«Под луной в одиночестве пью…»
Ужели не видно, друзья,
Как Желтой реки бесконечные воды,
с небес прибывая, летят,
И к Синему морю струятся потоки,
они не вернутся назад.
Ужели не видно, друзья,
Как в чистых зерцалах высоких дворцов
цвет волос от печалей поблек,
Струятся с утра черным шелком они,
к ночи станут белы, словно снег.
Доколе удача нам благоволит,
насладимся мы жизнью сполна,
Не следует чашам златым пустовать,
когда с неба сияет луна.
Ли Бо
Ли Бо
Ли Бо родился в 701 году в поселении Суйе, около совр. г. Токмак, Киргизия, а его родиной стал поселок Синего Лотоса (Циньлянь) в уезде Чанлун пров. Сычуань. В 5 лет научился читать, в 15 — неплохо владел мечом, в 18 — поселился в уединении на горе Дайтянь, изучал даосизм в монастыре Дамин. В 24 — он отправляется в странствия, сначала по родной провинции Сычуань, где поднимается на знаменитую гору Эмэй, посещает Чэнду. Затем он плывет по Янцзы на восток через всю страну в Цзиньлин и Янчжоу, останавливаясь по дороге в прославленных даосских горах, мечтая побывать в местах, освященных близкими Ли Бо по духу поэтами, такими как Цюй Юань, Тао Юаньмин, Се Линъюнь, Се Тяо.
В 27 — поэт женится на внучке бывшего министра и на некоторое время оседает в Аньлу, пров. Хубэй. В 30 лет отправляется в столицу, в надежде получить чин, посещает гору Суншань, где живет его старый друг отшельник Юань Даньцю, останавливается в Лояне. В 733 году возвращается к семье, строит дом, живет сельским хозяйством и чтением. В 735 вновь посещает Чанъань, пытаясь получить должность при дворе, но тщетно.
И вот наконец-то в 742 году император, прочитав стихи уже прославленного поэта, приглашает его ко двору. Но высоким устремлениям Ли Бо служить стране и народу не суждено было сбыться. Его работа заключается в сопровождении и развлечении императора, написании хвалебных стихов для Сюаньцзуна и его любимой наложницы юной Ян Гуйфэй. Обладая вольнолюбивым и гордым характером, устав преклоняться перед властями предержащими, поэт живет в свое удовольствие, напиваясь вином и гуляя по столице. Не проходит и двух лет, как, оклеветанный императорскими советниками, он подает в отставку.
В 744 году в Лояне Ли Бо встречается с Ду Фу и между поэтами возникает глубокая дружба. Они вместе путешествуют, пишут стихи, обсуждают события в стране, пьют вино… В то время винопитие, порицаемое строгими конфуцианскими установлениями, было в некотором смысле вызовом обществу, впрочем, в такой же степени, как и стремление оставить мирскую жизнь, удалиться в горы, к чистым водам, и, став отшельником, приобщиться к вечному, избавиться от страстей и обрести покой. К этому подвигали и учение Будды, и даосизм, а вино помогало «сделаться естественным и, слившись с природой, стать вровень с Небом и Землей», но и способствовало творческому раскрепощению.
Вот как Ду Фу характеризует своего старшего товарища:
И сотню стихов Ли Бо сочинит,
только выпьет он доу вина,
На рынках Чанъани спит в кабаках,
лишь напьется он допьяна.
А когда император зовет на корабль,
он подняться не может на борт,
И тогда говорит: выпивать, мол, я — мастер —
бессмертный, весьма этим горд…
Сам же Ли Бо сказал о себе так:
Отвечаю Хучжоускому воеводе Цзяе на вопрос:
кто таков Бо?
Отшельник Синего Лотоса, сянь,
изгнанный в бренный мир,
Тридцать весен бродил из трактира в кабак,
из кабака в трактир.
К чему же вопросы, Хучжоуский сыма,
сами не знаете будто:
И в будущей жизни я также пребуду
Вималакирти-будда.
В 755 году, когда началось восстание Ань Лушаня, Ли Бо с семьей отправляется на юг и селится в местечке Данту, Сюаньчэн, пров. Аньхой, отшельничает на горе Лушань. Один раз посещает военный лагерь повстанцев, где пишет несколько патриотических стихов. Но в 757 году армия Аньши терпит поражение, и Ли Бо заключают в тюрьму, как «изменника», а позднее отправляют в ссылку «за 3 тысячи ли от столицы». По пути в Елан в горном городке Боди поэта догоняет весть об амнистии, и поэт с радостью поворачивает назад, к Сюаньчэну, по дороге посещая знакомые и уже родные места: озеро Дунтин, Лушань, Цзиньлин, живет в Данту… В летописи династии Тан запишут: Ли Бай «сделал слишком много и умер в Сюаньчэне, выпив слишком много»…
Его называли «изгнанным с небес бессмертным», «поэтом-небожителем», его стихи смелы и безудержны, свежи и изящны, возвышены и незаурядны, пропитаны романтическим духом и прославляют великолепные пейзажи «потоков и гор» родной страны, отражая философию даосизма, чувства и устремления вольнолюбивого поэта. Его кисть «взлетает яростным штормом», его строки «заставляют плакать злых и добрых духов», его бурные чувства «сносят горы и опрокидывают моря». Используемые поэтом фантазии, олицетворения, преувеличения, иносказания создают уникальный экспрессивный волшебный и величественный стиль, вдохновлявший поэтов последующих эпох и прославивший Ли Бо в веках.
Отправился к даосу на горе Дайтянь, но не застал его
Стихал позади
лай собак над звенящей водой,
Где персик цветущий
был густо усыпан росой.
Олени смотрели
мне вслед из лесной глубины…
Вокруг тишина,
даже колокола не слышны.
Над рощей бамбуковой
сизые тучки парят,
На яшмовых пиках
висящий, летит водопад…
Где нынче учитель,
никто так и не подсказал.
Печали свои
доверяю лишь соснам у скал.
Разыскиваю уважаемого наставника Юна, отшельника
Сонм яшмовых круч
до самых небес вознесен.
Блаженно блуждая,
не помнит о времени он.
Взыскует пути
извечного средь облаков,
На камни склонясь,
внимает журчанью ручьев.
Лежит черный бык
средь ярких цветов в тишине,
И белый журавль
ждет его на высокой сосне.
Беседуем с ним,
а когда заалеет закат,
В холодный туман
один я спускаюсь назад.
Почтенному Ли Юну
Вместе с ветром великая птица Пэн
взмоет в небо когда-нибудь,
Мощным вихрем взовьется на сто тысяч ли,
и отправится в дальний путь.
Даже если случится, что ветер иссякнет,
и спустится вниз она,
То поднимутся воды из синей пучины
и хлынет большая волна…
Но как только мой дар необычный увидит
меня окружающий люд,
Лишь услышит толпа мою громкую речь,
так презреньем меня обольют.
Как-то раз мальчугану Конфуций сказал:
«Ты и старших умом превзойдешь…»
Отчего же с презрением, доблестный муж,
Вы взираете на молодежь?
Поднимаюсь на Цзиньчэнскую башню Саньхуа
Солнце восходит
над стенами града Парчи,
Башню Саньхуа
осияли рассвета лучи:
Окна златые
и двери узорные в ряд,
И жемчуга
на крючках серебристых висят.
Лестница круто
возносится ввысь, в облака,
Вдаль посмотрю,
и рассеются скорбь и тоска…
В сумерках дождь
небольшой к Трем Ущельям спешит,
Шумный весенний
поток по Двуречью бежит.
Нынче взошел,
словно ввысь мне открылся портал,
Кажется, что
на Девятое Небо попал.
По реке отправляюсь в дальние края
Долбленку изладил
из древа в сто чи высотой…
Отправился я
в царство Чу в этой лодке простой.
Летит одинокий
мой парус с волной на ветру,
Глядишь, миновал
уже тысячу ли ввечеру.
Прощальной пирушки
румянец сошел не вполне,
А я уже сирый
скиталец в чужой стороне.
Ты — в мыслях моих,
но все дальше уносит река,
Взгляну на зеленые
волны, все горше тоска…
Минуя гору Цзинмэнь, пишу в разлуке
Проплыл все ущелья,
осталось Цзинмэнь мне пройти,
Родные края —
позади, царство Чу на пути.
Равнина открылась
глазам за пределами гор,
Река рассекает
бескрайний зеленый простор.
Луна проплывает
по ясному зеркалу вод,
Растут облака,
словно город небесный встает.
А рядом по-прежнему
воды родимой земли,
Меня провожают
на многие тысячи ли…
В Цзиньлине смотрю на Янцзы
С Тибета до моря —
Чанцзян вьется тысячи ли,
Кружатся притоки,
как девять драконов вдали.
По землям срединным
бежит, заливая простор,
Кипучей стремниной
летит по ущельям меж гор.
Течет, где Династии
гибли одна за другой,
Где Уское царство
утратило прежний устой.
Но объединил Государь
земли все и народ.
Рекой полноводною
жизнь в Поднебесной течет.
И ныне Жэнь-гуну
с удой возле синей воды
Гигантскую рыбу
ловить больше нету нужды.
В Цзиньлине на Западной башне под луной декламирую
Прохладно и тихо в осеннем Цзиньлине,
тьма ночи сменила зарю,
Один поднимаюсь на башню и в дали
на Уские земли смотрю.
Сияет вода, в ней плывут облака,
набегая на город пустой,
Жемчужные росы, висящие в выси,
сочатся осенней луной.
И долго стою под луною, охвачен
глубокими думами, все ж
Так издавна было — того, кто поймет
твои мысли — не часто найдешь.
Но лучше не скажешь: «Сияет, чиста,
словно шелк отбеленный, вода…»
Однажды прочтя, эти строки Се Тяо
уже не забыть никогда.
Осенней ночью причалил у переправы Баньцяо, при луне в одиночестве пью вино, тоскуя по Се Тяо
Что там на небе?.. Ночные просторы пусты.
Яшмовый шнур — две звезды, что летят с высоты
Наискосок до старинных дворцовых руин,
Ярко сияют, во тьме озаряя Цзиньлин.
Древние воды как прежде светлы, словно шелк,
Чистый поток этой ночью холодной умолк,
Только струится сиянье закатной луны,
Отмели инеем утренним облечены.
С кем у Баньцяо напиться мне на берегу?
Древних поэтов, увы, я призвать не могу.
Славного друга Се Тяо уже не вернуть…
Чарку пролью, горьким духом исполнится грудь.
В Цзиньлине на постоялом дворе оставляю на память провожающим
Закружится ивовый пух на ветру,
ароматом наполнит трактир…
Красавицы Уские цедят вино
и гостей зазывают на пир.
Гуляки Цзиньлина заходят проститься
со мной, ну и выпить вина,
И ехать пора, но никто не уходит,
и каждый пьет чашу до дна.
Скажите, друзья: вот река, что течет
на восток, но сравнятся ли с ней
Те чувства, что мы ощущаем, прощаясь,
ужели они не сильней?
Осенью в Янчжоу поднимаюсь на пагоду Силин
Взойду, и в лазурную высь воспарю от земли,
И взором окину четыре предела вдали.
Эфир изначальный — в вершине — основа основ,
Клубится извечный внизу океан облаков.
Небесный простор от ста тысяч вещей отделен,
Три Мира скрепляют ряды киноварных колонн.
На водах качается пагода в блеске златом,
И солнце восходит по балкам лучистым огнем.
И птицы слетают, касаясь жемчужных завес,
Заря по карнизам плывет, проливаясь с небес.
Мой взор провожает друзей по извивам дорог,
А сердце уносит под парусом легкий челнок.
Уже побелели катальпа с утуном от рос,
Желтеть мандарины с помело торопит мороз.
И кажется, что Седовласому стоит взглянуть,
Он вмиг озарит тьму миров и потерянный путь.
Осенним вечером, скиталец, вспоминаю
От моря осеннего холодом веет кругом,
И ветер навеял мне думы о крае родном.
Бескрайние горы теперь предо мною лежат,
Бегущие воды — когда возвратятся назад?
И вдаль я смотрю, там сгущаются тучи, темны,
И рвется душа от сияния ясной луны.
Душистые травы теперь все слабей и тусклей,
А белые росы торопят одеться теплей.
Приснится: спускаясь с небес, серебрится река,
Проснусь: звезды тают и прячутся за облака.
Родные края вспоминаю, исполнен тоски,
Не знаю, кто нынче смахнет мне слезу со щеки?
В Янчжоу осенью 726 года на постоялом дворе Ли Бо, тоскуя по оставленной родине, написал свое знаменитое четверостишие «Думы тихой ночью», и вместе с ним — это стихотворение.
В Гуанлине дарю на прощание
С нефритовой флягой,
налитой прекрасным вином,
Тебя провожаю,
прошли уже сколько вдвоем.
У ивы плакучей
привяжем своих лошадей,
Пред дальней дорогой
ты чарки полнее налей.
Прозрачные реки
струятся до края земли,
Зеленые горы
ты видишь у моря вдали.
Так развеселимся,
и в путь провожу я тебя…
А что за нужда,
опьянев, расставаться скорбя?
Гуанлин — старое название Янчжоу, пров. Цзянсу.
Прощальное застолье — обычай, возникший в древние времена и получивший большое распространение в эпоху Тан. Родственники и друзья уезжавшего устраивали на прощание пирушку, застолье с вином, и дарили на память сорванные веточки ивы.
Ночью прощаемся с Чжаном пятым
Прими же почтенье
глубокое, друг дорогой,
В палатах высоких
мы пьянствуем нынче с тобой.
И слушаем песни,
светильников пляшут огни,
Танцуют красавицы,
чаши подносят они…
На свирели сиянье
осенней луны воспою,
Ты сыграй на пипа
«Шелковица растет на краю».
Меч «Источник Дракона»
сниму, пир не кончится наш,
Этой ночью с тобой
опрокинем мы тысячу чаш.
Весной возвращаюсь в свой уединенный скит среди сосен на горе Чжуннань
Когда я взобрался
по склону Чжуннань в свой скит,
Здесь все сохранило
свой прежний привычный вид.
Лишь горный ручей,
показалось, журчит сильней,
Струится он вдаль
по ущелью среди камней.
И дикие розы,
смотрю, разрослись у окна,
Лозою уснеи —
увита жилища стена.
Но сколько же дней
провел я отсюда вдали,
Трава и деревья
на несколько чи подросли.
Так время летит…
Лучше взять мне вина кувшин,
Всю ночь напролет
буду пить-веселиться один.
Направляясь в Гуанлин, остановился на ночлег у Чжана второго, живущего в уединении в южном предместье
У самой калитки — зеленые воды текут,
Иль персиковый источник находится тут?
Забыть о печалях, ни горя не знать, ни забот,
Для этого, видно, повсюду лилейник растет…
Заря растворилась за озером, стало темно,
Посыпался дождик в открытое с юга окно.
Мой друг, тростниковая хижина — нынче твой дом,
И птицы находят на иве приют за окном.
Прощальную эту пирушку запомню навек,
Твои наставленья, что глубже озер или рек.
Расстанемся утром, отправлюсь я в путь, в Гуанлин,
Как чарки порхали, в дороге я вспомню, один.
Сянъянские песни
Сянъян, предаваться веселью назначено тут,
На улице Бронзовой конницы — пляшут, поют.
Омытый прозрачными водами город речной,
Легко обо всем позабудешь в цветах под луной.
Тут военачальник Шань-гун жил, охоч до вина,
В предместье гулял, напиваясь всегда допьяна.
Потом с нахлобученным наискось белым платком,
Садился в седло и домой возвращался верхом.
Где воды Ханьшуй у Сяньшань тихо плещут о брег,
И в яшмовых водах белеет песок словно снег,
На склоне горы — стелла слез генерала Ян Ху,
Но имя почти уже стерлось, укрыто во мху.
Гуляя, напился вина у пруда Гаоян,
И к стелле на склон не пошел я, до крайности пьян.
Хотел, как Шань-гун, на коне возвратиться верхом,
Сянъянцы тогда надо мною смеялись кругом.
В Цзянся расстаюсь с Сун Чжити
Вода, словно воздух,
прозрачная в Чуской реке,
Лазурного моря
достигнет она вдалеке.
Расстанемся вскоре,
уедешь за тысячи ли,
И все наши радости
в винную чашу вошли.
Все пташки нам пели
о солнечном дне поутру,
Теперь обезьяны
кричат на вечернем ветру.
За всю мою жизнь
никогда я не плакал, но тут
Не в силах сдержаться,
и слезы текут и текут.
Преподношу двоюродному брату Яо Чэну, прибывшему в Западный сад встретиться
Я — сам по себе, я — приволью природному рад,
Зачем десять тысяч существ все шумят и галдят?
Невежествен, что ж, просвещенной эпохе воздам,
Свободен, вернусь я к родимым полям и садам.
За мною ты следуешь, братец, прими мой поклон,
Соседи в повозках съезжаются с разных сторон.
Мечи, одеянья их — сосны вокруг осветят,
И даже их свита сверкает у каменных врат.
Мальчишка соседский
принес редких ягод в мой дом,
Старик деревенский —
кувшин с ароматным вином.
И вот о дровах, о рыбалке мы начали спор,
Затем о полях-огородах зашел разговор.
Ты давеча видел ли лотос цветущий в пруду,
Теперь, посмотри: орхидеи раскрылись в саду.
Один улыбнется, другой уже песню поет,
Не видит никто, как темнеет ночной небосвод.
О, вместе, хмельным,
веселиться, как есть — благодать;
Скажу: это чувство —
словами нельзя описать.
Короткая песнь
Так короток солнечный день,
среди бед и невзгод
И срок нашей жизни
в сто лет незаметно пройдет.
Бескрайняя синь,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.