Бесплатный фрагмент - Платиновый век поэзии Руси. Т. 1

И как будто другой кто-то пишет

Моей слабой рукой стихи.

Ю. Крузенштерн-Петерец

Подлинная поэзия происхождения божественного. А. Вертинский

К читателю

Читатель, дай мне руку! Если ты,

Задумавшись над этими строками,

Познаешь прелесть зла и ужас красоты, —

Не жги очей своих бесплодными слезами;

Беседуя с великими тенями,

Отдайся смело трепету мечты;

Пусть гордый дух враждует с небесами,

В нём — жажда правды, жажда красоты!..

Когда ж по их следам пройдёт перед тобою

Толпа смешных шутов, довольная собою,

Им воскурив притворный фимиам, —

Знай, та ж толпа и тот же смех позорный

Смутил великий дух мечтою черной

И вырвал из груди проклятье небесам.

(Л. Кобылинский)

Почему именно «Платиновый» век? Да. Это стихо-творения Поэтов того времени, которое незаслуженно обозвали всего лишь «Серебряным» веком. Подразумевая, что это была уже эпоха деградации поэзии на Руси. Согласиться с такой оценкой решительно невозможно! Время конца XIX — начала ХХ веков — это эпоха расцвета Российской империи, когда общество развивалось, становилось всё лучше и лучше. Но враги Руси не дремали, и ещё с XIX века начали проводить большую работу, делать огромные финансовые вливания для того, чтобы погубить преуспевающее государство. И им это, в итоге, удалось. Поэтому было бы логичным закончить Антологию на 1917 г. Или на 1921 г. Но так сделать было бы в корне неверным! Ведь многие носители высочайшей культуры эпохи процветания остались живы. И после 21-го года жили и творили Поэты Высшей лиги. Кроме того, подрастало новое поколение, которое было воспитано на поэзии Платинового века, а не на всяких там демьянах бедных. Почему начало великого века русской поэзии следует отсчитывать именно с 1890 года? А это станет ясно по мере прочтения Антологии.

Иная Россия

Оставалась «альтернативная Россия», точнее — параллельная Россия — Харбин (оккупирован японцами в 1932 г), где настоящая Поэзия продолжала жить и процветать. Харбин — это Н. Асеев, Арсений Несмелов, Александра Нилус, И. С. Слуцкий, Сергей Алымов, Венедикт Март, С. И. Гусев-Оренбургский, С. Г. Скиталец-Петров и мн. др.

И где не было невыносимого настоящими Поэтами гнёта идеологии. «Главное в том, что настоящая литература может быть
только там, где ее делают не исполнительные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики» (Е. Замятин, 1921 г.)

«Когда в СССР в литературу пришёл соцреализм, эмигранты в Китае продолжали создавать произведения в традициях «серебряного века» (профессор-славист Ли Янлин).

Для харбинцев акмеисты и классическая литература особенно важны, поскольку именно они позволяют обратиться к утраченной родине, восстановить её облик до потрясений, а сам Харбин воспринимается как осколок русской культуры, уже оставшейся в прошлом.

Издавались авторские поэтические книги. Например, Марианна Колосова издала 5 своих книг. На открытые вечера «У зелёной лампы» собиралось до тысячи участников (для сравнения: в миллионном Воронеже в наши дни на поэтовечера собирается максимум 60 человек)

Русские люди жили там в атмосфере относительной стабильности и творческой свободы. Н. Резникова:

На всём земном шаре не было другой страны, в которой русская эмиграция могла чувствовать себя в такой степени дома, как в Харбине.

За годы жизни в Харбине Н. Резникова опубликовала два своих
поэтических сборника («Песни Земли» и «Ты»).

Тем не менее, это всё же была далеко не Россия…

Рвутся волокна незримые между тобой и мной, родина

горько любимая, за проклятой китайской стеной…

(Александр Перфильев).

30-е годы: русский анклав в Шанхае достиг 50 тысяч человек. Атмосфера внутренней, духовной свободы в жизни русской эмиграции. Поэтовстречи — несколько сотен (!) людей приходило. В т. ч. тематические встречи по творчеству Андрея Белого, Ивана Бунина, С. Р. Минцлова, Б. Пастернака, И. Сельвинского, Саши Чёрного. А теперь представьте городишко олигархической России на 50 тыс жителей, и сколько человек придет на поэтовстречу…

В Финляндии в первые годы после 17-го находится около 15 тысяч эмигрантов из бывшей РИ. Прибалтийские страны между двух войн. Очевидно, что русскоязычная литература в этих маленьких странах была широкопопулярна. И эти страны были тоже, в известной мере, альтернативной Россией. В частности, «магистральная» русская пресса Риги: издания влиятельного печатного дома «Сегодня» (газета «Сегодня», журнал «Для Вас») и — реже — акционерного общества «Саламандра» (газета «Слово», журнал «Перезвоны»).

Даже в исламском Константинополе в первые годы, начиная с 19-го, выходят русскоязычные издания, например альманах «Жизнь и искусство», и было целых 3 русских типографии.

В постреволюционной России поэтическая жизнь кипела не только в столицах, но и кое-где на периферии. В том числе в другой альтернативной России — Владивостоке (до октября 1922 г. включительно). В частности, Арсений Несмелов выпустил там 3 сборника своих стихов. Там вёл свою деятельность «Салон поэтов», там — получил второе дыхание жанр сонета. Во Владивостоке собралась и целая группа футуристов: Давид Бурлюк, Николай Асеев, Петр Незнамов, Сергей Алымов.

Недолго, но был официальной третьей столицей в истории России Омск. Там печатались Вс. Вяч. Иванов, Л. Мартынов, Н. Иванов (псевдоним — Н. Анов). Здесь, в частности, часть своих стихотворений написал Георгий Маслов.

(Тогда) в Омске проживала вся интеллигенция, дворянство, профессора, торговый класс, духовенство из Казани, Самары, Симбирска, из Перми, Уфы, а, потом, Екатеринбурга, когда в Омске были представители воинских частей и дипломаты чуть ли не половины Европы (Лев Арнольдов).

Там ставили «Принцессу Грёзу» и сочиняли стихи.

Арнольдов писал:

…самым талантливым среди нас был Георгий Маслов… Прирождённый мастер стиха, нежно и трепетно влюблённый в тридцатые годы прошлого века, он был бы украшением всероссийского литературного Пантеона. Парнасец и пластик, Георгий Маслов вдохновенно собирал мёд с цветов русской поэзии (Лев Арнольдов).

Также были и русские литжурналы Парижа и Праги.

Я много измерил земель необъятных,

И земли те слишком чужие,

Не им обезличить в речах непонятных

Священное слово — Россия

(Александр Перфильев).

Поэтому некоторых поэтов 1920-х — 30-х годов, воспитанных на Высоком Искусстве, тоже было необходимо включить в эту Антологию. Например, именно в 30-е годы активно творил Даниил Андреев — истинный представитель Платинового века.

Принцип построения — хронологический. Другого принципа и не может быть — это очевидно для любого пишущего человека. В тех случаях, когда у Поэтов не указан год создания того или иного стихотворения — он поставлен примерно в те годы, когда мог быть создан.

В начале каждого года я кратко даю характеристику текущего состояния реальности, которая всегда сильно влияет на творцов, тем более — Поэтов.

«Моё психическое состояние ужасное — неудачи на фронте и изменническая свистопляска внутри — каким-то нелепым кошмаром давят мою душу и выбивают из рук всякую работ (…) Город болен, как больна вся земля. Больны люди» (В. Юнгер, 1917).

Почему начинается с 90-х годов XIX века. Помимо того, что в эти годы ещё есть стихотворения грандов прошлого, уже появляются и стихо-творения грандов будущего. Например, будущего мэтра поэзии Платинового века Максимилиана Волошина.

Нисколько не осуждая жизненную долю поэтов-эмигрантов — в конце концов речь шла буквально об их жизни или смерти — признаем особую гражданскую мужественность тех, кто остался жить в новой России, ведь их доля, по большей части, будет горька — Александр Блок, Николай Гумилёв, Иннокентий Анненский, Анна Ахматова, Максимилиан Волошин — это мэтры и — высшее воплощение Поэзии Платинового века Руси.

И ещё: именно в 90-м году появилась базовая статья Н. Минского.

Количество включённых от каждого Поэта стихотворений ровным счётом ничего не говорит о весомости имени. Ибо ещё один принцип построения — это мой вкус, те отклики, которые я получил/получаю при чтении конкретного стихотворения. Мой отточенный вкус. Тем не менее, количество представленных стихотворений от каждого автора ограничено, иначе в Антологии было бы больше всего стихов Владимира Набокова и Александра Блока — от этих Поэтов я получаю много откликов, они входят в топ-3 наиболее близких мне Поэтов Руси.

А что такое вдохновенье?

— Так, неожиданно, слегка

Сияющее дуновенье

Божественного ветерка.

(Г. Иванов).

Осознающие, как устроен этот Мiр очень, очень трепетно относятся к той информационной пище, которую они принимают в себя. И особенно осторожно — с стихам и песням, которые способны оказывать сильнейшее влияние на жизнь и ментальные процессы человека. Ведь настоящая Поэзия и отображает реальность, и — творит реальность. И тогда можно «почувствовать, что ты один на свете, но говоришь устами всех живущих» (С. Маковский).

Проза переформатирует человеческий мозг эффективно, но медленно, и бывает непросто замотивировать человека на прочтение повести, романа. А через стихотворение и картину это происходит моментально.

И какова мера ответственности за то, что Поэт транслирует миру?

Мысль — молний пламени подобна.

Она сжигает всё в душе (…)

Страх, скуку, страсти рокот злобный,

Печаль, что тонкое клише

Кладёт на мозг.

(Василий Логинов).

Ещё Сократ сравнивал поэтов с оракулами, потому что поэты, как и оракулы, не знают, что говорят, и в то же время говорят истину. <…> Они как бы видят самым удивительным образом всю структуру будущего, видят её в образах, которые охватывают собой и предвосхищают собой наши все инвенции» (Всеволод Н. Иванов).

«Поэзия есть то, что сотворено и, следовательно, не нуждается в переделке».

Настоящая Поэзия — это своего рода концентрат слов.

Как можно проще. Просто — до предела.

Чтоб в каждом слове помещался том.

(И. Сабурова).

Программирование своей судьбы в неблагоприятном ключе:

Мой путь, как ход подземный, чёрен

И там, где выход, ждёт палач

(Д. Мережковский).

Художественное произведение

со знаком социального минуса: в одной из книг «Чисел» было напечатано стихотворение о гимназисте, кончающем жизнь самоубийством. Этому поэту удалось написать вещь, изображающую лёгкость ухода из жизни, простоту этого акта, и к тому же весьма тонко всё это эстетически припудрить. Несколько молодых харбинских поэтов показали мне это стихотворение: они были от него в восторге. Спросили и моего мнения о нём. Я сказал, что нахожу его ужасным, ибо чувствую всю губительную силу, заключающуюся в нём: это электрический заряд, могущий многих убить! К несчастью, я не ошибся. Двое из тех молодых поэтов, что восторженно указали мне на стихотворение о юноше-самоубийце, через месяц, кажется, покончили с собой, тоже застрелившись, — Гранин и Сергин (Арсений Несмелов).

Мои слова становятся тяжеле,

Из жала превращаются в стрелу.

Ещё вчера они едва звенели,

Подобные стрекозьему крылу.

Теперь они проносятся со свистом,

Ты их пустой забавой не зови.

Взгляни: на острие тугом и чистом

Уже одна зазубрина в крови.

(В. Инбер)

Особенно сильно влияют на текущую реальность сильные образы, созданные как стихами, так и песнями. «У стихов есть то преимущество перед людьми, что они оживают, — и не однажды (Ю. Тынянов).

«Двигнувший оси жизни Гёте предшествовал объединению Германии кругом этой оси» (В. Хлебников).

«Седой зиждитель громоносных сил», — так сказал о революционере Кропоткине С. Марков.

Хорошая Поэзия — это «могучее средство воздействия на читателя» (В. Брюсов). «Для Блока Слово — магическая палочка, которой он хочет заколдовать или расколдовать Мiр». Аналогично — и даже ещё сильнее — работают и песни: песня тогда «действительно хит, если у неё есть этот энергетический крючок, она внутри воспроизводится» (С. Владимирская). Ну это и понятно, ведь русский язык — это в значительной степени интонационный язык. В работе над своей песней «Эта волшебная ночь» я очень ясно представляю, как должно интонироваться каждое из этих трёх слов и даже вижу мысленно голос, у которого это интонирование отлично получается. Но вот сам, вслух, свои голосом это выразить лично у меня получается плохо. Да, это не песенки в духе «помогай, спящая красавица — одному мне не справиться».

Промелькнул измятый листок

он не спрятан, не зашифрован,

Но им целый мир расколдован

и на нём разумно основан

Небытья незримый поток (А. Ахматова).

Обратите внимание — авторами слов в песнях могут быть как «текстовики», слова которых при письменном изложении никак нельзя назвать Поэзией, так и действительно Поэты.

Зло, нищета, недуг! Слова могучи —

Будь осторожен, их произнося,

Чтоб от тобой же навлечённой тучи

Судьба твоя не омрачилась вся

(Перелешин. Из ст. «Слова»).

Поэтому стихотворения, несущие вредные для мозга ментальные установки, а также состояние, тоски, уныния — неблагоприятной, неблагостной реальности в целом, почти все исключались при отборе в эту Антологию. Это — токсичная поэзия. «Что создаю я — тем страдаю» (Ф. Чернов).

В ту ночь (1934 г — ЮК) Георгий Гранин и Сергей Сергин, оба очень талантливые и совсем молодые, совершили загадочное двойное самоубийство, запершись в одном из номеров харбинской гостиницы «Нанкин». Как вспоминал много позднее один из русских поэтов-харбинцев, М. Волин, в смерти этих двух поэтов не последнюю роль сыграла трагическая поэзия парижан: Владимира Смоленского, Бориса Поплавского и Георгия Иванова.

А вот другие примеры. Моделирование благоприятного будущего.

Много русского Солнца и света

Будет в жизни дочурок моих.

И, что самое главное, это

То, что Родина будет у них!

***

Чтобы песни им русские пели,

Чтобы сказки ночами плели,

Чтобы тихо года шелестели,

Чтобы детства забыть не могли!

***

Правда, я постарею немного,

Но душой буду юн как они!

И просить буду доброго Бога,

Чтоб продлил мои грешные дни!

(А. Вертинский)

***

Дабы жилось когда-нибудь легко,

Иметь нам надо светлое вчера.

 (Виктория Янковская)

Сила Слова велика.

Мысли алмаз заключен в простое и ясное слово,

Если ты призван зажечь в сумраке вечный маяк

(Семёнов Тян-Шанский).

…Но в мире нет власти

грозней и страшней,

чем вещее слово поэта (А. Ахматова).

«Чем скупее слова, тем напряженней их сила». (М. Волошин).

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

Мне близок позитивный взгляд на мир. Кому не знать о горестях бытия, как не Даниилу Андрееву? Тем не менее, мы видим у него такие строчки:

Смотри, как прекрасен

Твой мир вдохновенн

И в резвости волн, и в трудах мудреца,

Как светятся души в бездонной вселенной

Пронзённые светом Твоим до конца!

(Даниил Андреев).

Поэты как теурги. «Каждое произведение поэзии есть заклинание» (М. Волошин.) Написанное стихотворение изменяет реальность. Ещё в большей степень реальность меняется от того, сколь много людей прочитали стихотворение. Стихотворения появляются в тесной связи с реальностью, окружающей Поэта. Это и очевидно, и жители РФ хорошенько это узнали — очень трудно/невозможно творить Великое, было, например в 90-е гг XX века, когда у власти было преступное правительство, а в стране, соответственно, преступная атмосфера пронизывала всё и вся. И выходили книги с соответствующими названиями, наподобие такой «Россия распятая: сборник статей и стихов М. А. Волошина. — Москва: ПАН, 1992». Яркий пример — творчество писателя К. Булычёва до введения олигархического правления и после. Ну а Поэты на всё это ещё острее реагировали. Но реалии олигархической России не являются темой этой книги.

Зачем писать? Не восстановишь лада

В раздробленной душе, в больном мозгу!

(Николай Петерец).

Поэты знают и то, как происходит взаимодействие людей со Вселенной в пределах Руси:

Во всём следить нам должно знаки,

Что посылает случай нам,

Чтоб верной поступью во мраке

Идти по скользким крутизнам

(К. Бальмонт)

Поскольку все значимые Поэты были в курсе появления новых публикаций стихотворений, то эти стихотворения, безусловно, оказывали на них влияние. Наряду с процессами, происходящими в стране. А уж когда появлялся целый новый яркий Поэт — то тем более это было сильное влияние на поэтическую среду!

Мы правду внутреннюю чуем,

Молитвой Солнцем дух врачуем

И пробуждаемся от сна.

(Даниил Андреев).

Я люблю всё, чему в этом мире

Ни созвучья, ни отзвука нет.

(Иннокентий Анненский).

Слово письменное и слово устное. Устное слово воспринимается совсем по-другому. Я посещал и посещаю множество поэтических встреч. Хотя, конечно, нынешнюю поэтическую жизнь нельзя сравнить даже с одним лишь Харбином. Но тем не менее. Так вот, поэточтения оказывают куда большее сильное влияние, чем стихи в письменном виде. Это и понятно, ведь в этом случае добавляется ещё и энергетика Поэта, а также его воздействие его сценического артистизма, обаяния. А значит, влияние поэтов было во те времена ещё большим, чем мы можем представить. Недаром были такие массовые посещения концертов ряда поэтов, например И. Северянина и В. Маяковского. Причём строчки Маяковского, в большинстве своём, на письме трудно отнести к Поэзии. Зато его поэтоэксперименты отлично воспринимались устно — на его выступлениях, которые собирали аншлаги. Ведь во время выступлений зрителям передаётся ещё и энергетика выступающего Поэта. Не случайно в постсоветской России некоторые, занимающиеся поэтическим ремеслом, без рифм, а просто в формате (модифицированной) частушки тоже собирают какие-то залы, кукую-то аудиторию на свои выступления.

Кручёных: «Все вещи Маяковского написаны для громкого чтения, для эст рады, для площади. Маяковский весь в голосе».

Пантюхов: «Белый удивительно читает стихи. Разумеется, трудно передать это чтение на бумаге, но когда он читает, то все стихи кажутся гениальными. Он говорил то тихо, отчётливо, стальным шепотом, то почти кричал».

Нина Петровская: «Читать Бальмонта — одно, слушать — совершенно другое!». Тогда особо «требовался живой голос поэта, вступающего в живое общение с читателем на широкой площади, в большом зале, чтобы услышать в голосе поэта таившееся в душах целого поколения» (Акбашева А.С). А «звучание стихов, независимо от их содержания, в те времена становилось неотъемлемой частью реального переживания» (Розенталь Л.В).

Вот, например, как Георгий Маслов когда-то читал свои стихи:

Вытянув руку, слегка покачиваясь и глядя куда-то в закат над Невою, он мерным, несколько монотонным голосом, то ускоряя, то замедляя темп, читает стихи, в которых много молодой страстности, мифологических образов, обращений к поэтам классической поры (Всеволод Рождественский).

«Природная музыкальность А. Ачаира, выражающаяся в его мелодекламаторском искусстве» (А. А. Забияко).

Ещё пример:

Романтическая его внешность, прекрасный голос, чистая его лирика сделали Владимира Смоленского любимцем публики, посещающей вечера поэзии

(З. Шаховская).

К. Паустовский о выступлении И. Северянина:

(Выйдя на сцену) опустив глаза, долго ждал, пока не затихнут восторженные выкрики и аплодисменты. К его ногам бросали цветы — тёмные розы (…) В этом была своя магия, в этом пении стихов.

О поэзии Вячеслава Иванова:

Стихи его надо уметь прежде всего слушать. Ритмический узор их и буквенная ткань обладают независимо от содержания звуковой силой внушения (Сергей Маковский).

О поэзии А. Блока:

Изумлявшая слушателей стилизованной безыскусностью и тяготевшая, по словам Бернштейна, к тону интимной беседы, блоковская декламация «сдержанно-эмоционального повествовательного стиля» оказала огромное влияние на интерес к звучащей художественной речи в России (Валерий Золотухин).

Сергей Третьяков:

Крученых — блестящий чтец своих произведений. Кроме хороших голосовых данных, Крученых располагает большой интерпретационной гибкостью, используя все возможные интонации и тембры практической и поэтической речи.

И, конечно, 1940-м годом, несмотря на его определённую реперность, Платиновый век поэзии Руси не закончился. Фактически я продлевая Антологию до 41-го года, ведь на целых его пол-года пришлась безвоенная пора, и только лишь в конце этого убийственного года уйдёт живая легенда Платинового века русской поэзии Игорь-Северянин (правда, в это время он уже находился на стадии умирания). Во второй половине года уйдёт Марина Цветаева. Из 30-х — в 40-е и 50-е годы протянулись стихо-творения Больших Поэтов Платинового века — Даниила Андрееева (поэмы «Лесная кровь», «Немереча», стихотворение «За детство — крылатое звонкое детство…») и Анны Ахматовой.

И они навсегда остались жить в нас.

Я всегда, всегда душою с теми,

Кто мне дорог и кого люблю.

Потому что мысль сильней, чем время,

И пространство ей целует стремя —

Ей простор, как в море кораблю (…).

Сонет (отрывок)

Я снова в этой комнате один;

Кругом твои живут незримо вещи, —

Идут часы, и зеркало зловеще

Сияет пустотой холодных льдин.

А в небе пряди облачных седин

На тёмном фоне выступают резче,

Здесь тишина, здесь жизнь совсем не плещет

За тяжестью малиновых гардин (…).

Как судить художественный уровень того или иного стихотворения? Например, в моём восприятии значительная часть поэзии Б. Пастернака — это не совсем Поэзия. Но это и неудивительно. Например, Н. Гумилёв сам составил список своего поэтического наследия — тонкую книжку стихов (она у меня есть, как есть и однотомник его «Избранного» от просто составителей на целых 574 стр., как есть и трёхтомник Гумилёва). Остальные же его стихи, по его же собственным словам, не представляют ценности, а являются всего лишь «дифирамбиальными упражнениями». Кстати, самые эрудированные из вас даже знают, кто из специалистов говорил, что Николай Гумилёв пишет лучше Александра Пушкина.

Позволю себе привести аналогию с картинами. Вы смотрите на какую-то картину — и «ловите» отклик: нравится — не нравится и то, что открывает (или не открывает) вам она. Так и со стихами — каждый оценивает каждый стиш собой, через себя.

Правда, значительная часть современных (необразованных) любителей поэзии даже не подозревают о существовании многих их упомянутых в этой Антологии Поэтов. «Шта? — какой ещё Минский, Минаев — а, ну да, это поп-певец такой, знаю».

Опять же, поэзия бывает разная. Например, такая, как в этих словах Адамовича: «пять-шесть молодых людей, от нечего делать сочиняющих стихи, сговорились с тремя барышнями, от скуки пишущими новеллы и очерки: вот и альманах».

Ну а критика — что критика. Вот что писала об этом Марина Цветаева: «Совпасть с этим внутренним судом вещи над собою, опередить, в слухе, современников на сто, а то и триста лет — вот задача критика, выполнимая только при наличии дара. Кто в критике не провидец — ремесленник. С правом труда, но без права суда».

Во взгляде на поэзию я придерживаюсь одного определенного взгляда — высказанного Зинаидой Гиппиус в «Числах». Стихи нельзя делить на «хорошие» и «плохие», на сделанные «мастерски» и «технически слабые», на «серьезные» и «легкие». Подразделение их только одно: есть или нет (А. Вертинский).

Таким образом, удачное стихо-творенье — это настоящая редкость! В том числе и в творчестве общепризнанных Поэтов. Это как песни — песен пишется много, а хитами становятся единицы. Например, прочитав 3 сборника стихов одной поэтессы, я отобрал в эту Антологию всего один её стиш.

А. Белый: «Первое свидание» — поэма, не рождённая в озарении, а — созданная умом».

Очень часто стихи — это просто излитый человеком на бумаге поток сознания. Не или просто запечатленное мгновение в ритмизированных строках «В поезде», «В кафе», «В Италии», «Пахло зубным порошком…», «На новую квартиру», «Бессоница» и тд, и тп. Но это вовсе не Поэзия…

Пример антипоэзии:

Уезжайте от нас в фиолетовой лодке в безграничную даль синеглазых морей. Уезжайте, пока вас скрывают туманы, уезжайте подальше и как можно скорей.

Пример не поэзии, а простых рифмованных строчек:

Примечание. В Антологию включены как целые поэтические произведения, так и отрывки, отдельные, удачные строчки из них. Все такие отрывки обозначены через слово «Строки». Пример. «Сны наяву» П. Гладищева местами совсем хороши, — правда, не целыми стихотворениями, а лишь строфами и строками» (Г. Адамович). И вот конкретные примеры того, насколько ценны могут быть отдельные строчки (остальные примеры вынесены в Комментарии):

Как будто сердце укололось о крылья пролетевших лет.

Часть стихов представлена в виде скринов с первых изданий; таким образом вы можете наиболее плотно соприкоснуться с духом первоизданий.

Идея создания этой Антологии внезапно возникла 27 июня 2023 года. И уже совсем скоро была готова её основная часть. Оставалось лишь её огранить — перечитать И. Одоевцеву (ведя я ее читал ещё в юности!) и прочитать ещё некоторые литературные воспоминания тех лет, книги ряда Поэтов. Окончательная версия Антологии подготовлена к концу 2024 года.

Учтите: КАЖДОЕ стихо-творение этой Антологии изменяет тебя, уважаемый читатель, привносит в твою жизнь новые смыслы.

Первоначальный импульс к изучению эпохи наибольшего расцвета поэзии Руси мне был дан всем вам, дорогие читатели Антологии, хорошо знакомыми томиками И. Одоевцевой, вышедшими массовым тиражом. Нереально огромный тираж (совокупно 650 тысяч экз. книжных плюс 155 тысяч публикация в журнале «Звезда», итого 805 тысяч экз!!!), возможный только в условиях очень особенной экономики Советского государства, явный литературный талант автора и живость написания позволили не только приобрести эти книги всем интересующимся, но и сделали эти книги весьма влиятельными, а автора — лидером мнений в СССР.

Исполнилось её желание, озвученное ещё в 51-году:

Может быть я, как и все,

Просто белка в колесе?

И тогда мечтать не в праве

Я о баснословной славе?

Слава, всё равно, придет,

Не сейчас — так через год.

Но, увы, в 1990 г она ушла от нас в миры иные. С этой дилогией есть и проблемы. Ведь это не истинные, документальные воспоминания, а именно что беллетризованные воспоминания профессиональной писательницы, написанные через много много лет после описываемых событий (она закончила написание книги «На берегах Невы» в 67-м г.). «Вписывание» чужих воспоминаний в канву собственных. «Одоевцева <…> выдумывала редко <…>, однако неизбежные провалы своей памяти заполняла в тексте приблизительными сведениями с легкостью необыкновенной» (Олег Лекманов). Её образ наивной и милой девушки (реальный возраст в 18 году — 25 лет, то есть вполне взрослая женщина, замужняя) и — реальная разгульная жизнь в, гм, нестандартном браке с Г. Ивановым (см Комментарии). И насколько сильно над ними поработала советская цензура — две эти разные книги подозрительно одинакового объёма.

Кроме того, большой стимул дала «Роза мира» Д. Андреева, значительная часть которой посвящена вопросам миссии поэтов и писателей. Далее — покупка и чтение поэтических книг, которых было немало издано в конце 80-х в, а потом всё и больше стали издавать в постсоветской стране.

В итоге собралось ни много но мало, а 7 метров поэтических томиков поэтов Руси и Зарубежья.

Ну и покупке, чтение мемуаров о той блестящей эпохе.

Это было время собирать «камни». Теперь настало время разбрасывать» камни». Эта Антология платинавенчанных Поэтов — тому пример.

Об уровнях (знаковых событий), упоминаемых в книге. Уровень I: события, созданные мыслеформы, оказывающих влияние на мировом уровне. Уровень II: события и мыслеформы, влияющие на уровне Европы в целом. Уровень III: события и мыслеформы, влияющие на все/многие процессы на уровне Руси. Уровень IV: события, книги, формирующие определённый склад ума. Уровень V: события и мыслеформы, влияющие на культурную жизнь в масштабах страны (РИ, СР, СССР).

Всякая книга, книга стихов в особенности, часть жизни и души человека, её создавшего. Напомню об этой банальной истине, чтобы подчеркнуть: никакая критика невозможна, если смотреть только на страницы книги, на слова и сочетания слов или даже на мысли, ими выраженные; необходимо всё время вглядываться в лицо человека, за словами и мыслями стоящего, сквозь них догадываться о нём, пытаясь понять почему и отчего он написал те или другие строки (З. Гиппиус).

Итак, я хочу и желаю: Чтобы с этим томиком / Чистой платины стихов / Ты прошёл по жизни вместе!

Строки

Когда в тебя толпой ворвутся

слова, которых ты не ждал,

и звуки спящие проснутся,

которых ты не пробуждал (…) —

тогда спеши, спеши облечь мгновенный трепет

в сияющие ризы слов,

души волшебной слушай лепет

журчанье тайных родников (…).

В предверии

В Греции семиструнная лира Терпандра породила мелодию, а мелодия — строфу, строфа — великих лириков древности

А. Белый

А что было ДО? То есть в промежутке от так называемого «Золотого века» русской поэзии и до начала Эпохи Платинового века? Неужели то было время некоего безвременья? — Ну, конечно, же нет — и это понятно. Ведь и это время жили и творили Поэты высокого уровня.

Полный вещей тайны некой

Предо мной сейчас несут

Девятнадцатого века

Нескудеющий сосуд.

Так писала в совсем другое время, в 1926 г, Н. Берберова.

Ф. Достоевский, 1880 г.: «стать настоящим русским… значит стать братом для людей, всечеловеком».

Памяти Некрасова написал стиш А. Марков, вот отрывок из него:

Будемъ же помнить того, кто служилъ

Вѣрой и правдой на пользу народу,

Лучшие силы свои положил

Въ доброе дѣло борьбы за свободу.

Вспомнимъ того, кто нещадно гремел,

 Общества нашего язвы бичуя (…)

«Надсону»

Ты любъ намъ музыкой поэзіи прекрасной,

И пѣсни смолкшія, нетлѣнной красотой

Меж нами будут жить по всей Руси святой.

После больших колебаний и сомнений, будущий мэтр С. А. Андреевский решился выпустить первый сборник своих стихотворений («Стихотворения. 1878—1885», Пб., 1886).

Уровень IV. Революционно настроенные граждане «раскачивали» корабль «Россия»:

Когда к борьбе с неправдой злой

Стремится всё живое,

Когда повсюду гнет тупой

Да рабство вековое

(Ник. Морозов).

Уровень I. Поэт Эжен Потье написал гимн «Интернационал». Реальность пошатнулась.

С конца 70-х активно развернул революционную агитацию Кропоткин (пока что на фр. языке). Под его влияние попал, в частности, Ж. Верн.

«1882 — 1885-ые, когда Врубель уже создавал эпохальные вещи, которым явились литературные отклики двадцатилетием позднее» (А. Белый).

В 1893 г французский символист Поль Верлен опубликовал быстро ставший знаменитым сонет «Langueur» (в переводе Валерия Брюсова — «Истома», в переводе Иннокентия Анненского — «Томление»).

«Надсон был первым, чье публичное чтение стихов многократно прерывалось овацией». Его стихи расходились тиражом 6 000 экз., а 23-е издание «Стихотворений С. Я. Надсона» вышло тиражом 12 000 экз.

Приметы времени:

К. Коровин будет увлечён символизмом:

Министр Иван Делянов — студентам: «часто забываете, что единственная и исключительная задача ваша, пока вы находитесь в этих стенах, это — учиться, учиться и учиться».

В 1889 году Ф. Е. Корш перевёл на русский язык сонетный венок Франце Прешер.

Уже пишет свои первых стихи молодой Иван Бунин:

И весел звучный лес, и ветер меж Берёз

Уж веет ласково, а белые Берёзы

Роняют тихий дождь своих алмазных слёз

И улыбаются сквозь слёзы.

Поэзию мы познаём через отдельные, удачные стихо-творения. Через музыку, живопись, литературу Поэты Руси выражают безмерное таинство с названием Русь. А на каком уровне мыслишь ты, читатель? Управлять мировыми процессами вполне возможно, живя и на Руси.

Благодарю тебя, Неведомая Сила

Что песен чудный дар ты в душу мне вложила,

Что сокровенные мелодии души

Умеет выразить мой стих, живой и ясный,

Что мысли тайные, рождённые в тиши,

Я передать могу в гармонии согласной.

Поэту наших дней

Молчи, поэт, молчи: толпе не до тебя.

До скорбных дум твоих кому какое дело?

Твердить былой напев ты можешь про себя, —

Его нам слушать надоело…

Не каждый ли твой стих сокровища души

За славу мнимую безумно расточает, —

Так за глоток вина последние гроши

Порою пьяница бросает.

Ты опоздал, поэт: нет в мире уголка,

В груди такого нет блаженства и печали,

Чтоб тысячи певцов об них во все века

Во всех краях не повторяли.

Ты опоздал, поэт: твой мир опустошен —

Ни колоса в полях, на дереве ни ветки;

От сказочных пиров счастливейших времён

Тебе остались лишь объедки…

Попробуй слить всю мощь страданий и любви

В один безумный вопль; в негодованьи гордом

На лире и в душе все струны оборви

Одним рыдающим аккордом, —

Ничто не шевельнет потухшие сердца,

В священном ужасе толпа не содрогнется,

И на последний крик последнего певца

Никто, никто не отзовется!

Строки

Люби безмерно, беззаветно,

Всей полнотой душевных сил,

Хотя б любовию ответной

Тебе никто не отплатил.

Пусть говорят: как все в творенье,

С тобой умрёт твоя любовь —

Не верь в неправое ученье:

Истлеет плоть, остынет кровь,

Угаснет в срок определенный

Наш мир, угаснут тьмы миров,

Но пламень тот, Творцом возжжённый,

Пребудет в вечности веков.

Строки

Не оттого ль меня так к озеру влечёт,

Что отражается в струях его порою

Вся глубина небес нетленною красою —

И звёзд полуночных лучистый хоровод,

И утро ясное румяною зарёю,

И светлых облаков воздушная семья?

Не оттого ль, что здесь, хоть и пленен землю,

К далёким небесам как будто ближе я?

90-е годы

Мы устремляемся вперёд, окрыляемые надеждою, не отыщется ли где-нибудь там, среди созвездий, то пространство, которое одно желанно и священно, и успокоило бы душу.

Н. Минский

Начало символизма. Но истоки его в поэтах более раннего времени, в частности — Бодлера и его «Цветах зла».

Так называемые «старшие символисты» — это Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Николай Минский, Константин Бальмонт, Федор Сологуб, Валерий Брюсов, дебютировавшие в середине 90-х.

Именно в эти годы сформировался эстетический вкус В. Брюсова — символизм как литературное явление, автономность искусства от всего. Юноша В. Брюсов: «для меня открылся новый
мир: Габорио, Ксавье де Монтепен, Дюма-отец и несравненный Понсон дю Террайль».

Такие авторы, как, например, Брюсов или Сологуб фактически не имели возможности печататься в «толстых» журналах, а Гиппиус вынуждена была издавать стихи под именем своего мужа Мережковского, которого на ряду с Минским публика принимала наиболее благожелательно в виду большей традиционности их поэзии.

Брюсов прочитал статью Зинаиды Венгеровой «Поэты-символисты во Франции». После чего он прочитал
Верлена, Малларме, А. Рембо и несколько драм Метерлинка. «То было целое откровение для меня» (В. Брюсов).

Традиция поэтовечеров: начало — 1890-е, Москва — поэты собирались по пятницам у Я. П. Полонского. После ухода его в мир иной — на квартире Случевского с конца 1898, два раза в месяц. Это были поэтические «пятницы». После ухода в мир иной Случевского — кружок «Вечера Случевского». Для доступа в кружок требовалось
иметь, во-первых, изданную книгу стихов и, во-вторых, согласие большинства его членов. В 1908 г в него входило 50 поэтов.

Тиражи книг Пушкина, Майкова, Мятлева и др. классиков в эти годы — 5 тыс. экз., «Детские годы» Сурикова — 12 тыс.

Книги символистов. Бальмонт К. Д. Сборник стихотворений. Ярославль, 1890; Брюсов В. Я. Chefs d’oeuvre. М., 1895; Он же. Me eum esse. М., 1897 (Брюсов выпустил также 3 коллективных сборника «Русские символисты» (М., 1894–1895); Курсинский А. А. Полутени. М., 1896; Он же. Песни. М., 1902; Гиппиус Вл. Песни. СПб., 1897; Ланг А. А. Огненный труд: Статьи и стихи. М., 1899 (под псевд. Александр Березин); Коневской И. Мечты и думы. СПб., 1900; и др.

с 90-х по 10-е годы

«Повальное увлечение ницшеанскими идеями», согласно оценке Э. Клюс. В т. ч. последователем Ницше был и Бальмонт.

Категория «Элитарные читатели». Помимо студентов-гуманитараев, в этой категории было и немало «лидеров мнений», проводников идей в народные массы.

В начале 1890-х гг. «…зарождается новая, сугубо элитарная по своим читательским установкам группа, опирающаяся на декадентство и символизм. Отношение к литературе ее представителей деполитизируется и эстетизируется, они ждут от книги не поучения, а
наслаждения, не рассмотрения социальных проблем, а анализа чувств и переживаний личности» (Рейтблат А. И.).

1890

Этот год ознаменовал собою рождение «религиозно-философского» течения отечественного символизма. Вышла программная работа Н. Минского. Надо сказать, что отныне читатели будут делиться на три категории: 1. простые обыватели; 2. повышенной эрудиции 3. те, кто прочитал данный трактат — им становятся доступны новые смыслы, новые грани восприятия поэзии символистов.

…мир вечно должен стремиться к мэонам, никогда их не достигая, так как явления только относительно существуют и относительно же не существуют. Идеально прекрасными кажутся образы и звуки, отражающие душевный
разлад, борьбу, разнообразность чувств, радость и страдание, слитые в чувстве экстаза.

Приметы времени. А. Л. Волынский выпустил свою монографию «Жизнь Леонардо да Винчи», которую прочитали немало образованных людей того времени. Основная концепция этой работы — неприятие тёмной стихии искусства — ницшеанского дионисийства.

Журнал «Северный вестник» поменял владельцев, и теперь в нём печатаются и представители новой волны.

Первая попытка самоубийства Бальмонта утром 13 марта из-за отношений с женой (а ребёнок Бальмонта от неё получился нервнобольным).

Появилось издание поэтессы, ушедшей в 58-м году. Ростопчина, Е. П. Сочинения графини Е. П. Ростопчиной: С её портр. СПб.: тип. И. Н. Скороходова, 1890. Т. 1: Стихи. XLVIII, 346 с.

Выходят «Мечты и думы Ивана Коневского 1896—1899» — СПб., 1900. А также его же статья «Мистическое чувство в русской лирике».

Первая книга Константина Бальмонта, изданная на его собственные средств:

Издал сборник стихотворений Пётр Бутурлин.

Вечерний звон

Вечерний звон… не жди рассвета;

Но и в туманах декабря

Порой мне шлет улыбку лета

Похолодевшая заря…

На все призывы без ответа

Уходишь ты, мой серый день!

Один закат не без привета…

И не без смысла — эта тень…

Вечерний звон — душа поэта,

Благослови ты этот звон…

Он не похож на крики света,

Спугнувшего мой лучший сон.

Вечерний звон… И в отдаленье,

Сквозь гул тревоги городской,

Ты мне пророчишь вдохновенье,

Или — могилу и покой.

Но жизнь и смерти призрак — миру

О чем-то вечном говорят,

И как ни громко пой ты, — лиру

Колокола перезвонят.

 Без них, быть может, даже гений

Людьми забудется, как сон, —

И будет мир иных явлений,

Иных торжеств и похорон.

Поэтам

Сердце трепещет отрадно и больно,

Подняты очи, и руки воздеты.

Здесь на коленях я снова невольно,

 Как и бывало, пред вами, поэты.

В ваших чертогах мой дух окрылился,

Правду провидит он с высей творенья;

Этот листок, что иссох и свалился,

Золотом вечным горит в песнопеньи.

Только у вас мимолетные грезы

Старыми в душу глядятся друзьями,

Только у вас благовонные розы

Вечно восторга блистают слезами.

С торжищ житейских, бесцветных и душных,

Видеть так радостно тонкие краски,

В радугах ваших, прозрачно-воздушных,

Неба родного мне чудятся ласки.

1891

М. Волошин учился «стиху — у Готье и Эредиа…».

Вышло 2 поэтосборника Людмилы Шаховской. Выпустили свои «Стихотворения» Иван Бунин и Владимир Соловьёв.

Над рекой

Как тут стрекозы реют

Над омутом зеркальным,

Кубынчики белеют

Под ивою печальной. Какая тут прохлада!

Какая тишина!

Высокою травою

Одеты берега.

Зелёная берёза

Склонилася к воде,

И тёмный бор печальный

Там виден вдалеке.

Длинная осока

Вокруг брегов растёт,

Вдруг весело кузнечик,

В траве треща, прыгнёт.

И только лишь порою

Потянет ветерок

И, зыблемый волною,

В воде плывет листок.

Лежать в траве прекрасно

Над дремлющей рекой.

И что-то тихо плачут

Листы над головой.

Ночь

Ветер песню несёт,

Кто-то тихо поёт

Ночью лунною там под горою.

Тихо светит луна,

Тихо спят берега

И прохлады полна эта ночь над рекою.

По торжищам влача тяжелый крест поэта,

     ‎У дикарей пощады не проси,

Молчи и не зови их в скинию завета, ‎

     И с ними жертв не приноси.

Будь правды жаждущих невольным отголоском, ‎Разнузданных страстей не прославляй,

И модной мишуры за золото под лоском
‎Блестящих рифм не выдавай.

И если чернь слепа, не жаждет и не просит, ‎

      И если свет, к злу равнодушный свет,

Надменно, как трофей, свои оковы носит, ‎

      Знай, что для них поэта нет…

Голос издалека

О, не тоскуй по мне! Я там, где нет страданья.

Забудь былых скорбей мучительные сны…

Пусть будут обо мне твои воспоминанья
Светлей, чем первый день весны.

О, не тоскуй по мне! Меж нами нет разлуки:

Я так же, как и встарь, душе твоей близка,

Меня по-прежнему твои терзают муки,

     Меня гнетёт твоя тоска.

Живи! Ты должен жить. И если силой чуда

Ты снова здесь найдешь отраду и покой,

То знай, что это я откликнулась оттуда
На зов души твоей больной.

Строки

И верить хочется, что всё, что так прекрасно,

Так тихо властвует в прозрачный этот миг,

По небу и душе проходит не напрасно,

Как оправдание стремлений роковых.

Строки

И в том, как шепчется трава,

И в том, как плачет непогода,

Хотел подслушать я,

Природа, Твои сердечные слова!

Искал я в ропоте потоков,

Искал в тиши твоих ночей

Ещё не понятых намёков,

Твоей души, твоих речей.

Строки

Я счастлив тем, что нет в душе смиренья

Перед тобой, слепая власть природы!..

Меня стереть с лица земли ты можешь,

Но всё твое могущество — ничто

Перед одной непобедимой искрой,

Назло богам зажженной Прометеем

В моем свободном сердце!..

Я здесь стою, никем не побежденный,

И, к небесам подняв чело,

Тебя ногами попираю,

О древний Хаос, Праотец вселенной.

1892

Приметы времени.

За сатирический стиш об учителях исключен из гимназии Александр Гриневский.

Издаются книги, которые читаемы многими представителями интеллигенции, например: Масперо Г. Древняя история. Египет, Ассирия. Осуществлён перевод санскритской поэмы «Савитри» Михаилом Хрущовым.

Некоторые известные — или более-менее известные — имена: И. Бунин (его 1-я книга стихов, издана в Орле).

В периодике начинает печататься концептуальная статья Владимира Соловьева «Смысл любви».

Д. Мережковский читает программную лекцию «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» и вскоре издаёт её в форме книги. Тогда же вышел стихотворный сборник Мережковского «Символы».

Милый друг, иль ты не видишь,

Что всё видимое нами —

Только отблеск, только тени

От незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,

Что житейский шум трескучий —

Только отклик искаженный

Торжествующих созвучий?

Милый друг, иль ты не чуешь,

Что одно на целом свете —

Только то, что сердце к сердцу

Говорит в немом привете?

Как позже напишет Всеволод Н. Иванов «Владимир Соловьев имеет все права на то, чтобы быть признанным национальным русским философом, а также и философом всечеловеческим».

Графу П. Д. Бутурлину

в ответ на его «Двенадцать сонетов»

Когда певучие твои звучат сонеты,

Мне мнится, что на миг взвились края завес,

Сокрывших славный век художества чудес,

Любовью к вечному, к прекрасному согретый.

О, как далёк тот век! И где его поэты?

Где незабвенные избранники небес?

Не их ли дух, певец, в твоем стихе воскрес

 За то, что набожно ты их хранишь заветы?

 Не изменяй же им! Верь в светлый идеал,

Что, как звезда, тебе путь жизни осиял,

Звезда, какой была Лаура для Петрарки!

Люби, как он любил; как он, пой до конца,

Чтоб звучный, словно гром, и, словно молнья, яркий

Твой стих восторгами воспламенял сердца!

Водоворот

Кругом шумит людской поток;

В водовороте волн

С собой победно он увлек

И закружил мой чёлн.

И слышу я: безумный гул

Несётся мне вослед,

Веселья бешеный разгул,

Клик злобы и побед.

И вижу пёстрый я базар

Житейской суеты,

И в торжестве постыдных чар —

Крушение мечты.

Кругом шумит водоворот,

И опьяняет он,

Я слышу плеск и ропот волн

Как будто бы сквозь сон…

И, вёсла выпустив свои,

Всё дальше я плыву,

Не сознавая в забытьи —

Во сне иль наяву?

Меня течение несёт

Куда? К какой стране?

И я без сил плыву вперед,

 Отдавшися волне.

1893

Приметы времени.

Петербургское издание редакции «Северного Вестника» 1893 года выпустило сокращённое издание оригинального дневника художницы М. Башкирцевой (ушла в миры иные, немного не дожив до 26 лет — туберкулёз) — в дальнейшем пользовались большой популярностью (сильное влияние на Брюсова, Цветаеву и др.).

Активно издаются Поэты прошлого: собр. соч. Лермонтова в издании М. Вольфа (10 000 экз.), Кольцова в издании А. Ступина (12 000 экз.).

Вышла «Сакунтала» Калидасы в переводе Софии Эйгес.

Стихи Беранже в переводах Мея, Курочкина, Фета и др.

Минуты чудные! Минуты вдохновенья!

Как мало вас, но как вы хороши!

Когда исчезнет вдруг, хотя бы на мгновенье,

Тяжёлое и страшное сомненье

Всей пошлостью людской измученной души.

Как хорошо! Восторг неизъяснимый

Наполнит душу всю божественным огнем.

Воскреснет дух, приниженный, гонимый,

И с новой силою и с новым торжеством.

И вновь так верится в чудесное призванье

Во имя честности и правды и добра.

Приходят силы вновь. И крепнет упованье,

И хочется сказать: «О, жизнь, ты хороша!»

Если желанья бегут, словно тени,

Если обеты — пустые слова, —

Стоит ли жить в этой тьме заблуждений,

Стоит ли жить, если правда мертва?

Вечность нужна ли для праздных стремлений,

Вечность нужна ль для обманчивых слов?

Что жить достойно, живет без сомнений,

Высшая сила не знает оков.

Высшую силу в себе сознавая,

Что ж толковать о ребяческих снах?

Жизнь только подвиг, — и правда живая

Светит бессмертьем в истлевших гробах.

Говорят, что порой, совлекая бесстрашно покровы

С наших язв, мы толпе эти язвы на суд отдаем,

И, в доверье слепом, даже с теми, кто сердцем суровы,

Мы печалью своей поделиться беспечно готовы

И своим торжеством.

Нас корят и за то, что, как зыбь на волнах, прихотливы

Ощущения в нас и могуч их нежданный наплыв,

И всё новых путей жаждет разум тревожно-пытливый,

И сменяются в нас и надежд, и сомнений порыв,

Как прилив и отлив.

Но, деляся с толпой этой тайной души сокровенной,

Изменяет себе, изменяет ли тайне поэт,

Если песня его, если песня любви вдохновенной

Пробудит в ком-нибудь прежний трепет восторга священный,

Как отчизны привет?

В мире есть кто-нибудь, незнакомый, далекий, безвестный,

У кого эта песнь ожидаемый отклик найдет

И, быть может, ему снова с силою вспомнит чудесной

Прежний светоч, манивший из кельи убогой и тесной

На простор и на волю — вперед.

Запретят ли ручьям разливаться в лугах на просторе?

Кто погасит во мгле лучезарных созвездий огни?

Кто вернет в берега потрясенное бурею море?

Так и в сердце певца зародятся ли радость иль горе —

Изливаются песнью они!

Остступление А. Слава и её материализация

Каждый предмет из тех, какие окружают вас, каждое ваше чувство есть тема для стихотворения. Прислушивайтесь к своим чувствам, наблюдайте окружающий вас мир и пишите. Но пишите так, как вы чувствуете, и так, как вы видите, а не так, как до вас чувствовали и видели другие поэты, пусть даже самые гениальные… (И. Бунин)

Литературный неудачник, я не знаю, как рождается слава (Б. Лившиц)

Официальные регалии и прочие атрибуты прижизненной славы того или иного человека. К. Бальмонт в 1893 г. был избран действительным членом Общества любителей российской словесности. А материализацией славы Бальмонта будут его портреты (художников М. А. Дурнова (1900), В. А. Серова (1905), Л. О. Пастернака (1913).

О художественной ценности. «Боря, это должно выйти в свет: вы — теперешняя литература. И это напечатано будет» (С. Соловьёв).

1903, появление А. Белого как поэта: «стал я известностью; в кругах „декадентов“ меня баловали; мне все посвящали стихи; из Петербурга же Мережковские писали мне письма, что моя миссия с ними работать над углублением религиозных путей; голова закружилась; из тихого юноши я превратился в самоуверенного вождя молодежи; исчез Б. Бугаев; восстал Андрей Белый; о нем написали в газетах».

И. Северянин: 10 лет до славы — от 1904 года и до своей всероссийской известности, связанной с выпуском сборника «Громокипящий кубок» в марте 1913 года.

Ирина Одоевцева не котировалась в качестве поэта после её эмиграции (хотя позже проявила себя как талантливый прозаик), зато по состоянию на 21—22 годы, будучи в Советской России, у неё была достаточная мера славы, чтобы издатель портретов Ю. Анненского потребовал нарисовать и её портрет.

Регалии Зинаиды Шаховской: она получила звание Командора Ордена Искусств и Словесности и золотую медаль Парижа — которыми весьма и весьма (заслуженно!) гордилась.

Вышел первый тоненький сборник «Вечер». На следующий день, — как Байрон после «Чайльд-Гарольда», — Ахматова «проснулась знаменитостью». Слава пришла сразу и расширилась настолько быстро, что уже ко времени войны в популярных обзорах литературы писали: «Ахматова и Блок», «Ахматова и Сологуб», — как имена равноценные и для тогдашней русской лирики одинаково характерные (Адамович).

Соцопросы, весомость имени, степень влияния. Книги Бальмонта «Под северным небом» и «В безбрежности» в итоге войдут (несколько позже по времени) в список наиболее читаемых произведений русских писателей.

Тиражи книг. «Под северным небом» (1894; 2 000 экз.), «В безбрежности» (1895; 1 200 экз.), «Тишина» (1898; 1 200 экз.), «Горящие здания» (1900; 1 200 экз.), «Будем как солнце» (1903; 1 200 экз.), «Только любовь» (1904; 1 500 экз.), «Литургия красоты» (1905; 1 500 экз.), «Зелёный вертоград» (1909; 1 300 экз.). А сборник Бальмонта «Будем как Солнце» «в полгода (вторая половина 1903 г.) разошелся в количестве 1 800 экз (сведения П. П. Перцова).

Первое «Собрание стихов» в двух томах вышло в изд-ве «Скорпион» (1904–1905 гг.) тиражом 2 400 экз., второе «Полное собрание стихов» в 10 томах выпущено «Скорпионом» (1907–1914 гг.) тиражом 2 000 экз. каждый том. В 1906 г. изд-во товарищества «Знание» опубликовало (в серии «Дешёвая библиотека т-ва «Знание») сб. стихотворений Бальмонта тиражом 21 000 экз. Для того времени это можно приравнять к 200 тыс тиражу советского времени по степени успеха и влиятельности.

«Вечер» Ахматовой вышел в 1912 г. и «Камень» Мандельштама — в 1913 г. «Чётки» в 1914-м вышли тиражом уже в 1000 экземпляров и такой же тираж был у второго издания «Камня» в 1915-м.

Влиятельность. В. Брюсов в письме к П. П. Перцову от 19 июля
1896 г. заявляет о появлении в литературе «школы Бальмонта».

Массовые издания, масс-медиа. Бальмонт активно печатается, (то есть — востребован публикой) в популярных газетах и журналах — «Русских ведомостях», «Жизни», «Ежемесячных сочинениях», «Журнале для всех», «Современном мире» и др.

Известность в народе, широких народных массах. Обычный люд чаще всего не читал сборников целиком, до них доходили только отдельные стиши — те, что хорошо «зашли» для массовой аудитории именно этого времени.

Пародии и фельетоны как признак успеха и известности.

Тэффи, начало нулевых годов:

Я? — Я — Бурениным гонимый,

Я — новый бог земли родимой,

Я — переплеск, я мрако-свет,

Пушистый, чистый, серебристый,

Хромой, немой, но голосистый

Перебальмонт, перепоэт!

Она же:

Мои слова всегда бессвязны,

Они дрожат, они алмазны,

Как в час предутренний звезда!

Они летят и налетают,

Как вихрь, как буря, как циклон!..

А стиш Бальмонта «Она отдалась без упрёка…» — как «потребность в освобождении личности, скованной условной моралью» (критик П. Краснов), на тот момент времени.

Материальный уровень славы, популярности: В 10
от «Мусагета» А. Белый получал 75 рублей в месяц; и на прожитие вдвоем — не хватало. А. Белому в 11 году платили 75 рублей за лист прозы, в то время, как Л. Андреев за лист получал не менее 1000.

Три столпа материализации славы

Это такие. Доносимость. Влиятельность. Преображение.

Доносимость. Где именно печатается поэт — в местечковой одесской газетке или — в солидной, или же хорошо покупаемой столичной прессе. Аналогично и с книгами. Провинциальные издания и — столичные издания. И их тиражи.

Однако только издать — это, разумеется, бесконечно мало. Куда важнее влиятельность на людей изданных произведений — как в коллективных сборник, так и авторских изданий. Чем определяется влиятельность? Определяется она количеством людей, прочитавших то или иное печатное произведение автора. А в то время ещё и особенно — количеством людей, приходящих на поэтогастроли, туры в разных городах.

Пример. Вот что писал Дон-Аминадо в 1926 году:

Когда, сменив и пардессю, и вехи,

Известный и маститый Мандельштам (…).

И тем, насколько сильна сила преображения конкретного произведения. Как изменится внутренне человек после его прочтения.

Кто какое место занимает в пределах Высшей лиги Поэтов Платинового века?

Кто на вершине поэтического Олимпа? 1-е, место, бесспорно, у А. Блока. «Блок — наш национальный поэт; его участь — всем нравиться без объяснения, чем он нам нравится» (А. Белый). А вот кто именно входит в первую десятку, и какое именно место в рейтинге занимает — это уже дело вкуса каждого. лишь несомненно, что в первой десятке однозначно А. Ахматова, М. Волошин, К. Бальмонт, В. Набоков, Н. Гумилёв.

А. Белый: «я ощущал его (Блока) старшим; я чувствовал младшим себя (мы — ровесники); я признаю: это — так». «Математичность и измеряемость брюсовских строчек — не „маска“ на Брюсове, а сам Брюсов». «Стихотворения о „Прекрасной Даме“ — эпоха в поэзии русской; ни Брюсов, ни Бальмонт, ни Вячеслав Иванов не дали своей суммой книг того мощного напряжения поэзии, которое нас встречает в одном первом томе А. А.». Однако в отношении Бальмонта А. Б. — пристрастен. Я считаю Бальмонта однозначно достойным Высшей лиги, причём — в первой десятке. И я, разумеется, прочитал именно что полное собрание стихотворений этого Поэта, качественно изданное уже в наши дни.

Преходящая слава. Бывает слава на века, а бывает — мимолётная. 1898 г.: в Житомире проживает Иоиль Шимон Гершанович, и у него появился на свет сын, будущий революционный поэт «А. Безыменский». В 18-м опубликовал свой первый стиш «Революция». За десять лет (с 1920 по 1930 гг) тираж книг с его стишками достиг 1 миллиона экземпляров. Но я читать его не рекомендую, дабы и не испортить свой поэтический вкус. Но разве можно читать, принимать в себя такое? " «Мне ВЧК — маяк. Первый кричу я: врага — руби! Каждая пуля в Чеке — моя. Каждую жертву — и я убил».

Жизнь после жизни в культурном поле Руси.

Господство советской идеологии и жёсткая цензура на предмет того, что можно читать советским гражданам, а что — нельзя нанесли колоссальный вред многим Поэтам. Лишь в нулевые годы было начато издание полноценного с/с М. Волошина. Долго же пришлось мне покупать его тома. По состоянию на этот момент не закончено издание с/с А. Белого. Изданный на издохе СССР трёхтомник его воспоминаний — это, конечно, хорошо, но вовсе недостаточно для оценки вклада этого Поэта и писателя в культурный код русской цивилизации. Да и мизерный тираж (500 экз) этого с/с тоже не радует. А ведь даже многие тома и такого тиража не раскуплены по состоянию на 2024 год.

1894

И я в огнях любви взлетя над миром прозы
Рассыплю над землёй пылающие розы/

В. Брюсов

Приметы времени. Скандальную известность получило однострочное стихотворение В. Брюсова (публикация — в следующем году в книге «Русские символисты»).

Изданы «Романсы без слов» Верлена в пер. В. Брюсова. Уже 3-е изд. сочинений Шелли в пер. Бальмонта. Тиражом в 12 000 экз. вышел и перевод А. Барыковой — «Спасенный» Теннисона. Антология «Избранные произведения русской поэзии» (составитель — Вл. Бонч-Бруевич). П0полное собрание сочинений Шекспира в 12 тт. (пер. П. Каншина).

В этом и следующем году был издан знаменитый, важнейший трёхтомник «Русские символисты» мизерным тиражом в 300 экз. Таким образом и как поэт (причём как под своим именем, так и под несколькими псевдонимами), и как издатель вышел на арену В. Брюсов. Между прочим, за каждый их этих томиков ныне просят более чем по 50 тыс. ру!

В этом году вышло в свет собрание стихотворений Голенищева-Кутузова в 2-х томах. Пришла слава.

Вышел сборник Бальмонта «Под северным небом». Как похже напишет И. Одоевцева, Бальмонт отныне «стал настоящим кумиром не только читателей, но и поэтов и критиков», «властителем дум и душ того времени».

Строки

Когда в уме твоем родится мысль внезапно,

Не торопись ее скорее выражать.

Дай ей в душе твоей созреть и укрепиться,

Лелей и береги, как любящая мать.

Когда же ты её почувствуешь родною,

Когда она с тобой составится в одно,

Ты можешь дать в словах ей выраженье

И мысль бесплотную облечь во естество.

И слово каждое ты прежде взвесь, обдумай,

Почувствуй музыку и тайный смысл стихов.

И только лишь тогда твое произведенье

Восстанет в красоте и стройной и простой,

И стих твой прозвучит, как звонкий голос меди,

Пленяя всех могучей красотой.

Строки

Ночь-красавица тихой волшебною чарой

Усыпила умолкнувший свет;

Я пришел к тебе с песней, хоть древней и старой,

Но прекрасней нигде её нет.

Это песня горячей любви и страданья,

Песня юности светлой моей.

Строки

Но душа не хочет примиренья

И не знает, что такое страх;

К людям в ней — великое презренье,

И любовь, любовь в моих очах:

Я люблю безумную свободу!

Выше храмов, тюрем и дворцов

Мчится дух мой к дальнему восходу,

В царство ветра, солнца и орлов!

Строки

Кто б ни был ты, к кому дойдёт

Стихов моих аккорд, —

Когда придёт твой чёрный год,

Спокоен будь и твёрд.

Вторая половина 90-х

Уровень V. Символисты и другие будущие литературные течения зреют в «подполье».

1895

Мне вновь понятна ночь, мне вновь понятны тени,

Слова лучистых звёзд, дыхание растений

В. Брюсов

Приметы времени. Идея путешествия во времени входит в умы человеков после выхода «Машины времени» Уэллса.

Издана немецкая монография Адольфа Гаспари «История итальянской литературы» в переводе К. Д. Бальмонта.

Выпущено 10 выпусков «Собрания стихотворений» Гюго под ред. И.Ф.Тхоржевского в Тифлисе.

Стали известны 3 пародии Вл. Соловьева на символистов (опубликованы в «Вестнике Европы»). Но даже пародии — и те становятся популярными: «я знал наизусть пародии, мы их прочитывали хором» (А. Белый). Вышло второе издание его стихов:

П. П. Перцов, выпустив в 1895 году сборник «Новая поэзия», включил в него лишь нескольких авторов, относимых позднее к числу символистов (Бальмонт, Брюсов, Мережковский, Минский) — 4 из 42. Но и так обывателей и поклонников салонной поэзии удалось сильно поразить!

Из откликов критиков на выход брошюр «Русские символисты»: «появилось несколько тощеньких сборников с очевидной претензией представить самое оригинальное явление в новейшем русском искусстве, но увы! сборники эти не отличаются никакими серьёзными поэтическими достоинствами (А. Волынский).

Издал сборник стихов «В безбрежности». К. Бальмонт:

«…Я показал, что может сделать с русским стихом поэт, любящий музыку. В них есть ритмы и перезвоны благозвучий, найденные впервые».

Это «культ своего я, который поглощает в себе весь мир» и связанное с этим настойчивое «признание собственного величия», по словам некоего критика Н. Коробки. Но для тех из вас, уважаемые читатели Антологии, кто внимательно прочитал статью Н. Минского, ничего удивительного в таком позиционировании Бальмонта нету. Кстати, Вы, прочитавшие эту статью, и есть элитарные читатели.

Думы

Я их не звал. Они ко мне

Пришли и стали молчаливо.

Так часто ночью, в тишине,

Родится странный звук пугливо,

Трепещет долго в тьме ночной,

Дрожит, чуть слышно, замирая,

И сердце странною тоской

Невольно сжаться заставляя.

Они пришли ко мне толпой

И молча мне глядели в очи,

Склоняясь молча надо мной

В немом безмолвьи темной ночи.

И этой ночи тишина

Полна присутствия немого,

Казалась так грозна, страшна,

Так беспредельна, так сурова…

Когда поэт скорбит в напевах заунывных

И боль страдания слышна в его речах —

Не сетуйте о нём: то плачет в звуках дивных

Печаль далекая, омытая в слезах.

Когда ж напев любви, отрады, упоенья,

Как рокот соловья, чудесно зазвенит, —

Он жалок, ваш певец: не зная утешенья,

Он радость мертвую румянит и рядит…

Строки

Иногда, на зло им, ночью

Тут такая тишина,

Так ярка в холодном небе

Одинокая луна,

Так роса блестит на серых

Паутинках лебеды,

Что и ночью ясно видны

Им знакомые следы.

1896

И когда воцаряется мрак на глухом небосводе, Я грядущее вижу ясней.

А. Курсинский

Уровень IV. КАКИЕ же появятся в итоге «всходы? — НЕ благие всходы, увы.

Когда посеяно зерно

Добра, и правды, и свободы —

Придёт пора, и даст оно

Благие всходы.

(О. Чумина).

Приметы времени.

Большое количество стихотворных сборников издано в провинции, особенно в Одессе и Киеве.

«Песнь о Гайавате» в переводе И. Бунина напечатана и в газете, и издана отдельной канигой.

Пьер д’Альгейм выпустил в Париже книгу «Мусоргский» (Pierre d’Algeim. Moussorgski. — Paris, S. du M. de France, 1896).

«Шестнадцатилетний — я чувствовал старцем себя; первая моя проповедь — проповедь буддизма и аскетизма среди Арсеньевских гимназисток, которые с уважением мне внимали» (будущий поэт А. Белый).

Поэтоновинки:

Появляется своего рода завет символистам:

Юному поэту

Обращение к Треплеву

Юноша бледный со взором горящим,

Ныне даю я тебе три завета:

Первый прими: не живи настоящим,

Только грядущее — область поэта.

Помни второй: никому не сочувствуй,

Сам же себя полюби беспредельно.

Третий храни: поклоняйся искусству,

Только ему, безраздумно, бесцельно.

Юноша бледный со взором смущённым!

Если ты примешь моих три завета,

Молча паду я бойцом побеждённым,

Зная, что в мире оставлю поэта.

Аллея осенью

Пышней, чем в ясный час расцвета,

Аллея пурпуром одета. И в зыбком золоте ветвей

Ещё блистает праздник лета

Волшебной прелестью своей.

И ночь, сходящую в аллею,

Сквозь эту рдяную листву,

Назвать я сумраком не смею,

 Но и зарей — не назову!

Бывают дивные мгновенья,

Когда насквозь озарено

Блаженным светом вдохновенья

Всё, так знакомое давно.

Всё то, что сила заблужденья

Всегда являла мне чужим,

В блаженном свете вдохновенья

Опять является моим.

Смиряются мои стремленья,

Мои безбурны небеса,

В блаженном свете вдохновенья

Какая радость и краса!

Назови мне тот край

Где живут без волнения,

Где находится рай

Тишины и забвения;

Где не льётся слеза

От насилья и горя,

Не бушует гроза,

Не волнуется море;

Где царит лишь одна

Дорогая свобода;

И повсюду видна

В полном блеске природа.

Как грусть, нежны и бледны небеса, Как небеса, душа моя беззвучна; В закате дня мечта с душою неразлучна, Не мучат грудь желаний голоса. Глухой намек былого сожаленья, Ласкает ночь холодный небосвод, Молитвенный аккорд, как долгий вздох, плывёт, И внемлю я картинам песнопенья. Забылся ль я в ленивой неге сна, Иль умер я, стал грёзой непонятной, Иль, может, я постиг суть тайны необъятной
И божеством душа моя полна.

Строки

Кто воскресит забытые восторги,

Возвышенно-прекрасные мечты

И от толпы, бушующей на торге,

Нас приведет к святыне красоты?

Пусть небеса удушливы и мрачны;

Чем гуще тьма — тем путнику нужней

Сияющий во тьме огонь маячный,

Отрадный свет сторожевых огней.

Строки

Воздвигну я пред Солнцем алтари,

Сольюсь с лучом божественной зари

И встречу день торжественным приветом.

1897

И тайный мир — ристалище созвучий.

М. Лохвицкая

Приметы времени. Историко-литературный сборник «Русская поэзия» (комментированное Семёном Венгеровым собрание произведений русских поэтов с библиографией, 2 тома, СПБ., 1897).

Спящий лебедь

Земная жизнь моя — звенящий,

Невнятный шорох камыша.

Им убаюкан лебедь спящий,

Моя тревожная душа.

Вдали мелькают торопливо

В исканьях жадных корабли.

Спокойной в заросли залива,

Где дышит грусть, как гнет земли.

Но звук, из трепета рожденный,

Скользнёт в шуршанье камыша —

И дрогнет лебедь пробужденный,

Моя бессмертная душа.

И понесётся в мир свободы,

Где вторят волнам вздохи бурь,

 Где в переменчивые воды

Глядится вечная лазурь.

Пел соловей, цветы благоухали.

Зелёный май, смеясь, шумел кругом.

На небесах, как на остывшей стали

Алеет кровь, — алел закат огнем.

 Он был один, он — юноша влюбленный,

Вступивший в жизнь, как в роковую дверь,

И он летел мечтою окрыленной

 К ней, только к ней, — и раньше и теперь.

И мир пред ним таинственным владыкой

Лежал у ног, сиял со всех сторон,

Насыщенный весь полночью безликой

И сладкою весною напоён.

Он ждал её, в своей разлуке скорбной,

Весь счастие, весь трепет и мечта…

А эта ночь, как сфинкс женоподобный,

Темнила взор и жгла его уста.

1898

Уровень III. Глеб Кржижановский мощно изменяет текущую реальность, формирует определённое — враждебное государству умонастроение, написав «Вихри враждебные над нами, Тёмные силы нас злобно гнетут» …«На марш кровавый Марш, марш вперёд!» и так далее.

Атмосфера, культурное поле отныне «отражает кончавшийся девятнадцатый век; в 1898 году — подул иной ветер; почувствовали столкновенье ветров: северного и южного; и при смешенье ветров образовались туманы: туманы сознания» (А. Белый).

Приметы времени.

Это «четверостишие Соловьева для нас было лозунгом» (А. Белый):

Знайте же, Вечная Женственность ныне,

В теле нетленном на землю идет.

В свете немеркнущем Новой Богини

Небо слилося с пучиною вод.

В Спб начал издаваться журнал «Мир искусства» — рупор творчества русских символистов. Прошло буддийское богослужение и лекция Доржиева о буддизме в Музее востоковедения Гиме 27 июня 1898. Там были в т. ч. И. Анненский и М. Волошин. Волошину близки, отзываются буддизм и раса Олимпийцев.

Написан вокальный цикл «Поэту» Римским-Корсаковым.

В чем моё горе? — спросил я у ветра ночного.

Он не ответил… С угрозой суровой,

С горьким рыданьем бесследно промчался он мимо,

Вечно холодный, унылый и вечно гонимый.

В чем моё горе? — спросил я у сумрака ночи.

Он не ответил… И стали короче

Тени ночные… И снова они разрастались

И в тишине неподвижной о чем-то шептались.

В чем моё горе? — спросил я у снов. И толпою

Встали туманные сны предо мною.

Тени забытой любви предо мной промелькнули

И улыбнулись… И грустно мне в очи взглянули.

Мои призраки

Когда свечи на небе зажгут —

Мои призраки роем слетают;

И на крыльях незримых несут,

И, склонившись, ласкают.

Так мирно и тихо… И звуки

Так нежно ласкают наш слух;

А в небе над нами летает

Могучий и праведный Дух.

1899

В стройном вихре миров упадает покров

С молчаливого образа Вечности.

Ю. Балтрушайтис

Приметы времени. С 1899 года начал выходить новый обширный труд «Россия»:

В марте этого года в лондонской студии сделаны аудиозаписи первых русских певцов.

В этом году Ю. Балтрушайтис познакомился с представителями символизма — Бальмонтом и Брюсовым. Совместными усилиями было создано издательство «Скорпион».

Мой дух широк: он обнимает

Весь мир, как неба синий свод.

Он всё собою отражает,

На всё свой отклик подает.

Глубоко сердце моё: полно

Оно сокровищ дорогих.

Но только буря, вспенив волны,

Наверх выбрасывает их.

Мысль — это молния. Сверкает

Она внезапно. Горд, могуч

Её полет. Громады туч

Она зигзагом рассекает И озаряет вечный мрак,

Объявший всё.

Я сам — червяк.

Вот лунные ласки

На листьях Берёз задрожали…

Вот милые сказки

В полночном шептанье звучали…

Вот чудные грёзы

Прошли над унылой равниной…

И снова Берёзы

Поникли седою вершиной…

Строки

Но те, в чью душу искру света

Успел он бросить на лету,

Постигли дивную мечту.

В них искра пламенная эта

Горит, как светоч, как маяк, —

И в мертвой жизненной пустыне,

Им указуя путь к святыне.

Рубеж веков

В 1900 — 1901 годах «символисты» встречали зарю.

А. Белый

Уровень III. Российская империя:

переживает с 1900 года значительный подъём во многих областях — аграрные реформы, экономический взлёт (предреволюционная Россия достигла почти полного самообеспечения), развитие просвещения, кооперативного движения, промышленных предприятий… За период с 1908 по 1917 год Сибирь, где население увеличилось на 20 миллионов благодаря энергичным добровольным переселенцам, превращается в один из самых процветающих районов. Доходы государства превышают его расходы, экспорт преобладает над импортом, население неуклонно растет. В 1900 году оно составило 128 миллионов, в 1908-м — 160 миллионов, а к 1920 году, по прогнозам, число российских граждан должно было достигнуть 200 миллионов.

Мироощущение жителей Руси:

В конце XIX в. в мироощущениях стало появляться чувство неустойчивости, тревога. В духовном самочувствии людей современники отмечали очень важную деталь, которая в печати, литературе, письмах и дневниках часто называлась французским выражением fin de siecle, что соответствовало русскому понятию «конец времен», «конец эпохи», «поворот времени».

Эстетическая цензура в толстых журналах (почти все — либеральные) была очень жёсткой. М. Волошин писал матери 29 августа 1901 года:

«Вы пишете, что почему бы мне не обратиться в „Русскую мысль“ да в „Руссские ведомости“ с предложениями корреспонденций. Это вещь совершенно немыслимая. Я смогу писать только о том, что меня интересует, т. е. об искусстве и новейших течениях литературы, а об этом ни одной строчки ни в одном из этих журналов не пропустят. Дело в том <…> что у нас в России, кроме правительственной цензуры, существует ещё другая — частная, не по политическим вопросам, а по вопросам искусства, устроенная нашими собственными журналами. И цензура даже более строгая».

Искусство мелодекламации стало популярным в салонных исполнениях стихов и прозы в начале ХХ века.

Начало нового века — это и выход первых грампластинок артистов Императорского Мариинского театра: баритон Иоаким Тартаков, тенор Морской, басы Серебряков и Палечек, сопрано Марианна Черкасская, «Солисты Его Величества» супруги Николай и Медея Фигнер; Леонид Собинов; «абсолютный лидер» среди артистов тогдашней эстрады, Анастасия Вяльцева, Шаляпин, и даже королева Румынии, читающая свои стихи.

«А. Блок, вспоминая те годы впоследствии строчкой «И — зори, зори, зори», охарактеризовал настроение, охватившее нас; «зори», взятые в плоскости литературных течений (которые только проекции пространства сознания), были зорями символизма, взошедшими после сумерек декадентских путей, кончающих ночь пессимизма, девятисот-десятники обозначали первые грани, которые отделили их о! декадентов философии Шопенгауэра; скептический иллюзионизм Бодлера не тешил; и сам Метерлинк не казался уже выразителем идеалов и вкусов» (А. Белый). Он же: «выходили тома «Собрания сочинений Вл. Соловьева», иначе вскрывавшие небо. Зарей возрождения стоит Соловьев в рубеже двух столетий, где

Зло позабытое

Тонет в крови:

Всходит омытое

Солнце любви.

1900—1916 годы

Уровень III. «Варшавянка». Автором русского текста считается Г. М. Кржижановский, а временем его создания — пребывание Кржижановского в Бутырской тюрьме (1897). Текст публиковался, начиная с 1900 года. Её озвучивание в среде широких народных масс расширило трещину из иномирья.

«Вихри враждебные веют над нами, / Тёмные силы нас злобно гнетут».

Продолжается антигосударственная деятельность.

Не вправе мы винить толпу.

Она верна своей природе.

Но кто зажёг пожар в народе?

Кто первый проложил тропу?

Кто подрезал за нитью нить?

Кто, доходя до лжи и лести,

Питал в народе жажду мести?

Кто ж виноват? Кого винить?

(И. Гурлянд).

«Обе русских столицы первой четверти нашего века думали
и чувствовали по Блоку, Сологубу, позднее — по Северянину» (Арсений Несмелов).

И. Анненского О. И. Федотов называл «самым виртуозным сонетистом на пороге Серебряного века». Но истинный культ Анненского стал развиваться лишь в 10-е годы.

Издания символистов. Журналы «Весы» (1904–1909), «Золотое руно» (1906–1909), «Перевал» (1906–1907), «Аполлон» (1909–1917) и о такие издательства, как «Скорпион» (Москва, 1900–1916), «Гриф» (Москва, 1903–1914), издательство при «Золотом руне» (Москва, 1906–1909), «Оры» (Петербург, 1907–1912); «Мусагет» (Москва, 1910–1917), «Сирин» (Петербург, 1912–1914). «Скорпион» выпускал журнал «Весы» и альманах «Северные цветы» (1901–1904, 1911), «Гриф» — альманах «Гриф» (1903–1905, 1914); «Мусагет» — журнал «Труды и дни» (1912–1916), «Сирин» — одноименный альманах (1913–1914).

Нулевые годы. братство зари

Уровень III. Враждебно настроенные к государству люди продолжают формировать негативное представление о текущей действительности. Вливаются огромные деньги в организацию антиправительственых газет, обучаются люди, которые будут организовывать простой люд на акции против властей, закупается оружие. Но, главное — проводится перенастройка умов, переформатирование сознания через устное и печатное слово. «Газету, настоящую рабочую газету / Мы в типографию подпольную сдаём!».

Уровень V. Но при этом «…никогда ещё, разве кроме пушкинской эпохи, так не кипела поэтическая жизнь» (Модест Гофман).

«Восьмидесятники, не родившиеся символистами, но получившие его по наследству с Запада (Мережковский и Мшюсий) растратили его, и теперь пинают ногами то, чему обязаны своим бытьем…» (А. Блок).

Влияния на Поэтов: по словам К. В. Мочульского, на Брюсова решающее влияние оказал Поэт и Искатель А. Добролюбов.

Роль В. Брюсова в русской поэзии: «я чувствовал сердце, огонь бескорыстия», и он как сильный организатор литературы (А. Белый).

Блок, будущий Поэт А. Белый находятся под сильным влиянием Шекспира. А. Белый: «чувствовал шопенгауэрианцем себя; принимая эстетику Рескина, поклонялся Бёрн-Джонсу, Россетти». Конец 90-х: «грохотом прошумела огромная книга: „Происхождение трагедии“ Ницше» (А. Белый).

А. Белый об Эллис: «идеалы — менялись: сначала — ученый-марксист, агитатор; поклонник Стеккети — потом; в 1901 году проповедующий профессора Озерова; в 1902 — 1907 годах — бодлерианец, в 1908 — брюссианец; в 1909 — «дантист»; в 1910 — искатель пути посвящения; в 1911 — 1913 годах — штейнерист; в 1915 — 1916 — верный поклонник Дойолы, готовый предать современность Святому Костру Инквизиции, употребляющий в письмах ужасное сокращение «Св. К.», означающее «Святой Костер».

Доходы некоторых писателей и поэтов (вторая половина нулевых годов). Гонорар А. Белого за «Пепел» составил 400 руб; в целом за 1 п.л. ему платят в пределах 70—100 руб. Мережковскому 400 руб, Сологубу — 500, Куприну — 800, Андрееву — 1000. Но гонорары зависели от степени богатства издательства. «Русская мысль» платила даже топовым авторам в пределах 15—250 руб за лист.

Воцарение на поэтическом Парнасе А. Блока. Писал Бальмонт:

Блок первого тома был для нас, молодежи, явлением исключительным; в это время можно было встретить «блокистов»; они видели в поэзии Блока заострение судеб русской музы; покрывало на лике ее было Блоком приподнято: её лик оказался Софией Небесной, Премудростью древних гностиков. Тема влюблённости переплеталась в поэзии этой с религиозно-философскими темами гностиков и Владимира Соловьева. Символизм той эпохи нашёл в лице Блока своего идеального выразителя…

В небесах

Из-за горного отрога,

Созерцая дольный мир,

Над звездами Козерога,

Светит бледный Альтаир,

Посреди лазури чистой,

В беспредельной глубине,

В каждой звёздочке лучистой

Жизнь сияет в вышине.

В вечном мире всё к движенье,

Всё сияет красотой,

Из него мы на мгновенье

Появились здесь с тобой.

В тот же мир уйдём мы снова.

В нём сольёмся я и ты,

И забудем мы былого

Дорогие нам черты.

Но и в вечном обновленье

Мы — по слову: Вновь Живи! —

Всюду встретим отраженье

Нашей мысли и любви.

А на какие средства жили Поэты? Об этом — в Комментариях.

1900

И в одиноком поклоненьи

Познал я истинность Твою.

Приметы времени. В 1900 году Голенищев-Кутузов избран почётным академиком «по разряду изящной словесности».

Это — год духовной трансформации М. Волошина. «Я ходил с караванами по пустыне. Здесь настигли меня Ницше и „Три разговора“ Владимира Соловьёва».

В. Соловьёв делает публичное чтение лекции «Краткая повесть об антихристе».

Третья книга Бальмонта. «Издаю новую книгу, совсем не похожую на прежние. Она удивит многих. Я изменил своё понимание мира. Как ни смешно прозвучит моя фраза, я скажу: я понял мир. На многие годы, быть может, навсегда». Сборник «Горящие здания», по итогам которой Бальмонт приобрёл всероссийскую известность и стал одним из лидеров символизма.

Слово и магическая сила поэзии, выраженной Бальмонтом в лекции «Элементарные слова о символической поэзии»:

…подобно музыке и живописи, она возбуждает в душе сложное настроение, — более, чем другой род поэзии, трогает наши слуховые и зрительные впечатления, заставляет читателя пройти обратный путь творчества.

Лекция будет опубликована в 1904 г.

Родились строки Великого поэта:

Мои огни горят на высях гор.

Всю область ночи озарили.

Но ярче всех — во мне духовный взор

И ты вдали… Но ты ли?

Вышло в свет уже третье издание стихов Владимира Соловьёва:

«Денница». Альманах: Н. Минский, Бальмонт, З. Гиппиус, К. Случевский, О. Чюмина, др.

Стихи мои! Как вехи прожитого

Я ставил вас на жизненном пути.

Но я так часто лгал, любуясь формой слова,

Что истину мне трудно в вас найти.

Поэзия так лжет! У каждого искусства

Такой большой запас

Готовых образов для выраженья чувства,

Красивых слов и фраз.

Красивые слова так ластятся, играют,

Послушно и легко ложатся под перо…

Твой образ чудится невольно

Среди знакомых пошлых лиц.

Порой легко, порою больно

Перед Тобой не падать ниц.

В моем забвеньи без печали

Я не могу забыть порой, Как неутешно тосковали

Мои созвездья над Тобой.

Ты не жила в моем волненьи,

Но в том родном для нас краю

И в одиноком поклоненьи

Познал я истинность Твою.

Строки

И для ожившего дыханья

Возможность пить

благоуханья

Из чаши ливней золотых.

Строки

Взгляни кругом: в каком убранстве

Земля цветёт в избытке сил,

А над тобой зажглись в пространстве

Живые сонмища светил.

Тебя мир чудный окружает

Завесой тайн со всех сторон,

Его живит и обновляет

Тебе неведомы закон.

Строки

И на запад лёгкой тенью

Мчится эльфов чуткий строй,

Сон стремленья, сон забвенья

Всё уносит за собой.

1901

Уже в который раз в Мiре сказаны слова, побуждающие познать самого себя, свои истинные возможности:

Ты сам — свой Бог, ты сам свой ближний.

О, будь же собственным Творцом.

Загорелась звезда А. Блока.

Первое прикосновение к первым прочитанным строчкам поэта открыло мне то, что через 20 лет стало ясно всем русским: что Блок — национальный поэт, связанный с той традицией, которая шла от Лермонтова, Фета и углубляла себя в поэзии Владимира Соловьёва (…) как быть и как жить, когда в Мiре звучат строки этой священной поэзии (А. Белый).

«Выходило, по Блоку, что новая эра — открыта; и мир старый — рушится; начинается революция духа, предвозвещенная Соловьевым; а мы, революционеры сознания, приглашаемся содействовать революции» (А. Белый). Родились стихо-творения Блока: «Предчувствую Тебя», «Не сердись и прости. Ты цветёшь одиноко…»
А. Белый: он «написал только то, что сознанию выговаривал воздух; розово-золотую и напряженную атмосферу эпохи действительно осадил он словами».

Приметы времени.

Борис Буревой стал Андреем Белым.

«Д. С. Мережковский и Розанов переживали расцвет своих мыслей» (А. Белый).

Благословляют Н. Метнера «вынувшему звук зари в своей первой сонате си-моль».

Смотрит тучка в вешний лед,

Лёд её сиянье пьёт.

Тает тучка в небесах,

Тает льдина на волнах.

Облик, тающий вдвойне,

И на небе и в волне, —

Это я и это ты,

Оба — таянье мечты.

М. Ф. Андреевой

Когда кругом пестрят безвкусные наряды,

Твоя одежда — нежной белизны…

Когда глаза других горят греховным блеском,

В твоих — лазурь морской волны.

Строки

Белые к сердцу цветы я

вновь прижимаю невольно,

Эти мечты золотые,

эти улыбки святые

в сердце вонзаются больно…

Строки

Небесное умом не измеримо,

Лазурное сокрыто от умов.

Лишь изредка приносят серафимы

Священный сон избранникам миров.

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо —

Всё в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо,

И молча жду, — тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,

И дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.

О, как паду — и горестно, и низко,

 Не одолев смертельные мечты!

Как ясен горизонт! И лучезарность близко.

Но страшно мне: изменишь облик Ты.

1902

Уровень I. А. Коц перевёл «Интернационал» на русский. Реальность треснула под воздействием этих слов:

Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем
Мы наш мы новый мир построим: кто был ничем — тот станет всем!

Поэты и текущая действительность. Может ли быть поэт аполитичным? «Нет, мы не можем быть „вне политики“, потому что мы предадим этим музыку, которую можно услышать только тогда, когда мы перестанем прятаться от чего бы то ни было. В частности, секрет некоторой антимузыкальности, неполнозвучности Тургенева, например, лежит в его политической вялости» (А. Блок).

Приметы времени.

А. Гриневский входит в среду эсеров и ведет антиправительственную пропаганду, он «превосходно знал быт и психологию матросской массы и умел говорить с ней её языком» (эсер Н. Быховский). Тогда же А. Г. влюбляется в революционерку с кличкой «Киска»

Стихотворения А. Блока уже начали ходить по рукам. Состоялся литературный дебют А. Белого — его 2-я «Симфония» выпущена издательством «Скорпион».

Влияния на Поэтов. «Оттого Шиллер так бесконечно близок сейчас, что он так озаряет, так в последний раз соединяет в себе искусство с жизнью и наукой, человека с музыкой» (А. Блок).

Поэты и Музыка.

Вначале была музыка. Музыка есть сущность мира. Мир растет в упругих ритмах. Рост задерживается, чтобы потом «хлынуть». Таков закон всякой органической жизни на земле — и человека и человечества. Волевые напоры. Рост мира есть культура. Культура есть музыкальный ритм (А. Блок).

У меня для тебя

У меня для тебя столько ласковых слов и созвучий.

Их один только я для тебя мог придумать любя.

Их певучей волной, то нежданно крутой, то ползучей,

Хочешь, я заласкаю тебя?

У меня для тебя столько есть прихотливых сравнений —

Но возможно ль твою уловить, хоть мгновенно, красу?

У меня есть причудливый мир серебристых видений —

Хочешь, к ним я тебя унесу?

Видишь, сколько любви в этом нежном, взволнованном взоре?

Я так долго таил, как тебя я любил и люблю.

У меня для тебя поцелуев дрожащее море, —

Хочешь, в нем я тебя утоплю?

1903

Приметы времени.

«Urbi et Orbi» лежало у всех на столах».

А. Белый написал и опубликовал манифест Несколько слов декадента (…)» — «приветствуя зарю, мы отпеваем старое».

Первые десять стихотворений цикла «Стихи о Прекрасной Даме» напечатаны в альманахе «Северные цветы» (1903, No 3). Белый-поэт дебютировал в марте 1903 г. в том же альманахе «Северные цветы» (цикл «Призывы») и в альманахе книгоиздательства «Гриф» (1903).

«Цикл „Прежде и теперь“, имеющий большой успех у „Скорпионов“, „Грифов“ и Бальмонта»…много пишу стихов из цикла «Золото в Лазури» (А. Белый). Его «Золото в Лазури» будет издано с задержкой, весной следующего года.

Выходит первый альманах от изд-ва «Гриф». В дальнейшем им будет издано и 37 книг, в том числе знаменитые «Громокипящий кубок» и «Златолира» Игоря Северянина.

Поэт, — ты не понят людьми.

В глазах не сияет беспечность.

Глаза к небесам подними:

с тобой бирюзовая Вечность.

С тобой, над тобою она,

ласкает, целует беззвучно.

Омыта лазурью, весна

над ухом звенит однозвучно.

С тобой, над тобою она.

Ласкает, целует беззвучно.

Хоть те же всё люди кругом,

ты — вечный, свободный, могучий.

О, смейся и плачь: в голубом,

как бисер, рассыпаны тучи.

Закат догорел полосой,

огонь там для сердца не нужен:

там матовой, узкой каймой

протянута нитка жемчужин.

Там матовой, узкой каймой

протянута нитка жемчужин.

Приметы времени. Четвёртый поэтический сборник Бальмонта «Будем как Солнце» (1902) разошёлся тиражом 1800 экземпляров в течение полугода, что считалось невероятным успехом для поэтического издания. А. Блок считал этот сборник «книгой, единственной в своём роде по безмерному богатству».

Бальмонту

В золотистой дали

облака, как рубины, —

облака как рубины, прошли,

как тяжёлые, красные льдины.

Но зеркальную гладь

пелена из туманов закрыла,

и душа неземную печать

тех огней — сохранила.

И, закрытые тьмой,

горизонтов сомкнулись объятья.

Ты сказал: «Океан голубой

ещё с нами, о братья!

«Не бояся Луны,

прожигавшей туманные сети,

улыбались — священной весны

все задумчиво грустные дети.

Древний хаос, как встарь,

в душу крался смятеньем неясным.

И Луна, как фонарь,

озаряла нас отсветом красным.

Но ты руку воздел к небесам

и тонул в ликовании мира.

И заластился к нам

голубеющий бархат эфира.

Лепесток (отрывок)

На мой стол упал лепесток.

Бежали тучи, ворчали последние тёмные молнии

Поблекший бледный лепесток…

Я рассматривал его, вспоминал цветы, но имя
цветка, от которого он оторвался, я не знал.

— Если бы собрать твоих подруг, таких же
унесенных ветром…

Строки

Мы шли. Я наблюдал — молясь и не дыша,

Как оставляла след на всем её душа,

И я молил её последнего подарка:

«Будь в осень иногда душой со мною здесь, —

И буду я как парк — тобой исполнен весь,

Бродя в безмолвии поблекнувшего парка».

Строки

Сердце — тихо, немятежное:

всё сбылось, чем жизнь ясна.

Что же медлит неизбежное?

Ночь и с звёздами темна.

Строки

В тоскующей душе, как яркие зарницы,

Вдруг вдохновение нежданное блеснёт,

И в прошлом развернёт забытые страницы.

Надежду воскресит, обманет и замрёт.

1904

Искусство всегда искание, всегда порыв.

В. Брюсов

Уровень III. Все мы явно и сильно чествовали сгущение, демонизацию эмосферы, когда началась русско-украинская война, когда произошло массовое убийство в азер-«Крокусе». Так и раньше аналогичные события также сильно влияли на инфополе: «тускнение атмосферы земной сопровождалось тускнением атмосферы душевной; тускнела сама стихотворная строчка» (А. Белый о войне 1904—05 гг).

Приметы времени. А. Белый: «Не событиями захвачено всё существо человека, а с и м в о л а м и иного».

«Брюсов и K вдруг увлеклись спиритизмом который считали, естественно, мы профанацией символизма и мистики, вредной и философски несостоятельной.

Из линии соловьевской вставал лик Мадонны; из линии брюсовской музы на нас поднималась, жена, восседающая на звере
В. Иванов, не живший в России, был только что — здесь, среди нас: он блеснул, озадачил, очаровал, многим он не понравился; и — он уехал; его мы не знали; Бальмонт не играл никакой уже роли; З. Гиппиус отмахивалась от поэзии; Ф. К. Сологуб, как поэт, не приковывал взоров; Брюсов для нас был единственным «мэтром» (А. Белый).

Издана его повесть «Возврат» (гонорар составил 100 руб).

Пример оформления книги А. Милорадович:

Выходит анонимная книга «Тихие песни» Ин. Анненского. Продавались они весьма и весьма долго, до 13 года включительно, возможно — до начала 14-го.

В Москве начал издаваться журнал «Весы».

Эллис, сборник переводов «Иммортели».

Tete Inconnue

Во мне утренняя тишь девушки.

Во мне молчанье непробужденной природы,

Тайна цветка, ещё не распустившегося.

Я еще не знаю пола.

Я вышла, как слепая жемчужина, из недр природы.

Мои глаза еще никогда не раскрывались.

Глубокие нити связывают меня с тайной,

И я трепещу от дуновений радости и ужаса.

Меч вожделения ещё не рассек моей души.

Я вся тайна. Я вся ужас. Я вся тишина.

Я молчание.

Вся мысль моя — тоска по тайне звёздной…

Вся жизнь моя — стояние над бездной…

Одна загадка — гром и тишина,

И сонная беспечность и тревога,

И малый злак, и в синих высях Бога

Ночных светил живые письмена…

Не дивно ли, что, чередуясь, дремлет

В цветке зерно, в зерне — опять расцвет,

Что некий круг связующий объемлет

Простор вещей, которым меры нет!

Вся наша мысль — как некий сон бесцельный…

Вся наша жизнь — лишь трепет беспредельный…

За мигом миг в таинственную нить

Власть Вечности, бесстрастная, свивает,

И горько слеп, кто сумрачно дерзает,

Кто хочет смерть от жизни отличить…

Какая боль, что грозный храм Вселенной

Сокрыт от нас великой пеленой,

Что скорбно мы, в своей тоске бессменной,

Стоим века у двери роковой!

В полях

Солнца контур старинный,

золотой, огневой,

апельсинный и винный

над червонной рекой.

От воздушного пьянства

онемела земля.

Золотые пространства,

золотые поля.

Озарённый лучом, я

спускаюсь в овраг.

Чернопыльные комья

замедляют мой шаг.

От всего золотого

к ручейку убегу —

холод ветра ночного

на зелёном лугу.

Солнца контур старинный,

золотой, огневой,

апельсинный и винный

убежал на покой.

Убежал в неизвестность.

Над полями легла,

заливая окрестность,

бледносиняя мгла.

Жизнь в безвременье мчится

пересохшим ключом:

 всё земное нам снится

утомительным сном.

Строки

Тёмный сад — в немом молчаньи,

Зачарован летним сном.

Только в смутном ожиданьи

 Листья шепчутся тайком.

Этой музыке природы

Вторишь чуткою душой,

И растут мечты, как всходы,

В благодатный час ночной…

1905

Уровень III. В Российской империи враги Руси провели первую репетицию, опробуя технологии свержения правительства.

И вы, святители, хранимые Москвою,

Восстаньте все — опасность так близка!

(А. Кондратьев).

Как напишет позже З. Шаховская:

будущие жертвы революции — левые интеллигенты — продолжают подрывную деятельность, а богатые купцы вносят свою лепту в дело, которое их же погубит.

Отметился и Главреволюционер Ник. Морозов:

Братское чувство в груди загорается,

Старых богов обаянье теряется,

Тускнут короны царей.

Н. Минский:

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Наша сила, наша воля, наша власть.

В бой последний, как на праздник, снаряжайтесь.

Кто не с нами, тот наш враг, тот должен пасть.

(«Гимн рабочих»).

Приметы времени.

Начата «Ночная фиалка. Сон».

После 18 лет жизни в Зарубежье в Россию вернулся Вяч. Иванов.

Но стихи его простой люд, как правило не понимает.

Стихи Вяч. Иванова требовали, почти всегда, знаний, которым большинство не обладало. Он знает наизусть тамплиера Данте и розенкрейцера Гёте (С. Маковский).

Вышла статья А. Белого «Апокалипсис в русской поэзии»: «Цель поэзии — найти лик музы, выразив в этом лике мировое единство вселенской истины». Бакст пишет портрет А. Белого. Результат: получилось чудовищно с точки зрения Поэта и «шедевр» — с точки зрения художника.

«Stephanos» — разочарование; утром и холм из тумана является громкой горою; такою горою казался нам Брюсов; туманы развеялись " (А. Белый).

Уровень V. Издана ставшая в будущем культовой книга «Стихи о прекрасной даме». Таким образом произошло совсем особое событие в жизни Руси — появление Поэта высокого уровня, значительной важности для страны. «В мир явился поэт Блок, поэт божьей милости, поэт русский, поэт-интеллигент» (Всеволод Н. Иванов). Он же:

Ещё Сократ сравнивал поэтов с оракулами, потому что поэты, как и оракулы, не знают, что говорят, и в то же время говорят истину. (…) Они как бы видят самым удивительным образом всю структуру будущего, видят ее в образах, которые охватывают собой и предвосхищают собой наши все инвенции.

Михаил Зенкевич:

Помимо личных счастливых качеств его таланта, этому способствовало также то, что Блок был завершителем символизма, вобравшим в свою поэзию все завоевания предшественников, и вместе с тем, провозвестником зарождавшихся новых течений. Блок — прежде всего поэт и только поэт, нежный и лирический тенор необычайной силы и исключительного по искренности темперамента. Стих Блока всегда классический, золотой.

На тему «Любовь и плотские утехи» здесь будет уместно привести строчки Р. Гальперина «Люди всё опошляют. И Любовь они сделали пошлою / Разменяли её на минуты случайных ночей».

Издана первая книга стихов Сергея Маковского.

Виктор Гофман. Книга вступлений.

СПб. Товарищество Р. Голике и А. Вильборг. 1905 г. 105, [4] с.

Издан сборник стихов одного из столпов Платинового века Ник. Гумилёва.

Как странно… Когда я гляжу в небеса,

и скатится грустно звезда в вышине,

пугливо мерцая, — всё кажется мне,

что где-то над нами упала слеза.

Как странно… Любуясь тобой, иногда

я вижу слезу в твоих грустных глазах.

И чудится мне: далеко в небесах упала,

 дрожа, золотая звезда.

Строки

Вы вдохновлявшие меня на гимн певучий,

О, боги светлые цветущих дней былых, —

Примите этот дар, исполненный созвучий,

Примите, дивные, мой слабый, робкий стих!

Садящейся луны зловещее пятно,

Как глаз таинственный, мерцает из-за тучи.

Блестит созвездия; но вкруг меня темно.

Дорогой узкою иду уже давно,

И лес по сторонам смыкается дремучий.

Душа моя полна таинственных созвучий.

Их передать нельзя на языке земном (…).

Строки

Несмотря на все невзгоды, я со светочем свободы

Шёл к отторгнутым от брата, в царство грусти и скорбей,

Пробудить воспоминанье о былом существованье,

С горделивою отвагой, как предвечный Прометей…

Вас, о люди, вас, о духи, я зову! Не будьте глухи!

Не забудьте в жалкой доле свой божественный удел.

Строки

Пой мне песню, как звёзды ночные

Низлетели на землю, тоскуя,

Как томились уста огневые

И алели, прося поцелуя.

Пой о тех, кто эфира пустыни

Победил для земли отдаленной

И склонялся, забыв о гордыне,

Перед девой земною смущенной.

Строки

Свершатся сроки — загорится век,

Чей луч блестит на быстрине столетий,

И твёрдо станет вольный человек

Пред ликом неба на своей планете.

Помнишь, мы над тихою рекою

В ранний час шли детскою четой,

Я — с моею огненной тоскою,

Ты — с твоею белою мечтой.

И везде, где взор мой замедлялся,

И везде, куда глядела ты,

Мир, огнем сверкая, загорался,

Вырастали белые цветы.

Люди шли, рождались, умирали,

Их пути нам были далеки,

Мы, склонясь над берегом, внимали

Тихим сказкам медленной реки.

Если тьма дышала над рекою,

Мы боролись с злою темнотой:

Я — с моею огненной тоскою,

Ты — с твоею белою мечтой.

И теперь, когда проходят годы,

Узкий путь к закату нас ведет,

Где нас ждут немеркнущие своды,

Где нам вечность песнь свою поет.

Мы, как встарь, идем рука с рукою

Для людей непонятой четой:

 Я — с моею огненной тоскою,

Ты — с твоею белою мечтой.

Голубая зима

(К картине Грабаря)

Неподвижность небес кружевами деля,

Опрозраченный лес очертил вензеля,

На ветвях — бахрома.

Блещет в снежных рубинах, сапфирах, алмазах земля, —

Вот она. Голубая Зима.

Станете воздух как лёд, и густа синева,

Солнце в иглах поёт — различаешь слова,

Здесь природа сама;

В этой сонности явь, в летаргии царица жива!

К нам сошла Голубая Зима.

Пчёлки

                                                К. Платонову

Мы бедные пчёлки, работницы-пчёлки!
И ночью и днем всё мелькают иголки
В измученных наших руках!
Мы солнца не видим, мы счастья не знаем,

     Закончим работу и вновь начинаем
С покорной тоскою в сердцах.

     Был праздник недавно. Чужой. Нас не звали.

     Но мы потихоньку туда прибежали
Взглянуть на веселье других!
Гремели оркестры на пышных эстрадах,

      Кружилися трутни в богатых нарядах,

      В шитье и камнях дорогих.

     Мелькало роскошное платье за платьем…
И каждый стежок в них был нашим проклятьем
И мукою каждая нить!
Мы долго смотрели без вдоха, без слова…
Такой красоты и веселья такого
Мы были не в силах простить!

Чем громче лились ликования звуки —

      Тем ныли больнее усталые руки,

      И жить становилось невмочь!
Мы видели радость, мы поняли счастье,

      Беспечности смех, торжество самовластья…
Мы долго не спали в ту ночь!

В ту ночь до рассвета мелькала иголка: