18+
Подари мне свою жизнь

Объем: 44 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее
О книгеотзывыОглавлениеУ этой книги нет оглавленияЧитать фрагмент

Я лежала в позе страуса, то есть спрятав голову в песок, вернее, в землю. Страусы это делают стоя, но встать я не могла, я и лежала то с трудом, но точно знала, что в земле у меня только голова, а моё молодое, крепкое и стройное тело торчало наружу. Я это чувствовала, потому что только что пришла в себя. Правда, я всё ещё боялась пошевелиться; если рядом со мной кто-то есть и наблюдает, пусть думает, что я в отключке. Хотя, представив себя со стороны, я подумала, что вряд ли кто-нибудь выдержал бы такое зрелище, тем более захотел бы воспользоваться моим беспомощным положением, если он только не некрофил. Ощущения потихоньку вернулись, но я не сразу выпростала голову из земляного сугроба. Выждав немного, я, наконец, выдернула то, что пока с трудом можно было назвать головой. Но подняться сразу я не смогла, потому что лежала на склоне оврага головой вниз. Точно знаю, что по собственной воле не могла здесь оказаться. Овраг был не очень глубокий, я с трудом, но выбралась из него. Несмотря на шум в ушах и легкую тошноту, я выползла на неширокую дорогу. Встав на колени, я осмотрелась вокруг: справа был лес, слева — цветущий луг с васильками и маками. Сев на край оврага, я попыталась сосредоточиться и вспомнить, что было накануне. Я пришла к выводу, что кто-то меня сюда просто-напросто выбросил. Одета я была для этого вполне подходяще: маленькое чёрное платье и длиннющие черные сапоги на четырнадцатисантиметровых каблуках. Кто мог выбросить молодую красивую особу двадцати трёх лет в столь экзотичном наряде оставалось для меня полнейшей загадкой. Хотя вариантов наклёвывалось до фига: выбросили из машины на ходу, скинули с вертолёта или даже из самолёта (хотя вряд ли, если только не на бреющем полёте), похитили меня с какой-нибудь тусовки (на это намекал прикид) два орла, которые синхронно схватили меня и, пронеся над лесами и полями, вдруг, тоже синхронно, скинули в заброшенный овраг. Более экзотические версии (типа умыкания меня инопланетянами и тому подобное) я даже не рассматривала. Я склонялась к последней версии и даже знаю, почему орлы могли это сделать. Скорее всего их привлекли кристаллы Сваровски, которыми были расшиты голенища моих сапог. Всё логично: они схватили меня за ноги, каждому досталось по сапогу и, протащив какое-то расстояние (это предстояло ещё выяснить), бросили вниз головой. Это объясняет то, что она оказалась зарытой в землю. Скорее всего орлы просто надорвались, я ведь девушка крупная, рост метр семьдесят семь, вес шестьдесят пять кило. Счастье, что при падении я не сломала себе шею.

Конечно, это был чистый бред, просто таким образом я пыталась восстановить мыслительную функцию, функция памяти пока не включилась. Я занялась самоидентификацией. Итак, моё имя?… По-моему, что-то на букву «Г»… Г…Г…Гвендалин! Это имя прямо выскочило из меня. Гвендалин?! Что ещё за хрень! Если имя такое, какое же тогда отчество? Не могу же я быть Ивановна. Гвендалин Ивановна! Бред! Моего папу не могут звать Ваней. А как? Что-то вертелось на языке на букву «К». Кирилл? Куприян? Нет, точно нет. Вспомнила — Казимир. Я что, Гвендалин Казимировна, полячка? А как с фамилией? Если папа поляк, значит какой-нибудь Поланский, Вайда или Кавалерович. Я перебирала всех знаменитых польских режиссёров. Нет, конечно, не они. По-моему, что-то тоже на «Г». Чёрт, у меня что, всё что ли на «Г». Казимир, Казимир… Гайсин. Да, да… Гайсин. Казимир Гайсин, он еврей. Я тоже. Еврей может быть кем угодно, хоть Казимиром, хоть Емельяном. А в какой стране он еврей? Судя по пейзажу, это может быть и Польша, и Россия, и даже Канада. Я поймала себя на мысли, что думаю по-русски. А говорить-то по-русски я могу? «Я помню чудное мгновенье — передо мной явилась ты, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты». Я думаю и говорю по-русски, значит, я русская. Гвендалин Казимировна Гайсина. Жесть! Ну что ж, бывает и хуже.

Чем дольше я сидела, тем меньше понимала, что мне делать дальше. Ясно, что надо идти, но не ясно, куда. Я поднялась с большим трудом на ноги и с высоты почти двух метров (рост плюс высота каблуков) начала из-под козырька руки озирать окрестности. Ничего, похожего на какие-нибудь строения, сооружения, я не наблюдала, и получалось, что абсолютно всё равно, куда идти. На таких каблуках идти невозможно, но проблема заключалась в том, что снять сапоги без посторонней помощи не было никакой возможности, потому что это были сапоги-чулки. Ни стоя, ни сидя они не стягивались. А кто же тогда освобождал меня от них раньше? Вдруг возник смутный образ молодого человека, настолько смутный, что разглядеть его мне не удалось и вспомнить его я тоже не смогла. Да и что грезить без толку. Снимай сама, как хочешь. Я попробовала потянуть за мысок сапога, но он был скользкий, я тянула в разные стороны, ничего, кроме боли в щиколотке не добилась. К несчастью, на сапогах не было молнии, на то они и сапоги-чулки. Адское изобретение, настоящий «испанский» сапог. Я медленно встала на каблуки и пошла просто вперёд, как Бог на душу положил. Так же, наверное, шла на казнь Жанна д"Арк, да и сапоги у неё были похожие. Идти по такой дороге на таких подпорках — это почти цирковой номер.

Вокруг была музыкальная тишина: шум ветра, пенье птиц, стрекотанье кузнечиков. Грех было идти молча, я запела: " Если друг оказался вдруг и не друг и не враг, а так…» Стало полегче, смущало только одно, как я могла прожить столько лет, будучи Гвендалин Казимировной.

Прежняя жизнь никак не возвращалась. Ничего, дойду куда надо, во всём разберусь. Дойду ли, вот в чём вопрос. Ноги разъезжались, складывались в колесо. Не думаю, что я делала больше двадцати шагов в минуту, шла уже по моим ощущениям не меньше часа и вдруг поняла, что никогда не была в подобной местности. А как я определила, что это — лес, а это — луг с васильками и маками? Я ведь никогда не видела ни того, ни другого. Вернулось воспоминание о большом городе с толпами народа, снующими между высотками. Я это очень любила. А лес и луга я, наверное, видела в кино и по телевизору. В натуре мне всё это понравилось больше, но мешало восприятию ощущение неустойчивости во время ходьбы. Каждую секунду я рисковала рухнуть с высоты своего немаленького роста. Ноги болели, голова чесалась (я, наверное, не всю землю вытрясла из волос), в желудке отчаянно скреблись две мышки, они также, как и я, отчаянно хотели жрать. Но в пределах видимости не наблюдалось никаких человеческих объектов, ни кафешек, ни «Макдональдсов», ни даже захудалых забегаловок.

Вдруг впереди что-то блескнуло, я почуяла близость воды, только сейчас я ощутила жгучую жажду. Я понеслась, насколько мне это позволяли «копыта», по направлению к источнику. Никогда ничему так не радовалась, как этому небольшому чистейшему ручью. Вода была очень холодной, у меня заломило зубы, но я не могла остановиться, пила и пила. Я сидела на корточках, еле держала равновесие и, конечно, завалилась, задрав ноги. Напившись, я почему-то обессилела. Лежала и смотрела в небо. Странно, его я тоже, кажется, видела впервые. По организму гуляла стылая вода, я вспомнила сказку про" живую и мертвую» воду. Интересно, я сейчас какой воды напилась? Судя по ощущениям — мёртвой. Глаза слипались, навалилась приятная тяжесть, даже есть уже не хотелось, ничего не хотелось. Ну всё, мне кобздец. «И никто не узнает, где могилка моя». Ну и пусть, всё равно, наплев…

Открыла один глаз, второй почему-то не открывался. На втором кто-то сидел, маленький и мягонький, тёпленький такой, нежненький. Лежу, не шевелясь, только глаз кошу, чтобы рассмотреть, кто уселся мне на глаз. Толком ничего не разглядела, только силуэт: что-то кругленькое и пушистое. И тут, слышу писк: «Ну ты как там, дылда, очнулась, оглобля?» Ничего себе, вместо «здрасьте» тебя обзывает какая-то маленькая какашка!

— Сама ты, какашка. Ты чё тут развалилась, из-за тебя к ручью никто подойти не может.

— Что-то я тут никого не вижу.

— Конечно, не видишь, дурында одноглазая.

— Так ты ж меня сам одноглазой сделал. А ну, слазь!

И тут этот, не знаю, как обозвать, залезает мне на нос. Я скосила глаза к переносице и с трудом, но всё-таки смогла рассмотреть «лапулю», я сразу его так окрестила. Представьте себе: помесь котёнка, цыплёнка, крысёныша и змеёныша. Всех этих зверушек я видела в живом уголке в школе. Симбиоз получился такой жутковато-сюсипусенький, что я даже прослезилась.

— Ты чего ревёшь, дурёха?

— Ты — кто?

— Откуда я знаю? Ты сама-то знаешь, кто ты?

— Не уверена

— Не плачь, жаба. Всё ведь хорошо.

— Почему ты всё время обзываешься?

— А разве «жаба» — это обидно?

— Ты, наверное, жабу никогда не видел, а я видела в живом уголке, я совсем на неё не похожа.

— А что, бывают мёртвые уголки?

— Бывают, это там, где чучела.

— Что такое чучело?

Я молчала, не могу же я ему объяснить про чучела. Интересно, сколько он будет сидеть у меня на носу, у меня уже и глаза заломило. А чегой-то я развалилась тут?

— А можно я встану?

— А зачем?

— Не могу же я тут бесконечно валяться.

— Ну, тогда ползи.

— Я не ползаю, я хожу, на своих двоих, — я подрыгала ногами.

— А я думал, это у тебя такой хвост.

— Ну сейчас это, действительно, скорее хвост, чем ноги. Но как только я встану, ты увидишь.

— А как же я? Возьми меня с собой.

— Куда?

— Туда, куда ты встанешь.

— А ты высоты не боишься?

— Не знаю, я не пробовал.

— Ну, держись крепче.

Я осторожно приподнялась и подставила «ему» ладонь. Он переполз в неё и я постаралась как можно медленнее встать на свои «ходули». Я держала ладонь ближе к лицу, хотелось разглядеть «лапулю». Он был ещё «гризопулистей», чем показалось сначала.

Я по-прежнему не видела вокруг ничего примечательного.

— А где мы?

— Мы здесь.

— Где здесь?

— Ну что ты ко мне привязалась, ты сама-то откуда взялась?

— Я… с неба упала.

— Значит, ты — падаль.

— Вообще-то, да, но только больше меня так не называй.

— А почему?

— Потому что мне это неприятно.

— Не понял, ну ладно, а что тебе приятно?

— Вот пожрать сейчас было бы очень приятно. Я голодная.

— А что ты любишь пожрать?

— Лобстеров…, — стоп, чего это я, какие лобстеры? Я что, это когда-нибудь ела?

— А я тут ухватил пару нежных зелёных листочков, мне понравилось.

— Мне точно не понравится, я что, коза что-ли?

— Другого ничего предложить не могу. Слушай, а как тебя зовут?

— Кажется, Гвендалин.

— Ты чего, не уверена?

— Я ни в чём не уверена. Давай, я тебя буду как-нибудь звать, крысюля, например.

— Крысюля? А что, мне нравится.

— Слушай, крысюля, ты в это место как попал? Тоже с неба упал?

— Ага, вместе с тобой, я тоже падаль. Если бы не я, от тебя остались бы…

— … только рожки да ножки?

— Именно, я — твоя духовная сущность.

— А почему я тебя раньше никогда не видела?

— Духовная сущность есть у каждого человека, она внутри, поэтому её не видно. Когда ты долбанулась, я отделился и выполз из твоего левого глаза.

Я внимательно посмотрела на крысюлю. Моя духовная сущность мне, в основном, нравилась, вот только крысозмей, проглядывающий сквозь милого пуховичка, меня несколько смущал. И ещё меня мучил вопрос, кто мог выбросить такую милашку в чистом поле.

— Слушай, крысюля, а кто нас сюда зафигачил?

— Я знаю только то, что знаешь ты. Кому-то ты сильно насолила. Ты совсем ничего не помнишь?

— Нет, я вспомнила только имя, отчество и фамилию, и то не уверена, что это я. Посуди сам, Гвендалин Казимировна Гайсина. Я удивляюсь, что с таким именем у меня ещё такая милая сущность.

— Я согласен, скорее всего, это кто-то из твоих подруг. У тебя подруги-то есть?

— Спроси чё полегче. Посмотри на меня, могут у меня быть подруги?

— Да, вряд ли, ну, если только очень страшненькие.

— Чё это? Я что, по-твоему, боюсь конкуренции? Да я любую за пояс заткну.

— Вот- вот, не потому ли ты здесь? Вспоминай, что произошло, не всё же нам с тобой тут колупаться, тем более жрать тут нечего, а такую кобылу легче убить, чем прокормить.

— Слушай, крысюля, я так всегда грубо выражаюсь?

— Всегда, это недостаток воспитания или ты слишком избалована, или общаешься, в основном, с отбросами общества.

— С какими отбросами? Ты посмотри на меня, у меня на сапогах целое состояние. Скорее всего, я из бомонда, может актриса или певица.

— Ну-ка, спой чё-нибудь.

Я открыла рот, но из него вырвалось только хрипенье, перемешанное с запахом какой-то бормотухи. Я что, пила дешёвое пойло?

— Крысюля, чуешь, чем пахнет?

— Слава Богу, у меня нет обоняния в принципе. Понемногу ситуация проясняется, ты где-то надралась до дырявых трусов (твоё выражение) и тебя, как ненужную рухлядь, выбросили на помойку.

— А почему так далеко?

— От какого места далеко?

— А хрен его знает? Ну никаких ориентиров. Слушай, крысюля, залезай мне на головешник, посмотри, может что-нибудь узыришь? Блин, я хотела сказать, увидишь.

Я поставила крысюлю себе на голову и почти ничего не почувствовала, только невесомое шевеление.

— Ну что, видишь что-нибудь?

— Как красиво, везде только лес и поля.

— А сельпо какое-нибудь не видно?

— Сельпо? Это что и откуда ты про него знаешь, ты ведь никогда не была в деревне.

— Не знаю, мы так называем народ из деревни.

— Значит, это — ругательство? Нет, никакого такого народа не видно. А вот дымок я вижу, то ли лес горит, то ли кто-то костёр развёл.

— Далеко? Дойти можно?

— Захочешь — дойдёшь. Я буду твоим навигатором.

— Держись крепче за мою шевелюру.

Мы двинулись в путь, крысюля время от времени командовал, как настоящий рулевой: «Поверни направо, поверни налево, сто метров вниз по склону», — и тому подобное. Вообще вдвоём идти было гораздо веселее и легче. В какой-то момент уже и я увидела дым на берегу ручья, который в этом месте представлял собой небольшую речушку. Костёр был на противоположном берегу. Возле костра виднелась фигура, мужская или женская, пока было не разобрать.

Ноги у меня отваливались, моста нигде не наблюдалось, и я решила перейти реку вплавь. Я рухнула в воду и попилила к другому берегу, дёргая ногами в сапогах; сил было всё меньше и меньше.

На берег я уже выползла окончательно обессилев. Лежала, закрыв глаза и тяжело дыша. Услышала приближающиеся шаги. Страха или волнения не было, уж очень выдохлась. Я лежала на животе и вдруг почувствовала, как кто-то меня переворачивает на спину. Лёжа на спине, увидела склонившееся надо мной очень красивое лицо. Не сразу поняла, что это мужчина, сбивали с толку длинные, до плеч, чёрные волнистые локоны и прекрасные синие, с длиннющими ресницами глаза. Я невольно зажмурилась. Как там в песне поётся: «ведь нельзя быть на свете красивой такой». Но в песне поётся о женщине. А тут мужик. Может, это — галлюцинация от переутомления, от удара башкой о землю? Я приоткрыла глаза, если это галлюцинация, то она затянулась.

— Как Вы себя чувствуете? — спросил мужик на незнакомом мне языке, но я абсолютно всё поняла.

Вообще, по самоощущениям, я, наверняка, получила высшее образование, но какое именно, пока не вспомнила. Скорее всего, что-то филологическое. И знаю, что каждый язык имеет свою мелодику. Так…, так… что-то начинаю смутно припоминать. Польский язык — это сплошное шипенье, венгерский — кудырлыканье индюка, корейский — собачий лай, японский — журавлиный клёкот, арабский — покашливанье человека, объевшегося пахлавой, итальянский — воркование голубей, английский — речь человека с парализованным языком. Мелодику русского языка я определить не могу, потому что являюсь его носителем, это сможет сделать только иностранец, не знающий его и имеющий музыкальный слух.

Мелодика языка, на котором говорил со мной этот необыкновенный человек, была мне не знакома. Перевод на русский происходил прямо у меня в голове, я поняла, что всё ещё нахожусь не в себе, потому что такое возможно только во сне или в бессознательном состоянии. На вопрос «ангела» (надо же как-то его обозначить, ну он уж точно не мужик) я ничего не ответила, я себя перестала ощущать: ничего не болело, не ныло, это, наверное, после купания.

Мой «ангел» был одет отнюдь не по-ангельски, на нём был белоснежный ватник, брюки небесно-голубого цвета, заправленные в длинные лакированные сапоги. Чумовой прикид. Интересно, он по-русски понимает?

— Здравствуйте, я чувствую себя хорошо, только очень есть хочется, — я старалась быть вежливой.

— Идёмте к костру, еда готова, я тоже проголодался.

— Могу я Вас о чём-то попросить, — с мольбой обратилась я к красавчику.

— Я догадываюсь.

Он ухватился за каблук и щиколотку и, слегка потянув, удивительно легко стянул с меня ненавистные уже мне сапоги, один за другим. Потом неожиданно стал массировать мне стопы, руки у него были как будто бесплотные, но мои ноги мгновенно ожили, боль ушла. С помощью его руки я поднялась и пошла к костру. И только тут я вспомнила о крысюле, стала копаться в волосах, но ничего не могла нащупать, в какой-то момент я почувствовала, как кто-то дёрнул меня за волосок, от боли я вскрикнула, «ангел» улыбнулся, но ничего не сказал. Так, крысюля на месте, я успокоилась. Мы расположились у костра друг напротив друга.

— Меня зовут Антоний, а как твоё имя?

Я хотела ляпнуть про Гвендалин, но подумала, что мой «ангел» меня просто засмеёт. Видок у меня для этого имени был неподходящий.

— А меня — Анфиса, — имя само выскочило из меня.

— Оно тебе очень идёт. Ты, действительно, похожа на цветок.

Я не краснею, когда вру, я — врушка, я это поняла только что. То, что моего визави зовут Антоний, меня не удивило. Ну не Ферапонт же, в конце концов.

На костре в это время готовилось кушанье, от запаха которого я чуть не упала в обморок. Антоний достал из холщёвого мешка миску из аллюминия и такую же ложку и стал накладывать в неё ароматное варево, у меня потекли слюньки. Передав мне миску с едой, он вынул из того же мешка круглый хлеб и отломил от него хороший кусок и тоже протянул мне. Никогда, ни до, ни после, не ела ничего вкуснее. Это был всего лишь рыбный суп, проще говоря, уха.

— Это — форель, я сам только что поймал её в ручье.

— Господи, как вкусно.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.