Бесплатный фрагмент - Почти рыцарский роман

Примечание: стихи и частушки в произведениях являются авторскими.

Почти рыцарский роман

«Женщина ― ты пламя, в котором горит моё сердце», ― писал Марк у себя в дневнике несколько лет назад. Красивая фраза, не так ли? Но и правдивая тоже. Марк верил в любовь. Верил так фанатично и неистово, что даже сам удивлялся этому.

* * *

Помнится, в институте у них был замечательный преподаватель психологии Ставинская Ольга Юрьевна.

Однажды, на одном из своих семинаров, она удивила всех неожиданным вопросом:

― Представьте, что каждый из вас владелец средневекового замка. Какой бы герб вы прибили над его воротами?

Первым она спросила почему-то Марка. То ли потому, что он был выдумщиком и острословом, то ли ещё почему. Весь семинар с любопытством посмотрел на него.

Вообще-то Марк не любил раскрывать свою душу перед кем бы то ни было. Однако вопрос прозвучал довольно неожиданно, и он не сдержался, выдал сокровенное.

― На фоне восходящего солнца ― Женщина, которой рыцарь подаёт свою руку, ― ответил Марк. Будущие учителя одобрительно заулыбались. Ответ им явно понравился.

― Хорошее у вас кредо, ― задумчиво проговорила Ольга Юрьевна, внимательно посмотрев на него.

Боже мой, когда это было? Ещё в студенческие времена, на незабвенном первом курсе. Разве мог он тогда подумать, что на подходе к тридцати у него действительно не будет Женщины? Женщины, которой он смог бы подать свою руку.

Разве мог он представить себе, что замок и впрямь войдёт в его жизнь — старинный замок графа Шенборна?

Замок поразил Марка. Нечто подобное он видел лишь в исторических книгах и фильмах. Наполовину заросший диким виноградом, со множеством башенок на черепичной крыше, замок был поистине уникальным сооружением. Стрелки часов на главной башне показывали половину шестого. Уже более двух столетий. Говорят, они остановились ещё при графе.

Замок имел множество окон и даже чёрный ход с винтовой лестницей. Того и гляди чёрная фигура рыцаря мелькнёт в одном из оконных проёмов. Казалось, кусочек Средневековья был кем-то вырван из истории и вставлен в современность. Вставлен не без юмора. Потому что сейчас на портале замка висела неожиданная табличка: «2-й корпус санатория „Карпаты“».

Чётко подстриженные яркие кусты и клумбы у входа придавали замку праздничный вид. Он органично вписывался в окружающий ландшафт. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Ведь и местность под стать замку была уникальной.

Санаторий располагался на небольшом горном плато, посередине которого находилось круглое лесное озеро, окольцованное липовой аллеей. Здесь же росли какие-то диковинные растения. Говорили, что многие из них были привезены прямо из Японии.

Кроме замка, на территории санатория высился ещё первый корпус ― огромное семиэтажное здание меж таких же огромных елей и двухэтажный клуб-столовая с шалашеобразной крышей. Остальные постройки: магазин, лечебные корпуса, киоски ― были значительно ниже.

На зелёном склоне плато ― солярий. Впрочем, солярий ― громко сказано. Просто десятка два лежаков для любителей позагорать.

И всё это в обрамлении нарядных Карпатских гор с голубыми вершинами. Именно здесь Марк понял, что значит «изумрудно-чистый воздух». В таком воздухе ветки деревьев просматриваются на редкость чётко и рельефно. Особенно по вечерам.

Сейчас как раз вечер и был. Марк присел на одну из скамеек недалеко от замка. Он только что приехал. Приехал по курсовке. Там, у подножия горы, где жили в основном работники санатория, он нашёл себе квартиру. Буквально за несколько минут. Хотя и не сразу.

Первая попавшаяся квартира, куда зазвала его женщина без определённого возраста, оказалась сплошным разочарованием. В комнате царил бардак. Бардак, похожий на генеральную уборку. Даже телевизор и тот стоял на полу. Тут же, на полу, поджав под себя ноги, сидели двое квартирантов. Небритых и явно навеселе.

Марк поспешил уйти. Пьяных он на дух переносил. Да и бардак тоже. Зато вторая квартира оказалась почти идеальной. В глаза бросились чистота и порядок.

Хозяйка, высокая, строгая гуцулка за пятьдесят, повела его вглубь огромного дома. Похоже, всё здесь было для блага квартирантов. В двух комнатах Марк увидел по две кровати. Белоснежных и идеально заправленных.

― Для семейных держу, ― пояснила хозяйка, перехватив его взгляд. ― А вот эта ― ваша, ― неожиданно проговорила она, открыв дверь самой дальней, третьей по счёту комнаты. ― Здесь пока никого нет. Вы ― первый. Располагайтесь, где хотите, а я пошла.

Из трёх кроватей Марк выбрал ту, что у окна.

Бросив свои вещи, он поспешил сюда. Еле успел на ужин. Честно говоря, спешил он не ради ужина. Ему не терпелось посмотреть на обитателей санатория. Возможно, среди них окажется та единственная и неповторимая, о которой он последнее время мечтал всё чаще и чаще.

Марк приехал сюда уже во второй раз. Впервые он попал сюда по профсоюзной путёвке. Тогда он жил в двухместном номере первого корпуса. На седьмом этаже. Выходил на балкон и касался рукой верхушек елей. Празднично-зелёные горы, покрытые лесом и тишиной, очаровали его. Но тогда весь свой срок лечения он провёл в одиночестве. Запомнился лишь новоявленный приятель Пашка, с которым Марк иногда смотрел по телевизору футбол и который не уставал возмущаться речью комментаторов:

― Кутовый да кутовый! Что, трудно сказать «угловой»?

У Пашки был какой-то землистый цвет лица и некомплект зубов.

― Бутылки дооткрывался, ― пояснил он, перехватив удивлённый взгляд Марка.

― Зубами? ― удивился Марк.

― Ну а чем же ещё? ― ответил Пашка.

По сути, они были родственными натурами. Пашка тоже искал себе женщину. Но не царицу грёз, как Марк, а более приземлённую. «Чтоб пистон вставить».

И Пашка такую бабу нашёл. Широкозадую и немного картавую.

― Ты знаешь, ― рассказывал он Марку. ― Я её только обнял, она и завалилась. Как будто только этого и ждала.

А Марк вот свою даму не нашёл. Но Пашке не завидовал. Нечему было.

И хотя в тот, первый раз ничего ровным счётом не произошло, тем не менее Марк приехал ещё. По курсовке.

Ему почему-то казалось, что именно здесь в его жизни должно произойти что-то необыкновенное.

И ничего, что придётся жить на квартире, а не в одноместном номере санатория.

Ему к квартирам не привыкать. Ведь как только Марк окончил в своей родной Ромашовке восемь классов, квартиры стали его вторым домом.

Марк ждал танцев, которые должны были состояться на площадке перед клубом. Всё больше и больше разодетых отдыхающих появлялось на дорожках санатория. Они чинно прогуливались, наслаждаясь свежим воздухом, тишиной и своей значимостью. Словно диковинные птицы в зоопарке.

Девушек и женщин, способных одним лишь своим появлением обрушить привычное течение буден, Марк, увы, не заметил. Что поделаешь ― жизнь не сказка.

Он вдруг в полной мере ощутил свою усталость. Желание сходить на танцы исчезло. Марк поднялся и медленно пошёл вниз по склону. На квартиру.

* * *

Насколько Марк понял, дом на ночь не запирался. Быстро и бесшумно, чтобы ненароком кому-нибудь не помешать, Марк проскользнул в свою комнату и, раздевшись, с наслаждением опустился в тихую, белоснежную постель. После пятичасовой автобусной тряски от львовского автовокзала его душа и тело жаждали больше всего именно этого: покоя и чистоты.

Однако через некоторое время Марк обнаружил странный парадокс: всё необходимое для глубокого и полноценного сна у него было, но заснуть почему-то не удавалось.

Может быть, он просто переутомился. А может быть, потому, что в голове неутомимым танцором плясала безжалостная мысль: ему вновь, как в домино, выпадает простая до одури костяшка «пусто-пусто».

Конечно же, у него появятся здесь и знакомые, и приятели, но всё это будет не то. Поскольку не будет главного. Точнее, главной. Которую он так мечтал встретить во время своих поездок.

Целый учебный год Марк ждал этих поездок, как манны небесной. Ибо что видит молодой учитель в деревне? В основном школу. А отпуск открывал новые горизонты. Марк жаждал новых впечатлений, как голодный волк добычи. Он бросался в дорогу с жаждой первооткрывателя: с удовольствием осваивал новые места и окунался в отдых, как в живительную купель.

И всё же глубинной первоосновой всех его устремлений являлось желание найти свою Женщину. С возрастом это желание лишь усиливалось. Ведь в отличие от многих мужчин на первое место в шкале ценностей Марк ставил именно любовь.

Но где её отыскать? В Раздольном, где он работал учителем английского языка, выбор был не ахти какой. А в Ромашовке, куда он приезжал навестить своих родителей, молодёжи почти не осталось.

Может быть, поэтому Марк так любил путешествовать. Дорога влагала в его сердце надежду.

Однако не все поездки давали ему даже элементарный отдых. Марку вспомнилось, как три недели назад он ездил во Владимир и Москву. Нелепейший, надо признать, вояж получился…

Очередной отпуск в деревне начался скучно и монотонно. Промаявшись неделю в родном селе, Марк поехал в областной город. Пошёл в обком профсоюзов с надеждой приобрести какую-нибудь горящую путёвку. И о чудо ― приобрёл!

Добирался Марк своим ходом и в одиночку. До Москвы ― на поезде, а дальше на электричке. При подъезде к Владимиру Марк подивился пышности деревьев и прочей растительности. Повеяло чем-то дремучим и загадочным. Душа замерла в ожидании сказки. Но, увы, жизнь стала медленно разворачивать цепочку разочарований.

Общежитие для туристов оказалось в новом микрорайоне. Неухоженном и диком. Особенно поразила Марка трава по колено. Словно в глухой деревне. Да и поселили Марка почему-то одного в комнате.

Интересных экскурсий не предлагалось. Но они, наверное, и не нужны были. Невыносимая жара выжигала не только город, но и желание куда-либо сходить.

Так вот и просидел он неделю в четырёх стенах, как отшельник, питаясь кефиром да кусками колбасы из магазина. Хорошо ещё, что книжка о китайской гимнастике ушу подвернулась, иначе можно было бы завыть от скуки.

Чтобы хоть как-то занять себя, Марк стал разучивать замысловатые комплексы, писать иронические миниатюры да и просто отсыпался. Стоило ли ради этого ехать за семьсот километров?

Впрочем, однажды его затворничество всколыхнул неожиданный визит.

К нему забрели две броские дамы из числа туристок. Якобы в поисках чайника.

Сначала Марк очень даже им обрадовался. Тем более что женщины выглядели весьма недурно, хотя и были лет на пять старше его.

Уже по первым фразам Марк понял, что пришли они вовсе не за чайником, а чтобы покуражиться над тихим молодым человеком в очках. То есть над ним. Дамы были в подпитии, и им не хватало веселия. Объектом развлечения они выбрали его.

В душу Марка хлынула буйная ярость. Дамы беседовали с ним иронично и явно свысока. Они сидели, положив ногу на ногу, и, покуривая, пускали красивые колечки дыма. Как знаки собственного превосходства. Марк сдерживался из последних сил. Ведь всё-таки это были его гости. Но когда одна из девиц, явно ёрничая, спросила:

― А почему вы так холодны? Разве мы вам не нравимся?

Марка прорвало.

― Нет, почему же? ― вежливо ответил он. ― Вы волнуете меня до глубины души, а где-то даже ниже.

И далее посыпал такими шутками с двойным, а то и тройным смыслом, что дамы опешили. Они спешно перевели разговор в нормальное русло. Оказалось, они тоже были педагогами, как и он. Замужем. Нормальные, в сущности, женщины. Разошлись они друзьями. Впоследствии, при мимолётных встречах, дамы приветствовали его весьма уважительно.

Когда на вторую неделю группа переехала в Москву, тут уж от скуки не осталось и следа. Если теория реинкарнации верна, то в прошлой жизни Марк точно был москвичом. Он пьянел от Москвы.

Целыми днями он бродил по городу, ходил на выставки и в театры, посещал горячо любимые им книжные магазины. Но всё это он делал в полном одиночестве. А ему так хотелось разделить свои маленькие радости со своей женщиной. Или хотя бы с той, которая бы ему нравилась. Но таковых в группе не имелось. Впрочем, красивых москвичек вокруг было немало. Но он не умел знакомиться на улицах.

Кстати сказать, поселили туристов на Юго-Западе. Опять же в общежитии какого-то колледжа. Но бытовые условия Марка уже не интересовали. В общежитие он приходил лишь ночевать.

Впрочем, один эпизод, связанный с общежитием, ему запомнился особо. А именно когда он стоял в рекреации пятого этажа с новоявленной знакомой Эльвирой ― некрасивой молодой женщиной в очках.

Она почему-то долго и нудно рассказывала о своей незаменимости на работе. На какой ― Марк прослушал. Зато хорошо помнит, в какую муку для него превратилась её ненужная исповедь. Он рассеянно рассматривал через окно большой универмаг на противоположном холме, огромные дома вокруг него и с тоской думал: «О господи, когда ж она закончит?..»

Прервать Эльвиру или уйти, не дослушав, Марк не мог. Не хватало наглости. В разговорах с тихими людьми он и сам становился на редкость деликатным. Он никого не мог просто так, походя обидеть. Это, наверное, уже учительское.

Как ни странно, но из этой поездки Марк вернулся в родительский дом ещё более усталым, чем когда уезжал. И недовольным.

«Хватит, ― решил Марк. ― Этим летом никуда больше не поеду. Даже в райцентр». Но, передохнув недельку, он вновь заскучал. И немудрено. Деревня, казалось, была на необитаемой планете. Зной и пустота. И никого вокруг. Кроме родителей, естественно.

Впрочем, вру. Утром мимо окна к конторе проходили колхозники с вилами и граблями. Вечером сельский клуб наполнялся местной мелкотой и семейными приезжими. Но что это меняло?

Целыми днями он читал, гулял по окрестностям и валялся на кровати. В полнейшем одиночестве. Душа настоятельно требовала перемен. Невзирая ни на что.

А на календаре уже стояло пятнадцатое августа, и через пару дней нужно было снова выходить на работу.

Обычно Марк с какой радостью уходил в отпуск, с такой же и возвращался к работе. Но на сей раз он не чувствовал никакого подъёма. Скорее наоборот ― упадок.

В конце концов, плюнув на всё, Марк рванул сюда, в Карпаты. Предварительно позвонив директору. Курсовку он купил уже по пути, в головном санатории. Вот и вся одиссея.

Но, по всей видимости, ему и здесь не удастся в полной мере избавиться от одиночества. «Ничего. Природа тут великолепная. Да и с людьми пообщаюсь. Хоть как-то да развеюсь», ― подумал Марк и незаметно заснул.

* * *

Квартира и впрямь оказалась замечательной. Марк жил совершенно один. Не только в комнате, но, наверное, и в доме. Иногда он слышал то здесь, то там какое-то движение, но никого в доме не видел. Хозяйка убирала только в его отсутствие. Как в первоклассной гостинице.

Теперешнее одиночество Марка, конечно же, отличалось и от домашнего, и от владимирского. На квартире он только спал и отдыхал от процедур. Всё остальное время, с утра до вечера, он общался с разными людьми: гулял, играл в шахматы и теннис, ходил на танцы. Вот только подругу себе он так и не нашёл. В отличие от многих отдыхающих. В некотором роде он и здесь был белой вороной.

Однажды Марк оказался невольным свидетелем бахвальства одного курортного донжуана.

― Ты знаешь, разложил я её в замке под люстрой, ― хвалился тот своему приятелю. ― Представляешь: ночь, все спят, а она меня подбрасывает, аж эхо по замку отдаётся.

Марк хорошо знал эту люстру. Красивая. Сделанная в виде оленьих рогов, женского бюста и рыбьего хвоста, она якобы символизировала три главных увлечения графа: охоту, рыбную ловлю и женщин.

Нельзя сказать, что такие разговоры оставляли Марка равнодушным, но и к активным действиям, увы, не побуждали. Он не хотел романа, в котором участвуют лишь тела, а души нет. Муторно как-то на душе от таких связей.

Марк не был сторонником жизненной философии Эдика из Курска, который любил повторять:

― Мне много не надо. Мне б молока с булочкой. Да на печку с дурочкой.

Марк не был сердцеедом типа спортсмена Гоши из Харькова, который, потирая крепкие ладони и посмеиваясь, каждый день говорил:

― Нынче надо постараться

Сексуально состояться!

Гоша коллекционировал женщин как натуралист бабочек. Для него был важен счёт, а не особь сама по себе. Марку это претило.

Даже для простого секса ему нужна была женщина, которая бы нравилась. Но такой не было.

Короче говоря, Марк вновь заскучал. Не желая признаваться в этом даже самому себе.

* * *

Впрочем, если быть до конца откровенным, Марк даже начал злиться на самого себя и на свои явно завышенные ожидания.

Что делает нормальный мужчина на отдыхе? Тем более холостой? Гуляет напропалую, не отравляя жизнь самокопанием.

Хотя, наверное, дело было не только в том, что Марк боялся изменить своей мечте. В памяти вновь и вновь всплывали слова одного из его друзей: «Завоевать женщину трудно, но ещё труднее бывает избавиться от неё». И скудный любовный опыт Марка подтверждал это.

С Кларой Эдуардовной Марк познакомился в больнице, когда его дистония впервые заявила о себе. Она была медсестрой. Лет на шесть старше его.

Впрочем, об этом стоит рассказать чуть подробнее. Как-никак то был один из ключевых периодов в его жизни.

Когда он приехал по распределению в одно из дальних сёл области, перед ним встали два вопроса: где жить и сколько дадут часов?

Квартирный вопрос разрешился на удивление просто. Пока директор и завуч ломали голову над тем, куда Марка пристроить, в учительскую зашёл крепкий парень с суровым лицом. Оказалось, учитель истории Александр Александрович Колядин. В просторечье Сан Саныч. Он просто взял сумку Марка и сказал:

― Пошли. Жить будешь у меня.

Родители Сан Саныча, его брат и тётя тоже оказались замечательнейшими людьми.

А вот работа явилась неприятным сюрпризом. Ему дали полторы ставки английского языка. И Марк взял. Хотелось подзаработать, да и учителей в школе не хватало.

Английский язык был для Марка и специальностью, и хобби одновременно. Казалось бы, живи и пой. Только вот детишки попались на редкость непоседливые.

Дисциплину на уроке приходилось поддерживать ценой невероятного напряжения. Наиболее шустрых Марк даже за дверь выставлял. Но эта процедура никак не пугала сорванцов. Скорее веселила. А если иногда и охлаждала, то ненадолго.

Короче, Марк работал на пределе своих возможностей. Физических и моральных. Конечно же, он отдавал себе отчёт, что рано или поздно должен был произойти срыв. Он и произошёл.

Приступ случился в один из мартовских вечеров. Марк проверял тетради восьмиклассников. Неожиданно он почувствовал небольшое удушье, стало нечем дышать. Сердце вдруг сбилось с ритма и сорвалось в бешеный пляс.

Марк выскочил на улицу, жадно хватая ртом морозный воздух. Всё его существо накрыл страх. Невидимым, но безжалостным покрывалом.

Сан Саныч побежал за помощью. В больницу Марка отвёз сосед на стареньких «жигулях». Около полуночи, нашпигованный таблетками и уколами, Марк уснул. Понаблюдав за Марком сутки, врач удивился: давление скакало резко и неожиданно. От ста двадцати до двухсот.

― Если бы ты пришёл ко мне на приём, я бы посчитал тебя симулянтом, ― сказал эскулап. ― А теперь и ежу ясно: надо лечить.

Через пару дней состояние Марка несколько улучшилось, но душа была как в тине. Нестерпимой и вязкой. Ему было досадно и обидно, что вся его молодая жизнь состояла всего лишь из двух элементов: работы и болезни. Сплошные усилия и страдания. И это в лучшие-то годы!

К двадцати трём годам он даже не познал женщины. Разве это нормально? Короче, когда стало лучше, Марк решил пуститься во все тяжкие. С Кларой Эдуардовной ― медсестрой терапевтического отделения.

Похоже, и она была неравнодушна к нему. Всякий раз, когда Клара Эдуардовна заступала на дежурство, палата, где лежал Марк, и весь второй этаж превращались в полигон для стрельбищ. Глазками, разумеется.

Стреляла Клара Эдуардовна умело и без промаха. Её шальные, с поволокой глаза весело и безошибочно находили его взгляд. Столкновение взглядов было почти материальным. Как столкновение двух составов, тяжело гружённых Желанием.

Как-то ночью Марк и Клара беседовали в процедурной. Был конец марта. В раскрытое окно вливался свежий весенний воздух. Неожиданно во дворе раздался душераздирающий крик. Они бросились к окну одновременно.

На заборе, чуть дальше от падающей из окна полоски света, они увидели огромного рыжего кота, который старательно притягивал лапой кошку. Почувствовав некоторую неловкость, Марк отшатнулся. И увидел Клару Эдуардовну со стороны. Точнее, сзади.

Наблюдая за кошачьей любовью, она легла грудью на подоконник, и её зад, обтянутый белоснежным халатом, превратился в доминирующую высоту, которую Марку захотелось взять. Притянуть к себе. Но он не решился.

А Клара всё медлила. Не вставала. Наконец их взгляды встретились. По её глазам Марк понял, что она ждала штурма. И не дождалась.

Он покраснел. Ему стало стыдно своих мыслей, робости и бог весть чего ещё.

А потом, оформляя документы на выписку, Клара Эдуардовна пригласила его к себе в гости. На следующую субботу.

* * *

Проработав неделю после больницы, Марк вновь ощутил свою загнанность. Он опять попал в круговорот дел, с которыми не мог справиться. Во всяком случае, так, как ему хотелось бы.

Полторы ставки были явно неподъёмны. Весь его организм отчаянно протестовал против такой перегрузки. Но что Марк мог сделать? Не бросать же всё посреди учебного года.

К тому же эта изнуряющая монотонность, казалось, выгрызала душу. Школа ― квартира, квартира ― школа, и никаких вариантов.

Однажды ему приснился жуткий сон: он ― тополь у дороги в очень жаркий летний день. Мимо проносятся десятки машин, обдавая его густой вязкой пылью и удушливыми газами. Ему нечем дышать, пыль и газы забивают всё его естество: нос, рот, глаза, поры, лёгкие. Его словно хотят замуровать в этой вонючей пыли, а уйти он не может. Единственная нога ― ствол крепко сидит в земле…

Короче, Марк решил воспользоваться приглашением Клары. На автобус в субботу он опоздал и двинул в райцентр пешком. Предстояло одолеть восемь километров. А день для этого выдался, как назло, совсем не подходящий. Дул сильный встречный ветер. Лепил снег с дождём вперемежку. К тому же смеркалось.

Марк помнит, с каким любопытством глядел на него из подворотни чей-то рыжий щенок с ухом набекрень. Мол, что это за чудо в такую погоду гулять вырядилось.

Приступ настиг Марка уже перед самым городом, в лощине. Сердце словно сорвалось с места и бросилось за кем-то в погоню. Его бешеные удары, казалось, разобьют Марка изнутри. Как чахлое и ненужное сооружение. При двухстах ударах в минуту это было вполне реально.

Душу Марка разом скомкал страх. Словно ненужную бумажку. Теперь уже Марк знал причину своего бедствия: тахикардия. Он стал усиленно давить пальцами на глазные яблоки, чтобы хоть как-то ослабить сердцебиение. Хлебнул прямо из пузырька жгучего валокордина. Тщетно.

Марк беспомощно огляделся. Кругом было лишь пустое и холодное пространство с летящим повсюду снегом. И ни души. И страх сменился ужасом.

Неожиданно сердцебиение прекратилось. Мир раздвинулся, и Марка заполнила пустота и усталость: «Ведь знал же, что так будет, тем не менее пошёл».

«Пожалуй, щенок у подворотни был прав: только идиот решится куда-то идти в такую погоду. Или уж некто совсем разбалансированный, как я», ― подумалось Марку.

В дверь Клариной квартиры он позвонил, когда на дворе уже воцарилась полнейшая темень.

И здесь его ждал сюрприз, Клара Эдуардовна встретила его не одна, а с подругой. Некой Прасковьей Петровной. Есть люди неопределённого возраста. Им можно дать и тридцать, и пятьдесят. Именно к таким Прасковья Петровна и относилась.

А в зале уже стоял празднично накрытый стол. С ненужной бутылкой водки посередине.

За столом Прасковья Петровна начала так навязчиво расхваливать Клару Эдуардовну, что всё происходящее можно было растолковать не иначе как сватовство. Назойливое и беспардонное. Наконец, когда всё было съедено и рассказано, Прасковья Петровна посчитала свою миссию выполненной. Она ушла, загадочно улыбаясь.

Скучные учительские будни исчезли. Марк оказался наедине с женщиной, которую можно было завалить. На кровать, на диван, на пол ― куда угодно. И она наверняка будет не против. От этой мысли у Марка даже во рту пересохло.

Когда Клара, выпроводив Прасковью, вернулась и села к нему на диван, он обнял её и поцеловал в губы. Клара ответила. И не стало ни учителя, ни медсестры. Только самец и самка.

Началась поцелуйная страда. Точнее сказать, сексуальные манёвры.

Они целовались с такой страстью, словно выполняли некую авральную работу ― успеть любой ценой. Даже губы друг другу искусали.

Однако, когда Марк попробовал совершить главное, Клара неожиданно запротестовала.

― Если б знать, ради чего, а просто так я не хочу, ― быстро проговорила она, глядя куда-то в сторону.

Потом она постелила. Себе на кровати, ему ― на диване. Но это было лукавством. Всё равно он оказался в её постели, потому что в конечном счёте они оба хотели этого.

Она позволяла ему делать почти всё. Но лежала, плотно сомкнув ноги, и Марк ничего не мог поделать. Какой-то пустяк отделял его от того тайного действа между мужчиной и женщиной, о котором написаны горы книг и при описании которого было использовано море многоточий.

Странная это была ночь.

Как только Марк ослаблял свой натиск, Клара начинала быстрым шёпотом рассказывать о себе: как плохо ей было с мужем, как он пил, как ей не хотелось ложиться с ним в постель.

Как только натиск Марка усиливался, она, как заклинание, начинала повторять одно:

― Если б знать, ради чего всё это, я б тут такое вытворяла…

Марк понял, что Клара торгуется. Она хочет, чтобы он пообещал на ней жениться. И тогда рухнут все преграды. Это было заманчиво. Тем более что Марк распалился до крайности. До критической точки, как сказали бы физики. Однако обещать что-либо у него не поворачивался язык. Клара, в общем-то, ему нравилась. Но она не была Женщиной его мечты, и он не хотел её обманывать. Он хотел быть с ней предельно честным. Даже ценой неудачи на любовном фронте.

Неожиданно Марк сорвался в сладкую бездну. Он даже не понял, что случилось. И лишь мгновением позже дошло: Клара раздвинула ноги. Она не вытерпела и взяла инициативу в свои руки. Впрочем, не только инициативу.

Марк с неистовством предался тому, чего жаждал в последнее время.

Потом последовал взрыв блаженства ― и тишина. Мир медленно принимал привычные очертания. Марк был потрясён случившимся.

Рано утром Клара проводила его на автобусную остановку. Над мокрым городом стоял тяжёлый, мутный туман. И на душе у Марка было тоже мутно и тяжело. Гадко, если быть точным. Он почти раскаивался в том, что произошло. Тем не менее пообещал приехать ещё. Не потому, что очень хотел. Неудобно было отказать. И, наверное, приехал бы. Если б не звонок Прасковьи Петровны.

Марк забыл в квартире Клары запонку, и Прасковья Петровна настоятельно просила его приехать за ней. Он, конечно же, ответил, что приедет. Но уроков было невпроворот. Он просто не мог вырваться. А скорее всего, не хотел.

И начался телефонный террор. К телефону его требовали чуть ли не каждую минуту. Требовала Прасковья Петровна. Очевидно, что по поручению Клары. Но какое дело она имела до всего этого?

Марку посоветовали отшить её. Грубо и решительно. Но он не мог. Кошмар длился две недели. Кривые ухмылки учителей тоже. В конце концов Марк попросил к телефону Клару Эдуардовну. Ведь надо же было как-то объясниться. Клара взяла трубку и язвительно спросила:

― Что, нашкодил, а теперь ― в кусты?

Это было уже слишком. Ведь Марк ей в любви не клялся и ничего не обещал. Он положил трубку и больше к телефону не подходил.

Случай с Кларой Эдуардовной надолго отбил у него охоту к любовным приключениям.

― Руби дерево по себе, ― посоветовал ему кто-то из коллег в дни телефонной осады.

Мысль эта Марку хорошо запомнилась. На всю жизнь.

После таких воспоминаний Марк пришёл к однозначному выводу: искать подобных приключений ― глупо, но заниматься самокопанием и делать ставку на одну-единственную Женщину, которая, может быть, и не встретится, ещё глупее.

Когда-то Марк читал, что у каждого рыцаря в Средние века была дама сердца, о которой он мечтал, которой посвящал свои подвиги и служил до самозабвения. Такие рыцарские романы известны, пожалуй, любому школьнику.

Но мало кто знает, что у каждого рыцаря Средневековья были и другие дамы, с которыми он удовлетворял другие свои, более низменные желания. Эти романы, наверное, можно назвать почти рыцарскими.

А почему бы и ему, Марку, не завести такой вот почти рыцарский роман, раз уж нет дамы сердца?

Главное ― не напороться на ещё одну Клару Эдуардовну.

* * *

А следующий день принёс Марку сюрприз.

За ужином, разглядывая отдыхающих, Марк вдруг увидел слева, за колонной, восхитительный женский локон, который заставил его вздрогнуть. Короткая, до плеч, причёска тёмных волос была так изысканно благородна, что, казалось, явилась с бала пушкинских времён.

Хотя причёски там, возможно, были несколько иными, но то, что Пушкин воспел именно такую красоту, сомнений не вызывало. Лица незнакомки Марк рассмотреть не мог: мешала проклятая колонна. Впрочем, он особенно и не старался. Боялся разочароваться. К тому ж трое дюжих пенсионеров — соседей по столу отвлекли его, втянув в спор о будущем России.

Покидая столовую, Марк увидел в толпе курортников волнующую причёску. Он ускорил шаг. Лавируя в потоке отдыхающих, он перегнал незнакомку и глянул на её лицо.

Оно было прекрасно. Сочетание красоты и интеллигентности. Мир засиял, как снег на солнце. Ярко и радостно.

Именно такую женщину он выбрал бы дамой своего сердца. Незнакомка, однако, не заметила ни его любопытства, ни его самого.

Беседуя со своей худенькой спутницей, она прошла мимо, оставив Марку лёгкий запах духов и сильно бьющееся сердце.

«Не по мне дама, ― мелькнула в голове уверенная мысль. ― Уж больно хороша». И сразу же другая: «А почему, собственно говоря?» Чем он, Марк, хуже кого-то другого?

Конечно же, надо было пойти следом, попытаться познакомиться. Но он не умел ухаживать за женщинами. Считал это фальшивым и надуманным. А скорее всего, просто стеснялся. Поэтому и получалось фальшиво.

Впрочем, если быть до конца откровенным, Марк знакомился со всеми женщинами, которые не задевали в его сердце сокровенных струн, легко и просто. Однако с женщинами, которые ему очень нравились, Марк как-то терялся. Особенно поначалу.

Тем не менее сейчас Марк знал, что ему делать. Он сбегал на квартиру, побрился и, надев белоснежную рубашку, явился на танцы.

* * *

Несмотря на большое скопление отдыхающих, он увидел незнакомку уже на подходе. «Гений чистой красоты», как назвал её про себя Марк, в строгом чёрном костюме и модельных туфлях плясала шейк. Бойко и самозабвенно.

Марк прошёл на противоположный край площадки, куда, по его расчётам, должна была отойти незнакомка после танца. Расчёт оправдался. Как только танец закончился, она стала недалеко от него. Но, похоже, у неё уже была своя компания.

Да и не только компания, но и кавалер. Надо отдать должное, симпатичный малый. С посеребрёнными висками, в белом красивом свитере. Он вился вокруг незнакомки ужом. Красавчик умел ухаживать за женщинами, ничего не скажешь. Тур за туром они танцевали вместе. Танцы утратили для Марка всякий смысл. Глянув на незнакомку в последний раз, он покинул танцплощадку.

---

* * *

На квартире Марк долго не мог заснуть. Тихая комната была заполнена лунным светом, сердце ― пустым одиночеством. Одиночество, настоянное на лунном свете, создавало какую-то сюрреалистическую атмосферу.

Почему он так одинок?

В памяти один за другим всплывали эпизоды его взаимоотношений с девушками и женщинами. Особенно навязчивой была одна, казалось бы, малозначительная картина.

Однажды, после окончания восьмого класса, он отправился с ребятами в соседнюю деревню играть в футбол. Какой была игра и как она закончилась, Марк забыл начисто. Зато хорошо запомнил, как добирались. Туда и особенно обратно.

На игру шли большой, цыганистой ватагой по потрескавшейся от летнего зноя луговой дороге. Шли в едином порыве, как повстанцы некой футбольной армии, готовые на всё в бесшабашном и весёлом кураже: игроки вперемежку с болельщиками. Здесь были и сверстники Марка, и ребята постарше, и пятиклассники, и главные зрители ― девчата.

Была среди них и Валерия ― семнадцатилетняя студентка медучилища из Воронежа, которая приехала погостить к своей тёте. Та самая Валерия, на которую Марк украдкой и с удовольствием посматривал.

Возвращались кому как вздумается. Кажется, по телевизору должен был идти какой-то иностранный фильм. Поэтому, чтобы успеть к его началу, большинство рвануло напрямую. Через камыши. Да так резво, что Марк отстал. Отстал, как выяснилось, вместе с Валерией. Он обнаружил её позади, как только понял, что заблудился. Она тоже оказалась недостаточно расторопной.

Когда они забрались в совсем уже глухое место, с травой выше человеческого роста, девушка неожиданно подняла подол короткого, в белый горошек сарафана и сказала:

― Ну и глухомань! Глянь, как я себе ноги поцарапала, Марк.

Обнажённые женские ноги ослепили его. Он еле успел отвернуться. Марк был просто ошеломлён таким предложением. Особенно интонацией её голоса. Тихой, доверчивой. И куда-то зовущей. То ли в рай, то ли в ад…

Через пару минут они всё-таки выбрались на дорогу. Долго потом задавал себе Марк один и тот же вопрос: что это было ― непосредственность горожанки или прямое приглашение к чему-то сокровенному?

Когда он поделился своей тайной и сомнениями с другом Володей, тот с видом знатока изрёк:

― Лопух ты, Марк. Какую бабу упустил. Ты что, думаешь, она совсем дура ― перед каждым юбку задирать?

Друг был старше на два года, и ему было виднее.

С ранней юности Марк смотрел на девушек и на женщин как на звёзды ― снизу вверх. А иногда даже и боялся взглянуть. Они казались ему существами возвышенными и недосягаемыми.

Пожалуй, по-настоящему он влюбился лишь на третьем курсе.

Марк увидел её в читальном зале. Это была его мечта. Она стояла у раздаточного столика и смотрела в его сторону. Взяв какую-то книгу, она села за столик напротив и стала что-то конспектировать.

А Марк потерял к науке всякий интерес. Он, как заколдованный, смотрел на золотистую гриву волос и нежный овал девичьего лица.

Незнакомка заметила его интерес и заулыбалась. Но подойти к ней Марк так и не смог.

Девушка училась на другом факультете. На литфаке. Почти два года Марк ходил в институт как на праздник. Она улыбалась, видя его, он ― тоже и… проходил мимо. Одной её улыбки было достаточно, чтобы целый день Марк чувствовал себя счастливым. «Любовь в своих ладонях поднимает нас к солнцу», ― писал он тогда в своём дневнике.

Если Марк не видел девушку, день был потерян. Он страдал от своей нерешительности. Однако побороть её не мог. Это была его тайная слабость. И о ней никто не знал.

Да разве могло кому-либо прийти в голову, что он, Марк, написавший блестящую пародию на научные работы, которую читало всё общежитие, не мог сказать кому-то двух слов? А он не мог. Не мог, и всё тут. Марк начал писать стихи:

Откуда я знаю глаза твои?

Я их не видел ранее.

Так почему же душа моя

Плывёт, словно лебедь раненый…

Через два года ему надоели вертеровские страдания. Захотелось определённости. Улучив момент, когда девушка шла по коридору одна, он догнал её и сказал давно заготовленные фразы:

― Извините, вы мне нравитесь. Я хочу с вами познакомиться. Меня зовут Марк.

Девушка с улыбкой выслушала его тираду. Её звали Люда. Она уже сдавала выпускные экзамены.

Несмотря на занятость, они стали встречаться. И тут Марк с ужасом заметил, что влюблённость прошла. А без неё их встречи стали пустым и никчёмным ритуалом.

Просто они были вежливы друг к другу. Вежливы, и ничего более. Люда получила направление куда-то на Север. Обещала писать. Но они оба понимали, что ни ему, ни ей это уже не нужно.

Как бы то ни было, но благодаря Люде Марк понял, что и тайная любовь ― тоже счастье. Хотя и мучительное.

Однажды он был на семинаре в областном центре. Выходя из гостиницы, Марк почувствовал на себе чей-то взгляд. На него с интересом смотрела проходящая мимо женщина. Это была Люда. Марк сделал вид, что не узнал. Прошлого ведь не догонишь. Как ни старайся. Да и стоит ли его догонять?

Теперь вот незнакомка всколыхнула его душу. Неожиданно и сильно. Он очень хорошо успел рассмотреть её на танцах. Эта женщина была словно соткана из его грёз. Именно такую он хотел все эти годы.

В ней была элегантность истинной горожанки. Интеллигентность и красота. Порода, как принято говорить в таких случаях. «Не спеши идеализировать. Познакомься поближе», ― возражал умудрённый опытом внутренний голос. Наверное, он был прав. Но не убедителен.

Кривить душой перед самим собой не имело смысла: Марк заболел незнакомкой. Впрочем, страдать втихомолку, как в юношеские годы, он не собирался. Завтра же он расставит все точки над i. Если, конечно, то ухажёр, а не муж.

* * *

А утром Марк опоздал на завтрак. Проспал. Взбегая по лестнице на второй этаж, где находилась столовая, он столкнулся с какой-то женщиной. Белые босоножки, ухоженные ноготки, стройные загорелые ноги.

Марк поднял голову. На него сверху вниз смотрела… незнакомка. Яркое мгновение зависло над ними как осветительная ракета. И медленно, медленно стало гаснуть: стоять так дальше было попросту неприлично.

― Извините, ― буркнул Марк.

Незнакомка молча кивнула. Мол, ничего страшного. И пошла дальше. За обедом и ужином Марк поглядывал на столик, за которым сидела незнакомка. Увы, напрасно. Массивная колонна надёжно скрывала её от его взглядов.

А вечером наконец-то грянула музыка. Конечно, Марку хотелось рвануть на танцплощадку без проволочек. Но он решил держать паузу. Прийти попозже. Ему не хотелось видеть незнакомку идущей на танцы под руку с красавчиком.

Чтобы хоть как-то скоротать время, Марк подошёл к толпе болельщиков вокруг большой шахматной доски. Здесь безраздельно царил какой-то мужичок с литой фигурой борца и шустрым языком. Он сидел за доской как на троне.

― Следующий! ― выкрикивал мужичок, блестя весёлыми, нахальными глазами. Очевидно, он бил всех. В рядах шахматистов возникло замешательство. Марк им воспользовался.

Он начал игру в резком, гамбитном стиле. Сразу пожертвовав две пешки и коня. Послышался вздох разочарования. Ожиданий болельщиков Марк явно не оправдал.

Послышались первые подсказки:

― Бей пешку! Что ты думаешь?

― Выводи коня!

― Если хотите мне помочь, то лучше деньгами, ― попросил Марк. В толпе рассмеялись.

― Остёр на язык, ― заметил похожий на взъерошенного подростка пенсионер в очках. ― Если б ты ещё играть умел, тебе б цены не было.

― Это точно, ― хохотнул соперник Марка, забирая третью пешку.

Марк промолчал. Похоже, окружающие были слабы в теории. Никто из них не догадывался, что он не сделал ещё ни одного своего хода. Это была дебютная заготовка. Лихая атака Нахмансона. Жертвуя три пешки и фигуру, белые получают сильнейшую атаку.

Этот вариант был его любимым. Он давал волю фантазии, на недостаток которой Марк никогда не жаловался. К тому ж вариант был хорошо проанализирован. Как, впрочем, и десятки других. Шахматы всегда стояли на столе у Марка. Они помогали ему отвлечься от стрессов и одиночества.

Болельщики вокруг шахматной доски вдруг притихли. Король чёрных попал в затруднительное положение. Соперник Марка стал надолго задумываться. А Марк увлёкся. Ему не терпелось наказать хвастуна. На втором часу игры Марк спохватился: танцы уже были в самом разгаре.

― Извините, ― обратился Марк к мужичку. ― Мне пора идти.

― Боишься проиграть? ― воспрянул мужичок.

― Ну ты даёшь! У тебя ж выигрышное положение! ― посыпалось со всех сторон.

― Давай доиграю, ― предложил взъерошенный пенсионер.

Марк махнул рукой и выскочил на улицу.

На танцах его ожидал сюрприз: незнакомка была без кавалера. С подругой! В своём элегантном костюме она танцевала почти без передышки. Улучив момент, Марк решился:

― Разрешите?

Незнакомка внимательно посмотрела на него. То ли колеблясь, то ли изучая. Марк даже растерялся:

― Или у вас на быстрый танец не принято приглашать?

― Нет, почему же, ― опустив ресницы, ответила незнакомка и молча вышла с ним на середину круга.

Странный это был танец.

Казалось, она не обращала на него никакого внимания. Каждый из них двигался сам по себе. Они даже не разговаривали. Да и что можно было услышать в таком шуме и на таком расстоянии друг от друга?

После танца Марк проводил незнакомку на место. Впрочем, проводил ― громко сказано. Просто пошёл следом. Про себя Марк загадал: если незнакомка станет рядом, он попытается с ней познакомиться, если нет ― бесполезно и пробовать.

Почти все женщины, которым Марк нравился, делали именно так. И тогда он смело действовал дальше.

Незнакомка отошла к подругам. Всё стало ясно. Обычно Марк нравился женщинам, которые нравились ему. На сей раз он, похоже, столкнулся с исключением. Она даже не выделила его из толпы. Из всего, что он ожидал, это было самым неприятным.

― Послушай, я ж твою партию выиграл! ― тронув Марка за локоть, похвалился невесть откуда взявшийся пенсионер.

Ничего не ответив, Марк стал пробираться к выходу. В отличие от пенсионера он проиграл.

* * *

И вновь Марк никак не мог заснуть в своей тихой, пустой комнате.

А почему, собственно говоря? Что произошло? Увидел красивую женщину, приписал ей какие-то особые качества, которыми она, возможно, совсем не обладает, и всё ― страдания готовы. Приступайте к употреблению.

Примитивно до предела. Может быть, она и не стоит всех этих страданий и раздумий.

Марку вспомнилась Клава. Он познакомился с ней здесь, в «Карпатах». В прошлом году, на танцплощадке. Во время пляски он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд.

Повернув голову, Марк увидел весьма эффектную женщину в белом костюме. Она смотрела на него из толпы зевак. Смотрела шершеляфамно. Судя по выражению чернявого лица женщины, искать нужно было именно её.

Впрочем, дама долго не колебалась: на следующий танец она сама пригласила Марка.

Он до сих пор помнит, как радостно зачастило сердце, когда после танцев Клава взяла его под руку. Буквально после первых минут гуляния радость сменилась недоумением, а потом и вовсе досадой. Клава оказалась живым воплощением людоедки Эллочки из «Двенадцати стульев». Она оперировала буквально десятком слов. Среди которых, кстати, были «шалишь» и «парниша».

Обычно, чтобы избавиться от первой неловкости при знакомстве, Марк рассказывал какой-либо анекдот. Хотя и придерживался вычитанного где-то афоризма, что «анекдоты ― это остроумие тех, кто его не имеет».

Но на анекдоты Клава вообще не реагировала. В том смысле, как принято. После двух безуспешных Марк начал рассказывать третий: «На уроке физики учитель спрашивает Вовочку: „Для чего вертолёту пропеллер?“ ― „Чтобы лётчик не потел“, ― ответил тот. „Как тебе смогла прийти в голову такая чушь?“ ― удивился учитель. „Почему чушь? ― возмутился Вовочка. ― Я сам видел: когда пропеллер остановился, лётчик вспотел“».

― А вы не знаете для чего? ― задал Марк Клаве провокационный вопрос.

― Что? ― не поняла она.

― Ну, для чего вертолёту пропеллер?

― Чтобы гравитация была, ― ответила Клава, глупо захихикав. Она явно хотела казаться умнее, чем была на самом деле.

Или взять Люсю. Или Лиду? Марк не помнил даже её имени. Он познакомился с ней в родной деревеньке, куда прибыл отдохнуть на майские праздники. Тогда он был на первом курсе. Многие его сверстники и сверстницы тоже учились в различных городах и посёлках. Некоторые из них привезли с собой друзей и подруг.

С Валей Босовой, студенткой ПТУ, приехала и Люся. Или Лида? Нет, он не влюбился. Заинтересовался. Пару раз проводил из клуба. Посидели на скамейке у Валиного дома, под благоухающими вишнями. На прощание обменялись адресами.

Когда через пару дней Марк получил от Лиды письмо, он был шокирован: никогда в жизни он не видел столько орфографических ошибок сразу. Особенно запомнилась почему-то фраза: «Извени, што задиржалась с ответом…»

Интерес к девушке тотчас же испарился…

Но даже если незнакомка окажется идеалом, единственной и неповторимой, у неё наверняка есть семья: муж, дети. Ведь ей уже около тридцати. Вряд ли у такой розы нет садовника.

И даже если он познакомится с ней, то всё равно через несколько дней придётся расстаться. Срок путёвки истекает. И он опять будет страдать и мучиться в разлуке. Нет, уж лучше забыть об этой даме напрочь. Познакомиться с кем-нибудь попроще.

И хотя Марк отдавал себе отчёт, что все эти выкладки лишь оправдание его бессилия, он, тем не менее, остановился на этом варианте: забыть ― и всё тут.

Как будто её и нет.

* * *

На следующий день Марк начал претворять своё решение в жизнь.

С утра он поиграл в шахматы, в теннис. Потом сходил на ванны, почитал. Старался ни о чём не думать. Но обмануть самого себя оказалось делом невозможным.

Его душа была похожа на котёнка в тесной коробочке: куда ни ткнись ― везде стенка. То бишь незнакомка.

После обеда Марк махнул на всё рукой и закатился в Мукачево. Он хотел забыть обо всём. И это ему удалось! Город был своеобразный и интересный. Марк ходил по магазинам, копался в книжных развалах.

В санаторий он вернулся, когда время, отведённое на ужин, закончилось. Тем не менее его остывшее блюдо стояло на столе.

Выйдя после ужина на крылечко столовой, Марк оказался на импровизированном концерте какого-то ухаря. Растопырив в улыбке два зуба, мужичок орал под баян лихие частушки:

Говорит мне милка: «Миш,

Ты прекрасен, как Париж,

Но пусты с тобою шашни ―

Нету Эйфелевой башни!»

Посмеиваясь, стали собираться курортники. Неожиданно из клуба-столовой с книжкой в руке вышла незнакомка и остановилась впереди Марка. Двумя ступеньками ниже. На расстоянии вытянутой руки. От неё пахло чистотой и солнцем.

На какое-то мгновение Марку показалось, что незнакомка стала рядом с ним совсем не случайно. Он ощутил это почти физически. Впрочем, влюблённое сердце гораздо на всякие фантазии. Странное дело: ничего в мире не изменилось. Просто рядом с ним стала Женщина. И вокруг воцарился праздник.

Её строгий чёрный костюм, казалось, гипнотизировал его. Он ощущал с этой красивой незнакомой женщиной какое-то родство. Быть может, потому, что они стояли особняком от остальных.

Судьба словно на ладошке протягивала Марку его мечту ― ну, бери же! И никто не мешал ему. А он всё никак не мог решиться.

Мой приятель ― ухажёр,

Ну а я при нём ― стажёр.

Он мою подружку жмёт,

Я стою, разинув рот! ―

продолжал орать удалой гармонист.

Незнакомка слушала и улыбалась. Минут через десять она медленно пошла в сторону замка.

«Ну, беги же, догони её», ― толкал внутренний голос. Но Марк так и не смог пересилить свою непонятную робость. А без незнакомки весь этот частушечный балаган показался ему пошлым и никчёмным.

Марк медленно пошёл вниз по склону.

* * *

Придя на квартиру, Марк увидел в комнате сурового мужчину лет под шестьдесят. Командира партизанского отряда. А может, руководителя подпольного центра из советских фильмов про войну. Сходство было настолько поразительным, что Марк чуть было не выдал всплывший на память из этих фильмов пароль: «У вас продаётся старый славянский шкаф?»

― Плахута, ― взглянув из-под лохматых бровей, представился мужчина. ― Тарас Григорьевич.

Пожав протянутую руку, Марк назвал своё имя. Так и познакомились. Несмотря на суровое обличье, Тарас Григорьевич оказался далеко не аскетом. Он собирался на танцы.

― А ты что, не идёшь? ― удивился Тарас Григорьевич, увидев, что Марк завалился с книжкой в постель.

― Устал, ― буркнул Марк.

― Оригинал! ― пробасил Плахута и ушёл в вечерний сумрак, словно на задание…

* * *

А на следующий день в санаторий привезли кинокомедию! Марк любил весёлые фильмы и поэтому взял сразу же, без раздумий, два билета. Себе и Тарасу Григорьевичу. И хорошо, что взял. Потому что, когда после ужина он спустился в фойе, у кассы стояла приличная очередь.

В углу зала, под развесистым фикусом, стояли два пышных кресла и столик. В одном из кресел сидел Тарас Григорьевич.

Марк направился к нему. Неожиданно он снова увидел незнакомку.

«Гений чистой красоты» сидела меж цветов совершенно одна. Тихая и грустная.

Душа его завибрировала, как самолёт на взлёте.

Проходя мимо неё, он опустил глаза. Надо ж было как-то взять себя в руки. Боковым зрением Марк увидел белый свитер. Идеально выглаженную чёрную юбку и золотистые ноги на шпильках.

Марк сел на свободное кресло лицом к стене, напротив Тараса Григорьевича.

― Решили в кино сходить? ― осведомился Марк.

― А что делать? ― пожал плечами Плахута.

― Правильно. ― Марк достал два билета. ― Я вот и на вашу долю взял.

― Спасибо за заботу, но у меня уже есть, ― доверительно сообщил Тарас Григорьевич.

― Выходит, я перестарался, ― смешался Марк.

― Продай один, ― посоветовал Тарас Григорьевич. ― Вишь, сколько народу налепилось. С руками оторвут.

― Да пригласите вот лучше девушку в кино, ― раздался за спиной чей-то женский голос.

Сердце Марка ёкнуло.

Он сразу понял, о какой девушке шла речь.

― С большим удовольствием! ― проговорил он, не оборачиваясь.

Сзади подошёл кто-то ещё.

― Ир, ты идёшь в кино? ― спросил голос потоньше.

― Да, ― ответила незнакомка. ― Молодой человек вот меня приглашает.

― А мы тебе уже билет купили! ― удивился голос.

― Продайте, ― просто ответила незнакомка.

― Да как же так? ― не унималась подруга.

― А может, ей приятно с молодым человеком сходить, ― вступился начинавший весь этот разговор голос.

― Скорее, мне приятно, ― возразил Марк.

― Скажем так: это будет взаимное удовольствие, ― примирительно заключили сзади.

Марк встал, обернулся. Перед ним стояла незнакомка.

― Какие у нас места? ― спросила она.

― Первое и второе. Тринадцатый ряд.

― Счастливое число, ― улыбнулась незнакомка.

Марк не понял, почему счастливое, но её улыбка осветила его душу как фонарик. До самых укромных уголков. Ему почему-то показалось, что именно счастья его спутнице как раз и не хватает.

― Как вас звать? ― спросил Марк незнакомку, когда они сели.

― Ирина. Ирина Сергеевна.

― Меня Марк.

― Редкое имя, ― удивилась Ирина.

Смотрел Марк больше на Ирину, чем на экран.

― Вам что, не нравится фильм? ― улыбаясь, спросила Ирина.

― Да нет, почему же, ― смешался Марк и старательно уставился на эксцентричных киногероев.

Когда после окончания фильма они вышли на улицу, рядом с ними оказалась невысокая худенькая женщина с приятным лицом.

― Это Зинаида Павловна. Вместе живём, ― представила подругу Ирина.

― Очень приятно. И где ж вы живёте? ― осведомился Марк.

― В замке. На втором этаже. Двадцать девятая комната. Приходите чай пить, ― пригласила Зинаида Павловна.

― С большим удовольствием. А когда приходить?

― В любое время, ― ответила Ирина. ― Двери нашей комнаты всегда открыты для вас.

― Спасибо, ― поблагодарил Марк. ― Вы очень гостеприимны с малознакомым мужчиной.

― Так уж и с малознакомым? ― лукаво прищурилась Ирина.

Марк смутился.

― Ну наконец-то оттаяла, ― подала голос Зинаида Павловна. ― Заулыбалась хоть. А то захандрила не на шутку. Я прям не знала, что и делать.

― Хватит. Тайны мадридского двора никого не интересуют, ― отрезала Ирина.

― Хватит так хватит, ― пожала плечами Зинаида Павловна. ― Я что-то устала. Пойду отдохну, а вы сходите потанцуйте.

Марку было приятно идти рядом с Ириной Сергеевной. Одним лишь своим видом она заставляла двигаться мужские взгляды. Двигаться жадно и энергично. Королева телекинеза, и только.

* * *

На танцплощадке был час пик. Выбрав место попросторнее, Марк обратился к спутнице:

― Разрешите?

Ирина Сергеевна молча положила ему на плечо свою руку. Они начали медленно кружиться в такт популярному танго.

И Марк разволновался. То ли оттого, что чистые, пахнущие травами волосы Ирины Сергеевны касались его лица, то ли оттого, что её карие глаза время от времени с любопытством посматривали на него. А скорее всего, и от того и от другого сразу. Слишком долго он жил пустыми надеждами. Похоже, сейчас мечты начали сбываться.

Они почти не разговаривали. Им было хорошо и так. Во всяком случае, Марку.

Неожиданно Ирина Сергеевна посмотрела на часы:

― Мне нужно уйти.

― Сейчас? ― глупо переспросил Марк. Наверное, у него на лице отразилась такая растерянность, что Ирина Сергеевна рассмеялась.

― Ну да. Мне нужно домой позвонить.

― А завтра нельзя? — поинтересовался Марк.

― Нельзя. Переговоры уже заказаны. Хочешь, пойдём со мной.

Не дожидаясь ответа, Ирина Сергеевна взяла его за руку, и они стали пробираться к выходу.

Переговорные кабинки стояли в фойе замка. Ирину Сергеевну соединили почти сразу. Выйдя минут через пять из кабины, она спросила:

― Ну, что делать будем?

― Пойдём посидим, ― предложил Марк.

Они подошли к одной из скамеек у озера. Сели. Стоящий сбоку фонарь отбрасывал на них голубоватый свет. Марк посмотрел на свою даму. Она села, соблюдая дистанцию, положив ногу за ногу. Какая-то серьёзная и усталая.

Странное дело, раньше этой усталости он в ней не замечал. И тут до него дошло: она просто расслабилась. Марк поразился такой перемене. Из беззаботной девушки она превратилась в умную, всё понимающую женщину. Во всяком случае, внешне она именно так сейчас и выглядела.

По сравнению с ней он вдруг ощутил себя желторотым юнцом. Он попросту растерялся и не знал, о чём говорить дальше. Все анекдоты, всплывавшие в его голове, казались плоскими и никчёмными. Молчать дальше попросту становилось неприлично, и, иронично усмехнувшись, Марк выдал неожиданное двустишие:

Она смотрела на фонарь,

А он сидел, как пономарь.

― Вы пишете стихи? — удивилась Ирина Сергеевна. ― А кто такой пономарь?

― Не знаю, ― чистосердечно ответил Марк. ― В «великом и могучем» много тонкостей. Я раньше девушек на турнепс приглашал. Думал, танец. Оказалось ― сорт репы.

Ирина Сергеевна улыбнулась:

― Щедрый товарищ, ничего не скажешь.

В воздухе вновь повисла пауза.

― А вы издалека приехали? ― задал Марк лежащий на поверхности вопрос.

― Из Москвы.

― «Москва ― как много в этом звуке для сердца русского слилось», ― процитировал он.

― Много, ― усмехнулась Ирина. ― Но давай лучше поговорим о чём-нибудь другом. Кстати, почему ты меня всё время на «вы» называешь? Как на дипломатическом приёме. Может, есть смысл перейти на «ты»?

― Есть, ― поддержал Марк. ― Кстати, тебе здесь нравится?

― Мне ― да, а тебе разве нет? ― вопросом на вопрос ответила Ирина.

― Скучновато немного, ― вырвалось у Марка.

― В этом деле каждый сам себе режиссёр, ― пожала плечами Ирина.

― Встречал я прошлым летом в Кисловодске одного такого режиссёра, ― усмехнулся Марк. ― Некоего Мордашкина Василия Семёновича. Всё с женщинами знакомился. Большой оригинал по этой части. Радиста из себя корчил. Увидит какую-нибудь симпатичную даму, руки расставит, засверкает, как пятак, и на полусогнутых ― к ней: «Чайка, Чайка, я Сокол, как меня слышите?»

― Ну и как результат? ― заинтересовалась Ирина Сергеевна.

― Одни у виска крутили, другие улыбались, а третьи знакомились. Но однажды у него крупный прокол получился. Стою я как-то вечером, кефир пью. Подбегает Мордашкин и говорит: «Ты знаешь, я вчера чуть дуба не дал. Пригласил одну толстушку. А диск-жокей как одурел: сплошные вальсы начал ставить. Так я до такой степени умотался, что еле-еле до кровати доковылял. Думаешь, легко весь вечер вокруг себя центнер крутить? Адская работа. И злодею не пожелаю. Сегодня какую-нибудь худенькую приглашу». Тут как раз такая мимо проходила. Мордашкин сразу за своё: «Чайка, Чайка, я Сокол, как слышите?» Женщина улыбнулась, он её ― под руку, только я их и видел. А где-то через час захожу на танцплощадку, и что я вижу? Стоит мой знакомый у стенки. Злой, как Цербер. Вот, говорит, посмотри на кралю. Я за неё два рубля заплатил, а она с другим танцует. Ну я не удержался и пошутил. Если б, говорю, ты за меня два рубля заплатил, я б с тобой целый вечер плясал. Так его аж затрясло от негодования. Вот вам и режиссёр.

Ирина улыбалась. Кажется, его болтовня её очень забавляла. Это придало Марку смелости, и он разошёлся. Занимательные случаи посыпались из памяти как из рога изобилия.

Вдруг у них за спиной послышался гам и смех. Закончились танцы. Весёлый народ расходился по корпусам. Ирина Сергеевна встала и, взглянув на часы, удивилась:

― Без пяти одиннадцать! Пойдём быстрей. Сейчас корпуса будут закрывать.

Марк проводил Ирину до замка.

Они едва успели. Полная веснушчатая медсестра, приоткрыв дверь, терпеливо дожидалась, когда войдут все, чтобы запереться.

― До свидания. Спасибо за прекрасный вечер, ― поблагодарила Ирина Сергеевна.

― Тебе спасибо, ― ответил Марк.

* * *

А на следующий день Ирина Сергеевна исчезла.

Была ли она на завтраке, Марк не знал: он опоздал. Но ни на обед, ни на ужин она не явилась. Как, впрочем, и Зинаида Павловна. Дверь их номера была заперта.

Напрасно Марк бродил по санаторию, надеясь на случайную встречу. Ирина Сергеевна словно в воду канула. Марк не находил себе места. Он не мог оставаться один. Его тянуло к людям.

Вечером он пошёл на танцы. Его взяла злость на свою неприкаянность. Он решил загулять. Загулять напропалую, без оглядки. Но чего греха таить: он и на танцах выискивал Ирину. Ирину Сергеевну. Увы, тщетно. Её не было и здесь.

Отдыхающие ладно и слаженно дёргались под азартные ритмы современной поп-музыки. Словно выполняли какую-то общую и очень важную работу. Стоять истуканом посередине этого массового энтузиазма было просто глупо.

Марк пригласил миловидную, одиноко стоящую женщину в тёмном платье. Попрыгали, потанцевали, познакомились. Женщина попала на курорт впервые и чувствовала себя очень неуверенно. Звали её Светлана Петровна.

После каждого танца она становилась рядом с ним. Хорошая, в сущности, женщина. Но никаких особенных чувств к ней он не испытывал. Марк где-то читал, что любовь ― это химическая реакция каких-то веществ в организмах.

Светлана Петровна была, конечно же, не плоха. Да, судя по всему, и он ей нравился. Налицо были все предпосылки для курортного романа. Не было главного ― реакции. Оттого что они потанцевали вместе, обыденность не переставала быть обыденностью.

Объявили дамский танец. У самого уха Марк услышал чей-то весёлый голос:

― Вас можно, молодой человек?

Марк обернулся. Перед ним в ослепительном белом брючном костюме стояла… Ирина Сергеевна. Словно статуэтка из элитного магазина.

― Извините, ― едва успел буркнуть Марк своей партнёрше.

Себе он уже не принадлежал.

Ирина Сергеевна положила ему на плечо свою руку:

― Я вам не помешала?

― Что за вопрос? ― улыбнулся Марк. ― Где вы пропадали целый день?

― А вы соскучились? ― Ирина Сергеевна склонила голову набок, улыбнувшись в свою очередь тоже. ― Во-первых, мы были с Зинаидой Павловной у её родственников в Мукачево. Точнее, у них на даче, а во-вторых, сколько ты мне будешь выкать? Может быть, всё-таки мы будем называть друг друга на «ты»?

Да, он всё время называл её на «вы» и Ириной Сергеевной. Никак не мог перестроиться. Уж больно шло к ней красивое словосочетание — Ирина Сергеевна.

― Пожалуй, уже пора, Ир, ― шутовским тоном поддержал Марк свою собеседницу. ― А где же Зинаида Павловна?

― Отдыхает. Устала до одури.

― А ты меньше устала?

― Тебе хочется знать, почему я пришла? Чтобы побыть с тобой. Ты доволен ответом?

В глазах Ирины сверкала весёлая дерзость. А у него от такого ответа аж дух перехватило.

― Но танцевать, пожалуй, я больше не могу. Ноги уже не держат, ― продолжала Ирина. — Пойдём лучше где-нибудь на лавочке посидим.

Озорное поведение Ирины начисто освободило Марка от робости и неуверенности. Он чувствовал себя легко и непринуждённо.

На склоне горы они набрели на полузаброшенную беседку. Там, наверху, гремела музыка, была масса народа, а здесь они были втроём. Третьим был вечер. Он, как заботливая нянька, окружал их тишиной, свежим воздухом и сумраком. Он ожидал от их встречи всего. Поэтому и скрывал от любопытных глаз.

― Расскажи мне немножечко о себе, ― попросила Ирина. ― Естественно, что считаешь нужным. Здесь все холостые, незамужние ― это понятно. А кто ты по профессии? Кем работаешь?

Обычно Марк представлялся инженером по технике безопасности. И никогда не говорил, что он ― учитель. Ведь это даже на отдыхе налагало какую-то ответственность. А ответственностью он был сыт по горло. Однако сейчас врать по наезженной колее ему почему-то не хотелось. Решил соврать по-другому.

― В колхозе работаю, ― ответил он.

Интересно, как она, горожанка, к этому отнесётся.

― Это с твоими-то ухоженными руками? ― удивилась Ирина.

― Руки как руки, ― пожал Марк плечами.

― Не скромничай. Помнишь, в фильме «Москва слезам не верит» главная героиня всегда смотрела, какая у мужчин обувь? Чистая или нет. А я ― на руки. Мне кажется, что мужчина с красивыми руками просто не может быть плохим. Так кто же ты, мистер Икс?

― Угадай!

― Без сомнения, интеллигент. Может быть, журналист, научный работник, врач или преподаватель. Если принять за правду, что ты живёшь в селе, то, наверное, учитель.

Попадание было стопроцентным.

― У тебя фамилия, случайно, не Холмс? ― поинтересовался Марк.

― Случайно, нет. Моя фамилия Артёмьева. Живу в Москве. Работаю дизайнером. Учителей, кстати, очень уважаю. И совсем не понимаю, почему их иногда изображают в неприглядном свете. Это ведь подвижнический труд. А в тебя влюблялись старшеклассницы? ― неожиданно спросила Ирина. ― У нас в школе были такие случаи.

― Увы, меня тоже сия чаша не миновала, ― шутовским тоном ответил Марк. ― После института я попал в деревню. Не в ту, в которой сейчас работаю, а в другую. Так вот, был у меня лучший друг. Учитель истории Сан Саныч. На полгода старше меня. Кстати, я у него на квартире стоял. На вид очень строгий, но добрейшей души человек. У него была оригинальная философия. Его приятель женился на своей ученице, и он вбил себе в голову, что самая лучшая жена ― это та, которую сам воспитаешь.

Короче, выбрал Сан Саныч себе девочку из седьмого класса и начал воспитывать. Естественно, никаких вольностей он себе не позволял. Просто часто с ней беседовал, дарил безделушки. Летом на улице собиралась молодёжь, и он каждый вечер туда ходил.