Как мы часто не можем порвать паутину…
Как мы часто не можем порвать паутину
Отношений увядших, застывших обид.
Громкий окрик, порой, вызывает лавину,
Не спасёт от которой надёжнейщий щит.
И пусть в войнах с титанами Зевсу эгидой
Щит был сделан из шкуры мифичной козы,
И в сраженьях ему стал бронёю маститой,
Нам бы с ним не уйти от душевной грозы.
Сами рвём себе душу разрядами молний
И вверяем её нечестивым громам.
И подушку слезами солёными полня,
Мчимся в море беды по бескрайним волнам.
А душа молит, просит, — ей хлада б покоя,
И увидеть синь неба сквозь яростный шквал.
И тревогу унять непосильного боя,
Чтоб от ран нанесённых никто не страдал.
Паутину порвать, если хочешь, так просто:
Надо сердце унять, внять движеньям души.
И откроется мира волшебного остров,
Если трудности в жизни, туда поспеши.
Толпа всегда так многолика…
Толпа всегда так многолика,
Но в то же время так слепа,
И как волокна сердолика
Секреты раскрывать скупа.
Текут загадочные судьбы,
Не отрекаясь, не звеня.
Не обвинённые, не судьи —
Просто скользят мимо меня.
Быть может, там идут Эйнштейны,
Улановы как сон плывут.
И каждый — выигрыш лотерейный,
У каждого есть свой маршрут.
И я с толпой душой сливаюсь,
Возвышен дух, ничтожна плоть.
Я — то, что есть. Всё принимаю,
Чем одарил меня Господь.
Твои слова, как редкостный цветок…
Твои слова, как редкостный цветок,
Не знаешь никогда, что его встретишь.
Нелепой суеты силён поток,
В нём утопаешь, позабыв о лете.
О лете жизни, когда счастья небосвод
Тебя пленяет ярким многоцветьем,
Когда душа и плачет, и поёт,
Забыв навечно раны лихолетья.
Так не скупись, дари мне слов букет,
Пусть будут в нём и розы, и ромашки.
Цветов невзрачных от любимых нет,
Не откажусь и от лечебной кашки.
Цветы! От них кружится голова,
От нежных слов, как птица сердце бьётся.
Дари, дари мне радости слова,
Душа не плачет больше, а смеётся.
Одно печально, срезанным цветам
Отпущено не так уж в жизни много.
Но искренним и ласковым словам
Открыта к сердцу без помех дорога.
Время бежит всё быстрее, быстрей…
Время бежит всё быстрее, быстрей,
Нас увлекая бурлящим потоком.
Вот и опять мы стоим у дверей
В будущность, словно пронзённые током.
Детство и юность давно позади,
Взрослые годы укрыли метели.
Что же пугает нас там, впереди?
Головы наши как снег, побелели…
Кажется, жизнь уж давно прожита,
Нежность былая так хочет проснуться,
Только рукою к тебе прикоснуться,
Но не решаюсь, я больше не та.
Больше не та, что стреляла глазами,
В танцах кружилась, сводила с ума
Толпы поклонников. Только слезами
Ночью подушку поила сама.
Молча смотрю, как морщинисты руки,
Зеркало просит прощенья за вид.
В мыслях мелькает, — а что скажут внуки?
Как удивление их прозвучит?
Вспомнив, что возраст совсем не беда,
Нежность души, вырываясь из плена,
Шепчет, — пускай утекают года,
Радость любить, словно мир неизменна.
Жизнь нам даёт может год, может час,
Может мгновенье, сплести чтобы руки.
Чтобы запомнить мог каждый из нас
Нежности дар в миг последней разлуки.
Моя душа — большая птица…
Моя душа — большая птица,
Ей воля постоянно снится.
В её мечтах — просторы Юга,
А в жизни — ветер, холод, вьюга.
А в жизни вместо неба сини —
В раздумьях снег, на сердце иней.
И дышит тишина в томленьи,
Пронзая запахом весенним.
Быть может, это просто годы
И седина души усталой
Влекут меня от непогоды
В страну, где раньше жизнь блистала.
Туда, где много солнца, света,
Где с берегом встречаясь, волны
Чужды судьбы анахорета,
Напротив, страсти жизни полны.
Там душам-птицам нет печали,
Там воздух ласков, песни нежны,
И счастья миг первоначален,
Блаженства годы неизбежны.
Может, ты — моя любовь…
Может, ты — моя любовь, моя половинка?
Отчего ж тогда ползёт по щеке слезинка?
Слишком быстро пронеслись безвозвратно годы,
В памяти переплелись беды и невзгоды.
А душа так ждёт тепла, лёгкости весенней,
Но боюсь, что жизнь сожгла к радости ступени.
Я боюсь, а сердце ждёт… Где же ты, отрада?
Хнычет разум, старый чёрт, — ничего не надо.
Я стою у двух дорог, выбрать мне какую?
Разум, всё-таки, — не Бог… Я тебя целую…
Хочешь, нежность сегодня тебе подарю…
Хочешь, нежность сегодня тебе подарю,
Ту, что буйно цветёт, когда жизнь на краю.
Ту, что дарит весну средь суровой зимы,
Когда в белых покровах поля и холмы
.
Подарю тебе нежность вечерней зари:
Ещё лампы свои не зажгли фонари,
Среди голых ветвей — озорной ветерок,
И без мыслей, наощупь сплетенье дорог.
Нежность — облачком счастья в любимых руках.
Нежность — солнца лучи в удивлённых глазах.
Нежность — главная сила любви колдовской,
Утончённость её, и соблазн, и покой.
Взгляд твой полон тепла и струит добротой,
Но змеится печаль в нём холодной рекой.
В прошлом муки, сомненья свои схорони,
Нежность — лекарь заправский в вопросах любви.
Принимай мой подарок, я нежность дарю.
Что с того, что у жизни стою на краю.
Нежность — дар бескорыстный, без лжи и без зла,
Она боли и беды сжигает дотла.
Мне бы тлеть, а я жизнью пылаю…
Мне бы тлеть, а я жизнью пылаю,
И кружусь в диком танце огня.
Всё, что надо забыть, — забываю,
И истома уносит меня.
В облака, в мир волшебный и звёздный,
Без оков на свободу лечу.
Ведь любить, когда поздно, — не поздно.
И не поздно хотеть, раз хочу.
Мне бы небо потрогать руками,
Звёзд крупицы собрать в кузовок.
И любить этот пламенный танец,
В нём сгорая, упасть на песок.
На песок, что у синего моря, —
Без любви, без страстей, без огня,
Где волнующий рокот прибоя
Навсегда успокоит меня.
Любовь — это радость от встречи…
Любовь — это радость от встречи,
И губы, и руки, и плечи…,
Безумья сплетенье в безмолвье
И стука сердец многословье.
Любовь — это слёзы от счастья,
Коротких размолвок ненастье,
И радости вновь обретенье,
И ревности буйной затменье.
Любовь — это море покоя
И нега лобзаний прибоя,
Бездонности глаз океаны
И чувств неизведанных страны.
А двое, что связаны ею,
Безбрежной любовью своею, —
В цветенье от края до края
Прибежище ада и рая.
Шум дождя. Ночь, шёпот листьев…
Шум дождя. Ночь, шёпот листьев.
Слёзы в три ручья.
Неопровержимость истин,
И вина ничья.
Дум тяжёлых, непонятных
Непосильный груз.
И разрыва вероятность,
И души конфуз.
Миражи мечтаний дерзких
Пеплом от костра.
Бездн пугающих, разверстых
Чёрная дыра.
Но рассвета серый полог
Перламутром грёз,
И надежда, что путь долог, —
Зыбко, но всерьёз.
Слеза скупая, мечта святая…
Слеза скупая, мечта святая,
И жизнь, как омут, — ох! не простая.
На небе чистом звезда фортуны.
Гитары струны… Гитары струны…
Душа — комком, а сердце — кровью,
А жизнь — не жизнь, а казнь любовью.
Событий ворох, как тайной — руны.
Гитары струны… Гитары струны…
И нежность речкой, и солнце свечкой,
И скромность в дрёме, а страх — овечкой.
В страну безумий отправка шхуны.
Гитары струны… Гитары струны…
Задвину шторы, — всё равно…
Задвину шторы, — всё равно
Крадётся свет в моё окно.
Луна подглядывает в щель.
Мне снится остров Сан-Мишель.
Полоска узкая воды,
Отлив и путников ряды
Ползут, пересекая мель.
Их манит остров Сан-Мишель.
Видать, монахи неспроста
Облюбовали здесь места.
Защита — море, крепость — цель.
Вынослив остров Сан-Мишель.
Винтом дорога в небеса.
Природа — буйная краса.
Мне не забыть тебя, поверь,
Прекрасный остров, Сан-Мишель!
Ночи длиннее, а дни всё короче…
Ночи длиннее, а дни всё короче.
Память слабее, тускнее года.
Дверь всё упорней скрипит, между прочим,
Мучают часто её холода.
Чайник на кухне пыхтит одиноко,
Скучно без шумных компаний ему.
Ждёт и герань лучей солнца потока,
Листьями нежно прижавшись к стеклу.
Из неисправного старого крана
Тихо стучит по поддону вода.
Помню, что рядом со мной неустанно
Прежде стучало сердечко всегда.
Кружатся, кружатся воспоминания, —
Помню ожогом Сахары пески,
И опалёнными без сострадания
Думами, полными чёрной тоски.
Вдруг мгла рассеялась, синее небо
В кухне на лампе, как шёлка лоскут.
И не понятно, то быль или небыль,
Только я чувствую, есть кто-то тут.
Ангел, сияньем любви окружённый,
Мне улыбается, крылья сложив.
Старый кран, сказкой, как я, поражённый,
Слёзы, не воду, роняет на слив.
Слёзы, что счастье дарует, бесценны,
Радужный мир расцветает вокруг.
Словно эмиров врача Авиценны
Руки волшебно снимают недуг.
Дни всё короче, а ночи длиннее…
Нет больше страха, довольна судьбой.
Воспоминанья терзать не посмеют,
Ангел любви, как защитник, со мной.
Берёзы, ясени и липы…
Берёзы, ясени и липы
Сплетают ветви за окном.
Их обмороженные всхлипы
В ночной мой проникают дом.
Спят, утомлённые толпою,
Дома, дороги и кусты.
В наряде, созданном зимою,
Искрится белый шёлк фаты.
Но иногда, проснувшись, ветки
Швыряют жемчуг с высоты.
Иль строят для Луны-эстетки
Во тьме повисшие мосты.
На крыльях, созданных мечтою,
Лечу я к звёздам в тишине.
Всю будущность несу с собою
Тебе в туманной вышине.
Ещё я думаю, что звёздность
Скрывает от меня твой лик.
Его секрет познать мне поздно,
В любви и злобе мир велик.
Сняв крылья, возвращаюсь к дому,
Всё те же ветви за окном.
И раю поклонясь земному,
Жизнь осеняю я крестом
Любовь предвидеть невозможно…
Любовь предвидеть невозможно,
И, разрешенья не спросив,
Она приходит, безотложно
В один миг жизнь преобразив.
И непогожий день сияет,
Добром и счастьем мир залит.
И планка века возрастная
Стремглав в тартарары летит.
Предательство предвидеть тоже
При всём желании нельзя.
И поцелуй Иуды множит
Тех, кому места нет в друзьях.
Коварству Смерти нет предела,
Её уж вряд ли где-то ждут.
Коль она рядом проскрипела,
Закончен жизненный маршрут.
Три вещи не дано предвидеть —
Любовь, Предательство и Смерть.
И рок их миру очевиден,
Их власть никто не опроверг.
Бывает трудно нам найти язык…
Бывает трудно нам найти язык,
Чтоб сердце непреклонное расплавить
Того, кто к восхвалению привык,
Кому слова — шуршащий мелкий гравий.
Быть может, этот образ напускной,
И он души величие скрывает.
Язык универсальный и простой
От жёсткости и крохи не оставит.
Вздох ангела мы чувствуем в душе,
Гармонии в нём отзвук всего мира,
Когда сердца стоят на рубеже
Прекрасного и тонкого клавира.
Бог музыку нам дал, чтоб мы влеклись
В бездонное пространство поднебесья.
Чтоб эта, нас чарующая высь,
Спасала от печалей и депрессий.
Чтобы душа, что крылья обрела,
До края вечности могла нести нас,
И просочилась музыки волна
В сердца, даруя щедро Божью милость.
Домский собор
Случалось ли бывать вам в Риге, господа?
Приехать из-за Домского собора
Уже, пожалуй, следует сюда,
Особого он стоит разговора.
Сначала мне холодным показался
Средневековый храм, сей Domas Dei,
Мой взгляд под купол жадно устремлялся,
Где совершенство форм и власть идеи.
Больше всего к себе притягивал орган,
Украшенный резьбой декоративной
Руками мастера, Якоба Рааба,
Венец слияния старинных стилей.
Запел орган под сводами собора,
Окутал всё, заполнил душу, землю, мир.
Лился с небес поток невидимого хора,
Максом Регаром созданный клавир.
И всё, что было в буднях моей жизни,
Исчезло, растворилось, отошло.
И мрак исчез, родив другие мысли.
Была лишь музыка. И Благовест. Солнце взошло.
Хоть и концерт, но здесь не рукоплещут.
Здесь люди плачут, каждый о своём.
И души, растворяясь в музыке, трепещут,
Здесь каждый болью нежности сражён.
Мне не забыть, как рокотал орган
В величье светлом Домского собора.
И как старушку под руки врачи
Из зала вывели к стоявшей рядом «скорой».
Познав могущество великой красоты,
Я перед ней смиренно голову склоняю.
Разум, создавший чудо чистоты
И веры в жизнь, с восторгом воспеваю.
Зал полон ожидания…
Зал полон ожидания. Молчит
Рояль на сцене, ждёт в оцепененьи.
Момент, — и музыкант ошеломит,
Вдохнув всю страсть в любимое творенье.
Душа ждёт сладостного плена. Вот
Поклон… Взмах рук, и забурлила пена.
Артист нить музыкальную прядёт,
Плывёт над головами вальс Шопена.
Минута… вздох… И изменился ритм,
И пальцы, как пуанты, побежали.
Перед глазами лес. Слепит софит
Участников волшебных вакханалий.
Бог музыки околдовал весь зал,
И кое-кто с волненьем мнёт платочек.
Мужская неподкупная слеза
Ползёт предательски, сорваться хочет.
Заполнен мир величьем красоты.
И в лунном свете, вырвавшись из плена,
Душа парит на крыльях у мечты.
Зал рукоплещет музыке Шопена.
Брести сквозь заросли всей жизни…
Брести сквозь заросли всей жизни,
Не чуя под ногой тропинок,
И кланяясь лишь укоризне
За сонм истоптанных ботинок.
Терпеть царапины и боли
Колючих веток поцелуя,
Ждать удушающей неволи
От шёпота, — тебя люблю я.
Событий воз тащить с собою,
Самой себя лишив там места.
Венчать услужливой хвалою
Людей, что из другого теста.
И наконец, совсем седою,
Найти приют вдруг в этом мире,
И неуверенной рукою
Создать твой образ на порфире.
Всё это миг, что равен жизни,
Финал, довольно запоздалый,
Но вечный дар судьбы капризной,
Когда она заполыхала…
Так пела я и умирала…,
А умирая, возращалась.
И каждый раз земля под нами
В другую сторону вращалась.
Читая Омара Хайяма…
«Да, в женщине, как в книге, мудрость есть.
Понять способен смысл ее великий
Лишь грамотный. И не сердись на книгу,
Коль, неуч, не сумел её прочесть.»
Омар Хайям
Я для него не книгой, азбукой была,
Но научить его читать я не смогла.
Действительно, задача не простая —
Уметь читать, глаза не открывая.
05.09.14.
«Как полон я любви, как чуден милой лик,
Как много я б сказал и как мой нем язык!
Не странно ль, Господи? От жажды изнываю,
А тут же предо мной течет живой родник.»
Омар Хайям
Родник живой, но тот, кто трус, боится
Пройти по краю и в родник свалиться,
В поток любви бездумно окунуться,
В нектаре необычном захлебнуться.
«Общаясь с дураком, не оберешься срама,
Поэтому совет ты выслушай Хайяма:
Яд, мудрецом тебе предложенный, прими,
Из рук же дурака не принимай бальзама.»
Омар Хайям
А если сам дурак, то как с бальзамом быть?
На что решиться — пить или не пить?
На это есть друзья, их чаша яда
Бесценна для меня, душе отрада.
«Кто понял жизнь, тот больше не спешит,
Смакует каждый миг и наблюдает —
Как спит ребенок, молится старик,
Как дождь идет и как снежинка тает.»
Омар Хайям
Смысл жизни лишь с годами познаешь,
А годы убегают, улетают.
Вдруг замечаешь, — все, что отдаешь,
Тебе подарком необычным возвращают.
Отдай внимание, отдай свою любовь
Самой невзрачной маленькой былинке.
Разбей на части душу и дари
Ребенку, старику или снежинке.
И ты поймешь, что жизнь прожил не зря,
Хоть птицей она быстрой пролетела.
И жизнь твоя, тебя благодаря,
Тебе преподнесла все, что хотела.
Она пришла бесшумно, по-кошачьи…
Она пришла бесшумно, по-кошачьи,
По мхам зелёным пумою ступая.
Весь мир, безмолвно перед ней лежащий,
Затих, покорно голову склоняя.
И ароматы пряные ванили
В обнимку с нотой тёплою жасмина,
Как сказочные бабочки кружили.
Звенящей тишиной цвела долина.
Ей подчинялось всё… Леса и горы
Молчание хранили пред царицей.
Журчал лишь юный ручеёк, который
Играл с камнями, раз ему не спится.
Он молод был, а молодость не любит
Ни правил, ни сухих нравоучений.
Сама себя довольно часто губит,
Познав всю тяжесть жизненных сплетений.
Затихла жизнь в домах, уснули люди,
Всё затаилось, ей одной лишь внемля.
В Морфея царство погрузились будни,
Царица-Ночь пришла, окутав землю.
Слушая оркестр Поля Мориа…
Растворяется солнце в холодной воде,
Дарит краски ей красного с золотом бликов.
Ты со мною везде и со мною нигде,
Растворяешься в сотне изменчивых ликов.
И оркестр Мориа томно душу мне рвёт,
Волны бьются о камни, пророчат мне вечность.
Счастлив тот, кто увидит восхода восторг
И любви неземной ко всему бесконечность.
Саксофон, как ты смог так разлить мою боль
В этом холоде волн, разукрашенном солнцем,
Что печальная жизни ушедшей юдоль,
Я надеюсь, теперь никогда не проснётся.
Но останется чувство безмолвной тоски
По теплу ярких красок, в воде растворённых.
Хоть просторы невстреч, как весь мир, велики,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.