Отличники

Каждый человек имеет право быть таким, каков он есть.

1

Это был ещё один год, когда с мамой и сестрой мы отдыхали на Чёрном море, в пионерском лагере. Я закончил седьмой класс и, строго говоря, давно не считался пионером. Для мамы это была часть её работы с детьми, а для нас с сестрой — что-то типа Дома отдыха, с условием выполнения местных правил и распорядка дня. Учёба в школе была для меня не очень сложной. Я дружил с одноклассниками, некоторых из которых знал с детства по играм во дворе. Но от продолжительного общения уставал, и если после уроков те собирались компаниями играть в футбол, я стремился домой, где предвкушал встречу с героями очередной интересной книги. Я был клиентом как минимум трёх детских библиотек, в которых перечитал, помимо рекомендованных школьникам заботливым Министерством образования СССР, многие другие интересные издания, не «предписанные» вниманию подростков.

Лагерь, по традиции, был для меня обязанностью. Я наизусть знал всё, что может там произойти, какие будут экскурсии, развлечения. Может быть, за исключением настоящей военизированной игры «Зарница», которая устраивалась для старших ребят. И мне в этот раз довелось побегать с деревянной копией автомата Калашникова по холмистым, заросшим кустарником лугам в зелёной, похожей на военную, форме. На поле звучали даже настоящие взрывы с дымом. После одной из перебежек в атаке я упал на землю, и метрах в трёх от меня такой взрыв прогремел. Приподняв голову, чтобы оглядеться, увидел взрослого человека в военной полевой форме и в каске, который сидел в замаскированном кустами окопе и махал рукой, чтобы я отползал в сторону. Эта игра увлекала, особенно когда, представляя себя партизаном, я скрывался в окопах и в зарослях, где наелся ежевики и орехов с кустов лещины. Потом я узнал, что устроители «Зарницы» пригласили солдат из военной части для организации этих самых взрывов, окопов, холостых выстрелов, сигналов ракетниц и прочих атрибутов настоящего боя.

Я научился сносно плавать и мог заплывать к буйкам, и даже за них, чего вожатые не одобряли. От санкций в виде запрета купания до самого отъезда домой меня спасала протекция мамы. В этот раз, нырнув однажды к яркому, усыпанному разноцветными камнями, залитому солнцем дну, я нашел в песке позеленевшую от времени большую медную монету 5 копеек 1868 года с полу-истёртым царским двуглавым орлом на реверсе. Правда, я очень завидовал сестре, которая умудрилась в том же месте найти абсолютно неповреждённую монету в 3 копейки 1893 года. Но, по большей части, среди моих трофеев оказывались полупрозрачные камешки, ракушки и камни с отверстиями, которые почему-то называют «куриные боги».

В один из дней, была отличная погода, я загорал на пляже и читал книжку про Робинзона Крузо. Все пошли купаться, и я поплыл к буйкам, чтобы выбраться из окружения визжащих и барахтающихся на мелководье, как косяк сельди в трале, ребят и рассмотреть на глубине красоты морского дна через стекло маски. Эта новая игрушка позволяла мне видеть подводный мир, как в иллюминаторе «Наутилуса», при этом, солёная вода не попадала в глаза и в нос. Меня обогнала девушка. Я обратил внимание на то, как она красиво плывёт кролем, правильно, как пловцы на олимпиаде, что недавно показывали по телевизору. Где-то в глубине души мелькнула досада от того, что сам так не могу, правильно и красиво. Она доплыла до буйка, отдохнула минутку, обняв его красный бок, и откинув со лба мокрые волосы, посмотрела на меня. Чувство неуверенности охватило меня от прямого взгляда её зелёных глаз. Симпатичное лицо с небольшим вздёрнутым носиком, раскраснелось, и на нём сверкали капельки воды. Она улыбалась. Мне улыбалась!

— Привет, Мальчик! А можно, я с твоей маской поныряю? — услышал я неожиданно мелодичный голос.

Я стащил с лица и протянул ей свою игрушку:

— Привет! А как тебя зовут?

— Маша, — ответила русалка и, озорно взглянув на меня из-за стекла маски, нырнула на глубину. Потом вынырнула через минуту за моей спиной и крикнула: «Спасибо, Мальчик!», а когда я обернулся — на поверхности воды были только круги и мелкие пузырьки. Я поплыл к буйку и, обняв его, повис, глядя под воду, где на большом валуне косы ярко-зелёных водорослей шевелились в прибое, а среди них на песке сверкали белые ракушки и осколки мрамора. Пока наблюдал за стайкой рыбок, вернулась Маша также неожиданно, как и исчезла и, ухватившись рукой за бочонок буя, свободной сняла маску, протягивая мне. Задорные огоньки в её зеленых глазах играли с солнечными зайчиками, отразившимися от волн моря.

— Здо́рово! — с восторгом крикнула она, отдышавшись. — А как тебя зовут, Мальчик?

Я назвал свое имя. Самому надоело, что она зовёт меня все время Мальчиком.

— Вот и познакомились, — сказала она. — Очень приятно!

— А, ты красиво плаваешь, Маша!

— Спасибо! Это меня папа научил. Мы с ним каждое лето приезжаем на море. Здесь классно, правда?

— Да, мне тоже нравится. Такие красивые горы, теплое море! Люблю походы и экскурсии. Но в пионерском лагере, где я живу, бывает скучно. И всякие линейки, зарядки, а особенно тихий час после обеда — не по мне.

— А, я бы хотела в лагерь попасть. Играть вместе со сверстниками — это ведь весело! Много друзей!

— С папой бы, с удовольствием на море отдыхал «дикарями» вместо лагеря, — задумчиво ответил я. — Он придумывает столько интересных игр! Но, обычно всегда работает. Я с ним только по вечерам общаюсь.

— Мой папа очень добрый и тоже любит со мной заниматься. Он находит мне интересные книжки, и я читаю их запоем, даже по ночам, пока не закончу. Не могу заснуть, пока не пойму, что будет с героями. Давай, наперегонки?

— Давай, — сказал я и что есть силы, поплыл к берегу, с шумом разбрасывая вокруг себя тучи брызг.

С сожалением увидел, как Маша уплыла далеко вперёд, а когда вернулась, я мысленно похвалил себя за то, что заранее надел маску, и она не видит моего покрасневшего лица.

— От тебя брызги, как от моторной лодки, Влад. Плавать нужно аккуратно, не тратить силы на разбивание воды руками. Посмотри, моя рука входит в воду не с ударом, а плавно, и с силой греби ладошкой, когда она окажется под водой, — пояснила она и грациозно показала мне замедленные движения пловца кролем. — Понял?

Я попробовал сделать несколько гребков. Получилось, но как у робота. Рука, выскочив из воды вверх, по инерции ударяла по поверхности моря, и на гребок размаха уже не оставалось.

— Сто́ящий секрет! С непривычки, не очень удобно. Руки устают.

— Ноги держи ровно вытянутыми и перебирай ими, как будто быстро поднимаешься по невысоким ступенькам. А голову поворачивай в сторону руки, которая остаётся сзади. Так вода не так будет попадать в лицо, и ты сможешь быстрее плыть, — продолжала весёлым голосом моя новая подруга.

— Спасибо, Маш. Ты классно объясняешь! — воскликнул я, отплёвываясь от воды.

И поплыл на спине, перебирая ногами. Так у меня получалось более-менее быстро плыть и одновременно отдыхать на воде.

Новая знакомая плавала вокруг, наслаждаясь морем и время от времени, поворачивая голову с развевающимся в воде шлейфом длинных волос, хитро поглядывала на меня. Маска явно была неуместной. Я начал боком «подрабатывать» к берегу, имитируя длинную баржу, и тоже смотрел на неё, как бы через иллюминатор. А потом барьер стеснительности куда-то делся, уступив место непонятной раскрепощённости, и смех разобрал меня. Мы резвились, напоминая окружающим стайку морских котиков, ныряли за цветными камушками и болтали о том — сём, шутили. Было легко и весело разговаривать с практически незнакомой девушкой. Я не замечал у неё и тени снисходительности или высокомерия, которые раньше зачастую испытывал на себе при общении с другими сверстницами. Доплыв до мелководья, я встал на заросший водорослями скользкий валун и рассмеялся, должно быть, так заразительно, что и она засмеялась звонким заливистым смехом. Она тоже подплыла к валуну и на минутку забралась на него, но поскользнулась, погрузившись в воду и попутно столкнув меня с мели.

— Давай на берег, Владик? — позвала Маша сквозь смех.

— Поплыли, — согласился я, почувствовав, что мне тоже надоело купаться.

— Поможешь немножко? — спросила она, когда мы, барахтаясь, подплыли к самому берегу, и мелкая разноцветная галька уже щекотала наши животы, мешая плыть.

— Конечно, — согласился я, не успев осмыслить, чем собственно нужно помочь.

Мы встали на ноги одновременно, и она тяжело опёрлась на мое плечо, отбрасывая рукой мокрые волосы, шлёпнувшие меня по спине. Меня пронзило острое незнакомое чувство, смешавшееся тут же с жалостью к ней. Я увидел, что правая нога её не имела ступни. Голень заканчивалась сантиметрах в тридцати от земли, и девушка вынуждена была сохранять равновесие на левой ноге, чтобы стоять прямо. Надо сказать, что делала она это ловко и даже грациозно. Я увидел в её посерьёзневших глазах беспокойство впрочем, быстро сменившееся уверенностью.

— Влад, просто иди, а я немного обопрусь о твоё плечо, — сказала она. — Нести меня не нужно.

Я осторожно пошёл по горячим камням пляжа к шезлонгам, на которые указала она. Возле них блестели на солнце металлические костыли. Маша прыгала на левой ноге ловко в такт моим шагам, лишь слегка опираясь на руку, чтобы сохранить равновесие. Она села на шезлонг, разгорячённая, внешне весёлая и стала вытирать большим испещрённым яркими латинскими буквами полотенцем свои длинные волосы. А я смущённо стоял рядом, по инерции глупо улыбаясь и боясь что-либо сказать. Не мог найти слов, чтобы продолжить разговор, лихорадочно соображая, что лучше: посочувствовать ей, (но как?) или сделать вид, что всё отлично и подбодрить её (тоже как?).

— Давно с тобой это случилось? — наконец спросил я, решив, что это будет самый нейтральный вопрос.

— Зимой, в прошлом году. Было скользко, и машина не успела остановиться… «Врачи сделали все, что смогли», — как мне сказала мама. Сохранить ногу не было возможности.

Маша отвернулась, а голос её приобрёл металлические нотки.

— Я тебе сочувствую, — произнес я еле слышно, и тут же покраснел. — Тебе, наверное, тяжело ходить. Ты ходишь на костылях?

— Я уже привыкла, — сказала девушка, должно быть, поняв моё замешательство. — Я тренируюсь шагать с протезом, и непременно буду ходить как все здоровые люди. Пока костыли ещё использую, если долго на ногах. В школе там, или гуляю, стараюсь без них обходиться. Не люблю шушуканья за спиной и жалостливых взглядов вдогонку. Хочу научиться бегать также хорошо, как плавать.

В голосе её слышалось упрямство и напор.

— Ты сможешь, — ответил я тихо, чувствуя, что густо краснею. — Ты сильная, ловкая и… красивая.

— Спасибо, Владик! Мама говорит, что пока я расту, мне нужен каждый год новый протез. А чтобы ноги одинаково росли, нужно каждый день тренироваться. У меня дома есть беговая дорожка, тренажёр, и я люблю по утрам бегать по парку или по улице, когда хорошая погода. Стараюсь хотя бы раза три в неделю ходить в бассейн плавать. А ты как время проводишь?

— Я по утрам дома с гантелями зарядку делаю. А, вечером — уроки. Не представляю, как другие успевают ещё спортом заниматься…, — начал рассказывать я, не сильно заботясь о логике, и осёкся, чувствуя, что мелю что-то не то. — А, ещё я начал учить испанский язык. Хожу вечером на курсы в Доме пионеров. И очень хочу научиться понимать и хорошо говорить на английском. У нас нормальный учитель, но я ещё дома стараюсь книжки и журналы на английском читать. Правда, словарь быстро рвётся, когда в нём почти каждое слово ищешь.

Маша улыбнулась, задумчиво глядя на море.

— Я тоже учу английский. Мне нравится этот язык, и папа мне помогает его изучать. Мы стараемся иногда разговаривать на нём друг с другом. Do you want to talk with me in English now?— Ты хотел бы поговорить со мной по-английски сейчас? (Англ.)

Я вздрогнул от неожиданности, не сразу поняв, что со мной уже общаются по-английски. Мне срочно нужно было правильно ответить, чтобы не ударить в грязь лицом.

— …Yes, I will try… But I can speak English very little,— Да… Я попробую… Только я говорю по-английски очень плохо. (Англ.)– произнёс я, запинаясь, и мне стало жарко от неожиданно сочинённой такой длинной иностранной фразы.

— Do you like to have a rest time in the park after school?— Тебе нравится отдыхать в парке после школы? (Англ.) — продолжила Маша, легко строя фразы и правильно произнося английские слова, совсем как наша учительница.

— Yes I do… I like… to walk… in the park.— Да, я делаю… Я люблю… ходить… в парке. (Иск. Англ.) — Пробормотал я, понимая, что говорю на каком угодно языке, только не на английском.

Маша серьёзно посмотрела на меня. Подумав минутку, сказала:

— Это здо́рово, что ты сейчас уже научился так говорить. За три года многие мои одноклассники вообще и двух слов связать не могут. Ты — молодец, Владислав. Если позаниматься, набрать словарный запас, ты сможешь, я уверена, говорить, как американец. А постараешься произносить слова правильно — то, как англичанин. Я тоже хочу научиться говорить так, чтобы меня не отличали от англичанки.

— Да, вот бы так научиться! — сказал я, стараясь успокоить биение сердца.

— Я бы хотела с тобой подружиться, если не будешь против. С тобой интересно, ты умный. У меня, на самом деле, почти нет друзей-сверстников. А те, кто со мной гуляет, или общается в школе, почему-то не воспринимают дружбу со мной всерьёз. Девчонки моют мне кости, чуть отойдут на пару метров, а в глазах — сплошь ложь и желание скорее уйти, чтобы не смотреть на калеку. Взрослые меня жалеют и оберегают, а я терпеть не могу жалости к себе. Не хочу казаться слабой. И я ненавижу слово «инвалид»! Никогда не говори его мне, пожалуйста!

У меня снова перехватило дыхание от прямого взгляда её больших пронзительно зелёных глаз. Она даже раскраснелась, то ли от сказанных слов, то ли от недавнего купания.

— Конечно, не буду, Маша! Я хочу с тобой подружиться и не позволю никому дразнить тебя! — произнёс я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.

— Спасибо!

Она оглянулась, высматривая, должно быть, своих родителей, затем посмотрела на меня снизу вверх. Солнце пекло во всю, и по раскалённым камням босиком ходить не хотелось. Я старательно терпел жар, переминаясь с ноги на ногу.

— Теперь ты похож не на моторную лодку, а на телевышку, — усмехнулась Маша. — Садись, поболтаем, пока мой папа не пришёл.

Я осторожно сел на горячие камни, мучительно соображая, с чего начать беседу с девушкой.

— В каком ты классе учишься? — наконец спросил я.

— В восьмой пойду в этом году. Пришлось пропустить экзамены, пока в больнице лечилась.

— Я тоже в восьмой пойду, — обрадовался я такому совпадению. — Решил учиться до десятого, а потом в институт. А в твоем городе есть телевышка?

— Есть. Высокая. На горе стоит в самой высокой части города. Если забраться на эту гору по лестнице — такая замечательная панорама открывается — оторваться невозможно! Весь центр видно, дома, храм, вокзал с поездами и мосты через реку, корабли… Я люблю свой город. Он красивый, большой. Давай сыграем в города, и ты его угадаешь?

— Давай, — согласился я. — Начинай!

— Смоленск — задорно начала Маша.

— Куйбышев — ответил я.

— Волгоград, — парировала девушка.

— Донецк — вспомнился ближайший большой город.

— Клайпеда…

— Алма-Ата, — схитрил я.

— Армавир — не сдавалась подруга.

— Ростов — автоматически вырвалось у меня.

— Бинго! — крикнула Маша … — угадал! Молодец!

— Так это же я в нём живу! Мы что, с тобой в одном городе живём, Маш?

Я почувствовал прилив радости, в то же время, всё ещё не веря в такое совпадение.

— Вот это, да-а-а! — у девушки снова засверкали задорные огоньки в глазах, и я уже точно знал, что это не отблески волн. — Почему-то, я так обрадовалась! Даже не могу объяснить, почему мне стало так весело и легко!

Она улыбнулась мне застенчивой улыбкой. Я смотрел на неё с восхищением. Никогда не встречал такой удивительной девчонки. Я не чувствовал между нами никакого барьера, почти не стеснялся. Это новое чувство единения с другим человеком захлестнуло меня с головой… Очнулся я от её слов. Да, это же она спрашивает у меня:

— Скажи, тебе нравится наш город?

— Конечно! — улыбнулся я мечтательно. — Особенно возвращаться домой откуда-нибудь. А в каком районе ты живешь?

— У нас дом в Рабочем городке. Почти рядом со школой. Я в ней учусь. А ты?

— А, я учусь в школе на Западном. Живу в квартире, в пятиэтажке. — Ответил я, вспоминая, где в Ростове находится Рабочий городок.

Надо будет карту посмотреть. Мне было по-настоящему легко на душе, и не хотелось расставаться с девушкой. Казалось, мы с ней давно знакомы и хотелось говорить, рассказать ей всё-всё о себе.

— Здравствуйте, молодой человек! — услышал я неожиданно громкий, хорошо поставленный басовитый голос. — Вы пришли к Машеньке? Я вижу, она — не против. Как Ваше имя?

Я обернулся и, взглянув против солнца вверх, прикрыл глаза ладонью. Передо мной стоял высокий мускулистый мужчина средних лет с задорными и подозрительно знакомыми огоньками в серых глазах, улыбаясь в аккуратную чёрную с седыми волосками бородку. В больших, как у кузнеца, его руках помещались сразу три апельсина и две бутылки «Пепси-Колы». Я снова почувствовал, что краснею, и тихо назвал свое имя.

— Если я правильно услышал, Владислав, Вы — знакомый Марии, верно? — громко спросил весёлый бородач.

Потом обошёл меня, внимательно оглядывая со всех сторон, и сел на соседний шезлонг, расположив на нём провиант. Это позволило мне перестать щуриться и рассмотреть его лицо.

— Меня зовут Фёдор Тимофеевич. Рад с Вами познакомиться!

— Мы купались вместе…, — пробормотал я неуверенно и не к месту и почувствовал, что мой голос всё ещё дрожит.

— Я видел, Вы стали опорой моей дочери. Благодарю Вас! Это благородный поступок. — Подбодрил меня Фёдор Тимофеевич.

Видимо, я снова густо покраснел, и на мою защиту бросилась Маша.

— Папа, перестань смущать его, — весело и с наигранно капризными нотками вмешалась она в разговор. — Представляешь, он тоже из нашего города! Никогда не знаешь, когда и с кем сведет

судьба.

— А я никого не смущаю, — прогремел папа. — Я ценю смелость и готовность прийти на помощь. Сейчас не часто встречаются эти качества. И мне, действительно очень приятно видеть, как вы общаетесь. Машенька, Владислав, предлагаю нам всем немного подкрепиться. Не возражаете? Удивительно, но минуту назад я вдруг почувствовал, что неплохо было бы, что-нибудь съесть. Он ловко выудил из сумки несколько бумажных стаканчиков, картонные тарелки и складной нож. Через пару минут у всех на тарелках оказались порезанные дольками апельсины. С шипением холодная «Пепси-Кола» была разлита по стаканчикам.

— Ну, что же, молодые люди, за знакомство! — шутливо поднял стаканчик Машин папа, будто собираясь чокаться с нами.

Я с благодарностью поднял свой стакан и наполовину опустошил его от моего любимого прохладительного напитка. Апельсин оказался также прохладным и удивительно вкусным. Краем глаза я заметил, как Маша тоже с удовольствием уплетает сочные дольки, запивая маленькими глотками лимонада. Я подставил лицо солнцу, закрыл на минуту глаза и прислушался к мерному шуму моря, крику чаек и визгу детей, играющих на пляже. Мне было легко и спокойно. Не хотелось, чтобы это чувство прошло и не хотелось возвращаться обратно в лагерь, считать дни до отъезда домой.

— Спасибо, Фёдор Тимофеевич, очень вкусно! — сказал я, вытирая губы от апельсинового сока салфеткой.

— Да, пап, спасибо! — поддержала меня Маша. — А мама не придёт купаться?

— Нет, дочка, она сегодня действует по своему плану.

— Вы приехали отдыхать всей семьей? — поинтересовался я, обращаясь к обоим, потому что не знал, будет ли вежливым продолжить разговор только с Машей в присутствии её папы.

— Не совсем. Мой брат поступает в институт и сейчас в Москве сдаёт последний экзамен. Вечером будем ему звонить, узнаем результат, — пояснила девушка. — Математика — трудный экзамен, но Мишка хорошо её знает. Он мне всегда помогал с уроками и контрольные решать. Особенно, когда я болела, и приходилось догонять программу. Мишка — очень умный и самый лучший брат на свете!

— Мы с Машенькой этим летом отдыхаем только здесь, а в прежние годы всей семьей загружались в машину и путешествовали весь отпуск, на море, в горы, в тайгу, на Байкал, — начал рассказывать Фёдор Тимофеевич. — Мы объездили Урал, Прибалтику, Карпаты, Кавказ, но каждый раз под конец отпуска приезжаем сюда на несколько дней искупаться и позагорать. Скажу я вам, очень полезная штука перед трудовыми буднями!

— А еще, мы очень любим фотографировать места, где путешествуем. Папа потрясающие фотки делает. Они даже в журнале печатались, — с энтузиазмом вмешалась Маша. — Я тоже начала учиться фотографии.

— У нашей девушки талант фотохудожника. Она схватывает саму суть места, чувствует его душу, и её фотографии всегда говорят о себе сами. — Одобрительно гудел Фёдор Тимофеевич. — Особенно хорошо у неё получаются портреты. Она Вас ещё не сфотографировала?

— Смотри, перехвалишь, пап.

Маша звонко рассмеялась. Она грациозно потянулась в шезлонге, вытащила из сумки большой зеркальный фотоаппарат «Canon» и, привстав на локте, нацелила на меня объектив, сделала серию снимков, сверкнув озорной улыбкой из-за видоискателя. Её длинные каштановые волосы уже подсохли на солнце и разметались по плечам, а я почему-то подумал, что ей очень пошла бы профессия фотожурналистки.

— Владик, ты чего такой смурно́й? — Маша тревожно заглянула мне в глаза. — Можешь посидеть здесь минут пять, присмотреть за вещами, пока мы с папой сходим переодеться?

Её обезоруживающая улыбка и вопросительный взгляд приковали меня к шезлонгу. Маша ловко встала на ногу, подхватила костыли, и двинулась в сторону автостоянки, высоко подняв голову. Фёдор Тимофеевич, подхватив сумку, поспешил следом, нагнал на каменной лестнице и помог дочери подняться. Я задумчиво наблюдал за ними, размышляя о том, что с таким увечьем ей даже просто ходить — уже подвиг. Я восхищался ей. Она такая настоящая, и ни разу не дала повода себя пожалеть. Мы были на равных. Нет, определенно мне сегодня повезло! Познакомиться с такой девчонкой! Обернувшись, я заметил, что все знакомые лица из нашего лагеря уже исчезли с пляжа, должно быть, на обед. Разные мысли роились в голове, никак не желая выстраиваться в какую-то цепочку. Я привстал на носочки, стараясь заглянуть поверх бетонного забора, за которым скрылись мои новые друзья. Вдруг, увидел над бетонными блоками, огораживающими от автодороги зону пляжа, знакомый профиль, волосы, собранные в длинный хвост, а потом и всю Машу. Она была одета в свободно развевающуюся на ветру красную клетчатую рубаху, элегантные, облегающие ноги и слегка расклешенные внизу джинсы и белые кроссовки. Подсознание подсказывало мне, что здесь что-то не стыкуется. Я понял: девушка шла ко мне, красиво, даже грациозно, лишь слегка припадая на правую ногу. И у неё не было никаких костылей. Она улыбалась, приветливо глядя на меня. Я встал и замер от восхищения, растерянно рассматривая её.

— Ты — такая… удивительная девушка! — Крикнул я, когда она остановилась метрах в пяти от меня. — У тебя так классно получается… идти!

Мне захотелось прикоснуться к ней. Я всё ещё сомневался, что это не мираж. Неуверенно подошёл, поправил зачем-то её волосы, положив длинный хвост на плечо.

— Мы с тобой еще увидимся? Или это сон, после которого необходимо просыпаться и идти по обыденным делам?

Я смотрел в её зеленые с искорками глаза, пытаясь найти в них признаки снисходительной улыбки. «Ведь я младше как минимум, на год» — отметил я про себя итог своих вычислений

— Если захочешь, можно, — ответила Маша, и в голосе её слышались теплые нотки. — Мы ещё завтра будем на пляже утром, а потом уедем домой. Пойдём, заберем твои вещи, и ты меня проводишь до машины.

Я подхватил её сумку, и мы осторожно пошли по камням к моим вещам. Я быстро надел шорты, рубашку и сандалии, взял сумку с книжкой и так и оставшимся сухим полотенцем. Маша взяла у меня футляр с фотоаппаратом, достала его и, отойдя на пару шагов, нацелилась на меня объективом. Потом, секунду подумав, подошла ко мне вплотную и попыталась рукой расчесать мои волосы. Я стал столбом, чувствуя, как меня кинуло в жар. А девушка, как ни в чём не бывало, улыбнувшись, вернулась на позицию и сделала несколько снимков меня на фоне моря и гор.

— Маш, а можно я тоже попробую тебя сфотографировать? — пробормотал я, обретя снова способность шевелиться и разговаривать.

Мне срочно требовалось потрогать этот заморский, по всей видимости, профессиональный фотоаппарат. А может быть я хотел запечатлеть красоту и грациозность девушки. Она легко протянула его, накинув ремень мне на шею.

— Давай. Я с удовольствием! Нажимай кнопку наполовину — откроется объектив, и ты увидишь меня в зеркале. Вот этим кольцом настраивается резкость. Можешь отрегулировать свет этим рычажком на колечке диафрагмы. А потом дожимай кнопку спуска, только не держи долго, а то он автоматически серию снимков сделает. На всякий случай, не опускай аппарат, пока полностью не отпустишь кнопку. Понял?

— Ага.

Я навел «Canon», приятной тяжестью нагрузивший мне руку, на девушку, отступившую от меня на пару шагов, и поймал в фокус её на фоне живописной скалы в конце пляжа, красиво спускающейся в море.

— Посмотри на меня, пожалуйста. — Крикнул я Маше, невольно залюбовавшись профилем её гордо поднятой головы с развевающимися на ветру волосами.

Она начала поворачивать лицо ко мне, и я дожал кнопку до упора, намеренно удержав на пару секунд. Фотоаппарат исправно отработал серию щелчков, запечатлев девушку почти в движении.

Маша рассмеялась, глядя в мои восторженные глаза, и заметила:

— Только не говори, что никогда не фотографировал.

— А я и не говорю, — смутился я. — Я тоже очень люблю снимать и сам печатаю фотки на увеличителе. Меня мама научила. Она классно их делает. У нас дома есть небольшая комната-чулан, которую я оборудовал под фотолабораторию. Табличку вешаю на дверь «Не входить — идет процесс!», чтобы мне не мешали, проявляю… А потом люблю рассматривать на фото те места, где побывал и тех людей, с кем встречался. Наутро, весь пол в комнате бывает усыпан высохшими, скрученными в трубочки фотографиями на газетах. Так что их невольно видит и вся моя семья.

— Знаешь, я тоже люблю всё делать сама. Можно любых эффектов добиться, подержав фотографию в различных растворах. А недавно, папа привёз из Москвы несколько цветных пленок и реактивы. Я, когда приеду домой — попробую цветные фотки напечатать. Кстати, ты меня именно на такую пленку нащёлкал.

Мне показалось, Маша не хотела уходить, воодушевлённо рассказывая о своём увлечении. Потом, словно опомнившись, она протянула мне руку. Я снял с шеи фотоаппарат и вернул ей, осторожно помогая засунуть его в чехол.

— Пойдём, а то папа, наверное, уже изжарился в машине.

Нотки сожаления в Машином голосе подтвердили мою догадку. Я взял её под руку, и почувствовал, как тяжело она на меня опёрлась.

— Прости, Маш, я должен был догадаться, что тебе тяжело стоять. Но ты так здо́рово ходишь, не подаёшь виду, что тебе бывает трудно. Ты такая…! Ты обязательно будешь снова легко ходить, бегать и, может быть, станешь спортсменкой.

Она задумчиво посмотрела на меня погрустневшим взглядом.

— Спасибо тебе! Ты добрый и очень внимательный, Владик! — голос её дрогнул. — Я никогда бы не подумала, что встречу парня, который… не такой как другие, и к тому же, захочет со мной дружить! Обязательно сегодня расскажу Мишке по телефону.

Мы медленно пошли по камням к бетонной лестнице, ведущей к автостоянке. Я помог ей взойти наверх, поддержав на верхней ступеньке. Недалеко стояла белая «Волга» ГАЗ-2402 универсал, возле которой ходил Машин папа.

— Ну что, молодёжь, пора нам ехать на обед. Вас подвезти, Владислав?

— Нет спасибо, я тут рядом в лагере живу. Мне тоже пора на обед. Все уже ушли…

— Ну, пока, Влад! — голос Маши согревал теплотой. — Мы же, ещё увидимся?

— До свидания, — ответил я громко, невпопад, поскольку мысли путались в моей голове. — Спасибо вам за всё! Вы с папой — замечательные!

Я поставил сумку в багажное отделение и взял Машу за руку, помогая ей устроиться на переднем сиденье.

— Мы обязательно увидимся, — продолжил я уже тише. — Я приду сегодня часов в шесть купаться. Ты будешь?

— Хорошо, наверное, с мамой придём ненадолго. Нам вечером на переговорный пункт нужно ехать, Мишке позвонить. Как он там экзамен сдал?

Захлопнув дверь, я отошёл от машины. Фёдор Тимофеевич легко занял место водителя, завёл мотор, и «Волга» с характерным урчанием выехала со стоянки, скрываясь за облаком пыли. Я медленно побрёл к лагерю. Мне нужно было побыть одному и подумать. Я никогда не испытывал ничего такого раньше. Шёл как во сне, автоматически поворачивая на нужные тропинки и находя в ограде лагеря калитку. Упёршись в здание столовой, зашёл, попутно обнаружив, что почти никого уже в ней нет. Механически прожевал картошку с котлетой, запив всё это компотом, а потом сел на скамейку под кипарисом на аллее, ведущей в жилой корпус. Мои мысли были далеко. Хотелось, чтобы никто не мешал. Я думал о моей новой знакомой. Думал о том, как могла произойти авария, как девушке было больно сразу, и как должно быть было больно и страшно, когда она узнала, что на всю жизнь лишилась ноги, стала не такой как все дети, стала инвалидом. Какое мужество, силу воли она должна была иметь, чтобы преодолеть боль и заново научиться ходить, чтобы остаться собой, красивой, умной, жизнерадостной девушкой, сделать так, чтобы окружающие не подозревали об её недостатке! Несмотря на жаркое солнце, мне стало холодно. Я подумал, что вряд ли смог бы выдержать даже десятую долю тех испытаний, которые выдержала Маша. Было стыдно за свою тёплую, уютную, размеренную жизнь, за то, что я пренебрегаю спортом и жалуюсь на отсутствие времени для физических упражнений. Я только сейчас начал осмысливать, что ничего ещё в жизни не узнал и не пережил, и, в сущности, не готов к настоящим испытаниям. Сколько раз обещал себе заниматься ежедневно зарядкой и качать мышцы с гантелями. Меня хватало дня на два, а потом были, как казалось, более важные дела. Хотелось играть, когда уже нужно было делать реальные вещи и принимать реальные решения, как у взрослых. Словом, пора было становиться взрослым. Я подсознательно чувствовал, что только в этом состоянии могу адекватно воспринимать моё новое знакомство и разобраться в моих новых мыслях и ощущениях. Детство не соответствовало этому незнакомому статусу, и я дал себе обещание, во что бы то ни стало, поскорее стать взрослым, чтобы стать достойным Маши.

2

Я, должно быть, заснул на скамейке, потому что вздрогнул, почувствовав, что меня кто-то трогает за плечо. Сестра сидела рядом и будила меня.

— Что случилось? — спросил я, просыпаясь окончательно.

— Ты чего не в отряде? — спросила она тревожно. — Тебя все ищут…

— А сколько времени? — поинтересовался я, начиная злиться. — И зачем меня искать? Я что, маленький, ходить строем за пионерами?

— Ну, если немного и вырос за несколько часов, то это не считается. — В голосе сестры сквозил холодок сарказма. — Скоро пять вечера. И тебя ищет мама. Она в кружке детского творчества. А вечером мы идём в посёлок на переговорный пункт, звонить домой папе. Здесь телефон опять не работает.

Выложив мне все новости, она немного успокоилась и попробовала гребёнкой из своей сумки расчесать мои, наверное, слишком растрёпанные волосы. Я резко отшатнулся от неё.

— Ты чего такой злой? На солнце перегрелся?

Сестра посмотрела на меня подозрительно.

— Может и перегрелся! — огрызнулся я.

Досада, что меня побеспокоили, всё ещё не отпускала, и голос звучал как-то неоправданно зло. Я не хотел злиться на Сашу, но не сумел себя заставить смягчиться.

— А во сколько пойдёте в посёлок? — поинтересовался я, успокаиваясь.

— В восемь, только и ты тоже пойдёшь. Нам нужно сообщить папе номер поезда, которым мы возвращаемся домой, чтобы он нас встретил на такси. — Сестра снова казалась невозмутимой. — А ты разве не хочешь поговорить с бабушкой и папой?

— Хочу, — угрюмо буркнул я и уставился в асфальт, по которому ползли вереницей мелкие муравьи, таща толпой нескольких больших красных жучков, которым, похоже, было уже всё равно, куда и кто их тащит. — Я в шесть пойду купаться, а потом после ужина найду вас.

— Как хочешь. — Как-то подозрительно легко согласилась она. — Только тебя всё равно ждет в корпусе мама.

Я нехотя поднялся и побрел в здание, где находился кружок детского творчества. Мама учила пионеров делать разные модели, поделки, рисовать и лепить из пластилина на стекле разноцветные картины. Одно время я тоже увлёкся этой лепкой на стекле. Сашка мне рисовала контуры чёрной тушью, а я размазывал в них пластилин различных цветов. Мама даже несколько моих картин на выставке в лагере разместила. Потом стало скучно это делать.

Мама встретила меня апельсином, который я схватил и стал грызть как яблоко с кожурой. По майке потёк жёлтый сок. Сумку с полотенцем и книжкой я бросил в угол.

— Ты пойдёшь с нами, Владик? Мы позвоним папе, а потом поедим мороженое.

— Пломбир?

Мама кивнула, улыбнувшись.

— Пойду, только сначала искупаюсь. Я хочу попасть на пляж до ужина.

Я развернулся, чтобы идти.

— Постой! Зайди в комнату и переодень майку. А можешь вообще-то надеть приличные шорты и кеды. Все-таки в городок едем. Там люди… — Мама не оставляла надежды научить меня следить за собой.

— Хорошо, мам!

Я всё ещё не решил для себя, рассказывать ли ей о своей новой знакомой или нет. Сестре однозначно говорить не буду. Потом слова не смогу сказать, чтобы не нарваться на её плоские шутки. Поколебавшись секунду, я решительно повернулся и вышел.

— Постой! Возьми полотенце, — мама выглянула в коридор, подавая мне сумку. — Не заплывай далеко.

— Ну, всё, я пошел, мам, — протянул я.

Плетясь по аллее переодеваться, подумал, что Маше понравится, если она увидит, что я умею следить за собой, как взрослый. Забежал в комнату, быстро переоделся, смочил водой волосы, чтобы они, наконец, причесались, и выбрался с территории лагеря в направлении пляжа.

На часах было шесть часов вечера. Солнце, казалось, вознамерилось спалить всё живое, сущее под ним. Я с ужасом представил, что придется снимать обувь и ходить по раскалённым твёрдым камням, пусть даже недалеко.

На пляже было полно народу. Я внимательно вглядывался в лица и в другие места загорающих, слоняющихся по пляжу и в изобилии купающихся граждан. Солнечные зайчики от воды слепили глаза. Я повернулся к бетонной ограде и посмотрел в сторону стоянки в надежде отыскать знакомый белый «универсал». Машины стояли очень плотно, а непоместившиеся на стоянке, растянулись вереницей вдоль обочины далеко в обе стороны дороги. Но «Волги» не было видно. Подошёл поближе к лестнице, и, увидев пару квадратных метров просвета среди тел и полотенец, расположил на них свои вещи. Снова встал, всё ещё не решаясь раздеваться под лучами палящего светила. Я вглядывался в горизонт, пока не начали слезиться глаза. Крепко зажмурившись, я всё равно не мог избавиться от красных кругов, дожидаясь, пока под закрытыми веками немного стемнеет.

— А теперь ты похож на аэродромный локатор. Он так же вращается на триста шестьдесят градусов, как твоя голова. — Машин голос откуда-то из-за моей спины звучал весело и задорно.

— Машка, привет! — воскликнул я радостно и, развернувшись вокруг своей оси на её голос, открыл глаза. Среди красных кругов и звёздочек я увидел знакомую стройную фигурку в облегающих джинсах Levi’s, ослепительно белой футболке и белых кроссовках с зигзагом Nike.

Она смотрела мне прямо в глаза, и улыбка играла на её губах. Блестящие каштановые волосы были заплетены в косичку — «колосок», доходящую ей до середины спины, подчеркивая гордую осанку. Девушка протягивала мне стаканчик «пломбира».

— Я попал в сказку, где исполняются желания? — спросил я, с трудом оторвав взгляд от прохладного лакомства.

— Конечно. Приятно познакомиться! Я — фея!

Маша, хитро взглянув на меня, откусила кусочек мороженного из своего стаканчика.

— Спасибо, фея!

Я всё ещё не мог прийти в себя от неожиданности. Мы некоторое время стояли, глядя друг на друга и, еле сдерживая смех, поедали мороженное.

— Ты здесь хочешь остановиться? Пошли к нам. Мы с мамой во-о-он там возле дамбы шезлонги заняли. Тебе, кстати, тоже. — Сказала, наконец, девушка деловым тоном.

И пошла вперёд, уверенно лавируя между телами загорающих граждан. Я невольно залюбовался её стройной, элегантной фигуркой. Мы остановились на мелкой гальке метрах в пяти от бетонного волнореза, далеко уходящего в море. Три шезлонга стояли в ряд почти у кромки тихо плещущейся воды. Женщина в солнцезащитных очках, соломенной шляпе и тёмно-зелёном купальнике, сидевшая на одном из них, читала журнал «Наука и жизнь». Она оторвалась от чтения и, сняв очки, приветливо посмотрела на меня из-под широких полей своей шляпы. Её улыбка и выразительные черты лица, как будто, были фотографией Маши в будущем, лет через двадцать.

— Мам, познакомься, это Владислав. Он живёт в нашем городе. А сейчас мы купаться будем.

— Здравствуй, Владислав! — голос женщины звучал негромко, но ясно слышался каждый звук. — Рада с тобой познакомиться. Меня зовут Анна Петровна.

— Очень приятно, Анна Петровна!

Я вежливо улыбнулся, попытавшись незаметно сдуть капельки пота со лба. Женщина жестом пригласила меня расположиться на свободном шезлонге. Незамедлительно воспользовавшись предложением, заметил, как Маша, одновременно со мной в точности повторила моё движение, растянувшись на спине и, зажмурившись, растянула плотно сжатые губы в улыбке.

— Ну что, дети, как насчёт…, по стаканчику лимонада? — Анна Петровна достала бутылку Дюшеса и два картонных стаканчика.

— Спасибо! — откликнулись мы хором, одновременно взяв угощение.

Прохладный напиток привел меня в чувство, и я начал думать, как будет правильно: их обеих пригласить купаться, или только к Маше обратиться.

— Чего в одежде паритесь! Марш купаться! — мама шутливо хлопнула дочку пониже спины, тем самым разрешив дилемму. Мы незамедлительно выполнили «приказание», как будто только этого и ждали. Маша моментально сняла майку, джинсы, кроссовки, оказавшись в ярко-синем купальнике, и стянула с ноги протез. Он был похож на высокий сапожок телесного цвета, который фиксировался широкими ремнями к бедру выше колена. На розоватой коже раненой ноги от них остались следы. У меня снова защемило сердце от жалости к ней. Но теперь я по-другому воспринимал особенность Маши. Я уважал её, как мужественного человека и хотел помочь ей быть самой собой. Подруга подняла голову и убрала с лица прядь волос.

— Ну что, готова? Пойдем в воду. — Я встал, протянув руку Маше, помогая ей встать. Она опиралась на моё плечо, осторожно прыгая по камням к воде, а когда мы зашли по пояс в море, вдруг обхватила мою шею руками и запрыгнула мне на руки. Её лицо со смеющимися зелёными глазами оказалось очень близко к моему. Я чуть не упал от неожиданности, еле успев напрячь мышцы рук, но вода помогла удержать дополнительную нагрузку. Я сделал несколько шагов, поскользнулся о заросший тиной камень, и мы вместе рухнули в воду, разбрасывая тучи брызг и смеясь.

— А ты сильный! — с восхищением крикнула Маша, вытирая лицо. — Теперь я знаю, внешность обманчива.

Я в этот момент погрузился с головой под воду и не услышал части сделанного мне комплимента. Вынырнув, я жестом позвал подругу за собой и поплыл в открытое море. На глубине вода стала ощутимо прохладнее. Шли волны, которые подхватывали нас и качали вверх и вниз. Маша быстро меня обогнала и через несколько минут уже плавала вокруг буйка. Я, пыхтя и отплевываясь от морской воды, медленно приближался к ней.

— Давай сегодня в Турцию не поплывем, — сказала девушка, глядя на меня сквозь пряди слипшихся волос, прикрывших её левый глаз. — А то к ужину не успеем вернуться. Я смотрела по карте, до турецкого города Синоп отсюда всего километров триста напрямую через море.

— А я, когда был с мамой в Сухуми, взбирался на гору Ахун и со смотровой площадки пытался увидеть турецкий берег. Экскурсовод говорил, что в ясную погоду это возможно, — вставил я, все еще не выровняв дыхание после заплыва.

— Я мечтаю, стать журналисткой, — неожиданно сказала Маша, глядя вдаль. — Может быть, фотожурналисткой, делать фоторепортажи для журналов и объездить весь мир! Хотела бы узнать больше о каждом месте, где побываю. Только заглянув в каждый уголок Земли, можно постичь мудрость Природы! А ты, о чём мечтаешь, Влад? Кем хочешь стать?

Я удивился, насколько оказались близки к истине мои догадки.