Паулина

Введение

В третьей книге «Морских рассказов» автор коснулся необычной темы для читателя.

Эта тема для сухопутного человека немного чужда. Потому что не каждому человеку приходится проводить дни и месяцы, а иногда и годы, в открытом море, подвергаясь воздействиям стихии, с которой человек еще не может справиться до сих пор. Ему только надо подстраиваться под нее.

Для большинства читателей море — это место отдыха и развлечений.

А для некоторой категории людей — это суровый труд. От результатов этого труда многое зависит.

Для хозяина судна — целостность судна. Для фрахтователя — это бесперебойная доставка грузов. А для самих моряков — это возвращение домой после трудных рейсов.

Это общий труд моряков, который объединяет их всех. Но гарантию этого труда во многом обеспечивают судовые механики.

Их труд не заметен. Судно вовремя пришло в порт — заслуга механика. Его за это никто не похвалит и не ободрит. Это просто его работа. Для этого и существует на судах должность судового механика, чтобы все было безопасно и исправно.

Судно задержалось в рейсе или, если не дай Бог, потерпело аварию — виноват механик. И тогда его взгреют по полной программе. Но капитаны тут будут стоять в первой шеренге.

На море нет национальностей, которые порой разделяют многие государства. На море есть только одна национальность — это моряки. Они в любой ситуации протянут руку помощи друг другу и поделятся последней рубашкой.

В некоторых рассказах этой серии книг автор описывает события от первого лица.

Да, отчасти это так и было. Но многое из того, что описано в «Морских рассказах» — это обычная морская жизнь, эпизоды которой произошли не только с самим автором а и многими его друзьями и знакомыми, хотя и переданы они от первого лица.

Автор очень рад, что Вы прочли эти строки. Значит, Вам не все так безразлично в этом мире.

С уважением ко всем морякам и их семьям, Алексей Макаров

Паулина

Начало контракта

Жизнь судового механика

Самолёт пошёл на посадку в Сан Пауло. Стюардессы бегали и наводили порядок в салонах, заставляли пристёгиваться, выравнивать кресла, убирать столики.

А до сих пор стояло в глазах Инночкино лицо в аэропорту Владивостока. Даже через пепельные окна кафе я видел, как она машет мне рукой, а в телефоне звучал её голос:

— Счастливого пути, спокойного рейса. Я тебя люблю. Возвращайся быстрее.

Пересадка в Москве, пересадка во Франкфурте на Майне. 10 часов перелёта до этой Бразилии, где так много диких обезьян. И вот сейчас самолёт сядет.

Он и сел. По многочисленным переходам я добираюсь до выдачи багажа и выхожу на имигрэйшн. Там по плакатикам в руках встречающих, нахожу своего встречающего.

Это женщина. Наверное, помесь местных индейцев с португальцами, а может и ещё с кем. Но вид чисто южноамериканский. Она чем-то была озабочена.

— Ты не один. Вас двое. Стой здесь, не уходи никуда. Твой друг где-то потерялся, — тараторит она по-английски с хорошим латиноамериканским акцентом.

Мне что. Курить я бросил. Значит, выходить на улицу не надо. Стою себе спокойненько. Сказали ждать, значит надо ждать. Глазею по сторонам.

Где это тут столько много диких обезьян? И вдруг вновь появляется агетша с очень непростым человеком. Она ему тараторит:

— Я тебе сказал быть здесь, никуда не ходить. Почему ты ходить другая сторона?

А тот, еле выдавливая английские слова, представительным басом возражает, показывая вокруг руками:

— Я не могу уходить далеко. Я здесь всегда рядом. Я большой и меня всегда видно.

Что он большой, это я сразу заметил. Роста намного больше 180, в распахнутом кожаном плаще, с изящным портфелем в руке. Из-под плаща проглядывал хорошего качества пиджак, рубашка и изящно завязанный галстук. Он нисколько не был смущён. Что его кто-то искал, что его кто-то ждал, что кто-то о нём волновался. Тени смущения и неловкости не было на его лице. Нет. Он напротив, сам выказывал недовольство своим респектабельным голосом.

— Я тут стоять 5 метров другая сторона. Почему ты меня не видать? — на тарабарском английском высказывал он своё недовольство.

Агентша махнула рукой. Мол, слава богу, все собраны, все нашлись.

— Пошли другой терминал. Там я сделать вам билет в Порто Алегри. Багаж сдавать надо на местный терминал.

Она быстро провела нас на терминал местных авиалиний, где я сдал свою сумку. У моего спутника вещей почему-то не было. В руках он нёс только портфель. Он шёл рядом со мной с независимым и гордым видом. Я вежливо обратился к нему:

— Позвольте узнать, а куда Вы направляетесь?

— На «Паулину», — с некоторой задержкой и гордостью за свои слова ответил он своим многозначащим голосом.

— И в какой же должности? — с не меньшим интересом я выспрашивал у него.

— Моториста, — с такой же, как и прежде, значимостью ответил он.

— А что же Вы без багажа? — не отставал я от него.

— Во Франкфурте у нас была стоянка меньше часа, наверное, они не успели перегрузить багаж, — так же невозмутимо и с такой же долей значимости, ответил он.

— Так откуда же Вы летели? — меня всё больше стал интересовать наш разговор. Особенно гордость и значимость его ответов.

— Из Мариуполя, — был не менее гордый ответ.

У меня создавалось впечатление, что сейчас мой собеседник взойдёт на трибуну партийного съезда. Откашляется, отопьет глоток воды из стакана, заботливо предложенного секретарём, и начнёт свой очередной доклад. Он, не спеша, без тени стеснения, разложит перед собой листки с текстом, окинет зал тяжелым взглядом, возложит на трибуну вытянутые руки и его слова, содержащие только непререкаемую истину, сейчас польются на головы благодатных слушателей.

— Так пора бы и познакомится, — предложил я дружелюбно.

— Серёга, — веско и смачно вылетело из его, полураскрытого рта.

— Алексей Владимирович. Ваш будущий стармех.

Он веско посмотрел на меня сверху вниз, и с такой же значимостью с его губ сорвалось:

— Надеюсь, что мы сработаемся, — от этих слов я чуть не поскользнулся на мраморном полу и не брякнулся всеми своими мягкими местами на этот отполированный и блестящий пол.

Агентша быстро организовала сдачу багажа и билет на местные авиалинии до Порто Алегри.

Я обратил её внимание, что у Серёги нет багажа. Она обещала получить его завтра и доставить на судно, которое будет стоять в Рио Гранде ещё несколько дней. Чувствовалось, что у неё ещё много дел, и она не собирается больше водить нас за ручку. Она только спросила:

— Вам ещё нужна моя помощь? Ведь до рейса ещё три часа? — на что я как можно вежливее заверил её, что мы ей премного благодарны и с дальнейшими трудностями постараемся справиться сами. Она немного усмехнулась:

— Смотри внимательно за свой друг. Пусть он больше не потерялся, — я тоже рассмеялся. Мы пожали друг другу руки, и она упорхнула.

— Что она сказала, — веско поинтересовался Серёга.

— Она пожелала нам счастливо добраться, а тебе самого наилучшего, — не моргнув глазом, объяснил я ему перевод.

— А что она сказала про мой багаж? Когда же он, в конце концов, будет доставлен? — недовольству его не было предела.

— Сегодня прилетит твой багаж, — недовольно ответил я ему.

Меня его поведение уже начало раздражать. Ну, хоть бы спасибо сказал. Или что-нибудь в этом роде. Нет. Этому человеку, так мне тогда казалось, все всегда что-нибудь будут должны.

Мы отошли в сторону, нашли свободные кресла и устроились на них. Надо было ещё скоротать около двух часов. После такого продолжительного перелёта, я чувствовал себя выбитым из колеи.

Договорились с Серёгой, что он сидит у наших портфелей и караулит кресла, а я пойду и осмотрюсь, поем и попью. А потом уже Серёга сделает такой же вояж. Тот благосклонно согласился с этим предложением.

Я пошёл и поменял 50 долларов на местные деньги.

По мне они все были песо, но это были не песо. А как правильно выговорить их название? Я так и не запомнил. А так как по-английски никто здесь ничего не понимал, то мне достаточно было того, что я говорил всем продавцам белиберду смеси русского — английского языка, а в ответ мне предлагали калькулятор. Потом с продавцом мы очень старательно всё перемножали, торговались, приходили к общему знаменателю и, довольные, расходились.

Таким образом, я купил сувенир. На мой взгляд, он был очень хорош. Ведь я первый раз в Бразилии. А в странах, в которых я бывал первый раз, я всегда покупал сувениры.

Потом пошёл дальше и нашёл кафе. Заказал там кое-что из местной кухни. Как оказалось, что это довольно таки вкусные блинчики с копчёностями и овощами. Пиво было только в банках. Взял две баночки местного пивка. Но всё равно ещё оставалось больше тридцати местных тугриков. После очень эмоционального общения с продавцом в кафе, я усвоил, что эти тугрики имеют название. Это же знаменитые реалы!

Закончив ознакомительный тур по аэропорту, я вернулся к Серёге. Тот сидел на прежнем месте, но тоже, не смотря на свой гордый вид, клевал носом.

— Не спать, а то замёрзнешь, — скомандовал я ему.

Тот мотнул головой. Взгляд его стал более осмысленным:

— Что, можно и мне размяться? — я был удивлён. Что это с ним случилось. Но, помня наставления агентши, я ему указал на часы:

— На прогулку и пропитание тебе даётся не более получаса. В 12 начало посадки и ждать нас там никто не будет. А нам надо еще дойти до посадочных ворот.

— Владимирыч, не беспокойся. Везде успеем, — и он с достойным видом удалился.

Я с подозрением смотрел вслед его удаляющейся фигуре, потому что меня терзали смутные сомнения. А прав ли я был, что отпустил его одного?

Оказалось, что не прав.

Было уже 12.20, когда фигура нашего представителя одной из ведущих политических партий, появилась на краю сцены.

— Твою маму дорогую и т. д. и т. п. Ты где б…ь такая шаталась. Ты на часы глядел или они у тебя к ж…е примотаны? — я бы орал, визжал, плевался от злости, если бы это был не аэропорт. Но вид моего оппонента был, как и прежде, невозмутим и абсолютно спокоен.

— А что? Мы куда-то опаздываем? Ведь до взлёта ещё 40 минут, — его тупизму не было предела. Его броня не пробивалась. А на меня был направлен только взгляд первозданной невинности. Взглянув в эти невозмутимые очи, я махнул рукой и только уже на ходу бросил ему в след:

— Бежим.

На самом деле я бежал. Я уже не смотрел назад. Где наш генеральный секретарь. И, как назло, наши ворота оказались последними в длинном коридоре аэропорта.

Я подбежал к ним, сунул в руке проверяльщикам посадочный талон. Под их испепеляющими взглядами промчался в салон, нашёл своё место и плюхнулся в него. Через минуту и жопа генсека приземлилась рядом. У меня не было слов. Только маты. И в дополнение ко всему, меня добили его слова:

— А что это мы не взлетаем? Ведь мы уже на местах. Мы же успели, — вид его был, как и прежде, неизменно спокоен и голос сохранял все те же нотки достоинства и превосходства.

Мама дорогая! Ну, зачем ты меня родила в понедельник? Я думаю, чтобы испытать удовольствие при общении с такими Серегами, надо было родиться в другой день недели.

А ему хоть бы хны! Он старательно пристегнулся и, уже через несколько минут, мирно похрапывал.

Самолет взлетел. Я сидел у окна и смотрел на Бразилию. Под окном проплывали холмы, реки, поля, какие-то деревни, поселки. Это в моём понимании. А может быть по-бразильски, они имели совсем другие названия. Я даже не заметил, как проглотил предложенный бутерброд. Так всё было интересно за бортом.

Много лет летаю. Но чтобы было так интересно, так это было в первый раз. Да, это было впервые, чтобы я так беспрестанно смотрел за борт. Обычно я, как и Серёга, сейчас, всегда спал.

Опять загорелось табло, извещающее о скорой о посадке. Самолёт приземлился и наш Серёга проснулся.

— Мы что, уже в Бразилии? — мне этого хватило.

— Да! Тут много диких обезьян, — съязвил я.

— Интересно. И где же они тут? — ответ его был по-прежнему невозмутим.

Слава богу! Самолёт остановился. Надо было выходить. Получать багаж. Серёга был немногословен, он подчинялся только жестам.

Мы добрались до транспортера, на котором я нашёл свой чемодан. Он был в плачевном состоянии. Обе ручки оторваны. И как его тащить? Это уже была моя проблема. Хорошо ещё, что осталась выдвижная ручка и колёса.

На выходе я осмотрелся и увидел мужчину полу индейской наружности с плакатиком в руках. Он ждал именно нас. Я подошёл к нему и, стараясь выговаривать все английские слова правильно и медленно, попытался объяснить ему, что мы, это те, кого он ждёт, что мы уже здесь, и мы хотели бы знать, а что же будет дальше.

Обычные стандартные фразы, которые я говорил Фариду в Дубае, когда он меня встречал. Но в ответ я получил фразу по-португальски. Из которой, я ничего не понял. Тогда я, хулиганя, по-русски с матами сообщил ему, что мы здесь.

— О! Руссо, украине, добро пожаловать, — и он подхватил мой чемодан, быстро пошёл к выходу, где стояла его машина.

Его «Фольцваген» стоял в двадцати метрах от входа.

Каким-то образом мне удалось выяснить, что он наш агент и он отвезёт нас в Рио Гранде, до которого 300 километров.

На улице было довольно таки тепло. Ведь ноябрь месяц. В Москве я купил себе футболку за 30 долларов. Дешевле в «duty free» не было. Там же я и переоделся в неё.

И сейчас, в этой жаре, я в ней чувствовал себя нормально. После Владивостока, где было минус 10. И после зимней Москвы. Там я был только в аэропорту и с наружной температурой, слава богу, контакта пришлось избежать. А здесь было не меньше, чем плюс 25 градусов. А Серёга был ещё в своём длиннополом кожаном пальто. Пот с него прямо таки струился. Но он не сдавался.

— Да сними ты свой плащ, — не выдержал я.

Это я первый раз сорвался в ответ на весь его тупизм.

На удивлении, он без слов снял своё очень длинное и тёплое кожаное пальто, уложил его в багажник автомобиля вместе с моим чемоданом.

В машине было жарко. Я попросил агента включить кондиционер. Тот меня почему-то сразу понял, и мы тронулись.

Городские развязки меня не очень удивили. Всё обычно, как в нормальном европейском городе. Но когда мы выехали за город, то я на самом деле был удивлён.

Я как будто попал на нашу Ханкайскую долину. Такая же двуполосная дорога, такая же равнина. Деревья, по-моему, те же самые. Холмы — те же самые. Я смотрел, и получал удовольствие, вспоминая, как в прошлом году я ехал точно так же, по этой же самой дороге. В моей машине была моя жена, внуки и в машине неслось щебетанье их голосов.

Но в нашей машине этих голосов сейчас не было. Водитель был занят дорогой, а я смотрел по сторонам. Сереге, по всей видимости, было скучно сидеть на заднем сидении, и он донимал меня своими вопросами. Но скорее это походило на допрос.

— Владимирыч, а сколько во Владике стоит рыба?

Какая рыба, что за рыба? Его, по-видимому, это не интересовало. Ему нужно было знать цену. На мои подробные ответы о сорте рыбы, о её цене в рублях, он только качал головой и значительно выдавал междометия. Потом доставал из глубин своих штанов калькулятор, и начинал переводить всё это в гривны, потом в доллары. И выдавать своим многозначащим голосом:

— Да, это у нас дешевле, — или наоборот, — Нет, это у нас дороже, — или что-то вроде этого.

После непродолжительного молчания и, наверное, переваривания новой информации в мозгах, он задавал следующий вопрос:

— Владимирыч, а сколько стоят во Владике машины? — мне опять приходилось обстоятельно отвечать.

Машины были моей любимой темой, и я развивал свою мысль на полную катушку. И о старых марках и о новых моделях. Об их преимуществах и их недостатках. После этого всегда следовал риторический вопрос:

— А как же вы на них ездите? Ведь руль то справа?

На что у меня всегда был заготовлен ответ:

— Так это же так легко обматерить умника за рулём леворульной машины. Поэтому и ездится очень легко. Всегда видишь дурака за рулём рядом с собой.

После этого разговор надолго затих. Водителю тоже было скучно. Он периодически включал то одну, то другую местные радиостанции с музыкой. Иногда даже пытался что-то спросить на ломаном английском. Долго соображал от полученных ответов, переспрашивал и делал вид, что что-то понял.

После пары часов интенсивной гонки. Я почувствовал, что он именно бразильеро. У него самая лучшая машина и он самый лучший водитель. Он не позволит себя кому-либо обогнать и всегда и везде — он будет первым.

Я даже сам себя вспомнил, когда мы с Инночкой ехали в Горноводное. Тогда, никто меня на моей «Карине ED» не смог обогнать. Даже на перевалах к Дальнегорску, я не позволил «Крауну» обогнать себя.

Остановились у небольшого магазинчика с кафе. Попили кофе, съели по паре бутербродов. Серёга всё ходил и присматривался к ценам. Он не выпускал из рук калькулятор и всё время, что-то перемножал и делил. Своими впечатлениями он делился со мной.

— Да я бы тут жил с такими ценами, — то и дело вырывалась у него.

Когда он увидел, что бразильское вино в упаковке по четыре литра стоит меньше четырёх долларов, он не выдержал и купил его.

Пока наш водитель пил кофе, я обошёл всё вокруг и остановился у входа в магазин.

Рядом стоял рейсовый автобус. Пассажиры вышли погулять, и к нам подошёл молодой парень. На довольно хорошем английском он обратился к нам. Он ехал домой после окончания курса обучения в мореходке. Его отец работает лоцманом в Рио Гранде и этот парень очень соскучился по своим родителям. После отпуска он уже имеет распределение на работу и очень хочет приложить все свои усилия к своей следующей работе.

Когда он увидел, что Серёга покупает вино, то он гордо сказал:

— Бразильское вино это не то, что я хотел бы подарить своему отцу. Я ему везу в подарок Чилийское вино. Это будет ему лучшим подарком.

Мы с ним мило распрощались, и наш водитель опять резко нажал на газ.

Он резво обходил одну машину за другой. В мастерстве вождения ему можно было позавидовать. Бразильский темперамент сказывался и в этом.

Опять понеслись долины, холмы, берёзы, сосны, ивы, небольшие строения. В какой-то роще, водитель попросил разрешения остановиться. Это оказалась сосновая роща.

Чистота воздуха меня сразила.

У дороги стояло небольшое строение с вывеской. Пару слов я понял — ВИНО и ПИВО. Остальное — для меня были только буквы. Когда мы вошли в это строение, и я ещё раз был поражён. Там стоял дух нашей копчёной колбасы. Водитель уже что-то покупал. Я в нерешительности подошёл к прилавку.

Хозяин начал что-то приветливо рассказывать. Но я его абсолютно не понимал. Водитель попытался объяснить. Из чего я понял, что это хозяин лавки. Они сами делают эту говяжью колбасу, и он с удовольствием даст нам её попробовать. У него этой колбасы несколько сортов. Если иностранцы согласятся попробовать его колбас, то он приглашает их за столик.

Колбасами были увешаны все стены. Они на подвесках свисали с потолка. Они висели на стенах, лежали на прилавках. В этом магазинчике они были везде.

Дух копчёностей сводил с ума. Слюной можно было захлебнуться. Как можно было отказаться! Хотя, я знал, что это предложение ведёт к последующей раскрутке. И водитель нас сюда не просто так завёз. Он, наверное, тоже имеет здесь свою прибыль.

Мы сели за столик напротив прилавка. Полумрак, прохлада, запах елей, растущих рядом с магазинчиком и запах копчёностей, сделали своё дело. Сил сопротивляться не было. Перед каждым из нас появился высокий стакан из зелёного стекла. Вино в нём было почти чёрным. На вкус это был очень хороший портвейн. Наверное, в своей жизни я пробовал всего лишь несколько раз вина такого сорта.

Вино был тягучее, в меру сладкое, его терпкость откладывалась на языке. А перед нами, между тем, появилось целое блюдо с нарезанной, пахучей и заманчивой колбасой.

О! Как это было вкусно! Я не устоял и, оставшиеся у меня реалы, потратил на эту вкуснейшую колбасу. Серёга был, я думаю на тот момент, умнее меня. Он купил колбасу, и ещё, вдобавок огромную бутылку, этого превосходного портвейна.

Простые мужики, обычные работяги. Бразильцы. Я впервые видел таких людей, которые делают для нас то, что нужно нам, горожанам. А, оказывается, они так живут. Это их жизнь. Это их страна, в которую они замечательно вписываются. И колорит этой страны создаётся именно этими простыми работягами.

Мы мило распрощались с хозяевами столь гостеприимной лавки. Водитель нажал на газ. И эта лавка, с запахом сосен и копчёных колбас осталась позади.

Опять понеслись навстречу холмы, луга, поля. Зима южного полушария. Кое-где на полях виднелись трактора и люди.

По указателям, до Рио-Гранде оставалось меньше 30 километров. Всё это уже было не столь интересно, как в начале пути. Те же дома, рощи, луга и деревеньки с небольшими домишками.

Чем ближе мы продвигались к намеченной точке, тем нищета и развалюхи встречались чаще и чаще.

Вот мы и въехали в этот долгожданный Рио-Гранде. А мне показалось, что мы неожиданно оказались в Кандле в Индии. Только на дороге нет коров и свиней. Та же нищета и разбитые дороги. Хотя в центре города и дороги были в норме и вывески ресторанов и кафе напоминали европейские. Но что-то было не то. И только, когда я вышел из машины у офиса, я понял. Лица. Да! Все они не были европейскими. Это была какая-то странная помесь местных индейцев с остальными нациями мира. Хотя натуральных индейцев я никогда не видел в жизни. Исключая, конечно же, телевизор. Даже подсевшая в наш автомобиль любовница нашего водителя, была характерной креолкой.

Водитель привёз нас в офис и сдал агенту. Тут уже было легче. Все говорили по-английски.

Даже Серёга как-то облегчённо вздохнул и опять начал задавать мне свои насущные вопросы. У меня не было времени отвечать на них, и я делал вид, что не слышу его.

Время пошло уже в судовом режиме.

Агент посадил нас в свою машину и повёз в эмигрэйшн. Там нам поставили в паспорта печати. Вновь гонка по неровной брусчатке до проходной в порт. И вот я уже вижу наше судно. Ещё во Владивостоке я видел его фотографии, которые мне прислали по e-mail. Но когда видишь всё своими глазами, то впечатления становятся совсем другими.

Это было что-то невероятное. Узенькая жилая надстройка на самом баке и выхлопные трубы в самой корме. С левого борта были расположены два грузовых крана.

На причал был спущен трап и около него стоял вахтенный помощник.

Агент попытался взойти на трап, но помощник преградил ему путь и потребовал предъявить документ. Тот был удивлён, но документ показал. К нам подошёл старик. Седая борода, громадные, тёмные мешки под глазами. Одет он был в потрепанные шорты, из которых выглядывали тоненькие ножки.

Помощник по-английски обратился к подошедшему старику. Я понял, что это капитан. Как мне говорили, что он — болгарин. Он поздоровался с агентом и пошёл с ним вверх по трапу. Нас он, как будто, не заметил.

Серёга тоже двинулся вверх. А растеряно стоял перед своим полуразваленным чемоданом. Помощник подошёл ко мне:

— Помочь, что ли? — уже по-русски спросил он у меня.

— Да, эту развалюху, я один не осилю, — почесал я в затылке.

— Вы не обращайте на мастера внимание. Вообще-то он нормальный мужик. Очень хорошо говорит по-русски. Насчёт этого будьте осторожны.

Мы взяли мой поломанный чемодан с обоих концов и дотащили его до надстройки. Потом помощник пошёл вперед и вверх, а я, взвалив чемодан на плечо, последовал вслед за ним по крутым трапам.

Он довел меня до запасной каюты:

— Каюта деда выше палубой. Если надо, можете к нему подняться, — посоветовал он мне и ушел.

Теснота была страшенная. Это меня ещё поразило на трапе, потом на палубе, когда второй помощник помогал перетаскивать мне чемодан через лазы во флорах в фундаментах кранов и по палубным трапам, а теперь и в этой запасной каюте. Хотя она и состояла из небольшой приёмной со столом, телевизором и холодильником, спальни и тесного санблока. Это было не сравнить с моим предыдущим балкером, где только в приёмной можно было играть в футбол.

Я поставил чемодан, застелил постель и поднялся палубой выше. В каюту стармеха.

После моего продолжительного стука, дверь открыл полуголый, длинноволосый человек. Видно было, что он только что вышел из душа. Бёдра были обёрнуты полотенцем, волосы мокрые. Причёской и выражением лица он напоминал батьку Махно. Как потом и оказалось, Олег был из Мариуполя.

Он извинился за свой вид:

— Только что помылся. Сутки из робы не вылезал. Извини. Устал, как собака. Давай завтра с утра обо всём поговорим. Время у нас ещё есть. Целые сутки. На, возьми бутылку воды, сок и кружку. Наверное, и сам устал? — спросил он участливо.

Что уж тут было скрывать. Во Владивостоке был уже полдень завтрашнего дня и ноги у меня подкашивались. Я, получается, уже не спал больше суток.

Я спустился в каюту, принял душ и завалился спать. Заснул я сразу, как будто провалился в яму.

Проснулся без будильника.

На нём было четыре утра. Рассвет только занимался. В каюте был ещё полумрак. На моих же биологических часах было уже шесть вечера. Кто же спит вечером? Конечно, заснуть я больше не смог. Умылся. Оделся. Вышел на палубу.

Рассвет был прекрасный. На небе ни облачка. Не жарко. В шортах было самое время прогуляться.

Но, надо было знакомиться с судном. Для того меня и послали сюда, чтобы я не прохлаждался, а занимался своим делом. Я поднялся на пеленгаторную палубу, и начал ознакомление с судном оттуда.

Чем дальше вниз, тем ясней становилась картина, что это за судно, для чего предназначено и какое его состояние.

Ржавчина старательно замазана краской. Значит, старались придать надлежащий вид судну без особых затрат. Тросы на шлюпках менялись давно, а маркировка стоит свежая. За прошлый месяц. Палуба не полностью ободрана, но закрашена.

Получалось, как в сказке, чем дальше, тем страшнее.

Зашёл в надстройку. Вроде бы всё и чисто, но что-то здесь не то.

На нижней палубе у рефрижераторных камер почему-то воняло фекалиями. Завернув за угол, я увидел там установку обработки сточных вод. Вентилятор для жизни бактерий работал, но воздух оттуда шёл с гнильцой, хотя маркировка о проверке была поставлена свежая. У фильтра засыпки бактерий гайки не отдавались уже с полгода. Хотя бактерии надо было засыпать ежемесячно.

И так всё дальше и дальше. У меня с собой были блокнот, ручка и фонарик. Времени до завтрака было достаточно и, поэтому, я продолжил обследование.

Мне, при моём опыте, было только достаточно взглянуть, послушать механизм, и было уже достаточно определить, в каком состоянии он находится.

Добрался я и до входа в машинное отделение.

Несведущему, это бы показалось странным, что он начинался входом в тоннель. Тоннель был длинной метров 80. Идти надо было по решёткам, под которыми проглядывалась, не очень чистая, палуба. Под решётками то тут, то там были разбросаны различные крепления для груза.

Проскользнула мысль:

— А если будет резкая качка и всё это хозяйство начнёт летать с борта на борт? Пробьют они борта или нет?

Лазы в трюма были открыты. Клинкетные двери не зафиксированы.

Наконец-то я добрался до машины.

Грязь меня поразила. Но, кто-то и что-то старался предпринять для наведения порядка.

Палуба около ЦПУ была покрашена. А борта и бортовые переборки был почти чёрного цвета. Видно было, что долгое время их никто не мыл и не красил.

Вид был хуже, чем в подводной лодке. Было очень тесно и грязно. Всё, как-то давило и поражало свое неаккуратностью.

Неужели это судно принадлежит немецкой компании? Ведь у них должен быть во всём порядок и чистота! А тут наоборот. Только замасленная грязь на переборках и палубах.

В ЦПУ везде разбросаны документы и инструкции. Полные урны ветоши, бумаг и все пепельницы переполнены окурками.

В компьютере полная неразбериха. Все документы выведены только на экран. Никакой систематизации. На полках стоят папки без названий с какими-то документами. И только по степени замасленности этикеток, можно определить, какие брались и использовались чаще всего.

Впечатление было удручающее. Куда я попал?

В кладовой, которая непосредственно сообщалась с ЦПУ, был полнейший беспорядок. На полках был кавардак. Где, какие и для чего запасные части лежат — было непонятно. Что-то на этих полках лежало, но перемотанное в тряпки и без всяких этикеток. Для чего? Непонятно. Может быть, со временем я и разберусь в этом беспорядке. Но сейчас, только один взгляд на эти полки приводил меня в ужас. А что? А если что-либо случится с каким-нибудь механизмом? Что я буду делать? Где буду искать запасную часть? Как я буду восстанавливать механизм? Блокнот переполнялся вопросами.

Но время приближалось к завтраку а, вообще-то, по моим биологическим часам мне, и ужинать уже хотелось.

Я поднялся на главную палубу, где был камбуз.

Там орудовал высокий, черноватый парень. На вид ему было за тридцать. Он что-то ловко переставлял, что-то жарил, парил, резал.

— Доброе утро, — приветствовал я его.

На что он машинально отреагировал:

— Доброе утро.

Но потом, подняв глаза, удивился:

— О, да Вы, наверное, наш новый дедушка!

— Точно так. Я им и буду у вас на ближайшие четыре месяца. Давайте знакомиться. Меня зовут Алексей Владимирович, — на что тот так же машинально ответил:

— Валёк, — я в удивлении поднял глаза, и он поправился, — Валентин.

— Ну, всё понятно, очень приятно познакомиться. А где же можно налить себе чай? — спросил я, с недоумением оглядываясь в незнакомой обстановке.

— У нас все пьют кофе, кроме меня. Приятно будет иметь собеседника за чашкой чая, — Валентин провел меня к буфету, — Вот здесь, в буфете я месяц назад положил пачку чая, но она, по-моему, ещё не закончилась.

Он подвёл меня к буфету. Показал где чай, где чайник, ложки, вилки, и моё место за столом.

Я налил себе свою утреннюю чашку и удивился. Да, это был не тот «Липтон», что можно было купить во Владивостоке. У того был только цвет, а без сахара он казался только водой. А здесь даже присутствовал вкус чая и даже запах.

Тем временем Валёк поднёс мне полную тарелку с яичницей и беконом, поставил рядом несколько сортов сыра и колбасы. Я был очень удивлён. Среди сортов сыра присутствовал даже сыр с плесенью. «Рокфор»! На столе я нашёл даже чёрный хлеб.

— Вот это кормят тут, — пронеслась мысль.

Валёк сел рядом, и видя новые уши, начал накачивать их информацией.

Нет, он никого не закладывал, он просто рассказывал о жизни. Наверное, ему не с кем было долгое время поделиться, вот он и выкладывал мне то, что у него накипело.

Его контракт заканчивается через три недели. Он сел на судно в Европе и судно пошло в Африку. Сейчас пересекли Атлантику, чтобы выгрузить остатки груза. Следующий порт будет в Аргентине, где будет погрузка цементом. А потом через Магелланов пролив судно пойдёт в Чили, где ему и приедет замена. Он всё это выкладывал, как по нотам.

Я удивился, такому расписанию судна.

Но тут стали подходить на завтрак матросы. Валёк извинился и пошёл готовить завтрак и для них.

Я остался в кают-компании один. Но ненадолго. Забежал, как будто с пожара, человек в комбинезоне. Автоматически хватая, чашки, ложки, он также, автоматически проговорил:

— Доброе утро. Старпом, Игорь, — торопливо протянул он мне руку для пожатия.

— Доброе утро, — ответил я, пожимая его узкую, но крепкую ладонь, — Алексей Владимирович.

— Очень приятно, надеюсь, у нас не будет проблем, — так же автоматически протарахтел он.

— Поработаем, посмотрим. Но все проблемы решаемы. Я думаю, у нас с Вами они не должны возникнуть.

Он с удовлетворением хмыкнул и убежал к матросам. Уже оттуда я слышал его голос. Он что-то выговаривал боцману. В ответ только слышалось несколько унылых голосов, которые возражали ему в унисон. Нормальное судовое утро в порту. Я начинал чувствовать себя в своей тарелке.

Прихрамывая, зашёл абсолютно седой человек. На вид даже постарше меня. С одесским акцентом и странной горловой буквой Р. Он представился:

— Владимирррр Львович. Вторррой механик, — он также протянул мне руку для пожатия.

Это была действительно рука настоящего механика. Увесистая, шершавая, с расплюснутыми ногтевыми фалангами, и с мазутной грязью под ногтями. Указательный палец травмирован и сросся в форме когтя. Отчего его рука казалась клешнёй.

— Алексей Владимирович, — представился я, — Надеюсь, Вы уже знаете, кто я?

— А чего не знать. Олег уже вторую неделю ждёт замены, — я недоумённо поднял брови.

— Это стармех, которррого ты будешь менять, — пояснил второй механик.

Как-то само собой улетучилось чувство официальности. Он сел за стол, сыпанул себе в кружку несколько ложек кофе и мы продолжили разговор. Что нам было делить? Нам предстояло работать. Нас в машине только четверо и её, нашу машиночку, родимую, надо было заставить бесперебойно работать так, чтобы нам хватило её до конца нашего контракта и осталось нашим сменщикам.

Я с первых слов понял Львовича, что именно это его работа, и он будет тянуть свою лямку до конца.

Опять по длинному туннелю мы прошли в машину. Там уже были Серёга и молодой черноволосый, симпатичный парень. Его обаятельная улыбка просто обезоруживала. Он представился:

— Электромеханик. Миша.

Тут влетает Олег со своим мотористом. Моторист тоже списывался. И, началась суета.

Моторист подхватил Серёгу и повёл показывать механизмы и рассказывать ему его обязанности. Механики дружно закурили и налили себе по кружке кофе. Начался рабочий день.

Олег, ещё на правах стармеха, отдал распоряжения и повёл меня по машине. Хорошо, что я уже утром здесь побывал и поэтому для меня это был уже не белый лист бумаги.

После обхода, я взял блокнот и стал записывать замечания по механизмам и задавать Олегу свои вопросы. Он, в свою очередь, уселся за компьютером и тоже начал мне рассказывать о порядках в компании, о документации, о неисправностях. Видно было, что к сдаче дел он подготовился основательно.

К обеду мы подготовили отчет по расходу топлива за сутки и его остаткам на сегодняшнее число.

— Ну вот, в основном, и всё, — как-то облегчённо вырвалось у Олега, — С Мишей пройдёте после обеда по остальным механизмам. Он расскажет о нюансах по электричеству. А теперь пошли, пообедаем. В семнадцать подпишем акт, а потом агент заберёт меня в аэропорт.

Да, давненько мне не попадалось такое судёнышко со столькими неисправностями. По списку Олега их было двадцать три. Хотя много работ было выполнено, о чём в компьютере, для подтверждения, было достаточно фотографий.

Но элементарно. Даже телефон по судну не работал после последнего обесточивания. Что-то сгорело в электронике.

На главный двигатель не было запасных форсунок и топливных насосов. Второй механик выбирал что-то из ранее использованных деталей и пытался хоть как-то восстановить форсунки и насосы.

Следы его деятельности были зажаты в тиски и раскиданы по верстакам. Везде были раскрытые ящики. По углам валялись груды ветоши. Сразу было видно, что второй механик не хозяин в машине и наведению порядка уделяет минимальное внимание. Да, это не второй механик с «Мериана». У того во всём был военно-морской порядок. И даже за пыль каждый мог получить нагоняй.

Мне становилось понятным, почему Олег с таким облегчением сваливает отсюда. А мне это всё предстояло приводить в рабочее состояние. Выгрести эти кучи мусора, провести должную инвентаризацию.

Запасных частей для многих механизмов не было, хотя они были заказаны. И это бы ещё ничего. Оказалось, что судно выставлено на продажу уже с августа и хозяева, поэтому не хотят тратиться на продаваемое судно. А мне об этом при подписании контракта никто ничего не сказал. Экипаж ещё в августе чуть не заменили в Европе, но что-то не срослось у покупателей и продавцов, и судно было загружено и работает до сих пор у старого хозяина.

Настроение было ниже ватерлинии. Но не уезжать же домой из-за этого. Надо будет работать и добиваться того, чтобы и запасные части были доставлены и механизмы работали, и судно не имело простоев из-за этого.

После обеда меня вызвал на мостик капитан. Ему были нужны мои документы.

Мостик — это шестая палуба. Но я как-то привык называть их этажами. И, поэтому моряки иногда на меня странно косились, когда я палубу называл этажом.

Когда туда заберёшься по крутым трапам, то язык у тебя уже на плече. А если так до десятка раз в день, когда телефон не работает…? К концу дня не то, что язык вывалишь, а и ноги протянешь. Как потом и оказалось. Бегать мне пришлось предостаточно. Но, слава богу, ноги я не протянул.

Капитан сидел у компьютера. Он только скосил взгляд в мою сторону. Я подошёл к нему и по-английски представился. Дальше разговор шёл только по-английски.

Капитан забрал у меня документы. С некоторых он сделал копии, а остальные вернул мне. Он только спросил меня, когда мы закончим передачу дел, и дал мне понять, что меня он больше не задерживает.

За мной стоял великий англичанин Серёга. Он попытался что-то сказать капитану по-английски, а тот на вполне нормальном русском, почти без акцента, отвечал ему. Я это уже услышал, когда закрывал за собой дверь на мостике. Меня это немного покоробило. Но что делать? Он капитан — ему виднее, как общаться с подчинёнными. На судне единоначалие, и поэтому, молчи и сопи в свои две дырки. Капитан потом сам выберет манеру общения с тобой.

Как-то на одном из моих предыдущих судов, я попытался что-то вякнуть, но в ответ сам оказался в полном дерьме. Поэтому, пока пусть всё будет так, как оно есть. Потом разрулим.

Я вернулся в машину и продолжал уже самостоятельно изучать записи, которые я сделал со слов Олега. Просматривал компьютер, осматривал механизмы и делал всё, чтобы быстрее освоится на абсолютно новом для меня незнакомом судне.

А ведь в семнадцать часов я становлюсь хозяином всей механической части судна. Вечером Олег уедет и уже не у кого будет спросить, если что-то случится, а спрашивать будут у меня и с меня.

Хотя оставались Львович и Миша. Это немного облегчало мою задачу. Они уже отработали более двух месяцев и, как говорится, въехали в курс событий.

В пять часов Олег последний раз спустился в машину. Мы подписали акты, журналы и пошли к капитану на доклад.

Тот опять встретил нас с непроницаемым лицом, но теперь уже разговаривал с нами по-русски. Наверное, потому что Олег говорил с ним тоже по-русски.

Капитан забрал акты, вложил их в файлы, поинтересовался у Олега готов ли тот к отъезду и ушёл на мостик.

Олег пошёл к себе в каюту переодеваться. Она была в пару метрах от двери капитана на этой же палубе. Я спустился палубой ниже в каюту, где лежали мои вещи. Переоделся и пошёл на ужин. Быстро поужинал и вновь вернулся в машину. Теперь я был тут один. Никто не отвлекал меня, и можно было спокойно продолжить ознакомление.

Я то и дело, сверяясь с записями Олега, проверял свои знания по механизмам и системам. Такими проверками практические навыки закреплялись намного быстрее. И, если понадобиться в аварийной ситуации, не дай бог, я смогу это сделать и в абсолютной темноте и при качке и без посторонней помощи.

Машинное отделение было маленьким. Всего в полтора этажа. Напоминало чем-то подводную лодку.

Не то, что на моём последнем балкере. Там только до крышек главного двигателя приходилось карабкаться три с половиной этажа, да ещё до выхода на главную палубу из машины два, а если через трубу, так все четыре.

А тут мне выделено всего полтора суток. Всё надо было знать и уметь. Завтра отход. Олег уезжает поздно вечером. Если что непонятно или я забыл, то есть ещё время спросить у него.

Хотя в машине и работал высокооборотный вспомогательный дизель, естественно грохот стоял неимоверный, но я был в наушниках и в одиночестве. Мне было комфортно. Шум я не замечал, вентиляторы давали достаточно воздуха. Температура в машинном отделении была не больше двадцати пяти градусов. Для меня это всё было нормально. Я был вновь в своей тарелке.

Сами механизмы, их щиты управления, трубопроводы с клапанами — всё как-то само собой откладывалось в памяти, запоминалось, становилось близким, родным. Подходя то к одной системе, то к другой, я проверял себя. Что я запомнил, что упустил. На что надо особенно обратить внимание для того, чтобы надёжно и уверенно манипулировать в любой ситуации этими приборами и механизмами.

Да, это на первый взгляд всё казалось таким сложным и запутанным. Но это уже не первое и не двадцатое судно, где мне приходится делать одно и то же.

Сконструировано, конечно, немного по-другому. Но принцип везде один и тот же.

В сущности, нет ничего сложного. Только каждая фирма всё делает по-своему. Но везде по шаблону, отработанному многолетней практикой судостроения.

Выполз я из машины ближе к полуночи. Уставший, но уже уверенный в своих силах и знаниях. Вопросов к Олегу не было. Да даже если бы и были, то задавать их всё равно было бы уже некому. Олега давно не было на борту.

Я был готов к завтрашнему отходу. А нюансы? На то фирма и оставила мне в помощь электромеханика и второго механика.

Вернувшись в каюту, я застелил постель свежими простынями, с удовольствием помылся в душе и завалился спать. Надо свои внутренние часы приучать к судовому времени. Во Владивостоке было уже четырнадцать часов следующего дня.

Конец контракта

Жизнь судового механика