Бесплатный фрагмент - Отсчёт пошёл!

Ловец мечты-2

— А однажды я поймал мечту президента, — поделился наставник, — только не нынешнего, а предыдущего.

— Да ну! — не поверил я.

— Точно говорю!

— Мечты президентов, канцлеров и премьер-министров водятся в океанах, или, в меньшей степени, в морях, — отрапортовал я.

Мой испытательный срок подходил к концу, оставался один день и я был готов к всевозможным провокациям и проверкам. С какой бы симпатией к тебе ни относились, друзей здесь нет. Спрашивают, как со знающего.

— Большие мечты глав государств именно там и водятся, — согласился наставник, — а мечты малых размеров? Кстати, какие это мечты?

— Индивидуальные, личные, не влияющие на интересы страны, государства или республики. Обычно затрагивают ареал семьи и дружеских отношений. Могут водиться в небольших водоемах, реках или на мелководье в пределах морской береговой линии.

— В океане?

— Исключено. Так что там была за мечта?

А иначе эта пытка может растянуться надолго. Наставник расположился на складном стуле, больше напоминающем пляжный шезлонг.

— Он мечтал о радиоуправляемом вертолете.

— Игрушечном?

— Ну, естественно, игрушечном. Что вы все об этом спрашиваете?

— А вдруг, это дрон для взрослых?

— Нет, это вертолет. Радиоуправляемый вертолет для детей.

— И как мечта? Сбылась?

— У нее не было шанса.

Я нахмурился. Неужели проверка продолжается?

— Вы конфисковали мечту президента, пусть даже и небольшую?

— Ну да, — самодовольно ответил наставник.

— И чем игрушечный вертолет мог навредить нашему суверенитету?

— Абсолютно ничем. В глобальном масштабе — точно.

Я посмотрел на поплавок. Он плавно покачивался на легких волнах небольшого водоема.

— Тогда, зачем?

То, что мы решаем судьбы людей, еще не дает нам права лишать мечты любого, кого вздумается. Случались, впрочем, единичные случаи, ловцы попросту не справлялись с нагрузкой. Но чтобы забрать у человека, пусть даже и навязчивую, мысль о безобидном вертолетике, нужен веский довод.

— Он занимает большой пост, решает важные дела, — начал объяснять наставник, — так?

— Ну да, — согласился я, косясь на поплавок.

— Плюс перелеты по всей Земле, смена часовых поясов. Сегодня он в Ростове, завтра, допустим, на саммите в Париже. Так зачем ему эта мечта, что отвлекает от работы.

— А она отвлекает?

— Уж я-то видел тоску в его глазах перед назначением очередного губернатора. О какой работе, качественной работе, может идти речь?

Может быть, конечно. Но…

— Но при конфискации детской мечты может произойти обесчеловечивание.

Мой поплавок сегодня решил взять выходной. Ведро с водой для мечты было пустым с самого утра. И это мне только на руку, последний день скоро закончится и все! Поздравьте меня, я ловец мечты четвертой категории!

— Мой испытательный срок подходил к концу, как сейчас у тебя. Надо было решать, что с ней делать, с этой мечтой, брать ответственность. Тут еще наставник стоит, ждет моих действий. Я свой выбор сделал.

Он сорвал травинку и стал разглядывать ее.

— И что сказало начальство? — поинтересовался я.

— Да они и сами были в шоке. Случай настолько редкий, что в учебниках не упоминается. Написал объяснительную на всякий случай, и, между прочим, тоска в глазах президента прошла, — тут он улыбнулся, — а на следующий день я вышел на берег уже без наставника.

— С удостоверением?

— Конечно!

У меня заколотилось сердце. Еще три часа и завтра у меня будет «корочка», а я так долго шел к этому!

В универе на одно место ловца мечты претендовали 1500 абитуриентов и я, признаться, не только не подавал особых надежд, так еще и пришел за компанию со своей девушкой. У меня вообще были другие планы на жизнь. И вроде все шло хорошо, ни шатко ни валко, с каждым экзаменом я все больше отдалялся от звания студента, не набирал нужных баллов, но тут случилось это…

Передо мной разложили карточки изображением вниз.

— Вытягивайте в любом порядке, — предложила мне женщина из комиссии.

В любом порядке, значит, начинать с легкого. Не думаю, что такой подход будет приветствоваться у экзаменационной комиссии. Поэтому…

Я взялся за первую карточку:

— Арбуз.

Есть!

Вторая.

— Цифра «семь».

В точку!

Вообще-то, это трудно, вот так взять и отгадывать картинки, и экзаменаторы это знают. Но у меня получалось. Не иначе, бабка ворожбой промышляла.

— Дальше, пожалуйста.

— Квадрат

— Цвет?

— Синий.

Квадрат оказался зеленым, но цвет видится хуже формы.

— Солнце.

Ага!

— Понятно, — сказала женщина и рукой смела карточки в коробку.

На их место положили другие. И что-то подсказывало — у меня появился шанс, учитывая, что моя девушка не отгадала ни одной картинки.

— Продолжайте.

Я посмотрел на первую карточку. Быть такого не может, но других вариантов у меня не было.

— Мэрилин Монро, что ли?

Экзменаторша уважительно посмотрела на меня.

— Дальше.

— Дама пик.

Это оказался валет, но члены комиссии зашевелились. Я прямо физически ощущал их повышенный интерес.

Женщина сама выбрала карточку.

— Что тут?

— Ноты.

— Какие?

Я начал водить пальцем в воздухе, тыкая в представленную нотную графу.

— Так… Соль… Потом… Ре… Ля…

— Достаточно. А эта?

Она пододвинула карточку, но лицо и так выдавало замаскированную хитрость. Я вальяжно откинулся на спинку стула:

— А эта пустая.

Женщина, да и остальные экзаменаторы, улыбнулись.

И вот, я тут…

— Отвлекаешься!

Мой поплавок ушел под воду, да так, что скрылся из вида. А хотелось спокойно завершить испытательный срок, потому что — мало ли, что…

Я подсек мечту, она вылетела из воды, отчаянно дергаясь.

Описать мечту несложно. Внешне она выглядит, как обыкновенная рыба. А вот расцветка бывает, какая угодно — от одноцветной до нереально-красочной. Тут и черные пятна, и фиолетовые полоски, и серебристые волнистые линии, и даже сочетание не сочетаемых цветов. Даже в ромбиках бывают. Чем необычней мечта, тем интереснее раскраска. Вот и эта, взлетев в воздух, заблестела в лучах предвечернего солнца, будто инкрустированная изумрудными камешками, что даже наставник восхитился:

— Ты посмотри!

Я перехватил мечту в полете, снял красавицу с крючка. Бросил удочку на землю, достал телефон, сделал три снимка, включил запись и занялся анализом.

— Пятнадцать — двадцать семь, — начал я наговаривать, — только что пойманная мной мечта принадлежит мужчине, возраст тридцать-тридцать пять. Родился весной… ближе к лету. Вторая половина апреля.

— Много лишних подробностей, — в очередной раз подсказал наставник, — занятия, увлечения?

— Работает… охранник в магазине. Увлекается… рыбалка, — я улыбнулся, — коллега!

Наставник нахмурился. Я продолжил.

— Так. Мечта. Мечтает…

Кто бы сомневался!

— … уединиться с продавщицей вино-водочного отдела. Чтобы и интим был и алкоголь халявный. Но это надо как-то ее охмурить до беспамятства…

— Что думаешь? — наставник равнодушно жевал травинку, уж он-то таких мечтателей навидался.

— Конфискация, — твердо ответил я.

Вообще такие мужики, во всем ищущие выгоду, даже в сексе на стороне, мне противны. Но если предвзят, тебе здесь не место.

— Обоснования?

— Он женат, ребенок. Влечение к алкоголю еще можно остановить.

Наставник взял у меня телефон:

— Изъятие одобрено. Мечта подлежит конфискации.

Я бросил мечту похитителя женских сердец в ведро с водой, где она начала кружить без возможности выбраться на свободу. Там ей и место. Сегодня вечером охранник перестанет мечтать о любовных похождениях и бесплатном вине. Это надо же додуматься до такого!

Еще одно доброе дело сделано.

— А какая была ваша самая глупая мечта? — спросил я, так как с завтрашнего дня мы навряд ли сможем поговорить по душам.

— О, моя самая глупая мечта, это стать ловцом мечты, — улыбнулся наставник.

Я оценил его шутку смехом.

— А в вашей практике? — добавил я, чуть успокоившись.

— Ну… Всякие моменты были. А ты так и собираешься просто стоять?

Блин! Я проверил червяка — обкусанный, но вполне сносный для наживки, и закинул удочку.

— Червяка не меняешь?

Я без энтузиазма посмотрел на банку рядом с ведром. Завтра пригодятся.

— Этот еще нормальный.

Поплавок закачался на легких, еле заметных волнах, будто кто бросил камешек в воду и пошли круги в разные стороны.

— Самая глупая мечта, — напомнил я, — для опыта.

— Для опыта нужно самому через это пройти. Но вот, если для теории…

Он пробежался по закоулкам своей памяти.

— Не скажу, что прям такая глупая, но необычная… Помнится, один парень призывного возраста очень хотел поступить в танковые войска. Его рост был таким маленьким, что еще пара сантиметров, и получил бы освобождение. И этот рост ему очень тяжело обходился. И насмешки одноклассников, и заносчивые девушки, сам понимаешь.

Я кивнул. У одних «коротышек» друзей больше, чем уверенности у пьяного человека, другие же не могут побороть детские комплексы, замыкаются в себе, мечтают стать какими-нибудь суперменами. Это вместо того, чтобы чуть раскрепоститься и не считать себя жертвой. Психологию мы тоже проходим, не только карточки разгадываем. За испытательный срок мне попалась пара таких замкнутых личностей. Бескомпромиссная конфискация!

— А представляя себя в танке, — продолжал наставник, — он не чувствовал себя беззащитным. Он был частью этого танка, а значит, был больше, мощнее, неуязвимее, но самое главное…

Он вопросительно замолчал.

— Выше, — сказал я.

Поплавок дернулся, но тут же успокоился.

— Точняк! Этот танк был чем-то вроде вымышленного друга.

— А что с армией?

— Погранвойска.

— Досадно, — заметил я, — а мечта? Конфисковали?

— Никак нет.

— Почему?

Конфискация мечты такого рода была обычной практикой. Лишняя эйфория, особенно для подростка, была одним из самых нежелательных спутников жизни. Да это даже не мечта, а фантазия!

— Потому что, отними я эту мечту, его ночи были бы пусты и одиноки. Бегать по зарослям шиповника, обучать собаку, обходить границу с «калашом» на плече, зная, что ночью была какая-то отдушина, мнимая реальность, его реальность, но… была. А сейчас ее нет. Что удерживало этого паренька, у которого ни друзей, ни девушки, от желания сбежать, предварительно разрядив этот же «калаш» в своих сослуживцев, которые, кстати, могли быть с ним вполне дружелюбными?

— Только его танк.

Не желая упустить появления новой мечты, я не отрывался от поплавка. А он все подергивался, но под воду не уходил.

— Вот именно. Что бы у него не перемкнуло в черепной коробке, я отпустил мечту.

Вот такая непростая у нас работа. Один неверный шаг и можно погубить жизнь человека. Или нескольких. А у них есть близкие, родные…

— Кто знает, может паренек в лице этих сослуживцев и обрел друзей-товарищей. Тогда потребность в мечте отпала бы сама собой. А нет, так нет.

— Но мы этого не узнаем, — добавил я, — оп!

Послышалось еле слышное «плюм», и поплавок, наконец-то, скрылся. Так, теперь сосредотачиваемся и все делаем правильно, дабы не испортить последний день.

Я подсек мечту и та вылетела из воды, крупная, в тоже время изящная и обалденно-красивая! Ох, кто-то мечтает и не стыдится этого, есть такая поговорка в наших кругах.

Я перехватил мечту, которую надо постараться удержать в ладони и ахнул…

Леска уходила в глотку мечте. Крючок находился внутри, и это было самым плохим событием, что может произойти с ловцом.

Я чуть дернул за леску в надежде вытащить крючок и не повредить мечте. Мечта так широко открыла рот, что казалось — она неслышно кричит от боли. Мелкая дрожь прошла по ее телу. Червяк! Я не обновил наживку, и мечта заглотнула его остатки целиком! Твою же мать!

— Что случилось? — обеспокоено спросил наставник

Мечта билась у меня в руке, как эпилептик в конвульсиях, а я все дергал и дергал за леску и что-то кричал. Послышался неприятных звук рвущихся внутренностей, изо рта, из жабр мечты забрызгали капельки крови.

— Покажи! — крикнул наставник, от увиденного схватился за голову и бросился к своему стулу, рядом с которым находился ящик с запасными снастями и нож.

Я упал на колени и еще раз дернул за леску и крючок, вместе с обрывками внутренностей, вылетел наружу. Наставник что-то говорил мне, держа в руках уже бесполезный нож, а я смотрел на мечту, как на перевернутую карточку…

16:05. Данная мечта принадлежит мальчику, лет восьми-десяти. Ноябрьский, без сомнений. Пишет стихи, любит компьютерные игры… стратегии. А еще он… передвигается в коляске. В мечте он видит себя, естественно, ходячим. И счастливым.

Я держал в руках бьющуюся мечту ребенка, будто донорское сердце, не зная, куда ее деть…

В воду, в ведро?

…и уже не мог смотреть на нее. Только что она была красивой и величественной, теперь напоминала тряпку, об которую мясники вытирают руки после очередного разделывания туши, и я… сжал мечту в ладонях так крепко, как только мог, что бы прекратить этот кошмар. Она все дергалась и дергалась, теряя жизнь и смысл своего назначения. А когда окончательно затихла, я откинулся назад и стал биться головой о мягкую глинистую землю. И долго еще наставник пытался меня успокоить, пока не влепил такую пощечину, от которой все мысли в голове пропали. Все, кроме одной — я убил детскую мечту собственными руками.

Дело в том, что смерть мечты не повлияет на конечный результат — найдутся деньги, будет операция, ребенок научится ходить. Но случится нечто другое — блеск в глазах паренька начнет гаснуть с каждым днем все больше и больше. Вначале будет неверие в выздоровление, потом тоска, апатия, полное безразличие ко всему. И даже благоприятный итог не станет для него таким ожидаемым и радостным. Представьте, ребенок-колясочник, поддерживаемый медсестрами, встает на ноги, и не улыбается. Я знал, что примерно так и будет. Так же я знал кое-что еще.

Пятнадцать минут мы сидели на берегу и смотрели на водоем, где среди обычных рыб резвились чьи-то, плохие и хорошие, мечты, фантазии и надежды.

— Ты как? — наставник посмотрел на меня, уже зная, что никакой «корочки» у меня завтра не будет.

— Нормально, — прошептал я, — просто… так все запороть…

— Кто же знал? — так же тихо сказал он.

— Никто.

Меня же бросила девушка, когда не сдала экзамен. Это была ее мечта. Вот она бы все сделала правильно. Любой другой обновил бы червяка. Но не я.

— Ладно, — наставник ободряюще похлопал меня по плечу, — пошли. Все равно уже ничем не можешь помочь.

— Могу, — твердо сказал я.

— Каким это образом? — наставник посмотрел на мертвую мечту, плавающую в ведре вверх брюхом.

— Я знаю, где он живет.

— Пойдем со мной, — перед отделом кадров, где ждала трудовая книжка, меня остановил директор.

— Куда? — насторожился я.

Мы вчера уже все обсудили.

— Есть дело.

Мы вошли в приемную, где толпились все ловцы мечты, включая моего наставника.

— Вот, от всех нас, — директор протянул мне конверт.

— Не.., — прохрипел я и прочистил горло, — не надо.

— А это не тебе, а тому пацану.

— Да я сам, — возразил я, — это мой косяк.

— А если бы я так прокололся? Или кто-нибудь из нас? — поинтересовался директор. — И поехал бы в другой город искупать вину? Твои действия?

Что тут скажешь? Я принял конверт. Действительно, чего из себя гордого лепить, когда помогают от чистого сердца.

— Там еще есть визитка, — продолжил директор, — это наши коллеги. Обратишься туда, они в курсе. Понял?

Я кивнул.

— Этих денег все равно не хватит, там еще подкинут. И запомни, это не только твой, так называемый, косяк, а всего нашего отделения.

— Спасибо, — прошептал я.

— А ты молодец, кстати, — заметил директор, — удачи.

Каждый из ловцов подходил ко мне, жал руку, говорил одобряющие слова. И как же мне хотелось остаться в этом коллективе! Но…

Наставник проводил меня до выхода. Стоя на уличной лестнице и рассматривая шумящие тополя, он сказал:

— Когда закончишь, возвращайся.

Я недоуменно посмотрел на него.

— Чтобы быть ловцом мечты, не обязательно работать в полевых условиях. Есть еще аналитика, архив, технический отдел. Что-нибудь придумаем. И ты нам можешь очень пригодиться, если не будешь всю оставшуюся жизнь посыпать голову пеплом. Мы не врачи, не полицейские, но наша работа тоже нужна людям, и мы тоже совершаем ошибки.

Я молча кивнул и, не желая показывать мокрые глаза, пошел прочь быстрым шагом.

Я вернусь. Я обязательно вернусь, как только добавлю денег на операцию к той сумме, что уже наскребли родители паренька. Я сделаю все, чтобы он ходил и радовался этому.

Клянусь!

У вас товар, у нас купец

В дверь позвонили, и я поспешил открыть. О да, пацаны-мальчишки, я знал, кто ломится ко мне. Это был князь, тот самый, который Его Величество. И он пришел свататься к моей сестре.

— Быстро к себе в комнату, — скомандовал я.

— Сбавь обороты, — с вызовом предложила сестра.

— Я. Сказал. В комнату.

Сестра удалилась, всем видом показывая пренебрежение к моей персоне.

Я открыл дверь, и в прихожую вошел молодой человек в военной форме, с эполетами, лампасами (все как полагается!) и орденами за последние две войны. Я прошел восемь войн, и даже застал еще обитаемый Марс, а у меня нет и пятой части тех наград, что звенят у него на груди. А эти усики! Что у власть держащих за мода такая, отпускать усики? Я мимоходом взглянул в зеркало, уж не анархист ли я? Нет, вполне себе симпатичный мужчина, любящий свою молодую несмышленую сестру. Следом за князем в квартиру пробралась прислуга.

— Мой князь, прошу, проходите, — я кивнул и провел его в гостиную.

В комнате уже стоял накрытый стол, но без горячительных напитков.

— Я, так понимаю, у вас есть свое любимое вино? — я сделал приглашающий жест рукой.

— Естественно, — кивнул князь, — не сочтите за бахвальство, но я предлагаю отведать нашего. От закуски же не откажусь. Элеонора готовила?

Лена! Лена, сукин ты сын, а не Элеонора! А эти манеры, эти усики! Боже, прости нас грешных.

— Я помогал, и не ручаюсь, что не добавил в основное блюдо крысиный яд.

Князь не стал реагировать на мою шутку и присел на кресло. Также он поставил руки на трость. Убейте меня, какая патетика!

— Понимаю, цель моего визита вам ясна? Я сватаюсь к вашей сестре. Как говорится — у вас товар, у нас купец.

Он сделал жест рукой и прислуга разлила вино по заранее приготовленным бокалам. А бокалы у меня дорогие, будьте уверены. Не каждый день привечаем князьев.

— Только через мой труп! — я поднял бокал, — Ваше здоровье!

— Ваше.

Мы выпили.

Ребята, вот это вино! Класс! Я готов уже был отдать сестру за ящик такого. Да ладно, шучу! Раз он купец, то мы еще поторгуемся.

— Служили? — спросил князь.

Я показательно усмехнулся, стараясь, чтобы это казалось искренним.

— А вы не навели справки?

— Навел — он с уважением посмотрел на меня, — восемь войн, дорогого стоит.

— А то!

— А что для вас победа?

Вот, что для нас победа, пацаны? Командир махнул рукой и мы, как стадо, как сборище недоумков, бежим в указанную сторону. А потом расстреливаем врага возле стенки. Сами грязные, обчищаем грязные трупы и сваливаем их в котлован, глядя, как бульдозер засыпает их землей и пеплом. А потом закидываемся трофейным спиртом, чтобы совесть по ночам не мучила. Класс!

— Победа, да победа, — я пожал плечами.

— Идти к своей цели? — подсказал князь.

Ага, своя цель, лучше не придумаешь. Это ваша цель! И вашего отца! Не забудьте про Марс. По всему космосу в невесомости плавают покореженные обломки кораблей и тела молодых пилотов. Молодых, потому что более опытные товарищи погибли в предыдущих боях.

— Допустим, — кивнул я и принялся за салаты, хотя и без аппетита.

Опять ночью совесть навестит и начнет показывать фотографии еще живых солдатиков с семьями. Придется напиться. Пришел тут, особо важная персона… Мало ему других сестер, что ли?

— А моя цель, это Элеонора. И я хочу напомнить, что у нас свободная страна.

— После смерти родителей я авторитет в нашей семье.

— У вас еще два маленьких брата, — заметил князь.

— И я за них отвечаю, за всех троих. Обеспечиваю, как могу.

— Военная пенсия может это позволить.

— Мой светлый князь, — я был готов объявить драку, — может вы сопровождали маленькую Лену на танцы? На мою военную пенсию?

— Не довелось, — он держался с достоинством.

— А может, это вы ее отводили на волейбол? Что на другом конце города?

— Решительно нет.

— Воспитание, школьные уроки, подростковый период, первая любовь, разлука, слезы?

Он нахмурился.

— Давайте ближе к делу.

— Давайте еще этого вашего вина.

— Не вопрос.

Повелительный жест рукой. Вино разлито.

Князь поднял бокал.

— Хотите, чтобы я вернулся в прошлое и помог вам?

— Нет.

Я посмотрел через бокал на свет. Красота-то какая! Не то что трофейный спирт. Ну что ж, купец, давай торговаться.

— Я хочу, чтоб вы ее любили.

Князь пожал плечами.

— Так я ее и люблю…

— И заботились, как я.

— Даже больше.

— Больше не получится.

— Как скажете.

— А в противном случае?

— А в противном случае — дуэль, я прав? — улыбнулся князь.

— Всенепременно.

Уж я-то за свои слова отвечаю. И отвечу. Восемь войн, знаете ли…

— Могу я увидеть свою невесту? — наглым, как мне показалось, тоном осведомился князь.

Почему-то, находясь с ним рядом, мне хотелось быть развязным и грубым, а я совсем не такой.

— Лена! — крикнул я, откинувшись на спинку стула.

Сестра, подслушавшая весь наш разговор, выбежала из комнаты и бросилась обнимать этого… прости Господи.

Будущий родственник поднялся, приобнял, тварина, мою кровинушку и даже поцеловал в губы, наглец.

— Нам пора.

Я привстал.

— Мой князь, будьте великодушны, оставьте вино. Уж очень вкусное.

— Сегодня же ящик отправлю.

Обещаю, свадьба у вас будет веселой.

Подвальный

Это существо появилось в подвале неожиданно, хотя утверждает, что находится здесь с начала постройки дома. То есть, очень давно, при прежних хозяевах. А мы переехали сюда, когда я был еще ребенком.

В нашем доме никогда не было подполья, как такового. Зато был подвал. Вход в него шел с улицы, лестница диагональная, а сам подвал был разбит на две части. В одной находились соленья, запасенные на зиму, вторая была отдана под инструменты и прочий хлам. И вот однажды появился он.

Первой с ним познакомилась моя супруга. Она спустилась в подвал за банкой то ли помидоров, то ли огурцов, но тут же позабыла, зачем пришла, увидев его. Он, чем-то похожий на зверька, преспокойно сидел на одной из полок. Непостижимо, что женщина, разменявшая седьмой десяток, не упала в обморок или не завизжала от страха. Но удивление, охватившее супругу, с лихвой покрывало испуг и даже любопытство. Она разглядывала его, как новую вещь в магазине. Необычное существо тоже не оставалось в накладе. Так они какое-то время смотрели друг на друга.

— Можно, я банку возьму? — спросила, наконец, жена и для пояснения показала на ряд солений.

Зверек развел руками и пожал плечами, как бы говоря — это твои банки, женщина, делай, что хочешь.

Жена схватила первое, что попалось под руку и стала подниматься по ступеням, то и дело оглядываясь на странного, но, как казалось, не враждебного незнакомца.

На мой закономерный вопрос она всплеснула руками:

— Ну как он выглядел? Как кошка, или хомяк на двух ногах.

— Так он стоял?

— Сидел на полке, но руками жестикулировал, будь здоров.

— И ничего не говорил?

— Да он, вроде, и говорить-то не умеет, — предположила жена, — зверь это.

— Но жестикулирующий?

— Будь здоров, как жестикулирующий. Как мельница. А! — вспомнила она, — У него в руках были палка и нож.

— Палка и нож, — задумчиво повторил я.

Значит, зверь вполне разумный и обладает пальцами.

— Он вроде затачивал эту палку, как кол, — она закрыла глаза, воссоздавая картинку по памяти, — только очень маленький кол. Колышек.

Это известие и встревожило меня и заинтересовало одновременно. Не тратя времени на обдумывание данного феномена, я спустился в подвал, щелкнул выключателем и…

На полке на уровне глаз сидел зверек, одинаково не похожий ни на кошку, ни на хомяка. Видимо от скуки, он вертел в руках заточенную палку. Нож лежал рядом. Я не представлял, какими должны быть мои действия, но как только раскрыл рот, то услышал:

— Привет, командир, оселок есть?

Голос был вполне подобен человеческому, а сам он смотрел на меня так спокойно и расслабленно, будто знал не первый год.

— Ч-чего? Оселок?

— Точильный камень. Нож надо заточить, затупился малость.

Что ему сказать? Совершенно ничего в голову не приходило.

— Я покопался в твоих инструментах, не нашел.

Я пытался соединить концы с концами (зверь, оселок), но не выходило.

— Коса есть, значит и оселок должен быть.

Я кивнул, но промолчал.

— Очень надо.

Ни слова с моей стороны.

— Для работы.

Так как я продолжал молчать, он ожидающе поднял брови:

— Ну?

— Есть оселок, да, — пришел я в себя, — он тебе срочно нужен? Прямо сейчас?

— Да я как бы настаивать не могу, но вот крысы повсюду шастают. Ни тебе, ни мне они особо не нужны.

Вот, значит, для чего колышек.

— И много крыс в нашем королевстве? — улыбнувшись, поинтересовался я.

Он глубоко вздохнул и удрученно покачал головой. Видимо моя веселость была ему в тягость.

— Ну, как сказать? — он показушно посмотрел на потолок. — Пока тянешь с оселком, их становится все больше и больше.

— Не проще ли яд купить? — не торопился я с его просьбой.

— Если только желаешь моей смерти.

— А крысоловку?

— Крысы стали умнее, — возразил он, и добавил, как бы намекая, — вот люди не торопятся умнеть, а крысы — да.

Видя, что я не уловил эту мысль, он оставил недосказанность и перешел в лобовую атаку:

— Командир, я что, многого прошу? Просто одолжи оселок, и разбежимся по своим делам. Чего вас так тянет болтать по пустякам!

Было видно, что ему не хватает в жизни толкового собеседника, и я не тянул на такого.

— Сейчас принесу.

Я поднялся на несколько ступенек… и ничего не мог с собой поделать.

— А ты кто такой?

— Подвальный, — отозвался он и поторопился пояснить, — ну есть Домовой, а я Подвальный.

— А, — кивнул я, будто все понял, — а я-то вначале подумал…

— Оселок, — напомнил Подвальный.

— Иду.

Не смотря на свой почтенный возраст, я молодым козликом выскочил из подвала, забежал в дом, влетел на кухню, напугав жену, с шумом повытаскивал ящики из стола, и наконец нашел точильный камень, небольшой и мелкозернистый, как раз под маленький ножик.

— Подвальный просит, — объяснил я.

— Кто?

— Ну тебя, — махнул я рукой и поспешил обратно.

— Вот, — я протянул камень.

— Благодарю, — Подвальный радостно принял оселок и, не мешкая, начал точить ножик.

Про меня он будто забыл, что меня не устраивало.

— Можно вопрос?

— Да-а-ва-ай, — обреченно кивнул он.

— А вот в полуподвальном помещении кто живет, Полуподвальный?

Тогда мне казалось это смешным. Я ожидал от нового знакомого улыбки или легкой усмешки. Хоть что-нибудь. Мимо!

— А на чердаке Чердачный? — хмуро произнес он. — Если следовать твоей логике.

И, видя мое смятение, пояснил:

— Полуподвальным помещением заведует или Домовой, или Подвальный. В зависимости от обстоятельств, как то: общий объем здания, количество этажей и жилых комнат, наличие складских помещений. Вентиляция тоже играет важную роль. Ну и так далее.

О как! Целая наука!

— А у нас ты давно?

— С закладки фундамента.

Он воодушевленно точил нож, и я уже не хотел его отвлекать, а просто любовался работой. Странный тип, непохожий вообще ни на что, но с вековой мудростью в глазах. И смотрит на меня, старика, как на несмышленого.

Вот он закончил заточку и с удовольствием попробовал пальцем острие ножа.

— Благодарю, командир, — он отсалютовал и скрылся за банками.

— А много крыс уже убил? — крикнул я.

— Тебе нужны их трупы? — донеслось из темноты.

— Да нет, не очень.

— А живые?

— Тем более.

— Вот и мне без надобности.

Из темноты вылетел оселок, я ловко перехватил его на лету.

— Я их отпугиваю.

Мысли, как надоедливый рой пчел, накинулись на меня. Каждый ли день встречаются Подвальные, учитывая, что раньше я о них ничего не слышал? О Домовых — да, о Подвальных нет вообще никакой информации. Даже Википедия молчит.

— А тебе там комфортно? Может принести что-нибудь? Одеяло, плед? У меня есть. А может телевизор поставить? Скучно же.

Из темноты раздался голос, будто терпеливо объясняющий неразумному ребенку:

— У меня всего ровно столько, сколько нужно. Вашего ничего не надо. Пропадаете сами, так меня не тащите с собой в пропасть.

— В какую еще пропасть? — удивился я.

— В пропасть пустоты.

Явно он знает больше, чем объем нашего дома и стратегию отпугивания крыс, подумал я.

— Пояснить можешь?

Подвальный вышел на свет.

— Помнишь, как ухаживал за женой?

— Ну… — начал было я, но он перебил.

— Вспомни, что говорил ей, какие комплименты выдумывал, раз из всех ухажеров она выбрала тебя. Каждое твое слово в предложении было как жемчужина в бесценном ожерелье. Заслушаешься! А сейчас?

— А что сейчас? — но было уже все понятно.

— А сейчас из красноречивого оратора ты превратился в пустозвона. Говоришь много, но твоя речь не ярче осколков стекла в ночное время. Тебя слушают так же равнодушно, как шум холодильника, а не прислушиваются, как к прекрасной мелодии. Твоя речь пуста, а пуста она у пустого человека.

Так как мне нечего было сказать, настолько его слова оглушили меня, он закончил:

— Бывай, командир. Без обид.

Послышался шорох, звякнула одна из банок, стало тихо.

— Ну что? Что? — набросилась на меня жена, как только я вошел в дом.

— Да ничего, — пробормотал я.

— Ну, как это, ничего? — не унималась она.

Почему-то захотелось побыть одному, что раньше за мной не замечалось.

— Кто это там такой был? Я поняла, что «подвальный», но…

— Ты можешь хоть немного помолчать? — устало попросил я.

— Это я-то помолчать?

Никогда еще жена не была такой удивленной.

С того дня, как говорит супруга, меня будто подменили. Да я и сам это чувствовал. Стал чаще уходить в лес, особенно вечером, чтобы просто посидеть на каком-нибудь пне и послушать пение птиц и шум ветра в ветвях сосен. И если раньше я не затыкался, особенно подвыпивший, то теперь тошно стало болтать без передыху и тем более — нести какую-нибудь околесицу. В гости ходить стал реже. Вначале больше слушал, потом и слушать перестал. Где что продается, кто кому морду набил, извините, осточертело. К нам тоже соседи перестали заглядывать после того, как я решил процитировать Бродского. Телевизор хотел выбросить, да жене он был ну очень необходим. Там же эти ток-шоу…

К кому я не изменил свое отношение, так это к внукам, уж с ними-то отрывался по полной. Думаю, Господь не взыщет…

А через полгода после знакомства с Подвальным у нас случилась беда. Уж не знаю, Домовой не доглядел, или старая проводка закоротила, только дом пылал так сильно, будто говорил — "один раз живем".

Все снесло огненным ветром — мебель, одежду, накопления на похороны. Супруга бегала вокруг пожарища и рыдала, а мне, честно говоря, было жаль только фотоальбом и… Подвального.

В день нашего отъезда (дети позвали к себе в город) я выломал остатки почерневшей двери и осторожно спустился в подвал. Банки с соленьями, до которых не дошел огонь, стояли целехонькие на полках и пусть стоят себе дальше. Инструменты я тоже решил оставить. Коса, лопаты, грабли — ничего из этого в городе не понадобится, хотя и они остались не тронутые пожаром. Огонь не проник сюда, только доски в потолке обгорели, и щели между ними стали шире, сквозь которые виднелось небо.

— Эй, сосед! — позвал я.

Извне доносились звуки дня, переговаривались сыновья, ожидающие меня возле машины, но в самом подвале было тихо. Я даже слышал стук сердца.

— Мы это… уезжаем…

Я достал из кармана новый оселок, купленный накануне, и положил на полку.

— Вот, вдруг понадобится.

Я постоял еще немного и повернулся назад. Вдруг за спиной послышался шорох. Я резко обернулся, но оселка уже не было. Я облегченно вздохнул, значит, жив мой Подвальный. Теперь крысам не на что надеяться.

— Удачи на новом месте, командир, — послышалось из темноты, — спасибо за подарок.

И вроде все прошло хорошо, и попрощались по-доброму, но я поднимался наверх с чувством тяжести на душе, думая, что бросаю друга. Почти незнакомого, но искреннего, честного друга.

Make love, not war

В домик деда-отшельника, к которому люди обращались за советом, вошли парень и девушка. С первого взгляда можно было догадаться, что эта молодая пара пытается решить проблему, которую сама определяет, как вопрос жизни и смерти. Хотя обычно эти проблемы не страшнее укуса комара.

— Здравствуйте! — громко сказал парень, и, увидав хозяина, добавил чуть тише. — Нам посоветовали к вам обратиться. Соколовы. Помните таких?

— Это которые собаку потеряли? Помню.

— Нет, они спрашивали насчет новой работы, стоит ли рисковать.

— Ну может быть. Я же фамилии не спрашиваю. Чай будете?

— Мы из колодца воды попили, — ответила девушка, — если вы не против.

— Да ради Бога.

— Просто там кружка и ведро полное стоит.

— Это для посетителей.

— У вас тут вкусная вода.

Дед согласно кивнул. Пока молодые устраивались удобней, он приготовил себе чай и сел в кресло напротив.

— Быстро мой дом нашли?

Молодые переглянулись.

— Так… у вас же один-единственный дом во всей округе. Мы водителю автобуса объяснили, он тут и остановился.

Дед нахмурился.

— А сегодня разве воскресенье?

— Ну да, — кивнул парень.

Девушка с сомнением посмотрела на деда, уже начиная жалеть о визите.

— А я-то думал, вы на машине. Не все сразу находят.

Молодежь осмотрела дом. Они раньше не заглядывали к отшельникам, сравнивать не с чем, но не ожидали увидеть на стене постеры с рок-группами 60-70-х годов, гитару на стене, пацифик на маленьком бюсте Ленина.

— Вы, наверное, хиппи? — предположил парень. — Атрибутика соответствующая.

— Есть такое дело, — смущенно улыбнулся дед, — славные были времена. Make love, not war, как говорится. Лекарство от всех проблем. А хотите, я вам что-нибудь слабаю?

— Сыграете, то есть?

— Ну да! Для души, так сказать.

— Да мы как-то… — замялись молодые.

— Понятно, — дед указал на дверь, — тогда валите отсюда.

— В смысле? — испугалась девушка.

И тут дед захохотал.

— Шучу-шучу! Да и гитара уже давно не играет!

Молодые тревожно переглянулись, а дед, наконец-то, перешел к делу.

— Итак, что-то вы, наверно, хотели у меня спросить?

— Да-да, — девушка взяла инициативу в свои руки, — значит, так.

Она глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, будто не прокручивала эту сцену по дороге.

— Мы очень друг друга любим…

Парень кивнул.

— … но тут такое дело. У нас постоянно возникают разногласия, причем абсолютно на пустом месте.

— Хотите поговорить об этом? — спросил дед и опять засмеялся. — Извините, люблю эту фразу, сразу чувствую себя психоаналитиком. Орловы, разве, не говорили?

— Соколовы. Нет, не говорили.

— Ну ладно. У вас разногласия. Дальше.

— И никто не собирается уступать друг другу, понимаете?

— Более чем.

— Просто… Мы, в конце концов, так расстанемся… Если вы нам не поможете.

— То есть, вам обоим сложно уступить?

— В такие моменты мы, обычно, оба правы.

— Поясните.

— Ну вот мы пошли в кино. Фильм интересный. А он говорит, что полная ерунда.

— И вы ссоритесь?

— Ну мы же, в принципе, правы, только каждый по-своему. А он, как мужчина, не хочет просто согласиться и промолчать.

— Да потому что фильм скучный, только деньги зря потратили, — высказал свою позицию парень, — ну не совсем зря, там попкорн был вкусный. Не то что в других кинотеатрах.

— Да у них одна и та же аппаратура и попкорн одинаковый.

— Ни фига!

— Вот видите? — спросила девушка.

— Вижу, — кивнул дед.

— Может, вы нам что-нибудь посоветуете?

Дед сделал глоток чая.

— Я вам именно посоветую, но не более того. Решение вам придется принимать самим, вместе или по отдельности.

Молодые понимающе кивнули и настроились на серьезный лад.

— Допустим, — начал дед, — вы вышли в ночное поле, легли на траву и смотрите на звезды… Кстати, вы смотрели на звезды за чертой города?

Парень покачал головой.

— Да как-то не довелось.

— А зря. Советую найти время и смотаться куда-нибудь подальше от людей и электрического света. Там столько звезд увидите, мама дорогая. Ну, вы понимаете…

Молодые улыбнулись — а дед-то не старый брюзга.

— Так вот, вы лежите в поле, смотрите на звезды, ваши ноги направлены в противоположные стороны, а лица рядышком. Чтобы целоваться было удобнее.

Точно не брюзга!

— А над вами, среди бесчисленного скопления звезд, расположился Ковш. Он же — Большая Медведица. Пока все понятно объясняю?

— Понятно.

— И один из вас видит ручку Ковша, повернутую вправо, другой, что она показывает в левую сторону.

— Чур, моя ручка смотрит вправо, — улыбнулась девушка.

— И тут вы начинаете спорить, куда на самом деле направлена ручка.

— Запросто, — согласился парень.

— Ваш спор переходит в воинствующую полемику, вы ссоритесь.

Дед дал время молодым вникнуть в описываемую ситуацию.

— И тут у вас остается только три пути.

Молодые напряглись.

— Первый — это встать и разойтись раз и навсегда, ибо — чего тянуть? Но я, все же надеюсь, что вы посадите девушку на электричку.

— Ну естественно.

— Второй — принять мнение своего любимого человека о направлении ручки, учитывая, что он, в принципе, прав. Но тут было бы здорово, если вы оба примете это. Так справедливее.

Дед замолчал, надеясь, что молодые дальше сами додумаются. Те молча смотрели на него.

— Или лечь рядышком, голова к голове, нога к ноге, и увидеть, что оказывается ручка Ковша смотрит-то вверх… Ну или вниз, смотря, как вы расположитесь. А если смотреть друг на друга, то можно вообще не обращать внимания на всякие там ковши. И лучше это делать в двуспальном мешке, так теплее. Make love, not war, как говорится. Решение всех споров.

Он развел руками.

— Я вам указал разные пути. Сами выбирайте, каким пойдете. В любом случае, надо что-то делать. А на звезды, все же, посмотрите.

Дед не принял денег от молодых. Дескать, это хобби. Те, в свою очередь, отказались от встречного предложения подождать вечерний автобус в доме за чашкой чая. Вместо этого пара отправилась коротать время в лес в поисках ягод и грибов. Долгое время они молчали, думали и решали.

— Ну вот и как нам «лечь рядышком», чтобы фильм обоим был интересным? — спросила девушка.

— Или не интересным.

— То, что дед сказал, это все, конечно, правильно, но правильно лишь в теории.

— Только время зря потратили, — пробурчал парень.

— Ну вот ты всегда так! Надо просто подумать.

— Ну думай.

— Можно смотреть фильм на разных местах, домой идти по одиночке. А потом, когда эмоции пройдут, спокойно обсудить просмотренное.

— Это, типа, мы рядышком лежим?

— Гипотетически, да.

— Тогда почему бы одному из нас не сходить в кино, а потом он расскажет второму, насколько интересным или не очень получился фильм?

— А если он будет интересным, ты захочешь его посмотреть, в итоге разочаровавшись и во мне тоже?

Парень промолчал, соглашаясь с выводами.

— А просто выйти из кинотеатра, без обсуждений, не получится?

— Тогда все теряет смысл. Нам же хочется поделиться друг с другом.

— Ну да, — вздохнула девушка, — смотри, землянику нашла.

— И что нам остается? — спросил парень и тут же предложил. — Ты соглашаешься со мной, что фильм вышел хреновый, а я говорю, что фильм прекрасный. Как тебе такой вариант?

— Больше напоминает лицемерие… Хоть к дедушке возвращайся.

— Не получится. Автобус едет.

И они побежали к дороге, держа в горстях землянику, чернику и несколько грибов.

Прошло несколько замечательных июльских дней. Люди всей Земли решали проблемы, находили новые, ссорились и мирились. Наши герои тоже не остались в стороне.

— Алло.

Всю неделю девушка размышляла над словами мудрого деда. Все, вроде, понятно. Но, как можно смотреть на вещи одинаково, будучи совершенно разными людьми?

— Через час жду тебя на вокзале, — сообщил парень так естественно, будто предложил прогуляться по площади и покормить голубей.

— Кто-то приезжает?

— Мы поедем за город. Я заварю чай, перелью в термос. Сделай несколько бутербродов. И еще возьми свитер, а я спальный мешок сейчас поищу.

— Погоди-ка. Ты хочешь со мной смотреть на рукоятку ковша?

— Только на звезды, — поправил парень, — Ковш не будет висеть прямо над нами, дед его привел, как пример.

— С ночевкой?

— Даешь романтику. Смотрела кино про Штирлица?

— Нет.

— Во-во! Поэтому тебе и нравится всякая ерунда.

— А ты попкорн готов кастрюлями употреблять.

— Мой единственный недостаток, — парировал парень, — но из разговора всегда запоминается последняя фраза. Ты помнишь, что напоследок дед сказал?

— Заходите еще?

— Раньше.

— Привет Воробьевым?

— Нет.

— А! Обязательно посмотреть на звезды.

— Make love, not war, — поправил парень, — так и поступим. Ты и я под звездным небом в одном спальном мешке. Здорово?

Девушка на секунду представила обещанный дедом многозвездный небосвод.

— Вполне.

— Тогда через час на вокзале. И кстати, в каком направлении ты хотела видеть ручку этого Ковша.

— Ну не знаю, пусть будет вниз.

— А я вверх, но я с тобой полностью согласен. Вот видишь, еще никуда не уехали, а метод уже работает.

Девушка рассмеялась:

— Я поняла, поняла!

— Что поняла?

— Make love, not war. Люби, а не воюй! Смотреть друг на друга, а не на всякие Ковши! Понимаешь? Из-за направления гипотетической ручки Ковша мы ссоримся. Из-за фильма мы ссоримся. Из-за мороженого, тоже! Вывод — надо смотреть друг на друга, а не на причину разногласий! Плевать на фильм, если рядом любимый человек!

Девушка не видела, но парень озорно улыбнулся.

— А если я захочу с тобой поспорить?

— Я тебя поцелую, и наоборот.

— Вот сегодня и поэкспериментируем. Про бутерброды не забудь.

— Хорошо. А это… а при чем тут Штирлиц?

— Ночью расскажу.

Не обижайте ангела

Он ушел. Пропал, испарился, растаял, сгинул в ночи. А точнее, смылся под вечер. Даже записки не оставил, объясняющей столь внезапный уход. Да, он предупреждал, что мои грехи вредят не только моей душе, но и ему. Ему особенно. Что мои слабости уже невмоготу сносить белоснежным крыльям, а другие ангелы давно советуют махнуть на меня рукой, оставить без поддержки и утешения. Безнадежный он, говорят. Но ангел терпел, держался… до определенного момента. И вот, он ушел.

Ну не знаю… Можно было хоть попрощаться напоследок, обняться по-братски, столько лет вместе. Считай, с самого рождения. У нас еще партия в шахматы осталась незавершенной, а у него, в кои-то веки, неплохие шансы на победу. Просто, в шахматах он не очень. Ему больше везет в настольный хоккей.

Видимо, я его вчера окончательно разочаровал. Хотя, тоже мне, причина. С Антохой выпили на работе и послали директора на… То есть, я назвал его козлом, а уже Антоха послал. Но директор, кстати, первый начал…

Как-то спросил, что будет с человеком, если ангел уйдет? Ответ был прост:

— Человеку будет еще хреновее, чем было. А уходим мы от тех, кто ангела может уж очень достать, а это обычно самые глупые люди. Дураки, одним словом.

Намекнул, так сказать.

За окном сыпет снег, а он без шапки. Не, вот у всех ангелы, как ангелы, одеваются по погоде, брюки наглажены, ботинки начищены. Шапка на голове, шарф, все дела. А мой? Ну не разгильдяй, конечно, но за одеждой не особо следит. Ему бы хиппи какого-нибудь хранить от травки да зеленого змия. Эти, из «детей цветов» которые, тоже не заморачиваются насчет внешнего вида. Правда, мой-то «Битлов» не слушает, предпочитает авторскую песню. Высоцкий там, Визбор, Галич, прочие товарищи с гитарой. А вот мой рэп на дух не переносит, хотя и не высказывается об этом прямо. Так, спросит, бывало:

— Что слушаешь? — и тут же. — А, можешь не говорить, и так понятно.

Но очень любит боевики, прямо обожает, что немного странно для ангела. Но смотрит не кровавые мордобои, а с комедией напополам. Ну, поняли, комедийные боевики. Раз, как-то, спрашиваю:

— Чего ты их смотришь? Там же людей убивают.

А он такой:

— Ты, разве, в детстве в войнушку не играл? Та же фигня, только здесь взрослые игрушечным оружием размахивают, и орут от боли неправдоподобно.

— И в чем, — спрашиваю, — тогда, смысл?

— Да так, забавно, — и поясняет свою небесную позицию, — Иисус же ясно говорил, будьте как дети. А вы?

— А что, мы? — пожимаю я плечами.

Он рукой машет, как бы обреченно:

— Проехали.

Странный он у меня… был…

Да нет, что вы, я не плачу. Соринка в глаз попала…

Напротив моего общежития, где мне дали комнату после профучилища, стоит пятиэтажка. В большинстве окон горит свет. Там уют, семейный ужин и уроки с детьми. И у всех ангелы при делах, на своих подопечных Богу не жалуются. Пожурить могут, но не сильно. Работа у них такая.

Обычно ангелы с людьми не живут. В семье четыре человека и четыре ангела на скрипучих раскладушках храпят, прикиньте. Так, забегают узнать, что да как. А мой всегда рядом. Я в своей комнате живу один, а он больше домосед, вот и соседствуем который год.

А еще, ну, вы знаете, а не знаете, записывайте — они очень любят овсяное печенье. По крайней мере мой обожает его больше комедийных боевиков.

Я подошел к столу, включил чайник и тут же выключил. Молока дома не было, а чай без молока сами пейте.

Кто-то в дверь звонит.

Мой ангел. Вернулся. Голова в снегу, крылья в снегу. Пакет в руке. Протянул ему щетку.

— Ты где был? — спрашиваю.

Надеюсь, он не заметил, что я нервничаю.

— За молоком ходил, — отвечает, — чай будем пить, ты же изгундишься весь, что молока нет. А я опять виноватым окажусь.

— Да не, все в прошлом, — обещаю, в который раз, — я тут поразмышлял…

— Ага, поразмышлял он, — усмехается еще, паразит, — не успел в магазин смотаться, а он размышлять научился. Испортишься так скоро. Сам будешь мне на ошибки указывать.

Я молчу на колкую шутку. Могу и ответить, но вдруг обидится и точно уйдет? От вчерашней моей выходки он на взводе.

Ангел посмотрел в зеркало и стряхнул с волос снег.

— Завтра в десять не забудь в ментовке отметиться.

— Если не опоздаю, — киваю я, — надо еще расчет получить.

— Ну ты уж постарайся не опоздать! — сердится он. — Я не смогу позвонить тебе — с утра тоже буду перед Шефом отчитываться. Скажу, что задумываться начал, растет над собой, а ты опять меня подведешь!

— Ладно-ладно, схожу.

— Я же окажусь лжецом. А знаешь, что это значит — лгать Богу в глаза?

— Все понял, — миролюбиво говорю я, — отмечусь.

Он повернулся боком, чтобы стены не мешали, и потряс крыльями, стряхивая капельки воды.

— Приставку завтра с собой заберу, чтобы не отвлекала.

— Окей.

От «окей» он поморщился. А приставка и у Антохи есть.

— И на биржу труда зайди после ментовки. Может, подвернется что.

— Угу.

— К Липниной бы поднялся… Вдруг, что срастется.

— Она мне не подходит, — бурчу я.

— Войтина?

— У нее глаз косит.

— Окей, — говорит ангел с издевкой, — встретишь ты идеальную женщину, на кой ты ей сдашься, неидеальный такой. Да и кто тебе подходит? Бромышева, красавица писаная, что из запоя вылезает, чтоб за бухлом сходить? А Ратмиенко, даже говорить не хочу, кто она. Сам знаешь. И Антоха этот… Слов нет уже!

Со всеми вышеперечисленными ребятами я воспитывался в детдоме, учились вместе в профучилище. Они мне все, как родные. И Липнина, и Войтина тоже, вы не подумайте, что я к ним плохо отношусь. Просто эти две правильные, с ними скучно.

— А что Антоха? — спрашиваю.

— В курсе, что от него ангел отказался?

— Серьезно?

— А нет ангела, — он смотрит на меня, — будет черт. Другого не дано.

Ё-моё!

— И уверяю тебя, — продолжает он, — Антохе недолго осталось. Кладбище, зона, инвалидное кресло, неважно. Главное, что недолго.

Как вы думаете, стало ли мне страшно? Конечно, стало!

— Можно что-нибудь сделать? — не спрашиваю, а прошу о помощи.

Он тяжело вздыхает и пожимает плечами.

— Могу поговорить с Мишкой… Завтра, как раз, встретимся.

— С тем самым? — обрадовался я.

Кому Мишка, а кому архангел Михаил.

— С тем самым, — отвечает.

Антоха, в принципе, всегда нравился моему ангелу. Да он и человек-то неплохой, только вот… Выходит, что плохой. Все мы, на нашем этаже, плохими оказались. Вот опять где-то пьяные крики раздаются. Это двадцать пятая комната гуляет, а закончится все дракой, говорю как специалист.

— Спасибки.

— Че, «спасибки»? У меня остался только один бонус. Извини, остальные уже растратил на тебя и все впустую.

— Что за бонус? — спрашиваю.

— Для тебя бонус, чтоб понятней было. А так это определенное количество просьб, на которые не отказывают там.

— И остался один? А куда остальные делись?

— Ну вот, для примера. Помнишь того очкастого, что вам в подворотне попался?

Мне тут же стало опять стыдно. Зря мы тогда с пацанами… Вот теперь-то и приходится в ментовке отмечаться. Там и до этого тоже было, кое-что…

— Минус три бонуса за раз.

Я только вздохнул. Тяжело будет перебирать свои грехи на Страшном суде.

— И вот, остался только один. Смысла нет держать его на черный день. Могу за Антоху отдать. Но…

Он смотрит внимательно, типа — догадайся сам.

— На меня, если что, уже ничего не останется? — догадываюсь я, и что-то холодное ползет по спине.

— Абсолютно ничего. Тут все серьезно. Задолбали уже оба, — начинает он закипать, — на улице же есть много хороших столбов, почему не пользуетесь?

— В смысле? — не понимаю я.

— Без смысла! Пришла в голову дурная мысль, подошел к столбу и стучишься до тех пор, пока мысль не уйдет. А на пустом месте, может, что хорошее родится.

Все еще злится. Даже у неба есть свой предел терпения.

— Я бы на месте Творца людям дал побольше мозгов. Видимо, все хорошее на ангелов ушло.

Умеют они шутить.

— Наверно, — соглашаюсь я.

Ангел немного остыл.

— Ну так что? Что решаем насчет Антохи?

— Да бог с ним, с бонусом, — храбрюсь я.

— Язык бы тебе оторвать за такие слова, — хмурится ангел.

— Дадим Антохе шанс, — радостно говорю я, а у самого ком в горле стоит.

— Ты берешь его на поруки?

— Надо брать на поруки?

— Не поручишься за него, бонус оставлю на тебя. Только, смысл?

Ох, как все непросто.

— Ручаюсь, — говорю.

Он же мне как брат, Антоха-то.

— Но тут такое дело… Когда одного затягивает в болото, другой должен стоять на твердой земле. Иначе оба потонут, понимаешь?

Я задумался. Если и последний бонус пропадет зазря… Значит, я дурак и где-то из-за угла ко мне присматривается черт.

— Завтра поднимусь к Войтиной, — вздыхаю, но что-то надо делать со своей жизнью.

— Во-во, зайди. Но только после биржи, — напоминает ангел, — уж если я не справляюсь, может она тебя образумит, хотя бы своим примером.

Он наступает носком правого ботинка на пятку левого и вытаскивает ногу. Развязать шнурки даже не пытается.

— А нет, — говорю я, — лучше к Липниной, у нее холодильник есть.

Ангел рассмеялся.

— Шахматы не трогал?

— Зачем? Соперник ты так себе.

— Сегодня я точно тебя сделаю.

У меня аж от сердца отлегло. Пусть ругается, жизни учит, сватает к Липниной, в шахматы обыгрывает, лишь бы не уходил. У меня же из родных, кроме него, никого нет.

— Оп-па, — смотрит он в пакет, — печенье забыл.

— Да ладно, — говорю, — не переживай, я могу обойтись без печенья.

А сам хочу, чтобы он на время ушел.

— Да я не за тебя переживаю, — отвечает, — больно надо.

Насколько можно быстро, надевает ботинки. Иди, уже, быстрее — мысленно прошу я. Что-то наворачивается внутри и просится наружу.

— Ставь чайник, — говорит он, — а я быстренько в магазин сгоняю. Там мне, кстати, два рубля должны.

Да он сам-то, как ребенок.

— Шахматы не трогай! — слышу из-за двери.

Шмыгаю носом. Да нет. Говорю же, соринка в глаз попала.

Большая такая соринка.

На краю Земли

Калитка хлопала на ветру. Ограда была старой, пережившей не одно поколение хозяев, а сама калитка — новой, с хорошо смазанными петлями, поэтому и хлопала без скрипа и скрежетания, но громко. И сколько раз Ли́са просила, чтобы Андре приспособил хотя бы веревочную петлю. Петли не получилось, потому что Андре всегда перечил сестре, строя из себя главного, зато вышла хорошая щеколда, но и она была принята с восторгом. Вот только пользоваться ей надо чаще — если оставлять калитку открытой, она всегда будет хлопать — уж слишком частые в этих местах ветра, приходящие из Великой Пустоты. Да ладно бы, просто ветра. Земли здесь северные, воздух то прохладный, то холодный. Времена года определяются коротким ярким летом и долгой снежной зимой, да их быстрой сменой друг друга, вот и ветра не несут тепло в своих ладонях. Благо лес рядом, дрова в избытке, да дом крепкий с каменной печкой.

Люди, живущие вне города — на краю Земли и в поселках, знают настоящую цену теплу. Дрова всегда есть в запасе. Стружки, щепки, обрубки бревен и досок — все идет в печку, ничто просто так не выбрасывается. То же касается еды. В погребах она есть всегда, даже в неурожайные годы. Конечно не красная икра с зайчатиной, более простая пища, но есть. Худую одежду латают, а если уже и латать нечего, можно заделать щели в доме, на крайний случай постелить собакам, они тоже любят комфорт. По крайней мере, собаки наших героев на холодной земле не спят.

Два старших брата давно покинули край Земли, перебрались в город, нашли работу, обзавелись семьями, иногда нагрянут — что да как, и обратно. Дом остался на младших Лисе и Андре, да и те уже не дети, обоим за двадцать. Сами ведут хозяйство, унаследованное от родителей, и вот их-то в город не тянет, разве что по делам приезжают. Брат продает мясо, добытое на охоте, покупает фрукты, хлеб и одежду, да оба не пропускают ярмарки и карнавалы. На исповедь в воскресенье приходят в собор, после орган послушают. Иногда в театр заглянут культурно просветиться, а то они и подобные им дикарями слывут.

Так что, город представляет собой некую необходимость. Но жить там… Интересно, конечно, не без этого. Но все как-то шумно, суетливо и тоскливо. Все бегут куда-то, все озабочены делами. Кони, запряженные в телеги и кареты, забывшие свободу и бег по зеленым лугам, понуро бредут по мостовым, гремя тяжелыми подковами. Бездомные собаки лакают серые тучи из грязных луж, нищие в каждой подворотне милостыню клянчат. А воздух настолько смешался с гарью с мануфактурной фабрики, что его практически видно, и кожей можно почувствовать. Да и детский смех раздается не часто, а уж если где и смеется ребенок, то тут же все улыбаться начинают. И если рожденные в городе люди считают все это естественным и на большее не претендуют, то пришлым очень тяжело прижиться и найти свое место. Часть из них возвращается обратно, часть оказывается в доме для умалишенных. Благо таких домов хватает, всем место найдется. Как тут можно быть счастливым?

Да и как можно просто жить в таком месте, как город? Там нет высоких елей, из-за стволов которых выглядывают маленькие лесные человечки. За домами с высоченными крышами, сквозь печной дым, не видно вековых гор, укрытых белоснежными шапками. Нет чистых ручьев, звучащих мелодичнее органа, настроенного самым первоклассным мастером. Брат с сестрой слушают такой по воскресеньям в городском соборе. Там местный музыкант, красивый и манерный, такие рулады выводит, заслушаешься. Но не ради органа же в город перебираться, в самом-то деле. За городом лучше, спокойнее. А звезды какие крупные и яркие!

Есть множество альтернативных вселенных, и в каждой Земля устроена по-разному.

А еще здесь можно сесть, только осторожно, на самый-самый край Земли и посмотреть вниз. В бездне, сквозь второй слой облаков, иногда можно увидеть хобот одного из трех гигантских слонов, что стоят на черепахе исполинских размеров, плывущей в Бесконечном Океане. Саму черепаху никогда не видно, слишком далеко находится она от поверхности Земли, да и нижние облака все скрывают. Иногда, в ясные дни, внизу виднеется что-то темное и расплывчатое, но голова это черепахи или одна из ласт, непонятно. А потому и неизвестно, в какую сторону движется вся эта пирамида.

— Если бы черепаха плыла, куда ей вздумается, то солнце всходило бы каждый день в другой стороне, — рассказывал отец двум старшим сыновьям, дочери и маленькому Андре в люльке, — и шаталось бы по небу, как пьяный полицейский. Понятно?

Говорят, умные люди в городской обсерватории знают, куда движется черепаха. Но какой в этом толк, если они не знают, почему черепаха туда плывет. В таком случае, так ли уж важно знать простым смертным, в какую сторону она держит путь? Плывет, и ладно.

Дети, слушая отца, согласно кивали. Как шатается пьяный полицейский, видел всякий, были бы зрячими глаза. Больше они, на тот момент, ничего не понимали. Старшие братья так и не осмыслили взаимосвязь направления черепахи и движения солнца, а вот Лиса и Андре вскоре разобрались с этой премудростью. А также они знали, почему черепаха плывет в этом направлении. Все просто — она плывет к берегу, чтобы отложить яйца, или от берега, на котором остались эти самые яйца.

Эти двое часто, даже под угрозой порки, лежали на самом краю Земли (на что не каждый взрослый осмелится) и смотрели вниз, рассуждая между собой, куда уходит солнце на ночь и где Бесконечный Океан соединяется с сушей. И какая она, эта суша — песчаный берег, или каменистый.

А иногда они видели слона, точнее хобот одного из слонов. И если старшим братьям хватило одного раза, то младшие дети не могли налюбоваться на это удивительное завораживающее зрелище. То, что у одних вызывало умопомрачительный восторг, у других лишь равнодушное хмыканье. Может, поэтому их дороги и разошлись. Те, кому не место на краю Земли, переехали в город. Остальные остались и при любом удобном случае сторожили слона. Вот и сейчас…

— Видишь? — спросила Лиса, держась за веревку, перекинутую через громадный валун, смотря вниз и влево.

Ее кожа чуть грубая, омытая северными дождями и обветренная на холоде, а лицо красивое и строгое, как у всех сельских женщин.

— Не-а, не вижу, — пробормотал Андре, вцепившись в другой конец веревки.

Самый младший в семье, он неплохо справляется с обязанностями хозяина, отчего старшие братья с легким сердцем отправились за лучшей долей — дом в надежных руках.

Второй слой облаков, проходящий гораздо ниже поверхности земли и уходящий вдаль, где сливается с первым и третьим слоями, сегодня настолько плотный, что в редкие просветы невозможно что-либо вообще разглядеть, не говоря уже об ожидаемом хоботе.

Видимо и сегодня им не суждено увидеть это огромное животное. А жаль.

— Где ты, мой жени-и-их? Где, любимый мо-о-ой? — запела Лиса, болтая ногами в воздухе, как в воде. — Заберет меня-а-а кто-нибудь друго-о-ой.

На краю Земли много работы, а развлечений мало. Но уж Лиса-то найдет себе занятие. Еще в детстве натянула веревку между деревьями и до сих пор балансирует на ней, размахивая руками, как мельница. Падает, ушибается, плачет. И все равно залезает на стул, принесенный из дома, и ступает на веревку.

— Я канатоходец, — заявляет она.

Увидела одного такого на бродячей ярмарке, и все. Тоже так хочет. Другие люди равнодушно проходили мимо, пожимая плечами. Ну ходит человек по канату в метре от земли, дальше-то что? Ловко, конечно, они так не умеют. И расшагивающие по ярмарке на ходулях привлекали к себе внимание не более, чем на одну минуту. А потом — скучно. То ли дело глотатели огня, три чернокожих мужика-великана. Один из них подавился своей волшебной жидкостью, необходимой для огня и тут же помер в ужасных судорогах возле палатки со сладостями. Это был его мимолетный, но успех. Вот это интересно. Так что, у канатоходца в тот день была только одна поклонница, да и то семилетняя.

Городские юноши чурались Лису, впрочем, как и любую не городскую девушку. Да и из соседнего села тоже не спешили с гостинцами, своих невест хватало. Уйти, что ли, в монастырь, думала Лиса, постричься в монахини и служить Господу Богу нашему. Но как же слон, который нет-нет, а даст о себе знать…

— Вон там! — крикнул Андре, и указал пальцем в просвет, образовавшийся в сплошной пелене облаков.

— Ай!

Лиса свободной рукой закрыла ухо, поморщилась и так наклонилась вперед, что казалось — упадет сейчас вниз, в бездонную пропасть…

— Где?

…и будет долго падать, пока не пролетит мимо черепахи. А там… Если кто там и был, то обратно не возвращался.

— Ну вон же!

— Вижу!

В просвет, становящийся все меньше и меньше, показался длинный, невероятно длинный и огромный хобот. Его ноздри запросто могли засосать город вместе с обсерваторией! Хобот поднимался вверх, будто его хозяин хотел достать до поверхности края Земли. А когда пелена сомкнулась, он показался из пелены облаков, вытянулся и тихонько протрубил. Земля задрожала, с края посыпались камни, где-то заскрипела старая ель и даже ветер на мгновение замер. Закончив свое дело, хобот опять скрылся в облаках. Как только все стихло, собаки залаяли на мнимую угрозу.

— Ты это видел? Видел?!! — радостно кричала Лиса и била брата по плечу.

На глаза ее навернулись слезы. Не каждую неделю можно увидеть хобот слона, не каждый месяц услышать его рев, учитывая, что не сутками напролет они сидят в ожидании на краю Земли.

— Видел! — улыбаясь, прошептал Андре.

Он перехватил руку сестры, на мгновенье опустил веревку и потер плечо.

— Здорово, правда!

Они упали на землю и посмотрели вверх, где верхний слой облаков беззаботно плыл к горизонту, которого не было.

— Хочу посмотреть на черепаху, — поделилась Лиса мечтой.

Андре лишь пожал плечами.

— Будешь в городе, сходи на ярмарку. Там много всяких рептилий.

— Я хочу увидеть ту черепаху.

— Я понял, что ты имеешь в виду, — терпеливо сказал Андре, — но ты даже слона не можешь увидеть целиком, а тут…

Он многозначительно замолчал, намекая на тщетность любой попытки увидеть черепаху, которая несет на себе всю Землю и трех слонов в придачу.

Но Лиса не собиралась отступать:

— Ты только представь, какая она огромадная!

Глаза ее сверкали от возбуждения, как стеклярус на карнавальном костюме.

— А Бесконечный Океан, в котором отражаются все-все на свете звезды? Насколько он необъятен! Каждая его волна способна смыть нашу Землю, как только слоны устанут ее держать или черепаха помчится за морским коньком! Ужас!

— Ну, это смотря, каких размеров будет конек, — предположил Андре, — Если маленький, то черепаха его не заметит.

Он встал на ноги и отряхнулся.

— Да и зачем ей гоняться за коньком? Она же не дура. Пойдем, приготовим чего-нибудь.

В воскресенье, навестив с раннего утра братьев, наспех позавтракав и оставив лошадь с повозкой в сарае, Андре с Лисой раньше всей родни направились к собору. Некоторые мероприятия не хочется пропускать, а некоторые пропустить нельзя. Посещение воскресной службы, не столько для души, сколько для «галочки», является гарантом, что тебя не сожгут на костре хотя бы в это воскресенье. В недоброе для женщин время родилась Лиса. Мода на охоту на ведьм прошла, но некоторым мужчинам, видимо, из-за своих комплексов, этого было недостаточно. Любой предлог мог стать причиной новой казни. Но сегодня на площади не было эшафота. Даже позорный столб убрали. В этот день здесь намечалось нечто более грандиозное.

Проходя через городскую площадь, Андре и Лиса увидели воздвигнутые в центре строительные леса, мусор, грязь и многочисленные телеги с тюками, мешками с опилками, инструментом, деревянными щитами и длинными досками. Одни рабочие натягивали тросы, удерживающие каркас стены, другие расстилали огромных размеров куски ткани, украшенные звездами и цветными кругами. Такая постройка говорила об одном — в город приехал цирк. Об этом оповещали и афиши на заборах и стенах домов. Клеток с животными и вагончиков с артистами еще не было, они отдыхали на окраине города, но рабочие, половина местных, половина цирковых, как муравьи, бегали по площади под руководством бригадиров, которые четко и громко отдавали приказы в крайне нецензурной форме. И свое дело эти люди знали — цирк на глазах рос в высоту и ширину.

Андре взял Лису за руку и повел в обход этой стройки, вдоль заградительных красных лент.

Репертуар одного цирка не сильно отличается от всех остальных. Первая часть представления будет заполнена уродцами, привезенными со всего света. Потом следует антракт с жонглерами и клоунами. Вторая часть состоит из звериных боев — крупные собаки до смерти грызутся с хищниками, чаще всего тиграми. Не любительница таких мероприятий, и даже охоты Андре, Лиса грустно заметила:

— Еще прошлогодняя кровь не сошла, а они опять…

Цирки не имели купола, представления происходили под открытым небом, поэтому Андре сказал:

— Надеюсь, вечером будет ливень.

Хотя Андре лукавил. Как и большинство жителей прошедших веков, он весьма лояльно относился к звериным боям и уродцам. Такие были времена.

— И почему церковь ничего не хочет делать? — продолжала сетовать Лиса. — Почему не заступается?

— За кого? — удивился Андре. — За недочеловеков или животных?

— Пастырь велит пустить в сердце Бога, любить ближних и помогать нуждающимся. А цирк… Это же адово исчадие напротив собора Господнего!