Бесплатный фрагмент - Поколение выродков

Написание плохой книги требует столько же труда, сколько и хорошей.

Автор также искренне вкладывает в неё свою душу.

Олдос Хаксли

Пролог

Сижу на стуле посреди большой, ярко освещенной сцены. Напротив, в зрительном зале — десятки людей, смотрят на меня изучающе, словно я какой-то диковинный музейный экспонат. Рядом, сложив руки за спиной, расхаживает высокий седовласый мужчина профессорского вида.

— А скажи-ка нам, кто у вас сейчас министр иностранных дел? — обращается он ко мне.

Неожиданный вопрос ставит меня в тупик, и я стыдливо опускаю глаза.

— Эээ… Нуу… Я не помню…

По залу прокатывается приглушенный смех, местами перерастающий в откровенный хохот.

— Не помнишь или не знаешь?

«Профессор» говорит мягким, чуть ли не отеческим тоном, но в его голосе явно слышится ирония.

Чувствуя неодолимое желание провалиться сквозь землю, я тем не менее решаюсь еще раз посмотреть на сидящих в зале людей и ловлю на себе взгляд симпатичного бородатого парня, который тут же отворачивается, делая вид, будто жутко занят разговором с сидящей рядом девушкой.

Да уж, провалиться сквозь землю было бы сейчас очень кстати… Однако, едва я успеваю подумать о том, что надо будет обязательно загуглить имя этого самого министра, как пространство вокруг меня начинает в прямом смысле куда-то уплывать, становясь крохотной, слабо пульсирующей вдалеке точкой. Я погружаюсь в темноту, а следом доносится уже едва различимый голос старика: «Знайте, дорогие мои, что главное отличие человека от обезьяны — в способности эволюционировать, постигать что-то новое, находить ответы на вопросы…»

Глава I. Кеша

Меня тошнит от вас от всех!

Простите, слишком откровенно?!

Ах Астахова

Пытаюсь открыть глаза. Получается не сразу. В ушах звенит, голова словно чугунная. Резко приподнявшись, тут же падаю обратно на подушку. Никто не напомнит мне, сколько раз я зарекалась пить пиво после вина? Вопрос, конечно, риторический.

Да ещё этот странный сон… Приснится же такое. Впрочем, надо действительно загуглить, кто там у нас министр иностранных дел. Вот только бы найти телефон… Стоп. А я ведь явно не дома…

Оглядевшись по сторонам, понимаю, что нахожусь в квартире у моей закадычной подруги Светки. Ну да, точно. Вчера мы устроили очередную тусу или, как это модно сейчас называть — вписку. А другими словами — пьянку с кучей непонятных людей.

Одного такого непонятного персонажа я обнаруживаю спящим на соседнем диване — какой-то полуголый парень, который вдруг ни с того ни с сего начинает раскатисто храпеть. Кстати, догадываюсь, с кем он провел ночь…

Да, по правде говоря, целомудрием и вообще порядочностью моя лучшая подруга не отличается, однако дружим мы еще со школы, где учились в одном классе, а это, знаете ли, святое.

Самой Светки в комнате нет, но по доносящемуся с кухни запаху сигарет я определяю, что хозяйка вчерашней вписки уже вовсю бодрствует. Заставляю себя встать и плетусь к ней. Подруга сидит за кухонным столом, скрываясь в густых клубах дыма.

— Свет, а ты случаем не знаешь, кто у нас министр иностранных дел?

— Мать, ты о чем? Не отрезвела еще?

Ну, другого ответа я и не ожидала.

— Ладно, проехали. А как зовут нашего героя-любовника?

— Да хрен его… — Светка смачно рыгает. — Какая разница, по-моему, он не очень, хотя точно не помню. Слушай, посмотри в холодильнике, пивас остался?

Лезу в холодильник, отодвигая от него светкиного кота Микса. Толстый кастрированный шотландец с полными вселенской печали глазами вызывает жалость у каждого, кто бывает в этой квартире… Помимо пива, нахожу кусок недоеденной селедки и скармливаю его пушистому наглецу, одновременно протягивая подруге спасительный напиток. Светка с удовольствием отпивает и вновь отрыгивает. Брр… Вот чего я никак не пойму — так это когда девушки ведут себя как мужики, тем более, как быдло-мужики. Мне кажется, девушки должны оставаться девушками даже в отсутствии мужчин.

Наливаю кофе и с кружкой в руках забираюсь на стул, по привычке поджав ноги под себя.

— Я седня выходная, — с радостью докладываю подруге. — Чем займемся? Может, в басик?

— Не, мне нельзя. Одно из противопоказаний после аборта, — говорит Светка абсолютно спокойным и будничным голосом, словно речь идет о какой-то незначительной мелочи.

— Аборта??? — от неожиданности я аж поперхнулась кофе. — Ты делала аборт???

Бедный Микс, испугавшись, стремительно прячется под стол.

— И че? — лениво протягивает Светка, широко зевая. — Не первый и, вполне возможно, не последний.

— Подожди, но если тебе нельзя в бассейн, разве тебе можно… Ну… — я киваю в сторону комнаты, где по-прежнему храпит тот полуголый парень без имени.

— Ой, Кех, не нуди…

Кеха — это, кстати, я. Точнее — Кеша. Еще точнее — Иннокентия. А уж если совсем точно — такого женского имени в природе вообще не существует. Просто мои родители, отдыхая в 93-ем году в каком-то подмосковном санатории, познакомились с Иннокентием Смоктуновским — величайшим, как они мне говорили, актером своего времени. Мама тогда как раз была беременна мной (к слову, еще не будучи расписанной с папой, так что по сути я — дитя греха), и родители, видимо, находясь под впечатлением от знакомства с актером, решили назвать меня в честь него. Хотя в свидетельстве о рождении и в паспорте я записана как Инна.

Такая вот история.

Пока мы со Светкой продолжаем — я с помощью кофе, она с помощью пива — отходить от вчерашнего, наконец просыпается наш безымянный герой. Зайдя на кухню, он смотрит на нас так, будто впервые видит (похоже, он даже не уверен, с кем из нас спал), и вместо какого-либо приветствия спрашивает, какой здесь адрес, чтобы вызвать такси. После чего быстро собирается и сваливает. Мда, странный товарищ… Хотя мне-то, в принципе, без разницы. Светкин грех, не мой.

Однажды я читала книгу, в которой описывалось, как девушка, находящаяся в коме после падения с балкона, путешествует по какому-то мрачному потустороннему миру и сталкивается с различными проявлениями смертных грехов. Подробностей я уже особо не помню, но один момент все же врезался в память: когда героиня оказалась в самом настоящем аду, там ей наглядно показали суть прелюбодеяния. Она увидела, как ее маленькая фигурка спаривается с другими фигурками — всеми мужчинами, что были у нее в течение жизни. А так как мужчин было много, фигурка эта походила на какое-то страшное многотельное существо. Жуткое, в общем, зрелище…

Вот и представьте, на что бы походила фигурка Светки, ведь сколько у нее было мужиков, я даже и не скажу. Однажды, когда мы ночевали вместе, она начала их считать, но я уснула примерно на номере сто. А ведь Светке, как и мне, всего 23. Я, конечно, тоже не сказать, что чиста как слеза младенца, но парней у меня было всего двое. Правда, и моя фигурка выглядела бы… ну, как минимум необычно…

— Кех, ты снова?

Ага, снова… Как часто я слышу этот вопрос… Меня постоянно упрекают в том, что я надолго выпадаю из реальности и летаю где-то в облаках. Хотя не вижу здесь ничего преступного. По-моему, если мне всегда есть о чем поразмышлять, значит, я — глубокий и вдумчивый человек. Разве это плохо?

Впрочем, на сейчас размышлений хватит. Пора двигать.

— Ладно, Свет, я тоже домой. Дела.

Накинув куртку и почесав за ухом выбежавшего проводить меня Микса, я ухожу.

Дела у меня, кстати, самые что ни на есть важные. И раз уж поход в бассейн с подругой накрылся, откладывать их дальше смысла нет.

В общем, я решила покончить жизнь самоубийством. Да, да, вы не ослышались… Именно самоубийством. Причина, спросите вы? А почему обязательно должна быть причина? Безответная любовь, прогоревший бизнес, травля среди сверстников? Я вас умоляю… Я тупо жить не хочу. Лишняя я здесь…

Как уже говорила, мне 23. Не красавица. Моя жизнь — бесконечный день сурка. Работаю кассиром в «Пятерочке», продаю еду и бухло людям, которые вечно чем-то недовольны. Когда нет смены, иду к Светке, пью пиво или что покрепче, иногда даже курю, а заодно слушаю философские рассуждения о бренности человеческого бытия от очередного подругиного хахаля. Самоубийство — не выход, скажете вы. Нужно что-то изменить в своей жизни. Херня. Могла бы, изменила. А так… Просто как-то все не сложилось. Причем с самого детства… Школа — на тройки, техникум со средним специальным образованием и апогей всего этого — «Пятерочка». Как же достало… Не хочу так жить. И не буду. Даже придумала, что должно быть написано на моем памятнике на кладбище (о чем предусмотрительно написала в предсмертной записке родителям):

«Летает ангел безработный

над гробом с девушкой внутри.

Она была его работой…

Но на нее он опоздал…»

Круто, да? Мне тоже нравится. Люди будут останавливаться, печалиться, увидев даты 15.04.1994 — 16.09.2017. Такая молодая… Она же пожить не успела… Ох, нет. Пожить я успела сполна…

Вообще не думаю, что есть определенный возраст разочарования в жизни. И дети, особенно подростки, бывает, разочаровываются, и взрослые. Или взять меня: вроде давно не ребенок, но пока еще и не взрослая — а тоже разочаровалась.

Ой, в своих мечтаниях о собственной безвременной кончине я совсем забыла о главном — суицидников же не хоронят на кладбище, только за оградой. Ну да ладно, в конце концов, это от меня уже не зависит. Зато зависит другое — каким именно способом покинуть сей опостылевший мир? Задавшись этим вопросом, я поняла, что прыгать с крыши, топиться, резать вены и тому подобное я не хочу, все-таки неплохо было бы лежать в гробу красивой. В итоге на помощь мне пришла недавно прочитанная книга Паоло Коэльо «Вероника решает умереть». Там главная героиня, чтобы уйти из жизни, выпивает пачку снотворного. Я решила сделать также. Засну и больше не проснусь. А если вдруг все же проснусь… Значит, есть еще незавершенные дела на этой земле. Такая вот, мать ее, русская рулетка…

Кстати, две пачки снотворного как раз лежат у меня в тумбочке. На той неделе навещала бабулю и предусмотрительно стырила их из ее аптечки. Будто знала, что пригодятся…

Итак, орудие самоубийства под рукой, и теперь настал его звездный час. Что может быть более романтичным, чем умереть во сне?

По правилам суицидников (а я, конечно же, много чего нагуглила об этом), в первую очередь я должна была отдать все долги и попросить прощения у близких. Ну, долгов у меня нет. А родителям звонить не хочу. Зная мою впечатлительную маму, могу с уверенностью сказать, что она сразу же обо всем догадается и бросится на помощь. Эх, мама… Ничем мне уже не поможешь… Ничем…

Нахожу в недрах кухонного шкафчика оставшуюся от какой-то попойки водку, нарочито медленно ползу с ней в комнату и, усевшись на кровать, высыпаю в рот одну упаковку таблеток. Запиваю. Потом повторяю процедуру еще раз. Буквально сразу же меня настигает ощущение расслабленности и безмятежности. Правда, это вряд ли от таблеток, скорее от водки. Да ещё явно сказывается почти бессонная ночь… Принимаю горизонтальное положение и сладко засыпаю.

Ну, здравствуй, смерть, вот ты, значит, какая… Ласковая, нежная… И такая спокойная…

Глава II. Мир жирных наркоманов

— На что мне безумцы? — сказала Алиса.

— Ничего не поделаешь, — возразил Кот. — Все мы здесь не в своём уме — и ты, и я.

— Откуда вы знаете, что я не в своём уме? — спросила Алиса.

— Конечно, не в своём, — ответил Кот. — Иначе как бы ты здесь оказалась?

Льюис Кэрролл

Чей-то влажный и шершавый язык лижет мою щеку. Собака? В раю есть собаки? Хотя стоп… С чего я взяла, что попала в рай? По всем раскладам это определенно должен быть ад.

Медленно открываю глаза. Картина следующая: грязная и до жути худая псина неизвестной мне породы настойчиво трется своим холодным носом о мое лицо. Резким «кыш» отгоняю ее в сторону и осматриваюсь. Ну дела… Оказывается, я лежу возле мусорных баков посреди какой-то мрачной подворотни, а вокруг разбросано множество странных белых таблеток с мелкими надписями. Начинаю изучать эти надписи и понимаю… что ничего не понимаю. «Бродский», «Пушкин», «Чехов», «Бунин» и все такое. Что за хрень?

Псина, застывшая в паре метров от меня, сперва долго обнюхивает, а затем, набравшись смелости, подбирает с асфальта одну из таблеток. Тут же взгляд четвероногой бедолаги становится неестественно стеклянным, но мгновение спустя она снова принимается усердно обнюхивать асфальт в поисках других таблеток.

Да уж, не таким я представляла себе загробный мир…

Неожиданно где-то позади раздается гулкий металлический грохот. Оборачиваюсь и вижу одетого в лохмотья бомжа, который сосредоточенно ворошит палкой содержимое большого мусорного бака. И что самое странное — бомж этот нереально толстый, прямо-таки жирный. Вы когда-нибудь видели жирных бомжей? Я — нет.

Он ловит мой удивленный взгляд и вдруг начинает орать:

— Что уставилась? Нищебродка! Пошла вон отсюда! Моя территория!

Нищебродка?! Из уст бомжа это звучит как-то особенно обидно.

Впрочем, лучше с ним не связываться. Вскочив на ноги и спугнув примерившуюся было к очередной таблетке псину, я спешу поскорее убраться прочь. Бомж продолжает что-то кричать мне вслед (ага, конечно, наглая девчонка позарилась на его «несметные богатства»), и только свернув за угол, я останавливаюсь, чтобы перевести дух.