Бесплатный фрагмент - Поломанный шкаф и немного магии

Prehistory

С чего началась эта книга…

В полночь в мою дверь постучали. В холодном поту я вскочила с постели. Дверь со скрипом приоткрылась, по полу поползли тени…

— Мам! А ты напишешь продолжение истории «про Эрни»?.. Пусть там будет поломанный шкаф, в котором рандомно спавнится что-то… например, башня… или танк…

(David, 7 years)

Глава 1
Поле боя

Эрни проснулся оттого, что Том громко произнес слово, которое Эрни из уст Тома раньше никогда не слышал. Такие слова он слышал очень давно, когда подрабатывал чернорабочим в порту.

Это было очень странно: Том никогда не ругался, он вообще редко разговаривал вслух, когда Эрни спал.

Но этим дело не ограничилось. Послышались шум, скрип, затем выстрел. Что-то рухнуло, что-то сломалось и упало, снова что-то упало с грохотом. В воздухе витали запахи гари, копоти, машинного масла и пролитого кофе. Также пахло свежескошенной травой и какими-то цветами.

Эрни понял, что эта суббота выдалась гораздо более напряжённой, чем он предполагал вчера, заблаговременно ложась пораньше.

«Человек предполагает, а старый шкаф располагает!» — Почему-то вспомнилась расхожая фраза, которую Том переделал на свой манер.

Эрни протер глаза и сел на постели. Снова закрыл и снова открыл глаза. Утреннее весеннее солнце освещало комнату в трёх измерениях: из окна, через которое к ним «влетали» сны, которые сортировал и хранил Том (сбитый выстрелом карниз вместе с занавесом лежал на полу); из дыры в потолке лесного домика (над ней клубился зеленоватый туман); из большого окна, выходившего на извилистую пыльную улочку приморского городка в Испании.

Том, в клетчатой пижаме и тапках, сшитых в форме мышей, в одной руке держа кружку с ещё дымившимся кофе, в другой зажав гранату, восседал верхом на пушке танка. Его лицо и изящные очки в прямоугольной позолоченной оправе были перепачканы порохом, в длинных светлых волосах с проседью и почти такой же длины ухоженной бороде застряли «лохмотья» чего-то, что недавно сгорело, а, может быть, взорвалось и разлетелось на кусочки.

Гусеницы танка примяли и испачкали грязью плюшевое покрывало. Обе ножки кровати, с той стороны, на которую заехал танк, сломались.

Том, не выпуская из правой руки кружку со всё ещё дымящимся кофе (мизинец он изящно отвел в сторону, хотя кружка была массивная), разглядывал гранату, которую он все ещё сжимал в левой руке. Граната тоже начала дымиться. Глаза Тома «полезли на лоб», оказавшись выше оправы, и только теперь он, казалось, осознал, на что смотрит.

Как школьник, на ходу спрыгивающий с велосипеда, он, быстро и легко перекинув ногу через пушку, как кошка, оттолкнувшись от гусеницы, приземлился на пол и пулей вылетел в «лесной» двор, в панике чуть не сломав переключатель вида из окна.

Чашка со снова пролившимся кофе теперь едва не падала с подоконника, раскачиваясь из стороны в сторону, как матрёшка. Эрни успел поймать её. Тут же раздался взрыв.

Эрни, затаив дыхание, смотрел в окно. Том, как был — в пижаме и тапочках — всё ещё бежал со всех ног по направлению к крыльцу.

Эрни мысленно пожелал будущему сорокачетырехлетнему себе быть в такой же хорошей физической форме.

Эрни распахнул дверь и вышел на крыльцо, спускаясь навстречу Тому. Тот, наконец, перестал бежать и перешёл на шаг.

Дойдя до крыльца, он локтем опёрся о перила, поставив одну ногу на ступеньку. Поза его была невинно непринуждённой. Светско-будничным тоном, будто болтал со старой школьной подругой, он, наконец, произнес:

— Доброго утра, Эрни. Прости, если разбудил.

Эрни хотел было ответить что-нибудь, но Том снова заговорил, поднявшись на крыльцо, приобняв Эрни, увлекая его за собой в дом.

— Пробежка, конечно, меня взбодрила, но, знаешь, свой утренний кофе я всё-таки хочу выпить: через полчаса пора бежать в Испанию. Я обещал Далии быть у нее в девять.

Прикрыв дверь, он повернул переключатель вида из окна. Окно теперь увеличилось и снова показывало знойную улочку приморского городка с пальмами и большими яркими цветами.

— С этим инцидентом придется разобраться позже. Прости, что оставляю здесь такой бардак.

Теперь Том застегивал пуговицы на рубашке с крупными цветами и расправлял коленки на широких тонких брюках. Это была одежда, которую он вчера забыл убрать в шкаф и, к тому же, это было всё, что уцелело после интервенции танка.

Запищала кофеварка. Эрни ополоснул под краном кружку с Обеликсом и вытер подоконник, пострадавший от пролитого кофе.

На бельевой верёвке, подвешенной к бревенчатой стене сруба над окном, висели выстиранные вчера нежно-розовые и лиловые распашонки, кофточки, штанишки, ползунки и две малиновые шапочки. Том бережно снимал вещи внучки, аккуратно расправляя их и как будто любуясь ими, и складывал в пакет, на котором были изображены два ангелочка, сидящих на качеле, сделанной из цветов.

— Давай, я помогу с этим, а то твой кофе остывает. — Предложил Эрни, но Том как будто не слышал его. Он застыл, влюбленно глядя на малиновую шапочку, которую он разглаживал руками уже минуты две.

Ещё с полминуты он рассматривал шапочку, держа ее на вытянутых руках перед собой и, наконец, убрал и её в пакет с ангелочками. Потом, так и не выпив кофе, снял с вешалки широкополую летнюю шляпу с приколотым к ней живым цветком (цветок уже увял и ронял измятые лепестки на куртки и ботинки, но Тома это ни капли не волновало). Прихватив под мышку пакет с ангелочками, он вышел на жаркую испанскую улочку, даже забыв привести в порядок свою всегда ухоженную бороду — в её недрах до сих пор залегали «следы» взрыва, произошедшего на каком-то поле боя, с которого этим утром к ним неожиданно заехал танк, застряв в старом платяном шкафу.

Дом Тома представлял собой магический эксперимент по совмещению пространства: одна из дверей выходила в обычный подъезд обычного милого дома, построенного в обычном милом цивилизованном городе, другая его часть совмещалась с домиком, стоявшем на полянке огромного смешанного леса, а третья дверь выходила в испанский городок, в котором жила семья Тома.

Эрни, конечно, тоже был его семьёй — Том усыновил его в прошлом году.

Том и Эрни породнились неспроста: оба они обладали редким даром — они собирали и хранили сны, которые видели люди, хранили прямо в своей квартире.

Однажды Эрни по неосторожности провалился в туман — магическую субстанцию, позволявшую им самим и их городской квартире находиться в нескольких местах одновременно.

Из окна, в которое каждое утро влетали сны, которые они с Томом «отлавливали», каждый день открывались самые разные виды, в зависимости от того, какого настроения свежие сны преобладали.

Но увидеть танк, субботним утром выехавший из старого платяного шкафа, сломавший кровать, сбивший карниз и простреливший крышу, Эрни, признаться, никак не ожидал.

Однако, проблема заключалась не в самом танке, и не в шкафе, который «сломался»: вещи, которые Том хранил в нем, вероятно, сейчас находились там, откуда приехал сам танк. И Эрни очень сомневался, что рубашки, костюмы, свитера, халаты и простыни благополучно пережили войну, на которой внезапно оказались. Конечно, всего этого «добра» будет не хватать Тому, который привыкал к вещам и носил их годами, а то и десятилетиями. Но это, всё же, поправимо.

Карниз он тоже как-нибудь починит и замаскирует занавес, отделявший пространство, в котором хранились сны, от жилой комнаты, как научил его Том.

А вот замаскировать трехмерный дом под обычную квартиру с неизвестно из какого времени и места взявшегося танком, застрявшем между кроватью и шкафом, увы, к приходу Нины не получится. А перенести встречу хотя бы на завтра тоже нельзя — слишком много им нужно сделать. Да и оставлять ее одну на выходных не стоит: она и так не в себе после всего, что на себя взвалила. Была бы его воля, он забрал бы её у матери и уговорил бы Тома удочерить и её. Однако, увы, всё не так просто.

Что ж, нужно, хотя бы, постараться заделать дыру в крыше. Счастье, сегодня абсолютно ясный день, почти такой же теплый, как в испанском городке, в который отправился Том.

Начать, однако, нужно с карниза, а для этого нужно извлечь из кладовки с маленькой дверцей стремянку, миновав злополучный шкаф с массивным танком. Зато теперь не придется жаловаться, что нет времени на полноценные занятия физкультурой. Руки Эрни как будто загудели в предвкушении: конечно, он осознанно избрал главным делом своей жизни музыку, и всё свободное время посвящал игре на лютне, но он любил работать, простой труд был ему по душе, привычка работать руками, как будто сделала его тем, кем он являлся.

Глава 2
Бытовые повреждения

Эрни снял тапки, и, перейдя через пострадавшую кровать, взял старинный тяжёлый ключ от большой кладовки, в которой Том хранил всё на свете, в том числе, по счастью, и стремянку, которая с трудом протискивалась сквозь маленькую арочную дверцу, похожую на лаз. Приходилось ползти по-пластунски, пропихивая стремянку вперёд.

Заперев историческую дверцу, Эрни, водрузив стремянку на спину и прихватив под мышку ящик с инструментами, который он забрал из старого дома, в котором жил с дедушкой, снова совершил переход через кровать.

С карнизом он справился быстро: ввернул на место пару шурупов, подвесил и пропылесосил занавес; зачерпнул горсть порошка для маскировки, осторожно подул на ладонь в направлении ткани, произнес несколько слов на древнем языке, начертил мелом на полу возле стены руну, которая тут же исчезла. Порошок взмыл в воздух ароматным облаком, «растекся» по ткани занавеса, как будто впитался в него. Воздух возле занавеса сгустился и задрожал, карниз «вжался» в стену. Теперь занавес не был похож на занавес: это был просто кусок стены, на которую были наклеены смешные фотообои: верблюд в темных очках играл в мяч с коровой, которая чему-то улыбалась.

Чинить ножки кровати сейчас не имело смысла, а вот крышу, несмотря на ясный день, заделать стоит хотя бы попытаться.

Эрни снова отпер чулан-кладовку и направился к отдаленному углу, где лежало нечто, на первый взгляд похожее на доски и куски фанеры. Однако, подойдя ближе, Эрни обнаружил, что это просто стена сруба, в которую Том встроил очередной магический проём: колеблющийся в этом месте воздух визуально искажал древесную стену, как будто распилив её на куски.

Зато слева от проема висела самодельная полка, на которой пылились какие-то блокноты.

На корешке одного из них раскосым, похожим на женский, почерком Тома было выведено: «Бытовые повреждения».

Эрни заметил, что под полкой стоит старое железное ведро, из которого торчит большая грубая деревянная кисть с щетиной, окрашенной следами странных субстанций. Над ведром из стены торчал допотопного вида, однако, чистый на вид, кран. Рядом со стеной, недалеко от ведра, лежали пакеты с порошками разных цветов. По запаху было понятно, что все эти порошки имели исключительно растительное происхождение.

Поскольку никакого естественного материала для починки крыши в обозримом пространстве всё равно не наблюдалось, Эрни решил полистать блокнот.

Половину блокнота занимали схемы и руны, дальше были нарисованы растения и их части, подписанные на языке, который Эрни расшифровать не мог.

Однако, почти в самом конце неожиданно обнаружилась надпись на современном языке: «Туман для чайников». Поскольку это, в принципе, была единственная запись, которую Эрни был способен прочесть, он решил попробовать приготовить туман.

Изящный почерк Тома сообщал:

«3/7 — розовый, 2/7 — зверобой, 1/7 — песок Испания, 1/7 — толченый жемчуг». Эрни было испугался, что ему придётся отправляться, вслед за Томом, в Испанию, чтобы накопать немного песка, а это отняло бы немало времени. Однако он заметил, что возле стены уже имеются два пакета с песком: только один был коричнево-желтым, с примесью мусора, мелких камней, сухой травы и ракушек, а в другом песок был однородным, чистым, почти белым. Эрни вспомнил широкий берег испанского пляжа: сомнений не было — во втором пакете песок из Испании.

Эрни вытряхнул пыль и мелкий мусор из ведра, ополоснул ведро и кисть водой из-под крана, насухо вытер их тряпкой, которая до этого лежала вместе с кистью в ведре.

Там же лежала металлическая лопатка. Также возле стены стояла доска со следами разноцветных порошков на ней. Эрни ополоснул и вытер насухо и её тоже.

Оставалось разделить на части порошки в верном соотношении.

Трезво оценив свои математические способности, Эрни предпочел положиться на глазомер и интуицию, как обычно и поступал в таких случаях. Тем более, весов и мерных чаш нигде не наблюдалось, впрочем, Том вообще не хранил дома такого рода вещи.

Эрни насыпал на дощечку четыре субстанции, разделил их на глаз по рецепту Тома, аккуратно ссыпал лишнее обратно в пакеты и высыпал четыре волшебных ингредиента в ведро.

Размышляя, что делать дальше, одним глазом косясь в блокнот, Эрни помешивал содержимое ведра. Пахло розами и морем. Перламутровый жемчуг красиво искрился. Всё это было прекрасно, однако туман выглядел совсем не так. Ни на этой, ни на следующей странице никаких записей больше не было. Только внизу, в правом углу, был нарисован маленький кран, сильно похожий на тот, что торчал из стены. Из нарисованного крана капала нарисованная вода. Рядом была пририсована стрелка, изображавшая круговое движение слева направо.

Только теперь он заметил приписку на полях соседней страницы, обведенную карандашом вместе с рецептом тумана:

«Плюнуть, подуть, три раза повторить „Отпади мой длинный нос!“». Рядом был пририсован смайл и «отпавший» нос, действительно, довольно длинный. Типичная шутка в духе Тома.

Эрни подставил ведро с песком из Испании и прочими ингредиентами под кран и, налив немного воды, помешал раствор по часовой стрелке. Запах роз и моря усилился. Субстанция стала темно-фиолетовой, с перламутровым оттенком. Из неё вылетели две призрачные бабочки цвета индиго, врезались в стену и беззвучно растаяли. Эрни не понимал, что они собой представляют, но ему почему-то стало жаль их.

И всё же, нужно было готовить туман, а не колдовать над бабочками.

Эрни набрал ещё немного воды и снова помешал. Жидкость перестала блестеть и бурлить и поменяла цвет на тёмно-синий. К тому же, её стало почти вдвое больше.

Ещё немного воды — ведро наполнилось до краев изумрудной жидкостью без запаха, больше похожей на конденсат, чем на воду. Ещё немного — туман готов. Темно-зелёный, вязкий, тягучий тяжёлый дым.

Эрни взял ведро и кисть, осторожно пробрался сквозь проем на корточках, стараясь не расплескать туман.

Снова совершив переход через поле боя, он осторожно поставил ведро на стремянку и взобрался на неё сам. Хорошо, что потолок в лесном домике был не слишком высоким и он, не будучи таким рослым, как Том, легко доставал до крыши (точнее, дыры в ней).

Эрни опустил кисть в ведро, туман налип на неё, как желе. Эрни поднес кисть к краю дыры и аккуратно нанес субстанцию на всё ещё дымившийся повреждённый участок. Дыра уменьшилась вдвое. Ещё немного тумана — и ранения как небывало.

Спускаясь вниз, Эрни ненароком задел ведро и почти половина тумана из ведра выплеснулась на ковёр. Туман распределился по всей поверхности ковра и исчез в нём. Ковёр почистился, изменил орнамент и отрастил шерстинки.

Что ж, раз это работает так, остаётся решить, на что потратить остальные полведра.

Чинить ножки кровати таким образом было опасно: неизвестно, чего ожидать от неизвестно откуда взявшегося танка, если потревожить его гусеницы.

А вот покрывало обновить можно. Эрни перевернул ведро и выплеснул остаток тумана на кровать. Порвавшееся в нескольких местах тонкое плюшевое фиолетовое покрывало превратилось в плотное, добротное покрывало королевского синего цвета с золотыми звездами и серебряными месяцами на нем, по-видимому, вышитыми дорогими шелковыми нитками. Ни звёзды, ни месяцы никак не страдали от присутствия танковых гусениц — всё покрывало было целым и чистым.

Что ж, по части бытовых повреждений он, пожалуй, сделал всё что мог.

Нужно вернуть стремянку и ведро на место и привести себя в порядок к приходу Нины: только сейчас Эрни заметил, что до сих пор ходит в пижаме, со всклокоченными волосами и неумытым лицом.

Эрни снова пропихнул стремянку и ведро сквозь узкий проход, поставил всё на место и вылез обратно.

Запирая старый-престарый замок почти окаменелым ключом, который с трудом проворачивался в замке, всё время застревая, и весил не меньше, чем женская гантеля, Эрни чувствовал себя удовлетворённым и уставшим.

В доме Тома, как и в его обществе, он чувствовал себя особенным — человеком, способным превратить в приключение то, что другие сочли бы за катастрофу. Магия этого дома была ему по душе: он был частью её, а она жила в нем, вдохновляла, поддерживала, вселяла веру в себя.

Даже старинная лютня, на которой он уже неплохо играл теперь, и хотел бы играть и всю оставшуюся жизнь, тоже нашлась в той самой кладовке, которую он только что, наконец, благополучно запер.

До прихода Нины оставался ещё час: как раз можно привести себя в порядок, немного убрать в комнате и придумать какое-нибудь более-менее правдоподобное объяснение тому, как выглядит их квартира сегодня: он и Том однажды договорились, что о магии совмещения пространства должно быть известно только близким членам семьи. Когда Нина приходила к ним домой, она попадала в обычную скромную квартиру-студию, к странностям которой можно было причислить разве что гамак, подвешенный к потолку; диковинный ловец снов, висящий на стене над диванчиком; слишком большой для миниатюрной кухонной плиты чайник, как будто украденный из музея культуры и быта; и картонную стену с курьезного вида фотообоями, зачем-то закрывавшую второе окно, выходившее во двор.

Эрни уже раздвинул нити занавеса, вглядываясь в туман, чтобы, миновав магический проход, ведущий из старинного лесного дома в прихожую современной городской квартиры, попасть в чистую светлую ванную и немного привести себя в порядок, но в дверь, ведущую в Испанию, неожиданно и настойчиво постучали.

Глава 3
Ловушка для привидений

Эрни отпустил звенящий занавес, сквозь который виднелась изумрудная дымка, и вернулся в комнату.

Сквозь оконное стекло был виден силуэт крупной чёрной птицы, присевшей на подоконник — Мистер По вернулся домой из Испании.

Мистер По был почтенным благородным вороном, умевшим говорить, читать и считать. Он обожал всё оранжевое и ненавидел кошек — за исключением рыжего ушастого кота, которого взяла из приюта Нина, школьная подруга Эрни. Мистер По был очень умным и воспитанным вороном, но путал лево и право, поэтому Том всегда привязывал к его левой лапке оранжевую атласную ленточку.

Эрни отпер дверь. Мистер По влетел внутрь и приземлился на коврик для вытирания обуви. Он тщательно вытер лапы, отставив левую лапку и растопырив коготки, внимательно рассмотрел её, слегка наклонив голову вправо и прищурившись, удовлетворённо кивнул, затем осмотрел правую лапу и только потом влетел в комнату, приземлившись на спинку стула, придвинутого к обеденному столику. Эрни заметил на его правом крыле клочок бумаги, привязанный обычной ниткой. Он осторожно отвязал записку, когда ворон расправил крыло.

Раскосый, обычно аккуратный почерк Тома был легко узнаваем, хотя больше напоминал собой писанину дежурного терапевта, работающего на потоке. Видимо, Том был очень занят или сильно чем-то обеспокоен. Эрни с трудом разобрал буквы: «Буду дома завтра вечером, пожалуйста, накорми Мистера По, остальное подождёт, занимайся музыкой, Том».

Том знал Эрни хорошо: Эрни всегда бросался помогать по хозяйству, забывая про собственные дела, даже если в этом не было необходимости.

Сейчас Эрни нужно было много заниматься: предстоял отчётный концерт по музыке, важный как для него, так и для самой школы, в которой он учился. Том работал в этой школе учителем истории.

Однако, проблемы с учебой возникли в этом семестре не у Эрни, а у его подруги.

Том был приемным отцом Эрни, но во всем его поддерживал. А вот родная мать Нины знать ничего не хотела о её увлечениях и проблемах. Она вообще редко обращала внимание на то, что у неё есть дочь, которая сама справляется с уроками и домашним хозяйством, пока родители зарабатывают деньги и общаются с «важными» людьми.

И, конечно, она ничего не желала слышать о конкурсе, который проводят школа искусств и министерство культуры. «Всякие бездельники» и «какие-то глупые конкурсы» не вписывались в строгий и правильный мир этой механической женщины. Нине удалось упросить свою мать перевести её в эту школу только благодаря тому, что сама школа находилась в непосредственной близости от их дома, и Нина добиралась туда сама пешком, не тратя драгоценное время своих деловых родителей.

Нина шила красивых оригинальных гномов, которых в прошлом году впервые решилась отправить на конкурс. А в этом году она хотела отправить на конкурс куклу. Материалы для куклы, конечно, были ей не по карману: карманных денег у неё вообще не водилось. А одолжить деньги у Эрни и Тома она не соглашалась. Чтобы заработать необходимую сумму, она устроилась в дешёвую закусочную посудомойкой, из-за чего и провалила почти все предаттестационные тесты.

Особенно плохо всё обстояло с математикой и биологией, а также с физкультурой, на которую она ни разу за последние три недели не пришла.

Даже Поль, директор школы, предлагал ей написать заявление, чтобы получить небольшую сумму из школьного фонда, но она отказалась и от этого.

Эрни, Том и даже Поль тратили немало времени, нервов и сил, чтобы решить её школьные проблемы. Учительница биологии, обожавшая животных, забрала к себе домой кота Нины, который иногда оставался в её кабинете, пока Нина была на других уроках. Раньше Нина не хотела оставлять его одного, и таскала его с собой повсюду. Теперь она и не вспоминала о его существовании, что было совершенно на неё не похоже. Впрочем, в эти дни она вообще мало походила на себя прежнюю.

Мистер По громко и отчётливо потребовал: «Есть!»

Эрни аккуратно повязал ему на шею белую тряпичную салфетку, без которой не обходилась ни одна трапеза ворона, и вытер стол.

— Могу предложить хлеб с сыром и паштет, сейчас заварю чай. Прости, я не успел ничего приготовить: у нас тут небольшое происшествие, как видишь.

Мистер По с полминуты внимательно смотрел на танк, торчащий из шкафа. Потом расставил лапы и обвел выпрямленным крылом комнату, имитируя звук пулеметной очереди. Крыло и тело ворона при этом подрагивали от отдачи в такт выстрелам. Перестав «стрелять», ворон сипло захохотал во весь голос. Его хохот одинаково походил и на карканье ворона, и на смех человека.

— Примерно так и было: я всё утро чинил дыру в крыше. — Тоже смеясь, сказал Эрни.

Мистер По теперь выстреливал слова, голос его звучал требовательно и сипло: «Хлеб! Сыр! Омлет! Чай!.. Яблоко!»

Эрни, всё ещё смеясь, осторожно погладил ворона по голове: «Ты что, три дня не ел?!»

Ворон отстранился и с раздражением в голосе возмущённо затараторил:

— Мистер По! Том! Далия! Анита!

Эрни поспешил его успокоить:

— Знаю, знаю, ты был у Далии, помогал с Анитой. Я просто шучу, потому что я тоже устал, понимаешь? Вот, держи хлеб с сыром, сейчас заварю чай и приготовлю омлет. Грибы добавить?

— Есть грибы! — согласился Мистер По. И снова настойчиво потребовал: — Яблоко!

— Да-да, я не забыл, — уверил ворона Эрни, запихивая большое спелое яблоко в духовой шкаф.

Когда Мистер По наконец наелся и напился и угнездился в любимом кресле с любимой книгой, Эрни наконец сменил пижаму на футболку и спортивные брюки (благо, его собственные вещи хранились в небольшой тумбочке с ящиками, а не в шкафу Тома) и проскользнул в ванную, чтобы умыться.

— Сейчас придёт Нина, мы будем заниматься тестом по математике. И биологией. — предупредил Эрни Мистера По.

— Ни? На? Шастик? — с надеждой в голосе спросил ворон.

Шастиком Мистер По называл Ушастика, рыжего кота Нины, с которым он играл и спал, прижавшись к его спинке. Ушастик не появлялся у них с тех пор как Нина начала работать. Мистер По скучал по нему.

— Ничего, не скучай. Вот разберемся с тестами и вернём Ушастика. Будете вместе летать под потолком и громить всё вокруг, как танки. На вот, держи. — Эрни протянул ворону дольку сушёного абрикоса.

Было без пяти одиннадцать. В какие бы Нина не попадала неприятности, она всегда была пунктуальной. Можно было не сомневаться, что звонок в дверь раздастся ровно через пять минут.

Эрни повертел переключатель вида из окна. То ли Том, выбегая на лесную поляну с гранатой в руке, действительно сломал его утром, то ли это появление танка так повлияло на состояние дома, однако, включить обычное окно с видом на обычную улицу никак не удавалось. Вместо этого оконный проем шумел, как товарный поезд, а стекло выглядело как экран старого сломавшегося телевизора — назойливая белая рябь на сером фоне.

Пришлось оставить вид на лесную поляну — не показывать же Нине Испанию, хватит с неё и танка.

Эрни ещё раз вытер стол. В дверь позвонили.

На пороге стоял призрак, отдаленно напоминавший девушку-тинейджера, с месяц не ночевавшую дома. Призрак застыл в нерешительности. Эрни осторожно сжал руками костлявые плечи, проступавшие сквозь свитер, и легко потянул на себя. Нина чуть не упала на него, но мужественно устояла на ногах, прыжком переступив через порог, и рухнула на пуфик.

— Странно пахнет. — Её голос был хриплым, низким и слабым, как будто она только что перенесла воспаление лёгких.

Когда городская квартира Тома магически совмещалась с домиком в лесу, в прихожей, действительно, стоял сильный запах смешанного леса.

— Новый освежитель воздуха. — соврал Эрни первое, что пришло в голову.

— А. — Только и сказал «призрак» без какого бы то ни было выражения в голосе и уронил толстый учебник по биологии себе на ногу.

— Подожди меня здесь. — Эрни поднял учебник и тяжёлую наплечную сумку, которая теперь соскользнула на пол.

— Угу. — промычал призрак и уронил на колени голову, прикрыв глаза.

Эрни отнес вещи Нины в комнату и быстро вернулся. Она сидела в той же позе, прикрыв глаза.

Эрни осторожно расшнуровал её стоптанные кроссовки и, стянув их, надел вместо них самые мягкие тапки, которые смог найти. Хорошо, что они подходили по размеру и плотно сидели на ноге: не провалятся в туман, когда они будут проходить через занавес.

Что ж, лучше действовать решительно, применив тактику эффекта неожиданности. Не то Нина, несмотря на усталость, начнет требовать объяснить ей всё, с неё станется.

Эрни подхватил Нину на руки, перекинув её руку через своё плечо и быстро подошёл к занавесу.

— Сделай глубокий вдох, не открывай глаза и не дыши, пока я не скажу. Поехали.

Эффект неожиданности сработал: Нина зажмурилась и шумно вдохнула.

Эрни представил детали обстановки комнаты, в которой собирался оказаться, мысленно перенёсся в неё, и шагнул сквозь занавес.

Туман сопротивлялся новому «пассажиру» — было такое ощущение, что они протискиваются сквозь узкий резиновый шланг. Однако переход удался.

— Теперь дыши.

Нина шумно вдохнула, всё ещё опираясь на его плечо. Она открыла глаза. Глаза были красные и припухшие. Казалось, что яркий утренний свет причиняет ей боль.

— Было… холодно… это что, ловушка для привидений?

— Примерно так. Ты не попалась, значит, пока жива.

Нина попыталась улыбнуться и заковыляла к креслу, в котором безмятежно отдыхал Мистер По. Ухватившись за подлокотник, она тяжело опустилась в кресло, чуть не раздавив ворона. Он едва успел взлететь и сел на её плечо.

Нина широко раскрытыми глазами смотрела в окно, из которого открывался вид на весеннюю лесную поляну, залитую солнцем. Птицы, пчелы и стрекозы кружились над высокими цветами и цветущими травами.

Глава 4
Яснее не скажешь

Нина широко раскрыла глаза, зажмурила их, снова раскрыла и снова закрыла, откинув голову на спинку кресла. Не открывая глаз, натянула на колени плед и крепко уснула. Мистер По тоже уснул, прижавшись боком к её щеке.

Эрни ещё раз оглядел комнату. В гамаке валялся старый клетчатый плед, которым могли бы накрыться пять человек сразу. Эрни сгреб его в охапку и подошёл к шкафу с танком. Стараясь не попадать под прицел, осторожно накрыл видимую часть танка пледом. В недрах танка что-то зарычало и затихло. Эрни инстинктивно отпрыгнул в сторону, но больше ничего не произошло.

Эрни отошёл ещё на несколько шагов в сторону. Маскировка не сработала: танк по прежнему выглядел как танк, но непонятно зачем накрытый старым пледом. Пожалуй, лучше просто танк. Эрни осторожно снял плед и положил его обратно в гамак.

Мистер По переместился на колени девушки и снова уснул. Эрни аккуратно подложил небольшую диванную подушку под голову Нины. Она спала так крепко, что еле дышала.

Эрни осторожно взял кисти ее рук в свои руки. Ранки, ссадины, ожоги…

Слоящиеся ногти, обрезанные под корень, с неухоженной кожицей вокруг них. Эрни достал из маленькой тумбочки флакон с маслом апельсина и баночку крема с лечебными травами, заботливо и аккуратно смазал все ранки, втёр масло в ногти, втёр крем в ладони и запястья.

Так же когда-то Том колдовал над его израненными руками.

Эрни вгляделся в лицо спящей подруги. Потрескавшиеся губы, как и кожа под глазами, имели выраженный синеватый оттенок.

Бледное, изможденное, посеревшее лицо. Потускневшие волосы. Её дыхание было настолько слабым и тихим, что сейчас она больше походила на восковую куклу, чем на живого человека. Прямо таки музейный экспонат послевоенной эпохи — тяжело трудящаяся женщина.

С одеждой дело обстояло не лучше: джинсы выглядели так, как будто на них вили гнездо голуби; от свитера пахло так, как будто его не стирали недели две.

Эрни вспомнил Аниту: как они с Томом аккуратно меняли её одежду, пока она спала, как Далия не отходила от нее два часа, потому что она уснула, зажав в кулачке её палец, как Мистер По загружал её кофточки и одеяла в стиральную машину…

Ухаживать за крошечной девочкой, со всех сторон окруженной заботой, куда проще, чем за повзрослевшей девочкой, которую никогда не любили.

Однако, её внешний вид и физическое истощение не самая большая проблема. Пораненные руки и испорченная одежда — это одно, а вот что ей приходится терпеть от людей, с которыми она работает… Что она слышит от «начальства» и «коллег», от полупьяных немытых мужланов, пачкающих посуду, которую она моет… Эти раны не смажешь апельсиновым маслом, как ссадины на ладонях…

Мистер По съел весь приготовленный омлет, нужно приготовить ещё и заварить свежий чай. От еды она, слава богу, не отказывается.

Эрни ополоснул сушеные грибы, которых они с Томом насобирали в лесу после прошлого дождя, взбил оставшиеся в холодильнике яйца и поставил огромную сковороду на плиту, рядом с огромным пузатым чайником.

В раковине накопилась целая гора посуды. Эрни ополоснул её и нажал одну из кнопок на панели гарнитура. Столешница разверзлась и на столе появилась современная посудомоечная машина. Когда Эрни включил машину, Нина ненадолго открыла глаза. «Видеть ее не могу», — хрипло сказала она таким же больным голосом и снова уснула, подсунув руки под грудь ворона.

Когда она открыла глаза в следующий раз, Эрни уже успел достать вымытую посуду и спрятать «страшную» машину обратно под столешницу.

— Хочу чай с тремя ложками сахара. — Голос был по-прежнему хриплым, но более высоким и живым.

Нина села за стол и потерла руками виски, уперев локти в столешницу.

— Что у вас тут стряслось? — она медленно и тяжело повернула голову, так, как будто у нее сильно болела шея, обвела уставшим, почти безразличным взглядом комнату, немного нахмурилась, разглядывая танк, торчащий из шкафа, и снова стала тереть виски пальцами, уставившись в какую-то точку стены над плитой.

— Мы немного… Э-э-э… обновили интерьер. Вроде того. Ну… и… Ты же знаешь Тома — он любит всякие там исторические… Э-э… артефакты.

— А. Вот оно что. Артефакты — это неплохое объяснение, конечно.

— Ладно, знаешь, что: Тома сегодня не будет, можешь остаться у нас. Я позвоню твоим, скажу, где ты, идёт?

— Можешь не беспокоиться, они даже не заметят. — отрезала Нина.

— Я всё-таки позвоню.

В ответ на объяснения Эрни мать Нины раздражённо прошипела: «Что вы меня дёргаете со своими дурацкими уроками?! Я, вообще-то, работаю!» — и бросила трубку.

— Ну и что она сказала?

— Сказала, что желает тебе спокойной ночи. — топорно соврал Эрни.

— Если она сказала именно это, то в том лесу, который я наблюдаю из этого по меньшей мере странного окна, умер довольно крупный зверь. Кстати, где мы вообще находимся?

— Как сказал бы Том: в точке совмещения двух систем пространства и что-то вроде… Э-э… «яснее не скажешь».

Эрни пожал плечами и беспомощно развел руки в стороны, выдавливая из себя самую невинную и обаятельную улыбку, на которую только он был способен.

Нина вопросительно подняла брови, не отрывая пальцы от висков.

Эрни продолжал, по-прежнему изо всех сил стараясь изображать лицом «святую невинность»:

— У Тома был дядя, и он оставил ему домик в лесу. И-и-и… Чтобы не ездить туда постоянно… Это неблизко, понимаешь… Том как бы… совместил этот домик и свою городскую квартиру…

— Совместил? Ты так это называешь? Как такое вообще может быть? Это что, магия?!

— Ну, вообще-то, вроде того… Том, он, понимаешь, не совсем обычный человек.

Нина запустила руки в волосы, потом решительно встала и стала ходить туда-сюда по комнате, быстро разговаривая и интенсивно жестикулируя.

— Я должна была догадаться: эта борода и ворон, перстень с камнем… и вообще…

— Нет-нет, борода и даже ворон тут совсем ни при чём, а кольцо подарил один из учеников, ты же знаешь, Том часто дружит с теми, кого учил в школе.

— А, прости. Я просто не понимаю всего этого.

— Знаешь, я тоже не понимаю всего. Просто мы с Томом — семья: он принял меня в свой мир, а я принимаю его мир как свой.

Нина молча смотрела за окно, скрестив на груди руки и немного наклонив голову на бок. Прямо как Мистер По, когда в его маленькой голове шла напряжённая работа, когда он переваривал новую информацию и пытался «вынести вердикт».

Эрни ожидал вердикта от Нины, но она, видимо, была чересчур уставшей для этого.

Она молча стояла ещё какое-то время. Потом быстро подошла к окну и повернула переключатель. Эрни не успел остановить ее. За окном возникли пальмы и улочка, ведущая к морю. Нина оперлась руками о подоконник и прилипла носом к стеклу, широко раскрыв рот.

— Это… Это ещё где?!

— А… Это… Это в Испании. Там у Тома семья.

— У Тома. Семья. В Испании… Как такое?.. Это шутка? Ты меня разыгрываешь.

— Там живут его жена, дочка и внучка. Ей семь месяцев. А вон и они, только без Даны.

Издалека видны были силуэты Тома и Далии, переходивших дорогу с детской коляской нежно-розового цвета.

— Ты меня разыгрываешь. Это какие-то спецэффекты.

Нина открыла дверь пинком и вышла на испанскую улочку.

Эрни вышел за ней и осторожно потянул ее за руку.

— Пойдем-ка обратно, а то тебя запишут в нелегальные эмигранты.

Нина сидела за столом напротив Эрни. Он уже проглотил свою порцию омлета и жадно жевал большой кусок сыра, одновременно делая для них бутерброды. Нина сжимала вилку в одной руке, яростно уперев её ручку в стол, ножом, плотно зажатым в другой, она хладнокровно пилила омлет с грибами, к которому до сих пор не притронулись. Она смотрела в тарелку, нахмурившись.

— Давай, поешь, он вкусный, а то у тебя кости торчат сквозь свитер. — пробурчал Эрни с набитым ртом.

Нина перестала пилить тарелку, уперла нож ручкой в стол, так же как и вилку, и, грозно уставившись на Эрни, заговорила:

— Ты. Мне. Ничего не рассказывал. Полтора. Года! — Её лицо побелело, а голос дрожал.

Эрни изо всех сил старался не поддаваться панике и не дать ей понять, что нервничает сейчас не меньше неё самой.

Невозмутимым и бодрым голосом он ответил:

— Ну что ты так злишься? Я же не собираю в подвале атомную бомбу и не устраиваю хакерские атаки… У нас просто маленький танчик времён второй мировой ненадолго застрял между старым шкафом и кроватью.

Нина бросила нож и вилку и рассмеялась во весь голос, как ребенок. Она всегда быстро сменяла гнев на милость, если её рассмешить. А рассмешить её, как правило, было несложно.

Теперь она наконец-то поест и выпьет свой чай с тремя ложками сахара, и повеселеет ещё немного.

Мистер По тоже выспался и снова проголодался: съел четыре бутерброда с сыром и допивал чай с молоком из огромной оранжевой кружки. А допив чай, потребовал апельсин.

— Ни? На? Апельсин? — когда Эрни поставил на стол перед вороном блюдце с очищенным апельсином, Мистер По задал очень странный вопрос. Эрни впервые слышал от него такое: ворон мог отобрать у Эрни или Тома то, что они ели, но никогда никому не предлагал свою еду.

Нина снова рассмеялась и отломила пару долек.

— Спасибо, я тоже люблю апельсины.

Мистер По, склонив голову набок, смотрел, как Нина аккуратно ест апельсин, как будто чего-то дожидаясь. Когда она доела и вытерла губы салфеткой, он несколько раз переступил с ноги на ногу, расправил крылья и снова сложил их, прочистил горло и снова задал свой вопрос, который уже задавал Эрни этим утром. Голос его теперь звучал настойчивей и громче.

— Ни? На? Шас-Тик?

Нина снова погрустнела и поникла. Сейчас Эрни думал, что готов свернуть ворону его черную шею. Конечно, это было не всерьёз, и Эрни прекрасно понимал, что даже очень умный и воспитанный ворон не может знать, что чувствуют люди, тем более, четырнадцатилетние девушки.

Тихим голосом, глядя в пол, как будто она в чем-то виновата, Нина ответила:

— Я тоже по нему скучаю, правда. Но сейчас мне нужно работать. Так уж вышло, прости.

Эрни заглянул в холодильник. Он был почти пустым, однако на верхней полке лежала большая коробка шоколадных конфет с орешками — Том обожал эти конфеты. Обычно он запихивал в рот сразу три штуки и запивал большими глотками чая. Естественно, и коробка с конфетами, и чайник с заваркой молниеносно опустошались. Эрни очень удивился тому, что треть конфет в коробке уцелела. Впрочем, когда родилась Анита, Том часто не успевал делать то, что обычно делал раньше.

— Конфеты все будут? — Эрни надеялся поднять настроение Нине и Мистеру По.

— Есть конфеты!

— Буду чай с одной ложкой сахара!

Эрни вздохнул с облегчением и заварил ещё чая.

Глава 5
Испанский фольклор и полнолуние

— Можно мне в ванну? — Нина растянулась на столе, положив щеку на плечо вытянутой руки. Так же обычно лежал Ушастик, наевшись чего-нибудь вкусного. Ее щеки немного порозовели, но лицо по-прежнему было изможденным, а голос — слабым и хриплым.

— Без проблем. Только обещай не уснуть там и не утонуть.

— Постараюсь. — тихо ответила Нина и прикрыла глаза.

— Хорошо, я пойду наберу тебе ванну. Не ходи, пожалуйста, больше в Испанию, не трогай танк и не выходи в прихожую, пока я не вернусь. — на всякий случай сказал Эрни, хотя Нина вряд ли собиралась даже вставать со стула.

— Угу. — тихо промычала она, не открывая глаз.

Эрни проследовал в ванную.

После прошлогоднего приключения с пеной, которая летала по всему дому и в которой он чуть не задохнулся, он пользовался обычными средствами из супермаркета, оставляя полку Тома, на которой пылился десяток старинного вида флаконов, подписанных раскосым почерком, без внимания.

Однако сегодня, учитывая состояние Нины, возможно, стоило и рискнуть.

«Бодрость!», «Роскошные локоны», «Зной пустыни», «Лесная чаща», «Крепкий сон», «Экзотика и массаж»… Эрни уже потянулся к флакону с обычной пеной для ванны. Но взгляд его упёрся в самый маленький флакон, стоявший на полке Тома с краю: «Можно женщинам».

Эрни рискнул и, набрав себе в ладонь совсем немного перламутровой жидкости из магического флакона, подставил руку под кран.

Вода в ванне забурлила и вспенилась, о бортик ванны ударила небольшая волна. Запахло розами и ветром, который дует со стороны океана перед грозой. Волна с равной периодичностью мягко ударялась то об один, то о другой бортик ванны, меняя цвет воды с бирюзового на розовый, и обратно.

Пока набиралась вода, Эрни приготовил полотенца и махровый халат, и всё из того, что было в их с Томом «банном арсенале», и что могло бы пригодиться девушке.

Эрни закрыл кран и ещё раз оглядел ванную. Резиновые утята и заводная рыба — любимые «компаньоны» Мистера По, Нина вряд ли это оценит. Что ж, вроде бы, всё.

Эрни вернулся в комнату.

Мистер По, доев и допив всё, что оставалось на столе, удалился на улицу по своим важным делам. Нина снова сидела в кресле, подтянув к подбородку колени, укутанные пледом, и невидящими глазами смотрела в «испанское» окно.

Эрни мягко тронул её за плечо:

— Пойдем, проведу тебя.

Нина с усилием встала, держась за подлокотники, и молча поплелась за ним.

— Давай мне руку. Закрой глаза и вдохни, как прошлый раз, и просто иди за мной. Представь, что мы проходим через туннель.

— Угу. — сказала Нина и шумно вдохнула.

Эрни, за долю секунды, мысленно перенёсся в прихожую и потянул Нину за собой. Со стороны это выглядело, как в странном кино: сначала в податливую упругую стену тумана впечаталось её лицо, потом туман налип на неё и исчез, её силуэт теперь представлял собой фигуру, состоящую из изумрудной мерцающей дымки, окружённую пустотой. Потом её «реальный» нос, а затем и вся она, появились в прихожей.

— Дыши! — сказал Эрни. — Как ощущения?

— Классно! Как будто джакузи и-и… Сугроб… И батут… Можно ещё?

— Ладно, один раз, знаешь, это не аттракцион: мы не используем магию для развлечений. — Как мог, серьезно, попытался объяснить Эрни.

— Не будь занудой.

— Ладно, поехали, вдох… Выдох.

Нина смеялась, как пятилетняя девчонка, которую, наконец, привели в игровую комнату.

Как говорил Том: «Если детства не было, внутренний ребенок возьмет своё потом».

Они сходили туда-сюда ещё пять раз, потом Эрни, наконец, удалось отвести её в ванную.

В течение следующего часа Эрни снова ходил туда-сюда, выясняя, не готова ли она, наконец, выйти. Из-за двери доносился плеск волн и приятный женский вокал.

Наконец, пение прекратилось, послышался шум сливаемой воды. Нина, сильно пахнущая розами, закутанная в белый махровый халат, возникла в дверном проёме. Она задержалась в проходе, придерживая раздвижные двери руками.

Её джинсы и свитер валялись на мокром кафельном полу. Тапочки она надеть забыла, мокрые босые ступни оставляли влажные следы на порожке.

— Фух. Я как будто в отпуск съездила!

Её голос теперь был звонким и высоким. Впрочем, как и она сама: она определенно прибавила в росте, вытянулась на несколько сантиметров.

Эрни вздохнул с облегчением: русалочьего хвоста у нее не наблюдалось. Чешуей она тоже не покрылась. Вроде бы, всё не так плохо.

Даже лучше, чем было: кожа порозовела и очистилась от веснушек (хотя, на взгляд Эрни, веснушки девушек не портили) волосы отросли, заблестели и загустели, они струились по плечам упругими локонами персикового цвета с розоватым отливом, ногти тоже отросли, окрепли, они имели идеально овальную форму, ресницы стали очень густыми и длинными, глаза немного потемнели и стали ярче, они как будто искрились и сильно блестели.

— Ну что ты меня разглядываешь так, как будто в первый раз увидел! Пойдем в комнату, я танцевать хочу! — сказала она, ритмично хлопнув в ладоши и стукнув по полу пяткой.

— Э-э-э… Ну… Окей. — Эрни был знаком с Ниной полтора года и совершенно ничего не знал о её увлечении танцами.

Едва войдя в комнату, Нина схватила Эрни за руку и закружила его волчком. Они протанцевали по комнате ещё немного, она снова «раскрутила» его — на этот раз так, что он приземлился в кресло — и продолжила танцевать одна, распевая испанскую народную песню. Ей не хватало только кастаньет. Эрни не видел, чтобы такое вытворяла даже Далия, жена Тома, у которой в Испании была собственная маленькая школа танцев.

«Эстас-пэрдьендо'ль- тьемпоо пэнсандоо, пеээнса-андо…» —

чистым голосом на чистейшем испанском распевала Нина:

«Порлокье-мас-ту-кьеэрас-`астакуандо-`астакуаандо…»

Допев песню до конца, она, наконец, остановилась и тряхнула головой, держась за виски. Вид у неё теперь был растерянный и озадаченный.

В следующий раз нужно будет добавить пены «для женщин» поменьше… капельку… самую малость.

— Не знал, что ты так здорово говоришь по-испански.

— Я тоже… — Нина начинала приходить в себя, и, кажется, снова начинала злиться. — Вода в ванне была какая-то… Что ты туда добавил?!

— Э-э-э… Да ничего такого… Просто шампунь с… Э-э-э…

— Эффектом испанского фольклора?

— Прости, я немного перестарался, хотел тебя приободрить. Это… с полки Тома. Я думал, это безобидно. Честно-честно.

— В следующий раз возьму свой шампунь. — ещё хмурясь, но уже более миролюбиво сказала Нина.

— Ну как хочешь. — примирительно сказал Эрни.

— На вот, надень пока вот это, а я загружу твою одежду в машину. — Эрни бросил Нине свои запасные домашние брюки и тонкую водолазку.

Настраивая стиральную машину, Эрни морально готовился к разговору с Ниной, перебирая в голове фразы и доводы. Может быть, после ванны с «эффектом испанского фольклора» она стала менее упрямой и гордой? Конечно, вряд ли. Однако нужно снова попытаться уговорить её бросить эту совершенно ненужную ей изнуряющую работу, иначе неизвестно, чем всё это закончится.

Нина снова сидела, опершись о стол рукой, которой придерживала раскрытый толстый учебник по биологии, лежавший тут же, на столе. Другой рукой она размешивала сахар в чашке с чаем. Её лицо снова побледнело, на нем проступили веснушки. Волосы тоже укоротились обратно, теперь они, правда, были пушистыми и чистыми. Похудевшие угловатые плечи теперь проступали сквозь водолазку Эрни.

Эрни налил себе чая и присел напротив Нины, сжав горячую кружку ладонями, как будто это придавало ему смелости и настойчивости.

— На этой неделе ты сдала зачёт по физкультуре рефератом. — сообщил Эрни своим «самым строгим» голосом.

— Правда? А я и не знала. — равнодушно и угрюмо пробурчала Нина. Голос снова приобрел замогильный тембр.

— Мы с Томом написали его от твоего имени. — продолжал атаку Эрни.

— Я не просила тебя об этом. — Нина продолжала стучать ложкой о стенки чашки, не отрывая глаз от учебника биологии.

— Конечно, не просила: меня просил Поль. А учителя физкультуры он просил принять этот реферат вместо тебя самой ввиду «форс-мажорных семейных обстоятельств». Ни Поль, ни Том, ни я не хотим, чтобы тебя отчислили из школы искусств из-за зачёта по физкультуре. Понимаешь?

— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я сказала «спасибо»? Или «большое спасибо»?

— Ты прекрасно знаешь, чего я хочу: я хочу, чтобы ты…

Нина не дала ему договорить. Теперь она кричала, стуча ладонью по столу. Кружка упала на бок, перекатилась через стол и разбилась. Учебник по биологии «напился» горячего чая.

— Почему я должна брать твои деньги просто так?! Почему вообще ты указываешь мне, что делать?! Что ты сказал Тому? Что я твоя будущая жена?.. Мы просто друзья! Ты не забыл?!

Эрни взял учебник биологии и стряхнул с него крупные капли чая.

— Пожалуйста, успокойся и послушай: я обещаю, что не заставлю тебя выходить за меня замуж насильно. Конечно, ничего такого я Тому не говорил. Да и вообще: ты же знаешь его, он очень тактичный и скромный. Я просто хочу и могу помочь, и ты ничего мне за это не должна, хорошо?

Нина ничего не ответила. Она была очень бледной и вся дрожала. Вцепившись обеими руками в столешницу, она тяжело опустилась на стул, чуть не упав. Её качнуло так, как будто они катались на лодке в бурю.

Эрни распахнул дверь на улицу и открыл окно, впуская в комнату свежий воздух.

День клонился к вечеру. В её сегодняшнем состоянии биология и математика не имеют никаких шансов. Остаётся надеяться только на то, что завтра она придет в себя.

Эрни собрал и выбросил осколки, протер стол и пол, положил пострадавший учебник сушиться на подоконник.

Нина, кажется, уже не была в состоянии полуобморока. Эрни заварил горячий шоколад, взбил диванные подушки и положил на диван большой плед.

— Допивай шоколад и отдыхай, хорошо? Я в магазин: туда-обратно.

— Угу.

Эрни запустил руку в коробку с наличными, всегда стоявшую на холодильнике, перебрался в прихожую городской квартиры, быстро зашнуровал кроссовки, не вытерев их, и выскользнул в подъезд.

В их районе было немало «старомодных» магазинчиков, в которых можно было найти продукты, привезенные из близлежащих деревень, садовых хозяйств и натуральных ферм. Эрни купил фрукты, изюм, мёд и творог, который выглядел так, что его хотелось хватать руками прямо с витрины и запихивать в рот большими кусками.

Нина сидела на диване, скрестив ноги по-турецки, и листала альбом с какими-то репродукциями.

— Будешь сырники?

— Угу.

— Хочешь, пока включу какой-нибудь фильм?

— Неа.

После ужина Нина уснула, уронив голову на вытянутую руку, лежавшую на диванных подушках. Эрни прикрыл её ноги пледом, и закрыл окно и дверь. Судя по тому, как тихо она дышит, она проспит, как минимум, пару часов.

Можно снять маскировку, немного разгрести насобиравшиеся сны и порепетировать пьесу для отчётного концерта.

Эрни снова начертил мелом на полу возле стены с фотообоями несколько рун, зачерпнул из банки пригоршню маскировочного порошка, легко и осторожно подул на ладонь, направляя магическое облако в сторону стены. Порошок, превратившийся в ароматную дымку, рассеялся по поверхности стены и исчез в ней. На месте стены с яркими фотообоями появился плотный занавес.

Немного порошка просыпалось на пол. На паркете вырисовался верблюд в темных очках, снял очки, подмигнул Эрни и бесследно исчез. Эрни тихо рассмеялся.

Он взял табурет, футляр с лютней и папку с нотами и, отодвинув занавес, вошёл в хранилище. Так Том называл комнату, в которой они собирали и хранили сны.

Из окна на него смотрела огромная круглая апельсиновая луна, висевшая над горизонтом. Шпиль на городской башне блестел оранжевым. Эрни разглядывал город с высоты птичьего полета. Сегодня это был старинный, средневековый город с узкими улочками, вымощенными брусчаткой. Центральную площадь украшала башня с огромными часами. С часами происходило что-то странное: их стрелки быстро вращались в обратном направлении. Когда стрелки проходили полдень или полночь, часы громко трезвонили. На крышах, украшенных крылатыми статуями, суетились голуби. Вдоль стен сновали тощие собаки, просовывая мокрые носы под кованые ворота. Время от времени собаки останавливались и выли на луну. Людей на улицах не было.

На полу под окном было рассыпано нечто, напоминавшее стеклянный бисер. Обе стены слева и справа от окна занимали полки-стеллажи, от пола до потолка. Все полки были уставлены большими стеклянными банками, подписанными почерком Тома. В банках лежал такой же бисер, как и на полу под окном.

Эрни присел на корточки и взял в руку несколько шариков с пола. В его ладони они нагрелись, зашевелились и стали расти, стенки сфер-снов дрожали и истончались.

Эрни остановил их, слегка нажав на стенки пальцами.

В ближайшей к глазам Эрни сфере, выросшей на его ладони, миниатюрное море билось волнами о миниатюрные валуны. Среди волн возникла голова девушки с длинными малиновыми волосами, её глаза были такими большими и ярко-зелеными, что даже издалека было заметно, куда они смотрят. Глаза хищно следили за одинокой чайкой, мирно покачивавшейся на волнах. Недалеко от головы из воды показался хвост, большой, как у касатки, покрытый красивой крупной серебряной чешуей. Хвост ударил по воде и исчез, вспугнув чайку. На месте хвоста появилась вторая голова — с сине-черными волосами и медово-желтыми глазами. Русалки посмотрели друг на друга и рассмеялись, обнажая жемчужного цвета острые зубы. Они крепко ухватили друг друга за плечи, вытянув руки, в воздухе замелькали хвосты: то серебристый, то перламутровый. Русалочье колесо, подняв много шума и распугав всю рыбу, укатилось за водный горизонт.

Эрни улыбнулся, сжал сферу пальцами левой руки до необходимого размера, и осторожно опустил сон в банку с названием «Легенды, сущности и персонажи». Другие сны, попавшиеся в его руку, он не стал рассматривать: он мог ощущать вибрации сфер, они сами «подсказывали» ему, где их настоящее место.

На сегодня хватит, нужно позаниматься, пока есть время.

Эрни присел на табурет, достал нужные листки с нотами, положил их на низкий раскладной стульчик, который оставил здесь Том, придвинул и зажёг торшер: начинало темнеть.

Нотные листы были исписаны цифрами и значками — пометки учителя игры на лютне. Учителю было немногим меньше восьмидесяти, он носил двойные очки с толстенными линзами, когда он писал, его рука дрожала, когда он говорил, его голова дрожала, но его музыкальный слух по-прежнему оставался безупречным, а пальцы с выступающими венами извлекали из старинного инструмента поистине магические звуки.

Эрни играл третью пьесу для лютни Винченцо Галилея. Он давно выучил её наизусть, но по-прежнему сбивался с ритма в нескольких местах, нужно вчитаться в пометки учителя и постараться запомнить правильный ритм на слух. Потом нужно продолжить совершенствовать технику исполнения, почувствовать пьесу, вдохнуть жизнь в записанную нотами на листке историю.

Эрни достал из футляра лютню, вытер и настроил её, сыграл несколько гамм и маленький этюд, чтобы разогреть пальцы.

Стуча ступней по полу, он «проиграл» нужный ритм в голове, и сыграл несколько раз подряд переход, в котором раньше ошибался.

Когда он сыграл пьесу четвёртый раз подряд, за окном совсем стемнело. Луна из апельсиновой превратилась в бледно-персиковую, уменьшилась в размерах и поднялась над горизонтом.

Эрни встал, чтобы положить лютню обратно в футляр, и чуть не ударился головой о лоб Нины. Он был так поглощён игрой, что не услышал, как она вошла. Нина, держа в руке кружку с чаем, стояла с приоткрытым ртом и широко раскрытыми глазами смотрела в окно. Она подняла свободную руку и указала на что-то пальцем, беззвучно шевеля бледными губами.

В окне теперь был виден не город с высоты, а одна из его улиц.

Посреди улицы, спиной к ним, стояла босая женщина в длинной ночной рубашке. Её руки и голова безжизненно болтались. Из её спины, в области сердца, торчал нож. Нина снова уронила и разбила кружку с чаем, зажав рот рукой, другой рукой она больно вцепилась в плечо Эрни.

— Не бойся, это просто эхо, образ, история. Не понимай то, что видишь, буквально: этот нож, скорее, символизирует сердечную травму, видишь, даже крови нет.

— Всё р-равно… Это… Страшно… Лошадь?..