По краю заката

За сущие копейки

Таня приехала в Питер и поступила в институт. Жила Таня в двух часах езды от города, в небольшом посёлке городского типа. В общежитии селиться не хотелось, полдня проводить в дороге тоже, поэтому решено было на семейном совете снять для Тани квартиру или хотя бы комнатку. Семья у неё была не из богатых, но на жизнь хватало, к тому же тётка, сестра бати, обещала помочь деньгами.

Таня накупила газет и начала обзванивать людей, сдающих жильё. Буквально сразу ей попалось интересное объявление о сдаче, где за сущие копейки предлагалась двушка в старом фонде. Таня позвонила и договорилась о встрече.

Старушка, сдающая квартиру, оказалась словоохотливой милой дамой в старомодной накидке. Она вежливо улыбалась, сверкая белоснежными фарфоровыми зубами и сама вся была словно из фарфора, такая же беленькая и изящно скроенная. Она объяснила Тане, что в деньгах не нуждается, но ей очень бы хотелось иметь за квартирой надлежащий уход. После того, как её родную сестру разбил паралич, пришлось переехать за пять остановок отсюда. Таня ей сразу понравилась и она со спокойной душой сможет доверить ей свою квартиру и переехать к сестре.

На том и порешили. Таня перевезла вещи и была совершенно счастлива. Одну комнату решила отвести под спальню, а другую превратить в учебный кабинет, чтобы в тишине и спокойствии грызть гранит науки. Но с самого начала что-то пошло не так, ночью она, то никак не могла уснуть, то ей снились жуткие кошмары. К тому же постоянно пропадали самые необходимые вещи, которые потом оказывались в каких-то неожиданных местах.

На занятиях в институте из-за постоянного недосыпа, девушка практически ничего не понимала и не запоминала, глаза сами собой закрывались и голова соображала очень туго.

Как-то с утра, когда Таня опаздывала на лекцию, но никак не могла справиться с замком, соседняя дверь приоткрылась, и кто-то позвал её по имени и поманил пальцем. Ключ наконец-то провернулся, и Таня с любопытством подошла узнать в чём дело.

Худой высокий старик втащил Таню внутрь и трясясь, как в лихорадке и поминутно заикаясь, стал что-то быстро ей говорить. Кроме слов «старуха, умерли, прОклятая», Таня не поняла ровным счётом почти ничего. Она постаралась успокоить старика и сказала, что зайдёт вечером после института.

Целый день в голове крутились стариковские слова и вместо знаний была самая настоящая каша из сомнений, боязней и домыслов.

В конце концов, она всё-таки решила не поддаваться панике и поступить разумно.

Вечером купит тортик и зайдёт к этому старику на чай, хорошенечко выспросит про хозяйку и квартиру, и всё прояснится.

После занятий она забежала в магазин за сладким, и уже подходя к своему парадному, увидела машину скорой помощи. Поднявшись на свой пятый этаж, заметила приоткрытые двери квартиры напротив, заглянула туда и увидела врачей, склонившихся у постели, на которой лежал старик-сосед. Лицо его было воскового, жёлтого цвета, черты худого лица ещё более заострились. Он лежал с закрытыми глазами и глухо стонал. Медики заметили постороннего человека, и Таня поспешила объясниться.

— Я соседка напротив, ещё утром всё было в порядке.

Вдруг старик открыл глаза и вцепился в молодого фельдшера, на этот раз он уже не заикался.

— Скажите ей, что квартира проклята! Это всё старуха, это она! Там было пять смертей, пускай проваливает оттуда, если хочет жить.

Тут тело его обмякло, и он потерял сознание.

— Бред больного воображения! — пожал плечами молодой врач и ободряюще улыбнулся Тане. Старика положили на носилки и вынесли во двор.

Таня в полном «раздрае» подошла к дверям своей квартиры, открыла и села, не раздеваясь, у порога.

На кухне горел свет и слышались мелодичные звуки, похожие на звон поминального колокола. Тане стало страшно, если она забыла выключить свет с утра, то откуда этот звук?!

Схватив в руки металлический рожок для обуви, лежавший на краю обувной полки, она на цыпочках, прокралась на кухню. Сердце бешено стучало, норовя выскочить из груди, в горле пересохло.

Она выскочила из-за угла и выставила перед собой рожок, как рапиру. На кухне никого не было, лишь распахнутая форточка и колышущаяся на ветру портьера. Занавеска висела на металлических кольцах, которые от ветра бились друг об дружку и позвякивали тонко и мелодично.

Таня глубоко вздохнула и без сил упала на кухонный стул…

Словно в туманной дымке закружились какие-то тени, мужские и женские силуэты, донеслись нежные детские голоса, тихий смех; затем задул ледяной ветер и в унисон ему зазвучали унылые и протяжные стоны. Теней становилось всё больше и больше, они сворачивались в клубок и разлетались бесплотными призраками, зависали под потолком и покачиваясь, молча смотрели на неё тёмными провалами глазниц…

Тётка нагрянула без предупреждения. Она везла племяшке деньги, овощи с огорода, немного варенья и свежих сладких яблок, прямо с сада. У тётки были кое-какие дела в городе, да и по Тане она уже порядком соскучилась. Накануне она позвонила Тане на мобильный и удивилась настроению, с которым та разговаривала. Голос был вялый, безжизненный, как у безнадёжно больной. Таня говорила сдержанно и без эмоций, употребляя только короткие — «да» и «нет».

И тётка решила свалиться, как снег на голову.

— Устала, может, переучилась и всё такое, да и родителей рядом нет, поеду, подбодрю.

Приехала она уже под вечер, лифт не работал, со всеми авоськами она еле поднялась пешком на пятый этаж, зазвонила в квартиру и прислонившись к дверному косяку, перевела дух.

Открылась дверь, и на пороге возник женский силуэт. Это была Таня, но несколько странная Таня, не такая, какой они привыкли её видеть. В длинном тёмном платье, широкополой шляпе с небольшой вуалеткой, она зябко куталась в боа из гладких чёрных перьев, нервно перебирая их неровные ряды пальцами в чёрных перчатках.

Глаза смотрели в пространство бесстрастно, белое лицо неестественно бледно выглядело на фоне тёмной одежды.

Тётка чуть не выронила авоську на каменный пол.

— Таня! Ты что это тут за театр устроила?!

Таня ничего не ответив, прошла вглубь квартиры, оставив причитающую тётку у порога. Та шустро проскочила внутрь, поставила гостинцы, скинула плащ и нашла Таню, сидевшую за столом в одной из комнат. Перед нею стояла старинная пепельница. В руках она держала длинный мундштук и курила сигарету, глядя куда-то в даль.

На небольшом старинном столике, накрытом кружевной тканью, пел старинный патефон. Шепеляво и со свистом играла какая-то старинная мелодия, крутилась пластинка с оборванной наклейкой по центру.

Тётка метнулась к Тане, выхватила из рук сигарету, сорвала шляпу с её головы и начала хлестать по щекам, одновременно тряся за плечи.

— Да что же это с тобой такое! Что ж тут происходит-то, на самом деле?!

То ли от пощёчин, то ли от тёткиных криков, Таня, будто, наконец проснулась и зарыдала, забилась в истерике на тёткиной тёплой груди…

— Тётя Катя, увезите меня отсюда, они мучают меня, я не хочу! Я хочу домой!

— Да кто тебя мучает, бандиты, что ли?

Тётка, придвинула поближе заплаканное лицо племяшки и нахмурила брови.

— Так мы в полицию пойдём, заявление напишем!

Таня перестала плакать и только смотрела измученными глазами на тётку.

— Ты не поймёшь, не поверишь… Никто не поверит… Никто. Они добьются своего, я покончу самоубийством, им нужны жертвы, а я не хочу умирать, я ещё молодая!

Тётка умыла Тане лицо и уложила её спать, накормив снотворным.

Часы пробили одиннадцать. Тётя Катя легла в другой комнате, на старый плюшевый диван. Не спалось, мысли лезли в голову.

Сквозь сон послышался где-то колокольный звон. Среди ночи, будто что-то толкнуло её в бок, тётка моментально проснулась и села на постели. Проходя мимо Таниной спальни, она решила заглянуть, спокойно ли спится племяннице и приоткрыла дверь.

То, что она увидела, ввело её в ступор, она открыла двери и как под гипнозом зашла в комнату.