Чёрный скрипач
Рассказывают, что давным-давно, когда правил Светлоречьем добрый король Франтишек, был этот край цветущим и радостным. Множество мелких, чистых речек, сбегая по зеленым холмам и тихим лощинам, вплетались в широкую, полноводную Валбу и вместе неторопливо текли к далекому теплому морю.
По берегам реки издавна селились люди и были они работящими, добрыми и веселыми. Растили они хлеб и ловили рыбу, воспитывали детей, занимались ремёслами да науками, а пуще всего любили свои яблоневые сады. Бывало задует по весне ветер-озорник, разбежится над широкой Валбой, подхватит белые лепестки и понесет душистой метелью над городами и сёлами, полями да перелесками, укрывая благословенный край белой фатой невесты. Хорошее было время, мирное и спокойное. Всякому путнику находился тогда и кров, и стол, и доброе слово.
Рассказывают, что бродил в тех краях один музыкант со своею подругой. Звали его Славомир, а её — Элишка. Играл Славомир на скрипочке и мастерил деревянные фигурки, а Элишка пела, танцевала, да устраивала с его куклами веселые представления на потеху публике. Жили они легко и весело, вместе праздновали в тучные дни, вместе грустили в тощие, и любовь всегда согревала их лучше старого плаща.
Но случилось так, что нашли в холмах золото. Разошлись о том суетливые слухи и потянулись в край люди тёмные, жадные, лихие. Скончался добрый король Франтишек, а сыну его больше нравились разгульные пиры да псовая охота, нежели государственные дела. Зашевелились подлецы с дураками, подняли голову негодяи, слово за слово, ниточка за иголочкой… много ли надо гнилому яблоку, чтобы испортить мешок?
Так и кануло незаметно старое время. Поселилась в сердцах людей печаль и тревога, появились на дверях замки да засовы, на дорогах — разбойники, а на ярмарках — шлюхи да карманники. Потянулись прочь из Светлоречья шуты да балаганщики, ремесленники и ученые люди, пекари и художники. И совсем уж было решили Славомир с Элишкой податься в другие края, да только в несчастный день убил кто-то добрую девушку, позарившись то ли на тощий кошелек, то ли на девичью красу. Много ли горя вынес Славомир, нам не ведомо, да только рассказывают, что появился с тех пор в Светлоречье Чёрный Скрипач.
***
В тот вечер трактир «У пьяного вепря» был полон. Да и то сказать, куда людям податься? На дворе холод собачий и дождь проливной, дороги развезло так, что ни конный ни пеший в такую погоду из дому не выйдет, в путь не отправится. Здесь же — пылает огонь в очаге, крутится на вертеле вепрь, роняя янтарные капли на алые угли, ломятся столы от вина да закусок — гуляют люди лихие, разбойные. Кто в кости играет, кто горькую пьёт, кто девицу по бокам оглаживает. Пляшут черные тени по стенам, хохочут, сыпется на столы проклятое, мертвое золото.
Примостился в углу деревенский дурачок. Что он там бормочет?
Музыкант бродил по свету, ой-ей,
Пел он песни за монету, ой-ей,
Если ты совсем бедняк, что тут скажешь,
Он споёт тебе и так, правда-правда…
Чудна дева с ним была, ой-ей,
И красива и мила, ой-ей,
Их любовь вела повсюду, что тут скажешь,
Я ведь врать тебе не буду, правда-правда…
Злые люди лиходеи, ой-ей,
Погубили как-то деву, ой-ей,
И остался он один, что тут скажешь,
Белый свет ему не мил, правда-правда…
К Смерти лютой он пришел, ой-ей,
И такую речь завёл, ой-ей,
Дай мне силу убивать, что тут скажешь,
Душу я готов отдать, правда-правда…
Стал он Чёрным Скрипачом, ой-ей,
И судьёй и палачом, ой-ей,
Душегубам суд вершит, что тут скажешь,
Только сам он без души, правда-правда…
Скрипнула дверь, пригляделся трактирщик — кого ещё принесло в недобрый час? Подошел путник к стойке — ручьями течет вода с промокшего плаща, черные глаза смотрят устало и тускло.
— Найдется ли ужин и ночлег для странника?
— Всё будет, коли деньжата водятся… Чем заплатишь за кров и стол?
Усмехнулся путник, подбросил монету с профилем молодого короля. Блеснуло потертое золото и пропало в складках одежды.
Кивнул трактирщик: — Садись, ешь, пей, будет тебе ночлег.
Присел путник за стол, снял плащ, кинул мешок на лавку и загляделся на огонь в очаге. Пляшет пламя, хищно хватает дрова, кидает багровые отсветы на лица разбойников. Хмуро глядит главарь на нового человека. Сделал знак — поднялся один лиходей, подошел к незнакомцу.
— Куда путь держишь, друг?
— Куда ветер несёт, куда сердце зовёт…
— Ходишь, значит, выведываешь? А может ты королевский шпион? Откуда твоё золотишко? Может это казённые денежки за кровь наших братьев? Знаешь, что мы с такими делаем???
Схватил за грудки.
— Ну-ка, братва, гляньте, что у него в мешке?
Вмиг схватили мешок жадные руки, нырнули внутрь и вытащили на свет потертый футляр со скрипкой. Недобро блеснули глаза незнакомца.
— Скрипка… скри… скрипка … — шепотом понеслось по губам. Качнулось пламя свечей, скомкалась тишина, только дурак в углу бормочет свою глупую сказку.
Опешил разбойник, отпустил путника, отступил на шаг. Усмехнулся музыкант.
— Чего же ты боишься больше — королевской стражи или бродячего скрипача?
Никто не ответил, только завыл безнадежно пёс во дворе трактира. Поднялся главарь, подобрал меч со стола.
— А ты сыграй нам, добрый человек…
Приложил музыкант скрипочку к плечу, склонил голову и закрыл глаза. Полилась тихая, нежная, светлая мелодия. Замерли разбойники. Играет скрипач и видится им солнечный свет и крепкие руки отца, мамина улыбка и теплый хлеб на столе, деревенские танцы, звонкий девичий смех и пылкие клятвы под белоснежными лепестками. Серебрится лунная дорожка на Валбе и щедро сыпется звездопад над яблоневыми садами. Проникает музыка в самую душу, поднимает из глубины всё давно позабытое.
Но вот изменилась мелодия и изменилось что-то в сердцах слушателей. Зашевелилась тьма по углам трактира, тревожно затих огонь в очаге, спрятался в багровеющем пепле. Отчаяние и страх взвыли в голосе скрипки, бессилие и невозможность вернуться назад, изменить, то, что сделано. Музыка сводит с ума. Уже позабыли разбойники, кто они есть и зачем они здесь… Смерть манит их властной рукой — идите, идите ко мне…
Вот кто-то захрипел, хватаясь за горло, рассеченное острым ножом, рухнул на стол. Кровь заливает тяжелой, тягучей волной золото, кости, объедки. Падают свечи, мелькают ножи, льётся на землю вино, вспыхивает и поднимается новым огнём. Кровь, Пламя и Смерть торжествуют, справляя славную тризну.
***
Рассказывают, что бродит с тех пор по Светлоречью Чёрный Скрипач. Несёт он погибель людям с мертвой душой, злодеям и душегубам. Нет ему покоя, есть лишь надежда, что однажды последний разбойник покинет этот край и вернутся в него добрые песни, девичий смех и звездопад над яблоневыми садами.
Оле Лукойе
Здравствуй, Оле! Где твой зонтик разноцветный,
Полный сказочных историй, дивных снов?
В путешествие без всякого билета
Забирай меня с собой без лишних слов.
Погуляем среди лондонских туманов…
Поохотимся с отважным Виннету,
Или вдаль со знаменитым капитаном
Поплывём на роковую широту.
Кто же — дева красоты необычайной
Или старец с благородной сединой
Этой ночью нам свои раскроет тайны?
Открывай-ка, Оле, зонтик расписной!
Шепчущий Лес
Жила-была на свете девочка по имени Эльза. Был у неё хороший дом и родители добрые и работящие. Всем была хороша Эльза — и пригожа, и весела, но уж больно языкастая да непослушная. Бывало, скажут ей, сделай, мол, так вот и так, а Эльза всё ж таки по своему сделает, да ещё и прекословит. Уж сколько мать с ней ругалась, сколько горшков побила, а всё бестолку.
Как-то послала её мать в соседнюю деревню, отнести родной тёте гостинцев к празднику. Да строго-настрого наказала возвращаться засветло и ни в коем случае не заходить после заката в Шепчущий Лес. Вела через него короткая дорога, а в обход — дальняя, но никто из сельчан прямым путем и днём не ходил. Говорили, что рыщут там по ночам волки да вурдалаки, а русалки расчесывают под луной свои серебристые косы.
Вот идёт Эльза вокруг леса дальней дорогой и удивляется — лес как лес, деревья, кусты, птицы щебечут, бабочки порхают — что ж в нем страшного? Да ничего! Отнесла девочка подарки тёте, да заигралась с подружками, а когда спохватилась — уж вечер наступил. Побежала она скорее домой.
Добралась до леса и говорит себе: «Солнце ещё не зашло, а тропинка-то — вот она! Я быстренько пробегу, никто и не заметит!» И побежала во весь дух.
Бежит и примечает, как всё притихло кругом. И кажется ей, будто лес её поймать хочет. То ветка за платье уцепится, то корешок какой из земли выскочит. Страшно Эльзе, бежит она, плачет, торопится, пока тропинку видать. А тут и ночь пришла. Посмотрела девочка вперед — не видать дороги, посмотрела назад — одни гнилушки в темноте мерцают. Пошла наугад, а ветки цепляются, царапаются, просыпаются голоса ночные, непонятные. Вдруг невдалеке огонёк забрезжил.
Вышла девочка на полянку, посередине домик стоит старый, покосившийся, из трубы дымок вьётся. Постучалась Эльза в дверь. Отворила ей старуха да прошамкала: «Чего тебе надо, девочка?» А у самой-то глаза, как уголья горят, космы седые, длинные, изо рта желтый клык торчит.
Испугалась девочка, говорит еле слышно: «Заблудилась я, бабушка, как бы мне дорогу домой найти?» А старуха ей отвечает: «Провожу я тебя, дай только клюку возьму. Испей пока водицы, устала поди…» И подает плошку махонькую. Обрадовалась Эльза, что скоро дома будет, да и выпила. А это было зелье колдовское. Захохотала старуха: «Никогда ты из леса не выйдешь, будешь теперь мне служить!» И поняла Эльза, что попалась она в лапы ведьме.
С той поры так и жила она в лесном домике. Пол подметала да обед варила, а в ответ получала корку сухую да затрещину побольнее. Первое время, когда ведьма уходила из дома, пробовала Эльза убежать, да что проку; куда не пойдешь — всё одно к поляне вернёшься.
Однажды послала её ведьма наловить кроликов, захотелось старухе свежего мяса да крови живой. Весь день ходила девочка, поймала одного глупыша, да и отпустила его, бедного. Воротилась ни с чем. Рассердилась ведьма, как закричит страшным голосом: «Так я тебя съем!» Схватила острый нож, отрезала Эльзе ногу и бросила в котёл, а вместо ноги деревяшку приставила. Напоила девочку тёмным зельем, тяжелым, беспамятным.
Очнулась Эльза, а деревяшка уже к ней приросла. Поплакала, конечно, да делать нечего, всё ж таки нога, хоть и деревянная. Только стала Эльза с тех пор замечать, что жизнь в ней угасает. Больше не пела она песенок, не смеялась и не радовалась солнышку. Кожа её становилась всё грубее, а речь медленнее. Полюбила Эльза бродить по лесу, и ведьмины тычки да насмешки уже не ранили её сердце. Бывало встанет она в чаще, дождик по щекам каплями пробежит, ветер высушит, деревья-друзья листочками её приласкают.
Раз улетела ведьма на шабаш и пошла Эльза куда глаза глядят. Забрела в чащу, да вдруг заметила, как блестит что-то в мягкой траве. Присмотрелась, а это застежка её, мамин подарок, видно, отлетела от платья, когда девочка по лесу бежала. Упала Эльза наземь, да заплакала горючими слезами.
Много ли, мало времени прошло, неведомо, только чудится ей в шелесте листьев: «Слушай, Эльза, слушай… Заколдовала тебя ведьма, скоро уже прорастёшь ты деревом. Одно только средство есть от этой беды — ведьмина кровь. Может быть, ты и нам поможешь, все мы когда-то были людьми и стали Лесом…»
Очнулась девочка — лежит она на траве и в кулаке застежку сжимает. Вернулась Эльза в дом на поляне, а старуха после шабаша на лавке храпит. Взяла Эльза нож острый и перерезала ведьме горло. Хлынула кровь, полилась ей на руки, тёмная, горячая. Собрала Эльза всю кровь в котёл, смотрит, а нога-то у неё вновь человеческая, нет больше деревяшки!
Пошла девочка с котлом по лесу. То здесь, то там помажет дерево — и появляется вместо него живой человек. Мужчины и женщины, дети малые да старики и старухи, многих расколдовала Эльза, пока кровь ведьмина не кончилась. А потом вернулись они все вместе в деревню!
То-то было радости, счастливых слёз да крепких объятий! И никогда в той деревне люди больше не горевали, ибо знали, что такое настоящая беда и всегда находили друг для друга слова любви и утешения.
Параллельные вселенные
Параллельные вселенные…
Если задуматься, это кажется смешным
Кому нужны ваши параллельные вселенные
Если они тут, рядом,
За стеной, в соседнем доме, на другой улице
Параллельный мир сидит в каждой голове
И не нужно далеко ходить
Спросите свою жену, свою дочь, свою бабушку
Если вы сможете их понять
(в чем я лично сомневаюсь)
Одна расскажет вам про розовых пони,
Другая про похороны Сталина
И то и другое не имеет отношения к вашему миру
Почти никакого, почти никакого,
Это только воспоминания
Это солнечный луч, свежий воздух утром,
Это облака над океаном,
Калифорния тысяча девятьсот семьдесят пятого года
И Балтийск восемьдесят третьего
Пожелтевшие письма и старые фотографии
Пожелтевшие клавиши фортепиано
И западающая нота до
Они могут показать вам дверь в параллельный мир
Но от неё нет ключей,
Нет замка, нет надписи на двери
Оглянись, таких дверей море вокруг,
Они закрыты, вход только для одного
И ты идешь по своему лабиринту
Оставляя по пути коробочки с воспоминаниями
Может быть, когда-нибудь, ты вернёшься сюда…
Пионерский Гамлет
Если бы существовал на свете бог пионерских лагерей, то в своем храме он бы непременно крутил кино. А злостных еретиков, конечно же, посылал бы чистить картошку. Двенадцатилетняя Галка наверняка считалась бы очень злостным еретиком. Порывистая, вихрастая, с вечно ободранными коленками и огромными синими глазами, она вечно попадала в ситуации, когда лучше было бы промолчать, но…
Бульк! Очередная картофелина отправилась в кастрюлю и Галка тоскливо посмотрела в открытое окно кухни. Старый тополь у дорожки весело шелестел всеми своими листочками, безмятежно ловя солнечные лучи и легкий ветерок.
— Ну почему так, а? — Галка вздохнула и взяла очередную картошку. — Ведь лагерный распорядок нарушила Алка, а наказали нас. Несправедливо, да?
Сидевшая напротив Рая мягко улыбнулась. Строго говоря, её-то никто не наказывал, но разве лучшая подруга могла не придти на помощь, когда на Галку в очередной раз пошли в наступление полчища нечищенных корнеплодов?
— Нет, ну сама посуди! — Очистки из-под Галкиного ножа летели во все стороны. — Она с Вовкой шашни крутила? Крутила. Задурила ему голову?
— Угу, — Рая согласно кивнула.
— Поперлись они ночью голышом купаться? Даром что вожатые, а туда же!
Бульк-бульк! Две беленькие картошки разом нырнули в кастрюлю.
— Вот ты мне скажи, разве самому Вовке такая идея пришла бы в голову?
— Неа, — покачала головой Рая. — Вовка, он…
Возникла мечтательная пауза.
— Он рыцарь. Настоящий. — Наконец подытожила Рая, и Галка сразу представила себе картинку, в которой рыцарь в сияющих под луной доспехах лезет купаться в пруд с голой девицей. В пруд. С лягушками. Нет, это решительно невозможно!
— Но чего не сделаешь ради Дамы, — извинительно сказала Рая.
— Дамы… — передразнила Галка. — Тьфу! Когда их застукали, эта дама первая смылась, бросив своего…
Галка на миг запнулась и выдала: — Бежать ей через лес одной, сверкая задом под луной!
Девчонки прыснули.
— А Вовку, конечно, выгнали, — бросив очередную картошку, сказала Рая. Галка тоже вздохнула и минуту подруги молчали, вспоминая Лучшего На Свете Вожатого.
— А здорово мы её лифчик на дорожке повесили! — подмигнула Галка.
— Ага, только ржать так не надо было, когда шли всем отрядом…
— А, ничего, — махнула рукой Галка. — Эх, берегись, пасленовые! Эгегей!!!
В дверь робко постучали.
— Войдите! — солидно сказала Галка.
Дверь нерешительно приоткрылась и в образовавшуюся щель проникла мальчишеская голова в очках, а за ней и остальная щуплая фигурка.
— Филипп, — протянула Галка. — Я вас внимательно слушаю.
Рая хихикнула.
— Эээ… — смутился мальчик. — Галь, а у тебя случайно нет моей книжки по астрономии?
— Случайно нет.
Мальчик вздохнул, что-то пробормотал и развернулся, собираясь уходить.
— А неслучайно есть, — заманчивым голосом продолжила Галка. — Заходи после обеда, отдам…
Мальчик просиял и, врезавшись в косяк, со второй попытки выскочил в коридор.
Подруги расхохотались и Галка размашистым движением выбросила недочищенную гнилую картошку в окно. На улице что-то ойкнуло и рухнуло.
Переглянувшись, подруги подбежали и выглянули наружу. Под окном, потирая ушибленный лоб, сидела красная, как рак, девочка.
— Ой, Полечка, — деланно удивилась Галка, — извини, а мы и не знали, что ты здесь.
— Я… я всем расскажу, как ты обедом кидаешься! — сквозь слёзы крикнула девочка.
— Конечно, — согласилась Рая, — расскажи, как ты подслушивала.
— Я… — девочка задохнулась от возмущения, вскочила и убежала по дорожке.
— … последняя буква в алфавите, — сказала ей вслед Галка и пожала плечами.
***
После обеда, перед самым тихим часом, подруги задержались в коридоре корпуса.
— Есть дело! — заговорщицким тоном сказала Галка.
— Опять лифчик перевешивать? — нахмурилась Рая.
— Да не! — Галка придвинулась и жарко зашептала на ухо. — Филька проболтался. Приглашает меня сегодня ночью смотреть на звезды…
Рая уважительно покосилась на подругу.
— А потому что вожатых опять не будет! Сегодня в полночь… У Алки! Опять! Свидание!!!
— С кем? — вытаращила глаза Рая.
— С Димкой! Из первого отряда! — припечатала Галка.
— С этим… вонючкой? — поморщилась Рая.
— Ага! Ты представляешь! После Вовки-то!
— Ну… — покачала головой Рая и заключила. — Надо проучить.
Галка решительно кивнула: — Точно. У меня есть план.
— Погоди. А на звёзды-то пойдёшь смотреть? С Филькой?
Галка гордо приосанилась и поправила чёлку: — Подумаю!..
***
К вечеру всё было готово. Филька, умиротворенный обещанием Галки записаться в астрономический кружок, согласился сидеть на крыше с биноклем и в нужные моменты ухать филином. Таинственный реквизит был подготовлен, проверен и спрятан в ветвях старого дуба, и даже рупор, до неузнаваемости меняющий девчачий голос, был испытан в овраге в дальнем конце лагеря.
После отбоя, дождавшись, пока все заснут, девчонки осторожно выбрались из корпуса и спрятались за кустами.
— Погоди, — прошептала Галка и громко заухала, — УХУ! УХУ!
— УХУУ! — донеслось откуда-то сверху.
— О! Филька на месте, — одобрительно кивнула девочка и снова вопросительно ухнула, — УХУ?
— УХУХУХУ!!! — жутко захохотало сверху.
— Ага, «Пока ничего не видно, люблю, целую, безумно скучаю по тебе», — расшифровала Галка и хихикнула. — Пойдём.
***
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.