Бесплатный фрагмент - Письма Дон Кихота

«Когда мужчине сорок лет,

Ему пора держать ответ…»

Е. Евтушенко.

Действующие лица:

Максимов Сергей Васильевич — 45-ти лет, рост 178 см., с небольшим брюшком, с усами, бывший учитель, ныне — писатель.

Юрина Лина Аликовна — 41год, рост 165 см, худенькая, бывший музыкальный работник, длинные светлые волосы забраны в хвост, безработная. Бывшая жена Максимова.

Сергей — Максимов С. В., но в 25 лет. Худощавый. С рыжими усами. В очках. Работает учителем в школе.

Лина — Юрина Л. А. в 21 год. Невысокая, плотненькая, длинные вьющиеся волосы свободно разбросаны по плечам. Преподаёт в училище теорию музыки, учится в консерватории.

Игнат — 35 лет, муж Юриной. Среднего роста. Крепкий, уверенный. Длинные косматые волосы, рыжая всклокоченная борода.

Действие первое

Сцена разделена на 2 части. Левая часть представляет из себя комнату Максимова. Слева — давно купленное протёртое кресло, рядом с ним — журнальный столик с запылённым телевизором, кипой бумаг. В центре обшарпанный письменный стол с двумя старыми деревянными стульями. Недалеко от него — книжная полка, заставленная разноцветными томиками. На верхней полке стоят диски с музыкой. На столе — открытый ноутбук. Правее стола расположен небольшой шкаф с открывающимися наружу дверцами. Справа от него — невысокий холодильник с наклейками на двери. На холодильнике — проигрыватель музыки.

Правая часть сцены до поры скрыта занавесом. На этой части справа у стены, стоит пианино. На нём несколько стопок нот, кубик Рубика, пустая литровая банка, над пианино на стене картинка. У пианино — табурет. Рядом с пианино — мягкое кресло, способное вместить Лину и Сергея.

Место действия — город Нижний Тачанск.

Негромко звучит музыка Баха, «Прелюдия №8 BWV.853» Мелодия постепенно стихает.

Максимов сидит за столом, перед раскрытым ноутбуком, лицом к зрителю, что–то печатает. Иногда задумывается, глядя в экран, снова печатает. Потом поднимается и подходит к столику, роется в бумагах.

Максимов: Куда же я дел–то эти письма? Месяц назад попадались! Вечно бардак кругом! Когда надо, ничего не найдёшь! Ну, тут точно нет…

Останавливается, в задумчивости поглаживает пальцем бровь. Переходит к шкафу, открывает дверцу, из шкафа вываливается груда бумаг.

Ах ты, котики — енотики! Тут неделю разгребать!

Опускается на колени, роется в ворохе бумаг. Находит какой–то конверт. Читает.

Ага! Вот его–то я и искал. Быстро нашёл. Погода изменится. Точно!

Резкий звонок в дверь квартиры. Один, второй, третий раз. Максимов начинает быстро запихивать бумаги обратно в шкаф.

И кого там чёрт принёс? Поработать спокойно не дадут. Сидишь, никого не трогаешь, а тут, бац, и гостей приносит. И ведь не ждёшь никого. Сто лет сплошного одиночества и нате вам!

Сбросав бумаги кучей в шкаф, закрывает дверцы и, швырнув найденное письмо на стол, идёт влево открывать дверь. Открывает. В квартиру решительно врывается Юрина. На ней куртка, зимняя спортивная светлая шапочка из-под которой виды волосы, длинная чёрная юбка. В левой руке пакет.

Юрина: Максимов! Ты — мерзавец!

Даёт ему пощёчину. Максимов хватается за щёку.

Ты — подлец! Скотина убогая!

Ещё одна пощёчина с другой стороны.

Максимов делает шаг назад, ещё один, держась обеими руками за лицо.

Максимов: Лина Аликовна! За что? Совсем сдурела, что ли?

Юрина: Я сдурела? Это ты офонарел в доску! Вконец совесть потерял!

Максимов (отступая ещё): Может быть, объяснишь, что случилось? Когда я успел совесть потерять, и почему именно ты решила меня об этом уведомить? Ну, и до кучи поведай, уж будь так любезна, в чём я мерзавец, и насколько офонарел.

Юрина замахивается на него пакетом.

Юрина: Он ещё спрашивает! Это у тебя такой тонкий английский юмор, да? Ладно, я тебе объясню! Я тебе счас так объясню! Надолго запомнишь, тварь!

Она достаёт из пакета книгу в бумажном переплёте, трясёт ею.

А это помнишь? Твоё?

Писателишка! Бездарность! Графоман!

Бросает книгу в Максимова.

На! Получи обратно свой пасквиль!

Книга попадает в Максимова и он успевает её подхватить. Начинает листать.

Максимов: Ага, книга, значит. А что в ней такого? Та-а-ак. Угу. «Жук в лабиринте». Хорошая книга, оформлена со вкусом. Тираж 3000 экземпляров. Бумага замечательная. Какие претензии, дорогуша.

Юрина: Ты… Ты… Я тебе не дорогуша!

Максимов: Ой, конечно. Прости, запамятовал. Склероз, знаешь. Конечно, Лина Аликовна, какая же ты дорогуша? Врываешься в чужую квартиру, швыряешься литературой, орёшь, как пожарная машина на вызове. Нет, дорогуши так не поступают. Однозначно! Дорогуши, они мужчинам супы варят, да седые волоски выдёргивают из их шевелюры. А некоторые, которые уж совсем дорогуши–дорогуши, ещё и целуют. Вот!

Юрина (дрожащим от возмущения голосом): Нахал! Хам! Клоун! Не называй меня Линой Аликовной!

Максимов: Всё, всё, прости, не буду тебя называть Линой Аликовной. А как тогда? Деточкой?

Юрина бросает пакет на кресло и хватается за стул

Юрина: Я тебе устрою деточку!

Максимов (ухмыляясь): Не-не-не, стульчик попрошу на место, ты ж его поломаешь. И не надо мне твоей деточки. Видал уже. Хоть и давно.

Юрина (ставя стул на место): Мне что, Игната позвать, чтоб он из тебя отбивную сделал за всё сразу?

Максимов: Мадам, осмелюсь доложить, свидетели здесь, явно, не требуются. Сдаётся мне, разговор нам предстоит долгий и тяжёлый. Так что, ни кузнец, ни Игнат не нужны.

Юрина: Фигляр! С чего это ты решил, что нам предстоит долгий и тяжёлый разговор?

Максимов: Ну, учитывая накопившееся количество неразрешимых противоречий, которые мы должны…

Юрина: Бред! Ничего мы не должны! Я вообще не собираюсь здесь задерживаться, а пришла только для того, чтобы посмотреть в твои бесстыжие глаза, спросить, как ты мог так со мной поступить, и швырнуть тебе в рожу твою пошлую писанинку.

Максимов: Конечно, конечно, мадам! Но это длительный процесс. Не будете ли так любезны снять куртку, здесь жарко, шапочку. Вот, на кресло их! Посидим рядком, да поговорим ладком.

Юрина (решительно): Так, всё! Я ухожу. И учти: ещё одна подобная выходка и быть тебе битым, Максимов!

Максимов: Ну и вали откуда пришла! Давай, давай, топай. Ишь, ходит тут, выступает, как главбух драмтеатра!

Юрина: Ты что, выгоняешь меня? А вот фиг тебе, никуда я не уйду. Я тебе теперь всю плешь проем!

Юрина снимает куртку, шапку и бросает их на кресло.

Максимов: Ну, я прямо и не знаю! Я, конечно, несогласный с такой постановкой вопроса, но покорно смиряюсь.

Юрина (подбоченившись): А что тебе ещё остаётся делать?

Максимов: Несмотря на все неудобства от твоего пребывания в моём скромном жилище, я, по крайней мере, надеюсь, мы разберёмся с тем, что привело тебя сюда. Раз и навсегда.

Ходят друг за другом вокруг стола. Проходя мимо открытого ноутбука, Юрина обращает внимание на картинку на рабочем столе.

Юрина: Это что ещё такое? Моя фотография у тебя на компьютере?

Максимов подскакивает и захлопывает ноутбук.

Максимов: Не важно, тебе показалось. Это не твоя фотография.

Юрина: Ты меня за дуру держишь, да? Открой немедленно ноутбук! Я кому сказала?

Максимов: И не подумываю. Шагай к себе и над мужем командуй.

Юрина: Ах так, ладно, я сама.

Открывает ноутбук.

Разблокируй! Разблокируй, я посмотрю.

Максимов: Ага, разбежался и стукнулся прям.

Снова закрывает ноутбук.

Юрина отворачивается от Максимова.

Юрина: Вот объясни: зачем тебе это всё. К чему тебе эта фотография.

Максимов: Ты ошиблась, там просто девушка.

Юрина: Нет, Максимов, я не ошиблась. И там не просто фото. Там моё фото. Из нашей поездки к твоей маме.

Максимов: Одуреть. Она, оказывается, что–то ещё помнит. Я–то был уверен, что ты всё это прокляла и забыла.

Юрина: Но какое ты имеешь право МОЮ фотку ставить СЕБЕ на комп? Я тебе что, разрешение давала на это?

Максимов: А мне, дор… Лина Аликовна, не требуется твоего разрешения. Ты от всех прав на эти вещи отказалась, когда ворохом мне их швырнула вместе с кольцом. Тогда, в декабре.

Юрина: Ничего подобного! Ты врёшь. Ты, Максимов, сам альбом с фотками забрал.

Максимов: И правильно, кстати, сделал. Иначе они бы на помойке оказались вместе с книгами и плёнками. Твой второй любимый муженёк Подкопытов устроил бы им замечательное аутодафе. Гори — гори ясно, чтобы не погасло!

Юрина замечает лежащий рядом с ноутбуком конверт. Берёт его, достаёт письмо.

Юрина: Максимов, а это-то что за…

Максимов: Положи на место, это рабочий материал для книги.

Максимов пытается выхватить бумагу у неё из руки, но она уворачивается и прячет письмо под кофту.

Юрина: Давай–ка, попробуй, отними. Кричать буду!

Максимов демонстративно проходит к креслу и садится прямо поверх одежды Юриной.

Максимов: Чёрт с тобой, читай.

Юрина достаёт бумагу, начинает читать.

Юрина: И это материал для новой книги? Мама моя! Ты — псих. Это же твоё письмо ко мне: «Любимая моя Лина! Я никогда не отправлю тебе эти строки, но позволю себе выразить хотя бы на бумаге чувства, что не дают мне дышать, не думать о тебе…» Дата. Двадцать лет назад.

Максимов кривится, сидя в кресле.

Максимов: Лина Аликовна, я прошу…

Юрина трясёт бумагой.

Юрина: Нет, это я прошу, требую объяснить, что это за фокусы. Они сохранились? Вся наша переписка?

Максимов вздыхает.

Максимов: Это просто письмо. Я тебе его не отправлял. А теперь я с ним работаю. Ясно? Доступно объяснил?

Максимов встаёт и резко выхватывает письмо у Юриной, прячет его в карман.

И переписка наша сохранилась. Слава Богу!

Юрина: Ты украл тогда эти письма!

Максимов: Не украл, а спас.

Юрина, передразнивая: «Спас». Тоже мне, Дон Кихот, спаситель.

Максимов: Уж какой есть. Нашлась тут, Дульсинея Тобосская! И всё, хватит о письмах.

Юрина: И всё? Нет, не всё. У тебя совесть есть? Ты для чего впутываешь меня в свои безумные игры? Боже, куда я попала? Это же сумасшедший дом! Палата №6, блин! Максимов, давай я тебе врачей вызову, а? Тебя же лечить надо!

Максимов: Так, Лина Аликовна. Утомила ты меня, что–то. Мне работать надо, а теперь весь день псу под хвост. Поэтому, или мы нормально и спокойно беседуем, или ты собираешь манатки и идёшь орать на своего Игната.

Юрина: Игнат подобных подлянок никогда не устроил бы.

Максимов: Само собой! Это же я был у тебя всегда самый паршивый. Подкопытов тебя на руках носил, у него ж такие мускулы, ах, ох! А то, что задушить пытался, так это мелочи. Чего ты с ним развелась? Теперь этот, убогий.

Юрина: Никакой он не убогий! Он срубы летом ставит и мы живём на эти деньги! А ты знаешь, как он под гитару поёт? И не твоё собачье дело, почему я с ним развелась. Давай куртку! Оскорблять себя я не позволю такому хмырю, как ты.

Максимов: Летом срубы! А зимой что делает?

Юрина: Зимует!

Юрина набрасывает куртку на плечи.

Максимов: Пока! Привет твоему барбудо! Жди второй части. Приятного чтения, как говорится!

Юрина срывает куртку и снова швыряет её в кресло.

Юрина: Нет уж. Решили — раз и навсегда, значит решили.

Максимов: Ну вот, другое дело. Только, давай по–быстрому, у меня план горит. Говори, что хотела.

Юрина садится на стул у стола.

Юрина: Максимов, растолкуй мне пожалуйста, зачем ты это сделал?

Максимов садится у ноутбука.

Максимов: Что сделал?

Юрина тычет пальцем в книгу, лежащую на столе.

Юрина: Вот это. Я не стану касаться художественных ценностей твоей графомании, они околонулевые, но скажи, с какой целью ты вывел меня здесь просто какой–то фурией, гарпией, исчадьем ада? Ты отомстить так хотел, что я 20 лет назад развелась с тобой?

Максимов: На какой странице я вывел тебя фурией и гарпией?

Юрина: Ну, ты же написал, что я тебя выгнала зимой на улицу и ты жил три месяца на работе.

Максимов: Этому посвящено одно предложение. Или два. Неважно. Подумаешь, вскользь упоминается. Основная часть вообще не об этом.

Юрина: Максимов, ну ты же врал.

Неожиданно звонит сотовый, лежащий на столе. Максимов берёт телефон.

Максимов: Тсс, это жена. Да, слушаю, говори. Что делаю? Работаю.

Юрина: Он врёт.

Максимов: У меня гости? Какие у меня могут быть гости? Женщина? Ага, две. И у нас оргия! Не выдумывай! Нет, что ты, это на линии помехи, тебе послышалось.

Юрина: Да, у него гости. Женщина у него. Жена первая и любимая!

Максимов: Никто не разговаривает. На компьютере фильм смотрю. Какой? «Визит старой дамы» называется.

Юрина: Наглец!

Максимов: Ладно, извини, мне некогда. Самая кульминация! Вы завтра вернётесь? Вот и отлично! Как дитятко? На улице? Привет передавай всем. Пока!

Максимов кладёт телефон на стол.

Максимов: Ох, и зараза же ты!

Юрина: Всё твоей жене расскажу. Ты и ей врёшь.

Максимов: Расскажи. Думаешь, она книгу не читала? Читала. И бегала ко мне каждые пять минут с большими глазами и вопросом: «Это правда?»

Юрина: Я бы сразу от тебя ушла.

Максимов: А ты и так ушла. Только, не от меня, а меня. Кстати сейчас я тебя не держу, дверь, вон она, открыта. А ей я объяснил на пальцах, что всё, ну, или почти всё, придумал. Тем более, фамилии другие, место действия не указано…

Юрина: Наврал, стало быть. В своём репертуаре.

Максимов: Что значит, наврал. Успокоил. Крепче спать будет. Зато тебе не врал. А то глядишь, так бы и жили вместе.

Юрина: Козёл!

Максимов: Согласен. Не корысти ради, а токмо…

Юрина: Максимов, так зачем ты меня позорил?

Максимов: И собираться не собирался. Ты, наверное, наивно считаешь, что книга о тебе? Разочарую Не о тебе.

Юрина: Ну, опять двадцать пять. Давай, городи огород дальше!

Максимов: Истинная правда. Любимым котиком клянусь! Сама посмотри. Внимательно вчитайся. И что ты поймёшь? Что главная героиня по меньшей мере любит главного героя. А он в ней души не чает. Ты уж извини, но тебя я не люблю.

Юрина: Ха–ха! Хоть раз правду сказал. Не думай, что расстроил.

Максимов: И не думаю…

Юрина: Да я вижу, что не думаешь. Как всегда, ни о чём не думаешь. Ты вообще, чем занимаешься–то хоть? Мы же с тобой шесть лет не виделись.

Максимов: Пять. Ты приходила тогда с дочерью проведать бабушку.

Юрина: Пять, да. Кстати, как там бабушка?

Максимов: Никак. Умерла полгода назад. Отмаялась.

Юрина: Я и не знала… Жалко… Намучилась она с тобой тоже… Зря ты мне не сообщил… А почему «отмаялась»? Она болела сильно?

Максимов: Сообщил? Ты же меня везде заблокировала. Я же тебе жить мешаю и вообще… Бабушка, то ага, болела. Старостью. 95 лет, как-никак. Лежала почти год.

Юрина: А кто за ней ухаживал? Твоя жена?

Максимов: Щаз! Ей самой нянька требуется. За бабушкой сиделка вначале присматривала. Но, это пока бабуля передвигалась самостоятельно. А когда слегла, сиделка отказалась. Мол, ворочать её я не могу.

Юрина: А как же…

Максимов встаёт, начинает ходить по комнате. Негромко звучит музыка Баха Фуга №12 BWV 857.

Максимов: А вот так же! Пришлось мне работу бросить и нянькаться с нею. Мыл, ворочал, пролежни обрабатывал. До этого у меня деньжат малость скоплено было, вот на это и жили, да пенсия её. Год и протянула. А я, как привязанный, никуда надолго не выйдешь. Кормил по расписанию, с ложечки. Бинтовал.

Юрина: Бинтовал?

Максимов: У старых людей кожа становится, как мокрая бумага. Стоит им где–то стукнуть или зацепить, сразу сходит лоскутами. А наша бабуля непоседливая была, да пару раз падала с кровати. Утром как-то встали, она в луже крови, руку о кровать распорола. Заживало почти полгода. Вот и бинтовал всё время. Ей же не объяснишь. Никого не узнавала и ничего не понимала. Всё маму звала.

Музыка стихает.

Максимов садится в кресло, одежду кладёт на колени, прижимает к себе.

Юрина: Ужас какой. А у нас бабушка вскоре после моего развода с Подкопытовым скончалась. Переживала очень. Два инсульта подряд. Давление всё время высокое.

Максимов: Я в курсе.

Юрина: Да? Откуда.

Максимов: Оттуда. Светке как–то планшетник на день рождения дарил, приезжал. Тебя–то не было, ты по своим сектантским делам где–то жаромыжилась. Твоя маман всё и рассказала. Помнишь, она разорялась, когда мы вместе жили: «Ты, ведь, Сергей, с Линой что случится, не будешь за ней ухаживать, сбежишь сразу. Бросишь её». А по факту с точностью до наоборот произошло. Моралисты хреновы!

Юрина: Ой, да ладно. Что с тобой случилось–то?

Максимов: Я ж тогда одну работу на другую сменил, из школы ушёл. Ты бесконечно стонала, что моей зарплаты мало, крутиться надо. Вот и пошёл крутиться. А через месяц ты меня ррраз и…

Юрина: А сейчас ты где?

Максимов: Здесь.

Юрина: Тунеядствуешь, значит. Так я и знала.

Максимов: Ну, если ты называешь тунеядством работу по 8 часов в день практически без выходных…

Юрина: И много ты заработал?

Максимов: Немного. А для тебя деньги на первом месте, как и раньше? Заметь, книга написана о девушке, любящей человека, а не деньги.

Юрина: О дуре книга твоя. О наивной глупой, молодой дурочке. О той дуре, которой я когда–то была. Занялся бы ты лучше делом, Максимов. Работать бы шёл…

Максимов: А ты устройся после сорока пяти попробуй. Думаешь, я не пытался?

Юрина: Разнорабочим иди, кирпичи таскай, вагоны разгружай.

Максимов: С моей–то межпозвоночной грыжей? Один день работы и месяц с отнявшимися ногами лежать.

Юрина: С чего это грыжа у тебя. Ты тяжелее ручки ничего никогда не поднимал.

Максимов: Знаешь ты, где я и что поднимал. Бабушку таскал на себе по несколько раз в день, памперсы она срывала. Вот и кирдык спине пришёл. Валялся тут полтора месяца, ходил еле–еле, с палочкой.

Юрина: А кто же в это время…

Максимов: Соседка помогала иногда. Сама — то ты, конечно, наиважнейшим делом занимаешься.

Юрина: Да, занимаюсь. Да, наиважнейшим. Но ты не думай, я на себя работаю, а не на кого–то там.

Максимов: И много наработала?

Юрина: Не твоё дело. Сколько есть, все мои. Главное, правильные взгляды иметь, овладеть психологией успеха, выйти из зоны комфорта, притягивать деньги…

Максимов: Сильно уже притягиваешь? Научила бы хоть!

Юрина: Тебе с твоей рабской совковой психологией не понять.

Максимов: Куда уж мне, естественно. Но кое–что я понял. Хочешь много иметь — пробивайся в чиновники. Вот, яркий пример, Ложкин…

Юрина перебивает: Кстати как он и как вообще друзья твои? Видишься?