, в Немейской долине — Немейские игры.

Греки повсеместно строили ипподромы — для конных состязаний, и стадии — для соревнований в физической силе. Для тренировок возводились палестры и гимнасии. Но здесь речь идет скорее о культуре, чем о искусстве. Это потом искусство с культурою разошлись и каждое пошло своим путем, дойдя в некоторых проявлениях до пошлости (например, в сфере культуризма). Но это уже совсем другая трагикомедия.

И что касается внешней стороны спорта. Есть субъективные виды — такие как танцы в воде, на льду или ковре. Конечно, специалисты судят дотошно и пляски, но, как минимум даже далекий человек способен в той же художественной гимнастике разглядеть прекрасное. А есть шахматы, в которых красоту поймет лишь шахматист. Она есть, причем придумана формула: красота — в неожиданном и одновременно простом ходе, который вдруг наклоняет чашу весов в иную сторону. Это же самое касается искусств дипломатии, войны и судебных разбирательств. И все это — придуманные античными греками агонистические дела, к коим вполне закономерно причислить и современные рэп–баттлы. Что наша жизнь? Сами знаете, что.

Иероним Босх. «Корабль дураков». 1495—1500 г. г. Фрагмент.

Лувр.

НУЖНЫ ЛИ ВЕНЕРЕ РУКИ

Помните из старого фильма: «Кто бабе руки оторвал?» Товарищ не понимал, что принцип абстрагирования позволяет оставлять за скобками отломленные от статуй некоторые части тела. Если последнее совершенно, можно насладиться и фрагментами. Но древние греки этого еще не понимали. Взять знаменитую «Венеру Милосскую»: конечно же, эллины не стали бы отрубать у человека члены, мы же, наученные горькими опытами современного искусства — стали бы.

По счастью мы знаем имя гения, сознавшего этот шедевр: Агесандр, сын Менида из Антиохии на Месандре. Оно начертано на произведении, случайно откопанном в 1820 году на острове Милос. В творении эпохи Поздней Античности нет как будто ничего особенно оригинального, но одновременно в изваянии все так стройно и гармонично! Стоит напомнить: изображена богиня любви, образ которой так чист и светел.

Венера с Милоса, подлинная гордость парижского Лувра, вероятно, не была уникальна, но ей повезло: статую «раскрутили» в эпоху становления искусства модернизма. Ей посвящали стихи, вот, к примеру, за авторством Афанасия Фета:

И целомудренно и смело,

До чресл сияя наготой,

Цветет божественное тело

Неувядающей красой.

Под этой сенью прихотливой

Слегка приподнятых волос

Как много неги горделивой

В небесном лике разлилось!

Так, вся дыша пафосской страстью,

Вся млея пеною морской

И всепобедной вея властью,

Ты смотришь в вечность пред собой.

«Венера Милосская» сделалась в XIX столетии общей любимицей именно благодаря своей очевидной инвалидности. Левая ее нога теперь стоит на возвышении; она восполнена из гипса. Нижняя часть изваяния прикрыта драпировкой, которая, без сомнения, спустилась бы вниз, если бы не удерживала ее правая рука богини. Много было сделано попыток реставрировать эту чудную фигуру, и посвященные ей сочинения составили бы многотомную библиотеку. Есть предположение, будто подле нее стоял Марс (или Купидон).

Еще не решен вопрос о том, принадлежали ли этой статуе найденные поблизости от нее обломки левой руки так же, как и кисть руки с яблоком в ней. Мнение, что эта рука настоящая, находит себе приверженцев все больше и больше, но относительно подлинности кисти совершенно справедливо существует сомнение ввиду слабости ее исполнения.

Наиболее обоснованной считается домысел Фуртвенглера, по мнению которого левая рука, державшая яблоко, опиралась на подставку, а правая придерживала драпировку. Дело не в этом: мы, глядя на Афродиту, фантазируем, домысливаем — а значит, вступаем в сотворчество. Гениальные греки так делать не умели, они понимали только завершенные, совершенные произведения.

Считается, «Венера Милосская» создана под влиянием творений гениального Праксителя, который пренебрегал традиционной для его времени бронзой, создал свои величайшие произведения в мраморе. Про Агесандра, сына Менида, мы не знаем ничего, а о Праксителе — знаем. В частности, известно, что Пракситель был богат и пользовался громкой славой, в свое время затмившей даже славу Фидия. Он любил гетеру Фрину, обвиненную в кощунстве и оправданную афинскими судьями, восхищенными ее красотой, признанной ими достойной всенародного поклонения. Фрина служила Праксителю моделью для статуй Афродиты. О создании этих изваяний и об их культе пишет Плиний:

«… Выше всех произведений не только Праксителя, но вообще существующих во вселенной, является Венера его работы. Чтобы ее увидеть, многие плавали на Книд. Пракситель одновременно изготовил и продавал две статуи Венеры, но одна была покрыта одеждой — ее предпочли жители Коса, которым принадлежало право выбора. Пракситель за обе статуи назначил одинаковую плату. Но жители Коса эту статую признали серьезной и скромной; отвергнутую ими купили книдяне. И ее слава была неизмеримо выше. У книдян хотел впоследствии купить ее царь Никомед, обещая за нее простить государству книдян все огромные числящиеся за ними долги. Но книдяне предпочли все перенести, чем расстаться со статуей. И не напрасно. Ведь Пракситель этой статуей создал славу Книду. Здание, где находится эта статуя, все открыто, так что ее можно со всех сторон осматривать. Причем верят, будто статуя была сооружена при благосклонном участии самой богини. И ни с одной стороны вызываемый ею восторг не меньше…»

Лев Любимов в своей прекрасной книге «Искусство Древнего Мира пишет: «Давно прошло время, когда женщину не изображали обнаженной, но на этот раз Пракситель обнажил в мраморе не просто женщину, а богиню, и это сначала вызвало удивленное порицание. Необычность такого изображения Афродиты (еще одно имя богини любви: Киприда) сквозит в стихах неизвестного поэта:

Видя Киприду на Книде,

Киприда стыдливо сказала:

Горе мне, где же нагой видел Пракситель меня?»

…Когда в 1506 году, то есть в эпоху Возрождения откопали скульптурную группу Лаокоона, ценители искусств были глубоко потрясены ее трагической выразительностью. Сложная композиция представляет мифологический образ: троянский жрец Лаокоон уговаривал своих соотечественников не принимать дарованного им деревянного коня, в котором на самом деле спрятались коварные греки. Боги, увидев, что их планы разрушения Трои несколько расстраиваются, послали двух гигантских морских змей, которые, обвившись кольцами вокруг жреца и его несчастных сыновей, задушили их. Напрягшаяся в муках, в отчаянных усилиях мускулатура торса и рук страдальчески искаженное лицо жреца, скорчившиеся тела обреченных детей, наконец, умелое свертывание всех бурных противотоков в спаянную, устойчивую группу — все это с давних пор и по праву вызывало восхищение.

Лев Любимов считает, что искусство ваятелей «Лаокоона» обращено к публике, находившей усладу в ужасающих зрелищах гладиаторских боев. Дело в том, что в искусство уже утратило былые связи с магией и религией. Художники целиком предались совершенствованию своего мастерства, и как раз сюжеты драматической схватки, преисполненные внешнего движения и эмоционального напряжения, были наилучшим испытанием изощренности художника. Боги, может, и есть, но человек посредством искусства уже почти к ним приблизился.

Агесандр. «Венера Милосская». Около 130—100 до н. э. Лувр, Париж.

ОРАЛЬНЫЙ СПЕЦ

Первую половину жизни мы учимся говорить, вторую — помалкивать. И то, и другое выходит туго. Надо сказать, искусства выражаться и не выражаться в равной степени трудны ― и все же именно ораторское искусство считается одним из самых высоких.

Не забывайте: риторика — не искусство, а наука, изучающая искусство и свойства красноречия. Например, по всем правилам можно изучить технику катания на коньках, но на коньки с научными методами лучше не встравать — лед не прощает дураков.

Как и в любом искусстве, в болтовне нужны дар убеждения и харизма. Вы же знаете пустобрехов, которым прощают их треп просто за то, что они… да ни за что: один болтун стоит целого зоопарка. Первым ученым, создавшим теорию ораторского искусства, стал Аристотель. Но античный гений вовсе не славился как оратор, хотя, воспитывая юного Сашу Македонского, настропылял мальчика так, что будущий завоеватель уже на двенадцатом году своей, как оказалось впоследствии, короткой и беспорядочной жизни за пояс затыкал послов и царей в плане болтологии. Аристотель выдели три элемента ораторского искусства: этос, пафос и логос ― иначе говоря, нравственную позицию, идею и форму выражения.

Кстати, «оратор» — латинское слово, означающее: проситель. У латинян слово «оратор» несло в том числе негативное значение; так назывались предводители охломонов, толпы. Греки именовали умельцев плести словеса риторами. Мы, русские — краснобаями.

Молчание — золото, а слово — не чижик–пыжик. Не всегда отличишь демагогию от красноречия, а, впрочем, одно не противоречит другому. Про пафос мы не забываем, а вот этос и логос — рудименты. Убедить можно во всем, даже в том, что на пенсию надо выходить по достижению возраста в сто лет. И трубят наши записные спикеры о том, что де нам хлеба не надо — работу давай. Кстати, в нацистской Германии ораторским искусством отменно владел Йозеф Геббельс, который, к слову превратил в высокое искусство превратил треклятую пропаганду. Из всех литераторов доктор философии Геббельс более всего уважал нашего Достоевского. Он писал: «Благословен тот народ, который был способен породить Федора Михайловича!» Но прошло совсем немного времени — и книги Достоевского по приказу Геббельса полетели в огонь. Родители Йозефа мечтали, чтобы их сынок стал христианским проповедником. Он и стал — только не совсем христианским.

Я это к тому говорю, что ораторское искусство — коварное оружие. Ораторы должны состязаться только между собой — точно так же как это делают мастера боевых искусств. Искусство говорить противопоставляется не только практике молчания, но и умению слышать и слушать. Мы же всегда подразумеваем умение убеждать — хотя уже все знают о технологиях психолингвистического программирования. А это уже технология, которой в частности, хорошо владеют цыгане, применяющие таковые далеко не в светлых целях (хотя, это с какой позиции посмотреть).

Сейчас популярны телевизионные ток–шоу с бесконечной говорильней. Обычно подобной практикой занимаются патентованные болтуны, но вся беда в том, что никто никого (пока) не вынуждает включать устройство, называемое порой «зомбоящиком». В передачах как бы спорят, иногда переходя от орального общения к мануальному. Мы ждем таких моментов и искренне радуемся, когда кто–то кому–то смачно двигает прямо в орало.

На самом деле мы — весьма тонкие ценители ораторского искусства, хотя зачастую путаем таковое с актерской игрою. У нас есть свои критерии оценок, одна из которых, например: во, заливает! А порою хочется воскликнуть: заткни фонтан! И за базар надо, между прочим отвечать. Ладно баить умеет не всякий, хотя на специальных курсах можно и обучиться. А вот — убедить в своей правоте…

У искусства говорить есть еще одно направление: лаконизм. Правда, умение четко и метко выражаться обычно иллюстрируется анекдотическими примерами. Лаконизмом отличались уроженцы Спарты, не отличавшиеся иными искусствами кроме ратных. Как–то перед сражением под Фермопилами персы отправили спартанскому военачальнику Диенекису красноречивое послание, согласно которому у персов так много лучников, что их стрелы затмят Солнце. «Хорошо, — ответил Диенекис, — мы сможем сражаться в тени». Персы тогда здорово побили спартанцев, как и в большинстве подобных же случаев. Просто их действительно было больше. Но что мы знаем о персах кроме персиков?

Фреска из Помпей. Предположительно изображена поэтесса Сафо.

I век. Национальный археологический музей, Неаполь.

ТВОРЦЫ И …ЦЫ

Как вы думаете, к какому полу принадлежали первые художники? А почему? Ведь убедительных свидетельств вроде бы нет. Естественно: на милых дам возлагались все обязанности по ведению хозяйства, мужчины же после удачной (ну, кто же признается в неудаче) охоты плевали в потолок пещер. Доказано, что именно плевали, а точнее напыляли краситель посредством выдувания через трубочки.

Говорят, тщеславие — двигательная сила прогресса. Плох тот творец, который не мечтает остаться жить в веках — да так, чтобы о тебе во всех учебниках писали. Но вот, в чем беда: нас ночью разбуди — мы без запинки припомним имена всех маньяков, диктаторов и телеведущих. А попроси назвать имена хотя бы трех космологов, зодчих или фотохудожников, возникнут культурные проблемы.

Греки, называющие себя эллинами, были пытливы по натуре и старались расширить Ойкумену, то есть, саму видимую действительность. Для этого они не только поселялись чёрт знамо где, но и дерзали в области мысли и духа. Но греки породили еще и Герострата. Теперь бы его деяние назвали интересным проектом ― и даже нашлись бы те, кто отметил смелость художника, обратившего внимание на проблему сохранения культурного наследия. Тогда же несколько лет кряду специально обученные глашатаи разъезжали по Элладе и всюду орали: «Не смейте помнить безумного Герострата! Забудьте имя мерзавца Герострата!» Ну, и все в этом роде, причем специальным постановлением Герострата должно было именовать безумцем. «Кого–кого нам надобно забыть?» — переспрашивали греки. Мы не знаем, будут ли помнить нынешних актуальных художников хотя бы завтра. А имя первого в истории акциониста Герострата мы все еще не забыли.

Теперь вопрос: а что, собственно, спалил мерзавец Герострат? Ну, конечно же прекрасный храм Артемиды в городе Эфес — что же еще. Эфес был одним из славнейших городов Турции, то есть, конечно, Турции тогда не было, но она все же подразумевалась. Просто турки однажды уничтожили православный храм, воздвигнутый на месте снесенного языческого храма Артемиды. Теперь там руины посреди болота. Но это сделал уже не Герострат.

Он слыл одним из чудес Света. Я не про безумца, а о храме Артемиды. Вопрос следующий: а кто воздвиг сие творение? Ну, конечно же, известный кносский зодчий Харсефрон, а финансировал работы лидийский царь Крёз. Стройка затянулась, после смерти Херсифрона шедевр достраивал его сын Метаген, а после — мастера Пений и Деметрий. Мы же этого не забыли! Храм был сделан из отличного мрамора. Но разве мрамор… горит? Нет, конечно. Чудом сие творение прослыло потому что внутри хранилась величественная статуя богини — из слоновой кости, украшенная золотом и драгоценными камнями. Ну и еще тысяча фигур амазонок, которые по преданию основали Эфес. Видимо, сгорело богатое убранство святилища.

Пикантная деталь: в ночь сожжения Артемида была занята рождением еще одного безумца — Александра Македонского, поэтому не смогла препятствовать злодейству.

Кто был Герострат? Мы этого не знаем, хотя прекрасно осведомлены о т.н. комплексе Герострата, психическом заболевании, проявляющимся в том, что человек маниакально стремится прославиться. Дальше — еще более непростые вопросы. Античный историк Феопомп утверждает, что Герострат признался в содеянном под пытками. Сочинение Феопомпа частично утрачено, Герострат в сохранившейся части упомянут единожды, но есть ведь такой фактор как фантазия.

Однажды римский сочинитель, современник Иисуса Христа Валерий Максим раздул скромное свидетельство до беллетристической истории, которая и разошлась по миру притчей во языцех. Кстати, Максим работал профессиональным ритором и учителем красноречия, а исторические анекдоты придумывал для словесных упражнений. Фантазия о Герострате называется «О желании славы». История показалась публике занятной, тем более что и в Древнем Риме, кажется, доставало своих безумцев. И начались компиляции, да, так, собственно, и пишется история.

Кто бывал в Греции (не античной, а нашей, современной), знает: там все разрушено, практически камня на камне не осталось. Все потому что Элладе сильно «везло» на деструктивные элементы. Особенно, кстати, постарались турки, заполонившие не только Ойкумену, но многие другие места.

Не отстали в этом деле и подданные Британской Короны. Особенно на данном поприще отличился «просвещеннейший» ценитель искусства лорд Эльджин занимавший пост английского посланника в Константинополе. Он подкупал турецкие власти и, пользуясь их попустительством на греческой земле, не останавливался перед порчей или даже разрушением знаменитых памятников зодчества — лишь бы завладеть особенно ценными скульптурными украшениями.

Непоправимый урон причинил Эльджин Акрополю: снял с Парфенона почти все уцелевшие фронтонные изваяния и выломал из его стен часть знаменитого фриза. Фронтон при этом обрушился и разбился. Боясь народного возмущения, лорд вывез ночью всю свою добычу в Англию. Многие англичане (в частности, Байрон в своей знаменитой поэме «Чарльз Гарольд») сурово осудили его за варварское обращение с великими памятниками искусства и за неблаговидные методы приобретения художественных ценностей. Тем не менее английское правительство приобрело уникальную коллекцию своего дипломатического представителя — и скульптуры Парфенона ныне являются главной гордостью Британского музея в Лондоне. Обобрав величайший памятник искусства, — лорд Эльджин обогатил искусствоведческий лексикон новым термином: подобный вандализм именуют «эльджинизмом».

Артемида Эфесская. 2-я половина II в. н. э. Голова, руки и стопы воссозданы Валадье в бронзе. Неаполь, Национальный археологический музей.

О ТЕХ, КТО БЕЖИТ ВПЕРЕДИ ПАРОВОЗА

Всему свое время и плоды должны созреть. Раньше эта банальность считалась мудростью, но не всякий ей следовал. В искусстве всегда есть ревнители традиций и остальные. Только одному человеку в древнем Египте удалось пошатнуть крепкие основы замершего в веках стиля. Это был фараон XVIII династии Нового царства Аменхотеп IV. С одной стороны сей правитель был революционером, с другой — еретиком. Данный аспект отлично описал Эрнст Гомбрих в своей блистательной книге «История искусства».

Аменхотеп порвал с обычаями, освященными традицией. Отказавшись от поклонения сонму странновидных богов своего народа, он ввел культ высшего божества, Атона, который изображался в виде солнечного диска, распространяющего лучи с ладонями на концах. Оно конечно, в нынешних религиях единобожие — аксиома, но с позиции тогдашних древних египтян все было перевернуто с ног на голову. Себя Аменхотеп переименовал в Эхнатона, по имени почитаемого бога, и перебрался со своим двором подальше от жрецов прежних культов, в место, которое теперь называется Телль эль-Амарна.

Несложно предположить, что новые произведения искусства и предметы культа, выполненные по указаниям самодура, потрясали тогдашних египтян своей непривычностью. В них не было ничего от торжественности и сурового достоинства, присущих портретам прежних фараонов, зато мы видим, как Эхнатон и его жена Нефертити ласкают детей под благословляющими лучами солнца. Это был великолепный культурный прорыв, гениальное озарение!

В ряде портретов Эхнатон представлен уродливым человеком — возможно, он требовал от художников запечатлевать его в реалистической манере. Не менее вероятно и то, что, будучи убежденным в своей пророческой исключительности, он настаивал на точном сходстве. Его наследником стал Тутанхамон — тот самый прекрасный юноша, чья нетронутая грабителями гробница с сокровищами была открыта в 1922 году.

После смерти Эхнатона все те же ревнители традиций старались отовсюду удалить изображения ненавистного реформатора. Зато мы имеем голову Нефертити — это очень немало с точки зрения даже Вечности. Эхнатон и сам виноват: именно по его приказу по всему Египту уничтожались изображения Амона–Ра, а так же имя бога, даже если оно было частью имен фараонов. Последние исследования показали: Эхнатон был предельно жесток, он расправлялся с противниками без всякой пощады. Но именно во времена правления этого самодура в искусства вдохнулось новое содержание.