Бесплатный фрагмент - поэт и динозавр

Вместо предисловия

Для большинства современных поэтов их первые сборники — торопливая претензия на имя поэта, визитка, попытка очертить свою территорию (пусть даже крохотный клочок) в самой литературной стране в мире.

Однако, открыв первую страницу «Поэта и динозавра», вы увидите нечто иное. «А что же?» — спросите вы. Вычурное самобичевание? Гневные воззвания? Едкую иронию? Поверхностную злободневность?

Нет. Например — откровенную историю молодого человека, который смог выкопать себя из могильной горечи и расстаться с бесконечными сумерками. Роуд-муви длиною в несколько лет и расстоянием в несколько жизней. Беззастенчивый автопортрет, впитавший нервные краски эпохи.

Любое творчество рефлексивно, но для Петра это не одна из тех броских фраз, которыми нынче часто орудуют кухонные психологи и философы. Его стихи — это пульс человека, рисующего лабиринт собственного бытия. Каждое стихотворение — бритва, острая и хрупкая, гальванизированная серебром чувств. За каждым стихотворением — реальность, преломленная витражом внутреннего храма. За каждой строкой — беспокойный и неустанный поиск своего места.

История, изложенная в сборнике, динамична. Прочный серый лёд тоски разламывается неизбежной весной, горечь сменяется доброй усмешкой. При этом Пётр далёк от клише и измученных литературных па «страдающих поэтов», все его стихотворения бесконечно искренни и посвящены конкретному событию или переживанию, каждое из которых живо встаёт перед глазами даже сквозь безупречно выдержанные тон и слог.

Я хорошо себе представляю, чего стоило Петру перечитать стихи прошлых лет, вновь прикоснуться к старым шрамам. Но без этого сборник получился бы куцым и монохромным. Тем ценнее и уникальнее то путешествие, которое он предлагает совершить читателю. Путешествие сквозь предгрозовую духоту к ясному спокойному дню.

«Поэт и динозавр» — это путешествие моего друга, в которое он приглашает каждого читателя. А путешествие лучше не откладывать, и первый шаг — первое стихотворение, уже нетерпеливо ждёт вас.

____________________

Рушан Ахметжанов

УЗЛЫ

Серо-бежевый

Серое утро порывами ветра всклокочено.

Пуст и беспечен, я скован бездействия пленом.

Жизнь — автостоп; одиноко стою на обочине.

Грязные звуки плывут по отравленным венам.

Нервные срывы, а может быть просто куражась,

Будней бетон я крошу в порошок сумасшествия.

В новую пропасть шагаю не глядя, торжественно;

Грудь разрывает бесцельная ажиотажность.

Бежевой кашей становятся лица знакомые.

Мнимый покой, и из дома не выйти неделю.

Ползает взгляд, превращается мозг в насекомое;

Жадно бросаю себя в паутину безделья.

Время слоится; подобие собственной тени,

Тщетно пытаюсь порвать я оковы привычности.

Бремя души и детали несобранной личности

Слабо мерцают узором нелепых сплетений.

_________

30.08.09

Узлы

Там, где лицемерие превращается в панацею,

в способ избежать большинства проблем и вопросов,

я становлюсь ангелом и демоном в одном лице, и

на судьбу продолжаю печатать слепые доносы.

Продолжаю делать вид, будто ничего не случилось,

для себя открывая реальности новые грани;

без конца и начала надеясь на ту беспричинность,

что с рождения до смерти нас всех хаотично тиранит.

Не нуждаясь ни в голосе неба, ни в накипи догм,

я срываюсь с хождений по старым бессмысленным схемам;

все вокруг заставляю казаться бездумным, бездомным,

вездесущий порядок в себе нарушая системно.

Игнорируя страхи и писаных правил угрозы,

на маршруте своём я отметил узлы переходные;

мой патриарх и судья — Уильям Берроуз,

Эдик Старков — мой адвокат и духовник.

_________

25.05.10

***

Гроза забирает последние крохи,

из рук вырывая мой сломанный зонт;

последние дети ушедшей эпохи

в экстазе сгорают под клубный музон.

Дорога сквозь слёзы безумно хохочет,

глотая подошвы глазницами луж;

свисают заката кровавые клочья,

огнём обдавая сердечную сушь.

В ноктюрне дворов истончается кожа;

событий состав исчезает в депо.

Без нот сожаления время проложит

на старом пожарище новый окоп.

_________

15.06.10

Выборг

Закат — торжество декадентов,

восход — манифест футуристов;

дорога в кольчугу одета

колёсного стука и свиста.

Похмелье обратной дороги,

приезда счастливое пьянство;

души обивают пороги

изменчивость и постоянство.

Фасадов щербатые лица

с прогулки за стол приглашают;

дымится булыжною пиццей

мощёная площадь большая.

Залива змеиная кожа

на берег ползёт валунами;

и порт в белом сумраке ожил,

взорвав тишину между нами.

Моргает рогатая башня,

грызёт перекрытий намордник.

Я ключ от событий вчерашних

оставил на острове Мёртвых.

_________

21.06.10

Директор небесного бункера

(текст песни)

Пеной из пасти слепого дракона

Снег объявил ультиматум весне;

Жёлтые стёкла в синих вагонах

Бьют по безумной глазной белизне

Пляшет на плитах консервный конструктор,

Выварив кашу кирпичных кастрюль;

Полупещерные овощи-фрукты

Выросли в рельсово-шпальный патруль

И швыряет листовки директор небесного бункера,

Стуком в дверь отвечая на шёпот печатных полос

Петли запали в чердачные горла,

Вольные шеи втянув в потолок

Солнце следы свои ластиком стёрло;

Ярко из ярости вырвался клок

Чёрные дыры вползают под веки,

Пьют растворитель компьютерных снов;

Ветер ограбил воздушные реки,

Став океаном несказанных слов

И костёр разжигает директор небесного бункера,

Растирая в золу угольки затухающих звёзд

_________

24.04.11

Пора

Без билета время провозит

по знакомым прежде местам;

мыслей стук в голове нарастал —

он сродни надоевшей занозе.

Повторяется старый маршрут;

сон сменяет утихшую песню,

а внутри снова пусто и тесно,

и сомнения заживо жрут.

Цепь из лиц и видений неясных

подо лбом кандалами звенит;

взгляд взметнулся и вышел в зенит,

срезав кромку небесного наста.

Ночь — предвестница будущих драм —

наложила на звёзды запреты;

я несусь сквозь неё без билета,

но уже выходить мне пора.

_________

22.09.11

БЕЗ

***

Тирания крикливой свободы

заливает бензином мозги;

с белым знаменем армия добрых

контролировать будет всех злых.

Не отступим от главного плана:

Мир! Добро! Прогрессируй же, люд!

Пусть едят мясоедов веганы,

пусть учёных фанатики бьют.

Запретим все плохие словечки,

диктатуру раздавим в тисках;

волчьим смайлом скривилась овечка,

в глаз врагу горсть бросая песка.

Присягнём мы свободе на верность,

выжжем «серую массу» — зверьё;

вездесущую политкорректность

в бочку с дёгтем мы мёдом зальём.

Ненавидим друг друга с улыбкой:

правда — нитка, зашившая рот.

Мы — послушные добрые рыбки

радикально окрашенных вод.

_________

08.08.12

***

В это время мой город стал тихим, совсем опустевшим,

отражаясь в густеющем небе разрытыми кладами;

разбавляя уверенность страхом, трагизм — клоунадами,

день протёк по бетонным кустам тяжело и поспешно.

Отплясали по улицам ноги бессчётными тучами,

отскакали колёса шершавым резиновым градом;

расползается ночь по безжизненным серым громадам,

выключая дневные заботы о благополучии,

надоевшие мысли, мечты, иллюзорные планы

на себя и других в от руки нарисованном будущем.

Ночь подарит надежду всем ждущим, зовущим и любящим;

даст и почву, и пищу для слов — самых нужных и главных.

Город медленно тонет в зрачках под тяжёлыми веками,

растворяется ночь в миллионах спокойных дыханий;

время всё прожуёт, всех и каждого съест с потрохами,

и с улыбкой накроет вопросы простыми ответами.

_________

26.08.12

Без

Без тебя Москва стала разорённым, разрушенным муравейником

в ожидании поджога, войны и прихода французов;

а я сам недоваренным выпавшим ленивым

вареником,

остывая, прилипший, лежу на полу кверху пузом,

вспоминая, как тихо лежал на твоём животе.

Уже кончилось лето — мне врут календарь и часы.

Уморительным танцем съедобных желудочных тел

через масло любви, ожидания плавленый сыр

дни один за одним беспощадно сменяют друг друга,

отдаляя меня от тебя ещё больше и дальше.

Без тебя вся Москва заползла в самый зассанный угол,

где сидит и глаза, огрызаясь, безумно таращит.

По аортам и венам метро я плыву лейкоцитом —

непонятно зачем, ведь Москва…

…умирает!

От СПИДа!

БЕЗ ТЕБЯ!!!

…я спешу завершить новый суточный цикл,

чтобы в краткий обрывочный сон прямо с улицы спрыгнуть.

Может, ты мне приснишься. Я снова скажу тебе: «Здравствуй».

Ты ответишь с улыбкой: «Привет». И вдоль рельсов трамвайных

вся столица тогда будет биться об ноги богатством:

мы дошли до неё и трофеем без боя забрали.

_________

27.08.12

Урок

Начинаю смотреть по-новому на обычные вещи,

получая кайф от еды и холодного душа.

Вот ведь судьба — пошутила так зло. Нет — даже зловеще;

но как ни крути, а насильно ты мил не будешь.

И можно ходить по колено в своих же порывах,

закидывать объект любви самопальными строчками…

Я иду в шесть утра на работу с бутылкой пива,

хотя, признаться, пить мне уже совершенно не хочется.

Я уже очень много умею и многое знаю,

я себя таким сильным ещё никогда не чувствовал;

но сейчас мне придётся учиться без тебя жить, родная —

а этого я, если честным быть, и не хочу совсем.

И пусть я многое знаю, пусть много умею,

но такой же дурак. А урок этот самый тяжёлый:

не прикажешь любви. Всё залечит упрямое время.

Ты не будешь со мной. Не возьму никогда тебя в жёны

(и сама не пойдёшь). Никогда мы не будем вместе.

Повторяет мозг эти пункты домашним заданием.

Прозвенел звонок. Остаётся сходить поесть и

себе запретить жить в надежде и ожидании.

_________

30.08.12

Точка

Любовь —

больная, дикая, сумасшедшая;

я стоял и смотрел, как ты скрылась за краем ночи.

Удавкой на шее, сплетённой из городского кишечника,

затянулся кошмар. Мокрый порох минут испорченных

по дороге сыпался из самим же надломанной тубы;

волшебство и сказка обернулись арт-хаусным хоррором.

Я тебя искал сквозь огонь и медные трубы

по дорогам, дворам, оборачиваясь во все стороны.

Для меня ты стала казаться безумно опасной,

расписавшей игру по своим непонятным правилам;

Красной Шапочкой в своей безрукавке красной,

которую вычитал Волк из книги поваренной.

А я в те минуты действительно был волком —

из «Ну, погоди!», нарисованным и в тельняшке,

с сигаретой в зубах. Я нарочно выглядел олухом,

сумасшедшим, юродивым, на рубль себя разменявшим.

Ты смеялась, курила, молчала; мы шли по дороге,

ускользающей в ночь сквозь дождливую лета агонию.

Настоящая, яркая, дерзкая, грустная, строгая —

мои речи на спину твою пришивались погонами.

Я оставил тебя на аллее. Смотрел тебе в спину,

наблюдая, как ты уплываешь в глубины окраин.

Раздражение, злоба внутри закололи противно;

невозможно, что ты была здесь, что была ты реальна.

Я понёсся вперёд — оглушённый, в бреду и горячке;

я тебя потерял. Сам, без паспорта и телефона,

на кусочки разбит, до молекул последних растрачен;

я себя ощутил в тот момент прогоревшим плафоном

на конечной в метро. Ноги тело отправили к дому;

труп надежды вздыхал, зацепляясь за тёмные лавки,

за качели, дворы. Мир, казалось, навеки поломан,

ну а я — пациент психбольницы без прав и без справки.

Дальше всё как в кино: оборот, силуэт в капюшоне

и навстречу кошачьи шаги виноватой походкой;

с хладнокровным лицом, изнутри до костей обожжённый,

я тебя целовал, как паломник святую икону.

Я хотел твоей смерти. Хотел задушить тебя сразу.

Но лишь пьяной пощёчиной выкрикнул: «Ну ты и дура!»

До сих пор ощущаю себя червяком безобразным,

и твоё «ненавижу» мне в грудь прогрызается буром.

Мы расстались спиною к спине. Я проматывал сцены

из трагедии нашей весь путь по дороге к подъезду.

То, что было так свято, волшебно, легко и бесценно —

расплескалось до дна. Утекло в невозвратную бездну.

Не осталось ни слёз, ни надежд, ни себе оправданий.

Всё случилось как есть. Мы летели — с деревьев листочки —

и мирами столкнулись, друг друга изрядно поранив.

Между нами раскинулась кратером жирная

точка.

_________

31.08.12

Я

Я —

слов нескладных угловатый Стравинский.

Я —

слогов слоёных кошмарный Шнитке.

Я

от чисел открещиваюсь по-свински.

Я

реальность распутываю нитка за ниткой.

Я

пропитан всеми ядами города.

Я

последний в мировом алфавите.

Я

длинен, но чудовищно короток.

Я

в жизнь влюблён, но смерти любитель.

Я

небрежен, но донельзя аккуратен.

Я

с феноменальной памятью, но с дырой в голове.

Я —

бережливый жизни прожигатель.

Я —

разборчивый гурман-калоед.

Я,

уходя, прихожу навечно.

Я,

возвращаясь, ухожу на сто лет.

Я

языком неизлечимо излечен.

Я —

русский поэт.

_________

05.09.12

***

Дождь — прозрачная борода города —

ночь щекочет, хлыстом прищёлкивая.

По дорогам прыгают пружинными чёлками

фонари — ордена генерала гордого.

Память с песнями сплетается косами.

Секунды-кадры рвутся сорочками.

Жизнь — смертная казнь в рассрочку

с возможностью выбора срока и способа.

_________

07.09.12

***

Россия — мама-алкоголичка.

Любовь и бессилие, злоба и преданность.

Шесть утра. Я несусь до Твери в электричке,

заполняю усидчиво времени ведомость.

Изнутри распирают различные чувства:

ожидание, горечь, тоска, беспредельность;

но в душе утомительно тесно и пусто.

Я живу. И куда же отсюда я денусь?

Для меня не прошли девяностые даром,

нулевые наивно текли за ушами.

Я себя ощущаю чудовищно старым —

с псориазом, склерозом и телом лишайным.

То, что видели в детстве глаза так наивно,

оказалось смешным и немыслимым фарсом.

Девяностые — просто сюжет «Ширли-мырли»;

нулевые — вода на поверхности Марса.

Где бы ни был — в Лыткарино, Сходне, Мытищах —

по башке ударяют прошедшие годы;

не становится легче, спокойнее, тише —

пожинаю пожизненно прошлого всходы.

Настоящая жизнь, словно синяя птица,

исчезает в домах, на деревьях, на рельсах.

От судьбы не уйти — ни сбежать, ни укрыться.

В голове кавардак и банальные пьесы;

извиваются старые мысли и взгляды.

Сожаление льётся на шпалы мазутом.

Словно ствол в ожидании пули, заряда,

я живу, в новый снег наступая разутым.

_________

12.09.12

***

Белеет к смерти чёрная зависть

на каждой хорошей встрече и вписке.

Мозгофон настроен и включён на запись.

Есть ещё место на мягком диске.

Горечь потерь вытесняется куражами,

на подошвах кед протирается дырами.

Рано утром мы уже пили и ржали,

а в полдень любовались дворовыми видами,

обжигая руки чизбургерами в целлофане,

заливая в глотки ледяное пиво.

Вечер: вермут и Чистяков на экране —

концерт группы «Ноль» без перерыва.

Много было сказано и подарено,

много — выпито и услышано.

Так проводил я время в Лыткарино:

с другом, на улице и под крышей.

Два дня пролетели так ярко и быстро —

двумя часами они показались.

Есть ещё место на мягком диске.

Мозгофон настроен. Включён на запись.

_________

14.09.12

***

Москва уже вся разворочена, вся перекопана;

меня по пятам преследует вечная стройка.

Сентябрь вытащил тельце и лапки из кокона,

ползёт по земле и царапает страшные строки.

Сон и реальность играют друг с другом в шарады,

меня пригласив посидеть на судейской трибуне;

пьяная память проводит шальные парады,

листьями в лужи ложатся тревожные будни.

Днями мобильник молчит, словно сломанный робот;

варятся яды в желудке чудовищным супом.

С грохотом, лязгом, с гангренными язвами город

жвачкой положит мой труп на дырявые зубы.

_________

15.09.12

***

«И снизу лёд, и сверху — маюсь между…»

Владимир Высоцкий

Лёд застывает заслонами сверху и снизу,

заставляя прокладывать путь истеричными тропами.

Мы рождены удивительными микроскопами,

но барахтаемся в грязи, царапая драгоценные линзы.

Сердце стучит на убой, спотыкаясь спонтанно;

тело теряет свой вес, утекая из кожи.

Пьяный ямщик упускает упругие вожжи;

жизнь вопреки — удивительно страшно и странно.

Старые чувства зовут к незнакомым квартирам,

жизнь заставляя считать комедийным романом;

жалость к бомжам, алкоголикам и наркоманам

мысли о скорой кончине рисует красиво.

Ночь прорастает бамбуком сквозь мышцы и рёбра,

сон превращая в подобие пытки и казни;

вместе с усталым сознанием люстра погаснет,

стенам в последний момент улыбнувшись недобро.

_________

17.09.12

***

А жалость действительно лучше какой-то там зависти;

как случайная встряска, что лучше избитых сюжетов.

Коротаю деньки в атмосфере шальной привокзальности,

выступая наглядной инструкцией «Вредных советов».

Расступается город в глазах каменелой саванной,

подкупая своей красотой и гротескным уродством.

Опостылый покой собирается пылью за ванной.

За внимание к чувствам устал я усердно бороться.

Я уже не плыву по ухабам пластмассовой пробкой —

жизнь течёт сквозь меня. И ничто не проносится мимо.

Не вернусь к нелюбви. Не вернусь к притязаниям робким

и заезженной роли Пьеро — пустотелого мима.

_________

17.09.12

***

Во сне я поднимаюсь на лифте на миллиардный этаж,

а после спускаюсь на гигантском колесе обозрения.

Во сне я — организатор самых гениальных афер и краж.

Во сне все всегда отвечают на все мои бредни.

Бессонные ночи выбивают из тела жир,

из сердца — любовь, из мозга — мыслишки чернушные.

Только тогда понимаю, что всё ещё жив:

падаю в сон, понимая, что завтра проснусь ещё.

Под утро приходят самые яркие сны —

если, конечно, спать лечь под самое утро.

Во сне мы вообще никому ничего не должны —

собственно, как и в реальности, если подумать.

_________

18.09.12

Верю

«Петя, живи! Обязательно будешь ты счастлив!» —

говорит мне бомжиха с красивыми голубыми глазами.

Продавец шинкует шаурмы составные части —

так усердно и тщательно, как будто сдаёт экзамен.

День был уже изначально, в принципе, просран:

утро в чужой квартире с бутылкой джина,

взятой мной со стола втихаря и без спросу;

я слушал песни с ноутбука, напиваясь неудержимо,

со стаканом сидя на стуле и глядя в окошко,

смакуя жгучую горечь и мрачные виды.

Жизнь показалась мне просто журнальчиком пошлым.

Я отрубился, прикончив чуть меньше поллитра.

Проснулся к шести. Фонари уже час как горели.

Подругу обняв, я оставил её у подъезда.

Ногами измерив асфальта глубины и мели,

я сел на метро и понёсся по станциям резво.

Забрав мухоморы, забытые ночью у друга,

с другим своим другом поехал домой на машине.

Я был на сиденье соседнем шутливо обруган

уже по совсем очевидной и внятной причине.

В ответ я смеялся, горланил стихи и тирады,

себя ощущая Есениным или Высоцким —

не помню уже. Словно губка, пропитанный ядом,

живот заурчал, приближаясь к ночному киоску.

И вот мы стоим в ожидании сказочной пищи,

напиток богов попивая из потных бутылок.

Ко мне подошли две нетрезвые женщины-нищие,

уставились сразу так жалобно прямо в затылок.

Дальше вы знаете. Лень углубляться в детали:

странный, но очень живой разговор пустяковый.

Пьяницы просто подачку вкрадчиво ждали,

злую привычку меняя на доброе слово.

«Будет любовь. Обязательно будешь счастливым.

Я обещаю. Ты, главное, духом не падай» —

женщина, жизнью побитая, мне говорила

с мёртвым и грязным лицом, но живым чистым взглядом.

Я на ладонь заскорузлую высыпал мелочь,

пива купил, протянул ей бутылку с улыбкой.

Жизнь как слова: на дороге написана мелом;

кажется часто нелепой, вонючей и липкой.

Пусть же плюются проклятия, льётся лукавство,

множатся раны и страхи, рубцы и потери.

С волей Христа, с героическим пафосом Кастро

я в те слова, как в молитву, безудержно верю.

_________

18.09.12

ВЫЖИТЬ

Мобиблия

С мобильником стало удобней сочинять стихи,

на ходу составляя строчки прямо в заметках.

А раньше люди писали всё от руки

и говорили по телефону, подключенному к розетке.

С интернетом можно со стула увидеть весь мир,

прочитать тонны книг в крошечном блокнотном файле;

дома, у экрана сидя, протирая штаны до дыр;

ну или в дороге — с ноутбуком, в кафе или на вокзале.

Девайсы, мобильная связь, глобальная сеть

без спроса вошли почти в каждую жизнь на планете.

Теперь можно круглосуточно в онлайне висеть,

не отключаясь даже во сне, в пути, в туалете.

Не успел ты о чём-то подумать, куда-то пойти —

всему миру трубишь о себе как о медиа-таре.

Сфотографировал — через секунду фото в сети.

Написал стих — а под ним уже комментарий.

Один или с кем-то, грустный ты или трезвый —

ты открыт для людей в любом настроении и виде.

Теперь так легко демонстрировать своё непотребство,

легче кого-то обрадовать или обидеть;

быстрее знакомиться, ещё быстрее — прощаться,

отвечая лениво на сотни сообщений в личке;

можно проводить целые онлайн-совещания

о цвете волос, о полезных и вредных привычках.

Интернет уже стал похож на мировой океан,

который на один процент всего лишь изучен.

В руках мобильники как Библия или Коран,

планшеты — иконы, а глаз — фанатичный лазутчик;

пальцы — подставки и передатчики букв,

цифр, мыслей, чувств и другой информации.

Родившийся с гаджетом — с ним же — заляжет в гробу,

оставив последний репост и, конечно, «мне нравится».

_________

20.09.12

Друзьям в Мытищах

Когда всё вокруг превращается в «Угадай мелодию»,

а вместо Валдиса Пельша Москва кривляется,

я приезжаю в Мытищи, как на вторую Родину,

под шпало-рельсное буги — подальше от кремлёвского вальса.

Я в гостях там, как дома — у друзей, у сестры с братом;

каждый дом и двор улыбаются девяностыми.

Я приезжаю в гости к ювелиру и реставратору,

забивая на всё — забивая гвоздями и досками,

как пивные ларьки, которых в Москве не найти уже;

из Москвы их уже увезли с девяностыми вместе.

Девяностыми детство как плиткой в мозаику выложено.

Девяностые — дрожжи в моём поколении «Пепси».

_________

21.09.12

Хочу

Я не хочу внимания, сочувствия, жалости —

не ради этого пишу сейчас эти строчки.

Раньше я пил жизнь маленькими глоточками,

а теперь — в два горла, захлёбываясь от жадности.

Магазины ломятся от обилия разных тар,

заставляя дни проживать заспиртованным овощем.

Больше всего я боюсь автобусов «Ритуал».

Больше всего я боюсь машин скорой помощи.

Боюсь звонков со страшными новостями,

звучащих всегда как гром среди ясного неба.

Я жить не хочу, зная, что родных потеряю —

лучше уж сам накроюсь тазиком медным.

Я хочу, чтобы на мои звонки иногда отвечали,

заставляя думать, что я ещё жив и нужен.

Хочу полноценный завтрак, обед и ужин,

и жить с любимой в радости и печали.

_________

22.09.12

Миллион

Вообще я скромный, но нету меня наглей;

я не думаю о деньгах, о прибыли или карьере,

но иногда хочу найти купюру в пять тысяч рублей,

а ещё лучше — выиграть миллион в лотерею.

Одну половину раздам родителям и друзьям,

на вторую — квартиру сниму где-нибудь в Питере.

Конечно, жить совсем без работы нельзя;

жизнь без работы как скучный спектакль без зрителей.

Устроюсь монтажником или продавцом в киоск,

на работу буду добираться пешком и в наушниках.

По Неве и по ветру буду держать я свой нос.

Будет время течь легко и нескучно.

Познакомлюсь в Питере с девушкой и влюблюсь;

мы будем гулять и пить колу, за руки взявшись.

Буду звать её с кухни: «Даш!/Люб!/Люсь!

Что сегодня готовим на ужин — суп или кашу?»

Я, как вы видите, скромный и без соплей;

не думаю о деньгах, о прибыли или карьере.

Так я потрачу один миллион рублей —

если когда-нибудь выиграю его в лотерею.

_________

22.09.12

Джиму

Я лежу на балконе в шесть утра на Юго-Западной где-то;

выкурил пару трубок, допил вторую бутылку вина.

Интересно, знал ты, что тебя будут слушать через 50 лет?

Знал, что так и не случится Третья Мировая война?

Твой голос недавно разбудил меня совсем рано утром:

«Почему я пью? Чтобы писать стихи…»

В свои двадцать семь ты умер невероятно мудрым, —

пусть и не видел вживую берёзки, дубы и ольхи.

Я лежу на балконе и уже по миллионному разу

слушаю твои песни на плеере, больной и пьяный.

Джим, у меня жизнь тоже накроется медным тазом.

Может, тогда я расскажу тебе про наши поляны,

про Родину-смерть, про Москву, про Питер и Выборг,

про публичную роль и святость внутренней сущности.

Про близких людей, доведённых до нервных срывов.

Про больную любовь и другие кошмарные чувства.

Мы обсудим Рембо, Блейка и русских поэтов;

посмеёмся вместе над неизменной судьбой.

Ведь я так хочу верить, что там, где ты,

любовь и счастье словно непрекращающийся запой.

Жизнь несётся в бездну остывающей яркой кометой —

чувствую, сердцу осталось стучать года три.

Я лежу на балконе в шесть утра на Юго-Западной где-то.

Время, пожалуйста, быстро ты так не гори.

_________

23.09.12

Трезвые стансы

Пить — не щи варить.

Пить я сегодня закончил.

Лживые календари

делают жизнь короче.

Я в магазине купил

щётку зубную и пасту.

Тошнит от пива и вин.

Пить — это жить напрасно.

Я живу в мире слов,

а не в мире бутылок,

пивных животов и усов.

Я достаточно вымок.

Хочу от любви пьянеть

я, как мартовский котик.

Истина — не в вине.

Звукопись — мой наркотик.

_________

23.09.12

Выжить

Пубертат — псориаз на коже,

красный и некрасивый.

Я не хочу быть похожим

на старых мёртвых кумиров.

Взрослеть не хочу тоже —

хотя, наверное, надо.

Жизнь ещё даст по роже.

Жизнь покажется адом.

Лень меня ест ложкой.

Дурь меня жрёт руками.

Сам я питаюсь ложью

мнимых вторых дыханий.

Сам для себя ненадёжен.

К бездне ближе и ближе.

Иду в никуда, но всё же

живу и хочу выжить.

_________

24.09.12

Не обязан

Я еду в Питер под номером «27» —

в первом вагоне нижнее небоковое место.

Скоро уже с ума я сойду совсем,

поверив в то, что фатальность — моя невеста,

а даты, цифры, совпадения и судьба —

пьяные гости на нашей безумной свадьбе;

их «горько!» затхлыми пастями дохлых собак

звучит вверху, внизу, впереди и сзади.

И пусть бог коварен, поставил вопрос ребром —

я свято верю в закон о тварях и парах.

Поэтому я не собираюсь наламывать дров.

Поэтому я — не ходячий приём стеклотары.

Пусть еду в Питер под номером «27» —

мне есть для кого ещё жить после этой даты.

Я не нуждаюсь в набивании высоких цен.

Я не обязан обдолбанным быть или датым.

_________

25.09.12

Про меня и сердце

Моё сердце размером уже во всю грудь, во всё тело.

Моё сердце так долго стучало без смысла и дела.

Моё сердце бьётся в ваши твёрдые лбы.

Я наступаю сердцем на пятки во время ходьбы.

Сердце — вилка в груди и ножик в лопатке.

Сердцу не успеваю менять я кровавые ватки.

Сердце смотрит в зеркало на меня из-под рёбер.

Сердце — мышца, которую я почти что угробил.

По паспорту — 24, а в сердце — 16.

Детство беречь, но при этом взрослеть — рад стараться.

Кому-то уже по уму далеко за 40.

Сердце не даст зачерстветь мне для тех, кто дорог.

В сердце как дома живут родные и близкие.

В сердце тоска и горечь гниют огрызками.

В сердце любовь и радость кипят и стынут.

Сердце одновременно и молния шаровая, и льдина.

Сердце — жизнь, которая однажды забилась.

Сердце — смерть; батареечный «плюс» и «минус».

Живу: сердце чернилами душу питает.

Умру: сердце — зачёркнутая запятая.

_________

25.09.12

***

Днём ты стоишь, каменея в капроновом небе,

ночью — ползёшь по воде разноцветной змеёй.

Гладким зелёным заливом глаза мне умой,

вылечи сердце — без этого я не уеду.

Пляшущей буквой штурмую страницы дорог,

с дрожью в руках раскрывая мосты-переплёты.

Улицы красны и липки от крови и пота.

Ржавыми перьями выложен крыш потолок.

Я возвращаюсь к тебе неприкаянным гостем,

страстно желая остаться с тобой насовсем.

Я без тебя обездвижен, я глух, слеп и нем.

Санкт-Петербург, забери мою плоть, кровь и кости.

_________

28.09.12

***

И вот я в Выборге опять,

приплыл как вяленая рыба;

привык по жизни я вилять

от взлётной грани до обрыва.

Вокзал — экран широких сцен —

глаза сощурил, как китаец;

бежит Приморское шоссе,

в дожде ручьями спотыкаясь.

Иду от Замка к Монрепо,

на Батарейной встретив вечер;

мне что-то ржаво шепчет порт

о том, что путь мой безупречен;

о том, что план осуществил

уже почти на сто процентов;

порт навтыкал мне в уши вил,

втянув на борт цепную ленту.

Десятиногий комбинат

ступни слоновьи держит тяжко.

Мне Выборг — каменный гранат —

все мысли выкрасил в тельняшку.

Многоголосый мозгофон

дрожит, как море, мелкой рябью;

залив вздымается от волн,

мечты навечно сделав явью.

_________

28.09.12

***

Отражается прошлое в зеркале памяти бледно,