16+
Полчаса

Бесплатный фрагмент - Полчаса

Роман о настоящей любви…

Объем: 204 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее
О книгеотзывыОглавлениеУ этой книги нет оглавленияЧитать фрагмент

…И снова, здравствуйте, дорогие любимые уважаемые читатели! Снова я с радостью послужу вам своим писательским пером, чтобы удивить, вдохновить, подарить незабываемые эмоции от прочтения художественной литературы, зарядить позитивом и напомнить, что мир лучше и добрее, чем нам кажется. Кто-то взялся читать моё сочинение в первый раз, а кто-то знаком с моими различными работами давно, но мне всегда есть, что сказать нового и удивительного.

Ответьте, дорогие многоуважаемые мои читатели, на один вопрос: верите ли вы в то, что жизнь человека может измениться в любой миг, и что для жизненных перемен на все 360 градусов может понадобиться всего полчаса?

Я не знаю, к сожалению, вашего ответа, но мне кажется, что большая часть читателей ответили «нет», как и я ответила бы раньше. Что ж, тогда эта история любви из золотого 19 века именно для вас. Я, как писательница, хочу подарить вам одну из самых неординарных, нежных и захватывающих историй любви, которая бы не случилась, если бы главный герой и его избранница не поменяли предвзятого высокомерного отношения к друг другу всего за полчаса…

…Каких-то всего полчаса изменят их мир и станут для всех героев истории роковыми, а я смогу подарить вам одну из самых красивых историй любви…

И так, если у меня получилось заинтересовать вас, мои любимые читатели, то я начну повествование.

Действие этой истории происходило в Российской Империи, в Санкт-Петербурге, во времена восхитительного ампира, в 1804 году…

Глава «Повеление графа Шустрова»

…В этот день, как и в другие дни впрочем, в богатой усадьбе графа Иннокентия Александровича Шустрова было тихо и скучно, как будто и не в роскошном Санкт-Петербурге, а на деревенской дачке.

По крайне мере, так думал Евгений Дубов, племянник пожилого графа. В прочем, если все представляют 19 век, как время беспрестанных балов, литературных салонов, маскарадов, званых обедов и театров, то это явно идеализация, всё это присутствовало в жизни молодого дворянина, но не так уж часто.

Евгению не хватало этого точно. Чаще всего молодой дворянин проводил время в имении, где кроме прислуги и крепостных, Евгений жил со своим двоюродным братом, ровесником по имени Николя и дядей, стареньким сморщенным, но очень бодрым духом графом Шустровым.

Когда-то давно так печально сложилось, что отец Евгения, доблестный офицер и настоящий патриот России, граф Дубов, погиб на войне с турками, а его молодая супруга, графиня Дубова, а в девичестве Шустрова, родная сестра Иннокентию Александровичу, отошла ко Господу из-за оспы, а маленькому Евгению было всего три года.

Граф Иннокентий же очень любил свою сестру, переживал тяжело её уход.

А тут графу Шустрову прибавило страданий то, что от чахотки ушла и его любимая супруга, оставив лишь маленького трёхлетнего Николя. Тогда у графа и родилась идея усыновить осиротевшего любимого племянника и воспитать самому вместе с Николя, как родных братьев, ни в чём не делая различий. Так граф Евгений Петрович Дубов и вырос вместе с двоюродным братом здесь в молодого человека двадцати трёх лет. Надо признать, Николя и Евгений были сейчас совершенно несхожи ни внешностью, ни характером, что не мешало Евгению по-родственному любить и уважать Николя, их связывала весьма тёплая дружба. И заслуга это была именно добродушного и скромного Евгения, который умел подстроиться под лучшего друга.

…Внешность Евгений унаследовал от маменьки, и в свои двадцать три года красотой не блистал. Одет в модные фасоны, сюртуки и фраки поверх рубашки с жилетом, снизу белые брюки, но простые цвета и ткани, скромно, до истинных денди он явно не дотягивал. Вдобавок, был обладателем высокого роста и лишнего веса, из-за чего казался грузным, неповоротливым, как медведь. Евгений не хотел никому озвучивать, но в тайне стеснялся своей неуклюжести. На носу, как и у многих любителей чтения, носил пенсне, лицо светлое с веснушками, но ничем не примечательное, а волосы рыжие. Единственное, что в самом себе Евгений считал красивым, так это глаза. Они у молодого человека и впрямь были удивительно красивые. Большие, тёмные, как сочные вишни, а во взгляде кипела вся юношеская энергия. Пожалуй, такой взгляд, полный жизни, мог бы очаровать любую мадмуазель. Жаль, что сам Евгений недооценивал своего обаяния и смущался своей внешности…

Николя же блистал красотой, был прославленным на любовном фронте победителем и сердцеедом, благодаря бравому военному виду и галантным изысканным манерам. В свои двадцать три года он имел значительный «донжуанский список» побед, обесчестил не одну юную наивную дворянскую девушку, имел романы и с красивыми крестьянками, и к «актрисочкам» (так называли тогда не только актрис, но и обычных куртизанок) часто ездил. Везде он был сразу своим человеком из-за умения красиво говорить и быстро заводить новые знакомства, томного взгляда и приятного тембра голоса. Его светло-русые волосы были не просто пострижены, а уложены в модную причёску и довершались светло-русыми бакенбардами, а уж идеально ровная белоснежная улыбка сводила дам с ума. А модный гардероб с офицерским мундиром и вовсе делали его главным светским львом Санкт-Петербурга.

…Унять или пристыдить Николя за разгульный образ жизни мог только отец, и то, не всегда.

Конечно, Евгению тоже хотелось иметь столько друзей и ездить в театры и на балы часто, как Николя, но он нисколько не завидовал двоюродному брату, а только искренно желал тому счастья, и, когда надо, заступался перед графом за него. Евгений Петрович, считая себя слишком простеньким, давно смирился с тем, что двоюродный брат для него слишком недостигаемый идеал во внешности.

Однако не только внешне одинаково воспитанные молодые люди были разными, очень разнился у них и характер.

…Евгений был стеснительный, набожный, тихий, чрезмерно необщительный, замкнутый в себе человек. Из него было тяжело лишнее слово вытянуть, если он сам был не в настроении общаться. Зато к жизни имел серьёзный подход, любил честность в общении, ценил интеллектуальные занятия. Он много читал, как православной церковной литературы, жития святых, поучения известных богословов, так и светскую литературу, труды писателей, драматургов и поэтов разных времён, в его круг чтения входили и Гюго, и Шиллер, и Шекспир, и Гомер. И это только в общих чертах, книгочей Евгений был славный. И даже пытался сам что-то сочинять, однако, получив высшее образование, служить не пошёл и оставался у дяди, за что получил от графа прозвище «повеса», а он просто не мог определиться с тем родом деятельности, который бы его увлёк.

Евгений был так же большим ценителем театра, классической музыки, оперы и балета.

Ну, и молодой человек уделял много внимания духовной жизни: молитве и церковным таинствам исповеди и причастию, как и следует православному христианину.

Николя же числился в полку офицером, однако свои обязанности исполнял «спустя рукава», а, точнее, никак. Всё, что в жизни увлекало его, так это любовные похождения, игры в карты, шампанское, балы, маскарады и весёлые кутежи с многочисленными друзьями-гусарами. Пожалуй, Иннокентий Александрович был недоволен родным сыном ещё больше, чем Евгением.

…Вот и сегодня ни у Николя, ни у Евгения не было вечером дел, и они расположились в гостиной за популярной в свете карточной игрой.

— Ску-у-учно… — протянул Евгений, неловко поправляя сюртук, маловатый для такой крупной фигуры — Ты хоть на балы, в театры часто ездишь, а я всё с книгами, а ты ни одной книги толком не прочёл, с тобой только в карты хорошо поиграть, хотя мне карты уже надоели. Скучно…

Николя зло тихо похихикал и язвительно ответил:

— Ну, влюбись! Или иди на службу чиновником, или, как я, в армию! Хочешь, свожу к куртизанкам тебя!

— Да ну,… ещё грешить блудом с куртизанкой. Не хорошо. Если уж влюбиться, тогда, как положено благочестивому человеку, жениться надобно. А на ком? В свете все молодые сударыни, как одна, избалованные изнеженные глупые разнаряженные жеманницы. Их не за что любить, с ними не создашь семью. Чиновником я быть не хочу, нудная, не творческая работа, в армию тоже не хочу, у меня слишком доброе сердце для жестокости военной службы. А мне бы хотелось, чтобы дядя разрешил мне стать писателем, я бы смог пробиться, но он и слушать не желает. Ты хоть мне сочувствуешь? — честно признался Евгений.

Тут дверь в гостиную открылась внезапно с грохотом, и появился пожилой граф Шустров со словами:

— Так, ребята мои дорогие, чем заняты? Опять игрой в карты? Ну, до чего ж вы у меня балбесы вышли что один, что второй, хотя я думаю, Евгений у меня боле сознательный и быстро исправится. Тем боле я принял важное решение: вам пора жениться и остепениться. И я найду вам подходящие партии. И для тебя, Евгений, у меня приятная новость: я уже нашёл тебе достойную невесту, мы с её маменькой уже договорились обо всём, это — прелестная княжна Людмила Борисовна Варшавская!

Евгений молча с презрением на лице схватился за рыжие кучеряшки и брезгливо поморщился, как только вспомнил о княжне Людмиле Варшавской.

…Нет, не подумайте, дорогие мои читатели, что юная княжна была последней дурнушкой в свете. Наоборот, Людмила Варшавская в свои шестнадцать лет успела в высшем дворянском свете прославиться, как истинная красавица.

Личико Людмила юное, нежное, белокожее, с тонким носиком, маленькими аккуратными губками, большими распахнутыми глазами травяного цвета. Её белокурые волосы были всегда собраны в простую, но модную нынче в свете причёску. Изящные аристократичные худенькие ручки и плечики приводили мужскую часть знати в восторг. Фигуркой же Людмила была худенькая, маленького роста, как девочка, но зато на такой худощавой фигурке идеально сидели ампирные модные платья, длинные в пол, зауженные по фигуре, с рукавом-фонариком и завышенной талией под самой грудью.

Почему же так сильно сейчас был разочарован Евгений, если избранница была столь хороша собой? Потому что он несколько раз общался с ней во время бала, да и слышал от других холостых юношей и мужчин в свете, что княжна не отличалась умом. Все друзья Евгения единодушно признавали мадмуазель Варшавскую чрезмерно жеманной, манерной, капризной и избалованной, чрезмерно эмоциональной и горделивой девицей. Евгений и Николя называли же Людмилу между собой «жеманной мартышкой», «кислой дурочкой» и «глупой ломакой».

Вот, представив, что его женой будет столь недалёкая капризная кислая девица, Евгений и схватился за голову со словами:

— Дядя! Ну, ты и сделал выбор, ничего не скажешь! Самый худший вариант выбрал! Нет уж, вели, дядя, жениться на какой угодно девице, хоть дворянке, хоть крестьянке, хоть графине, хоть кухарке, но только не на сударыне Варшавской!

Но Иннокентий Александрович строго посмотрел старческими бесцветными глазками на племянника и ответил:

— Так, Евгений милый мой, тебе уже двадцать три года, пора жениться, а у тебя на личном фронте явно… тихо, поэтому я по своему усмотрению выбрал тебе достойную партию, родовитую, с хорошим приданым и образованием девицу, которая ещё и внешне весьма милейшая особа, а он ещё кочевряжится!!! А насчёт её тяжелого характера хочу тебя предупредить, что первое впечатление может быть очень обманчивым. Я давно знаком с её маменькой, почтенной вдовой и благочестивой христианкой, и знаю, что мадмуазель Людмила образована, умна, обладает широкой чистой душой, а её эксцентричное манерное поведение это не её черта характера, это лишь временное последствие переживаний, я надеюсь, что ты позже поменяешь ещё своё мнение о ней. И, вообще, я сказал, что женишься на княжне Варшавской, значит, женишься и точка!

Евгений с грустью протёр платочком пенсне и тихо возмутился:

— Дядя, я недоволен такой ситуацией, раньше ты никогда не позволял себе так бесцеремонно командовать, но только из-за уважения к тебе и благодарности за то, что ты когда-то заменил мне родителей, я послушаюсь и женюсь на княжне Варшавской…

— Знаешь, Евгений, дорогой, раньше и ты был как-то ближе ко мне… общительней, сговорчивее что ли, и командовать не хотелось. Но, поверь, я знаю, что делаю. Будь готов завтра вечером ехать на бал к графу Вишневскому, где вы и увидитесь с мадмуазель Людмилой, и танцевать в этот раз только со своей невестой… — закончил разговор Иннокентий Александрович, и, покряхтывая по-старчески, неспешно ушёл…

…Евгений сидел расстроенный и раздосадованный, а как дядя ушёл, сразу обратился к Николя:

— Николя, будь настоящим другом, подскажи, как избежать свадьбы с этой глупой мартышкой и кислой дурочкой! Терпеть её не могу, а завтра весь бал с ней надо теперь танцевать! Как вспомню, так в затылке скверно!

— Ну,… — протянул с деловым видом Николя — можно расторгнуть помолвку, солгав, что слышал о её любовной интрижке с офицером… да хоть со мной. Клевета, зато точно помолвку расстроишь, предлог серьёзный. А можно веси себя с ней так грубо, негалантно, кокетничать с другими дамами при ней, а потом перебрать с шампанским, чтобы она и её маменька сами расторгнули помолвку…

— Нет, что-то ни первая, ни вторая твоя идеи мне не по духу. Подло как-то по отношению к Людмиле Борисовне. Она хоть и кислая девица, но всё равно так зло с ней поступать не хочется… — ответил Евгений.

— Тогда один вариант: жениться! — со злорадным смехом объявил Николя.

Евгений не выдержал насмешки, фыркнул, неуклюже бросил карты на стол и поднялся в свою спальню.

…Евгений иногда, когда ему не спалось или накрывала тоска, как сейчас, доставал из-под кровати маленький сундучок, в котором хранил памятные о счастливом детстве и дружбе с дядей вещички. Вот тут лежит и Детская Библия с яркими иллюстрациями, их с дядей любимая книга. А вот тетрадь Евгения, где он так хорошо написал сочинение на французском на тему «Что такое милосердие?», что дядя долго восхищался Евгением. А вот сусальный Ангелочек, которого дядя подарил Евгению на Рождество…

…Почему Евгению захотелось ещё раз перебрать эти вещички именно сейчас, он и сам не понимал, просто после такого командирского тона дяди Евгений чувствовал себя… одиноко…

Глава «Мадмуазель Людмила Варшавская»


…В это время в имении князей Варшавских в своей спальне при свете свечи готовилась ко сну Людмила. В уютной девичьей светлице была изысканная обстановка, горели свечи, стояли разнообразные книги и изысканные фарфоровые вазы с пионами, что приятно благоухали, в красном углу заняли место иконы Христа, Богородицы и святого Пантелеймона. На столе лежало всё для рукоделия. Сама девушка тихо молилась, когда в белую дубовую дверь постучали, и Людмила узнала ласкающий голос своей любимой заботливой маменьки:

— Доченька, радость моя, можно? Мне нужно сообщить тебе важное известие…

— Ах, конечно же, моя милая драгоценная маменька, заходите, я внимательно слушаю! — прощебетала Людмила.

Мама Людмилы, княгиня Зоя Витальевна Варшавская, миловидная приятная смуглая молодая женщина тридцати пяти лет с большими карими глазами, во взоре которых читались нежнейшая любовь к дочери и библейское смирение, зашла, села на вшитый диванчик рядом с дочерью, приголубила её и начала тихо разговор:

— Доченька милая, знаешь, мы с тобой уже давно обсуждали проблемы с поиском жениха, а тут недавно ко мне наносил визит его сиятельство граф Шустров, мой давний знакомый, он просил твоей руки для своего племянника, графа Евгения Петровича Дубова, я хорошо знакома с их семьёй и…. Извини меня, пожалуйста, Солнышко, я помню, что мы договаривались, что ты сама будешь выбирать жениха, по любви, а я уже, если всё благополучно, благословлю, но я подумала, что таких хороших женихов мало, и, прости, нарушила слово, дала уже согласие. Ты не обиделась на меня? Как ты примешь эту новость?

Людмила слегка манерно, но изящно артистично сложила свои маленькие ручки, закатила взор больших изумрудных глаз, и со вздохом ответила:

— Ах, милая маменька, я право, не могу обижаться на вас или перечить, потому что слишком люблю вас и мы слишком душевно близки, и меня нисколько не задело, что вы сделали выбор и дали согласие в обход меня, я прекрасно понимаю ваши мотивы. Я согласна, что мало, кто сватается ко мне, я не пользуюсь популярностью в свете, хотя возраст же уже позволяет выйти замуж, а тут ещё и папенька ко Господу отошёл, и моё замужество стало ещё боле желанным для нас, а серьёзным препятствием является моя болезнь. Но я, честно, разочарована вашим выбором! Граф Евгений Петрович — самый скучный, молчаливый, нелюдимый и высокомерный молодой человек в дворянском свете Санкт-Петербурга! Мы несколько раз виделись на балах, и танцевали, и, мало того, что он очень высокомерный в общении, что я терпеть не могу, так ещё оказался очень скучным собеседником, неуклюжим в танцах, неказистый внешне. Ну, и выбор вы сделали, милая маменька! Может, пока не поздно, расторгнем помолвку?

Зоя Витальевна с сочувствием и нежностью взглянула на доченьку и ласково и ответила:

— Солнышко, доченька, если ты так категорично против, мы, конечно, расторгнем помолвку, никто ни в коем случае не будет заставлять силой тебя идти под венец, но прислушайся, пожалуйста, ко мне, почему я считаю, что пока лучше этого не делать. Во-первых, вы с Евгением виделись на балах всего пару раз, и тогда ограничились чисто официальным формальным общением во время бала, зачем же ты так быстро уже делаешь выводы о его характере, что он, якобы, высокомерный и скучный? Первое впечатление может быть очень обманчивым. Да, и насчёт красоты признаюсь, что в молодости я была далеко не первая красавица, самая настоящая простушка деревенская, однако это не помешало твоему папе, первому красавцу в дворянском свете, ты в него пошла и внешностью, и нравом, полюбить именно меня. Я думаю, если ты дашь ему шанс проявить себя в общении, твоё мнение ещё изменится. Во-вторых, ты сама же признала, что не в нашей ситуации, кровиночка моя ненаглядная, ждать идеальной любви. Мы богаты, но всё равно желательно, чтобы в доме был мужчина, глава семьи, который лучше разбирается в экономике и сможет добиться процветания имения, женихов у тебя не так уж много. Ну, кто сватался? Тот бравый гусар Хорьков? Так я тебя за этого нищего пьяницу сама не пущу, да и ты говорила, что он тебе совершенно не интересен. Герцог Мишель Флёр? Ну, если тебя не смущает, во-первых, то что он с большой неохотой собирался принимать православие, а сперва вообще уговаривал сделать наоборот, чтобы ты приняла католичество, и только, когда понял, что уговоры бесполезны, сказал, что из одолжения тебе примет православие. Во-вторых, его многочисленные дети от первого брака и его солидный возраст шестьдесят лет. Мне кажется, что герцог Флёр тоже не вариант. И за кого ты будешь выходить замуж? И, между прочим, болезнь сильно усложняет поиски жениха…

Тут Зоя Витальевна нежно взяла дочь за ручку и воскликнула со слезами в голосе:

— Доченька, милая, это что такое?! Опять? Опять, когда вышивала, нарочно себе иголочкой ладошку колола?! Да что же случилось у тебя в душе после ухода отца?

Людмила нежно облокотилась на маму и заплакала:

— Мамочка, я и сама не знаю, не знаю, что это со мной, я хочу выздороветь, я… стараюсь делать что-то, но у меня не получается… четыре месяца уже нет папы, а никак ещё не могу смириться и принять, не могу поверить в это и отпустить…

Кроткая и мягкая Зоя Витальевна стала обнимать, целовать дочку в белокурую макушечку, гладить и ласково утешать:

— Ничего, Солнышко, кровиночка моя, не оправдывайся, ты не виновата, не переживай, молись. Господь Христос обязательно поможет, и я молюсь неустанно только о здоровье твоём, вот увидишь, всё наладиться, нужно лишь приложить ещё чуть-чуть больше стараний, я всегда готова помочь. И быть может, если бы у тебя появился желанный жених, тебе было бы легче выздороветь, поэтому я и прошу тебя отвлечься от книг и обратить внимание на Евгения. Что скажешь? Завтра бал у их сиятельств Вишневских. Граф Евгений и его дядя тоже будут там. Ты сможешь?

— Смогу… — тихо протянула Людмила, уткнувшись матери в плечо и перестав плакать.

Людмила вовсе и не думала спорить с любимой маменькой, просто сейчас ей очень нужна была поддержка, и только мама понимала её лучше всех…

Глава «Всё изменят в жизни полчаса,… всё перевернут…»


…Следующим вечером пожилой сморщенный граф Шустров вместе с сыном и племянником прибыл на бал. Признаться честно, настроение у Евгения было испорченное: прекспектива весь вечер провести в обществе «избалованной жеманницы» «мартышки» княжны Варшавской ни капли не нравилась ему, а в модном наряде он чувствовал себя неловко, будто на медвежонка фрак надели. Особенно на фоне красавца Николя в военной форме.

Собственно, бал ещё не начался, все только ещё готовились. Оркестр занял своё место в роскошной бальной зале с мраморными колоннами, крестьянки ставили на столики сладкие десерты, чай, кофе, шампанское, гости подъезжали в больших грохочущих каретах…

…Евгений увидел среди прибывших гостей и мадмуазель Людмилу с её маменькой княгиней Варшавской.

Надо отметить, что Людмила была сегодня особенно хороша. Белоснежное, украшенное кружевом и жемчугом узкое платье красиво подчёркивало стройность девушки, изящность хрупких плечей и ручек, на тоненькой шейке дополняла образ жемчужная нить, в маленьких ушках красиво смотрелись крупные изумрудные серёжки, на ручках были лилейные перчатки. А заканчивала образ высокая причёска из блондинистых волос с лавровым венком из серебра…

«Вырядилась, как фарфоровая кукла! Как будто лучше других молодых особ! Тьфу! — с пренебрежением подумал Евгений, хотя не смог не признать в мыслях — Но её красавицей не даром считают, она — сударыня редкой красоты. Эх, если бы при такой внешности приятной ей бы ума…».

…Потом начался сам бал. Гости развлекались, играли в «змейку», «ручеёк», угощались, слушали романсы в исполнении известной французской певицы, и танцевали. Полонезы, вальсы, галопы, котильоны, кадрили…

…Евгений танцевал с Людмилой, и молодые люди пытались тщетно разговорить друг друга и сдружиться, но пока искры летели не от любви, а от ненависти, а все попытки сблизиться терпели фиаско.

— А что же вы, сударь Евгений, такой неразговорчивый? Или вам так-с не нравится бал? — кокетливо попыталась начать беседу Людмила, настороженно погладывая изумрудными глазками на Евгения.

Пока его угрюмый вид не привлекал, а пугал девушку. А Евгений тем временем был раздражён её кокетством и подумал: «Ну, и о чём можно поговорить с безмозглой красивой дурочкой?», но с неохотой ответил:

— Да-с, мадмуазель, я не большой любитель балов и маскарадов. Предпочитаю, чаще всего, более серьёзные занятия, например, чтение, изучение наук…

— Я тоже-с большая любительница высокой литературы, часто, тронутая до глубины души при чтении, могу заплакать, люблю и театр, музыку. А вы когда-нибудь плакали от искусства? — попыталась наладить общий язык с Евгением Людмила. Однако Евгений на это с явным презрением буркнул:

— Мадмуазель, прозвольте-с заметить, то я не считаю любовные французские романы, подобнее работам Ричардсона и Руссо, высокой литературой, напротив, отмечаю примитивность таких бульварных книг, и уж тем более не вижу там повода прослезиться. И повышенную эмоциональность считаю чисто дамской чертой характера, и уж никогда над чтением не плакал, хотя тоже люблю театр, классику…

Людмила манерно повела ручкой и с томных вздохом изрекла:

— Извините-с меня, Евгений, но, право, вы ужасный зануда и чёрствый сухарь, и я, сказав о слезах от искусства, имела в виду никак уж не Ричардсона или Руссо. Мне неприятно, сударь, что вы недооцениваете меня и смотрите с высока, будто бы кавалер лучше и умнее мадмуазель только уже из-за принадлежности к определённом у полу…

Евгений рассердился, разочаровался совсем и ответил:

— Мадмуазель Людмила, попрошу-с заметить, что мне тоже обидно слышать о себе «зануда и чёрствый сухарь», и что меня задевает ваша-с горделивость, и я вовсе не хотел сказать, что мужчина обязательно умнее дамы, просто меня ужасно раздражает именно ваша чрезмерная манерность и разговорчивость. А ещё я хотел-с высказать своё мнение, что быть начитанным и умным не означает одно и тоже, книга книге рознь

Людмила поняла прекрасно намек Евгения на то, что он считает её не очень умной девушкой, несмотря на то, что она любит читать и явно считает, что лучше разбирается в литературе. Этот момент совсем вывел из себя юную зеленоглазую мадмуазель, и она рассерженно спросила:

— Скажите, сударь, вы действительно считаете себя настолько лучше остальных, что позволяете так дерзить или я что-то не понимаю в вашей чёрствой натуре, и вы с пренебрежением относитесь только ко мне?!

Евгений, который уже сильно утомился и от танцев, и от словесных дуэлей с княжной, заметив снова, как она театрально заламывает свою худенькую ручку в белой перчатке и томно жеманно вздыхает, раздосадовано буркнул:

— Мадмуазель, прошу-с прощения, ничего подобного я не имел в виду, просто меня, как джентльмена высоких нравов выводит из себя ваша манерность, любовь к спорам, жеманные жесты и обычная дамская склонность слишком много говорить о всяких пустяках!

Людмила не выдержала, разжала ручку и со слезами в огромных изумрудных глазах отправилась к маме, Зое Витальевне, которая сидела с другими пожилыми дамами и вдовами на изящном мягком диванчике.

— Ах, драгоценная маменька, вы говорили, что я отнеслась предвзято к своему жениху! Как бы не так! Он просто до нельзя заносчивый эгоистичный и чёрствый, я еле выдерживаю его присутствие! Ах, милая маменька, я так надеялась хоть на кой-то интерес с его стороны, но он видит только себя, мне же сейчас продемонстрировал, что жениться только из-за одолжения дяде! Это что-то возмутительное! — начала тихо жаловаться Людмила.

— Ну, подожди, доченька, радость моя, не кручинься, отказать всегда успеем, дай ему ещё шанс… — шёпотом, ласково и с библейской кротостью на смуглом лице и во взгляде карих глаз…

…И тут дирижёр оркестра неожиданно громко произнёс:

— Следующий танец — полька! Ангоже мадам!

Все знатные гости тут же впали в замешательство и были сконфужены по той причине, что этот танец только входил в моду и никто не умел его танцевать, однако честно признать это было бы настоящим стыдом в высшем свете, поэтому все с лёгким испугом стали изображать. Что хотят пропустить этот танец по причине усталости. Все женщины и девушки сразу же заняли мягкие тахты, обмахиваясь веерами, старательно разыгрывая усталость или недомогания от духоты, кавалеры скорее пошли угощаться или играть в карточные игры.

Людмила, конечно, догадалась об истинной причине замешательства. Надо сказать, что, хотя сама Людмила была православной христианкой, как и её родители, жила в России с детства, привыкла к русскому быту и нравам, но у неё в родословной были польские князья. Она изредка просто гостила в Польше у дальних родственников и хорошо знала обычаи не только русских, но и поляков, в том числе она блестяще танцевала польку.

Людмила вышла вперёд вся блистая белизной своего платья с жемчугом и серебряным лавровым венком в белокурой прическе и эксцентрично изрекла:

— Уважаемые дамы и господа, а что это все так резко устали? Может, просто боимся признаться в незнании такого танца?

Какой-то бывалый усатый гусар выкрикнул:

— Мадмуазель, прошу-с прощения за бестактность, но вы как будто умеете польку танцевать!

— Да-с, умею! — воскликнула кокетливо княжна Людмила — Показать вам красоту польки?

Все гости бала оживились, зашумели, стали перешёптываться, аплодировать азартно Людмиле с возгласами:

— Ваша светлость, просим, просим-с, станцуйте!

— А сколько танцевать? — азартно уточнила Людмила.

Народ, явно входящий в кураж, крикнул:

— Полчаса!

Джентльмены дрожащими от восторга руками достали свои карманные часы и дали команду начать…

…Что тут пошло!!! Людмилу будто подменили! От нежной кокетливой игривой девчушки не осталось и следа! Чем сильней нарастали и громкость, и темп, и ритм музыки за полчаса, тем более резкими, эмоциональными, сложными, быстрыми, грациозными, гибкими были движения Людмилы. Будто не просто польку танцевала она, а экспрессивно рассказывала какую-то историю о любви, дружбе, предательстве, радости и боли…

…деревянная жёсткая подошва её обуви так и стучала во время очередного па этой повести, словно это так учащённо стучало её сердце…

…И все гости не могли оторвать восхищённых взоров от танцевального рассказа-исповеди Людмилы, по залу стоял звук восторженного придыхания в такт стуку обуви экспансивной танцовщицы. Никто не смел проронить и слова.

…Евгений стоял рядом с Николя, и молодого человека тоже, словно подменили. Молодой граф дубов нервно теребил пенсне, взгляд его больших, тёмных, как сочные вишни, вежд светился восторгом, светлое, покрытое веснушками лицо Евгения покрылось приятным розовеньким стыдливым румянцем, он с немым экстазом любовался танцем Людмилы, пытаясь разгадать: «Ну, что за историю она сейчас танцует? Эсмеральда? Нет. Может, какая-то польская легенда? Или история любви, известная в литературе? Ромео и Джульетта? Тристан и Изольда? Нет…». Он совсем забыл, что несколько минут назад терпеть не мог молодую княжну, а её жеманство здорово нервировало его…

…Тут из зала раздался ликующий голос того самого бравого усатого гусара:

— Всё! Полчаса истекли! Браво, браво, мадмуазель Варшавская!!!

Гости разразились оглушительными аплодисментами и одобрительными криками:

— Белисимо, мадмуазель Людмила!!!

— Великолепно!!! Брависсимо, вам, сударыня Варшавская!!!

И вдруг тот самый бравый гусар- усач воскликнул:

— Мадмуазель, прошу-с прощения, а можете ещё немного продлить всем удовольствие от такого танца?

…А юная хрупкая нежная Людмила стояла посреди шикарного мраморного бального зала и чувствовала жуткую, просто нестерпимую боль стоп, которые из-за деревянной грубой подошвы стёрлись до крови за полчаса польки. Людмиле казалось, что горячая кровь текла так сильно, что уже перепачкала чулочки и обувь…

Она сделала глубокий вдох, собралась с силами и, не подав вида, весело и мило кокетливо спросила:

— А в обуви или без неё можно-с?

— Да можно и без обуви, сударыня!

— Тогда — громко объявила Людмила с блеском в больших травянистых глазах — Ещё полчаса засекайте!

Гости ахнули и восторженно, почти благоговейно, затихли, Людмила же скинула туфельки, и тут кто-то из кавалеров с джентльменскими часами объявил, что засёк время…

…И всё, снова вместе с быстрой яркой экспрессивной музыкой Людмила начала свой странный танец польку, в бешенном ритме которого она грациозно, в такт музыке, резко, эмоционально, быстро, ловко, во всей силе юношеской экспансивности, рассказывала свою странную танцевальную повесть, будто Кармен…

От восторга все сидели тихо, чуть дыша, как мышата, красивый танец вызвал у русской знати экстаз…

…Только Евгений сейчас помимо бурного восторга испытывал и холодящий ужас от такого танца: он один заметил и кровь на чулочках от стоп и до щиколоток, что и обувь, Людмилы, что стояла в сторонке была окровавлена. Наконец, сама героиня дня оставляла на полу по ходу танца своими окровавленными чулочками следы изящных ножек…

У него в голове так и вертелась мысль: «Как она так может? Ей же ужасно больно! Сколько же в ней силы, если она танцует сквозь боль?!! Зачем? Боже Правый, ничего не понимаю, что со мной происходит, и зачем она так поступила, но лучше отвернусь, потому что не могу видеть, как она преодолевает такую тяжёлую боль!».

…А Людмила продолжала свой прекрасный танец, пока джентльмены не тали восхищённо выкрикивать:

— Всё! Полчаса прошло!!! Брависсимо, мадмуазель!!! Мы все в восторге, ваша светлость!!!

…А Людмила на несколько секунд задержалась, окончила танец прямо напротив Евгения, подошла к нему почти в плотную и смерила молодого человека азартным бойким вызывающим взглядом тигрицы или зрелой страстной дамы своих огромных изумрудных очей…

…Девушка с гневом хотела таким взглядом спросить у Евгения: «Ну, вот теперь у тебя появилась ко мне хоть капля уважения?».

…Постояв так с минуту, Людмила без слов развернулась, тяжело покряхтывая, взяла свою обувь и, опираясь на матушку, отправилась в карету под всеобщие аплодисменты и восторженные крики:

— Брависсимо, мадмуазель Людмила!!! Вы-с превзошли всех!!!

— Браво, браво, ваша светлость, княжна Варшавская!!! Великолепно, сударыня!!!

…Евгений же стоял совсем потерянный, вытирая тоненьким батистовым платочком пот с бледного, украшенного веснушками лица, нервно поправляя пенсне.

— Николя, ты это видел?! — с восхищением в больших глазах-вишенках прошептал Евгений.

— Ну, да,… горячая, темпераментная особа эта княжна, мне понравилась… — протянул вальяжно в ответ Николя, поправляя модную прическу с бакенбардами.

— Николя! Я совсем не то имел ввиду! Я хотел тебя спросить, ты видел, что у неё чулки все в крови были, и обувь, которую она на вторые полчаса сняла тоже, и следы на полу?!! Она танцевала, преодолевая такую боль! У неё хватило мужества вида не подать, что она все ножки в кровь стоптала! Она ещё сквозь боль целых полчаса танцевала, а никто и не понял, что ей больно! Она не издал ни стона! А я ещё смел называть столь удивительную барышню «кислой девицей»!

Николя фыркнул и язвительно процедил:

— Евгений, не слишком ли быстро у тебя изменилось мнение о ней? Ты, попытаюсь тебе же напомнить, считал её кислой дурочкой, избалованной изнеженной жеманницей, не хотел жениться. Разве что-то поменялось сейчас?

Евгений с радостной улыбкой ответил двоюродному брату:

— Николя, сейчас поменялось всё!

…А тем временем княгиня Зоя Витальевна в своем имении нежно и бережно обрабатывала и забинтовывала пострадавшие ножки доченьки и ласково, совершенно не обидно журила:

— Ах, ты моя лапочка, солнышко, кровиночка родная и любимая, разве ж можно так издеваться над собой? Ну, зачем? А если бы кто-то из гостей догадался о твоей болезни? Не делай так, прошу, как матушка. Я всегда поддерживаю тебя, я молюсь о твоём выздоровлении, я люблю тебя, прошу, кончай. Ты не поможешь горю этим, только усугубишь. Не подумай, что я тебя ругаю или осуждаю, я просто хочу помочь…

— Ах, маменька, прошу, перестаньте. Как получилось, так получилось. Зато я поставила на место этого гордеца графа Евгения и вызвала восторги… — тихо постанывая, ответила Людмила, которая уже переоделась в простое белое в коричневый горошек платье.

Зоя Витальевна кончила перевязку, приголубила доченьку, благословила на сон и с тяжёлым вздохом пошла в свою спальню готовиться ко сну с мыслью: «Ей может помочь только чудо…».

Глава «Искры от любви»

…На следующий день Евгений не собирался оставлять этот интригующий поворот событий на вчерашнем балу просто так, и решился приехать к княжне Варшавской с визитом. Молодому человеку очень хотелось серьёзно пообщаться с Людмилой, попросить прощения за своё далеко не галантное поведение, узнать о её жизни и круге интересов как можно больше, задать вопросы, возникшие из-за происшествия с полькой.

И начать подготовку к данному визиту Евгений решил с покупки презента своей невесте. А что именно подарить? Евгений поразмышлял и быстро нашёл ответ: «Вчера на балу у Вишневских на ней была просто ужасная обувь из красивой белой кожи, но с толстой плоской деревянной подошвой! Деревянная подошва! Это же уму непостижимо, как неудобно, она ведь невозможно твёрдая, никак не получится танцевать в такой неудобной обуви. Хм, я слышал в свете, что нынче русские дворянки любят французскую моду, и все изысканные предметы своего гардероба стараются приобрести у французов в модных лавках на Кузнецком мосту. А не заглянуть ли мне туда и купить для Людмилы какую-нибудь мягкую модную бальную обувь?».

Собственно, с такими размышлениями Евгений и приехал в карете на кузнецкий мост, выбрал одну из лавочек, которая показалась ему лучше и больше других, зашёл со скрипом…

…Судя по модному и далёкому от целомудрия платья и кружевному капору, продавщица была настоящей француженкой.

— Проходите-проходите, месье, моё почтение. Вы хотите что-то купить для вашей мадам или мадмуазель? — кокетливо и игриво уточнила продавщица-француженка со звонким европейским акцентом.

— … Хм, моё почтение-с. Я бы хотел выбрать своей невесте красивую и удобную бальную обувь… — ответил Евгений.

— Конечно, месье, сейчас выберем. У нас в лавочке много бальных пинеток из атласа разных цветов и размеров… — защебетала, доставая коробочки, весёлая француженка — вот есть ярко-розовые, бледно-розовые, белые, сиреневые, голубые, ярко-синие, бледно-зелёные и персиковые. И размеры есть разные, и большие, и маленькие. Вы знаете, какой цвет предпочитает ваша невеста, и какой у неё размер ножки?

Евгений в задумчивости потёр свой покрытый веснушками лоб, пытаясь вспомнить, какого, примерно, размера были те башмачки вчера на балу, в которых юная княжна исполнила польку. А с цветом Евгений совсем растерялся.

— Хм, мне кажется, что те ярко-розовые с бантиками атласные пинетки как раз ей в пору, да и часто я вижу её на балах в розовом… — принял решение Евгений и расплатился.

Предприимчивая француженка тут же спрятала деньги в декольте и подала Евгению его покупку в красивой коробочке со словами:

— Прекрасный выбор, месье, благодарю за покупку, буду рада ещё видеть, в нашей лавочке вы можете приобрести много красивых подарков своей мадмуазель…

…Евгений поспешил в карету, чтобы с этим подарочком сейчас навестить Людмилу…

…Карета с грохотом остановилась у живописного имения Варшавских, на улице была приятная летняя погода, Евгений неуклюже потоптался, а потом постучал…

Дверь открыла крепостная девка в русском сарафане и робко спросила:

— Барин, а вы к кому? Как велите представить вас?

— Я к барышне Людмиле Борисовне, а доложите ей, что приехал её жених, его сиятельство граф Евгений Петрович Дубов…

Крестьянка тут же исчезла, а через несколько минут снова вышла, чтобы проводить гостя к барышне в гостиную…

…Евгений прошёл в уютную изысканно обставленную гостиную, где в большом мягком кресле сидела Людмила…

…Юная хрупкая красавица сидела в розовом ампирном платье, тоненькую лебединую шейку обивал перламутровый розовый жемчуг. Длинные же белокурые волосы княжны были просто по-домашнему распущены пшеничными волнами.

Да, такой Евгений Людмилу ещё не видел. Молодой человек сначала оробел, Людмила же была напряжена и явно негативно отнеслась к его визиту, с деловым видом манерно бросив:

— Здравствуйте, сударь Евгений. А с чего это вы-с решили нанести к нелюбимой невесте визит? Продолжите издеваться или придумали что-то пооригинальнее?

Евгений посмотрел на Людмилу нежным мягким взором своих обаятельных глаз-вишенок и ответил:

— Здравствуйте-с, мадмуазель Людмила, прошу-с прощения за свою грубость вчера на балу, и надеюсь получить от вас шанс исправить впечатление о себе. Поймите меня, сударыня, что мы с вами ещё очень мало знакомы. Я знал о вас, в основном, по светским разговорам, где вы прослыли благодаря чрезмерной эмоциональности и манерности не самой умной девушкой в дворянском обществе. Проверить же слухи на достоверность у меня не было возможности, слишком редко мы виделись на балу. И, когда дядя потребовал, чтобы я женился на вас, не поинтересовавшись моим мнением, и мне из-за уважения и благодарности пришлось согласиться, то я совсем невзлюбил навязанную мне невесту. Я был по-мальчишечьи смешон, когда за глаза именовал вас «кислой девицей» и « избалованной жеманницей». Но всё изменил тот час, когда вы, прекрасная сударыня, танцевали польку. А, точнее, меня поразили вторые полчаса, когда вы сняли обувь, и я заметил, что вы сделали! Вы стоптали ножки в кровь, и всё равно продолжили танцевать так же изысканно, даже не издали стона, не смотря на боль! Вам же было так больно! Вы и чулочки кровкой испачкали, и обувь, кстати, мадмуазель, разрешите-с заметить, на вас была ужасно неудобная обувь! С деревянной подошвой! Я не знаю, где вы достали в 19 веке обувь с деревянной твёрдой подошвой, но в них танцевать никак нельзя! И меня так восхитило ваше мужественное достойное поведение, что я решил попробовать наше знакомство сначала, узнать о вас как можно больше. Я и презент вам-с привёз, бальные пинетки с Кузнецкого моста…

Людмила сразу перестала жеманничать, задумчиво опустила в пол взгляд своих огромных изумрудных глаз и тихо изрекла:

— Знаете-с, если вы хотели исправить сейчас не самое приятное впечатление о вас и расположить меня к себе, вам, сударь Евгений, это удалось без сомнений. Сначала вы показались мне человеком сухим, жестковатым, высокомерным, скучным, но сейчас и я вас увидела с другой стороны. Меня приятно удивила ваша внимательность и милое проявление заботы. Я беру обратно свои слова о зануде и чёрством сухаре. Вы единственный на балу, кто не просто заметил красоту танца, но и обратили внимание, что мне было больно, как мне это тяжело далось, единственный, кто оказался способен сочувствовать, и, более того, вы-с проявили заботу, придумав такой презент. Прошу-с, помогите мне сметить обувь…

Крупный, крепкий и неуклюжий, как медведь, Евгений неожиданно даже для самого себя легко опустился на одно колено, аккуратно снял с ножек Людмилы ту самую обувь из белой кожи с грубой деревянной подошвой, дрожащими от волнения руками притронулся к чулкам, чувствуя под ними бинты. А затем бережно одел ей атласные ярко-розовые пинетки с бантиками, которые купил ей в подарок. Эта ювелирная работа стоила Евгению не мало стараний, но он сделал всё так бережно, что Людмила даже от боли стона издать не успела.

— Ах, — с доброй улыбкой протянул Евгений, когда окончил одевание атласных туфель и сел на диван в гостиной — Как эти пинетки прелестно смотрятся на ваших ножках! Ничем не хуже, чем сказочные хрустальнее туфельки из сказки о Замарашке, но, зато какие ещё и удобные! Поверьте-с, что вы достойны только самого лучшего! И я поражаюсь, настолько вы терпеливы к физической боли, вы-с, мадмуазель, будто и не замечаете её вовсе! И мне совсем непонятно, зачем вы носили тот деревянный доисторический кошмар, который сложно назвать обувью, ведь у вас достаточно обеспеченная семья, чтобы одеть вас по французской моде…

Людмила же отвела в сторону взгляд огромных травяных глаз, поправила тоненькой ручкой белокурые локоны и медленно протянула:

— Поверьте-с, Евгений, что физическую боль намного легче стерпеть, нежели душевную…

Евгений от удивления смешно округлил глаза и приподнял свои рыжие брови, и с искренним соболезнованием в голосе спросил:

— Извините, сударыня Людмила, но какая душевная боль может быть у благородной девицы в шестнадцать лет? У вас случилось болезненное скандальное расставание с кавалером или предыдущим женихом? Или вас мучает несчастная неразделённая любовь?

Людмила на какое-то время застыла с очень задумчивым видом. Её серьёзно озадачил вопрос Евгения, девушка не знала, как поступить. Сочинить что-нибудь или перевести разговор на другую тему? А вдруг дядя и княгиня не сообщили ему о болезни невесты, и, когда он узнает, просто откажется от неё, посчитает обманщицей? Рассказать о своей болезни, раз уж подвернулся такой момент? Но не разрушит ли она сейчас их любовь собственными руками? У них сейчас только наметилось приятное потепление, вдруг Евгений не сможет принять ущербную невесту?..

В итоге Людмила решила, что признаться жениху в своей болезни придётся в любом случае, нельзя, чтобы это в браке потом всплыло, такое дело монастырём или жёлтым домом может кончиться для неё. Если он её полюбил, значит, поймёт, утешит и примет такой, какая она есть. Нет — значит, и замуж за такого выходить не стоит…

…Его реакция будет показателем того, настолько он умеет любить и проявлять доброту, поэтому Людмила робко начала свою исповедь с вопроса:

— Да-с, я пережила тяжёлую душевную боль, и амурные дела тут ни при чём. А зачем вы спрашиваете это сударь? Чтобы посмеяться над чужой бедой?

— Нет, я хочу помочь вам! — уверенно ответил Евгений.

— Ещё вчера вы смеялись надо мной, считали за дурочку, а сегодня уже хотите помочь? Что же изменилось? — эмоционально повысила голос Людмила.

— Изменилось всё! Я хочу помочь. Что было вчера, уже не важно… — стойко и спокойно подтвердил Евгений.

Людмила тяжело вздохнула, облокотилась в кресле и тихо начала свой рассказ:

— В наше семье четыре месяца назад случилась беда, отошёл ко Господу мой отец, князь Борис Викторович. Я близка и с маменькой, но отца я любила особо трепетно, и я у него была любимая дочка, как настоящую принцессу баловал, просто обожал, и я так же сильно любила папеньку в ответ. Я — человек религиозный, православная, сам факт того, что он теперь в жизни вечной, меня не напугал. Мою душу стало тревожить беспокойство о том, как теперь буду жить я. Я… слишком любила отца, я не могу привыкнуть к мысли, что его нет рядом со мной, я слишком сильно скучаю по нашему общению. Эта разлука доставляет мне сполна душевной боли. Я очень люблю религиозную литературу, и Библию, и труды богословов, особенно жития святых. Самая любимая моя книга — это «житие святых Бориса и Глеба», так как моего отца тоже звали Борис. Меня иногда их истории и обретение счастья в Царствии Небесном так за душу трогают, что я плачу. А вы «Руссо, Ричардсон»! А я терпеть не могу их, бессмысленная литература. Я люблю, чтобы смысл был. Шекспира высоко ценю, Гюго, в особенности «Собор Парижской Богоматери», Гете. Над их трудами тоже, иногда могу прослезиться. Вот, о каких слезах от искусства я вам пыталась сказать. И мне бывает настолько тяжело, что я, желая отвлечься от переживаний, начинаю нарочно причинять себе безобидную физическую боль: колоть пальчики и ладонь вышивальной иголочкой, танцевать в башмачках с деревянной подошвой польку так долго, чтобы сбить ножки в кровь. Могу иногда и просто переодеться под крестьянку и выполнять какую-то тяжёлую работу, например, рубить дрова, чтобы устать. Вы, Евгений, понимаете-с, что такие наклонности похожи на нехорошую болезнь, и что я вам доверила свою историю, как жениху, считая, что жених должен быть в курсе здоровья невесты. Если в дворянском обществе узнают об этом, для меня всё кончиться печально, поэтому прошу-с, как бы вы после этого признания не отнеслись ко мне, в обществе никому моей тайны не озвучивать. А эту обувь с деревянной подошвой я привезла из Польши, где иногда бываю в гостях у родственников, там же я научилась танцевать польку, и сейчас я использую её для причинения физической боли, как вчера на балу…

…В нарядной гостиной повисла тишина. Евгений обдумывал услышанное, а Людмила смотрела на него пронзительным взглядом, ожидая реакции жениха.

Наконец, Евгений прервал тишину своим мягким ласкающим голосом:

— Людмила, сударушка моя, любезная невеста, что ж вы, моя хорошая творите? Я, поверьте-с, искренно сочувствую вам, потеря близкого человека — всего тяжело, но лечить эту душевную рану нужно не физическими ранами, а положительными эмоциями, новыми приятными впечатлениями, любовью. Что ж, как ваш любящий жених, я теперь буду отвечать за то, чтобы вам стало веселее. Мы будем часто выезжать на балы, литературные салоны, театры, все мероприятия, что вам по вкусу, я буду наносить к вам с вашей маменькой визиты. И мы будем обсуждать литературу и многое другое, а после венчания я повезу вас на воды отдыхать, я сделаю всё, чтобы моя любовь помогла излечиться вам… от…, извините-с, мадмуазель, что слишком прямолинейно скажу, но эта болезнь называется мазохизм…

…Людмила нежно улыбнулась: её тронула заботливость Евгения.

— Что ж, сударь, иногда полезно называть вещи своими именами, но я искренно рада, что моим женихом будет такой чуткий и внимательный человек, как вы-с. И даже уже кажется странным то, что сначала мы восприняли друг друга в штыки! Хи-хи! А ведь ваш дядя, многоуважаемый граф Шустров и моя маменька оказались правы, решив, что мы подойдём друг другу. Просто мы не поняли этого с первого взгляда… — с милым кокетством произнесла Людмила — А вы близки с дядей?

— Ну,… да… — протянул с милым смущением Евгений — Мой отец погиб на войне, когда моя матушка была ещё в положении, а потом и моя достопочтенная маменька отошла ко Господу, а у моего дяди, брата мамы, тогда тоже скончалась супруга, оставив лишь сына, моего ровесника — Николя. И, собственно всю эту историю я знаю только со слов дяди, тогда он и решил воспитать нас вместе, как родных братьев, на равных, ни в чём не обижая ни одного, ни второго. Надо признать с благодарностью, он нас так и вырастил, я всегда чувствовал, что он любит меня, мы любили вместе читать Детскую Библию и другие книги, ходить в церковь, рисовать. Правда, когда я стал взрослым молодым человеком, к сожалению, наши отношения стали натянутыми. Он хочет, чтобы я служил чиновником или шёл строить военную карьеру и никак не может принять мой выбор, что я бы хотел посвятить жизнь литературному искусству и стать писателем. А ещё он мечтает о моей выгодной женитьбе и ничего не захотел слушать о любви. В прочем, теперь так совпало, что сначала он выбрал мне невесту по выгоде, а жениться теперь я буду по любви, моя прекрасная гордая смелая полячка. Если честно, мне бы очень хотелось бы наладить общение с дядей, но, увы, это не такая уж проста задача. А вы, мадмуазель достаточно близки с маменькой? Что-то у вас не так, раз вы так тяжело восприняли конец земного пути батюшки?

— Что вы, Евгений, мы с маменькой всегда хорошо ладили, а сейчас она мне единственная и лучшая поддержка, мы сильно любим друг друга, так что вы напрасно думаете, что у нас есть проблемы. Я восприняла уход папеньки так тяжело, потому что никак не могла привыкнуть к жизни без него, слишком он был жизнерадостным любящим человеком, он был духовным центром нашей семьи, он умел заразить всех своим жизнелюбием, как солнышко, и мне сейчас очень тоскливо без нашего солнышка. Я на него внешне похожа, хотя маменьку люблю не меньше. Я переживаю, хорошо ли ему там, в Царствии Небесном, тревожусь, чтобы Господь не откинул его, молюсь постоянно за него, я чувствую без него себя недостаточно защищённой. Маменька — женщина, она окутывает меня материнской любовью и лаской, как любая любящая мать, но не может защитить. А другие родственники… им всё равно. Дело в том, что вся наша остальная родня в Польше, и к нам они относились пренебрежительно, ещё когда мой дедушка, польский родовитый князь принял православие и остался жить в России ради брака с моей бабушкой знатной графиней Ястребцовой. Мы, конечно, бываем раз в два года с дежурным визитом к польской родне, я там и польку выучила, и местную обувь и одежду покупала, и знаю основы польского языка, но наша русская православная культура всё равно мне ближе. Так что от папы мне осталась только хорошая родословная с князьями и герцогами и графами из России и Польши да богатое приданное. А, если честно, не так уж я дорожу богатством, я бы с радостью отдала бы большую часть его, чтобы обрести счастье себе и близким, я и сама многое умею, и хозяйство вести, и экономике обучена, не только чтению и богословию, и рукоделием в совершенстве владею. Вот такая моя история… — закончила мелодичную речь Людмила, манерно поправляя белокурые локоны — А я уверена, что вы ещё помиритесь с дядей, трудности бывают у всех. А Николя? Разве он не желает вам с дядей помочь?

Евгений неловко покраснел, протёр пенсне и ответил:

— Что ж, моя дорогая обрусевшая полячка, ваша история мне ясна. Теперь за вашу защиту и главенство в семье, как жених, буду отвечать я, поверьте-с, я очень ответственный, рядом со мной вы снова почувствуете себя в безопасности, но это вовсе не значит, что я, как вы, мадмуазель, вчера выразились, «сухарь», я сказал, что положительными эмоциями вылечу вас, и делаю это! И я тоже люблю жития святых, в том числе Бориса и Глеба, а вот Гюго вам, столь чувствительной мадмуазель, читать не советовал. Пессимистично слишком. А насчёт дяди. Благодарю-с за ободрение, постараюсь. Что же касается Николя, тут всё намного сложнее. Он внешне просто идеал офицера и дворянина, но его характер оставляет желать лучшего. Литературу или другие искусства или науки, в отличие от нас с вами, он не любит и всячески избегает, любимое развлечение у него: кутить с со своими непутными дружками, выпивать, играть в карты, посещать актрисочек и дома терпимости. Из-за моей некрасивой внешности он лишь норовит посмеяться и всерьёз меня почему-то не воспринимает, как и своего отца, от этого я иногда чувствую себя одиноко…

— Но теперь вы не будете одиноки, потому что у вас есть я, любимая и любящая невеста, я в ответ своей любовью буду лечить вас-с от одиночества! И не вздумайте считать себя некрасивым! Вы прекрасны душой! Вы давно были в театре? — с милой кокетливой озорной улыбкой изрекла Людмила.

— Признаться честно, давно, но я очень люблю балет, и если вы, Людмила Борисовна, тоже любите, тоя бы хотел пригласить вас с её светлостью княгиней, вашей матушкой, в театр на балет Дидло… — весело ответил Евгений.

— Что ж, сударь, предложение принимается! Я думаю, что на сегодня мы и так хорошо пообщались, но это лишь начало. Благодарю-с за такой милы визит…

— До встречи, прекрасная княжна… — хотел уже раскланяться Евгений и тут спросил — скажите на последок, мадмуазель, а что за историю вы рассказывали своим танцем на балу? Неужели… свою?

— Да, — подтвердила Людмила — я рассказывала историю своей семьи и свои чувства этой полькой…

…Евгений, приятно удивлённый, вдохновлённый, в приподнятом настроении поехал домой, теперь мир ему виделся совсем в других цветах, словно заново обрёл краски, ароматы и звуки…

…Людмила сидела в своё мягком кресле тоже обновлённая: на её нежном личике играла улыбка, хрупкие руки изящно окутала зелёная вышитая шаль, а взгляд наполнился мечтательностью, будто она где-то далеко от этого места, где-то в романтических девических грёзах. А на душе было так легко, словно весной на Пасху…

Вдруг Людмилу осенило, она почувствовала, что, хотя вспоминать батюшку ей по-прежнему грустно, но грусть стала светлой, доброй, христианской. Она мысленно в этот миг отпустила папу туда, в рай, где он будет блаженствовать с праведниками вечной жизни. Отпустила ради того, чтобы дать в своей жизни появиться новому чувству и человеку, совершенно доселе незнакомому, но приятному. И больше Людмиле не хотелось причинить себе физическую боль специально, просто больше её душа в этом не нуждалась. Девушка позвала крепостную девку Машу и попросила:

— Маша, будь добра, возьми мою польскую обувь и выкинь с другим мусором, она мне не нужна…

Маша радостно улыбнулась, она очень обрадовалась за любимую добрую барышню и с лёгким поклоном головы воскликнула:

— Конечно, барышня-благодетельница Людмила Борисовна, как скажите!

После этого девка Маша схватила польские башмачки деревянной подошвой и поспешила выкинуть. Даже у крестьянок Людмилы обувь лучше была, поэтому башмачки и, правда, только в мусор годились.

…А Людмила с благодарностью Господу взялась за вышивание бисером иконы Божьей Матери, причём в этот раз девушка не забыла о напёрстке. Спустя час в гостиную зашла тихими шагами с библейски кротким выражением лица княгиня Зоя Витальевна внимательно посмотрела на весёлую доченьку, на её новую атласную обувь, на напёрсток, очень удивилась этим переменам и нежно, ласково спросила:

— Доченька любимая, радость ты моя ненаглядная, я смотрю, что-то случилось приятное? У тебя откуда-то новенькие пинеточки, ты улыбаешься, какая-то непривычно улыбчивая, взяла напёрсток, хотя я тебя все четыре месяца уговаривала вшивать с напёрстком, ты и слушать не хотела. Что-то изменилось? Что же такое случилось приятное у моей лапочки?

Людмила, манерно сложив губки бантиком и опустив ресницы, протянула:

— Ах, милая любимая маменька, разве вы не замечаете, что у меня романтическое настроение? — тут Людмила перестала кокетничать и совершенно серьёзно сказала — Да, мамочка моя хорошая, я влюбилась…

Зоя Витальевна с волнением в первую очередь спросила:

— Кто он?!

— Маменька моя милая, вы меня удивляете, разве у меня есть какой-то претендент на руку и сердце, кроме графа Евгения? Мамочка, не волнуйся, ничего грешного я не сделала, я в Евгения Петровича, своего жениха, между прочим, просто влюбилась… — Стала пояснять Людмила. — Он сегодня приезжал с визитом, мило извинялся за своё грубое поведение на балу, восхищался моими танцевальными способностями и любовью к искусствам. И заботливо подарил мне эти чудесные бальные пинеточки с Кузнецкого моста, а когда я призналась в мазохизме, он нежно и бережно успокоил, заверил в своей любви, и считает, что любовь вылечит меня. Так что ты, мамочка, права была, первое впечатление было обманчивым, теперь я увидела, что он способен на проявления внимательности и чуткости, это и растопило моё сердце. Теперь я выбросила свою польскую обувь, собираюсь использовать напёрсток, и уж те боле беречь ручки. Мама, я сама себя до конца понять не могу, драгоценная маменька моя, но почему-то мне хорошо стало после разговора с ним…

Зоя Витальевна кротко и многозначительно улыбнулась, её огромные карие глаза засияли счастьем, и смуглое лицо, словно от радости помолодело.

Она приласкала дочку и ликующе ответила:

— Доченька, милая, любимая! Это же замечательно! А я знала о его благочестивом и добром нраве от его дяди, графа Шустрова, я верила, что чудо случится! Ах, так рада, что у тебя всё на лад пошло! Услышал Господь Христос мои материнские молитвы! Услышал, Вседержитель! Ох, хоть бы не сглазить, а то ещё расхвалю раньше времени! Но, правда, я так рада, что ты нашла с Евгением общий язык! Ты же у меня умница и красавица, самая лучшая дочка в мире, я так переживаю ведь за тебя, и рада, и сглазить боюсь!

…После этого мама с дочкой вышли на красивую террасу и стали обсуждать, что неплохо бы невесте кое-что из модных вещиц приобрести, и, составив желанный список, отправились за покупками…

Тучная француженка, владелица одной из самых лучших и дорогих модных лавок на кузнецком мосту так и старалась угодить Людмиле и её матушке, подавая белоснежные перчатки, бальные атласные пинеточки разных цветов, изысканное нижнее бельё и разнообразные платья. То цвета морской волны, то белое с ярко-зелёной лентой под грудью и изумрудным камнем на ленте, то персиковое, то нежно-сиреневое, то белое, украшенное яркими красными пионами на лифе и под грудью, то ярко-синие…

Людмила радовалась модным обновкам, как никогда раньше. Словно она заново жить сейчас начинала после пережитого потрясения, будто расцвела от любви с большей силой…

…Тем временем Евгений приехал домой и, напевая какой-то мотив вальса, легко и быстро переоделся, отобедал, а потом взял раствор петрушки и огорошил Николя тем, что подвинул его у зеркала и стал натирать светлое лицо соком петрушки!

Николя ошарашено поправил светло-русую модную причёску и бакенбарды, красивая улыбка превратилась в оскал, молодой человек процедил сквозь зубы:

— Эм… Евгений, а где ты полдня пропадал? Дядя тебя искал. И с чего это ты решил объявить войну своим веснушкам? Не уродился красавцем, так уж не станешь, только смазав лицо соком петрушки!

— Был я у своей невесты, делал светский визит к мадмуазель Варшавской, и она оказалась очень даже умной начитанной образованной сударыней, у нас совпадают вкусы, что касается искусств, совпадают взгляды на жизнь, и, кстати, она сказала, что я недурён и внешне тоже! И, Николя, я тебя по-братски, хотел попросить: у тебя много влиятельных друзей, достань мне, пожалуйста, в театр на любой из балетов Дидло три билета: на меня, княжну и, так как ей нельзя поехать со мной в люди до свадьбы без сопровождения, на её маменьку, её светлость княгиню Варшавскую…

Николя обозлился так, как, наверное, ещё ни разу не злился и крикнул на Евгения:

— Сам со своей кислой дурочкой разбирайся! Стоило ей тебе подпеть чуть-чуть, ты и растаял! Потом пожалеешь!

— Да ну тебя, Николя, я лучше у дяди помощи попрошу! — буркнул Евгений, у Николя не вышло сейчас испортить ему настроение.

Окончив свою работу с соком петрушки, Евгений поднялся в роскошный кабинет дяди. Николя сидел у камина, а сам граф Шустров — в роскошном мягком кресле за дубовым столом.


Старенький сморщенный Иннокентий Александрович ласково взглянул на Евгения и со слабой улыбкой протянул:

— Евгений, где же ты так долго был? Неужели, как мне тут расписывал Николя, ты ездил с визитом к княжне Варшавской, принёс ей извинения, и вы сейчас в перемирии? Просто меня вчера сильно огорчило твоё далеко не галантное поведение в адрес сударыни, я, конечно, обрадуюсь, если у вас всё пошло на лад…

Евгений сел рядом с дядей, обаятельно улыбнулся в ответ и тихо изрёк:

— Да, милый дядюшка, я сегодня с извинениями и презентом нанёс визит к своей наречённой Людмиле Борисовне, и она меня простила, приняла подарок и мы приятно пообщались и, как, оказалось, сошлись во взглядах на многие жизненные вопросы, и даже вкусы у нас чем-то схожи. Я очень благодарен тебе за то, что ты нас сосватал, мы сейчас, со второго взгляда, действительно пришлись друг другу по душе. Только не подумайте, дядя, что-нибудь неприличное или греховное, это был самый обычный визит пока ещё дружеского характера, мы просто общались. И…, дядя, у меня к тебе такой вопрос: ты почему сразу тогда не предупредил меня о том, что она болеет мазохизмом? Ну? Разве можно от жениха скрывать такие вещи о невесте?! Это ведь не шутка, а серьёзная болезнь!

Граф Иннокентий Александрович прошамкал по-старчески:

— Знаешь, я не хотел говорить тебе сразу, потому что боялся, что тогда ты точно не согласишься, помолвка сорвётся, я хотел, чтобы вы пообщались, дали друг другу шанс, мадмуазель Людмила всё равно имеет больше достоинств, чем недостатков, вдобавок, совсем юная, она ещё выздоровеет, это просто что-то временное, отроческое. У неё хорошая родословная, как у дворянки и шикарное приданое, но намного больше меня в ней привлёк её характер. Да, с ней нелегко поладить, как с огнём, но такие девушки-музы способны вдохновлять на положительные перемены, я хотел, чтобы она своей чрезмерной активностью заставила быть более смелым и уверенным в себе и тебя. Так что, ты хочешь из-за болезни порвать помолвку или ты изменил своё отношение к ней и хочешь жениться?

— Дядя, — промолвил неуклюжий Евгений — Когда я узнал, то теперь точно женюсь! Она — самая лучшая, и красивая, и добрая, и женственная, и благочестивая, и умная, ни одна не сравняется с ней, а насчёт болезни: это она заглушает тоску по отошедшему ко Господу отцу, и я приложу все силы, чтобы моя любовь излечила её. Вот, мы с ней так хотим побывать на балете Дидло, не мог бы ты три билета достать: на меня, княжну и, как положено по этикету, на её маменьку, её светлость Варшавскую?

Граф Шустров ликующе улыбнулся, морщинистое лицо засияло радостью, граф воскликнул племяннику:

— Ой, как же ты давно не говорил со мной по душам, не просил в чём-либо помочь! Я буду на седьмом небе от счастья, что мы примирились, и, конечно, достану три билета! Дидло? Значит, Дидло, хоть я мало в этом знаю толк, но есть у меня связи, завтра будут билеты!

Евгений с радостным блеском в огромных обаятельных глазах-вишенках произнёс:

— Дядя, я очень благодарен, что ты меня поддерживаешь, я бы очень хотел, чтобы мы снова стали близки, как в былые годы, но это не получится, пока ты не примешь мой выбор и не уберёшь командирский тон. Я сознательно выбрал долю писателя, я хочу искусством обогащать этот мир, и. главное, я знаю, что я способен на это. Ты, видя развратный образ жизни Николя на военной службе, мечтал, чтобы я стал штатским чиновником, но это мне не по душе, я быстро завяну на такой нудной службе без творчества. И сударыня Людмила поддерживает меня в этом выборе…

Шустров сначала задумался, потёр своё морщинистое старческое лицо, а потом прокряхтел:

— Ладно, обошли вы меня, молодёжь, ты ведь очень умный учёный молодой человек, раз никак не хочешь внять моим советам, пусть будет по-твоему. Не волнуйся, подсоблю, издателю хорошему представлю, верю в тебя, что ты у меня талантлив. Понял я свою ошибку, больше не буду командиром, лучше помощником быть…

Евгений в знак благодарности крепко-крепко обнял дядю, старый граф от умиления даже прослезился…

…Один Николя стоял тихо в стороне, и с ядовитым гневным оскалом думал: « Ну, всё Евгений, ты зашёл слишком далеко, теперь у нас будет война за руку и сердце гордой полячки, и ты, тюфяк, тюлень, ещё не знаешь, на что я способен! Я не умею проигрывать, так что любой ценой княжна будет моей…».

Глава «Николя начинает войну или поездка в театр на балет и эксцесс на балу…»

…Скоро предприимчивый старенький граф Шустров достал три билета на балет постановки Дидло «Амур и Психея», а ещё по просьбе Евгения они активно занялись его внешним видом: Евгений под советы дяди похудел на два килограмма, они закали ему пошив новых модных сюртуков, фраков и жилетов, как у настоящего лондонского денди, так же за эти две недели Евгений с помощью сока петрушки навсегда распрощался с веснушками. А под конец преображения Шустров и его племянник решили покрасить его волосы басмой. Вышел весьма приятный каштановый цвет.

Старенький Иннокентий Александрович даже прослезился от радости за племянника и ностальгически протянул:

— Евгений, Женечка, до чего ж ты мил! Ты так на мою любимую сестричку, свою маму похож… — Евгений ласково потрепал седого дядю в ответ, а граф продолжил — Ладно, ты же вчера посылал слугу к сударыне Варшавской с предупреждением о твоём визите, так что бери билеты на балет, наряжайся и езжай…

…Примерно, через час карета Евгения с грохотом остановилась у имения князей Варшавских…

…Евгения вышла во двор встречать сама Людмила с распущенными белокурыми длинными локонами с ниткой жемчуга на тонкой лебединой шейке в платье цвета морской волны. За юной княжной шла в белом платье с пионом на груби и в лиловой тонкой шали с милой доброй улыбкой Зоя Витальевна.

Людмила за две недели так соскучилась по общению с Евгением, что ничего не стесняясь, быстро подбежала, словно девчушка, кокетливо положила свои хрупкие ручки на его могучие плечи со словами:

— Ах, Евгений, я по вам-с соскучилась, мы так мило общались в прошлый раз и вы-с, мой любезный, обещали билеты на Дидло, и что отныне вы, как любящий жених, будете заботиться о моём душевном состоянии и лечить меня положительными эмоциями, а сами не объявлялись две недели! Однако, сударь любезный, я сразу заметила, что вы сегодня особо хорошо выглядите! Я просто в восторге от вашего преображения! Вам так идёт быть шатеном, и лицо у вас нынче такое ухоженное, взор горит, а оделись, как истинный щёголь, но вам подходит прелестно-с! Вы — душка!

— Ах, сударушка моя Людмила Борисовна… — как-то робко начал разговор Евгений, потому что он не хотел подать виду, но он сильно переживал из-за внешности, и похвала Людмилы был ему бальзамом на душу — Что только не сделаешь, когда влюблён! Любовь — чудесная пора, и нынче в Петербурге тёплое лето, располагающее к длинным прогулкам и беседам, и я постарался достойно выглядеть. Вы–с, мадмуазель, настолько восхитительны, что ваш спутник должен приложить много усилий, чтобы соответствовать такой красавице. И я поспешу вас обрадовать, что мы с дядей добыли три билета на балет Дидло «Амур и Психея», так что, моя очаровательная муза, прошу-с принять презент…

Людмила сразу расцвела в искренней обаятельной улыбке, приняла билеты, в огромных травяных очах засиял восторг, она ликующе ответила:

— Ой, сударь любезный, вы меня, право, обрадовали, буду готовиться, тем более, что представление уже завтра! Буду во всём блеске-с! И, раз вы сказали, что дядя помогал вам, значит, вы снова сблизились? Если у вас в отношениях с дядей всё наладилось, я буду на седьмом небе от счастья! И, прошу вас, Евгений, перестаньте принижать себя: вы — достойный кавалер, прекратите стесняться своей внешности просто потому что вы не такой бравый сердцеед, как ваш кузен Николя! Вы покорили моё сердце, вам разве этого не хватает, чтобы стать увереннее в себе?

Евгений смущённо раскраснелся, так как Людмила подняла для него самую больную тему, а затем тихо спросил:

— Зачем, сударушка, вы так резко и прямолинейно озвучили мои проблемы? Вы разве хотите мне сделать больно-с?

Людмила серьёзно и ласково с безграничной преданностью во взгляде огромных зелёных глаз изрекла:

— Нет, я вовсе не хотела причинить вам, любезный Евгений, боль, наоборот, хотела помочь. Просто, это трудно, но иногда полезно: называть вещи своими именами. Вы тогда не постеснялись озвучить слово «мазохизм», и обещали поддержку и помощь в выздоровлении. Надо отметить, сначала было больно услышать свою болезнь, но позже, когда я почувствовала, что вы любите меня, как невесту, готовы бороться с этим недугом, не осуждаете, я почувствовала себя намного лучше, и сейчас я уже смело могу сказать, что я распрощалась с этой хворью. Я выбросила ту польскую обувь, в которой стирала ноги в кровь, и крестьянскую рубашку, в которой выполняла чёрную тяжёлую работу, в общем, отказалась от всех дурных привычек, вначале тянуло, а потом совсем забыла, но я ни разу не сорвалась за две недели. Даже наоборот, стараюсь быть весёлой, обзавелась в книжной лавке новыми богословскими книгами и несколькими забавными комедиями, чтобы порадовать себя, на прошлой неделе причащалась, а ещё мы с маменькой были в модных лавках, я же теперь должна одеваться достойно звания невесты. И я просто хотела помочь вам…

Евгений мило обаятельно улыбнулся, смущённо протёр пенсне и тихо ответил:

— Моя любезная сударушка Людмила, я… я, право-с, совсем сначала растерялся от этих слов, но я безгранично счастлив, если ваше настроение и здоровье так улучшились, и буду благодарен Господу нашему Христу, если я посодействовал этому. Просто… поймите-с, мадмуазель, я был всегда некрасивым тихоней и неуклюжим медведем на фоне Николя, и эта тенденция перешла и в нашу взрослую жизнь, я старался сторониться влюблённости, светского общества, балов, переосмыслил я ситуацию, только, когда полюбил вас, не только я оказался «лекарем любви», но и вы для меня тоже. Я стал больше радоваться и улыбаться, чаще уделять внимание активному отдыху, более положительно мыслить. И с дядей мы подружились ещё крепче прежнего. Просто он никак не хотел признать во мне писателя, будучи немножко старомодным, он считал литературу лишь увлечением, которое не приносит денег, и, называя повесой, требовал, чтобы я стал военным или штатским чиновником, но, когда мы серьёзно объяснились, мне удалось убедить его в том, что сочинительство — вполне уважаемая и оплачивая деятельность, он примирился и даже обещал содействовать. После этого я совсем расцвёл душой, и решил уделить внимание и внешнему преображению…

— Ах, как мило! Сударь, а вы такой замечательный человек! Вы — чудо! Вы, наверное, Ангел, ниспосланный мне с Небес, чтобы я познала счастье! — воскликнула Людмила — Я с радостью буду морально поддерживать вас во всех творческих литературных изысканиях и буду вашей музой! Скажите-с, честно, я достаточно хороша собой, чтобы быть вашей музой? Вы такой симпатичный, такой умный, добрый, обаятельный человек, одарённый писатель, я просто (Людмила чуть-чуть не проговорилась «влюбилась в вас…», но вовремя остановилась, смутившись от своего моветона) … просто восхищаюсь вами! Вы можете что-нибудь прочесть из своих работ?

Евгений с доброй улыбкой промолвил:

— Сударушка, вы прекрасней всех на свете, ни одна легендарная признанная красавица не сравниться с вами, вы рождены для того, чтобы украшать этот мир и быть музой, сочту ваше предложение за честь. И я взял с собой некоторые мои рукописи, буду рад, если вы оцените мой труд…

После этого они сели на скамейку в саду и увлеклись чтением и обсуждением литературных работ Евгения…

…Поехал домой граф Евгений Петрович спустя часа четыре, только ближе к вечеру…

…На следующее утро после утренней молитвы и завтрака Людмила в очаровательном домашнем удобном ярко-синем платье сначала давала хозяйственные распоряжения крестьянкам, а потом планировала заняться подготовкой к выезду в театр…

…Людмила и Зоя Витальевна деловито обсуждали всё для триумфального выезда в театр, когда испуганна крестьянка Маша заглянула и доложила:

— Не серчайте барыня, но там к барышне-благодетельнице Людмиле Борисовне приехал какой-то господин, военный молодой, представился графом Николаем Иннокентьевичем Шустровым. Велите проводить его в гостиную?

Людмила и её мама настороженно переглянулись, одновременно округлили от испуга глаза и спросили в один голос:

— Николя, кузен Евгения?! А ему что тут нужно?..

— Эм… проводи, Машенька, его сиятельство в гостиную… — неохотно протянула Людмила с испугом в огромных травяных глазах.

…Спустя несколько минут Людмила с изысканной причёской из белокурых волос, жемчугом на изящной худенькой шейке, набросив дорогую вышитую зелёную шаль поверх того самого удобного ярко-синего платья вышла в сопровождении маменьки в гостиную. Они немножко затревожились, так как не знали лично Николя, но всё, что они о нём слышали от Евгения или старого графа либо ещё каких-то добрых знакомых, показывало его с самой отрицательной стороны.

Николя, который ждал их на изысканном вышитом диванчике и был одет в парадный военный мундир, сразу же подскочил с бравой осанкой и обольстительной улыбкой.

— Здравствуйте, ваша светлость княгиня Зоя Витальевна, здравствуйте, прекрасная мадмуазель Людмила! Я сегодня-с, право, самый счастливый человек, потому что имею честь нанести визит к вам-с, самой темпераментной, красивой и манкой, как огонь свечи для мотылька, сударыни! Вы сегодня просто бесподобны-с! — произнёс томным мужским голосом протяжно Николя и хотел поцеловать Людмиле ручку, но девушка ловко отдёрнула свою маленькую худенькую ручку и ответила:

— Прошу-с прошения, многоуважаемый сударь Николя, но я не могу позволить себе такое фамильярное поведение, ведь я уже сосватана за вашего двоюродного брата Евгения Петровича, и я бы сочла себя преступницей, ответив на ваш флирт. Во-первых, не хочу этим унизить человека, которого люблю, а во-вторых, не хочу быть яблоком раздора между вами, двумя братьями, пускай и двоюродными…

— О, мадмуазель, какая большая редкость, что при такой небесной красоте сударыня ещё и умна! Прошу-с извить за прямоту, но вы правильно поняли подоплёку моих комплиментов, я действительно пленён вами и влюблён. Дело в том, что я недооценивал вас, прекрасная сударыня, считая ещё маленькой для настоящей любви. Однако, когда вы на том балу у Вишневских так темпераментно, раскованно, экспансивно танцевали целый час польку, я был покорён вами, возбуждён и теперь лишь только вы — моя единственная главная страсть и любовь жизни! И я-с готов на что угодно, лишь бы отказались от Евгения и ответили взаимностью мне… — с бравым видом продолжал Николя, но Людмила звонко рассмеялась:

— Ах, Николя, до чего же вы смешной и примитивный! Да, я тогда красиво станцевала, но, неужели вы не заметили ничего в этом танце, кроме страсти? Вы-с мужиковатый в таком случае, у вас своеобразная солдафонская… я даже бы, сударь, прошу-с прощения за выражение, сказала бы… ушлая фантазия. И я не поверю в две вещи: что этот красивый монолог вы придумали сами, и что я единственная, кому вы льстили и приносили лживые объяснения в любви! Монолог, я думаю, вы выискали у какого-нибудь французского писателя и переделали под меня, упомянув эпизод с танцем, и, говорят, вы славный сердец и ловелас, что вы опорочили репутацию не одной знатной мадмуазель, не гнушались и красивыми крестьянками, а ещё вы посещаете актрисочек и куртизанок. Я не собираюсь быть сотой в вашем списке побед, потому что легкомысленные отношения меня не интересуют. Я останусь верной своему жениху…

Красивое белокожее лицо Николя испортил злобный оскал, его всего перекосило от ярости, казалось, он в таком гневе, что мог бы пристрелить гордую девушку, если бы револьвер был у него с собой…

Николя не мог понять, откуда она знает о его прошлом и обо всём догадалась? Кто рассказал о его романах с куртизанками? Евгений или отец? Но когда?

Тут, почувствовав напряжение, по библейски скромная Зоя Витальевна потупила взор и решилась вступиться за дочь:

— Прошу-с прощения, ваше сиятельство, просто я, как вы, наверняка знаете, давно в крепкой дружбе с вашим отцом и дядей Евгения, и мне о таком безнравственном вашем поведении сначала с искренним возмущением поведал ваш отец, граф Иннокентий Александрович, а потом при общении подтвердил и Евгений. А так же сейчас от вас сильно пахнет спиртным,… то есть, я поделилась с дочерью, чтобы она не соблазнилась согрешить до брака. Как понимаете-с, мне далеко не безразлична судьба и честь любимой дочери…

Николя от гнева тяжело задышал, в мыслях ругая отца самыми непристойными словами за то, что тот проболтался княгине Варшавской, но решил пустить в ход другие идеи.

Он достал красивую коробку, открыл её, внутри коробки лежало шикарное рубинное ожерелье. Николя артистичным грациозным жестом подвинул коробку к Людмиле со словами:

— Я не знаю, кто сочинил такие глупости обо мне, а мой отец уже слишком стар, у него уже маразм, поэтому он вам просто пересказал светские небылицы, Евгений мог и специально их подтвердить, чтобы выставить себя в лучшем свете. А, если вы посмотрите на меня не так предвзято, вы заметите, что я — более выгодный жених, чем Евгений. Во-первых, я — офицер, занимаю в армии высокий пост и получаю соответствующее внушительное жалование, когда же Евгений собирается посвятить себя писательству, а как известно, сочинители получают мало и нерегулярно. Так же я красив, представителен, а Евгений хоть и начитан и может нравиться, как умный собеседник, но у него совсем отталкивающая внешность, да и манеры далеко не комильфо. У него нет романтики, а я привёз вам-с такой редкое, подчёркивающее вашу темпераментность рубиновое украшение! Я — самый завидный жених в Санкт-Петербурге, вы не понимаете, что теряете…

Людмила лишь манерно отодвинула коробку с рубиновым ожерельем, и тихо произнесла:

— Нет, моя многоуважаемая маменька очень хорошо знает вашего отца, и он прекрасно в здравии, и Евгений лгать мне никогда не будет, как и я ему. Я верю Евгению, а не вам-с, и прошу прекратить глупые уговоры: я сосватана за Евгения и буду верной ему. А, если бы я хотела расторгнуть помолвку, то точно уж не ради вас. Я считаю подлым вставать между родными людьми, и никогда не позволю себе это сделать. И зря вы-с себя нахваливаете, как жениха, ничем вы не лучше Евгения, наоборот, прошу-с прощения, но хвастунов и гордецов терпеть не могу! А вы показали себя только с такой стороны. Вы говорите, что богаче Евгения и предлагаете мне дорогой подарок-с, но я сама дворянка с хорошей родословной и не менее завидным приданым, я не ищу брака по расчёту, лишь по любви, а Евгений богат духовно и как христианин, и как человек, личность. Он умеет быть и галантным, и романтичным, только, в отличие от ловеласов, подобных вам, он такой только со своей невестой, именно со мной. У него чуткое и преданное сердце, он способен проявлять заботу и нежность, а не только гореть страстями, и этим наполнено его прекрасное литературное творчество, и я верю, что он достигнет своих высот, как писатель, что же касается богатства, я предпочитаю духовное изобилие денежному. И я предпочту недорогой презент, но сделанный с любовью, чем драгоценности, но подаренные без всяких чувств. Что-то подобное я могу сказать и о внешности. Вы-с утверждаете, что красивы, а Евгений « отталкивающей внешности», а с чего вы так рассудили? Мне лично граф Евгений кажется красивым располагающим, обаятельным, я ценю его не только ум, но и умение держаться при общении, считаю, что, хоть он не безупречен, но это перекрывает харизма, неповторимая изюминка. Красота духовная. Да-да, я высоко ценю его духовную красоту, и считаю себя счастливицей, что столь интересный молодой писатель и дворянин будет моим мужем. А, скажите-с, что такого особенного вы, Николя нашли в себе, что сочли себя лучше Евгения? Да, вы стройный, плечистый, с правильным греческими носом и модными бакенбардами. Но разве этот внешний лоск, по-вашему, и есть красота? Ну, знаете, среди молодых офицеров много похожих на вас, у вас получается слишком… примитивная неоригинальная красота выходит. Красивая обёртка, а вот что внутри, никто не знает. И, вообще, есть ли что-то кроме красивой обёртки…

— Но ведь Евгений вас не любит! Не любит! Он женится только из-за выгоды и воли нашего общего воспитателя, моего отца и его дяди, а за глаза он называл вас кислой девицей и жеманной мартышкой!!! — зло вскрикнул в эмоциях Николя.

Людмила сделала царственную осанку, поджала нежные губки и резко ответила:

— А почему вы решаете за Евгения, любит он меня или нет? Вам-то откуда знать, что такое любовь, если вы отца родного обвиняете в маразме? Евгений смог сделать во имя любви самое сложное: принять свою вторую половинку такой, какая она есть! И полюбить такой! И мало ли, что он говорил раньше, обо мне в свете любят сплетничать, главное, у него хватило мужества признать, что он был не прав, и хватило любви относиться ко мне с таким уважением, что я ответила ему тем же в итоге. А по-поводу жеманной мартышки, я сочту это за оригинальный комплимент моим изысканным благородным женственным манерам! — тут Людмила не выдержала и звонко рассмеялась — Хи-хи-хи!

Зоя Витальевна стояла, молча, но мысленно гордилась и радовалась тому, что воспитала дочь верной любящей и бескорыстной девушкой.

Николя же совсем стал багровый от гнева и крикнул:

— Скажите, мадмуазель, у вас есть хоть один вопрос, на который вы не знаете ответа?!

— Да, есть, — тут же весело сострила юная прелестница — Я не знаю, на что вы рассчитывали, когда ехали объясняться мне, чужой невесте, в любви! Неужели вы думали, что ради брака с вами я разорву помолвку с Евгением?

— А кто говорит о браке, мадмуазель? Я хотел вашей любви, но никак не обвенчаться с вами для создания семьи на всю жизнь! И я привык получать то, что хочу, так что я даю вам такой выбор. Я слышал, что сегодня Евгений пригласил вас и вашу уважаемую маменьку на балет Дидло «Амур и Психея». У меня тоже есть на это представление два билета: на меня и на вас, мы с вами люди взрослые, пообщаемся тед-а-тед и без маменьки, если вы хотите для себя благополучного исхода, то откажите Евгению и поедете со мной. В противном случае я расскажу в свете о том, что вы больны мазохизмом, и вы, опозоренная, уже никогда не сможете ни появляться в дворянском обществе, ни выйти замуж! Я знаю, что вы скрывали эту болезнь, и вашу тайну узнают все, если вы не станете моей любовницей. Что скажите теперь, а, мадмуазель гордячка? С кем же теперь вы-с поедете на представление Дидло? — Грубо и язвительно протянул Николя, предвкушая победу благодаря шантажу.

Людмила тут же выпалила эмоционально ответ, не задумываясь об альтернативных решениях:

— Я, как и полагается пличной девушке и христианке, не собираюсь быть чьей-либо любовницей, и, естественно, с моей уважаемой маменькой сегодня едем в театр с моим женихом Евгением! По-другому и быть не могло, а вы — последний подлец, если добиваетесь расположения барышни столь низким шантажом! И я не боюсь ваших угроз. Во-первых, потому что я сомневаюсь, что вы способны их исполнить: вы не такой уж высокий пост имеете, чтобы быть в дружбе со всеми из высшего дворянского света, всё равно всех не сможете убедить. Во-вторых, даже если у вас как-то это получится, и от меня откажется дворянское общество, я не пропаду, потому что со мной останутся моя мама, мой муж, Евгений и на нашу сторону встанет и граф Шустров, дядя Евгения. Я думаю, отец постыдился бы вас сейчас! И даже, если меня увезут в жёлтый дом, я твёрдо знаю, что эти родные люди будут меня ждать и встретят с радостью в день выписки!

Николя от злости с грохотом отшвырнул стул и крикнул:

— Даю вам время подумать, княжна, но следующий шанс будет последний, предупреждаю! Так что вам имеет смысл подумать на нашим разговором и опасностью, которая грозит вам-с!

После чего незадачливый шантажист выскочил, как ошпаренный и поспешил в карету, а Людмила отдышалась и тихо обратилась к Зое Витальевне:

— Матушка любимая, что делать с этим будем?

Княгиня ласково обняла дочь и шёпотом ответила:

— Не волнуйся, кровиночка, радость моя ненаглядная, ты — умница, я рада, что ты осталась верна своим нравственным принципам, я горжусь тобой, а насчёт шантажа Николя я сама, без тебя, поговорю с его отцом, графом Иннокентием Александровичем объясню сию неприятнейшую ситуацию, попрошу о помощи. Я не совсем уверена, но думаю, он сможет помочь. А пока давай, милая, собираться в театр, ведь у нас сегодня такое событие! Ты должна предстать перед Евгением в самом лучшем виде!

О, да! К вечеру Людмила уже была собрана: платье ампирного фасона персикового цвета, изысканная причёска, изумрудные под цвет глаз серёжки, жемчужная нить на худенькой шейке, бальная атласна обувь под цвет платья и белоснежные перчатки. В театре Людмила затмила всех светских барышень, и Евгений был в восторге от внешнего вида невесты.

Евгений и Людмила искренне насладились прекрасным балетом «Амур и Психея», очень мило и увлекательно общались, и даже Зоя Витальевна приняла участие в этом весёлом разговоре, не стесняясь показаться простоватой для своей молодёжи, ведь она знала, как они её любят…

…На следующий день маленькая смуглая княгиня Варшавская одела любимое лиловое платье с синей шалью и решила навестить Иннокентия Александровича. Конечно, она переживала, ведь разговор предстоял серьёзный, но помочь дочери желала неизмеримо сильно, а как лучше это сделать, не представляла и могла надеяться только на старого графа.

…Старый сморщенный Иннокентий Александрович принял княгиню очень радушно, пригласил на веранде попить чаю с сушками и вареньем, где у самовара и начался между ними разговор.

— Понимаете-с, ваше сиятельство, как неприятно нынче вышло, я, как матушка Людмилы, обижена на Николя за такие серьезнее оскорбления, напугана за жизнь дочери, прошу помощи. Вот, сударь, объясню сейчас всё по порядку, что у нас случилось вчера. Николя приехала к нам днём с визитом, и стал неожиданно объясняться в любви, всячески хвалить себя, принижать Евгения, пытался склонить Людмилу на блудных грех дорогим подарком. Благо, что она у меня девица с честью, ни себя, ни жениха не опозорила, смело отказала, когда тот настаивал на неприличных вещах. Да-с, ваше сиятельство, так всё и было! Вы же столько лет в дружбе со мной, дружили с моим мужем, и Людмилу уважаете, знаете, какая она добропорядочная девушка. Но потом он стал шантажировать её, что в случае отказа стать, ох, Господи, прости за слова такие, любовницей, он расскажет о её болезни в дворянском обществе, и её перестанут принимать, а то, грозился, что доведёт всё до жёлтого дома! Она, как они сошлись с Евгением, как переродилась, ни разу приступов мазохизма не было, а Николя так жестоко… — тихо повествовала Зоя Витальевна — Вы-с можете помочь как-то?

Граф Шустров сейчас крепко задумался. Он оказался между двух огней: родным, но бессердечным сыном, и замечательным любящим племянником. Вдобавок, он слабо представлял, как может повлиять на взрослого сына помочь Евгению. А помочь Евгению и Людмиле хотелось очень…

— Хм… — просипел по-старчески седой граф — я даже не знаю-с, что сказать, кроме извинений за безнравственное поведение сына. Мадам, прошу-с от всего сердца не обижаться на нашу семью, ведь и мы, и Евгений с Людмилой так чудесно по-родственному крепко дружим, а с Николя я, конечно, поговорю, но не буду пока ничего обещать-с…

…Ни княгиня Варшавская, ни старый граф не заметили, как в имение с другого входа зашли почти одновременно Евгений и Николя, и молодые люди прекрасно слышали весь разговор своего опекуна и матушки Людмилы.

Николя снова исказил своё красивое лицо злостью, его раздосадовало то, как ловко княгиня выложила все его секреты отцу, а Евгению просто стало больно, а ещё он рвался защитить любимую невесту Людмилу и её добрейшую матушку от наглеца Николя. Поэтому, ничего не дожидаясь, Евгений с гневом в огромных глазах-вишенках схватил Николя со все силы за плечи и закричал:

— Так вот значит, в чём дело!!! Он вздумал клеиться к моей невесте! Да ещё и шантажировать!!! Последний подлец ты, Николя!!! Да я! Да я! Не знаю, что сделаю с тобой! А, знаю! Раз ты себя ведёшь, как свинья, а не как джентльмен, то я тебя сейчас брошу в загон к свиньям, побудешь со своими собратьями по духу, потрудишься, чтобы грязь всю отмыть, так поумнеешь! Больше не подойдёшь к Людмиле! Что ж я зазря слова-то трачу? Свинье в свинарнике самое место!

И после этого вынес Николя на задний двор, где был скот и хозяйственные постройки и триумфально швырнул незадачливого кузена-ловеласа прямо в загон со свиньями! Зоя Витальевна и Иннокентий Александрович серьёзно перепугались, чтобы молодые люди из ревности греха не натворили, но когда прибежали на крики и увидели довольного Евгения и багрового от злости перепачканного грязью и помоями Николя, то не удержались и рассмеялись. Очень уж мудрый и смешной урок преподал Евгений подлецу Николя.

— Да ты с ума сошёл, Евгений! Да я ж тебя за этот позор на дуэли прибью!!! Я ж изведу тебя!!! Я тебе отомщу за такие выходки! И не надейся на снисхождение из-за родства, гусь свинье не товарищ!!! — кричал Николя, тщетно пытаясь стряхнуть с нарядной одежды грязь.

Евгений же с весёлой улыбкой бравым жестом поправил каштановую стрижку, пенсне и ответил:

— Николя, я с тобой на дуэли сражаться не собираюсь, так и знай. Я тебе и без всякой дуэли, если надо, синяков наставлю! Ну, ты пока подумай среди свиней, а я, раз тебе не товарищ, полечу…

Этот эпизод в свинарнике рассмешил всех.

Евгений подошёл к Зое Витальевне и своему седому сморщенному дяде и ласково спросил:

— Многоуважаемое старшее поколение, что ж вы этот эксцесс между собой обсуждаете, а меня, жениха Людмилы, в известность не ставите, мне, извините-с, пришлось услышать случайно из вашего разговора о неприятностях у моей любезной невесты?

— Извини, Евгений, я не хотел говорить тебе, потому что не знал, чем тут можешь помочь ты, но, я ошибался, ты действительно нашёл действенный метод! — рассмеялся старенький седой Иннокентий Александрович.

— Дядя, а ведь у меня такая радостная новость: я ездил в одно известное издательство в Санкт-Петербурге с моими работами, и редактор сказал, что они согласны издать мои книги! Первые гонорары будут через два месяца, а предоплату я получу послезавтра, в понедельник! Помог Господь! А ты, дядя, ещё сомневался, что из меня путный писатель выйдет! — радостно сообщил Евгений, старик Шустров от счастья прослезился, обнял племянника и ответил:

— Прости, что не понимал тебя так долго, я очень рад твоим успехам, и знал, что ты найдёшь себя в жизни, ведь ты такой умный, образованный, способный юноша! У тебя и мамка, сестра моя любимая, и папка были умными уважаемыми людьми. Ты — моя гордость! И родители тоже там, в раю, рады за тебя!

…Потом они оставили Николя одного и отправились пить чай и поздравлять Евгения.

А на следующий день в воскресение, Евгений вместе с дядей и Людмилой с её маменькой вчетвером дружно на утреннюю литургию, где исповедались и причастились. Хрупкая нежная женственная княжна была прелестна в белом платье с пионами на груди. Радостный день продолжился на пикнике, где все угощались, весело общались, Евгений читал всем отрывки из своих произведений и стихи, которые посвятил невесте, а Людмила мило кокетничала в ответ. На память о том радужном солнечном летнем дне Евгений подарил Людмиле оригинальное украшение: колье ввиде лавровых листьев, сделанных из изумруда…

…Никто не знал, что Николя втайне от всех готовил уже новый план, он не собирался успокаиваться, пока не добьётся цели: любви гордой юной княжны…

…Спустя месяц граф Шереметьев давал большой бал, куда были приглашены и Евгений со старым графом, и Николя, и Людмила Варшавская с маменькой.

…Хрупкая и нежная, как муза, Людмила в этот день затмила всех светских красавиц. Белокурые волосы девушка собрала в модную высокую причёску, худенький изящный стан подчеркнула белоснежным ампирным платьем с ярко-зелёной лентой и изумрудным камнем под грудью, на маленьких ножках были атласные, мягкие, как пух, белые пинеточки, а на тоненьких ручках — бальные перчатки. Так же Людмила дополнила свой образ изумрудным колье ввиде лавровых листьев, что подарил ей Евгений, и изумрудными серёжками, которые так подходили к её ярко-зелёным большим веждам…

…В богато украшенной бальной зале оркестр гремел, исполняя бальную музыку, а пары танцевали танец за танцем: полонез, вальс, мазурка и котильон…

Людмила танцевала в этот раз только с Евгением, не дав больше никому ни танца. Да, Евгений был крупноват для Людмилы, выглядели они забавно, но, главное, им было вместе отрадно, весело и хорошо, а непринуждённая беседа и звонкий смех не прекращались. Будучи такими разными внешне, они обрели в друг друге родственные души…

…А потом Евгений посадил Людмилу на изысканный бархатный диванчик и отошёл к столу с угощениями, потому что хотел угостить свою любезную фруктовым салатом.

…Тут, сверкая эполетами, рядом с Людмилой появился Николя, галантно подал руку и произнес томным игривым голосом:

— Здравия желаю-с, прекрасная княжна, позвольте, сударыня, ангажировать вас на мазурку…

Людмила от испуга смешно вытянула свою худенькую шейку и протараторила:

— Прошу прощения-с, ваше сиятельство, но я не могу, я пообещала все танцы своему жениху, графу Евгению Петровичу…

Николя грубо подвинул девушку к себе и зло тихо прошипел:

— Глупая строптивая девчонка, ты разве не поняла, что я даю тебе последний шанс?! Мы уедем с этого бала вдвоём, а откажешь мне ради Евгения, то врачи из жёлтого дома завтра же к тебе визит нанесут!

— Отлично! Пусть приезжают, я знаю, что буду делать в это ситуации, и говорить врачам! На мою благосклонность не рассчитывайте-с в любом случае! — резко оттолкнув Николя, с величественной осанкой ответила юная прелестница Людмила, и Николя поспешил ретироваться.

У обоих на душе отпечатался неприятный след. Николя был зол, что столько красавиц падали в его объятья и лишь какая-то полячка смела сопротивляться его обаянию и ради кого: Евгения, которого Николя считал себе ничтожным соперником.

Увы, таким чёрствым людям, как Николя, не дано понять, что любят не за внешний блеск, а за то, какими качествами души обладает человек, как гласит народная поговорка, с лица воды не пить.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.