Бесплатный фрагмент - Отродье

В истории цивилизации куда больше примеров верности собачьей, чем человеческой.

(Александр Поуп)

Пролог

Сыпавший мелким крошевом снег был совсем некстати. Конечно, рассчитывать на то, что именно в этот ноябрьский день случится хорошая солнечная погода, было опрометчиво, но Дина надеялась. Оказалось, зря. С середины четверга и всю пятницу моросил противный дождик, который постепенно превратился в снежную крупу. Крупа, падая в грязь, образовывала серо-коричневую кашу и хрустела под каблучками белых модельных туфелек. Подол свадебного платья с каждой минутой намокал все больше, приобретая землистый оттенок. Положение спасало лишь меховое манто, подаренное накануне братом. Оно не только согревало обнаженные плечи, но и придавало Дине роскошный царственный вид. Все-таки норка — это шик!

До машины оставалось всего ничего, каких-то пару шагов. Чтобы окончательно не вымарать наряд, Дина приподняла кринолин и вскочила на бордюр. В этот момент из арки в направлении свадебной процессии с громким лаем вылетела соседская колли.

Лайму во дворе все любили. Длинноногая собака с узкой мордочкой и длиной шерстью отличалась добродушным нравом. Старшее поколение еще помнило чудный детский фильм «Лэсси», а местная детвора спорила за право подержаться за ошейник. Никто никогда не требовал от хозяев выводить псину на поводке или в наморднике. Причин для этого не было, собака не представляла опасности.

Остервенелый лай оглушил зажатый кольцом домов двор. Добежав до невесты, собака вскинула длинные лапы и уперлась ими в белоснежный фатин корсета. Стоявшая на цыпочках невеста от толчка покачнулась, вскинула руки и, не устояв, мягко села в лужу воды. Слюнявая пасть угрожающе тявкнула Дине в лицо. От страха девушка зажмурилась и закричала.

Все произошло с такой скоростью, что ни жених, ни сопровождавшая молодых процессия не успели ничего понять. Первым очнулся брат невесты. Он схватил собаку за ошейник и попытался оттянуть, но та крепко вцепилась зубами в меховое манто и не отпускала. Спасла положение подоспевшая хозяйка собаки. Перехватив ошейник, она резко дернула псину. Раздался треск, и собака с куском мехового манто в зубах отлетела в сторону, а Дина рухнула спиной на землю, разбрасывая ошметки перемешанной со снегом грязи.

— Лайма, фу! — Хозяйка со всей силы тряхнула собачий загривок, но выпускать свой трофей псина не желала.

— Диночка, — подоспел растерянный жених, — вставай скорей.

— Отойди, — оттолкнул его брат, протянул Дине руку и с нескрываемой досадой посмотрел на манто. Еще минуту назад нежно-кофейного цвета мех мгновенно превратился в грязную «облезлую кошку», от которой отвратительно воняло псиной.

Часть первая

Глава первая

Цветет черемуха. Стоит, сыплет «снегом». Значит, жди холода. От этого у нее в горле спазм, как грустное напоминание о том, что еще не лето. Хотя зачем себя обманывать? Прилипшие к асфальту лепестки белых цветов напомнили зиму и все, что тогда произошло. Все, что она усиленно старалась забыть. Потому и согласилась на этот подмосковный пансионат.

Надо отвлечься.

Лена вынула из сумки телефон, вставила наушники, пролистала список аудиофайлов. Чтобы нас, людей, понять, нас систематизируют и делят на разные группы, и по восприятию все мы делимся на визуалов, аудиалов и кинестетиков. В ней присутствовало всего понемногу, но все же она больше тяготела к первой группе, потому воспринимать информацию только на слух было непросто. Слушать музыку неинтересно, книги долго, она предпочитала лекции. Еще ни разу ей не удавалось внимательно прослушать текст полностью. Уже на пятой минуте собственные, не в тему, мысли начинали перебивать чтеца, завладевать сознанием и уводить совсем в другую сторону от смысла произнесенного.

На этот раз выбор пал на лекцию о жанре «исповедальной поэзии» в англоязычной литературе. Личность основательницы этого жанра американской поэтессы и писательницы Сильвии Платт привлекала ее давно. Интерес был почти профессиональный, а может и личный. Хотелось разобраться — что заставило женщину 30 лет, мать двоих детей, уложив их спать, написав последний стих, открыть газ и убить себя? При этом соблюдая все меры предосторожности, чтобы не навредить детям. Не смогла пережить разрыв с мужем, которого любила? Тогда зачем она нужна — любовь эта. Что в ней толку?

Бестолковая любовь… Хм. Не бывает такой. В каждой любви свой толк. У несчастной, у вечной, у романтичной, у практичной… Даже у безответной. Той, где игра в одни ворота. Хотя бы для того, чтобы мышцы потренировать. Чтоб не забыть, где они.

Ну вот… Опять мысли увели ее в другую сторону. А в наушниках уже звучит:

«Глаза закрою — мир умрет тотчас.

Я поднимаю веки — все по-новой…»

Черт! Опять пропустила самое интересное. Надо вернуться.

Лена нажала «отключить» и в наступившей тишине услышала странный звук позади себя. Кто-то догонял. Стало страшно. Развившуюся 4 месяца назад фобию не отпускало подсознание, не помогли даже консультации психотерапевта. Она пробовала бороться самостоятельно, и специально совершала прогулки в парковой зоне вокруг пансионата в одиночестве. Ей казалось, что она справилась, и вот снова.

День клонился к закату. Короткая, но глухая улочка, ведущая от остановки до пансионата, в этот час оказалась безлюдна. Куда-то подевались все попутчики, которые вышли вместе с ней из автобуса. Опрометчиво. Ах, как опрометчиво. Ходить в таких местах одной, да еще и в наушниках…

Прислушалась. Да, действительно кто-то двигался вслед за ней, но звук необычный, легкий, частый. Это не человек. Лена обернулась и похолодела. Вдоль серых бетонных стен забора двигалось животное. Несмотря на сгустившиеся сумерки, ей удалось разглядеть не только его очертания, но и взгляд. Пристальный, пугающий. Волк!

Откуда? Рядом лес, но ведь это черта города.

Зверь стремительно приближался.

Кажется, волки сами на людей не нападают. Что-то где-то когда-то она читала про это. Или нет? Черт его знает. В Интернете чего только не напишут.

До ворот пансионата оставалось метров 100, не больше. Если ускориться, вполне можно успеть добежать. Лена повернулась и припустила на свет фонаря. В тот миг, когда она уже схватилась за ручку калитки, в коленку ей уперлось что-то мокрое.

Вот же правду говорят, что у страха глаза велики. Хаски. Милые, добрые собачки, действительно, внешне, чем-то напоминают волков. Но как она могла перепутать?

Лена улыбнулась и погладила собаку по голове.

В фойе полумрак и булькающая вода в аквариуме с золотыми рыбками. На ресепшене девушка, с опущенными под стойку глазами. В интернете сидит. Сейчас все они с опущенными глазами. В кафе, в метро, некоторые даже по улице умудряются ходить, не поднимая головы. И уже не знаешь, где у них жизнь реальная, здесь или в анналах смартфона.

Лена бесшумно проскользнула мимо.

— Стареющая женщина должна иметь много юмора, — 70-летняя соседка по комнате растянула губы в улыбку и отвернулась от зеркала.

— Вы замечательно выглядите, — попыталась утешить Лена.

— Да ладно… замечательно. Спасибо, что хоть на свои 70. — Агата Тихоновна скомкала сухонькой рукой покрывало, стянула его с кровати и бросила на стул. — А вам молодым надо ложиться спать пораньше, сон очень важен для сохранения красоты и свежести лица. Эх, жаль я это поздно поняла. Все куролесила по ночам. А теперь уже поздно что-то спасать. — Села, сняла хлопковые чулки и натянула на искореженные подагрой ступни мохнатые носки. — Почитаю, а ты ложись.

Лена с завистью посмотрела на теплые носочки, в которых утонули ноги старушки. Ей бы такие сейчас тоже не помешали. Кажется, где-то и у нее были, правда, не совсем такие, простые, хлопчатобумажные, но все приятней в холодную постель ложиться.

Лена подтянула пакет с вещами, порылась и вытянула один голубой в ромбик носок. Надела и продолжила поиски. Второй не находился, пришлось вывалить содержимое пакета на кровать, но парного носка не было, был только розовый махровый гольф, и он тоже был одиноким. Лена повертела гольф в руках, чертыхнулась и натянула на другую ногу.

— Ай, под одеялом все равно не видно, — подмигнула улыбающейся соседке.

— Эх, молодость, молодость. — Старушка открыла тумбочку и вынула пару таких же, как у нее, мохнатых вязаных тапочек-следочков. — Вот держи, новенькие, еще ни разу не надевала. Дарю.

— Ой, неудобно как-то, — заскромничала Лена.

— Бери. Не ломайся. — Агата Тихоновна размахнулась и кинула следочки Лене на кровать. — Должна же я как-то отблагодарить тебя за то, что ты терпела мое присутствие здесь целых две недели.

— Ну что вы, Агата Тихоновна, это я вам должна быть благодарна за такое милое соседство.

— Хватит тебе. Я же понимаю молодым со стариками рядом находиться в тягость. Мы докучливы, навязчивы, все время жалуемся на свои болячки, вечно всем недовольны.

— Но вы же не такая.

— Я старалась, — женщина грустно улыбнулась. — Надевай, они не только теплые, а еще и лечебные. Говорят, от ревматизма спасают. Мне дочка специально купила, чтоб я свои косточки грела. Да только мне уже ничего не поможет. Надевай, сразу согреешься.

Лена натянула следочки и почувствовала, как живое тепло нежно обволокло ступни мягкой волной.

— Ух, и правда, словно кошка мне на ноги легла.

— Ты почти угадала. Они связаны из собачьей шерсти.

Последняя фраза неприятно резанула слух. Лена хмуро посмотрела на следки и поморщилась — вспомнился уткнувшийся часом ранее в коленку мокрый нос. Захотелось снять вмиг ставшие неприятными носочки, но сделать это незаметно не получалось, и Лена спрятала ноги под одеяло в надежде стянуть следки при первой возможности.

Ждать пришлось долго, бабуле не спалось, она полусидела в своей кровати напротив, уткнувшись диоптриями в толстую книгу. Любая попытка сбросить могла вызвать подозрения.

Лена закрыла глаза и долго всматривалась в темноту, пока отважная дружина обезьян, тряся хвостами и корча рожи, не стала кидать ей в спину каштаны. Она убегала, наступая на колючие шарики, а острые шипы вонзались ей в ступни.

Уф! Приснится же такое! А все эти носки! Лена посмотрела на спящую под тусклым светом прикроватного бра соседку и быстро стянула следки. Ступни горели. Скомкала и сунула злополучный подарок в карман сумки.

Глава вторая

Вот так просыпаешься утром, опускаешь голые ноги на пол, встаешь с кровати, идешь на кухню, подходишь к окну, открываешь занавеску, а там..

Вот это да! Цветок расцвел! И думаешь, твою мать, весна, что ли?

И ты делаешь себе кофе, маленькая ложечка бренчит о стенки чашечки, но ты сначала этого не замечаешь, а потом начинаешь прислушиваться и понимаешь, йопть, ведь это музыка…

Оглушающий вопль разрезал утреннюю тишину, заставив Тоню Бережную подпрыгнуть на стуле и облить себя горячим напитком. Девушка зло выругалась, выбралась из-за стола, оторвала от рулона бумажное полотенце, протерла стол, прошла в ванную комнату, обмыла облитые ноги и только после этого подошла к окну.

На прибитой вчерашним дождем земле лежал человек, из его живота торчал длинный металлический стержень.

Кровавое пятно в форме огромного тюльпана почти полностью покрыло надпись на белой футболке.

— Невер ту анивар. Эт чего означает? — Ревин повернулся к Котову.

— Откуда я знаю.

— Эниуан, — поправил молодой стажер. — Никогда никому.

— Там буквы не видно, — сконфузился опер. — А хорошо его припечатали. Никогда никому. Судя по надписи, жлоб был. Может задолжал?

— Может, может. Хотя за долги не убивают. Мертвый ничего уже не отдаст. — Котов наклонился над металлическим стержнем, торчащим из буквы «y». — Должников пытают, мучают, а этого похоже одним ударом, без предупреждения. Что скажешь, Волков?

— По предварительному осмотру следы насилия отсутствуют.

— А что за железяка?

— Сейчас узнаем. — Судмедэксперт обхватил руками металлический стержень и потянул, но штырь лишь приподнял тело. — Крепко сидит. Как рыба на крючке.

— Это и есть крючок, — снова встрял стажер.

— Чего? Какой еще крючок? — покосился Котов, который изначально не хотел в отсутствии Рязанцевой брать стажера с собой.

— Это гарпун. Им стреляют из ружья для подводной охоты.

— И откуда ты все знаешь, знаток? — презрительно скривился судмедэксперт.

— У моего отца такое было, он занимался подводной охотой.

— Молодец, — оценил не щедрый на похвалы Котов. — Не зря тебя Рязанцева вместо себя прислала.

— Ага, — не упустил случая съязвить Волков, — Рязанцевой лишь бы не работать. Что-то ее внеплановый отпуск затянулся.

— Она сейчас приедет, — обиделся за начальницу Сергеев. — Звонила, такси в пробке застряло.

— А что ж ты ей свое авто не подогнал? У вас вроде ж любовь? — Членистоногий судмедэксперт снял перчатку и почесал костлявым пальцем длинный острый нос.

— Ну началось в колхозе утро, — отмахнулся Котов.

— Я хотел. Елена Аркадьевна не разрешила.

— Да что ты перед ним оправдываешься, язык у него — единственное место без костей.

Из-за угла вырулила машина с шашечками.

— О! Вот и сама… — поднял в небо указательный палец Волков.

Тонкая фигурка с копной рыжих волос в узких серых джинсах и синей короткой курточке направлялась в их сторону.

— Всем привет! — Улыбнулась, кивнула, и склонилась над трупом. — Ну, что тут?

— У нас рыбка на крючке.

— В смысле? — Лена подняла голову и вопросительно посмотрела на судмедэксперта.

— Вон его спроси, — кивнул в сторону стажера Волков.

— А он причем? — непонимающе взглянула на Сергеева.

— А больно умный. — Волков отвернулся.

— Олег, Виктор, что у вас здесь происходит?

— Да все нормально, Лен, все как обычно — труп, — попробовал пошутить Котов.

— А из необычного что?

— Из необычного — орудие убийства.

— А что это? — Лена снова склонилась над трупом.

— Вот стажер говорит, что это гарпун.

— Да? — Рязанцева обернулась и встретилась глазами с Сергеевым. — Действительно, необычное оружие.

— Это не оружие, это поражающий элемент. Можно сказать, снаряд. — Пристальный взгляд зеленых глаз не смутил, и Вадим продолжил. — А оружием является ружье для подводной охоты.

— Вот это да! — иронично процедила Рязанцева, вскидывая дугообразную бровь, — а я тебя недооценивала. Каюсь. Что ж, выходит, нападавший выстрелил ему в живот из охотничьего ружья, — отступила от тела на несколько шагов, — с… а с какого расстояния можно попасть из такого ружья?

— Я точно не знаю. Самому мне не приходилось из него стрелять, но я думаю метров с 10, не более.

— Значит, нападавший должен был подойти достаточно близко.

— Скорей всего.

— Следы есть какие-нибудь?

— Следов полно, через этот пустырь много народу ходит на остановку.

— Значит, есть свидетели?

— Нет. Сегодня воскресенье, народ спит почти до обеда.

— Что, совсем никого?

— Совсем.

— Но кто-то же вызвал милицию?

— Ага, вон та Мальвина в серой кофточке, — кивнул в сторону зевак Котов.

Лена оглянулась, за лентой ограждения стояло человек десять. О ком говорил Виктор стало понятно сразу — невысокая девушка с короткой стрижкой яростно махала руками, как будто знала, что говорят о ней. В свете утреннего солнца ее волосы пылали ярким малиновым цветом.

— Я, я, это я, — тыча в грудь себе пальцем, кричала Мальвина.

— А почему Мальвина? — удивилась Рязанцева.

— Ну, как почему, ну волосы у нее розовые.

— Так у Мальвины же голубые.

— Да какая разница, — отмахнулся Котов, — голубые, розовые, серо-буро-малиновые. Не знают, как выпендриться, нашли способ…

— Это цвет фуксии, — поправила Лена. — Ультрамодный нынче цвет.

— Вот и поговори с ней, эта фуксия нам ничего вразумительного не сказала, только про цветок на окне.

— Какой цветок?

— Откуда я знаю. Фуксия, наверное.

— Ой, — покачала головой Рязанцева, — ладно, — и направилась к толпе зевак.

— Я, я, это я все видела, — тараторила девушка, в перерывах между словами смешно вытягивая губы в трубочку.

— Хорошо, хорошо, давайте отойдем в сторонку, — Лена схватила девушку за рукав вязаной кофточки.

Мальвина нырнула под ленту заграждения и уверено зашагала в сторону следственной бригады.

— Постойте, вам совершенно незачем сейчас идти туда, давайте поговорим здесь.

— Ладно, — девушка недовольно покосилась на тело.

— Итак, представьтесь, пожалуйста, и расскажите, что вы видели. — Лена достала смартфон и коснулась иконки диктофона. — Наш разговор будет записываться.

— Ага, — кивнула девушка, расправила плечи и вытянула губы уточкой. — Я Тина Бережная. Сегодня утром, я как обычно встала рано, я всегда встаю в одно и тоже время, так советуют ученые и врачи, надо придерживаться режима…

— А в какое время вы встали?

— В 7 утра.

— Что было дальше?

— Я умылась, заправила постель…

— Давайте опустим эти подробности, и перейдем к главному, как и когда вы обнаружили труп?

— Я не обнаруживала.

— Как так, это же вы вызвали милицию.

— Я, да, но я не обнаруживала, я услышала крик. Знаете такой… Даже не крик, а вопль боли, отчаяния и…

— Во сколько это было? — перебила Лена.

— Когда кофе пила.

— А когда вы пили кофе, сколько было времени? — от нетерпения заныло в подреберье.

— Я на часы не смотрела.

— Хорошо, от момента, когда вы проснулись и до момента, когда услышали крик, сколько приблизительно прошло времени, можете сказать?

— Ну вот вы же меня сами перебили. Я встала, умылась, оделась, подошла к окну…

— И?

— Что «и»?

— И что вы увидели за окном? Оно выходит на этот пустырь?

— Да.

— Так что вы увидели?

— Цветок.

— Какой цветок?

— В горшке. Цветок расцвел, я уже говорила вашему сотруднику, вон тому с родинкой на переносице. — Тина ткнула пальцем в сторону Котова.

— А кроме горшка вы еще что-нибудь видели?

— В тот момент нет.

— Дальше… что вы делали дальше? — Лена набрала в легкие воздуха. Очень сильно захотелось дать пинка этой Мальвине, может быть, тогда она бы затараторила ещё быстрее и сэкономила ей время.

— Пила кофе.

— Ну и?

— Ну, вот тогда и услышала крик. Он был такой душераздирающий, что я испугалась и пролила кофе.

— Так. Вы услышали крик и бросились к окну?

— Да… Да… Но не сразу, я же должна была сначала убрать со стола, там такая лужа и халат весь залила. А ведь, если кофе впитается в ткань, то потом уж ничем не выведешь. Хотя есть одно средство, одна блогерша на своем канале советует пятна…

— Что вы увидели, когда наконец-то подошли к окну во второй раз.

— А… ну… вот его, — Тина ткнула пальцем в труп.

— Живого?

— Что вы? Мертвого, конечно.

— Еще кто-нибудь был рядом или неподалеку? Может, кто-то убегал?

— Нет, я как увидела кровь, сразу все поняла и к соседке побежала. Нине.

— Зачем?

— Ну, чтоб ей рассказать.

— А милицию вы когда вызвали?

— Тогда же. Мне Нина сказала: «звони в милицию». Я и позвонила.

— Ясно. Давайте теперь подойдем ближе, вы посмотрите на лицо мужчины, и скажите нам, видели ли вы его где-нибудь раньше?

Лена только успела коснуться рукой вязаной кофточки, как Мальвина тут же рванула к трупу.

— Нет, никогда его не видела раньше, — замотала головой Бережная и нежно посмотрела в глаза Котову. — У меня фотографическая память на мужчин. Я всегда помню, где, когда и с кем…

— Не сомневаюсь, — отрезал Котов и отвернулся.

Глава третья

В сумерках темно-синий форд кажется черным. Машина плавно подъехала к шлагбауму и остановилась.

— Я быстро, у меня вещей немного, все сдам и вернусь.

— Вы не торопитесь, Елена Аркадьевна, я подожду.

Лена выскочила из автомобиля и остановилась. Минуту всматривалась в серую сумеречную даль ведущей к пансионату дорожки, но так ничего и не обнаружив, дернула калитку.

Заморосило. Вадим раздраженно посмотрел на куцую тучку и поморщился. Такой дождик совсем некстати, только пыль по капоту размажет. Все-таки, перед тем как поставить машину в гараж, надо было ее помыть, а он поленился. Даже не поленился, а просто услышав прогноз, решил, что мыть перед дождем не имеет смысла.

Дождь заморосил, как раз в тот момент, когда он вечером вышел из гаража. Пока шел к дому, дождь все еще продолжал моросить. Не дождь, а насмешка. Ночью дождя не было. И вот сейчас снова стал накрапывать.

Окна в машине моментально запотели, и Вадим опустил стекло. В салоне заблагоухало петрикорой. Запах земли и дождя — это он узнал от Лены. «В его образовании принимает участие органическое соединение — какие-то бактерии и водоросли», — старалась объяснить начальница по дороге в пансионат.

Откуда только она это знает? Хотя знает же он про гарпун. Вадим самодовольно улыбнулся. «А она удивилась! Может даже восхитилась. Все-таки его знания сегодня оказались более кстати, чем какая-то петрикора. Вот так вот!».

И тут же вспомнилась противная ухмылочка Волкова: «У вас же вроде любовь?». Если бы!

Серая хмурь и минорный настрой мелодии в магнитоле убаюкивали. Из-за убийства на пустыре встать пришлось рано. А ведь воскресенье — самое время отоспаться. Надеясь на это, он лег спать только в два часа ночи. Сначала футбол смотрел, потом еще перебирал в голове интересные моменты. Футбол — его страсть!

Ко сну клонило все сильнее, глаза слипались, момент, когда Лена вышла из здания, он пропустил. Всего на миг отключился, а когда открыл глаза, она уже стояла у ворот с толстой сумкой в одной руке и пакетом в другой. К машине не шла, вертела головой, посвистывая.

Вадим выскочил из машины и бросился к сумкам.

— Извините, Елена Аркадьевна, я не заметил, как вы вышли. А что вы в машину не идете, промокните же?

Лена протянула сумки, грустно посмотрела вдаль.

— Да, пора, пойдем.

Легко впорхнула в салон и тут же прильнула носом к стеклу.

— Понравился?

— Кто?

— Пансионат.

— Не знаю… Наверное… Не думала об этом.

— Сразу видно, с грустью покидаете, взглядом тоскливым провожаете. Значит понравилось.

— Это не… Не в пансионате дело. — Лена отлепила нос от стекла и откинулась на сиденье. — Просто друг у меня тут остался, мы с ним каждый день гуляли, хотела попрощаться, а он не пришел.

Укол ревности отразился на лице стажера глупой улыбочкой.

— Друг? А как же ваш генерал?

— Генерал? Какой генерал?

— Потенциальный.

— Что за потенциальный генерал? — Лена вопросительно посмотрела на стажера. — Что ты несешь?

— Ну как же. Все капитаны рано или поздно становятся генералами. И этот ваш Безродов точно станет.

— Почему это?

— Сразу видно, старается.

— Во-первых, не Безродов, а Бизров, во-вторых, перестань ревновать, мы расстались.

— Недолго ж длился ваш роман, — повеселел Сергеев. — А что так? Он же вроде вам нравился.

— Не твое дело, — Лена опустила подбородок в шифоновый шарфик, чтобы скрыть улыбку. — Мы разошлись на почве музыкальных предпочтений.

— Вам не нравились военные марши? «Прощание славянки» — очень даже вдохновляющее произведение.

— Чересчур, — вынырнула из шарфика и рассмеялась.

— Ну а тот, другой, что ж не пришел вас проводить?

Лена пожала плечами и отвернулась.

— Может он не знал, вы бы ему позвонили.

— Позвонила? — Лена печально усмехнулась. — У него нет телефона.

— Как это? Даже у моей 80-летней бабушки и то есть.

— У бабушки может и есть… А у него нет. Потому что это пес.

— Пес? — повеселел стажер.

— Да. Хаски. Он каждый день встречал меня у ворот, мы гуляли с ним по аллейке, потом он провожал меня до калитки. И так всю неделю. И вчера мы тоже гуляли. А сегодня… вот, как назло… куда-то пропал.

— Он что, дикий?

— Не знаю. Может быть. Я его звала Дарт. Он откликался.

— Так может хозяева его на цепь посадили, чтоб не убегал.

— Может.

— А почему Дартс?

— Не Дартс, а Дарт, сокращенно от Д'Артаньян.

— Понятно, — Сергеев включил зажигание. — А ехать-то куда, домой или сразу на работу?

— Давай на работу. Я на час совещание назначила, можем не успеть.

— Как скажите, Елена Аркадьевна.

Ехать в машине в промозглую погоду приятно, ненавязчиво пахнет терпким мужским парфюмом, журчит релаксирующая мелодия, тепло, уютно. Так бы ехать и ехать, но вот только пробка… Она стопорит движение, и ты невольно начинаешь раздражаться, потому что чувствуешь себя в западне. Впереди машины, справа, слева, сзади. В пустом желудке начинает урчать и от этого становится стыдно, как будто ты виновата, что телефонный звонок разбудил раньше, чем ты планировала встать. Что завтрак твой так и остался нетронутым, и в лучшем случае был съеден столовским прикормышем — кошкой Бусей, в худшем — отправился в помойное ведро.

— Жутко хочется кофе с пряниками, — вздохнула Лена, рассматривая сувенирную собачку на задней панели автомобиля, в который они уже десять минут упирались носом. От постоянных дерганий голова собаки начинала бестолково болтаться.

— У меня есть сливы, будете?

— Я буду все, что не предложишь. Сливы? Где ты их взял? — удивилась.

— В супермаркете, вчера. Они импортные, но вроде ничего.

— А, — Лена махнула рукой. — Давай, что есть.

Вадим потянулся к «бардачку», и рука случайно коснулась ее ноги. Она резко, слишком резко дернулась в сторону. Рывок получился нарочитым, как будто ей это было неприятно, брезгливо. Она не хотела, но это получилось само собой.

— Извините, — сконфузился стажер. — Я не хотел.

— Я тоже, — сказала и поняла, что фраза прозвучала двусмысленно и ужасно глупо, и это усугубило ситуацию.

— Я случайно.

— Я тоже.

Тут произошло странное. Не успела она опомниться, как мягкие губы стажера впились в ее губы, а руки его, теплые, чуть шершавые обхватили лицо. Он целовал нежно, чувственно, будто прорастая нервами, молекулами, каждой клеточкой, каждой волосинкой на коже, вбирая в себя ее запах и теплоту. Эти ощущения поглотили ее волю. В эту минуту оба словно прятались друг в друге, сливались, становясь одним целым, и не сразу услышали, что сзади надрывно сигналят.

Громогласный звук клаксона вернул в реальность. Путь впереди был расчищен, теперь пробку создавали они. Вадим вцепился руками в руль, нажал на газ и машина с диким ревом рванулась вперед, оставляя произошедшее в нереальном, в невозможном, в несбыточном.

До офиса ехали, не разговаривая, смущенно-виновато, оба боясь объяснений, пугаясь понимания чего-то, чему понимания ни у одного из них не было.

Когда подъехали к серому зданию Следственного комитета, Лена торопливо схватилась за ручку.

— Постойте, я вам открою.

— Я сама. И вообще… не надо…

— Что не надо?

— Ничего этого не надо… Я уже говорила… в прошлый раз…

— Почему?

— Потому. Потому что такое уже было. На одни и те же грабли наступать я не собираюсь, — и тут же перейдя на «вы», — для вас, как и для меня на первом месте должна быть работа. А все эти сопли и слюни ни к чему, они только мешают. Однажды я уже из-за этого работу бросала, больше не собираюсь.

— Так и не надо…

— Нет, — оборвала. — Я все сказала.

Толкнула дверь и вышла из машины.

Шли рядом, молча, с каждым шагом отдаляясь друг от друга, разрывая, разделяя то проросшее, что было немногим ранее. Почти физически чувствуя это. Боль? Нет еще. Досаду? Нет уже.

Войдя в кабинет, Лена первым делом направилась к чайнику.

— Будешь кофе? Или может чай? — спросила так, будто и не было между ними ничего этим утром. И это было обидней всего.

— Не хочу, — буркнул стажер, стукнул рукой по голове китайского болванчика и упал на стул.

— Ну и зря. — Лена присела, открыла тумбочку, заглянула, вынула бумажный пакет, развернула. — Ух ты, сухарики!

Через минуту кабинет заполнил аромат горячего кофе, который исходил из двух одинаковых синих чашек. Одну из них Лена поставила себе на стол, другую протянула стажеру.

— Я не буду.

— Ты приглашен. — Поставила кружку и вынула из пакета сухарик. — Должна же я тебя отблагодарить за так и не съеденные сливы.

— Смеетесь? Вам смешно.

— Просто я веду себя адекватно. — Лена отхлебнула кофе, и выражение блаженства отразилось на ее лице. — Пей, утренний кофе имеет вкус счастья.

— Да уж.

Через полчаса, когда следственная бригада собралась полным составом, терпкий запах кофе еще витал в воздухе.

— Ну что, начнем? — Она оглядела собравшихся, будто собирая всех в кучу. — Итак, что мы имеем? Убийство на пустыре. Труп обнаружен предположительно в 7.30. Свидетелей, я так понимаю, у нас, кроме Бережной, нет. Правильно? — посмотрела на Котова.

— Мы опросили всех, кого было возможно из жителей близлежащих домов. Никто ничего не видел. Это странно.

— Это вообще странное преступление. Почему убийца выбрал такое место? Оно ведь легко просматривается со всех сторон, да еще и гарпун этот… Игорь Ильдарович, фотографии готовы?

— А как же, — Волков вынул из нагрудного кармана конверт. — Чтоб вы без меня делали? — протянул Рязанцевой.

— По своей части что можете добавить?

— Рязанцева, я не электровеник. Пока ты по своим санаториям разъезжала, я фотографиями занимался, и заметь, меня на авто никто не возит.

— Свое пора иметь, — огрызнулся Сергеев.

— И когда это и чем вы в своем возрасте успеваете на такие машины заработать, ась? — осклабился судмедэксперт.

— Не ваше дело.

— Не отвлекайтесь, — Лена пролистала снимки. — Тут на фото рюкзак. По-видимому, он принадлежал погибшему. В нем что-то было?

— Веревка и складной нож.

— А документы?

— Паспорт на имя Виктора Герасимовича Федорова. 30 лет, разведен. Пробили по базе — работает… работал разнорабочим на стройке. Три месяца назад уволился.

— Отлично. В паспорте должна быть прописка, возможно, он жил с родителями. Надо съездить, сообщить, и заодно внимательно осмотреть квартиру.

— В кармане брюк обнаружены ключи и билет, — равнодушно сообщил Волков, — они у меня внизу остались.

— Брюки? — хохотнул Котов.

— Ключи, балда.

— Сам балда.

— Билет? Какой билет? — прервала перепалку Ряанцева.

— На пригородный поезд, до станции Подлипки. Билет старый, недельной свежести.

— Интересно, что он делал в Подлипках? Так, Виктор, на случай, если вам никто не откроет, возьмите ключи. Хорошо все осмотрите. Жилище может пролить свет на причину, по которой его убили. Пока, все что мы может, собирать сведения о стиле жизни убитого, его интересах, о явном и тайном. Необходимо понять его характер. Психологический портрет жертвы может вывести на мотив убийцы. Надо опросить соседей. Вадим, ты тоже поезжай, а я подумаю, что нам дальше делать, составлю план расследования и буду ждать вас здесь. Пока все.

Глава четвертая

Кнопка звонка утонула в пластиковом квадрате, но не издала ни звука. Котов попробовал еще раз, но результат был тот же.

— Не работает. Стучи, — скомандовал Ревин и сам забарабанил кулаком по дверному наличнику. Звук получился глухим. Таким, что даже если стоять под дверью, вряд ли услышишь, а если кто в глубине квартиры, да еще и глуховат по возрасту, то и не надейся.

— По дерматину стучать вообще без вариантов. Если только ногой. — Котов почесал затылок, оглянулся на соседние двери, размахнулся и саданул носком ботинка в обитую утеплителем дверь.

— Ботинки не жалко? Давай лучше я, у меня кроссовки.

— А кроссовки не жалко, что ли? — покосился Котов на ноги стажера. — Они у тебя фирменные, дорогущие, наверное.

— Не жалко, к тому же я бывший футболист, у меня удар профессиональный. — Сергеев несколько раз стукнул ногой по двери. Дверь вздрогнула, но никакой потусторонней реакции не последовало, зато из соседней квартиры выглянула женщина и подозрительно уставилась на оперативников.

— Чего дубасите? Я сейчас милицию вызову.

— А мы и есть милиция. Не знаете, есть кто дома?

— Не знаю. Я за ним не слежу.

— А гражданин Федоров один в квартире проживает или еще кто?

— Один. Раньше жена была, но она от него сбежала.

— Сбежала? А родители?

— Родителей его отродясь не видывали, может, и нет у него родителей, и не было никогда.

— Как это не было? — удивился Котов, заглядывая внутрь прихожей через голову повисшей на цепочке хозяйки.

— Ай, не знаю я ничего, и знать не хочу. — Женщина резко захлопнула дверь перед носом оперативника.

— Ну, раз никого нет, значит, открываем, — Ревин вынул ключи, повертел связку в руках, выбрал подходящий, вставил в ячейку замка и провернул два раза.

В нос ударил неприятный запах. Котов, мающийся сезонной аллергической заложенностью носа, поморщился, пару раз вдохнул и смачно чихнул.

— Фу, псиной воняет.

— По всей видимости, здесь обитает животное.

— Так и есть. — Сергеев приподнял висящий на крючке собачий поводок.

— Раз есть поводок, значит должна быть и собака.

— Собака бы первая на стук откликнулась, и первая бы нас встретила, значит, нет собаки.

— Может раньше была. Собака сдохла, а ошейник остался.

— Давайте уже пойдем дальше, чего мы в прихожей застряли, — Сергеев отпустил поводок и направился в кухню, за ним следом двинулись остальные.

— Мда, сразу видно, мужик один жил, — оценил обстановку Ревин, — женщина такой беспорядок не допустит. Прокурено все.

— Пчхи, — громко чихнул Котов и с остервенением зачесал нос. — Ну все, началось. Достала аллергия.

— Это на никотин? Ты же вроде сам куришь.

— Да какой никотин? На собак это у меня. Если и померла собака, то совсем недавно.

— А разве на собак бывает аллергия? Я думал, что на кошек только.

— Бывает. Теща на даче пуделя себе завела, так у меня теперь уважительная причина туда не ездить, — хохотнул Котов и потер глаза. — Да нет тут ничего интересного. Пойдемте в комнату, по-быстрому осмотрим, пока я задыхаться не начал.

В комнате, не обремененной порядком, ничего вызывающего интерес не нашлось.

— По нулям. Даже зацепиться не за что. Все, как у обычного холостяка. Ну что, звоню Рязанцевой?

— Подожди. — Ревин вынул из кармана ключи. — Смотрите, на связке четыре ключа, а замок в двери один. Вот этим я открыл, он по форме подходит. А эти три совсем другие.

— Этот… — Котов ткнул пальцем в самый короткий, — похоже, от амбарного замка. Теща такой от погреба на груди носит. За свой консервный завод переживает.

— Слушайте, ребят, так может и у этого Федорова тоже дача есть, может и собака там, время сейчас — как раз на дачи перебираться.

— Точно. Потому я и чихаю, что собака еще недавно здесь была.

— А на кухне ни мисок, ни еды собачей.

— Это объясняет и поводок на крючке. На даче он не нужен, выгуливать собаку не надо, там у нее свобода передвижения.

— Значит этот… — Олег отделил самый длинный ключ, — скорей всего от ворот.

— Похоже, — кивнул Котов. — Тогда этот от домика.

— На дачу надо ехать, пока собака не умерла от голода.

— Надо. Только куда? Где эта дача находится?

— В Подлипках! — хором выкрикнули Сергеев и Ревин.

Внешне председатель дачного кооператива «Последний из могикан» Егорыч мало чем напоминал героя Фенимора Купера. Разве что двумя глубокими залысинами на лбу и желтым от старости цветом лица, а может все это армянская фамилия — Могикян. При рождении сына русская мать настояла на русском имени — Андрей, а вот отчество, происходившее от имени Егише, было настолько труднопроизносимо, что народ не заморачивался и звал председателя по-простому — Егорычем.

— Раньше наш кооператив назывался «Путь Ильича», тогда им Ильин командовал. Загибался кооператив, времена тяжелые были, девяностые годы, сами понимаете, ни света, ни воды, ни дороги нормальной. Это и понятно — откуда тогда деньгам у народа взяться. Потом меня выбрали, ну и решили сразу переименовать, значит. А народ же у нас шутейный, грит, раз Ильина на Могикяна сменили, так пусть и название будет соответствующее. — Свою речь председатель сопровождал безостановочной и бессмысленной жестикуляцией. — И, посмотрите, как теперь расцвело наше садово-огородническое товарищество, а? Вот, вот, — тыкал Егорыч высохшим пальцем в разные стороны. — А дорога, а? — Остановился и для убедительности подпрыгнул на месте. Резиновые калоши издали смешной «чмок», что совершенно не смутило старика. — Видите, какая? Вот! Тут теперь круглый год жить можно, и свет тебе, и вода. Живи — не хочу.

— А про Федорова что можете рассказать?

— А что про него рассказывать? Взносы платит исправно. А в личное его я нос не сую. И не интересно мне, да и живет он на отшибе. Вон его дом, последний справа. Мне обязательно дальше с вами идти, или сами дойдете?

— Мы и сами дойдем, а не знаете, собака там у него злая? Не кинется?

— Собака? — Егорыч почесал затылок. — Чет не знаю я. Вроде не было у него собаки. А может и завел. Говорю же, я в том конце редко бываю, некогда мне разгуливать, дел по горло. — Для убедительности председатель резанул рукой по шее. — Сейчас вот мусоровозка должна подъехать. Так что звиняйте, но пойду я обратно.

Незамысловатое одноэтажное строение с обветшалой крышей и полуобвалившимся крыльцом с трудом просматривалось сквозь плотные железные реи забора и не производило впечатления обитаемости. Ключ, вставленный в замок калитки, со скрежетом провернулся, и оперативникам открылась удручающая картина запущенности.

— Ну и что он за этим забором прятал?

— Мало ли. Может лень свою.

— Скорее беспорядок от соседей. — Котов пнул ногой валяющийся на земле мешок. — Эх, тещи моей на него нет.

— Собаки тоже не видно. Ни будки, ни вольера.

— Мда, — Ревин потеребил ключи, — пошли в дом, может там чего интересного обнаружится.

Снаружи неприглядный дом и внутри был ничем не лучше, та же убогость и запущенность. Стол, заваленный газетами, разбросанные где попало тряпки, обрывки веревок, рваная телогрейка на крючке и замызганные грязью потрепанные ватные штаны, пыль, хлам, картонные коробки — все это производило гнетущее впечатление. Но объяснить возникшее чувство отвращения одним беспорядком было бы неверно. Что-то во всем этом было не так. Что-то давило, вызывало в душе неприятие и отторжение.

— Такое впечатление, что ни человек здесь жил, а… Даже не знаю кто.

— Ирка моя сказала бы, что аура здесь тяжелая, — уточнил Ревин.

— Да уж. Я хоть во всю эту хрень не верю, но точнее не скажешь.

— А я и раньше-то дачи не любил, а теперь тем более. — Котов прикрыл рукой нос и громко чихнул. — Ну все, теперь мне обострение гарантировано, как же я ненавижу весь этот хлам и пыль. Вонь здесь не меньше, чем в квартире его.

— Странно, запах какой-то специфический. Жаль, Волкова нет, может он бы подсказал, чем пахнет. Или Ирка моя, она все-таки химик.

— Пахнет? Олег, ты издеваешься, что ли? Это не запах, это вонь. Я даже сквозь свою заложенность чувствую. Давайте все откроем и проветрим.

Ворвавшийся со сквозняком поток воздуха взъерошил газетный пук, и из него вылетело несколько квадратиков, вырезанных из школьных тетрадей. Сергеев присел и подобрал упавшие на пол листы.

— Интересно.

— Что там?

— Это объявления.

— Объявления? Он что, собирался продать эту халупу?

— Нет… Это… — Сергеев стал читать: — Отдам в хорошие руки щенка породы такса…, — протянул Ревину листок и зачитал другое. — Найден мопс-потеряшка, хозяину звонить по номеру… Тут все про собак.

— Значит, собака все-таки есть. Но где?

— Может быть она потерялась, потому и объявления? — предположил Ревин.

— Это чужие объявления, написаны разными людьми, здесь разные номера телефонов, и собаки разные, не псарню же он содержал.

— А может и псарню. Собирал по объявлениям собак, может у него приют был? Или… — Олег обернулся, — А что если он кинолог или дрессировщик, вон там штаны и куртка драные висят.

— А что, вполне логично.

— Что логично? Где собаки эти, только вонь одна.

— Так разобрали всех. Вот и нет ни одной. Может благим делом человек занимался, а мы сразу: аура дурная.

— Тяжелая, — поправил стажера Ревин. — С другой стороны, про приют бы известно всем было, уж председателю кооператива стопудово.

— Не факт. Народ сейчас все больше политикой интересуется, всех волнует, что там за рубежом делается, а что под носом, что у соседей происходит, никому не интересно. Ты вот много про своих соседей знаешь?

— Так мы только недавно переехали, не успел еще.

— Вот, вот. А что за газеты там? Олег, посмотри, не хочу я в них копаться, и так уже глаза слезиться начали.

Ревин взял со стола стопку газет, пролистал и удивленно взглянул на товарища.

— Это какое-то старье в основном. Тут… тут все про собак. А вот есть и поновей… но тоже про… догхантеров.

— Про кого?

— Это такие уроды… Ненавистники собак. Дог по-английски собака, хантер — охотник. Это целое направление. Недавно образовалось. У них своя философия. Они считают, что делают благое дело — очищая город от бродячих собак. На самом же деле они уничтожают всех подряд, разбрасывая везде отравленную еду.

— Вот сволочи, я и не знал о таких. Не, ну слышал об отдельных идиотах, но так, чтоб целое направление… — На лице Котова отразилась злоба. — У меня хоть и аллергия на собак, но я за них удушил бы подобную тварь.

— Надо забрать эти газеты, покажем Лене, возможно все это имеет отношение к убийству. — Ревин огляделся, снял с вешалки старую тряпичную сумку, — давайте сложим их вот сюда.

— А почище ничего нет? Какая-то она вся замызганная, вся в пятнах, — скривился стажер, представив сумку на сиденье своего автомобиля.

— Здесь все такое. А пятна старые, засохшие, не вымажут твой салон, не беспокойся, — Котов взял из рук Ревина сумку, — странные пятна, вот эти на сопли засохшие похожи, а эти… А эти… Ребят, эти на кровь похожи.

— Вот и держи, я газеты сложу, а там и сумку на экспертизу отправим.

Ревин сгреб бумаги со стола и запихнул их в сумку.

— Все, что ли?

— Вроде все. Поехали! — скомандовал Котов, у которого от аллергии стали распухать веки.

— Стойте, у нас же еще один ключ есть, который от амбарного замка. — Сергеев вопросительно посмотрел на Ревина.

— Точно. Тот, что от погреба.

— И где этот погреб?

— Надо обойти участок.

Выйдя на крыльцо, оперативники придирчиво оценили заросли прошлогодней растительности, из которой кое-где торчали огромные зонтики сухого борщевика.

— Ничего себе укроп, — присвистнул Сергеев.

— Эх, ты! — усмехнулся Котов. — Английский знаешь, а обычный дачный борщевик от укропа отличить не можешь. Кстати, аккуратней, он ядовит, так что руками лучше не касаться. Хоть и сухой, да мало ли чего.

— Так как же мы тогда сквозь эти заросли проберемся?

— Идите сюда, вот тропинка, — позвал Ревин, который за время их разговора успел обойти дом.

Узкая свежеутоптанная тропинка привела оперативников к странного вида конструкции, которая представляла собой вкопанный в земляной вал строительный вагончик. То ли сарай, то ли бункер.

— Замок амбарный. — Ревин вынул ключи и вставил самый короткий в ячейку. — Подходит.

Внутри полумрак. Свет попадал в помещения из одного единственного небольшого окошка.

— Опять этот запах, — поморщился Сергеев.

— Нет, этот еще хуже, напоминает… — обнаружив выключатель, Котов нажал на кнопку, — точно, так пахнет в морге у Волкова.

— Ну не совсем, — поправил Ревин, — хотя похоже. Пряный запах смерти, запах разложения, запах трупов.

— Ничего себе, — присвистнул Сергеев, уставившись на стену, где в рядок висели разного размера поводки, ошейники и намордники. — Да тут целая коллекция. Что-то мне это все не нравится, ребята.

— Тихо! — цыкнул Котов.

В наступившей тишине слышался слабый писк, доносящейся из-за двери предбанника. Виктор толкнул дверь и заглянул вглубь. В нос ударил смердящий поток, он зажал нос и, набирая ртом воздух, прошел вглубь помещения.

— Твою ж мать!

Ревин и Сергеев вошли вслед за товарищем. От увиденного оба содрогнулись. Стены комнатенки были увешаны жуткого вида приспособлениями, похожими на инструменты для пыток. Веревки, ремни, металлические скобы. Из угла сквозь тряпично-картонные завалы раздавалось сдавленное попискивание.

Подхватив торчащий край, Сергеев приподнял обрывок картонной коробки. Оттуда на него испуганно смотрели два маленьких слезящихся коричневых глаза. Щенок дрожал то ли от холода, то ли от страха. Сбившаяся в колтуны шерстка открывала кровавые раны.

Измученный пес попытался встать на лапы, но тут же рухнул в скопище рваных тряпок, в смесь собственной мочи и кала, и заскулил. Тяжелый ком подкатил к горлу и, пытаясь сдержать слезы, Сергеев громко кашлянул. Собака вздрогнула и засучила лапками.