Участник выставки ММКЯ 2023
18+
Пассии

Объем: 240 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Глава 1

«Люша! Ты что ль?» — услышал он чей-то радостный окрик и вздрогнул. Кажется, Люшей его называли одноклассники. Хотя это было так давно, что он уже не был в этом уверен.

                                        * * *

Николаю Люшину было хорошо за 40. Уже год, как он трудился риэлтором в мелком московском агентстве недвижимости «Успех», которое едва ли оправдывало своё название, если не считать директора и пары-тройки старых сотрудников, бывших по возрасту моложе Николая.

Его наставник Маргарита, полноватая незамужняя женщина лет 30 с лишним из Красногорска, любила повторять ему: «Запомни, Николай, риэлтор и честность — вещи суть несовместные». По мнению Маргариты, это было такой же абсолютной истиной, как то, что земля круглая, а деньги не пахнут. И она действительно так думала и так жила, снисходительно взирая на тех, кто глупее её — а таких было много, и Николай, несомненно, в их числе. Маргарите нравилось помыкать Николаем, несчастным интеллигентом, патологически честным и совершенно не замечавшим ни ума её, ни своеобразной красоты, но вечно погруженным в свои мысли. Она, почти не скрывая злорадства, поручала ему «холодный обзвон» потенциальных клиентов из числа людей, размещавших в Интернете объявления о продаже квартир. Шансы «вывести кого-то на договор» (что означало убедить человека воспользоваться посредническими услугами именно их агентства для продажи своей квартиры) были минимальны. Зато Николай вникал в абсолютно незнакомую ему тему купли-продажи квартир в Москве, овладевал терминологией, основными понятиями, методами работы и прочим.

Вся эта канитель продолжалась месяца три со времени, как он устроился в «Успех». Хотя до того… С некоторых пор прошлое Николая утратило свою целостность, разбившись на куски разного размера. Какие-то из них он помнил хорошо, а другие не помнил вовсе. Школьные годы, как ни странно, Николай помнил неплохо, хотя практической пользы в этих воспоминаниях не видел никакой, а сентиментальностью, по крайней мере, теперь, совсем не отличался.

                                        * * *

— Думал, я тебя не узнаю? Шифруешься, что ли? — громко и насмешливо говорил, приближаясь к Николаю, коренастый человек примерно одного с ним возраста, с пивным животиком, детским лицом и поросячьими глазками, изучающе смотревшими из-под козырька дурацкой бейсболки. — Валера я! Васин! — заорал человек, счастливый то ли от того, что Николай никак не мог узнать его, то ли от того, что у него появилась случайная возможность заявить о себе миру в лице нескольких посетителей ВВЦ, чьё внимание было привлечено криками Валеры, на время заглушившими ностальгические песни советских лет, лившиеся из невидимых динамиков.

— Твою мать, — недовольно пробормотал Николай, узнав в весельчаке бывшего безликого троечника Васина, к которому тогда ещё будущий серебряный медалист Люшин относился с хорошо скрываемым презрением. Но, спохватившись, растянул губы в подобие улыбки, неубедительно и без особого усердия изображая радость от случайной встречи.

— Ну что? Пивка? — продолжал орать Валера, не выпуская протянутой для рукопожатия руки и не переставая при этом сканировать Николая взглядом.

— Да можно, в принципе… — пробормотал Николай, сдаваясь под напором бывшего одноклассника. В конце концов, в свою пустую двушку на улице Академика Миллионщикова он успеет всегда, а наступавший летний вечер располагал к бездумному и расслабленному времяпрепровождению.

— Я тут знаю одно местечко, — заговорил Валера, понизив, наконец, голос. И быстро пошёл, почти побежал, петляя аллейками, и привёл Николая в одно из летних кафе где-то на отшибе ВВЦ, где никого почти не было. — Ну, рассказывай! — требовательно сказал он, сделав изрядный глоток пива, отчего губы его сделались влажными, а глазки — ещё более поросячьими. — Ты что-то грустный. Не рад мне? — подавшись вперёд, Валера буравил Николая испытующим взглядом.

«Да он нормальный ли?» — подумал Николай, припоминая, что при всей своей кажущейся безликости Валера и тридцать лет назад отличался своеобразным юмором и эксцентричными выходками, а вслух спокойно сказал:

— Рад безмерно.

За год работы риэлтором Николай уже успел столкнуться с придурками самого разного рода и твёрдо усвоил, что доброжелательность и спокойствие — лучшая защита от них.

— Зачем здесь? — продолжал свой допрос Валера, тон которого стал почти угрожающим.

— Риэлтор я. Квартиру одну сдать надо. Тут недалеко, на Звёздном бульваре…

                                        * * *

Когда при всей своей терпеливости Николай уже стал подумывать, что работа риэлтора — не лучший способ встретить старость, не лишённая внимательности Маргарита великодушно промолвила: «Ладно. Есть у меня один клиент. Настоящий. Жирненький. Мне просто некогда с ним… Ну ты понимаешь…» С этими словами она посмотрела на Николая чересчур даже выразительно, отчего Николай растерялся, но принялся заинтересованно слушать дальнейшие объяснения.

«Жирненький клиент» Юрий был менеджером средней руки и средних лет из Нижнего Новгорода, который откуда-то взял 5 миллионов рублей и захотел вложить их в московскую недвижимость. Раз в неделю по субботам (а иногда по воскресеньям) он приезжал в Москву поездом «Ласточка» вместе со своей милой и тихой женой Катериной. Николай к этому времени подыскивал штук 7—8 квартир в разных районах Москвы и, как заправский логист, составлял маршрут их просмотра, распределяя всё по часам, беспрестанно согласовывая и перепроверяя. В день икс он встречал Юрия с Катериной, и они целый день ездили по Москве, мокли под осенним дождём, месили зимнюю слякоть и смотрели квартиры. Юрию всё это, похоже, нравилось. По Катерине ничего нельзя было понять. Маргарита была чрезвычайно довольна собой от того, что загрузила своего подопечного полезной практикой реальных, а не «холодных», обзвонов и просмотров. Деньги? А зачем они ему? Семьи у него нет. Агентство поило сотрудников мерзким на вкус чаем Lipton в пакетиках (был чай и получше, но только для клиентов) и кормило дешёвыми печеньями. Так что с голоду он не умрёт. Да и зачем ему есть? Вон он какой тощий…

Так время и шло. Оказавшийся порядочным жмотом Юрий всё время пытался выторговать две-три сотни тысяч с и без того недорогих квартир (дешевизна была едва ли не главным требованием Юрия, которого Николай неукоснительно придерживался, подбирая варианты), а продавцы этих квартир возмущённо посылали Николая куда подальше, когда в понедельник тот передавал им пожелания клиента…

Пришла весна. К очередной субботе Николай, как всегда, подготовил для просмотра несколько квартир. Первая — в час дня на улице Космонавтов, потом ещё одна — на этой же улице. Затем они пешком дойдут до квартиры на Звёздном бульваре. Оттуда, воспользовавшись монорельсом (хорошая штука монорельс, а какие виды с него открываются — одна Останкинская телебашня чего стоит), переместятся на «Тимирязевскую», потом пару остановок на метро и пешком до квартиры на Большой Академической. И уж оттуда на метро до «Нагатинской»… План был разработан и выверен чуть не до минуты. Но что-то беспокоило Николая. Он выехал из дома заранее и, доехав до «Проспекта Мира», зачем-то вышел на улицу. Вон массивная чаша «Олимпийского», а перед ней аккуратная светло-жёлтая церковь в окружении нескольких деревьев. «А зайду-ка я в церковь, — неожиданно для себя решил Николай. — Помощи хрен от кого дождёшься. Может, там помогут». Николай был крещёным, а вот был ли верующим — это вопрос.

Ему смутно помнилось, что он уже когда-то заходил сюда, но подробностей он не помнил. Обычная церковь, ничего особенного. Служба закончилась, какие-то люди ещё покупали свечки, писали записочки — кто за здравие, кто за упокой. «Начал-то я за здравие», — услышал Николай голос внутри себя, сердито отогнал его и решительным шагом направился почему-то в правую часть храма. Там, на дальней стене располагался большой образ Божьей Матери «Знамение». Дева Мария выглядела на нём не только очень красивой, но совершённо лишённой скорби и, напротив, радостной. Тонкие и изящные руки Её были радушно расставлены в стороны. Вся фигура и всё существо Её выражали готовность выслушать Николая и помочь ему. И Николай, не вслух, но мысленно рассказал ей историю с квартирой для Юрия, которой конца и края не видать, а кой-какие сбережения его далеко не бесконечны, и надобно с этим уже что-то делать. Дева Мария благосклонно выслушала его и, как показалось Николаю, дала понять, чтобы он сильно не беспокоился, одарив его под конец ободряющей улыбкой.

Квартиры на улице Космонавтов не впечатлили Юрия, хотя сам район ему страшно понравился.

— Вроде и не центр, а солидно всё, убедительно, — поделился он, с уважением глядя на гостиницу «Космос». — Опять же ВВЦ рядом. Будем с тобой там моцион делать. А, Катёныч?

Катёныч в ответ молча и сосредоточенно фотографировала монумент улетающей в бесконечность ракеты.

— А свиньи там ещё есть? — оживлённо спросил у Николая Юрий, кивнув в сторону ВВЦ.

— Сколько угодно, — мрачно ответил Николай и, озабоченно поглядев на часы, повёл клиентов по Звёздному бульвару.

Идти пришлось изрядно. Однако это давно уже не смущало никого из странной троицы, тем более, что большая удалённость от метро почти всегда была сопряжена с понижением цены. Квартира, располагавшаяся на первом этаже уже немолодой белой панельной девятиэтажки, была невелика (33 квадратных метра общей площади), с маленькой кухней и совмещённым санузлом, с решётками на окнах и со всей необходимой простенькой мебелью. И дом, и двор, и подъезд, и сама квартира характеризовались безукоризненной чистотой, что всех порадовало, а Юрия как будто заставило занервничать и, приглаживая малоубедительную белобрысую шевелюру, обратиться к хозяину квартиры:

— Так Вы говорите, четыре семьсот? А торг возможен?

— Да куда уж торг? — проворчал, с гадливой жалостью глядя на Юрия, хозяин квартиры, человек по виду простой и жадный, но не настолько, чтобы биться с Юрием за каждую сотню.

— У меня только четыре с половиной миллиона, — голубые водянистые глазки Юрия наполнились слезами, он отчего-то схватил Катерину за обе руки и вдохновенно посмотрел ей в глаза, наверное, как в тот день, когда делал ей предложение, а та ответила ему покорным и доверчивым взглядом.

Никто, кроме Катерины, не поверил Юрию, но хозяин, махнув рукой, согласился, и они ударили по рукам.

Сделкой рулила Маргарита. Николай наблюдал за процессом подписания договоров, расписок, заказа банковских ячеек и прочими ухищрениями как за великим таинством. По прошествии двух недель сделка была зарегистрирована, комиссию в размере 150 тысяч передали в агентство, и Николаю лично насчитали 15 тысяч рублей.

— А что ты хотел? — строго возмутилась Маргарита, встретив его недоумённый взгляд.

Тем временем, Юрий решил покамест сдать свою новоприобретённую квартиру в аренду. Николай стоически взялся за это. Что удивительно, тихую и аккуратную, хотя и скромно обставленную, квартиру время от времени смотрели, но снимать не хотели. После показов, которые, как правило, проходили ближе к вечеру, Николай взял за привычку ходить на ВВЦ, а оттуда — в Ботанический сад. Ему нравилось молча бродить по дорожкам сада. Иногда он пытался что-то вспомнить, но воспоминания, словно некие отдельные от него сущности, не торопились раскрыть ему себя. Ещё Николай обнаружил в себе любовь к стихосложению, которое имело для него совершенно практический смысл выражения терзавших его смутных чувств:

Воспоминанья

В тёплой тине дней

Живут,

Не вспоминая обо мне.


                                        * * *

— Риэлтор? Ты же, вроде, МГУ закончил? — с деланным сочувствием удивился Валера.

— А ты чем занимаешься? — спросил в ответ Николай, чувствуя, что Валера раздражает его всё больше.

— Я на государственной службе, — сухо ответил Валера, как-то сразу подсобравшись, похудев и быстро оглядевшись по сторонам. — А дети есть у тебя? — серьёзно и, как показалось Николаю, с ноткой грусти в голосе спросил он.

— Нет, — просто сказал Николай.

— Эй, любезный, пепельницу принеси, пожалуйста, — крикнул Валера в пустоту, приподняв пухлую руку. Через минуту из пустоты материализовался официант с пепельницей, и Валера, кое-как откинувшись на спинку неудобного пластмассового стула, закурил. — У меня тоже нет. Я всё думал — успеем. Она же молодая ещё. А она однажды говорит: «А я в Японию уезжаю, буду японцев русскому языку обучать». ” А как же я?» — говорю. Она молчит. И уехала.

По мере того, как Валера хмелел, лицо его становилось пунцовым, а сентиментальная горечь сменялась злостью. Залив пивом воспоминания о несчастной любви, он переместился в более раннюю область школьных воспоминаний.

— А помнишь Баранова? А Сичинаву? — недобро осклабившись, спросил он Николая.

Николай помнил их. Бесславные ублюдки, которые дрались как боги, водили дружбу с уголовниками, естественно, двоечники, они держали в страхе всю мужскую половину их класса. Но потом в его жизнь пришёл Университет, где были совсем другие люди, и вся эта школьная муть осела, превратилась в ил, копаться в котором у Николая не было никакого желания. А вот у Валеры, похоже, получилось иначе.

— Они у меня оба получили своё. Веришь?! — Валера показал Николаю средних размеров кулак, венчавший не слишком мускулистую руку. Николай не очень поверил и пожал плечами. — А ты знаешь, что я из макара со ста метров белке в глаз попаду? — продолжал описывать свои суперспособности Валера.

Разговор как-то не клеился, и Николай уже подумывал о том, чтобы уйти. Тем неожиданнее прозвучало предложение Валеры:

— А поехали в «Вермель»…

Кажется, «Вермель» — ночной клуб в подворотне на Раушской набережной — был всегда. По крайней мере, в студенчестве Николай иногда бывал там с друзьями, не имея ни денег, ни большого желания непременно «снять каких-нибудь девок», а просто за компанию, провести время, которого, как тогда казалось, ещё очень много, и оно утекало, как песок сквозь пальцы. Но то было давно.

— А что мы, собственно, теряем? — задумчиво проговорил Николай.

— Кроме песка, который из нас сыплется! — загоготал порядком опьяневший Валера.

И они поехали. Трезвым в «Вермеле» Николай никогда не был, поэтому помнил его плохо. Он и теперь был не совсем трезв, но достаточно, чтобы внимательно рассмотреть обстановку, которая, впрочем, не представляла собой ничего выдающегося. Они с Валерой взяли двести водки, и после первой же рюмки тот по-ученически сложил руки на столе, обвёл всё вокруг себя мутным взглядом, словно высматривая кого-то (возможно, их классуху Любовь Алексеевну, или Баранова с Сичинавой), положил голову на руки и уснул. На танцполе заиграла Nirvana, и Николай, оставшись в одиночестве, вновь принялся бродить по закоулкам памяти. Вечер, фонтаны возле цирка на Вернадского, какие-то люди, водка в пластиковых стаканчиках, кассетный магнитофон, из которого рвалась больная душа Курта Кобейна, такая близкая тогда, да и сейчас.

— Ба, Николай, ты ли это? — Петя Королевич подсел рядом, выдернув Николая из поглотившего его омута воспоминаний.

К счастью, Петю Николай помнил хорошо. Ещё не так давно они приятельствовали, вместе работали в одной крепкой компании, вместе создавали корпоративную информационную систему, вместе возвращались домой по Каширскому шоссе на Петином джипе, слушая что-нибудь тяжёлое, отчего им становилось легко на сердце. У них было немало общего, но было одно существенное отличие. Петя был успешным и целеустремленным, а Николай таковым почему-то не был. Петя жил для себя. Говоря о работе с кем-нибудь, он любил ввернуть английскую идиому «bread and butter», добавляя от себя "...and caviar» и облизывая при этом губы, словно там действительно оставались икринки черной осетровой. Ещё Петя был франтом, красавчиком и любимчиком женщин. Он не стеснялся заводить романы на работе. Кажется, он вообще ничего не стеснялся, и Николай втайне завидовал этой его способности. Поговаривали, что ему однажды удалось соблазнить саму…

Так что Николай почти не удивился, когда к ним подсела Ксюша Брюквина, тоже бывшая коллега Николая, из-за которой, кстати, его уволили. Коротко и нарочито небрежно поприветствовав Николая, она перегнулась через стол, положив на него большую упругую грудь, и запустила маленькую ручку в продуманно непослушную шевелюру Петра.

— Ксю, ты невежлива. Не выпить ли вам мировую? — не дожидаясь ответа, Петя подозвал официанта и заказал бутылку серебряной текилы. — Чем ты, кстати, занимаешься? — спросил он Николая, поморщившись то ли от лимона, то ли от начавшего храпеть Валеры.

— Я риэлтор. Вам квартиру не надо продать? — попытался плоско пошутить Николай, которому вдруг стало стыдно своей новой работы на фоне этих баловней судьбы.

— Надо, — вдруг серьёзно сказал Петя и записал телефон Николая. — Давай, наливай

Мало-помалу Николай расслабился, и они долго болтали о коллегах, о дурацких проектах руководства. Как в старые добрые времена. Словно и не было нелепого увольнения, в один миг оставившего Николая за бортом благополучной жизни, полной надежд и перспектив.

Услышав знакомые аккорды вещи Metallica «Until it sleeps», совсем захмелевший Николай пошел танцевать, если можно было назвать этим словом его телодвижения, которыми он не слишком успешно пытался попасть в такт с музыкой:

…And the dirt still stains me,

So wash me, until I’m clean.


                                        * * *

Утром, когда Николай сидел в офисе своего агентства, располагавшегося в центре, в Большом Лёвшинском переулке, на втором этаже старого московского дома, и размышлял о странных встречах, произошедших вчера, ему позвонили на мобильный. Бодрый мужской голос спросил, сдаётся ли квартира на Звёздном бульваре. Уже привыкший к таким звонкам, не сулившим ничего особенного, Николай в очередной раз описал квартиру. Мужчина изъявил желание посмотреть квартиру как можно быстрее.

Не прошло и часа, как Николай шёл уже протоптанной им дорогой от метро «ВДНХ» по Звёздному бульвару. Бодрый мужчина лет 30 спортивного телосложения и в меру интеллигентного вида, бегло осмотрев квартиру, сказал, что она его полностью устраивает, и он готов снять её хоть сейчас. Такая поспешность показалась Николаю подозрительной. Но он не стал задавать лишних вопросов, чтобы не спугнуть удачу. В конце концов, возможность заработать 5 тысяч рублей и навсегда забыть про скрягу Юрия, была для него достаточным поводом вести себя внимательно и аккуратно. Николай предложил Андрею (именно так представился бодрый мужчина) встретиться ещё раз сегодня ближе к вечеру, в удобном для него месте, чтобы посмотреть документы на квартиру, доверенность от Юрия и заключить договор аренды квартиры.

По пути к метро «Смоленская» Маргарита болтала без умолку, рассказывая Николаю про свою новую игрушку — живого мопса по кличке Челентано. На выходе из станции «Полянка» их уже поджидал Андрей. Они зашли в какую-то забегаловку, и Маргарита, с трудом помещаясь за крохотным столиком и деликатно ворча, что можно было бы встретиться и в агентстве, продемонстрировала Андрею документы на квартиру, достала бланк договора аренды и уже занесла ручку…

…как вдруг Андрей достал откуда-то бордовое удостоверение, махнул им перед носом удивлённо заморгавшей Маргариты и стальным голосом произнёс:

— Пройдёмте.

Тут же из-под земли выросли ещё два молодца, и Николай с Маргаритой были окружены плотным кольцом, хотя и не собирались никуда бежать.

— Куда пройдёмте? — испуганно ощетинилась Маргарита.

— В отдел МВД по району Замоскворечье, — продолжал сверкать блеском стали Андрей.

— Так, я звоню юристу, — стараясь не терять самообладания, сказала Маргарита и достала смартфон, который был тут же бесцеремонно вырван из её рук одним из молодцов, скомандовавшим: «В машину».

Они вышли из забегаловки и сели в две легковые машины. Ехать было недалеко, и скоро Николая провели коридорами не в камеру, но в пустую комнату и приказали ждать. Комната, заполненная старой мебелью, полками, папками, была, видимо, чьим-то кабинетом. «Странно, что они оставили меня здесь одного. А если я увижу какие-нибудь важные бумаги? …В чём вообще дело? Что они собираются нам предъявить? …А если они подбросят мне наркотики? А если пристрелят, как собаку?» — чем дольше Николай ждал, тем более бредовые мысли лезли ему в голову. Когда спустя полчаса или около того его привели в другой кабинет, где за разными столами сидели Андрей и бесцеремонный молодец, он уже изрядно нервничал, хотя виду не подавал. Бесцеремонный молодец закинул ноги на стол и нагло произнёс:

— Значит, судимости нет? Теперь будет.

Андрей, в рамках досмотра личных вещей, лениво перелистывал его толстый риэлторский блокнот с адресами, телефонами, временем просмотров и прочим.

— А чьи это стихи? — спросил Андрей, показав на два четверостишия, невесть как затесавшиеся в рабочие записи:

Я иду по дороге один.

Я — свидетель поры листопада.

Много в мире прекрасных картин.

Не увидеть их все. И не надо.


Оптимисты бегут на восток.

Пессимисты на запад плетутся.

Только я, как осенний листок,

Кану в бездну. А там разберутся.

Николай вспомнил, что написал это перед одним из просмотров, ожидая клиента, охваченный внезапным порывом осеннего сплина.

— Да это я… в свободное от работы, — отчего-то смущаясь, забормотал он.

— Свидетель, значит? Мы тут разобрались, — с насмешкой, но уважительно произнёс Андрей. — С коллегой вашей, Маргаритой Касаткиной. Нам сигнал поступил, что на Звёздном бульваре мошенники орудуют. Но у вас всё законно. И собственник квартиры Мягоньких Юрий Алексеевич ваши полномочия подтвердил. Так что можете идти. В бездну, или куда хотите. Всего хорошего.

И Николай ушёл, озадаченный этим странным приключением и немного огорчённый тем, что квартиру Юрия придётся сдавать и дальше. Хотя, честно говоря, он уже успел полюбить и Звёздный бульвар, и монумент ракеты, улетающей в неизвестность.

Глава 2

Первая в его жизни сделка с недвижимостью в качестве посредника оставила у Николая двоякое впечатление. С одной стороны, хорошо, что она, наконец, состоялась. А с другой, столько убиваться и получить за это 15 тысяч. Стоит ли игра свеч? Но если оставить в стороне финансовый вопрос, его новая работа, хотя и была зачастую муторной, вcё-таки показалась ему более живой, чем прежняя. Правда, ни жирненьких, ни худеньких клиентов давать ему никто больше не собирался. С улицы в их Богом забытое агентство никто отродясь не приходил. И Николай выработал собственный способ работы с потенциальными клиентами.

Он находил в интернете объявления о продаже квартир от собственников, оценивал их с точки зрения перспективности и выставлял в специализированной риэлторской базе уже от имени агентства с его личным телефоном, прибавив к цене комиссию агентства — тысяч 100—150. База эта была платной, поэтому тусовались в ней, в основном, риэлторы — выставляли квартиры на продажу, подбирали квартиры для своих покупателей. О таком способе заработка догадался не один Николай. Далеко не один. Так что конкурентов было предостаточно. Отношение продавцов к таким добровольным помощникам варьировало от откровенно неприязненного до сдержанно лояльного. С лояльными иногда удавалось наладить сотрудничество.

Так получилось у Николая с хозяйкой двухкомнатной квартиры на Воронежской улице Мариной. Ей было около 40 лет, но выглядела она старше из-за тяжёлой и безрадостной жизни. Она много работала, чтобы кормить семью — безработного мужа-пропойцу и дочку на выданье. Квартиру их сразу стали активно смотреть, и Николай наведывался к ним с потенциальными покупателями чуть не каждый день. После просмотров Марина угощала его растворимым кофе. Они сидели на шестиметровой кухне, курили, и Николай слушал её жалобы на мужа, который уже давным-давно нигде не работал, жил паразитом, да ещё время от времени тащил что-нибудь из дому и пропивал, но хоть не буянил, потому что был тихий. Николай тоже был тихий, но работящий и упрямый, и тем внушал доверие и даже надежду на успех затеянного Мариной предприятия.

Не прошло и пары недель, как на квартиру Марины нашёлся покупатель, Формально квартирой владел муж Марины по имени Олег, законченный алкоголик, хотя и неплохой, в общем-то, человек. Вырученные за квартиру деньги должны были пойти на покупку уже присмотренной новой однушки где-то в Котельниках, которую предполагалось оформить на красавицу-дочь Анастасию Олеговну. Николай плохо представлял себе, как они все там будут жить, тем более, что, как доверительно призналась ему Марина, у Анастасии Олеговны имелся жених, некто Арменчик, который собирался жить с ними. Впрочем, к тому времени Николай уже успел понять, что квартирные вопросы в Москве решаются порой весьма причудливыми способами.

Так что теперь нужно было готовиться к сделке. Однако ряд довольно простых формальностей в случае с Олегом становился проблемой. Нужно было привезти Олега в агентство, заключить договор оказания услуг и принять аванс от покупателя, который должен был подъехать туда же в два часа дня. Для этого в 10 утра Николай явился на Воронежскую, где обнаружил расстроенную Марину, которая сообщила ему, что Олег ухитрился утром куда-то сбежать. Это случалось и раньше, да и хрен бы с ним, но сегодня это так некстати. Она что-то не может его найти в местах, где тусуются опои (с ударением на второй слог, что на её слэнге означало пьяниц), а ей нужно бежать на работу, а Настька на практике, Николай, найдите его, умоляю, он должен быть если не в этом дворе, то в соседнем, или вон там, за девятым домом, вот Вам его паспорт, на Вас вся надежда, а я побежала. Николай флегматично выслушивал эту произносимую на одном дыхании тираду, спускаясь с Мариной в лифте, а затем выходя во двор и озираясь в поисках опоев.

Не особо надеясь на успех, он отправился к девятому дому, где, к своему удивлению, обнаружил компанию из пятерых культурно отдыхавших мужчин, в числе которых был и искомый Олег. На врытом в землю деревянном столике стояла початая бутылка дешёвой водки и двухлитровая баклажка «Охоты крепкой», другая, уже приговорённая, баклажка валялась рядом на земле.

— Олег, нам теперь надобно ехать. Вы, верно, запамятовали. Нас ждут. Отправимтесь, — нерешительно сказал Николай на каком-то незнакомом ему самому наречии.

— А у тебя… это… лавэ есть? — каркающим голосом спросил старый на вид мужчина с неестественно гладким лицом.

— Лавэ нанэ, — вдруг резко ответил Николай, сверкнув глазами. — Олег, ты что, блядь, совсем охуел?

И, подойдя к нему вплотную, спокойно и решительно уставился ему прямо в глаза. Олег, сидевший всё это время с глупой виноватой улыбкой, покорно вздохнул и встал из-за стола.

Приехав в агентство, где их со сдержанной любезностью встретила Маргарита, они подписали заготовленный договор услуг, а после приняли аванс от подозрительно косившихся на Олега покупателей.

— Согласно договора услуг, аванс до сделки остаётся на хранении в агентстве, — победоносно произнесла Маргарита.

— У меня два условия, — мрачно сказал давно уже начавший мучиться похмельем Олег. — Пять тыщ сейчас. И чтобы Николай присутствовал на сделке.

— Я буду, — коротко сказал Николай. — Две тысячи.

— Три, — подвёл черту под торгом Олег. — И до метро меня проводи. А то я из переулков ваших не выберусь.

— Николай проводит Вас до самого дома. Правда, Николай? — подчёркнуто любезно сказала Маргарита, гадливо отворачиваясь от благоухавшего алкогольными парами Олега.

— Безусловно, — ответил Николай.

Прощаясь с ним возле дома на Воронежской, Николай сказал:

— Мы с Мариной на связи. А ты… это… к сделке… будь готов.

— Всегда готов, — весело ответил Олег и заржал в предвкушении скорого опохмела.

Всегда готов. Как бы он не сорвал сделку-то. А что это за храм возле Каширки? Николай давно заприметил бревенчатую деревянную церковь, стоявшую чуть в стороне от его обычного пути от метро «Домодедовская» на Воронежскую улицу. Надо зайти, решил он и проследовал к храму иконы Божьей Матери Троеручицы.

Оттого ли, что церковь была деревянной или ещё от чего, но внутри было прохладно и хорошо. Николай подошёл к иконе хозяйки храма Троеручицы и, прежде чем рассказывать Ей о делах своих скорбных, внимательно посмотрел на Её образ. Внимательный взгляд, мягкая и немного снисходительная улыбка, но главное — Её третья рука. Она поразила Николая, потому что, гармонично располагаясь в нижней части образа, приходила словно из ниоткуда, из другого мира, из другой жизни. Николай рассказал Ей о несчастных людях, зачем-то переезжающих отсюда в Котельники, чтобы жить там Бог знает как. А этот Олег… Николай почувствовал, что у него болит голова. Он попросил у Неё помощи в сделке и ушёл.

                                        * * *

Каждое утро Гарик выходил из метро «Домодедовская», садился в небольшой корпоративный автобус, в салоне которого чуть заметно пахло соляркой, и вместе с парой десятков других сотрудников ехал в посёлок Развилка, что сразу за МКАДом. Там он работал в одной из дочерних компаний «Газпрома». Работа была не пыльная, и после утомительной и бессмысленной свистопляски 1990-х Гарик отдыхал здесь душой и телом. Его обязанности заключались в рисовании схем газопроводов с помощью специфического картографического софта, которым Гарик владел почти в совершенстве. Это был чуть ли не единственный ощутимо полезный навык, который он приобрёл за последние годы.

Нет, окончив географический факультет МГУ, Гарик думал… Впрочем, он ни о чём не думал. Или думал, но не о том, о чём нужно было думать. Он был странноват, как говорят, немного не от мира сего. У него была редкая специальность — «океанолог». Но в 1990-е океанологи не шли нарасхват. Они, один за другим, тонули в бурном океане новых экономических отношений. Штормило и Гарика. Но, как всегда, в последний момент ему везло. Пару лет он барахтался в небольшой компании, где неглупые дядьки, правда, все как один любившие выпить, готовили научные экспертизы для того же самого «Газпрома». Устроившись туда по протекции своего научного руководителя (который работал там же), Гарик поначалу занимался ерундой вроде вёрстки и распечатки многотомных отчётов, но потом занял нишу картографа, самостоятельно обучившись работе в картографических компьютерных программах, и начал готовить красивые карты для отчётов. Потом курсы его и компании разошлись. Гарика ещё поштормило, но он схватился за спасательный круг с надписью ГИС (геоинформационные системы), и был благосклонно принят на борт одной из дочерних компаний «Газпрома», что на Развилке.

Коллектив отдела геоинформационных технологий, в штат которого он был зачислен, был, по большей части, молод, исключительно душевен и временами весел. Гарик, по странному свойству его натуры, держался несколько отстранённо. Как трудовая единица, он был винтиком в огромной машине, что его, до поры, устраивало. На корпоративах он не блистал, и даже на обед ходил отдельно от всех. Правда, иногда он пытался внести свежую струю в размеренно бодрую жизнь коллектива, то знакомя всех с искусством заваривания и пития матэ, то предлагая ци-гун в качестве производственной гимнастики. Но всё это как-то не приживалось. Так что любили его не все и не очень. Впрочем, Гарика это не сильно беспокоило, потому что это его никогда не беспокоило.

Другое дело, что со временем Гарик начал скучать. И долгожданный штиль, установившийся в его жизни, становился всё более томительным. Мысль о том, что он будет всю жизнь рисовать карты газопроводов, его совсем не радовала. Однако, будучи неглупым и временами даже мудрым, Гарик не спешил ничего менять.

Он решил переключить внимание на что-нибудь, просто посмотрев по сторонам. И увидел большой пустырь на подъезде к метро «Домодедовская». Там начали строито что-то деревянное. Но, заложив фундамент и установив несколько брёвен, бросили, причём надолго. Оказалось, здесь шло строительство храма иконы Божьей Матери Троеручицы. И хотя к религии Гарик относился прохладно, считая себя модным и продвинутым, а религию — нет, он почему-то решил во всё это ввязаться. Он набрал указанный на табличке телефонный номер застройщика, узнал, что у них кончились средства и вызвался помочь. Помогал он довольно наивным способом: накупил на почте конвертов, отыскал в Интернете адреса банков и разослал туда бумажные письма с просьбой дать денег на строительство храма, указав реквизиты застройщика. Такой явно старомодный подход отчасти объяснялся тем, что на дворе был 2003 год. Как ни странно, примерно через месяц стройка возобновилась. Застройщик сказал, что никто не помог, и они сами нашли деньги. Но Гарика не очень интересовало, откуда взялись деньги. Главное, что довольно скоро симпатичный бревенчатый храм и несколько небольших служебных помещений вблизи него были построены.

Другим направлением не слишком интенсивной деятельности Гарика стал поиск… невесты? подруги жизни? женщины на одну ночь?… короче, как получится. Смартфонов тогда ещё не было, мировая сеть находилась, можно сказать, в полузачаточном состоянии, и Гарик, следуя рекламному предложению, пришедшему на его кнопочный мобильный телефон, зарегистрировался в службе SMS-знакомств. Конечно, он быстро понял, что это чушь собачья. Однако, слог сообщений от некой зеленоглазой блондинки (если верить её же описанию) под ником Elcorazon свидетельствовал, что она, как минимум, не дура. Они разговорились, если можно так сказать об обмене SMSками. И временами даже по-английски, видимо, чтобы произвести друг на друга неизгладимое впечатление.

Так они общались несколько дней, и всё шло как будто неплохо, но предложения Гарика встретиться в реальной жизни Валентина (таково было её настоящее имя) неизменно отклоняла под разными предлогами. Это озадачивало его и наводило на разные подозрения.

Потом она вообще куда-то пропала на несколько дней. И появилась вновь с письмом очень странным и тревожным. Она писала, что у неё возникли сильные головные боли, видимо, ставшие последствиями автомобильной аварии, в которую она попала несколько месяцев назад. После обследования её поместили в госпиталь Бурденко в отделение нейрохирургии из-за подозрений на опухоль в голове, которую, наверное, придётся оперировать. Так что она теперь уж и не знает — писала она — доведётся ли им встретиться на этом свете.

Гарик позвонил в отделение нейрохирургии госпиталя Бурденко и спросил, лежит ли у них в отделении недавно поступившая Валентина Бородина. Там ответили утвердительно. Навестить? Да, пока можно.

После работы Гарик купил соку и апельсинов, сел в метро и поехал на «Маяковскую». Страшно волнуясь, он поднялся на 4 этаж, надел бахилы и пошёл в указанную ему палату. В трёхместной палате он увидел её сразу — она сидела на кровати и что-то писала в телефоне. Он сразу отметил, что в больничном наряде её, который состоял из халата и тапок, преобладали зелёные тона, что чрезвычайно гармонировало с цветом её глаз.

Гарик красавцем, конечно, не был. Был он тощ, руки и ноги его были слишком длинны, делая его похожим на паука или осьминога, нос и глаза — слишком велики, а губы — чересчур пухлы. Валентина же и вправду была красавицей, чем-то напомнившей Гарику голливудскую кинодиву Кэмерон Диас. Вот только взгляд её прекрасных, действительно зелёных, глаз был каким-то потерянным. Они вышли в коридор. Ведомый почти неведомым ему доселе вдохновением, Гарик с полной убеждённостью сказал, что всё обязательно обойдётся и будет хорошо. Под магией его уверенности потерянность её улетучилась. Она что-то рассказывала про здешний режим, про умных врачей и внимательных медсестёр. Она и сама была умна и внимательна, заметила, между прочим, что Гарику довольно-таки идёт рубашка в сине-голубую клетку с поддетой под неё тёмно-синей футболкой. Конечно, он влюбился в неё до безумия. Но разговаривать им, как двум незнакомым, в сущности, людям, было особо не о чем. И он скоро ушёл, взяв с Валентины слово сообщать ему обо всех новостях.

Весь следующий день Гарик рисовал очередную схему газопроводов и напряжённо думал, чем он может помочь Валентине. Здравый смысл подсказывал, что ничем. Но он не сдавался и, в конце концов, придумал.

После деятельного, хотя и не доказанного участия в строительстве храма на «Домодедовской» Гарик не стал религиозным. Просто завёл новую привычку из чистого любопытства заходить в разные церкви, неизменно находя в них что-то интересное для себя и по неизвестной ему самому причине отдавая предпочтение образами Богородицы. Так он однажды оказался в храме митрополита Филиппа, что неподалёку от спорткомплекса «Олимпийский». В храме этом его особенно привлекла икона «Знамение» Пресвятой Богородицы. Едва увидев, Гарик признал этот образ воплощением Красоты в самом высоком понимании её. Кроткий лик, устремлённый в небеса взгляд, тонкие руки, разведённые в стороны в жесте, благословляющем всякого, кто сочтёт нужным просто подойти и поклониться Ей. Гарик искренне полюбил это чистейшее существо, пребывающее одновременно в обоих мирах. Независимо от религиозных догм и общепринятых взглядов, он был абсолютно убеждён в реальности Её существования, потому что чувствовал, что Она реальна. Он стал время от времени приходить к Ней. Правда, ни о чём не просил, а просто любовался и наслаждался пребыванием рядом с Нею. И вот теперь, когда с его новой знакомой Валентиной случилось несчастье, Гарик вспомнил о любимом образе.

После работы он доехал до метро «Проспект Мира», вошёл в знакомый храм и направился прямиком к Ней. Молиться Гарик не умел, поэтому стал говорить с Нею просто и от души. «Девчонка-то молодая совсем. И вот… на тебе… может умереть. Красивая такая. Я, признаться, полюбил её. Но это неважно! На тебя одна надежда… Ты уж, пожалуйста, помоги!» И он долго ещё так и эдак, старательно подбирая слова, рассказывал Ей про случившуюся беду, просил помощи, хотя выходило всё равно неуклюже. В какой-то момент он поднял на Неё взгляд и обнаружил, что глаза Её, обычно устремлённые в небеса, спокойно и внимательно смотрят прямо на него. Она слушала его. Потрясённый до глубины души, он потерял дар речи. Потом как-то деревянно перекрестился, поклонился и ушёл, плохо осознавая произошедшее.

Прошло два дня, и Валентина позвонила ему. Радостным голосом она сообщила, что на очередном снимке никакой опухоли не обнаружили. А может, её и не было. Может, это был дурной сон или ошибка. «Видите, всё произошло, как Вы говорили. Вы — мой талисман.» И Гарик увидел на том конце её смущённую улыбку. Он, конечно, не стал ничего говорить Валентине о настоящей причине счастливого исхода. А вместо этого, также смущаясь, сказал, что страшно рад, что у него от души отлегло, хотя он всегда знал… и всё такое. Она добавила, что ей нужно ещё полежать несколько дней в госпитале, а потом её выпишут, а потом они встретятся…

Приближался Новый год. Валентина не звонила, не писала. Гарику как-то неудобно было опять напоминать о себе. В офисе царила предновогодняя суета: наряжали ёлку, накрывали на стол. Наконец, чтобы не томиться в неведении, Гарик написал ей беззаботное письмо, в котором спрашивал о самочувствии и предлагал встретиться где-нибудь в новогодние праздники. Валентина так же беззаботно ответила ему, что чувствует себя прекрасно. И ещё у неё радостная новость: она помирилась с любимым. Ведь драматические события подобного рода необычайно сплачивают и помогают забыть о противоречиях. Чтобы не показаться невежливым, он сухо ответил, что очень рад и поздравил с наступающим Новым годом.

Гариком овладели смешанные чувства. С одной стороны, ему было буквально до слёз жаль, что его странная, спонтанно возникшая на пустом месте и внезапно вознёсшаяся до небес любовь в одночасье разбилась вдребезги. С другой стороны, Валентина чудесным образом исцелилась и вообще, кажется, счастлива, так что чего ж роптать. Наконец, то был первый опыт живого участия Её в его, Гарика, жизни, а это — он чувствовал — дорогого стоило.

                                        * * *

Нарядившись в розовую хлопковую рубашку (с утра было жарко) Николай ехал на метро в Марьино, где в банке должна была проходить сделка, страшно переживая и успокаивая себя тем, что даже если Олег не явится, то сделку, скорее всего, просто перенесут на другой день.

Маргарита уже приземисто и деловито расхаживала по банку, договаривалась о банковских ячейках, перешёптывалась с риэлтором со стороны покупателя, настолько похожей на неё, что их можно было бы принять за сестёр-близнецов.

— Что, Николай, Вы будете вести сделку? — завидев Николая, громко спросила она хорошо поставленным неприятным голосом, сделав акцент на слове «Вы».

— Я бы предпочёл пока ещё понаблюдать за Вами, Маргарита, и поучиться, — угрюмо ответил Николай.

— Что ж, наблюдайте, — дьявольски захохотала Маргарита и, сияя, засеменила куда-то, тряся толстым задом.

Николай поплёлся за нею. Когда он уже хотел звонить Марине, они пришли: опрятная и заметно нервничавшая Марина; Олег, то ли пьяный, то ли с похмелья; и Анастасия Олеговна в лёгком белом платье с узором из вишен и прочих ягод, с безразличным видом жевавшая жвачку. У Николая отлегло от сердца, и он стал наблюдать за действиями Маргариты, которая, видя это, показывала мастер-класс риэлторского искусства.

В перерыве они с Мариной вышли покурить, и Николай, который за всё это время сделался для них не членом семьи, конечно, но не чужим человеком, задал ей вопрос, который почему-то беспокоил его:

— А Олег понимает, что, продавая свою квартиру и оформляя альтернативу на Настю (альтернатива на риэлторском слэнге означает квартиру, приобретаемую взамен продаваемой), он рискует… остаться без всего?

— Во-первых, он давно уже мало что понимает. А во-вторых… у меня совесть есть, и я его на улицу не выкину, и он это знает… наверное… — В голосе её чувствовались одновременно злость, досада и сострадание.

— И с Арменчиком поосторожнее будьте, — предупредил Николай. — Не торопитесь прописывать его.

— Знаю, — озабоченно сказала Марина и выбросила окурок в урну.

Чтобы занять Николая каким-то полезным делом, Маргарита отправила его помогать Олегу писать расписку о получении денег. Эта несложная задача, состоявшая в том, чтобы продавец написал на листе бумаги стандартный текст — он, такой-то, получил такую-то сумму от такого-то, купившего у него такую-то квартиру — оказалась почти неразрешимой проблемой. Писать должен был Олег своей рукой, поскольку в случае чего эта бумажка будет фигурировать в суде как важный документ. Исправления были недопустимы. А Олег всё время где-нибудь ошибался. И они начинали заново. Но Олег ошибался вновь. Николай диктовал ему слово за словом, сидя над ним, как терпеливый учитель над неисправимым двоечником. Это продолжалось Бог знает сколько. Постепенно все участники сделки, закончившие прочие дела, собрались возле них и, затаив дыхание, следили за нехитрым действом, превратившимся в тончайшее искусство, требовавшее от обоих тотальной отдачи. Наконец, им удалось. Они сделали это. И Николай с просветлённым лицом протянул Маргарите белый лист бумаги, испещрённый неразборчивыми каракулями Олега, как шедевр. А она приняла его бережно, с осознанием важности произошедшего…


                                        * * *

Комиссия за сделку составила 150 тысяч рублей. По правилам агентства, Николаю полагалось только 30% комиссии. Да и этот полтинник, как он уже знал, ему придётся делить с Маргаритой. Вопрос — в какой пропорции.

Директор агентства Володя Гусев позвал Николая с Маргаритой в свой кабинет для расчёта. Володя Гусев, уроженец города Гусь-Хрустальный, невзлюбил Николая за то, что на одном из местных корпоративчиков, тот, слегка подвыпив, спросил Володю: «А что, в Гусь-Хрустальном все Гусевы?» А Володя считал себя человеком серьёзным и целеустремлённым. Он удачно женился на уроженке Дагестана (она была хотя и чуть постарше его, но с лихвой компенсировала это своими умом и красотой), родители которой вложили деньги в агентство и сделали Володю директором, а дочь свою — юристом при нём. Володе было немного за 30, и, хотя агенты называли его просто по имени, но панибратства и шуточек себе не позволяли. С тех пор Володя, и без того считавший Николая лузером, которому в жизни ничего уже не светит, окрысился на него окончательно.

— Итак, господа и дамы, — с достоинством произнёс Володя, сделав акцент на последнем слове и обменявшись с Маргаритой многозначительными свойскими улыбочками, — 30% от 150 тысяч составляют 45 тысяч. Из них 30 тысяч справедливо будет передать Маргарите. Ну и 15… — и Володя сделал презрительно-неопределённое движение рукой в сторону Николая.

— Пополам. И то только из уважения к мастерству учителя, — спокойно сказал Николай, почтительно, хотя и с долей иронии, склонив голову в сторону Маргариты.

— Но сделку фактически провела Маргарита, — болезненно сморщившись, протянул Володя, посмотрев на Николая как на слабоумного.

— А кто фактически нашёл клиента и довёл его до сделки? А сколько у нас сейчас ещё подобных клиентов в разработке? Человек пять? — парировал Николай, который уже начинал понимать, что работать по своей схеме он может в любом агентстве, а при таком отношении к себе он всё больше терял веру в «Успех».

— Давайте не будем мелочиться. Пополам так пополам. Николай заслужил поощрение, — миролюбиво произнесла Маргарита, беря на себя роль третейского судьи.

Маргарита видела, что Николай уже стал выходить на сделки, пополняя казну агентства, а главное — её собственную. Помимо Николая, у неё было ещё два ученика, вернее, ученицы. Недавно пришедшая в агентство двадцатипятилетняя старательная Оленька с умненьким личиком на сделки пока не выходила, и неизвестно, когда выйдет. Ещё была Яна, которая приходила на работу не раньше двенадцати и дефилировала по офису в открытых и весьма откровенных нарядах типа прозрачных футболок, шортиков и прочем в таком духе. Маргарита сразу же возненавидела её за красивую фигуру и за глаза называла проституткой. Яна не отличалась прилежностью, мечтала об огромных комиссиях и явно была случайным пассажиром. Так что реальную прибавку за наставничество приносил Маргарите пока только Николай.

— Добрый Вы человек, Маргарита. Балуете Вы Николая, — вздохнул Володя и аккуратно отсчитал обоим по 22 с половиной тысячи.

Глава 3

Количество клиентов у Николая неуклонно росло, хотя назвать клиентом человека, который благосклонно и без особого энтузиазма соглашался на то, что риэлтор какого-то мелкого агентства будет помогать ему в продаже квартиры, можно было лишь с большой натяжкой. Ячейки заброшенной Николаем сети были слишком крупны, и рыба-клиент могла легко уплыть через них на вольные хлеба или попасться в зубы акул из крупных агентств, тоже не терявших времени даром.

С другой стороны, Николай тоже не работал со всеми подряд. Во-первых, он оценивал, насколько перспективна квартира, адекватна цена и т. д. Во-вторых, он оценивал и клиента. У Николая интуитивно сформировался своего рода фильтр, и если человек на другом конце провода был слишком уж груб, подозрителен или высокомерен, то лучше было даже не начинать.

Наткнувшись на объявление о продаже трёхкомнатной квартиры за 10 с лишним миллионов недалеко (но и не близко) от метро Бибирево на Костромской улице с «несложной альтернативой», Николай хотел было пройти мимо, но почему-то передумал. Продавец по имени Евгения чуть низковатым, слегка усталым и чертовски сексуальным голосом объяснила Николаю, что ей нужна просторная двушка где-нибудь в Новых Черёмушках, естественно, не в «хрущобе». Застенографировав всё это в своём кондуите, Николай стандартно пообещал вернуться с покупателями, повесил трубку, создал объявление в риэлторской базе и стал работать дальше, не особо надеясь, что это объявление кого-то заинтересует. Так оно, в общем-то, и вышло.

По объявлению никто не звонил до самой зимы. А зимой стали почему-то звонить. Николай перезвонил Евгении, которая тем же голосом сказала, что квартира по-прежнему продаётся. «А кому она нужна», — подумал Николай, а вслух сказал, что у него есть клиенты, которые хотели бы её посмотреть. Беспросветным и слякотным вечером Николай приехал в Бибирево, дождался возле подъезда потенциальных покупателей, и они вместе поднялись на 6 этаж 12-этажного дома 1980-х годов постройки. Евгения, бизнес-вумен (как почему-то решил Николай) лет 40, ухоженная и довольно привлекательная, но с надломом (как тоже почему-то решил Николай), здесь явно не жила, а приехала незадолго до них. А жила здесь семья, состоявшая из молодых супругов и троих детей, мал мала меньше. Николай едва ли ошибся, приняв их за арендаторов, и справедливо предположил, что с них хватило бы и двушки. Но, может быть, эта семья славян планировала расширяться и далее, всё глубже пуская корни в Москве. А тут такой казус — продажа квартиры. Впрочем, когда она ещё продастся? Размышляя таким образом, Николай, вместе с остальными, рассматривал квартиру, такую же милую и сдержанную, как и её хозяйка.

— А какая у вас альтернатива? — прервала всеобщее молчание хрупкая женщина, в которой Николай как-то сразу признал собрата по профессии.

— Быть или не быть, — задумчиво ответила Евгения, но, увидев всеобщее удивление, вкратце рассказала о своём желании переехать в Новые Черёмушки.

— Уже смотрели что-нибудь? — строго спросила Николая хрупкая женщина, которой явно не очень понравилась странная шутка хозяйки.

Пикантность первого просмотра квартиры при выбранной схеме работы состояла в том, что покупатели думали, будто Николай представляет интересы продавца и какое-то время уже работает с ним. Продавцы же, в свою очередь, думали, что Николай работает с покупателями. Эта неопределённость его статуса со временем, конечно, прояснялась, но поначалу Николаю приходилось вести себя очень аккуратно и не слишком торопиться рассеивать туман.

— Есть варианты, — уклончиво ответил Николай, чем окончательно разочаровал хрупкую женщину, которая схватила в охапку своих клиентов, холодно попрощалась и ушла в ночь.

— По-моему, им что-то не понравилось, — всё так же задумчиво проговорила Евгения, вопросительно глядя на Николая.

— Как знать, — всё так же уклончиво ответил Николай. — А действительно, Евгения, Вы уже смотрели что-нибудь в Новых Черёмушках?

— А какой смысл, если мою квартиру никто не покупает пока? — продолжала грустить Евгения.

— Наличие найденной альтернативы оказывает на покупателя исключительно вдохновляющее действие, — как можно более убедительно постарался произнести Николай, которому захотелось чем-то растормошить Евгению, чья вера в успех была почти на нулевом уровне. — Давайте я подберу варианты, которые могут быть Вам интересны и вышлю Вам по электронной почте.

Евгения согласилась, хотя и без особого энтузиазма.

Через пару дней квартиру Евгении вновь захотели посмотреть уже другие покупатели. То, что они попросили назначить просмотр не на вечер, как обычно бывает, а в 4 часа дня, никакой проблемы для Евгении не составило. И Николай вновь наведался в Бибирево, на сей раз — при неярком свете пасмурного декабрьского дня. Народу на улице было немного, и Николай, по дороге к дому Евгении, издалека заметил идущую ему навстречу прогулочным шагом пару — невысокую женщину в бесформенном белом пуховике до пят и её спутника, который был повыше и в тёмном. Что-то знакомое почудилось Николаю в небольшом айсберге, увенчанном маленькой головкой с копной тёмных волос. Женщина тоже как будто узнала Николая, но предпочла не показывать этого и прошла мимо со своим спутником. А может, показалось.


                                        * * *

Как только ни называли пресловутые 1990-е годы. Люди лихие (а таких в России много, по крайней мере, в душе каждый второй считает себя таковым) придумали идиому «лихие 90-е». Гарик никогда лихим не был, хотя его комната в общаге Главного Здания МГУ пользовалась славой если не дурной, то уж точно не доброй. Там постоянно тусовались его друзья и друзья друзей, которые в эпоху, предшествовавшую социальным сетям, были живыми и вполне материальными людьми, пившими материальную водку (а чаще разбавленный американский спирт с красивым названием «Royal», гадкий на вкус, но дешёвый), курившими что-нибудь материальное и не всегда легальное. Словом, они использовали жильё Гарика, чтобы жить на полную катушку, что создавало самому Гарику дурную репутацию и всевозможные проблемы. Но Гарик, который тогда относился к жизни легко, эти проблемы более-менее успешно разрешал — из аспирантуры, в которую он поступил исключительно ради отдельной комнаты в общаге, его не выгоняли, и жизнь шла своим чередом.

Так вот, Гарик, если бы его спросили (хотя его никто ни о чём таком не спрашивал), назвал бы 1990-е временем тотального поиска себя. И то были бы слова не мальчика, но интроверта. Кто-то из многочисленных друзей Гарика, пользуясь открывавшимися возможностями, искал себя в изготовлении денег из воздуха, то находя, то вновь теряя. Другие занимались, в принципе, тем же, используя менее быстрые и рискованные, но более разумные методы. Третьи начинали употреблять тяжёлые наркотики (в общаге у Гарика таких не водилось, Боже упаси) и часто обнаруживали себя уже за гранью этой жизни. Но таких, к счастью, было меньшинство. Гарик не относился ни к одной из этих категорий. Он работал за копейки научным сотрудником в институте, писал диссертацию и иногда подрабатывал общеполезным физическим трудом, например, в качестве дворника, которые тогда ещё были, по большей части, русскими. Его не слишком трогали так называемые путчи. Хотя зрелище колонны танков и прочих боевых машин, тяжело и грозно двигавшихся по проспекту Вернадского в направлении Белого дома, было впечатляющим с чисто эстетической точки зрения.

Когда Гарик оставался в своей общаге один, а такое, к его большому сожалению, случалось редко, он читал книги Карлоса Кастанеды. Однажды, по совету кого-то из своих друзей, любивших употреблять растения силы, он приобрёл первый том сочинений этого автора, а потом и остальные девять или десять. Тогда говорили, что описанные автором путешествия в нагваль под руководством мексиканского мага дона Хуана, скорее всего, просто выдуманы им, возможно, под действием какого-нибудь мескалина. Гарика не очень беспокоило, было ли правдой то, что писал Кастанеда. Его зацепила магия этих книг. Магия не в смысле какой-то сверхспособности, хотя и этого в книгах Кастанеды было предостаточно, а в смысле внутреннего, очень интимного намерения достичь если не сути, то глубоко скрытых под гнётом повседневности слоёв существования. Гарик воспринял прочитанное очень серьёзно и даже практиковал тенсёгрити — особые разработанные Кастанедой магические пассы, чем-то напоминающие ци-гун. Но слишком уж открыто он жил, слишком много в его жизни было друзей. Хотя были ли они друзьями? Само время ответило на этот вопрос, потому что почти все они, один за другим, исчезли из жизни Гарика. Исчезла и весёлая курносая девушка Таня, с которою они даже жили вместе некоторое время, пока она внезапно не уехала не то в Америку, не то в Германию в поисках простого человеческого счастья.

Освободившись от бремени излишних социальных связей, Гарик стал всерьёз задумываться о том, чтобы найти способ заняться магией по Кастанеде. Он любил одиночество. Но в этом деле — он чувствовал — ему необходимо найти единомышленников. А это было не так легко в эпоху до социальных сетей. Да какие сети, когда Интернет был ещё редкостью? Но Гарику повезло (хотя повезло ли?). Он продолжал теперь уже тихо и почти одиноко жить в общаге универа и после окончания аспирантуры, приплачивая коменданту небольшую, но существенную для них обоих сумму. Там, в универе, на доске объявлений, он и наткнулся на написанное от руки на тетрадном листке в клетку объявление, гласившие, что в Москву приезжает некий учитель, разработавший собственную методику личностного и духовного роста, в основе которой, помимо его собственных инсайтов, лежат восточные практики и учение Карлоса Кастанеды (!). По указанному на листке телефону Гарику сказали, что семинар мастера длительностью две недели состоится в одном из подмосковных пансионатов и будет стоить 120 долларов США. Это было много, но Гарик решил, что непременно должен посетить это мероприятие.

Сергей Светлый, бывший врач из Петербурга, был человеком неглупым, непростым и, как сказали бы теперь, харизматичным. Он действительно много чего прошёл и много у кого учился, хотя и не особо распространялся на эту тему, сохраняя вокруг своей личности ауру таинственности. Гарик быстро понял, что упоминание Кастанеды было чистой воды маркетинговым ходом. Сергей Светлый действительно разработал собственную методику личностного и духовного роста, в которой использовал некоторые термины, встречающиеся у Кастанеды, но не более того. Да и сам автор методики всячески упирал на её уникальность и эксклюзивность. И это не было пустыми словами. Методика была столь же проста, сколь и действенна (на первый взгляд). Суть её состояла в наблюдении за собой, выслеживании (или сталкинге, как называл это Кастанеда). Наблюдению подвергались не столько мысли, сколько такие более реальные и надёжные для регистрации проявления человека, как ощущения тела, эмоции, желания, и, наконец, комплексные паттерны поведения, называемые субличностями. Такое наблюдение, при должном усердии и под чутким руководством мастера, приводило к тому, что человек обучался быть хозяином своих проявлений, то есть себя, а это совершенно магическим образом открывало ему дорогу к исполнению желаний. В качестве примера Сергей Светлый приводил себя. И он, действительно, выглядел необычайно устойчивым, самодостаточным, а главное, мог каким-то образом влиять на людей. Большинство учеников подпадали под его странное обаяние. На Гарика методика и личность Сергея Светлого произвели неоднозначное впечатление. То, чему учил Светлый, было интересно и действительно работало на каком-то поверхностном уровне. Человек постепенно начинал отличать свои настоящие эмоции и желания от выдуманных (навык довольно редкий в мире, где большинство живёт умом, который легко обмануть), видел внутреннюю правду, ставил реальные цели и достигал их (иногда). Но Гарику категорически не нравилась манера Светлого общаться с учениками. Под видом внутренней правды он мог в жёсткой форме что-то высказать ученику для его же, ученика, пользы. Так, Светлый сказал Гарику, что тот слишком серьёзен, и поставил перед ним задачу всё время улыбаться. Это напоминало идиотизм, но Гарик, будучи человеком мягким и податливым, старался это исполнять, по мере сил, уговаривая себя тем, что дон Хуан тоже не церемонился с Карлосом Кастанедой и всё время повторял ему, что чувство собственной важности — злейший враг воина. В итоге со временем из Карлоса вышел толк, да ещё какой. И Гарик после первого семинара отправился на второй, который состоялся через три месяца, потом на третий и так далее, а всего их было семь. Тем более, что Гарик вскоре устроился на работу в одну контору с дядьками, делавшими экспертизы для «Газпрома», а там платили нормально.

На последующих семинарах часть людей отсеивалась, но приходили и новички из эзотерически настроенных масс. Общая атмосфера семинаров Светлого сильно отличалась от принятых в обществе правил поведения. Так называемая открытость провозглашалась и культивировалась как норма жизни. Участники семинара в течение недели жили в пансионате, в комнатах по несколько человек. Обучение начиналось в 7 утра и заканчивалось часов в 10 вечера, а то и позже. Понятное дело, были перерывы. Время летело незаметно, но в конце дня многим казалось, что прожит не день, а целый год жизни. Значительная часть времени посвящалась психоэнергетическим практикам и медитациям из самых разных духовных традиций, а также придуманных лично Сергеем. В промежутках между ними Сергей излагал собравшимся истину, и все внимали ему, сидя в большом зале на полу, подложив что-нибудь под зад. Комфорт и удобство — злейшие враги осознанности, считал учитель, и был в этом, безусловно, прав. И, конечно же, все делились своими наблюдениями со всеми. Молчать не нужно. Отсидеться невозможно. Да и зачем? Ведь это шанс. За тем и собрались. В безопасной обстановке, оставив на время социум с его писаными и неписаными правилами, автоматизмами и несвободой.

Как и зачем люди попадали в эту школу — трудно сказать. Но только идиот может сказать, что всё происходящее с ним в жизни продумано и просчитано им самим. А кем тогда? Кастанеда об этом ничего не писал…

Так что, если, к примеру, кто кому нравился, к чему скрываться? В пределах разумного, конечно. Хотя где они, эти пределы? К слову сказать, секс и прочие излишества на семинарах запрещались. Тем более, что люди там собирались, в основном, приличные. Хотя крыша, в большей или меньшей степени, ехала практически у всех.

Гарик, как типичный интроверт, чуть ли не с детства склонный к самоисследованию, на семинарах погружался в это с головой, внимания ни на кого особо не обращал и близко ни с кем поначалу не сходился.

Лена Щукина имела два высших образования, хорошего мужа и неистребимую склонность к запредельному. Всё это не мешало ей любить мужчин. Хотя угодить ей было не так и легко. Гарик, видимо, подходил ей по типажу и темпераменту (в том смысле, что «они сошлися — лёд и пламень»). И они сошлись. Они не говорили о любви. Которой и не было. Следуя своим ощущениям и желаниям, Лена прямо сообщила Гарику, что хочет его. А Гарик, не задумываясь, дал добро. Нельзя сказать, что Лена ему очень нравилась. Пожалуй, единственное, что было в ней безупречным — это её тело. Оно было мягким и податливым, гибким и упругим. Оно умело живо откликаться на ласку и страстно её требовать. Словом, Лена была идеальной любовницей. Во всём остальном она была далека от совершенства. Небольшие карие глазки её, в зависимости от настроения, то лучились внимательной радостью, то буравили злым сарказмом, то уныло глядели куда-то внутрь себя. Гарик и рад бы видеть Лену более простой и приземлённой. Но в школе Сергея Светлого люди, что называется, обычные были большой редкостью. А если таковые, по какой-то нелепой случайности, в этой школе оказывались и на какое-то время задерживались, то всю их обычность как рукой снимало. Вот и Лена обычной, конечно же, не была. Но это бы ещё ничего. В Лене были две вещи, которые Гарика раздражали. Во-первых, её стервозность. Во-вторых, её причёска. Бесформенная шапка тёмных волос, которые Лена, опять-таки в зависимости от настроения, то пыталась расчёсывать, то бросала на произвол судьбы, Гарику категорически не нравилась, но он смирился, поскольку их безудержной животной тяге друг к другу такие пустяки помешать не могли.

В Москве им встречаться было неудобно. Но они встречались. Иногда у него (к тому времени он уже переехал к родителям). Но чаще всё-таки у неё. Её муж, промышленный альпинист, много работал и дома появлялся редко. Гарик приезжал к ней в Алтуфьево. И они немедленно и жадно приступали к соитию. Чаще всего они отправлялись на супружеское ложе Лены и Алексея, её мужа, торопливо раздевались, как будто муж мог вернуться в любую минуту (теоретически, так оно и было, но им всегда везло). Надо сказать, достоинство Гарика в возбуждённом состоянии достигало внушительных размеров. Лена любила его, то есть достоинство. Млея, она играла с ним руками и губами, время от времени повторяя что-то вроде: «Какой прекрасный член!» Причём произносилось это с такой возвышенной интонацией, словно речь шла о каком-то готическом соборе. И когда терпеть не было уже никакой возможности, Гарик, что-то нечленораздельно рыча, обхватывал её маленькое, аккуратное, гибкое тело своими длинными руками и ногами, как паук — свою добычу, и они исчезали из этого мира на неопределённое время, пока всё пространство небольшой трёхкомнатной квартирки на последнем этаже девятиэтажки по улице Абрамцевской не оглашалось его криком, исполненным сладостного облегчения. Если в квартире присутствовала мама Лены или её младшая сестра, крик заменялся сдавленным урчанием.

В тёплое время, если погода была хороша, они гуляли по Лианозово. Лена, словно нимфа, уводила Гарика в какой-нибудь глухой уголок парка, где они ложились на зелёную травку. Она капризно-игривым голосом маленькой девочки говорила: «Я хочу посмотреть…» и немедленно лезла к нему в штаны, извлекала, как любимую игрушку, его набрякший член, оглядывалась — нет ли кого поблизости — снимала трусики, зачастую оставаясь в короткой юбке, что особенно возбуждало Гарика, и превращалась в амазонку, скачущую на верном жеребце.

В сексе отношения Лены и Гарика можно было назвать гармоничными. Во всём остальном они таковыми не являлись. Имея перед глазами образ Сергея Светлого, в которого были тайно или явно влюблены, наверное, все ученицы его школы, Лена ожидала увидеть хотя бы слабое подобие его в Гарике. Но не видела. Член Гарика был само совершенство, всё остальное не выдерживало никакой критики.

Забавно, что Гарика даже в школе Сергея Светлого, этой стране странных, многие считали странным. Он мало говорил, что шло вразрез с политикой открытости, и почти всегда был омерзительно печален, за что нередко подвергался насмешкам Сергея Светлого и других воинов света, среди которых попадались персонажи весьма примечательные. Подруга Лены Щукиной по имени Наталья, приезжавшая на семинары откуда-то из центральной России вместе с мужем Юрием, желая поддеть подругу, говорила не без ехидства: «Ты же любишь странных мальчиков…» Сама-то она, Наталья, любила Виталия Самсонова, молодого человека, лет на 10 моложе её, излучавшего мужество и оптимизм. Так вот, этот Виталий имел неосторожность на одном из семинаров сказать ей в качестве комплимента, что она здорово изменилась за последнее время. Факт изменения, признанный окружающими и особенно Сергеем Светлым, считался в школе наивысшей похвалой. Неудивительно, что, услышав такое от Виталия, бедная Наталья моментально съехала с катушек и стала строить планы их с Виталием совместной жизни, которыми делилась с Леной Щукиной и которым, конечно, не суждено было воплотиться по причине их полной беспочвенности.

Гарик и Лена никаких планов друг относительно друга не строили. Гарик, хотя годы шли, жил по принципу «рано тебе, барин, жениться» и вообще по-настоящему интересовался чем-то другим, хотя и не мог определённо сказать, чем именно. Да и не любил он Лену. Лена была резкой и прямой, никого (и особенно Гарика) в грош не ставила, кроме, конечно же, Сергея Светлого. Поэтому, хотя Гарик был неконфликтным человеком, они частенько ссорились, но потом неизменно мирились ради того, чтобы самозабвенно заняться сексом.

                                        * * *

Почти тут же выбросив из головы женщину в белом пуховике, Николай пошёл своей дорогой на Костромскую улицу, где возле подъезда его уже поджидала семейная пара, желавшая посмотреть квартиру Евгении. Риэлтора с ними не было. Квартира им сразу понравилась. Крупного загорелого мужчину лет 35 с ярко выраженным южнорусским акцентом особенно радовало, что она не требует срочного ремонта, и в неё можно заехать и жить. Женщину примерно тех же лет, в которой по выговору можно было безошибочно узнать москвичку, это тоже радовало, но даже больше её радовало то, что её мама живёт совсем рядом, на улице Лескова, а значит, будет кому присмотреть за её сыном Костенькой. Никакими альтернативами Степан и Татьяна (так представились покупатели) не интересовались, не торговались и ушли в приподнятом настроении, пообещав Николаю перезвонить в ближайшее время.

Николай и Евгения, спустя короткое время, тоже ушли, тоже вместе, тоже в приподнятом настроении, и Николай без церемоний спросил:

— Слушайте, Евгения, а сейчас-то Вы где живёте?

— В гости напрашиваетесь? — неожиданно игриво спросила Евгения и впервые за всё время рассмеялась.

— Да нет, — смутился Николай, — я в смысле альтернативы интересуюсь. Насколько она действительно срочная? Может, пока возьмёте деньги, а потом спокойно найдёте… найдём то, что Вам понравится?

— Я с бывшим мужем пока живу, так что альтернатива действительно срочная, как Вы выражаетесь, — помрачнев, объяснила Евгения. — Вы пешком? Давайте я Вас до метро подброшу.

— Тогда нужно что-нибудь подыскивать. Я посмотрю, что есть интересного в Новых Черёмушках. Куда Вам выслать варианты? — деловито осведомился Николай.

Евгения протянула ему визитку с телефоном и почтой, из которой, между прочим, следовало, что она является владельцем фирмы, занимающейся косметикой.

Из десятка вариантов, которые подобрал Николай, Евгении понравились только два.

— Остальные хуже, — немного виновато сказала она.

— Когда будем смотреть? — осведомился Николай.

— В любое время, — с готовностью ответила Евгения.

— В любое — это хорошо. Но всё-таки смотреть лучше при дневном свете, — профессионально заметил Николай и договорился о просмотрах на ближайшую субботу днём.

                                        * * *

Квартиру в двенадцатиэтажном доме на улице Архитектора Власова им показывала одинокая интеллигентная женщина средних лет, которая хотела продать свою настоятельно требовавшую ремонта двушку за 8 миллионов (а то и дешевле, как почуял Николай, не забыв отметить факт свободной продажи) и уехать в Кисловодск («На воды, так сказать», — усмехнулась она) к своей одинокой же дочери («Это у нас семейное», — продолжала грустно шутить она). Дочь плотно осела там, разрывалась между работой и двумя маленькими детьми и явно нуждалась в материнской помощи, да и в улучшении жилищных условий. С точки зрения выгоды, эта квартира казалась Николаю очень привлекательной. Но нужно было, конечно, взглянуть и на другую квартиру.

Дом на улице Намёткина был той же серии, но располагался рядом с Воронцовским парком. Хозяин квартиры Арнольд, интеллигент в очках, с довольно высоким голосом, но при этом накачанный, даже чересчур, выглядел немного комично, но располагал к себе. Он обстоятельно показывал квартиру, попутно шутливо отбиваясь от двух без конца пристававших к нему мальчишек, одного совсем небольшого и другого, чуть постарше. Его жена деликатно держалась в стороне, но внимательно наблюдала за происходившим. Они хотели 8 миллионов 300 тысяч рублей за свою квартиру, которая была поприличней той, что на Архитектора Власова. Кроме того, у них как раз была альтернатива: они собирались приобретать таунхаус по Рижскому шоссе, который давно подобран и ждёт их, как с обезоруживающей честностью уверял Арнольд.

— Ну как Вам? — с волнением в голосе спросила Евгения, глядя на Николая, когда они, посмотрев вторую квартиру, вышли на улицу.

— Если честно, я бы советовал Вам квартиру на Архитектора Власова, — ответил Николай, стараясь быть объективным.

— Но энергетика! Там невыносимо. Там тоска. Я знаю это чувство, — как-то уж слишком горячо возразила Евгения, что заставило Николая внимательно посмотреть на неё. — На Намёткина совсем другая атмосфера. И парк рядом.

— Но не забывайте, что у Арнольда альтернатива, — не сдавался Николай.

— Но ведь подобрана… Правда, он смешной? Арнольд Шварценеггер! — весело засмеялась Евгения, что заставило Николая ещё раз посмотреть на неё.

— Ну… Вам решать, — сказал он и тоже отчего-то засмеялся.

                                        * * *

Эйфория сверхглубокого самоисследования, порой приводившая многих учеников Сергея Светлого к спонтанному кратковременному постижению Истины (наиболее ярые фанаты учителя объясняли это магическими способностями Сергея), после семинаров довольно быстро куда-то испарялась. В жестоком мире полученные на семинарах знания оказывались не только бесполезны, но часто становились источником проблем. Ученики уходили из семей, а если оба супруга были учениками, это, как ни странно, только ускоряло процесс. Работа часто оказывалась не соответствующей их настоящим желаниям и целям и, как результат, посылалась ко всем чертям.

В ответ на жалобы некоторых учеников Сергей Светлый, сурово и задумчиво кивая, говорил, что это нормально, потому что «социум всегда сопротивляется вашему просветлению, социуму нужны винтики, а вы — не винтики, вы — индивидуальности; главное — не сдаваться и не останавливаться». Наставлениями Сергей Светлый не ограничивался и предлагал ученикам альтернативное трудоустройство, которое, по его мысли, позволяло гармонично сочетать личностный рост с зарабатыванием денег. Он создал в Петербурге бизнес-структуру со скромным названием «Моя вселенная», вложив в неё деньги, полученные им за проведение семинаров, и пригласив туда на работу своих учеников. Многие ученики туда радостно потянулись. В здании на Васильевском острове нашлось место и магазину, торговавшему чаем, предметами силы и прочей эзотерической лобудой, и помещениям, где проводились всевозможные семинары Сергея Светлого и его последователей из числа продвинутых учеников. Чем они там только ни занимались — холотропным дыханием, арт-психотерапией, танцами народов мира, гаданием на картах таро и т. д. и т. п. Всё это пользовалось какой-никакой популярностью у нашего любознательного народа и приносило доход. Большой или маленький — об этом знал, наверно, только Светлый. Главное — все находились под колпаком у «папы», который, шевеля соломенного цвета усами, веско говорил, что нужно быть вместе, чтобы «не рассеивалась энергия», но, на самом деле, приобретал всё больший контроль над жизнью учеников.

Всё это мракобесие процветало в Питере. Были и другие региональные центры, возглавляемые особо хваткими учениками из местных. Созданные по образу и подобию питерского центра, они не процветали, но худо-бедно существовали. А вот в Москве всё было спокойно. На встречах учеников, называемых группами поддержки, куда приходил и Гарик, часто подымался вопрос, что, мол, надо бы и нам. Но не хватало лидера. «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков» — слова шутливой песни Высоцкого очень точно описывали жизнь московских последователей Сергея Светлого.

Гарика все эти бизнес-проекты не интересовали совершенно. У него была работа, и она его устраивала. Семьи у него не было, и это его тоже устраивало. Он изучил себя вдоль и поперёк. Так ему казалось, по крайней мере. Он ездил по своим энергоинформационным каналам… Кстати, о каналах. Согласно теории, которую изложил Сергей Светлый, жизненная энергия в человеке движется по особым путям, к которым эта энергия привыкает, и её уже не заставишь так просто течь по другому пути. Внешне это выражается в том, что человек имеет определённый характер, привычки, внешность, болезни, пороки и т. д. Как трамвай каждый день из года в год ездит по проложенному кем-то маршруту, так и жизненная энергия. И скучно, и грустно, и свернуть нельзя. И это Гарика как раз не устраивало. Ему хотелось перемен, новизны, внутреннего освобождения. Но ничего такого в его жизнь не приходило. Зато иногда приходили университетские друзья с глупой улыбкой и парой бутылок водки. Это ничего не меняло, хотя угрозы тогда ещё, вроде бы, не таило.

Лена Щукина не работала, да и зачем? Всем необходимым, включая недешёвые семинары Сергея Светлого, её обеспечивал идеальный муж Алексей, которого она по-своему любила, но почти без угрызений совести позволяла себе спать с другими мужчинами. Начав обучаться у Сергея Светлого, она одно время пыталась где-то работать, но скоро оставила это. Детей у них с Алексеем не было. Всё в её жизни, как она сама считала, было подчинено поискам высшего смысла. Возможно, так оно и было, кто знает. Но высший смысл не спешил открывать себя Лене. Она обвиняла в этом всех, кроме самой себя, то приходя в бешенство, то погружаясь в депрессию.

Помимо двухнедельных семинаров, в программу обучения в школе Сергея Светлого входили специальные летние лагеря, или кэмпы, как предпочитал называть их Сергей, тоже, как правило, двухнедельные и проходившие где-нибудь на природе. Кэмпы были любимы всеми, кто в них участвовал, потому что, хотя и представляли собой стационарное пребывание в каком-нибудь замечательном месте, по сути всегда были внутренним путешествием в неведомое. В программу кэмпов входили духовно-оздоровительные практики вроде йоги, ци-гуна, тай-цзи-цюаня и прочих. Кроме того, Светлый насыщал кэмпы магическими практиками, которые уходили своими корнями в традиции разных народов. Он также придумывал что-то новое, придумывал зачастую спонтанно, поскольку, кто бы что о нём ни говорил, он всегда находился, что называется, в потоке и умел слушать себя и Вселенную (что, в сущности, было одним и тем же). Места для кэмпов подбирал сам Сергей и его ученики-энтузиасты. География кэмпов была широка — берег Ладоги, Прибалтика, Карпаты, Крым, Южный Урал…

Однажды летом Гарик и Лена, вместе с сотней других учеников, отправились на поезде в небольшой город Юрьевец Ивановской области на берегу Волги. Оттуда на катере они в несколько приёмов переправились на заросший лесом песчаный остров посреди великой русской реки.

Поскольку у Лены был очередной приступ холодной ненависти ко всему живому (и к Гарику в особенности), Гарик установил свою одноместную палатку на небольшом отдалении от всех остальных. Очень скоро он понял, что рад полученной свободе от тяжёлых, в общем-то, отношений с тяжёлым человеком по имени Лена. Проснувшись, он бежал купаться на Волгу. Потом валялся на берегу, ожидая, когда начнётся практика ци-гун, которую вёл сам Сергей Светлый. Потом все завтракали. И начинались всякие практики, за которыми незаметно наступал летний вечер, и кто хотел, собирался у костров, а кто не хотел (Гарик относился как раз к таким) — проводил время в одиночестве.

Однажды вечером к Гарику подошёл Сергей Светлый и предложил покурить индейскую трубку. Гарик с некоторым удивлением согласился, и они пошли к палатке Сергея.

— Тебя, я вижу, привлекают индейские ритуалы, — сказал, затянувшись, всевидящий Светлый, передавая трубку Гарику.

— Да, это так, — спокойно ответил Гарик, затягиваясь и чувствуя, что проваливается в лёгкий транс, хотя в трубке точно был простой табак.

— Почему бы тебе не пойти завтра к Тыну, который будет учить, как делать ловца духов (Тыну был «горячим» эстонским парнем и сразу понравился Гарику)? — предложил Сергей.

— С радостью, — ответил Гарик из глубокой глубины.

— А как научишься, отправляйся на дальний конец острова и делай себе ловца. Ты и так один здесь. Так обрати это в пользу, — сказал Сергей с загадочной улыбкой.

Гарик отродясь не любил рукоделие, но эта идея ему понравилась, и он, вместе с десятком товарищей, отправился к Тыну. Тот неторопливо посвятил их в технологию изготовления ловца, которая была не так уж и сложна, но требовала терпения и внимательности. Потом Тыну, высокий, немного угловатый парень, говоривший с приятным прибалтийским акцентом, описал способы работы с ловцом, которые требовали не столько каких-то особых «магических» действий и заклинаний, сколько глубокой внутренней сосредоточенности. На следующий день, ближе к вечеру, как посоветовал Тыну, Гарик отправился на дальний конец вытянутого в длину острова. Идти ему пришлось от силы километра три, но всё же звуки лагеря сюда уже не доносились, и он сразу почувствовал, что находится здесь один. Остров здесь сужался, и возникало ощущение, что ты со всех сторон окружён водой, и только узкая полоска суши соединяла тебя с землёй, на которой где-то там жили люди.

Гарик срезал гибкую ветвь дерева, выбрав почему-то сосну и вспомнив при этом слова Тыну о том, что, на самом деле, дерево выбирает тебя, когда ты делаешь ловца. Затем он стянул толстой нитью концы срезанной ветви и связал их, сделав круг — основу ловца. Но едва он собрался приступить к плетению, как невесть откуда набежали тучи, небо нахмурилось, поднялся ветер, и началась страшная гроза. Устроенную в песке палатку вырвало с мясом. Кое-как поймав её, собиравшуюся улететь в тартарары, Гарик с ловцом залез под ткань, но это было плохой защитой от ливня. Несмотря на то, что промок, Гарик через некоторое время провалился в сон. Сон его был тревожен: ему снилось, что река мало-помалу поглощает остров, и он оказывается под водой.

Но наутро остров оказался на месте, погода была прекрасной, светило солнце. Гарик скоро высох и, не торопясь, принялся за рукоделие. И к ночи ловец был готов. Он получился небольшим и не таким красивым, как, скажем, тот, что изготовил Тыну им в пример. Но Гарик сразу почувствовал, что ловец — это не поделка, не вещь, а живое существо, непостижимым образом тесно связанное с ним и предназначеннон для того, чтобы помочь ему понять или сделать что-то важное.

Чистое небо бури не предвещало. Гарик установил палатку, попил воды, поел изюму, лёг, положил ловца под голову, вошёл с ним в контакт, просто сосредоточившись на нём, как учил Тыну, и уснул. Ему снилось, что он с ловцом в руке идёт по длинному коридору пустого дома с множеством комнат по сторонам его. Вдруг дверь одной из комнат отворяется, и его начинает буквально засасывать внутрь какая-то сила, при этом он не видит, кто именно находится внутри комнаты, но каким-то образом знает, что там ведьма, или какая-то сущность женского рода, желающая поглотить его. Он пытается сопротивляться этой силе, загребая, как веслом, ловцом воздух, и, в конце концов, им удаётся «выгрести», выйти из-под влияния непонятной силы и скрыться в одной из пустых комнат.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.