18+
Поймай ее, если сможешь!

Бесплатный фрагмент - Поймай ее, если сможешь!

Юмористические приключения

Объем: 282 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

ГЛАВА 1

Прогремел выстрел. За ним второй, третий. Лиля — рыжая, гладкошерстная такса — вскинула голову и прислушалась. Залпы повторились канонадой: бах-бах-бах.

Собака рванула к двери хлева, толкнула ее лапой и выбежала на улицу. А из ещё не успевшего закрыться проема ей в спину неслось возмущенное: хрю-хрю-хрю.

Черный боров Пармезан выказывал свое недовольство краткостью свидания. Своим выступлением он перебудил всех постояльцев заведения, к которым этим ранним утром с инспекцией приходила Лиля. И проспавший рассвет и разбуженный свинским концертом петух тоже исполнил короткий этюд.

Солнце поднималось из-за холма за лимонной рощей. Лиля забежала на пригорок. Лимонные деревья расступились. И картина открылась ей, как на ладони. Выжженную летним солнцем и отдавшую все свои краски наступившей осени густую траву на возвышенности прочесывали мужчины с ружьями. Они шли цепью метрах в сорока друг от друга, и шеренга их растянулась до самого горизонта.

Одиночные выстрелы чередовались сразу несколькими одновременно. Сосредоточенные и хмурые они вскидывали каждый в своем темпе ружья и с немым азартом палили во что-то, только им видимое, в бурьяне. Вдруг откуда-то издалека послышался сначала тихий, но быстро нарастающий лай своры собак. Через несколько секунд, наперерез центральной части выступающих стрелков, выскочила стая: курцхаары, русские гончие, бигли, вахтельхунды. Вислоухие, осипшие, возбужденные псы прорвали цепь стрелков, схватив на лету их ласковые поглаживания, и скрылись в траве. Только по визгливому, азартному лаю и дергающимся верхушкам кустов можно было отследить их хаотичные перемещения.

Инстинкт не дал Лиле больше ни секунды простоять на месте. Она быстро включилась в игру. Только один раз на самой границе лимонного сада и начинавшегося бурьяна, на верхушке холма она оглянулась на дом и стоявший рядом с ним хлев и тут же скрылась в кустах.

Она точно знала, что это за игра, и мастерски умела в нее выигрывать.

— Витторио, смотри! — прокричал мужчина в серой кепке своему соседу справа и показал указательным пальцем на землю под ним.

В этот момент Витторио высматривал в прицел плешивый участок склона метрах в ста впереди и не видел, что у него творится под ногами. Он быстро бросил взгляд вниз и опустил ружье дулом в землю. У его ботинок лежал мертвый кролик. А рядом сидела рыжая такса с дырой в ухе и, высунув язык, часто дышала.

— Эй, ты кто?!

Витторио присел на корточки и попытался взять таксу за ошейник, но она попятилась назад.

— Хорошо-хорошо, псина. Не буду тебя трогать, — парень заинтересованно разглядывал собаку. И, помолчав, добавил: — В любом случае спасибо за трофей!

Лиля гавкнула в ответ. Это прозвучало как «не за что», и тут же убежала обратно на склон. Витторио поднял добычу и выпрямился в полный рост. Степной зверь не обременял себя при жизни фитнесом и диетой — весил он не меньше трех килограммов. Это был гигант среди диких кроликов Сицилии. И как такса смогла справиться со зверем весом в половину своего и еще и притащить его?! Витторио в недоумении внимательно смотрел на неожиданный подарок — убила его не пуля.

— Что там у тебя? — с ружьем подмышкой к нему подошел тот самый кричавший сосед — Филиппе-весельчак. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы сразу понять — он никогда не упустит возможности отвесить шутку. Смех прочертил морщинки у его глаз. А уголки губ, вздернутые вверх, были готовы в любую секунду взметнуться вверх до максимально возможного природного предела — ушей.

— Ого! Вот это мамонт! Это тебе служивый Леонардо притащил?

— Нет. Это вообще была не наша собака. Ну может, конечно, я не в курсе, и босс прикупил перед охотой новенькую, но я, по крайней мере, ее не видел. Представляешь, это была такса!

— Да хорош заливать!

— Годовым бонусом от Сальваторе клянусь!

— Говорил тебе вчера — не налегай на вино, оно еще молодое! — хохотнул Филиппе.

— Да говорю же тебе…

— Эй, сороки! Долго трепаться будете? — из-за их препирательств вся цепь вооружённых мужчин остановилась и ждала, пока они вернутся в строй.

— Ладно, такса, так такса. Надеюсь, ее не Дианой звали, — и Филиппе заржал над своей шуткой, и довольный своим остроумием пошел обратно на свое место. Через несколько минут охотники спустились к подножию холма.

Витторио чиркнул спичкой и хотел прикурить, как на его ботинок что-то шмякнулось. От неожиданности он отскочил и уронил потухшую спичку в траву. На ботинке снова лежал мертвый кролик, и рядом восседала та же самая такса. Ритуал повторился: мужчина поблагодарил, и собака снова исчезла в траве.

ГЛАВА 2

Марк проснулся раньше обычного и спустился на кухню сварить себе кофе, чтобы потом с чашечкой в руках полюбоваться, стоя на веранде, восходом солнца. Он любил это время суток, когда все только просыпалось. Лучи заливали светом его лимонный сад рядом с домом, и казалось, что на каждом дереве висят слитки золота.

— Выстрелы! Опять эти оголтелые охотники бьют кроликов. Они размером с морскую свинку! Ни мяса, ни меха, — пробурчал Марк себе под нос. — А силы на возню с ними может дать только очень раздутое тщеславие, — все больше раздражался он, помешивая кофе в турке. Аромат сваренного напитка уже начал дурманом разливаться по кухне.

Выстрелы и лай собак стали слышны громче. Он не понимал и не одобрял этой тяги к убийству нежных, невинных существ, да ещё проходящему на территории его владений.

Цепь охотников подошла вплотную к поместью, и один из преследуемых серых шмыгнул во двор сквозь распахнутые ворота, как опаздывающих гость на веселую вечеринку.

Марк, словно в зрительном зале, уже сидел на своей веранде и наблюдал за служителями Артемиды, потягивая только что сваренный эспрессо.

Выстрел. Пуля пробила кусты на подъездной дорожке. Кролик замер на секунду и свалился на бок, да так и остался лежать прямо посреди двора. Под ним тут же появилось красное пятно и стало быстро расплываться. За живой изгородью показалась голова удачливого охотника — высокого, пожилого мужчины. Он попросил разрешения войти, и как только получил его, тут же взял свой трофей, поблагодарил и скрылся за деревьями лимонной рощи.

— И кто только придумал этот закон, что преследовать зверя можно на территории частной собственности! Он наверняка жил в Риме, где вкуснее кошек зверя нет, но и в тех не стреляют.

Марк допил свой кофе как раз тогда, когда выстрелы стали удаляться.

ГЛАВА 3

Время от времени со склонов, из полей сухой травы выныривали собаки. Они держали в зубах добычу — бездыханного, маленького зверька цвета песчаной пыли, клали свои подношения к ногам застреливших их охотников и снова скрывались в траве. Сицилийские кролики не радовали размерами. Своим домашним собратьям они уступали в весе в несколько раз, но азарт охоты компенсировал все недостатки добычи, тем более что на острове конкурентов лечь под выстрел было раз, два и … — и только куропатки.

Неожиданно пришедшая жара в этом октябре досрочно загнала всех несчастных, снующих под выстрелами, в их норы уже к десяти часам утра. И к этому времени охоту на сицилийских кроликов в предместьях небольшого, но очень живописного городка Корлеоне провинции Палермо пришлось закончить.

К припаркованным машинам на верху холма плелись уставшие охотники. Некоторых из них заставлял остановиться на передышку их пояс туземца — тушки убитых кроликов, подвешенные к специальному ремню на талии, не давали особо разогнаться.

Меньше всех повезло Филиппе. Пока он метался от соседа к соседу, вышучивая их промахи и глумясь над неудачами, сам он только чудом успел ухлопать лишь одного серого, которого нес сейчас за шкирку.

Витторио тащился в конце шествия, хотя был самым молодым из всех. Ему в июле исполнилось всего двадцать пять. Он весь взмок. Спина и область подмышек превратились в одно мокрое, серое пятно. Перед его зелёной футболки тоже потемнел от пота. Он то и дело останавливался перевести дух. Ему приходилось тяжелее всех. На его охотничьем поясе висело одиннадцать трофеев. Двое свисали до колена и, раскачиваясь при каждом шаге, ударялись о его ляжки головами.

«Даже если девять из них всего по килограмму или два, то эти двое, точно игравшие за баскетбольную команду мутантов, не меньше четырех каждый. А это значит, что этот кроличий бронежилет не меньше пятнадцати кило!» — вычислил про себя он, и полученная после подсчетов цифра заставила его улыбнуться.

Он остановился и очередной раз вытер пот со лба. «Даже боссу еще ни разу не удавалось побить рекорд в десять штук за одну охоту. А он-то мастер класть пулю!» — подумал Витторио, и гордость за свой успех все сильнее стала подталкивать его в гору. Парень ускорил шаг.

Курцхаары, русские гончие, бигли, вахтельхунды шли рядом с охотниками, повесив головы и высунув языки. Четырем часам охоты была подарена вся их энергия. Изредка собаки кротко поглядывали на людей, вопросительно вскидывая бровь: ну, когда же будет вода и еда?

Витторио оглянулся. Таксы с дырявым ухом нигде не было видно. Последнего кролика она ему притащила ровно за два выстрела до конца охоты. Собака уже привычно кинула к его ногам добычу и ретировалась в кусты. Он терялся в догадках, почему она выбрала именно его. Может, он был просто самым крайним в цепочке и просто было удобно к нему подбегать?

Солнце загнало зайцев по своим укрытиям. Продолжать дальше было бессмысленно, и Босс крикнул: «Баста!» Пальба тут же стихла.

Витторио, как ни старался ускориться, добрался до машин все-таки последним. Он не только изрядно взмок от пота, но и пропитался кровью. Его светло-голубые джинсы на ляжках были в алых, кровавых подтеках, которыми его щедро наградила болтающаяся добыча на поясе.

— Ты посмотри только на него! Вот это пояс аборигена! Подожди, посчитаю, — один из охотников в серой кепке и полинявшей клетчатой фланелевой рубашке начал было перелистывать тушки на поясе Витторио, как перекидную информационную систему на стойке регистрации.

— Не надо, — парень отстранил счетовода рукой. — Одиннадцать.

— Но как ты набил-то столько!? — зависть проскочила на лице любопытного. Остальные мужчины, стоявшие несколькими кучками, перекуривавшие и обсуждавшие свои трофеи-награды за меткий глаз, заинтересованно обернулись на возглас завистника.

— У меня объявилась магическая собака. Это ее зубов дело. Я уложил всего четырех.

Добычу Витторио взвесили — 18 килограммов 500 граммов.

Вокруг стали собираться заинтересованные коллеги по охоте и удивлённо переговариваться.

— Да, он утверждает, что это такса натаскала ему гигантов-мутантов, — выступил вперёд Филиппе.

Раздался дружный взрыв смеха.

— Ещё бы сказал, что к нему шпиц приходил и русского медведя приволок. Каждый из этих двоих как вся твоя такса! — и охотник в застиранных старых джинсах, у которых невозможно было угадать цвет, схватил самого крупного кролика на поясе Витторио и потряс им.

Удачливый молодой стрелок хотел ещё что-то сказать, но обступившая его толпа вдруг разделилась надвое. В образовавшемся коридоре к нему шел сам босс. Через минуту Витторио уже крутился, как юла вокруг своей оси, не сопротивляясь крепким рукам на своих плечах самого уважаемого из охотников.

— Парень, а ты сделал даже меня! Ты знаешь об этом!? — не снимая своих рук с его плеч и глядя прожигающим взглядом ему прямо в глаза, сказал этот седой, крепкий мужчина.

Витторио знал, но промолчал и отвел взгляд, а на его оливковой коже проступил румянец. Ему было неловко и неуютно под этим взглядом.

— Не похоже на просто везение. Видна слаженная работа. С какой собакой ты стоял в паре?

— Ни с какой, дон Сальваторе.

— Врешь!

— Правда. Хотя … — парень замешкался. — Да вот же она! — и он вскинул руку, показывая за спины обступивших его мужчин. Все разом развернулись. Рыжая такса с простреленным ухом виляла хвостом посреди парковки.

ГЛАВА 4

Люба стояла у окна в спальне и закрывала ставни. Она проспала время своего обычного подъема в семь утра в этом лимонном раю и встала на час позже обычного. Ее не разбудили даже выстрелы. Солнце уже начинало поджаривать, как будто ему забыли сказать, что на дворе октябрь.

На несколько секунд она застыла, держа обе створки широко раскинутыми руками, глядя в окно. Она не могла оторвать взгляд от бескрайнего сада, украшенного золотыми слитками. «Надо же! Третий урожай за год! Вот бы нам в Марсе так снимать — озолотились бы!» — подумала Люба с легкой ностальгией о былых временах. Она вдохнула и зажмурилась. Запах лимонов — искристый, солнечный, летний — тонким парфюмом окутывал все вокруг, и ей вспомнилась поездка с Марком в Милан и поход по баснословно дорогим бутикам. Как он тогда сказал? «Надо как следует подготовить невесту к свадьбе!» И этот аромат в каждом из магазинов, она его никогда не забудет — дух богатства и веселой жизни. Люба спросила тогда Марка, чем это так приятно пахнет, а он ответил: «Лимонами!» — и рассмеялся.

Люба затворила ставни. Спускаясь по лестнице на первый этаж в столовую, откуда тянулся божественный аромат только что сваренного мужем кофе, она крикнула сверху:

— Марк, а ты не видел Лилю?

ГЛАВА 5

Сальваторе навис над собакой и внимательно ее разглядывал. Он никогда не держал такс. Считал, что их коротконогость — главная помеха для охоты на шустрого зверя. У него в арсенале были и вельштерьеры, фокстерьеры, бигли и даже английские кокер-спаниели, но таксы — никогда. Лиля выражала свою симпатию к пожилому мужчине, изо всех сил махая хвостом, и тоже внимательно его изучала.

— А ну-ка! Иди сюда, — Сальваторе протянул к Лиле руку и поманил.

Лиля подошла ближе и вдруг поставила мужчине лапы на колени и гавкнула прямо в лицо.

— Смотри-ка, она еще и поздороваться хочет, — охотники, столпившиеся вокруг, засмеялись.

— Ты чья будешь? — Сальваторе аккуратно взял таксу под брюхо, поднял, и она позволила ему себя перевернуть. Татуировки с данными о владельцах не было. Тогда он прощупал холку и уши. Чипа тоже не нашел. Дырявое правое ухо он растопырил и посмотрел сквозь отверстие на стоявшего рядом Витторио. — Жизнь ее прокомпостировала, но она не сдается. Боевая такса! Люблю таких, — Витторио улыбнулся шутке.

— Ну что же, подруга, если бы ты хоть прогавкала, куда тебя доставить — довезли бы с почестями — заслужила. А заодно познакомились бы с хозяином такой интересной псины. Но раз прописки у тебя нет, то придется тебя оставить здесь. Наверняка не заблудишься.

Сальваторе поставил собаку на место и бросил на нее прощальный взгляд сожаления, что она не его, и зашагал прочь к своему внедорожнику. Остальные тоже стали рассаживаться по машинам и разъезжаться.

Сидя на заднем сиденье своего «Гранд Чероки», пока его вез водитель в имение, он все думал об этой забавной собачонке и начинал жалеть о своем принципе, что чужие собаки — это чужие собаки, даже если они превосходные охотники — это чья-то душевная привязанность, и они дороги своим хозяева не меньше, чем ему самому свои, и брать понравившихся себе (как он обычно поступал со всем остальным) нельзя. И нельзя даже искушать хозяев взятками, чтобы те не предали бескорыстную дружбу.

…..

Машины въехали во двор особняка. Песочного цвета, прямоугольные формы фасадов, почти плоская крыша из коричневой черепицы, ставни из морёного дуба — два этажа минимализма. Словом, жителя Сицилии архитектурой этого дома было не удивить — ничего необычного.

Машина Сальваторе въехала первой во двор. Следом за ней подъехало еще две. И только открылись двери внедорожников, как из них, словно спасаясь от клаустрофобии, опрометью и лая, стали выпрыгивать, толкая друг друга, собаки. На свободе они тут же устроили свору. В дороге собаки немного отдохнули, и не закончившийся кураж охоты толкал их на новые приключения.

Возбуждение им надо было чем-то унять. Рыжая русская гончая ухватила за хвост черного вахтельхунда и, мурзясь, потащила его за дерево перед домом. Вахтельхунд от оскорбления его чувства собственного достоинства взвыл так громко, словно его хвост переехало поездом. Остальные двадцать носились в салки на подъездной аллее, поднимая пыль столбом и растрачивая колющие их нервы остатки охотничьего адреналина.

— Эй, Витторио! Угомони собак! Особенно этих двух недоумков, — и босс махнул рукой в сторону одного, остервенело завывающего, и второго, треплющего его хвост.

— Да, босс. Дайте минуту, — и парень побежал к собакам.

Сальваторе зашёл в дом. Его скромный двухэтажный особняк, с плотно закрытыми в полуденную жару ставнями, отлично сохранил прохладу. За кажущейся простотой скрывалась трехметровой толщины броня укрепления из бетона и арматуры, которую пробить не могла не только жара, но и базука.

Сальваторе зашел в гостиную. Коричневой кожи винтажный диван звал в свои объятья, но сначала он подошел к столику с напитками.

— Неплохо мы сегодня поупражнялись. Интересно, как этому засранцу Витторио удалось обойти мой рекорд? — ноты ревности прозвучали в его голосе. Сальваторе налил из графина, стоявшего на столике красного дерева с витыми ножками, в стакан «Гленфарклас» восемьдесят второго года. И опустился наконец-то на свой любимый диван. Пригубил виски и принялся рассматривать его в стакане на свет. Он играл медовыми оттенками.

— Вот дерьмо! — завопил мужской голос в коридоре, и послышался топот ног. — Мать твою!

Сальваторе напрягся и быстро поставил стакан обратно на столик. Вцепился в подлокотник левой рукой, чтобы было удобнее развернуться на шум, и завертел головой, пытаясь разглядеть наглеца, орущего в коридоре сзади. Судя по голосу, кажется, это был Филиппе.

Топот ног приближался со стороны хозяйственных помещений — из правого крыла здания. К ним примешивалось что-то еще… Едва различимое быстрое цоканье по мраморному полу.

— Да, твою же мать! — завопил Филиппе уже совсем близко к дверям в гостиную.

— Парень, да ты, кажется, лишился рассудка! — повернувшись в пол-оборота ко входу, отчеканил хозяин дома. — Сейчас я решу твою проблему с головой!

И Сальваторе, опершись двумя руками на край дивана, уже собрался встать, как в арочный проем гостиной влетел сначала тот самый едва угадываемый цокающий звук (только сейчас он был очень звонким и таким частым, будто кто-то выстукивал тревожную барабанную дробь). И истошно синее нечто на четырех лапах ворвалось в гостиную.

ГЛАВА 6

— Привет, соня! — Марк чмокнул спустившуюся на кухню жену в губы. — Нет, не видел эту рыжую егозу.

— А что это за хлопки? Я, кажется, сквозь сон, что-то слышала.

— А, вот эти? — и с улицы ветер принес бах-бах-бах. Словно кто-то на пикнике и неумелыми руками начал открывать сразу весь ящик с шампанским. — Это охотники. Пей, я сварил, как ты любишь — с перцем и корицей, — Марк протянул жене чашку с кофе. — А мне пора убегать!

— Ну-у! — надула губки Люба. — Куда в такую рань?

— Приехал мой основной покупатель с фабрики «Агруме». Уже звонил мне сообщить, что стоит в нашем саду под целым созвездием спелых лимонов и ему нравится их идеальный вид. Мы обсудим контракт на следующий год. Еще он хотел посмотреть несколько участков с молодыми деревьями. Будут ли они также хороши весной, как и остальной сад. Все, я побежал, — и он послал воздушный поцелуй Любе и скрылся за дверью.

Марка Луиджи знали как предпринимателя-лимонника. Так в шутку прозвал его первый покупатель, который тридцать лет назад приехал за ящиком лимонов — первым урожаем Марка. В пику отцу, который был уже третьим в династии Луиджи, выращивающим виноград, он посадил несколько деревьев, когда ему было семнадцать, и усердно за ними ухаживал.

Через четыре года он снял первый урожай — пару десятков килограммов. И лимоны в благодарность за добрые руки подарили Марку чистейшие слитки золота. Ровные — без изъянов, яркого желтого цвета, крупные плоды были как на подбор. И лимонад, который пили гости в доме первого покупателя, вызвал бесконечные восторги. Тогда-то и пошел слушок, что это лучшие лимоны на Сицилии.

Марк начал расширять сад. Сначала забирая гектары из-под уставшей части отцовского виноградника. Потом используя банки и кредиты для выкупа новых угодий. И дело пошло. Через семь лет под лимонами уже было двадцать гектаров земли и урожай почти в две тысячи тонн в год.

Лимоны из сада Марка начали быстро пользоваться популярностью. Самые красивые — совершенной формы — сразу стали раскупаться хозяевами небольших магазинчиков Палермо. Итальянки их с радостью брали в «еду», причем не только для чая или рыбы. Они готовили с ними десерты, пасту, домашние лимонады, лимончелло, подавали даже моцареллу с их цедрой. О кулинарных победах женщин быстро узнавали продавцы. Итальянки просто не могли молчать, когда приходили снова и брали ещё больше. Они так расхваливали божественный вкус блюд, который у них вышел благодаря именно этим лимонам, что закупки быстро росли.

А потом приехал Серджио — представитель фабрики «Агруме». Он стал самым первым крупным закупщиком, начавшим с Марком сотрудничество. Он забрал все лимоны «немодельной» внешности, которые были тогда в наличии, и самого Марка в придачу — показать ему свое производство.

В полной экипировке: в халате, бахилах и смешном чепце, согласно строжайшим гигиеническим стандартам производства, юный владелец сада (Марку тогда было всего двадцать четыре года) наблюдал за слаженной работой цехов фабрики глазами, полными изумления.

Первое, что он увидел, — это как огромный грузовик, полный лимонов, подъехал к котловану размером с олимпийский бассейн, наполовину наполненному золотыми собратьями. Поднял кузов, и несколько тонн желтых, «теннисных» мячиков поскакали вниз, высвобождая свой безумный, заводной аромат. Это был фантастический водопад! Лимоны немного покрутились и стали двигаться, подталкиваемые подаваемой в бассейн водой, в сторону выходного желоба.

— Попробуй так с персиками или мандаринами, — говорил Марку Серджио. — И ты сразу получишь джем. А лимоны — крепкие парни, толстокожие. С ними меньше церемоний. И перевозить их можно сразу в грузовиках, не пакуя в ящики, как других.

Серджио повел своего нового поставщика дальше — на линии переработки. Их было тогда две. Одна для апельсинов, а другая для лимонов.

То, что не смогла сделать проточная вода, очищали щетками. Потом отрывали веточки и листья. А затем по специальным эскалаторам отправляли на переработку, где их резали и из кожуры выжимали масло, а из мякоти — сок.

Серджио объяснил, что если их давить целиком, то получится эмульсия, которую потом придется разделять в центрифуге. Им и так приходится возиться с соком, в котором, как ни старайся, все равно остается немного масла, и его извлекают дистилляцией. Можно было бы оставлять так, но масло — драгоценный продукт, и ценится каждая его капля. Перерабатываемые ими лимоны настолько ароматны, сочны и полны этих самых масел, что парфюмерные дома «Шанель», «Диор», «Гермес», «Дольче&Габбана» выстраиваются за ним в очередь, чтобы добавить в свои цитрусовые линейки ароматов гелей для душа, молочка для тела, дезодорантов и многого чего еще.

Марк, конечно, усомнился, что у них здесь бывают очереди из такой крутой публики, но вслух свои подозрения высказывать не стал.

— Качество я контролирую с маниакальной дотошностью, уж поверь! — с запалом воскликнул Серджио. — А что не успеваем распродать, замораживаем и храним. И только появился покупатель, а у нас уже все готово. Так и загружаем прямо в рефрижератор на минус девятнадцать по Цельсию и везем. И хоть наши — сицилийские — лимоны дорогие, в среднем на двадцать пять процентов дороже тех, что продаются в мире, но зато таких больше нигде нет! У них плотная кожура, а это кладезь эфирного масла. Светлая мякоть и совершенный вкус. Какие другие лимоны можно есть без сахара и наслаждаться?! М-м-м?!

Марк не знал и пожал плечами. Серджио продолжил:

— Каждый лимон — как граната: тяжелый, сбитый, а стоит дотронуться — он щедро делиться своим дивным ароматом. А знаешь, почему они такие здесь? — и, не дожидаясь ответа, он продолжил: — Это все благодаря мягкому климату и плодородной почве. На вид это чистая терракотовая глина — и по цвету, и по консистенции. Но она нереально насыщена минералами и микроэлементами. И это все сделала Этна для нас — рассыпала пепел и покрыла своей лавой.

…..

Марк шел по своему лимонному саду — по этой невероятной сицилийской феерии, которая спустя тридцать лет после посадки первого саженца выросла в сотни раз. Огромный, насколько хватало глаз, с невысокими деревьями, с которых так удобно собирать урожай, сад выглядел, как праздничная декорация к великолепному торжеству. Марк остановился, чтобы сорвать плод. Он прокрутил лимон по часовой стрелке, стараясь оставить веточку, благодаря которой тот оставался свежим очень долго. Поднес его к лицу и вдохнул аромат.

…..

Покончив с кофе, Люба отработанными движениями завязала цветастую косынку на тугой узел у себя на затылке и вышла из особняка. У порога ее ждала, прислонённая к стене, швабра. Она подхватила ее, как оруженосец копье, и зашагала в сторону заднего двора. Там Любу уже ждали.

Страусы повысовывали свои головенки, как спичечные коробки, из вольера и засуетились, завидев хозяйку. Они взбивали землю ногами так, что пыль летела столбом. Раскидывали крылья в танце приветствия, как иные люди руки, увидев доброго знакомого.

Люба подняла швабру перекладиной вверх, задрала ее на полметра выше своей головы и уверенно зашла в вольер. Швабра была ее мандатом на избранные права главы стаи. Кто выше, тот и вожак. А кто ниже — получит трепку. Марк посмеивался над ней, видя, как она собирается к своим «цыплятам», беря швабру: «И монархический скипетр снова в руках королевы!» Люба каждый раз смеялась над шуткой и выходила из дома.

Она прошла несколько шагов и полетела вниз — наступила на развязавшийся на кроссовке шнурок. Люба пробежала несколько шагов с головой чуть ли не у коленей, но успела затормозить и остановиться, не воткнувшись носом в землю. Швабра вырвалась из рук и шлепнулась на землю.

— Ой! — что-то щипнуло Любу за зад. Женщина развернулась и увидела страуса. — Антоша, прекрати хулиганить! — двухметровая каланча намыливалась повторить проверку упругости Любкиного зада. Птица выгнула вниз голову и уже открыла клюк, как:

— Ай! — Люба схватилась за голову, но не успела, ее цветная косынка уже висела в воздухе и покачивалась.

— Тимоти! Ну-ка, отдай! — другой страус уже держал ее платок в клюве и пятился, собираясь дать деру с трофеем. — Я сейчас Лилю позову! — пригрозила Люба. И страус разинул клюв, словно от удивления.

Косынка спланировала с высоты вниз, и Люба ловко ее подхватила. Антоша, живо интересующийся женскими прелестями, тоже, услышав имя собаки, предпочел отойти на безопасное расстояние. Люба, еле сдерживая улыбку, подняла с земли свой «скипетр».

— И где эта псина только бродит? Может, опять со своим любимым Пармезаном обнимается? Если бы она была здесь, эти дылды не посмели бы… — вздохнула Люба.

Когда из питомника «Орландо», расположенного недалеко от города Терамо, что на востоке Италии, привезли маленьких страусят, их поселили в инкубаторе. Туда стала наведываться Лиля и проявлять к ним недюжинный интерес.

Люба с настороженностью наблюдала за собакой, пытаясь понять, насколько это стремление к общению у нее товарищеское. И не начало ли это второго сезона «Кровь, перья и двадцать две задушенные птицы на селе».

Но однажды она все-таки пустила упертую собаку в периметр к подрощенным птенцам — ей надоело засыпать ямы, которые с маниакальной страстью выкапывала такса под ограждением, чтобы проникнуть вовнутрь.

Она внимательно следила за Лилей, но охотничий инстинкт в ней спал. Они просто играли — бегали друг за другом, как оголтелые. Страусята щипали собаку за хвост. Лиля лаяла, мурзилась и гоняла хулиганов. Страусята были счастливы от знакомства не меньше собаки.

Через месяц птенцы переросли таксу вдвое и решили сменить тактику развлечений, решив, что бывшая напарница по детским играм — это просто игрушка. И напрасно…

…..

Люба побежала. Она только вышла из дома, собираясь сделать утренний обход своего птичника, как донёсшийся со стороны ангара писк и рычание заставили ее перейти на бег.

Она влетела в помещение вовремя. Лиля схватила поперек горла страусиного вожака и душила. Полуметровый цыпленок лягался мощными лапами, целясь в собачью морду, и верещал. Чтобы не напугать собаку, Люба осторожно подошла к борцам.

— Лиля, фу! — скомандовала хозяйка. Но та только вопросительно вздёрнула бровь и посмотрела на хозяйку.

— Ну хватит уже учить молодняк этикету и защищать свои личные границы! Придушила немного для острастки — и хватит. Фу! — Люба очень хорошо знала свою собаку, и если бы та хотела крови, то сделала бы это без лишнего эпатажа за несколько секунд.

Лиля продолжала, не сжимая зубы до смертельного конца, зло рычать на безголового, трепыхающегося у нее в пасти страусенка. Тот пытался орать изо всей мочи, но из сдавленного горла вылетали только звуки, похожие на проколотый воздушный шарик.

Команды на таксу не действовали, и Люба схватилась за собачью пасть, пытаясь ослабить хватку. Челюсти поддались. Страусенок выскочил из зубов и со всех ног умчался в дальний угол загона.

Собака получила строгий выговор и ретировалась. А Люба осмотрела наказанного наглеца. Видимых повреждений не было, только сильный испуг. Остальные страусята боязливо наблюдали за экзекуцией на почтительном расстоянии и отлично запомнили это показательное выступление, в котором за издевательство над таксой в роли алтарного тельца может оказаться каждый из них.

Иерархия была восстановлена, и игры в вольере, спустя неделю, продолжились. Теперь собака учила подростков новой забаве — своей самой любимой — копать ямы. И, как награду за труды, страусы находили в земле червяков и насекомых на десерт. А Любе только приходилось засыпать ямы и театрально ругаться, еле сдерживая смех от их совместных шалостей.

….

Антоша — страус с ресницами, которым бы позавидовала голливудская дива, падкий до морковки, одуванчиков и женских задов, и был тем участником мизансцены «всенародная порка». Уже три метра роста, но по-прежнему моментально капитулировал только при одном упоминании имени — Лиля.

ГЛАВА 7

Васильковое нечто, распыляя следом за собой крошечные облачка, которые тут же оседали синими пятнами на ковры и паркет, пулей пронеслось у ног Сальваторе. Сделало стремительный разворот вправо. Угрожающе пробуксовав всеми четырьмя лапами прямо у столика красного дерева с напитками и разойдясь с ним в нескольких сантиметрах, уже набирало ход в смежную комнату. Судя по шуму в коридоре, торопящийся за четвероногим привидением Филиппе хорошенько приложился об пол. Но не став тратить время на обретение вертикального положения, как был на четвереньках, словно бабуин ворвался в гостиную. От всего увиденного у Сальваторе отвисла челюсть.

— Стоять! — заорал хозяин дома облаку, но оно шмыгнуло по заданному направлению, не поведя ни одним ухом. А вот Филиппе так и застыл в стойке, как сеттер, почуявший дичь. Правда, опираясь на три конечности и не успев поставить на пол переднюю правую «лапу».

Сальваторе не торопился. Он наконец встал с дивана. Быстрый цокот когтей стремительно затихал в дальних комнатах.

— Пристрелю, пожалуй, тебя — спасу от бешенства, — ледяным тоном произнес Сальваторе. Он сделал несколько шагов в сторону элегантного столика на витых ножках, у которого небольшой ящичек снизу столешницы был закрыт на замок.

— Босс, простите. Не надо! — заблеял Филиппе. — Можно я встану!? — почти простонал «сеттер» и посмотрел на хозяина глазами отличника школы размягчения сердец.

Босс вопросительно вскинул бровь.

— Простите, я знаю, как вы любите этот час после охоты провести в уединении и отдыхе, но если бы не крайние обстоятельства… Соб…

Его перебил хозяин дома.

— Снести к чертям мой дом? И… — но теперь Сальваторе не дал договорить грохот, раздавшийся уже где-то в дальних комнатах в левом крыле. — Да, к чертям собачьим, что там творит это синее привидение!?

Он не договорил, резко развернулся и, вколачивая каблуки в пол, широким шагом устремился на звук. Филиппе вскочил и посеменил за хозяином. Они шли по следу из маленьких синих островков пыли. Дверь в спальню жены Сальваторе была приоткрыта (хозяйка уехала на выходные в Таормину, в роскошный «Гранд отель Мазаро Си Пелес» с внуками, и комната пустовала).

Сальваторе остановился у чуть приоткрытой двери и по привычке, когда чувствовал, что в помещении может таиться опасность, встал ближе к косяку, почти полностью схоронившись за ним. Правой рукой он плавно открыл дверь. Филиппе спрятался за ним и дышал в затылок. Дверь распахнулась. На белом мраморе пола, посреди спальни сидела синяя собака, и лифчик жены закрывал ей уши, как шлем танкисту. Вокруг валялись несколько полотенец, нижний ящик комода и, словно конфетти от хлопушки, разноцветные трусики.

Сальваторе тряхнул головой и проморгался. Собака и бардак не исчезли, только лифчик стал сползать в сторону и закрывать псине один глаз.

— Маленький клоун! — улыбнулся Сальваторе и добавил уже серьёзным шепотом, продолжая смотреть на собаку. — Почему она синяя?

— Босс, она откуда-то в подсобных помещениях достала пакет с синькой и разодрала ее! Если бы видели, что творится в коридоре! Синьора будет в бешенстве. Ее любимые шёлковые обои…

Он не успел договорить. Собака разразилась таким истошным лаем, глядя куда-то сквозь них, что они оба невольно обернулись. Сзади на них молча таращился книгами шкаф.

Что-то скользнуло по левой икре Сальваторе. Он мгновенно одернул ногу.

Собака воспользовалась их замешательством рванула из комнаты, проскочив прямо между широко расставленных ног хозяина дома. Филиппе, помня, что пять минут назад его за нерасторопность хотели пристрелить, как бешеного пса, не дожидаясь команды, рванул за «Фантомасом». Но сделал он это не из-за усердия, а чтобы на всякий случай держаться подальше от хозяина дома. Сальваторе слышал удаляющийся топот, но не спешил присоединиться к погоне. Только крикнул в след убегающему своему помощнику.

— Поймай ее, если сможешь! — затем он подошел к шкафу и провел ладонью по идеально расставленным корешкам книг. — Откуда она может знать? — задумчиво произнес он в слух.

— Пусти, дрянь! — раздался треск материи.

— Они разнесут весь дом благодаря усердию Филиппе! — Сальваторе бросил последний короткий взгляд на книги и зашагал прочь.

…..

— Ты, крокодил чертов, брось подушку! Фу-фу!

По комнате кружился снег. Белые, крупные хлопья то опадали, то снова взвивались вверх. А Филиппе и такса кружились в быстром вальсе, и вел в танце явно не он. Посредником в их объятьях была любимая подушка синьоры Виолетты — жены Сальваторе. Она отвалила за нее целых семьсот евро потому, что та была, видите ли, из какой-то там ограниченной коллекции до визга популярного кутюрье, имя которого Сальваторе тут же забыл, когда услышал ее стоимость.

— А дерзкая «сосиска» уверена в себе! — ухмыльнулся спокойно наблюдающий за вакханалией Сальваторе, узнав в собаке бравую утреннюю охотницу.

Ткань еще раз треснула, и Филиппе, описав в воздухе дугу, со всего размаха шмякнулся прямо на задницу, не успев даже подставить руки (в них он продолжал сжимать кусок цветного гобелена, который когда-то был подушкой).

Такса же, пролетев метр по комнате, удачно приземлилась на четыре лапы в углу.

Филиппе не сдавался. Каким-то хныкающим голосом он произнес:

— Иди сюда, багет, я тебе колбасы дам! — и, протянув руки к зажатой в углу Лиле, предложив ей зачем-то кусок подушки, который продолжал держать.

Сальваторе понял, что без его вмешательства это противостояние человеческой глупости и неповоротливости собачьей хитрости и вёрткости будет длиться вечно. Он медленно пошел на таксу, отсекая ей путь к отступлению. Синюшного цвета, украшенное боа из белого пуха животное внимательно смотрело на разворачивающуюся рокировку сил противника. И можно было поклясться, что в ее глазах промелькнула формула второго закона Ньютона: как придать себе большее ускорение при своей семикилограммовой массе, используя реактивную тягу, скрытую в каждой таксе, и придать скорости отступлению.

Когда задача сошлась с ответом, она тявкнула и рванула прямо в растопыренные руки Сальваторе. Тот от неожиданности трюка замер. Такса в последнюю секунду резко дала влево, и опомнившийся хозяин дома успел дотянуться до ее спины лишь кончиками пальцев, словно собирался погладить ускользающую от него разрушительницу.

— Маневр в лучших традициях войны с енотом в его норе! — рассмеялся Сальваторе вслед так ловко сделавшей его псины.

Филиппе, кряхтя и постанывая, наконец-то поднялся, и они стали методично обходить комнату за комнатой. Стараясь как можно меньше шуметь, они шли на цыпочках. Двое мужчин свернули в сторону хозяйственных помещений. Здесь находилась небольшая прачечная. Она была оборудована стиральными машинами, сушилками и гладильными аппаратами. Приходящая прислуга тут хозяйничала с понедельника по пятницу, и сегодня — в субботу — прачечная пустовала. В соседней комнате хранились на полках хозяйственные принадлежности: туалетная бумага, порошки, бытовая химия и бог знает чем еще были заставлены полки до самого потолка. Швабры с ведрами занимали целый отсек. Сальваторе был мужчиной старой закалки. Он не доверял приборам с искусственным интеллектом, шастающим по дому и таращившимся на него горящими цифровыми глазами кнопок. Он подозревал, что их мозги могли снабдить не только рефлексом к чистоте.

Сальваторе еще на подступах оценил степень разрушений.

— В ней что, движок на вечном двигателе, что ли! — воскликнул он.

Пол, обои и даже двери были все синие. Очевидно, что пока ее не засек Филиппе, она от души трепала кулек с синькой, стянутый с полки в подсобном помещении. И судя по результату, она делала это с таким азартом, словно душила зверя на охоте. Такса расписала под хохлому все пространство вокруг. Местами синим здесь был даже потолок. Сальваторе оценил силу и хваткость этой охотничьей собаки.

Но то, что ждало его за поворотом, вызвало яростное желание пройтись за ружьем и покончить со всем этим. Его забавляла эта маленькая, умная собачка с гонором. Ему всегда нравились сильные, независимые личности. И он эти качества признавал и уважал даже в животных, что давало им право быть почти наравне с Сальваторе. Но существенный ущерб своим интересам он не прощал никому.

Перед ним валялся разгрызенный с правого бока небольшой, коричневой кожи саквояж. И клочки сотенных долларовых купюр застилали пол зеленным ковром.

— Филиппе! — воскликнул Сальваторе, и желваки заходили по его скулам.

Ответа не последовало. Он повернулся и увидел, как помощник крался на полусогнутых прочь.

— Я говорил тебе убрать сумку!? — Сальваторе рычал. Филиппе замер и, не поворачиваясь к боссу, ответил:

— Босс, я был уверен, что убрал ее. Это все собака! Она вытащила саквояж!

— Что ты несешь!? Он весит не меньше пятнадцати килограммов — в два раза больше, чем собака!

— Да, босс! Но таксы как-то таскают барсуков, а те бывают и по тридцать кило! — вжавши голову в плечи, проблеял Филиппе.

— Но… — Сальваторе осекся. В словах его помощника была доля истины. — Но как она открыла сейф?! Я что-то не заметил, что ее хвост похож на отмычку! М-м!? — Сальваторе прожигал взглядом Филиппе.

— Ну-у… — и Филиппе покраснел и мгновенно покрылся испариной. — Я убрал его не в сейф…

— А куда же?!

— Я спрятал его за синьку.

— Куда!? — заорал Сальваторе. — Нет, пристрелю я тебя, а таксу назначу на твое место и положу ей в два раза больше жалования, чем тебе, бестолочь!

— Босс, простите, я торопился! Вы перенесли время охоты, и нужно было срочно всех обзвонить. Вы же не любите, когда кто-то… — его перебил Сальваторе.

— Ладно, собери, что осталось, и посчитай ущерб. Его я вычту из твоего пособия по безработице, — и мужчина зашагал прочь.

…..

Босс и его помощник сдались и сидели на диване в той самой гостиной, где двумя часами ранее Сальваторе успел только пригубить своего любимого односолодового «Гленфаркласа». Стакан так и остался стоять на столике, переливаясь медовым, искрящимся цветом, но пить пропало всякое желание.

Сальваторе был одновременно и зол, и весел. Маленькая, неказистая собачонка уделала не какого-нибудь, а его! Да и половину его дома в придачу. Давно он не получал соперника, если уж не превосходящего его по силам, так ни в чем ему не уступающего. И это еще больше распалило его желание оставить собаку (если они ее найдут, конечно) в своей псарне.

Филиппе сидел рядом и потирал ушибленное бедро. Нога раздулась, и за ушедшим адреналином погони и поисков пришла боль. Он тихонько постанывал, как вдруг раздался мужской храп. Сальваторе резко выпрыгнул из своих размышлений и, потерявший было из поля внимания Филиппе, подумал, что тот ненароком уснул. То же подумал о нем и Филиппе. Двое мужчин, сидящих в полутора метрах, в упор таращились друг на друга.

Храп резонировал о стены и эхом летал по комнате. Они посмотрели еще пару секунд друг на друга и, как по команде, резко нагнулись вперед, свесив головы в опасной близости от пола.

В проеме под диваном на полу лежала Лиля и храпела.

Первым молчание нарушил босс.

— Какая портативная! — шёпотом заметил он и улыбнулся.

Они оба выпрямились и остались сидеть на самом краешке дивана, готовые сорваться в погоню в любую секунду.

— Встань и тихо закрой все двери в гостиной.

Филиппе поднялся и, морщась от боли в ноге, на цыпочках выполнил указание.

— Спать она будет крепко. Вообще удивительно, что она так долго смогла продержаться на ногах после такой охоты. Отличная собака, — тихо, будто самому себе, произнес хозяин дома.

Когда все пути к отступлению были закрыты, Сальваторе неслышно опустился на пол и протянул руку в щель, но не достал. Собака вздохнула во сне — он так и замер, прижавшийся щекой к полу. Но тут же последовала новая, басистая трель храпа.

— Быстро принеси мне швабру из кладовки, — приказал он. — Но не шуми. Тихо! Крадись, как индеец за скальпом.

Филиппе исчез и появился через минуту с «инструментом». Сальваторе опустился на живот. Бесшумно протянул под диван швабру и захватил собаку в уключину, стал медленно двигать ее к себе по полу. Собака скользила, но как ни в чем не бывало продолжала спать.

Лиля выехала из-под своего укрытия и, только когда ее коснулись человеческие руки, открыла глаза. Она зевнула и свесила голову вниз. Потом посмотрела вверх — на лицо державшего ее на руках мужчины. Спросонок она ничего не поняла. Но усталость заставила ее не сопротивляться, ведь ее так бережно держали и не обижали. И она снова уснула.

Сальваторе нес таксу на своих руках, как младенца в колыбели, и улыбался, думая про себя: ай да собака! Разворотила полдома, ушла от погони — умеет ведь! Ценный талант. А потом ещё профессионально скрылась у них под носом, точнее, под их задницами. Будь она человеком, он бы уж применил свой талант убеждать и оставил бы ее работать на себя.

Хозяин особняка дома с таксой на руках вышел из дома на улицу.

— Синьор, Сальваторе!

— Тс-с-с, тише, Витторио, — он шепотом остановил подошедшего к нему удачливого охотника. — Открой мне дальний вольер, где мы держим собак на передержке. У него новая квартирантка, как видишь!

— Но как…!?

— Все потом. Помоги лучше!

И Витторио побежал в дом за ключами.

Лилю осторожно водрузили на подстилку. А Сальваторе попытался отряхнуться. Его кремовая рубашка была безнадежна испорчена остатками синьки.

«Гостиница» была обустроена с комфортом — тридцать квадратных метра земли, обнесённые высокой рабицей, деревянная будка на случай непогоды, с подстилкой из войлока и разбросанные и погрызенные собачьи игрушки на территории. В основном это были зайцы разной степени твердости — от резиновых до пластмассовых. Судя по их состоянию, предыдущий постоялец здесь явно не скучал — отрабатывал рабочую хватку.

К вольеру шел невысокий коридор из той же металлической сетки, что и забор, в виде закрытого со всех сторон параллелепипеда. Он связал эту «гостиницу» с основным загоном для собак, чтобы больных или разбушевавшихся псов можно было безопасно изолировать от остальных, не прибегая к дротикам со снотворным.

Свою «коллекцию» (так называл Сальваторе свою свору) он собирал по всему миру. И каждая собака была достойна отдельного рассказа. Но про любого из них без исключения можно было сказать, что он отважный воин. С рыжим Абеном — карело-финской лайкой — он даже ходил на медведя, когда друзья из других стран приглашали его поразвлечься.

И вот когда Сальваторе привозил себе нового компаньона, его на какое-то время помещали в эту гостиницу, чтобы проверить состояние здоровья и постепенно социализировать.

ГЛАВА 8

Только двое задир отошли, как другие страусы стали окружать Любу в надежде на лакомство. Они принялись заглядывать Любе в карманы рабочего халата — не принесла ли она им вкусненького. И женщина поспешила поднять швабру повыше.

— Идите — гуляйте! У меня много дел. Скоро приедут первые гости — обыскивайте их. Наверняка у них будет чем откупиться, — и она пошла с задранной шваброй к поилке. Емкости были пустыми — все выпили. Она огляделась по сторонам. К счастью, все страусы разбрелись по территории вольера и были далеко от нее. Люба отставила швабру к забору. Просунула руку за ограждение и протянула шланг вовнутрь периметра.

После головокружительных от новых впечатлений двух первых месяцев в Италии, полных праздничных и очень приятных хлопот подготовки и самой свадьбы, встал вопрос: чем же заняться Любе в налаженной жизни имения?

Люба не привыкла быть без дела, но уже две недели слонялась по огромному, двухэтажному, на двенадцать спален, дому и маялась от скуки. Приходящие две женщины обеспечили комфортный быт. Садом занимался сам Марк, и у него уже давно все было схвачено, и все места работников заняты на ближайшие два сезона. А Люба не хотела оставлять кого-то без заработка только от того, что ей было скучно.

Люба искренне поделилась с мужем, что не представляет свою жизнь без животных. Все время, сколько себя помнит, она ухаживала за четвероногими и очень любила это делать. И даже если бы этого не требовали суровые условия выживания на селе, она все равно бы обзавелась скотиной.

Люба с Марком долго перебирали варианты, но все классические для России виды не очень подходили для засушливой Сицилии. И через пару недель споров, рассуждений и обдумываний семейная пара совсем зашла в тупик.

Люба сидела на диване в гостиной с потухшим лицом и молчала, уставившись в пустоту. Марк был за столом и уже битых полчаса делал вид, что читает «Сицилийскую газету», но спроси у него, о чем статья «Сын бывшего босса мафии стал гидом» на развороте, — не ответил бы.

Тишина в комнате давила. Марк отложил газету, взял пульт и включил телевизор.

«Африканские страусы могут быть ростом до трех метров и весом до ста восьмидесяти килограммов, — раздался голос ведущего за кадром, а на экране бегали по саванне, словно ужаленные, ногастые пернатые. — Эти птицы отлично приспособились к условиям невыносимой жары на Африканском континенте. Их продолжительность жизни может достигать до семидесяти лет. Самка страуса не теряет способность нести яйца почти сорок лет и в год может отложить до ста яиц».

— Ма-а-арк! А на Сицилии ведь всегда жарко, да?! Почти как в Африке!? — Люба улыбалась, и ее глаза светились лукавством.

Марк был готов помочь организовать жене хоть слоновник, лишь бы больше не видеть этого грустного выражения на ее лице.

Поначалу он отнесся к новому увлечению Любы, как досужему хобби. Но когда они стали составлять план необходимых дел, будущих трат и возможных доходов, то оказалась, что это превосходная бизнес-идея в климатических условиях Сицилии. Оставалось дело за малым — построить инкубатор для птенцов, вольер для взрослых птиц и привлечь клиентов. За клиентами дело не встало — слухи быстро распространились по округе.

Страусы! На Сицилии!? Да они рехнулись! Соседи день и ночь перетирали им кости, и слухи за несколько дней достигли самого Палермо, но это новоиспечённым хозяевам питомника было только на руку. Когда эта скандальная волна докатилась до гидов и турагентств города, то те быстро сориентировались и заключили с Любой договор об экскурсиях в ее птичник.

Лимонный сад такого размаха, как у Марка, в пятьдесят гектаров был диковинкой для Сицилии, а тут еще и страусы! Туристы не ленились делать крюк, чтобы посмотреть на необычное имение. Прибывающим группам и одиночным путешественникам было любопытно увидеть все этапы появления и роста этих птиц, начиная с яйца до взрослых особей.

С незанятыми воспроизводством потомства страусами была возможность «познакомиться» очень близко. На входе в уличный вольер можно было взять стаканчики с угощением для них и кормить прямо с руки. Страусы не боялись людей и охотно принимали угощение.

Особо отважным и любопытным туристам удавалось погладить страуса по шее. Потом они признавались, что на ощупь те похожи на войлок.

Во время прогулки среди своих «цыплят» Люба рассказывала не только сухие факты о них: сколько живут, какого веса и роста достигают, сколько высиживают яйца, но и любопытные подробности их появления и взросления в питомнике. Не забывала она рассказать и о старшей воспитательнице Лиле.

После осмотра можно было подкрепиться на открытом воздухе за столиками, поставленными в уютном внутреннем дворике особняка. Отведать яичницу из страусиных яиц. Ее выносили на специальной огромной сковороде. Или попробовать стейк из страусятины с канарской картошкой и изысканным соусом мохо. Но некоторые из посетителей отказывались от угощения. И даже высказывали Любе свои недовольства в ее негуманности. На что та просто пожимала плечами и неизменно отвечала: «Но курятину же вы едите?»

Плата туристами за вход и обед в домашнем ресторанчике не только компенсировала все расходы на содержание длинноногих, но и давала немного заработать. Точку безубыточности ферма прошла через два месяца после ее открытия.

Лиля, конечно же, контролировала весь процесс становления птичника и заполнения его новыми жильцами. Она должна была быть в курсе всех человеческих дел в имении. Люба иногда думала: а вообще, собака ли это!? По первичным признакам вроде бы да, но почему тогда она своим интеллектом может посоревноваться со многими из людей!?

Каждое утро первым делом хозяйка шла на обход своих владений. Лиля всегда сопровождала ее и вникала во все. И это был не просто еще один собачий способ развлечься. Например, когда приезжали строители делать ограду, она лежала целыми днями напротив площадки в траве. И один рабочий пожаловался Любе, что такса не дает им даже отлучиться в туалет — лает и пытается укусить за ноги, когда они покидают свое рабочее место. Или при строительстве ангара: прораб решил уже оплаченные Любой излишки увезти на своем пикапе в только ему известном направлении. Как он потом объяснил: «Чтобы не захламляли такую ухоженную и красивую территорию!» Но вместо поездки он сидел на стуле в гостиной Любиного дома, и она делала ему перевязку лодыжки. Сначала он пытался утверждать, что просто стоял и курил, когда это дьявольское отродье набросилось на него ни с того ни с сего, но сменил тактику на чистосердечное признание, когда собака зашла в дом…

…..

— Где же она гуляет? — с тревогой произнесла Люба и огляделась по сторонам. Но собаки не было. С первого дня организации птичника такса ни разу не пропустила утренний поход к своим высоченным друзьям.

Люба налила воды. Засыпала комбикорм. Проверила на дальнем участке вольера забор. Он расшатался от постоянного висения на нем детей, которые приезжали с родителями поглазеть на «птичек». Верхняя деревянная балка вообще могла отвалиться, если на нее кто-нибудь еще раз обопрется.

«Надо сказать, когда приедут днем подсобные рабочие, чтобы починили», — подумала Люба. Взяла швабру и вышла из вольера.

….

Марк вернулся со встречи с поставщиком только к ужину. Осмотр сада привел представителя фабрики в восторг. По его прогнозам, урожай в следующем контрактном году даст чуть ли не в двое больше этого, что требовало немедленного обсуждения с директором отдела планирования.

И они поехали на фабрику. В довершение переговоров к ним присоединился еще и начальник отдела качества — маленький, суетливый итальянец, который выстреливал слова пулеметной очередью. Он хотел ввести новый стандарт, чтобы ужесточить требования к высшему сорту и тем самым как-то систематизировать наплыв к ним новых поставщиков цитрусовых. «В этом году их как из трубы прорвало», — скороговоркой выпалил он.

…..

Люба дала распоряжение помощнице по поводу позднего обеда для приехавших туристов и пошла показывать гостям ферму лично. Пара с ребенком прилетела из России. Они рассказали Любе, что хотели посмотреть настоящую — не туристическую Сицилию. Места, где течет обычная жизнь итальянцев. И в Корлеоне они узнали о чудесном сюрпризе, который их поджидал неподалеку от города, — страусиной ферме и лучшем в округе лимонном саде, где хозяйкой, к тому же, была их соотечественница. И это прибавило очков для поездки.

Люба сама им показала ферму и охотно делилась тонкостями работы. Она едва успевала отвечать на вопросы любознательной десятилетней Сони — дочери гостей. Через два часа, полные новых впечатлений, особенно они переполняли через край безостановочно тараторящую девочку, они обнялись на прощание.

— Соня точно не итальянка? — спросила улыбающаяся Люба у уезжающих посетителей.

— Да, уже сами стали сомневаться! Здесь она так открыта всему новому, что замолкает только во сне, — ответила мама девочки.

…..

Люба лежала в спальне. Телевизор работал. Показывали шоу «Угадай мелодию». Звезды итальянской эстрады азартно жали на кнопки и эмоционально выкрикивали обрывки песен. Но зрелище это ее не интересовало. Она смотрела в невидимую точку на стене поверх экрана.

— Привет, что у нас на ужин?

Она даже не слышала, как зашел Марк в комнату. Он уперся в край кровати и нагнулся, чтобы поцеловать жену, но остановился.

— Что-то случилось? На тебе лица нет.

— Лиля пропала. Ума не приложу, куда она могла запропаститься, — голос у Любы дрожал.

— Может, спит где-нибудь в тенечке? Дни такие жаркие, будто июль.

— Хорошо бы, если это было бы так, но пора бы ей уже и вернуться из этого тайного тенечка, — и добавила уже очень тихо. — Марк, я обошла все в имении — ее нигде нет.

ГЛАВА 9

Из вольера за домом доносился душераздирающий вой собаки, будто у той крайняя степень депрессии и ей прописали в качестве транквилизатора смотреть на Луну, а та взяла и не появилась сегодня.

— Что там у тебя? Вы там пытаете кого-то, что ли? — спросил мужской голос в трубке.

— Перезвони-ка мне через пять минут, — ответил Сальваторе и отключил мобильный.

Вой тут же стих. Сальваторе вышел из дома, так и держа телефон в руках, и пошел к той части вольера, куда днем была помещена Лиля. Территория была пуста, а перегородки, закрывающие туннель между изолятором и основной псарней, открыты. Возле одной из них, облокотившись на ограждения, стоял Витторио и чему-то улыбался.

— Что это было? — спросил Сальваторе.

Парень повернулся и ответил:

— Наша новая пассия требовала расширения своих свобод.

— И ты ее пустил к остальным?

— Вот — посмотрите, во что превратился изолятор за четыре часа ее пребывания! — и Витторио показал на землю внутри периметра. Сразу стало ясно, что такса не била баклуши, прохлаждаясь на дармовых кормах. Она методично работала — искала землю помягче, где бы сделать подкоп и убежать. Практически через каждый метр были видны ямы у забора. Но наткнувшись на укрепление под землей, она отступала немного в сторону, и все начиналось заново.

— А еще этот вой. Он рвал мне сердце, — и Витторио обнажил свои безукоризненной белизны зубы в улыбке.

Вдруг раздался собачий визг и тут же жалобное завывание. Двое мужчин быстро зашагали на звук. Он вел к общему загону. Когда они пришли, перед их глазами открылось потрясающее зрелище: висящая на хвосте рыжего Абена и с рыком треплющая его, извиваясь во все стороны, Лиля. Лайка визжала и бегала зигзагами, пытаясь сбросить «клеща». Остальные собаки изо всех сил старались не вмешиваться и разбегались от парочки при малейшем приближении. На мордах у всей своры было одинаковое выражение, словно его отпечатали на принтере: что происходит-то, вообще, с миром!? Такса дерет лайку!

Только когда Абен забился в угол и постарался прижать таксу к забору, чтобы удобнее было откусить ей голову, Лиля ослабила хватку. Для закрепления эффекта устрашения она пару раз гавкнула на собаку и побежала в центр вольера за предметом раздора. Это был дранный лисий хвост, кинутый собакам для игры. Она победоносно схватила его и с таким же рвением стала трепать, как несколько секунд назад лайку.

— Холеричный темперамент! — улыбнулся Витторио. — Может уничтожить мир или чьих-нибудь собак, если не направить энергию в мирное русло.

— Слышишь, темперамент, хозяев нашли? Я приказал еще в обед? Что там этот лентяй Джованни!? А то скоро будет не с кем на охоту ходить.

— Да, синьор Сальваторе, он уехал сразу же после вашего распоряжения, приговаривая, что он знает каждую мышь в округе. Клялся своей коллекцией сигар, что не пройдет и двадцати четырех часов, как хозяин будет доставлен на виллу.

— Ну посмотрим, выкурит он теперь хоть одну! И да, иди проверь, как там у Абена хвост! Мне его послезавтра отдавать Роберто.

Витторио присвистнул.

— Тому самому с родинкой? — Сальваторе утвердительно кивнул. — Лучше бы ему быть целым, — произнес Витторио и зашел в загон.

Сальваторе направился к дому, но вдруг остановился и через плечо прокричал Витторио:

— Приглядывай сегодня за собаками, чтобы эта крокодиловая такса их не сожрала!

— Да, босс! — прокричал в ответ Витторио.

ГЛАВА 10

Джованни сидел в машине за поворотом на «лимонную виллу», так в местности Палермо прозвали дом Марка еще двадцать лет назад, и грыз зубочистку. Автомобиль он припарковал в тени — за деревьями, где тот надежно был скрыт от любопытных глаз.

Помощник Сальваторе был почти на сто процентов уверен, что собака прописана здесь. Но все же уже час не решался зайти в дом. И все из-за женщины, ходившей по территории усадьбы. Откуда он ее знает? Он был уверен, что видел ее раньше, и эти воспоминания почему-то останавливали его и не давали возобновить знакомство. Но вот конкретики он никак не мог вспомнить.

Он разложил водительское сиденье, надвинул кепку на глаза и лег, закинув руки за голову. Погрузившись в темноту, он пустил мысли на самотек. Этот прием безоговорочно срабатывал, когда нужно было принять решение на месте, не откладывая, или вспомнить что-то очень важное — какую-то деталь. А в его профессии каждая упущенная мелочь, неверный выбор могли стоить жизни.

На ум ему почему-то сразу пришел пляж Монделло в Палермо в самый разгар сезона. Пятизвездочные отели, виллы, резиденции и туристочки в бриллиантах. Одна даже плавала в колье. О! Он ее очень хорошо запомнил! Как ей только голову не оторвало этой штуковиной за триста пятьдесят тысяч евро, висящей на шее? Ожерелье так блестело на солнце, что могло выжечь сетчатку у глаз, если на него долго смотреть. Дамочка, очевидно, была подшофе и не успела отойти еще, видимо, от бурной ночи, хоть на часах было уже девять утра.

Перспективная клиентка, и он было завелся, но вот незадача. Двое парней с хмурыми лицами, играющие, от скуки, бицепсами в паре метрах от резвящейся красотки, не похожи были на ее бойфрендов. Бестолковая затея. Отломают руки, ноги и сложат в цементный саквояж. Он решил подождать пару часов, когда публика расслабится, разомлеет на солнце и ослабит контроль.

Для себя он решил: коренных не трогать — проблем потом не оберешься. Окажется это чей-то зять или внучка. А вычислял он их легче легкого. После ланча они не заходили в воду. Ведь настоящие сицилийцы знают, что должно пройти не меньше трех часов после еды, чтобы пойти купаться. Иначе в воде у них начнётся тошнота, и они умрут. У всех островитян есть друг друга, который умер, плавая в море на полный желудок. Особо «радикальные» не принимают даже душ после еды и не пьют холодную воду по тем же причинам.

Его терпение вознаградилось ближе к полудню. Блондиночка явно неместная, с такой белой кожей, что могла конкурировать с холстом для живописи, оставила свою небесно-голубую «Биркин» от «Гермес» у шезлонга и пошла купаться. Даже если она ее просто взяла под голову подкладывать и в ней было пусто, тысяч на десять евро она все равно тянула. Джованни знал толк в моде, не даром он все детство помогал отцу в ателье, где обшивались самые известные фамилии в Сицилии. Однажды у него заказал костюм сам Чириако де Мита — премьер-министр Италии.

Он разделся прямо в машине, в которой сидел и наблюдал за пляжем битых три часа. Было не очень удобно, но что делать, если ты не хочешь привлекать к себе лишнего внимания и минимизировать контакты.

Спрятал одежду под сиденьем, чтобы мелкое ворье не стащило и не пришлось уезжать в одних трусах. Ключи убрал в бардачок. Через пару метров была питьевая колонка. Он намочил там волосы, его темно-русая кудрявая шевелюра стала почти черной, и надел темные, солнцезащитные очки.

Он шел вразвалочку, попутно стягивая очки на нос и строя дамочкам глазки. Те хихикали и отворачивались.

«Его» блондиночка довольно далеко уже заплыла. «Точно не итальянка!» — подумал тогда Джованни. Итальянцы вообще не сильны в заплывах, да и чего напрягаться, когда ты на отдыхе!

Он остановился. Сумка стояла прямо на песке, справа от него — только наклонись. Но спешить не следовало. Соседи, лежащие рядом, могли знать обладательницу драгоценности и поднять вой.

И тут само провидение послало ему на помощь бестолкового официанта. Одна корпулентная синьора заказала прямо на пляж бутылочку шампанского, но непременно обжигающе ледяного. И теперь этот несчастный в костюме пингвина (Джованни просто тошнило от дешевых официантских смокингов) пер всю эту конструкцию из ведерка со льдом, шампанского и бокалов на пляж. Он перепутал лежаки и теперь беспомощно топтался между Джованни и пустым шезлонгом, озираясь.

— Сорри, синьор! — «пингвин» толкнул случайно Джованни локтем.

— Эй, мне не сказали, что в ресторане «Марина» работают слепые! — кричала возмущенная ожиданием любительница искристого. Она сидела на шезлонге через два ряда от невнимательного официанта и расстреливала его взглядом через опущенные на кончик носа очки.

— Сорри, синьора! Я уже бегу! — и вместо лёгкой рысцы он затоптался на месте. Две красотки шли ему на встречу по дорожке. Они только что искупались в море. Вода струйками стекала по их стройным фигурам.

— Как ты вовремя, милый! Мы как раз думали о шампанском, — и девушки расхохотались, а официант покраснел и промычал.

— Простите, но мне надо пройти.

Втроём было не разойтись. По краям выложенную на песке из досок деревянную дорожку подпирали ряды лежаков.

Никому не хотелось спускаться на обжигающий песок. Особенно «пингвину» в его лакированных ботинках. Он встал боком, пропуская кокетливых девушек, с одной стороны загородив собой обзор на Джованни. Мешкать больше было нельзя. Эти трое отвлекали комичностью ситуации все внимание на себя.

Джованни резко присел, не забыв изобразить гримасу боли и даже негромко всхлипнуть. Одной рукой он держался за ступню, как если бы что-то острое впилось ему в ногу. Станиславский им бы гордился. Другой он схватил сумку и быстро дернул ее на себя.

Он даже успел представить, сидя на корточках, как запихнет сейчас в свою «счастливую» черную авоську «товар». В его плавках сзади, внутри был сделан потайной карман, где помещалось это чудо современного текстиля. Тончайшая, как шифон, и крепкая, как брезент, сумка. В ней можно было бы таскать ворованные пудовые гири, если бы они оказались золотыми. В ней было так удобно транспортировать «товар» на отступах с боевых действий.

Но в этот момент его левую руку пронзили с десяток иголок, и он завопил. От боли у него поплыло все вокруг. Он вскочил и случайно ударил официанта локтем. Его рука по-прежнему сжимала сумку, а на его предплечье висела небольшая рыжая собака и извивалась, как злобный хорек. Она мурзилась и норовила оторвать кусок его плоти.

Официант пытался поймать равновесие раскачивающихся стеклянных предметов у себя на подносе. На деревянные рейки дорожки, с грохотом падающего рояля с неба, полетело ведро со льдом, следом самоубилась бутылка и фужеры.

На пляже воцарилась гробовая тишина. Даже визжащие неподалеку дети, бегающие вокруг закопанного в песок отца семейства, застыли, и отец, обращенный к трагедии затылком, завертелся, чтобы посмотреть, на что они так вытаращились. А главное, что же их наконец-то заставило заткнуться.

— Вор! Ловите вора! — неудовлетворенное похмелье корпулентной дамочки первым обличило преступника.

— Синьор, это, кажется, мое! — и две белых, как папиросная бумага, женских руки легли одна на ручку сумки, а другая на загривок дергающейся на руке Джованни таксы.

….

Джованни сдвинул кепку обратно на затылок и поднял кресло вертикально. Это была она! Он выплюнул зубочистку в открытое окно и включил мотор. Завтра он отправит кого-нибудь из подручных окончательно удостовериться, что это ее собака сидит у босса в псарне. И тогда главная фишка Джованни «решу любой вопрос за двадцать четыре часа» получит новое подкрепление. А вот лично им знакомиться не за чем.

ГЛАВА 11

Люба лежала на кровати. Марк сидел рядом на краешке. В открытые ставни лился мягкий вечерний свет заходящего солнца. Из сада за окном доносился яркий коктейль запахов трав, цветения и лимонов.

— Я проедусь по окрестности, — сказал Марк.

— Она никогда не пропадала на весь день, понимаешь!? — с тревогой сказала Люба. И добавила с надеждой. — Может, просто нашла что-то интересное.

— Решено — еду! Пока совсем не стемнело. Возьму с собой Пармезана.

— А свинью-то зачем? — улыбнулась Люба.

— Ты еще не знаешь его историю?! Тебе ее не выболтал наш помощник Франческо? — ухмыльнулся Марк. — Расскажу, когда вернусь — не хочется торопиться. Нужно посвятить тебя в летопись боевых дней Пармезана во всех красках.

— Я с тобой! И заодно и историю эту расскажешь, а то я так заинтригована, что не хочу ждать, — улыбнулась Люба.

Марк подошел к комоду, отодвинул ящик и взял бинокль. Он посмотрел через него на Любу и произнес:

— М-м-м, я вижу у меня в спальне на кровати красотку, и она так близка и хороша!

Люба рассмеялась. Муж всегда умел поднять ей настроение.

— Думаешь разглядеть Лилю на Северном полюсе?! — она улыбалась.

— Пригодится, — коротко парировал Марк и продолжил: — Кто хочет слушать о боевой свинье?

— Я! — воскликнула Люба и подняла руку вверх.

….

— Хряк появился неизвестно откуда шесть лет назад и сразу занял самую выгодную диспозицию на пересечении двух наших дорог, которые соединяют коммуны Кампофьорито и Контесса-Энтеллина. Но сидел он там не просто так — он брал пошлину за проезд. Ты видела Пармезана, и мимо его трехсот килограмм проскочить или как-то объехать было невозможно, если не дать взятку. Он нападал на машины и людей.

— И на тебя тоже? — спросила Люба.

— Да, попытался, но я сразу же откупился. У меня в машине было кое-что. Как мне рассказали остальные страдальцы, громче всего он хрюкал, когда получал кусочек пармезана, оставшегося от ланча и бережно взятого с собой водителем в дорогу. И его стали звать свинья Пармезан.

Стало даже забавно проезжать мимо. Приветствуешь его, как постового, а он в вразвалочку подходит к тебе и требует «документ». Предъявляешь ему кусочек сыра или мягкого багета. Он берет прямо из рук, чавкает и тут же забывает о тебе — уходит наслаждаться в тень под свое дерево.

Виноградники он не трогал, и жители окрестных мест не стали трогать и его. Правда, один порывался его застрелить. Но свинья словно испарилась в тот день, когда он рыскал с ружьем, и появилась снова, только когда агрессор капитулировал домой промочить горло от такой жары.

Через месяц его «работы» постом контроля от проезжающих у Пармезана появилось даже персональное корыто с едой, куда самые частые ездуны свозили харчи. Все были довольны, особенно туристы, которые узнали из «Инстаграма» Роберто. Ну помнишь, того с большими усами, который громко орал песню «Я буду любить тебя всегда!» на свадьбе?!

Люба засмеялась.

— Его я запомнила на всю жизнь!

— Так вот, он написал у себя на странице, что кроме прекрасного вина из его подвалов гости могут насладиться общением с лихим охранником въезда на его территорию — Пармезаном, который добровольно взялся нести свой пост. И много фотографий довольного хрюши и рассказов о его службе. И после этого убивать свинью стало все равно, что закапывать деньги на удобрение. Туристы, приезжавшие посмотреть на сторожевую свинью, заезжали заодно и в погреба и домашние рестораны окрестности. Поток потек из Палермо в нашу глубинку предместья Корлеоне. Да, Пармезан!? — они зашли в ангар, где сейчас был прописан главный герой рассказа. Тот оглушил их своим свинским приветствием. Подбежал. Марк взял его за ошейник и повел к выходу. — Ты готов сегодня немного поработать? — спросил он у свиньи. Та задрала голову вверх, посмотрела на него маленькими глазками и коротко хрюкнула. — Значит, готов. Отлично!

Теперь уже втроем они шли к машине, припаркованной в гараже. Марк продолжил:

— Ближе всех к «посту» был мой сад, и я даже пару раз видел, как хряк чесал свою черную спину о ствол лимона, но деревья не портил и подкопов не устраивал. И вот однажды я проснулся очень рано. Ну как проснулся — вынырнул. Снилось что-то мерзкое — даже не вспомнил потом что. Сердце из горла выпрыгивало. Уснуть так и не удалось, и я пошел в сад. Подумал, что время терять? Все равно планировал проверить новые посадки. Они тогда были как раз на том месте, где сейчас стоит скамейка. Помнишь, ты на нее набрела в первую неделю приезда и еще удивилась моей прозорливости. Как я угадал, что если выйти из дома и идти по саду, то как раз здесь уже хочется передохнуть?

— Да, — улыбнулась Люба, — но ты мне тогда просто лукаво подмигнул. И я подумала, что ты согласился с моим комплиментом.

— Конечно! Я верю во все хорошее, что говорят обо мне люди. Но она стоит там не просто так, а как трон «веры». Когда случалось что-то не очень хорошее, вместо того чтобы проклинать и злиться, я ходил на это место. Топтался там, бывало, даже с час — и отпускало. Потом постарел и решил поставить лавочку, чтобы не стоять, — Марк рассмеялся.

— А почему именно это место-то? И при чем здесь Пармезан? — спросила Люба.

Они подошли к машине. Марк открыл водительскую дверь.

— Ну-ка… Нет, свинья, за рулем ты не поедешь — ты не сдала на права в прошлом году, — Пармезан, злясь, стал поддевать пятаком порог у водительской двери. — Давай-давай назад, — Марк открыл заднюю дверцу «Рендж Ровера Спорт», и хряк сиганул туда, как тренированный ретривер. Машину хорошенько качнуло. Марк сел за руль. Люба на соседнее кресло рядом. Завелся двигатель, и они покатились по подъездной дорожке.

— На месте, где сейчас стоит скамейка, тогда, шесть лет назад, рано утром, в предрассветной дымке, прямо на земле сидели трое мужиков свирепого вида. Худые, изможденные, в рваной одежде. И если бы взглядами можно было убивать, то они давно бы расстреляли Пармезана. Хряк лежал в нескольких метрах от них и не давал уйти. Вокруг была изрыта земля. Было видно, что «сторож» погонялся за ними изрядно. Рядом с одним из них лежала сумка. Мужчина придерживал ее рукой, на которой была звездочка из зеленых точек. Эта татуировка мне почему-то врезалась в память. Сумка была раскрыта. Из нее торчали какие-то железяки и кульки с чем-то сыпучим.

Не знаю, сколько уж он их сторожил, но вид у них был замученный. И когда появился я, у всех четверых вырвался вздох облегчения.

— И у свиньи? — еле сдерживая улыбку, спросила Люба. Сицилиец не будет сицилийцем, если не сделает свой рассказ красочным.

— У свиньи громче всех! — улыбался Марк. — Пармезан хрюкал, как крыл трехэтажным, и тыкал пятаком в сторону этой очаровательной троицы. Ну а я уже вызывал полицию. Позже выяснилось, что эти гастролёры поджигали, уродовали, сыпали яд на плантациях в предместьях Корлеоне не у меня первого. Шел разговор о том, что кое-кто очень сильно был заинтересован некоторыми особо перспективными территориями, но знали, что хозяева их не отдадут ни за какую цену. Вот и организовывали «неурожайный год». И если бы не этот «Пегас», уж как он смог троих мужиков в стадо согнать, ума не приложу, то остался я бы без результата своего двадцатилетнего труда.

Один из троицы решил дать показания за смягчение наказания, и полицейские провели следственный эксперимент. Предположительно картина была такая. Ночью хряк спал, спустившись с обочины дороги, где днем брал взятки. В винограднике его совсем не было видно. Подъехавшая машина скрипнула тормозами и этим разбудила хряка, но его самого не заметили. Из окошка вылетела скомканная пачка сигарет. Ее там же и нашли, когда через неделю приехали на эксперимент. Машина покатилась к моим владениям. Пармезан вылез из укрытия, обнюхал пачку и посеменил за ее обладателем, скрывающимся в машине.

Мужик этот наотрез отказывался признавать, что их могла преследовать свинья, и на перекрёстке, он утверждал, что ее не видел. Ну а дальше он рассказывал вообще триллер. Будто бы свиней было трое, как их самих, а может быть, и больше. Потому что нападали они неожиданно и шагу буквально не давали ступить. Одному из подельников свинья клыком пропорола ногу. И когда они поняли, что их окружили, решили дождаться рассвета. Поэтому либо Пармезан — реинкарнировавшийся Пегас и просто летал за ними, иначе было не успеть. Либо он сколотил банду из душ умерших здесь сородичей. Ну а скорее всего, парни надрались перед делом, и свинья в их компании оказалась самой сообразительной.

Пармезану я сразу же с должными случаю почестями предложил столоваться у себя в хозяйственном амбаре на постоянной основе. Ему были предложены на выбор отборные корма и сыр на десерт. А при желании он мог там и вздремнуть часок-другой в перерывах между дел. Приглашение он с радостным хрюканьем принял. Часть амбара мы с помощниками освободили от инвентаря и устроили Пармезана по высшему разряду, не ограничивая его перемещений. Он еще пару месяцев бегал на перекресток контролировать грузопоток, но на халявных, круглосуточно доступных харчах прибавил в талии и обленился. Он редко стал ходить на дело так далеко.

И вот как-то через пару месяцев после концовки всей этой истории я искал свои перчатки для сада, и хоть они и были ярко-желтые и большие, никак не мог их найти. Уже было совсем отчаялся, заглянул в ангар. Там мне отсалютовал хрюканьем Пармезан. Подбежал ко мне, а я ему: «дружище, где мои перчатки, а?» Ну так, в шутку. И дал понюхать руки. Он посмотрел на меня так вдумчиво, что, ей богу, я поймал себя на мысли, что он мне сейчас ответит, но тот только хрюкнул и убежал. Вернулся буквально через минуту и притащил эти чертовы перчатки. Представляешь?!

Люба улыбалась и качала головой.

— Ты не веришь. Но я говорю чистую правду. Были и другие случаи удачных поисков. Да, Пармезан, — он повернулся назад и подмигнул свинье на заднем сиденье. Та хрюкнула в ответ.

Они уже отъехали на несколько километров от имения и поднимались вверх, на опушку холма. Припарковались на ровной площадке, и Марк выпустил Пармезана. Хряк семенил вокруг них и принюхивался.

— Ну, дружище, где Лиля!? Найди нам ее! — и Марк поднес к пятачку ошейник таксы и дал свинье понюхать его. Пармезан потешно морщил гармошкой нос и шумно втягивал воздух. Мотнул головой и снова принялся ходить и обнюхивать землю.

— Смотри, как будто собака, — Люба показывала на хряка, который опустил голову, словно шел по следу.

— Ну! Я тебе что говорил! Во Франции эти пташки делают своими поисками состояние хозяевам, не теряя самоидентификацию своего народа.

— Как это? — удивилась Люба.

— Свиньи ищут грибы, — Люба удивленно вскинула брови. — Но не простые, а растущие под землей. Называются трюфели. Стоимость килограмма таких подземных жителей может доходить до пяти тысяч евро.

Люба присвистнула и сказала:

— Жаль я не знала раньше, когда жила в Марсе.

— Не переживай. В вашем крае такие не растут.

Пармезан уже, как ужаленный, бегал по раскуроченной шинами внедорожников площадке. Он то хрюкал, напав на след, то замирал, зарывшись пятаком в пыль. В конце концов он добежал до того места, где площадка для парковки сужалась до проезжей дороги в полторы полосы, и неистово заголосил.

— Что это с ним? — спросила Люба, пытаясь перекричать шум.

— Похоже, он потерял след, — ответил Марк. — Иди сюда! Эй, Пармезан.

Свинья обернулась на призыв Марка, еще раз ругательно хрюкнула на дорогу и побежала, смешно тряся задницей, к хозяину. Люба не смогла сдержать смех.

— Да, он нам очень помог, — сказала она, улыбаясь. — А почему мы приехали именно сюда?

— Не хочу тебя пугать, но, судя по всему, Лилю увезли отсюда на машине.

Люба вытаращила на Марка глаза.

— Но как… ты… это потому что свинья почти выла на дорогу? Из-за этого ты пришел к таким выводам? Но это просто смешно!

— Люба, здесь все утро торчали охотники… Пока ты спала, здесь шла война с неприметными, полуторакилограммовыми кроликами. И зная нашу неугомонную собаку, ее точно сюда притянуло, как магнитом и…

Марк не договорил, увидев, что взгляд Любы помрачнел, а брови съехались домиком.

— Но есть и хорошая новость: она точно жива! Нужно только выяснить, кто и куда ее увез!

ГЛАВА 12

Марк и Люба катались по окрестностям битых три часа. Они объехали семь ближайших соседей, но никто из хозяев не видел никакой таксы. Время приближалось к полуночи.

— Марк, поехали домой. Уже поздно, и если мы сейчас заявимся еще к кому-нибудь, нас уже встретят не с поджатыми губами, а с зажатым между плечом и щекой ружьем. Вон, даже Пармезан уже выдохся, — свинья ответила храпом с заднего сиденья машины.

— Да, ты, наверное, права.

Марк притормозил. И только он стал разворачиваться, как трехсоткилограммовый Пармезан вздрогнул, а вместе с ним и вся машина, и поднялся. Проморгавшись и зевнув, он каменной статуей уставился в окно. Окно показывало кромешную темноту. Свинья сидела, не моргая и не дыша, как умеют делать только кошки, которые видят на стене портал в другой мир. Марк и Люба переглянулись.

— Что это с ним? — Люба не успела договорить свой вопрос — он утонул в визге парнокопытного.

Марк резко дал по тормозам. Пармезан голосил, будто его привезли на бойню. Он метался по сиденью. Машину раскачивало. Марк быстро просунул руку между кресел. Наклонился и дернул ручку у двери. И сделал это очень вовремя — пассажир уже прицеливался дать в дверь копытом.

Свинья вылетела на свободу, издав в прыжке воинственный клич, и умчалась по дороге в неизвестном направлении. Люба тоже выскочила из машины.

— Пармезан, назад! Куда ты!

— А ну-ка, запрыгивай! — скомандовал Марк жене. — Догоним его!

Пара минут, и фары их машины уже подсвечивали подпрыгивающее от мелкой рысцы «конфетти» на заднице свиньи. Пармезан предпочитал хорошее шоссейное покрытие пересеченной местности и бежал четко по разделительной полосе, словно она указывала ему путь.

Гонка с преследованием длилась полчаса.

— Смотри, какое-то имение, — почему-то шепотом сказала Люба.

Свет «Рендж Ровера» выхватил из темноты кирпичную стену. Под колесами зашуршал гравий подъездной дорожки. И откуда-то из темноты раздалось: «Гав!» Одинокое и апатичное, как бывает у разговаривающих во сне собак. Марк притормозил. «Гав!» — в этот раз уверенней. «Гав-гав!» — уже несколько собачьих голосов солировали в темноте. И через пару секунд зазвучал хор, обругивающий их вторжение.

В имении на первом этаже зажегся свет. Через задернутые шторы было видно две тени, идущие к центральному входу.

— Пармезан, шампур тебя найди! Куда ты делся? — выругался Марк. — Ну и огребем же мы сейчас! Сколько времени? — он повернулся к Любе.

— Десять минут первого. Вон же у тебя часы на панели.

Первая волна собачьего приветствия была только разогревом. Псы разошлись так, что уже наверняка проснулась Этна.

— Не к добру все это! Сматываемся отсюда! — сказал Марк и стал выкручивать руль.

— Стой, Пармезана надо найти!

— Я видел, куда он шмыгнул. Подхватим его по дороге, — и словно в подтверждение его слов, солируя над всем этим гомоном, раздался поросячий визг, который бы победил на всемирном конкурсе фальцетов.

— О! Я так и думал. Он там! — и Марк показал указательным пальцем влево от дома.

ГЛАВА 13

— Вы представитесь? — Сальваторе смотрел попеременно то на Марка, то на Любу, потиравшую плечо. Яркий свет в холле дома играл темно-синими бликами на элегантном, шелковом халате хозяина положения, надетым на пижаму. Выражение его лица не сулило ничего хорошего.

— Да, простите. Марк Луиджи. А это моя жена Любовь, — и мужчина сначала почтительно кивнул в сторону жены, залившейся пунцовым румянцем. А потом протянул руку для пожатия, но на нее никто не ответил.

Рядом с Сальваторе стоял Филиппе. А у дверей, позади незваных полуночных гостей, Витторио. Он старался стоять ровно и одновременно незаметно растирать подранную коленку на джинсах.

— Что вы делали в моем имении ночью? — негромко спросил Сальваторе, но от звука его голоса у Марка отчего-то поднялись дыбом волоски на руках. Он с удивлением посмотрел на свои предплечья и ответил:

— Мы искали Лилю, — объяснять, кто это, он почему-то не стал.

— Это ваша дочь? — спросил хозяин.

— Почти. Это наша собака!

Все мужчины с удивлением развернулись к заговорившей Любе.

— Вы простите нас! Мы не хотели вас потревожить. Мы…

— Ты не итальянка? — перебил Любу Сальваторе.

— Нет, я из России.

— Теперь понятно, почему ты так хорошо бегаешь, — уголки губ Сальваторе чуть приподнялись вверх. — Итальянки не такие шустрые в спринте, — он уже почти улыбался. А Люба стала пунцовой до самых корней волос, как умеют быть только рыжие.

…..

Марк уже свернул на второстепенную дорожку, ведущую к собакам. По крайней мере, он так считал, ориентируясь на усиливающийся лай и хрюканье Пармезана. Фары выхватили из темноты ограждение вольера и бодающую его свинью. Марк остановил внедорожник.

Собаки между приступами лая пытались Пармезану прокусить пятак, но тот только визжал и снова шел на таран. За все шесть лет знакомства Марк ни разу не видел у него такого бешенства. От этого жуткого зрелища он даже оторопел на секунду. Но Люба среагировала молниеносно. Она выскочила из машины и побежала к забору.

Марк скинул с себя оцепенение и только собирался броситься Любе на помощь, как мужские руки схватили его за лацканы куртки через открытое окно и потащили наружу.

Люба видела, как одна из собак все-таки извернулась и повисла на морде у свиньи. Та верещала и билась, но никак не могла освободиться. На обочине валялась толстая ветка. Женщина нагнулась, не сбавляя бега, подхватить ее, как что-то пролетело над самой ее головой. Рука. Чья-то рука из темноты готова была ее схватить, но не успела. Продолжая бежать, она обернулась. Сзади остался мужчина. Он повалился на бок — потерял равновесие от неудачного нападения.

Внутри вольера началась драка. В темноте было плохо видно, но какая-то из собак повисла на обидчике Пармезана и с львиным рыком терзала его холку. Стая разделилась. Часть пыталась достать прижатую рылом к забору свинью. Другие нападали на сцепленных собак. Рык, вой, скулеж, визг и покрывающее всю увертюру контрабасом злобное, раскатистое хрюканье. Общая неуправляемая истерика так наэлектризовала воздух, что шаровые молнии могли появиться в любую секунду и без грозы.

Люба успела вовремя, до необратимых последствий. Она с разбега влетела рукой с поднятой палкой в прогал между двумя секциями сетки и с размаху огрела псину по хребту. Та больше от неожиданности такого предательского нападения, чем от боли, взвизгнула и на секунду расцепила пасть. Пармезан, выхрюкивая свинские ругательства, ломанулся вправо и скрылся в кустах. Звук того, как он материл и по батюшке, и по матушке весь этот собачий род, быстро удалялся. Люба не успела даже расцепить пальцы, чтобы выпустить палку, как ее схватили сзади за плечи сильные мужские руки и резко дернули на себя.

…..

Сальваторе продолжил:

— И вы утверждаете, что только из-за пропавшей собаки вы вдвоем с мужем рыщете ночью по моей земле. Она вам так близка, что и пулю в лоб получить не страшно. Что там, Филиппе, полагается за незаконное проникновение на территорию чужой собственности?

Филиппе так сладко улыбался, будто увидел свою любимую пасту по-палермитански с заправкой из дикого фенхеля, соуса из помидоров, с сардинами, изюмом, панировочными сухарями и пармезаном.

— Расстрел на месте.

— Принеси оружие, мой друг.

Люба вздрогнула. Марк помрачнел и сжал кулаки.

— Да, босс, — и Филиппе вышел из гостиной.

— Что за собака, вы говорите? — как ни в чем не бывало продолжил Сальваторе.

— Лиля. Ее зовут Лиля. Рыжая такса с одним дырявым ухом, — тихо произнесла Люба и опустила глаза.

Вдруг с улицы раздался скрип тормозов и глухой удар, словно кто-то со всей дури пнул бочку с водой. Раздался скрежет металла, от которого могло свести зубы. Матерная брань и истошное хрюканье.

Все пятеро, стоящих в холле, резко развернулись на дверь и даже не заметили, как вернулся Филиппе, державший в правой руке «Смит и Вессон» тринадцатой модели.

— Да что там еще, в конце-то концов! — вышел из себя Сальваторе. Широким шагом он пересек гостиную. Халат развивался. Витторио распахнул дверь перед боссом. За ним вышли и все остальные.

В нескольких метрах от веранды дома стоял серый «Туарег». Он был брошен поперек дороги в раскорячку, очевидно, впопыхах. Водительская дверь распахнута, и на ней, даже в тусклом ночном освещении фонарей, хорошо была видна глубокая вмятина, размером с баскетбольное кольцо. Весь левый бок был пропорот до «мяса». Но самое интересное происходило в кустах, тянувшихся по обочине подъездной аллеи. Они двигались, трещали, и из них неслась брань и хрюканье.

— Да что там за хрень происходит!? — воскликнул Сальваторе. — Филиппе, иди про… — он не успел договорить.

Ветки хрустнули и расступились. На дорогу выскочил огромный черный хряк. На нем пытался удержаться наездник. Изо всех сил он схватился за свиные уши. Мужчину кидало из стороны в сторону. Голова у него болталась так резво, как у курицы на дискотеке, и должна была вот-вот оторваться. Чтобы закрепить свою позицию, он дергал ногами, делая тщетные попытки сцепить их под брюхом своего «вороного коня». Но только злил этим свинью, ударяя ее коленями по ребрам, и та сильнее орала и дрыгалась, бегала зигзагами, пытаясь сбросить седока.

— Да это же Джованни! Вот это он ковбой-укротитель! — воскликнул Витторио и показал на наездника пальцем.

Вдруг со стороны вольера донёсся одинокий собачий вой той степени уныния, от которого все безвременно ушедшие могли бы немедленно воскреснуть и вернуться к родным.

— Босс, я могу закончить мучения любого из двоих, только дайте команду, — и Филиппе прицелился.

И тут Марк крикнул:

— Пармезан! Стоять!

Все находившиеся на крыльце вылупились на него.

Пармезан резко оттормозился. Наездник перелетел через его голову и шлепнулся лицом в пыль, не успев подставить руки. Что-то громко хрустнуло, словно скорлупа от фисташки под грубым каблуком. Люба вздрогнула.

Первым побежал Марк. Через мгновение и все остальные проснулись от оцепенения.

Мужчины окружили пострадавшего. Тот валялся сломанной куклой. Казалось, что он не дышит.

— Джованни, — тихо позвал нависший над ним Сальваторе. Неестественно изогнутое тело пошевелилось.

— Слава Деве Марии, наш свинский тореадор жив, — выдохнул Филиппе.

Джованни с трудом развернулся на спину и посмотрел на зрителей. Его физиономию украшал здоровенный лиловый фингал во весь правый глаз, припудренный красной пылью с обочины дороги. Ему повезло приземлиться на землю. Гравийная дорожка, через которую он перелетел, украсила бы его поэффектнее.

— Где эта чертова холестериновая отбивная?! — это была его первая реплика. Дальше последовало кряхтение и оханье — он пытался сесть.

Все вспомнили о свинье и завертелись в поисках животного. В паре метрах от них стоял Марк и спокойно держал хряка за ошейник. Тот сидел, как тренированный Мухтар, с совершенно отрешенным видом, больше не проявляя ни малейших признаков агрессии. Люба стояла по другую сторону от «Мухтара».

— Это что за черт! — воскликнул уже сумевший сесть Джованни. У Сальваторе, Витторио и Филиппе брови уже почти касались линии волос на лбу.

— Это наша свинья, — тихо сказал Марк.

— Еще и свинья их! Теперь понятно, что там за вой был в псарне, — произнес Сальваторе.

— Он случайно убежал, пока мы искали собаку, и… — договорить Любе не дали.

— Чего!? Вашу собаку еще и свинья искала!? — воскликнул Сальваторе, и у всех, кроме Марка и Любы, стала расползаться улыбка на лицах.

Джованни тоже хотел было саркастически ухмыльнуться, но боль от фингала его остановила.

— Да, она не хуже собак берет след! — воскликнул Марк. Он не отводил взгляд от пистолета, который Филиппе продолжал держать в руках.

— Филиппе, мне кажется, мы сможем обойтись вызовом неотложки для этих господ, — и через паузу: — И для этой бестолочи тоже, — кивнул на Джованни Сальваторе, стараясь придать лицу серьезный вид. — Как ты считаешь?

Мужчина чесал дулом пистолета себе висок. И вид у него был задумчивый.

— Босс, одно ваше слово.

Что-то крупное — размером с хорошо столовавшуюся кошку, шмыгнуло под ногами Сальваторе. Он не успел разглядеть в слабом искусственном освещении. Инстинктивно отшатнулся на шаг назад и потерял нить разговора.

Позади троицы (Сальваторе, Филиппе и Витторио), стоявшей спиной к Джованни и пялившейся на свинью, зазвучала сирена — это взвыл «ковбой».

— Сукино ты отродье! Ты что творишь, мразь!

Все трое дернулись и резко развернулись назад. На левом предплечье «ковбоя» висела собака и пыталась отодрать от него кусок. Откуда она только взялась! Пармезан тоже задергался и заголосил дуэтом с пострадавшим. Марк и Люба вдвоем еле сдерживали его за ошейник и кричали: «Пармезан, стоять!»

— Уберите эту сучью псину! — орал свиной наездник, пытаясь расцепить правой рукой зубы таксы. Первым среагировал Витторио. Он схватил двумя руками собаку за пасть и разжал челюсти. Джовани выдернул руку. Кровь закапала на землю. Витторио перехватил руки. Теперь он держал таксу поперек корпуса и уносил псину подальше от объекта ее «вожделения». Собака извивалась и мурзилась, пытаясь цапнуть и его. Витторио еле ее держал.

— Лиля! Лилечка! Дай ее мне! — Люба протянула к ней руки — узнала свою собаку. Пармезан тащил Марка в сторону таксы, и его кроссовки скользили по асфальту, как по льду. Витторио был только рад освободиться от хищного «угря», щелкающего пастью в опасной близости от него. Пармезан сразу успокоился и принялся обнюхивать Лилю, сидящую на руках у Любы.

— Да какого хрена вообще здесь происходит! — вопил, как контуженный, Джованни.

…..

— Рана не серьезная, — подытожил Сальваторе после осмотра руки страдальца, не обращая на его выкрики ни малейшего внимания. И продолжил, вставая с корточек. — Я предлагаю всем пройти в дом и, наконец, разобраться в этой чертовой ситуации.

Семья Луиджи, включая четвероногих членов, вопросительно посмотрели на выступившего с предложением.

— Да, и собакам, и хрякам, и ковбоям — всему цирку и паяцам — в дом! И там решим, кого мы сейчас отстрелим за весь этот бедлам.

Филиппе ухмыльнулся. Он поднял руку с пистолетом. Направил дуло на хряка и произнес:

— Пуф! — его рука дернулась назад, как от отдачи.

….

— Босс, я сначала подумал, что вы стали разводить свиней, когда увидел этого хряка, мечущегося по дороге, будто ему шампур в одно место загнали! Притормозил даже — не померещилось ли мне.

Он был похож на бешеного. Триста килограммов, ощетинившиеся клыками, скакали вокруг вашего дома по объездной дороге и целеустремлённо искали, кого бы вспороть. И только этот недожаренный шашлык засек мой «Туарег», то принялся сразу его торпедировать и чуть не сделал из него кабриолет. Эта отбивная своими клычищами уже начала вскрывать его, как консервную банку! Я захотел разобраться, что за беспредел происходит. И только открыл дверь, он подсек меня. Даже не знаю, как оказался на нем верхом, — брови Сальваторе поднялись вверх. — Я трезвый, босс! Сух, как стеклышко, — и Джованни дыхнул на стоявшего рядом с ним Витторио.

Тот сделал кислую гримасу. Театрально помахал ладонью перед своим лицом и сказал:

— Зубы не чистит, но не врет, — Джованни показал ему средний палец.

— Он просто не мог успокоиться после того, как одна из ваших собак его покусала, — спокойно сказала Люба.

— Зачем он полез в псарню? — спросил Филиппе.

— Он учуял свою подружку — Лилю, — сказал Сальваторе. — И полез ее выручать. Марк. Люба. Вы удивляетесь не напрасно. Да, Витторио!?

Парень кивнул и рассказал про утреннюю охоту и странную собаку, взявшуюся из ниоткуда и выступавшую спонсором мероприятия. И как позже она была обнаружена в доме.

— И нам очень повезло, что особняк еще стоит, а не разрушен до основания. Эти синие следы на стенах, — Сальваторе указал рукой на хаотичные пятна, — не извращённая фантазия дизайнера, как можно было подумать. Это ваша любимица взяла на себя труд, разгрызла пакет с синькой и украсила мой дом к будущему Рождеству. Были и другие ещё более серьезные последствия. Мы с Филиппе едва смогли ее поймать.

— Простите, — тихо сказала Люба и погладила Лилю, спокойно сидящую у нее на руках, и добавила невпопад. — Мне кажется, я вас где-то видела? Мы могли встречаться? — она смотрела, сощурив глаза, на пытающегося в этот момент принять удобную позу на диване Джованни. Марк не понимающе смотрел на них поочередно.

— Я вижу вас впервые, синьора, — спокойно встретив ее взгляд, ответил тот.

— Но подождите-ка, а это не вы были на…

— Именно Джованни было поручено найти хозяев собаки, — Люба не успела договорить — ее перебил Сальваторе.

— Нет, к нам он не заезжал. Я его видела в … — Люба задумалась на секунду. — Сумка! — воскликнула она, а Лиля гавкнула, будто подтвердила. — Это вы тогда пытались… унести, — ее взгляд упал на синее пятно на стене, и она решила смягчить обвинение, –– мою небесно-голубую «Биркин» от «Гермес» на пляже, а Лиля вам помешала.

Теперь все смотрели на грязного и скрючившегося на диване в единственном возможном безболезненном положении Джованни. Он молча отвел глаза в сторону.

— Да, и тогда она вас тоже цапнула в руку. Какая же? А, в левую, да, точно, тоже в левую, как и сейчас. И если я вру, то у вас не будет на предплечье шрамов.

— Да мало ли отчего могут быть… –Сальваторе резким движением задрал рукав порванной рубашки на пострадавшем. Между залепленными пластырем свежими ранами были видны с десяток заросших точек от зубов. Джованни одернул руку.

— Да мало ли отчего они могут быть. Я вижу впервые эту синьору, босс.

Сальваторе посмотрел на него пристально. Джованни не выдержал взгляд и снова отвернулся.

— Вор, а так и не научился врать. Филиппе, сними с предохранителя пистолет и дай его мне.

Щелчок — и пистолет лег в правую руку Сальваторе.

— Дай ладонь! — скомандовал хозяин дома.

— Босс, это не я! — проблеял Джованни и спрятал руку за спиной.

— Да воздастся каждому по делам его. Так, кажется, сказал Матфей в Евангелии своем, — произнес Сальваторе с улыбкой, от которой могла появиться нервная чесотка. Он вывернул спрятанную руку вперед, прижал ее за запястье к подлокотнику дивана и пригвоздил ладонь к поверхности пистолетом.

— Не надо! — выкрикнула Люба. — Сумка же осталась у меня и даже не порвалась, пока мы за нее немножко поборолись. Да, Джованни!?

— Да-да! Синьора говорит чистую правду. Сумки у меня нет и не было!

— И вообще, мы со своим четвероногим семейством причинили вам столько неудобства. Можно мы сейчас просто тихонечко уедем. И будем считать, что все инциденты исчерпаны!? — вкрадчиво произнес Марк.

— Вы считаете!? — произнес Сальваторе, не отрывая пистолета от руки Джованни.

— Да-да! — хором ответили Марк и Люба.

Он убрал пистолет от руки и выпрямился.

— Ну раз вы настаиваете, не вижу причин препятствовать вашему желанию, — за спиной Сальваторе прозвучал выдох облегчения.

— Оцените ущерб от нашей… от нашего семейства. Прошу вас, пожалуйста, и пришлите счет. Мы все вам компенсируем! — попросил Марк.

— Ну мы пойдем? — вкрадчиво спросила Люба.

— Да. Не смею вас задерживать, — и Сальваторе сделал неопределенный жест рукой с пистолетом.

И Марк, и Люба, и даже хряк не решились поворачиваться спиной к честной компании и неуклюже — бочком — проскользнули в дверь на улицу.

Воцарилась тишина. Ее нарушил Джованни.

— Босс, вы и правда сейчас могли мне отстрелить руку?! — тон у него был обиженный.

— Конечно! — и Сальваторе открыл пистолет и посмотрел на «ковбоя» через дыру пустого патронника.

Раздался дружный смех. Громче всех гоготал Джованни.

— Бей своих, чтобы чужие боялись! — сказал Сальваторе и добавил: — Витторио, прямо сейчас нужно сходить на псарню и посмотреть, как вырвалась эта сатана. Наверное, уже можно увидеть российский газопровод из этих нор.

— А ты, Джованни, убери свою колымагу с дороги — не порть вид.

— Но я ранен! Эта тварь откусила мне полруки, — он пытался давить на жалость. — И у меня, наверное, сотрясение мозга — все кружиться перед глазами. Слететь с этого борова со всего размаху! Как я еще остался цел!

— Да, наверняка у тебя было бы сотрясение, если было бы, чему сотрясаться. Убирайся отсюда — ты начинаешь меня раздражать! Только полный идиот мог попасться на такой мелкой краже в твоем почтенном возрасте. В следующий раз я дам тебе задание по уровню твоего интеллекта — вычищать дерьмо из собачьего вольера!

— Но, босс!

— Проваливай!

Джованни, преувеличено кряхтя, покинул особняк.

….

Сальваторе оказался почти прав. Попробовав свой фирменный метод избавления от препятствий — подкоп — и потерпев поражение (периметр забора был укреплен под землёй на полметра), такса отрастила крылья. К такому выводу пришли Сальваторе и Витторио, которые рано утром уже вдвоем осматривали вольер. Единственным способом сбежать было залезть на хозяйственную постройку в углу загона высотой с человеческий рост, а оттуда прыгнуть на дерево и спуститься по-кошачьи.

— Это умеют делать только Рюкю, но таксам это не под силу! Они слишком коротколапые, и у них слабый позвоночник. Если бы она и сиганула так, то сломалась бы пополам, — выдвинул версию Витторио.

— Ну, а как тогда? — спросил Сальваторе.

Витторио чесал затылок.

— Да хрен ее знает!

И хозяин псарни уже готов был поверить в телепортацию.

Только через неделю обнаружилась, что Лиля выковыряла проржавевший шуруп, крепивший железную сетку к опорам, отогнула край и просочилась, как таракан через узкую щель. При небольших размерах таксы сила ее челюстей просто поражала. Она была, почти как крокодил, способная разгрызть что угодно.

ГЛАВА 14

Семья Луиджи в полном составе подъехала к дому только в начале четвертого утра. Люба старалась держаться на обратном пути и не показывать усталости, но уже почти на самом подъезде к имению Марк посмотрел на нее и увидел, что голова у жены подбородком упирается в грудь и покачивается в такт движению машины — Люба крепко спала. Пармезан похрапывал, развалившись на заднем сидении. Настрадавшаяся Лиля забилась другу под бок и тоже дрыхла, дергаясь всеми лапами во сне и поскуливая.

Они подъехали сначала к амбару. Марк разбудил хряка и отвел его туда.

— Все, дружище! На сегодня хватит приключений. Посиди тут — передохни, — и с этими словами он запер за ним дверь. Пармезан не возражал и только увидел свою подстилку из соломы, сразу на нее улегся и моментально заснул. Только пару куриц, сидящих на насесте, повысовывали головы из-под крыльев, чтобы рассмотреть, кто там бродит по их ночному имению. Не увидев ничего интересного, засунули головы обратно.

— Люба, мы приехали, — Марк нежно тронул Любу за плечо, она открыла глаза и невидящим взором уставилась на крыльцо дома.

— Все же кончилось хорошо? Мне это не приснилось?

— Хорошо. И это «хорошо», кажется, пукает на заднем сиденье, — они оба развернулись назад и заулыбались. Лиля, лишившаяся теплого бока, свила себе гнездо из куртки Марка, которую он бросил на заднее сиденье, когда они садились ехать домой от Сальваторе. Ей было жизненно необходимо укутаться.

— Марк, пойдем спать! Я смертельно устала.

— Ты иди, а я только загоню машину в гараж и сразу же присоединюсь к тебе.

Люба забрала с собой Лилю.

…..

Марк вышел из гаража и пошел по дорожке к двери дома. Слева от него тянулись аккуратно подстриженные параллелепипеды зеленых кустов. Яркий блин луны вышел из-за тучи и все вокруг посеребрил. Марк невольно остановился — так красиво и умиротворённо бывает только перед рассветом.

Полюбовавшись, он сделал шаг в сторону входа в дом, как что-то коротко блеснуло из кустов. «Показалось», — подумал он, — «это, наверное, эльф пробежал со своим горшком золота. Да споткнулся на кочке. Ларчик на секунду приоткрылся, и его спалила луна». Марк рассмеялся своим мыслям. «День был таким нервозным, что могут и крокодилы с золотыми коронками на зубах мерещатся по кустам. Ни чему уже не удивлюсь!»

Он уже отошел на несколько метров от места, где «эльф» чуть не лишился своего состояния, но что-то заставило его обернуться. Луна наряжалась в облака. Она то накидывала на себя темно-серые боа, плывущие по небу, то сбрасывала их, крася все вокруг в пепельный цвет. Из кустов опять что-то блеснуло.

Марк сдался своему любопытству и пошел обратно. Кусты ощетинились на него колючими ветками и кололись, когда он запустил в них руку. Мужчина пошарил по земле и наткнулся на какой-то холодный предмет. Подцепил его и выудил наружу.

Очечник! Сделанный из металла, с красивой гравировкой в виде древнегреческого бога Гермеса.

— Что он тут делает? — удивился Марк, разглядывая дорогой предмер. Он протер его ладонью от пыли и подставил его под тусклый луч луны. — Это, скорее всего, белое золото! Дорогая штучка. Интересно, кто же разбрасывается такими вещами? И почему он валяется у меня в кустах? Надо будет выяснить, чей он. О, да здесь есть еще и гравировка какого-то герба!» — Марк поднес очечник почти вплотную к лицу. — «Сейчас не разглядеть».

— Марк! Что ты там застрял, дорогой! — Люба стояла у распахнутого окошка их спальни на втором этаже и улыбалась. На ней была надета просвечивающая комбинации, та самая, что они купили ей в первый день в Риме.

— Уже бегу, любимая! — и Марк засунул дорогую безделушку в задний карман джинсов, и быстрым шагом пошел к дому.

Когда он вошел в спальню, Люба лежала на постели на боку, подставив руку под голову. Она знала, что именно в такой позе ее соблазнительный изгиб крутобедрой гитары лишал Марка самообладания.

— Ох! — только и смог произнести он. Нагнулся, чтобы поцеловать ее, но тут за спиной Любы раздалось: «Гав-гав!» И рыжая такса выскочила из-за соблазнительницы, поставила передние лапки на бедро Любы и замахала хвостом.

— Ах ты маленькая собственница! — Марк хотел, шутя, схватить за мордочку собаку, но та отскочила и залаяла сильней. Она стала носиться по кровати, по хохочущей Любе и по повалившемуся к ним в постель Марку. Им было так весело.

— И к психологу не надо!

— Кому не надо? — удивилась Люба.

— Лиле, — Люба вытаращила на него глаза. — У нас в Италии есть услуга «собачий психолог». Да-да, не смотри на меня так, — Марк из последних сил сохранял серьёзное лицо. — В нашей стране принято собачек, переживших стресс, водить к психологам.

Люба прыснула со смеха. Марк тоже не смог удержаться.

Когда они отсмеялись, все напряжение этого тяжелого дня улетучилось. Стало легко и спокойно.

— А помнишь, как мы купили эту сорочку? — спросил Марк.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.