16+
Острова летающих кораблей

Бесплатный фрагмент - Острова летающих кораблей

Объем: 106 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

От автора

Десять лет назад я отправилась в большое этнографическое путешествие по маршруту Австралия — Восточный Тимор — Индонезия — Малайзия — Непал, в каждой стране жила от трех месяцев до года. Темой моей дипломной работы на факультете психологии МГУ была «Адаптация к инокультурному окружению» — можно сказать, что я поехала отрабатывать диплом на практике.

В пути я написала «Путешествия без турагентств. Как посмотреть мир, сэкономить деньги и вернуться невредимым», книга вышла в издательстве Питер в 2011 году. Вела блог tasmania_gal в жж. И сотрудничала с журналом «Восточная коллекция» Российской государственной библиотеки — в нем были опубликованы статьи о культурных и религиозных традициях малых народов Юго-Восточной Азии.

Эти статьи, проиллюстрированные авторскими фотографиями, вошли в книгу «Острова летающих кораблей».

Про остров Сумбу, тень от небесных кораблей, каменные саркофаги и восемь пар марапу

Девяностодвухлетний Умбу Дату Хиани из традиционной деревни Пасунга индонезийского острова Сумба сказал, что раньше люди в его деревне жили по сто двадцать пять лет. Когда им исполнялось сто, у них вырастали рога.

«Спросите, большие ли?» — попросила я переводчика. Дедушка уточнил, что нет, маленькие, размером с палец. Посмотрел на меня и добавил, что если бы он питался лучше, пил молоко, к примеру, это бы добавило ему сил, и он гарантированно до ста лет дожил. Чему пятьдесят тысяч рупий вполне поспособствуют.

Чуть раньше дедушка на правах бывшего главы деревни присвоил себе десять тысяч — плату за посещение деревни. Сунул в карман и пояснил, что в книге посещений можно не расписываться.

Я сказала, что в России мужчины, которые хотят жить долго, в преклонном возрасте находят себе молодую жену. Дедушка Умбу заулыбался и ответил: «Ну ее, жену, чего с ней делать? Вот рога — это я понимаю». А я сказала: «Держите тогда двадцатку и надеюсь увидеть вас снова».

Умбу Дату Хиани с детьми.

Сумба — засушливый маленький островок, всего двести километров в длину. Политически часть Индонезии, географически находится на юге Малайского архипелага и входит в состав Малых Зондских островов, вместе с более известными соседями — Бали, Ломбок, Флорес. Сюда можно на самолете долететь или на пароме доплыть; немногочисленные туристы пересекают остров на машине, ночуют в одной из гостиниц в Вайкабубаке, фотографируют высокие соломенные крыши традиционных деревень и мегалиты и возвращаются на Бали к привычному пляжному отдыху.

Мегалит в деревне Вайтабар.

Сумба — один из малоизученных индонезийских островов. Можно почитать статьи и научные работы иностранных антропологов, написанные во второй половине прошлого века. Можно с деревенскими жителями поболтать. Можно навестить Дэвида Уилли, австралийца, осевшего на Сумбе тридцать лет назад и по праву считающегося знатоком сумбской культуры и традиций. Но у каждого будет свой собственный рассказ об острове в одиннадцать тысяч квадратных километров, своё представление о том, что было, а чего не было, свой взгляд на религию и культуру и свои истории. Истории, если слушать внимательно, можно услышать.


Что было, то было

Первое упоминание острова Сумба в письменных источниках восходит к творению «Негаракретагама» — хвалебной песне, созданной в XIV веке и прославляющей четвёртого правителя яванской империи Маджапахит. Жители острова, разделённого на несколько владений, вели активную торговлю сандаловым деревом и домашним скотом и, подобно жителям других островов, платили императору Маджапахита дань.

Мегалит в деревне Галубакул (фрагмент).

В XVI веке на Сумбе появились чужеземцы; сюда заходили испанские китайские, португальские, английские и арабские корабли. Туземцы обменивали сандаловое дерево на металлические монеты, ножи, копья, ткани, бусины, золото и керамику. Судя по всему, работорговля также имела место; спрос на рабов и появление оружия привели к учащению местечковых войн и породили традицию строить деревни на вершинах холмов: к таким деревням просто так не подступиться.

В 1750 году Нидерландская Ост-Индская компания направила официальных представителей на Сумбу для заключения эксклюзивного договора на торговлю. Голландцы открыли на Сумбе представительство, но интерес их к острову был неустойчивым до XIX века. В 1841 году была налажена торговля скотом между Сумбой и Явой, а в 1845 отношения голландцев с сумбскими раджами переросли в своеобразную форму контроля над островом. Раджи назначались с согласия представителей Ост-Индской компании, им предоставляли штат сотрудников и торжественно вручали серебряное головное украшение. Есть упоминания о присутствии на Сумбе христианских миссионеров. В 1866 году католическая миссия открыла школу для детей из знатных сумбских семей в деревне Лаура.

В 1908 году голландцы установили над островом полный административный контроль, просуществовавший до 1942 года. В 1942 — 1945 годах здесь хозяйничали японцы. В 1950 году Сумба вошла в состав независимой Индонезии, став частью провинции Нуса Тенггара Тимур, столица которой, Купанг, находится в Западном Тиморе.

Земледелие и животноводство — к этому сводится обычно описание экономики Сумбы. Рис, маис, домашний скот. Холмы, пастбища, трава, выжженная солнцем. Деревенские жители. Городские жители. Пост полиции на развязке дорог. Едальня с наси горенг — жареным рисом. Все было бы очень скучно. Все было бы как у других. Если бы не одно но. Если бы не Марапу.


Что такое, кто такой

Давным-давно у Небесного отца и Небесной матери родилось восемь пар детей. Дети подросли, и родители отправили их на землю. Дорога до земли была долгой. Перемещаясь с одной небесной сферы на другую, дети учились уму-разуму, постигали, как мир устроен и как в нём жить, разрабатывали правила жизни и ритуалы. Дошли до земли, хотели вниз спрыгнуть — а там вода. Пришлось обратиться за помощью к главному богу. Главный бог создал камни и землю, из них дети построили острова и по деревянным лестницам спустились вниз. Двигаясь с острова на остров, дошли до Сумбы, осели там и стали основателями восьми кланов, потомки которых живут здесь до сих пор.

Умбу Сулунг позирует на фоне мегалита в деревне Галубакул.

Это одна из версий происхождения сумбанцев. О чём бы ни говорили другие версии, везде фигурирует слово Марапу (Мерапу), которое в прямом переводе означает «Великий отец-создатель», но содержание термина этим не исчерпывается.

Марапу — ключевое понятие в анимистической религии жителей Сумбы. Это и Мар Апу — прародитель, создатель всего живого и условие продолжение жизни на земле. И Марапу Малури — те восемь пар мужчин и женщин, которые породили род человеческий. И Прай Марапу — место обитания душ предков, сумбанский рай. И собирательное название для всех божеств, душ, духов и прочих сущностей, населяющих Вселенную и оказывающих непосредственное влияние на жизнь людскую. Марапу являются основанием жизни и составляют её невидимую атмосферу, в которой люди рождаются и умирают, просыпаются и ложатся спать, работают на полях и отдыхают, влюбляются, женятся, воспитывают детей, передавая из поколения в поколение нехитрые правила человеческого поведения для жизни в гармонии с тем, что учёные мужи называют природой.


Где живут Марапу

Если посетить несколько традиционных деревень, независимо от того, находятся они на холме или на ровном месте, можно убедиться, что расположение домов и прочих построек там и там одинаковое. Дома стоят в два ряда напротив друг друга, между ними широкий проход. В нем расположены мегалиты — захоронения предков, дерево черепов, на которое раньше вешали трофеи после удачной охоты за головами, деревенский алтарь — каменный столб, украшенный резьбой, и плоский камень — место для временного алтаря, предназначенного для ритуалов, связанных с сельскохозяйственными работами.

Каждый дом (ума) представляет собой жилище для большой семьи, в свою очередь входящей в клан. В доме могут жить три поколения. Бабушка и дедушка, отец и мать, дети. Дом передаётся по наследству старшему сыну, другие сыновья должны строить свои дома. Дочери после замужества переезжают в дом мужа. Дома большие; высокая соломенная крыша с «рогами» на верхушке (так вот про какие рога говорил Умбу Дату Хиани!), четыре несущих столба, домашний алтарь, очаг и веранда у входа — обязательные элементы.

Девочки играют в мяч в деревне Вайтабар.

Высокая соломенная крыша привлекает внимание каждого посетителя деревни. Ответов на вопрос, почему крыша именно такая, несколько. Первое и самое распространённое объяснение — под крышей живут своей жизнью, духи предков, по соседству с потомками. Они входят через стыки рядом с «рогами» на самой верхушке. Второе — дом строят, начиная со священного столба-основы, он высокий и резной, а ближе к его верхушке устраивают полочку по окружности столба, там и духи могут сидеть, и хранятся священные реликвии, передаваемые по наследству. Третье и четвертое объяснения — бытовые. Крутые высокие крыши увеличивают объём помещения, чтобы было больше воздуха. Если крыша будет плоской, то в сезон дождей она будет быстрее промокать и портиться.

Тема крыш отражена в одной интересной легенде. Некоторые жители деревни верят, что традиционные дома сумбанцев это тень от небесных кораблей, на которых их предки давным-давно приплыли на Сумбу и дали жизнь последующим поколениям. Эта легенда, вернее, упоминание о тени, согласуется с представлением сумбанцев о том, из каких элементов состоит тело человека и весь окружающий мир.


Тау, дева и маво

Тау — тело, дева — дух, сущность невидимая, маво — в буквальном переводе тень. Тау — физическое тело человека — помимо анатомических составляющих обладает дева и маво. Дева — то, что делает человека принадлежащим социуму. Дева заставляет человека совершать поступки и, прежде всего, ассоциируется с его именем, оно может частично направлять и развивать дева. Маво — это отражение в воде людей, животных и растений или тень, которую они отбрасывают при солнечном свете. Маво — также дыхание, которым обладают всё живое, и запах. Когда люди умирают естественной смертью, маво отвечает за разложение тела, чтобы жидкость из него впиталась в землю, соединилась с подземными ручьями и тем самым дала начало жизни новой. Поскольку маво обладают культурные растения и домашние животные, это делает возможным использование их в жертвоприношениях — с той же целью кровь проливают на землю, она соединяется с другими плодотворными соками, и круговорот жизни продолжается. Тем самым, маво является частью более глобальных космических процессов и проявляет себя через явления природы: облака, ветер, дождь.

Когда человек рождается, он обладает маво и неразвитым дева. Поэтому детей не считают полноценными людьми до тех пор, пока не проведена церемония наречения именем. Ребёнок получает имя одного из предков, обычно отстоящего от него через поколение, и вместе с именем часть его дева. Всё вместе, а также социальный статус при рождении определяют судьбу ребёнка и его положение в обществе. Надо заметить, что ребёнок не становится идентичным предку, а лишь наследует вместе с именем отдельные составляющие его судьбы, которые проявятся позже.

Мегалит в деревне Вайтабар (фрагмент).

Развивается дева в процессе взросления, а для повышения значимости имени (нгара) существуют социальные методы — они же знаки отличия. Для мужчин в прежние времена — это удачная охота за головами и набеги за домашним скотом. В наше время — организация и спонсорство коллективных праздников, строительства алтарей или нового дома. Для женщин — рождение здоровых детей, но при условии, что со значимостью имени у её мужа все в порядке. Женщина также отвечает за передачу маво в семью её мужа, когда она выходит замуж и переезжает в его дом. Считается, что женщина обладает способностью склеивать маво и дева друг с другом, т.е. обеспечивать непрерывность жизни на земле, причём это касается не только рождённых ею детей, но и всего «дома» её мужа в глобальном плане.

Маво — ничто без дева, дева невозможно без маво. Более того, повышение значимости дева зависит от взаимоотношений дева живущих и дева предков. Когда человек умирает естественной смертью, его маво уходит в землю, а дева возвращается в виде духа в дом и поселяется под крышей, оставаясь частью семьи и невидимым помощником в будущих делах. Если человек умирает насильственной смертью или погибает в результате несчастного случая, требуется церемония очищения Пого Наута, иначе его неприкаянный дух причинит много бед как семье покойного, так и жителям деревни.


Бесконечная жизнь

В языке жителей восточной Сумбы нет слова, обозначающего абстрактное понятие «время». Слово рехи обозначает определённый временной промежуток, а слово манггава — неопределённый. Есть слова, обозначающие день, ночь, количество дней или продолжительность события, то есть явления конкретные. Жизнь обычного субанца размеренно течёт день за днем, от восхода до заката, от одного лунного месяца до другого, от периода засухи к дождям, от церемонии посадки риса до празднеств, связанных со сбором урожая.

Чтобы понять отличие сумбанца от жителя европейского государства, достаточно обратиться к словам, обозначающим отрезки времени в течение суток. То, что для нас 5.30 — 6.00, для них несколько определённых этапов: «рассвет», «светлеет горизонт», «можно различить линии на ладонях», «солнце встает над горизонтом». Полдень — «солнце прямо над головой». 17.00 — «старую кокосовую пальму освещают солнечные лучи». 20.00 — «стук посудин с рисом», 20.30 — «ужинают простолюдины», 21.00 — «ужинает знать», 22.00 — «собаки и свиньи уснули». И только полночь так и называется — «полночь».

Ноябрь-декабрь — время Плеяд; декабрь-январь — время, когда «уходит гнездовать» Антарес; январь-февраль — время буйных ветров. Календарь опирается на конкретные наблюдения за явлениями природы. Сумбанцы не склонны философствовать, да и нет у них для того нужды. Время делится на отрезки согласно человеческой активности в эти периоды, более длительные промежутки времени также привязаны ней, поэтому сумбанец склонен просто жить в каждый конкретный момент времени, чем думать о прошлом и о будущем.

Традиционный дом в деревне Праилиу.

Впрочем, о будущем он задумывается, но не о близком будущем, присутствующим в планах европейцев, а о той жизни, что наступит после смерти в жизни этой. Жизнь и смерть в миропонимании сумбанцев сменяют друг друга, и череда эта бесконечна. Примеров тому много и в природе (день-ночь-день), и в быту («сытый» сезон — «голодный» сезон — снова «сытый» сезон). Ребенок привыкает к этой цикличности, социализируясь в мире взрослых, усваивает её как необходимость правильно завершить очередной этап, будь то световой день или жизненный путь в целом, чтобы за этим этапом гарантированно наступил следующий.


Правильные похороны

Когда я приехала в традиционную деревню Праилиу, что на востоке острова Сумба, её жители были заняты подготовкой церемонии похорон раджи Умбу Джака, одного из влиятельных и уважаемых людей на Сумбе. Я попала на церемонию похорон случайно, а, увидев фотографию Умбу Джака, расстроилась. Полгода назад я купила книгу про традиции ручного ткачества в Индонезии и увидела в ней его портрет в традиционной сумбанской одежде. Я ту фотографию запомнила. И вот — похороны. Раджа умер в год назад, но хоронили его лишь сейчас — понадобилось время на сбор средств и организацию церемонии похорон.

Чем выше статус покойного — а классов в сумбском обществе три: знать, свободные простолюдины и бывшие рабы — тем пышнее церемония. Тело знатного человека может дожидаться захоронения несколько лет, пока не будет построен, также с выполнением необходимых религиозных ритуалов, для него каменный саркофаг, украшенный резьбой или скульптурной композицией. Саркофаги возводят в честь тех, чьи заслуги перед кланом или семьёй исключительно велики. В самых древних саркофагах в центре деревни лежат основатели клана, других старейшин также хоронят с почестями.

Мегалит в деревне Праилиу (фрагмент).

Сооружение саркофага занимает не день и не два и проводится в соответствии с церемониальными правилами Тарик Бату. Каменную плиту нужно вырубить из известняка. Её размеры достигают 6 м в длину, 4 м в ширину и 50 см в толщину. Затем плиту тащат волоком в деревню, сопровождая этот процесс ритуальным песнопением. Сперва к плите обращаются как к молодой невесте, которой предстоит долгий путь в деревню ее будущего мужа. Затем проводят аналогию с кораблём, в котором покойному предстоит отправиться в долгий путь в загробный мир; при этом организатор работ растягивает ритуальную ткань, олицетворяющую парус, и люди, издав крик радости, налегают на плиту. А на подходе к деревне плита превращается в храброго воина-победителя: ведь притащить её в деревню — непростое дело. По дороге нужно поднести дары и тем, кому принадлежит камень, и тем, по чьей земле проходит путь. Состав и количество утверждены очень давно. Обычно дают свинью, реже деньги. Дополнительно оплачивают питание «бурлаков». Утверждают, что в церемонии Тарик Бату участвуют по нескольку тысяч мужчин, но факт спорный, хотя бы потому, что система натурального хозяйства не позволяет регулярно отрывать от сельскохозяйственных работ столько народу.

Гораздо больше людей присутствует на похоронах знатного человека. И гораздо больше средств требуется. В 1971 году в одном из самых больших саркофагов хоронили деда Умбу Салунга, жителя деревни Галубакул. По его словам, за три месяца было принесено в жертву около тысячи животных. Факт жертвоприношения связан с понятиями дева и маво Чем выше социальный статус человека, чем больше его дева, тем больше маво он «отдает», уходя из жизни — видимо, чтобы природа нашла силы для создания в семье потомка такой же силы, в котором, может быть, и воплотится часть души умершего.

Многие возводят для себя саркофаг при жизни, лично руководя строительством. Есть мнение, что, если человек был не состоянии сопроводить плиту на место будущего саркофага, его ждут сложности в загробной жизни. Но это не так важно, более важно то, что на «правильные похороны» имеет право только умерший естественной смертью.

Церемония прощания с раджой походила на церемонии похорон, которые мне доводилось наблюдать на других индонезийских островах. Группами приходили люди. Мужчины садились перед домом, им предлагали бетель. Женщины проходили в дом и плакали у гроба. Приносили дары: ткани, украшения, ритуальные предметы, животных. Менеджеры-распорядители следили за порядком, ведь на похороны, по разным данным, собрались от одной до трёх тысяч гостей. Все были одеты в традиционную одежду, по её качеству и узорам можно было определить происхождение человека и его социальный статус.

Мужчины в традиционной одежде.

Ответственные за ритуальные песнопения — уважаемые на Сумбе люди — вели лулук: один скороговоркой проговаривал текст, смысл которого — высказать уважение к покойному и поблагодарить гостей за то, что пришли, другой после каждой части текста громко кричал «Малло!», что означало «Так и есть».

По обеим сторонам гроба сидели слуги. Справа двое мужчин, слева — две женщины. Так они провели целый месяц. В прежние времена их бы похоронили вместе с раджой, а сейчас они лишь притворятся мёртвыми (одна женщина потеряет сознание), их вынесут из дома на руках, и положат на землю рядом с саркофагом. Также в помещении находился крупный петух, украшенный бусинами, — символ раджи. Его подкармливали, но в жертву, конечно же, не принесли.

Женщины в традиционной одежде.

Ближе ко времени захоронения толпа заметно увеличилась в размерах. Полиция оцепила территорию вокруг саркофага, дав возможность иностранным журналистам снимать. Группа мужчин с жёлтыми ленточками на груди готовилась приносить в жертву буйволов (и не только). Группе мужчин с красными ленточками на груди предстояло выносить гроб. Перед входом в дом появилась лошадь — также символ властителя. Её поведут во главе процессии, вслед за портретом раджи.

Начало церемонии похорон. Из дома выносят слуг,
их как будто похоронят вместе с раджой.

Здесь можно сделать небольшое отступление, чтобы рассказать о необычной форме мужских саронгов. Если на других островах они напоминают женскую юбку, то на Сумбе ткань для саронга (хингги) ткут в виде длинного шарфа. Саронг носят поверх шорт, обвязывая бедра и завязывая узлом спереди так, что получается длинный хвост. Садясь на лошадь, мужчины продевают длинный конец ткани между ног и закрепляют сзади.

Окончание церемонии похорон. Гроб с телом раджи
три раза пронесут вокруг саркофага.

Четверо мужчин вынесла гроб и трижды обошли саркофаг. Сделав последний круг, мужчины опустили гроб в могилу, стены которой были задрапированы тканями с традиционным для деревни узором. Обстановка нагнеталась, многие плакали, толпа подступала все ближе, в воздухе возник круговорот из смятенных чувств, скорби, суматохи и чрезвычайной ответственности за происходящее. В этом круговороте меня вдруг посетило очень необычное ощущение. Рядом с могилой лежали слуги, а я почувствовала, что принести их в жертву было бы… «Правильно» — не подходящее слово. Но воображение рисовало картину, что их похоронят вместе с раджой. А заодно и пару журналистов, чтобы те вели хронику его загробной жизни. Появилось отчетливое понимание, что похоронные обряды, дожившие до наших дней, не были прописаны логикой, а появились как выражение коллективного бессознательного, отягощенного печальными эмоциями и чувством долга по отношению к религиозным правилам — то ли придуманным людьми, то ли действительно завещанным им неизвестными предками.

Опечаленные люди у саркофага.

Заключительный этап похорон. Тяжёлые бетонные плиты нужно переместить, чтобы закрыть могилу. Решают, кто с какой стороны подойдет, за какой канат будет тащить. Плита поддалась с третьего раза усилиям двадцати человек. И вот тело Умбу Джака уже надёжно замуровано в каменном саркофаге, а на плите лежат лепестки цветов. Жители деревни Праилиу пошли ужинать, и гости отправились домой. Завтра будет новый день в череде дней и ночей, за ним ещё один и ещё. Дань уважения покойному отдана, похороны уже в прошлом, можно сосредоточиться на делах бытовых, составляющих бесконечный круг ежедневных забот.

Поездка на остров Сумба на неделю — это очень мало. Остров требует большего внимания, ведь здесь до сих пор живы отголоски древней культуры и живы люди, способные о ней рассказать. За столь короткое время можно лишь прикоснуться к мироустройству, столь отличному от нашего. Выделить самое необычное и попытаться соотнести его с давно утраченным в западной культуре, одновременно ветреной и рассудительной, философской, но жестко структурированной, ставящих в главу глав иные вещи и опирающиеся на иные идеалы. Может оказаться, что на острове Сумба мы сможем обратиться к древнему знанию, которое ведёт своё начало из времени, когда мир был одинаков для всех. Когда богов называли Луна и Солнце. Когда рядом с живущими жили давно умершие. Когда человек точно знал, что жизнь его на этой земле представляет лишь короткий отрезок удивительного путешествия по Вселенной на небесных кораблях, что давным-давно и принесли людей на бренную землю.

Опубликовано в журнале
«Восточная коллекция», 2011

Рита да Круш из Дили, хозяйка своей судьбы

Рита да Круш живет в Дили, столице Восточного Тимора. Её полное имя Рита да Силва Нуньеш да Круш, поскольку её отец — португалец. Восточная часть острова Тимор раньше принадлежала Португалии; португальцы брали в жёны местных, поэтому родившиеся в браке дети получали длинную отцовскую фамилию.

Рита да Круш с дочерью.

Родители Риты поженились, когда матери было пятнадцать, а отцу тридцать пять. Мать работала акушеркой, отец служил в португальской армии. Семья жила в Мальяне, что в трёх часах езды от Дили. Всего в семье было шестеро детей — три брата и три сестры. Рита — вторая.

Рита говорит, что ей двадцать семь лет, хотя по паспорту тридцать два. По её словам, это ошибка, при оформлении паспорта написали неправильно. Может быть, и так. А может быть, это просто часть той истории, которую она рассказала, — про себя, про семью, про женскую долю, про Восточный Тимор.

Стрит-арт в Дили.

В Интернете информации о Восточном Тиморе мало, и туристы редко посещают эту страну. Здесь жарко, дорого и нестабильно. Жарко, потому что тропики. Дорого, потому что в магазинах пусто, а официальная валюта — американский доллар. Нестабильно, потому что государство ещё неустоявшееся, с тяжёлым наследием. В 1975 году была провозглашена независимость Восточного Тимора от Португалии (с последующей индонезийской оккупацией и жестоким подавлением освободительного движения); в 1998 году на референдуме жители Восточного Тимора высказались за самоопределение (последовал ввод международного миротворческого контингента из-за новых вспышек насилия); и лишь в 2002 году страна официально обрела независимость от Индонезии (но беспорядки продолжались ещё несколько лет, поэтому ООН снова направила сюда корпус миротворцев, в котором были, в основном, военнослужащие из Австралии). Рассчитывая в будущем на совместный нефтяной бизнес с Восточным Тимором, соседняя Австралия больше других стран поддерживает молодое государство, живущее, главным образом, за счёт гуманитарной помощи.

Искусство плаката «За демократию! За Тимор-Лесте!»

Рита да Круш вышла замуж за австралийца. Замужество недолгим оказалось, но в остальном Рита — хозяйка своей судьбы. Она вообще женщина для этих мест нетипичная — успешная, финансово независимая и современная. Образование получила, за границей побывала (для этого и паспорт) и за иностранца замуж вышла. В отличие от подавляющего большинства тиморских женщин, она работает — менеджером отеля и продавцом в системе сетевого маркетинга.

После смерти старшего брата она стала основной наследницей семейного имущества. В Мальяне у неё три рисовых поля, где работает младший брат с женой. Рита продаёт рис, обеспечивая себя и родственников. Так положено: старший ребёнок, унаследовав то, что родители накопили, обязан заботиться о других.

История с наследством, правда, тоже не совсем обычно складывается. У тетумов и у других народностей, составляющих коренное население Восточного Тимора, схема наследования всегда была иной. Старший сын считался первым наследником, ему переходил «главный дом», две трети скота, сад и треть огорода. Младшему доставались религиозные святыни и дом отца для проведения религиозных обрядов. Остальное делилось между другими сыновьями. Если сыновей не было, имущество переходило к брату отца или сыну сестры.

Кухонная утварь, мелочь из личного обихода и другое имущество матери доставались старшей дочери. Младшие же дочери не получали ничего и могли надеяться лишь на удачное замужество. Браки заключались между родственниками — так называемый «брак первой кузины» (имущество гарантированно остаётся в семье) или «брак второй кузины» (лучше для потомства). Родись Рита в традиционной семье, она бы вышла замуж за сына сестры своего отца (если повезёт, за старшего). По этой же схеме нашли бы пару для остальных братьев и сестер: детей в семьях всегда было много, мужей и жён хватало на всех. Выдумала Рита про рисовые поля или нет, принадлежат они ей или тому брату, что с семьёй на них работает, для нашей истории не так важно.

Жители Дили, Восточный Тимор.

В прошлом году Рита купила за восемьсот долларов (невозможную сумму для подавляющего большинства местных жителей) дом у друга отца, вернее — часть длинного одноэтажного помещения, поделённого на квартиры. Там живет Ритина сестра с мужем и сыном, Ритина дочка и ещё два родственника — студенты университета, которым негде жить и не на что. Рита за всё платит и всех кормит. Сама она обитает в маленькой комнатке при отеле. В комнате розовые стены, потёки от воды на потолке, кондиционер, кровать с хорошим матрасом, шкаф и небольшой стол. Комнату для Риты оборудовал владелец отеля пять лет назад, когда началась очередная политическая заваруха: на улицах стреляли, и вечерами возвращаться домой было небезопасно.

Рита училась в университете на экономическом факультете. Правда, на вопрос о том, что изучала, отвечает уклончиво: «Очень много считать приходилось. Португальский язык учили и маркетинг». Дипломом Рита гордится, но работать по специальности ей вряд ли придётся — только если магазин откроет, как запланировала. Но какая в местной торговле экономика? Магазин — это деревянная хибарка под крышей из рифлёного железа, в ассортименте питьевая вода, лапша быстрого приготовления, рыбные консервы, печенье и конфеты. Распродал то, что есть, — закупай новое. Снова распродал — закупай опять. Вот и вся экономика.

На рынке в Дили.

Работать Рита начала до того, как пошла учиться. По счастливому стечению обстоятельств, именно в 2002 году она познакомилась с австралийцем, владельцем отеля для бэкпекеров, и стала менеджером отеля — пять часов в день, сто долларов в месяц. Хватало и на жизнь, и чтобы половину заработка откладывать. Позже стала получать не только зарплату, но и половину прибыли от бара. Про иные доходы она умалчивает.

Отельный бизнес ждало тяжелое испытание на прочность: владелец неожиданно умер. Несмотря на то, что отель находится в доме, арендованном у родственника Риты, на него нашлось много охотников. Звонили иностранцы-бизнесмены с предложениями помощи, граничащими с угрозами. Средь бела дня требовали аудиенции невзрачные мужчины с наглыми глазами и пистолетами, выглядывающими из-под пиджака. Рита боялась, плакала, но не сдавалась. Она приказала срубить все деревья по периметру вокруг отеля, а на крышу посадила двух бойцов — тоже родственников. Бойцы, правда, большей частью спали или смотрели телевизор в холле, но Рита отель с баром отстояла. Переселилась в одну из комнат с кухней и по праву стала считать себя маленькой хозяйкой большого дома.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.